Накануне крымской войны. Европа накануне Крымской войны §1.Внешняя политика Российской Империи: ее дипломатические промахи и успехи. Состояние вооружённых сил России

К середине XIX века у Россия имела сильнейшую армию и сумела достичь ряда серьезных военных и дипломатических успехов. Тем не менее, она находилась под пристальным взглядом ее давних соперников – Англии и Франции. Не противясь подавлению восстания венгров в Австрии, Великобритания имела свои перспективы в сохранении целостности Австрии, которую совсем не устраивало стремление России к Босфору и Дарданеллам. Пожалуй, именно эти амбиции и ослепили Николая I, который стал допускать ряд дипломатических ошибок, который в дальнейшем приведут его империю к войне и изоляции. Так, потребовав от турецкого султана Абдул-Меджида в августе 1849 г. выдачи польских и венгерских бунтарей, Николай сам подготовил почву для дальнейшего конфликта. По совету английских и французских дипломатов, султан отказался выдать революционеров. Более того, Англия направила в Петербург ноту протеста и отправила свою эскадру на Дарданеллы.

Кроме того, Николай, будучи человеком, любившим военный порядок, нежели гражданский, совершил большую ошибку, не желаю соблюдать дипломатический протокол. Когда президентом, а вскоре и новым императором Франции стал Луи Бонапарт, русский император отказался видеть в нем равного себе, и дал указание официально называть его просто Луи Наполеоном. При переписке же он придерживался обращения “дорогой друг”, а не “дорогой брат”, как было принято между монархами. Наполеон III эту обиду не забыл, да и в российской столице поняли свою ошибку, но слишком поздно.

В то же время, и Англия, и Франция, не переставали следить за деятельностью русской армии в Дунайских княжествах. Николай I упорно добивался союза с первой для совместных действий на Ближнем Востоке. Строя свои планы, на будущее, он говорил послу Г. Сеймуру, что не допустит занятия кем-либо Константинополя, а также предлагал разделить сферы влияния обеих держав следующим образом: Англии при удачном стечении обстоятельств перешли бы Египет и Крит, под протекторат же России должны были перейти Болгария, Молдавия и Валахия. Что же касается своих, как казалось тогда Николаю, союзников – Франции и Австрии, то он считал, что они всецело на стороне России и довольно слабы, чтобы противостоять ей.

Вскоре от английской стороны последовал резкий отказ от каких-либо совместных действий против Турции. Ко всему прочему, французская дипломатия проявила необычайное усердие для того, чтобы испортить отношения между двумя странами. К тому же, вскоре возник новый повод для раздора между Францией и Российской Империей – это был стародавний спор о праве посещения католиками пещеру Рождества в Вифлеемском храме. Вскоре в Стамбул прибыл генерал-адъютант Меншиков с целью закрыть спорный вопрос о святых местах и заключить договор между русским императором и турецким султаном, по которому Николай получил бы право покровительства всем православным подданным султана. Благодаря усилиям английской дипломатии при дворе султана, султан решил взять отсрочку для обдумывания российских предложений, после чего последовало отбытие Меншикова в Петербург. Несмотря на то, что султан вскоре издал указ о даровании всем православным подданным гражданских свобод, русские войска 21 июля 1853 г. пересекли Прут и заняли Дунайские княжества без объявления войны Турции. Внешнеполитическая ситуация накалилась до предела. Еще в марте этого года Франция, словно предвидя грядущую войну, направила свой флот в Эгейское море. Ее примеру последовала и Великобритания, отправив свой флот к восточным берегам Турции.

Пруссия и Австрия оставались в нерешительности, чью поддерживать сторону. Первая вскоре решила не поддерживать антирусскую коалицию. Для Австрии это стало большой трудностью, ибо без поддержки Пруссии она не могла быть уверенной в своих военных силах. Таким образом, внешнеполитическая ситуация перед Крымской войной была максимально сложной как в военном, так и дипломатическом плане.

Переговоры Николая I с Англией по вопросу о разделе Турции

9 января 1853 г. на вечере у великой княгини Елены Павловны, на котором присутствовал дипломатический корпус, царь подошел к Сеймуру и повел с ним тот разговор, с которого начинается политическая история 1853 года, первого из трех кровавых лет, закончивших царствование Николая и открывших новую эру в истории Европы. Царь заговорил с Сеймуром так, как будто не прошло почти девяти лет с тех пор, как он беседовал в июне 1844 г. в Виндзоре с Пилем и лордом Эбердином. Сразу же царь перешел к теме о том, что Турция - «больной человек». Николай не менял всю жизнь своей терминологии, когда говорил о Турецкой империи. «Теперь я хочу говорить с вами как другой джентльмен, - продолжал Николай. - Если нам удастся притти к соглашению - мне и Англии - остальное мне неважно, мне безразлично, что делают или сделают другие. Итак, говоря откровенно, я вам прямо заявляю, что если Англия думает в близком будущем водвориться в Константинополе, то я этого не позволю. Я не приписываю вам этих намерений, но в подобных случаях предпочтительнее говорить ясно. С своей стороны, я равным образом расположен принять обязательство не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в качестве временного охранителя - дело другое. Может случиться, что обстоятельства принудят меня занять Константинополь, если ничего не окажется предусмотренным, если нужно будет все предоставить случаю. Ни русские, ни англичане, ни французы не завладеют Константинополем. Точно так же не получит его и Греция. Я никогда не допущу до этого». Царь продолжал: «Пусть Молдавия, Валахия, Сербия, Болгария поступят под протекторат России. Что касается Египта, то я вполне понимаю важное значение этой территории для Англии. Тут я могу только сказать, что, если при распределении оттоманского наследства после падения империи, вы овладеете Египтом, то у меня не будет возражений против этого. То же самое я скажу и о Кандии [острове Крите]. Этот остров, может быть, подходит вам, и я не вижу, почему ему не стать английским владением». При прощании с Гамильтоном Сеймуром, Николай сказал: «Хорошо. Так побудите же ваше правительство снова написать об этом предмете, написать более полно, и пусть оно сделает это без колебаний. Я доверяю английскому правительству. Я прошу у него не обязательства, не соглашения: это свободный обмен мнений, и в случае необходимости, слово джентльмена. Для нас это достаточно».

Гамильтон Сеймур был приглашен к Николаю уже через пять дней. Второй разговор состоялся 14 января, третий - 20 февраля, четвертый и последний - 21 февраля 1853 г. Смысл этих разговоров был ясен: царь предлагал Англии разделить вдвоем с Россией Турецкую империю, причем не предрешал участи Аравии, Месопотамии, Малой Азии.

Начиная эти разговоры в январе - феврале 1853 г., царь допустил три капитальные ошибки: во-первых, он очень легко сбросил со счетов Францию, убедив себя, что эта держава еще слишком слаба после пережитых в 1848 - 1851 гг. волнений и переворотов, и что новый император Франции не станет рисковать, ввязываясь в ненужную ему далекую войну; во-вторых, Николай, на вопрос Сеймура об Австрии, ответил, что Австрия - это то же, что он, Николай, т. е., что со стороны Австрии ни малейшего противодействия оказано не будет; в-третьих, он совсем неправильно представил себе, как будет принято его предложение английским правительством. Николай сбивало с толку всегда дружественное к нему отношение Виктории; он до конца дней своих не знал и не понимал английской конституционной теории и практики. Его успокаивало, что во главе кабинета в Англии в этот момент, в 1853 г., стоял тот самый лорд Эбердин, который так ласково его выслушивал в Виндзоре еще в 1844 г. Все это, казалось, позволяло Николаю надеяться, что его предложение встретит благоприятный прием. 9 февраля из Лондона пришел ответ, данный от имени кабинета статс-секретарем по иностранным делам лордом Джоном Росселем. Ответ был резко отрицательный. Лорд Россель не менее подозрительно относился к русской политике на Востоке, чем сам Пальмерстон. Лорд Россель заявлял, что он не видит вовсе, почему можно думать, будто Турция близка к падению. Вообще он не находит возможным заключать какие бы то ни было соглашения касательно Турции. Далее, даже временный переход Константинополя в руки царя он считает недопустимым. Наконец, Россель подчеркнул, что и Франция и Австрия отнесутся подозрительно к подобному англо-русскому соглашению.

После получения этого отказа Нессельроде старался в беседе с Сеймуром смягчить смысл первоначальных заявлений царя, заверяя, будто царь не хотел угрожать Турции, а лишь желал бы вместе с Англией гарантировать ее от возможных покушений со стороны Франции.

