В последние годы в нашей науке оживился интерес к проблеме разграничения логических и грамматических категорий и, в частности, к проблеме разграничения предложения и суждения . Инициатива в исследовании этой проблемы принадлежит, как и следовало ожидать, логикам. Что касается грамматистов, то они относятся к этой проблеме, в сущности, довольно пассивно. С одной стороны, едва ли сейчас найдется у нас такой грамматист, который решился бы открыто признать, что он не видит никакого различия между предложением и суждением. Но с другой стороны, едва ли сейчас найдется у нас и такой грамматист, который в своих высказываниях о предложении и его главных членах фактически в какой-то мере не отождествлял бы предложения и суждения.

На путь отождествления предложения и суждения толкает грамматиста прежде всего, конечно же, то, что между предложением и суждением, или вернее между наиболее изученным типом предложения и суждением, действительно есть соотносительность и что такую соотносительность легко принять за тожество предложения и суждения вообще. На путь отождествления предложения и суждения толкает грамматиста также и то, что такое отождествление избавляет его от огромных теоретических трудностей. Ведь если предложение - это то же самое, что суждение, то тем самым сложнейшая проблема соотношения языка и мышления, грамматики и логики будто бы и разрешена.

Наиболее явная форма отождествления предложения и суждения - это утверждение, что всякое предложение выражает суждение, утверждение, которое, конечно, отнюдь не вытекает из того очевидного факта, что всякое суждение выражется предложением. В самом деле, если всякое предложение выражает суждение, то тогда суждение и предложение это, очевидно, то же самое, но только рассматриваемое с разных точек зрения, - с точки зрения логики и с точки зрения грамматики, и лингвистам больше нечего ломать голову над тем, как следует определять предложение: его, очевидно, следует определить тогда просто как "непосредственную действительность суждения" или "суждение, рассматриваемое с точки зрения его выражения", или как-нибудь в этом роде. Когда же логики говорят, что единственные предложения, которые не выражают суждения, - это предложения вопросительные и побудительные , - то это немногим меняет положение, так как за вычетом вопросительных и побудительных предложений остальные остаются все же лишь "непосредственной действительностью суждения". Спор между логиками о том, выражает ли вопрос и побуждение суждения, интересует грамматиста в сущности не более, чем спор о том, сколько чертей может поместиться на острие иглы. Основной для грамматиста вопрос - вопрос о том, чем всякое предложение отличается от всякого суждения - этим спором не затрагивается.

Более замаскированной формой отождествления предложения и суждения является приписывание предложению смысловой структуры суждения, т.е. утверждение, что содержание всякого предложения расчленяется на то, о чем в нем предицируется (или говорится, сообщается), и то, что в нем предицируется, т.е. на субъект и предикат или на какие-то два другие аналогичные, хотя иначе названные "члена" или "компонента", или "элемента", или "представления" (т.е. субъект и предикат, но прикрытые при помощи тех или иных терминологических ухищрений). К такому приравниванию смысловой структуры предложения к структуре суждения, как известно, сводится в конечном счете и шахматовская теория "коммуникации", т.е. сочетания "двух представлений, приведенных движением воли в предикативную... связь" , как основу всякого предложения. возможны разные варианты этой теории. Так, вариант этой теории мы находим, например, в книге В.Г. Адмони, в которой говорится: "Всякое сообщение, всякий акт мысли обязательно предполагает активное, динамическое соединение, связывание двух компонентов - того, о чем сообщается в сообщении и что определяется в мысли, с тем, что сообщается о первом компоненте в сообщении и чем определяется первый член мысли. Задача сообщения и акта мысли - именно связать эти два компонента, связать живой и активной связью, являющейся отражением их связи в объективной действительности, динамически воссоздаваемой в процессе общения и мысли. Естественно, что это важнейшее свойства сообщения и акта мысли находит свое выражение и в предложении, в его активном и динамическом характере, также заключающемся в том, что в предложении непосредственно, как бы здесь же, утверждается связь двух компонентов, независимо от того, утверждается ли наличие или отсутствие этой связи" . Не представляет большого труда узнать субъект и предикат суждения в двух "компонентах" предложения, о которых здесь говорится.

По-видимому, скрытой формой отождествления предложения и суждения может быть и признание того, что всякому предложению свойственна "предикативность" или что "предикативность" и есть то, что делает предложение предложением. Так, в цитированной книге В.Г. Адмони, непосредственно после приведенного выше, говорится следующее: "Такое активное, динамическое утверждение, происходящее в момент построения предложения или его воспроизведения и являющееся обязательным условием всякого предложения, и есть содержание той важнейшей синтаксической категории, которая обычно носит наименование "предикатиыного отношения" или просто "предикативности" . Таким образом, "предикативностью" здесь называется та расчлененность на два компонента, т.е. субъект и предикат суждения, которая якобы обязательна для каждого предложения.

Такое понимание роли "предикативного отношения" близко к шахматовскому пониманию этого отношения. Но для А.А. Шахматова "предикативное отношение" (слова "предикативность" А.А. Шахматов, насколько мне известно, не употребляет) - это, с одной стороны, отношение, в котором стоят друг к другу члены коммуникации , т.е. замаскированные субъект и предикат суждения, а с другой стороны, отношение, в котором стоят друг к другу подлежащее и сказуемое , т.е. языковые выражения субъекта и предиката суждения. Таким образом, по А.А. Шахматову, "предикативное отношение" - это то, что лежит в основе всякого предложения (поскольку в основе всякого предложения лежит коммуникация), и то, что возможно только в двусоставном предложении (поскольку только в нем есть подлежащее и сказуемое). По-видимому, это противоречие и было зародыщем того раздвоения термина "предикативность", о котором будет речь ниже.

К шахматовскому пониманию "предикативного отношения" близко и то, что А.М. Пешковский называет "сказуемостью" (слова "предикативность" А.М. Пешковский не употребляет, хотя "предикативный" и "сказуемостный" для него совершенно то же самое, и поэтому в принципе "предикативность" и "сказуемость" тоже должны были бы значить для него то же самое). Однако, как известно, для А.М. Пешковского "сказуемость" - это не только то, что делает сказуемое сказуемым, но и то, что делает предложение предложением, поскольку для него сказуемое - это и есть то, что делает предложение предложением, т.е. поскольку для него нет предложения без сказуемого. Расширяя так понятие сказуемого и в то же время отождествляя его с предикатом (он так прямо и говорит: "сказуемое иначе называется предикат.., а самый процесс выражения мысли посредством "сказуемостных" слов и форм - предицированием, или предикацией" ). А.М. Пешковский тем самым, конечно, отождествляет предложение и суждение. Правда, приписывая в то же время сказуемому известную морфологическую природу, т.е. утверждая, что есть особые слова или формы, которым свойственно быть сказуемыми, он как будто и ставит для сказуемого известные рамки, но эти рамки, в сущности, только усугубляют противоречивость его теории "сказуемости", так как оказывается, что "сказуемость" в то же время еще и свойственна слову или словосочетанию самому по себе, вне предложения.

