Готье художник. Теофиль готье. Личная жизнь поэта

Французская поэзия XIX века подарила миру немало талантливых авторов. Одним их самых ярких в то время оказался Готье Теофиль. Критик романтической школы, создавший десятки стихотворений и поэм, популярных не только во Франции, но и за ее пределами.

Личная жизнь поэта

Готье Теофиль появился на свет 31 августа 1811 года в городке Тарб на границе с Испанией. Правда, спустя короткое время его семья переехала в столицу. Готье практически всю жизнь провел в Париже, сохраняя тоску по южному климату, что отложило отпечаток и на его темперамент, и на творчество.

В столице Готье получил отменное образование с гуманитарным уклоном. Поначалу рьяно увлекался живописью, довольно рано стал сторонником романтического направления в искусстве. Своим первым учителем считал Виктора Гюго.

Юный поэт хорошо запомнился современникам своим ярким нарядом. Его неизменный красный жилет и длинные распущенные волосы стали образом для романтического юноши того времени.

Первые публикации

Свой первый сборник стихов Готье Теофиль выпустил в 1830 году, когда ему было 19 лет. Он назывался незамысловато - "Стихи". К этому же периоду (до 1836 года) относятся и большинство самых известных его произведений. Это поэма "Альбертус", романы "Молодая Франция", "Мадмуазель де Мопен", "Фортуна", "Слеза дьявола".

Причем если ранняя поэма "Альбертус" написана в классическом романтическом стиле, то уже в романе "Молодая Франция" ясно прослеживается творческая индивидуальность писателя. В первую очередь это простота и поэтичность, которые уравновешивают чрезмерную вычурность и резкость классического романтического стиля.

Вершина поэтического творчества

По общему признанию критиков, заслуженное место в пантеоне занимает Теофиль Готье. Произведения, созданные им, сравнивают с драгоценными камнями, над одним стихотворением поэт мог трудиться не один месяц.

В первую очередь все это относится к сборнику "Эмали и камеи". Над ним Готье работал в 50-70-х годах XIX века. Ему автор уделял любую свободную минуту практически на протяжении всех последних 20 лет своей жизни. Все без исключения произведения, вошедшие в этот сборник, связаны с личными воспоминаниями и переживаниями. При жизни Готье Теофиль выпустил 6 изданий "Эмали и камеи", каждое из которых дополнялось новыми произведениями. Если в 1852 году в него вошли 18 стихотворений, то в окончательном варианте 1872 года, увидевшем свет за несколько месяцев до смерти поэта, было уже 47 лирических миниатюр.

Странствующий журналист

Правда, поэзия не могла в полной мере содержать Готье, поэтому он занимался журналистикой. К этой работе относился без пиетета, часто называя ее "проклятием своей жизни".

В журнале "Пресса" Жирардена Готье до самой смерти публиковал драматические фельетоны на злобу дня. Помимо этого, писал книги, посвященные критике и истории литературы. Так, в работе "Гротеск" 1844 года Готье открыл для широкого круга читателей несколько поэтов XV-XVI веков, которые были неоправданно забыты. Среди них Вийон и Сирано де Бержерак.

В то же время Готье был заядлым путешественником. Посетил практически все страны Европы, в том числе побывал и в России. Поездке в последствии посвятил очерки "Путешествие в Россию" 1867-го и "Сокровища русского искусства" 1863 года.

Свои путевые впечатления описал в художественных очерках Теофиль Готье. Биография автора в них хорошо прослеживается. Это "Путешествие в Испанию", "Италия" и "Восток". Их отличает редкая для литературы такого жанра точность пейзажей и поэтическое представление красот природы.

Самый известный роман

Несмотря на сильные стихи, большинству читателей по другой причине известно имя Теофиль Готье. "Капитан Фракасс" - историко-приключенческий роман, изданный впервые в 1863 году. Впоследствии был переведен на многие языки мира, в том числе и на русский, причем дважды - в 1895 и 1957 годах.

Действия происходят в годы правления во Франции Это начало XVII века. Главный герой - молодой барон де Сигоньяк - живет в родовом имении в Гаскони. Это полуразрушенный замок, в котором при нем остается только один верный слуга.