Перед Николаем после этого отказа открывалось два пути: или просто отложить затеваемое предприятие, или итти напролом. Если бы царь думал, что на сторону Джона Росселя станут Австрия и Франция, тогда нужно было бы выбирать первый путь. Если же признать, что Австрия и Франция не присоединятся к Англии, тогда можно было итти напролом, так как царь хорошо понимал, что Англия без союзников воевать с ним не решится.

Николай избрал второй путь. «Что касается Австрии, то я в ней уверен, так как наши договоры определяют наши отношения», - такую пометку сделал царь собственноручно на полях представленной ему копии письма лорда Росселя к Гамильтону Сеймуру. Таким образом, он сбрасывал Австрию со счетов.

Русско-французские трения в Турции

Столь же легко Николай сбросил со счетов и Францию. Это была третья и самая важная его ошибка. Она была неизбежной. Царь не понимал ни положения Франции после переворота 2 декабря, ни стремлений ее нового властелина. В этом полнейшем непонимании были виноваты также русские послы - Киселев в Париже, Бруннов в Лондоне Мейендорф в Вене, Будберг в Берлине, а больше всех канцлер Нессельроде все они в своих докладах извращали перед царем положение дел. Они писали почти всегда не о том, что видели, а о том, что царю было бы желательно от них узнать. Когда однажды Андрей Розен убеждал князя Ливена, чтобы тот, наконец, открыл царю глаза, то Ливен отвечал буквально: «Чтобы я сказал это императору?! Но ведь я не дурак! Если бы я захотел говорить ему правду, он бы меня вышвырнул за дверь, а больше ничего бы из этого не вышло».

Начало просветления последовало в связи с дипломатической распрей между Луи-Наполеоном и Николаем, возникшей по поводу так называемых «святых мест». Началась она еще в 1850 г., продолжалась и усиливалась в 1851 г., ослабела в начале и середине 1852 г. и вновь необычайно обострилась как раз в самом конце 1852 г. и начале 1853 г. Луи-Наполеон, еще будучи президентом, заявил турецкому правительству, что желает сохранить и возобновить все подтвержденные Турцией еще в 1740 г. права и преимущества католической церкви в так называемых святых местах, т. е. в храмах Иерусалима и Вифлеема. Султан согласился; но со стороны русской дипломатии в Константинополе последовал резкий протест с указанием на преимущества православной церкви перед католической на основании условий Кучук-Кайнарджийского мира. По существу эти пререкания, конечно, нисколько не интересовали ни Луи-Наполеона, ни Николая; для обоих дело шло о гораздо более серьезном вопросе. Впоследствии министр иностранных дел Наполеона III Друэя-де-Люис весьма откровенно заявил: «Вопрос о святых местах и все, что к нему относится, не имеет никакого действительного значения для Франции. Весь этот восточный вопрос, возбуждающий столько шума, послужил императорскому [французскому] правительству лишь средством расстроить континентальный союз, который в течение почти полувека парализовал Францию. Наконец, представилась возможность посеять раздор в могущественной коалиции, и император Наполеон ухватился за это обеими руками». Для Наполеона Ш осложнения на Востоке, хотя бы под предлогом какой-то ссоры из-за святых мест, были нужны, чтобы отколоть Англию и Австрию от России: именно на Востоке их интересы расходились с интересами царя; для Николая же вопрос о святых местах тоже был очень удобным и популярным предлогом для ссоры, но не с Францией, а с Турцией. Незаметно дело о святых местах переплелось с выдвинутой Николаем претензией не только защищать права православной церкви в Иерусалиме и Вифлееме, но и стать признанным самой Турцией защитником всех православных подданных султана, т. е. получить право постоянного дипломатического вмешательства во внутренние турецкие дела.

В начале 1853 г. спор очень обострился. Абдул-Меджид и его министры, под прямым Давлением французской дипломатии, стали особенно упорствовать в переговорах с Россией и в то же время удовлетворили большинство французских требований относительно святых мест. «Это он мстит», - сказал царь, ясно понимая теперь, что Наполеон вовсе не забыл истории с титулом.

И все-таки Николай продолжал держаться за свою иллюзию: воевать Наполеон III из-за Турции не пойдет ни за что, Австрия также не осмелится, Англия не двинется без Австрии и Франции. Получив отказ Англии, царь решил итти напролом и совершить прежде всего не военное, а пока только дипломатическое нападение на Турцию. Он приказал морскому министру Меншикову снарядить большую свиту и на военном линейном корабле плыть в сопровождении этой свиты в Константинополь с решительными требованиями к султану. В случае неполного их удовлетворения Меншикову разрешалось предъявить ультиматум.

32. Парижский конгресс и европейская дипломатия второй половины XIX в .

Парижский мирный договор (Парижский трактат) - международный договор, подписанный 18 (30) марта 1856 года на Парижском конгрессе, открывшемся 13 (25) февраля 1856 года в столице Франции. В работе конгресса участвовали Россия, с одной стороны, и союзники по Крымской войне Османская империя, Франция, Британская империя, Австрия, Сардиния, а также Пруссия.

Неудачный для России ход войны привёл к ущемлению её прав и интересов; территориальные потери в итоге оказались для неё, однако, минимальны (первоначально Англия требовала, среди прочего, уступки Бессарабии и уничтожения Николаева): Россия отказывалась от укрепления Аландских островов; соглашалась на свободу судоходства по Дунаю; отказывалась от протектората над Валахией, Молдавским княжеством и Сербией, уступала Молдавскому княжеству свои владения в устьях Дуная и часть Южной Бессарабии, по ст. III возвращала занятые у Турции город и цитадель Карс вместе с «прочими частями оттоманских владений, занятых российскими войсками». В прочие земли входили Баязет, Ардахан, Кагызман, Олты и позиции в 5,5 км от Эрзурума. В обмен на это, по ст. IV Россия получала Севастополь, Балаклаву, Камыш, Керчь-Еникале, Кинбурн, «а равно и все прочие места, занятые союзными войсками».

Принципиальное значение для России имела ст. XI о нейтрализации Чёрного моря, запрещавшая всем черноморским державам иметь на Чёрном море военные флоты. Ст. XIII запрещала также царю и султану создавать на побережье военно-морские арсеналы и крепости. Таким образом, Российская империя ставилась в неравноправное положение с Османской, которая сохранила полностью свои военно-морские силы в Мраморном и Средиземном морях.

К трактату прилагалась конвенция о проливах Босфор и Дарданеллы, подтверждавшая их закрытие для иностранных военных кораблей в мирное время.

Парижский мирный договор 1856 года полностью изменил международную обстановку в Европе, уничтожив европейскую систему, покоившуюся на Венских трактатах. Парижский договор стал стержнем европейской дипломатии вплоть до франко-прусской войны 1870-1871 гг.

Россия добилась отмены запрета держать военно-морской флот в Чёрном море на Лондонской конвенции 1871 года. Вернуть часть утраченных территорий Россия смогла в 1878 году по Берлинскому трактату, подписанному в рамках Берлинского конгресса состоявшегося по итогам Русско-турецкой войны 1877-1878 годов.

Во внешней политике России первой половины XIX в. огромное место занимал так называемый «восточный вопрос». В исторической литературе и публицистике под «восточным вопросом» подразумевается крупная международная проблема середины XVIII – начала ХХ в., появление которой связано с постепенным упадком Османской империи, развитием национально-освободительной борьбы подвластных ей народов и усилением противоречий европейских держав на Ближнем Востоке в связи с колониальным разделом мира. Особую остроту «восточному вопросу» придавали бесчисленные межэтнические и религиозные конфликты, которые придавали противостоянию высокое эмоциональное напряжение, которое часто скрывало истинные цели участников событий. Термин «восточный вопрос» появился в обращении еще в 30-х гг. XIX в. как в дипломатических документах, так и в печати. Территориально «Восточный вопрос» охватывал два региона: Балканский полуостров и Ближний Восток с сопредельными государствами. В XX в., после окончания Первой мировой войны, «восточный вопрос» потерял свою остроту в связи общим изменением соотношения мировых сил, но во второй половине XX в. на Ближнем Востоке и на Балканах произошло новое усиление международной напряженности и этнокультурного противостояния. Все это объясняет большую актуальность изучения «восточного вопроса» и показывает, что он не сводится только к взаимоотношениям России и Турции.