Едва ли кто-нибудь стал бы сейчас вслед за А.М. Пешковским утверждать, что сказуемое - это то, что делает предложение предложением, т.е. что в каждом предложении есть сказуемое. Если и можно спорить о том, есть ли сказуемое в некоторых типах предложений, которые А.А. Шахматов называет "сказуемо-бесподлежащными", то едва ли не бесспорно, что в предложениях, которые А.А. Шахматов называет "бессказуемостно-подлежащными" (т.е. в предложениях типа "Пожар!" и т.п.), невозможно обнаружить ничего похожего на сказуемое в обычном смысле этого слова. Тем более странно, что слово "предикативность", которое, очевидно, образовано от прилагательного "предикативный", т.е. "сказуемостный", продолжает употребляться в значении "то, что делает предложение предложением", или "общая категория, формирующая предложение" , что, очевидно, то же самое, хотя одновременно слово "предикативный" широко употребляется в значении "сказуемостный", "характерный для сказуемого", а "предикативное отношение" или "предикативность" - в значении "отношение, характерное для сказуемого" и т.п., т.е. в значении, которое, если не считать, что сказуемое и есть то, что делает предложение предложением, отнюдь не совпадает с первым значением.

Если бы человек в своей практической деятельности стал, не замечая этого, называть одним и тем же словом два совсем разные, хоть и как-то связанные предмета, например, воду и мыло, то, конечно, действительность вскоре заставила бы его отказаться от такой привычки, иначе бы ему пришлось утолять жажду мылом, и т.д. В другом положении находится лингвист-теоретик. Ничто не препятствует ему называть одним словом две совсем разные, хотя и как-то связанные вещи и не замечать этого. Напротив, это иногда даже помогает ему, так как делает то, что он хочет сказать, неуловимым и, следовательно, неопровержимым. Так, ничто не препятствует лингвисту, не замечая этого, называть "грамматикой" то грамматический строй языка, то науку, этот строй изучающую; "лексическим значением" - то значение отдельного слова, то значение знаменательного слова; "национальным языком" - то литературный язык нации, то язык нации вообще (включая его диалекты); "субъектом" - то субъект суждения, то подлежащее, то производителя действия; "стилем" - то одно, то другое и даже трудно сказать что. Ничто не препятствует лингвисту употреблять и выражения "предикативность" или "предикативное отношение" как в значении "то, что делает сказуемое сказуемым", или "отношение, в котором сказуемое стоит к подлежащему", так и в более неопределенном значении "то, что делает предложение предложением".

Стоит ли, все же, употреблять слово "предикативность" в значении "то, что делает предложение предложением", и нужно ли вообще слово с таким значением? Ведь такое слово было бы, очевидно, нужно только в том случае, если бы то, что делает предложение предложением, встречалось бы и вне предложения, т.е. только если бы то, что делает предложение предложением, не покрывалось бы полностью понятием предложения. Но так как нельзя себе представить, чтобы то, что делает предложение предложением, или "предложенность", если так можно выразиться, встречалось и вне предложения, то и слово для обозначения того, что делает предложение предложением так же не нужно, как не нужно слово "домность" для обозначения того, что делает дом домом, или слово "апельсинность" для обозначения того, что делает апельсин апельсином, или слово "лошадность" для обозначения того, что делает лошадь лошадью. Введение таких слов, очевидно, имело бы только тот сомнительный смысл, что оно сделало бы возможными мнимые определения, как "дом - это то, чему свойственна домность", "апельсин - это то, существенным свойством чего является апельсинность", "лошадь - это то, что обладает свойством лошадности", "предложение - это то, что формируется общей категорией предложенности" и т.д.

В самом деле, ведь совершенно очевидно, что когда "предикативность" определяется как "общая категория, формирующая предложение" и в то же время как имеющая своим назначением "отнесение содержания предложения к действительности" , то здесь просто подставляется то, что мы давно знаем о предложении (отнесенность к действительности считал основным свойством предложения еще Рис, который включал указание на эту отнесенность в свое определение предложения) , в определение того, что его формирует, т.е. в определение "предикативности" или "предложенности".

Что под предикативностью в таком употреблении этого слова не подразумевается ничего такого, чего мы уже не знали раньше, ясно еще из того, что в цитированных выше работах, в которых указывается на "предикативность" как на основной признак предложения, или то, что его формирует, т.е. то, что делает предложение предложением, в то же время даются определения предложения, в которых "предикативность" даже не упоминается. Если бы "предикативность" действительно была бы в таком понимании этого слова только "предложенностью", т.е. если бы действительно в предложении было открыто какое-то новое и притом основное свойство, то тогда естественно было бы подставить найденное новое решение в определение предложения, определитьего как "единицу, обладающую предикативностью", или как-нибудь в этом роде и отказаться от всех других определений. По-видимому, такие определения не даются именно потому, что они сделали бы очевидной бессодержательность слова "предикативность" в таком его употреблении и его ненужность. (Нельзя же в самом деле сказать: "предложение это то, основным свойством чего является предложенность!").

С другой стороны, едва ли можно сомневаться в том, что слово "предикативность" в его этимологическом значении (т.е. в значении "сказуемостное свойство" или "сказуемостное отношение", или "свойство, характерное для сказуемого") - нужное слово. Дело в том, что предикативность в этом смысле слова может быть характерна не только для сказуемого, но и для членов предложения или их элементов, которые в собственном смысле слова не являются сказуемыми. Предикативное отношение, или предикативность в этом смысле слова, характерно, например, для "предикативного" определения", для "предикативного" элемента сложного дополнения (английское I see him come), для "предикативного" элемента независимого причастного оборота (английское we all went home, he remaining behind) и т.д. Таким образом, хотя предикативность в этом смысле и значит "свойство сказуемого" или "сказуемость", она не покрывается понятием сказуемого. Именно поэтому "предикативность" и "сказуемость", в этом значении - отнюдь не пустые слова. В этом его значении слово "предикативность" и будет употрябляться ниже.

Возможны ли предложения, в которых совсем нет предикативности в этом смысле слова? Да, безусловно. Если в предложении нет сказуемого или другого аналогичного ему члена, то, очевидно, в нем нет и предикативности. Так, безусловно, нет предикативности в таких предложениях, как, например, "Пожар!", "Гроза!", "Боже мой!", "Счастливый путь!", "Иван Иванович!", "Гвалт, слезы, просьбы", "Осень, вечер" и т.п., т.е. в предложениях, которые А.А. Шахматов называет "бессказуемостно-подлежащными". Термин А.А. Шахматова, впрочем, очень неудачен в том отношении, что он создает впечатление, будто в этих предложениях есть подлежащее. Между тем очевидно, что если в предложении отсутствует сказуемое, то не может быть и речи о подлежащем. Если подлежащее - это тот член предложения, к которому сказуемое стоит в предикативном отношении, то при отсутствии сказуемого, естественно, не может быть ни члена, к которому оно стоит в предикативном отношении, ни самого предикативного отношения. Такие предложения правильнее было бы называть "непредикативными".

