Землетрясение на острове сахалин в 1995 году. На Сахалине землетрясение: масштабы разрушения. Дальнейшая судьба поселка

09 августа 2013 года

пятилетней давности, враз затмившие праздник открытия Олимпиады. Ужас ночной агрессии Грузии — ошеломившей неожиданной, чудовищной, звериной жестокостью. И вновь отдаем дань памяти и признательности подвигу ополченцев, подвигу русских солдат. И подвигу беспримерной жертвенности медиков, — врачей, санитаров, — многих даже случайно оказавшихся в месте боев и бомбежек, и исполнивших свой долг. Удивительных героев, пробивавшихся даже через фронт к осажденному Цхинвалу с лекарствами. Выдержавших нечеловеческие напряжения, спасших множество жизней. О них и преставленный ниже материал. НИКОЛАЙ ДЗАГОЕВ, ЗАСЛУЖЕННЫЙ ВРАЧ РЮО, ХИРУРГ: СОТРЯСАЮЩЕЕСЯ ОТ МИНОМЕТНЫХ УДАРОВ ЗДАНИЕ ВЫСТОЯЛО, ПОТОМУ ЧТО ЗДЕСЬ РАБОТАЛИ ЛЮДИ, КОТОРЫМ БОГ ДАЛ ВЕЛИКИЙ ДАР — ЛЮБИТЬ РОДИНУ, И ЭТА ЛЮБОВЬ СПАСЛА ЕЕ ">

В эти дни мы вновь и вновь переживаем чувства пятилетней давности, враз затмившие праздник открытия Олимпиады. Ужас ночной агрессии Грузии — ошеломившей неожиданной, чудовищной, звериной жестокостью. И вновь отдаем дань памяти и признательности подвигу ополченцев, подвигу русских солдат. И подвигу беспримерной жертвенности медиков, — врачей, санитаров, — многих даже случайно оказавшихся в месте боев и бомбежек, и исполнивших свой долг. Удивительных героев, пробивавшихся даже через фронт к осажденному Цхинвалу с лекарствами. Выдержавших нечеловеческие напряжения, спасших множество жизней.

О них и преставленный ниже материал.

НИКОЛАЙ ДЗАГОЕВ, ЗАСЛУЖЕННЫЙ ВРАЧ РЮО, ХИРУРГ: "СОТРЯСАЮЩЕЕСЯ ОТ МИНОМЕТНЫХ УДАРОВ ЗДАНИЕ ВЫСТОЯЛО, ПОТОМУ ЧТО ЗДЕСЬ РАБОТАЛИ ЛЮДИ, КОТОРЫМ БОГ ДАЛ ВЕЛИКИЙ ДАР — ЛЮБИТЬ РОДИНУ, И ЭТА ЛЮБОВЬ СПАСЛА ЕЕ"

Автор Николай Георгиевич Дзагоев — известный и именитый хирург, кандидат медицинских наук, заслуженный врач РЮО, более 50 лет жизни посвятивший хирургической работе... "Наверное нет в Южной Осетии семьи, которой бы он не оказал профессиональную помощь , причем не обязательно в виде хирургического вмешательства, но и в виде советов, консультаций, установления диагноза и т. д. Он долгие годы возглавлял хирургическое отделение республиканской больницы, в первые годы провозглашения нашей независимости был министром здравоохранения, впоследствии главным хирургом РЮО. Особая активность его хирургической деятельности пришлась на годы грузинской агрессии против нашего народа, он неделями не уходил из больницы, зачастую проводя по несколько сложных операций за день. В настоящее время Николай Георгиевич уже почти не оперирует, по его собственному признанию, возраст не позволяет проводить много часов подряд за операционным столом, но тем не менее продолжает помогать время от времени более молодым коллегам советами и консультациями, когда те к нему обращаются".

Сегодня каждый осетин воздает молитву Всевышнему, который помог выдержать грузинский сатанизм. Нашу землю спасла любовь и преданность людей, живущих на ней.

Примером национальной стойкости, высоких человеческих поступков в самое трудное время для нашей Родины стали врачи, медсестры, санитарки. В дни грузинской агрессии Республиканская больница стала неким очагом надежды, источником силы, уверенности и моральной поддержки.

Героизм наших медиков — это яркий пример любви к Родине. В невероятных условиях они спасали жизни своих сограждан, готовых во имя сохранения земли предков отдать свою жизнь. Казалось, когда грузинские танки вошли в город, а грузинские самолеты бомбили наши дома, естественное для людей чувство самосохранения заставил нас уйти из города. Но

в больнице чувство самосохранения выражалось в исключительной вере, что враг будет разбит. Здесь никому и в голову не приходило, что может быть иначе. Сотрясающееся от минометных ударов здание больницы выстояло, потому что здесь работали люди, которым Бог дал великий дар — любить Родину, и эта любовь спасла ее.

В августе 2008 года они совершили подвиг — без всяких преувеличений.

Уже в первых числах августа чувствовалось сильное напряжение. Второго августа начался обстрел города снайперами. В тот день погибло 6 человек. В стационар поступило 15 раненых. Созвали экстренное совещание, решили объявить чрезвычайное положение и создать дополнительные медицинские бригады. Следует отметить, что когда началась "снайперская война", мы выписали всех больных кто мог ходить. Остались только тяжелые больные, перенесшие инфаркты с нарушениями мозгового кровообращения, в хирургии лежали прооперированные больные, а в травматологии уже получали медицинскую помощь первые жертвы войны.

Николай Георгиевич Дзагоев

7 августа тоже готовились к приему раненых. Но того, что произошло в ночь на 8-ое августа, никто не ожидал, и готовы мы, по большому счету, не были. Больницу обстреливали из всех видов орудий, в том числе из "Града". Обычно при обстрелах города со стороны с.Тамарашени или Эргнети врачи травматологического отделения прятались в 8-ой палате, но и туда попал снаряд. К счастью, в палате никого не было.

От прямого попадания 3-й этаж административного корпуса разрушен. Особенно пострадали 4 и 5 этажи основного корпуса.

Когда мы пришли в хирургическое отделение, то увидели хаос: больные в панике. Мы кое-как их успокоили, кого вывели, кого вынесли в коридор, но там тоже было небезопасно. Стрельба усилилась. Медсестры и санитарки из 2, 4 и 5 этажей выбрасывали в окно горящие матрасы, одеяла, чтобы избежать пожара. Медсестры, у которых больные находились на 4 и 5 этажах, тоже не уходили со своих постов. Мы приняли решение эвакуировать всех больных в подвал больницы, который давно не ремонтировался и был в ужасном состоянии. Но именно подвал спас жизнь многим людям. Мы стали переносить больных в подвал. Брали их прямо с кроватями, и тащили вниз.

Поначалу раненых поступало немного, видно, под сильным обстрелом люди физически не могли добираться до больницы. Но как только наступало небольшое затишье, начали поступать раненые.

Помимо подвала, операционные столы были развернуты и на первом этаже, чтобы сразу, как только больной поступил, ему оказали первую помощь, а если нужна была операция, спускали в подвал. Большую работу провел медперсонал приемной. Оперативно доставлялись раненые на операционные столы, а многим оказывалась первичная медицинская помощь.

Не хочу хвастаться, но, видимо, у нас произошла какая-то самоорганизация. Каждый делал то, что надо было, без напоминаний, без раскачки. Работали как часовой механизм. Очень слаженно работали и остальные службы. Сложно было с рентгеном, поскольку, хоть генератор и работал, но рентгеновский аппарат не тянул, и наши хирурги сами вынуждены были работать как рентген.

Я по-другому начал относиться к нашим медсестрам. Они стали мне роднее, совершив гражданский подвиг, когда под минометным обстрелом

они пробирались в больницу. Попрятав своих детей, родных в подвалах, сами, можно сказать, по-пластунски пробрались в больницу. Их никто не вызывал, и если бы они не пришли, никто бы их не осудил, поскольку в тот момент выходить из укрытий было смертельно опасно. Тем не менее они пришли.

В какой-то момент от усталости наши женщины просто начали падать. Это были обмороки от голода и усталости. Нельзя сказать, что нечем было питаться, но есть просто не могли, уж слишком велико было напряжение.

Выделять никого не буду. Там было много медсестер и все работали на пределе сил, и мне бы не хотелось кого-то обидеть.

Огромное спасибо следует сказать нашим анестезиологам и реаниматологам, роль которых трудно переоценить. Реанимационно-анестезиологическая помощь — неотъемлемая часть той работы, которую мы делали. И мы смогли наладить такую реанимационную помощь, что не потеряли ни одного из тех, кто к нам поступил. Мы смогли быстро принимать раненых, быстро обезболить, быстро наладить противошоковую терапию. Мы сами разработали такую схему, когда несколько медсестер стояли наготове с наркотическими обезболивающими и специальными растворами. Если же имелось кровотечение, тогда одновременно с хирургическим вмешательством проводили интенсивные противошоковые мероприятия.

После того, как раненого выводили из шока, надо было дать наркоз (проведено более 200 наркозов для больших операций). И на наркозе мы тоже не потеряли ни одного человека, хотя состояние больных было крайне тяжелым. По медицинским меркам это также большое достижение, учитывая, в каких условиях все это делалось.

Людей не хватало. Случалось, что привозили сразу пять-шесть и более пострадавших. Обычно их сопровождали ребята. Я не знаю, как они умудрялись при таком обстреле.

Больные шли конвейером и работали мы таким же образом. Были медсестры, которые отвечали за то, чтобы был сделан столбнячный анатоксин. Когда операция была уже сделана, были медсестры, которые занимались переливанием крови, инъекцией антибиотиков и т.д.

Медсестры-герои отделений травматологии и хирургии — Регина Сиукаева и Альбина Бестаева ()

7-го августа все имеющиеся емкости заполнили водой, так как вода поступала с перебоями и ее привозили в цистернах. Вода была на верхних этажах, приходилось туда подниматься и таскать ее вниз, в подвал. При этом рисковали сильно, так как больница обстреливалась очень интенсивно. Но все равно такого количества воды, чтобы по несколько раз мыть инструменты, как это полагается, и стерилизовать, не было возможности. Поэтому инструменты в небольшом количестве воды промывались, заливались спиртом и поджигались. Спирт выгорал и они, таким образом, стерилизовались, то есть вспомнили старые добрые военно-полевые методы. Несмотря на это, никаких осложнений не было. Раненых было очень много, подвал был весь переполнен. Люди с окрестных домов сбегали к нам. Много было детей. Самый маленький был, по-моему, месячного возраста. И в помещениях подвала, и в коридорах везде были люди.

