Борис годунов краткое содержание для читательского дневника. Пересказ произведения "Борис Годунов" Пушкина А.С. Борис рассказывает о своем правлении

«Три товарища» - роман известного немецкого писателя Эриха Марии Ремарк. Писатель достаточно долго работал над романом, книгу не хотели издавать, поскольку она подвергалась критике нацистов. Как и другие произведения писателя, этот роман касается военной темы. Главной проблемой, которую освещает Ремарк, выступает проблема потерянного поколения. Писатель относил к этому поколению и себя.

В произведении описан небольшой промежуток времени между Первой и Второй мировой войной. Парни, которые вынуждены были уйти воевать, будучи совсем молодыми, прошедшие войну, видевшие жестокость, не раз ставящие под угрозу свою жизнь и убивавшие врагов, не знали, как жить мирной жизнью. Они возвратились в разрушенные войной города и дома, но не могли найти себе места. Многие из них покончили с собой, иногда сходили с ума, а чаще всего спивались.

Главными героями романа выступают три именно таких парня, которые подружились на войне, сражались плечом к плечу и не раз видели смерть. Они смогли выжить и вернуться домой, дружеские узы будут связывать их всю жизнь.

Отто отличается серьёзностью и самостоятельностью, у него есть автомастерская, в которой он работает вместе с друзьями Готфридом и Робертом. Готфрид любит путешествовать и радуется жизни. Роберт, несмотря на все ужасы войны, верит в любовь и дружбу. Он влюбляется в Патрицию. Хотя изначально кажется, что их будущее может быть достаточно счастливым, позднее Роберт узнаёт, что девушка серьёзно больна. Он прилагает все возможные усилия, чтобы её вылечить, а друзья не оставляют его в беде.

Писатель смог изобразить людей, которые хоть и прошли войну, но смогли сохранить человечность, позитивное отношение, любовь к миру и жизни. Популярность книге принес не только талант автора, но и детально прописанные герои, каждый со своими особенностями, но все они несут общую идею и заставляют верить в лучшее.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Три товарища" Эрих Мария Ремарк бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Erich Maria Remarque

Drei Kameraden, 1936

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

I

Небо было желтым, как латунь, и еще не закопчено дымом труб. За крышами фабрики оно светилось особенно ярко. Вот-вот взойдет солнце. Я глянул на часы. До восьми оставалось пятнадцать минут. Я пришел раньше обычного.

Я открыл ворота и наладил бензоколонку. В это время первые машины уже приезжали на заправку. Вдруг за моей спиной послышалось надсадное кряхтенье, будто под землей прокручивали ржавую резьбу. Я остановился и прислушался. Затем прошел через двор к мастерской и осторожно открыл дверь. В полумраке, пошатываясь, сновало привидение. На нем были испачканная белая косынка, голубой передник и толстые мягкие шлепанцы. Привидение размахивало метлой, весило девяносто килограммов и было уборщицей Матильдой Штосс.

С минуту я стоял и разглядывал ее. Переваливаясь на нетвердых ногах между радиаторами автомобилей и напевая глуховатым голосом песенку о верном гусаре, она была грациозна, как бегемот. На столе у окна стояли две бутылки коньяка – одна уже почти пустая. Накануне вечером она была не почата. Я забыл спрятать ее под замок.

– Ну, знаете ли, фрау Штосс… – вымолвил я.

Пение прекратилось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка на лице уборщицы погасла. Теперь привидением был уже я.

– Иисусе Христе… – с трудом пробормотала Матильда и уставилась на меня красными глазами. – Не думала я, что вы так рано заявитесь…

– Понятно. Ну а коньячок ничего?

– Коньяк-то хорош… но мне так неприятно. – Она вытерла ладонью губы. – Прямо, знаете, как обухом по голове…

– Не стоит преувеличивать. Просто вы накачались. Как говорится, пьяны в стельку.

Она едва удерживалась в вертикальном положении. Ее усики подрагивали, а веки хлопали, как у старой совы. Но вскоре она кое-как овладела собой и решительно сделала шаг вперед.

– Господин Локамп!.. Человек всего лишь человек… Сперва я только принюхивалась… потом не выдержала, сделала глоток… потому что в желудке у меня всегда, знаете ли, какая-то вялость… Вот… а потом… а потом, видать, бес попутал меня… И вообще – нечего вводить бедную женщину в искушение… нечего оставлять бутылки на виду.

Уже не впервые я заставал ее в таком виде. По утрам она приходила на два часа убирать мастерскую, и там можно было спокойно оставить сколько угодно денег, к ним она не прикасалась… А вот спиртное было для нее то же, что сало для крысы.

Я поднял бутылку.

– Коньяк для клиентов, вы, конечно, не тронули, а любимый сорт господина Кестера вылакали почти до дна.

Огрубевшее лицо Матильды исказилось гримасой удовольствия.

– Что правда, то правда… В этом я знаю толк.

Но, господин Локамп, неужто вы выдадите меня, беззащитную вдову?

Я покачал головой:

– Сегодня не выдам.

Она опустила подоткнутый подол.

– Ладно, тогда улепетываю. А то придет господин Кестер… ой, не приведи Господь!

Я подошел к шкафу и отпер его.

– Матильда…

Она торопливо подковыляла ко мне. Я поднял над головой коричневую четырехгранную бутылку.

Она протестующе замахала руками:

– Это не я! Честно вам говорю! Даже и не пригубила!

– Знаю, – сказал я и налил полную рюмку. – А вы это когда-нибудь пробовали?

– Вопрос! – Она облизнулась. – Да ведь это ром! Выдержанный ямайский ром!

– Правильно. Вот и выпейте рюмку!

– Это я-то? – Она отпрянула от меня. – Зачем же так издеваться, господин Локамп? Разве можно каленым железом по живому телу? Старуха Штосс высосала ваш коньяк, а вы ей в придачу еще и ром подносите. Да вы же просто святой человек, именно святой… Нет, уж лучше пусть я умру, чем выпью!

– Значит, не выпьете?.. – сказал я и сделал вид, будто хочу убрать рюмку.

– Впрочем… – Она быстро выхватила ее у меня. – Как говорят, дают – бери. Даже если не понимаешь, почему дают. Ваше здоровье! А у вас, случаем, не день ли рождения?

– Да, Матильда. Угадали.

– Да что вы! В самом деле? – Она вцепилась в мою руку и принялась ее трясти. – Примите мои самые сердечные поздравления! И чтобы деньжонок побольше! – Она вытерла рот. – Я так разволновалась, что обязательно должна тяпнуть еще одну. Ведь вы мне очень дороги, так дороги – прямо как родной сын!..

– Хорошо.

Я налил ей еще одну рюмку. Она разом опрокинула ее и, прославляя меня, вышла из мастерской.

* * *

Я спрятал бутылку и сел за стол. Через окно на мои руки падали лучи бледного солнца. Все-таки странное это чувство – день рождения. Даже если он тебе, в общем, безразличен. Тридцать лет… Было время, когда мне казалось, что не дожить мне и до двадцати, уж больно далеким казался этот возраст. А потом…

Я достал из ящика лист бумаги и начал вспоминать. Детские годы, школа… Это было слишком давно и уже как-то неправдоподобно. Настоящая жизнь началась только в 1916 году. Тогда я – тощий восемнадцатилетний верзила – стал новобранцем. На вспаханном поле за казармой меня муштровал мужланистый усатый унтер: «Встать!» – «Ложись!» В один из первых вечеров в казарму на свидание со мной пришла моя мать. Ей пришлось дожидаться меня больше часа: в тот день я уложил свой вещевой мешок не по правилам, и за это меня лишили свободных часов и послали чистить отхожие места. Мать хотела помочь мне, но ей не разрешили. Она расплакалась, а я так устал, что уснул еще до ее ухода.

1917. Фландрия. Мы с Миддендорфом купили в кабачке бутылку красного. Думали попировать. Но не удалось. Рано утром англичане начали обстреливать нас из тяжелых орудий. В полдень ранило Кестера, немного позже были убиты Майер и Детерс. А вечером, когда мы уже было решили, что нас оставили в покое, и распечатали бутылку, в наши укрытия потек газ. Правда, мы успели надеть противогазы, но у Миддендорфа порвалась маска. Он заметил это слишком поздно и, покуда стаскивал ее и искал другую, наглотался газу. Долго его рвало кровью, а наутро он умер. Его лицо было зеленым и черным, а шея была вся искромсана – он пытался разодрать ее ногтями, чтобы дышать.

1918. Это было в лазарете. Несколькими днями раньше с передовой прибыла новая партия. Бумажный перевязочный материал. Тяжелые ранения. Весь день напролет въезжали и выезжали операционные каталки. Иногда они возвращались пустыми. Рядом со мной лежал Йозеф Штоль. У него уже не было ног, а он еще не знал об этом. Просто этого не было видно – проволочный каркас накрыли одеялом. Он бы и не поверил, что лишился ног, ибо чувствовал в них боль. Ночью в нашей палате умерло двое. Один – медленно и тяжело.