Политика Николая I в отношении Турции достаточно ясно показывала, что царизм не стремился к поддержанию стабильности ослабевающей Османской империи. Для России в середине XIX в. Турция не представлялась серьезной военной и политической угрозой. Русская дипломатия наблюдала как глубоко внедрялось английское и французское влияние в Турции. Не имея столь же значительных экономических возможностей внедрения во владения своего южного соседа, российское правительство первостепенное значение придавало военно-политическим средствам, которыми, как казалось, Россия располагала достаточно. Поэтому Николай I открыто начал разговоры о разделе Турции между европейскими державами, серьезно опасаясь, что страны-соперники могут его опередить.

Николай I считал, что Англия в одиночку не пойдет на конфликт с Россией, к тому же с ней можно было договориться. Франция, по его мнению, ослаблена недавней революцией и не готова к борьбе. Как ему представлялось, в силу специфики того времени, Англия и Франция не смогут договориться между собой о совместных действиях. Пруссия была занята германскими делами и имела соглашения с Россией. Что касается Австрии, то как казалось Николаю I, она должна быть вечно благодарна России за спасение империи. Николай I не видел тех политических сдвигов, которые произошли в международной обстановке к началу 50-х гг. Прежние феодальные приоритеты в политике уступали место новым целям – финансово-экономические интересы выходили на первое место.

В 1850–1852 гг. возник, на первый взгляд, незначительный спор между православной и католической церквями о покровительстве святых мест в Иерусалиме. Вскоре в него включились монархи: Николай I на стороне православных, Николай III на стороне католиков. Поскольку святые места находились в пределах турецких владений, каждая из сторон стремилась использовать свое влияние в Константинополе. Для Николая I защита православной общины Палестины была частью общей политики покровительства христианского населения турецкой империи.

В феврале 1853 г. в Константинополь прибыл чрезвычайный посол, князь А.С. Меньшиков, правнук знаменитого царедворца эпохи Петра I. Он приплыл с громадной свитой на военном корабле под названием «Громоносец», и вел себя исключительно дерзко и вызывающе. В исторической литературе имеется множество описаний различных выходов Меньшикова, но какими бы они ни были курьезными ясно одно, что его действия носили провокационный характер и представляли Россию в худшем свете. Меньшиков предъявил ультимативные требования: восстановить права Русской Православной церкви в Палестине; уволить профранцузски настроенного турецкого министра иностранных дел и предоставить русскому императору право покровительства православных поданных турецкой империи. Султан согласился предоставить Православной церкви права святых в местах Палестины, дал отставку неугодному России министру, но потребовал отсрочки для заключения конвенции о покровительстве 9 млн турецких христиан.

После длительных и сложных консультаций в мае 1853 г. турецкий султан отклонил требования России. Меньшиков в ответ объявил о разрыве дипломатических отношений и покинул Константинополь. Вслед за этим был обнародован манифест Николая I о защите Православной церкви в пределах Османской империи и об оккупации дунайских княжеств Молдавии и Валахии. 21 июня 1853 г. русская армия под командованием М.Д. Горчакова без боев оккупировала княжество. Николай I был уверен, что таким путем он заставит Турцию пойти на уступки, но 27 сентября султан в ультимативной форме потребовал от России очистить дунайские княжества и не дожидаясь истечения срока ультиматума начал военные действия на Дунае и в Закавказье. Столь уверенная позиция Турции была связана с тем, что в 1853 г. Англия и Франция согласовали свои интересы, заключили секретный договор против России и заверили султана в своей поддержке. 16 сентября 1853 г. Турция объявила России войну. Эту дату можно считать началом Крымской войны.

Россия оказалась перед лицом большой европейской войны. Николай I считал, что русская армия – самая мощная из всех европейских армий. Ее численный состав насчитывал около 1,1 млн человек, что в совокупности превышала численность войск всех потенциальных противников России вместе взятых. Однако русская армия была сформирована на основе рекрутской повинности с длительным сроком службы (20 лет и более) и в ее рядах преобладали рядовые старших возрастов. В условиях мирного времени или при проведении небольших военных операций это не имело большого значения, но в условиях крупной войны, требовавшей полной мобилизации, сил такое положение существенно снижало качественные характеристики армии. Россия имела очень малый объем стратегических запасов военного снаряжения, а ее промышленность была не в состоянии быстро произвести недостающие вооружения. Новые образцы оружия почти не вводились и на вооружении русской пехоты по-прежнему находились тяжелые гладкоствольные ружья, заряжавшиеся в 12 приемов и стрелявшие на 200 шагов. Англо-французское и даже турецкое вооружение было гораздо более современным. В русской армии была сильно устаревшая артиллерия, но особенно отсталым был военно-морской флот. Англо-французский флот семикратно превосходил русский, но, главное, что противники имели флот нового поколения, паровой, а Россия по-прежнему строила парусные деревянные корабли. В ходе Крымской войны русский флот совершенно не мог осуществлять боевые действия и оказывать поддержку сухопутных операций. Слабым местом для России были пути сообщения. Театр военных действий развернулся на территории России, но из-за плохих дорог он оказался отдаленным от баз снабжения, может быть, даже более чем для Англии и Франции.

Соотношение сил и сторон
перед Крымской войной

К началу Крымской войны военно-сухопутные силы России состояли из регулярных и иррегулярных войск. Списочная численность всех сухопутных сил к началу войны составляла 1 397 100 человек, из них в регулярной армии числилось 1151 300 человек, в иррегулярных войсках - 245 800 человек. Значительная часть сухопутных сил предназначалась для внутренней службы, почему фактически царизм мог выставить для боевых действий с внешним противником не более 700 тысяч солдат и офицеров.

На вооружении русской армии состояли преимущественно гладкоствольные семилинейные (17,78 мм) кремневые ружья образца 1828 г. Нарезные штуцера имелись в каждом батальоне (по 24 стрелка на батальон), однако к общей численности стрелкового вооружения процент нарезного оружия был очень невелик (4 - 5%). На вооружении полевой артиллерии состояли гладкоствольные орудия.

Крепостная артиллерия была больших калибров (24-, 36- и 68-фунтовые , пудовые , ).

Основным содержанием боевой подготовки сухопутных войск накануне Крымской войны являлась плац-парадная муштра. Для огневой подготовки в мирное время выделялось всего лишь по три патрона в год на человека. Но и в этих условиях передовые офицеры армии стремились обучать солдата тому, что может потребоваться на войне; отдельные соединения войск, как, например, Кавказский корпус, имели высокий уровень боевой подготовки.

Политико-экономическая отсталость страны отражалась и на состоянии стратегии и тактики русской армии. Накануне Крымской войны царский генералитет по-прежнему исходил из возможности достижения победы в войне путем одного генерального сражения, хотя опыт Отечественной войны 1812 г. показал несостоятельность подобных расчетов. На уставах и наставлениях сказывалось влияние линейной тактики. Сражение в них рассматривалось как столкновение линий войск в колоннах или в развернутых сомкнутых построениях с цепью застрельщиков впереди. Огню из цепи застрельщиков и из самых линий отводилась второстепенная роль, основное же значение придавалось штыковому удару, что не соответствовало требованиям ведения боя при широком применении противником нарезного оружия.

В борьбе с отсталыми взглядами в области военного искусства продолжали развиваться и передовые идеи. Благодаря теоретическим работам П. А. Языкова, Н. В. Медема, Д. А. Милютина, А. 3. Теляковского, Ф. И. Горемыкина передовое русское военное искусство к середине XIX в. поднялось на высшую ступень по сравнению с предшествовавшим периодом. В работах русских военных теоретиков подвергались критике труды иностранных военных авторитетов - Ллойда, Бюлова, Жомини, Клаузевица , проповедовавших вечные и неизменные принципы военного искусства. Русские военные теоретики подчеркивали необходимость иметь в стране обученные резервы, а также вооружать войска нарезным оружием, указывали на исключительную важность рассыпного строя, требовали перехода в управлении войсками во время боя от системы единых команд к системе приказаний, выступали с требованием обязательного применения войск к местности, подчеркивали важность огневой подготовки.