В первую ночь было доставлено 186 раненых и пострадавших, произведено 120 операций, остальным оказана первая помощь. Не было времени для обследования каждого раненого. Особенно тяжелыми были повреждения, вызванные ударной волной, когда без повреждения кожных покровов отмечались множественные повреждения внутренних органов, и они находились в крайне тяжелом состоянии.

Из тех, кто поступил к нам живыми, мы почти никого не потеряли. К сожалению, погиб один молодой парень, но его поздно привезли, он уже истек кровью. Его ранило около 6-ой школы, но никак не могли вывезти из-под обстрела, а привезли бы раньше — был бы жив. Его фамилия Агузаров, он приехал из Северной Осетии.

Привезли парнишку, не помню его фамилию, с ранением крупной ветви брюшной аорты. Находился в крайне тяжелом состоянии с большой потерей крови. Сразу уложили на операционный стол. Одновременно начались реанимационные мероприятия и операция. Кровотечение остановлено, кровяное давление поднято до 90/60 мм р.с. через некоторое время (1-1,5 часов) состояние ухудшилось, опять закровило из-за несостоятельности швов. Немедленно произведена релапоратомия. Потеряно много крови (до 3 литров). Но спасли!

Было много сложных случаев. Тяжелые множественные ранения костно-суставного аппарата с поврежденными артериями и внутренних органов, несколько случаев ранения сердца и т.д.

Так случилось, что помимо раненых, мы оказывали помощь и больным, которые поступали в больницу до начала войны с острыми хирургическими заболеваниями, — с перитонитами, кишечной непроходимостью и т.д. Был такой случай: привезли раненого с внутренним кровотечением, одновременно больного с острым животом, кишечной непроходимостью. В первую очередь взяли на стол больного с ранениями, с внутренним кровотечением. Сопровождающие больного ребята потребовали срочно прооперировать его, и потребовали в грубой форме. Мне пришлось осадить их. Я объяснил, что все столы заняты, и он должен подождать. Нельзя же бросать других больных.

Все-таки Бог и наши святые нам помогали и помогают, потому что подчас принимались такие решения, которые в мирной повседневной жизни показались бы неправильными. В эти дни я увидел героический труд наших медиков, которые не жалели своих сил, спасая жизнь людей. Не знаю, откуда у них появилась эта энергия,

ведь они работали днем и ночью. Особо хочу отметить тех медработников, у которых полностью сгорели дома — Аллу Габараеву, Жанну Харебову, Георгия Гогичаева, Айвара Бестаева и многих других. Они узнали об этом вечером 8-го августа, но продолжали работать.

Хочу отметить: все, что сумели сделать наши врачи — это чудо. Большую работу проделали врачи-травматологи, хирурги, другие врачи. Я хотел бы отдельно сказать про тех медиков, на которых легла вся тяжесть этой работы. Отдельно хочу отметить Айвара Бестаева со всей первой хирургией, Александра Остаева, Савелия Бязрова, Таймураза Тибилова, Григория Кулиджанова — заведующего отделением второй хирургии, Виталия Джиоева — уролога, травматологов — Костю Серветника, Джино Гогичаева.

Врач-травматолог Константин Серветник

Под утро 8-го августа, когда в городе уже были грузинские танки, с большим трудом смог прорваться с другого конца города Зураб Гобозов. Консультантом за все время боевых действий был автор данных строк.

К нам присоединились врачи, которые раньше жили в Цхинвале, а теперь работают в разных городах России. 8-го августа, к вечеру с автоматом в руках к нам сумел прорваться Томас Джигкаев, аспирант из Москвы. В тот же день, и тоже под огнем, к нам пришел Коста Гагиев. Они бросили автоматы и сразу же приступили к работе. Сын бывшего нашего врача Вальтера Медоева (он погиб еще в первую войну), Вадим, провел очень большую работу, много операций, к нам присоединились Костя Чибиров, Алик Тигиев и др.

9 августа к нам прорвались из Дзау 2 врача из Северной Осетии. Один был по фамилии Джиоев, другого звали Руслан Галуев. Очень нам помогли. Их из Владикавказа не отпускали, но они заявили, что поедут и даже заявления об уходе написали.

Два дня они работали, потом МЧС развернули госпиталь и они вернулись обратно.

Из Абхазии приехал парень — Костя Саакян. Появился 9-го августа. Как он пробился — не представляю. Он вообще фармацевт, но приехал, привез какие-то медикаменты и сказал: "Я не врач, но таскать раненых могу". Всем им большое спасибо.

Хотя 10-го августа война в городе практически закончилась, поступление раненых продолжалось. Ночью 11-го было массовое поступление раненых российских военных. Сразу привезли около 20 человек. Это были в основном чеченцы из батальона "Восток" с тяжелыми ранениями. Всех их мы прооперировали удачно. На Северокавказской конференции врачей, после выступления зав. анестезиолога реанимационным отделением Александра Плиева, к нему подходили врачи из Чечни, которые благодарили за своих спасенных земляков, говоря, что ни одному из них, кроме реабилитационного лечения, не пришлось делать дополнительной операции.

Затем 12-го августа также привезли 16 раненых из состава 58-ой армии, которым также было сделано все необходимое. МЧС развернул госпиталь с операционными и вспомогательными кабинетами, но раненные и пострадавшие к нам все же поступали.

Что касается медикаментов, то мы не испытывали в них никакого недостатка. Если бы война продлилась дольше, и раненые остались бы у нас еще несколько дней, нехватка медикаментов наверняка сказалась бы, но на тот момент работа была организована так, что мы справились. Единственное что могу сказать в негативном плане — это то, что наши подвальные помещения абсолютно не были подготовлены к развертыванию операционных и проведению операций.

А мы должны были быть готовы, должны были предусмотреть это, тем более, что мы понимали, что война надвигается. Мы должны были лучше провести эвакуацию населения. Тогда было бы меньше жертв и раненых среди мирного населения. Но народ до конца не верил, что война будет такая жестокая и разрушительная.

Дай Бог, чтобы наш народ больше не видел войны и не слышал о ней.

Думаю, что мы свое отвоевали и пора начать мирную жизнь.

Уже 10-го августа мы стали переправлять всех больных во Владикавказ, а наиболее тяжелых — в Москву. Мы благодарны североосетинским и московским врачам за то, что они тепло приняли и оказали необходимую помощь нашим гражданам.

КОНСТАНТИН СЕРВЕТНИК, НЕЙРОХИРУРГ: "КОГДА У НАС ЗАКОНЧИЛАСЬ ВОДА, МЫ СТАЛИ ВЫКАЧИВАТЬ ЕЕ ИЗ ТРУБ ОТОПЛЕНИЯ, ДОСТАВАТЬ ИЗ ОТСТОЙНИКОВ…"

Недавно я стал случайным свидетелем диалога, который побудил меня к разговору с его героем. Разговаривали две женщины. "Благослови Бог этого Серветника. Всю жизнь за его здоровье свечи ставить буду. Если бы не он, не видеть бы нам больше нашего Алана. И ведь все от него отказались, а он взялся, и спас его". Другая дама поддакнула: "А сколько он спас людей во время войны… говорят он три дня даже не присел". Мне на ум сразу пришла история, которую рассказал, наш общий с Серветником, знакомый. Однажды, когда Константин Серветник был еще начинающим врачом, в больницу привезли человека с гематомой в мозгу. Гематома была очень большая, c куриное яйцо. Случай, практически, безнадежный. Никто из врачей, даже многоопытных, не взялся его оперировать, а Константин заявил, что пациента спасти можно, и что он это сделает. Во время подготовки к операции, каждый из его коллег счел своим долгом предостеречь молодого хирурга. Умрет, дескать, пациент у тебя на столе, зачем тебе это? Но Костя считал, что если есть хоть малейший шанс спасти человеку жизнь, — его надо использовать. В итоге, человек выжил, и жив до сих пор. Когда на второй день, привезенный из другого города, светило-профессор просмотрел послеоперационные назначения тяжелому пациенту, то пожал плечами и сказал, что "ничего к этому добавить не может", и что "ему непонятно, зачем его везли в такую даль, когда у них есть свои высококвалифицированные врачи". Вот такой у нас сегодня респондент, а разговор наш пойдет про те страшные дни августа, когда небо рушилось на землю, и только беспримерный подвиг наших медиков позволил многим защитникам города остаться в живых. Итак, знакомьтесь, Серветник Константин, 36 лет. Хирург Республиканской соматической больницы. Женат, воспитывает дочь.

— Костя, расскажи, пожалуйста, как для тебя начинался август 2008?

— В общем, наверное, как и для всех цхинвальцев. Думали, сначала, что, как и в 2004-ом, повоюют немного, постреляют, покидают в нас мины, и все на этом закончится. Никто не ожидал широкомасштабной войны, хотя раненые к нам поступали с первых чисел августа. У нас и до начала войны было много больных, в основном, тяжелых, а тут еще начались локальные столкновения, и каждый день стали привозить и по три-четыре бойца с пулевыми и осколочными ранениями. Седьмого числа я, как обычно, пришел на работу, наша смена в тот день дежурила, и до двенадцатого уже никуда не уходил. Ночью начался артобстрел, в больницу стали поступать первые, на ту ночь, раненные, многих еле успевали доставить. Стало ясно, что передвигаться по городу небезопасно. Через некоторое время, когда раненные и убитые поступали уже в массовом порядке, мы поняли, что началась широкомасштабная война. Некоторые больные стали нервничать, и это понятно: война все-таки. Никто, конкретно, не может объяснить, что творится, на крышу бомбы падают, у стен снаряды рвутся, здание рушится на глазах, а раненых и убитых привозят одного за другим…

Все поступающие были достаточно тяжелые — пулевые переломы рук и ног (выглядит это очень неприятно); были тяжелые ранения в шею, с повреждением трахеи; артерии были перебиты, и сонные, и бедренные. Но самое тяжелое было повреждение брюшной аорты. Люди с такими сложными ранениями, как правило, умирают сразу. Если не сразу, то в больнице, не приходя в себя. Айвар Бестаев и Вадик Медоев два раза оперировали такого раненого, и спасли его. В общем, работали наши врачи не покладая рук. Бездельничать некогда было.

