Облако в штанах читать онлайн. Облако в штанах

Рецензия на книгу «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» – Ричард Бах, написанная в рамках конкурса «Ни дня без книг». Автор рецензии: Киреева Василиса.

«Для нас не должно существовать никаких пределов» — не бойся быть собой и все получится.

Из многих произведений, которые позиционировались как вдохновляющие и мотивирующие, мне особенно понравилась книга Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Это небольшая притча, которая читается довольно легко, но за каждой её строчкой есть скрытый смысл, очень глубокий и важный. «Чего стоит счастье? Кто достоин его? Что делать, если все же его достигнешь?» — вот немногие из вопросов на которые эта книга дает ответы. Каждый хоть однажды о них задумывается. Те же, кто находит ответы, становятся свободными и могут покорять все новые и новые горизонты, взлетая все выше и выше.

Это замечательная книга о чайке, которая нашла цель своей жизни в чем-то более великом, чем все остальные, которая следовала за своей мечтой и упорно шла к выбранной цели. Через притчу автор хочет в понятной каждому форме донести до нас очень важные вещи. Я предложила маме и младшей сестре прочитать эту удивительную книгу, чтобы убедиться в её доступности для любой возрастной категории. И это действительно так, они вынесли из нее такие же уроки, и поняли то, что хотел сказать автор этим произведением. После прочтения притчи, моя сестра задумалась о своих целях и стремлениях. Она поняла, что даже близкие люди не всегда могут понимать увлечения и интересы человека. Таким образом, эта книга действительно помогла ей разобраться в некоторых своих проблемах и в себе.

«Чайка по имени Джонатан Ливингстон», учит тому, что на свете нет ничего невозможного и что если чего-то сильно захотеть и идти к этому всей душой, то это обязательно сбудется. Эта повесть-притча о самосовершенствовании и самопожертвовании. С самого начала мы видим главного героя, который уже отличается от остальных птиц. Он не следует за толпой, не обращает внимания на мнение окружающих, он выше этого. Чайка Джонатан Ливингстон отдавал всего себя познанию полета, в то время как его друзья и родные просто добывали себе пищу. Он был уверен, что обязательно сможет добиться невиданных результатов, что нужно развивать свои умения, что ничего не дано нам просто так. Джонатан Ливингстон падает, терпит одно поражение за другим, у него многое не выходит с первого раза, родители и остальные чайки отвергают его, но вопреки всему он продолжает свой полёт. Первоначально, он пытался стать как все, чтобы не расстраивать отца и мать. Однако Джонатан быстро осознал, что он не сможет проводить дни так, как другие чайки, вместо того чтобы учится летать, стремиться к большему. После прочтения книги, начинаешь задумываться: «Может быть мне стоит попытаться еще раз? Может быть моя идея не лишена смысла? Может быть не стоит сдаваться, даже если что-то не получается сразу?»

Из этой книги можно вынести несколько правил:

«Для нас не должно существовать никаких пределов». Стремись к совершенству. Верь в себя, в свое призвание и в то, что твои возможности могут быть расширены. Занимайся тем, что тебе действительно интересно, посвящай этому делу всего себя, не трать драгоценное время, ругая свою судьбу.

«Не приходи в уныние при расставании. Прощание необходимо для того, чтобы вы встретились вновь. А новая встреча, спустя мгновение или многие жизни, несомненна для тех, кто является друзьями». Однажды, при достижении определенного уровня самосовершенствования, ты заметишь, что уже ничего не связывает тебя и твоих прежних друзей. Это трудно принять, так как вы долгое время посвящали себя друг дугу. Но оглянись вокруг – ты непременно увидишь единомышленников, идущих по тому же, выбранному тобой, пути.

«Смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства и рассказать об этом другим». Тебе непременно придется самому стать наставником. Преуспей и на этом участке пути. Получи удовольствие от того, что за тобой следуют, тебе стараются подражать. Теперь ты — пример для многих.

В конце хотелось бы привести такое сравнение. Представьте, что все мы — чайки. Мы можем оставаться на земле и «жить, чтобы выжить» или достигнуть небес и познать себя. Все возможно, нужно только упорно следовать своим мечтам и целям, и тогда ты обязательно сможешь добиться их осуществления. Главное — не сдаваться, не отчаиваться, снова и снова пытаться преодолеть преграду. Не бояться рисковать, верить в себя и свои силы, мечтать о беспредельном, стремиться к совершенству, любить, делать добрые дела — вот в чем смысл этого романа-притчи. И помните, что «небеса — это не место и не время. Небеса — это достижение совершенства».

Рецензия написана в рамках конкурса «Ни дня без книг»,
автор рецензии: Киреева Василиса.

Невыдуманному Джонатану-чайке, который живет в каждом из нас.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря.

В миле от берега с рыболовного судна забросили сети с приманкой, весть об этом мгновенно донеслась до Стаи, ожидавшей завтрака, и вот уже тысяча чаек слетелась к судну, чтобы хитростью или силой добыть крохи пищи. Еще один хлопотливый день вступил в свои права.

Но вдали от рыболовного судна и от берега в полном одиночестве совершала свои тренировочные полеты чайка по имени Джонатан Ливингстон. Взлетев на сто футов в небо, Джонатан опустил перепончатые лапы, приподнял клюв, вытянул вперед изогнутые дугой крылья и, превозмогая боль, старался удержать их в этом положении. Вытянутые вперед крылья снижали скорость, и он летел так медленно, что ветер едва шептал у него над ухом, а океан под ним казался недвижимым. Он прищурил глаза и весь обратился в одно-единственное желание: вот он задержал дыхание и чуть… чуть-чуть… на один дюйм… увеличил изгиб крыльев. Перья взьерошились, он совсем потерял скорость и упал.

Чайки, как вы знаете, не раздумывают во время полета и никогда не останавливаются. Остановиться в воздухе - для чайки бесчестье, для чайки это - позор.

Но Джонатан Ливингстон, который, не стыдясь, вновь выгибал и напрягал дрожащие крылья - все медленнее, медленнее и опять неудача, - был не какой-нибудь заурядной птицей.

Большинство чаек не стремится узнать о полете ничего, кроме самого необходимого: как долететь от берега до пищи и вернуться назад. Для большинства чаек главное - еда, а не полет. Для этой же чайки главное было не в еде, а в полете. Больше всего на свете Джонатан Ливингстон любил летать.

Но подобное пристрастие, как он понял, не внушает уважения птицам. Даже его родители были встревожены тем, что Джонатан целые дни проводит в одиночестве и, занимаясь своими опытами, снова и снова планирует над самой водой.

Он, например, не понимал, почему, летая на высоте, меньшей полуразмаха своих крыльев, он может держаться в воздухе дольше и почти без усилий. Его планирующий спуск заканчивался не обычным всплеском при погружении лап в воду, а появлением длинной вспененной струи, которая рождалась, как только тело Джонатана с плотно прижатыми лапами касалось поверхности моря. Когда он начал, поджимая лапы, планировать на берег, а потом измерять шагами след, оставляемый на песке, его родители, естественно, встревожились не на шутку.

Почему, Джон, почему ? - спрашивала мать. - Почему ты не можешь вести себя как все мы? Почему ты не предоставишь полеты над водой пеликанам и альбатросам? Почему ты ничего не ешь? Сын, от тебя остались перья да кости.

Ну и пусть, мама, от меня остались перья да кости. Я хочу знать, что я могу делать в воздухе, а чего не могу. Я просто хочу знать.

Послушай-ка, Джонатан, - говорил ему отец без тени недоброжелательности. - Зима не за горами. Рыболовные шхуны будут появляться все реже, а рыба, которая теперь плавает на поверхности, уйдет в глубину. Если тебе непременно хочется учиться, изучай пищу, учись ее добывать. Полеты - это, конечно, очень хорошо, но одними полетами сыт не будешь. Не забывай, что ты летаешь ради того, чтобы есть.