В области военно-инженерного искусства наиболее передовые для того времени идеи были высказаны в труде А. 3. Теляковского «Фортификация». Этот выдающийся военный инженер выдвинул идею глубоко эшелонированной обороны , требовал отказа от пассивной обороны и перехода к активной обороне крепостей, которая создавала бы «совершенную возможность переходить из оборонительного положения в наступательное под прикрытием сильного перекрестного огня» . Большое значение имел вывод Теляковского о взаимосвязи инженерного дела с тактикой . Передовые взгляды А. 3. Теляковского и других военных деятелей России были подтверждены опытом Крымской войны и получили дальнейшее развитие во второй половине XIX в.

В состав военно-морских сил России к началу Крымской войны входили Балтийский и Черноморский флоты, Архангельская (Беломорская), Каспийская и Камчатская флотилии. В 1853 г. на флоте числилось 90 985 человек, из числа которых около половины находилось на берегу.

К началу Крымской войны корабельный состав русского военно-морского флота был следующий:

Флоты и флотилии			Число	исправных судов
	линейные корабли	фрегаты	корветы и б риги	пароходо- фрегаты	пароходы малые	транспор­ты	мелкие суда
Балтийский флот..........................
Черноморский флот
Архангельская флотилия
Каспийская флотилия
Камчатская флотилия

Организационно корабли флотов объединялись в дивизии, каждая из которых состояла из трех бригад. Таких дивизий на Балтийском флоте было три, в Черноморском - две. В бригаду входили три , различное число и других мелких судов.

Отечественные кораблестроители добились больших успехов в строительстве парусных кораблей. Боевые суда русского флота, построенные на русских и из русских материалов, были остойчивы и быстроходны. Русские мастера усовершенствовали конструкцию боевых кораблей. Ими была введена закругленная, более обтекаемая форма , изменен угол наклона , заменены пеньковые кожаными, значительно улучшена конопатка судов, введена обивка свинцовыми листами, усовершенствованы и и т. д. Большим достижением русских кораблестроителей явилась постройка 120-пушечных линейных кораблей - гигантов парусного флота, имевших водоизмещение свыше 4 000 т.

Недостатком артиллерийского вооружения русских кораблей было большое разнообразие . Передовые представители русского флота понимали, что такое разнообразие калибров на судах может сильно сказаться на использовании артиллерии в боевых условиях, и поэтому еще задолго до войны они обращали большое внимание на устранение этого недостатка и на совершенствование корабельной артиллерии.

В 1841 г. по инициативе В. А. Корнилова на корабле «Двенадцать Апостолов» были установлены бомбические 68-фунтовые пушки. По настоянию М. П. Лазарева, В. А. Корнилова, П. С. Нахимова была введена на большинстве кораблей Черноморского флота. К началу войны на некоторых кораблях Черноморского флота («Париж», «Храбрый», «Вел. кн. Константин» ) нижние батареи целиком состояли из бомбических пушек.

(Бомбические орудия, прообразом которых являлись русские конца XV .1 II в., могли стрелять не только ядрами и картечью, но и разрывными снарядами (гранатами или бомбами). Дальность же огня бомбических орудий была меньше, чем у прочих корабельных пушек большого калибра; если последние при угле возвышения в 7° могли вести обстрел на дистанции до 15-16 кабельтовое, то бомбические орудия-до 8-10 кабельтов)

В целом к началу Крымской войны корабли русского флота имели сильное артиллерийское вооружение: линейные корабли - от 84 до 120 орудий.

Благодаря успехам передовой отечественной научно-технической мысли русский флот перед Крымской войной получил новое средство борьбы на море - . Еще в 1807 г. в России была сконструирована и испытана первая донная мина. Спустя пять лет на Неве испытывалась мина, в которой впервые в мире был использован электрический взрыватель. Накануне Крымской войны на вооружении русского флота состояли мины, сконструированные выдающимся русским ученым Б. С. Якоби - создателем первого в мире электрохода и электрического мотора.

Парусный флот к середине XIX в. достиг высокой степени совершенства, однако развитие техники настоятельно требовало перехода к флоту паровому. Изобретение винтового движителя, как подчеркивал Ф. Энгельс, повело к полному революционизированию морской войны.

Передовые деятели отечественной науки и техники задолго до Крымской войны понимали необходимость перехода от флота парусного к флоту паровому. Именно в России паровая машина была впервые применена в военном флоте в качестве судового двигателя. Пароход «Скорый» , построенный в 1817 г. на Ижорских заводах, был первым в мире паровым военным судном.

Офицеры русского флота и отечественные кораблестроители проявляли большой интерес к вопросам строительства паровых, а затем и железных паровых судов. Идею постройки железных боевых кораблей высказал в 1824 г. строитель первых русских пароходов механик Чистяков. В 1834 г. русский военный инженер А. А. Шильдер впервые в истории построил металлический корабль - . В 1838 г. по инициативе адмирала М. П. Лазарева был построен первый железный военный пароход «Инкерман» . В 40-х годах XIX в. русские инженеры и офицеры флота создали целый ряд оригинальных трудов по теплотехнике. Вышли в свет работы капитан-лейтенанта Скаловского «Правила для служащих на военно-морских пароходах», прапорщика Семенова «Полное руководство для пароходных инженер-механиков» и другие, в 1850 г. был опубликован

замечательный труд русского инженера штабс-капитана Н. Н. Божерянова «Теория паровых машин» , явившийся первым систематическим курсом по теплотехнике. Русские ученые намного опередили ученых Западной Европы и Америки в разработке теоретических вопросов, связанных со строительством флота. В США, например, до 40-х годов XIX в. строительство паровых судов находилось в зачаточном состоянии. Морской министр США в своем докладе сенату в 1839 г. писал: «Я никогда не допущу, чтобы наши старые (парусные) корабли были уничтожены и американский флот превратился в сборище паровых морских чудовищ».

Несмотря на настоятельные требования передовых деятелей русского военно-морского флота о необходимости строительства паровых кораблей, в дореформенный период вследствие слабости производственной, индустриальной базы страны строительство их развернуто не было. Более того, царские сановники, стремившиеся к сохранению и упрочению крепостнических отношений в стране, тормозившие развитие отечественной промышленности, преднамеренно сковывали инициативу ученых-новаторов, всячески препятствовали претворению в жизнь их изобретений, предложений и проектов. К началу войны в России было всего лишь 15 . Винтовых кораблей в русском флоте не было вовсе.

Пароходо-фрегаты периода Крымской войны - первые боевые суда русского парового флота - имели водоизмещение от 1 300 до 1 900 т, паровые машины мощностью 260-400 л. с ., скорость хода 8,5-11 узлов. Артиллерийское вооружение пароходо-фрегатов было различным, но число орудий не превышало 12; в это число, как правило, входили две бомбические пушки, шесть- восемь пушко-карронад 24-фунтового калибра и две карронады 12- или 18-фунтового калибра. Личный состав каждого пароходо-фрегата насчитывал до 250 человек.

Малые пароходы периода Крымской войны (входившие в состав флота как вспомогательные суда) имели водоизмещение в среднем 400-600 т, машины мощностью 60-180 л. с ., скорость хода до девяти узлов, личный состав от 70 до 100 человек. Часть малых пароходов была вооружена двумя-семью пушко-карронадами; некоторые пароходы перед войной не имели артиллерийского вооружения.

В области тактики русского флота необходимо отметить, что основная роль в морском бою отводилась артиллерии. «Главное условие положительного успеха, - указывалось в тактическом руководстве 40-х годов XIX в., - при нынешнем образе морского сражения заключается в искусном действии артиллерией». Маневр в бою рассматривался как основное средство для создания условий, обеспечивавших успешное использование артиллерийских средств кораблей. С этой целью было определено 15 строев (ордеров) флота. Выбор того или иного строя определялся особенностью каждого построения, условиями обстановки и задачами, поставленными перед флотом.

Во время тактических учений русского флота большое внимание уделялось правилам перестроения флота из одного строя в другой, для чего были разработаны специальные таблицы, устанавливавшие время перестроения при различных скоростях хода и интервалах между кораблями. При совместном плавании большое значение придавалось компактности построения, так как считалось, что боевой строй тем сильнее, чем более он сомкнут. Расстояние между кораблями в линии, назначенное для боя вообще на один кабельтов, может быть уменьшено на столько, сколько позволяет благоразумие и удобство маневрировать. Если неприятель захочет прорезать линию, кораблям строго запрещается уступать.

Наряду с параллельным маневрированием двух флотов в бою применялись и другие маневры, определявшие наилучшее использование артиллерии в зависимости от обстановки. К таким маневрам относились: прорезание неприятельской линии, постановка кораблей противника «в два огня», одновременный проход нападающих кораблей между соответствующими им кораблями боевой линии противника для общего абордажа или деморализации противника, сосредоточение сил против авангарда или арьергарда противника.

