зависть грех кляйн психоанализ

Мелани Кляйн - влиятельный и знаменитый британский психоаналитик австрийского происхождения, создатель игровой техники в практике детского психоанализа, а также первый психоаналитик, сосредоточившийся на изучении отношений младенца с матерью, особенно на ранних стадиях развития ребенка, - в своей работе “Зависть и благодарность” рассматривает истоки возникновения зависти, которые относятся именно к периоду первых отношений младенца с матерью.

Мелани Кляйн отмечает, что изучение именно самых ранних стадий развития эмоциональной жизни младенца и может явиться ключом к пониманию его взрослой личности.

Многие годы своей жизни Мелани Кляйн посвятила изучению и дальнейшему анализу маленьких детей. Особое значение психоаналитик придавала первым объектным отношениям младенца - отношениям с материнской грудью и с матерью - и сделала заключение, что если этот первичный объект, который интроецируется, укореняется в Эго с достаточной стабильностью, то закладывается основа для удовлетворительного развития. При доминировании оральных импульсов грудь инстинктивно ощущается как источник питания и, в более глубоком смысле, самой жизни. Такая психическая и физическая близость к удовлетворяющей груди до некоторой степени восполняет, если все в порядке, потерянное пренатальное единство с матерью и чувство безопасности, которое оно дает. Это во многом зависит от способности младенца к сильной привязанности к груди или символически заменяющей ее бутылочке; так мать превращается в любимый объект. Хорошая грудь принимается внутрь и становится частью Эго. Хотя пренатальное состояние, без сомнения, подразумевает чувство единства и безопасности, но степень комфортности этого состояния зависит от психологического и физического состояния матери и, возможно, даже от определенных, до сих пор не исследованных факторов, связанных с самим плодом.

Элемент фрустрации со стороны груди неминуемо входит в самые ранние отношения младенца, потому что даже счастливая ситуация кормления не может заменить пренатального единства с матерью. К тому же тяга младенца к неистощимой и постоянно присутствующей груди исходит из желания пищи и из либидозных желаний. Поэтому даже на самых ранних стадиях потребность в постоянном ощущении материнской любви глубоко укоренена в тревоге.

Вместе со счастливыми переживаниями неизбежные обиды подкрепляют внутренний конфликт между любовью и ненавистью, и, в результате, это приводит к чувству, что существуют хорошая и плохая грудь . Как следствие, ранняя эмоциональная жизнь характеризуется чувством потери и возвращения хорошего объекта.

Мелани Кляйн многократно выдвигала гипотезу, согласно которой первичный хороший объект, материнская грудь, образует ядро Эго и этот объект жизненно важен для его роста. В его психике также есть уже неопределенное представление о связи груди и других аспектов и частей матери. Психоаналитик считала, что грудь для младенца не просто физический объект. Все его инстинктивные желания, все бессознательные фантазии наделяют грудь качествами, далеко выходящими за рамки кормления как такового, которое она обеспечивает. При анализе пациентов обнаруживается, что грудь в своем хорошем аспекте является прототипом материнской доброты, неистощимого терпения и щедрости. Именно эти фантазии и инстинктивные потребности так обогащают первичный объект, что становятся основой надежды, доверия и способности полагаться на добро.

А зависть вносит свой вклад в затруднения младенца при построении своего хорошего объекта, так как он чувствует, что удовлетворение, которого он был лишен, оставлено фрустрирующей его грудью для себя.

Следует провести различия между завистью, ревностью и жадностью:

Зависть - это злобное чувство, что другой человек обладает и наслаждается чем-то желаемым, завистливый импульс направлен на то, чтобы отобрать или испортить это. Более того, зависть подразумевает отношение субъекта только к одному человеку и исходит из наиболее ранних исключительных отношений с матерью.

Ревность основана на зависти, но включает отношение, по крайней мере, к двум людям; она, в основном, озабочена той любовью, которую субъект чувствует своей привилегией и которую отбирает, или есть угроза, что отберет, его соперник. В обыденном представлении о ревности мужчина или женщина чувствуют, что кто-то другой лишает их любимого человека.

Жадность - это бурное и ненасытное алкание, которое превышает потребности субъекта и желание и возможности объекта давать. На бессознательном уровне жадность, в первую очередь, нацелена на вычерпывание, высасывание и пожирание груди: т. е. ее целью является деструктивная интроекция; в то время как зависть не только пытается ограбить свой объект, но также и внести плохое, в первую очередь, плохие экскременты и плохие части себя в мать и, прежде всего, в ее грудь, чтобы испортить и разрушить ее. Одно из существенных различий между жадностью и завистью, хотя и не являющееся четкой разграничительной линией, поскольку они тесно связаны, это то, что жадность, в основном, связана с интроекцией, а зависть с проекцией.

Согласно “Английским синонимам” Крабба, “...ревность боится потерять то, что имеет; зависть переживает, видя, что кто-то имеет то, что хочется иметь самому... Завистливому человеку плохо при виде удовольствия. Ему хорошо только при страданиях других. Поэтому все попытки удовлетворить завистника тщетны” . Общее отношение к ревности отличается от отношения к зависти. Действительно, в некоторых странах убийство из ревности ведет к менее суровому наказанию.

Мелани Кляйн пишет: “Моя работа научила меня, что самым первым объектом зависти становится кормящая грудь, поскольку младенец ощущает, что она обладает всем, что ему нужно, и что существует неограниченный поток молока и любви, который грудь оставляет для собственного удовлетворения. Это ощущение добавляется к его чувствам обиды и ненависти и в результате нарушает отношения с матерью. Если зависть чрезмерна, это, с моей точки зрения, показывает, что параноидные и шизоидные черты являются аномально сильными и что такой ребенок может расцениваться как больной”.

В своей работе Мелани Кляйн говорит о первичной зависти к материнской груди, присущей младенцу, а также упоминает, что садистские атаки на материнскую грудь обусловлены деструктивными импульсами. “Здесь я хочу добавить, что зависть придает этим атакам особую остроту. То, что я писала раньше о жадном вычерпывании груди и материнского тела и о разрушении ее детей, так же как и о вкладывании в мать плохих экскрементов, предвосхищало то, что я затем охарактеризовала как завистливую порчу объекта”.

Если считать, что депривация приводит к росту жадности и персекуторной тревоги и что у младенца существует фантазия о неистощимой груди как о самом сильном своем желании, то станет понятно, насколько возрастает зависть, если ребенка кормят несоответствующим образом. Чувства младенца, видимо, состоят в том, что грудь обделяет его, она становится плохой, т. к. она удерживает молоко, любовь и заботу, ассоциирующиеся с хорошей грудью, для себя. И младенец начинает эту грудь ненавидеть и завидовать ей. Возможно, более понятно то, что удовлетворяющая грудь также становится объектом зависти. Сама та легкость, с которой идет молоко, - хотя младенец и получает от этого удовлетворение- также приводит к зависти, поскольку этот дар кажется чем-то недостижимым.

Проявления этой зависти можно обнаружить в ситуации переноса. Например, аналитик только что сделал интерпретацию, которая принесла пациенту облегчение и привела к изменению настроения от разочарования к надежде и доверию. Для некоторых пациентов или для одного и того же пациента в определенные периоды времени эта помогающая интерпретация может вскоре превратиться в объект разрушительной критики. Она уже больше не ощущается как нечто хорошее, что он получил и пережил как свое обогащение. Его критика может быть направлена на малозначимые моменты: интерпретацию следовало сделать раньше; она была слишком длинной и нарушила ассоциации пациента; или она была слишком короткой, и это означает, что его недостаточно хорошо поняли. Завистливый пациент недоброжелателен к успешной работе аналитика, и если он чувствует, что сам аналитик и та помощь, которую он дает, испорчены и обесценены его завистливой критикой, то он не может их надлежащим образом интроецировать в качестве хорошего объекта, то есть не принимает эти интерпретации с настоящей убежденностью в их правильности и не может усвоить их.

Кроме того, завистливый пациент может чувствовать, что он недостоин помощи со стороны аналитика, что обусловлено его чувством вины за обесценивание предлагаемой ему помощи. Потребность пациента обесценивать аналитическую работу, которую он воспринимает как помогающую, является проявлением зависти.

Некоторые пациенты избегают критиковать аналитика, погружаясь в состояние спутанности. Эта спутанность - не только защита, но и проявление неуверенности в том, останется ли аналитик такой же хорошей фигурой или и он сам, и та помощь, которую он предоставляет, станут плохими из-за враждебной критики пациента. Эту неуверенность Мелани Кляйн выводит из тех чувств спутанности, которые являются одними из последствий нарушения самых ранних отношений с материнской грудью. Младенец, который не может разделить и успешно сохранить в отдельности любовь и ненависть и, следовательно, хороший и плохой объекты, склонен чувствовать спутанность между хорошим и плохим и в других обстоятельствах.

Зависть и те установки, которые она порождает, препятствуют постепенному построению хорошего объекта в ситуации переноса. Если на самой ранней стадии хорошая пища и первичный хороший объект не принимаются и не усваиваются, то же повторяется в переносе, и течение анализа нарушается. В контексте аналитического материала можно путем проработки вышеуказанных ситуаций реконструировать чувства пациента, которые он испытывал в младенчестве по отношению к материнской груди. Например, младенец может быть обижен на то, что молоко идет слишком быстро или слишком медленно или что ему не дают грудь, когда он больше всего жаждет ее, и поэтому, когда затем ее дают, он уже ее больше не хочет. Он отворачивается от нее и вместо этого сосет свои пальцы. Когда младенец принимает грудь, он может съесть недостаточно много, или кормление может быть нарушено. Некоторым младенцам явно очень трудно справиться с такими обидами. У других эти чувства, хотя и основаны на действительных фрустрациях, скоро проходят; грудь принимается, и они полностью наслаждаются пищей. Эти процессы и становятся совершенно явными в ситуации переноса.