1919. Я снова дома. Революция. Голод. На улицах то и дело строчат пулеметы. Солдаты против солдат. Товарищи против товарищей.

1920. Путч. Расстрел Карла Брегера. Кестер и Ленц арестованы. Моя мама в больнице. Последняя стадия рака.

1921… Я напрасно пытался вспомнить хоть что-нибудь. Словно этого года вообще не было. В 1922-м я был железнодорожным рабочим в Тюрингии, в 1923-м руководил отделом рекламы фабрики резиновых изделий. Тогда была инфляция. Мое месячное жалованье составляло двести миллиардов марок. Деньги выплачивали дважды в день, и после каждой выплаты предоставлялся получасовой отпуск, чтобы обежать магазины и что-нибудь купить, пока не вышел новый курс доллара и стоимость денег не снизилась вдвое…

А потом?.. Что было в последующие годы? Я отложил карандаш. Стоило ли воскрешать все это в памяти? К тому же многое я просто не мог вспомнить. Слишком все перемешалось. Мой последний день рождения я отмечал в кафе «Интернациональ», где в течение года работал пианистом – должен был создавать у посетителей «лирическое настроение». Потом снова встретил Кестера и Ленца. Так я и попал в «Аврема» – «Авторемонтную мастерскую Кестера и К°». Под «К°» подразумевались Ленц и я, но мастерская, по сути дела, принадлежала только Кестеру. Прежде он был нашим школьным товарищем и ротным командиром; затем пилотом, позже некоторое время студентом, потом автогонщиком и, наконец, купил эту лавочку. Сперва к нему присоединился Ленц, который несколько лет околачивался в Южной Америке, а вслед за ним и я.

Я вытащил из кармана сигарету. В сущности, я мог быть вполне доволен. Жилось мне неплохо, я работал, силенок хватало, и я не так-то скоро уставал – в общем, как говорится, был здоров и благополучен. И все же не хотелось слишком много думать об этом. Особенно наедине с самим собой. Да и по вечерам тоже. Потому что время от времени вдруг накатывалось прошлое и впивалось в меня мертвыми глазами. Но для таких случаев существовала водка.

* * *

На дворе заскрипели ворота. Я разорвал листок с датами моей жизни и бросил клочки в корзинку. Дверь распахнулась настежь, и в ее проеме возник Ленц – длинный, худой, с гривой волос цвета соломы и носом, который подошел бы совсем другому человеку.

– Робби, – рявкнул он, – старый спекулянт! Ну-ка встать и стоять смирно! Начальство желает говорить с тобой!

– Господи Боже мой! – Я поднялся. – А я-то надеялся, что вы и не вспомните. Помилосердствуйте, ребята, прошу вас!

– Так легко от нас не отделаешься! – Готтфрид положил на стол пакет, в котором что-то здорово задребезжало. За ним вошел Кестер. Ленц встал передо мной во весь свой огромный рост.

– Робби, что тебе сегодня бросилось в глаза раньше всего другого?

– Танцующая старуха, – вспомнил я.

– Святой Моисей! Дурная примета! Но, знаешь ли, она в духе твоего гороскопа. Только вчера я его составил. Итак, рожденный под знаком Стрельца, ты человек ненадежный и колеблешься, как тростник на ветру. А тут еще эти подозрительные тригоны Сатурна. Да и Юпитер в этом году подкачал. Но поскольку мы с Отто вроде как твои отец и мать, то я первым преподношу тебе нечто для самозащиты. Возьми этот амулет. Когда-то я получил его от девы, чьими предками были инки. В ней текла голубая кровь, были у нее плоскостопие, вши и дар предсказывать будущее. «О, белокожий чужеземец, – сказала мне она, – этот талисман носили на себе короли, в нем заключены все силы Солнца, Земли и Луны, уж не говоря о более мелких планетах. Дай доллар серебром на водку и бери его». И дабы не обрывались звенья счастья, я передаю его тебе, Робби.

С этим он надел мне на шею крохотную черную фигурку на тонкой цепочке.

– Вот так-то! Это против горестей высшего порядка. А от повседневных неприятностей вот – шесть бутылок рому. Их дарит тебе Отто! Этот ром вдвое старше тебя!

Он развернул пакет и одну за другой поставил бутылки на стол, залитый светом утреннего солнца. Бутылки сверкали, как янтарь.

– Великолепное зрелище, – сказал я. – И где ты их только раздобыл, Отто?

Кестер рассмеялся:

– Довольно путаная история. Долго рассказывать… Лучше скажи, как ты-то себя чувствуешь? Как тридцатилетний?

Я махнул рукой:

– Да вроде бы нет – чувство такое, будто мне шестнадцать и в то же время пятьдесят. В общем, хвалиться нечем.

– И это ты называешь «хвалиться нечем»! – возразил Ленц. – Да пойми ты – выше этого вообще ничего нет. Ведь ты без чьей-либо помощи, так сказать, суверенно, покорил время и проживешь целых две жизни.

Кестер внимательно смотрел на меня.

– Оставь его, Готтфрид, – сказал он. – Дни рождения ущемляют самолюбие человека. Особенно по утрам… Но ничего – постепенно он придет в себя.

Ленц сощурился.

– Чем меньше у человека самолюбия, Робби, тем большего он стоит. Тебя это утешает?

– Нет, – ответил я, – нисколько. Если человек чего-то стоит, значит, он уже как бы памятник самому себе. По-моему, это и утомительно, и скучно.

– Ты только подумай, Отто! Он философствует, – сказал Ленц. – Следовательно, он спасен. Он преодолел самое страшное – минуту безмолвия в собственный день рождения, когда человек заглядывает самому себе в глаза и внезапно обнаруживает, какой же он жалкий цыпленок… А теперь мы можем со спокойной совестью приступить к трудам праведным и смазать внутренности старого «кадиллака»…

* * *

Мы кончили работать, когда уже смеркалось. Затем умылись и переоделись. Ленц с вожделением смотрел на батарею бутылок.

– Не свернуть ли нам шею одной из них?

– Это должен решить Робби, – сказал Кестер. – Человек получил подарок, а ты к нему с такими прозрачными намеками. Некрасиво это, Готтфрид.

– А заставлять дарителей подыхать от жажды, по-твоему, красиво? – ответил Ленц и откупорил бутылку.

Сразу по всей мастерской разлился аромат рома.

– Святой Моисей! – воскликнул Готтфрид.

Мы стали принюхиваться.

– Не запах, а просто какая-то фантастика, Отто. Для достойных сравнений нужна самая высокая поэзия.

– Просто жалко распивать такой ром в этой конуре! – решительно заявил Ленц. – Знаете что? Поедем за город, там где-нибудь поужинаем, а бутылку прихватим с собой. Разопьем ее на природе.

– Блестящая мысль.

На руках мы откатили «кадиллак», с которым провозились почти весь день. За ним стоял довольно странный предмет на колесах. То была гордость нашей мастерской – гоночная машина Отто Кестера.

В свое время, попав на аукцион, Кестер по дешевке приобрел этот высокий старый драндулет. Знатоки без колебаний утверждали, что это был бы любопытный экспонат для музея истории транспорта. Больвис, владелец фабрики дамских пальто и гонщик-любитель, посоветовал Отто переделать эту штуку в швейную машину. Но Кестера все это ничуть не трогало. Он разобрал свое приобретение на части, словно часовой механизм, и несколько месяцев кряду ежедневно возился с ним дотемна. Как-то вечером подкатил на нем к бару, который мы обычно посещали. Больвис так расхохотался, что едва не свалился со стула, – детище Кестера по-прежнему выглядело крайне смешно. Чтобы позабавиться, Больвис предложил Отто пари – двести марок против двадцати, если тот рискнет на своей таратайке помериться силами с его новой спортивной машиной. Дистанция – десять километров, Кестер получает для своей машины фору в один километр. Отто согласился. Кругом стоял хохот – все предвкушали небывалую потеху. Но Кестер изменил условия состязания: он отказался от форы и с самым невозмутимым видом предложил повысить ставку до тысячи марок с обеих сторон. Больвис оторопел и спросил Отто, не отвезти ли его в дом для душевнобольных. Вместо ответа тот запустил двигатель. Оба сразу же тронулись с места, чтобы решить, кто – кого. Через полчаса Больвис вернулся с таким расстроенным видом, словно увидел морского змея. Молча он выписал чек и тут же стал выписывать второй – хотел, не сходя с места, купить эту старомодную машину. Но Кестер высмеял его. Теперь он не хотел расстаться с ней ни за какие деньги. Но как бы она ни была безупречна по своим техническим качествам, ее внешний вид все еще оставался страшноватым. Для каждодневного использования мы смонтировали какой-то особенно старомодный, прямо-таки допотопный кузов. Лак утратил блеск, крылья были в трещинах, а ветхий откидной верх прослужил никак не меньше десяти лет. Мы, конечно, могли бы придать машине куда более привлекательный вид, но по определенной причине сознательно не делали этого.