Согласно требованию устава, в бою командиры кораблей должны были следить за сохранением их кораблями места в строю, однако при этом они должны были помнить, «что ежели они под предлогом сохранения назначенного от передовых расстояния, или пеленгуя на показанный , будут оставаться в таком положении, которое не позволит кораблям их сражаться подобно тем, которые уже под неприятельским огнем, то они будут действовать совершенно противно намерениям адмирала», что «...настоящее место корабля во время боя - в неприятельском огне там, где огонь сильнее».

Наставления требовали также оказывать в бою взаимную поддержку друг другу и защищать флагманские корабли от неприятеля.

Весьма полно на русском флоте были разработаны и вопросы, связанные с высадкой десантов.

Условиями, обеспечивающими успех высадки десанта, считались:

- заблаговременная раззедка места высадки десанта;

- выбор такого места якорной стоянки флота, которое обес­печивало бы безопасность кораблей в случае усиления ветра и при нападении противника и имело бы постоянное сообщение с высаженными войсками;

- внезапность высадки;

- артиллерийская подготовка места высадки;

- кратковременность высадки войск и выгрузки артиллерии с кораблей на берег.

Что касается тактики использования имевшегося в наличии небольшого числа паровых судов, то на этот счет существовали лишь общие указания на важность пароходов, «которые в настоящее время могут быть с величайшей пользой присоединяемы к действующим флотам и участвовать не менее других судов в военных действиях». Тактика парового флота стала разрабатываться только на основе опыта Крымской войны.

В целом уровень тактического искусства русского парусного флота накануне Крымской войны был выше, чем в иностранных флотах.

Состояние боевой подготовки Балтийского и Черноморского флотов было различным. Русский Черноморский флот по уровню боевой подготовки стоял выше, чем Балтийский . Это в значительной мере объяснялось тем, что Черноморский флот в 30-40-х годах часто вел боевые действия у кавказских берегов,

В этот п ериод на Кавказе шла упорная борьба русских войск с реакционными националистическими отрядами Шамиля , и Черноморский флот оказывал постоянное содействие сухопутным войскам. Корабли флота взаимодействовали с приморским флангом русской кавказской армии, доставляли ей подкрепления, боезапас, снаряжение, участвовали в совместных действиях против горцев, подавляя их опорные пункты огнем корабельной артиллерии.

Руководители русского флота на Черном море - Лазарев, Корнилов, Нахимов - сумели воспитать из матросов инициативных, решительных и отважных воинов, умело владевших оружием. Корабли Черноморского флота ежегодно выходили в практические плавания, основной целью которых являлось совершенствование боевой выучки моряков. Маневры, тренировки, парусные, артиллерийские, абордажные учения были обычным явлением на кораблях и эскадрах флота.

Большое внимание выдающиеся русские адмиралы уделяли подготовке не только матросов и офицеров, но и воспитанников военно-морских учебных заведений. «Весьма полезно приучить гардемарин,- писал Нахимов в 1851 г.- к обязанностям офицера, но еще более необходимо ознакомить их с матросским делом и для того нужно поставить обязанностью командиру и старшему офицеру обучать гардемарин и юнкеров: , крепить и менять паруса, спускать и подымать , бросанию и править рулем. Сведения эти трудно приобрести в офицерском звании, а еще труднее, чтоб не имеющий их впоследствии не чувствовал этого недостатка» . Говоря о необходимости строгой дисциплины для воспитанников военно-морских учебных заведений, Нахимов подчеркивал: «Надо, чтобы эти молодые люди для их же пользы поняли с ранних лет всю строгость дисциплины на море» .

* * *

Военно-морской флот Англии к началу Крымской войны состоял из 19 парусных линейных кораблей, 11 линейных кораблей с паровым двигателем, 50 парусных фрегатов, 32 пароходо-фрегата, 67 мелких парусных судов и 71 мелкого парового судна. Огромным резервом английского военного флота являлся торговый флот. Артиллерийское вооружение английских кораблей состояло в основном из пушек 68-фунтового и 32-фунтового калибров.

Производственная база капиталистической Англии давала возможность обеспечивать флот многочисленными паровыми (в том числе и винтовыми) судами, и в этом было главное преимущество английских военно-морских сил. Однако боев ая подготовка английского флота стояла на низком уровне. Английские комендоры имели очень скудную практику в артиллерийской стрельбе. Палочная дисциплина и плохая боевая выучка экипажей определяли низкую боеспособность военно-морского флота Англии.

Французский военно-морской флот к началу Крымской войны состоял из 25 линейных кораблей, 38 фрегатов, 108 паровых судов. В его составе, как и в английском флоте, к этому времени были винтовые линейные корабли и фрегаты. Артиллерийское вооружение кораблей французского флота в основном не отличалось от вооружения флотов других стран.

Бомбические орудия, введенные на кораблях английского и французского флотов, являлись фактически видоизмененным образцом русского единорога конца XVIII в., хотя и назывались бомбическими орудиями Пексана.

По боевой подготовке и тактическому использованию оружия вооруженные силы Франции стояли выше английских. Однако ни во Франции, ни в Англии, ни в других странах накануне войны совершенно не были разработаны вопросы тактики парового флота.

К началу военных действий летом 1853 г. в составе турецкого флота насчитывалось шесть линейных кораблей, семь фрегатов, семь корветов, 24 мелких судна и 17 пароходов. Большинство турецких судов было построено на западноевропейских верфях. Машинистами на турецких пароходах служили исключительно англичане, все машины и оборудование для паровых судов были доставлены из Англии. Почти все корабельные орудия турецкого флота были английского производства.

Англичане не только снабжали турецкий флот орудиями, но и осуществляли постоянное руководство военно-морскими силами Турции. Главным советником турок по вопросам вооружения, боевой подготовки и боевого использования флота являлся английский капитан А. Слэд, находившийся непосредственно при главном начальнике турецкого флота Махмуд-паше и имевший в турецком флоте чин адмирала.

В общей сложности Англия, Франция, Турция и Сардиния имели миллионную армию, которая была технически оснащена и вооружена лучше, чем сухопутные силы России. Соединенный англо-франко-турецкий флот по численности значительно превосходил все военно-морские силы России . Паровой флот государств коалиции был во много раз больше русского парового флота. Но соединенный флот, как и армии Англии, Франции, Турции и Сардинии, в целом отличался низкой боеспособностью. Военное и военно-морское искусство этих стран не соответствовало уровню развития оружия и техники.

Морское сражение при Синопе произо­шло в самом начале Крымской войны. Эта война началась в октябре 1853 года между Россией и Турцией, но вскоре переросла в вооруженное столкновение крепостной России с сильной коалицией Англии, Франции, Турции, Сардинии. В России в первой половине XIX ве­ка из года в год усиливался кризис феодально-крепостни­ческой системы. В стране происходил рост производитель­ных сил, который неизбежно и закономерно приводил к постепенному формированию нового базиса-новых, про­грессивных для того времени, капиталистических произ­водственных отношений. Формирование капиталистиче­ского уклада подрывало и разрушало феодальные устои, однако на дальнейшем экономическом, политическом и культурном развитии страны сильно сказывалась реак­ционная роль самодержавия - политической надстройки старого, отживавшего феодально-крепостнического базиса.

Накануне Крымской войны Россия обладала более сильной производственной базой, чем в начале XIX века; увеличилось число крупных мануфактур и фабрик, расширился внутренний рынок, развились товарно-денеж­ные отношения. Значительно возрос экспорт хлеба. Однако господство крепостнического хозяйства предопределяло отсталость России, и к 50-м годам XIX века страна значи­тельно отставала от государств Западной Европы, всту­пивших гораздо раньше на путь капиталистического развития.

Самодержавно-крепостнический строй, господствовав­ший в стране, тормозил развитие промышленности, сель­ского хозяйства, транспорта, мореплавания. Отставание России особенно сильно проявлялось в черной металлур­гии. Если в конце XVIII века Россия выпускала чугуна больше, чем Англия, то к середине XIX века она произво­дила его по сравнению с Англией уже в 10 раз меньше. Применение дарового труда крепостных не стимулировало, а тормозило внедрение машин, новых процессов и методов производства в различные отрасли промышленности. В го же время передовая научно-техническая мысль России шла впереди зарубежной; в науке и технике не было об­ласти, не имевшей выдающихся вкладов отечественных ученых. Однако научные открытия и изобретения не на­ходили широкого практического применения в крепостни­ческой России.