Характерно, что именно в этих предложениях невозможно обнаружить какой бы то ни было соотносительности с суждением. В самом деле, выразить содержание предложения "Пожар!" и т.п. в виде суждения совершенно невозможно. Всякое разложение содержания такого предложения на субъект и предикат (например: "То, что я вижу, есть пожар" или "Пожар есть то, что происходит" и т.п.) устраняет основное в содержании этого предложения, то, что составляет сущность его специфики - его эмфатическую нерасчлененность, - и вводит в него то, чего в нем нет - ту логическую расчлененность, которая в предложениях этого типа невозможна. К сожалению, логики этого часто не учитывают и принимают за содержание таких предложений то, чего в них вовсе нет .

С другой стороны, специфика этих предложений заключается, по-видимому, в роли, которую играет в них интонация. Ведь о том, что слово "пожар" является предложением, мы узнаем только благодаря интонации, с которой это слово произнесено (в письме эта интонация может подсказываться соответствующим знаком препинания или контекстом). Именно определенная интонация делает эти предложения предложениями. Другими словами, это предложения, оформленные только интонацией.

Между тем в предложении, в котором есть сказуемое, несомненно именно сказуемое - это то, что заставляет осознавать это предложение как предложение (этим, очевидно, и объясняется то, что сказуемость или предикативность, т.е. свойство сказуемого, принимается, ошибочно конечно, за то, что всегда делает предложение предложением). В самом деле, ведь словосочетание типа "птица летит" или "стена бела", очевидно, не могут не быть предложениями, поскольку в них есть сказуемые. Словосочетания эти будут предложениями при любой интонации .

Другими словами, невозможно придать этим словосочетаниям такую интонацию, которая бы показывала, что они не предложения. Мы воспринимаем эти словосочетания как предложения не потому, что они произнесены с определенной интонацией (а само собой разумеется, что в речи им всегда присуща та или иная интонация), в частности не потому, что они произнесены с "интонацией сообщения", но потому, что в них есть сказуемое. Таким образом, это предложения, оформленные не интонацией, а определенной внутренней структурой. Но наличие сказуемого означает и наличие сказуемости, или предикативности. Поэтому эти предложения могут быть названы также "предикативными".

Легко заметить, что "предикативные" предложения - это вместе с тем такие предложения, содержание которых всегда может быть выражено посредством суждения и которые обычно даже не нуждаются в перефразировке для того, чтобы было выявлено их логическое содержание. Так, "птица летит", "стена бела" и т.п. могут быть и суждениями.

Но то, что предикативность может делать предложение предложением, вовсе не значит, что предикативность всегда делает словосочетание, в котором она наличествует, предложением. Так, предикативность, характерная для одного из компонентов сложного дополнения (который можно назвать "сказуемым сложного дополнения"), не превращает это дополнение в целое предложение. Даже предикативность, характерная для сказуемого, не всегда является тем, что делает предложение предложением, поскольку сказуемое возможно и в том, что является не предложением, а лишь его частью, а именно сказуемое, как известно, возможно (и даже необходимо) в так называемых "придаточных" предложениях, т.е. частях предложения, которые, очевидно, не являются целыми предложениями и называются "предложениями" только по недоразумению.

Таким образом, между предикативностью и предложением нет соотносительности. Наличие сказуемого, т.е. предикативность - это не существенный признак предложения. В предложении может не быть предикативности, и предикативность может быть там, где нет предложения.

Напротив, между предикативностью и суждением несомненно есть прямая соотносительность. Наличие сказуемого (т.е. предикативности) в предложении указывает на способность этого предложения выражать суждение. Предикативность, или предикативное отношение, - это по содержанию, несомненно, и есть то, что в логике называется отношением между субъектом и предикатом суждения.

Сущность предикативности, или предикативного отношения, становится всего яснее, если сопоставить два предложения одинакового лексического содержания, но различающиеся тем, что в одном из них есть сказуемое (и, следовательно, предикативность), тогда как во втором его нет. Например: "Лес - зеленый" (где "зеленый" - именное сказуемое) и "Лес зеленый!" (где сказуемого нет и где только интонация удивления и т.д. показывает, что это предложение). В первом предложении есть тот мыслительный элемент, благодаря которому отношения действительности оказываются как бы активно раскрываемыми мыслью, тогда как во втором предложении этого мыслительного элемента нет.

Однако, хотя предикативность, или предикативное отношение, соотносительна отношению субъекта и предиката суждения, не случайно это отношение называется по второму из этих членов (предикату). Дело в том, что именно второй из членов, стоящих в предикативном отношении, т.е. сказуемое или аналогичный ему член, выражает это отношение (конечно, именно потому и есть потребность в слове, называющем предикативное отношение как свойство сказуемого, т.е. потребность в слове "сказуемость", или "предикативность"). По-видимому, в этом и заключается основное отличие подлежащего и сказуемого от субъекта и предиката суждения. Что это действительно так, показывают, в частности, случаи, когда между двумя членами предложения, находящимися в предикативном отношении, нет никаких формальных отличий, например, когда связочный глагол соединяет два члена, каждый из которых по своей грамматической природе мог бы быть как подлежащим, так и именной частью сказуемого. Например: "Самая красивая была младшая дочь". в таком предложении в каждом из его главных членов (которые, очевидно, можно назвать только одним "досвязочным главным членом" и "послесвязочным главным членом" или как-нибудь в этом роде) есть только то, что может быть в одинаковой мере существенно как для подлежащего, так и для сказуемого, а именно наличие другого члена, к которому данный член стоит в предикативном отношении. В чем заключается тот минимум, который необходим для того, чтобы подлежащее и сказуемое стали в этом предложении раздичимы? Какой из главных членов будет субъектом суждения, а какой предикатом, очевидно, несущественно, поскольку, как справедливо утверждают логики, и подлежащее, и сказуемое могут быть как субъектом, так и предикатом суждения, в зависимости от контекста. Так, в предложении "Птица летит" как ответе на вопрос "Что делает птица?", "летит" - предикат, но в предложении "Птица летит" при ответе на вопрос "Что летит?", "птица" - предикат. При этом утверждать, как иногда делается, что тот член, который выражает более широкое понятие, должен быть предикатом суждения, очевидно, нельзя, потому что, во-первых, объем понятий, выражаемых главными членами, может быть одинаков (как в предложениях тождества), а во-вторых, всегда можно представить себе такую ситуацию (как бы она ни была необычна), когда член, выражающий более узкое понятие, является, несмотря на это, предикатом суждения.

Минимум, который необходим для различения подлежащего и сказуемого в предложениях типа "Сама красивая была младшая дочь", заключается, очевидно, в знании того, к какому из двух членов относится связка, т.е. в знании того, в каком из членов выражается предикативное отношение, тогда как связка в таком положении, конечно, и есть выражение предикативного отношения. Специфика таких предложений, очевидно, в том и заключается, что выражение предикативного отношения, т.е. то, что составляет сущность сказуемого , оторвалось в них от сказуемого и что поэтому вместо предложения и сказуемого в них есть только два главных члена, из которых ни один не является ни подлежащим, ни сказуемым, несмотря на наличие предикативного отношения между этими членами.