Одного парнишку, фамилия, кажется, Агузаров, с шестой школы к нам доставили. Ранение плечевой артерии. На месте ему долго не могли оказать помощь, попросту не могли до него добраться, такой плотный был обстрел. Парень истек кровью, и когда его привезли, оперировать его было уже поздно. Мы, к сожалению, уже ни чем не могли ему помочь…

Восьмого числа, работники правоохранительных органов, привезли двух журналистов, один был американец, другой грузин, попросили оказать им помощь. Мы сразу даже не поняли, что они не наши. Оба были тяжелые, но держались, в общем, нормально, видно было, что их не били, не пугали, просто подобрали возле военкомата и привезли в больницу для оказания медицинской помощи. Американец, был из газеты "Мессинджер", кажется, а грузин, откуда — не помню. Они всё спрашивали, когда немного пришли в себя, что происходит, что за взрывы, почему они под бомбы попали. Заехали они со стороны села Эргнет, там, в тот момент, было тихо,

грузины им сказали: все в порядке, город уже наш, опасности никакой, идите, снимайте. Прямо около военкомата их и накрыло. Конечно же, мы не забыли клятву Гиппократа и оказали им всю возможную помощь… Еще были два журналиста: один тоже грузин — Чулухадзе, другой украинец, вроде, Климчук его фамилия была. Судя по всему, где-то под свои же бомбы они и попали.

Но им мы уже ничем помочь не смогли, их ранения были не совместимы с жизнью...

К нашему большому сожалению, было очень много русских солдат. Их стали привозить с ночи девятого, и привозили сразу в больших количествах. Десятого числа, в течение одного часа, поступило сразу двадцать человек, потом еще девять. Многих из них привозили уже неживыми (не успевали довезти), некоторые, особо тяжелые умирали в больнице, мы даже не успевали донести их до столов, на которых оперировали. Картина была тяжелейшая, большинство из них были совсем молодые …

— Были ли наши медики готовы принимать раненных, хватало ли вам необходимых медикаментов, перевязочных средств?

— В общем, да. Опыта приема раненых нашим врачам не занимать. Сбивало с толку, как я уже сказал, количество поступающих. Их становилось так много, что нам попросту переставало хватать врачей, медсестер, и, в какой-то момент, медикаментов. Когда ночью по сектору, где расположена больница (а грузинские вояки, естественно, знали, что она там расположена) начали вести прицельный огонь из тяжелых вооружений и "Града", любые передвижения по зданию больницы стали смертельно опасны. В спешном порядке всех больных и раненых спустили в подвал, туда же спустился весь медперсонал, и до конца войны мы оттуда уже не выходили. Спускали их вниз, естественно, вместе с кроватями, гирями, растяжителями, некоторых на носилки укладывали. По-другому не получалось, больные, в основном были неходячие, с тяжелыми переломами и травмами. По узким коридорам, под обстрелом таскать такие тяжести быстро, естественно, не получалось, но старались делать все организовано, помогал ухаживающий персонал и все, кто находился в тот момент рядом. Следом спустили в подвал обычные перевязочные столы (операционные не смогли, тяжелые очень), установили их на скорую руку, и на этих столах оперировали. Первую ночь вообще без света работали, потом, каким-то образом, умудрились завести электродвижок…

В одно время, мы, несколько человек, хотели подняться наверх. Поступали раненые, их не на что было укладывать, не было кроватей, и мы решили спустить кровати с верхних этажей. Только стали подниматься по лестнице, как перед нами раздался грохот взрыва, ничего не было видно, только пыль и дым. Поднявшись до конца пролета, мы увидели, что кровати, которые раньше находились в палате, от взрыва выбросило в физиоотделение, и там они горят вместе с дверями, остатками окон и стен. Медсестры наши не растерялись, где-то сразу нашли ведра, воду, и стали гасить начинающийся пожар. В физиоотделении много деревянной мебели, и пожар мог начаться нешуточный, поэтому, что не сумели загасить, мы повыбрасывали из окон и с балкона. Нам тогда, в принципе, повезло: поднялись бы мы туда на минуту позже - был бы пожар. Раньше бы поднялись — погибли бы…

— Восточное крыло здания больницы, где расположены реанимация и приемные покои, каждый раз во время боевых действий страдает больше западного. Неужели нельзя перенести реанимацию в западное крыло?

— Это вопрос не ко мне. Могу только подтвердить, что действительно, восточное крыло обычно подвергается большим разрушениям, однако, как ни странно, в этот раз, намного больше пострадала именно западная часть здания. И то, что основные операционные находятся в восточной части, в некоторой степени, было даже на руку. В общем, восточному крылу, в этот раз, повезло больше, чем обычно.

— Была ли какая-то связь с городом? Доставляли ли вам воду, еду, медикаменты? Помощь была?

— Возможности такой не было. Обстрел, в нашем районе, был такой сильный, что даже раненных к нам не всегда могли довезти. Честно говоря, есть и не хотелось, особенно 8-го и 9-го. Еле успевали оперировать, какая же тут еда? Вот отсутствие воды очень сильно сказывалось. Вода жизненно необходима, без воды невозможно оперировать, нужна она и для дезинфекции инструментов (в отсутствие воды, инструменты, иногда, приходилось дезинфицировать огнем!). В конце концов, пить хотелось, как раненным, так и врачам. Будь моя воля, я бы каждого и каждую из больничного персонала наградил бы орденом. Ребята выкачивали воду, когда ее не стало совсем, из труб отопления, доставали ее из отстойников, в которых, по идее, она должна была сохраниться. Так и держались, пока не появилась возможность подвозить все необходимое из города.

Бесценная помощь пришла с неожиданной стороны. Рискуя жизнью, какими-то чудесными тропами, сквозь "Град" и авиабомбы к нам добирались наши коллеги-соотечественники из Владикавказа, Абхазии и даже Москвы. Они не отходили от нас ни на шаг, во всем нам квалифицированно помогали. Некоторые работали наравне с нами. Томик Джигкаев, Костя Чибиров, Вадим Медоев, Костя Саакян из Абхазии, Костя Гагиев, Гена Джиоев, Руслан Галуев. Все эти ребята оказали, на тот момент, неоценимую услугу своему народу...

— Говорят, в те дни, наши хирурги провели ряд уникальных операций.

— Можно ли назвать их уникальными в полном смысле этого слова? Думаю, да. Были проведены сложнейшие операции, результаты которых, даже в лучших клиниках мира, однозначно предсказать не взялся бы никто. У нас же эти операции были проведены в условиях, которые во много раз уступали полевым, однако, практически все прооперированные, сейчас чувствуют себя нормально. После, нам удалось переправить их в Алагир и Владикавказ. Как говорят врачи из Северной Осетии, прооперированным, в нашей больнице, ребятам требовался только послеоперационный уход…

Уникальность была и в другом. Провести такое количество сложнейших операций в такие короткие сроки практически невозможно. Если и были такие прецеденты в истории, то единичные. Только через руки медиков нашей бригады прошло, за трое суток, около 250 тяжело раненных. Это очень много, к сожалению…

Константин скромно умалчивает, что сам провел бесчисленное количество сложных операций. Трое суток, практически не ел, не спал, не отдыхал. Один раз чудом остался жив после попадания гаубичного снаряда в здание больницы…

— Пока ты находился в больнице, было ли тебе что-нибудь известно про родных, живы ли они, где находятся?

— Абсолютно никакой информации не было. Связь не работала, находились мы на тот момент в разных концах города, что было примерно, как на разных планетах. Никакой возможности добраться до дома не было. Разумеется, с моей стороны были попытки, хоть что-нибудь про них узнать, но все они были безрезультатны. Только 11-ого числа я от знакомых узнал, что Инга (супруга Кости), с детьми, выехали во Владикавказ, что они живы и с ними все нормально. Естественно, сразу стало намного легче…

По свидетельству Инги, она уже и не надеялась увидеть мужа живым. Ходили упорные слухи, что Республиканская больница полностью разрушена, и что многие врачи погребены под ее стенами. Она, до последнего, надеялась получить от Кости хоть какую-то весточку, но и эта надежда, с каждым часом, угасала. Девятого августа она сумела вывезти детей во Владикавказ, и только там, через два дня, узнала, что ее муж жив, и с ним, в общем, все в порядке…

— Квартиру, естественно, я застал в ужасном состоянии. Без окон, без дверей, всю в пулевых отверстиях. Но такие вещи, в то время, никого не расстраивали, и уж точно не меня. Для каждого из нас все могло закончиться гораздо хуже, для меня в том числе. Но я, как видишь, жив, и даже здоров. И хоть обычно врачи в Бога не веруют (улыбается), могу сказать, что нас спасли Хуыцау и Уастырджы…

— Что бы ты пожелал своим коллегам на будущее?

— Здоровья, естественно. И еще, оставаться такими же мужественными, как сейчас, удачи и больше спокойных дежурств… Без войны…

Беседу вел Инал Тибилов, Юго-осетинская газета "Республика"

***

АЛЛА ГАРАБАЕВА. ВРАЧ-РЕАНИМАТОЛОГ:

Пятого августа я последний раз вышла из своего дома (он потом сгорел) и до 15-го числа все время была в больнице. У нас было усиление бригад. Мы были предупреждены, что обстановка тяжелая.

Ночью 7-го августа начался обстрел такой силы и интенсивности, какого никто не ожидал. Нас сразу попросили спуститься в подвал, пока только с целью укрыться самим и спустить туда больных, которые находились в больнице на тот момент. Мы спустили кровати, постели и больных со всех этажей. Один из них был в очень тяжелом состоянии и как раз в этот момент скончался. Мы не могли его отправить к остальным в подвал, и тело так и пролежало всю войну на третьем этаже.

Пока однозначного решения о том, чтобы разворачивать операционные в подвале, не было,но потом молодые врачи, приехавшие в город, Вадик Медоев, Костя Чибиров, врачи нашей больницы Костя Серветник, Азамат Тедеев, решили, что пока не начали поступать раненые, нужно спустить операционные столы, инструментарий, наркозные аппараты и лекарства в подвал. Помимо подвала, где мы развернулись, были операционные столы и на первом этаже, чтобы сразу, как только больной поступал, ему оказали первую помощь и потом уже спускать в подвал на операцию. Вот так налажена была работа, и все службы работали очень хорошо.Правда сложно было с рентгеном, потому что движок наш, хоть и работал все это время беспрерывно, рентгеновский аппарат не тянул, и наши хирурги сами вынуждены были работать как рентген.

Когда начали поступать раненые, сразу стало трудно, и мы почувствовали нехватку людей. Получалось так, что привозили сразу пять-шесть человек. Обычно их привозили ребята. Я не знаю, как они не боялись, но они везли их со всего города, где шли уличные бои, рвались снаряды и было очень опасно.

Когда они увидели, что работа у нас налажена и помощь оказывается, раненых сразу начали привозить в больницу, потому что знали, что все возможное будет сделано.