Мелани Кляйн много говорит о желании младенца обладать неистощимой, всегда доступной для него грудью. Однако он хочет не только пищи; он также хочет, чтобы его освободили от деструктивных импульсов и персекуторной тревоги . Ребенок чувствует, что мать всесильна и может избавить от любой боли и зла, исходящих из внешних и внутренних источников. Между прочим, очень благоприятные изменения в кормлении детей, произошедшие в последние годы, в отличие от довольно жесткого способа кормления по расписанию, не могут, тем не менее, сами по себе предотвратить затруднений ребенка, т. к. мать не может устранить его деструктивных импульсов и персекуторной тревоги. Необходимо рассмотреть еще один момент. Слишком тревожное отношение со стороны матери, которая, каждый раз как ребенок плачет, тут же дает ему есть, не помогает ребенку. Он чувствует тревогу матери, и это увеличивает его собственную тревогу. Абрахам упоминал среди факторов, лежащих в основе маниакально-депрессивного расстройства, как чрезмерную фрустрацию, так и слишком сильное потакание желаниям и, поскольку фрустрация, если она не чрезмерна, является стимулом адаптации к внешнему миру и способствует развитию чувства реальности. Действительно, определенная доля фрустрации, за которой следует удовлетворение, может дать младенцу чувство, что он способен справиться с тревогой. Отсутствие конфликта у младенца, если это гипотетическое состояние можно представить, лишает его возможности обогащения своей личности и важного фактора в усилении Эго, поскольку конфликт и потребность в его преодолении - это фундаментальные элементы для развития Эго.

Сильная зависть к кормящей груди препятствует способности получать полное удовлетворение и, таким образом, подрывает развитие благодарности. Есть очень сильные психологические причины того, почему зависть фигурирует среди “семи смертных грехов”. Она, возможно, даже бессознательно ощущается самым большим грехом, поскольку портит и повреждает хороший обьект. Этот взгляд Мелани Кляйн совпадает со взглядами Чосера: “Несомненно, зависть - самый худший из грехов, поскольку остальные грехи - это грехи против какой-то одной добродетели, в то время как зависть - против всех добродетелей и против всего хорошего” .

Получается, что одним из последствий чрезмерной зависти становится раннее появление чувства вины. Если преждевременное чувство вины переживается Это, еще не способным его вынести, то вина ощущается как преследование, а объект, вызывающий вину, превращается в преследователя. Таким образом, младенец не может проработать депрессивную или персекуторную тревогу, потому что они оказываются смешанными друг с другом. Несколькими месяцами позже, когда возникнет депрессивная позиция, более интегрированное и сильное Эго

обретет большую способность выносить боль вины и создавать соответствующие защиты, в основном, - тенденцию к возмещению нанесенного вреда (репарации).

Тот факт, что на самой ранней стадии (т. е. во время параноидно-шизоидной позиции) преждевременная вина усиливает чувство преследуемое и дезинтеграции, приводит к тому, что проработка депрессивной позиции также оказывается неудачной.

Эту неудачу можно заметить как у детей, так и у взрослых пациентов: коль скоро есть чувство вины, аналитик становится преследователем и обвиняется по любому поводу. В таких случаях мы обнаруживаем, что пациенты, будучи младенцами, не могли переживать вину без того, чтобы она вела к персекуторной тревоге с соответствующими ей защитами. Эти защиты проявляются позже как проекция на аналитика и всемогущее отрицание.

Моя гипотеза состоит в том, что один из глубочайших источников вины всегда связан с завистью к кормящей груди и с чувством порчи ее добра своими завистливыми нападками. Если в раннем младенчестве первичный объект был установлен достаточно стабильно, то с вызываемой этими чувствами виной можно успешно справиться, поскольку в этом случае вина более преходяща и менее способна угрожать отношениям с хорошим объектом.

Чрезмерная зависть препятствует адекватному оральному удовлетворению и, таким образом, выступает в качестве стимула к интенсификации генитальных желаний и тенденций. Это подразумевает, что младенец слишком рано обращается к генитальному удовлетворению, а значит, оральное отношение генитализируется, и генитальные тенденции становятся слишком сильно окрашены оральными обидами и тревогами. Я часто говорила, что генитальные ощущения и желания, возможно, действуют с самого рождения; например, хорошо известно, что у младенцев-мальчиков бывают эрекции уже на очень ранней стадии. Но, говоря о преждевременном появлении этих ощущений, я имела в виду, что генитальные тенденции препятствуют оральным на той стадии, когда в норме оральные желания преобладают. Здесь мы опять должны рассмотреть последствия ранней спутанности, выражающиеся в перемешанности оральных, анальных и генитальных импульсов и фантазий. Перекрывание этих различных источников либидо и агрессивности является нормальным. Но когда перекрывание приводит к неспособности в достаточной степени переживать преобладание каждой из этих тенденций на соответствующей стадии развития, тогда и последующая сексуальная жизнь и сублимации оказываются под неблагоприятным влиянием. Генитальность, основанная на бегстве от оральности, небезопасна, ненадежна, т. к. она несет в себе подозрения и разочарования, связанные с нарушенным оральным удовольствием. Препятствие примату оральности со стороны генитальных тенденций мешает удовлетворению в генитальной сфере и часто ведет к навязчивой мастурбации и промискуитету. Поскольку недостаток первичного удовольствия вносит в генитальные желания компульсивный элемент, это, как я наблюдала у некоторых пациентов, приводит к тому, что сексуальные ощущения вторгаются в любую деятельность, в процессы мышления и интересы. У некоторых младенцев бегство в Генитальность - это также защита от ненависти и повреждения первого объекта, к которому они испытывают амбивалентные чувства. Я обнаружила, что преждевременное начало гениальности может быть связано с ранним появлением вины и характерно для параноидных и шизоидных случаев.

Когда младенец достигает депрессивной позиции и становится более способен к встрече со своей психической реальностью, он также чувствует, что «плохость» объекта во многом связана с его собственной агрессивностью и возникшей вследствие нее проекцией. Понимание этого, как мы можем видеть в ситуации переноса; вызывает большую психическую боль и вину в период, когда депрессивная позиция находится на высоте своего развития. Но оно также приносит чувства облегчения и надежды, что, в свою очередь, делает менее трудным воссоединение двух аспектов себя и объекта и проработку депрессивной позиции. Эта надежда основана на растущем бессознательном знании, что внутренний и внешний объекты не так плохи, как это ощущалось в их отщепленных аспектах. Путем смягчения ненависти любовью внутренний объект ребенка улучшается. Он уже не вызывает чувства, что он должен был быть разрушен в прошлом, уменьшается и опасность того, что он будет разрушен в будущем; не поврежденный, он ощущается как менее уязвимый в настоящем и будущем. Внутренний объект приобретает сдерживающую и сохраняющую Я установку, и его большая сила является важным аспектом функции Супер-Эго.

При описании преодоления депрессивной позиции, связанной с большим доверием к хорошему внутреннему объекту, я не собираюсь утверждать, что эти результаты не могут быть временно уничтожены. Напряжение, внутреннее или внешнее по своей природе, способно породить депрессию и недоверие к себе и объекту. Однако способность выходить из таких депрессивных состояний и восстанавливать свое чувство внутренней безопасности - это, на мой взгляд, критерий хорошо развитой личности. Напротив, овладение депрессией путем ее отрицания и ожесточения чувств - это регрессия к маниакальным защитам, используемым во время младенческой депрессивной позиции.

Существует прямая связь между завистью, переживаемой к материнской груди, и развитием ревности. Ревность основана на подозрении к отцу и соперничестве с ним, поскольку он обвиняется в том, что отнял материнскую грудь и мать. Соперничество отмечается на ранних стадиях прямого и инвертированного Эдипова комплекса, которые в норме возникают одновременно с депрессивной позицией во вторую четверть первого года.

Развитие Эдипова комплекса в большей степени зависит от превратностей первых исключительных отношений с матерью, и если эти отношения слишком скоро нарушаются, соперничество с отцом возникает преждевременно. Фантазии о пенисе внутри матери или внутри ее груди превращают отца во враждебно вторгающуюся фигуру. Эта фантазия особенно сильна, если младенец не получил полного удовольствия и счастья, которыми его должны обеспечить ранние отношения с матерью, и не усвоил с достаточной безопасностью свой первый хороший объект. Эта неудача частично зависит от силы зависти.

Когда в более ранних работах я описывала депрессивную позицию, я показала, что на этой стадии младенец постепенно интегрирует свои чувства любви и ненависти, синтезирует хороший и плохой аспекты матери и проходит через состояния оплакивания, связанные с чувством вины. Он также начинает больше понимать внешний мир и узнает, что он не может удерживать мать у себя как свою исключительную собственность. Сможет ли младенец найти помощь этому горю в отношениях со вторым объектом - отцом, с другими людьми вокруг, или нет? Это во многом зависит от тех эмоций, которые он испытывает к своему потерянному уникальному объекту. Если это отношение было прочно установлено, страх потери матери слабее, а способность делиться ею сильнее. Так что он может испытывать больше любви к своим соперникам. Все это подразумевает, что он способен успешно проработать депрессивную позицию, что, в свою очередь, зависит от того, не была ли зависть к первичному объекту чрезмерной.

Ревность, как мы знаем, изначально присуща Эдиповой ситуации и сопровождается ненавистью и желаниями смерти. В норме, однако, приобретение новых объектов, которые можно любить,- отца и сиблипгов - и другие компенсации, которые развивающееся Эго получает из внешнего мира, в определенной степени смягчают ревность и обиду.

Если параноидные и шизоидные механизмы сильны, ревность и, в конце концов, зависть остаются не смягченными. Развитие Эдипова комплекса проходит под сильным влиянием всех этих факторов.

Среди особенностей самой ранней стадии Эдипова комплекса есть фантазии о материнской груди и матери, содержащих в себе пенис отца, или отце, содержащем в себе мать. Они составляют основу комбинированной родительской фигуры, и я подробно писала о важности этих фантазий в предыдущих работах. Влияние комбинированной родительской фигуры на способность младенца дифференцировать родителей и устанавливать хорошие отношения с каждым из них зависит от силы зависти и интенсивности его Эдиповой ревности, поскольку подозрение, что родители всегда получают сексуальное удовлетворение друг от друга подкрепляет эту исходящую из разных источников фантазию, что они всегда комбинированы (едины, слиты). Если эти тревоги сильны и слишком продолжительны, результатом может быть длительное нарушение отношений с обоими родителями. У очень больных индивидов неспособность отделить отношения с отцом от отношений с матерью из-за их сложной переплетенности в уме пациента играет важную роль при тяжелых состояниях спутанности,

Если зависть не чрезмерна, ревность в Эдиповой ситуации становится средством ее проработки. Когда человек переживает ревность, его враждебные чувства направлены, скорее, не против первичного объекта, а против соперников - отца или сиблингов, что делает эти чувства менее концентрированными. Одновременно, когда эти отношения развиваются, они порождают чувства любви и становятся новыми источниками удовлетворения. Более того, смена оральных желаний генитальными уменьшает значение матери как источника оральных удовольствий. (Как мы знаем, объект зависти, в основном, орален). У мальчика большая доля ненависти направляется на отца, которому он завидует как обладателю матери; это типичная Эдипова ревность. У девочки генитальные желания к отцу позволяют ей найти другой любимый объект. Так что ревность в некоторой степени заменяет зависть; мать становится главной соперницей. Девочка хочет занять место матери, обладать детьми и заботиться о детях, которых любящий отец дает матери. Идентификация с матерью в этой роли расширяет круг возможных сублимаций. Важно также иметь в виду, что проработка зависти с помощью ревности - это еще и важная защита против зависти. Ревность считается гораздо более приемлемой и порождает гораздо меньше вины, чем первичная зависть, которая разрушает первый хороший объект.