Но если сказуемое - это тот главный член, который выражает предикативное отношение, то очевидно, что отсутствие сказуемого и отсутствие подлежащего в предложении - вещи совершенно неравноценные. Поэтому очень неудачным представляется шахматовское деление предложений на "односоставные" и "двусоставные". Дело в том, что шахматовские "односоставные сказуемо-бесподлежащные" предложения (т.е. предложения типа "Сижу как на иголках" и т.п.), несравненно ближе к "двусоставным" предложениям, чем к "односоставным бессказуемо-подлежащным" предложениям (т.е. предложениям типа "Пожар!" и т.п.). Между словом "пожар" в "односоставном" предложении "Пожар!" и словом "пожар" в "двусоставном" предложении "Пожар начался" в синтаксическом отношении нет ничего общего. Напротив "сижу" в "односоставном" предложении "Сижу как на иголках" и "сижу" в "двусоставном" предложении "Я сижу как на иголках" совершенно аналогичны в своей синтаксической функции выразителя предикативности, т.е. в своей функции сказуемого. Поэтому "сказуемо-бесподлежащные" предложения было бы целесообразно объединить с "двусоставными" в группу "предикативных" предложений, т.е. предложений, имеющих сказуемое и противопоставить их "бессказуемо-подлежащным" как "непредикативным".

По-видимому, логическая двучленность, т.е. способность выражать суждение, вообще отнюдь не обязательно подразумевает грамматическую "двусоставность", т.е. наличие не только сказуемого, но и подлежащего, и, наоборот, грамматическая двусоставность, т.е. наличие в предложении не только сказуемого, но и подлежащего, вовсе не обязательно подразумевает, что субъект суждения будет в таком предложении совпадать с подлежащим. Так, по-видимому, логическая сущность безличных и других "сказуемо-бесподлежащных" предложений в том и заключается, что они могут выражать суждение, хотя субъект суждения в них не может совпадать с подлежащим. Но то же самое может иметь место и в некоторых двусоставных предложениях, например, в предложениях с так называемым "формальным" подлежащим (английское It is blowing hard "Дует сильный ветер", норвержское Det blaste friskt "Дул свежий ветер") или в предложениях, в которых подлежащее вытеснено со своего места особым служебным словом (английское There is a book on the table "На столе есть книга", норвежское Det blaste en frisk vind "Дул свежий ветер"). Предложения последнего типа по своему логическому содержанию могут быть совершенно тожественны предложениям с "формальным" подлежащим. Так, норвежские предложения Det blaste friskt и Det blaste en frisk vind, в которых субъект суждения в одинаковой мере не может быть выражен подлежащим, противопоставлены предложению En frisk vind blaste "Дул свежий ветер", в котором субъект суждения может быть выраден подлежащим. По-видимому, в русском языке то, что Л.В. Щерба называл "одночленными" предложениями в противоположность "двучленным" (т.е. предложениям типа "Воробушки чирикают" в противоположность предложениям типа "Мой дядя - генерал") , - это предложения, в которых объект суждения не противопоставлен четко предикату, в противоположность предложениям, в которых логическая структура суждения более четко выражена. К сожалению, зависимость логического содержания предложения от грамматической формы этого предложения совершенно неисследована, поскольку логики естественно считают, что заниматься этим должны грамматисты, тогда как грамматисты не берутся за это, полагая (ошибочно, по-видимому), что это не их дело.

Список литературы

(Примечания)

1. Я имею в виду статьи П.С. Попова (Предложение и суждение. - В кн.: Вопросы синтаксиса современного русского языка. М., 1950, с. 5-35) и М.Н. Алексеева и Г.В. Колшанского (О соотношении логических и грамматических категорий. - "Вопросы языкознания", 1955, № 5, с. 3-19), а также ряд кандидатских диссертаций, появившихся в последние годы.

2. См., например: Таванец П.В. Суждение и его виды. М., 1953, с. 23-29.

3. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941, с. 19.

4. Адмони В.Г. Введение в синтаксис современного немецкого языка. М., 1955, с. 39.

6. Шахматов А.А. Указ. соч., с. 19.

7. Там же, с. 38.

8. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 5-е. М., 1935, с. 152, примечание.

9. Виноградов В.В. Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения. - "Вопросы языкознания", 1954, № 1, с. 15. Ср. также: Грамматика русского языка, т. 2, ч. 1. М., 1954, с. 80 и слово "предикативность" в БСЭ. Изд. 2-е, т. 34, М., 1966.

10. Там же.

11. "Ein Satz ist eine grammatisch geformte kleinste Redeeinheit, die ihren Inhalt im Hinblick auf sein Verhaltnis zur Wirklichkeit zum Ausdruck bringt" (Ries J. Was ist ein Satz? Prag, 1931, S. 99). - Может ли отнесенность к действительности считаться основным свойством предложения и отличается ли такая отнесенность от модальности - это тоже спорные вопросы, но они требуют специального рассмотрения.

12.См., напр.: Таванец П.В. Суждение и его виды, с. 26.

13. Здесь как будто можно возразить, что, если кого-нибудь попросят дать два примера русских слов, оканчивающихся на ударное "а", то он может ответить "стена, бела", т.е. произнести эти слова с перечислительной интонацией. Но ведь в том-то и дело, что в этом случае интонация будет показывать, что эти два слова не связаны между собой, т.е. не образуют словосочетания.

14. Сущность сказуемого определяется обычно иначе. Так, по старому школьному определению, сказуемое - это "то, что говорится о подлежащем", т.е. просто-напросто предикат суждения. Однако определения сказуемого, которые даются в научных грамматиках (например, в нашей академической грамматике русского языка) обычно отличаются от старого школьного определения только тем, что они не только отождествляют сказуемое с предикатом суждения (как обозначение "признака, состояния, свойства, качества того предмета, который выражен подлежащим", и т.п.), но еще и содержат перечень всех формальных признаков сказуемого в данном языке на данном этапе его развития, иногда совсем несущественных, но не указывают, какой же из этих признаков является действительно существенным, т.е. подменяют определение описанием. Такая же подмена, впрочем, есть обычно и в научных определениях предложения.

15. Щерба Л.В. Очередные проблемы языкознания. - Изв. АН СССР, т. 4, вып. 5, 1945.

16. М.И. Стеблин-Каменский. О предикативности.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Предикативность как основной грамматический признак предложения

Предложение как основная синтаксическая единица. Признаки предложения

Центральной грамматической единицей синтаксиса является предложение. Оно является главным средством выражения и сообщения мыслей, выполняет коммуникативную функцию. По выражению французского синтаксиста Л.Теньера, предложение представляет собой «маленькую драму», которая включает в себя действие (обозначаемую сказуемым ситуацию), действующих лиц (актанты) и обстоятельства (сирконстанты).

Чтобы стать средством сообщения, словосочетание должно быть соединено в предложение или получить свойства предложения. Основными признаками предложения являются:

а) предикативность.

б) семантическая завершенность.

в) интонационная завершенность.

Таким образом, предложение – это коммуникативная синтаксическая единица, обладающая предикативностью и грамматической, смысловой и интонационной законченностью.