Весь ход экономического развития страны толкал к уничтожению крепостного права. В ответ на усиление экс­плуатации трудящиеся массы все шире развертывали борьбу против крепостничества. Только за вторую Чет­верть XIX века в стране произошло свыше 700 вспышек крестьянских волнений, что является ярким свидетель­ством обострения классовой борьбы в тот период. Все чаще вспыхивали волнения в армии и на флоте. С гневным протестом против крепостничества выступали лучшие представители русской революционной демокра­тии - Белинский, Герцен и позднее Чернышевский и Добролюбов.

Правительство Николая I и во внутренней и во внеш­ней политике проводило реакционный курс. Одним из наиболее удобных способов укрепления самодержавия внутри страны царизм считал успешную завоевательную войну против Турецкой империи. Стремление царизма к этой войне всецело определялось интересами господ­ствующего класса и было вызвано потребностью воен­но-феодально-купеческой верхушки России в выходах к морям, в морских портах, в расширении внешней тор­говли и овладении стратегическими пунктами.

Международная обстановка в этот период характери­зовалась обострением противоречий в «восточном во­просе» между крупнейшими европейскими государства­ми. Ближний Восток и Балканы в середине XIX века были ареной ожесточенной борьбы прежде всего между Англией, Францией, Россией, Австрией, Пруссией. Акти­визация политики России в «восточном вопросе» являлась серьезным препятствием для осуществления агрессивных планов западноевропейских держав. Англия, Франция, Австрия, Пруссия, несмотря на наличие противоречий между собой, объединяли усилия в борьбе против России, чтобы обеспечить себе путь для дальнейшей коло­ниальной экспансии в странах Востока.

В этот же период стала проявляться «заинтересован­ность» США в районе Ближнего Востока. Летом 1853 г. Энгельс отмечал, что «американское вмешательство в ев­ропейские дела начинается именно с восточного вопроса» . Правящие круги США накануне Крымской войны дого­варивались с Турцией о предоставлении ей займа в обмен на одну из военных баз на Средиземноморье; впослед­ствии американский банкир Ротшильд специально прибыл в Турцию, задавшись целью ускорить формирование на­емного корпуса для войны против России.

В сложном комплексе международных противоречий в «восточном вопросе» преобладали англо-русские про­тиворечия, обострение которых и явилось основной при­чиной Крымской войны.

В Англии вместе с быстрым ростом капиталистиче­ского производства усиливались и стремления англий­ской буржуазии к новым территориальным захватам. Если до 40-х годов XIX века на турецком рынке Россия занимала почти монопольное положение, то накануне Крымской войны пальма первенства по экспорту товаров в Турцию перешла к Англии; русский экспорт в турецкие владения сократился в 2,5 раза. Маркс отмечал в связи с этим, что «русская торговля, которая раньше доходила на Востоке до границы английских владений, теперь огра­ничивается обороной крайних границ своей собственной таможенной области» .

Правящие круги Британской империи накануне и в ходе Крымской войны проводили наиболее реакционную политику. Английская буржуазия являлась организатором и вдохновителем подавления национально-освободитель­ного движения балканских народов, находившихся под жесточайшим турецким игом. Английский капитал прони­кал во все сферы экономической и политической жизни Турции, которая неуклонно теряла свою самостоятель­ность и превращалась в орудие английской политики. Одновременно с этим английская буржуазия возглавляла подготовку войны против своего основного соперника и конкурента - России.

Планы колониальной агрессии у английской буржуа­зии в тот период шли значительно дальше, нежели у дру­гих государств. Наряду с грабительскими войнами в Ки­тае и Индии, правящие круги Англии ставили своей целью достижение монопольного господства на Балканах, в Турции, в бассейне Черного моря, стремились захватить у России Крым и Кавказ, ослабить ее позиции на Балтике и Дальнем Востоке. Проводя такую захватническую поли­тику, английская буржуазия пыталась скрыть свои истин­ные цели, лицемерно объясняя собственные военные при­готовления и агрессивные дипломатические мероприятия действиями «оборонительного» характера. Уже в то вре­мя английские капиталисты «побили рекорд не только по количеству награбленных колоний, но и по утонченности своего отвратительного лицемерия» .

Захвату России Крымского полуострова расценивался в Англии как первоочередная задача; в случае успешного решения этой «задачи» английская буржуазия могла бы занять господствующее положение на Черном море, ликвидировать результаты исторических побед русского оружия XVIII-XIX веков, отбросить Россию от Черномор­ского побережья и нанести этим самым серьезнейший удар по экономике русского государства.

В годы, предшествовавшие Крымской войне, ярким и откровенным проявлением захватнических стремлений английской буржуазии являлась также агрессия Англии на Кавказе. Правящие круги Англии рассматривали Кавказ как один из важных объектов своей колониальной экспансии. Как западное, так и восточное Закавказье прельщало их не только своими природными богатства­ми, но и как важный стратегический район для дальней­шего проникновения в Центральную и Переднюю Азию. С целью утверждения своего господства английская бур­жуазия разжигала и поддерживала на Кавказе антина­родное националистическое движение феодальной вер­хушки и фанатически религиозной части горских пле­мен под руководством Шамиля. За много лет до Крым­ской войны на Кавказ были направлены много­численные группы английских агентов с заданием расши­рить борьбу реакционных отрядов горцев против России.

Шамиль являлся ставленником английской буржуазии и турецких феодалов. Проводимая им политика была направлена на отторжение Кавказа от России и на зака­баление Кавказа Англией и Турцией. Эти стремления были глубоко чужды интересам широчайших масс кавказских горцев, активно боровшихся против национа­листических банд Шамиля и стремившихся к укреплению связи и дружбы с русским народом, к совместному обес­печению безопасности родной земли.

Правящие круги Англии в Крымской войне, как и прежде в других своих многочисленных колониальных и европейских войнах, рассчитывали воевать чужими ру­ками и, в первую очередь, использовать для борьбы про­тив России турецкие вооруженные силы. С этой целью западноевропейские капиталисты оказывали «помощь» Турции, предоставляя ей новейшие образцы вооружения: и техники.

За много лет до войны Турция была наводнена ан­глийскими, французскими, американскими, австрийскими, прусскими военными специалистами, которые обучали турецкие войска, сооружали укрепления, руководили разработкой планов нападения на Россию.

Военно-морской флот Турции был создан фактически также под руководством иностранных специалистов. Почти вся артиллерия турецкого флота была английского производства. Американские инженеры построили для Турции несколько боевых кораблей. В механических ма­стерских, обслуживавших турецкий флот, находились исключительно иностранцы. Механиками на турецких пароходах служили англичане. Один из английских офи­церов - Адольф Слейд являлся помощником начальника турецкого Морского штаба. Перед войной военно-мор­ские силы Турции непрерывно пополнялись кораблями, построенными в Марселе, Венеции, Ливорно.

Поскольку первое место в обширных колониальных планах Британской империи занимали Крым, Кавказ, Балканы, английская буржуазия предпринимала все ме­ры, чтобы уничтожить русский Черноморский флот и устранить тем самым серьезную преграду для осуще­ствления своих захватнических планов в бассейне Чер­ного моря.

В середине XIX века на русском Черноморском флоте, как и на всех вооруженных силах России, сильно сказы­валась политическая и экономическая отсталость крепо­стнической страны. Русский флот состоял в основном из парусных кораблей, в то время как в иностранных флотах было широко развернуто строительство паровых судов. Так же, как и в других отраслях науки и техники, в воен­ном деле успехи выдающихся русских ученых опережали военно-техническую мысль Европы и Америки; в России, например, еще в 1817 году было построено первое в мире военное паровое судно; однако при самодержавно-кре­постническом строе не было необходимой производствен­ной базы для строительства парового флота, что отрица­тельно влияло на боеспособность русских военно-морских сил. Черноморский флот к началу войны насчитывал свы­ше 150 боевых и вспомогательных судов, но в числе их было только 6 пароходо-фрегатов.