В анализе мы часто можем видеть тесную связь между ревностью и завистью. Например, пациент очень ревнует меня к мужчине, с которым, как он думает, я нахожусь в близком личном контакте. Следующим шагом становится чувство, что, в любом случае, я, видимо, скучна и неинтересна в частной жизни, и внезапно весь анализ предстает перед ним как скучный. Интерпретация, сделанная в этом случае самим пациентом, - что это защита - приводит к осознанию обесценивания аналитика в результате роста зависти.

Амбиции - другой фактор, способный всколыхнуть зависть. Это часто связано, в первую очередь, с соперничеством и конкуренцией в Эдиповой ситуации; но если амбиции чрезмерны, это ясно указывает на то, что их корни - в зависти к первичному объекту. Неспособность удовлетворить свои амбиции часто вызвана конфликтом между желанием исправить объект, поврежденный деструктивной завистью, и новым проявлением зависти.

Открытие Фрейдом зависти к пенису у женщин и ее связи с агрессивными импульсами было основным вкладом в понимание зависти. Когда зависть к пенису и кастрационные желания сильны, объект зависти, пенис, должен быть разрушен, а мужчина, который обладает им, лишен его. В «Анализе конечном и бесконечном» Фрейд делает акцент на трудностях, встающих при анализе женщин-пациенток из-за того факта, что они никогда не смогут приобрести желаемый ими пенис. Он утверждает, что женщины-пациентки чувствуют «внутреннее убеждение, что анализ ничего им не даст, и им не станет лучше; мы можем только согласиться с ними, когда обнаружим, что наиболее сильным мотивом их прихода в анализ была надежда, что они смогут все же как-нибудь приобрести мужской орган, отсутствие которого так болезненно для них».

В зависть к пенису вносят свой вклад несколько факторов, которые я обсуждала в связи с другими вопросами.32 В этом контексте я хочу рассмотреть женскую зависть к пенису в основном в той части, которая имеет оральное происхождение. Как мы знаем, при доминировании оральных желаний пенис во многом уравнивается с грудью (Абрахам) и, по моему опыту, зависть к пенису у женщины можно проследить вплоть до зависти к материнской груди. Я обнаружила, что если анализировать зависть к пенису у женщин в этом направлении, мы можем увидеть, что ее корни лежат в ранних отношениях с матерью, в фундаментальной зависти к материнской груди и в деструктивных чувствах, связанных с этим.

Фрейд показал, насколько отношение девочки к матери живо в ее последующих отношениях с мужчинами. Когда зависть к материнской груди в основном переносится на пенис отца, результатом может быть подкрепление ее гомосексуальных установок. Другой результат - это внезапный и крутой поворот к пенису от груди из-за чрезмерных тревог и конфликтов, которые вызваны оральными отношениями. Это, по сути своей, механизм бегства и поэтому он не ведет к стабильным отношениям со вторым объектом. Если главным мотивом этого бегства являются зависть и ненависть, испытываемые к матери, эти эмоции скоро переносятся на отца, и вследствие этого длительные любящие отношения с ним не могут быть установлены. Одновременно завистливое отношение к матери проявляет себя в чрезмерном Эдиповом соперничестве. Это соперничество гораздо меньше обусловлено любовью к отцу, чем завистью к материнскому обладанию отцом и его пенисом. Зависть, испытываемая к груди, затем полностью переносится в Эдипову ситуацию. Отец (или его пенис) становится приложением матери, и, основываясь именно на этом, девочка хочет украсть его у матери. Поэтому в последующей жизни каждый ее успех в отношениях с мужчинами становится победой над другой женщиной. Это относится и к случаям, где нет очевидной соперницы, потому что соперничество тогда направлено против матери мужчины, что можно увидеть по частым нарушениям в отношениях между невесткой и свекровью. Если мужчина ценится, в основном, за то, что его завоевание становится триумфом над другой женщиной, то интерес к нему пропадает, коль скоро достигнут успех. Отношение к женщине-сопернице тогда подразумевает: «Ты (заместительница матери) обладала этой чудесной грудью, которую я не могла получить у тебя, когда ты прятала ее от меня, и которую я сейчас хочу украсть у тебя;

поэтому я отбираю у тебя этот пение, который ты лелеешь». Потребность в повторении этого триумфа над ненавистной соперницей часто вносит большой вклад в поиск следующего и следующего мужчины.

Если ненависть и зависть к матери не так сильны, то, хотя разочарование и обида могут привести к отворачиванию от нее, идеализация второго объекта, пениса отца и отца, может быть тогда более успешной. Эта идеализация исходит, в основном, из поиска хорошего объекта, поиска, который не был успешен в первый раз и поэтому может быть неудачен снова, но неудачен не обязательно, если любовь к отцу в ситуации ревности доминирует, поскольку женщина может сочетать некоторую ненависть к матери и любовь к отцу, а затем и к другим мужчинам. В этом случае дружеские чувства к другим женщинам возможны, пока те не слишком похожи на заместительницу матери. Дружба с женщинами и гомосексуальность могут быть тогда основанными на потребности найти хороший объект вместо избегаемого первичного объекта. Поэтому тот факт, что такие люди - и это приложимо к мужчинам так же, как и к женщинам - могут иметь хорошие объектные отношения, часто обманчив. Лежащая под этим зависть к первичному объекту отщеплена, но продолжает действовать и способна нарушить любые отношения.

В некоторых случаях я обнаружила, что фригидность разной степени была результатом нестабильной установки к пенису, основанной, в основном, на бегстве от первичного объекта. Способность к полному оральному удовлетворению, имеющая корни в удовлетворительных отношениях с матерью, является основой переживания полного сексуального оргазма (Фрейд).

У мужчин зависть к материнской груди также является очень важным фактором. Если она сильна, и из-за этого нарушается оральное удовлетворение, ненависть и тревоги переносятся на влагалище. Если в норме генитальное развитие позволяет мальчику сохранить свою мать как объект любви, грубое нарушение оральных отношений открывает дорогу для серьезных нарушений генитальной установки на женщин. Последствия нарушенных отношений сначала к груди, а затем к влагалищу многообразны: это нарушение генитальной потенции, компульсивпая потребность в генитальном удовлетворении, промискуитет и гомосексуальность.

Получается, что одним из источников вины за гомосексуальность у мужчины является чувство, что он с ненавистью отвернулся от матери и предал ее, заключив союз с пенисом отца и отцом. Как на Эдиповой стадии, так и в последующей жизни этот элемент предательства любимой женщины может отражаться в нарушении способности к дружеским отношениям с мужчинами, даже если они не имеют явной гомосексуальной природы. С другой стороны, я наблюдала, что вина по отношению к любимой женщине и тревога, присущая этому отношению, часто подкрепляют собой бегство от нее и возрастание гомосексуальных тенденций.

Чрезмерная зависть к груди имеет тенденцию распространяться на все женские атрибуты, в частности на деторождение. Если развитие успешно, у мужчины развиваются компенсации этого неисполнимого женственного желания, выражающиеся в хороших отношениях с женой или возлюбленной и в отцовском отношении к детям, которых она ему рожает. Это отношение открывает такие переживания как идентификация со своим ребенком, которая во многом затушевывает ранние зависть и фрустрации; кроме того, то чувство, что он создал ребенка, также противодействует ранней детской зависти мужчины к материнской женственности.

Как у мужчин, так и у женщин зависть играет роль в желании избавиться от атрибутов противоположного пола и обладать соответствующими атрибутами своего пола или украсть их у родителей. Из этого следует, что параноидные ревность и соперничество в прямой и инвертированной Эдиповых ситуациях у обоих полов, как ни расходится затем между собой их развитие, основаны на чрезмерной зависти к первичному объекту - к матери или, скорее, к ее груди.

«Хорошая» грудь, которая питает и кладет начало любовным отношениям с матерью, представляет собой инстинкт жизни и ощущается также как первое проявление творческого начала. В этих базовых отношениях младенец получает не только удовлетворение, которого желает, но и чувство, что он продолжает жить, поскольку голод, который вызывает страх истощения, а возможно,- любая физическая и психическая боль - ощущается как угроза смерти. Если человеку удается сохранить идентификацию с хорошим и дающим жизнь интернализованным объектом, это становится побудительным стимулом к творчеству. Хотя это может поверхностно проявиться как жажда престижа, богатства и власти, которые есть у других, ее действительная цель - это творчество. Способность давать и сохранять жизнь ощущается как величайший дар, поэтому творческая способность вызывает наибольшую зависть. Похищение творческих способностей, подразумеваемое при зависти, проиллюстрировано в «Потерянном рае» Мильтопа, где Сатана, завидуя Богу, решает захватить Небеса. Он идет на Бога войной в попытке испортить небесную жизнь и падает с Небес. Падший, он сам и другие его падшие ангелы строят Преисподнюю, соперничая с Небесами, и становятся деструктивной силой, которая стремится разрушить то, что создает Бог. Эта богословская идея, кажется, исходит от Св. Августина, который описывал Жизнь как творческую силу, и оппозиции к Зависти, разрушительной силе.

В связи с этим в Первом послании к Коринфянам говорится: "Любовь не завидует".

Мой психоаналитический опыт показал мне, что зависть к творческой способности - это главный элемент, разрушающий творческий процесс. Порча и разрушение первоначального источника добра скоро ведут к разрушению и нападению на детей, которых содержит в себе мать, что ведет к превращению хорошего объекта во враждебный, критический и завистливый. Фигура Супер-Эго, на которую проецируется сильная зависть, становится особенно преследующей и препятствует процессам мышления и любой продуктивной деятельности и, в конце концов, творчеству.

Завистливое и деструктивное отношение к груди является подоплекой деструктивного принципа, который часто описывается как «едкий» и «злостный». Именно творческая способность становится объектом таких атак. Так, Спенсер в «Волшебной королеве» описывает зависть, как прожорливого волка:

Он ненавидел хорошие дела и добрые поступки.