Все изменяется, когда в замок на ночевку пускают труппу бродячих артистов. Юный барон без памяти влюбляется в актрису Изабеллу и следует за артистами в Париж. В пути один из членов труппы умирает, и де Сигоньяк решается на небывалый для человка его статуса в то время поступок. Чтобы добиться расположения Изабеллы, он выходит на сцену и начинает играть роль капитана Фракасса. Это классический персонаж итальянской комедии дель арте. Типаж авантюриста-военного.

Дальше события развиваются как в захватывающем детективе. Изабеллу стремится соблазнить молодой герцог де Валломбрез. Наш барон вызывает его на поединок, одерживает победу, но герцог не оставляет своих попыток. Он организует похищение Изабеллы из парижской гостиницы, а к самому де Сигоньяку подсылает наемного убийцу. Однако последний терпит фиаско.

Концовка больше похожа на Изабелла томится в замке герцога, который настойчиво предлагает ей свою любовь. Однако в последний момент, благодаря фамильному перстню, выясняется, что Изабелла и герцог - брат и сестра.

Герцог и барон мирятся, де Сигоньяк берет красавицу в жены. В конце еще и обнаруживает фамильный клад в старом замке, спрятанный там его предками.

Наследие Готье

Несмотря на любовь к поэзии и творчеству, достаточно времени им уделять не мог Теофиль Готье. Стихи создавать удавалось только в свободное время, а всю остальную жизнь он посвящал журналистике и решению материальных проблем. Из-за этого многие произведения были проникнуты нотками грусти, часто чувствуется невозможность реализовать все замыслы и идеи.

Теофиль Готье скончался в 1872 году в Нейи близ Парижа. Ему был 61 год.

"...Не кистью, а пером"

Ламартин как-то сказал о книге одного выдающегося эссеиста и знатока мировой литературы: "Когда я читаю Сен-Виктора, я надеваю синие очки, чтобы не ослепнуть". С еще большим успехом он мог бы обратить эту фразу к Теофилю Готье, тонкому и точному мастеру слова. В творчестве этого примечательного поэта и прозаика яркая образность речи занимала первое место. Можно сказать больше: чисто изобразительные свойства языка были использованы Готье с такой тонкой артистичностью и подлинной виртуозностью, что и по сей день большая часть его поэтического наследия остается непревзойденным образцом классического французского стиха. Стихотворное мастерство Готье, обращенное всецело на обтачивание поэтической фразы, порой переходило в свою противоположность, заслоняя внешней изощренностью глубину мысли. Но в основе своей этот пылкий романтик, а впоследствии строгий парнасец никогда не выходил за рамки классических традиций французского искусства, стремящегося к простоте, точности и содержательности.

Критика, современная автору, любила подчеркивать в стихах Готье их чисто изобразительную сторону. Говорилось о том, что Т. Готье не столько пишет стихи, сколько рисует их, рассчитывая в основном на то, что они "должны восприниматься глазом". И это вполне объяснимо. Приехав в Париж из провинциального городка Тарб, Готье некоторое время занимался живописью и скульптурой в мастерской известного Пюи и готовился стать художником. Но ему не удалось достичь выдающихся успехов в этом увлекавшем его занятии, а остаться на уровне посредственности он не захотел. "Попробую рисовать теперь не кистью, а пером", - сказал он одному из своих друзей и решительно перешел в лагерь молодых энтузиастов литературы.

Красный жилет

Это было бурное время конца 20-х - начала 30-х годов XIX века, когда пышно распустились цветы романтизма. Готье сразу же стал одним из самых пылких и яростных последователей течения, ломавшего окостеневшие рамки условных классических традиций. Вместе со своими единомышленниками он провозглашает свободу человеческих чувств, доводя в литературе эту свободу до крайностей красок, эмоций, дерзких суждений. Все это приобретало вид не только борьбы с устаревшими канонами литературы, но и яростного выпада против устоев буржуазной морали.