Больные шли конвейером и работали мы таким же образом.Одни отвечали за перевязку,другие за то, чтобы был сделан анатоксин столбнячный. Когда операция была уже сделана, были девочки, которые отвечали за переливание крови, инъекции антибиотиков и т.д. Хорошо, что 7-го августа мы заполнили водой все имеющиеся емкости. Тогда вода была с перебоями и ее привозили в цистернах. Вода была на верхних этажах, и приходилось туда подниматься и в ведрах, бутылках, во всех емкостях, которые были доступны, таскать воду вниз. При этом рисковали сильно, потому что по больнице из чего только не стреляли. Но все равно такого количества воды, чтобы по нескольку раз мыть инструменты, как это полагается, и стерилизовать в специальных аппаратах не было. Поэтому инструменты в небольшом количестве воды промывались, заливались спиртом и поджигались. Спирт выгорал и они, таким образом, стерилизовались. То есть вспомнили старые добрые военно-полевые методы. Несмотря на это никаких осложнений у больных не было. Позднее многие ребята ездили в Москву, Владикавказ, в другие города и там им не потребовалось каких-то серьезных вмешательств.

Конечно, такая напряженная работа сказывалась на нас. Но, с другой стороны, работа мобилизовывала всех и появлялась какая-то энергия, несмотря на то, что мы почти ничего не ели. И кусок в горло не лез, да и времени не было. Голодные обмороки были среди раненых ребят. Ведь они по три, по четыре дня бывали на постах, и там у них наверняка не было времени поесть или воду попить. И вот, когда они поступали к нам, у них случались голодные обмороки. Им вводили новокаин, который снижает давление, а они еще и голодные, и все это давало себя знать.

АЛЕКСАНДР ПЛИЕВ, ЗАВ. ОТДЕЛЕНИЕМ РЕАНИМАЦИИ:

Уже в первых числах августа чувствовалось сильное напряжение. Больница перешла в авральный режим работы. Второго августа было 15 поступлений раненных. Тогда погибло шесть человек от пуль грузинских снайперов. Сам я дежурил с 6-го на 7-ое, и утром пошел домой, чтобы немного привести себя в порядок. Я чувствовал, что больницу оставлять нельзя и вечером вернулся в больницу. Около полуночи начался сильнейший обстрел города. Больницу обстреливали из всех видов орудий, в том числе из "Града". Большинство врачей хирургического профиля уже находились в больнице.

Слава Богу, что с нами находились и другие врачи, которые присоединились к нам и оказали неоценимую помощь. Это и Вадим Медоев, работающий аспирантом в Северной Осетии, Костя Чибиров из Военно-медицинской академии — тоже аспирант. По стечению обстоятельств они оказались в Южной Осетии — приехали в отпуск, и война застала их здесь. Они сразу же пробрались в больницу и начали работать. В первое время было мало поступлений, потому что на больницу работал "Град" и раненных доставлять было просто невозможно.

Нами было принято решение прейти в подвал. На тот момент он был абсолютно не оборудован и там ничего, кроме грязи и пыли, не было. Мы начали сносить в подвал плановых больных, которые на тот момент находились в больнице. Это были кардиологические больные, неврологические и т.д. Всего их было 68 человек. Мы перевели их в подвал, начали сносить туда же медицинское оборудование и медикаменты, подготавливать операционные столы.

Уже к утру 8-ого началось массовое поступление раненных со всех концов города. Очень много было тяжелораненых. Мы, как могли, оборудовали операционные столы. Два из них были на первом этаже в приемном отделении, а остальные — для самых тяжелых больных — в подвале.

Гражданский подвиг совершили медсестры, которые под "Градом" и минами пробрались в больницу. Они спрятали свих детей, родных в подвалах, а сами, можно сказать по-пластунски, добрались сюда. Это был действительно великий подвиг. Их никто не вызывал и если бы они не пришли, никто бы их не осудил и все бы поняли - в тот момент выходить из укрытий было смертельно опасно. Тем не менее, они добрались сюда и сразу же взялись за работу. Только в отделении реанимации работало 20 человек.

Сами врачи тоже совершили подвиг, работая в таких условиях беспрерывно, все время пока шла война. Это Айвар Бестаев и Алик Остаев. Наши травматологи — Костя Серветник, Георгий Гогичаев. Под утро, когда в городе уже были грузинские танки, сюда смог прорваться с другого конца города Зураб Гобозов.

Конечно, людей не хватало, но мы смогли наладить работу. 26 декабря 2008 года, на Северокавказской врачебной конференции, где я выступал с докладом, не могли поверить, что мы смогли за такое короткое время, в таких тяжелейших условиях принять столько больных, оказать первую медицинскую помощь и спасти их жизни.

Тогда же к вечеру с автоматом в руках, через бои в городе, к нам сумел прорваться Томас Джигкаев, аспирант из Москвы. В тот же день, и тоже через уличные бои к нам прорвался Костя Гагиев — тоже аспирант из Москвы, работает у Лео Бокерия. Они сразу включились в работу. За это огромное спасибо этим людям. Они провели уникальные операции и спасли много жизней. Был такой случай, когда операцию проводили на аорте — основном сердечном сосуде, который был серьезно задет. Операция была удачной и врачи во Владикавказе и в Москве, куда этого человека затем направили на дальнейшее лечение, удивлялись и даже не верили, что такую операцию можно провести в таких условиях, в подвале.

После 9-ого августа к нам прорвались через Джаву два врача из Северной Осетии. Их не отпускали из Владикавказа и тогда они написали заявления об уходе и приехали, чтобы нам помочь. Они тоже провели несколько отличных операций. Это еще молодые ребята, но уже с опытом, кандидаты медицинских наук.

Огромное спасибо моим медсестрам, которые, не смотря на огромную опасность, смогли пробраться в больницу. Конечно, хирургия стоит на первом месте, но именно реанимационная, анестезиологическая помощь — неотъемлемая часть той работы, которую мы делали. И мы смогли наладить такую реанимационную помощь, что не потеряли ни одного человека, из тех, кто к нам поступил. Мы смогли быстро принимать раненных, быстро обезболивать, быстро наладить противошоковую терапию, чтобы человек не погиб от шока. Мы сами в Южной Осетии разработали такую схему, когда несколько медсестер стояли наготове с наркотическими обезболивающими и специальными растворами. После того, как человека выводили из шока, вторая задача была дать квалифицированный наркоз. Всего потребовалось более ста таких наркозов для больших операций. И на наркозе мы тоже не потеряли ни одного человека, хотя состояние больных было крайне тяжелым. По медицинским меркам это большое достижение, учитывая, в каких условиях все это делалось.

Если говорить о тех врачах-реаниматологах, кто в те дни здесь отработали от начала до конца, то хотелось бы отметить Аллу Габараеву, Жанну Харебову, у кого полностью сгорели дома, а также Валентину Кудухову. Дома сгорели и у Георгия Гогичаева, Айвара Бестаева, который руководил всей хирургической составляющей нашей работы. Они узнали об этом вечером 8-ого августа, но, конечно же, не обратили на это внимания и продолжали работу.

Хотя 10-го августа война в городе практически закончилась, поступление раненых продолжалось. Ночью 11-го было массовое поступление раненных российских военных. Сразу привезли около 20 человек. У них были и ранения брюшной полости и конечностей. Всех их мы прооперировали и на, уже упомянутой мной, Северокавказской конференции ко мне подходили врачи из Чечни, которые благодарили за своих спасенных земляков, говоря, что ни одному из них кроме реабилитационного лечения, не пришлось делать дополнительной операции.

Затем 12-го также привезли 16 раненых из состава 58-ой армии, которым также было сделано все необходимое. Вот так, с 7-ого по 12-ое августа, все мы без сна и еды практически не выходили из подвала. Лично я на третий день практически выключался. Но к утру открылось второе дыхание и затем уже спать не хотелось даже на шестой день.

И среди медиков и среди больных случались обмороки от голода и усталости. Кусок просто не лез в горло и тогда, чтобы поддержать силы, мы открыли глюкозу, прокипятили ее, то есть сделали чай своеобразный, и напоили им больных. Кроме раненых и больных в подвале больницы укрывались жители окрестных домов, у которых не было подвалов или они были недостаточно надежны. Их тоже обеспечили, чем могли — койками, одеялами и т.д.

ИА "Рес": Совсем недавно Южная Осетия отметила годовщину грузинской агрессии августа 2008 года. Какие воспоминания тех дней не дают лично Вам покоя по сей день?

Александр Плиев: Конечно, осталось огромное чувство трагедии. Мы знали, что будет война, что независимость не достанется нам легкой ценой, но мы не ожидали таких крупномасштабных действий против мирного населения, тем более, спящего города. Это было действительно страшно, я не помню, чтобы такое происходило еще где-то. Война шла не против военных, а против мирных жителей. Они вели огонь по спящему городу, не тронув практически оборонительных позиций, хотя наши ребята были рассредоточены по периметру границ республики. Получается, что противоборствующими сторонами в этой войне выступали с одной стороны вооруженная грузинская армия, а с другой — мирное население. Второе, что невозможно забыть, это то, как убегающих от войны людей, расстреливали на Зарской дороге. Это просто чудовищно — расстреливать детей, женщин, стариков из танков. До сих пор это действительно не дает покоя.

Почему-то до сих пор существует мнение, что против Южной Осетии воевал не грузинский народ, а режим Саакашвили. Я же считаю, что против нас воевал грузинский народ, который сейчас болен вирусом фашизма, как в свое время были больны немцы, итальянцы. Мы столько лет жили в добрососедских отношениях, неужели все могло поменяться за такое, в принципе недолгое время?

Сейчас в Грузии нет таких конструктивных сил, с которыми можно было бы вести переговоры.

ИА "Рес": Как Вы и Ваши коллеги спасали жизни людей в тех нечеловеческих условиях? Что давало сил бороться с обстоятельствами?

Александр Плиев: Мы сразу спустили пациентов в подвал и там начали работу. В тот момент мы особо ни о чем не думали, было столько раненых, что не оставалось времен на рассуждения. Пусть кто-то посчитает это высокопарными словами, но чувство долга перед Родиной нам давало силы. То, что сделал наш медперсонал во время войны, это настоящий гражданский подвиг. Сила любви к Родине, ответственность, ощущение того, что от тебя зависит жизнь многих людей, не позволяет расслабиться, испугаться. Я до сих пор вспоминаю наших женщин из персонала больницы, которые восьмого августа, прорываясь под обстрелами, не будучи дежурными, по-пластунски добирались до больницы. Спрятав своих детей в подвалах, они работали, спасали людей. У нас не было запасов крови, и каждый сотрудник нашей больницы при необходимости сдавал кровь для переливания. И это при том, что они работали пятеро суток без воды и еды. Они падали в обморок, приходили в себя и снова работали. Наши хирурги делали сложнейшие операции, и несмотря на полную антисанитарию и отсутствие элементарных условий, ни один наш пациент не умер. Это была битва за человеческую жизнь, из которой мы вышли с честью.