Джонатан покорно кивнул. Несколько дней он старался делать то же, что и все остальные, старался изо всех сил: пронзительно кричал и дрался с сородичами у пирсов и рыболовных судов, нырял за кусочками рыбы и хлеба. Но у него ничего не получалось.

«Какая бессмыслица, - подумал он и решительно швырнул с трудом добытого анчоуса голодной старой чайке, которая гналась за ним. - Я мог бы потратить все это время на то, чтобы учиться летать. Мне нужно узнать еще так много!»

И вот Джонатан снова один далеко в море - голодный, радостный, пытливый.

Он изучал скорость полета и за неделю тренировок узнал о скорости больше, чем самая быстролетная чайка на этом свете.

Поднявшись на тысячу футов над морем, он бросился в крутое пике, изо всех сил махая крыльями, и понял, почему чайки пикируют, сложив крылья. Всего через шесть секунд он уже летел со скоростью семьдесят миль в час, со скоростью, при которой крыло в момент взмаха теряет устойчивость.

Раз за разом одно и то же. Как он ни старался, как ни напрягал силы, на высокой скорости он терял управление.

Подьем на тысячу футов. Мощный рывок вперед, переход в пике, напряженные взмахи крыльев и отвесное падение вниз. А потом каждый раз его левое крыло вдруг замирало при взмахе вверх, он резко кренился влево, переставал махать правым крылом, чтобы восстановить равновесие, и, будто пожираемый пламенем, кувырком через правое крыло входил в штопор.

Несмотря на все старания, взмах вверх не удавался. Он сделал десять попыток, и десять раз, как только скорость превышала семьдесят миль в час, он обращался в неуправляемый комок взьерошенных перьев и камнем летел в воду.

Все дело в том, понял наконец Джонатан, когда промок до последнего перышка, все дело в том, что при больших скоростях нужно удержать раскрытые крылья в одном положении - махать, пока скорость не достигнет пятидесяти миль в час, а потом держать в одном положении.

Он поднялся на две тысячи футов и попытался еще раз: входя в пике, он вытянул клюв вниз и раскинул крылья, а когда достиг скорости пятьдесят миль в час, перестал шевелить ими. Это потребовало неимоверного напряжения, но он добился своего. Десять секунд он мчался неуловимой тенью со скоростью 90 миль в час. Джонатан установил мировой рекорд скоростного полета для чаек!

Но он недолго упивался победой. Как только он попытался выйти из пике, как только он слегка изменил положение крыльев, его подхватил тот же безжалостный неодолимый вихрь, он мчал его со скоростью 90 миль в час и разрывал на куски, будто динамит. Невысоко над морем Джонатан-Чайка не выдержал и рухнул на твердую, как камень, воду.

Когда он пришел в себя, была уже ночь, он плыл в лунном свете по глади океана. Изодранные крылья были налиты свинцом, но бремя неудачи легло на его спину еще более тяжким грузом. У него появилось смутное желание, чтобы этот груз незаметно увлек его на дно, и тогда наконец все будет кончено.

Oн начал погружаться в воду и вдруг услышал где-то в себе незнакомый глухой голос: «У меня нет выхода. Я чайка. Я могу только то, что могу. Родись я, чтобы узнать так много о полетах, у меня была бы не голова, а вычислительная машина. Родись я для скоростных полетов, у меня были бы короткие крылья, как у сокола, и я питался бы мышами, а не рыбой. Мой отец прав. Я должен забыть об этом безумии. Я должен вернуться домой, к своей стае, и довольствоваться тем, что я такой, какой есть, - жалкая, слабая чайка».

Он устало оттолкнулся от темной воды и полетел к берегу, радуясь, что успел научиться летать на небольшой высоте с минимальной затратой сил.

«Но нет, - подумал он. - Я отказался от жизни, я отказался от всего, чему научился. Я такая же чайка, как и все остальные, и я буду летать так, как летают чайки». С мучительным трудом он поднялся на сто футов и энергичнее замахал крыльями, торопясь домой.

Он почувствовал облегчение от того, что принял решение жить, как живет Стая. Распались цепи, которыми он приковал себя к колеснице познания: не будет борьбы, не будет и поражений. Как приятно перестать думать и лететь в темноте к береговым огням.

Темнота! - раздался вдруг тревожный глухой голос. - Чайки никогда не летают в темноте!

Но Джонатану не хотелось слушать. «Как приятно, - думал он. - Луна и отблески света, которые играют на воде в ночи, как цепочки стгнальных огней, и кругом все так мирно и спокойно…»

Спустись! Чайки никогда не летают в темноте. Родись ты, чтобы летать в темноте, у тебя были бы глаза совы! У тебя была бы не голова, а вычислительная машина! У тебя были бы короткие крылья сокола!

Там, в ночи, на высоте ста футов, Джонатан Ливингстон прищурил глаза. Его боль, его решение - от них не осталось и следа.

Короткие крылья. Короткие крылья сокола!

Вот в чем разгадка! «Какой же я дурак! Все, что мне нужно, - это крошечное, совсем маленькое крыло; все, что мне нужно, - это почти полностью сложить крылья и во время полета шевелить одними только кончиками. Короткие крылья! »

Он поднялся на две тысячи футов над черной массой воды и, не задумываясь ни на мгновение о неудаче, о смерти, плотно прижал к телу широкие части крыльев, подставив ветру только узкие, как кинжалы, концы - перо в перо - и вошел в отвесное пике.

Ветер оглушительно ревел у него над головой. Семьдесят миль в час, девяносто, сто двадцать, еще быстрее! Сейчас при скорости сто сорок миль в час, он не чувствовал такого напряжения, как раньше при семидесяти; едва заметного движения концами крыльев оказалось достаточно, чтобы выйти из пике, и он пронесся над волнами как пушечное ядро, серое при свете луны.

Он сощурился, чтобы защитить глаза от ветра, и его охватила радость. «Сто сорок миль в час! Не теряя управления! Если я начну пикировать с пяти тысяч футов, а не с двух, интересно, с какой скоростью…»

Благие намерения позабыты, унесены стремительным, ураганным ветром. Но он не чувствовал угрызений совести, нарушив обещание, которое только что дал самому себе. Такие обещания связывают чаек, удел которых - заурядность. Для того, кто стремится к знанию и однажды достиг совершенства, они не имеют значения.

На рассвете Джонатан возобновил тренировку. С высоты пяти тысяч футов рыболовные шхуны казались щепочками на голубой поверхности моря, а Стая за завтраком - легким облаком пляшущих пылинок.

Он был полон сил и лишь слегка дрожал от радости, он был горд, что сумел побороть страх. Не раздумывая, он прижал к телу переднюю часть крыльев, подставил кончики крыльев - маленькие уголки! - ветру и бросился в море. Пролетев четыре тысячи футов, Джонатан достиг предельной скорости, ветер превратился в плотную вибрирующую стену звуков, которая не позволяла ему двигаться быстрее. Он летел отвесно вниз со скоростью двести четырнадцать миль в час. Oн понимал, что если его крылья раскроются на такой скорости, то он, чайка, будет разорван на миллион клочков… Но скорость - это мощь, скорость - это радость, скорость - это незамутненная красота.

На высоте тысячи футов он начал выходить из пике. Концы его крыльев были смяты и изуродованы ревущим ветром, шхуна и стая чаек накренились и с фантастической быстротой вырастали в размерах, преграждая ему путь.

Он не умел останавливаться, он даже не знал, как повернуть на такой скорости.

Столкновение - мгновенная смерть.

Он закрыл глаза.