И как метко говорят стихи знаменитых Поэтов,

Он клевещет в спину и изрыгает яд

Из прокаженного рта на всё, когда-либо написанное.

Конструктивная критика имеет другие источники; она нацелена на помощь другому человеку и продолжение его работы. Иногда она исходит из сильной идентификации с человеком, чья работа обсуждается. Материнские и отцовские отношения также вносят в нее свой вклад, и часто уверенность в собственных творческих способностях противостоит зависти.

Особой причиной зависти может быть ее относительное отсутствие у окружающих. Тот, кому завидуют, как это чувствует завистник, обладает тем, что в глубине души наиболее ценно и желанно - хорошим объектом, подразумевающим наличие хорошего характера и психического здоровья. Более того, человек, который может без зависти наслаждаться творческой работой и счастьем других людей, свободен от мук зависти, обид и преследования. Поскольку зависть - это источник большого несчастья, относительная свобода от нее, видимо, является подоплекой благополучных и мирных состояний души и, в конце концов, психического здоровья. Это также, на самом деле, основа внутренних ресурсов и жизнерадостности, которые мы видим у людей, способных даже после больших несчастий и душевной боли восстанавливать душевный покой. Это отношение, которое включает благодарность за удовольствие в прошлом и наслаждение тем, что может дать настоящее, и проявляет себя в проясненное (безмятежности, просветленности). Пожилым это позволяет примириться со знанием, что молодость не вернется, и получать удовольствие и испытывать интерес к жизни молодых. Хорошо известный факт, что родители заново проживают свои жизни в детях и внуках - если это не является проявлением чрезмерного собственничества и искаженных амбиций, - иллюстрирует то, что я хочу сказать. Те, кто чувствуют, что они получили свою часть опыта и удовольствий жизни, гораздо более склонны верить в продолжение жизни. Такая способность к смирению и уходу без чрезмерной горечи при сохранении живой способности радоваться берет свои корни в младенчестве и зависит от того, насколько ребенок был способен получать удовольствие от груди без чрезмерной зависти к матери за обладание ею. Я полагаю, что счастье, пережитое в младенчестве, и любовь к хорошему объекту, обогащающая личность, являются подоплекой способности к удовольствиям и сублимации и позволяют чувствовать их по-прежнему и в старости. Если Гёте сказал: «Тот счастливейший среди людей, кто может прожить окончание своей жизни в тесном согласии с началом»,- то я могла бы истолковать «начало» как ранние счастливые отношения с матерью, которые на протяжении жизни смягчают ненависть и тревогу и дают пожилому человеку поддержку и довольство. Младенец, который прочно установил свой хороший объект, сможет найти компенсацию потерям и депривация во взрослой жизни. Завистливый человек ощущает все это как нечто совершенно ему недоступное, поскольку он никогда не чувствует себя удовлетворенным, и поэтому его зависть только усиливается.

Моя работа научила меня, что самым первым объектом зависти становится кормящая грудь, поскольку младенец ощущает, что она обладает всем, что ему нужно, и что существует неограниченный поток молока и любви, который грудь оставляет для собственного удовлетворения. Это ощущение добавляется к его чувствам обиды и ненависти и в результате нарушает отношения с матерью. Если зависть чрезмерна, это, с моей точки зрения, показывает, что параноидные и шизоидные черты являются аномально сильными и что такой ребенок может расцениваться как больной.

В этом разделе я буду говорить о первичной зависти к материнской груди, и ее следует отделить от ее последующих форм (присущих желанию девочки занять место матери и женственной позиции мальчика), в которых зависть сосредоточена уже не на груди, а на матери, принимающей пенис отца, вынашивающей в себе детей, рожающей и способной вскармливать их.

Я много раз указывала, что садистские атаки на материнскую грудь обусловлены деструктивными импульсами. Здесь я хочу добавить, что зависть придает этим атакам особую остроту. То, что я писала раньше о жадном вычерпывании груди и материнского тела и о разрушении ее детей, так же как и о вкладывании в мать плохих экскрементов, предвосхищало то, что я затем охарактеризовала как завистливую порчу объекта. Если мы будем считать, что депривация приводит к росту жадности и персекуторной тревоги и что у младенца существует фантазия о неистощимой груди как о самом сильном своем желании, то станет понятно, насколько возрастает зависть, если ребенка кормят несоответствующим образом. Чувства младенца, видимо, состоят в том, что грудь обделяет его, она становится плохой, т. к. она удерживает молоко, любовь и заботу, ассоциирующиеся с хорошей грудью, для себя. Он ненавидит ее и завидует тому, что ощущает как подлую и злобную грудь. Возможно, более понятно то, что удовлетворяющая грудь также становится объектом зависти. Сама та легкость, с которой идет молоко, - хотя младенец и получает от этого удовлетворение- также приводит к зависти, поскольку этот дар кажется чем-то недостижимым. Мы обнаруживаем возрождение этой зависти в ситуации переноса. Например, аналитик только что сделал интерпретацию, которая принесла пациенту облегчение и привела к изменению настроения от разочарования к надежде и доверию. Для некоторых пациентов или для одного и того же пациента в определенные периоды времени эта помогающая интерпретация может вскоре превратиться в объект разрушительной критики. Она уже больше не ощущается как нечто хорошее, что он получил и пережил как свое обогащение. Его критика может быть направлена на малозначимые моменты: интерпретацию следовало сделать раньше; она была слишком длинной и нарушила ассоциации пациента; или она была слишком короткой, и это означает, что его недостаточно хорошо поняли. Завистливый пациент недоброжелателен к успешной работе аналитика, и если он чувствует, что сам аналитик и та помощь, которую он дает, испорчены и обесценены его завистливой критикой, то он не может их надлежащим образом интроецировать в качестве хорошего объекта, то есть не принимает эти интерпретации с настоящей убежденностью в их правильности и не может усвоить их. Настоящая убежденность, как мы часто наблюдаем у менее завистливых пациентов, подразумевает благодарность за полученный дар. Кроме того, завистливый пациент может чувствовать, что он недостоин помощи со стороны аналитика, что обусловлено его чувством вины за обесценивание предлагаемой ему помощи.

Нет нужды говорить, что пациенты критикуют нас по многим причинам, иногда обоснованным. Но потребность пациента обесценивать аналитическую работу, которую он воспринимает как помогающую, является проявлением зависти. В переносе мы раскрываем корни зависти, если мы прослеживаем следы эмоциональных ситуаций, с которыми мы встречаемся на ранних стадиях, вплоть до первичной ситуации. Деструктивная критика особенно очевидна в случае параноидных пациентов, которые с удовольствием предаются садистским радостям третирования работы аналитика, даже если она приносит им некоторое облегчение. У этих пациентов завистливая критика выступает явно; у других она может играть столь же важную роль, но оставаться невыраженной и даже неосознанной. Согласно моему опыту, медленный прогресс, с которым мы сталкиваемся в этих случаях, также связан с завистью. Мы обнаруживаем, что сомнения и неуверенность в ценности анализа у таких пациентов сохраняются. При этом пациенты отщепляют завистливые и враждебные части себя и постоянно предъявляют аналитику те аспекты, которые они считают более приемлемыми. Понятно, что отщепленные части существенно влияют на ход анализа, который в конце концов может быть успешен, только если он приведет к интеграции и обеспечит целостность личности. Другие пациенты избегают критиковать аналитика, погружаясь в состояние спутанности. Эта спутанность - не только защита, но и проявление неуверенности в том, останется ли аналитик такой же хорошей фигурой или ион сам, и та помощь, которую он предоставляет, станут плохими из-за враждебной критики пациента. Эту неуверенность я вывожу из тех чувств спутанности, которые являются одними из последствий нарушения самых ранних отношений с материнской грудью. Младенец, который благодаря силе параноидных и шизоидных механизмов и остроте зависти не может разделить и успешно сохранить в отдельности любовь и ненависть и, следовательно, хороший и плохой объекты, склонен чувствовать спутанность между хорошим и плохим и в других обстоятельствах.

Так зависть и защиты от нее начинают играть важную роль в негативной терапевтической реакции, дополняя факторы, открытые Фрейдом и в дальнейшем разработанные Джоан Ривьер.

Зависть и те установки, которые она порождает, препятствуют постепенному построению хорошего объекта в ситуации переноса. Если на самой ранней стадии хорошая пища и первичный хороший объект не принимаются и не усваиваются, то же повторяется в переносе, и течение анализа нарушается.

В контексте аналитического материала можно путем проработки вышеуказанных ситуаций реконструировать чувства пациента, которые он испытывал в младенчестве по отношению к материнской груди. Например, младенец может быть обижен на то, что молоко идет слишком быстро или слишком медленно или что ему не дают грудь, когда он больше всего жаждет ее, и поэтому, когда затем ее дают, он уже ее больше не хочет. Он отворачивается от нее и вместо этого сосет свои пальцы. Когда младенец принимает грудь, он может съесть недостаточно много, или кормление может быть нарушено. Некоторым младенцам явно очень трудно справиться с такими обидами. У других эти чувства, хотя и основаны на действительных фрустрациях, скоро проходят; грудь принимается, и они полностью наслаждаются пищей. В анализе мы встречаем пациентов, которые, как им говорили, с удовольствием принимали пищу и не выказывали явных признаков тех установок, которые я только что описала, и отщепили свои обиды, зависть и ненависть, которые, тем не менее, сыграли роль в развитии их характера. Эти процессы становятся совершенно явными в ситуации переноса. Исходное желание доставить удовольствие матери, потребность быть любимым, так же, как и стремление защититься от последствий собственных деструктивных импульсов, как обнаруживает анализ, являются подоплекой сотрудничества со стороны этих пациентов, чьи зависть и ненависть отщеплены, но образуют часть негативной терапевтической реакции.