Машину мы назвали «Карл». «Карл» – призрак шоссейных дорог.

* * *

Шурша шинами и сопя, «Карл» мчался по дороге.

– Отто, – сказал я, – приближается жертва.

За нами нетерпеливо ревел клаксон тяжелого «бьюика». Он быстро нагнал нас, радиаторы поравнялись. Мужчина за рулем небрежно глянул на нас. Затем презрительно скользнул взглядом по обшарпанному «Карлу», тут же отвернулся и, казалось, забыл о нашем существовании.

Но через несколько секунд ему пришлось убедиться, что «Карл» все еще идет с ним вровень. Он уселся поудобнее, с веселым любопытством снова посмотрел на нас и прибавил газу. Но «Карл» не сдавался. Словно терьер рядом с догом, маленький и юркий, он стремительно несся вперед, не отставая от здоровенной махины, сверкающей лаком и хромом.

Мужчина покрепче ухватился за баранку. Не подозревая, что его ждет, он надменно скривил губы. Мы поняли – теперь он нам покажет, на что способна его колымага. Он с такой силой нажал на педаль газа, что его выхлопная труба заверещала, точно стая жаворонков над летним полем. Но все было напрасно – он не мог оторваться от нас. Неказистый, пожалуй, даже уродливый «Карл» как заколдованный прилепился к «бьюику». Его ошеломленный водитель вытаращился на нас. Ему было невдомек, как это при скорости свыше ста километров в час невозможно стряхнуть с себя этакое старье. Не веря глазам своим, он еще раз посмотрел на спидометр, видимо, усомнившись в точности его показаний. Затем пошел на всю железку.

Теперь обе машины неслись ноздря в ноздрю по длинному прямому шоссе. Через несколько сотен метров показался шедший навстречу грохочущий грузовик. «Бьюику» пришлось отстать. Едва он опять поравнялся с «Карлом», как мы увидели другую встречную машину – на сей раз автокатафалк с венками, обвитыми развевающимися лентами. «Бьюик» вновь пристроился нам в хвост. А потом, насколько хватало глаз, – ничего встречного.

И куда только подевалась спесь нашего соперника! Злобно сжав губы, плотно усевшись за рулем и захваченный азартом гонки, он подался вперед. Казалось – честь всей его жизни зависит от одного: ни за что не уступить этой жалкой шавке.

Мы же, напротив, притворяясь безразличными ко всему, сидели спокойно. «Бьюик» для нас просто не существовал. Кестер невозмутимо смотрел вперед, на шоссе, я со скучающим видом уставился куда-то в небо, а Ленц, хотя он внутренне и сжался в комок, достал газету и принялся якобы читать ее, да еще с таким интересом, словно в эту минуту ничто не могло быть для него важнее.

Через две-три минуты Кестер нам подмигнул. «Карл» незаметно терял скорость, и «бьюик» стал медленно обходить его. Вот перед нашими глазами проплыли широкие блестящие крылья. Синеватый отработанный газ, шумно вырывавшийся из выхлопной трубы, обдал нас. Постепенно «бьюик» ушел метров на двадцать вперед, и – как можно было предвидеть – его хозяин на мгновение высунулся из окна и, повернувшись к нам лицом, победоносно ухмыльнулся.

Но он позволил себе лишнее. Не в силах сдержать ощущение полнейшего торжества, он махнул нам рукой – дескать, попробуйте догоните!

Взмах его руки был небрежным, самоуверенным.

– Отто! – призывно воскликнул Ленц.

Но это было ни к чему. В ту же секунду «Карл» рванулся вперед. Засвистел компрессор, и сразу же исчезла только что махавшая нам рука. Послушный посылу, «Карл» набавлял скорость, и удержать его уже не могло ничто, он наверстывал все сполна. И вот тут-то мы как бы впервые заметили этот чужой автомобиль. С невинно вопрошающим видом мы смотрели на мужчину за рулем. Нам просто хотелось узнать, зачем это он махал нам рукой. Но он судорожно вперил взор вдаль, а перепачканный «Карл», распластав свои потрескавшиеся крылья, на полном газу ушел далеко вперед – непобедимый замарашка!

– Здорово получилось, Отто, – сказал Ленц Кестеру. – Боюсь, этот тип будет сегодня ужинать без всякого удовольствия.

Вот ради таких гонок мы и не меняли кузов «Карла». Стоило ему появиться где-нибудь на шоссе, как тут же находился охотник обставить его. На иные машины он действовал как ворона с подбитым крылом на свору изголодавшихся кошек. Он приводил в состояние сильнейшего возбуждения водителей самых мирных семейных автоэкипажей. Всем хотелось его обогнать. Даже самые солидные бородачи, отцы семейств, и те попадали под власть неодолимого честолюбия, когда перед ними, подпрыгивая и спотыкаясь на ухабах, двигалось это нечто на колесах. Никто из них не мог додуматься, что внутри смехотворного сооружения бьется великое сердце – отличный гоночный двигатель!

Ленц утверждал, что «Карл» играет чисто воспитательную роль. Он учит людей чтить творческое начало, которое всегда заключено в неприметной оболочке. Так рассуждал Ленц, который и о себе говорил, что он – последний из романтиков.

* * *

Мы остановились перед небольшой ресторацией и вылезли из машины. Стоял прекрасный тихий вечер. Борозды вспаханного поля с золотисто-коричневыми краями отливали фиолетовыми оттенками. На яблочно-зеленом небе, словно огромные фламинго, плыли облака, нежно оберегая мелькавший между ними молодой месяц. На ветках куста орешника было какое-то предощущение утренней зари. Орешник был трогательно наг, но полон надежд на близящееся набухание почек. Из кухни доносился аромат жареной печенки. И еще – запах жареного лука. Наши сердца забились сильнее.

Ленц не выдержал и ворвался в дом. Вскоре он вернулся с просветленным лицом.

– Посмотрели бы вы на этот жареный картофель! Давайте поторопимся, а то, чего доброго, прозеваем самый смак!

В эту минуту с легким гудением подъехала еще одна машина. Мы застыли, словно пригвожденные. Это был тот самый «бьюик». Он резко затормозил около «Карла».

– Оп-ля! – воскликнул Ленц.

Из-за подобных приключений у нас уже была не одна драка.

Мужчина вышел из автомобиля. Это был рослый и грузный человек в просторном реглане из верблюжьей шерсти. Он с досадой покосился на «Карла», затем снял плотные желтые перчатки и подошел к нам. Лицо его напоминало маринованный огурец.

– Что это у вас за модель? – спросил он Кестера, который стоял к нему ближе.

С минуту мы молча смотрели на него. Видимо, он принял нас за каких-то автомехаников, которые, нарядившись в воскресные костюмы, решили прокатиться на угнанной машине.

Знаменит своим гуманизмом. Мало кому из классиков удалось так проникновенно и органично сыграть на контрасте: показать человеческое в эпоху отчаяния.

Эрих Мария Ремарк, бывший фронтовик Первой мировой войны, возненавидевший войны в принципе и ставший убежденным пацифистом, приступил к написанию произведения в 1932 году. Оно по своей сути соответствовало главному критерию для настоящей книги - быть кубическим куском дымящейся совести.

Непростая судьба произведения

Словно сагу о своем поколении, опаленном войной, писал Ремарк “Три товарища”. Краткое содержание на немецком языке и справедливая литературная критика на родине классика появились лишь после Второй мировой войны, т. е. спустя десятилетие.

Трудно представить себе эмоциональное состояние писателя, завершившего написание произведения в 1936 году.

Классика немецкие фашисты превратили в изгоя на своей родине. Нацисты стали устраивать облавы на киносеансах фильмов, снятых по произведениям автора, а издание тиражей его книг запретили.

Когда же писатель эмигрировал в Швейцарию, его лишили немецкого гражданства, травили нацистской пропагандой, а написанные им романы демонстративно сжигали.

Эта книга сразу же стала мировым бестселлером, но в нацистской Германии ожидаемо было наложено табу на роман “Три товарища”. Краткое содержание по главам на немецком языке позже писали в школах в виде изложения и в ФРГ, и в ГДР. Германия, наконец, признала своего классика!

Интегрирующий, жизнеутверждающий дух этого выстраданного автором романа способствовал формированию новой немецкой духовности, далее ведущей к объединению двух Германий и реальному превращению страны-инициатора двух мировых войн в действительный оплот мира на Европейском континенте.