Так случилось в то утро, что на восходе солнца Джонатан Ливингстон, закрыв глаза, достиг скорости двести четырнадцати миль в час и под оглушительный свист ветра и перьев врезался в самую гущу стаи за завтраком. Но Чайка Удачи на этот раз улыбнулась ему - никто не погиб.

В ту минуту, когда Джонатан поднял клюв в небо, он все еще мчался со скоростью сто шестьдесят миль в час. Когда ему удалось снизить скорость до двадцати миль и он смог наконец расправить крылья, шхуна находилась на расстоянии четырех тысяч футов позади него и казалась точкой на поверхности моря.

Он понимал, что это триумф! Предельная скорость! Двести четырнадцать миль в час для чайки! Это был прорыв, незабываемый, неповторимый миг в истории Стаи и начало новой эры в жизни Джонатана. Он продолжал одинокие тренировки, он складывал крылья и пикировал с высоты восемь тысяч футов и скоро научился делать повороты.

Он понял, что на огромной скорости достаточно на долю дюйма изменить положение хотя бы одного пера на концах крыльев, и уже получается широкий плавный разворот. Но задолго до этого он понял, что, если на такой скорости изменить положение хотя бы двух перьев, тело начнет вращаться, как ружейная пуля, и… Джонатан был первой чайкой на земле, которая научилась выполнять фигуры высшего пилотажа.

В тот день он не стал тратить время на болтовню с другими чайками; солнце давно село, а он все летал и летал. Ему удалось сделать мертвую петлю, замедленную бочку, многовитковую бочку, перевернутый штопор, обратный иммельман, вираж.

Была уже глухая ночь, когда Джонатан подлетел к стае на берегу. У него кружилась голова, он смертельно устал. Но, снижаясь, он с радостью сделал мертвую петлю, а перед тем, как приземлиться, еще и быструю бочку. «Когда они услышат об этом, - он думал о Прорыве, - они обезумеют от радости. Насколько полнее станет теперь жизнь! Вместо того, чтобы уныло сновать рядом с берегом и рыболовными шхунами - знать, зачем живешь! Мы покончим с невежеством, мы станем существами, которым доступно совершенство и мастерство. Мы станем свободными! Мы научимся летать! »

Будущее было заполнено до предела, оно сулило столько заманчивого!

Когда он приземлился, все чайки были в сборе, потому что начинался Совет; Видимо, они собрались уже довольно давно. На самом деле они ждали.

Джонатан Ливингстон, - сказал Старейший, - выйди на середину, ты покрыл себя Позором перед лицом своих соплеменников.

Его будто ударили доской! Колени ослабели, перья обвисли, в ушах зашумело. Круг Позора? Не может быть! Прорыв! Они не поняли! Они ошиблись, они ошиблись!

-…своим легкомыслием и безответственностью, - текла торжественная речь, - тем, что попрал достоинство и обычаи Семьи Чаек…

Круг Позора означает изгнание из Стаи, его приговорят жить в одиночестве на Дальних Скалах.

-…настанет день, Джонатан Ливингстон, когда ты поймешь, что безответственность не может тебя прокормить. Нам не дано постигнуть смысл жизни, ибо он непостижим, нам известно только одно: мы брошены в этот мир, чтобы есть и оставаться в живых до тех пор, пока у нас хватит сил.

Чайки никогда не возражают Совету Стаи, но голос Джонатана нарушил тишину.

Безответственность? Собратья! - воскликнул он. - кто более ответственен, чем чайка, которая открывает, в чем значение, в чем высший смысл жизни, и никогда не забывает об этом? Тысячу лет мы рыщем в поисках рыбьих голов, но сейчас понятно наконец, зачем мы живем: чтобы познавать, открывать новое, быть свободным! Дайте мне возможность, позвольте мне показать вам, чему я научился…

Стая будто окаменела.

Ты нам больше не брат, - хором нараспев проговорили чайки, величественным взмахом крыльев закрыли уши и повернулись к нему спинами..

Джонатан провел остаток своих дней один, но он улетал на много миль от Дальних Скал. И не одиночество его мучило, а то, что чайки не захотели поверить в радость полета, не захотели открыть глаза и увидеть!

Каждый день он узнавал что-то новое. Oн узнал, что, придав телу обтекаемую форму, он может перейти в скоростное пикирование и добыть редкую вкусную рыбу из той, что плавает в океане на глубине десяти футов; он больше не нуждался в рыболовных шхунах и в корочке хлеба. Он научился спать в воздухе, научился не сбиваться с курса ночью, когда ветер дует с берега, и мог пролететь сотни миль от заката до восхода солнца. С таким же самообладанием он летел в плотном морском тумане и прорывался к чистому, ослепительно сияющему небу… в то самое время, когда другие чайки жались к земле, не подозревая, что на свете существует что-то, кроме тумана и дождя. Он научился залетать вместе с сильным ветром далеко в глубь материка и ловил на обед аппетитных насекомых.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

A потом однажды вечером, когда Джонатан спокойно и одиноко парил в небе, которое он так любил, прилетели они. Две белые чайки, которые появились около его крыльев, сияли как звезды и освещали темное небо мягким, ласкающим свeтом. Но еще удивительнее было их мастерство: они летели, неизменно сохраняя расстояние точно в один дюйм между своими и его крыльями.

Не проронив ни слова, Джонатан подверг их испытанию, которого ни разу не выдержала ни одна чайка. Он изменил положение крыльев так, что скорость полета резко замедлилась: еще на милю в час меньше - и падение неизбежно. Две сияющие птицы, не нарушая дистанции, плавно снизили скорость одновременно с ним. Они умели летать медленно!

Он сложил крылья, качнулся из стороны в сторону и бросился в пике со скоростью сто девяносто миль в час. Они понеслись вместе с ним, безупречно сохраняя строй.

Наконец, он на той же скорости перешел в длинную вертикальную замедленную бочку. Они улыбнулись и сделали бочку одновременно с ним.

Он перешел в горизонтальный полет, некоторое время летел молча, а потом сказал:

Прекрасно. - И спросил: - Кто вы?

Мы из твоей Стаи, Джонатан, мы твои братья. - Они говорили спокойно и уверенно. - Мы прилетели, чтобы позвать тебя выше, чтобы позвать тебя домой.

Дома у меня нет. Стаи у меня нет. Мы летим сейчас на вершину Великой Горы Ветров. Я могу поднять свое дряхлое тело еще на несколько сот футов, но не выше.

Ты можешь подняться выше, Джонатан, потому что ты учился. Ты окончил одну школу, теперь настало время поступить в другую.

Джонатан жил этой мыслью всю свою жизнь, поэтому Джонатан понял, понял мгновенно. Они правы. Он может летать выше, и ему пора возвращаться домой. Он бросил последний долгий взгляд на небо, на эту великолепную серебряную страну, где он так много узнал.

Я готов, - сказал он наконец.

И Джонатан Ливингстон поднялся ввысь вместе с двумя чайками, яркими как звезды, и исчез в непроницаемой темноте неба..

«Так это и есть небеса», - подумал он и не мог не улыбнуться про себя. Наверное, это не очень почтительно - размышлять, что такое небеса, едва ты там появился.

Теперь, когда он расстался с Землей и поднялся над облаками крыло к крылу с двумя лучезарными чайками, он заметил, что его тело постепенно становится таким же лучистым. Конечно, оно принадлежало все тому же молодому Джонатану, который всегда жил за зрачками его золотистых глаз, но внешне оно переменилось.

Оно осталось телом чайки, и все-таки никогда прежде Джонатану не леталось так хорошо. «Как странно, - думал он, - я трачу вдвое меньше усилий, а лечу вдвое быстрее, я в силах сделать вдвое больше, чем в мои лучшие дни на Земле!»