Предикативность как основной грамматический признак предложения

Это понятие, существующее в русском синтаксисе давно. В современной лингвистической науке нет единства в понимании предложения, существует два толкования этого понятия. Согласно первому, предикативность определяется как смысловые отношения между главными членами предложения, в этом случае предикативность относится либо к глагольности, либо к сказуемости. По теории Потебни и Пешковского, глагольность – это основа всякого предложения, при отсутствии в предложении глаголов в личной форме, глагол все же мыслится как потенциальный структурный элемент в составе сказуемого. Согласно этой теории, главный член предложений типа Лето. Зима. Тишина . является именной частью составного сказуемого, поскольку подобные предложения выступают как эквивалент предложения Это есть зима . Такое понимание глагольности, отождествляемое с предикативностью, основано на том, что в личных формах глагола непосредственно выражены грамматические категории лица, времени, наклонения. Сказуемость. Свойство сказуемого обозначать действие приписывали подлежащему в двусоставном предложении. Понятие сказуемости вытекает из того положения, что в предложении может быть сказуемое при отсутствии глагола: Ночь (есть) темна.

Более широко распространено второе понимание предикативности, оно дано Виноградовым. Значение и назначение общей категории предикативности, формирующей предложение, заключается в отнесении содержания предложения к действительности. Таким образом, в лингвистике имеются две трактовки предикативности, которые дополняют друг друга, лежат в основе многочисленных вариаций трактовок предикативности:

а) предикативность как отнесение содержания предложения к действительности;

б) пре­дикативность как специфические отношения между компонентами предложения.

Мы придерживаемся трактовки предложения, данной Виноградовым.

Итак, предикативность – это отнесенность содержания высказывания к действительности. Это означает, что предложение обозначает событие, ситуацию, в то время как слово и словосочетание обозначает предмет, явление, признак. Главное различие состоит в том, что предложение обозначает не единичный предмет, а некоторое «положение дел». По мнению Виноградова, общее значение предикативности выражается в синтаксических категориях модальности, времени и лица, эти значения слиты воедино, их комплекс называется модальностью.

Модальность – это оценка высказывания с точки зрения реальности и ирреальности, то есть сообщаемое мыслится как реальное и нереальное. Модальное значение реальности и ирреальности опирается на глагольное наклонение. Реальное выражается изъявительным наклонением, ирреальное – сослагательным и повелительным (возможное, желаемое, должное, требуемое).

1.В доме тишина. В доме будет тишина. В доме была тишина.

2.Была бы в доме тишина. Пусть в доме будет тишина. Если бы в доме была тишина.

В первом примере выражается модальное значение реальности, во втором примере сообщается то же самое, но в плане возможного, желаемого, требуемого, т. е. в плане ирреального.

Н.Ю. Шведова, разделяя точку зрения В.В. Виноградова о модальности, разграничивает модальность объективную и субъективную.

Объективная модальность – это отношение сообщаемого к тому или иному плану действительности (настоящее, прошедшее, будущее время). Объективная модальность и синтаксическое время не существуют друг без друга и вместе составляют предикативность. Значение объективной модальности – отношение сообщаемого к действительности: сообщаемая ситуация может быть представлена как реально существующая во времени или нереальная, а желаемая, возможная, требуемая. Например: Я отдохнул. Скоро я отдохну. Я бы отдохнул… Отдохнуть бы ! В первых двух случаях ситуация представлена как реальная, в третьем и четвертом случаях – как возможная или желательная. Ирреальность проявляется как возможность, желательность, волеизъявление и др. А.А. Потебня так характеризовал эти значения: «Ирреальное – не действительное событие, а идеальное». Средства выражения объективной модальности:

– финитные формы глагола (глагол в одном из наклонений),

– финитные формы глагольной связки «быть» и других связок («казаться», «слыть», «стать», «становиться»),

– независимый инфинитив – часто в сочетании с частицами «бы», «не», «только бы», «вот бы» и др. (Увидеться бы еще раз! Только бы не опоздать! ).

Объективная модальность может сопровождаться субъективней модальностью, которая имеет свои лексико-грамматические средства.

Субъективная модальность – это отношение говорящего к сообщаемому. К субъективно-модальным значениям относятся значения усиления, экспрессивной оценки, уверенности, неуверенности, согласия, несогласия и др. так, в предложении Конечно, я сдам экзамен объективная модальность (реальность сообщаемого в плане будущего времени) дополняется субъективной модальностью (уверенностью говорящего в реальности сообщаемого).Субъективная модальность создается неграмматическими показателями – вводно-модальными словами (может быть, наверное, кажется, разумеется, скорее всего и под.), модальными частицами (вряд ли, едва ли, разве что, хотя бы, вроде бы, буквально, просто, прямо и др.), фразеологизмами, а также повторами (Лето как лето ), порядком слов (Много он мне помогал! Мало я с ним мучилась! Охота ему (была) ехать в такую погоду !) и интонацией (И чему она радуется! Чудак, ну чудак! Зачем только я пришел!). Например, предложение Кажется, он уже приехал имеет значение реальной объективной модальности и прошедшего времени («приехал»). Вводное слово «кажется» создает значение субъективной модальности, выражает неуверенное предположение говорящего по поводу сообщаемой ситуации. Это значение относится к семантическому аспекту – к модусу предложения. В предложениях И молодец же! Вот она, семейная жизнь! субъективно­модальные частицы же и вот выделяют значения, связанные с непосредственными эмоциональными реакциями говорящего, оценочно­характеризующие.

Категория времени (темпоральность) – значение синтаксического времени, которое проявляется как отношение сообщаемого к моменту речи или как отсутствие такого отношения. Существует два основных значения темпоральности : временная определенность и временная неопределенность. Временная определенность – отношение сообщаемого, представляемого как реальное, к моменту речи. Это значение выражается только грамматически – временными формами глагола (Vf) или связки (cop). Временная неопределенность – отсутствие отношения к моменту речи, выражается формами ирреальных наклонений («когда-либо», «сейчас либо потом», «сей­час, либо прежде, либо потом»). Значения временной неопределенности имеют предложения с Vf в сослагательном и повелительном наклонениях, с теми же формами связки, а также с независимым инфинитивом. Значение побудительности может быть отнесено к «сейчас» и к «потом» (чаще последнее, так как осуществле­ние предполагается в будущем), значение желательности – к любому временному плану и т.д. Временной план уточняется в контексте.

Например, в предложении Пришел бы он! нет грамматического выражения времени (хотя другими средствами его можно выразить: сейчас, вчера, завтра ), поэтому оно имеет значение временной неопределенности. Такое временное значение возможно и в некоторых предложениях с реальной модальностью: Ушедший день не догонишь, Слезами горю не поможешь. Морфологическое время – будущее, а синтаксическое – вневременность.

Синтаксическое время обычно соответствует морфологическому, но может и не соответство­вать. В условиях контекста могут выражаться такие временные значения, которые никак не соотнесены с морфологическим значением глагольной формы. Например, употребление синтаксического настоящего времени, выражаемого морфологической формой настоящего времени глагола для обозначения действия в будущем:

Завтра я еду – совмещение будущего с настоящим.

Иду я вчера по улице – настоящее в значении прошедшего.

Синтаксическое и морфологическое наклонения также могут не совпадать на уровне предложения, например, морфологическая форма повелительного наклонения слова решай используется для выражения побудительности Глагол в повелительном наклонении работай лучше может использоваться в значении условности: Работай он лучше, бригада выполнила бы план; а также в значении долженствования: Трудно ему: он и работай, он и учись.