Три друга

Это книга о надежде и любви, о дружбе и повседневном мужестве, об умении достойно выдерживать удары судьбы и идти дальше. О своем поколении писал Эрих Мария Ремарк "Три товарища". Краткое содержание романа является предметом изучения данной статьи.

Изложение событий начинается в утро тридцатилетия Роберта Локампа. Первая глава играет особое место во всем произведении. С ее помощью автор исчерпывающе знакомит нас со всеми главными героями. Роберт приходит в авторемонтную мастерскую, где трудом механика зарабатывает деньги задолго перед работой. Со своими коллегами Робби знаком с детства - инициативным крепышом Отто Кестером и артистичным душевным Готтфридом Ленцем.

Первый был студентом и летчиком, потом стал гонщиком; он самый креативный в тройке, у него талант автомеханика и автогонщика. Второй - душа компании: артистичный, общительный, организатор всех их общих праздников, он пользуется успехом у женщин и имеет друзей в среде барменов. Сам же Роберт Локамп имеет более выраженную, чем у друзей, “коммерческую жилку”, так что ему чаще доверяют вести переговоры.

Вместе они всю жизнь: росли, воевали, теперь трудятся. Их троих связывает крепкая мужская дружба, в которой гармонично царят откровенность, доброжелательность, взаимопомощь, взаимоуважение.

День рождения Роберта

Робби углублен в самого себя, вспоминая всю предыдущую жизнь. Это глубокое эмоциональное состояние. Он видит пожилую фрау Штосс, уборщицу, которая, прибирая поутру и пользуясь отсутствием механиков, отпила из оставленной ими бутылки рому. Однако у мужчины сегодня юбилей, поэтому без слов упрека наливает старухе еще одну чарку. Когда же та с благодарностями и поздравлением уходит, Роберта охватывают печальные воспоминания.

О потерянном поколении, опаленном войной и брошенном на выживание, пишет Ремарк "Три товарища". Краткое содержание мыслей героя романа, от имени которого автор повествует, сводится к довольно мрачной и пугающей статистике.

В 1916 году восемнадцатилетний Роберт Локамп попадает на фронт.

С 1917 года он сражается на передовой, видя, как смерть забирает одного за другим его товарищей.

1918 год начался и закончился в окопах. У Локампа было ранение.

Возвратился Робби с войны в 1919 году в Германию, охваченную революцией, сопровождаемой убийствами одних немцев другими, голодом.

В 1920 году родину главного героя потряс путч. Ленца и Кестера бросили в тюрьму. Мама Роберта скончалась от рака.

В 1921-1923 году Роберт как мог выживал в мире отчаяния, нищеты. Он жадно хватался за любую работу, чтоб заработать на скудный ломоть хлеба насущного. Работал рекламным агентом, дорожным строителем, тапером в борделе.

Роберт храним дружбой

Презентует нам своего главного героя на этапе редкой в те времена для Германии неустойчивой социальной стабильности Ремарк ("Три товарища"). Краткое содержание его нынешнего статуса можно выразить известным ныне выражением "три в одном". Он остался из-за войны и революции сиротой. В романе не упоминается никто из родителей, но его родню, к счастью, заменили друзья. Они дружно ремонтируют автомобили, вместе отдыхают, поддерживают морально и материально друг друга, сообща принимают решения по своему нехитрому бизнесу...

А когда воспоминания о крови и смертях просыпались и начинали давить на психику, и вынести это становилось нестерпимо, друзья разрушали призраки прошлого алкоголем. Типичный признак вчерашних солдат: живому человеку страшно в навязчивых, приходящих вновь и вновь снах видеть мясорубку войны и смерть товарищей. Это свойство психики описал, зная по себе, автор романа Ремарк ("Три товарища"). Краткое содержание его произведения - описание судьбы поколения немцев, выживших после Первой мировой войной и оказавшихся невостребованных обществом. Но не все из них в отчаянии сложили руки, многие, как и герои романа, решили, действовать согласно пословице, гласящей: ”Спасение утопающих - дело рук самих утопающих.”

Локамп, Ленц и Кестер успевали:

Ремонтировать автомобили;

Купить кадиллак и ремонтировать его на продажу;

- “для души” превратить старую колымагу в спортивное купе, снабдив его мощнейшим гоночным двигателем.

Эпизод на дороге

Готтфрид подарил ему "амулет от злого рока", якобы полученный от внучки вождя инков, а Отто - "спасение от бед повседневных" в виде 6 бутылок рома. Пикник был спланирован на вечер. Однако вначале предстоял полный рабочий день.

Дорогу на пикник друзья превращают в развлечение. Они используют контраст устаревшего внешнего вида своего сборного автомобиля, которого по-дружески назвали “Карл”, с его обретенными гоночными характеристиками. Не зря они называли его "призраком дороги"!

Вот и в этот вечер водитель навороченного “бьюика", едущий по одной с ними трассе, попался на удочку. Очевидно, желая пофорсить перед спутницей, он сперва небрежно обогнал "Карла", потом, когда тот вновь оказался впереди, обогнал опять, но уже на высшей передаче. Впрочем, шансов у него не было...

В итоге “Карл”, показав свои реальные скоростные качества, оставил далеко позади произведение американского автопрома от General Motors, которое вел герр Биндинг (так он потом им представился).

Пикник в придорожном кафе. Знакомство с Патрицией Хольман

Впрочем, как определил сам автор, именно история любви и дружбы составляет в романе “Три товарища” краткое содержание. Ремарк в эпизоде праздничного ужина знакомит нас с главной героиней - Патрицией Хольман. Это она была спутницей Биндинга.

Водитель бьюика нагнал друзей у придорожного трактира, где они праздновали именины Роберта. Биндинг решил присоединиться к празднеству, представив трем товарищам Патрицию Хольман. Стройная, красивая и вместе с тем загадочная и молчаливая девушка сразу понравилась им. Объединенная компания оказалась отличной, вечер удался. В его окончание осмелевший Робби спросил у Патриции ее телефонный номер под благовидным предлогом: чтобы убедиться, как она доедет домой.

Пансион фрау Залевски, соседи Роберта

Затем краткое содержание “Трех товарищей” Ремарка дает описание крошечного мини-отеля (пансиона) фрау Залевски и его обитателей. В те годы это было типичное для немецких городов заведение, где жильцы из последних сил пытались “держаться на плаву” в социуме. В нем проживал Роберт Локамп и его соседи, люди бедные и несчастные в личной жизни:

Бездетные и вечно ругающиеся соседи Хассе (позже с ними приключится трагедия: жена уйдет к любовнику, а муж повесится);

Вдова Бендер пятидесяти лет, потерявшая мужа и детей, чье пронзительное одиночество скрашивала только пятнистая кошка;

Эмигрант граф Орлов - стройный молодящийся мужчина, безмерно тоскующий по Родине и зарабатывающий на жизнь уроками танцев;

Страдающий от голода и бедности безработный студент Георг Блок.

Все эти люди оказались в пансионе выброшенными невзгодами войны и революции, подобно морякам, попавшим в шторм и вынесенным на коралловый остров. Именно в своей съемной квартире в доме фрау Залевски проснулся Роберт на следующий после именин день.

Затем он вышел позавтракать в кафе “Интернациональ”, встретив там знакомых -кельнера Алоиса и проститутку Розу (ранее Робби работал тапером в ее заведении). Однако, общаясь с ними, тридцатилетний мужчина все больше думал о Патриции Хольман. Наконец, решившись, он позвонил девушке и пригласил ее на свидание.

Первое и второе свидание с Пат

Роберт действительно неуклюж и косноязычен. Диалог с Патрицией никак не получается, и бывший солдат “для смелости” выпивает еще и еще... Осознав, что пьян, Робби возвращается домой, понимая, что показал себя не с лучшей стороны.

Однако на следующий день его друг Готтфрид Ленц дал ему хороший совет, как продолжить общение с понравившейся девушкой - послать ей букет роз. После того как Пат приняла цветы, Роберт вторично пригласил ее на свидание.

Теперь к их услугам автомобиль “Карл”, и на нем молодой человек учит Патрицию вождению. Свидание удалось! Пат и Робби ощущают взаимное влечение и единение душ. Ближе к вечеру они заходят в бар, где встречают Готтфрида Ленца. Вместе молодые люди отправляются развлечься на аттракционы в лунапарк.

Они завоевывают всевозможные призы на двух аттракционах, требующих точного набрасывания кольца на бутылку. На очереди - третий, но его хозяин в панике закрывается, увидев приближающихся молодых мужчин. Откуда такая профессиональная меткость? Такой успех действительно не был случайным. Ведь во время передышек на войне солдаты Локамп и Ленц упражнялись, набрасывая головные уборы на всевозможные крючки. Выигранных призов - море, их друзья щедро раздали своим болельщикам, оставив себе лишь бутылки вина и сковородку, на которой собираются готовить в мастерской.