Я много говорю о желании младенца обладать неистощимой, всегда доступной для него грудью. Но, как я предположила в предыдущем разделе, он хочет не только пищи; он также хочет, чтобы его освободили от деструктивных импульсов и персекуторной тревоги. Это чувство, что мать всесильна и может избавить от любой боли и зла, исходящих из внешних и внутренних источников, можно также найти и при анализе взрослых. Между прочим, я хотела бы сказать, что очень благоприятные изменения в кормлении детей, произошедшие в последние годы, в отличие от довольно жесткого способа кормления по расписанию, не могут, тем не менее, сами по себе предотвратить затруднений ребенка, т. к. мать не может устранить его деструктивных импульсов и персекуторной тревоги. Необходимо рассмотреть еще один момент. Слишком тревожное отношение со стороны матери, которая, каждый раз как ребенок плачет, тут же дает ему есть, не помогает ребенку. Он чувствует тревогу матери, и это увеличивает его собственную тревогу. Я также встречала у взрослых обиды на то, что им не давали достаточно поплакать, и они поэтому потеряли способность выражать тревогу и горе (и получать таким образом облегчение), так что ни агрессивные импульсы, ни депрессивные тревоги не могли найти себе полного выхода. Интересно, что Абрахам упоминает среди факторов, лежащих в основе маниакально-депрессивного расстройства, как чрезмерную фрустрацию, так и слишком сильное потакание желаниям и, поскольку фрустрация, если она не чрезмерна, является стимулом адаптации к внешнему миру и способствует развитию чувства реальности. Действительно, определенная доля 4эрустрации, за которой следует удовлетворение, может дать младенцу чувство, что он способен справиться с тревогой. Я также обнаружила, что неисполненные желания младенца, которые, до некоторой степени, и невозможно исполнить, вносят важный вклад в его сублимации и творческую деятельность. Отсутствие конфликта у младенца, если это гипотетическое состояние можно представить, лишает его возможности обогащения своей личности и важного фактора в усилении Эго, поскольку конфликт и потребность в его преодолении - это фундаментальные элементы творчества.

Из утверждения, что зависть портит первичный хороший объект и придает дополнительную остроту садистским нападкам на грудь, следуют дальнейшие выводы. Грудь, на которую так нападают, теряет свою ценность, становясь плохой - искусанной и отравленной мочой и калом. Чрезмерная зависть повышает интенсивность этих нападок и их длительность и тем самым затрудняет младенцу возможность восстановить хороший объект; в то время как садистские нападки на грудь, которые в меньшей степени обусловлены завистью, проходят гораздо быстрее и поэтому не разрушают так сильно и так надолго хороший объект в душе ребенка: грудь, которая возвращается и которой можно наслаждаться, становится доказательством того, что она не повреждена и по-прежнему хороша.

Тот факт, что зависть подрывает способность к удовлетворению, до некоторой степени объясняет, почему она столь упорна, поскольку именно удовольствие и вызванная им благодарность смягчают деструктивные импульсы, зависть и жадность. Можно посмотреть на это и с другой точки зрения: жадность, зависть и персекуторная тревога, связанные друг с другом, неизбежно усиливают Друг друга. Чувство вреда, причиненного завистью, сильная тревога, вызванная этим, и вследствие этого неуверенность в «хорошести» объекта, приводят в результате к возрастанию жадности и деструктивных импульсов. Даже если после этого объект и ощущается как хороший, то он желается и берется вовнутрь еще более жадно. Это приложимо и к пище. В анализе мы обнаруживаем, что если пациент испытывает большие сомнения по поводу своего объекта и, следовательно, также по поводу ценности аналитика и анализа, он может вцепиться в любую интерпретацию, которая облегчит его тревогу, и склонен продлевать сессии, поскольку он хочет принять в себя как можно больше того, что он сейчас ощущает хорошим. (Некоторые люди, наоборот, так боятся своей жадности, что очень стараются уйти точно вовремя.)

Сомнения по поводу обладания хорошим объектом и соответствующая неуверенность в собственных добрых чувствах приводят также к жадным и неразборчивым идентификациям; на таких людей легко повлиять, т. к. они не могут доверять собственным суждениям.

По сравнению с младенцем, который из-за зависти не способен к стабильному установлению хорошего внутреннего объекта, ребенок с сильной способностью к любви и благодарности поддерживает глубоко укорененные отношения со своим хорошим объектом и может, не будучи фундаментально поврежденным, выносить временные состояния зависти, ненависти и обиды, которые возникают даже у детей, которых любят и за которыми хорошо ухаживают. Таким образом, поскольку эти негативные состояния преходящи, хороший объект восстанавливается снова и снова. Это необходимый фактор в его укреплении и закладке основы стабильности и сильного Эго. В ходе развития ребенка отношения с материнской грудью становятся основой преданности людям, ценностям и делам и, таким образом, поглощают часть любви, которая первоначально испытывалась к первичному объекту.

Одним из главных производных способности к любви является чувство благодарности. Благодарность необходима для построения отношений с хорошим объектом и является подоплекой оценки «хорошести» в других людях и в себе самом. Благодарность уходит корнями в эмоции и отношения, возникающие на наиболее ранней стадии младенчества, когда для младенца мать - это единственный объект. Я уже указывала па эту раннюю связь как на основу всех позднейших отношений с любимым человеком. Хотя исключительные отношения, с матерью индивидуально варьируют в продолжительности и интенсивности, я считаю, что, в той или иной степени, они существуют у большинства людей. То, в какой степени они остаются ненарушенными, частично зависит от внешних обстоятельств. Но внутренние факторы, лежащие в их основе, прежде всего, способность к любви, видимо, являются врожденными. Деструктивные импульсы, особенно сильная зависть, могут на ранней стадии нарушить эту специфическую связь с матерью. Если зависть к кормящей груди сильна, то это препятствует полному удовлетворению, потому что, как я уже сказала, для зависти характерно то, что она подразумевает кражу у объекта того, чем он обладает, и его порчу.

Младенец может испытывать полное удовольствие только если способность к любви достаточно развита; и это удовольствие образует основу благодарности. Фрейд описывал блаженство насосавшегося младенца как прототип полового удовлетворения. С моей точки зрения, эти переживания образуют основу не только полового удовлетворения, но и всего последующего счастья и способности чувствовать единство с другим человеком; это единство подразумевает полное понимание, которое необходимо для всяких счастливых любовных отношений пли дружбы. В идеале, это понимание не нуждается в словах для своего выражения, что указывает на его происхождение от наиболее ранней близости с матерью на довербальной стадии. Способность получать полное удовольствие от первого отношения с грудью образует основу переживания удовольствия из всех прочих источников.

Если ненарушенное удовольствие от кормления переживается часто, то происходит достаточно прочная интроекция хорошей груди. Полное удовлетворение от груди означает, что младенец чувствует, что он получил от своего объекта исключительный дар, который он хотел бы сохранить. Это и составляет основу благодарности. Благодарность тесно связана с верой в добро. Это включает в себя, прежде всего, способность принимать и усваивать любимый первичный объект (не только как источник пищи) без особых помех со стороны жадности или зависти, поскольку жадная интернализация нарушает отношения с объектом. В ситуации жадной интернализации человек чувствует, что он контролирует и истощает, а потому ранит свой объект, в то время как в хороших отношениях с внутренними и внешними объектами доминирует желание сохранять и жалеть. По другому поводу я писала, что процесс, лежащий в основе доверия к хорошей груди, исходит из способности младенца вкладывать либидо в свой первый внешний объект. Так устанавливается хороший объект, который любит и защищает Я и сам любим и защищаем им. Так возникает вера в собственную «хорошесть» (доброту).

Чем чаще удовлетворение от груди переживается и полностью принимается, тем чаще чувствуются удовольствие и благодарность и, следовательно, желание вернуть полученное удовольствие. Эти повторяющиеся переживания делают благодарность возможной на самом глубоком уровне и создают предпосылки для способности возмещать причиненный вред и для любых сублимаций. Путем процесса проекции и интроекции, путем отдачи вовне и повторной интроекции внутреннего богатства происходят обогащение и углубление Эго. Так обладание помогающим внутренним объектом устанавливается снова, раз за разом, и благодарность способна полностью проявить себя.

Сильная зависть к кормящей груди препятствует способности получать полное удовольствие и, таким образом, подрывает развитие благодарности. Есть очень сильные психологические причины того, почему зависть фигурирует среди «семи смертных грехов». Я бы даже предположила, что она бессознательно ощущается самым большим грехом, поскольку портит и повреждает хороший объект, являющийся источником жизни. Этот взгляд совпадает со взглядом Чосера в «Сказке о Парсопсах»: «Несомненно, зависть - самый худший из грехов; поскольку остальные грехи - это грехи против какой-то одной добродетели, в то время как зависть - против всех добродетелей и против всего хорошего». Чувство, что он повредил и разрушил первичный объект, нарушает веру человека в искренность его дальнейших отношений и заставляет его сомневаться в своей способности любить и быть хорошим.

Мы часто сталкиваемся с проявлениями благодарности, которые вызваны, в основном, чувством вины, и, в гораздо меньшей степени, способностью к любви. Я полагаю, что на самом глубоком уровне есть важное различие между этим чувством вины и благодарностью. Конечно, это не означает, что некоторый элемент вины не вторгается в наиболее искренние чувства благодарности.

Мои наблюдения показали, что серьезные изменения в характере, которые выражаются в его порче, более вероятны среди тех людей, которые не установили свой первый объект устойчиво и не способны к поддержанию благодарности к нему. Если у этих людей по внешним или внутренним причинам возрастает персекуторная тревога, то они полностью теряют свой первичный хороший объект или, скорее, его замены, будь то люди или ценности. Процессы, лежащие в основе этого изменения, являются регрессивным возвратом к ранним механизмам расщепления и дезинтеграции. Поскольку это вопрос степени, то эта дезинтеграция, хотя и сильно влияет на характер, не обязательно ведет к явной болезни. Жажда власти и престижа или потребность умиротворить преследователей любой ценой - это те аспекты изменений характера, которые приходят мне в голову.

В некоторых случаях я наблюдала, что при общем возрастании зависти у человека происходит активизация зависти, идущей из самых ранних источников. Поскольку ранние чувства имеют всемогущую природу, это отражается и на текущих чувствах зависти, переживаемых по отношению к фигуре-заместителю, и поэтому вносит свой вклад как в эмоции, пробужденные завистью, так и в уныние и вину. Вероятно, такая активизация самой ранней зависти повседневным опытом знакома каждому, но как степень, так и интенсивность этого чувства, так же, как и чувство всемогущего разрушения, варьируют в зависимости от индивида. Этот фактор может оказаться очень важным при анализе зависти, поскольку, только если анализ способен дойти до ее глубочайших истоков, он достигает полного эффекта.

Без сомнения, фрустрации и несчастливые обстоятельства, возникающие в течение жизни, пробуждают зависть и ненависть у каждого человека, но сила этих эмоций и способы совладания с ними существенно различаются. Это одна из многих причин, почему у разных людей способности получать удовольствие, связанные с чувством благодарности за полученное благо, также существенно различаются.