ИА "Рес": В те дни Вам помогали выходцы из Цхинвала, которые сейчас работают в России. Расскажите о них, пожалуйста.

Александр Плиев: Я благодарен Богу, что эти люди абсолютно случайно оказались в городе. Все они давно живут в России, и приехали погостить в Южную Осетию. Костя Чибиров работает в военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, Костя Гагиев — в сердечно-сосудистом центре им. Бакулева, Вадим Медоев, кандидат медицинских наук. Девятого августа, с автоматом в руках, к нам в больницу прорвался Томас Джикаев, он тоже работает в Москве в Институте им. Боткина. Из Северной Осетии к нам приехали два отличных хирурга Геннадий Джиоев и Руслан Галуев. Также нам помогал Алик Тигиев, детский травматолог. Все эти ребята сразу же пришли к нам на помощь, проработав до 12 августа. Хотя они никому не были обязаны, они просто выполнял гражданский и врачебный долг. И выполнили его с честью.

ИА "Рес": Известно, что приезжая во Владикавказ в дни годовщины августовской агрессии. Президент Российской Федерации Дмитрий Медведев встретился с представителями Южной Осетии, одним из участников встречи были Вы. Расскажите, о чем шла речь в ходе беседы?

Александр Плиев: Приехав во Владикавказ, Дмитрий Анатольевич хотел встретиться с простыми жителями Южной Осетии. После награждения военных и медиков, отличившихся в августе, он принял нас. Беседа была очень насыщенной, мы обсудили положение дел в республике. Ему известны все проблемы, которые существуют в РЮО, он близко к сердцу воспринял трагедию нашего народа, и своим волевым решением просто спас наш народ от уничтожения. Он еще раз подтвердил, что его решение обдуманное, взвешенное и Российская Федерация и в дальнейшем будет помогать нашему молодому государству. Также он отметил, что строить государственность Южной Осетии должен сам народ Южной Осетии. Кроме того, мы обсудили вопросы молодежной политики, экономики и другие.

АЗА ГАБАРАЕВА, САНИТАРКА:

Начало войны застало меня в больнице, на дежурстве — я смотрела за больными. И пока война не завершилась, я была здесь постоянно. Начался обстрел города, потом огонь открыли и по больнице. Поступавших раненных мы спускали их подвал. Там, и в коридоре на первом этаже, уже поставили операционные столы. Но их не хватало — раненых привозили очень много. Когда обстрел ненадолго умолкал, их поступало очень много. Мы бежали наверх к входу и заносили раненых в укрытие. Когда я в очередной раз выскочила наружу, рядом разорвался какой-то снаряд, мне показалось, что в меня что-то попало, однако пронесло, только с тех пор я плохо слышу правым ухом.

Убитых было много. Они были всюду на полу в приемном отделении. Тела были окровавлены, многие с оторванными конечностями и развороченными внутренностями. Мне приходилось обмывать их и здесь, и в морге — туда тоже привезли много тел.

В морге было множество трупов, и я там была одна. Страшно было не из-за трупов — их-то что бояться, а потому что обстрел не прекращался. В морг попало два снаряда, и я подумала, что так и останусь там. Морг стоит в стороне, и никто не решался добежать туда под обстрелом. Там были тела женщин, стариков, мать с младенцем туда привезли, тела наших погибших ребят. Все тела в морге я обмыла, потом снова прибежала в приемное отделение. А там опять поступления трупов. А воды уже нет. Кровь приходилось просто вытирать.

Это одно из самых кошмарных воспоминаний войны. Груды тел. Ты как в отключке. Вытираешь и вытираешь, и уже не понимаешь, кто это — женщины, дети, старики, парни молодые… Даже слез нет. Одна пустота. Наши врачи делали все что могли. Без еды и сна они постоянно оперировали, переходя от одного стола к другому.

Были здесь и врачи, которые у нас не работают, но война застала их в Цхинвале и они пришли выполнять свой профессиональный долг. Они работали и работали. Нет слов, чтобы описать как они работали.

Кроме того, здесь было множество людей с окрестных домов, которые прятались в больничном подвале. Здесь была Ирина Гаглоева (председатель Госкомитета информации и печати РЮО — прим. ред.), которую я хорошо знаю. Она по телефону передавала, что здесь происходить. Батарея ее телефона садилась и я бегала к больничному движку, чтобы подзарядить ее хоть десять минут. Этого хватало ей на один разговор, и потом снова бегала заряжать телефон. Ирина вообще работала постоянно — передавала и передавала информацию, ничего не боялась - выходила наружу и снимала эти ужасы на камеру. Вот так мы все здесь и провели эти дни.

ВИТАЛИЙ ДЖИОЕВ, ХИРУРГ-УРОЛОГ:

Когда началась война, я не работал, был дома. Ночью начался обстрел. Семья моя спустилась в подвал нашего корпуса, где они пробыли все эти дни, а я пошел в больницу. Когда я туда добрался, стрельба по городу уже велась вовсю, и мы наспех начали готовиться к приему раненых. Начали перетаскивать операционные столы, инвентарь и койки в подвал и на первый этаж — там было безопасней.

Наконец разразилась буря, и мы были в самой гуще.

Мы не справлялись с потоком раненых. Оперировали на всем. Дежурили травматологи — они оказывали первую помощь. Проводились малые операции, для того, чтобы спасти жизнь человеку, а окончательные операции делались потом. Я занимался своим делом и, одновременно, включился в общую хирургию. Было трудно, мы сутками не спали.

До войны у меня болели ноги — подагра, и боль усилилась потому, что не было возможности отдохнуть, слишком большая нагрузка для организма. Минут 5-10 посидишь и снова за операционный стол. Раненых приносили ребята, привозила "Скорая помощь". Дело дошло до того, что, в конце концов, медперсонал практически был не в состоянии работать. Все эти дни они почти не спали. Про себя скажу, что за всю войну удалось поспать только пару часов.

Люди уже работали на автомате. До какого-то момента все работали и работали, а потом наши девочки просто начали падать. Это были обмороки от голода и усталости. Нельзя сказать, что там был голод, но напряжение дошло до того, что есть просто не могли. Некоторых медсестер я просто заставлял поесть, чтобы они могли работать.

Сказать про кого-то отдельно, выделить кого-нибудь я не могу. Там было много людей и все работали очень хорошо, на пределе и мне бы не хотелось кого-то обидеть. Там были и девочки с моего отделения и, в основном, из экстренной хирургии.

Кроме того, в городе оказались врачи, которые приехали по своим делам, и кого война застала здесь. Они помогли нам справиться с потоком раненых, хотя даже с ними было очень трудно. Это Томик Джигкаев, сын нашего бывшего министра здравоохранения. Он пробился в больницу с автоматом. Бросил этот автомат и сразу приступил к работе. Сын бывшего нашего врача Вальтера Медоева — царство ему небесное, он погиб еще в первую войну — Вадим, провел очень большую работу, много операций.

Приехал к нам врач, работающий у Бокерия в Москве, Гагиев его фамилия. Когда началась война, он сразу же включился в работу. Еще был один молодой человек — фамилию его я к сожалению забыл, очень спокойно и профессионально выполнял свою работу. И его, и других нам послал Бог, потому что количество раненых увеличивалось и увеличивалось.

Все остальные — это наши местные ребята. Отдельно хочу отметить Айвара Бестаева со всей своей первой хирургией. Я считаю его асом хирургии. Практически все сложные операции легли на его плечи. Он одновременно являлся еще и консультантом для других. Я и про остальных хирургов хотел бы сказать, просто боюсь кого-то упустить. Все работали сверх своих возможностей. Получалось так, что сразу 4-5 человек были завязаны на одном больном. И поступление сразу нескольких раненных вызывало нехватку врачей.

Но мы как-то успевали оказывать первую помощь, делать обезболивающие уколы. Но затем в один момент начали поступать российские военнослужащие. Столы все были заняты нашими ранеными, и вдруг поступает поток русских. Это была действительно задача. Не хвалясь, скажу, что мы с ней справились с честью. По моим данным из всех раненых, которых мы прооперировали, никто не умер.

Огромное спасибо следует сказать нашим анестезиологам, роль которых трудно переоценить. Кстати нехватка анестезиологов сказывалась на нашей работе. Был такой случай: привезли раненного — добровольца из Северной Осетии. Сопровождавшие этого раненного ребята потребовали срочно прооперировать его, и потребовали в грубой форме. Мне пришлось осадить их, я объяснил, что все столы заняты, и он должен подождать, нельзя же больного под наркозом снять со стола, чтобы положить другого. Все-таки Бог и наши святые нам помогали и помогают, потому что подчас принимались такие решения, которые в мирной повседневной жизни показались бы неправильными. Но тогда, тех, кого мы оставляли, действительно могли подождать, и срочная помощь оказывалась тем, кого надо было действительно оперировать немедленно.

Я горжусь нашими медиками и, пусть меня извинят те врачи, которые потом приезжали сюда, я хочу сказать, что не выше они наших медиков, и никогда не были. Практика это показала. Был сделан ряд уникальных операций, которые в плановом порядке никто здесь не делал. Но когда жизнь потребовала сделать эти операции, они были сделаны и сделаны удачно.

Что касается медикаментов, то мы не испытывали в них никого недостатка. Если бы война продлилась дольше, и раненые остались бы у нас несколько дней, то нехватка медикаментов наверняка сказалась бы, но на тот момент работа была организованна так, что мы со всем справились.

Единственное что могу сказать в негативную сторону, это то, наши подвальные помещения абсолютно не были подготовлены к операциям. А мы должны были быть готовы, должны были предусмотреть это, тем более, что мы понимали, что война надвигается. Мы должны были лучше провести эвакуацию, тогда было бы меньше жертв и раненных среди мирного населения. Но народ до конца не верил, что будет война. Такая жестокая и разрушительная. Я потерял на этой войне близких друзей. Мой лучший друг — Инал Санакоев, погиб в те дни. Грузины застрелили его на улице Гафеза, когда он защищал людей в подвале.