Подробнее о Патриции Хольман

Драматически раскрывает тему любви Роберта и Патриции книга "Три товарища". Краткое содержание их романа сводится к классической трагедии: столкновению Любви и Смерти.

Очаровательная Патриция Хольман, вокруг которой всегда было море поклонников, неожиданно для себя влюбляется в автомеханика Роберта Локампа. Ее душа стремится к счастью, но тело, к сожалению, поражено туберкулезом. Девушка ранее лечилась в санатории полгода от этой болезни, после этого наступило улучшение. Ей хочется верить, что это навсегда, что она, такая молодая, победила свой недуг.

Гораздо позже после первого знакомства, лишь убедившись в своих чувствах к Роберту, Патриция пригласит его к себе домой. Она умна, образована, хорошо воспитана и... тоже одинока. От бывшего благосостояния родителей осталась лишь мебель да изящные безделушки. Теперь девушка платит за съем двух комнат в доме, ранее бывшем собственностью ее семьи.

Она ищет работу продавца грампластинок, чтобы самой зарабатывать на жизнь.

Германия 20-х: углубление кризиса

Целостно пишет Ремарк “Три товарища”. Краткое содержание каждой главы (кроме первой, где концентрированно даны автором многие биографические моменты героев) представляет собой отдельный яркий поворот сюжета, отражая при этом личностные их качества. Не последняя среди них - находчивость. Коллективный разум друзей ищет и находит выходы. Вот и во время обострившегося в Германии кризиса, когда доход от мастерской значительно снизился, спасительная идея была найдена.

Во-первых, друзья арендовали такси и занимались подвозом на нем по очереди. Во-вторых, они решили участвовать на “Карле” в гонках. Кестер, Ленц и Локамп устраивают углубленное техобслуживание своему “Карлу”, и тот, ведомый Отто Кестером, мастером скоростных поворотов, таки выигрывает гонку.

Роберт окончательно осознает, что любим

Влюбленная Пат теперь показывает Робби свои любимые места досуга в городе и представляет его своим знакомым. В театре влюбленные встречают старого знакомого Бройера, а тот приглашает их в ресторан.

Пат - любительница танцев, а Роберт танцевать не умеет. Девушку приглашает Бройер. Робби же, чувствуя себя не в своей тарелке, в это время только пьет и ревнует... Ситуация грозит размолвкой, но за этим следует один из самых проникновенных эпизодов романа (Ремарк, "Три товарища".) Краткое содержание, отзывы читателей неизменно упоминают его. И неудивительно. Ведь именно в нем столь убедительно отразилась сила любви Пат к Робби, что его мимолетные сомнения в момент развеялись.

Обуреваемый ревностью, Роберт даже не прощается в ресторане с Патрицией. Когда же Бройер развозит знакомых по домам, он просит высадить себя у бара, где впервые в жизни напивается с горя. Его душа рвется на части от любви к Пат, которая, как ему показалось, оставила его. Впрочем, опьянения не наступает. Когда же Робби возвращается к дому фрау Залески, то видит у двери замерзшую Пат, ждущую его... Он отогревает девушку чаем, вместе они проводят время до вечера следующего дня.

Интересна композиция книги. Радостно, искристо, мажорно начинает писать Ремарк "Три товарища". Краткое содержание по главам отражает постепенное вымывание светлых и теплых тонов. И вот уже сюжет романа сковывает безысходность... Однако в ее стене всегда найдется форточка для фирменной ремарковской грустной надежды...

Вскоре проявляет себя страшная болезнь Пат... Ничто не предвещало этого. Роберту, к восторгу друзей, наконец удалось осуществить их общую давнюю мечту - выгодно продать отреставрированный ими кадиллак. Робби, торжествуя, демонстрирует друзьям в мастерской чек покупателя. Теперь, получив свою долю, он может взять отпуск на две недели и поехать с Патрицией к морю.

Но морской воздух вызвал горловое кровотечение у Пат. Испуганный за жизнь любимой, Робби звонит Кестеру, и тот на бешеной скорости, сквозь туман и ночь, привозит на "Карле" к страждущей ее лечащего врача Жаффе. Друзья доставили ему очевидные неудобства, но он, очарованный их благородством, оказывает пациентке посильную помощь, лечит ее несколько дней, и девушке становится легче.

Трогательно в это время ухаживает Роберт за болеющей: он всегда с ней. Кроме того, его подарок - жизнерадостный и активный щенок терьера ирландской породы - является отдушиной для нее.

Патриция не желает казаться больной. Когда ей стало легче (благодаря лечению Жаффе), она попросила Робби и Отто отужинать вместе в здешних ресторанах. Друзьям пришлось проявлять настоящую изобретательность, дабы подменять безалкогольными спиртные ингредиенты коктейлей.

Вердикт врача неумолим: Пат нужно срочно везти в горный санаторий. Чтобы убедить Робби, доктор ведет его на экскурсию в свою клинику, где лечатся различные тяжелобольные пациенты. Посреди этого ужаса Роберт ловит на себе взгляд пациентки, полный спокойного мужества. И он понимает, что хочет донести до него благородный Жаффе, когда-то сам потерявший жену: нередко тяжелобольные люди при правильном уходе живут дольше здоровых.

Вынужденная продажа мастерской

Впрочем, в это же время случается еще ряд событий, которые также отражает краткое содержание. "Три товарища" Ремарк Э. М. писал, раскрывая параллельно с любовной темой и темы социальные, политические.

Меж тем дела мастерской идут из рук вон плохо. В стране началась гиперинфляция, заказов нет в принципе.

Три товарища ищут выход. Проезжая на "Карле" гоночную трассу (они решили заработать, выставив его на соревнования), они замечают разбившийся ситроен. Им удается в буквальном смысле отбить дефицитнейший (особенно в это время) заказ на его ремонт у конкурентов - четырех братьев.

Естественно, что друзья, ремонтируя это авто, поиздержались на запчасти, но ожидаемая прибыль оправдывала затраты... Как гром среди ясного неба на автомехаников обрушилась новость: владелец авто оказался банкротом и уже продал его с молотка вместе с остальным имуществом.

Гибель Ленца

Говорят, что беда не ходит одна... Так случилось и с тремя друзьями. Следующая утрата оказалась еще оглушительней.

Современное героям романа немецкое общество стало первой мишенью для зарождающегося нацизма. Они повсеместно и бурно инициировали совсем небезобидные митинги, что и отобразил Ремарк в своей книге. Готтфрид Ленц увлекся этими сборищами.

Однажды, когда Робби и Отто пытаясь его урезонить, отыскав своего друга на одном из митингов, их, уже вышедших из толпы и возвращающихся к "Карлу", обстрелял нацистский боевик. Ленц был убит на месте.

Роберт и Отто желают отомстить смертью негодяю, прочесывая город. Но их опережает другой товарищ Ленца, бармен Альфонс...

Смерть Пат в изображении Ремарком

Захватывая воображение читателя динамизмом сюжета, наращивает трагизм романа Эрих Мария Ремарк ("Три товарища".) Краткое содержание произведения словно лаконичными крупными завершающими мазками показывает последние дни жизни Патриции Хольман:

Роберт по телефону узнает, что Пат находится в санатории на постельном режиме.

Отто, почуяв неладное, сразу отвозит его туда на "Карле".

Они вместе с Пат наблюдают с горного перевала величественный закат. Причем и Пат, и Робби с Отто почему-то знают, что он - последний в ее жизни.

Патриция умирает за час перед рассветом.

Локамп утром получает от Кестера крупную сумму. Друг продал "Карла", чтобы прислать Роберту деньги на похороны любимой.

Одним из самых сильных и проникновенных эпизодов романа является изображение автором внутреннего духовного мира Роберта, осознавшего факт, что любимая, находящаяся рядом, уже мертва.

Вначале он, не отрываясь, всю ночь держит руку умирающей от горлового кровотечения. Пат обречена... А затем Роберт Локамп произносит эти удивительно лаконичные, простые и проникновенные слова, ставшие знаковыми в мировой литературе: “Потом настало утро, а ее уже не было...”

С трагизмом нарисованной Ремарком сцены, пожалуй, можно сравнить эпизод из “Тихого Дона”, когда Григорий Мелехов, потрясенный гибелью любимой, увидел “ослепительно-черное восходящее солнце”.

Вместо заключения

Какова будет дальнейшая судьба Роберта Локампа? Может ли “сломаться” этот человек, потерявший один за другим настоящего друга Готтфрида Ленца и любимую женщину Патрицию Хольман?