"Epatez les bourgeois!" 1 - было написано на боевом знамени юных романтиков. Этому лозунгу они были склонны придавать чуть ли не революционный смысл, хотя в сущности все сводилось лишь к резкой критике буржуазного обывательского быта и уже устоявшихся литературных вкусов. В лице Т. Готье и его друзей той поры молодой Виктор Гюго нашел самых ревностных последователей. Все они присутствовали на премьере его пьесы "Эрнани", неистово аплодировали ей, а Т. Готье явился при этом в ярко-красном жилете, что было своеобразным символом все той же "эпатации" общепринятых обычаев. Жена В. Гюго рассказывала об этом позднее в книге воспоминаний, названной ею "Виктор Гюго по воспоминаниям свидетеля его жизни":

1 (Примерный перевод: "Ошарашивайте буржуа!" (франц.). )

"С ужасом указывали в тот вечер на месье Теофиля Готье в пламенно-красном жилете и панталонах пепельного цвета с продольной полоской из черного бархата, в широкополой плоской шляпе, из-под полей которой выбивались волнами его кудри.

Спокойствие его правильного бледного лица и хладнокровие, с которым он разглядывал почтенных людей в ложах, показывали, до какой степени казался ему театр опустившимся в мерзость и ничтожество".

О жизни молодого литературного содружества поэтов-романтиков, об их вкусах и литературных пристрастиях поэт сам рассказал впоследствии в своей "Истории романтизма", вышедшей посмертно в 1874 году.

Надо при этом заметить, что Готье, как и другие романтики, из которых многие позднее отказались от крайностей юношеских увлечений и перешли на позиции более спокойного и бесстрастно-академического "парнаса", уже начал упорно выдвигать лозунг "искусство для искусства". В эпоху Второй империи многих поэтов это привело к общественному индифферентизму (Леконт де Лиль, Эредиа), а во время Коммуны и к консервативным позициям. Но память о красном жилете эпохи "Эрнани" Т. Готье сохранил на всю жизнь.

Почти через сорок лет после знаменитой премьеры Готье, в связи с возобновлением "Эрнани" 21 июня 1867 года, писал: "Для нашего поколения "Эрнани" был тем же самым, что "Сид" для современников Корнеля. Все, что есть юного, доблестного, достойного любви, поэтичного, было воплощено в нем. Прекрасные чрезмерности, героические и кастильянские, великолепная испанская высокопарность, язык столь гордый и высокомерный в своей непринужденности, образы ослепляющей необычности - все это погружало нас в восторг и опьяняло странностями своей поэзии.

Очарование длится и по сей день для тех, кто был охвачен им в те дни".

Деятельный фельетонист многих изданий буржуазной прессы, Готье при всяком удобном случае пускал иронические стрелы в цитадель уже прочно установившихся мещанско-буржуазных взглядов в области искусства. И как утонченный поэт, и как мастер прозы, и как талантливый журналист-обозреватель, до конца дней своих он мужественно боролся за высокое искусство, видя в нем средство преобразования враждебной ему буржуазной действительности.

Литературная деятельность Т. Готье необычайно разнообразна. Он писал стихи, новеллы, романы, пьесы, исторические исследования, статьи по различным вопросам культуры, очерки-портреты, театральные обзоры, отчеты о художественных выставках, не считая еженедельных фельетонов, посвященных умственной жизни Парижа 40-х - 70-х годов. Обуреваемый страстью к путешествиям, он объездил многие страны, побывал в Бельгии, Голландии, Италии, Испании, Турции, Греции и даже России, оставив яркие, колоритные по стилю книги путевых впечатлений. Интересно отметить, что "Путешествие по России" Готье проникнуто живыми симпатиями к русскому народу и его культуре. Особенное его внимание привлекало русское национальное искусство, о котором он впоследствии написал обширные комментарии к иллюстрированному альбому "Древние и новые сокровища русского искусства", 1861 - 1863.

"Эмали и камеи"

Первый сборник стихов Т. Готье вышел в 1830 году. Он не имел успеха у широкой публики, хотя и был замечен знатоками, оценившими исключительную точность поэтического языка. Но это еще не был тот Готье, которого впоследствии называли "непогрешимым поэтом". Широким, пестрым, но еще не установившимся был круг его интересов, тематика всецело сосредоточивалась на изобразительном искусстве, размышления казались неглубокими и общепринятыми. Немало было и стихов, созданных к случаю, альбомных и салонных посвящений.