Точкой отсчета для синтаксического времени является момент речи. Несоответствие синтаксического и морфологического времени, взаимодействие форм разных наклонений, возможность их взаимозамены являются одними из выразительнейших средств языка. Могут чередоваться глагольные формы изъявительного (простое будущее) и повелительного наклонений. Например: Ключи лежат на большом столе в раковине, знаешь?.. Так возьми их и самым большим ключом отопри второй ящик направо. Там найдешь коробочку, конфеты в бумаге и принесешь все сюда (Л. Толстой).

Составим предложения с реальной (наст., прошед., буд. времена) и ирреальной (возможность, желательность, побудительность) модальностью из исходного глагольного Дождик идет и именного Дождик теплый.

Категория лица (персонализация). Относительно этой категории существуют разные точки зрения. Виноградов считает данную категорию составным компонентом понятия предикативность. Эту точку зрения разделяет Ильенко. Шведова исключает категорию лица из состава предикативности. Категория лица – это соотнесенность высказывания с одним из трех лиц: с 1-м или 2-м присутствующим или с 3-м отсутствующим.

Категория лица выражается личной формой глагола, личного местоимения и конструктивными особенностями предложения (при отсутствии указанных форм выступают существительные, которые являются показателями 3-го лица). Есть предложения, в которых значение лица специфическое – неопределенное, обобщенное (Тебя не переспоришь. Победителя не судят ). Личная парадигма для таких предложений невозможна, поскольку обобщенно-личное значение создается только формой 2 лица единственного числа, а неопределенно-личное значение – только формой 3 лица множественного числа. Наконец, существуют предложения, в которых лицо вообще не выражено никакими средствами: предикат не соотносится с носителем предикативного признака. Например: В комнате душно. Духота. Тишина. Смеркается . При невозможности отнесения действия к какому-либо лицу проявляется безличность: Вечереет. Светает.

Таким образом, предикативность – это

– отношение содержания предложения к действительности;

– отвлеченное грамматическое значение, которое проявляется в категориях

модальности, времени и лица.

Предикативность есть основное свойство предложения как коммуникативной единицы, отличающее его от таких некоммуникативных единиц как словосочетание и сочетания слов.

В современной грамматике существует два понимания предикативности.

Первое понимание предикативности рассматривает еекак отнесение содержания предложения к реальной действительности. То есть отношение высказывания к действительности. Таким образом, предикативность в первом понимании связана с модальностью. Эта трактовка предикативности изложена в работах В.В. Виноградова и Н.Ю. Шведовой.

Второе понимание предикативности рассматривает предикативность как специфические отношения между компонентами предложения.

1 . Первое понимание предикативности, как уже было сказано, связано с модальностью.

Различаются два вида модальности: объективная и субъективная.

Объективная модальность выражает отношение сообщаемого к действительности.

Это - реальность или нереальность (реальная и ирреальная модальности). То, о чем сообщается, мыслится либо как реальное (в настоящем, прошедшем или будущем времени), либо как ирреальное (возможное, желаемое, должное, требуемое).

Субъективная мод альность выражает отношение говорящего к сообщаемому (уверенность или неуверенность, согласие или несогласие, экспрессивная оценка).

Предложения с реальной модальностью:

Сегодня дурной день. Кузнечиков хор спит. (М.) Я продолжаю жизнь твою, мой праведник отважный (3.) (настоящее время). Вчера еще в глаза глядел. (Ц.) Вечор, ты помнишь, вьюга злилась (77.) (прошедшее время). Сюда и осень поутру свой одинокий путь направит, (Б.) Я буду жить дыша и большевея (будущее время). (М.)

Предложения с ирреальной модальностью: На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко; Я б хотел забыться и заснуть. (Желаемое). (Л.)

Седлайте мне коня гнедого, дарите новое седло; Молчите, проклятые струны. (Требуемое).

Предложения с субъективной модальностью: Быть может прежде губ уже родился шепот и в бездревесности кружилися листы и те, кому мы посвящаем опыт, до опыта приобрели черты (М.); Ужель та самая Татьяна! (П.) (Неуверенность)

Как хороши, как свежи были розы! (Т.) (Экспрессия) Это была любовь, и какая любовь!Я решительно вас не понимаю! (Усиление)

2. Второе понимание предикативности опирается на отношения внутри самого предложения между его частями.

Предложение расчленяется на определяемое и определяющее, на уже известное и новое, о чем сообщается в предложении и ради чего оно возникает как единица коммуни­кации.

Например: дедушка - пенсионер. Дедушка - определяемое, пенсионер - определяющее. Таня едет в Германию. Первая часть предложения Таня нам, предположим, известна (иначе зачем говорить о ней?). Но предложение сказано, чтобы сообщить что-то новое и этим новым является его вторая часть - едет в Германию.

Предложение так или иначе представляет собой две части, которые как-то связаны.

Логический аспект синтаксиса называет эти части субъект и предикат;

Коммуникативный аспект называет их - тема я рема;

Грамматический - подлежащее исказуемое.

Грамматические средства выражения предикативности:

При любом понимании предикативности она базируется на сказуемом, так как наклонение и время выражают только глаголы и глагольные связки. Иногда предикативность называют сказуемостью.

ПРЕДИКАТИВНОСТЬ - синтаксическая категория, определяющая функциональную специфику основной единицы синтаксиса - предложения; ключевой конституирующий признак предложения, относящий информацию к действительности и тем самым формирующий единицу, предназначенную для сообщения; категория, противопоставляющая предложение всем другим единицам, относящимся к компетенции синтаксиса. В ряду синтаксич. конструкций, имеющих общий объект обозначения (объединенных содержат, инвариантом), напр. «летящая птица», «полет птицы» и «птица летит», последний способ обозначения этого объекта обладает особым функциональным качеством - П.
Выражая актуализированную отнесенность к действительности, П. отличает предложение и от такой единицы языка как слово: предложение «Дождь!» с особей интонацией, в отличие от лексич. единицы «дождь», характеризуется тем, что в его основе лежит отвлеченный образец, обладающий потенциальной способностью относить информацию в план настоящего, прошедшего или будущего времени («Дождь!» - «Был дождь» - «Будет дождь»).
В иерархии признаков, конституирующих предложение как снецифич. единицу языка, П. является признаком наивысшей ступени абстракции. Сама модель предложения, его отвлеченный образец (структурная схема) обладает такими грамматич. свойствами, к-рые позволяют представить сообщаемое в том или ином временном плане, а также модифицировать сообщаемое в аспекте реальность / ирреальность. Главным средством формирования П. является категория наклонения, с помощью к-рой сообщаемое предстает как реально осуществляющееся во времени (настоящем, прошедшем или будущем), т. е. характеризуется временной определенностью, или же мыслится в плане ирреальности - как возможное, желаемое, должное или требуемое, т. е. характеризуется временной неопределенностью. Дифференциация этих признаков сообшаемого (временная определенность / неопределенность) опирается на противопоставление форм изъявит, наклонения формам ирреальных наклонений (сослагат., условного, желат., побудит., долженствовательного).
П., как неотъемлемый грамматич. признак любой модели предложения и построенных по этой модели конкретных высказываний, соотносительна с объективной модальностью. Формируя одну из центр, единиц языка и представляя наиболее значимый - истинностный - аспект сообщаемого, П. (как и объективная модальность) является языковой универсалией.
Представление о сущности П. (как и сам термин) не является однозначным. Наряду с концепцией В. В. Виноградова («Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения», 1954) и его школы («Грамматика русского языка», т. 2, 1954; «Русская грамматика», 1980; см. Виноградовская школа) термином «П.» обозначают также свойство сказуемого как сннтаксич. члена двусоставного предложения (предикативный значит "сказуемостный, характерный для сказуемого"). Понятие П. входит в состав синтаксич. понятий «предикативная связь», «предикативные отношения», к-рыми обозначают отношения, связывающие подлежащее и сказуемое, а также отношения логич. субъекта и предиката; в таком употреблении П. осмысляется уже не как категория наивысшей ступени абстракции (присущая модели предложения как таковой, предложению вообще, независимо от его состава), а как понятие, связанное с уровнем членения предложения, т. е. с такими предложениями, в к-рых может быть выделено подлежащее и сказуемое.
П. называют также общее, глобальное логич. свойство всякого высказывания, а также свойство мысли, ее направленность на актуализацию сообщаемого. Этот аспект понятия П. соотносителен с понятием предикации, основным свойством к-рой принято считать отнесенность к действительности, и с понятием пропозиция, отличит, чертой к-рой считается истинностное значение.