Ремарк отвечает на этот вопрос пространно: “Потом настало утро...” Он приглашает читателя дофантазировать. Не рассказывает об этом книга "Три товарища". Краткое содержание тем более не может дать ответ на этот вопрос. Но мы все же попробуем поразмыслить.

Не один остался Роберт Локамп, с ним- верный товарищ Отто Кестер. Они друг друга знают и доверяют. Пережитые совместно горести - это тот пуд соли, после которого люди становятся неразлучными. Друзья уже доказали, что способны и продуктивно работать, и молниеносно принимать верные решения. А если им подвернется удача, читатель может быть уверенным, что своего шанса Роберт и Отто не упустят.

Небо было желтым, как латунь; его еще не закоптило дымом. За крышами фабрики оно светилось особенно сильно. Вот-вот должно было взойти солнце. Я посмотрел на часы - еще не было восьми. Я пришел на четверть часа раньше обычного.
Я открыл ворота и подготовил насос бензиновой колонки. Всегда в это время уже подъезжали заправляться первые машины.
Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, - казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом пошел через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном помещении, спотыкаясь, бродило привидение. Оно было в грязном белом платке, синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не менее девяноста килограммов; это была наша уборщица Матильда Штосс.
Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна.
- Однако, фрау Штосс… - сказал я.
Пение оборвалось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка погасла. Теперь уже я оказался привидением.
- Исусе Христе, - заикаясь пробормотала Матильда и уставилась на меня покрасневшими глазами. - Так рано я вас не ждала.
- Догадываюсь. Ну как? Пришлось по вкусу?
- Еще бы, но мне так неприятно. - Она вытерла рот. - Я просто ошалела.
- Ну, это уж преувеличение. Вы только пьяны. Пьяны в дым.
Она с трудом сохраняла равновесие. Ее усики подрагивали, и веки хлопали, как у старой совы. Но постепенно ей всё же удалось несколько прийти в себя. Она решительно шагнула вперед:
- Господин Локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, - да, а потом, видать, меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять бутылку на столе.
Уже не впервые заставал я ее в таком виде. Каждое утро она приходила на два часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно денег, она не прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы.
Я поднял бутылку:
- Ну конечно, коньяк для клиентов вы не тронули, а налегли на хороший, который господин Кестер держит для себя.
На обветренном лице Матильды мелькнула усмешка:
- Что правда, то правда - в этом я разбираюсь. Но, господин Локамп, вы же не выдадите меня, беззащитную вдову.
Я покачал головой:
- Сегодня нет.
Она опустила подоткнутые юбки.
- Ну, так я смоюсь. А то придет господин Кестер, и тогда такое начнется…
Я подошел к шкафу и отпер его:
- Матильда!
Она поспешно заковыляла ко мне. Я высоко поднял коричневую четырехгранную бутылку.
Она протестующе замахала руками:
- Это не я! Честью клянусь! Этого я не трогала!
- Знаю, - ответил я и налил полную рюмку. - А знаком ли вам этот напиток?
- Еще бы! - она облизнула губы. - Ром! Выдержанный, старый, ямайский!
- Верно. Вот и выпейте стаканчик. - Я? - она отшатнулась. - Господин Локамп, это уж слишком. Вы пытаете меня на медленном огне. Старуха Штосс тайком вылакала ваш коньяк, а вы ром еще ей подносите. Вы - просто святой, да и только! Нет, уж лучше я сдохну, чем выпью.
- Вот как? - сказал я и сделал вид, что собираюсь забрать рюмку.
- Ну, раз уж так… - она быстро схватила рюмку. - Раз дают, надо брать. Даже когда не понимаешь толком, почему. За ваше здоровье! Может, у вас день рождения?
- Да, вы в точку попали, Матильда!
- В самом деле? Правда? - Она вцепилась в мою руку и тряхнула ее. - От всего сердца желаю счастья! И деньжонок побольше! Господин Локамп! - Она вытерла рот.
- Я так разволновалась, что надо бы еще одну пропустить! Я же люблю вас, как родного сына.
- Вот и хорошо!
Я налил ей еще рюмку. Она выпила ее единым духом и, осыпая меня добрыми пожеланиями, вышла из мастерской.

x x x

Заскрипели ворота. Я разорвал листок с датами своей жизни и бросил его под стол в корзинку. Дверь распахнулась. На пороге стоял Готтфрид Ленц, худой, высокий, с копной волос цвета соломы и носом, который, вероятно, предназначался для совершенно другого человека. Следом за ним вошел Кестер. Ленц встал передо мной;
- Робби! - заорал он. - Старый обжора! Встать и стоять как полагается! Твои начальники желают говорить с тобой!
- Господи боже мой, - я поднялся. - А я надеялся, что вы не вспомните… Сжальтесь надо мной, ребята!
- Ишь чего захотел! - Готтфрид положил на стол пакет, в котором что-то звякнуло.
- Робби! Кто первым повстречался тебе сегодня утром? Я стал вспоминать…
- Танцующая старуха!
- Святой Моисей! Какое дурное предзнаменование! Но оно подходит к твоему гороскопу. Я вчера его составил. Ты родился под знаком Стрельца и, следовательно, непостоянен, колеблешься как тростник на ветру, на тебя воздействуют какие-то подозрительные листригоны Сатурна, а в атом году еще и Юпитер. И поскольку Отто и я заменяем тебе отца и мать, я вручаю тебе для начала некое средство защиты. Прими этот амулет! Правнучка инков однажды подарила мне его. У нее была голубая кровь, плоскостопие, вши и дар предвидения. «Белокожий чужестранец, - сказала она мне. - Его носили цари, в нем заключены силы Солнца, Луны и Земли, не говоря уже о прочих мелких планетах. Дай серебряный доллар на водку и можешь носить его». Чтобы не прерывалась эстафета счастья, передаю амулет тебе. Он будет охранять тебя и обратит в бегство враждебного Юпитера, - Ленц повесил мне на шею маленькую черную фигурку на тонкой цепочке. - Так! Это против несчастий, грозящих свыше. А против повседневных бед - вот подарок Отто! Шесть бутылок рома, который вдвое старше тебя самого!
Развернув пакет, Ленц поставил бутылки одну за другой на стол, освещенный утренним солнцем. Они отливали янтарем.
- Чудесное зрелище, - сказал я. - Где ты их раздобыл, Отто?
Кестер засмеялся:
- Это была хитрая штука. Долго рассказывать. Но лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Как тридцатилетний?
Я отмахнулся:
- Так, будто мне шестнадцать и пятьдесят лет одновременно. Ничего особенного.
- И это ты называешь «ничего особенного»? - возразил Ленц. - Да ведь лучшего не может быть. Это значит, что ты властно покорил время и проживешь две жизни.
Кестер поглядел на меня.
- Оставь его, Готтфрид, - сказал он. - Дни рождения тягостно отражаются на душевном состоянии. Особенно с утра. Он еще отойдет.
Ленц прищурился:
- Чем меньше человек заботится о своем душевном состоянии, тем большего он стоит, Робби. Это тебя хоть немного утешает?
- Нет, - сказал я, - совсем не утешает. Если человек чего-то стоит, - он уже только памятник самому себе. А по-моему, это утомительно и скучно.
- Отто, послушай, он философствует, - сказал Ленц, - и значит, уже спасен. Роковая минута прошла! Та роковая минута дня рождения, когда сам себе пристально смотришь в глаза и замечаешь, какой ты жалкий цыпленок. Теперь можно спокойно приниматься за работу и смазать потроха старому кадилляку…