Стремление к сжатой точности стиха и к внешней декоративной описательности (порой в ущерб психологической глубине) поражало современников, как и особое пристрастие поэта к редким и выразительным словам. Вообще вопрос поэтического словаря занимал большое место в творческих исканиях Готье. Поэт ввел в современную ему французскую поэзию столько новых обозначений и названий, что его по праву стали называть "укротителем слов" и даже "Дон-Жуаном фразы".

А сам Готье нередко говорил друзьям: "Не пренебрегайте словарями. Для меня словарь увлекательнее любого романа". Отсюда и такое жадное внимание Готье ко всевозможным аксессуарам, предметам быта и обстановки. Его книги напоминают порой музей или лавку антиквара, до такой степени переполнены они всем тем, что мы называем явлениями материальной культуры.

Вершиной поэтических достижений Т. Готье справедливо считается его сравнительно небольшой сборник - всего 55 стихотворений - "Эмали и камеи", в котором с исключительной яркостью проявилось высокое словесное мастерство. Каждое стихотворение этой книги отливает всеми красками глянцевитой эмали и вычерчено тонкой иглой мастера античных камей. Линия и цвет - вот главная забота поэтического труда, создавшего эти описательно-лирические циклы. "Эти стихи радуют зрение и будят любовь к красоте", - говорили первые читатели необычной книги. И она действительно проникнута любовью ко всему зримому, вещественному богатству мира. Сам поэт не без гордости утверждал: "Я принадлежу к тем, для кого видимый мир существует". Это было до известной степени вызовом по адресу поэзии философско-отвлеченной и беспредметной.

Бодлер, один из первых друзей этой своеобразной книги, назвал Готье "новатором" и сказал про него памятные слова: "Он заставил французские стихи выразить больше, чем они выражали до того времени; он знал всю прелесть тысячи деталей, придающих слогу яркое освещение и горячность, не вредящих очертаниям целого и общему силуэту".

В этом нет дружеского преувеличения. Готье действительно мастер выразительной и точно подмеченной детали, пусть порой носящей внешний характер, но вместе с тем прекрасно раскрывающей сущность явления.

"Эмали и камеи" вводят нас в многообразный мир искусства. На каждом шагу воспоминание тех или иных исторических имен или событий, произведений живописи или зодчества, ассоциации с теми или иными явлениями художественной культуры. Готье все время стремится сблизить увиденный им предмет со всем тем, что ему приходилось слышать или читать в книге истории.

Вот слепок с женской руки в мастерской парижского скульптора. Поэта привлекает не только тонкое очертание мраморной руки, но и все, что при этом возникает в его воображении. Прекрасное создание искусства ему хочется не только занести в каталог памяти, но и найти ему место в ряду других, соседствующих искусств. И все это потому, что мир эстетических ценностей ощущается его душой как органическое, неразрывное единство.

Средь гипсов в мастерской Монмартра Ласкала ль кудри Дон-Жуана Я видел как-то кисть руки. Она, рубинами блестя, - Аспазия иль Клееопатра? - Иль в бороде седой султана Дивясь, твердили знатоки. Играла гребнем, как дитя? Как чаши лилий в час рассвета, Чей скипетр - символ гордой Посеребренные росой, власти - Как стройная строфа сонета, Лежал под этою рукой: Она блистала красотой. Неутомимой жрицы страсти Иль королевы молодой? Казалось, след мгновенной дрожи Все на скрижаль ладони белой Успел запечатлеть резец, Сама Венера занесла, - И блики матовые кожи, И, тронут грустною новеллой. И пальцы в золоте колец. Вздохнет Амур, сложив крыла. (Перевод М. Касаткина)

Столь же неуклонным, все нарастающим движением ассоциаций отмечены и стихи, относящиеся к музыкальным впечатлениям. Мотив несложной карнавальной песенки, услышанной поэтом в Венеции, влечет за собой ряд зримых образов:

Беспечным смехом карнавала Поет в нем страстно баркарола Он прозвенел сквозь сумрак лет, И с ним, как старой скрипки гриф С венецианского канала Неся свой гордый лоб, гондола Порхнув, как бабочка, в балет. Вплывает в голубой залив. Мотив с певучей гаммой дружен, И, ослепляя наготой, В венце из розовых жемчужин Встает Венера над волной.