Дай Бог, чтобы наш народ больше не видел войны и не слышал о ней. Я думаю, что мы свое отвоевали и нам пора начать мирную жизнь. Но если все-таки придется, мы учтем все наши ошибки и будем во много раз лучше.

ЛЮДМИЛА КЕЛЕХСАЕВА, ЗАМ. ГЛАВВРАЧА БОЛЬНИЦЫ ГОРОДА ЦХИНВАЛА:

Война началась не седьмого августа, а намного раньше. Потому что уже со второго начался обстрел города снайперами. И уже с пятого августа появились первые раненые и убитые. Они поступали в массовом порядке, врачи не успевали оказывать им помощь. Тогда и было решено администрацией нашей больницы объявить чрезвычайное положение и создать дополнительную медицинскую бригаду. К концу рабочего дня седьмого августа я принесла списки врачей главврачу. И вдруг произошел взрыв. Мы отскочили от окна и перебежали в мой кабинет, и в это время снаряд попал туда. Мы испугались за больных и побежали по отделениям.Нужно сказать, что когда началась "снайперская война" в самом начале августа, мы выписали всех больных, кто мог уйти, на амбулаторное лечение.

Когда мы прибежали в хирургическое отделение, то увидели полный хаос: пациенты были в панике, их одолевали страх и ужас. Мы кое-как их успокоили, кого вывели, кого вынесли в коридор, но там тоже было не безопасно. Здание больницы подвергалось массированному обстрелу из тяжелого оружия, стены не выдерживали, горело постельное белье. Я помню, когда в палатах не оставалось ни одного больного, медсестры из травматологического отделения зачем-то побежали обратно и долго не возвращались. Зайдя в палату, я увидела, что они выбрасывают в окна горящие матрацы, одеяла, чтобы избежать пожара.

Другие медсестры, у которых пациенты лежали на пятом этаже, тоже не уходили со своих постов, пока все их больные не были эвакуированы вниз. Когда мы поняли, что началось что-то очень серьезное, мы приняли решение эвакуировать всех больных в подвал больницы. Хотя он за последние годы не ремонтировался и находился в страшном состоянии.

Это — подвал жизни, это подвал, который спас многих людей. Даже в таких жутких условиях мы вели журнал учета людей, которые обращались к нам за помощью. Погибших заносили в приемное отделение. Насколько мне стало известно, многих хоронили прямо во дворах домов.

Не стало в эти дни и нашей коллеги — врача-невропатолога Заиры Качмазовой, ее накрыло с сестрой в подвале. Когда ее привезли в морг, я ее узнала только по ухоженным пальцам рук.

В эти дни я увидела героический труд наших медиков, которые не жалели своих сил, спасая жизни людей. Не знаю, откуда у них появилась эта энергия, ведь они работали днем и ночью. Ими было проведено 229 полостных операций. К счастью, могу сказать, что ни один пациент у нас не погиб.

Уже десятого, когда стало безопасно, мы стали переправлять всех больных во Владикавказ, а наиболее тяжелых направляли сразу в Москву. Мы очень благодарны северо-осетинским врачам за то, что они тепло их приняли и оказали необходимую помощь.

А все, что сумели сделать наши врачи — это чудо. Большую работу проделали врачи-травматологи, хирурги. Когда я смотрела на работу врачей, удивлению моему не было предела: они работали слаженно, быстро, как будто в кино. Перекладывали больного с носилок, клали на стол, раздевали, тут же определяли тяжесть полученных травм и оказывали необходимую помощь.

Некоторых принимали в приемном отделении. У нас работали опытные хирурги: Айвар Бестаев,зав. отделением экстренной хирургии, Григорий Кулиджанов,заведующий отделением плановой хирургии, Николай Дзагоев,главный хирург республики, Виталий Джиоев, уролог, Александр Остаев,хирург отделения экстренной хирургии. Каждый внес свою лепту: и анестезиологи, и реаниматологи, и терапевты... Эти люди все пять дней находились в подвале и не покидали своих постов.

Я удивилась тому, что на смену стали приходить люди. Из домов невозможно было выйти, а они выходили на работу. Это же — героизм. Я бы всех людей, которые в те страшные дни находились в Цхинвале, назвала бы героями. Я еще больше стала уважать своих коллег, которые под обстрелом, в немыслимых условиях умудрялись успешно проводить операции, спасать жизни людей.

Страшное время мы пережили. Потребуется не один год, чтобы наша боль притупилась. Наш народ хотели истребить, сделать из Цхинвала "чистое поле". Но, тем не менее, нужно жить дальше, и с оптимизмом смотреть в будущее. Главное, что в Цхинвале наконец-то наступила мирная жизнь.

ЖАННА ХАРЕБОВА, ВРАЧ РЕАНИМАТОЛОГ:

Около полуночи раздались первые взрывы, больницу начали бомбить. Стационарных больных было очень много и мы пока не знали, куда их деть. Снаряды попадали в корпуса и все ходило ходуном. Понятно, что больных надо было перевести в безопасное место,и до того, как начали поступать первые раненые из города, мы все были заняты тем, что перетаскивали больных, вместе с койками вниз, в подвал. Было спущено более трехсот коек. Затем начали поступать раненые, в основном, с осколочными ранениями конечностей. Операционные столы были развернуты в подвале и на первом этаже, в приемном отделении.

В приемном отделении тоже было страшно, потому что там защитой служила только одна стена, и прямое попадание могло превратить все в братскую могилу. Там был устроен своеобразный сортировочный пункт, из которого более тяжелые раненые отправлялись в подвал, потому что там было более-менее спокойно, хотя условия для работы были никуда не годные. За все время войны, к нам поступило множество раненых, и всем им была оказана квалифицированная помощь. Никто из них не погиб и никому дополнительных операций не потребовалось.

Погибли те, кто поступил в больницу уже в крайне тяжелом, агональном, состоянии и мы им уже ничем не могли помочь. Как-то к нам поступил парень-северянин с ранением крупного сосуда. Он поступил с большой кровопотерей. Мы его взяли на стол, но минут через десять, он скончался.

Все медики, которые тогда находились в больнице, работали очень добросовестно. Никто не думал о каких-то наградах или заслугах. Когда больницу сильно бомбили, никто не знал, уйдем мы сами оттуда живым или нет.8-го августа мне сообщили, что мой дом горит, и это меня почти никак не взволновало. Понятно, что с домом многое связанно, там было все мое имущество, но с другой стороны, речь шла о жизни - и своей,и тех, кому мы оказывали помощь. А помощь, которая была в тех условиях возможна, была оказана всем и полностью.

По окончании войны многих больных вывезли во Владикавказ и дальше в Россию. Врачи, которые их там лечили, сообщали, что наша работа была проведена на высшем уровне и ничего серьезного делать больше не пришлось, хотя, конечно, работа для специалистов узкого профиля, допустим, лицевых хирургов, нашлась.

Я хотела бы отдельно сказать про тех медиков, на кого легла вся тяжесть этой работы. Это наши хирурги - Айвар Бестаев, Виталий Джиоев, травматологи - Костя Серветник, Джино Гогичаев. Кроме того, особенно хочется поблагодарить тех ребят, которые приехали к нам из России. Это Томас Джигкаев, Костя Гагиев, Костя Чибиров, Алик Тигиев, Вадим Медоев. Я боюсь кого-то пропустить и заранее за это извиняюсь. Этим ребятам особая благодарность, потому что наша анестезиологическая и реанимационная служба работала по обезболиванию больных, выводу их из шокового состояния и подготовке к операции. А эти ребята, помимо своих врачебных функций, выполняли роль и санитаров, и грузчиков. И делали они это не переставая, не отдыхая, даже не присаживаясь практически. У меня слов нет, чтобы достойно сказать про это.

Хотелось бы еще сказать, что медикам, которые за время этой войны находились в больнице, следовало бы просто сказать спасибо. С какой-то высокой трибуны, когда отмечаются подвиги защитников, которые, безусловно, достойны преклонения, можно же вспомнить и про нас. Конечно, это наша работа. Мы давали клятву Гиппократа, и мы обязаны оказывать помощь, но медиков, по большому счету, никто так и не поблагодарил. Я не имею в виду какую-то материальную благодарность. Мы все это время ждали, что нам скажут: "Спасибо медицинским работникам, работникам больницы, за то, что они в таких нечеловеческих условиях несколько страшных суток добросовестно выполняли свои обязанности". Ведь если бы врачи спрятались по своим подвалам, никто бы не осудил их. А они приходили туда под обстрелами и некоторые из них погибли на улицах. Я думаю, что благодарность они заслужили.

ИНЕССА ТУАЕВА, ДЕТСКИЙ ВРАЧ:

Август 2008 года. Обычное утро с проглядывающим сквозь облака солнышком, а на душе чувство тревоги. Сегодня дежурство по стационару.

Раздались одиночные выстрелы, затем вдали что-то ухнуло — разрыв снаряда. Началось… Вот от чего было тревожно. Впрочем, это знакомое чувство не покидает уже с первого августа. Сегодня седьмое. Может опять стихнет. Надо собраться и идти.

На улицах пусто. Редкие прохожие. Как будто в очередной раз город замер в ожидании беды. В ординаторской много разговоров. Утреннюю конференцию отменили. Рабочий день прошел в волнениях, в ожидании каких-либо новостей.

Полдень. Вроде не стреляют. Чувство тревоги нет-нет, а подкатывает. Вечереет. Из уст в уста передают заявление президента Михаила Саакашвили об одностороннем прекращении огня со стороны Грузии. Слава Богу! Тихо, теплая летняя ночь, больных нет. Видимо задремала. И вдруг разрыв снарядов, где-то совсем рядом! В подвал… Весь персонал в подвал! Шквал огня…

Постепенно подступает страх, заполняющий все твое нутро, увеличивающийся в тебе до тошноты, прежде чем ты его успеешь за-глушить? Грохотание, оглушающий скрежет, свист, жужжание и разрывы снарядов, сопровождающие друг друга, накатывающиеся друг на друга и среди всего этого звуки удара сразу с нескольких сторон, и звон битого стекла. Господи, как по сердцу! Пробито здание больницы, нет палат на 2-м, на 3-м этажах. Что еще? А-а, стоны со всех сторон. Уже раненые?! Нет, нет. Это Регина спускает с верхних этажей больных в подвал. Сосредоточенным, уверенным, спокойным голосом она организовывает эвакуацию всех больных со всех этажей.