Иное положение было с боевой подготовкой личного состава Черноморского флота. Главная боевая сила флота - русские матросы, составлявшие экипажи линей­ных кораблей, фрегатов, бригов и других судов, были хорошо подготовлены к борьбе с противником на море и на суше. Вопреки реакционному курсу царизма, насаж­давшего в армии и на флоте палочную дисциплину и плац-парадную муштру, на Черноморском флоте, вдали от Петербурга, сохранялись лучшие традиции Суворова и Ушакова - создателей передовой системы воинского обучения и воспитания. Черноморские моряки круглый тод закалялись в продолжительных плаваниях и по­ходах, непрерывно совершенствовали свое боевое ма­стерство под руководством выдающихся русских ад­миралов М. П. Лазарева, В. А. Корнилова, П. С. Нахи­мова.

Черноморская эскадра на Севастопольском рейде (1846 г.). С картины художника И. К. Айвазовского.

Прогрессивные представители русского флота глубоко сознавали, как велика роль отечественных военно-мор­ских сил на Черном море в деле защиты интересов Рос­сии в предстоящей борьбе с иностранными державами. Они стремились всемерно повысить боеспособность Чер­номорского флота, способствовали развитию националь­ных традиций русского военно-морского искусства, дви­гали вперед военно-морскую науку и технику. Горячая любовь к Родине, вера в творческие силы русского народа, желание видеть и стремление сделать свой флот сильным и могучим, протест против раболепия перед ино­странщиной, высокая культура, мужество и гуманизм - таковы основные черты духовного облика этой плеяды русских моряков.

Замечательные слова выдающегося русского флото­водца П. С. Нахимова - «матрос есть главный двигатель на военном корабле» - являлись основным девизом в боевой подготовке Черноморского флота. Военно-воспи­тательная деятельность Нахимова, Корнилова, Истомина и других передовых деятелей флота основывалась на неуклонной и постоянной заботе о матросе, что в условиях крепостнического строя шло вразрез с официальным кур­сом царизма.

Военно-воспитательная деятельность талантливых флотоводцев явилась большим вкладом в русское военно-морское искусство. Они унаследовали от Ушакова и Су­ворова правильный взгляд на огромное значение боевой подготовки для достижения победы в сражениях. Крае­угольным камнем их воспитательной системы являлось отрицательное отношение к крепостническим порядкам, царившим во флоте. Слова Нахимова: «Пора нам пере­стать считать себя помещиками, а матросов крепостны­ми людьми»-ярко отражают внутреннюю сущность про­грессивной воспитательной системы и позволяют понять, чем была обусловлена высокая боевая выучка матросов Черноморского флота, достигших совершенства в исполь­зовании оружия и боевых средств флота.

Горячий патриот Родины, Нахимов воспитывал в мо­ряках чувство патриотизма, великую любовь к русскому народу, к родной земле. Он внушал морякам веру в их силы, в непоколебимую стойкость русских воинов, поднимал достоинство матроса. Черноморские моряки видели в нем не только начальника и адмирала, но и русского человека, любящего Россию и русский флот, нена­видящего раболепие перед иностранщиной, зло высмеи­вающего тех, которые «от русских отстали, к французам не пристали, на англичан также не похожи, своим пре­небрегают, чужому завидуют...»

Задолго до 1853 г. на Черном море выковывались кадры моряков-будущих синопских героев. В провинци­альную глушь Черноморья и Тавриды не шли аристократы и карьеристы, которых немало было среди русского мор­ского офицерства в николаевское время. Лазарев, На­химов, Корнилов сумели сплотить вокруг себя лучших офицеров флота, которые прониклись их взглядами, на­стойчиво трудились над созданием боеспособного флота, неустанно стремились воплотить в жизнь заветы Суво­рова и Ушакова в боевой подготовке черноморских моря­ков. Двадцатилетний период, предшествовавший Крым­ской войне, был периодом их энергичной, плодотворной, многогранной деятельности по подготовке Черноморского флота к предстоящим сражениям.

По уровню боевой подготовки Черноморский флот резко отличался от Балтийского флота. Если на Балтике в середине XIX века под непосредственным влиянием ца­ря и сановных адмиралов основное внимание было обра­щено на вахт-парады, а «Инструкция о прохождении су­дов флота мимо окон государя императора» являлась чуть ли не основой боевой подготовки, то на берегах Ахтиарской бухты, вдали от столицы, процесс воинского обучения моряков строился на совершенно иных принципах. Вот один из примеров, показывающий практическое внедрение важнейшего требования, - обучать моряков в обстановке, максимально приближенной к боевой:

«Был, например, в 1852 г. командир 28 флотского экипажа и корабля «Варна» капитан I ранга Семен Гри­горьевич Алексеев, который во время артиллерийского учения ввел такие приемы: командует «такой-то комен­дор у такого-то орудия, или батарейный командир, убит или ранен» - тогда место выбывшего должно было за­менить лицо к тому назначенное, а убитого - унести люди, выделенные к переноске раненых или убитых. Бы­вало не раз, что когда самого командира несли «убитым», он, видя в чем-нибудь непорядок или упущение, выска­кивал с носилок и разносил виновных. Недальновидные моряки распустили по этому поводу слух, что Алексеев сошел с ума, что у него мертвые воскресают и т. д.; в 70-х же годах у нас в сухопутных и морских войсках были введены вышеозначенные приемы, а во Франции эти приемы были введены в 60-х годах - следовательно, Алексеев видел вперед на 20 лет» .

В числе важнейших факторов, определивших высокую боеспособность Черноморского флота в годы Крымской войны, находятся также боевые действия флота у кав­казских берегов в 30-40-х годах XIX века. На Кавказе в этот период шла упорная борьба русских войск с реак­ционными отрядами Шамиля. Черноморский флот ока­зывал постоянное содействие сухопутным войскам. Ко­рабли флота взаимодействовали с приморским флангом русской Кавказской армии, доставляли ей подкрепления, боезапас, снаряжение, подавляли опорные пункты про­тивника огнем корабельной артиллерии.

В непрерывных крейсерствах у побережья Кавказа круглый год несли боевую вахту черноморские моряки, пресекая связь мюридов Шамиля с иностранной агенту­рой, пытавшейся пробраться на кавказские берега. В этих продолжительных и тяжелых плаваниях черно­морские моряки проходили прекрасную школу: постоянная боевая готовность судов стала для них обычным делом.

Таким образом, накануне Крымской войны на Черном море под руководством передовых представителей русско­го флота воспитывались кадры опытных моряков. Ма­тросы Черноморского флота по своим боевым и мораль­ным качествам превосходили любой флот мира. Уровень боевой подготовки черноморских офицеров был также значительно выше, чем в иностранных флотах, где офи­церы хваленой европейской и американской «цивили­зации» откровенно гордились плеткой и палкой как сим­волами неограниченной власти над матросом.

Синопская победа Черноморского флота в ноябре 1853 года была подготовлена долгим и кропотливым тру­дом на протяжении многих лет, предшествовавших войне.

* * * Обстановка в бассейне Черного моря значительно осложнилась с весны 1853 года. 9 мая в результате провокационных действий английской дипломатии произо­шел разрыв дипломатических отношений между Россией и Турцией. В июне к Дарданеллам прибыли английская и французская эскадры. В восточной части Средиземного моря появились военные корабли США. Турецкое коман­дование стало сосредоточивать большие соединения своих войск на Балканах против русской армии, вступившей в дунайские княжества. В это же время на Кавказе акти­визировались отряды Шамиля, заранее предупрежденные английскими и турецкими агентами о предстоящих боевых действиях турецких войск против русской Кавказской армии.

В этих условиях военно-морские силы России на Чер­ном море с самого начала летней кампании 1853 г. были приведены в боевую готовность. По инициативе начальни­ка штаба Черноморского флота вице-адмирала В. А. Кор­нилова русские корабли вышли в крейсерство, оцепив все Черное море от Босфора до кавказских берегов.

В инструкции, данной командирам кораблей, Корни­лов указывал, что основной целью крейсерства является наблюдение за турецким флотом. Поскольку официаль­ного объявления войны между Турцией и Россией еще не было, русским судам запрещалось выходить на види­мость турецких берегов, а также останавливать турецкие суда.

Несмотря на то, что русские корабли выходили в крей­серство до объявления войны, Корниловым была учтена возможность провокационных действий турок и необхо­димость повышенной боевой готовности кораблей на слу­чай отражения неожиданного нападения турецкого флота. При встрече с турецким флотом, выказавшим наме­рение напасть на русский крейсер, - писал Корнилов в инструкции командирам, - «начальство вполне надеется на Ваше благоразумие и что при подобной встрече Вы поддержите достоинство русского флага, и вместе с тем прибегните к крайним средствам в неизбежных только обстоятельствах...» .