(Перевод М. Касаткина)

"Эмали и камеи" - книга исключительного тематического разнообразия. Путешествуя по ее страницам, можно попасть и в древний Египет, и в сутолоку современного автору Парижа ("Тоска обелисков"), и в замки феодальной Испании, и в седую древность мифов Эллады. Поэт уводит нас в мансарду парижской студенческой нищеты, в тепличную атмосферу светского салона, в зрительный зал модного театра и в музей средневекового рыцарского вооружения. Мир предстает перед Готье как огромная лаборатория искусства, где все подчинено творческому замыслу разностороннего и взыскательного художника. Даже природа воспринимается им через сравнения с тем, что создается эстетическими потребностями человека.

Все неотвязчивей, призывней Забота дня тревожит сны, А Март, смеясь в разгуле ливней, Готовит празднества весны. Убрал он бархатом барашков Кустарник вербы молодой, По склонам солнечных овражков Чеканит лютик золотой. Бежит с лебяжьею пуховкой И, разбивая льдин хрусталь, Как парикмахер, пудрит ловко Цветочным инеем миндаль. Природа дремлет в час рассвета, А он, затеяв карнавал, В шелк изумрудного корсета Бутоны роз зашнуровал.

(Перевод М. Касаткина)

Но неправильно было бы думать, что все внимание Готье обращено только к миру искусств и питается отражением отраженного. В книге есть стихотворения, подсказанные и непосредственными впечатлениями жизни, проникнутые живым лирическим чувством ("Загробное кокетство", "Алмаз сердца", "Мир зол...", "То, что говорят ласточки", "Игрушки мертвой", "Жалоба горлицы").

Как истинный художник, Готье не мог не чувствовать связи искусства с жизнью, особенно в зрелую пору своего творчества. Лозунг "искусство для искусства", который он так пылко защищал в годы юности, по-видимому, начинает терять в его сознании абсолютную ценность. В им же самим созданную цитадель чисто эстетических понятий прорывается и ветер современной поэту действительности.

Даже в прочно установившихся приподнято романтических описаниях появляется демократическая окраска:

Она худа. Глаза, как сливы; У ней над шеей смугло-белой В них уголь спрятала она; Шиньон громадных черных кос, Зловещи кос ее отливы: Она все маленькое тело, Дубил ей кожу сатана. Раздевшись, прячет в плащ волос. Она дурна - вот суд соседский. В ее прельстительности скрыта. К ней льнут мужчины тем сильней. Быть может, соль пучины той, Есть слух, что мессу пел Толедский Откуда древле Афродита Архиепископ перед ней. Всплыла, прекрасной и нагой.

("Кармен". Перевод Вал. Брюсова)

"Эмали и камеи" книга высокого поэтического мастерства, пример ювелирной работы над словом, об этом говорит и ее название.

Готье любил подчеркивать эту сторону своего труда - упорную борьбу со словесным материалом, преодоление трудностей, им самим перед собой поставленных. Самоограничение в средствах, по его мнению, играет в искусстве значительную роль. Благороднее для художника высечь статую из мрамора, чем слепить ее из податливой глины. Об этом говорит и программное стихотворение Т. Готье "Искусство", помещенное в конце всей книги и как бы подводящее итог всему предшествующему. В нем "символ веры" поэта, в нем глубокое уважение к искусству как замечательному проявлению человеческого творческого гения. Его "Искусство" бросает вызов мелкому буржуазному утилитаризму и утверждает незыблемость того, что подлинно прекрасно и чему суждено пережить века.

Да, тем творение прекрасней, Борись с каррарской глыбой, Чем нами взятый матерьял меткой Нам неподвластней: Рукою крепкий Парос бей, Стих, мрамор, сардоник, металл. Чтоб камень редкий Хранил изгиб черты твоей. Не надо хитростей мишурных, . . . . . . . . . . . . . Но, прямо чтоб идти, ремни Проходит все. Одно искусство Ты на котурнах Творить способно навсегда. У Музы туже затяни. Так мрамор бюста Переживает города. Прочь ритм, знакомый и удобный. . . . . . . . . . . . . . Как чересчур большой башмак. Ваяй, шлифуй, чекань медали. Сегодня модный, Твои витающие сны Что носит и бросает всяк. На вечной стали Да будут запечатлены.