МЕЛАНИ КЛЯЙН
ЗАВИСТЬ И БЛАГОДАРНОСТЬ
ИССЛЕДОВАНИЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНЫХ ИСТОЧНИКОВ

Это итоговая клиническая и теоретическая работа одного из классиков психоанализа Мелани Кляйн. Ученица Ференци и Абрахама, Мелани Кляйн ярко заявила о себе еще в 20-е годы, когда начала разрабатывать новую тогда практику и технику детского психоанализа. Настоящая книга суммирует взгляды Мелани Кляйн на раннее развитие младенца, в частности на развитие у человека таких качеств, как зависть, жадность, ненависть, ревность, с одной стороны, и благодарность, щедрость, доброта, с другой. Книга иллюстрирована клиническим и литературным материалом и написана в характерном для Мелани Кляйн смелом и безапелляционном стиле, отражающем энергию и обаяние этой (как она приснилась одной из своих пациенток), оказавшей такое большое влияние на современный психоанализ. c London, Tavistock Pubications Limited, 1962. c А. Ф. Усков, перевод на русский язык, 1997. c А. Ф. Усков, вступительная статья, 1997. ISBN 5-88925-023-х c Б. С. К., 1997.

оБДП УЛБЪБФШ, ЮФП ЧЧЙДХ ПФУХФУФЧЙС ХДПВОПК Ч РПМШЪПЧБОЙЙ РПДТПВОПК ЛБТФЩ ЬФПК УФТБОЩ, ПУПВЕООП ГЕООЩНЙ РТЕДУФБЧМСАФУС "РХФЕЧЩЕ ЪБНЕФЛЙ" Й "ЬФОПЗТБЖЙЮЕУЛЙЕ ЙУУМЕДПЧБОЙС", Б ФБЛЦЕ ОЕЛПФПТЩЕ УПЧЕФЩ "ВЩЧБМЩИ" ФПНХ, ЛФП ТЙУЛОЕФ ПФРТБЧЙФШУС Ч РХФШ Ч УФТБОХ РПДТПУФЛБ ОБ УФПТПОЕ РПДТПУФЛБ.

уЧЕФМБОБ еЧЗЕОШЕЧОБ лтйчгпчб,

ДЙТЕЛФПТ гЕОФТБ УПГЙБМШОП-РУЙИПМПЗЙЮЕУЛПК БДБРФБГЙЙ РПДТПУФЛПЧ "зЕОЕЪЙУ",
З. нПУЛЧБ

лБЛ НЩ ВМБЗПДБТЙН ДТХЗ ДТХЗБ

хНЕОЙЕ ВМБЗПДБТЙФШ ПУПВЕООПЕ. лБЪБМПУШ ВЩ, ЮЕЗП РТПЭЕ: МАВПК ХЮЕВОЙЛ ИПТПЫЙИ НБОЕТ ТЕЛПНЕОДХЕФ Ч ПФЧЕФ ОБ РТПСЧМЕООПЕ ХЮБУФЙЕ, РПНПЭШ ЙМЙ РПМХЮЕООЩК РПДБТПЛ ЗПЧПТЙФШ: "вМБЗПДБТА ЧБУ", "лБЛ МАВЕЪОП У ЧБЫЕК УФПТПОЩ...", "уРБУЙВП!". пДОБЛП ЧТЕНС ПФ ЧТЕНЕОЙ НЩ ЪБНЕЮБЕН, ЮФП ЬФПФ ОЕЪБФЕКМЙЧЩК ОБЧЩЛ ДБ Й УБНБ ЗПФПЧОПУФШ ВМБЗПДБТЙФШ ЛХДБ-ФП ЙУЮЕЪБАФ. х ОБУ РТПУФП ОЕ РПМХЮБЕФУС ПФЛТЩФШ ТПФ Й УЛБЪБФШ: "уРБУЙВП!" ЙМЙ ОБЫЙ УМПЧБ РТЕЧТБЭБАФУС Ч ЖПТНБМШОПЕ ВХТЮБОЙЕ, Ч НОПЗПУМПЧОЩЕ ФЕЛУФЩ, Ч ЛПФПТЩИ ЮЕН ВПМШЫЕ УМПЧ, ФЕН НЕОШЫЕ ОБУ УБНЙИ.

й ВХДОЙЮОБС ЬФЙНПМПЗЙС УБНПЗП ЬФПЗП "УРБУЙВП" - ПФ ЖХОДБНЕОФБМШОПЗП "уРБУЙ, вПЗ!" ЛБЛ ВЩ ОБНЕЛБЕФ, ЮФП ТЕЮШ ЙДЕФ ОЕ П РТПУФПН РТБЧЙМЕ ЧЕЦМЙЧПУФЙ, ОП П ЮЕН-ФП ЗПТБЪДП ВПМЕЕ ЧБЦОПН, ПУОПЧПРПМБЗБАЭЕН. ьФП ЮХЧУФЧП ОБЪЩЧБАФ ЮХЧУФЧПН ВМБЗПДБТОПУФЙ Л ЦЙЪОЙ. вЕЪ ОЕЗП УМПЧБ ВМБЗПДБТОПУФЙ ЪЧХЮБФ ОЕЙУЛТЕООЕ Й ЖПТНБМШОП. лПЗДБ ЦЕ ПОП ЕУФШ, УМПЧБ, РП УХФЙ, Й ОЕ ОХЦОЩ, РПТПК ДПУФБФПЮОП ЧЪЗМСДБ, ХМЩВЛЙ, ЛБУБОЙС ТХЛЙ. рПОБВМАДБЕН ЪБ УПВПК.

чПУШНЙЛМБУУОЙЛ, ПДЙО ЙЪ "ОЕЪБВЩЧБЕНЩИ" ХЮЕОЙЛПЧ ЫЛПМЩ, ИХМЙЗБО, ОП ОЕ ЙЪ УБНЩИ ПФРЕФЩИ, УЕЗПДОС ЧЩЪЧБМУС РТЙОСФШ ХЮБУФЙЕ Ч ХВПТЛЕ ЫЛПМЩ.

ЧБОС, ВЕТЙ НБМШЮЙЛПЧ ЙЪ ЫЕУФПЗП "б" Й ЙДЙ У ОЙНЙ ОБ ФТЕФЙК ЬФБЦ. хВЕТЕЫШ, ДПМПЦЙЫШ.

чТПДЕ РПЫЕМ, ЪБ ЧТЕНС ХВПТЛЙ РБТХ ТБЪ УРХУЛБМУС УП УМПЧБНЙ: "фБНБТБ рБЧМПЧОБ, ПОЙ НЕОС ОЕ УМХЫБАФ...".

УРТБЧЙЫШУС, чБОС, ОЕ ЧЕТА, ЮФП ФЩ ОЕ УРПУПВЕО ХДЕТЦБФШ ЛПНБОДХ ПФ ВХОФБ!

оБЛПОЕГ, РТЙЫЕМ, ЗПЧПТЙФ: "чУЕ, ЪБЛПОЮЙМЙ, ЙДЙФЕ РТЙОЙНБФШ ТБВПФХ". й Ч УБНПН ДЕМЕ, ЕУМЙ ОЕ РТЙДЙТБФШУС, ОЕРМПИП ХВТБМЙ ЬФБЦ. с ДПЧПМШОБ. й ЧПФ ФХФ, ЛПЗДБ РТЙЫМБ РПТБ ВМБЗПДБТЙФШ (ДЙЛЙК ЧБТЙБОФ РП ФЙРХ: "б...ХВТБМЙ? оХ ИПТПЫП, ЙДЙФЕ ДПНПК" - ОЕ РПЧПТБЮЙЧБС ЗПМПЧХ Ч ЙИ УФПТПОХ - С ДБЦЕ ОЕ ТБУУНБФТЙЧБА), ЛПЗДБ ПО УФПЙФ Й ЦДЕФ, С ЧДТХЗ УМЩЫХ, ЛБЛЙЕ УМПЧБ ЗПЧПТА УЧПЕНХ ХЮЕОЙЛХ.

"чБОС, РПУНПФТЙ, ЛБЛ ИПТПЫП НПЦЕЫШ ХВЙТБФШ, РПЮЕНХ ЦЕ Х ФЕВС "ДЧПКЛБ" Ч ЮЕФЧЕТФЙ РП ФТХДХ?"

"пФМЙЮОП УРТБЧЙМУС, ОБ ФЕВС НПЦОП, ПЛБЪЩЧБЕФУС, РПМПЦЙФШУС, С ОБДЕАУШ, ФЩ ФЕРЕТШ ЧУЕЗДБ ВХДЕЫШ НОЕ РПНПЗБФШ, Б?"

"нПМПДЕГ, УХНЕМ ДПЧЕУФЙ ДП ЛПОГБ РПЮФЙ ВЕЪОБДЕЦОПЕ ДЕМП! фТХДОП ВЩМП У ЫЕУФЩН "б"?"

"уРБУЙВП ФЕВЕ ЪБ ЧУЕ, ЮФП ФЩ УЕЗПДОС УДЕМБМ, чБОС!".

чУЕ ЧБТЙБОФЩ "ВМБЗПДБТОПУФЙ" ОЕ РТЙДХНБОЩ, Б ЧЪСФЩ ЙЪ ЫЛПМШОПК ЦЙЪОЙ, Й ЧУЕ, ЛТПНЕ ФТЕФШЕЗП, ЛБЛ ЧЩ ДПЗБДЩЧБЕФЕУШ, ОЙЛХДБ ОЕ ЗПДСФУС.

юЕФЧЕТФЩК УФТБДБЕФ ОЕЛПОЛТЕФОПУФША. оЕЛПОЛТЕФОПЕ ХЛБЪБОЙЕ ОБ ФП, ЮФП ЧЩЪЧБМП ЮХЧУФЧП ВМБЗПДБТОПУФЙ ДЕЪПТЙЕОФЙТХЕФ ТЕВЕОЛБ Й ДБЦЕ ЙОПЗДБ РТПЧПГЙТХЕФ ОБ ПЫЙВПЮОЩЕ ЧЩЧПДЩ.

ч УБНПН ДЕМЕ, чБОС УЕЗПДОС НОПЗП ДЕМБМ. рТЙИПДЙМ ЦБМПЧБФШУС, ОП ЧЕДШ УРТБЧЙМУС! йНЕООП ЬФП Й ОХЦОП ПФНЕФЙФШ ПВСЪБФЕМШОП, ОБЪЧБФШ, ЪБ ЮФП ЧЩ ВМБЗПДБТЙФЕ ХЮЕОЙЛБ (ОБРТЙНЕТ, ФБЛ, ЛБЛ ЬФП УДЕМБОП Ч ФТЕФШЕН ЧБТЙБОФЕ).