x x x

Мы работали до сумерек. Потом умылись и переоделись. Ленц жадно поглядел на шеренгу бутылок:
- А не свернуть ли нам шею одной из них?
- Пусть решает Робби, - сказал Кестер. - Это просто неприлично, Готтфрид, делать такие неуклюжие намеки тому, кто получил подарок.
- Еще неприличнее заставлять умирать от жажды подаривших, - возразил Ленц и откупорил бутылку. Аромат растекся по всей мастерской.
- Святой Моисей! - сказал Готтфрид. Мы стали принюхиваться.
- Отто, аромат сказочный. Нужно обратиться к самой высокой поэзии, чтобы найти достойное сравнение.
- Да, такой ром слишком хорош для нашего мрачного сарая! - решил Ленц. - Знаете что? Поедем за город, поужинаем где-нибудь и прихватим бутылку с собой. Там, на лоне природы, мы ее и выдуем.
- Блестяще.
Мы откатили в сторону кадилляк, с которым возились весь день. За ним стоял очень странный предмет на четырех колесах. Это была гоночная машина Отто Кестера - гордость нашей мастерской.
Однажды на аукционе Кестер купил по дешевке старую колымагу с высоким кузовом. Присутствовавшие специалисты не колеблясь заявили, что это занятный экспонат для музея истории транспорта. Больвис - владелец фабрики дамских пальто и гонщик-любитель - посоветовал Отто переделать свое приобретение в швейную машину. Но Кестер не обращал ни на кого внимания. Он разобрал машину, как карманные часы, и несколько месяцев подряд возился с ней, оставаясь иногда в мастерской до глубокой ночи. И вот однажды он появился в своем автомобиле перед баром, в котором мы обычно сидели по вечерам. Больвис едва не свалился от хохота, так уморительно всё это выглядело. Шутки ради он предложил Отто пари. Он ставил двести марок против двадцати, если Кестер захочет состязаться с его новой гоночной машиной: дистанция десять километров и один километр форы для машины Отто. Они ударили по рукам. Вокруг смеялись, предвкушая знатную потеху. Но Отто пошел дальше: он отказался от форы и с невозмутимым видом предложил повысить ставку до тысячи марок против тысячи. Изумленный Больвис спросил, не отвезти ли его в психиатрическую лечебницу. Вместо ответа Кестер запустил мотор. Оба стартовали немедленно. Больвис вернулся через полчаса и был так потрясен, словно увидел морского змея. Он молча выписал чек, а затем стал выписывать второй. Он хотел тут же приобрести машину.
Кестер высмеял его. Теперь он не продаст ее ни за какие деньги. Но как ни великолепны были скрытые свойства машины, внешний вид ее был страшен. Для повседневного обихода мы поставили самый старомодный кузов, старомодней нельзя было сыскать. Лак потускнел. На крыльях были трещины, а верх прослужил, пожалуй, не меньше десятка лет. Разумеется, мы могли бы отделать машину значительно лучше, но у нас были основания поступить именно так.
Мы назвали машину «Карл». «Карл» - призрак шоссе.

x x x

Наш «Карл», сопя, тянул вдоль шоссе.
- Отто, - сказал я. - Приближается жертва.
Позади нетерпеливо сигналил тяжелый бюик. Он быстро догонял нас. Вот уже сравнялись радиаторы. Мужчина за рулем пренебрежительно поглядел в нашу сторону. Его взгляд скользнул по обшарпанному «Карлу». Потом он отвернулся и сразу забыл о нас.
Через несколько секунд он обнаружил, что «Карл» идет с ним вровень. Он уселся поплотнее, удивленно взглянул на нас и прибавил газу. Но «Карл» не отставал. Маленький и стремительный, он мчался рядом со сверкающей никелем и лаком махиной, словно терьер рядом с догом.
Мужчина крепче схватился за руль. Он еще ничего не подозревал и насмешливо скривил губы. Теперь он явно собирался показать нам, на что способна его телега. Он нажал на акселератор так, что глушитель зачирикал, как стая жаворонков над летним полем, по это не помогло: он не обогнал нас. Словно заколдованный, прилепился к бюику уродливый и неприметный «Карл». Хозяин бюика изумленно вытаращился на нас. Он не понимал, как это при скорости в сто километров он не может оторваться от старомодной коляски. Он с недоверием посмотрел на свой спидометр, словно тот мог обмануть. Потом дал полный газ.
Теперь машины неслись рядышком вдоль прямого длинного шоссе. Через несколько сот метров впереди показался грузовик, который громыхал нам навстречу. Бюику пришлось уступить дорогу, и он отстал. Едва он снова поравнялся с «Карлом», как промчался автокатафалк с развевающимися лентами венков, и он снова должен был отстать. Потом шоссе очистилось.
Между тем водитель бюика утратил всё свое высокомерие. Раздраженно сжав губы, сидел он, пригнувшись к рулю, его охватила гоночная лихорадка. Вдруг оказалось, что его честь зависит от того, сумеет ли он оставить позади этого щенка. Мы же сидели на своих местах с видом полнейшего равнодушия. Бюик просто не существовал для нас. Кестер спокойно глядел на дорогу, я, скучая, уставился в пространство, а Ленц, хотя к этому времени он уже превратился в сплошной комок напряженных нервов, достал газету и углубился в нее, словно для него сейчас не было ничего важнее.
Несколько минут спустя Кестер подмигнул нам, «Карл» незаметно убавлял скорость, и бюик стал медленно перегонять. Мимо нас пронеслись его широкие сверкающие крылья, глушитель с грохотом швырнул нам в лицо голубой дым. Постепенно бюик оторвался примерно метров на двадцать. И тогда, как мы этого и ожидали, из окна показалось лицо водителя, ухмыляющееся с видом явного торжества. Он считал, что уже победил.
Но он не ограничился этим. Он не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над побежденными и махнул нам, приглашая догонять. Его жест был подчеркнуто небрежен и самоуверен.
- Отто, - призывно произнес Ленц.
Но это было излишним. В то же мгновение «Карл» рванулся вперед. Компрессор засвистел. И махнувшая нам рука сразу же исчезла: «Карл» последовал приглашению - он догонял. Он догонял неудержимо; нагнал, и тут-то впервые мы обратили внимание на чужую машину. С невинно вопрошающими лицами смотрели мы на человека за рулем. Нас интересовало, почему он махал нам. Но он, судорожно отвернувшись, смотрел в другую сторону, а «Карл» мчался теперь на полном газу, покрытый грязью, с хлопающими крыльями, - победоносный навозный жук.
- Отлично сделано, Отто, - сказал Ленц Кестеру. - Этому парню мы испортили к ужину аппетит.
Ради таких гонок мы и не меняли кузов «Карла». Стоило ему появиться на дороге, и кто-нибудь уже пытался его обогнать. На иных автомобилистов он действовал, как подбитая ворона на стаю голодных кошек. Он подзадоривал самые мирные семейные экипажи пускаться наперегонки, и даже тучных бородачей охватывал неудержимый гоночный азарт, когда они видели, как перед ними пляшет этот разболтанный остов. Кто мог подозревать, что за такой смешной наружностью скрыто могучее сердце гоночного мотора!
Ленц утверждал, что «Карл» воспитывает людей. Он, мол, прививает им уважение к творческому началу, - ведь оно всегда прячется под неказистой оболочкой. Так говорил Ленц, который себя самого называл последним романтиком.

x x x

Мы остановились перед маленьким трактиром и выбрались из машины. Вечер был прекрасен и тих. Борозды свежевспаханных полей казались фиолетовыми, а их мерцающие края были золотисто-коричневыми. Словно огромные фламинго, проплывали облака в яблочнозеленом небе, окружая узкий серп молодого месяца. Куст орешника скрывал в своих объятиях сумерки и безмолвную мечту. Он был трогательно наг, но уже исполнен надежды, таившейся в почках. Из маленького трактира доносился запах жареной печенки и лука. Наши сердца забились учащенно.
Ленц бросился в дом навстречу манящему запаху. Он вернулся сияющий:
- Вы должны полюбоваться жареной картошкой! Скорее. Не то самое лучшее съедят без нас!
В это мгновенье с шумом подкатила еще одна машина. Мы замерли, словно пригвожденные. Это был тот самый бюик. Он резко затормозил рядом с «Карлом».
- Гопля! - сказал Ленц.
Нам уже не раз приходилось драться в подобных случаях. Мужчина вышел. Он был рослый, грузный, в широком коричневом реглане из верблюжьей шерсти. Неприязненно покосившись на «Карла», он снял большие желтые перчатки и подошел к нам.
- Какой марки ваша машина? - спросил он с уксусно-кислой гримасой, обращаясь к Кестеру, который стоял ближе к нему.
Мы некоторое время помолчали. Несомненно, он считал нас автомеханиками, выехавшими в воскресных костюмах погулять на чужой машине.
- Вы, кажется, что-то сказали? - спросил, наконец, Отто с сомнением. Его тон указывал на возможность быть повежливей.
Мужчина покраснел.
- Я спросил об этой машине, - заявил он ворчливо.
Ленц выпрямился. Его большой нос дрогнул. Он был чрезвычайно требователен в вопросах вежливости ко всем, кто с ним соприкасался. Но внезапно, прежде чем он успел открыть рот, распахнулась вторая дверца бюика. Выскользнула узкая нога, мелькнуло тонкое колено. Вышла девушка и медленно направилась к нам.
Мы переглянулись, пораженные. Раньше мы и не заметили, что в машине еще кто-то сидит. Ленц немедленно изменил позицию. Он широко улыбнулся, всё его веснушчатое лицо расплылось. И мы все тоже вдруг заулыбались неизвестно почему.
Толстяк удивленно глядел на нас. Он чувствовал себя неуверенно и явно не знал, что же делать дальше. Наконец он представился, сказав с полупоклоном: «Биндинг», цепляясь за собственную фамилию, как за якорь спасения.
Девушка подошла к нам. Мы стали еще приветливей.
- Так покажи им машину, Отто, - сказал Ленц, бросив быстрый взгляд на Кестера.
- Что ж, пожалуй, - ответил Отто, улыбаясь одними глазами.
- Да, я охотно посмотрел бы, - Биндинг говорил уже примирительное. - У нее, видно, чертовская скорость. Этак, за здорово живешь, оторвалась от меня.
Они вдвоем подошли к машине, и Кестер поднял капот «Карла».
Девушка не пошла с ними. Стройная и молчаливая, она стояла в сумерках рядом со мной и Ленцем. Я ожидал, что Готтфрид использует обстоятельства и взорвется, как бомба. Ведь он был мастер в подобных случаях. Но, казалось, он разучился говорить. Обычно он токовал, как тетерев, а теперь стоял словно ионах, давший обет молчания, и не двигался с места.
- Простите, пожалуйста, - сказал наконец я. - Мы не заметили, что вы сидели в машине. Мы не стали бы так озорничать.
Девушка поглядела на меня.
- А почему бы нет? - возразила она спокойно и неожиданно низким, глуховатым голосом. - Ведь в этом же не было ничего дурного.
- Дурного-то ничего, но мы поступили не совсем честно. Ведь наша машина дает примерно двести километров в час.
Она слегка наклонилась и засунула руки в карманы пальто:
- Двести километров?
- Точнее, 189,2 по официальному хронометражу, - с гордостью выпалил Ленц.
Она засмеялась:
- А мы думали, шестьдесят - семьдесят, не больше.
- Вот видите, - сказал я. - Вы ведь не могли этого знать.
- Нет, - ответила она. - Этого мы действительно не могли знать. Мы думали, что бюик вдвое быстрее вашей машины.
- То-то же. - Я оттолкнул ногою сломанную ветку. - А у нас было слишком большое преимущество. И господин Биндинг, вероятно, здорово разозлился на нас.
Она засмеялась:
- Конечно, но ненадолго. Ведь нужно уметь и проигрывать. Иначе нельзя было бы жить.
- Разумеется…
Возникла пауза. Я поглядел на Ленца. Но последний романтик только ухмылялся и подергивал носом, покинув меня на произвол судьбы.
Шумели березы. За домом закудахтала курица.
- Чудесная погода, - сказал я наконец, чтобы прервать молчание.
- Да, великолепная, - ответила девушка.
- И такая мягкая, - добавил Ленц.
- Просто необычайно мягкая, - завершил я. Возникла новая пауза.
Девушка, должно быть, считала нас порядочными болванами. Но я при всех усилиях не мог больше ничего придумать. Ленц начал принюхиваться.
- Печеные яблоки, - сказал он растроганно. - Кажется, тут подают к печенке еще и печеные яблоки. Вот это - деликатес.
- Несомненно, - подтвердил я, мысленно проклиная себя и его.

x x x

Кестер и Биндинг вернулись. За эти несколько минут Биндивг стал совершенно другим человеком. По всей видимости, он был одним из тех автомобильных маньяков, которые испытывают совершеннейшее блаженство, когда им удается встретить специалиста, с которым можно поговорить.
- Не поужинаем ли мы вместе? - спросил он.
- Разумеется, - ответил Ленц.
Мы вошли в трактир. В дверях Готтфрид подмигнул мне, кивнув на девушку:
- А знаешь, ведь она с лихвой искупает утреннюю встречу с танцующей старухой.
Я пожал плечами:
- Возможно. Но почему это ты предоставил мне одному заикаться?
Он засмеялся:
- Должен же и ты когда-нибудь научиться, деточка.
- Не имею никакого желания еще чему-нибудь учиться, - сказал я.
Мы последовали за остальными. Они уже сидели за столом. Хозяйка подавала печенку и жареную картошку. В качестве вступления она поставила большую бутылку хлебной водки. Биндинг оказался говоруном неудержимым, как водопад. Чего он только не знал об автомобилях! Когда же он услыхал, что Кестеру приходилось участвовать в гонках, его симпатия к Отто перешла все границы.
Я пригляделся к Биндинту внимательнее. Он был грузный, рослый, с красным лицом и густыми бровями; несколько хвастлив, несколько шумен и, вероятно, добродушен, как люди, которым везет в жизни. Я мог себе представить, что по вечерам, прежде чем лечь спать, он серьезно, с достоинством и почтением разглядывает себя в зеркало.
Девушка сидела между Ленцем и мною. Она сняла пальто и осталась в сером английском костюме. На шее у нее была белая косынка, напоминавшая жабо амазонки. При свете лампы ее шелковистые каштановые волосы отливали янтарем. Очень прямые плечи слегка выгибались вперед, руки узкие, с длинными пальцами казались суховатыми. Большие глаза придавали тонкому и бледному лицу выражение страстности и силы. Она была очень хороша, как мне показалось, - но для меня это не имело значения.
Зато Ленц загорелся. Он совершенно преобразился. Его желтый чуб блестел, как цветущий хмель. Он извергал фейерверки острот и вместе с Биндингом царил за столом. Я же сидел молча и только изредка напоминал о своем существовании, передавая тарелку или предлагая сигарету. Да еще чокался с Биндингом. Это я делал довольно часто. Ленц внезапно хлопнул себя по лбу:

Это первая книга, где проституток считают за людей, показывают, что у них тоже есть проблемы, заботы.

Они тоже нервничают, боятся, переживают, живут. В чем-то им больше повезло, в чем-то меньше.

Работа не самая приятная и классная.

Она похожа на работу водителя в автобусе, тоже нужно находить компромисс с людьми и обслуживать их, не нахамить, не побить, а культурно и доходчиво объяснить что-то.

Проститутка конечно не водитель, но тоже работает с клиентами, хоть и обслуживает их в другом плане, но работа есть работа.

В книге автор часто описывает природу, но на мой взгляд, уделять ей настолько много времени не стоит.

Лучше рассказать что-то другое, более интересное .

Например, переживания, взаимоотношения, взгляды людей на жизнь того времени.

Очень классно описываются те ожидания прибытия письма к адресату. Сегодня такого нельзя увидеть.

Теперь достал мобильный телефон и доставай другого абонента хоть по каждые 5 мин. названивая.

Что я не единожды замечаю, чуть ли не в каждой книге, фильме, сериале показывается или описывается, как главный герой (герои) бухают разные крепкие напитки по отдельности или смешивая их походу.

Это какой-то бич современности и вообще болезнь человека.

Пить по праздникам это ясно и немного, но просто так бухать, чтобы забыться и забыть проблемы?

Я вас умоляю, это же смешно! Как будто после опьянения все проблемы решатся и все будет ок?

Что носили в карманах в 20 веке:

Монеты, перочинный ножик, ключи, сигареты…

А что в наши дни? Мобильный телефон (вещь первой необходимости), ключи и деньги.

Персонажи книги “Три товарища”

Робби Локамп – главный персонаж книги.

Немного неуверенный в себе мужчина, он хочет взять некоторые черты от успешных или влиятельных людей, которых иногда видит.

Встречая фронляйн Хольман он не верит, что удача улыбается ему и судьба благоволит и такая красивая женщина может его любить.

Это показывает низкую самооценку Робби.

Он не знает психологии и не представляет, как видят женщины этот мир.

Как они выбирают себе партнера для проживания и отношений.

В тоже время Робби честный, преданный друг, товарищ для своих друзей и девушки Пат.

Готтфрид Ленц – любимец женщин, отличный психолог и любитель
выпить, как и вся компания друзей.

Он всегда смотрит на Робби, как на ребенка, который не знает, что ему делать и как себя вести в отношениях с женщиной.

Умеет пошутить, подколоть и дать нужный совет в подходящее время.

Патриция Хольман – девушка Роберта Локампа. Она ощущает новизну, ищет стабильности, любви и понимания от своего мужчины.

И Пат находит все это в Робби. Фронляйн Хольман умеет красиво одеваться, у нее есть связи и богатые друзья, но это все ей не интересно, ведь у нее есть Робби.

Пат красива и умна, но узнав её лучше Робби узнает, что она смертельно больна и не сможет поправиться.

Но господин Локамп свято верит в то, что Пат будет здорова, и нарожает ему детей. Ведь все люди хотят верить в хорошее будущее, как без него можно прожить.

Отто Кестер – был военным летчиком, он автогонщик-любитель, многократно выигрывал гонки на своем автомобиле “Карл”. Точнее авто “Карл” общее всех трех товарищей. Также Отто занимался боксом.

Конец книги “Три товарища” какой-то незаконченный, Пат умерла, Робби пока ещё в больнице в горах, а что дальше?

Книга вообщем интересна, особенно история трех товарищах, их дружба, общение, жизнь, отношения, приключения и гонки на любимом авто “Карле”, но слишком уж большой упор сделан на теме сухот, что мне лично не понравилось.