(Перевод Вал. Брюсова)

История литературы - да и вообще всякого искусства - свидетельствует, что далеко не всем его деятелям дана способность широких и глубоких обобщений. Материал художника и его личные пристрастия еще не определяют значительности совершаемого им творческого дела. Можно и в самой, казалось бы, малой и узкой области подняться на вершины мастерства, если творцом владеют талант, труд и добрая воля. Есть гигант Микеланджело, создавший грандиозный образ, есть и Бенвенуто Челлини, со столь же высоким вдохновением и мастерством работавший в прикладной области бронзы и серебряного литья. Есть Виктор Гюго, гений французского народа, орлиным взором охватывающий широкие социальные горизонты, есть и его ученик, подмастерье, Теофиль Готье, воспринявший от своего учителя умение достойно обращаться с ярким и выразительным поэтическим словом.

Теофиль Готье для нас не только чеканщик точного образа и ювелир поэтического слова, но и страстный проповедник искусства, обновляющего и облагораживающего чувства человека. В этом его значение в национальной поэзии Франции и в общем развитии мировой литературы.

Гражданство:

Франция

Род деятельности:

поэт, прозаик

Направление: Жанр:

стихотворение, поэма, роман

Дебют:

„Poésies“

Произведения на сайте Lib.ru в Викитеке.

Пьер Жюль Теофи́ль Готье́ (фр. Pierre Jules Théophile Gautier ; 31 августа , Тарб - 23 октября , Нёйи близ Парижа) - французский поэт и критик романтической школы.

Биография

Огюст де Шатийон. Портрет Теофиля Готье

Рождение в южном климате наложило глубокий отпечаток на темперамент поэта, сохранившего на всю жизнь, проведённую почти исключительно в Париже, тоску по югу и тому, что он называет в своей автобиографии "южным фоном" („un fond méridional“ ). Получив блестящее гуманитарное образование, Готье начал с живописи и, состоя учеником в мастерской Риу , стал ревностным сторонником романтизма, сосредоточивавшегося около идола тогдашней молодежи, В. Гюго . В баталиях, происходивших на представлениях „Hernani“ («Эрнани»), Готье принимал энергичное участие, предводительствуя отрядом восторженной молодежи. Тогдашний костюм Готье, его красный жилет и длинные волосы, вошли в историю романтизма; воспоминания о них преследовали Готье долго после того, как он перестал выражать своё литературное мировоззрение внешними признаками.

„Emaux et Camées“ Готье принадлежат к одной категории с „Poêmes Barbares“ Леконта де Лиля , „Bonheur“ Сюлли-Прюдома и другими.

Беззаветно преданный поэзии, он мог заниматься ею только в часы досуга и всю жизнь был стеснён материальными заботами и ненавистной ему журнальной работой. Это клало отпечаток грусти на его произведения; в его автобиографических вещах видно постоянное отчаяние от невозможности исполнить теснившиеся в нём поэтические замыслы.

Известностью пользуется приключенческий роман о жизни бродячих комедиантов во Франции XVII века «Капитан Фракасс » („Le Capitaine Fracasse“ , ; русский перевод , ). Во Франции роман экранизировался в , , 1961 годах , в СССР - в 1984 году.

Переводы

На русский язык стихи Готье переводили В. Г. Бенедиктов , В. Я. Брюсов , Н. С. Гумилёв , В. В. Левика , О. Н. Чюмина , А. С. Эфрон , А.М.Гелескул и многие другие поэты и переводчики. Неоднократно разными поэтами переводились на русский язык стихотворения сборники «Эмали и камеи». Первый полный русский перевод всего сборника выполнен Н. С. Гумилёвым ().

Роман Le Roman de La Momie (1858) переведённый А. Воротниковым и К. Жихаревой как «Роман мумии», изданный в 1911 году, был заново отредактирован и сверен с оригиналом в 2010 году и выпускался уже как «Роман о мумии».

