Севастопольские рассказы краткое содержание по частям. Толстой «Севастопольские рассказы» – анализ. Школьная энциклопедия

Севастополь в декабре месяце

Над Сапун-горой восходит заря. В морской шум вплетены звуки выстрелов. Сменой караула с бренчаньем оружия начинается утро. Автор смотрит на город, на картинах красоты природы его взгляд отдыхает от видов затопленных кораблей, убитых лошадей, следов бомбардировок и пожаров. Боль от страданий, принесенных войной, переходит в восхищение мужеством непобедимого города.

Из города не ушла война, но туда вернулась жизнь, и даже рынок функционирует. Тут лежат товары на продажу и рядом заржавелая картечь, снаряды и бомбы. Люди пытаются работать, закрывая глаза на ужасы войны.

В зале Собраний госпиталь. Раненные солдаты с гордостью рассказывают о том, что им довелось пережить. Общаясь с матросом, потерявшим ногу, автор чувствует себя виноватым за то, что не может найти нужных слов.

Медсестра ведет автора в следующую комнату. Там операции и перевязки. Врачи под остатками хлороформа оперируют израненные тела, а солдаты, которым это предстоит, смотрят на них с ужасом. Фельдшера отбрасывают отрезанную конечность в угол. Здесь вся суть войны – не парады и блеск орудий, а боль и страдания.

Только выйдя на улицу, вдохнув свежий воздух, автор приходит в себя от увиденного.

В трактире юный офицер жалуется не на снаряды и пули, а на грязь под ногами. Оказывается, этот молоденький парень был в четвертом бастионе – самом опасном. Его поведение кажется развязным, но за ним спрятано волнение.

«Черное, грязное, изрытое канавами пространство» – таков первый взгляд на это место.

Офицер спокойно рассказывает ему о боях и ранениях. Куря папиросу, вспоминает, как пятого числа рабочим было лишь одно орудие, но на утро шестого уже все были в строю. Рассказывает он, как бомба, что попала в землянку, убила одиннадцать солдат. И автор понимает, что несломленный дух русского народа не даст сдать Севастополь, ведь защитники города отдали за него жизни.

Севастополь в мае

Прошло шесть месяцев с первых выстрелов. Бои продолжаются. Автор размышляет о войне, как о сумасшествии. «Война есть сумасшествие».

По улице идет невысокий, слегка сутулый офицер пехоты. Лицо его с низким лбом говорит о невысоком интеллекте, но прямоте и честности. Это Михайлов, штабс-капитан. По пути он вспоминает письмо от товарища. Там он рассказывает, как его жена Наташа «большая приятельница» Михайлова, смотрит за новостями о перемещениях полка Михайлова и его делами. Мысли штабс-капитана переходят в мечты, где он представляет, как получит георгиевскую ленту и повышение.

Он встречает капитанов Сусликова и Ожегова. Они рады ему, но Михайлову хочется общения с людьми «высшего круга», например с адъютантом, которому он кланялся. Штабс-капитан размышляет об аристократах и тщеславии, о том, что даже здесь, где караулит сама Смерть, есть место тщеславию.

Михайлов не решается подойти к «аристократам»: адъютантам Калугину и Гальцину, подполковнику Нефердову и Праскухину. Когда он набирается смелости и присоединяется к ним, компания ведет себя надменно. Они здороваются и разговаривают, но вскоре начинают показательно общаться только друг с другом, дав понять Михайлову, что он здесь лишний.

Михайлов возвращается домой и вспоминает, что ему идти в бастион, так как болен один из офицеров. Он думает, что в эту ночь ему суждено погибнуть, а если нет – то получить награду.

В это время, знакомая Михайлову компания «аристократов» пьют чай и непринужденно общаются. Но, когда с поручением к ним заходит офицер, они принимают важный вид и держатся высокомерно.

Калугин получает поручение доставить письмо генералу в штаб и успешно выполняет его. В бою рядом оказываются Михайлов и Праскухин. Но они насколько поглощены тщеславием, что думают лишь о том, как выглядят в глазах друг друга. Батальон Михайлова попадает в самое пекло бомбардировок. Бомба убивает Праскухина, а Михайлов получает ранение в голову, но не идет в госпиталь, а остается со своими людьми.

А утром «аристократы» гуляют по городу, хвалясь тем, как они были храбры в жестоком бою.

Объявляется перемирье.

Севастополь в августе

В бастион возвращается получивший ранение офицер Михаил Козельцов. Он уважаемый человек, поручик, смел и умен.

На станции многолюдно, не хватает лошадей и большинство не может доехать в Севастополь. Среди них множество офицеров, у которых нет даже жалованья, чтобы заплатить за дорогу. Здесь младший брат Козельцова – Володя – красивый и умный юноша, что пошел воевать по своему желанию. А пока он ждет возможности добраться до Севастополя, то проигрывается в карты. Брат отдает долг и забирает его с собой. Они едут на ночевку к обозному офицеру. Там все недоумевают, почему Володя Козельцов оставил спокойную службу и пожелал попасть в Севастополь под облогой. Он наконец попадает в свою батарею. Ночью Володя не может уснуть, хмурые мысли заставляют его чувствовать приближение смерти.

Михаил Козельцов тоже прибывает в свой полк. Солдаты рады его возвращению.

Володя Козельцов получает направление на очень опасный Малахов курган. С ним идет улан Вланг. Володя надеется на свои знания о стрельбе, но на деле убеждается, что бой ведется хаотично, знания тут не важны.

Брат Володи погибает смертью воина, ведя своих бойцов на штурм. Священник на его вопрос, за кем победа, жалеет офицера и говорит что за русскими. Козельцов умирает с радостью, что отдал жизнь не зря.

Володя же, узнав о штурме, ведет своих солдат в бой. Но французы окружают Володю и солдат. Юноша настолько шокирован этим, что упускает момент. Он погибает, а Вланг и несколько солдат спасается. Французы захватывают Севастополь. Рассказ завершается горькой картиной войны: сожженные казармы и жилые дома, окопы, траншеи, погибшие и раненые.

В 1855 г. Л. Толстой создал цикл из трёх рассказов, посвящённый обороне Севастополя.

Он сам был участником этих исторических событий, поэтому его рассказы ценны как свидетельства очевидца и как наблюдения и выводы гениального писателя. Рассказы написаны в жанре очерков, по горячим следам событий.

Историческая справка

Оборона Севастополя 1854-1855 гг. – героическая оборона русскими войсками в Крымской войне главной базы Черноморского флота – Севастополя.

Противники:

Российская империя – Британская империя, Французская империя, Османская империя, Сардинское королевство.

Командующие:

Нахимов П.С., Корнилов В.А., Тотлебен Э.И. – Франсуа Канробер, Жан-Жак Пелисье, Патрис де Мак-Магон, Фицрой Раглан, Альфонсо Ла-Мармора.

Блокада Севастополя – кульминация Крымской войны. Гарнизон Севастополя насчитывал около 7 тысяч человек, а англо-французский десант – более 60 тысяч человек. В короткий срок на южной стороне города были созданы оборонительные укрепления, с моря Севастопольскую бухту перекрыли специально затопленные корабли. Союзники рассчитывали захватить город за неделю, но они недооценили стойкость оборонявшихся русских войск. К обороне города присоединились и мирные жители. Осада продлилась 11 месяцев. В ходе осады союзники провели шесть массированных артиллерийских бомбардировок Севастополя с суши и моря.

К. П. Брюллов «В. А. Корнилов на борту брига «Фемистокл» (1835)
Севастопольскую оборону возглавлял начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В. А. Корнилов , а после его гибели – командующий эскадрой вице-адмирал (с марта 1855 г. адмирал) П. С. Нахимов .

П.С. Нахимов
«Гением» обороны Севастополя стал военный инженер генерал Э. И. Тотлебен .

Генерал-инженер Е. И. Тотлебен
В 1854 г. борьба за город перешла в затяжную стадию. Союзники прорвались в Азовское море. В ночь на 28 августа (9 сентября) 1855 г. противник овладел ключевой позицией – Малаховым курганом, это предрешило исход Севастопольской обороны. Дальнейшая оборона города не имела смысла. Город был подожжён, пороховые погреба взорваны, военные суда, стоявшие в бухте, затоплены. Союзники только 30 августа (11 сентября) вступили в дымящиеся развалины Севастополя.

Ф. Рубо «Оборона Севастополя» (Малахов курган)
Потеря Севастополя стала большим ударом и способствовала скорейшему окончанию войны. Но оккупация города союзниками не изменила решимости русских солдат продолжать неравную борьбу. Их армия (115 тыс.) расположилась вдоль северного берега большой бухты; союзные войска (более 150 тыс. одной пехоты) заняли позиции от Байдарской долины к Чоргуну, по реке Чёрной и по южному берегу большой бухты. В военных действиях наступило затишье.
В ходе войны участникам антироссийской коалиции не удалось добиться всех своих целей, но удалось предотвратить усиление России на Балканах и на 15 лет лишить её Черноморского флота.
Крымская война дала толчок развитию вооружённых сил, военного и военно-морского искусства государств. Во многих странах начался переход от гладкоствольного оружия к нарезному, от парусного деревянного флота к паровому броненосному, зародились позиционные формы ведения войны.

Лев Толстой в Крымской войне

Лев Толстой в период написания «Севастопольских рассказов»

Когда в 1854 г. началась осада Севастополя англо-французскими и турецкими войсками, молодой писатель, полный патриотических настроений, добился перевода в Крымскую армию. С ноября 1854 по август 1855 гг. он находился в Севастополе и его окрестностях, дежурил на батарее на четвёртом бастионе под артиллерийскими обстрелами, участвовал в сражении на Чёрной речке и в боях во время последнего штурма города.
Прибыв в Севастополь, он сообщал брату: «Дух в войсках выше всякого описания... Только наше войско может стоять и побеждать (мы еще победим, в этом я убежден) при таких условиях».
Свои первые севастопольские впечатления Толстой передал в рассказе «Севастополь в декабре».

«Севастополь в декабре» (1854)

В декабре 1854 г. исполнился месяц после начала осады. Рассказ показывает осажденный город в его величии. Но писатель изображает войну без прикрас, без громких фраз, которые обычно сопровождают официальные известия о войне на страницах газет.

Ф. Рубо «Оборона Севастополя» (1904)
Город стал военным лагерем, в этом лагере происходит будничная, внешне беспорядочная суета: переполненный лазарет, удары ядер, взрывы гранат, мучения раненых, кровь, грязь и смерть... Защитники Севастополя просто и честно, без лишних слов выполняли свой тяжелый труд. «Из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина, – говорил Толстой. – И эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого – любовь к родине».
Толстой рассказывает о временной больнице. Здесь много раненых солдат, с ампутированными конечностями, «одних на койках, большей частью на полу».
Полтора месяца Толстой командовал батареей на четвертом бастионе, самом опасном из всех, а в перерывах между бомбардировками писал свою «Юность». Толстой не только заботился о поддержании боевого духа своих соратников, но и разработал ряд ценных военно-технических проектов, хлопотал о создании общества для просвещения солдат, об издании журнала для этой цели. И для него все очевиднее становилось не только величие, но и бессилие России, проявившееся в ходе Крымской войны.

Писатель решил было открыть глаза правительству на положение русской армии. Он составил специальную записку и передал её брату царя. В этой записке он смело назвал главную причину военных неудач: в России, столь могущественной своей материальной силой и силой своего духа, нет войска; есть толпы угнетенных рабов, повинующихся ворам, угнетающим наёмникам и грабителям...
Но скоро сам понял, что эта записка не сможет ничем помочь делу. А вот если рассказать о гибельном положении Севастополя и русской армии всему обществу? Показать бесчеловечность войны? И Толстой пишет свой второй рассказ «Севастополь в мае».

«Севастополь в мае» (1855)

Автор заранее предполагал, что рассказ может быть запрещен цензурой. Так и случилось: рассказ опубликовали в изуродованном цензурой виде. Но, несмотря на это, впечатление от него было потрясающим.
Толстой ударил своим рассказом по официальной идеологии, политике, государству. Он рисует войну как безумие, заставляющее усомниться в разуме людей.
Одна из сцен: объявлено перемирие, чтобы убрать трупы. Солдаты воюющих между собой армий с любопытством стремятся друг к другу. Завязываются беседы, слышатся шутки, смех. А десятилетний ребенок бродит среди убитых, собирая голубые цветы. И вдруг с тупым любопытством он останавливается перед обезглавленным трупом, разглядывает его и в ужасе бежит прочь.
Толстой пишет: «И эти люди – христиане... не упадут с раскаянием вдруг на колени... не обнимутся, как братья? Нет! Белые тряпки спрятаны, и снова свистят орудия смерти и страданий, снова льется честная, невинная кровь и слышатся стоны и проклятия».

Толстой судит о войне с нравственной точки зрения, не пытаясь выяснить социально-экономические причины войны. Он обращает внимание на честолюбие, властолюбие, корысть, свойственные большим и малым завоевателям. Наполеон ради своего честолюбия губит миллионы, а какой-нибудь прапорщик Петрушков, этот маленький Наполеон, маленький изверг, сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтобы получить лишнюю звездочку или треть жалованья. Писатель показывает целую галерею маленьких наполеонов с их аристократическими замашками, суетным тщеславием и показным геройством. Им противопоставлен будничный героизм жителей города, солдат, матросов, боевых офицеров.
Бездушие, цинизм, эгоизм некоторых армейских служак возмущают писателя. Вот солдаты, раненные в тяжком бою, бредут в лазарет. Поручик Непшитшетский и адъютант князь Гальцин, наблюдавшие за боем издали, убеждены, что среди солдат много симулянтов, и они стыдят раненых, напоминают им о патриотизме. Гальцин останавливает высокого солдата с двумя ружьями.

Куда ты идешь и зачем? – закричал он на него строго. Но в это время, подойдя к солдату, он заметил, что правая рука его была за обшлагом и в крови выше локтя.
- Ранен, ваше благородие!
- Чем ранен?
- Сюда-то, должно, пулей, – сказал солдат, указывая на руку, – а уже здесь не могу знать, чем голову-то прошибло, – и он, нагнув ее, показал окровавленные слипшиеся волосы на затылке.
- А ружьё другое чье?
- Стуцер французский, ваше благородие, отнял; да я бы не пошел, кабы не евтого солдатика проводить, а то упадет неравно...
Тут даже князю Гальцину стало стыдно. Впрочем, уже на следующий день, гуляя по бульвару, он хвастает своим участием в деле...

Этот рассказ писатель заканчивает словами: «Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, – правда».
Последнему периоду Севастопольской обороны посвящён третий рассказ – «Севастополь в августе 1855 года».

«Севастополь в августе 1855 года»

Последний севастопольский рассказ был дописан в Петербурге, куда Толстой приехал в конце 1855 г. уже прославленным писателем.
В этом рассказе повествуется о судьбе новобранца Володи. Толстой показывает патриотизм, оптимизм, молодость Володи, который вызвался добровольцем в Севастополь, хотя старые бойцы не понимают, как можно было покинуть мир ради этой войны. Нужен офицер на Малахов курган, и Володя соглашается туда. Во время французской атаки он погибает. Описание этой смерти перекликается с эпизодом из романа «Война и мир», когда так же погибает младший брат Наташи Ростовой Петя. Толстой предостерегает от иллюзорности патриотических представлений на фоне жестокой и бессмысленной смерти, которую несет война.

Адмирал Нахимов на севастопольском бастионе
Читатель снова видит будничный и страшный лик войны: голодные солдаты и матросы, измученные нечеловеческой жизнью на бастионах офицеры, а подальше от огня – воры-интенданты с очень красивой, воинственной внешностью.
Город изранен, разрушен, но не сдаётся. Толстой, как и его боевые товарищи, плакал, покидая пылающий Севастополь. Он скорбит о погибших героях, проклинает войну...

В «Севастопольских рассказах» Толстой размышляет о формировании человеческой души, об отношении к народу, к родине, к истории. Его интересует психология людей, втянутых в большие исторические события. Он ставит перед читателями важные проблемы войны и мира, истинного героизма, патриотизма, раскрывает глубины человеческой психики перед лицом смерти.
Солдат в изображении Толстого – это скромный труженик, истинный герой, который и не подозревает, что он герой. Для современников Толстого такое понимание простого солдата было открытием.

Которой героем был русский народ». Это – подчеркнуто простой и деловой рассказ очевидца, стремящегося сказать всю правду о войне . Герои осады показаны обыкновенными людьми, со всеми человеческими слабостями и недостатками. Штабс-капитан Михайлов способен под пулями неприятеля отправиться спасать товарища, и он же на гулянье тщеславится тем, что ходит под руку с «аристократами». Автор беспощадно разрушает романтическую традицию «героизма»; война – не красивое, блистательное зрелище «с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами; ее настоящее выражение в крови, в страданиях, в смерти».

Толстой. Правда о войне в «Севастопольских рассказах»

К предмету воспроизведения, к которому прежде подходили с запасами пышных слов, со всевозможными риторическими приемами, воспевая нечеловеческие доблести и красоту битв, Толстой подошел с совершено иными орудиями изображения. Он описал воинов во всей их будничной ежедневной обстановке, отбросив риторические украшения, ложный пафос; и если в описаниях Толстого исчез романтический героизм и вся так называемая «марлиновщина », то зато под его пером рельефно вырисовывались те скромные подвиги незаметных героев , которые сильнее говорят, чем романтические эффекты фальшивых повестей. Тяжкие труды солдат, их обратившаяся в привычку отвага под пулями и гранатами, патриотический подъем духа среди солдат и офицеров, спокойное отношение к смерти – все это тонко схвачено карандашом художника. Но характеризуя общее настроение, он со всей силой реалистического карандаша изображает отдельные фигуры и типы в войске, детали в характере и поведении людей, черты их душевного уклада.

Люди со всеми их слабостями, с чертами и мелочными и героическими, проходят здесь перед нами; писатель задачей себе ставит беспристрастное изображение того, что есть. Мы видим, какие различные побудительные причины являются источником героизма у различных людей: у одного строгое исполнение военного долга, у другого – честолюбие и пр. Сам деливший с защитниками Севастополя и труды и опасности, Толстой хорошо знал их быт и все условия жизни осажденного города. Наконец, в изображении войны писатель также оставался верен своей задаче – быть правдивым – и вместо блестящей картины, исполненной фальшивых эффектов, дал жизненную картину убийств, разрушения, наводящую ужас лужами крови, грудами трупов и муками раненых. Описывая битву, автор вспоминает о непримиримом противоречии между заветами христианского учения и этой страшной бойней людей.

«Севастопольские рассказы» разделены на три части: «Севастополь в декабре 1854 года», «Севастополь в мае 1855 года» и «Севастополь в августе 1855 года». Герой последнего очерка, Володя Козельцов переживает многое из того, что было испытано самим автором в осажденном городе.

Автор «Войны и мира » и «Анны Карениной », неутомимый разрушитель всякой красивой лжи, сокрушитель кумиров и разоблачитель «возвышающих обманов» уже осознал себя в «Севастопольских рассказах». Нарядному и фальшивому романтизму он противопоставляет суровый, трезвый реализм. «Герой моей повести, – пишет он, – которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, – правда». Эта аскетическая борьба за правду начинается разрушением ложного искусства и кончается уничтожением искусства вообще. Толстой вступает на роковой путь, приводящий его к полному нигилизму – эстетическому, культурному и общественному.

* * *

О «Севастопольских рассказах»

В осажденном Севастополе зимой, весной и летом 1855 года в самых отдаленных один от другого пунктах оборонительной линии неоднократно замечали невысокого сухощавого офицера, некрасивого лицом, с глубоко впавшими, пронзительными, жадно вглядывавшимися во все глазами.

Он появлялся сплошь и рядом в тех местах, где вовсе не обязан был по службе находиться, и преимущественно в самых опасных траншеях и бастионах. Это и был очень мало кому тогда известный молодой поручик и писатель, которому суждено было так прославить и себя и породивший его русский народ, – Лев Николаевич Толстой. Наблюдавшие его тогда люди недоумевали впоследствии, каким образом он умудрился уцелеть среди непрерывного, страшного побоища, когда он будто нарочно нарывался каждый день на опасности.

В молодом, начинавшем свою великую жизнь Льве Толстом жили тогда два человека: защитник осажденного врагами русского города и гениальный художник, всматривавшийся и вслушивавшийся во все, что вокруг него происходило. Но было в нем тогда одно чувство, которое и руководило его военными, служебными действиями и направляло и вдохновляло его писательский дар: чувство любви к родине, попавшей в тяжкую беду, чувство самого горячего патриотизма в лучшем значении этого слова. Лев Толстой нигде не распространялся о том, как он любит страдающую Россию, но это чувство проникает все три севастопольских рассказа и каждую страницу в каждом из них. Великий художник вместе с тем, описывая людей и события, говоря о себе самом и о других людях, рассказывая о русских и о неприятеле, об офицерах и солдатах, ставит себе прямой целью решительно ничего не приукрашивать, а давать читателю правду – и ничего, кроме правды.

«Герой же моей повести, – так кончает Толстой второй свой рассказ, – которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, – правда».

И вот перед нами воскресает под гениальным пером героическая оборона Севастополя.

Взяты только три момента, выхвачены только три картины из отчаянной, неравной борьбы, почти целый год не стихавшей и не умолкавшей под Севастополем. Но как много дают эти картины!

Эта небольшая книжка – не только великое художественное произведение, но и правдивый исторический документ, свидетельство проницательного и беспристрастного очевидца, драгоценное для историка показание участника.

Первый рассказ говорит о Севастополе в декабре 1854 года. Это был момент некоторого ослабления и замедления военных действий, промежуток между кровавой битвой под Инкерманом (24 октября/5 ноября 1854 года) и битвой под Евпаторией (5/17 февраля 1855 года).

Но если могла несколько поотдохнуть и поправиться полевая русская армия, стоявшая в окрестностях Севастополя, то город Севастополь и его гарнизон и в декабре не знали передышки и забыли, что значит слово «покой».

Бомбардировка города французской и английской артиллерией не прекращалась. Руководитель инженерной обороны Севастополя полковник Тотлебен очень торопился с земляными работами, с возведением новых и новых укреплений.

Солдаты, матросы, рабочие трудились под снегом, под холодным дождем без зимней одежды, полуголодные, и трудились так, что неприятельский главнокомандующий, французский генерал Канробер, спустя сорок лет не мог без восторга вспомнить об этих севастопольских рабочих, об их самоотвержении и бесстрашии, о несокрушимо стойких солдатах, об этих, наконец, шестнадцати тысячах моряков, которые почти все полегли вместе со своими тремя адмиралами – Корниловым, Нахимовым и Истоминым, но не уступали порученных им в обороне Севастополя рубежей.

Толстой рассказывает о матросе с оторванной ногой, которого несут на носилках, а он просит остановить носилки, чтобы посмотреть на залп нашей батареи. Подлинные документы, сохранившиеся в наших архивах, приводят сколько угодно точно таких же фактов. «Ничего, нас тут двести человек на бастионе, дня на два еще нас хватит! » Такие ответы давали солдаты и матросы, и никто из них при этом даже не подозревал, каким надо быть мужественным, презирающим смерть человеком, чтобы так просто, спокойно, деловито говорить о своей собственной завтрашней или послезавтрашней неизбежной гибели! А когда мы читаем, что в этих рассказах Толстой говорит о женщинах, то ведь каждая его строка может быть подтверждена десятком неопровержимых документальных свидетельств.

Жены рабочих, солдат, матросов каждый день носили мужьям обед в их бастионы, и нередко одна бомба кончала со всей семьей, хлебавшей щи из принесенного горшка. Безропотно переносили страшные увечья и смерть эти достойные своих мужей подруги. В разгар штурма 6/18 июня жены солдат и матросов разносили воду и квас по бастионам – и сколько их легло на месте!

Второй рассказ относится к маю 1855 года, а помечен этот рассказ уже 26 июня 1855 года. В мае произошла кровавая битва гарнизона против почти всей осаждающей армии неприятеля, желавшей во что бы то ни стало овладеть тремя передовыми укреплениями, выдвинутыми перед Малаховым курганом: Селенгинским и Волынским редутами и Камчатским люнетом. Эти три укрепления пришлось после отчаянной битвы оставить, но зато 6/18 июня русские защитники города одержали блестящую победу, отбив с тяжкими для неприятеля потерями общий штурм, предпринятый французами и англичанами. Толстой не описывает этих кровавых майских и июньских встреч, но читателю рассказа ясно по всему, что совсем недавно, только что произошли очень крупные события у осажденного города.

Толстой, между прочим, описывает одно короткое перемирие и прислушивается к мирным разговорам между русскими и французами. Очевидно, он имеет в виду то перемирие, которое было объявлено обеими сторонами тотчас после битвы 26 мая/7 июня, чтобы успеть убрать и схоронить множество трупов, покрывавших землю около Камчатского люнета и обоих редутов.

В этом описании перемирия нынешнего читателя поразит, вероятно, картина, рисуемая здесь Толстым. Неужели враги, только что в яростной рукопашной борьбе резавшие и коловшие друг друга, могут так дружелюбно разговаривать, с такой лаской, так любезно и предупредительно относиться друг к другу?

Но и здесь, как и везде, Толстой строжайше правдив и его рассказ вполне согласуется с историей. Когда я работал над документами по обороне Севастополя, мне беспрестанно приходилось наталкиваться на такие точь-в-точь описания перемирий, а ведь их было за время Крымской войны несколько.

Третий рассказ Толстого относится к Севастополю в августе 1855 года. Это был последний, самый страшный месяц долгой осады, месяц непрерывных, жесточайших, днем и ночью не утихавших бомбардировок, месяц, окончившийся падением Севастополя 27 августа 1855 года. Как и в предыдущих своих двух рассказах, Толстой описывает события так, как они развертываются перед глазами выбранных им двух-трех участников и наблюдателей всего происходящего.

Одному из величайших сынов России, Льву Толстому, выпало на долю прославить своими никем не превзойденными творениями две русские национальные эпопеи: сначала Крымскую войну в «Севастопольских рассказах», а впоследствии победу над Наполеоном в «Войне и мире».

Е. Тарле

Севастополь в декабре месяце

Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря сбросила с себя уже сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с бухты несет холодом и туманом; снега нет – все черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На кораблях глухо бьет восьмая стклянка.

На Северной денная деятельность понемногу начинает заменять спокойствие ночи: где прошла смена часовых, побрякивая ружьями; где доктор уже спешит к госпиталю; где солдатик вылез из землянки, моет оледенелой водой загорелое лицо и, оборотясь на зардевшийся восток, быстро крестясь, молится Богу; где высокая тяжелая маджара 1
Маджа?ра – большая телега.

На верблюдах со скрипом протащилась на кладбище хоронить окровавленных покойников, которыми она чуть не доверху наложена… Вы подходите к пристани – особенный запах каменного угля, навоза, сырости и говядины поражает вас; тысячи разнородных предметов – дрова, мясо, туры2
Ту?ры – особого устройства плетенки из прутьев, наполненные землей.

Мука, железо и т. п. – кучей лежат около пристани; солдаты разных полков, с мешками и ружьями, без мешков и без ружей, толпятся тут, курят, бранятся, перетаскивают тяжести на пароход, который, дымясь, стоит около помоста; вольные ялики, наполненные всякого рода народом – солдатами, моряками, купцами, женщинами, – причаливают и отчаливают от пристани.

– На Графскую, ваше благородие? Пожалуйте, – предлагают вам свои услуги два или три отставных матроса, вставая из яликов.

Вы выбираете тот, который к вам поближе, шагаете через полусгнивший труп какой-то гнедой лошади, которая тут в грязи лежит около лодки, и проходите к рулю. Вы отчалили от берега. Кругом вас блестящее уже на утреннем солнце море, впереди – старый матрос в верблюжьем пальто и молодой белоголовый мальчик, которые молча усердно работают веслами. Вы смотрите и на полосатые громады кораблей, близко и далеко рассыпанных по бухте, и на черные небольшие точки шлюпок, движущихся по блестящей лазури, и на красивые светлые строения города, окрашенные розовыми лучами утреннего солнца, виднеющиеся на той стороне, и на пенящуюся белую линию бона3
Бон – заграждение в бухте из бревен, цепей или канатов.

И затопленных кораблей, от которых кой-где грустно торчат черные концы мачт, и на далекий неприятельский флот, маячащий на хрустальном горизонте моря, и на пенящиеся струи, в которых прыгают соляные пузырики, поднимаемые веслами; вы слушаете равномерные звуки ударов весел, звуки голосов, по воде долетающих до вас, и величественные звуки стрельбы, которая, как вам кажется, усиливается в Севастополе.

Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникли в душу вашу чувства какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…

– Ваше благородие! прямо под Кистентина4
Корабль «Константин». (Примеч. Л. Н. Толстого .)

Держите, – скажет вам старик матрос, оборотясь назад, чтобы поверить направление, которое вы даете лодке, – вправо руля.

– А на нем пушки-то еще все, – заметит беловолосый парень, проходя мимо корабля и разглядывая его.

– А то как же: он новый, на нем Корнилов жил, – заметит старик, тоже взглядывая на корабль.

– Вишь ты, где разорвало! – скажет мальчик после долгого молчания, взглядывая на белое облачко расходящегося дыма, вдруг появившегося высоко над Южной бухтой и сопровождаемого резким звуком разрыва бомбы.

– Это он с новой батареи нынче палит, – прибавит старик, равнодушно поплевывая на руку. – Ну, навались, Мишка, баркас перегоним. – И ваш ялик быстрее подвигается вперед по широкой зыби бухты, действительно перегоняет тяжелый баркас, на котором навалены какие-то кули и неровно гребут неловкие солдаты, и пристает между множеством причаленных всякого рода лодок к Графской пристани.

На набережной шумно шевелятся толпы серых солдат, черных матросов и пестрых женщин. Бабы продают булки, русские мужики с самоварами кричат: сбитень горячий 5
Сбитень горячий – напиток из меда с пряностями.

И тут же на первых ступенях валяются заржавевшие ядра, бомбы, картечи и чугунные пушки разных калибров. Немного далее большая площадь, на которой валяются какие-то огромные брусья, пушечные станки, спящие солдаты; стоят лошади, повозки, зеленые орудия и ящики, пехотные ко?злы; двигаются солдаты, матросы, офицеры, женщины, дети, купцы; ездят телеги с сеном, с кулями и с бочками; кой-где проедут казак и офицер верхом, генерал на дрожках. Направо улица загорожена баррикадой, на которой в амбразурах стоят какие-то маленькие пушки, и около них сидит матрос, покуривая трубочку. Налево красивый дом с римскими цифрами на фронтоне, под которым стоят солдаты и окровавленные носилки, – везде вы видите неприятные следы военного лагеря. Первое впечатление ваше непременно самое неприятное: странное смешение лагерной и городской жизни, красивого города и грязного бивуака не только не красиво, но кажется отвратительным беспорядком; вам даже покажется, что все перепуганы, суетятся, не знают, что делать. Но вглядитесь ближе в лица этих людей, движущихся вокруг вас, и вы поймете совсем другое. Посмотрите хоть на этого фурштатского солдатика6
Фурштатский солдат – солдат из обозной части.

Который ведет поить какую-то гнедую тройку и так спокойно мурлыкает себе что-то под нос, что, очевидно, он не заблудится в этой разнородной толпе, которой для него и не существует, но что он исполняет свое дело, какое бы оно ни было – поить лошадей или таскать орудия, – так же спокойно, и самоуверенно, и равнодушно, как бы все это происходило где-нибудь в Туле или в Саранске. То же выражение читаете вы и на лице этого офицера, который в безукоризненно белых перчатках проходит мимо, и в лице матроса, который курит, сидя на баррикаде, и в лице рабочих солдат, с носилками дожидающихся на крыльце бывшего Собрания, и в лице этой девицы, которая, боясь замочить свое розовое платье, по камешкам перепрыгивает через улицу.

Да! вам непременно предстоит разочарование, ежели вы в первый раз въезжаете в Севастополь. Напрасно вы будете искать хоть на одном лице следов суетливости, растерянности или даже энтузиазма, готовности к смерти, решимости, – ничего этого нет: вы видите будничных людей, спокойно занятых будничным делом, так что, может быть, вы упрекнете себя в излишней восторженности, усомнитесь немного в справедливости понятия о геройстве защитников Севастополя, которое составилось в вас по рассказам, описаниям и вида и звуков с Северной стороны. Но прежде чем сомневаться, сходите на бастионы7
Бастио?н – пятистороннее оборонительное укрепление, состоящее из двух фасов (передние стороны), двух фланков (боковые стороны) и горжи (тыльная часть).

Посмотрите защитников Севастополя на самом месте защиты или, лучше, зайдите прямо напротив в этот дом, бывший прежде Севастопольским собранием и на крыльце которого стоят солдаты с носилками, – вы увидите там защитников Севастополя, увидите там ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища.

Вы входите в большую залу Собрания. Только что вы отворили дверь, вид и запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненных больных, одних на койках, большей частью на полу, вдруг поражает вас. Не верьте чувству, которое удерживает вас на пороге залы, – это дурное чувство, – идите вперед, не стыдитесь того, что вы как будто пришли смотреть на страдальцев, не стыдитесь подойти и поговорить с ними: несчастные любят видеть человеческое сочувствующее лицо, любят рассказать про свои страдания и услышать слова любви и участия. Вы проходите посередине постелей и ищете лицо менее строгое и страдающее, к которому вы решитесь подойти, чтобы побеседовать.

– Ты куда ранен? – спрашиваете вы нерешительно и робко у одного старого исхудалого солдата, который, сидя на койке, следит за вами добродушным взглядом и как будто приглашает подойти к себе. Я говорю: «робко спрашиваете», потому что страдания, кроме глубокого сочувствия, внушают почему-то страх оскорбить и высокое уважение к тому, кто перенесет их.

– В ногу, – отвечает солдат; но в это самое время вы сами замечаете по складкам одеяла, что у него ноги нет выше колена. – Слава Богу теперь, – прибавляет он, – на выписку хочу.

– А давно ты уже ранен?

– Да вот шестая неделя пошла, ваше благородие!

– Что же, болит у тебя теперь?

– Нет, теперь не болит, ничего; только как будто в икре ноет, когда непогода, а то ничего.

– Как же ты это был ранен?

– На пятом баксионе, ваше благородие, как первая бандировка была: навел пушку, стал отходить, этаким манером, к другой амбразуре, как он ударит меня по ноге, ровно как в яму оступился. Глядь, а ноги нет.

– Неужели больно не было в эту первую минуту?

– Ничего; только как горячим чем меня пхнули в ногу.

– Ну, а потом?

– И потом ничего; только как кожу натягивать стали, так саднило как будто. Оно первое дело, ваше благородие, не думать много : как не думаешь, оно тебе и ничего. Все больше оттого, что думает человек.

В это время к вам подходит женщина в сереньком полосатом платье и повязанная черным платком; она вмешивается в ваш разговор с матросом и начинает рассказывать про него, про его страдания, про отчаянное положение, в котором он был четыре недели, про то, как, бывши ранен, остановил носилки, с тем чтобы посмотреть на залп нашей батареи, как великие князья говорили с ним и пожаловали ему двадцать пять рублей и как он сказал им, что он опять хочет на бастион, с тем чтобы учить молодых, ежели уже сам работать не может. Говоря все это одним духом, женщина эта смотрит то на вас, то на матроса, который, отвернувшись и как будто не слушая ее, щиплет у себя на подушке корпию8
Ко?рпия – нащипанные из чистых тряпок нитки, которые употреблялись при перевязке вместо ваты.

И глаза ее блестят каким-то особенным восторгом.

– Это хозяйка моя, ваше благородие! – замечает вам матрос с таким выражением, как будто говорит: «Уж вы ее извините. Известно, бабье дело – глупые слова говорит».

Вы начинаете понимать защитников Севастополя; вам становится почему-то совестно за самого себя перед этим человеком. Вам хотелось бы сказать ему слишком много, чтобы выразить ему свое сочувствие и удивление; но вы не находите слов или недовольны теми, которые приходят вам в голову, – и вы молча склоняетесь перед этим молчаливым, бессознательным величием и твердостью духа, этой стыдливостью перед собственным достоинством.

– Ну, дай Бог тебе поскорее поправиться, – говорите вы ему и останавливаетесь перед другим больным, который лежит на полу и, как кажется, в нестерпимых страданиях ожидает смерти.

Это белокурый, с пухлым и бледным лицом человек. Он лежит навзничь, закинув назад левую руку, в положении, выражающем жестокое страдание. Сухой открытый рот с трудом выпускает хрипящее дыхание; голубые оловянные глаза закачены кверху, и из-под сбившегося одеяла высунут остаток правой руки, обвернутый бинтами. Тяжелый запах мертвого тела сильнее поражает вас, и пожирающий внутренний жар, проникающий все члены страдальца, проникает как будто и вас.

– Что?, он без памяти? – спрашиваете вы у женщины, которая идет за вами и ласково, как на родного, смотрит на вас.

– Нет, еще слышит, да уж очень плох, – прибавляет она шепотом. – Я его нынче чаем поила – что ж, хоть и чужой, все надо жалость иметь, – так уж не пил почти.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваете вы его.

– У сердце гхорить.

Немного далее вы видите старого солдата, который переменяет белье. Лицо и тело его какого-то коричневого цвета и худы, как скелет. Руки у него совсем нет: она вылущена в плече. Он сидит бодро, он поправился; но по мертвому, тусклому взгляду, по ужасной худобе и морщинам лица вы видите, что это существо, уже выстрадавшее лучшую часть своей жизни.

С другой стороны вы увидите на койке страдальческое бледное и нежное лицо женщины, на котором играет во всю щеку горячечный румянец.

– Это нашу матроску пятого числа в ногу задело бомбой, – скажет вам ваша путеводительница, – она мужу на бастион обедать носила.

– Что ж, отрезали?

– Выше колена отрезали.

Теперь, ежели нервы ваши крепки, пройдите в дверь налево: в той комнате делают перевязки и операции. Вы увидите там докторов с окровавленными по локти руками и бледными, угрюмыми физиономиями, занятых около койки, на которой, с открытыми глазами и говоря, как в бреду, бессмысленные, иногда простые и трогательные слова, лежит раненый под влиянием хлороформа. Доктора заняты отвратительным, но благодетельным делом ампутаций. Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите, как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как на носилках лежит, в той же комнате, другой раненый и, глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, – увидите ужасные, потрясающие душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении – в крови, в страданиях, в смерти…

Выходя из этого дома страданий, вы непременно испытаете отрадное чувство, полнее вдохнете в себя свежий воздух, почувствуете удовольствие в сознании своего здоровья, но вместе с тем в созерцании этих страданий почерпнете сознание своего ничтожества и спокойно, без нерешимости пойдете на бастионы…

«Что значат смерть и страдание такого ничтожного червяка, как я, в сравнении с столькими смертями и столькими страданиями? «Но вид чистого неба, блестящего солнца, красивого города, отворенной церкви и движущегося по разным направлениям военного люда скоро приведет ваш дух в нормальное состояние легкомыслия, маленьких забот и увлечения одним настоящим.

Навстречу попадутся вам, может быть, из церкви похороны какого-нибудь офицера, с розовым гробом и музыкой и развевающимися хоругвями; до слуха вашего долетят, может быть, звуки стрельбы с бастионов, но это не наведет вас на прежние мысли; похороны покажутся вам весьма красивым воинственным зрелищем, звуки – весьма красивыми воинственными звуками, и вы не соедините ни с этим зрелищем, ни с этими звуками мысли ясной, перенесенной на себя, о страданиях и смерти, как вы это сделали на перевязочном пункте.

Сборник «Севастопольские рассказы» Толстого, написанный и опубликованный в 1855 году, посвящен обороне Севастополя. В своей книге Лев Николаевич описывает героизм защитников города, а также показывает всю бессмысленность и беспощадность войны.

Для читательского дневника и подготовки к уроку литературы рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Севастопольские рассказы» по главам. Проверить свои знания можно при помощи теста на нашем сайте.

Главные герои

Михайлов – штабс-капитан, рассудительный, порядочный, амбициозный мужчина.

Михаил Козельцов – поручик, отважный и честный офицер.

Владимир Козельцов – младший брат Михаила.

Другие персонажи

Ротмистр Праскухин, подполковник Нефердов – представители военной аристократии.

Никита – верный слуга Михайлова.

Вланг – юнкер, боевой товарищ Володи Козельцова.

Севастополь в декабре месяце

В декабре 1854 года Севастополь все еще не укрыт снегом, « но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами ». Военное утро начинается привычными уже « раскатистыми выстрелами », сменой часовых, суетой на пристани. Воздух наполнен запахами « каменного угля, навоза, сырости и говядины» . Отставные матросы предлагают свои услуги в качестве перевозчика на своих небольших яликах.

При мысли о том, что находишься в Севастополе, душу наполняют « чувства какого-то мужества, гордости ». Местные жители уже давно привыкли к звукам выстрелов, и не обращают на них никакого внимания. Они лишь равнодушно комментируют промеж собой, на каком участке взорвались снаряды, да из какой « батареи нынче палит ».

На набережной вовсю идет оживленная торговля, и тут же на земле, среди торговцев и покупателей, « валяются заржавевшие ядра, бомбы, картечи и чугунные пушки разных калибров ». Приезжему человеку сразу бросается в глаза « странное смешение лагерной и городской жизни, красивого города и грязного бивуака ».

В большом зале Собрания расположен госпиталь, при входе в который открывается « вид и запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненных больных ».

Старый исхудалый солдат чувствует свою раненую ногу, хотя она уже давно ампутирована. Другой раненый лежит прямо на полу, а из-под одеяла виднеется жалкий остаток перебинтованной руки, от которого исходит удушающий запах. Неподалеку лежит безногая женщина – супруга матроса, которая несла мужу обед и случайно попала под обстрел.

Кругом кровь, страдания и смерть. При взгляде на изувеченных защитников Севастополя, « становится почему-то совестно за самого себя ».

Самым опасным в Севастополе местом является четвертый бастион – « здесь народу встречается еще меньше, женщин совсем не видно, солдаты идут скоро, по дороге попадаются капли крови ». Невдалеке слышится « свист ядра или бомбы », жужжание пуль.

От амбразуры к амбразуре спокойно прохаживается офицер, и рассказывает о том, как после бомбардировки у него в командовании осталось только восемь человек и одно действующее орудие. Однако уже на следующее утро он вновь палил из всех своих пушек.

Матросы, обслуживающие орудия, выглядят не менее внушительно. В их внешнем виде и движениях видны « главные черты, составляющие силу русского » – простоту и упрямство.

Севастополь в мае

Главы 1-3

Война за Севастополь длится уже полгода. За это время « тысячи людских самолюбий успели оскорбиться, тысячи успели удовлетвориться, надуться, тысячи - успокоиться в объятиях смерти ». Дипломаты не в состоянии решить конфликт, но уладить его при помощи военных действий гораздо сложнее. Люди, поддерживающие и разжигающие войну, не могут считаться разумными созданиями, поскольку « война есть сумасшествие ».

По городу прогуливается штабс-капитан Михайлов, на лице которого читается « тупость умственных способностей, но притом рассудительность, честность и склонность к порядочности ». Помимо денег и наград он страстно мечтает войти в круг военной аристократии, и быть на короткой ноге с ротмистром Праскухиным и подполковником Нефердовым.

Подойдя к павильону с музыкой, Михайлов хочет поздороваться с представителями высшего военного общества, но не решается сделать это. Он боится, что «аристократы» попросту проигнорируют его, и тем самым нанесут болезненный укол его самолюбию. Воздух в Севастополе буквально звенит от тщеславия: оно повсюду – « даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения ».

Главы 4-9

Придя домой, Михайлов принимается « писать прощальное письмо отцу » – вскоре ему придется идти на бастион, уже в тринадцатый раз. Его терзают дурные предчувствия, и он невольно срывается на старом слуге Никите, которого « любил, баловал даже и с которым жил уже двенадцать лет ».

« Уже сумерками подходя с ротой к бастиону », штабс-капитан успокаивает себя тем, что, если повезет, его только ранят, и он останется жив.

Главы 10-14

Михайлов командует ротой и вскоре получает от генерала приказ о передислокации, который ему передает Праскухин. Во время перемещения роты Михайлов и Праскухин заботятся только о том впечатлении, которое они производят друг на друга.

Во время сильнейшей бомбардировки Праскухин убит « осколком в середину груди », Михайлов же « камнем легко ранен в голову ». Понимая, что с « раной остаться в деле - непременно награда », Михайлов отказывается от госпитализации.

После сражения цветущая долина покрыта сотнями трупов.

Главы 15-16

На следующий день после битвы военные аристократы, как ни в чем не бывало, прогуливаются по бульвару, похваляясь друг перед другом своим героизмом.

Между враждующими армиями « выставлены белые флаги », простые солдаты общаются друг с другом без ненависти. Но, как только прячут белые флаги, « снова свистят орудия смерти и страданий, снова льется невинная кровь и слышатся стоны и проклятия ».

Севастополь в августе 1855 года

Главы 1-5

В конце августа 1855 года по севастопольской дороге едет тележка, в которой сидит поручик Михаил Козельцов. Офицер возвращается в осажденный Севастополь после лечения в госпитале. Козельцов был « неглуп и вместе с тем талантлив, хорошо пел, играл на гитаре, говорил очень бойко ». Но главной чертой его является непомерное самолюбие.

На станции не протолкнуться – нет ни одной свободной лошади или повозки. Многие офицеры оказались совершенно без денег. Им обидно, « что так уже близко, а нельзя доехать ».

Главы 6-7

На станции поручик совершенно неожиданно встречает своего младшего брата, семнадцатилетнего Володю Козельцова. Юноше прочили блестящую карьеру в гвардии, но он предпочел встать в ряды действующей армии. Ему стало « совестно жить в Петербурге, когда тут умирают за отечество », к тому же он хотел увидеться с братом, которым гордился и восхищался.

Михаил зовет Владимира с собой в Севастополь, но тот начинает мяться. Выясняется, что юноша, как и многие другие военные на станции, не имеет свободных денег, более того – он должен восемь рублей. Старший Козельцов выплачивает долг брата.

Главы 8-18

Братья держат путь на Севастополь. По дороге Володя предается романтическим грезам о том, какие великие подвиги он свершит вместе с Михаилом во благо Отечества.

По приезду в город братья прощаются и расходятся по своим полкам. Володю охватывает страх перед темнотой, перед надвигающейся смертью. Его терзает « мысль, что он трус ». Повсюду раздаются звуки разрывающихся снарядов, и избавиться от сильного внутреннего страха Владимиру помогает только молитва.

Михаил Козельцов, « встретив на улице солдата своего полка », сразу отправляется к пятому бастиону. Михаил оказывается в подчинении у своего давнего товарища, с которым в свое время воевал на равных. Командир не очень доволен приезду старого приятеля, но все же передает ему командование ротой. В казарме Козельцов встречает знакомых офицеров, и сразу становится понятно, что « его любят и рады его приезду ».

Главы 19-24

Володя знакомится с артиллерийскими офицерами, и быстро заводит дружбу с юнкером Влангом. Вскоре молодых людей отправляют на Малахов курган – самый опасный участок на поле брани. Все теоретические знания Козельцова меркнут перед реалиями сражения, однако ему удается не паниковать и выполнять свои прямые обязанности.

Главы 25-27

Во время сражения старший Козельцов, видя страх своих солдат перед наступающими французами, решает показать им пример храбрости, и с саблей бросается на врага. Михаил « был уверен, что его убьют; это-то и придавало ему храбрости ». В бою офицер получает смертельное ранение, но его успокаивает мысль, что он « хорошо исполнил свой долг ».

Володя в приподнятом настроении командует во время штурма. Но французы обходят его с тыла и убивают. Вланг пытается спасти своего друга, но слишком поздно. Вместе с выжившими солдатами он уезжает из Севастополя. Покидая город, почти каждый испытывал тяжелое « чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу »…

Заключение

В своем произведении Толстой разрушает романтические представления о войне, демонстрируя ее во всей правдивой неприглядности. Отбросив ложный пафос и героизм, он описывает будни военных сражений в виде подчеркнуто простого и несколько отстраненного рассказа очевидца.

После ознакомления с кратким пересказом «Севастопольские рассказы» рекомендуем прочесть сборник в полном варианте.

Тест по рассказам

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.5 . Всего получено оценок: 344.