предложение предикативность модальность сентенциональный вводный

Основные грамматические категории, определяющие предложение как отдельную единицу языка являются категории предикативности и модальности.

Предикативность - синтаксическая категория, определяющая функциональную специфику основной единицы синтаксиса - предложения; ключевой конституирующий признак предложения, относящий информацию к действительности и тем самым формирующий единицу, предназначенную для сообщения; категорию, противопоставляющую всем другим единицам, относящимся к компетенции синтаксиса. В ряду синтаксических конструкций, имеющих общий объект обозначения, например, «летящая птица», «полет птицы», и «птица летит», последний способ обозначения этого объекта обладает особым функциональным качеством - предикативностью.

Выражая актуализованную отнесенность к действительности, предикативность отличает предложение и от такой единицы языка, как слово: предложение «Дождь!» с особой интонацией в отличие от лексической единицы «дождь», характеризуется тем, что в его основе лежит отвлеченный образец, обладающий потенциальной способностью относить информацию в план настоящего, будущего, прошедшего времени (был, есть, будет). Соотношение между единицами синтаксиса, именуемыми «словосочетанием» и «предложением», несколько иное. Словосочетание включают не менее двух знаменательных слов, находящихся в отношениях подчинения или атрибутивной связи (подчинение, управление, согласование). Словосочетание не имеет коммуникативной направленности, и не может являться грамматической основой, например словосочетание «сильный дождь», в основе данного словосочетания лежит отвлечённый образ, не отнесённый в категорию времени.

В иерархии признаков, конституирующих предложение как специфическую единицу языка, предикативность является признаком наивысшей ступени абстракции. Сама модель предложения, его отвлеченный образ (структурная схема) обладает такими грамматическими свойствами, которые позволяют представить сообщаемое в том или ином временном плане, а так же модифицировать сообщаемое в аспекте реальность (ирреальность).

Главным средством формирования предикативности является категория наклонения, с помощью которого сообщаемое предстает как реально осуществляющееся во времени (прошедшее, настоящее, будущее), т.е. характеризуется временной определенностью, или же мыслится в плане ирреальности - как возможное, желаемое, должное или требуемое, т.е. характеризуется временной неопределенностью. Дифференциация этих признаков сообщаемого (временная определенность или неопределенность) опирается на противопоставление форм изъявительного наклонения и форм ирреальных наклонений (сослагательное, условное, желательное, побудительное и долженствовательное).

Предикативность как неотъемлемый грамматический признак любой модели предложения и построенных по этой модели конкретных высказываний, соотносительно с объективной модальностью. Формируя одну из центральных единиц языка и представляя наиболее значимый - истинностный аспект сообщаемого, предикативность (как и объективная модальность) является языковой универсалией.

Представление сущности предикативности (как и сам термин) не является однозначным. На ряду с концепцией В. В. Виноградова термином предикативность обозначается так же свойство сказуемого, как синтаксического члена двусоставного предложения (предикативный, значит сказуемостный, характерный для сказуемого). Понятие предикативность входит в состав синтаксических понятий: «предикативная связь», «предикативное отношение», связь подлежащее и сказуемое, так же отношение логического субъекта и предиката; в таком употреблении предикативность осмысляется уже ни как категория наивысшей ступени абстракции (присущая модели предложения как таковой, предложению вообще, и независимо от его состава), а как понятие, связанное с уровнем членения предложения, т.е. с такими предложениями, в которых может быть выделено подлежащее и сказуемое.

Предикативностью называют так же общее, глобальное логическое свойство всякого высказывания, а так же свойство мысли, ее направленности на актуализацию сообщаемого. Этот аспект предикативности соотносится с понятием предикации, основным свойством которого принято считать отнесенность к действительности и с понятием пропозиция, отличительной чертой которого считается истинное зрение .

Предикация (от лат. Praedicato - высказывание) одна из трёх основных функций языковых выражений, акт соединения независимых предметов мысли, выраженных самостоятельными словами, с целью отразить «положение дел», событие, ситуацию действительности .

Являясь необходимо присущим элементом смысловой организации любого предложения, модальность на протяжении нескольких десятилетий является объектом активного изучения, однако до сих пор не существует единого мнения по вопросу о статусе категории модальности и научного описание ее природы и средств выражения все еще имеет «белые пятна», притягивающие исследовательский интерес. Одни ученые отождествляют лингвистическую модальность с логической, другие опираются на идущее от В.В. Виноградова и Ш. Балли широкое понимание модальности, рассматривая в числе модальных значений эмоциональное отношение к сообщаемому. Ряд исследователей к числу модальных причисляет значения отрицания и утверждения, а также авторизацию, целеустановку, оценку, выводя модальность из рамок предложения в прагматическое рассмотрение контекста.

Как известно, наблюдения над поведением модальных единиц человеческого языка в логике привели к введению в рассмотрение, помимо других, еще и модальных операторов - необходимости и возможности. При анализе предложений модальность обычно относится к значению всего предложения в целом, в сочетании с собственно описанием события, факта и т.п.; модальность «актуализирует» предложение. Различают эпистемическую и деонтическую виды модальности. Деонтическая, или основная модальность связана с необходимостью или возможностью действий, совершаемых «морально ответственными» участниками ситуации; базисным для этой разновидности является понятие деонтической необходимости, или «обязательства». Эпистемическая модальность предложения заключается в выражении говорящим своего отношения к высказываемому суждению с точки зрения того, что имеется, имелось или будет иметься в реальном мире, без привнесения деонтических аспектов (т.е. того, что должно или хорошо было бы, чтобы имелось). Впрочем, четко отделить эпистемическую модальность от деонтической удается не всегда. Внутри эпистемической модальности различаются субъективная и объективная разновидности; сама же эпистемическая модальность покоится, по Дж.Лайонзу, на «эпистемической гарантии». Под объективной эпистемической модальностью понимается модальность, имеющая градуированный характер: от необходимой истины до возможности. В отличие от субъективной эпистемической модальности, объективная не включает в свою сферу установку говорящего по отношению к высказываемому суждению, однако она может включать такую оценку с точки зрения степени «объективной» истинности. Общим принципом выражения модальности в предложениях является наличие у говорящего оснований быть уверенным в том, что имеются некоторые эпистемические основания, или «эпистемические гарантии» истинности для передаваемых его сообщениями суждений.