Его белые перья сверкали и искрились, а крылья стали безукоризненно гладкими, как отполированные серебрянные пластинки. Он с восторгом начал изучать их и прилагать силу своих мускулов к этим новым крыльям.

При скорости двести пятьдесят миль в час он почувствовал, что приближается к максимальной скорости горизонтального полета. При скорости двести семьдесят три мили он понял, что быстрее летать не в силах, и испытал некотое разочарование. Возможности его нового тела тоже были ограничены, правда, ему удалось значительно превысить свой прежний рекорд, но предел все-таки существовал, и чтобы его превзойти, нужны были огромные усилия. «На небесах, - думал он, - не должно быть никаких пределов».

Облака расступились, его провожатые прокричали:

Счастливой посадки, Джонатан! - и исчезли в прозрачном воздухе.

Он летел над морем к изрезанному гористому берегу. Пять-шесть чаек отрабатывали взлеты на скалах. Далеко на севере, у самого горизонта, летало еще несколько чаек. Новые мысли, новые вопросы.» Почему так мало чаек? На небесах должны быть стаи и стаи чаек. И почему я вдруг так устал? На небесах чайки как будто никогда не устают и никогда не спят.»

Где он об этом слышал? События его земной жизни отодвигались все дальше и дальше. Он многому научился на Земле, это верно, но подробности припоминались с трудом: кажется, чайки дрались из-за пищи, и он был Изгнанником.

Он развернулся, чтобы приземлиться, взмахнул крыльями, застыл в воздухе на высоте одного дюйма и мягко опустился на песок. Другие чайки тоже приземлились, но им для этого достаточно было лишь слегка шевельнуть перьями. Они раскрыли свои белоснежные крылья, покачались на ветру и, меняя положение перьев, остановились в то самое мгновение, когда их лапы коснулись земли. Это был прекрасный маневр, но Джонатан слишком устал, чтобы его повторить. Он все еще не произнес ни слова и заснул, стоя на берегу.

В первые же дни Джонатан понял, что здесь ему предстоит узнать о полете не меньше нового, чем он узнал в своей прежней жизни. Но разница все-таки была. Здесь жили чайки - единомышленники. Каждая из них считала делом своей жизни постигать тайны полета, стремиться к совершенству полета, потому что полет - это то, что они любили больше всего на свете. Это были удивительные птицы, все без исключения, и каждый день они час за часом отрабатывали технику движений в воздухе и испытывали новые приемы пилотирования.

Джонатан, казалось, забыл о том мире, откуда прилетел, и о том месте, где жила Стая, которая не знала радостей полета и пользовалась крыльями только для добывания пищи и для борьбы за пищу. Но иногда он вдруг вспоминал.

Он вспомнил о родных местах однажды утром, когда остался вдвоем со своим наставником и отдыхал на берегу после нескольких быстрых бочек, которые он делал со сложенными крыльями.

Тысячи тысяч чаек. Я знаю. - Салливан кивнул. - Мне, Джонатан, приходит в голову только один ответ. Такие птицы, как ты - редчайшее исключение. Большинство из нас продвигается вперед так медленно. Мы переходим из одного мира в другой, почти такой же, и тут же забываем, откуда мы пришли; нам все равно, куда нас ведут, нам важно только то, что происходит только сию минуту. Ты представляешь, сколько жизней мы должны прожить, прежде чем у нас появится первая смутная догадка, что жизнь не исчерпывается едой, борьбой и властью в Стае. Тысячи жизней, Джонатан, десять тысяч! А потом еще сто жизней, прежде чем мы начинаем понимать, что существует нечто, называемое совершенством, и еще сто, пока мы убеждаемся: смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства и рассказать об этом другим. Тот же закон, разумеется, действует и здесь: мы выбираем следующий мир в соответствии с тем, чему научились в этом. Если мы не научились ничему, следующий мир окажется таким же, как этот, и нам придется снова преодолевать те же преграды с теми же свинцовыми гирями на лапах.

Он расправил крылья и повернулся лицом к ветру.

И вот они снова поднялись в воздух, тренировка возобновилась. Сделать бочку вдвоем трудно, потому что в перевернутом положении Джонатану приходилось, летя вверх лапами, соображать, как выгнуть крылья, чтобы выполнить оставшуюся часть оборота, сохраняя безупречную согласованность движений со своим учителем.

Попробуем еще раз, - снова и снова повторял Салливан. - Попробуем еще раз. - И наконец: - Хорошо!

Тогда они начали отрабатывать внешнюю петлю..

Однажды вечером чайки, которые не улетели в ночной полет, стояли вместе на песке, они думали. Джонатан собрался с духом и подошел к Старейшему - к чайке, которая, как говорили, собиралась вскоре расстаться с этим миром.

Чианг… - начал он, немного волнуясь.

Старая чайка ласково взглянула на него:

Что, сын мой?

С годами Старейший не только не ослабел, а наоборот, стал еще сильнее, он летал быстрее всех чаек в Стае и владел в совершенстве такими приемами, которые остальные еще только осваивали.

Чианг, этот мир… это вовсе не небеса?

При свете луны было видно, что Старейший улыбнулся.

Джонатан, ты снова учишься, - сказал он.

Да. А что ждет нас вперед? Куда мы идем? Разве нет такого места - небеса?

Нет, Джонатан, такого места нет. Небеса - это не место и не время. Небеса - это достижение совершенства. - Он помолчал. - Ты, кажется, летаешь очень быстро?

Я… я очень люблю скорость, - сказал Джонатан. Он был поражен - горд! - тем, что Старейший заметил его.

Ты приблизишься к небесам, Джонатан, когда приблизишься к совершенной скорости. Это не значит, что ты должен пролететь тысячу миль в час, миллион, или научиться летать со скоростью света. Потому что любая цифра - это предел, а совершенство не знает предела. Достигнуть совершенной скорости, сын мой - это значит оказаться там.

Вдруг Чианг исчез и тут же появился у кромки воды, в пятидесяти футах от Джонатана. Потом он снова исчез и через тысячную долю секунды уже стоял рядом с ним.

Это просто шутка, - сказал он.

Джонатан не мог прийти в себя от изумления. Он забыл о небесах.

Как тебе это удается? Что ты чувствуешь, когда так летишь? Какое расстояние ты можешь пролететь?

Пролететь можно любое расстояние в любое время, стоит только захотеть, - сказал Старейший. - Я побывал всюду и везде, куда проникала моя мысль. Он смотрел на морскую гладь. - Странно: чайки, которые отвергают совершенство во имя путешествий, не улетают никуда; где им, копушам! А те, кто отказывается от путешествий во имя совершенства, летают по Вселенной, как метеоры. Запомни, Джонатан, небеса - это не какое-то определенное место или время, потому что ни место, ни время не имеют значения. Небеса - это…

Ты можешь научить меня так летать?

Джонатан дрожал, предвкушая радость еще одной победы над неведомым.

Конечно, если ты хочешь научиться.

Хочу. Когда мы начнем?

Можно начать сейчас, если ты не возражаешь.

Я хочу научиться летать, как ты, - сказал Джонатан, и в его глазах зажегся странный огонек. - Скажи, что я должен делать?

Чианг говорил медленно, зорко вглядываясь в своего молодого ученика.

Чтобы летать с быстротой мысли или, говоря иначе, летать куда хочешь, - начал он, нужно прежде всего понять, что ты уже прилетел…

Суть дела, по словам Чианга, заключалась в том, что Джонатан должен отказаться от представления, будто он узник своего тела с размахом крыльев в 42 дюйма и ограниченным набором заранее запрограммированных возможностей. Суть в том, чтобы понять: его истинное «Я», совершенное, как ненаписанное число, живет одновременно в любой точке пространства в любой момент времени.

