Болезни Военный билет Призыв
Развернуть
Главная ›

Непобедимую армаду одолел. Испанская армада. Гибель Непобедимой армады: Что случилось на самом деле

8 августа 1588 г. в ходе Англо-испанской войны (1586-1589 гг.) британский флот нанес сильный удар испанской «Непобедимой армаде» (первоначально её называли «La felicissima Armada» - «Счастливая армада»). Это событие стало самым знаменитым эпизодом этой войны.

Поводом к войне стало вмешательство англичан в конфликт Нидерландов с Испанией и нападения английских морских разбойников на испанские владения и корабли, в результате этого англо-испанские отношения обострились до предела. Кроме того, испанский владыка Филипп II, ещё будучи наследником престола, в 1554 г. женился на британской королеве Марии Кровавой, когда Мария умерла, он пожелал жениться на её преемнице Елизавете, однако последняя искусно отклонила это притязание.



Филипп II.

Испания – сверхдержава того времени

Испания в тот период была настоящей сверхдержавой, она обладала огромной колониальной империей, большим флотом и мощной, хорошо обученной армией. Испанская пехота в то время считалась лучшей в христианском мире. Испанский флот был более многочисленным и лучше оснащенным, чем военно-морские силы других европейских стран. Помимо власти над Испанией король Филипп обладал коронами Неаполя и Сицилии; он также был герцогом Милана, Франш-Конте (Бургундии) и Нидерландов. В Африке Испании принадлежали Тунис, часть Алжира и Канарские острова. В Азии испанцам принадлежали я Филиппинские и некоторые другие острова. Испанская корона обладала самыми богатыми землями Нового Света. Территории Перу, Мексики, Новой Испании и Чили с их огромными запасами природных ресурсов (в том числе драгоценных металлов), Центральная Америка, Куба и множество других островов в Карибском бассейне были владениями испанского владыки.

Филипп II, конечно, испытал чувство досады и унижения, когда узнал о мятеже против своей власти в богатом владении испанской короны - Нидерландах. Испанская армия смогла вернуть под контроль испанского трона Южные Нидерланды (Бельгию), но Северные провинции Нидерландов (Голландия) при поддержке англичан продолжали вооруженную борьбу против испанского владычества.

Однако тот ущерб, который испанская держава потерпела, утратив Нидерланды, был с лихвой компенсирован приобретением Португалии, которая была подчинена в 1581 году. При этом испанская корона получила не только это старинное королевство, но и её огромные колониальные владения, все плоды походов португальских мореплавателей. Испания получила контроль за всеми португальскими колониями в Америке, Африке, Индии и Ост-Индии. Испания Филиппа II стала настоящей мировой империей. Блестящая победа при Лепанто (7 октября 1571 года), где испанский флот в союзе с другими членами Священной лиги разгромил турецкий флот, принесла испанским морякам заслуженную славу и уважение во всем христианском мире. Мощь Испанской империи казалась непоколебимой.

Но слава и богатства Испании раздражали Англию, на которую поставило «закулисье» того времени. По ряду причин закулисные структуры сделали ставку на протестантизм и Англию. Католичество и её представитель – Испания, не подходили для строительства «Нового мирового порядка». Его основой должна была стать будущая Британская империя. Поэтому Англия старалась найти слабые места Испании и нанести решающий удар, чтобы сокрушить её мощь и перехватить лидерство в мире. Англичане поддержали мятежные Нидерланды, предоставив им финансовую и военную помощь. Английские «морские волки» нападали на испанские владения и корабли, бросая вызов Испанской империи. Англичане вели информационную войну против Испании и испанского короля, нанося ему личные оскорбления. Представления о «плохих испанцах» и «благородных пиратах», которые бросали вызов «тирании» Испании, начали складываться именно в ту эпоху.

В результате Филипп решает «вытащить занозу» и сокрушить Англию. Был еще один фактор, который заставил испанского короля выступить против Англии. Он был по-настоящему религиозным человеком и яростным сторонником искоренения ереси (различных направлений протестантизма) и восстановления во всей Европе господства католичества и власти римского папы. Фактически это была схватка старого «центрального командного пункта» Западной Европы – Рима и нарождающегося нового центра будущего мирового порядка.

Филипп II считал, что его миссия – это окончательное искоренение протестантизма. Контрреформация набирала силу. С протестантизмом было полностью покончено в Италии и Испании. Бельгия была снова приведена к покорности и в вопросах религии, став одним из оплотов католицизма в Европе. Удалось восстановить власть папского престола и в половине германских территорий. Удержалось католичество в Польше. Казалось, что Католическая лига одерживает вверх и во Франции. Рим создал мощный и эффективный инструмент для борьбы с протестантизмом – организацию иезуитов и других религиозных орденов. Рим поддерживал идею похода. Папа Сикст V издал буллу, которая должна была храниться в тайне до дня высадки десанта, в ней он снова предавал анафеме английскую королеву Елизавету, как это уже делали прежде папы Пий V и Григорий XIII, и призывал к ее свержению.

Подготовка к походу

Еще в 1585 г. Испания стала готовить большой флот, который назвали «Непобедимой Армадой» для похода на Англию. «Армада» должна была высадить на Британских островах экспедиционный корпус из состава армии нидерландского наместника Александра Фарнезе. Войска Фарнезе, для того, чтобы подготовить базу на голландском побережье, 5 августа 1587 года осадили и захватили порт Слейс. Но в этом же 1587 году английская эскадра под началом адмирала Френсиса Дрейка совершила рейд на Кадис и уничтожила много судов и складов с военными материалами. Это нападение отсрочило начало похода испанского флота к берегам Англии.

Во Фландрии шла работа по строительству небольших плоскодонных судов, на которых планировали перебросить десантные войска под прикрытием кораблей «Армады» к устью Темзы. Были подготовлены орудийные лафеты, фашины, различное осадное снаряжение, а также материалы, необходимые для наведения переправ, строительства лагерей для десантной армии и возведения деревянных укреплений. Прорыли канал из Сас-ван-Гент в Брюгге и углубили фарватер Иперле от Брюгге до Ньюпорта, чтобы подходящие к побережью корабли не попали под огонь голландского флота или орудий крепости Флиссинген. Из Испании, Италии, Германии, Австрии и Бургундии перебрасывались военные силы и приходили добровольцы, которые желали принять участие в карательной экспедиции. Финансирование операции взяли на себя Испания и Рим. Летом 1587 г. было заключено соглашение, по которому римский папа должен был внести на военные расходы один миллион эскудо. Эти деньги Рим должен был внести после того, как испанцы овладеют первым же английским портом.

Фарнезе знал, что имевшиеся в распоряжении испанских властей гавани Дюнкерка, Ньюпорта и Слейса слишком мелководны, чтобы в них могли войти большие корабли и предложил перед отправкой экспедиции захватить более удобный для базирования флота Флиссинген. Но испанский король торопился и не принял это разумное предложение.


28 мая 1588 года. Еще несколько минут - и корабли Армады под колокольный звон покинут лиссабонский порт.

Поход и его итоги

20 мая 1588 года испанский флот в составе шести эскадр («Португалия», «Кастилия», «Бискайя», «Гипускоа», «Андалусия» и «Левант») вышла в море из устья реки Тахо. Всего в «Армаде было 75 военных и 57 транспортных судов с 2431 орудием, на борту которых находилось 8 тыс. матросов, 2 тыс. невольников-гребцов, 19 тыс. солдат, 1 тыс. офицеров, 300 священников и 85 врачей. Кроме того, в Нидерландах к флоту должна была присоединиться десантная армия Фарнезе. Испанским флотом командовал знатнейший дворянин Испании дон Алонсо Перез де Гузман эль Буэно, герцог Медина Седония, его заместителем был национальный герой и любимец Филиппа II капитан-генерал миланской кавалерии дон Алонсо Мартинес де Лейва, рыцарь Сантьяго. Испанский флот должен был пройти из Кадиса в Дюнкерк и взять на борт силы, находившиеся в Нидерландах. Далее корабли планировали зайти в устье р. Темзы недалеко от Лондона, высадить экспедиционный корпус и при поддержке «пятой колонный» из английских католиков взять приступом английскую столицу.

У англичан было около 200 меньших по размеру, но более маневренных боевых и торговых судов с 15 тыс. человек экипажа. Флотом командовали адмиралы Дрейк, Хокинс, Фробишер. Британское командование полагалось на превосходство своей дальнобойной артиллерии и хотело вести бой на дальней дистанции, расстреливая корабли противника. Испанцы, имея превосходство в количестве малых пушек, пехоте и мощи кораблей, которые напоминали маленькие крепости, хотели вступить в ближний бой.

Испанцам решительно не везло. Первоначально выход в море пришлось отложить на год из-за внезапной атаки английских кораблей на Кадис и другие испанские порты. Когда испанский флот оправился от первого удара и в мае 1588 года вышел к нидерландским берегам, на корабли обрушился жестокий шторм, и они были вынуждены зайти в Ла Корунью на ремонт. Герцог Медина-Сидония, обеспокоенный недостатком продовольствия и болезнями среди матросов и солдат, высказал сомнения по поводу продолжения похода, но король настоял на дальнейшем движении флота. Выйти в море флот смог только 26 июля.

Штабные офицеры предложили герцогу Мединскому как можно скорее пробиваться к портам противника, чтобы уничтожить английские корабли на рейде. Однако испанский адмирал отверг это предложение. Испанцы для лучшей защиты расположили свои корабли полумесяцем, поставив на флангах самые мощные корабли с дальнобойной артиллерией, а в центре транспорты. Эта тактика первоначально принесла успех. Кроме того, английские корабли испытывали недостаток боеприпасов. 30 июля – 1 августа испанцы потеряли два корабля: «Розарио» столкнулся с «Санта Каталиной» и потерял мачту, корабль пришлось оставить. Затем на «Сан Сальвадоре», где находилась казна «Армады», по неизвестной причине произошёл пожар. Выживших членов экипажа и казну сняли, корабль оставили.

5 августа флот подошел к Кале и пополнил запасы воды и продовольствия. Но дальше, в сторону Дюнкерка, чтобы соединиться с силами герцога Пармского, испанские корабли двигаться не смогли: голландцы убрали все навигационные знаки и бакены к востоку от Кале, как раз там, где начинались мели и банки. Кроме того, англо-голландский флот курсировал в районе Дюнкерка, чтобы при необходимости перехватить десантные суда Фарнезе. В результате «Армада» не смогла соединиться с десантной армией герцога Пармского.


Разрез английского боевого корабля времен Елизаветы I - водоизмещение около 500 тонн при 28 орудиях на борту. Реконструкция 1929 года.

В ночь с 7 на 8 августа англичане направили в сторону тесно сбившихся испанских кораблей восемь брандеров (суда нагруженные легкогорючими либо взрывчатыми веществами). Это вызвало панику в испанском флоте, боевой порядок был нарушен. Брандеры не причинили вреда флоту, но часть кораблей была повреждена из-за столкновений с друг другом. Однако и британцы не смогли использовать удачный момент в полной мере, у них не хватало пороха и ядер.

8 августа, британский флот получил подкрепления и боеприпасы и пошёл в атаку. Сражение произошло между Гравелинской отмелью и Остенде. Английские корабли вышли на близкую дистанцию и начали обстреливать испанцев, по-прежнему уклоняясь от абордажного боя. Несколько испанских кораблей было уничтожено и повреждено. Бой остановился, когда у англичан закончились боеприпасы. У испанцев также заканчивались боеприпасы. Великой победой этой бой назвать нельзя. Испанский флот сохранил свою боеспособность, его главной проблемой было снабжение. Да и сами англичане не чувствовали себя победителями. Они ждали продолжения сражения.

Испанские командиры поняли, что в сложившейся ситуации они не могут установить контроль над проливом и двигаться к устью Темзы. Поэтому было принято решение отступать. Медина Сидония 9 августа направил флот на север, собираясь обогнуть Шотландию и спуститься на юг вдоль западного берега Ирландии (окончательное решение использовать этот путь было утверждено 13 августа). Возвращаться назад через Дуврский пролив испанское командование не решилось, опасаясь новых атак британского флота. Англичане в это время ждали возвращения вражеского флота, или появления сил герцога Пармского.


Разгром Непобедимой Армады 8 Августа 1588 года. Картина англо-французского художника Филиппа-Жака (Филиппа-Джеймса) де Лутербурга (1796).

21 августа испанские корабли вышли в Атлантический океан. В конце сентября – начале октября уцелевшие корабли достигли берегов Испании. Вернулось около 60 кораблей и 10 тыс. человек. Остальные корабли погубили штормы и крушения.

Это было серьезное поражение. Однако оно не привело к немедленному крушению испанского могущества. Попытка англичан направить к берегам Испании свою «Армаду» под началом Дрейка и сэра Джона Норриса также закончилась сокрушительным поражением, затем британцы проиграли ещё несколько сражений. Испанцы быстро перестроили свой флот на новые стандарты: стали делать более легкие корабли, вооруженные дальнобойными орудиями. Однако неудача испанского флота похоронила надежды на реставрацию католицизма в Англии и победу римского престола в Европе. Ухудшились позиции испанцев в Нидерландах. Англия сделала шаг на пути к будущему положении «владычицы морей» и мировой сверхдержавы. Необходимо отметить, что главной причиной будущего упадка Испании стали не военные поражения, а внутренние причины, в частности финансово-экономическая политика преемников Филиппа II.


Трагический маршрут «Непобедимой армады».

Противостояние Испании и Англии в XVI столетии — один из самых впечатляющих сюжетов европейской истории. Великая империя, «в которой никогда не заходит Солнце», и маленький остров, вооруженный лишь выгодным стратегическим положением и духом национальной исключительности. И вот к английским берегам король Филипп II отправляет крупнейший военный флот своего времени. Однако испанскую Непобедимую армаду ждала участь побежденного.

В конце августа 1588 года во всех католических городах Европы не переставая звонили колокола — так праздновалась великая победа над еретиками. У соборов и на городских площадях «свидетели» событий в красках расписывали, как пират Фрэнсис Дрейк попал в плен, а испанская армия при развернутых знаменах и пушечных залпах торжественно вошла в Лондон .

По ту сторону Ла-Манша, напротив, царило крайнее уныние, и это несмотря на то, что здесь знали правду: корабли грозного противника рассеяны, непосредственная опасность миновала. Но пока участвовавшие в сражении с Армадой английские моряки умирали от тифа (эпидемия вспыхнула вскоре после баталии), их соотечественники ждали скорого возвращения испанцев. Англичане были уверены, что пройдет немного времени, и «гонитель Альбиона» Филипп II, залечив свои раны, с новыми силами нападет на несчастный остров, и тогда его уже ничто не спасет.

И ни те, ни другие — ни добрые паписты, ни пламенные протестанты — не могли себе представить, что пройдет несколько столетий, и во всех учебниках станут писать об июле — августе 1588-го как о «черных месяцах» Испании , как о начале конца католической империи.

Политика против веры

Англия и Испания — настоящие символы религиозного и политического противостояния, охватившего Европу в XVI столетии.

Как известно, еще в 1530-х годах Генрих VIII Тюдор первым пошел на разрыв с Римом и объявил себя главой английской церкви. На тот момент это был абсолютно беспрецедентный шаг, причем поводом для него послужило желание развестись с испанской принцессой Екатериной Арагонской. Сегодня односторонний выход крупной державы из ООН вызвал бы меньший шок.

И конечно, Испания — «любимая дщерь церкви» — не могла остаться равнодушной к подобному событию. Святой престол, в свою очередь, рассчитывал с помощью испанского оружия вернуть контроль над бунтующим островом.

Парадокс, однако, в том, что, несмотря на религиозные противоречия, довольно долго прямые дипломатические отношения между Испанией и Англией оставались дружескими. В 1543 году эти страны даже объединились против Франции . А еще через 10 лет заключили междинастический союз: Филипп II женился на старшей сестре Елизаветы — Марии (своей двоюродной сестре, дочери Екатерины Арагонской).

И даже при Елизавете обе державы были более обеспокоены нарастающей мощью Франции, нежели амбициями друг друга. Их усилия сводились к разжиганию тлевшего там конфликта (дни династии Валуа подходили к концу). Правда, одни поддерживали гугенотов Генриха Наваррского , а другие — католиков герцога де Гиза, но формально все соблюдали дипломатический нейтралитет.

Подлинным же камнем преткновения стал Новый Свет. Вернее, поступавшие оттуда богатства .

Государство и бизнес

В 1562 году англичанин Джон Хоукинс бросил якорь в одном из карибских портов. Его корабль привез ценнейший груз эпохи — черных невольников из Западной Африки. Вернувшись на родину, капитан подвергся было опале за торговлю людьми. Но когда до Елизаветы дошли точные данные о фантастическом доходе с этого предприятия, человеколюбие отступило. Дочери расточительного Генриха VIII достались только пустая казна и долги перед дельцами из Сити. В результате королева не только простила Хоукинса, но и посвятила его в рыцари, а также приказала снарядить под его командованием новую экспедицию с секретным заданием — при случае грабить потенциального противника Англии.

Сэр Джон Хоукинс (1520—1595) — один из героев, противостоявших Армаде. Фото: INTER FOTO/VOSTOCK PHOTO

Плавания такого рода вскоре стали во множестве организовываться по обычному принципу акционерных обществ. Хоукинс и тут поначалу оказался успешнее всех — ведь в его компании на правах пайщика участвовала сама Елизавета, а следовательно, он получил право ходить под королевским флагом.

Примеру главы государства последовали и многие высшие чиновники. Возникло то, что сейчас бы назвали частно-государственным партнерством, замешенным на контрабанде, грабеже и работорговле.

Конечно, такая деятельность немедленно вызвала резкий протест в Испании. Вместо того чтобы по пути в Америку заходить в ее порты и платить за это пошлину, англичане теперь не только отправлялись туда напрямую, но и нападали на суда Филиппа.

Ответной реакции долго ждать не пришлось: когда в 1568 году эскадру Хоукинса потрепал шторм и она зашла для ремонта на остров Сан-Хуанде-Улоа близ побережья вице-королевства Новая Испания (ныне Мексика), его военные корабли открыли огонь и потопили почти все суда корсара.

Елизавета, изображая невинность, ожидала извинений за эту карательную акцию от «возлюбленного брата» Филиппа. Тот, в свою очередь, законно обвинил английскую королеву в лицемерии и скрытой враждебности.

Отношения двух стран были безнадежно испорчены. И, к несчастью для испанской короны, единственным спасшимся после столкновения кораблем командовал небогатый моряк по имени Фрэнсис Дрейк.

El Draque

Драконом (El Draque) испанцы прозвали Дрейка, конечно, из-за фамилии. Но в противостоянии двух держав ему предстояло сыграть истинно «драконью» — ключевую роль.

Среди собратьев по ремеслу Дрейк отличался двумя важными качествами: он был столь же жесток, сколь удачлив. Именно этот «властный и раздражительный человек с бешеным характером» первым захватил целый караван серебра, направлявшийся в Севилью из колоний. Англичанину досталось около 30 тонн драгоценного металла, и даже гибель в этой операции двух родных братьев не омрачила его триумф.

Дрейка, естественно, заметили. В 1577 году именно ему Елизавета поручает командование экспедицией к западному побережью Америки, официально — с целью поиска новых земель в открытом океане. Испанцам же намекнули, что на самом деле английский флот повернет в Средиземное море, чтобы атаковать османскую Александрию… В общем нападения английских судов на перуанские порты стали для них полной неожиданностью.

Добыча англичан составила около 500 000 фунтов, при том что годовой доход короны исчислялся тогда всего 300 000. Через не сколько месяцев Елизавета прямо на палубе посвятила Дрейка в рыцари. А испанцы впоследствии назвали его «причиной всех войн с Англией».

Естественно, на этом фоне англо-испанские противоречия только усугублялись — на всех направлениях. В 1566 году, когда нидерландские подданные Филиппа II восстали, Елизавета первой протянула руку материальной помощи собратьям-протестантам. Еще через два года после начала этой революции в Плимут вошло судно из Кадиса с жалованьем для правительственных войск во Фландрии. Формально состояние войны тогда еще не было объявлено, но, к несчастью для испанцев, как раз в эти дни до Англии дошла весть о событиях у Сан-Хуан-де-Улоа. Местные власти на «компенсаторных» основаниях немедленно конфисковали груз, а сам корабль отправили восвояси.

Двор в Эскориале пришел в крайнее волнение. Там утверждали, что Елизавета использует мелкие заморские обиды как предлог, чтобы поддерживать голландских мятежников. На самом деле вплоть до 1570 года английская королева хоть и санкционировала финансовую поддержку единоверцев, к идее свержения законной власти монарха на одной из подвластных ему территорий относилась прохладно. Рядом с ней поднимала голову собственная оппозиция, и претендентов на трон Тюдоров, имевших к тому же для претензий основания, хватало.

Так что конфликт разгорался медленно, и, возможно, развязка задержалась бы очень надолго, если бы медвежью услугу Испании вдруг не оказал папа римский. После того как Елизавета подавила одно из восстаний католиков и казнила нескольких зачинщиков, Пий V объявил ее подданных свободными от присяги. К этому королева уже не могла оставаться безучастной: теперь английские фунты рекой потекли в Нидерланды, а английские офицеры отправились поднимать упавший было боевой дух повстанцев.

Акция устрашения

В январе 1588 года, узнав о раскрытии очередного заговора, Елизавета, наконец, «с тяжелым сердцем» санкционировала казнь своей пленницы, бывшей французской и шотландской королевы Марии Стюарт . Лишение жизни «праведной католички» вызвало громкие протесты во всей континентальной Европе. Все взоры вопросительно обратились в сторону Мадрида. Появился повод для решительных действий. В Испании началась общенациональная подготовка к войне.

Впрочем, изучение источников показывает: планы Эскориала были далеко не так масштабны, как раздула их историческая молва. Вопреки распространенному среди рядовых англичан мнению — «мол, если бы не Дрейк, мы все бы сейчас говорили по-кастильски» — никакой колонизации острова Филипп не планировал, хотя и заявлял о своих личных правах на английский трон как муж покойной Марии.

Все, на что рассчитывал «владыка полумира», как явствует из его же многочисленных писем и распоряжений, — нанести сокрушительный упреждающий удар и тем лишить англичан большей части флота, а значит, устранить, хотя бы на время, пресловутую корсарскую угрозу. Кроме того, на восстановление морского потенциала противнику потребовались бы большие деньги.

Современники и историки вообще считали, что главным государственным талантом Филиппа II был экономический — ничто он так хорошо не умел и не любил, как подсчитывать свои и чужие средства, за что и получил прозвище Don Felipe el Contable, Дон Фелипе Счетовод. А значит, рассуждал король, голландские мятежники лишатся основного спонсора и скоро выдохнутся. Конечно, испанский король не забывал и о благородных побуждениях — надо протянуть руку помощи английским католикам, покровителем которых он всегда себя считал. Испания требовала отменить положение об англиканской церкви как о государственной… Вот в общих чертах и все.

Но на противоположном берегу Ла-Манша всерьез готовились к высадке несколько вражеских армий под общим командованием герцога Пармского. По сей день некоторые историки утверждают, что Армада задумывалась как прикрытие для десанта, которому предстояло соединиться с восставшими в нужный момент католиками. Более того, они ссылаются на некоторые маневры командующего Великим флотом, герцога Мединского, которые косвенно на это указывают. Но все же это маловероятно, или же вторжение было крайне плохо подготовлено. Не исключено также, что слухи о нем испанцы распустили в целях устрашения.

И противник действительно устрашился, тем более что тому благоприятствовала атмосфера. 1580-е годы и без того проходили в Англии под знаком апокалиптических ожиданий. То тут, то там случались события, которые трактовались как знамения пророчеств Иоанна Богослова.

И вот слухи о конце света «удачно» совпали со слухами об ужасном испанском нашествии. (Между прочим, подобная истерия охватит британцев 220 лет спустя, когда на острове ожидали десант наполеоновской Великой армии.) Говорили, что Армада насчитывает то ли 200 судов и 36 000 человек, то ли 300 судов, из которых половина — гигантские, невиданные в истории; что даже аббатства в Нидерландах превращены в пекарни, чтобы обеспечить нужды матросов.

Не было недостатка и в рассказах об ужасах, которые ждут Англию в случае поражения. Здесь тоже масла в огонь подливали голландские иммигранты, основавшие после бегства с родины целые поселения, например в Эссексе. Они в красках живописали муки за веру на кострах инквизиции.

Их соотечественники в освобожденном Амстердаме тем временем печатали памфлеты с перечнями бичей, плетей и прочих пыточных инструментов, которые ожидают своего часа в трюмах испанских кораблей. Молва твердила, что изувер Филипп твердо решил предать страшной смерти все взрослое население Англии. Оставшихся сирот отдадут на попечение тысячам уже специально отобранных кормилиц, которые будут сопровождать их до испанских берегов. Дальнейшая судьба младенцев Альбиона — новое «вавилонское пленение».

В общем, именно в воспаленных от страха и религиозного экстаза головах англичан родилась Непобедимая армада. А из портов Пиренейского полуострова в июне 1588 года выходил флот, не очень-то и готовый к крупному сражению.

Скованные страхом

Совсем не в радужном настроении пребывал дон Алонсо Перес де Гусман, герцог Мединский, рыцарь ордена Золотого Руна, когда в конце мая 1588 года наблюдал за последними приготовлениями Великой армады к отплытию. Он никогда не был моряком, не имел никакого представления о сражениях на водах, но тем не менее оказался во главе флота — «по старшинству», знатности и решению короля.

Фон для выступления был явно неблагоприятным. Годом раньше Дрейк совершил налет на Кадис и разграбил этот главный провиантский склад Армады. Личный состав экспедиции также не внушал командующему доверия: 30 000 человек пришлось собирать, где только возможно — в портах, тюрьмах (старая пиренейская традиция — отпускать из темниц под обязательство завербоваться во флот), в деревнях среди крестьян, задолжавших землевладельцам — под прощение долга, среди авантюристов-добровольцев, никогда не видевших океана. Амбициозные аристократы — капитаны отдельных кораблей, как водится, постоянно враждовали между собой и интриговали против адмирала. Придворные астрологи вдруг совершенно некстати предрекли на 1588 год большую катастрофу. А главное, еще за несколько месяцев до отплытия начались эпидемии, унесшие жизни большей части матросов. Людей стало не хватать еще до того, как прозвучали первые выстрелы.

Тем не менее 28 мая с якоря в Лиссабоне снялся огромный флот: 134 корабля, в том числе 20 галеонов, 4 галеры и столько же галеасов.

При этом звонили колокола всех городских церквей, а всем матросам и офицерам по традиции предварительно отпустили грехи в кафедральном соборе. Но как-то незаметно в мелочах все сразу разладилось. Сначала встречный ветер очень долго не позволял судам отдалиться от берега. А когда, казалось, с ним удалось совладать, флот стало сносить к югу. Потом с большим трудом курс удалось выправить, но сразу же Армаду настигла новая напасть: в бочонках для провианта, сделанных из сырой древесины (сухие Дрейк сжег в Кадисе, а новые сделать не успели), завелись черви, и начались массовые отравления. Командующий уже готов был остановить дальнейшее продвижение, но за него это сделала сильная буря, заставившая зайти на ремонт в Ла-Корунью.

Герцог Мединский, подобно его сюзерену, был известен как ревностный защитник веры. Он одно время состоял даже членом трибунала Святой инквизиции и верил, конечно, что его флот идет на святое дело. Даже флагманские корабли (формально в Армаду входило шесть флотилий: «Андалусия», «Кастилия», «Португалия», «Бискайя» «Левант» и «Гвипуско») подчеркнуто назывались именами святых: «Сан Мартин», «Сан Франсиско», «Сан Лоренсо», «Сан Луис». На знамени общего флагмана «Сан Мартин» был изображен лик Христа, а на корме реяло полотнище с Пресвятой Девой. Все указывало на то, что сам Господь несет Англии заслуженную кару… Но реальные обстоятельства заставляли усомниться в возможностях Армады. Пока корабли латались в доках, адмирал писал королю, что «идти в наступление, даже имея в своем распоряжении силы, отнюдь не превосходящие неприятеля, дело рискованное, а когда этих сил меньше, тем более что людям не хватает опыта, этот риск увеличивается многократно». По его словам, «мало кто из моих людей (если таковые имеются вообще) способен оказаться на высоте поставленной перед ними задачи». Методически перечислив все затруднения, герцог Мединский заключил письмо словами: «Риска можно было бы избежать, заключив с противником почетный мир».

Филипп, хоть и славился не меньшей осторожностью, чем его гранд, все же остался недоволен полученным известием. Дело в том, что этому выдающемуся монарху было свойственно еще одно примечательное качество — мистицизм натуры на грани визионерства. Об этом писали многие его современники — от Лопе де Веги до Маргариты Наваррской. Король пришел к выводу, что сам Господь, покровительствующий Испании как вернейшей из его стран, испытывает твердость ее веры. Филипп был настолько убежден в этом, что решил играть и вовсе в открытую: положившись на Бога, он даже разгласил численность своих сил — по городам Европы ходили официальные списки судов Армады. 12 июля из Эскориала пришел приказ — во что бы то ни стало продолжать поход.