рЕТЧЩК Й ЧФПТПК ЧБТЙБОФЩ - ОЕХЛМАЦЙЕ РПРЩФЛЙ НБОЙРХМЙТПЧБОЙС. чППВЭЕ МАВЩЕ ХЛБЪБОЙС ОБ РТПЫМЩЕ ЙМЙ ВХДХЭЙЕ ПВУФПСФЕМШУФЧБ ПВЕУГЕОЙЧБАФ Й ЕЗП ТБВПФХ Й ЧБЫЕ УРБУЙВП, ОБРПНЙОБАФ "ЖБМШЫЙЧХА ЛПОЖЕФЛХ" - ТБЪЧПТБЮЙЧБЕЫШ ЖБОФЙЛ, Б ФБН ЛБНЕЫЕЛ. й ХЮЕОЙЛХ ВПМШЫЕ ОЕ ИПЮЕФУС ДЕМБФШ ТБВПФХ, ПО ЧЕДШ ФБЛ ЦЕ, ЛБЛ Й НЩ, ЮХЧУФЧХЕФ ОЕМПЧЛПУФШ Й ТБЪПЮБТПЧБОЙЕ ПФ ЬФПК "ЛПОЖЕФЛЙ".

"ч РПУМЕДОЕЕ ЧТЕНС ОЕ НПЗХ РЕТЕОПУЙФШ УЙФХБГЙА, ЛПЗДБ С ДПМЦЕО ЛПЗП-ФП ВМБЗПДБТЙФШ. рПМХЮБА РПДБТПЛ Й ЮХЧУФЧХА, ЮФП ОБРТСЗБАУШ, ФТЕЧПЗБ ОЕ РТПИПДЙФ, РПЛБ ОЕ ПФДБТА. юЕН УЛПТЕЕ, ФЕН МХЮЫЕ". фБЛ ЮБУФП ЗПЧПТСФ ХЮЙФЕМС, ДБ Й МАДЙ НОПЗЙИ ДТХЗЙИ РТПЖЕУУЙК, ЛПФПТЩЕ УЖПТНЙТПЧБМЙ Х УЕВС ПУПВХА НПДЕМШ ПФОПЫЕОЙС Л ЦЙЪОЙ. "с ОЕ ЦДХ РПДБТЛПЧ ПФ ЦЙЪОЙ", - ЗПЧПТСФ ПОЙ. - "нОЕ ОЙЮЕЗП ОЕ ОХЦОП ДБТПН". оЕУРПУПВОПУФШ РТПУФП Й ЕУФЕУФЧЕООП РТЙОЙНБФШ РПДБТЛЙ УЧПКУФЧЕООБ НОПЗЙН МАДСН. йНЕООП ФБЛ РУЙИПМПЗЙЮЕУЛЙ ЪБЭЙЭБАФ УЕВС ФЕ, ЛФП РЕТЕОЕУ НОПЗП ТБЪПЮБТПЧБОЙК Й ОЕ ТБЪПВТБМУС Ч УЧПЙИ ЮХЧУФЧБИ РП ЬФПНХ РПЧПДХ. оЕЧЩУЛБЪБООЩК ЗОЕЧ, ПВЙДБ Й ВЕУРПНПЭОПУФШ ПУФБАФУС ЦЙФШ Ч ОБУ Ч ЧЙДЕ РПУФПСООПЗП ОБРТСЦЕОЙС, ЛПФПТПЕ БЧФПНБФЙЮЕУЛЙ "ЧЛМАЮБЕФУС", ЛПЗДБ ЧПЪОЙЛБЕФ УЙФХБГЙС ВМБЗПДБТЕОЙС, ЧЕДШ ПОБ Х ФБЛЙИ МАДЕК ЧПУРТЙОЙНБЕФУС ЛБЛ ХЗТПЪБ. чНЕУФП ТБДПУФЙ ПОЙ ЙУРЩФЩЧБАФ ФТЕЧПЗХ. чРТПЮЕН, ОЕТЕДЛП ФБЛЙЕ МАДЙ ХНЕАФ ДБТЙФШ РПДБТЛЙ Й РПМХЮБАФ ПФ ЬФПЗП ХДПЧПМШУФЧЙЕ.

п ВБЪПЧПН ЬЛЪЙУФЕОГЙБМШОПН ЮХЧУФЧЕ ВМБЗПДБТОПУФЙ Л ЦЙЪОЙ Й УХДШВЕ ОБРЙУБОП ОЕНБМП. ч УБНПН ДЕМЕ, ПФЛХДБ Х ПДОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ УРПУПВОПУФШ ПУФБЧБФШУС ПФЛТЩФЩН ДПВТХ, Б Х ДТХЗПЗП - ЛБЛ ВХДФП ТПЛПЧПК ЙЪЯСО - ПО ЧППВЭЕ ОЕ ЮХЧУФЧХЕФ ВМБЗПДБТОПУФЙ?

нЕМБОЙ лМСКО, ЧЩДБАЭЙКУС БНЕТЙЛБОУЛЙК РУЙИПБОБМЙФЙЛ, Ч УЧПЕК ОЕДБЧОП ЙЪДБООПК Ч тПУУЙЙ НПОПЗТБЖЙЙ "ъБЧЙУФШ Й вМБЗПДБТОПУФШ" РЙЫЕФ П ФПН, ЮФП ЬФЙ ВБЪПЧЩЕ УРПУПВОПУФЙ ЖПТНЙТХАФУС Ч РЕТЧЩЕ НЕУСГЩ ЦЙЪОЙ ТЕВЕОЛБ Й ЧП НОПЗПН ЪБЧЙУСФ ПФ ФПЗП, ЛБЛ ЧЩУФТБЙЧБАФУС ПФОПЫЕОЙС НМБДЕОГБ У НБФЕТША, НБФЕТЙОУЛПК ЗТХДША. уРПЛПКОБС, ЭЕДТБС ЗТХДШ РПЪЧПМСЕФ МЕЗЛП ОБУЩФЙФШУС Й ПЭХФЙФШ ЮХЧУФЧП РПМОПЗП ХДПЧМЕФЧПТЕОЙС, ЙЪ ЛПФПТПЗП ЧРПУМЕДУФЧЙЙ Й ТПЦДБЕФУС ХНЕОЙЕ ЮХЧУФЧПЧБФШ ВМБЗПДБТОПУФШ. фХЗБС ЙМЙ ОЕОБДЕЦОБС ЗТХДШ У ВПМШЫЕК ЧЕТПСФОПУФША РПТПЦДБАФ ЦБДОПУФШ Й ЪБЧЙУФШ. ъБЧЙУФШ НЕЫБЕФ ЙУРЩФБФШ ХДПЧМЕФЧПТЕОЙЕ Й ВМБЗПДБТОПУФШ.

рУЙИПБОБМЙФЙЮЕУЛБС ФЕПТЙС У ХУРЕИПН ПВЯСУОСЕФ ВПМШЫЙОУФЧП "ОЕЙЪМЕЮЙНЩИ" РТПВМЕН ЧЪТПУМПК МЙЮОПУФЙ ОЕХДБЮОЩНЙ ДМС НМБДЕОГБ ПФОПЫЕОЙСНЙ У НБФЕТША. "дПУФБФПЮОП ИПТПЫБС НБФШ", ФБЛЙН ПВТБЪПН, УФБОПЧЙФУС ЙУФПЮОЙЛПН Й ПВСЪБФЕМШОЩН ХУМПЧЙЕН ЧПЪОЙЛОПЧЕОЙС ЮХЧУФЧБ ВМБЗПДБТОПУФЙ Л ЦЙЪОЙ, ХДПЧМЕФЧПТЕООПУФЙ ЕА, ЛБЛПК ВЩ ЬФБ ЦЙЪОШ ОЙ СЧМСМБУШ ПВЯЕЛФЙЧОП.

оП ЕУФШ Й ДТХЗЙЕ ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС ОБ РТЙТПДХ УРПУПВОПУФЙ ЮХЧУФЧПЧБФШ ВМБЗПДБТОПУФШ. фБЛ, Ч ЬЛЪЙУФЕОГЙБМШОПН БОБМЙЪЕ, ПДОПК ЙЪ УБНЩИ НПЭОЩИ ЗХНБОЙУФЙЮЕУЛЙИ ФЕПТЙК МЙЮОПУФЙ, УРПУПВОПУФШ РТЙОЙНБФШ РПДБТЛЙ Й ЪОБЛЙ ЧОЙНБОЙС РТЕДМБЗБЕФУС ТБУУНБФТЙЧБФШ ЛБЛ ФЕУФ ОБ УРПУПВОПУФШ Л РТЙОСФЙА ЧППВЭЕ. еУМЙ С НПЗХ ЬФП РТЙОСФШ - С ТБДХАУШ Й ПУФБАУШ УРПЛПКОЩН. еУМЙ ЦЕ С ОЕ НПЗХ ЬФП УДЕМБФШ - С ОБЮЙОБА ОЕТЧОЙЮБФШ: "юФП ПО ПФ НЕОС ИПЮЕФ?" "дПМЦЕО МЙ С РПДБТЙФШ Ч ПФЧЕФ?" оП РПДБТПЛ - ЬФП ОЕ УДЕМЛБ. йУФЙООЩК РПДБТПЛ ОЕ РТЕДРПМБЗБЕФ, ЮФП ПФ НЕОС ЮЕЗП-ФП ЦДХФ. пО ПУФБЧМСЕФ ЮЕМПЧЕЛБ УЧПВПДОЩН.