Джонатан тренировался упорно, ожесточенно, день за днем, с восхода солнца до полуночи. И, несмотря на все усилия, ни на перышко не сдвинулся с места.

Забудь о вере! - твердил Чианг. - Разве тебе нужна была вера, чтобы научиться летать? Тебе нужно было понять, что такое полет. Сейчас ты должен сделать то же самое. Попробуй еще раз…

А потом однажды, когда Джонатан стоял на берегу с закрытыми глазами и старался сосредоточится, он вдруг понял, о чем говорил Чианг. «Конечно, Чианг прав! Я сотворен совершенным, мои возможности безграничны, я - Чайка!» Он почувствовал могучий прилив радости.

Джонатан открыл глаза. Они были одни - он и Старейший - на совершенно незнакомом морском берегу: деревья подступали к самой воде, над головой висели два желтых близнеца - два солнца.

Наконец-то ты понял, - сказал Чианг, - но тебе нужно еще поработать над управлением…

Джонатан не мог прийти в себя от изумления:

Необычный пейзаж не произвел на Старейшего никакого впечатления, как и вопрос Джонатана.

Очевидно, на какой-то планете с зеленым небом и двойной звездой вместо солнца.

Джонатан испустил радостный клич - первый звук с тех пор, как он покинул Землю.

ПОЛУЧАЕТСЯ!

Разумеется, Джон, разумеется, получается, - сказал Чианг. - Когда знаешь, что делаешь, всегда получается. А теперь об управлении….

Они вернулись уже в темноте. Чайки не могли отвести взгляда от Джонатана, в их золотистых глазах застыл ужас: они видели, как его вдруг не стало на том месте, где он провел столько времени в полной неподвижности. Но Джонатан не долго принимал их поздравления.

Как странно, Джон, - сказал Салливан, стоявший рядом с ним. - За десять тысяч лет я не встретил ни одной чайки, которая училась бы с таким же бесстрашием, как ты.

Стая молчала. Джонатан в смущении переступал с лапы на лапу.

Если хочешь, мы можем начать работать над временем, - заговорил Чианг, - и ты научишься летать в прошлое и будущее. Тогда ты будешь подготовлен к тому, чтобы приступить к самому трудному, самому дерзновенному, самому интересному. Ты будешь подготовлен к тому, чтобы летать ввысь, и поймешь, что такое доброта и любовь..

Джонатан быстро продвигался вперед даже с помощью обычных тренировок, но сейчас, под руководством самого Старейшего, он воспринимал новое, как обтекаемая, покрытая перьями вычислительная машина.

А потом настал день, когда Чианг исчез. Он спокойно беседовал с чайками и убеждал их постоянно учиться, и тренироваться, и стремиться как можно глубже понять всеобьемлющую невидимую основу вечной жизни. Он говорил, а перья его становились все ярче и ярче и наконец засияли так ослепительно, что ни одна чайка не могла смотреть на него.

Джонатан, - сказал он, и это были его последние слова, - постарайся постичь, что такое любовь.

Когда к чайкам вернулось зрение, Чианга с ними уже не было.

Салливан, который за это время вполне овладел полетами со скоростью мысли и уже помогал другим, не одобрял замыслов Джонатана.

Последний довод был самым убедительным: конечно, Салливан прав. Чем выше летает чайка, тем дальше она видит.

Джонатан остался и занимался новыми птицами, которые прилетали на небеса; они все были очень способными и быстро усваивали то, что им обьясняли. Но к нему вернулось прежнее беспокойство, он не мог избавиться от мысли, что на Земле, наверное, живут одна-две чайки, которые тоже могли бы учиться. Насколько больше знал бы он сейчас, появись Чианг рядом с ним в те дни, когда он был Изгнанником!

Салли, я должен вернуться, - сказал он в конце концов. - У тебя прекрасные ученики. Они помогут тебе справиься с новичками.

Салливан вздохнул, но не стал возражать.

Боюсь, Джонатан, что я буду скучать по тебе. - Вот и все, что он сказал.

Салли, как тебе не стыдно! - с упреком воскликнул Джонатан. - Разве можно говорить такие глупости! Чем мы с тобой занимаемся изо дня в день? Если наша дружба зависит от таких условностей, как пространство и время, значит, мы сами разрушим наше братство в тот миг, когда сумеем преодолеть пространство и время! Но, преодолевая пространство, единственное, что мы покидаем, - это Здесь. А преодолевая время, мы покидаем только Сейчас. Неужели ты думаешь, что мы не сможем повидаться где-нибудь в промежутке между тем, что называется Здесь и Сейчас?

Салливан невольно рассмеялся.

Ты совсем помешался, - сказал он ласково. - Если кто-нибудь в силах показать хоть одной живой душе на Земле, как охватить глазом тысячу миль, это наверняка Джонатан Ливингстон. - Он смотрел на песок. - До свидания, Джон, до свидания, друг.

До свидания, Салли. Мы еще встретимся.

Произнося эти слова, Джонатан видел внутренним взором огромные стаи чаек на берегах другого времени и с привычной легкостью ощутил: нет, он не перья да кости, он - совершенное воплощение идеи свободы и полета, его возможности безграничны..

Флетчер Линд был еще очень молодой чайкой, но он уже знал, что не было на свете птицы, которой пришлось бы терпеть такое жестокое обращение Стаи и такую несправедливость!

«Мне все равно, что они говорят, - думал он, направляясь к Дальним Скалам; Он кипел от негодования, у него потемнело в глазах. - Летать - это вовсе не значит махать крыльями, чтобы перемещаться с места на место. Это умеет даже… даже комар . Какая-то одна бочка вокруг Старейшей Чайки, просто так, в шутку, и я - Изгнанник! Что они, слепы? Неужели они не видят? Неужели они не понимают, как мы прославимся, если в самом деле научимся летать? Мне все равно, что они обо мне думают. Я покажу им, что значит летать. Пусть я буду одиноким Изгнанником, если им так хочется. Но он пожалеют об этом, еще как пожалеют…»

Не сердись на них, Флетчер! Изгнав тебя, они причинили вред только самим себе, и когда-нибудь они увидят то, что видишь ты. Прости их и помоги им понять.

На расстоянии дюйма от конца его правого крыла летела ослепительно белая, самая белая чайка на свете, она скользила рядом с Флетчером без малейших усилий, не шевеля ни перышком, хотя Флетчер летел почти на предельной скорости.

На мгновение у молодого Флетчера все смешалось в голове.

«Что со мной происходит? Я сошел с ума? Я умер? Что это значит?»

Чайка Флетчер Линд, ты хочешь летать?

ДА, Я ХОЧУ ЛЕТАТЬ!

Чайка Флетчер Линд, так ли ты сильно хочешь летать, что готов простить Стаю и учиться, и однажды вернуться к ним, и постараться помочь им узнать то, что знаешь сам?

Такому искусному, такому ослепительному существу нельзя было солгать, какой бы гордой птицей ни был Флетчер, как бы сильно его не оскорбили.

Да, - сказал он едва слышно.

Тогда, Флетч, - обратилось к нему сияюшее создание с ласковым голосом, - давай начнем с Горизонтального Полета…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Джонатан медленно кружил над Дальними Скалами; он наблюдал. Этот неотесанный молодой Флетчер оказался почти идеальным учеником. В воздухе он был сильным, ловким и подвижным, но главное - он горел желанием научиться летать.

Только что он мелькнул рядом - с оглушительным шумом взьерошенный серый комок вынырнул из пике и пронесся мимо учителя со скоростью 150 миль в час. Внезапный рывок, и вот он уже выполняет другое упражнение - шестнадцативитковую вертикальную замедленную бочку - и считает витки вслух:…

Восемь… девять… десять… ой, Джонатан, я выхожу за пределы скорости… одиннадцать… я хочу останавливаться так же красиво и точно, как ты… двенадцать… черт побери, я никак не могу сделать… тринадцать… эти последние три витка… без… четырн… а-а-а!