Оцепенение прошло. Мы медики и мы должны выполнять свой долг. Стало стыдно за свой страх. Может, не будут прямо больницу обстрели-вать? Есть ведь какие-то правила ведения войны?.. Прошло 2 часа, 3 часа, 4 часа. Скорее бы утро. Послышался гул самолетов. "А может наши?" — мелькнула мысль. И вдруг разрывы бомб. Справа, слева, попадание в крышу; массированный ракетный обстрел. Огонь был такой интенсивности, что до больницы довезти раненых было просто невозможно. В подвале полностью за это время развернуты процедурные, койки, подготовлены медикаменты для оказания максимальной помощи раненым, которые стали поступать к утру, когда обстрел несколько утих. Стало известно, что в городе горят дома, полностью остались без жилья доктора из той самой дежурной бригады — Джино Гогичаев, Айвар Бестаев, Жанна Харебова, Алла Габараева, Сергей Цховребов.

Раненых становилось все больше и больше. К полудню прицельный обстрел больницы возобновился. Стали падать бомбы, ракеты и "град". Слышать просто выстрел из оружия "град" — жутко (продолжительный, нарастающий как раскаты грома и лопающийся, выжигающий и стригущий все попадающееся на пути). А когда "градом" стреляют по зданию, в подвале которого ты находишься, охватывает ужас.

Я не сразу поняла, что рядом сидит Майя Лохова — кардиолог.

Непроизвольно стиснув ее руку до крови, с трудом справляясь с чувством тошноты, молила Бога: "Спаси и сохрани нашу Осетию!" А Майя, в кратковременных перерывах между бомбежками (пока перезаряжали снаряды), бегала на 5-й этаж. "У меня там больной с трепанацией черепа, с больным сердцем, ему нужна капельница. Спускать его в подвал — верная смерть от снарядов".

Полбольницы снесло, а она все бегала на 5-й этаж, а мы все с замиранием сердца ждали ее возвращения. Героизм? А что это такое? Что-то другое?

Весь дежурный персонал во главе с главным врачом республиканской больницы Нодаром Суликоевичем Кокоевым и заместителем главного врача Людмилой Платоновной Келехсаевой, как единый механизм, под шквальным обстрелом делал свое дело. До предела обостренное чувство ответственности за раненых, высокий профессионализм, слаженность и преемственность, а также взаимопонимание и поддержка, бережное отношение друг к другу, от-сутствие какой-либо паники помогли не сломаться в самые сложные и трудные первые два дня. Доктора: Тимур Тибилов, Константин Серветник, Джино Гогичаев, Виталий Джиоев, Айвар Бестаев, Жанна Харебова, Жанна Голованова, Алла Габараева, Ада Джиоева, Сергей Цховребов, Григорий Кулиджанов; средний, младший и технический персонал тех двух ночей — все работали на износ.

Я не могу не писать об этом (многие имена не указаны, прошу меня извинить). Те самые два дня. Потом, это было потом — корреспонденты, фоторепортеры, хоть какой-то прорыв извне. Мы несли свой долг — это правда, но мы выполняли его на грани человеческих возможностей. Такой войны мир не знал — войны на уничтожение народа, где нет никаких правил, запретов и очень мало шансов выжить.

Уже вечер второго дня. Дежурная смена все та же. Нет среди нас таких женщин, у которых на постах не стояли бы или сыновья, или братья, или отцы… Надо держаться. Все будет хорошо. Нет информации, нет по-мощи, нет физических сил. Есть только надежда.

Утро третьего дня. Стало ясно, что весь город в руинах. Пошло массовое поступление раненых, мертвых, контуженных.

Раненые жители Цхинвали в подвале госпиталя

Я уходила из больницы тоже в подвал, но жилого дома. И это был третий день войны. С утра до 18.00 шел бесперерывный обстрел ракетами, бомбами, оружием "град". Психика отказывалась реально воспринимать происходящее. Обрушенные дома, расстрелянные в упор женщины, дети, старики и непрекращающийся обстрел…

Уезжала из города вечером, не понимая где больше смерти — на дороге, простреливаемой снайперами или в подвале еле державшегося дома. Но уезжала. Что с улицами моего любимого города? Обвисшие провода, разрушенные дома, асфальт, обсыпанный битым стеклом, словно снегом, поваленные деревья, рассеченные вдоль и поперек, как будто стонущие от ран. Искареженные подорванные танки и преследующий меня все время запах войны — гарь, дым, порох.

Оглянувшись назад, я увидела висящего на столбе человека (как оказалось — это водитель БТР, в упор расстрелявший семью — мать, отца и трехлетнего ребенка). Это кара, подумала я. Чуть дальше я увидела священника, который спокойно шел с иконой божьей матери в руках. Это божья благодать (подумала я).

Я не прощаюсь с Цхинвалом. Душа моя с тобой и с моим народом. Я верю, мы встанем еще на ноги. Уже в Джаве я узнала, что самое страшное нечеловеческое испытание моего народа уже позади. Хотя впереди невыносимая боль от утрат и потерь. Надо жить и возрождать новую Осетию.

P.S. Прямым попаданием ракеты в подвале своего дома трагически погибла врач-невролог Заира Качмазова; зверски, в упор расстрелян врач-травматолог Владимир Битиев; главврача санэпидстанции Марину Кочиеву с детьми накрыло миной по Зарской дороге.

Всероссийская научная конференция с международным участием "Геодинамические процессы и природные катастрофы. Опыт Нефтегорска" начала работу в Южно-Сахалинске во вторник, 26 мая, сообщает ИА SakhalinMedia из зала заседаний регионального правительства, которое стало соорганизатором симпозиума совместно с Российским фондом фундаментальных исследований, институтом морской геологии и геофизики ДВО РАН (ИМГиГ).

На масштабное научное мероприятие приехали более 220 ученых России, Японии и других стран, где ведутся сейсмологические исследования. Для Сахалинской области научный симпозиум имеет громадное значение, мы уже накануне обсудили проект меморандума конференции, в котором особо выделяем необходимость создания в России единого координационного межведомственного сейсмологического центра и единого информационного ресурса, - сказал в приветственном слове участникам мероприятия заместитель председателя регионального правительства Сергей Хоточкин.

На конференции мы рассмотрим современные методы прогнозирования землетрясений, последние научные изыскания в этой сфере. Нефтегорское землетрясение, когда 20 лет назад, 28 мая 1995 года, был стерт с лица земли поселок городского типа и под руинами зданий погибли одна тысяча девяносто пять человек, а еще 45 раненных затем умерли в больницах, стало самым катастрофическим в истории России на рубеже веков. После этого началось более интенсивное изучение сейсмических процессов. В ИМГиГ сегодня сформирована команда молодых ученых, которая используя различные методики прогнозирования землетрясений проводит исследования по всему Сахалино-Курильскому региону, выигрывает различные гранты. Например, в этом году они выиграли грант на сумму в 15 млн рублей, которые будут направлены на дальнейшее изучение геодинамических процессов, - отметил член-корреспондент РАН, директор ИМГиГ Борис Левин.

В ходе конференции заслушиваются десятки докладов по различным актуальным темам. Помимо анализа того "события", говоря языком ученых, вниманию участников симпозиума был представлен доклад "на опережение" доктора физико-математических наук из ИМГиГ Ивана Тихонова о среднесрочном прогнозировании землетрясений. По его словам, сегодня научных методик точного прогноза места и даты землетрясения пока нет, можно лишь делать среднесрочные прогнозы о вероятности землетрясения в том или ином районе. Кстати, в Сахалино-Курильском регионе ежегодно регистрируется свыше одной тысячи землетрясений различной магнитуды, которые зачастую и не ощущаются населением.

Среднесрочные прогнозы нами даются на 3-5 лет, и они говорят лишь о вероятности сильного землетрясения. Прогноз рассчитывается по семи показателям. Например, таким, как сейсмическое затишье и бреши. Так, ИМГиГ определил, что с 1992 года в районе Южных Курил начался тревожный период затишья, и в 1994 году стихия ударила по Шикотану. На севере Сахалина оно начало проявляться с начала 90-х годов прошлого века, но исследования из-за экономической нестабильности не проводились. В Долинском районе Сахалина была определена примерная периодичность "Такойского роя" землетрясений (Горнозаводск) -13 лет и плюс-минус три года. Несомненным успехом в прогнозировании можно считать, что нами вовремя, в декабре 2005 года, было просчитано Невельское землетрясение 2007 года. Мы в 2005 году дали прогноз о вероятности землетрясения силой 6-7 баллов, что и подтвердилось, - говорит Иван Тихонов .

По словам доктора физико-математических наук, сегодня беспокоит длительное сейсмическое затишье на Южных и Северных Курилах, а также южнее перешейка Поясок на Сахалине. В этой связи среднесрочный прогноз таков - с января 2016 года по февраль 2017 года восточнее курильского острова Уруп возможно землетрясение с магнитудой 8,0. В районе Северных Курил тревожный период ожидания землетрясения с магнитудой до 7,5 продлится до 2018 года.

По поводу краткосрочных прогнозов, то сегодня мы сотрудничаем с китайскими коллегами с Тайваня и материкового Китая. В частности, методики LURR и струйных потоков. Например, китайские коллеги для прогнозирования землетрясений учитывают влияние на земную кору лунных и солнечных фаз, морских приливов и отливов, движение воздушных масс на высоте 8-13 км. Образно говоря, когда вы летите на самолете и попадаете в турбулентные потоки, то можете и не догадываться, что они могут сигнализировать о подвижках земной коры и там, где эти потоки "останавливаются" - там возможно сильное землетрясение. Профессор Вуу с Тайваня изучает эти явления по всему миру и отмечает такие точки, в том числе и по нашему региону. Поэтому возможно, что в ближайшем будущем возможно сильно землетрясение в районе Восточно-Сахалинских гор. Вообще, я бы просил корректно относиться к этим прогнозам. Не забывайте, что мы живем в сейсмически опасном регионе, где ежедневно происходят неощущаемые землетрясения и прогноз говорит лишь о вероятности сильного землетрясения, - уточнил Иван Тихонов .

Вместе с тем, говоря об уроках Нефтегорского землетрясения, не стоит забывать о том, что столь многочисленные жертвы стали результатом ошибки в оценке сейсмической опасности и отсутствия строительных норм при возведении зданий в опасной зоне. Многоквартирные панельные дома серии 447 (первой советской серии многоэтажных домов, так называемых "хрущевок") при первом ударе стихии сложились, как карточные домики.