Литература

	Готье, Теофиль в Викицитатнике
	в Викитеке
	Готье, Теофиль на Викискладе

• Emile Bergerat. Théophile Gautier. (1879)
• Feydeau. Théophile Gautier (1874)
• Теофиль Готье Эмали и камеи / Сост. Г. К. Косиков. - Москва: Радуга, 1989. - 368 с. - 39 000 экз. - ISBN 5-05-002427-7
• Зенкин С. Н. Теофиль Готье и «искусство для искусства» // Зенкин С. Н. Работы по французской литературе. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999, с. 170-200

Избранные сочинения. В 2-х тт. Художественная литература. 1972

Два актера на одну роль. Сборник новелл. Правда. 1991

Мадемуазель де Мопен. Терра. 1997

Романическая проза. В 2-х тт. Серия "Литературные памятники". Ладомир, Наука. 2012

Ссылки

Категории:

• Персоналии по алфавиту
• Писатели по алфавиту
• Родившиеся 31 августа
• Родившиеся в 1811 году
• Родившиеся в Тарбе
• Умершие 23 октября
• Умершие в 1872 году
• Конопляная наркокультура
• Писатели Франции
• Поэты Франции
• Французские поэты
• Французские поэты XIX века
• Почётные вольные общники Императорской Академии Художеств

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Готье, Теофиль" в других словарях:

- (Gautier) (1811 1872), французский писатель и критик, один из вдохновителей «Парнаса». Обосновал теорию «искусства для искусства» (предисловие к книге «Мадемуазель де Мопен», 1835 36; книге «Новое искусство», 1852). Романтические, со следами… … Энциклопедический словарь

Готье Теофиль

Мода как искусство

Теофиль Готье

Мода как искусство

Перевод с французского Веры Мильчиной

Отчего цивилизация, которая ставит одежду чрезвычайно высоко, поскольку ее нравственные устои, а равно и особенности климата запрещают людям ходить нагими, отдает искусство одеваться на откуп портным и портнихам? В нынешнюю эпоху одежда сделалась для человека чем-то вроде кожи, с которой он ни при каких условиях не разлучается; одежда так же необходима человеку, как шерсть животному; в результате о том, как выглядит человеческое тело, никто уже не вспоминает. Всякий, кто хоть немного знаком с художниками и кому случалось бывать в их мастерских в то время, когда им позируют натурщики, испытывает при виде неведомого зверя - амфибий обоего пола, выставленных на обозрение публики, - безотчетное изумление, смешанное с легким отвращением. Экземпляр неизвестной науке породы, недавно привезенный из Центральной Австралии, вне всякого сомнения, не выглядит так неожиданно и так ново с зоологической точки зрения, как обнаженный человек; поистине, в Зоологическом саду следовало бы установить клетки для самцов и самок из породы homo, сбросивших искусственную кожу. На них смотрели бы с таким же любопытством, как на жирафу, онагра, тапира, утконоса, гориллу или двуутробку.

Если бы не дошедшие до нас восхитительные античные статуи, традиция изображения человеческого тела прервалась бы навсегда. Лишь тем художникам, которые созерцают эти мраморные и бронзовые шедевры или их гипсовые копии и сравнивают их с обнаженными натурщиками, удается с трудом восстановить идеальное существо, запечатленное творцами скульптур, барельефов и полотен. Что общего между этими абстрактными фигурами и одетыми зрителями, их рассматривающими? Можно ли сказать, что это создания одной породы? Ни в коем случае.

Мы будем вечно сожалеть об исчезновании обнаженной натуры, составляющей самую основу искусства: ведь человек не может вообразить себе форму более совершенную, чем форма его собственного тела, созданного по образу и подобию Божьему. Обнаженная натура, естественная в божественном климате Греции, в пору юности человечества, когда поэзия и искусства расцветали, словно цветы умственной весны, породила Фидия, Лисиппа, Клеомена, Агасия, Агесандра, Апеллеса, Зевксиса, Полигнота, как позже она же породила Микеланджело и дивных творцов эпохи Возрождения (говоря об обнаженной натуре, мы имеем в виду также и ее непременную спутницу драпировку, неотрывную от обнаженной натуры, как гармония неотрывна от мелодии); однако в эпоху Возрождения обнаженная натура сделалась не более чем условностью; в эту пору человек уже был немыслим без одежды.