Очередная неудача - Флетчер «сел на хвост» - вызвала особенно бурный взрыв гнева и ярости. Флетчер опрокинулся на спину, и его безжалостно закрутило и завертело в обратном штопоре, а когда он наконец выровнялся, жадно хватая ртом воздух, оказалось, что он летит на сто футов ниже своего наставника.

Джонатан, ты попусту тратишь время! Я тупица! Я болван! Я зря стараюсь, у меня все равно ничего не получится!

Джонатан взглянул вниз и кивнул.

Конечно, не получится, пока ты будешь останавливаться так резко. В самом начале ты потерял сорок миль в час! Нужно делать то же самое, только плавно! Уверенно, но плавно, понимаешь, Флетчер?

Джонатан снизился и подлетел к молодой чайке.

Попробуем еще раз вместе, крыло к крылу. Обрати внимание на остановку. Останавливайся плавно, начинай фигуру без рывков..

К концу третьего месяца у Джонатана появилось еще шесть учеников - все шестеро - Изгнанники, увлеченные новой странной идеей: летать ради радости полета.

Но даже им легче было выполнить самую сложную фигуру, чем понять, в чем заключается сокровенный смысл их упражнений.

На самом деле каждый из нас воплощает собой идею Великой Чайки - всеобьемлющую идею свободы, - говорил Джонатан по вечерам, стоя на берегу, - и безошибочность полета - это еще один шаг, приближающий нас к выражению нашей подлинной сущности. Для нас не должно существовать никаких преград. Вот почему мы стремимся овладеть высокими скоростями, и малыми скоростями, и фигурами высшего пилотажа……

А его ученики, измученные дневными полетами, засыпали. Им нравились практические занятия, потому что скорость пьянила и потому что тренировки помогали утолять жажду знания, которая становилась все сильнее после каждого занятия. Но ни один из них, даже Флетчер Линд, не мог себе представть, что полет идей - такая же реальность, как ветер, как полет птицы.

Все ваше тело от кончика одного крыла до кончика другого, - снова и снова повторял Джонатан, - это не что иное, как ваша мысль, выраженная в форме, доступной вашему зрению. Разбейте цепи, сковывающие вашу мысль, и вы разобьете цепи, сковывающие ваше тело…

Но какие бы примеры он ни приводил, ученики воспринимали его слова как занятную выдумку, а им больше всего хотелось спать.

Хотя прошел только месяц, Джонатан сказал, что им пора вернуться в Стаю.

Мы еще не готовы! - воскликнул Генри Кэльвин. - Они не желают нас видеть! Мы изгнанники! Разве можно навязывать свое присутствие тем, кто не желает тебя видеть?

Мы вправе летать, куда хотим, и быть такими, какими мы созданы, - ответил ему Джонатан; он поднялся в воздух и повернул на восток, к родным берегам, где жила Стая.

Несколько минут ученики в растерянности не знали, что делать, потому что Закон Стаи гласил: «Изгнанники никогда не возвращаются», и за десять тысяч лет этот Закон ни разу не был нарушен. Закон говорил: оставайтесь; Джонатан говорил: полетим; и он уже летел над морем в миле от них. Если они задержатся еще немного, он встретится с враждебной Стаей один на один.

Так они прилетели в то утро с запада - восемь чаек в строю, двойным ромбом, почти касаясь крыльями друг друга. Они пересекли Берег Совета Стаи со скоростью сто тридцать пять миль в час: Джонатан впереди, Флетчер плавно скользил у его правого крыла, а Генри Кэльвин отважно боролся с ветром у левого. Потом, сохраняя строй, они все вместе медленно накренились вправо… выровнялись… перевернулись вверх лапами… выровнялись, а ветер безжалостно хлестал всех восьмерых.

Будничные громкие ссоры и споры на берегу внезапно стихли, восемь тысяч глаз уставились, не мигая, на отряд Джонатана, как будто чайки увидели гигантский нож, занесенный над их головами. Восемь птиц одна за другой взмыли вверх, сделали мертвую петлю и, сбавив скорость до предела, не качнувшись, опустились на песок. Затем Джонатан как ни в чем не бывало приступил к разбору ошибок.

Начнем с того, - сказал он с усмешкой, - что вы все заняли свое место в строю с некоторым опозданием…

Одна и та же мысль молнией облетела Стаю. Все эти птицы - Изгнанники! И они вернулись! Но это… этого не может быть! Флетчер напрасно опасался драки: Стая оцепенела.

Подумаешь, Изгнаннки, конечно, Изгнанники, ну и пусть Изгнанники! - сказал кто-то из молодых. - Интересно, где они научились так летать?

Понадобился почти час, чтобы все члены Стаи узнали о Приказе Старейшего: Не обращать на них внимания. Чайка, которая заговорит с Изгнанником, сама станет Изгнанником. Чайка, которая посмотрит на Изгнанника, нарушит Закон Стаи.

С этой минуты Джонатан видел только серые спины чаек, но он, казалось, не замечал того, что происходит. Он проводил занятия над Берегом Совета и впервые старался выжать из своих учеников все, на что они были способны.

Незаметный маленький Мартин Уильям так боялся вызвать гнев своего наставника, что, к собственному изумлению, научился делать чудеса на малой скорости.

Он располагал перья таким образом, что при малейшем ветерке поднимался до облаков и опускался на землю без единого взмаха крыльев.

А Чарльз-Роланд поднялся на Великую Гору Ветров на высоту двадцать четыре тысячи футов и спустился, посиневший от холодного разреженного воздуха, удивленный, счастливый и полный решимости завтра же подняться еще выше.

Флетчер, который больше всех увлекался фигурами высшего пилотажа, одолел шестнадцативитковую вертикальную замедленную бочку, а на следующий день превзошел самого себя: сделал тройной переворот через крыло, и ослепительные солнечные зайчики разбежались по всему берегу, откуда за ним украдкой наблюдала не одна пара глаз.

Джонатан ни на минуту не разлучался со своими учениками, каждому успевал что-то показать, подсказать, каждого подстегнуть и направить. Он летал вместе с ними ночью, и при облачном небе, и в бурю - летал из любви к полетам, а чайки на берегу тоскливо жались друг к другу.

Когда тренировки кончались, ученики отдыхали на песке, и со временем они научились слушать Джонатана более внимательно. Он был одержим какими-то безумными идеями, которых они не понимали, но некоторые его мысли были им вполне доступны.

Ночами позади кружка учеников постепенно начал образовываться еще один круг: в темноте любопытные чайки долгими часами слушали Джонатана, и, так как ни одна из них не хотела видеть своих соседей и не хотела, чтобы соседи видели ее, перед восходом солнца все они исчезали.

Прошел месяц после Возвращения, прежде чем первая Чайка из Стаи переступила черту и сказала, что хочет научиться летать. Это был Терренс Лоуэлл, который тут же стал проклятой птицей, заклейменным Изгнанником… и восьмым учеником Джонатана.

На следующую ночь от Стаи отделился Кэрк Мейнард; он проковылял по песку, волоча левое крыло, и рухнул к ногам Джонатана.

Он говорил об очень простых вещах: о том, что чайка имеет право летать, что она свободна по самой своей природе и ничто не должно стеснять ее свободу - никакие обычаи, предрассудки и запреты.

Существует только один истинный закон - тот, который позволяет стать свободным, - сказал Джонатан. - Другого пути нет.

Разве мы можем научиться летать как ты? - донесся до Джонатана другой голос. - Ты особенный, ты талантливый, ты необыкновенный, ты непохож на других.

Посмотрите на Флетчера! На Лоуэлла! На Чарльза-Роланда! На Джади Ли! Они тоже особенные, тоже талантливые и необыкновенные? Не больше, чем ты, не больше, чем я. Единственное их отличие, одно-единственное отличие состоит в том, что они начали понимать, кто они, и начали вести себя, как подобает чайкам.

Его ученики, за исключением Флетчера, беспокойно задвигались. Они не были уверены, что дело обстоит именно таким образом. Толпа росла с каждым днем, чайки прилетали, чтобы расспросить, высказать восхищение, поиздеваться.

В Стае говорят, что ты Сын Великой Чайки, - сказал Флетчер однажды утром, разговаривая с Джонатаном после тренировочных полетов на Высоких Скоростях. - А если нет, значит, ты опередил свое время на тысячу лет.

Джонатан вздохнул. «Цена непонимания, - подумал он, - Тебя называют дъяволом или богом.»

Как ты думаешь, Флетч? Опередили мы свое время?

Долгая пауза.

Это уже кое-что, - сказал Джонатан, перевернулся через крыло и некоторое время скользил по воздуху вверх лапами. - Это все-таки лучше, чем опередить время.

Несчастье случилось ровно через неделю. Флетчер показывал приемы скоростного полета группе новичков. Он уже выходил из пике, пролетев сверху вниз семь тысяч футов - длинная серая змейка мелькнула на высоте нескольких дюймов над берегом, - когда на его пути оказался птенец, который совершал первый полет и звал свою маму. У Флетчера Линда была лишь десятая доля секунды, чтобы попытаться избежать столкновения, он резко отклонился влево и на скорости более двухсот миль в час врезался в гранитную скалу.

Ему показалось, что скала - это огромная кованая дверь в другой мир. Удушающий страх, удар и мрак, а потом Флетчер поплыл по какому-то странному-странному небу, забывая, вспоминая и опять забывая; ему было страшно и грустно, и тоскливо, отчаянно тоскливо.

Дело в том, Флетчер, что мы пытаемся раздвигать границы наших возможностей постепенно, терпеливо. Мы еще не подошли к полетам сквозь скалы, по программе нам предстоит заняться этим немного позже.

Джонатан!

Ох, Флетч, перестань! Подумай сам. Если ты со мной разговариваешь, очевидно, ты не умер, так или нет? У тебя просто резко изменился уровень сознания, только и всего. Теперь выбирай. Ты можешь остаться здесь и учиться на этом уровне, который, кстати, ненамного выше того, на котором ты находился прежде, а можешь вернуться и продолжать работать со Стаей. Старейшины надеялись, что случится какое-нибудь несчастье, но они не ожидали, что оно произойдет так своевременно.

Я не понимаю, как можно любить обезумевшую стаю птиц, которая только что пыталась убить тебя.

Ох, Флетч! Ты не должен любить обезумевшую стаю птиц! Ты вовсе не должен воздавать любовью за ненависть и злобу. Ты должен тренироваться и видеть истинно добрую чайку в них самих. Вот что я называю любовью. Интересно, когда ты, наконец это поймешь?

Я, кстати, вспомнил сейчас об одной вспыльчивой молодой птице по имени Флетчер Линд. Не так давно, когда этого самого Флетчера приговорили к Изгнанию, он был готов биться насмерть со всей Стаей и создал на Дальних Скалах настоящий ад для своего личного пользования. Тот же Флетчер создает сейчас свои небеса и ведет туда свою Стаю.

Флетчер обернулся к Джонатану, и в его глазах промелькнул страх.

Не могу? А ты не думаешь, что существуют другие стаи и другие Флетчеры, которые, может быть, нуждаются в наставнике даже больше, чем ты, потому что ты уже находишься на пути к свету?

Я ? Джон, ведь я обыкновенная чайка, а ты……

-…Единственный Сын Великой Чайки, да? - Джонатан вздохнул и посмотрел на море. - Я тебе больше не нужен. Продолжай поиски самого себя - вот что тебе нужно, старайся каждый день хоть на шаг приблизиться к подлинному всемогущему Флетчеру. Он твой наставник. Тебе нужно научиться понимать его и делать, что он тебе велит.

Мгновение спустя тело Джонатана дрогнуло, засияло каким-то призрачным светом и начало таять в воздухе.

Не позволяй им болтать про меня всякий вздор, не позволяй им делать из меня бога, хорошо, Флетч? Я - чайка. Я люблю летать, может быть…

ДЖОНАТАН!

Бедняга Флетч! Не верь глазам своим! Они видят только преграды. Смотреть - значит понимать, осознай то, что уже знаешь, и ты научишься летать.

Сияние померкло, Джонатан растворился в просторах неба.

Прошло немного времени, Флетчер заставил себя подняться в воздух и предстал перед группой совсем зеленых новичков, которые с нетерпением ждали первого урока.

Прежде всего, - медленно сказал он, - вы должны понять, что чайка - это воплощение идеи безграничной свободы, воплощение образа Великой Чайки и ваше тело, от кончика другого, - это не что иное, как ваша мысль.

Молодые чайки насмешливо поглядывали на него. «Ну, ну, приятель, - думали они, - вряд ли это обьяснение поможет нам сделать мертвую петлю».

Флетчер вздохнул.

Хм. Да… так вот, - сказал он и окинул их критическим взглядом. - Давайте начнем с Горизонтального Полета.

Произнеся эти слова, Флетчер вдруг действительно понял, что в Джонатане было столько же необыкновенного, сколько в нем самом.

«Предела нет, Джонатан? - подумал он - ну что же, тогда недалек час, когда я вынырну из поднебесья на твоем берегу и покажу тебе кое-какие новые приемы полета!»

И хотя Флетчер старался смотреть на своих учеников с подобающей суровостью, он вдруг увидел их всех такими, какими они были на самом деле, увидел на мгновение, но в это мгновение они не только понравились ему - он полюбил их всех.

«Предела нет, Джонатан?» - подумал он с улыбкой. И устремился в погоню за знаниями.

Очень кратко Чайка хочет провести жизнь не в поисках еды, а в постижении полёта. Изгнанная из стаи, умирает и на небесах достигает совершенства. Жертвуя небесной жизнью, она возвращается учить полёту сородичей.

Часть первая

С рыболовного судна забрасывают сеть с приманкой, и Стая чаек слетается, «чтобы хитростью или силой добыть крохи пищи». Только одна чайка по имени Джонатан Ливингстон совершает свои тренировочные полёты в полном одиночестве. Джонатан нарушает все неписанные законы Стаи - зависает в воздухе, летает низко над водой и развивает огромную скорость. Он пытается довести своё умение летать до совершенства.

Джонатан пренебрегает основным занятием чаек - добычей пищи. Его родители тревожатся, ведь от их сына «остались перья да кости». Послушавшись уговоров, Джонатан неделю живёт, как остальные чайки, но потом осознаёт бессмысленность такого существования и возвращается к тренировкам. Всю следующую неделю он учится управлять полётом на высокой скорости, однако у него ничего не выходит.

Однажды, стремительно спускаясь с огромной высоты, Джонатан сильно ударяется о воду и теряет сознание. Придя в себя, он слышит голос, говорящий, что Джонатан - всего лишь чайка, не рождённая для скоростных полётов. Он решает смириться и вернуться в Стаю, но по дороге домой находит решение: скоростью можно управлять, уменьшив длину крыльев. Забыв о неудаче, он тренируется и достигает успеха.

Утром Джонатан случайно врезается в завтракающую Стаю, но справляется с управлением. Днём ему удаётся сделать несколько фигур высшего пилотажа. Вечером собирается очередной совет Стаи. Старейший велит Джонатану выйти на середину образованного чайками круга. Это «или величайший позор, или величайшая честь». Тот ожидает похвал, ведь ему удалось то, чего до него не совершала ни одна чайка. Однако Старейший приговаривает Джонатана к изгнанию на Дальние Скалы за попрание достоинства и обычаев Семьи Чаек.