Модальность (от лат. Modalis- модальный, и лат.-modus- мера способ) - функционально - семантическая категория, выражающая разные виды отношений высказывания к действительности, а так же разные виды субъективные квалификации сообщаемого. Модальность является языковой универсалией, она принадлежит к числу основных категорий естественного языка, «в разных формах обнаруживается в языках разных систем, в языках европейской системы, она охватывает всю ткань речи» (В.В.Виноградов). Термин модальность используют для обозначения широкого круга явлений, неоднородных по смысловому объему, грамматическим свойствам и по степени оформленности на разных уровнях языковой структуры. Вопрос о границах этой категории решается разными исследователями по-разному. К сфере модальности относят: противопоставление высказываний по характеру их коммуникативной целеустановки (утверждение - вопрос- побуждение); противопоставление по признаку «утверждение - отрицание»; градация значений в диапазоне «реальность - ирреальность» (реальность- гипотетичность - ирреальность), разную степень уверенности говорящего в достоверности формирующейся у него мысли о действительности; различные видоизменения связи между подлежащим и сказуемым, выражая лексическими средствами («хочет», «должен», «нужно», «может») и др. Категорию модальности большинство исследователей дифференцируют. Один из аспектов дифференцирования - противопоставление объективной и субъективной модальности.

Объективная модальность - обозначает признак любого высказывания, это одна из категорий формирующая предикативную единицу - предложение. Объективная модальность выражает отношение сообщаемого к действительности в плане реальности и ирреальности. Главным средством формирования модальности в этой функции является категория глагольного наклонения. На синтаксическом уровне объективная модальность представлена противопоставлением форм синтаксического изъявительного наклонения формам синтаксически ирреальных наклонений. Категория изъявительного наклонения (индикатива) заключает в себе объективно - модальные значения реальности, т.е. временной определенности: соотношение форм индикатива (было - есть - будет) содержание сообщения отнесено в один из трех временных планов - настоящее - прошедшее - будущее; соотношение формы реальных наклонений, характеризуется временной неопределенностью (было бы) при помощи специальных модификаторов тоже сообщение, отнесено в план желаемого, требуемого или необходимого. Объективная модальность органически связана с категорией времени и дифференцируется по признаку временной определенности/неопределенности. Объективно значение организуется в систему противопоставлений, выявляющуюся в грамматической парадигме предложения.

Субъективная модальность - т.е. отношение говорящего к сообщаемому, в отличие от объективной модальности является факультативным признаком высказывания. Семантически объем субъективной модальности шире семантического объема объективной модальности; значения, составляющие содержание категории субъективной модальности, неоднородны, требуют упорядочения; многие из них не имеют прямого отношения к грамматике. Смысловую основу субъективной модальности образует понятие оценки в широком смысле слова, включая не только логическую (интеллектуальную, рациональную) квалификацию сообщаемого, но и разные виды эмоциональной (иррациональной) реакции. Субъективная модальность включает в себя всю гамму реально существующих в естественном языке разноаспектных и разнохарактерных способов квалификации сообщаемого и реализуется:

· при помощи междометий.

· специальными интонационными средствами для акцентирования удивления, сомнения, уверенности, недоверия, протеста, иронии и др. эмоционально экспрессивных оттенков субъективного отношения к сообщаемому.

· специальными конструкциями - специализированной структурной схемой предложения или схемой построения его компонентов.

· введение специальных модальных частиц, например, для выражения неуверенности (вроде), предположение (разве что), недостоверности (якобы), удивление (ну и), опасение (чего доброго) и др.

· специальными лексико-грамматическим классами слов, а так же функционально близкими к ним словосочетаниями и предложениями: эти средства занимают в составе высказывания синтагматически автономную позицию и функционируют в качестве вводных единиц.

Средства субъективной модальности функционируют как модификаторы основной модальной квалификации, выраженной глагольным наклонением, они способны перекрывать объективно-модальные характеристики, образуют в модальной иерархии высказывания квалификацию «последней инстанцией». При этом объектом факультативной оценки может оказаться не только предикативная основа, но любой информативно значимый фрагмент сообщаемого. В этом случаен на периферии предложения возникает имитация дополнительного предикативного ядра, создавая эффект полипредикативности сообщаемого.

В категории субъективной модальности естественный язык фиксирует одно из ключевых свойств человеческой психики: способность противопоставлять «я» и «не я» (концептуальное начало нейтрально информативному фону) в рамках высказывания. В наиболее законченном виде эта концепция нашла отражение в работах Ш. Балли, который считал, что в любом высказывании реализуется противопоставление фактического содержания (диктума) и индивидуальной оценки излагаемых фактов (модуса). Балли определяет модальность как активную мыслительную операцию, производимую говорящим над представлением содержания в диктуме. В русском языкознании глубокий анализ функционального диапазона модальности и, в частности, конкретных форм проведения субъективной модальности на разных уровнях языковой системы представлен в работе Виноградова «о категории модальности и модальных слов в русском языке», послужившей стимулом для ряда исследований, направленных на углубление поиска собственно языковых аспектов изучения модальности (в отличие от логической модальности), а так же на изучение специфики оформления этой категории в условиях конкретного языка с учетом его типологических особенностей.

По мнению Пешковского, категория модальности выражает только одно отношение - отношение говорящего к той связи, которая устанавливается им же между содержанием данного высказывания и действительностью, т.е. отношение к отношению. При таком подходе модальность изучается как комплексная и много аспектная категория, активно взаимодействующая с целой системой других функционально семантических категорий языка и тесно связанные с категориями прагматического уровня. С этих позиций в категории модальности усматривают отражение сложных взаимодействий между четырьмя факторами коммуникации: говорящим, собеседником, содержанием высказывания и действительностью .

Модальность может выражаться различными средствами. Например, в английском языке, с помощью модальных слов: perhaps, probably, evidently, doubtless; междометий: oh, ah, dear me, by God; предложных фраз: in my opinion, by the way, at least, in short; неопределённых фраз: so to speak, to be short, to begin with. В русском языке среди них есть: глаголы личные и безличные, инфинитивы, императивы, предложно-падежные формы, именные словосочетания («воля войнам»), наречия (конечно), союзные конструкции (как говорится), предикативные конструкции с ослабленной коммуникативной функцией (не знаю, веришь ли). Модальные глаголы в русском языке менее многофункциональны, и для выражения модальности используются намного реже.

Рассмотрев сентенциональные категории предикативности и модальности, мы определили их смысл и категориальную функцию. Предикативность - ключевой конституирующий признак предложения, относящий информацию к действительности и тем самым формирующий единицу, предназначенную для сообщения. А модальность категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности.