Болезни Военный билет Призыв

Лев толстой роман воскресенье о военных. Лев толстой - воскресение. Роман в классической музыке

Матф. Гл. XVIII. Ст. 21. Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? 22. Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз.

Матф. Гл. VII. Ст. 3. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?

Иоанн. Гл. VIII. Ст. 7. …кто из вас без греха, первый брось на нее камень.

Лука. Гл. VI. Ст. 40. Ученик не бывает выше своего учителя; но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его.

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, – весна была весною даже и в городе. Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили уже гнезда, и мухи жужжали у стен, пригретые солнцем. Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети. Но люди – большие, взрослые люди – не переставали обманывать и мучать себя и друг друга. Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для блага всех существ, – красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, чтó они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.

Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священным и важным то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к девяти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта – две женщины и один мужчина. Одна из этих женщин, как самая важная преступница, должна была быть доставлена отдельно. И вот, на основании этого предписания, 28-го апреля в темный вонючий коридор женского отделения, в восемь часов утра, вошел старший надзиратель. Вслед за ним вошла в коридор женщина с измученным лицом и вьющимися седыми волосами, одетая в кофту с рукавами, обшитыми галунами, и подпоясанную поясом с синим кантом. Это была надзирательница.

– Вам Маслову? – спросила она, подходя с дежурным надзирателем к одной из дверей камер, отворявшихся в коридор.

Надзиратель, гремя железом, отпер замок и, растворив дверь камеры, из которой хлынул еще более вонючий, чем в коридоре, воздух, крикнул:

– Маслова, в суд! – и опять притворил дверь, дожидаясь.

Даже на тюремном дворе был свежий, живительный воздух полей, принесенный ветром в город. Но в коридоре был удручающий тифозный воздух, пропитанный запахом испражнений, дегтя и гнили, который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека. Это испытала на себе, несмотря на привычку к дурному воздуху, пришедшая со двора надзирательница. Она вдруг, входя в коридор, почувствовала усталость, и ей захотелось спать.

– Живей, что ль, поворачивайся там, Маслова, говорю! – крикнул старший надзиратель в дверь камеры.

Минуты через две из двери бодрым шагом вышла, быстро повернулась и стала подле надзирателя невысокая и очень полногрудая молодая женщина в сером халате, надетом на белую кофту и на белую юбку. На ногах женщины были полотняные чулки, на чулках – острожные коты, голова была повязана белой косынкой, из-под которой, очевидно умышленно, были выпущены колечки вьющихся черных волос. Все лицо женщины было той особенной белизны, которая бывает на лицах людей, проведших долгое время взаперти, и которая напоминает ростки картофеля в подвале. Такие же были и небольшие широкие руки и белая полная шея, видневшаяся из-за большого воротника халата. В лице этом поражали, особенно на матовой бледности лица, очень черные, блестящие, несколько подпухшие, но очень оживленные глаза, из которых один косил немного. Она держалась очень прямо, выставляя полную грудь. Выйдя в коридор, она, немного закинув голову, посмотрела прямо в глаза надзирателю и остановилась в готовности исполнить все то, что от нее потребуют. Надзиратель хотел уже запереть дверь, когда оттуда высунулось бледное, строгое, морщинистое лицо простоволосой седой старухи. Старуха начала что-то говорить Масловой. Но надзиратель надавил дверь на голову старухи, и голова исчезла. В камере захохотал женский голос. Маслова тоже улыбнулась и повернулась к зарешетенному маленькому оконцу в двери. Старуха с той стороны прильнула к оконцу и хриплым голосом проговорила:

– Пуще всего – лишнего не высказывай, стой на одном, и шабаш.

– Да уж одно бы что, хуже не будет, – сказала Маслова, тряхнув головой.

– Известно, одно, а не два, – сказал старший надзиратель с начальственной уверенностью в собственном остроумии. – За мной, марш!

Видневшийся в оконце глаз старухи исчез, а Маслова вышла на середину коридора и быстрыми мелкими шагами пошла вслед за старшим надзирателем. Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза в форточках дверей, и вошли в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями. Сидевший там писарь дал одному из солдат пропитанную табачным дымом бумагу и, указав на арестантку, сказал:

Солдат – нижегородский мужик с красным, изрытым оспою лицом – положил бумагу за обшлаг рукава шинели и, улыбаясь, подмигнул товарищу, широкоскулому чувашину, на арестантку. Солдаты с арестанткой спустились с лестницы и пошли к главному выходу.

В двери главного выхода отворилась калитка, и, переступив через порог калитки на двор, солдаты с арестанткой вышли из ограды и пошли городом посередине мощеных улиц.

Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «Вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.

Чувствуя направленные на себя взгляды, арестантка незаметно, не поворачивая головы, косилась на тех, кто смотрел на нее, и это обращенное на нее внимание веселило ее. Веселил ее тоже чистый, сравнительно с острогом, весенний воздух, но больно было ступать по камням отвыкшими от ходьбы и обутыми в неуклюжие арестантские коты ногами, и она смотрела себе под ноги и старалась ступать как можно легче. Проходя мимо мучной лавки, перед которой ходили, перекачиваясь, никем не обижаемые голуби, арестантка чуть не задела ногою одного сизяка; голубь вспорхнул и, трепеща крыльями, пролетел мимо самого уха арестантки, обдав ее ветром. Арестантка улыбнулась и потом тяжело вздохнула, вспомнив свое положение.

История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя женщина эта рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося ненужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от голода.

Лев Николаевич Толстой

Воскресение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Матф. Гл. XVIII. Ст. 21. Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? 22. Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз.

Матф. Гл. VII. Ст. 3. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?

Иоанн. Гл. VIII. Ст. 7. …кто из вас без греха, первый брось на нее камень.

Лука. Гл. VI. Ст. 40. Ученик не бывает выше своего учителя; но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его.

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, – весна была весною даже и в городе. Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили уже гнезда, и мухи жужжали у стен, пригретые солнцем. Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети. Но люди – большие, взрослые люди – не переставали обманывать и мучать себя и друг друга. Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для блага всех существ, – красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, чтo они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.

Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священным и важным то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к девяти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта – две женщины и один мужчина. Одна из этих женщин, как самая важная преступница, должна была быть доставлена отдельно. И вот, на основании этого предписания, 28-го апреля в темный вонючий коридор женского отделения, в восемь часов утра, вошел старший надзиратель. Вслед за ним вошла в коридор женщина с измученным лицом и вьющимися седыми волосами, одетая в кофту с рукавами, обшитыми галунами, и подпоясанную поясом с синим кантом. Это была надзирательница.

– Вам Маслову? – спросила она, подходя с дежурным надзирателем к одной из дверей камер, отворявшихся в коридор.

Надзиратель, гремя железом, отпер замок и, растворив дверь камеры, из которой хлынул еще более вонючий, чем в коридоре, воздух, крикнул:

– Маслова, в суд! – и опять притворил дверь, дожидаясь.

Даже на тюремном дворе был свежий, живительный воздух полей, принесенный ветром в город. Но в коридоре был удручающий тифозный воздух, пропитанный запахом испражнений, дегтя и гнили, который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека. Это испытала на себе, несмотря на привычку к дурному воздуху, пришедшая со двора надзирательница. Она вдруг, входя в коридор, почувствовала усталость, и ей захотелось спать.

– Живей, что ль, поворачивайся там, Маслова, говорю! – крикнул старший надзиратель в дверь камеры.

Минуты через две из двери бодрым шагом вышла, быстро повернулась и стала подле надзирателя невысокая и очень полногрудая молодая женщина в сером халате, надетом на белую кофту и на белую юбку. На ногах женщины были полотняные чулки, на чулках – острожные коты, голова была повязана белой косынкой, из-под которой, очевидно умышленно, были выпущены колечки вьющихся черных волос. Все лицо женщины было той особенной белизны, которая бывает на лицах людей, проведших долгое время взаперти, и которая напоминает ростки картофеля в подвале. Такие же были и небольшие широкие руки и белая полная шея, видневшаяся из-за большого воротника халата. В лице этом поражали, особенно на матовой бледности лица, очень черные, блестящие, несколько подпухшие, но очень оживленные глаза, из которых один косил немного. Она держалась очень прямо, выставляя полную грудь. Выйдя в коридор, она, немного закинув голову, посмотрела прямо в глаза надзирателю и остановилась в готовности исполнить все то, что от нее потребуют. Надзиратель хотел уже запереть дверь, когда оттуда высунулось бледное, строгое, морщинистое лицо простоволосой седой старухи. Старуха начала что-то говорить Масловой. Но надзиратель надавил дверь на голову старухи, и голова исчезла. В камере захохотал женский голос. Маслова тоже улыбнулась и повернулась к зарешетенному маленькому оконцу в двери. Старуха с той стороны прильнула к оконцу и хриплым голосом проговорила:

– Пуще всего – лишнего не высказывай, стой на одном, и шабаш.

– Да уж одно бы что, хуже не будет, – сказала Маслова, тряхнув головой.

– Известно, одно, а не два, – сказал старший надзиратель с начальственной уверенностью в собственном остроумии. – За мной, марш!

Видневшийся в оконце глаз старухи исчез, а Маслова вышла на середину коридора и быстрыми мелкими шагами пошла вслед за старшим надзирателем. Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза в форточках дверей, и вошли в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями. Сидевший там писарь дал одному из солдат пропитанную табачным дымом бумагу и, указав на арестантку, сказал:

Солдат – нижегородский мужик с красным, изрытым оспою лицом – положил бумагу за обшлаг рукава шинели и, улыбаясь, подмигнул товарищу, широкоскулому чувашину, на арестантку. Солдаты с арестанткой спустились с лестницы и пошли к главному выходу.

В двери главного выхода отворилась калитка, и, переступив через порог калитки на двор, солдаты с арестанткой вышли из ограды и пошли городом посередине мощеных улиц.

Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «Вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.

Чувствуя направленные на себя взгляды, арестантка незаметно, не поворачивая головы, косилась на тех, кто смотрел на нее, и это обращенное на нее внимание веселило ее. Веселил ее тоже чистый, сравнительно с острогом, весенний воздух, но больно было ступать по камням отвыкшими от ходьбы и обутыми в неуклюжие арестантские коты ногами, и она смотрела себе под ноги и старалась ступать как можно легче. Проходя мимо мучной лавки, перед которой ходили, перекачиваясь, никем не обижаемые голуби, арестантка чуть не задела ногою одного сизяка; голубь вспорхнул и, трепеща крыльями, пролетел мимо самого уха арестантки, обдав ее ветром. Арестантка улыбнулась и потом тяжело вздохнула, вспомнив свое положение.

Лев Николаевич Толстой

ВОСКРЕСЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Матф. Гл. XVIII. Ст. 21. Тогда Петр приступил к нему и сказал: господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?

22. Иисус говорит ему не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз.


Матф. Гл. VII. Ст. 3 И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?


Иоанн. Гл. VIII. Ст. 7 …кто из вас без греха, первый брось на нее камень.


Лука. Гл. VI. Ст. 40 Ученик не бывает выше своего учителя; но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его.

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, - весна была весною даже и в городе.

Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили уже гнезда, и мухи жужжали у стен, пригретые солнцем. Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети. Но люди - большие, взрослые люди - не переставали обманывать и мучать себя и друг друга. Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира божия, данная для блага всех существ, - красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, что они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.

Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священным и важным то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к девяти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта - две женщины и один мужчина. Одна из этих женщин, как самая важная преступница, должна была быть доставлена отдельно. И вот, на основании этого предписания, 28-го апреля в темный вонючий коридор женского отделения, в восемь часов утра, вошел старший надзиратель. Вслед за ним вошла в коридор женщина с измученным лицом и вьющимися седыми волосами, одетая в кофту с рукавами, обшитыми галунами, и подпоясанную поясом с синим кантом. Это была надзирательница.

Вам Маслову? - спросила она, подходя с дежурным надзирателем к одной из дверей камер, отворявшихся в коридор.

Надзиратель, гремя железом, отпер замок и, растворив дверь камеры, из которой хлынул еще более вонючий, чем в коридоре, воздух, крикнул:

Маслова, в суд! - и опять притворил дверь, дожидаясь.

Даже на тюремном дворе был свежий, живительный воздух полей, принесенный ветром в город. Но в коридоре был удручающий тифозный воздух, пропитанный запахом испражнений, дегтя и гнили, который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека. Это испытала на себе, несмотря на привычку к дурному воздуху, пришедшая со двора надзирательница.

Она вдруг, входя в коридор, почувствовала усталость, и ей захотелось спать.

Живей, что ль, поворачивайся там, Маслова, говорю! - крикнул старший надзиратель в дверь камеры.

Минуты через две из двери бодрым шагом вышла, быстро повернулась и стала подле надзирателя невысокая и очень полногрудая молодая женщина в сером халате, надетом на белую кофту и на белую юбку. На ногах женщины были полотняные чулки, на чулках - острожные коты, голова была повязана белой косынкой, из-под которой, очевидно умышленно, были выпущены колечки вьющихся черных волос. Все лицо женщины было той особенной белизны, которая бывает на лицах людей, проведших долгое время взаперти, и которая напоминает ростки картофеля в подвале. Такие же были и небольшие широкие руки и белая полная шея, видневшаяся из-за большого воротника халата. В лице этом поражали, особенно на матовой бледности лица, очень черные, блестящие, несколько подпухшие, но очень оживленные глаза, из которых один косил немного. Она держалась очень прямо, выставляя полную грудь. Выйдя в коридор, она, немного закинув голову, посмотрела прямо в глаза надзирателю и остановилась в готовности исполнить все то, что от нее потребуют. Надзиратель хотел уже запереть дверь, когда оттуда высунулось бледное, строгое, морщинистое лицо простоволосой седой старухи. Старуха начала что-то говорить Масловой. Но надзиратель надавил дверь на голову старухи, и голова исчезла. В камере захохотал женский голос. Маслова тоже улыбнулась и повернулась к зарешетенному маленькому оконцу в двери. Старуха с той стороны прильнула к оконцу и хриплым голосом проговорила:

Пуще всего - лишнего не высказывай, стой на одном, и шабаш.

Да уж одно бы что, хуже не будет, - сказала Маслова, тряхнув головой.

Известно, одно, а не два, - сказал старший надзиратель с начальственной уверенностью в собственном остроумии. - За мной, марш!

Видневшийся в оконце глаз старухи исчез, а Маслова вышла на середину коридора и быстрыми мелкими шагами пошла вслед за старшим надзирателем. Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза в форточках дверей, и вошли в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями. Сидевший там писарь дал одному из солдат пропитанную табачным дымом бумагу и, указав на арестантку, сказал:

Солдат - нижегородский мужик с красным, изрытым оспою лицом - положил бумагу за обшлаг рукава шинели и, улыбаясь, подмигнул товарищу, широкоскулому чувашину, на арестантку. Солдаты с арестанткой спустились с лестницы и пошли к главному выходу.

В двери главного выхода отворилась калитка, и, переступив через порог калитки на двор, солдаты с арестанткой вышли из ограды и пошли городом посередине мощеных улиц.

Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «Вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку.

«Воскресение» — роман Л.Н. Толстого. Начат в 1889, завершен в 1899 г. Публиковался (с цензурными изъятиями) в 1899 г. еженедельным петербургским журналом «Нива», одновременно В.Г. Чертковым в Англии (полный текст). В 1900 г. появились отдельные русские издания, переводы на основные европейские языки (переводы тоже выходили с купюрами). Вскоре новое сочинение Толстого читалось, обсуждалось во всем мире. В архиве сохранилось более семи тысяч листов автографов, копий, корректур.

Замысел романа «Воскресение»

Исток замысла — история, рассказанная в Ясной Поляне летом 1887 г. известным судебным деятелем А.Ф. Кони. Когда Кони был прокурором Петербургского окружного суда, к нему обратился молодой человек из аристократического общества: как присяжный заседатель он участвовал в суде над Розалией Онни, соблазненной им, а теперь обвиненной в краже у пьяного «гостя» в публичном доме ста рублей. Молодой человек решил жениться на ней и просил передать ей в тюрьму письмо. Вскоре Розалия умерла от сыпного тифа, дальнейшую историю ее соблазнителя Кони не знал. Толстой горячо советовал написать об этом повесть для «Посредника»: «сюжет прекрасный». Но Кони не собрался, и спустя два года писатель попросил отдать ему тему.

История создания

Первая редакция — рассказ о Валерьяне Юшкине и совершенном им грехе (фамилию Юшкова носила в замужестве тетка Толстого). Рукопись доведена до приезда в окружной суд. Конец действительной истории казался Толстому слишком «простым»: важно было показать путь раскаяния и новой жизни. Уже в следующем автографе появилось окончательное заглавие «Воскресение» и эпиграф из Евангелия от Иоанна: «Я есмь воскресение и жизнь». Герой назван Аркадием Неклюдовым, потом Дмитрием Нехлюдовым. Эта фамилия — Нехлюдов — была хорошо знаком читателям Толстого по «Юности», «Утру помещика», рассказу «Люцерн». Очевидно, что в образе Нехлюдова воплотились многие автобиографические моменты

В романе Толстой намеревался, по его собственным словам, показать «два предела истинной любви с серединой ложной». «Истинная» — это юношеская любовь и затем христианская любовь «воскресшего» Нехлюдова к Масловой; «ложная» — чувственное влечение к ней. Без намерения жениться и сознания каких-либо обязательств, кроме «красненькой», сунутой на прощанье.

Начиная с 1891 г. Толстой мечтал о романе «большого дыхания», где бы все изображенное освещалось «теперешним взглядом на вещи». Такой роман начал получаться только после творческого решения, возникшего четыре года спустя: главное — не история Нехлюдова, а жизнь Катюши Масловой. Новое «Воскресение» не только было начато с Масловой, суда над нею, но, в сущности, весь сюжет подчинился истории ее жизни. Одна из главных мыслей романа: «очень уж обижен простой народ». (Катюша и говорит эти слова в последней, третьей части), и потому естественно, с полным правом, на полотно ложились сцены и картины народной обиды, люди, в ней виновные, пользующиеся всеми благами жизни за счет угнетенного положения жертв. Конечно, Нехлюдов, его личная вина остается в завязке сюжета; его нравственное прозрение служит компасом, ориентиром в оценке всего, что он видит; но его собственная духовная жизнь и судьба все же уходят в тень. Сердце создателя романа отдано «обиженной» Катюше, а не кающемуся дворянину. Нехлюдов нарисован холодно, как-то рассудочно, иногда в самом деле иронично. Это хорошо почувствовал А.П. Чехов, один из вдохновенных, безграничных ценителей искусства Толстого, но, вместе с тем, и один из трезвых судей.

«Воскресение» (Толстой): анализ романа

Создатель «Воскресения» говорил, не без полемического задора, что весь роман написан для того, чтобы люди прочли его последние страницы. Евангелие — важнейший источник всей книги. Толстой дорожил истинами, открывающимися Нехлюдову за чтением вечной книги (поразительно, как этот финал напоминает, повторяет конец «Преступления и наказания» Ф. М Достоевского). Однако сам удивлялся и радовался тому, как много удалось сказать о несправедливости существующего строя жизни. Целая галерея лиц, протестующих против этой несправедливости, «народные заступники» (если употребить слово Некрасова), неизбежно ворвалась на страницы «Воскресения». Толстой не принимал революционных методов, особенно террора, и ввел много отрицательных черт в образы революционеров (таких, как Новодворов, Кондратьев, Грабец); но вместе с тем сочувственно писал о побудительных мотивах их борьбы с властью, их самоотверженности и нравственной чистоте. Воскресение Катюши происходит, в конечном итоге, не из-за раскаяния Нехлюдова, а от общения ее с «политическими». В конце романа происходят два «воскресения» — Нехлюдова и Катюши, и неясно, какое из них подлиннее и надежнее.

Довольно долго, работая над «Воскресением», Толстой именовал его «коневской повестью»; потом согласился на предложение издателя А.Ф. Маркса назвать сочинение романом. Но к жанровому определению всегда приходится добавлять пояснительно слово. Применительно к «Воскресению» уместны, видимо, два: «обозрение» и «проповедь». Широчайшая панорама русской жизни в последнюю треть прошлого века развертывается перед читателем, создавая как бы художественное обозрение; но многие страницы отданы прямой проповеди добра и прямого же обличения зла. Самый зачин романа звучит как начало проповеди. Дальше говорится о весне, она «была весною даже и в городе» — той весне, которая с «Юности» символизирует в мире Толстого возможность обновления, нравственного роста души человека. Неудивительно, что позднейшая инсценировка романа (спектакль МХАТа) потребовала звучания со сцены «голоса автора» (в превосходном чтении В.И. Качалова). Да и кинопостановки не обходились без него («закадровый голос»).

Лаконизм описаний свойственен стилю «Воскресения» больше даже, чем «Анне Карениной». «Пушкинский» принцип изображения душевной жизни, отвергнутый Толстым в начале его литературного пути («повести Пушкина голы как-то»), сыгравший такую большую роль в «Анне Карениной», в романе «Воскресение» стал главенствующим. Определение дано самим художником (в письме В.Г. Черткову, 1899 г.): «душевная жизнь, выражающаяся в сценах». Не «диалектика души» с ее «подробностями чувств», пространными внутренними монологами и диалогами, снами, воспоминаниями, а показ душевной жизни такою, какою она предстает во внешнем проявлении, поступке, «сцене», движении, жесте. Рассказ о душевном перевороте, о той «страшной ночи», когда Маслова перестала верить в Бога и добро, занимает три страницы, всего три — в главе XXXVII первой части и повествует о том, как она озябшей рукой стучала в окошко поезда, потом бежала и бежала за уходящими вагонами, потеряла платок с головы: «Тетенька, Михайловна! — кричала девочка, едва поспевая за нею. — Платок потеряли!» А Катюша кричит одно слово: «Уехал!» И этого достаточно, чтобы передать всю безысходность ее положения. Так же лаконично, преимущественно глаголами, фиксирующими внешнее поведение, жесты Масловой, изображена она на суде: «Сначала она плакала, но потом затихла и в состоянии полного отупения сидела в арестантской, дожидаясь отправки». «Каторжная» — с ужасом думает она, проснувшись в тюремной камере на другой день, и опять нескольких слов довольно для характеристики ее душевного состояния. Дар речи она обретает лишь в столкновениях с Нехлюдовым, к тому же выпив для храбрости; но и там все драматично, напряженно и кратко.

Своего героя Толстой заставляет не анализировать мельчайшие детали собственных внутренних переживаний, а искать ответы на коренные вопросы русской жизни. Почему судят невинную Маслову, а он, Нехлюдов, бывший причиной ее падения, выступает в качестве судьи? Зачем сажают в тюрьму мальчика, перед которым общество гораздо больше виновато, чем он перед обществом? Почему голодают, изнемогают, преждевременно дряхлеют и умирают крестьяне? Зачем делает то, что он делает, и так озабоченно делает очевидно равнодушный ко всему важный чиновник Топоров? Зачем страдал и умер революционер Крыльцов? Зачем держали в крепости невинную Шустову? Движение чувства и мысли героя представлено обычно так: удивление, недоумение, осознание сущности, возмущение и протест. В этом смысле Нехлюдов, несомненно, очень близок автору романа. Все творчество Толстого позднего периода, в особенности могучая его публицистика, есть остро поставленный вопрос и стремление дать ответ: «Так что же нам делать?», «Для чего люди одурманиваются?», «Где выход?», «Неужели так надо?», «Богу или маммоне?», «За что?».

Значение романа

«Воскресение» стало последним романом Толстого. Опубликованный за год до наступления нового века, он воспринимался современниками (да и потомками) как завещание писателя, его напутствие. Об этом с восхищением писал автору и другим лицам В.В. Стасов, выражая всеобщее чувство. С другой стороны, «Воскресение» ускорило давно замышлявшуюся карательную акцию против Толстого — отлучение от церкви (1901 г.). Но могучее слово продолжало звучать в мире, стремясь разбудить уснувшую совесть и направить людей к нравственному «воскресению», покаянию, перемене жизни, единению. Творчество Толстого, его критическое начало, бесспорно, содействовало краху строя, снесенного русской революцией. А.С. Суворин в своем дневнике проницательно заметил, что в России два царя: Николай II и Толстой; при этом Николай не может ничего поделать с Толстым, а Толстой не переставая колеблет его трон. Но Толстой всегда, и в романе «Воскресение» тоже, был против насильственных, революционных способов разрушения отжившего. Он звал не к уничтожению, а к добровольному отказу и возрождению. По мысли Толстого, для того чтобы строй жизни стал лучше, каждому человеку следует начать с себя; тогда один, многие, наконец все станут лучше, и строй изменится сам собой. Мысль, может быть, утопическая, однако не более утопическая, чем надежда добиться справедливости враждой и политическими переворотами.

Ставшие классическими иллюстрации Л.О. Пастернака воспроизводились, начиная с «Нивы», в многочисленных изданиях, русских и зарубежных. В 1951 г. роман иллюстрировал современный художник А.И. Хоршак. Инсценировки начались при жизни Толстого (1903 г., Нью-Йорк) и продолжались потом. Особенно знаменита японская 1914 г. и спектакль Московского Художественного театра (1930 г.), поставленный В.И. Немировичем-Данченко. В разных странах созданы фильмы. Наиболее значительный — в 1960 г. по сценарию Е. Габриловича режиссером М. Швейцером. Существуют оперы итальянца Ф. Альфано(1904 г.), словака Я. Циккера (1960 г.).

Роман

Лев Николаевич Толстой

Язык оригинала: Дата написания: Дата первой публикации: Издательство: Текст произведения в Викитеке

«Воскресе́ние» - последний роман Льва Николаевича Толстого, написанный им в 1889-1899 годах.

Роман практически сразу за публикацией был переведён на основные европейские языки. Подобный успех во многом объяснялся остротой выбранной темы (судьба соблазнённой и брошенной офицером девушки, чувство вины перед которой впоследствии становится поводом изменения жизней их обоих) и колоссальным интересом к творчеству Толстого, который не печатал романов после «Войны и мира» и «Анны Карениной».

  • 1 История создания
  • 2 Герои романа и их прототипы
    • 2.1 Катюша Маслова
    • 2.2 Дмитрий Нехлюдов
  • 3 Центральная сюжетная линия романа
  • 4 Отклики
  • 5 Прямое использование в близкой роману по времени литературе
  • 6 Театральные, оперные и кинематографические постановки романа
    • 6.1 Театральные драматические постановки
    • 6.2 Оперные постановки
    • 6.3 Экранизации
  • 7 Примечания
  • 8 Ссылки

История создания

Роман «Воскресение» писался автором в 1889-1890, 1895-1896, 1898-1899 годах. Три раза по году, с перерывами. Изначально произведение писалось под названием «Коневская повесть», потому что в июне 1887 года Анатолий Фёдорович Кони рассказал при Толстом историю о том, как один из присяжных заседателей во время суда узнал в обвиняемой в краже проститутке ту женщину, которую он когда-то соблазнил. Эта женщина носила фамилию Они, и представляла собой проститутку самого низкого разряда, с изуродованным болезнью лицом. Но соблазнитель, вероятно когда-то любивший её, решил на ней жениться и много хлопотал. Подвиг его не получил завершения: женщина умерла в тюрьме.

Трагичность положения полностью отражает сущность проституции и отдельно напоминает рассказ Ги де Мопассана «Порт» - любимый рассказ Толстого, который он перевел, назвав «Франсуаза»: Матрос, приехав из дальнего плавания, в порту нашёл публичный дом, взял женщину и узнал в ней сестру только тогда, когда она начала его расспрашивать, не видал ли он в море такого-то матроса, и назвала ему его собственное имя.

Впечатлённый всем этим, Лев Толстой попросил Кони отдать тему ему. Он начал развертывать жизненную ситуацию в конфликт, и эта работа заняла несколько лет писательского труда и одиннадцать лет раздумий.

Толстой, работая над романом, в январе 1899 года посещал надзирателя Бутырской тюрьмы И. М. Виноградова и расспрашивал его о тюремном быте. апреле 1899 года Толстой приехал в Бутырскую тюрьму, чтобы пройти с отправляемыми в Сибирь осуждёнными путь до Николаевского вокзала, а затем изобразил этот путь в романе. Когда роман начал печататься, Толстой принялся за его переработку и буквально за ночь до публикации очередной главы «не унимался: раз начав дописывать, он не мог уже остановиться; чем дальше он писал, тем больше увлекался, часто переделывал написанное, менял, вычеркивал…»

Полный рукописный фонд романа превышает 8000 листов. Для сравнения, рукопись романа Флобера «Госпожа Бовари», который он писал 5 лет, составляет 1788 откорректированных страниц (в окончательном варианте 487 страниц).

Герои романа и их прототипы

Катюша Маслова

Екатерина Михайловна Маслова - дочь незамужней дворовой женщины, прижитая от проезжего цыгана. три года, после смерти матери, Катюша была взята в господский дом двумя старыми барышнями, помещицами, и выросла у них, - по определению Толстого, - «полугорничной, полувоспитанницей». Когда ей минуло шестнадцать лет, Катюша влюбилась в молодого студента, племянника помещиц, князя Нехлюдова, приехавшего погостить к своим тётушкам. Через два года, по дороге на войну, Нехлюдов вновь заехал к тётушкам и, пробыв четыре дня, накануне своего отъезда соблазнил Катюшу, сунув ей в последний день сторублевую бумажку. Узнав о своей беременности и потеряв надежду на то, что Нехлюдов вернётся, Маслова наговорила помещицам грубостей и попросила расчёта. доме деревенской вдовы-повитухи она родила. Ребёнка отвезли в воспитательный дом, где, как сказали Масловой, он тотчас по приезде умер. Оправившись после родов, Маслова нашла место в доме у лесничего, который, выждав подходящую минуту, овладел ею. Жена лесничего, однажды застав его с Масловой, бросилась бить её. Маслова не далась и произошла драка, вследствие которой её выгнали, не заплатив зажитое.

Тогда Катюша перебралась в город, где после ряда неудачных попыток найти себе подходящее место, оказалась в доме терпимости. Чтобы усыпить свою совесть, Маслова составила себе такое мировоззрение, при котором она могла не стыдиться положения проститутки. Мировоззрение это состояло в том, что главное благо всех без исключения мужчин, состоит в половом общении с привлекательными женщинами. Она же - привлекательная женщина, может удовлетворять или не удовлетворять это их желание. За семь лет Маслова переменила два дома терпимости и один раз была в больнице. После она была помещена в острог, - по подозрению в отравлении с целью похитить деньги своего клиента, - где пробыла в ожидании суда шесть месяцев.

Основой истории падения Катюши послужила судьба Розали Они, рассказанная Толстому известным русским общественным и судебным деятелем А. Ф. Кони. романе реальная история совершенно переосмыслена. С самого начала работы над романом, Толстой «приближает» материал делая его более «личным», а персонажи более понятными для себя. Таким образом, сцена соблазнения Катюши создается Толстым уже на основе личных воспоминаний о своей юношеской связи с горничной по имени Гаша, жившей в доме его тётки. Незадолго до смерти, Толстой рассказал своему биографу П. И. Бирюкову о «преступлении», которое он совершил в молодости соблазнив Гашу: «она была невинна, я её соблазнил, её прогнали, и она погибла»

С. А. Толстая также писала об этом в своих дневниках: «Я знаю, он сам подробно мне о том рассказывал, что Лев Николаевич в этой сцене описывает свою связь с горничной своей сестры в Пирогове»

Дмитрий Нехлюдов

Дмитрий Иванович Нехлюдов - князь, человек из высшего общества. Молодого Нехлюдова Толстой характеризует честным, самоотверженным юношей, готовым отдать себя на всякое доброе дело и считавшим своим «настоящим я» свое духовное существо. юности Нехлюдов, мечтающий сделать всех людей счастливыми, думает, читает, говорит о Боге, правде, богатстве, бедности; считает нужным умерять свои потребности; мечтает о женщине только как о жене и видит высшее духовное наслаждение в жертве во имя нравственных требований. Такое мировоззрение и поступки Нехлюдова признаются окружающими его людьми странностью и хвастливой оригинальностью. Когда же, достигнув совершеннолетия, он, будучи восторженным последователем Герберта Спенсера и Генри Джорджа, отдаёт крестьянам имение, наследованное от отца, потому что считает несправедливым владение землёю, то этот поступок приводит в ужас его мать и родных, и делается постоянным предметом укора и насмешки над ним всех его родственников. Сначала Нехлюдов пытается бороться, но бороться оказывается слишком сложно и, не выдержав борьбы, он сдаётся, делаясь таким, каким хотят его видеть окружающие и совершенно заглушив в себе тот голос, который требует от него чего-то другого. Затем Нехлюдов поступает в военную службу, которая по Толстому «развращает людей». И вот, уже таким человеком, по пути в полк, он заезжает в деревню к своим тётушкам, где совращает влюблённую в него Катюшу и, в последний день перед отъездом, суёт ей сторублёвую бумажку, утешая себя тем, что «все так делают». Выйдя из армии в чине гвардии поручика, Нехлюдов селится в Москве, где ведёт праздную жизнь скучающего эстета, утончённого эгоиста, любящего только своё наслаждение.

В первом неоконченном наброске будущего романа (тогда ещё «Коневской повести») главного героя зовут Валерьян Юшков, затем, - в том же наброске, - Юшкин. Делая попытки «приблизить» материал, Толстой изначально заимствует для своего героя фамилию своей тётки по отцу П. И. Юшковой, в доме которой он жил в юности.

Принято считать, что образ Нехлюдова во многом автобиографичен, отражает перемену во взглядах самого Толстого в восьмидесятых годах, что желание жениться на Масловой - момент теории «опрощения». И приобщение к Евангелию в конце романа - типичная «толстовщина»

Нужно отметить, что в произведениях Толстого у Дмитрия Нехлюдова из «Воскресения» было несколько литературных предшественников. Впервые персонаж с таким именем появляется у Толстого ещё в 1854 году, в повести «Отрочество» (гл. XXV). повести «Юность» он становится лучшим другом Николеньки Иртеньева - главного героя трилогии. Здесь молодой князь Нехлюдов один из самых светлых персонажей: умный, образованный, тактичный. Он несколькими годами старше Николеньки и выступает в роли его старшего товарища, помогая ему советами и удерживая от глупых, необдуманных поступков.

Также Дмитрий Нехлюдов - главный герой толстовских рассказов «Люцерн» и «Утро помещика»; к ним можно добавить ещё повесть «Казаки», в процессе написания которой фамилия центрального персонажа - Нехлюдов - была заменена Толстым на Оленин. Все эти произведения во многом автобиографичны, и в образе главных их героев легко угадывается сам Лев Толстой.

Центральная сюжетная линия романа

В окружном суде с участием присяжных заседателей слушается дело о похищении денег и отравлении, повлёкшем смерть купца Смелькова. Среди троих обвиняемых в преступлении предстает мещанка Екатерина Маслова, занимающаяся проституцией. Маслова оказывается невиновной, но, в результате судебной ошибки, её приговаривают к четырём годам каторги в Сибири.

На суде, в числе присяжных заседателей, присутствует князь Дмитрий Нехлюдов, который узнает в подсудимой Масловой девушку, около десяти лет назад, соблазненную и брошенную им. Чувствуя свою вину перед Масловой, Нехлюдов решает нанять для неё известного адвоката, подать дело к кассации и помочь деньгами.

Поразившая Нехлюдова несправедливость в суде и отношение к этому чиновников вызывают в нём чувство гадливости и отвращения ко всем людям, с которыми ему в этот день, после суда, приходится видеться и, особенно, к представителям того высшего общества, которое окружает его. Он думает поскорее отделаться от присяжничества, от окружающего его общества и уехать за границу. И вот, рассуждая над этим, Нехлюдов вспоминает Маслову; сперва арестанткой - какой он её видел на суде, а затем, в его воображении, одна за другой, начинают возникать минуты, пережитые с нею.

Вспоминая свою жизнь, Нехлюдов чувствует себя мерзавцем и негодяем, и начинает сознавать, что всё то отвращение к людям, которое он испытывал весь этот день, по сути было отвращением к самому себе, к той праздной и скверной жизни, которую он вёл и, естественно, находил для себя общество людей, ведущих такую же жизнь, как и он. Желая во что бы то ни стало порвать с этой жизнью, Нехлюдов больше не думает о загранице - которая была бы обычным бегством. Он решает покаяться перед Катюшей, сделать всё, чтобы облегчить её судьбу, просить прощения «как дети просят», и если нужно будет, тогда жениться на ней.

В таком состоянии нравственного прозрения, душевного подъёма и желания каяться, Нехлюдов приходит в острог на свидание с Катюшей Масловой, но, к удивлению и ужасу своему, видит, что та Катюша, которую он знал и любил, давно умерла, её «не было, а была одна Маслова» - уличная девка, которая смотрит на него, блестящими «нехорошим блеском» глазами, как на одного из своих клиентов, просит у него деньги, а когда он их передаёт и пытается высказать то главное, с чем он пришёл, она вовсе не слушает его, пряча от надзирательницы взятые деньги себе за пояс.

«Ведь это мертвая женщина» - думает Нехлюдов, глядя на Маслову. его душе, на мгновение, просыпается «искуситель», который говорит ему, что уже ничего он с этой женщиной не сделает и надо лишь дать ей денег и оставить её. Но это мгновение проходит. Нехлюдов побеждает «искусителя», оставшись твёрдым в своих намерениях.

Наняв адвоката, Нехлюдов составляет кассационное прошение в сенат и уезжает в Петербург, чтобы самому присутствовать при рассмотрении дела. Но, несмотря на все его усилия, кассация отклоняется, голоса сенаторов разделяются и приговор суда остаётся без изменения.

Вернувшись в Москву, Нехлюдов привозит с собой, для подписи Масловой, прошение о помиловании на «высочайшее имя», в успех которого он уже не верит и, через несколько дней, вслед за партией заключенных, с которой этапируется Маслова, отправляется в Сибирь.

На время продвижения по этапам, Нехлюдову удается выхлопотать перевод Масловой из отделения уголовных заключенных к политическим. Этот перевод улучшает её положение во всех отношениях, а сближение с некоторыми из политических заключенных оказывает на Маслову «решительное и самое благотворное влияние». Благодаря своей подруге Марье Павловне Катюша осознаёт, что любовь не заключается в одной «половой любви», а благотворение это необходимая человеку «привычка», «усилие», которое должно составлять «дело жизни».

В течение всего повествования Толстой постепенно «воскрешает» души своих героев. Ведёт их по ступеням нравственного совершенствования, возрождая в них «духовное существо» и вознося его над «животным». Это «воскресение» открывает для Нехлюдова и Масловой новое миропонимание, делая их участливыми и внимательными ко всем людям.

В конце романа, партия Масловой, пройдя около пяти тысяч вёрст, прибывает в крупный сибирский город, с большой пересыльной тюрьмой. почтамт этого города стекалась вся почта, которая шла из центра России Нехлюдову (находясь в постоянном движении по этапам, он просто не мог получать писем). Разбирая почту, Нехлюдов находит письмо своего друга юности Селенина. Вместе с письмом Селенин высылает Нехлюдову копию официальной бумаги с помилованием Масловой, согласно которой каторжные работы заменяются ей поселением в Сибири.

С известием о помиловании Нехлюдов приходит на свидание с Масловой. На этом свидании он говорит ей, что как только получится официальная бумага, они смогут решить, где поселиться. Но Маслова отказывает Нехлюдову. За время своего пребывания с политическими заключёнными, она близко познакомилась с ссылаемым в Якутскую область Владимиром Симонсоном, который влюбился в неё. И, несмотря на то, что Нехлюдов был и оставался единственным мужчиной, которого она по-настоящему любила, Маслова, не желая более жертвы Нехлюдова и боясь, что она испортит ему жизнь, выбирает Симонсона.

Простившись с Масловой, Нехлюдов обходит тюремные камеры острога вместе с путешествующим англичанином, в качестве его переводчика, и только поздним вечером, в уставшем и подавленном состоянии, возвращается в номер своей гостиницы. Оставшись один, Нехлюдов вспоминает всё виденное им за последние месяцы: то "страшное зло, которое он видел и узнал в кабинетах чиновников, в судах, в тюрьмах и т. д.; зло которое «торжествовало, царствовало, и не виделось никакой возможности не только победить его, но даже понять, как победить его». Всё это теперь поднимается в его воображении и требует разъяснения. Устав думать над этим, Нехлюдов садится на диван и «машинально» открывает Евангелие, подаренное ему англичанином.

Читая Евангелие, Нехлюдов не спит всю ночь, «как губка воду» впитывая «в себя, то нужное, важное и радостное, что открывалось ему в этой книге» и находя для себя ответы на все мучавшие вопросы. Таким образом, заканчивая свой роман, в последней главе его, Лев Толстой, устами Дмитрия Нехлюдова, высказывает свой взгляд на христианское учение.

В евангельском понимании Толстого «„Воскресение“ <…> восстание любви из гроба тела», «из гроба своей личности».

Отклики

По мнению Ленина, в этом произведении Лев Толстой «обрушился с страстной критикой на все современные государственные, церковные, общественные, экономические порядки, выразил непосредственный и искренний протест против общества лжи и фальши».

Прямое использование в близкой роману по времени литературе

Вскоре после выхода романа стало сказываться его прямое влияние на мировую литературу. Уже в 1903 году швейцарский писатель Эдуар Род издал роман «Тщетные усилия» (L’Inutile effort), пользующийся частью сюжетных линий Толстого, причём герои обсуждают роман Льва Толстого между собой. Влияние романа сказалось на замысле романа Голсуорси «Остров фарисеев» (The Island Pharisees, 1904). романе венесуэльского писателя Ромуло Гальегоса «Рейнальдо Соляр» (El último Solar, 1920) герой увлекается Толстым, хотя следование идеям графа - самостоятельное возделывание земли и женитьба на проститутке - оказываются смехотворны.

Театральные, оперные и кинематографические постановки романа

Театральные драматические постановки

К сожалению, в вашем браузере отключён JavaScript, или не имеется требуемого проигрывателя.
Вы можете загрузить ролик или загрузить проигрыватель для воспроизведения ролика в браузере. Радиопостановка по спектаклю МХТ «Воскресение», 1936 год
  • 1930 - Московский Художественный театр (В. И. Немирович-Данченко)
  • 1998 - Малый театр (Э. Е. Марцевич)

Оперные постановки

Среди оперных переложений романа - Risurrezione (англ.) итальянского композитора Франко Альфано, Vzkriesenie словацкого композитора Яна Киккера (англ.) и Resurrection американского композитора Тода Маховера (англ.).

Экранизации

  • 1907 - Воскресение / En Opstandelse (Дания), режиссёр Вигго Ларсен
  • 1909 - Воскресение / Resurrection (США), режиссёр Дэвид Гриффит, Катюша Маслова - Флоренс Лоуренс, Дмитрий Нехлюдов - Артур Джонсон
  • 1909 - Воскрешение - Россия
  • 1910 - Воскресение / Résurrection (Франция), режиссёры Андре Кальметт, Анри Дефонтен
  • 1914 - Песнь Катюши / Katyusha no uta (Япония)
  • 1914 - Катюша / Katyusha (Япония), режиссёр Киямацу Хосояма
  • 1915 - Воскресение женщины / A Woman’s Resurrection (США), режиссёр Гордон Эдвардс, Катюша Маслова - Бетти Нансен, Дмитрий Нехлюдов - Уильям Келли
  • 1915 - Катюша Маслова - Россия, режиссёр Пётр Чардынин, Катюша Маслова - Наталья Лисенко
  • 1917 - Воскресение / Resurrezione - Италия, режиссёр Марио Казерини, Катюша Маслова - Мария Джакобини, Дмитрий Нехлюдов - Андреа Хабэй
  • 1918 - Воскресение / Resurrection - США, режиссёр Эдвард Хосе, Катюша Маслова - Полин Фредерик, Дмитрий Нехлюдов - Роберт Эллиотт
  • 1923 - Воскресение / Résurrection Франция. Режиссёр Марсель Л’Эрбье
  • 1927 - Воскресение / Resurrection - США, режиссёр Эдвин Карев, Катюша Маслова - Долорес дель Рио, Дмитрий Нехлюдов - Род Ла Рок,
  • 1931 - Воскресение / Resurrection - США. Режиссёр Эдвин Карев, Катюша Маслова - Лупе Велес, Дмитрий Нехлюдов - Джон Боулс
  • 1931 - Воскресение / Resurrección - США, режиссёры Эдуардо Аросамена, Дэвид Селман. Катюша Маслова - Лупе Велес, Дмитрий Нехлюдов - Гилберт Роланд
  • 1934 - Мы снова живы / We Live Again - США. Режиссёр Рубен Мамулян, Катюша Маслова - Анна Стэн, Дмитрий Нехлюдов Фредрик Марч
  • 1938 - Воскресение / Duniya Kya Hai - Индия. Режиссёр Г.П. Павар
  • 1943 - Воскресение / Resurrección - Мексика. Режиссёр Хильберто Мартинес Соларес
  • 1944 - Воскресение / Resurrezione- Италия. Режиссёр Флавио Кальсавара. Катюша Маслова - Дорис Дуранти, Дмитрий Нехлюдов - Клаудио Гора
  • 1958 - Воскресение / Auferstehung - Франция, Италия, Германия (ФРГ). Режиссёр Рольф Ханзен, Катюша Маслова - Мириам Брю, Дмитрий Нехлюдов - Хорст Буххольц
  • 1960 - «Воскресение» - СССР. Режиссёр Михаил Швейцер. Катюша Маслова - Тамара Сёмина, Дмитрий Нехлюдов - Евгений Матвеев
  • 1965 - Воскресение / Resurrezione - Италия (сериал). Режиссёр Франко Энрикес
  • 2001 - Воскресение / Resurrezione - Германия, Франция, Италия. Режиссёры Паоло Тавиани, Витторио Тавиани. Катюша Маслова - Стефания Рокка, Дмитрий Нехлюдов - Тимоти Пич

Примечания

  1. Главный редактор - Г. П. Шалаева. Кто Есть Кто в этом Мире.. - Москва: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2004. - С. 1424. - ISBN 5-8123-0088-7.
  2. В. Шкловский. Лев Толстой. Жизнь Замечательных Людей. - М.: Молодая Гвардия, 1967. - С. 513-530.
  3. Бутырская тюрьма: вчера, сегодня, завтра. Газета.ру
  4. Пастернак Л. О. Как создавалось «Воскресение» // Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников: 2 т. / Ред. С. А. Макашин. - М.: Худож. лит., 1978. - Т. 2 / Сост., подгот. текста и коммент. Н. М. Фортунатова. - С. 165-172. - (Сер. лит. мемуаров).
  5. П. И. Бирюков. Биография Льва Николаевича Толстого. - М., 1922. - Т. 3. - С. 317.
  6. Дневники Софьи Андреевны Толстой. 1897 – 1909. - М., 1932. - С. 81.
  7. Лев Толстой в 1880-1900-х гг. О романе «Воскресенье»
  8. В. И. Кулешов \\ Вершины: Книга о выдающихся произведениях русской литературы. Москва.: Дет.лит, 1983
  9. 1 2 3 4 5 6 Издание: Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, Государственное Издательство Художественной Литературы, Москва - 1958. Том 32. Обзор содержания по главам. стр. 529-536.
  10. 1 2 3 4 5 6 7 8 Н. Гудзий и др. Роман Л. Н. Толстого «Воскресение». Москва. 1964
  11. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: 90 т., т.56, с. 74
  12. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: 90 т., т.56, с. 77
  13. Лев Николаевич Толстой. Воскресенье (предисловие к роману). - М.: Художественная литература, 1977. - С. 2.
  14. Григорьев А. Л. Роман «Воскресение» за рубежом \\ Толстой Л. Н. Воскресение. АН СССР. Изд. подгот. Н. К. Гудзий, Е. А. Маймин. М.: Наука, 1964. - С. 552-573

Ссылки

  • Владимир Яранцев. Сибирское «Воскресение»
  • Горная В. З. Зарубежные современники Л. Н. Толстого о романе «Воскресение» // Роман Л. Н. Толстого «Воскресение»: Историко-функциональное исследование / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М.: Наука, 1991. - С. 100-165.

Воскресение (роман) Информацию О