Основные силы Черноморского флота были разделены на две практические эскадры. Как и в прежние годы, эти эскадры должны были поочередно выходить в море для практических плаваний, главной целью которых являлось совершенствование боевой выучки моряков. Однако в лет­нюю кампанию 1853 года Корнилов поставил перед прак­тическими эскадрами не только задачи учебного плава­ния, но и задачи, связанные с общей программой наблю­дения за турецким флотом. Для этой же цели был выбран и район плавания эскадр.

1-я практическая эскадра под командованием вице-адмирала Нахимова в составе шести линейных кораблей и одного фрегата, приняв провизию на 4 месяца и весь боезапас по военному положению, вышла на Севасто­польский рейд 15 мая. По распоряжению Корнилова эс­кадра должна была выйти в район между Севастополем и линией крейсеров, наблюдавших за Босфором. При по­лучении от крейсеров известия о движении неприятель­ских судов Нахимов должен был действовать сообразно обстановке и, «стянув к себе крейсеров, послать известия в Николаев через Одессу или Севастополь с нарочным курьером и ожидать дальнейших повелений на высоте Херсонеса или взойти в Севастополь для соединения с остальными судами Черноморского флота» . 19 мая эс­кадра Нахимова вышла из Севастополя и направилась в назначенный район плавания.

2-я практическая эскадра Черноморского флота, со­стоявшая из шести кораблей, двух фрегатов и одного корвета, вышла на Севастопольский рейд 28 мая. Командующему эскадрой Корнилов приказал «принять провизию на 4 месяца и иметь все по военному положе­нию, кроме пороха, дабы по первому требованию со­стоять в готовности выйти в море» . Эта эскадра, оста­вавшаяся в Севастополе в полной боевой готовности, обеспечивала безопасность главной базы Черноморского флота и была готова выйти навстречу турецкому флоту в случае начала военных действий.

В первых числах июня в Севастополь стали поступать известия об активности отрядов Шамиля в связи с надви­гавшейся войной. Распоряжением Корнилова крейсер­ство у кавказских берегов Черного моря было усилено путем образования двух отрядов крейсирующих судов.

Помимо ранее крейсировавших там судов, Корнилов вы­делил еще несколько бригов и корветов. Южный отряд судов базировался на Сухум-кале; Северный - на Ново­российск. Один из корветов специально выделялся для крейсерства в районе Синопа.

1-я практическая эскадра вице-адмирала Нахимова продолжала плавание до 29 июня, когда на ее место вышла 2-я практическая эскадра под флагом контр-адми­рала Новосильского. 2-я практическая эскадра находи­лась в море до 29 июля. В июле в Севастополь из Нико­лаева прибыли новые линейные корабли «Императрица Мария» и «Великий князь Константин». С 29 июля весь линейный флот в составе 14 кораблей сосредоточился на Севастопольском рейде, готовый в любую минуту выйти в море. Фрегаты, корветы и бриги Черноморского флота, поочередно сменяясь, продолжали наблюдение за ту­рецким флотом в западном районе Черного моря, у кав­казских берегов, у Синопа и вблизи Босфора.

В сентябре 1853 г., за три недели до начала войны, Черноморским флотом была решена важная задача по усилению русской Кавказской армии. Командованию флота было поручено срочно перевезти 13-ю пехотную дивизию из Крыма на кавказское побережье. Это слож­ное задание было выполнено под руководством вице-ад­миралов Корнилова и Нахимова. За один рейс на кораб­лях было переброшено свыше 16 тыс. войск, большое ко­личество артиллерии, боезапаса и продовольствия, а также более 800 лошадей. Успешное выполнение этого задания ярко показало высокую морскую выучку черно­морских моряков.

Таким образом, летняя кампания Черноморского флота в 1853 году началась в сложной обстановке, что определило изменение характера деятельности флота по сравнению с предшествующими кампаниями. Перевозка войск на Кавказ, отличавшаяся образцовой организован­ностью, сыграла важную роль в развертывании русской армии в самые последние дни перед началом войны.

С мая 1853 г., в течение всех летних месяцев, Черноморский флот активно боролся за создание усло­вий, стеснявших действия турецкого флота на Черном море. Широко поставленная разведка и система постоян­ного и непрерывного наблюдения, максимально выдви­нутого в сторону вероятного противника, в значительной степени обеспечили успех последующих боевых действий Черноморского флота.

К осени 1853 года русско-турецкий конфликт, наме­ренно раздуваемый западноевропейской дипломатией, еще более обострился. Верные своей политике загребания жара чужими руками, правящие круги Англии и Фран­ции рассчитывали, что турецкие вооруженные силы смо­гут вести боевые действия против России в начальный период войны без прямого участия англо-французских войск, однако стратегическое развертывание сил вклю­чало не только концентрацию турецкой армии у русских границ на Дунае и Кавказе, но и сосредоточение соеди­ненного англо-французского флота у входа в Черное море. В сентябре 1853 года правительства Англии и Франции решились на последний шаг, за которым сразу же последовало объявление Турцией войны России.

В Лондонской конвенции о проливах от 13 июля 1841 года говорилось, что «проход через проливы Дарда­нелл и Босфора постоянно остается закрытым для воен­ных иностранных судов, пока Порта находится в мире» Однако, несмотря на международные обязательства, пра­вительства Англии и Франции решили не ограничиваться стоянкой своих эскадр у Дарданелл, и адмиралы Дундас и Ласюсс получили приказ вступить в Мраморное море. В середине сентября 1853 года, когда Турция еще не объявляла войны, авангард англо-французского флота, пренебрегая международными соглашениями, прошел Дарданеллы и направился к Босфору. Разорвав таким образом конвенцию 1841 года, Англия и Франция открыто продемонстрировали свое неуважение к международным обязательствам. У турецкого правительства теперь не было и тени сомнения в том, что англо-французы готовы совместно с турками выступить против России.

27 сентября, через несколько дней после захода аван­гарда англо-французского флота в Мраморное море, по­следовал турецкий ультиматум России. Турецкое прави­тельство требовало, чтобы в течение 15 суток русские войска были отведены из дунайских княжеств. Но еще до истечения срока со дня предъявления ультиматума турки неожиданно начали военные действия.

11 октября отряд судов русской Дунайской флотилии в составе 8 канонерских лодок, буксируемых двумя па­роходами, двигался вверх по Дунаю.

Карта Черного и Азовского морей 1851 г.

В 8 часов утра, когда отряд проходил мимо турецкой крепости Исакчи, расположенной на правом берегу Дуная, с турецких укреплений раздались выстрелы, и русские суда подверг­лись жестокому артиллерийскому обстрелу. От огня ту­рецких батарей на русских судах был убит командир от­ряда капитан II ранга Верпаховский. На пароходах по­явились повреждения, однако отряд продолжал итти вверх по Дунаю, на ходу отстреливаясь от турок. Об­стрел русских судов продолжался полтора часа; на паро­ходах и канонерских лодках было свыше 50 убитых и раненых, но, несмотря на это, отряд успешно миновал Ксакчу и пришел в порт Галац. Обстрел турками судов Дунайской флотилии явился началом военных действий между Турцией и Россией. На дунайском театре нача­лись бои между турецкими и русскими войсками.

Спустя несколько дней турки открыли боевые дей­ствия на Кавказе. В ночь с 15 на 16 октября турецкие войска внезапно атаковали русский гарнизон поста св. Николая, расположенного на Черноморском побережье Кавказа севернее Батума. Небольшой гарнизон этого укрепления в течение 9 часов стойко сопротивлялся мно­готысячному отряду турецких войск, но в исходе крово­пролитного боя вынужден был оставить укрепление. На кавказском театре также начались боевые действия меж­ду турецкими и русскими войсками.

(1) К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., т. IX, стр. 440.

(2) Там же, стр. 383-384.

(3) В. И. Ленин, Соч., т. 28, стр. 46.

(4) Мор. сб., 1901 г., № 11, неоф. отд., стр. 47-48.

(5) Адмирал В. А. Корнилов, «Материалы по истории русского-флота», стр. 178.

(6) А. Жандр, «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии Владимира Алексеевича Корнилова», СПБ, 1859, стр. 44.

(7) Там же, стр. 41.

(8) А. Миллер, «Краткая история Турции», 1948 г., стр. 73.

Вперед
Оглавление
Назад