Скульпторы и художники жалуются на подобное состояние дел, а между тем они могли бы к собственной пользе изменить его если не полностью, то хотя бы отчасти. Современные наряды, утверждают они, мешают им создавать шедевры; послушать нынешних творцов, так в том, что они не Тицианы, не Ван Дейки и не Веласкесы, виноваты исключительно черные фраки, пальто и кринолины. Тем не менее и эти великие люди изображали своих современников в нарядах, которые так же мало обнажали тело, как и наши, и которые, порой отличаясь элегантностью, гораздо чаще выглядели уродливо или странно. Да и так ли некрасиво наше платье, как принято думать? Разве у него нет собственного значения, которое, к сожалению, плохо понимают художники, всецело проникнутые античными идеями? Своим простым покроем и нейтральным цветом оно создает выгодный фон для человеческой головы - средоточия ума и рук - орудий мысли и знаков породы; оно придает телу какую угодно форму и подсказывает жертвы, какие необходимо принести ради общего впечатления. Вообразите себе Рембрандта, пишущего портрет человека нашего времени, человека, одетого в черный фрак: он направит свет, падающий сверху, на лицо своей модели, осветит одну щеку, погрузив другую в теплый полумрак, заставит сверкать отдельные волоски усов и бороды, изобразит фрак густой и приглушенной черной краской, а белье - широкими мазками белого с соломенным оттенком, обозначит двумя-тремя блестящими точками цепочку от часов, очистит цвет лица от асфальтово-серых тонов. И как только он сделает все это, вы обнаружите, что фрак нынешнего парижанина ничуть не менее красив и характерен, чем камзол голландского бургомистра. Если же вы предпочитаете живописи рисунок, взгляните на портрет г-на Бертена работы г-на Энгра. Разве складки редингота и панталон уступают в четкости, благородстве и чистоте складкам хламиды или тоги? Разве под прозаическими одеждами тело не живет своей жизнью точно так же, как и тело статуи под драпировками?

Люди нашего времени не отличаются, как правило, ни красотой, ни силой. Антиной сегодня выглядел бы смешным. Самый заурядный домкрат без труда выполняет работу Алкида. Поэтому не стоит украшать то, что не заслуживает внимания; главное - избежать тяжеловесности, вульгарности, погрешностей против элегантности и скрыть тело под оболочкой, которая не выглядела бы ни слишком широкой, ни слишком узкой, которая не слишком подчеркивала бы наши формы и была бы, за исключением немногих деталей, пригодной для всех, как маскарадное домино. Долой золото, вышивки, яркие цвета, долой театральность; пусть окружающие чувствуют, что человек хорошо одет, но при этом в памяти у них не останется ни единой черты его наряда. Качество сукна, безупречность покроя, продуманность фасона и, главное, умение носить костюм - вот в чем заключается изысканность. Оттенки эти ускользают от художников, которые в большинстве своем влюблены в яркие краски, в обильно ниспадающие складки, в переливающиеся драпировки, в могучие торсы и развитые бицепсы. Они жалеют, что никому из юных модников не пришло в голову завести себе шляпу с пером или алый плащ; они удивляются упорству, с каким светские люди хранят верность своим печальным, бесцветным, однообразным одеяниям, а это все равно что спрашивать, отчего в Венеции все гондолы - черного цвета.

Между тем при всем их однообразии нет ничего легче, чем отличить гондолу патриция от гондолы буржуа.

Впрочем, если у художников еще есть основания протестовать против мужского платья, фасоны которого они предоставляют сочинять портным, вместо того чтобы взяться за это дело самим, то уж бранить женские наряды они не имеют ровно никакого права. Если бы художники чаще бывали в свете и согласились хотя бы на один вечер избавиться от своих профессиональных предрассудков, они увидели бы, что бальные туалеты наших дам способны удовлетворить самые взыскательные вкусы и что художник, который изобразил бы их с исторической точки зрения стильно, но точно, создал бы изумительные шедевры красоты, элегантности и колорита. Лишь тот, кто всецело пребывает во власти ложноклассического образования, способен не почувствовать прелести таких картин, как разъезд после представления в Опере или дамы в гостиной, сидящие в креслах или стоящие подле консоли или камина.