рТЙОСФЙЕ Ч ЬЛЪЙУФЕОГЙБМШОПН БОБМЙЪЕ - ЬФП ГЕОФТБМШОЩК ВБЪПЧЩК РТПГЕУУ, ПРЙУЩЧБАЭЙК ФП, ЛБЛ РП ВПМШЫПНХ УЮЕФХ ЮЕМПЧЕЛ РТПЦЙЧБЕФ УЧПА ФТХДОХА ЦЙЪОШ, ЛБЛ ПФОПУЙФУС Л "РПДБТЛБН" УХДШВЩ. ч УБНПН ДЕМЕ, ИПТПЫП МЙ С ХНЕА РТЙОЙНБФШ, РХУФШ ОЕ ФП, ЮФП РТЙОСФШ ФТХДОП, ЮФП ФТЕВХЕФ ФЕТРЙНПУФЙ, Б ИПТПЫЕЕ, ЛТБУЙЧПЕ, РТЙСФОПЕ. оБРТЙНЕТ, ГЧЕФЩ, РПДБТЕООЩЕ ХЮЙФЕМА 1-ЗП УЕОФСВТС. нПС РМЕНСООЙГБ, ЗПФПЧСУШ Л ФТЕФШЕНХ ЛМБУУХ, ЧУЕ МЕФП ЧЩТБЭЙЧБМБ Ч НПЕН УБДХ "БУФТЩ ДМС фБФШСОЩ рЕФТПЧОЩ". уОБЮБМБ ЧЩИБЦЙЧБМБ ТБУУБДХ, РПФПН РТПУФП ЪБНХЮЙМБ ДПНБЫОЙИ ФТЕЧПЗБНЙ П ФПН, ЛФП ВХДЕФ РПМЙЧБФШ ЙИ, ЕУМЙ ПОБ ХЕДЕФ ОБ АЗ, УРТБЧМСМБУШ П ОЙИ Ч ЛБЦДПН ФЕМЕЖПООПН ТБЪЗПЧПТЕ ЙЪ сМФЩ. рЕТЧПЗП УЕОФСВТС фБФШСОБ рЕФТПЧОБ, РПУНПФТЕЧ ОБ ЕЕ ВХЛЕФ, УЛБЪБМБ: "с ЬФПФ НХУПТ ДПНПК ОЕ РПОЕУХ. х ТПДЙФЕМЕК ЮФП, ДЕОЕЗ ОЕФ ОБ ОПТНБМШОЩЕ ГЧЕФЩ?". пВЕУГЕОЙЧБОЙЕ - ПДЙО ЙЪ ОЕЧТПФЙЮЕУЛЙИ УРПУПВПЧ ПФОПЫЕОЙС Л РПДБТЛБН ЦЙЪОЙ.

лБЛ ЮЕМПЧЕЛ РТЙОЙНБЕФ РПДБТЛЙ, ФБЛ ЦЕ ПО РТЙОЙНБЕФ Й УЧПЙ РТПВМЕНЩ. рТЙОСФШ - ЪОБЮЙФ ТБЪТЕЫЙФШ ЬФПНХ ВЩФШ Ч УЧПЕК ЦЙЪОЙ. оЕ ФЕТРЕФШ, ОБРТСЗБС УЙМЩ, Б, ЛБЛ ЗПЧПТЙМ чЙЛФПТ жТБОЛМ, "УЛБЪБФШ ЬФПНХ "ДБ". рТЙОСФЙЕ РТПВМЕНЩ - ЬФП ВПМШЫБС ДХИПЧОБС ТБВПФБ. еУМЙ С ОЕ ИПЮХ ЪБНЕЮБФШ ЮЕЗП-ФП (ХВЕЗБА) ЙМЙ ИПЮХ ЕЗП ХОЙЮФПЦЙФШ (ВПТАУШ Й ОЕОБЧЙЦХ), ЙМЙ РТПУФП ПГЕРЕОЕМ ПФ УФТБИБ - ЬФП ОЕ РТЙОСФЙЕ, Б ТБВПФБ ОБЫЙИ ЪБЭЙФОЩИ НЕИБОЙЪНПЧ. рТЙОЙНБС, С ПВТЕФБА УРПЛПКУФЧЙЕ Й УЙМХ. уЙМХ, ЮФПВЩ ЙЪНЕОЙФШ ФП, ЮФП ЕЭЕ НПЦОП ЙЪНЕОЙФШ Й УРПУПВОПУФШ УРПЛПКОП ЦЙФШ У ФЕН, ЮЕЗП ЙЪНЕОЙФШ ОЕМШЪС.

фТЙ УЙФХБГЙЙ ЧУЕЗДБ ФТЕВХАФ ПФ ОБУ ХНЕОЙС ВМБЗПДБТЙФШ. у РПНПЭША ЬФПЗП ОБЧЩЛБ НЩ РПДЮЕТЛЙЧБЕН ФП, ЮФП Ч РПЧЕДЕОЙЙ ТЕВЕОЛБ, ХЮЕОЙЛБ ОБН ИПФЕМПУШ ВЩ ЧЙДЕФШ УОПЧБ Й УОПЧБ. вМБЗПДБТЙН ЪБ ФП, ЮФП ПО ОЕ ЪБВЩМ ФЕФТБДЛХ, УНПФТЕМ ОБ ДПУЛХ, Б ОЕ Ч ПЛОП, ОЕ ЗТЩЪ ОПЗФЙ Й ОЕ РЙИБМ МПЛФЕН УЧПА УПУЕДЛХ ЪБ РБТФПК. рЕТЕДБЧЫЕЗП МБУФЙЛ ВМБЗПДБТЙН ЪБ ФП, ЮФП ПО РЕТЕДБМ МБУФЙЛ, Б ОЕ ЪБ ФП, ЮФП ПО ДПВТЩК, ЭЕДТЩК Й ЧЕМЙЛПДХЫОЩК...

ч ДТХЗЙИ УМХЮБСИ НЩ ВМБЗПДБТЙН ДЕФЕК Й ЛПММЕЗ ЪБ ГЧЕФЩ, ЧОЙНБОЙЕ, ДПВТЩЕ УМПЧБ, ИПТПЫЙЕ ПФНЕФЛЙ. нЩ РТЙОЙНБЕН ЙИ РПДБТЛЙ, РПМБЗБС, ЮФП ЛПЗДБ ЮЕМПЧЕЛ ДЕМБЕФ ОБН ЮФП-ФП ИПТПЫЕЕ ПФ ЮЙУФПЗП УЕТДГБ, ПО УПЧУЕН ОЕ ЦДЕФ ПФЧЕФОПК ВМБЗПДБТОПУФЙ. рП ВПМШЫПНХ УЮЕФХ ПО ДЕМБЕФ ЬФП ОЕ УФПМШЛП ДМС ОБУ, УЛПМШЛП ДМС УЕВС, ХФЧЕТЦДБС УЧПЙ РТЕДУФБЧМЕОЙС П ДПВТПФЕ Й УРТБЧЕДМЙЧПУФЙ, УЧПЙ ГЕООПУФЙ. й ПО ЪБУМХЦЙЧБЕФ ОБЫЕК ОЕЗТПНЛПК, ОП СУОПК РТЙЪОБФЕМШОПУФЙ, ЮХЧУФЧБ, ЛПФПТПЕ ЛБЛ ТБЪ ФЕН Й УЙМШОП, ЮФП ПФЛМБДЩЧБЕФУС Ч ЗМХВЙОЕ ДХЫЙ Й ЧПЪОЙЛБЕФ ОЕ УТБЪХ, ОП ЮЕТЕЪ ЧТЕНС, ЛПЗДБ РТЙДЕФ ЮБУ ПФЧЕФОПЗП ЫБЗБ. еУМЙ ЙНЕЕФУС Ч ЧЙДХ ОЕ ЬФП - МХЮЫЕ ОЕ РТЙОЙНБФШ. йМЙ УЛБЪБФШ РТПУФП: "УРБУЙВП", ДПЧЕТСС ДТХЗПНХ УБНПНХ ПВЯСУОЙФШ, ЮЕН ДМС ОБУ УФБМ ЕЗП РПДБТПЛ. нЩ ЙНЕЕН РТБЧП ПФОЕУФЙУШ Л РПДБТЛХ РТПУФП ЛБЛ Л РПДБТЛХ.

й, ОБЛПОЕГ, ФТЕФЙК УМХЮБК. нЩ РПУФПСООП ТБВПФБЕН ДХЫПК, ВМБЗПДБТС УХДШВХ ЪБ ХЮЕОЙЛБ, ЪБ УЧПА ОЕУЛХЮОХА РТПЖЕУУЙПОБМШОХА ЦЙЪОШ, ЪБ ЦЙЪОШ ЧППВЭЕ...

рПУФБЧЙЧ ФТПКЛХ ЧНЕУФП ПЮЕТЕДОПК ДЧПКЛЙ Й ФЕН УБНЩН ЙЪВБЧЙЧ ХЮЕОЙЛБ ПФ РЕТЕЬЛЪБНЕОПЧЛЙ ЙМЙ ДБЦЕ ЧФПТПЗП ЗПДБ, ХЮЙФЕМШОЙГБ ОЕ ЦДЕФ БРМПДЙУНЕОФПЧ, ОП ЕК ЧБЦОП ХУМЩЫБФШ ФЙИПЕ "УРБУЙВП". б ПО ХУНЕИБЕФУС, ЗМСДС РТСНП Ч ЬЛЪБНЕОБГЙПООЩК МЙУФ: "оХ С РПЫЕМ". "фЩ ОЙЮЕЗП ОЕ ИПЮЕЫШ НОЕ УЛБЪБФШ?" - ПОБ ЕЭЕ РТПДПМЦБЕФ ОБДЕСФШУС. "дП УЧЙДБОЙС". ч ХЮЙФЕМШУЛПК ПОБ УЛБЦЕФ ЮХФШ ОЕ РМБЮБ: "оЕВМБЗПДБТОЩК..."

б ПВМБЗПДЕФЕМШУФЧПЧБООЩК ХЮЕОЙЛ РП ДПТПЗЕ ДПНПК ВХДЕФ ЙУРЩФЩЧБФШ РТПФЙЧПТЕЮЙЧЩЕ ЮХЧУФЧБ. у ПДОПК УФПТПОЩ, ОБДП ВЩМП "УРБУЙВП" УЛБЪБФШ, У ДТХЗПК - ЮФП ПОБ ПУПВПЗП УДЕМБМБ? юЕЗП ЕК ЬФП УФПЙМП? иПФС НПЗМБ ВЩ Й ОЕ ДЕМБФШ. б ФЕРЕТШ ОБ ЫЕА УСДЕФ, ЛПНБОДПЧБФШ ОБЮОЕФ. б НПЦЕФ, Х ОЕЕ УБОФЕИОЙЛБ ДПНБ РПМЕФЕМБ, ПОБ ЧЕДШ ЪОБЕФ, ЮФП НПК ПФЕГ РП ЬФПК ЮБУФЙ? фБЛ Й ОЕ ТБЪПВТБЧЫЙУШ, РПДТПУФПЛ РТПУФП НБИОЕФ ТХЛПК, ТЕЫЙЧ, ЮФП ЧУЕ, РТПЕИБМЙ. пО ЙЪВБЧЙМ УЕВС ПФ ХДПЧПМШУФЧЙС ВЩФШ ВМБЗПДБТОЩН, ДХНБС, ЮФП ЙЪВБЧЙМУС ПФ НХФПТОПЗП ЮХЧУФЧБ ПВСЪБООПУФЙ. оП ПО ЪБВМХЦДБЕФУС...