А с пребывавшей в унынии Англией при получении точных сведений о начале похода вдруг произошла неожиданная метаморфоза. Повсюду формировалось ополчение, к июню тысячи новых и уже вымуштрованных пехотинцев собрались в Тилбери. «Приятно было наблюдать за солдатами на марше, — свидетельствует современник. — Лица у них раскраснелись, отовсюду слышались воинственные возгласы, люди от радости чуть не плясали». Стихийно усилились преследования католиков — «пособников агрессора». Подозрительных немедленно задерживали, несмотря на закрепленную еще Великой хартией вольностей презумпцию невиновности (собственно, Англия и возродила эту юридическую норму, забытую с римских времен). Плотники-корабельщики трудились и днем и ночью — на верфях не смолкали звуки топоров. Итогом стало невиданное возрастание боевой мощи флота в столь короткие сроки. Армаду готовы были встретить 140 новых кораблей. А еще весной 1588-го королевский флот насчитывал всего 34 судна.

Странная победа

19 июля с холма Святого Михаила близ Гластонбери в Сомерсете (где, по преданию, похоронены король Артур и королева Гиневра) кто-то заметил на горизонте увеличивающуюся черную точку. Побежал «бикфордов шнур» сигнальных костров — через несколько часов вся Англия знала, что к ее берегам вышел испанский флот.

Штабные офицеры советовали герцогу Мединскому как можно скорее прорываться к портам противника, чтобы уничтожить его корабли на приколе — тут у мощной артиллерии были бы все преимущества. Однако адмирал отчего-то отверг предложение — и, возможно, это сыграло роковую роль в истории Великого флота. Как бы там ни было, уже пару дней спустя английская флотилия под командованием Фрэнсиса Дрейка и лорда Чарлза Ховарда внезапно атаковала неповоротливую Армаду и сразу захватила два галеона — «Росарио» и «Сан Сальвадор». Испанцы попытались укрыться для перегруппировки за островом Уайт, но противник не дал им опомниться, повторив атаку сразу с трех сторон в узком проливе. Адмирал колебался, отстреливаясь, и в конце концов все же велел уходить в открытое море, а затем за неимением поблизости более удобной гавани — во французский Кале.

Что же касается герцога Пармского с сухопутным корпусом (численность которого из-за эпидемий снизилась с 30 000 до 16 000), то его в это же самое время в Дюнкерке отрезала от Армады подоспевшая эскадра голландских повстанцев. Командующий рассчитывал на помощь испанских кораблей, но герцог Мединский, удрученный предшествующими событиями в английских водах, решил пока воздержаться от боев. Впрочем это ему не удалось.

В ночь на 29 июля 1588 года эта увлекательная историческая драма достигла своей кульминации. Перед испанскими моряками внезапно предстало ужасающее зрелище: прямо на корабли Армады, которые стояли на якоре в Дуврском проливе, напротив Кале, двигались восемь подожженных больших судов, наполненных серой, смолой, дегтем и порохом. В замешательстве испанцы стали поднимать якоря и прорываться кто куда. Курса флагмана «Сан Мартин» уже никто не придерживался, и ему пришлось отправиться в открытое море… навстречу англичанам.

Крупнейшее морское сражение XVI века произошло близ Гравелина — укрепленного форта на границе Испанских Нидерландов и Франции. Именно здесь, как считается, была одержана великая победа над испанским флотом. Однако, приглядевшись внимательнее к тому, что случилось у фламандского побережья, можно заметить несколько фактов, противоречащих этому мнению. Из них великая и окончательная победа не вырисовывается.

«Столько пороха потратили, столько времени были в бою, и все впустую», — так высказался английский артиллерийский офицер сразу после Гравелинского сражения. И действительно: обычно вспоминают о том, что англичане не потеряли тогда ни одного судна, но ведь и испанские потери отнюдь не сокрушительны: уничтожено было только десять кораблей, захвачено пять, да и то поврежденных. Если бы не остроумная атака в Кале, придуманная Дрейком, они бы ни за что не покинули порт.

У Гравелина, впрочем, стало ясно, что англичане превосходят испанцев в военно-морском искусстве. За время маневров Армады в районе Ла-Манша английские моряки хорошо изучили ее тактику. В самом начале боя они вплотную подошли к испанским судам, зная, что сразу же после первого выстрела испанцы чуть ли не в полном составе бегут экипироваться и готовиться к абордажу. Так вот, с минимального расстояния английские артиллеристы успели сделать несколько точечных выстрелов по противнику в тот момент, когда на палубах никого не было, и вражеские суда на время перестали маневрировать. В результате причиненные разрушения вообще не дали солдатам герцога Мединского броситься в атаку.

И все же вряд ли это превосходство англичан и самый результат Гравелинской битвы сыграли главную роль в решении герцога Мединского — вернуться в Испанию. Активно маневрирующий английский флот в Ла-Манше все равно уничтожить не удалось бы, снабжение гигантской Армады велось плохо, матросы болели, смертность увеличилась. Столкновение было адмиралу навязано, как Бородино Кутузову , и как только стало понятно, что выйти из него с победой вряд ли удастся, прямо посреди боя он приказал отступать на север, в сторону Шотландии.

Отход испанских кораблей ничем не напоминал паническое бегство, происходил он вполне организованно и спокойно. А вот англичане как раз не чувствовали в себе сил преследовать противника. Более того, их еще несколько дней после битвы не покидали тревожные чувства. Они ждали возвращения вражеского флота уже на следующий день, с переменой ветра. Не дождавшись, стали опасаться скорого вторжения герцога Пармского: английские войска остались в устье Темзы с тем, чтобы еще долгое время защищать Лондон от десанта.

И когда, наконец, стало ясно, что опасность миновала, именно туда 8 августа отправились королева и двор — на целой флотилии небольших речных судов с герольдами и офицерами гвардии. При высадке на берег толпа приветствовала Ее Величество тысячами восторженных возгласов — так продолжалось, по свидетельству очевидца, несколько часов, несмотря на то что Елизавета предварительно просила всех воздержаться от выражения верноподданнических чувств. Даже солдаты, охранявшие славный шатер, скандировали: «Боже, храни королеву!»

Утром 9 августа Елизавета произнесла перед народом вдохновенную речь — она вошла в хрестоматийные анналы англоязычных народов, вплоть до школьных учебников, и воспроизведена в десятках исторических фильмов: «Мой возлюбленный народ! — Королева на военно-мифологический манер облачилась в серебряную кирасу и взяла в руки серебряную же палицу. — Мы были убеждены теми, кто заботится о нашей безопасности, остеречься выступать перед вооруженной толпой из-за страха предательства; но я заверяю вас, что я не хочу жить, не доверяя моему преданному и любимому народу. Пусть тираны боятся, я же всегда вела себя так, что, видит Бог, доверяла мои власть и безопасность верным сердцам и доброй воле моих подданных; и поэтому я сейчас среди вас, как вы видите, в это время, не для отдыха и развлечений, но полная решимости, в разгар сражения, жить и умереть среди вас; положить за моего Бога, и мое королевство, и мой народ, мою честь и мою кровь, обратившись в прах». — Резкий (по отзыву Дрейка) голос 55-летней женщины был отчетливо слышен лишь неподалеку, но вид ее производил большое впечатление: «Я знаю, у меня есть тело, и это тело слабой и беспомощной женщины, но у меня сердце и желудок короля, и я полна презрения к тому, что Падуя, или Испания, или другой монарх Европы может осмелиться вторгнуться в пределы моего королевства; и прежде чем какое-либо бесчестье падет на меня, я сама возьму в руки оружие, я сама стану вашим генералом, судьей и тем, кто вознаграждает каждого из вас по вашим заслугам на поле боя… Мы вскоре одержим славную победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа».

В заключение Елизавета обещала простить солдатам все долги — личные и служебные. Это заявление, естественно, вызвало бурю энтузиазма.

А Непобедимая армада тем временем встретила на своем пути то истинное бедствие, которое нанесло ей решающий удар. Не английские корабли, а шторм у берегов Шотландии в сентябре 1588 года доконал ее. Часть кораблей отбилась от основной группы и пристала к ирландским берегам. Многие моряки так там и остались. Другие суда попытались нагнать Армаду, третьи предпочли прорываться в родные порты самостоятельно. До отечества добрались 67 кораблей и около 10 000 человек.

Но появились новые поводы для печали и у англичан. На флоте вспыхнули эпидемии тифа и дизентерии — они унесли 7000 жизней за несколько месяцев. Казна подсчитала убытки от страшного напряжения сил перед войной с Армадой. Деньги закончились как раз тогда, когда пришло время награждать солдат. Обещанного монархом прощения долгов также не случилось.

Симметричный ответ

Тем не менее массовые празднества по случаю спасения от смертельной угрозы продолжались. «Пришла, увидела, бежала» — с такими плакатами расхаживали люди, отмечая чудесную победу. Все верили, что только милость Божья («Господь — англичанин», — обмолвился Фрэнсис Бэкон) помогла им справиться с флотом, который, по словам поэта, «было тяжело нести ветру и под тяжестью его стонал океан». Возможно, это было одно из главных последствий поражений Армады: отныне в протестантской истории появился момент, показавший расположение высших сил.

А при дворе в дни народных гуляний шла напряженная работа — там готовились отправить к Пиренейскому полуострову собственную Армаду! «Симметрично ответить» было поручено Дрейку и сэру Джону Норрису. Но вместо того чтобы уничтожить остатки Армады, стоявшие на ремонте в северных портах Испании, адмиралы отправились к югу полуострова в поисках более крупного денежного куша для себя самих. Историческая несправедливость заключается в том, что поражение английской Армады в этом походе оказалось не менее сокрушительным, чем поражение Армады испанской, но о нем за пределами Испании мало знают. Сначала англичан подкосила болезнь, нападение на Лиссабон натолкнулось на прекрасно организованную оборону и провалилось. В конце концов, с трудом пробившись сквозь штормы на север, флот вернулся домой со значительными потерями.

В целом 90-е годы XVI века прошли под знаком успешной защиты Испанией, казалось бы, пошатнувшихся позиций. Попытки английских полководцев развить успех наталкивались на умелое сопротивление. Причем били англичан они их собственным оружием. Как в прямом, так и в переносном смысле: флот Филиппа II смог очень быстро перестроиться на новую тактику морского боя — ту, что использовал их враг в битве при Гравелине. Испанцы отказались от массивных пушек и тяжелых, неповоротливых кораблей. Стали строить более легкие суда, оснащенные дальнобойными орудиями, которые позволяли делать в одном бою по нескольку десятков выстрелов. После поражения Армады, как ни парадоксально, испанские эскадры стали значительно сильнее, чем когда-либо до этого. Об этом свидетельствовали неудачи английских экспедиций в Америку в следующее десятилетие. В 1595 году у берегов Панамы потерпел поражение и погиб Дрейк.

Упадок Испании, действительно начавшийся в следующем, XVII столетии, был лишь косвенно связан с поражением Армады. Куда большую роль сыграли внутренние причины. Прежде всего политика преемников Филиппа II, которые, словно в насмешку над ним, отличались расточительностью и несколько раз объявляли правительство банкротом. К тому же огромное количество драгоценных металлов, поступавших из Америки, вызвало гиперинфляцию в экономике.

Да и для Англии победа над Великой армадой стала лишь шагом на пути к статусу владычицы морей. Еще один шаг — покончить с испанским господством в Атлантике в короткий срок — она совершить не смогла. Этой возможности ее отчасти лишил Фрэнсис Дрейк, «проваливший» войну с Испанией в 1590-х. Исправлять его ошибку пришлось 150 следующих лет.

– Гронинген – Йемгум – Жодуань – Брилле – Гус – Харлем – Флиссинген – Борселе – Харлеммермер – Зёйдерзе – Алкмар – Лейден – Реймерсвал – Мок – Зирикзе – Антверпен(1) – Жамблу – Рейменам – Девентер(1) – Маастрихт(1) – Бреда(1) – Антверпен(2) – Эмпел – Боксум – Зютфен – Берген-оп-Зом(1) – Непобедимая армада – Английская армада – Бреда(2) – Девентер(2) – Хюлст(1) – Грунло(2) – Хюлст(2) – Тюрнхаут – Грунло(3) – Ньивпорт – Хертогенбос(1) – Остенде – Слёйс – Грунло(4) – Гибралтар(1) – Плайя-Хонда – Гибралтар(2) – Берген-оп-Зом(2) – Бреда(3) – Баия – Пуэрто-Рико – Грунло(5) – Матансас – Хертогенбос(2) – Албролос – Bruges – Слак – Маастрихт(2) – Синт-Мартен – Лёвен – Шенкеншанс – Лизард-Пойнт – Бреда(4) – Венло – Калло – Гелдерн – Дюнкерк – Даунс – Провиденсия – Хюлст(3) – Сан-Висенте – Хюлст(4) – Манильский залив – Пуэрто-де-Кавите

Непобедимая армада была потрёпана англо-голландским флотом из лёгких и манёвренных кораблей, которым командовал Чарльз Говард , в серии боёв, завершившихся Гравелинским сражением . В них отличились «пираты Елизаветы», самый известный из которых - Фрэнсис Дрейк . Сражения длились 2 недели. Армада не сумела перегруппироваться и ушла к северу, отказавшись от вторжения, причём английский флот следовал за ней на некотором отдалении, идя вдоль восточного побережья Англии. Возвращение в Испанию было трудным: Армада пошла через северную Атлантику , вдоль западного побережья Ирландии . В результате сильных штормов многие суда были выброшены на северное и западное побережье этого острова. В ходе экспедиции было потеряно более 60 кораблей (причём только 7 из них - боевые потери) .

Цель похода

На протяжении десятков лет английские приватиры грабили и топили испанские суда. Так, за один только 1582 год убытки Испании составили фантастическую сумму в более чем 1 900 000 дукатов . Кроме того, королева Англии Елизавета I поддержала восстание голландцев против испанского владычества . Испанский монарх Филипп II считал своим долгом помочь английским католикам в их борьбе с протестантами . Поэтому на палубах Непобедимой армады было собрано почти 180 священников и духовников. Даже во время вербовки каждый солдат и матрос должен был исповедаться перед священником и причаститься . Религиозные настроения испанского короля и его подданных отражены в словах выдающегося иезуита Педро де Рибаденейры :

Англичане со своей стороны тоже питали надежду на решающую победу, которая открыла бы Англии путь для свободного пользования морем, сломала монополию Испании на торговлю с Новым светом , а также способствовала бы распространению протестантской мысли в Европе .

План похода

Испанский король отдал приказ Армаде подойти к проливу Ла-Манш и объединиться с герцогом Пармским и его 30-тысячной армией, расположенной во Фландрии (Испанские Нидерланды). Эти объединённые силы должны были пересечь Ла-Манш , высадиться в графстве Эссекс , после чего маршем пойти на Лондон . Филипп II рассчитывал на то, что английские католики оставят свою королеву-протестантку и перейдут на его сторону. План испанцев, однако, не был до конца продуман и не учитывал двух важнейших обстоятельств: мощь английского флота и мелководье, не позволившее кораблям подойти к берегу и взять на борт войска герцога Пармского.

Возглавить Армаду должен был Альваро де Базан, маркиз Санта-Крус , по праву считавшийся лучшим адмиралом Испании. Он был автором идеи и первым её организатором. По мнению современников, если бы он действительно вёл флот, исход кампании мог быть иным . Однако в феврале 1588 года 62-летний адмирал умер, и вместо него Филипп назначил Алонсо Переса де Гусмана, герцога Медина-Сидония. Хотя герцог не был искушён в мореходном деле, зато был умелым организатором, сумевшим быстро найти подход к опытным капитанам. Совместными усилиями они создали мощный флот, снабдили его провизией и оснастили всем необходимым. Они тщательно разработали систему сигналов, команд и боевого порядка, объединившую многонациональное войско.

    PhilipIIofSpain.jpg

    Портрет короля Испании Филиппа II
    работы неизвестного художника (XVI век)

    Alonso Pérez de Guzmán.jpg

    Портрет герцога Медина-Сидония работы неизвестного художника (XVI век)

Организация

В состав флота входили около 130 судов, 2430 орудий, 30 500 человек, из них 18 973 солдата, 8050 матросов, 2088 рабов-гребцов, 1389 офицеров, дворян, священников и врачей. Главные силы флота были разделены на 6 эскадр: «Португалия» (Алонсо Перес де Гусман, герцог Медина-Сидония), «Кастилия» (Диего Флорес де Вальдес), «Бискайя» (Хуан Мартинес де Рекальдо), «Гипускоа» (Мигель де Окендо), «Андалусия» (Педро де Вальдес), «Левант» (Мартин де Бертендона). Армада также включала: 4 неаполитанских галеаса - 635 человек, 50 орудий (Хуго де Монкада), 4 португальских галеры - 320 человек, 20 орудий, множество лёгких судов для разведки и посыльной службы (Антонио де Мендоса) и судов с припасами (Хуан Гомес де Медина).

Запасы продовольствия включали в себя миллионы галет, 600 000 фунтов солёной рыбы и солонины , 400 000 фунтов риса, 300 000 фунтов сыра, 40 000 галлонов оливкового масла, 14 000 бочек вина, 6000 мешков бобов. Боеприпасы: 500 000 зарядов пороха, 124 000 ядер.

Начало похода

29 мая 1588 года Армада вышла из лиссабонской гавани. Но шторм загнал её в порт Ла-Корунья , расположенный на северо-западе Испании. Там испанцам пришлось ремонтировать корабли и пополнять запасы провизии. Обеспокоенный недостатком продовольствия и болезнями среди моряков, герцог Медина-Сидония откровенно написал королю, что сомневается в успехе всего предприятия. Но Филипп настаивал, чтобы его адмирал твёрдо придерживался плана. И вот, только через два месяца после выхода из лиссабонской гавани, огромный и неповоротливый флот наконец добрался до Ла-Манша.

Сражения в Ла-Манше

Когда Армада приблизилась к юго-западному побережью Англии, её уже поджидал английский флот. У сторон было одинаковое количество кораблей, отличавшихся по конструкции. Испанский флот состоял из высокобортных судов, со множеством пушек малой дальнобойности. С массивными башнями на носу и корме, они напоминали плавучие крепости, хорошо приспособленные к абордажному бою. Корабли англичан были ниже, но манёвреннее. Кроме того, они были оснащены бо́льшим количеством дальнобойных пушек. Англичане рассчитывали на то, что не будут близко подходить к противнику и уничтожат его на расстоянии.

30 июля Армада была в виду английских берегов, и посты наблюдения оповестили английское командование. Первое столкновение произошло днём 31 июля на меридиане Плимута . Лорд-адмирал послал свой личный пинас к центру испанского флота бросить вызов испанскому флагману. «Флагманом» оказался La Rata Santa Maria Encoronada , галеон Алонсо де Лейва. Тем не менее, первый выстрел был сделан, и Медина Сидония на San Martin поднял адмиральский штандарт, во избежание дальнейших ошибок.

Учитывая бо́льшую манёвренность и артиллерийскую мощь английского флота, испанский адмирал для лучшей защиты расположил свой флот полумесяцем, поставив по краям самые сильные военные корабли с дальнобойной артиллерией. Кроме того, ближе к противнику он выставил «авангард» (фактически арьергард) из самых лучших кораблей под командованием Рекальде, которому отвёл роль «пожарной команды». С какой бы стороны ни подошёл противник, этот отряд мог развернуться и отразить атаку. От остального флота требовалось держать строй и не терять взаимной поддержки.

Пользуясь преимуществом в манёвренности, англичане с самого начала вышли Армаде на ветер . С этой выгодной позиции они могли атаковать или уклоняться по желанию. При преобладавших западных ветрах это означало, что они преследовали Армаду по мере её движения Ла-Маншем, беспокоя её атаками. Однако разорвать оборонительный порядок испанцев долго не удавалось.

На всём протяжении Ла-Манша оба флота вели перестрелку и провели несколько небольших сражений. За Плимутом последовали стычки при Старт Пойнт (1 августа), Портленд-Билл (2 августа) и острове Уайт (3-4 августа). Занятая испанцами оборонительная позиция оправдала себя: англичанам с помощью дальнобойного оружия так и не удалось потопить ни одного испанского корабля. Однако сильно повреждённый Nuestra Señora del Rosario выпал из строя и 1 августа был захвачен Дрейком. Подобным же образом испанцы покинули обездвиженный San Salvador , и к вечеру 2 августа его захватила эскадра Хокинса . Английские капитаны решили во что бы то ни стало нарушить боевой порядок врага и приблизиться к нему на расстояние выстрела. Это им удалось только 7 августа при Кале .

Медина-Сидония не уклонялся от приказов командования и направил Армаду навстречу герцогу Пармскому и его войскам. Ожидая ответа от герцога Пармского, Медина-Сидония приказал флоту встать на якорь у Кале. Воспользовавшись уязвимым положением стоявших на якоре испанских кораблей, англичане ночью направили к Армаде восемь брандеров - подожжённых судов с горючими материалами и взрывчаткой. Большинство испанских капитанов рубили якоря и лихорадочно пытались уйти от опасности. Затем мощный ветер и сильное течение понесли их на север. Вернуться к месту рандеву с герцогом Пармским они уже не могли.

Следующим днём на рассвете состоялся решающий бой . Англичане с близкого расстояния обстреливали испанские корабли. По крайней мере три корабля были уничтожены и многие получили повреждения. Поскольку у испанцев не хватало боеприпасов, они оказались беспомощными перед лицом противника.

Из-за сильного шторма англичане приостановили атаку. Утром следующего дня Армада, у которой истощались боеприпасы, снова выстроилась в виде полумесяца и приготовилась к сражению. Не успели англичане открыть огонь, как сильный ветер и морское течение понесли испанские корабли на песчаные берега голландской провинции Зеландия . Казалось, катастрофа неизбежна. Однако ветер изменил направление и погнал Армаду на север, подальше от опасных берегов. Обратный путь в Кале преграждал английский флот, а ветры продолжали нести побитые испанские корабли на север. Герцогу Медина-Сидония ничего не оставалось, как прекратить кампанию, чтобы спасти побольше кораблей и людей. Он решил вернуться в Испанию кружным путём, обогнув Шотландию и Ирландию.

Штормы и крушения

Возвращение домой Армады также было непростым. Продовольствие кончалось, бочки протекали, воды не хватало. В ходе боёв с англичанами многие корабли получили серьёзные повреждения и еле держались на плаву. У северо-западных берегов Ирландии флот попал в сильный двухнедельный шторм, во время которого многие суда пропали без вести или разбились о скалы.

В итоге 23 сентября первые корабли Армады после долгих мытарств достигли Сантандера на севере Испании. Домой вернулось всего лишь около 60 (из 130) кораблей; потери в людях оценивались от 1/3 до 3/4 численности экипажей. Тысячи человек утонули, многие скончались от ран и болезней по пути домой. Даже для тех, кто всё-таки смог вернуться на Родину, испытания не закончились: уже встав на якорь в испанском порту, экипажи нескольких кораблей буквально умирали от голода из-за того, что запасы продовольствия полностью истощились. В порту Ларедо один корабль сел на мель , поскольку у выживших матросов не было сил, чтобы спустить паруса и бросить якорь .

Значение

Испания понесла тяжёлые потери. Однако это не привело к немедленному крушению испанского морского могущества: в целом 90-е годы XVI века прошли под знаком успешной защиты Испанией, казалось бы, пошатнувшихся позиций. Попытка англичан организовать «симметричный ответ», отправив к берегам Испании собственную «Армаду» , завершилась сокрушительным поражением (1589), а через два года испанский флот нанёс английскому несколько поражений в Атлантическом океане, правда, не компенсировавших гибели Непобедимой армады. Испанцы извлекли урок из неудачи Армады, отказавшись от тяжёлых, неповоротливых кораблей в пользу более лёгких судов, оснащённых дальнобойными орудиями.

Тем не менее, неудача Армады похоронила надежды на реставрацию католицизма в Англии и вовлечение последней в той или иной форме в орбиту внешней политики Испанской империи, что означало также ухудшение позиций испанцев в Нидерландах. Для Англии поражение Армады стало первым шагом на пути к будущему статусу «владычицы морей». В глазах протестантов это событие, положившее предел экспансии католической империи Габсбургов , было проявлением воли Божьей (Фрэнсису Бэкону принадлежат слова «Господь - англичанин»). По мнению многих в протестантской Европе, только Божественное вмешательство помогло справиться с флотом, который, по словам современника , «было тяжело нести ветру и под тяжестью его стонал океан» .

В культуре

  • Р. Сабатини . «Псы Господни» (1928)
  • «Золотой век» (2007, режиссёр Ш. Капур)

Напишите отзыв о статье "Непобедимая армада"

Примечания

  1. Martin C., Parker G. The Spanish Armada. - Penguin Books, 1999. - P. 40. - ISBN 1-901341-14-3 .
  2. Martin C., Parker G. The Spanish Armada. - Penguin Books, 1999. - P. 10, 13, 19, 26. - ISBN 1-901341-14-3 .
  3. Laughton J. K. State Papers Relating to the Defeat of the Spanish Armada, Anno 1588. - printed for the Navy Records Society, MDCCCXCV. - Vol. II. Pp. 8-9: Wynter to Walsyngham: indicates that the ships used as fire-ships were drawn from those at hand in the fleet and not hulks from Dover.
  4. Lewis M. The Spanish Armada. - New York: T. Y. Crowell Co., 1968. - P. 182.
  5. Lewis M. The Spanish Armada. - New York: T. Y. Crowell Co., 1968. - P. 208.
  6. Махов С. П., Созаев Э. Б. Захватить Англию! Забытые тайны непотопляемого Альбиона. - М .: Вече, 2012. - 400 с. - (Морская летопись). - 2500 экз. - ISBN 978-5-9533-2745-9 .
  7. , с. 21.
  8. The Armada campaign, 1588 / By Angus Konstam. - Osprey, 2001. - ISBN 978-1-84176-192-3 .
  9. Для португальских кораблей приведены испанские версии их названий.
  10. Mattingly G. The Defeat of the Spanish Armada. - Random House, 2011. - 384 p. - ISBN 1446467686 , 9781446467688.
  11. Карцев Д. Побежденная Непобедимая // Вокруг света . - 2008. - № 11 (2818) .
  12. , с. 90-91.
  13. Martin C., Parker G. The Spanish Armada. - Manchester University Press, 1999. - P. 184.

Литература

  • Стенюи Р. Сокровища Непобедимой армады. - М .: Мысль, 1979. - 168 с. - 100 000 экз.
  • Альтамира-и-Кревеа Р. Политическая гегемония Испании и её упадок. Австрийский дом // История Испании / Сокр. пер. с исп. Е. А. Вадковской и О. М. Гармсен. Под ред. С. Д. Сказкина и Я. М. Света . - М .: Издательство иностранной литературы, 1951. - Т. 2. - 359 с.

Ссылки

  • // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Непобедимая армада

– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.

– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m"aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c"est l"estomac… dites que c"est l"estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.

Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.

Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.

Она приложила максим усилий, чтобы сделать Англию протестантской страной. В противовес ей Испания исповедовала католицизм. Разногласия на религиозной почве не способствовали дружбе двух стран. Помимо этого, английские корсары постоянно грабили испанские галеоны, везущие из Нового Света несметные богатства. И наконец, испанский флот безраздельно властвовал на морях, ограничивая коммерческую деятельность англичан.

Все эти причины спровоцировали политическую напряжённость между Англией и Францией. В 1585 году она трансформировалась в англо-испанскую войну. Начали её англичане, открыто поддержав повстанцев в Нидерландах, боровшихся за освобождение от испанского господства. В ответ на это испанский король Филипп II собрал огромный флот, получивший название «Непобедимая армада». С его помощью испанцы рассчитывали высадить свои войска на английских землях, установить на них католицизм и навсегда уничтожить Англию как политического противника.

Непобедимая армада должна была покорить Англию

Состоял испанский флот из 130 судов, разделённый на 6 эскадр. Помимо этого, военные корабли сопровождали суда с продовольственными припасами, для посыльной службы и морской разведки. Боевые корабли относились к классу галеон. Это были современные на тот момент парусники с водоизмещением более 1000 тонн. Они имели несколько палуб, высокую корму, вмещали до 600 солдат и 60-80 орудий. Одним из главных недостатков галеонов считалась низкая маневренность.

Командовал этой морской мощью кузен испанского короля Алонсо Перес де Гусман. Этот человек ничего не понимал в морском деле, но зато имел титул герцог Медина-Сидония и владел обширными землями на юге Испании. К тому же данный господин отличался поразительной слабохарактерностью и нерешительностью. Командующим флотом его назначили после смерти адмирала Альваро де Басана, маркиза де Санта-Крус. Сам герцог всячески сопротивлялся этому назначению, но король настаивал, и пришлось согласиться.

Поход Непобедимой армады на англичан

Непобедимая армада вышла из порта города Лиссабона 28 мая 1588 года. Она устремилась на север, не отдаляясь далеко от испанского берега. Однако испанцы смогли преодолеть только четверть пути, так как начался сильный шторм. Он изрядно потрепал суда, и те вынуждены были остановиться вблизи города Ла-Корунья на северо-западе Испании. Там моряки пробыли почти 2 месяца, латая потрёпанные бурей суда.

Лишь 29 июля флот владычицы морей оказался у западной оконечности Англии. Её сразу заметили английские корабли-разведчики. И уже 30 июля из Плимута навстречу врагу вышла английская эскадра. Надо сказать, что флот англичан немного уступал по количеству кораблей. Помимо этого, английские суда имели меньшие размеры, что было вовсе не минусом, а плюсом, так как они обладали большей маневренностью по сравнению с испанскими галеонами. Пушки у подданных Елизаветы I в основной своей массе обладали высокой дальнобойностью, что тоже можно рассматривать как преимущество.

Испанский военный корабль (галеон)

А вот корабли Филиппа II имели низкую маневренность за счёт больших размеров, а орудия поражали цели на близком расстоянии, то есть дальность стрельбы у них была низкая. Но любой умелый командующий все эти минусы мог легко обратить в плюсы. Однако, как уже говорилось, испанцами командовал не моряк, а человек абсолютно сухопутный. Английский же флот возглавили такие адмиралы как Фрэнсис Дрэйк, Джон Хокинс, Мартин Фробишер. Вся их жизнь была связана с морем и морскими сражениями.

Лорд-адмиралом (командующим) английского флота бал Чарльз Ховард. 31 июля он на личном пинасе (парусно-гребное судно) подплыл к испанским кораблям. В соответствии с морской традицией он должен был бросить вызов противнику и объявить ему войну.

Но получился небольшой конфузу. Англичане перепутали флагманский корабль. Вместо «Сан Мартина», на котором находился Алонсо Перес де Гусман, пинас оказался возле другого судна и сделал пушечный выстрел. Сразу после этого на «Сан Мартина» взвился адмиральский штандарт. Тем самым испанцы дали понять, какой корабль является флагманским. Но выстрел был уже сделан, вызов брошен, война объявлена.

После этого и вплоть до 8 августа, когда состоялось Гравелинское сражение, произошла целая серия морских боевых столкновений, которые велись в Ла-Манше. Испанцы, с учётом узости пролива, расположили свои суда полумесяцем. По краям находились самые мощные военные корабли с дальнобойными орудиями, в центре самые маневренные. Также возле них расположили мелкий морской транспорт, тем самым обезопасив его. От всех судов требовалось держать строй и оказывать взаимную поддержку друг другу.

Англичане, атакуя «полумесяц», пытались его разорвать, однако, это им не удавалось очень долго. Непобедимая армада двигалась на восток по Ла-Маншу, успешно отражая нападения английской эскадры. При этом ни один корабль не был потоплен англичанами. Насчитывалось только 2 повреждённых корабля. Они вышли из строя, команды их покинули, и подданные Елизаветы I захватили эти суда.

В чём же заключался смысл движения испанского флота по Ла-Маншу ? Согласно военному плану Непобедимая армада должна была объединиться с сухопутной армией герцога Алессандро Фарнезе (герцог Пармский). Та ждала военные корабли во Фландрии. После объединения армия должна была сесть на корабли, а те пересечь Ла-Манш и высадить 30-тысячное войско на английском берегу. После этого планировалось захватить Лондон, свергнуть английскую королеву и с помощью англичан-католиков захватить в Англии власть.

Всем хорош был план, но испанцы не учли одного – силы английского флота . Именно он и стал главной помехой в успешном завершении военной компании. Англичане измотали испанцев, стреляя по их кораблям с дальнего расстояния. Но Непобедимой армаде к концу дня 5 августа удалось добраться до французского порта Кале. Комендантом этой крепости был Жиро де Молеон. Он являлся истовым католиком и ненавидел английских протестантов.

Поэтому комендант оказал самый тёплый приём своим собратьям по вере. Но гавань при крепости не имела достаточной площади, чтобы разместить на ней весь испанский флот. Соответственно, большая часть галеонов бросила якоря в проливе, но вблизи крепостных стен Кале, оказавшись тем самым под защитой её пушек.

Командующий Непобедимой армадой Алонсо Перес де Гусман, герцог Медина-Сидония

Испанский флот прошёл большой путь, преодолел вес Ла-Манш, постоянно отражая атаки англичан, и оказался совсем недалеко от армии герцога Пармского. Однако оставшийся небольшой путь оказался практически непреодолимым для тяжёлых галеонов. Дело же заключалось в том, что от Кале до Дюнкерка, где дислоцировалась сухопутная армия, морское дно почти выступало над водой, то есть оно изобиловало многочисленными мелями.

Англичане предусмотрительно убрали все бакены, показывающие опасные места, и испанские флотоводцы оказались в безвыходной ситуации. Непобедимая армада застряла в гавани Кале, а дальнейший план военных действий можно было разработать, лишь связавшись с герцогом Пармским.

Испанские галеоны покачивались на волнах, ожидая решения командования, а англичане решили воспользоваться этой выгодной для них ситуацией. В ночь с 7 на 8 августа 1588 года подданные Елизаветы I нагрузили несколько деревянных платформ соломой, хворостом, облили их смолой, подожгли и направили в сторону кораблей Филиппа II.

При виде полыхающих судов, двигающихся в их сторону, испанцев охватила паника. Они решили, что те начинены порохом и сейчас начнут взрываться. Капитаны отдали команду рубить якорные канаты, чтобы быстро отвести суда на безопасное расстояние. Но после этого боевой порядок Непобедимой армады нарушился. В обстановке всеобщей паники корабли начали сталкиваться друг с другом, получая при этом повреждения. Ситуацию усугубили ветер и течение, которые отнесли часть галеонов к северу.

Английские моряки не сумели воспользоваться этим хаосом. Они находились далеко, к тому же на кораблях не хватало снарядов. Единственное, что они сделали, это атаковали одно испанское судно, загораживавшее вход в бухту Кале. Но гораздо важнее была моральная победа, которую в полной мере испытали англичане.

Гравелинское сражение

Гравелинское сражение началось утром 8 августа 1588 года . К англичанам подошли свежие силы, и подданные Елизаветы I наконец-то решили дать решающее сражение испанцам. А разбросанные по ближайшим водам испанские корабли попытались выстроиться в боевой порядок. Это более-менее им удалось восточнее Кале в районе Гравелинской отмели.

Атаку на Непобедимую армаду возглавил Фрэнсис Дрэйк. Его корабли подошли на расстояние 100 метров и открыли огонь по врагу. В результате обстрела 3 испанских судна получили серьёзные повреждения и затонули. А вот ответный огонь испанцев был менее эффективным. Тут сказалось плохое качество чугунных ядер. Едва коснувшись обшивки вражеского корабля, они разлетались на осколки.

Гравелинское сражение

Пушечная канонада продолжалась почти весь день. За это время, кроме утонувших кораблей, ещё 4 испанских судна отнесло ветром на восток, и там они сели на мель. Из личного состава Непобедимая армада потеряла в общей сложности около 1,5 тыс. человек убитыми и ранеными. Что же касается англичан, то все их корабли остались целыми, а общие потери людей не превысили 100 человек.

К вечеру 8 августа морская битва прекратилась. Поднялся ветер, море начало штормить, а у англичан закончились боеприпасы. Но надо сказать, что Гравелинское сражение англичане не выиграли. Единственное, что они сделали, так это сильно потрепали испанцев. Но флот последних оставался ещё чрезвычайно сильным и боеспособным.

Конец Непобедимой армады

На следующее утро 9 августа противники решили продолжить бой. Но второго дня Гравелинского сражения не получилось. Испанские корабли выстроились в боевой порядок в виде полумесяца, а англичане, получив ночью боеприпасы, приготовились их атаковать. Но тут вмешалась природа со своим вечным непостоянством. Поднялся сильный ветер и начался шторм. Испанские галеоны понесло на север, и герцог Медина-Сидония решил не противиться судьбе.

Будучи человеком нерешительным, он пришёл к выводу, что установить контроль над Ла-Маншем и переправить сухопутные войска на английский берег не представляется никакой возможности. Поэтому он решил возвращаться домой в Испанию северным путём вокруг Шотландии и Ирландии. В пролив Па-де-Кале герцог вновь заплывать не решился, так как опасался новых атак англичан.

Однако он не знал, что у англичан очень мало боеприпасов, и это могло бы сыграть решающую роль в дальнейших сражениях. Поэтому командующий испанским флотом принял ошибочное решение. Он повёл Непобедимую армаду на север, тем самым упустив возможность вернуться на родную испанскую землю до начала сильных осенних штормов.

Но английские флотоводцы не знали о планах испанского командования. Они предполагали, что уход на север является каким-то военным маневром. Поэтому англичане начали преследовать испанский флот. Но продолжалось это только 2-е суток. После этого английские суда повернули назад, так как у них начали кончаться вода и продовольствие.

Путь Непобедимой армады на карте (Гравелинское сражение показано красным кружком)

Не имея за собой противника, испанский флот обогнул Шотландию и оказался в водах Атлантического океана. Случилось это в конце августа, а в первых числах сентября началась бесконечная череда штормов. К середине сентября изрядно потрёпанные испанские суда оказались возле северных берегов Ирландии. Но тут начался очень сильный шторм. Продолжался он две недели.

В результате этого некоторые корабли разбились о скалы, другие затонули в открытом море. Те испанские солдаты, которые выбрались на берег, были либо убиты местными жителями, либо взяты в плен с целью получения за них выкупа.

Только в первых числах октября первые испанские корабли появились возле родных берегов Испании, а 14 октября приплыл последний уцелевший корабль. В общей сложности испанский флот потерял 70 кораблей и до 70% личного состава. Кто-то утонул, кто-то погиб в бою, а многие умерли от голода, болезней и ран по пути к родным берегам. Выжившие были крайне истощены, у некоторых даже не хватало сил сойти на берег.

Так позорно для Испании закончился поход Непобедимой армады. После этого испанские короли уже не пытались реставрировать католицизм на английских землях. А Англия после Гравелинского сражения и разгрома испанского флота стала претендовать на статус владычицы морей. Что же касается протестантов, то они заявили, что победа полностью зависела от Бога. Именно по его воле были наказаны нечестивые католики, вздумавшие насильно установить на землях Туманного Альбиона свою веру .

Летом 1588 года в Европе назревала война. Бедная далекая страна навлекла на себя гнев величайшей империи мира, и орудие возмездия было уже в пути. Испанская армада вышла в море, и целью этого величайшего флота всех времен и народов было вторжение в Англию. Мало кто верил, что армада может потерпеть поражение, однако ее разгром был полным и окончательным. До сегодняшнего дня историков волновал ответ на вопрос, спрятанный на морском дне - какое природное явление потопило испанскую армаду?

В Британии поражение испанской армады считается одной из величайших побед британского флота. Это была битва Давида и Голиафа и англичане победили несмотря ни на что. Мощные испанские галеоны потерпели поражение от рук искусных английских моряков, а испанский флот был вынужден покинуть берега Англии из-за смены погоды. Так говорят легенды, но какова правда.

Испания была самой могучей державой в эпоху Елизаветы. Во времена царствования короля Филиппа II страна обогатилась за счет южно-американских колоний, откуда она вывозила много серебра и золота.

король Филипп II, королева Елизавета

Англия уже давно раздражала короля Филиппа II. Нищее варварское государство полное пуритан-протестантов, как он говорил. Елизавета поощряла авантюристов подобных Френсису Дрейку, которые атаковали испанские корабли, перевозившие сокровища из колоний. Это была рискованная игра. В течение 20 лет королева провоцировала Испанию, и отношения двух стран переживали то взлеты то падения. Казнь Марии - королевы Шотландской католички стало последней каплей в испанской чаше терпения.

Недалеко от Мадрида в своем дворце Филипп уже давно готовился к вторжению к британским островам. Согласно его плану на Великобританию должны были обрушиться целых две армии. Одна из них должна была войти в Ла-Манш на кораблях армады, другая ожидала флот в испанских Нидерландах. После объединения обе армии должны были высадиться на Британских островах в районе Кента и выступить в сторону Лондона. Елизавета знала о планах Испании, но не могла им помешать. У Филиппа было две регулярных армии, у нее ни одной, а народное ополчение врятли могло оказать достойное сопротивление хорошо обученным испанским войскам. Единственной защитой страны были корабли королевского флота, но смогут ли они одержать победу - никто не знал.

В истории Англии эпоха Елизаветы ознаменовалась, как времена создания кораблей нового поколения. Это была настоящая революция в области кораблестроения. Изменения коснулись не только конструкции кораблей, но и всей . И все эти новейшие достижения получили свое отражение в кораблях, выступивших против армады.

британский парусный корабль нового поколения

Несомненно, конструкция английских парусных кораблей претерпела серьезные изменения. Суда нового поколения имели более обтекаемую форму, а также были более быстроходными. Помимо этого изменения претерпело и парусное вооружение, которое теперь выдерживало гораздо большие нагрузки, чем ранее. В результате новые суда нового поколения были гораздо более маневренными.

29 июля 1588 года наблюдая за армадой , входящей в пролив Ла-Манш англичане впервые осознали истинные размеры и мощь испанского вторжения. В то время на побережье зажигались все новые и новые сигнальные маяки. Англичане в Плимуте с волнением ожидали дальнейших действий, ведь ничего подобного не было с времен Римской империи. Однако в эпоху парусников обе стороны были во власти природы.

В день когда испанская армада вошла в пролив Ла-Манш казалось, что им сопутствует удача. На северо-западе сформировалась область высокого давления и ветер, перемещавшийся по часовой стрелке дул с запада. Казалось, что все благоприятствовало Испании. Армада была в открытом море, и попутный ветер наполнял паруса их галеонов.

испанская армада состояла из 160 с лишним кораблей

Английские корабли, стоявшие на якоре в Плимуте, оказались неподвижной мишенью. Это был драматический момент. Испанский флот численностью 160 с лишним кораблей приближался к берегам Британии, но сэр Фрэнсис Дрейк заявил, что он вполне успеет разобраться с врагом после того как закончит игру в шары. Но почему Дрейк бездействовал. Проанализировав карту приливов того июльского дня океанографы считают, что у него было выбора - из-за прилива, который начался около 09:00 он просто не мог вывести свои в Ла-Манш.

Английский флот был беззащитен, но испанцы не стали его атаковать. Командующий испанской армадой герцог Медина-Сидония получил приказ строго придерживаться плана, разработанного самим королем Испании.

Иначе говоря, он просто упустил возможность стереть британский флот в порошок. Этой возможностью не замедлили воспользоваться англичане, вышедшие в море с переменой течения. Расположившись по ветру, испанцы были уверены в своих силах, но вскоре они пришли в замешательство при виде маневренности английских судов, оказалось, что английские корабли способны на более крутой фордевинд. Вскоре они с ужасом обнаружили английский флот у себя за спиной. Неожиданно для испанцев англичане заняли все стратегические выгодные позиции.

испанский галеон того времени

Британские избегали центра, опасаясь оказаться запертыми между испанскими галеонами. Однако у них было тайное оружие, с помощью которого они могли затопить вражеский флот на расстоянии. Этим новым оружием была длинноствольная пушка, которую называли «куливрина», что в переводе означает змея. Англичане считали ее убийцей кораблей. Это орудие имело непривычно длинный и узкий ствол для своего калибра (около 14 см). Британцы полагали, что более длинный ствол орудия позволит им максимально использовать пороховой заряд как и более точно вести прицельный огонь. Дальность прямого выстрела составляла более 600 метров при нулевой вертикальной наводке. Но больше всего испанцы боялись меткости «куливрины». Даже король Филипп II предупредил своих командиров кораблей о том, что англичане будут стрелять низко, пытаясь повредить корпус испанских кораблей.


Однако за 6 дней морского сражения англичанам так и не удалось одолеть врага мощью своего оружия. Британским артиллеристам не хватало точности. К тому же их дальнобойные пушки съедали слишком много драгоценного пороха.

Однако под шквалом огня испанцам ничего не оставалось, как выйти в открытое море, ведь стоя на якоре, они были весьма уязвимы. К тому же погода стала меняться не в пользу испанской армады . Северо-западный ветер становился все сильнее и сильнее. Но не только ветер мешал испанским галеонам - и высокий прилив не давал кораблям выйти в открытое море. Вечером скорость течения прилива достигала 5 км/час. В результате испанские парусные корабли оказались прижатыми к берегу во власти ветра, прилива и англичан.

Также у англичан был план, ради которого они были готовы пожертвовать несколькими кораблями. Они загрузили на борт судов смолу и подожгли их, направив вместе с приливом в сторону испанской армады. В результате боевой строй разомкнулся, и испанские корабли превратились в легкие мишени. Впервые англичанам удалось приблизиться к врагу вплотную. Только после того как англичане открыли огонь с близкой дистанции испанские корабли начали нести серьезные повреждения и потери.


Оказавшиеся неэффективными на дальних дистанциях английские пушки превратились в грозное оружие при непосредственном столкновении с врагом. Пушечные ядра сметали все на своем пути. Щепки впивались в мягкие ткани, раня и калеча моряков и солдат. Оснастка и такелаж были приведены в полную негодность. С каждым мгновением положение испанцев становилось все хуже и хуже. Но даже при интенсивном обстреле англичане с трудом топили испанские корабли.

крах испанской армады

Испанцы были потрепаны, но не побеждены. Британские корабли находились в лучшем состоянии, но у них закончились боеприпасы. Это была ничья, так как ни одна из сторон не достигла желаемого результата. Но решающий удар нанесли не англичане, а... погода. Ветер, дующий с берега, грозил выбросить армаду на побережье Голландии, но внезапно он изменил направление и вынес армаду в море. У испанцев этому явлению было одно объяснение - божественное вмешательство. Благоприятствующий ветер позволил армаде уйти в Северное море. Оказавшись там, подгоняемые попутным ветром испанские корабли уже не могли вернуться назад. Испанцам пришлось пересмотреть свои планы. Теперь задача флота была благополучно прибыть в Испанию, обогнув Британские острова с севера. Но и на этом пути армаду поджидала опасность.

схема движения испанской армады

В действительности испанская армада под действием течения Гольфстрим, преграждающего путь на юг, теряла по 40 км в день. В течение 9 дней пути испанские капитаны посчитали, что могут спокойно поворачивать на юг к Испании. На самом деле испанская армада была намного восточнее, поэтому этот маневр оказался фатальным. Несмотря на отчаянные попытки избежать столкновения несколько кораблей оказались выброшенными на враждебное побережье - каменистые берега Ирландии. Неизвестно сколько кораблей было потеряно, но почти половина судов гордо отплывших от берегов Испании так и не вернулись домой.

Не нашли ответ на свой вопрос? Посмотрите здесь
«Прощание с Матёрой Прощание с матерой читать краткое по главам«Прощание с Матёрой Прощание с матерой читать краткое по главам
Правление Екатерины II Просвещенный абсолютизм Екатерины IIПравление Екатерины II Просвещенный абсолютизм Екатерины II
Юрий болдырев - как избежать гражданской войныЮрий болдырев - как избежать гражданской войны