Никто не ожидал, что на севере острова возможны землетрясения такой силы. Но это не было поводом экономить на всем. Экономя, пятиэтажки серии 447 ставили без подвалов, фундаменты внутренних несущих стен заглубляли всего на полметра. В результате, когда песчаный грунт "поплыл", фундаменты ничего удержать не смогли и 17 80-квартирных крупнопанельных домов сложились внутрь. Градостроительные нормы для таких регионов, как Сахалинская область, помимо известных "красных линий", должны содержать и "желтые линии" - границы для обеспечения безопасного подъезда спасательной техники при разрушении зданий. Так называемая уплотнительная застройка в случае катастрофы уничтожит много людей, - рассказал ученый из Санкт-Петербурга Марк Клячко , который прибыл тогда на место трагедии уже 30 июня 1995 года и был назначен председателем государственной комиссии по оценке социально-экономических последствий стихии.

Также на севере Сахалина 28 мая 1995 года были разрушены десятки автомобильных и железнодорожных мостов, были зафиксированы 33 повреждения на магистральном нефтепроводе на удалении от 10 до 35 км от Нефтегорска. Ученые ИМГиГ зарегистрировали на Пильтунской косе (Охотское море) появление множества кратеров грязевых вулканов диаметром 25-30 метров. Также повсеместно отмечались сейсмогенные трещины. Таким образом, в эпицентре землетрясения сила его составила 9 баллов.

Почти четверть века назад в России случилось одно из самых катастрофических по масштабам землетрясений. Город Нефтегорск в результате этой природной катастрофы был на 80 % разрушен, погибли 62,5 % местных жителей. Через четыре месяца и один день после трагедии поселок был ликвидирован.

Поселок Нефтегорск

Нефтегорск на севере Сахалина (один из множества российских населенных пунктов с таким названием) был основан в 1964 году. Изначально поселок городского типа назывался Восток, позже был переименован в Нефтегорск. Проживали там нефтедобытчики, которые работали вахтовым способом. Поселок был рассчитан максимум на пять тысяч человек.

Это был один из самых благоустроенных городков на Сахалине, который на сегодняшний день числится в списке исчезнувших (уничтоженных) населенных пунктов. Причиной тому стало разрушительное землетрясение 1995 года в Нефтегорске. Официально город перестал существовать 29 сентября 1995 года - через четыре месяца и один день после катастрофы.

После землетрясения оказалось, что дома, которые были построены в Нефтегорске в шестидесятых, вообще не были предназначены для сейсмически опасных зон. Кроме того, выяснилось, что имели место грубые нарушения норм строительства. Большинство домов рассыпались целиком, чего не было даже в Спитаке в 1988 году. Для справки: спитакское землетрясение магнитудой 6-7, которое произошло на северо-западе Армении, унесло жизни 25 тысяч человек.

На Сахалине такие непрочные дома возводились с той целью, чтобы сделать строительство дешевле. Вследствие этого живыми из-под завалов удалось извлечь в основном жителей верхних этажей, многие из тех, кто жил на нижних этажах, погибли под завалами. Так, если бы не экономия шестидесятых, то множества жертв можно было бы избежать.

Краткая предыстория

Тот год (1995) был годом чрезвычайной сейсмической активности в Тихом океане. Например, 17 января 1995 года произошло одно из самых масштабных землетрясений в Японии. Стихия практически разрушила город Кобе на острове Авадзи. В результате катастрофы погибло более 6 тыс. человек, а материальный ущерб оценивался в 102,5 млрд долларов, что составляло 2,5 % ВВП страны в то время.

Российские эксперты-сейсмологи ожидали землетрясения на Дальнем Востоке, на Камчатке. Но север Сахалина, где в итоге произошла катастрофа, считался менее опасным по сейсмической активности, чем южная часть или Курильские острова. Кроме того, большая часть сейсмических станций, которые были построены на Сахалине еще во времена СССР, к 1995 году уже пришли в негодность.

История землетрясения

На северо-восточной части побережья острова Сахалин (Нефтегорск) землетрясение произошло 28 мая 1995 года в 1:04. Сила толчков в эпицентре катастрофы достигала 8-10 баллов (по различным оценкам). Сначала говорили, что сила толчков составила 9 баллов по шкале Рихтера, позже сейсмологи пришли к выводу, что она была немного меньше - около 7 баллов.

Сейсмическая активность ощущалась не только на севере острова, но и во многих пунктах на ближайшей части материка. От стихийного бедствия пострадали также поселок Оха, Тунгор, Колендо, Сабо, Ноглики, Некрасовка, Восточный-1, Эхаби и других. Но самые тяжелые последствия катастрофа вызвала в Нефтегорске. Город находился в 25-30 км от эпицентра сейсмической активности.

Землетрясение в Нефтегорске (1995 год) стало самым разрушительным в этом регионе за всю историю наблюдений, то есть с 1909 года.

Жертвы и пострадавшие

Во время катастрофы погибли 62,5 % жителей населенного пункта, разрушено было 80 % сооружений. Погибли 2040 человек, всего в поселке на тот момент проживало почти 3200 жителей. Накануне в городе прозвенел последний звонок, провели выпускные вечера. Из 26 выпускников нефтегорской школы в живых остались только девять человек.

Всего же в зоне сейсмической активности находилось более 55 тыс. человек - это население Нефтегорска, города Оха и других населенных пунктов, которые затронула стихия. Но наиболее тяжкие последствия, как уже говорилось, катастрофа вызвала в Нефтегорске. В других городах не было даже смертельных случаев, наблюдались минимальные разрушения.

В ходе спасательной операции после землетрясения в Нефтегорске, которая проводилась несколько недель, из-под завалов извлекли более двух тысяч человек, большинство из которых - погибшие. Более трех с половиной сотен человек до сих пор числятся пропавшими без вести.

Последствия трагедии

Почти все здания и сооружения, которые успели построить в городе за последние тридцать лет, в результате землетрясения в Нефтегорске были разрушены. Семнадцать жилых пятиэтажек, четыре двухэтажки, четыре детских сада и школа, клуб, больница, а также другие строения были безвозвратно разрушены. Дома просто развалились под собственным весом. За несколько минут они превратились в огромные груды шлака, обломков бетонных плит, мусора, строительных материалов.

Несколько местных жителей, которые еще не спали или успели оперативно оценить ситуацию, выпрыгнули из окон, что спасло их от гибели. Но большинство жителей Нефтегорска уже спали. Они оказались погребенными под обломками собственного жилья. Что интересно, практически ни один из одноэтажных домов в поселке не был поврежден.

В результате землетрясения на Сахалине (Нефтегорск, 1995 год) были повреждены линии электропередач, нефтепровод Оха - Комсомольск-на-Амуре, несколько нефтеперекачивающих станций, более двух сотен эксплуатационных скважин, мосты и значительные участки автодорог. Город остался без телефонной связи и медицинской помощи. Во время землетрясения в Нефтегорске была полностью разрушена больница, погибли тридцать врачей и медсестер.

Информация о трагедии

По одной версии, о землетрясении первыми узнали пилоты вертолета, которые везли на вахту нефтяников. По другой, старший сержант нефтегорской милиции А. Глебов, уцелевший после прыжка с пятого этажа, смог самостоятельно выбраться из-под завала и добраться до РОВД. Здание было разрушено, погибли 14 сотрудников милиции (еще пятеро остались в живых, но получили травмы разной степени тяжести), телефонной связи не было, других способов связаться с кем-то - тоже. Тогда Глебов, воспользовавшись уцелевшим вездеходом, отправился в соседний поселок (Сабо), откуда о происшествии смогли сообщить в Оху. Далее сообщение отправилось в Южно-Сахалинск, Владивосток, Хабаровск и, наконец, в Москву.

Первая экстренная помощь в поселок была направлена из Сабо, позже в Нефтегорск прибыли и другие спасатели.

Более девяти часов региональные и федеральные власти не имели четкого представления о том, что происходит в Нефтегорске. Линии связи были повреждены, а другие средства передачи информации отсутствовали. Именно поэтому в районном центре (городе Охе) не могли вовремя уточнить сведения по Нефтегорску и оценить масштабы катастрофы.

Спасательная операция

В Нефтегорск после землетрясения начали прибывать спасатели и военные из дальневосточных регионов. Всего в поисково-спасательной операции участвовали более 1,6 тыс. сотрудников МВД, МЧС и других ведомств. Также были задействованы почти 50 вертолетов и самолетов, 66 автомобилей, почти 200 единиц техники, кинологическая служба.

Тогда МЧС России впервые начали применять «час тишины». На некоторое время спасатели заглушали всю технику и прекращали работы, прислушиваясь к звукам из-под обломков. Там могли быть выжившие, некоторые из них пытались стучать по близлежащим предметам, чтобы показать спасателям свое местоположение. Эта техника позже стала международной практикой при разборе завалов после техногенных или природных катастроф.

Наибольшее число погибших было извлечено из-под завалов после землетрясения в Нефтегорске только на десятый день. Выжившими в ходе спасательной операции удалось обнаружить только чуть более четырех сотен человек, 37 из которых умерли на этапах эвакуации или в больницах.

Около двух сотен пострадавших были эвакуированы специальными бортами МЧС в Москву, Южно-Сахалинск, Владивосток и Хабаровск. Спасатели доставили для выживших более шестидесяти тонн гуманитарной помощи.

Ущерб и материальная помощь

Материальный ущерб Сахалинской области, нанесенный землетрясением, оценивается в 600 млрд рублей в ценах 1995 года. В зону бедствия гуманитарную помощь направили более ста государств, материальной помощи было оказано на 70 млн долларов США. По оценкам 1996 года, общий экономический ущерб оценивался в 425 млн долларов (2 трлн рублей в ценах 1995 года).

Материальная помощь была оказана пострадавшим и семьям погибших в землетрясении в Нефтегорске. Пострадавшим выплатили почти по 200 долларов, семьям погибшим - 1850 долларов (каждому члену семьи в равных долях). Все оставшиеся в живых жители города получили материальную компенсацию - по 10,5 тыс. долларов на семью.

Дальнейшая судьба поселка

Решено было не восстанавливать поселок. Выживших переселили в Южно-Сахалинск и другие города. Последними из Нефтегорска ушли подразделения СОБР, ОМОН. Поселок был ликвидирован осенью 1995 года.

Память о жертвах

На месте разрушенных домов построили мемориал, который и сегодня напоминает о трагедии, которая произошла в Нефтегорске 28 мая 1995 года. Погибшие жители поселка похоронены в общих могилах, рядом установлена мемориальная плита. Также есть мемориальные плиты с номерами домов на тех местах, где раньше были жилые кварталы. В Нефтегорск ежегодно приезжают родственники погибших и бывшие жители поселка, чтобы почтить память жертв землетрясения.

Еще один памятник был установлен в Южно-Сахалинске (на привокзальной площади) в 2000 году.