Остаток своих дней чайка проводит в одиночестве. Каждый день он узнаёт что-то новое и учится применять своё мастерство, добывая пропитание. Он не тоскует по Стае и проживает «долгую счастливую жизнь».

Часть вторая

Джонатан стареет. Однажды около его крыльев появляются две сияющие, белоснежные чайки, которые умеют летать не хуже, чем он. Чайки говорят, что Джонатан - из их Стаи, и зовут его домой. Поднявшись над облаками, Джонатан тоже становится белоснежным и сияющим. Он попадает в другой мир и решает, что это небеса, рай для чаек. Джонатан начинает забывать о своей прошлой жизни.

Здесь тоже живёт Стая. Все птицы неустанно тренируются. Их цель - достичь совершенства. Наставник, белоснежная чайка Салливан, говорит, что такие птицы, как Джонатан - редчайшее исключение. Обычно чайки переходят в другой мир, почти не изменившись, поэтому каждый следующий мир немногим отличается от предыдущего. Чтобы стать такими, как Джонатан, обычным чайкам приходится пройти десятки тысяч миров и прожить десятки тысяч жизней. Старейший Стаи объясняет Джонатану, что этот мир - вовсе не небеса, а небеса - это «не место и не время, ... это достижение совершенства». Джонатан приблизится к совершенству, когда научится летать со скоростью мысли. Старейший это уже умеет, и Джонатан просит научить его.

Через некоторое время Джонатан понимает, что сотворён совершенным и его возможности безграничны. Он мгновенно перемещается на планету с двумя солнцами. Теперь Джонатан учится перемещаться во времени. Настаёт день, когда перья Старейшего начинают сиять ещё ослепительней. Он исчезает, сказав Джонатану: «Постарайся постичь, что такое любовь».

Вскоре Джонатан начинает вспоминать о своей старой Стае. Ему кажется, что там могла появиться чайка, решившаяся «вырваться из оков своего естества». Возможно, эту чайку тоже изгнали. Джонатану всё сильнее хочется вернуться на землю. Напрасно Салливан отговаривает его. В один прекрасный день Джонатан возвращается домой и находит чайку Флетчера, которого приговорили к изгнанию. Тот становится первым учеником Джонатана.

Часть третья

Флетчер Линд горит желанием летать и становится почти идеальным учеником. К концу третьего месяца у Джонатана появилось ещё шесть учеников, все шестеро - «Изгнанники, увлечённые новой странной идеей: летать ради радости полёта». По вечерам Джонатан пытается научить их идее всеобъемлющей свободы, но измученные за день ученики засыпают, не дослушав учителя.

Ещё месяц спустя Джонатан решает вернуться в Стаю. Хотя ученики и против, они летят за наставником. Старейший приказывает не обращать на Изгнанников внимания. Некоторое время Джонатан видит только серые спины соплеменников, но не придаёт этому значения. Он продолжает учить.

Со временем ученики начинают слушать Джонатана внимательней, а по ночам их окружают молодые чайки из Стаи - им тоже интересно слушать наставника. Через месяц после возвращения молодёжь Стаи начинает переходить к Джонатану. У одной из чаек, Кэрка Мейнарда, сломано крыло, но он хочет летать и просит Джонатана о помощи. Джонатан говорит ему: «Ты свободен, ... и ничто не может тебе помешать». Кэрк расправляет крылья и поднимается в небо на глазах у изумлённой Стаи. Ученики начинают считать наставника богом.

Через неделю происходит несчастье: Флетчер не справляется с управлением и врезается в гранитную скалу на высочайшей скорости. Уже в другом мире его догоняет Джонатан и предлагает выбор: остаться на этом уровне или вернуться домой. Флетчер возвращается. Увидев, что он не умер, Стая решает, что Джонатан - либо Дьявол, либо Сын Великой Чайки. После этого случая Флетчер осваивает мгновенные перемещения.

Вскоре Джонатан решает, что он больше не нужен Стае. Он наставляет Флетчера: «Продолжай поиски самого себя, ... старайся каждый день хоть на шаг приблизиться к подлинному всемогущему Флетчеру. Он твой наставник». Затем тело Джонатана начинает сиять призрачным светом, он тает в воздухе, а Флетчер начинает тренировать зелёных новичков.

Подробности Категория: Басни и притчи Опубликовано 01.04.2017 17:07 Просмотров: 1293

«Разбейте цепи, сковывающие вашу мысль, и вы разобьете цепи, сковывающие ваше тело» (Р. Бах).

«Чайка по имени Джонатан Ливингстон» – самое известное произведение Ричарда Баха. А главная его мысль: можно летать не ради добычи пищи, а ради самого полёта, и нет предела совершенству.
Но для того чтобы полностью предаться своему призванию, нужно быть готовым остаться отвергнутым всеми ради этого призвания. Автор ставит вопрос: готов ли ты к этому? Конечно, вопрос этот не к чайкам, а к людям.
Повесть Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» впервые была опубликована в 1970 г. и уже через 2 года получила всемирную известность.

Жанр произведения

«Чайка по имени Джонатан Ливингстон» относится к смешанному жанру повести-притчи.
Авторское посвящение «Истинному Джонатану – Чайке, живущей в каждом из нас» задаёт основной тон повествованию, которое направлено на понимание главной идеи произведения: донести до читателя мысль о том, что он – свободен. Чайка Джонатан Ливингстон – это каждый из нас, каким он мог бы стать, если бы сумел подняться над бытом и попытался познать свою истинную сущность. Самосовершенствование, самопожертвование и безграничная духовная свобода – вот к чему должен стремиться человек.

Краткий сюжет

Чайка по имени Джонатан Ливингстон с молодости начинает задумываться о бессмысленности и ограниченности существования своих сородичей-чаек, у которых одна только забота в жизни – искать себе пропитание. Его тяготит примитивное существование, но такова сущность бытия чаек. А Джонатан стремится к совершенствованию, полёт он считает не способом добычи пищи, а искусством, которое надо изучать, совершенствовать, в котором есть много высот, пока не доступных ему.
За нарушение правил социума чаек Джонатана изгоняют из стаи. Он начинает жизнь отшельника и полностью посвящает себя совершенствованию мастерства полёта. Перед ним открываются не только духовные перспективы, но облегчается и земная жизнь: Джонатан может добывать вкусную рыбу, живущую в глубинах, и не бояться плохой погоды – он в любой момент может подняться выше облаков.

Так он работает над техникой полёта и многого достигает. Однажды две сияющие чайки забирают его в «более совершенную реальность» – на Небеса – так заканчивается земная жизнь Джонатана.
Этот лучший мир достижим только через собственное самосовершенствование. Мир этот населён чайками, посвятившими себя искусству полёта, как и он. В новом мире Джонатан знакомится с Чиангом – мудрой чайкой-старейшиной, который становится его наставником. Чианг учит его перемещаться со скоростью мысли в пространстве и времени. По словам Чианга, секрет успеха заключается в глубоком осознании того, что истинное «я» живёт одновременно в любой точке пространства в любой момент времени.
В последующем Чианг уходит в ещё более совершенный мир и даёт Джонатану наставление: «Постарайся постичь, что такое Любовь!»
Джонатан принимает решение вернуться на Землю. Он хочет передать свои знания другим чайкам, каким он сам был когда-то. Джонатан собирает небольшую команду из чаек, изгнанных стаей, и начинает обучать их мастерству полёта. Когда его команда добилась определённых успехов, Джонатан передаёт роль наставника одному из своих первых учеников, Флетчеру, а сам покидает земной мир, продолжая путь совершенствования.
Так заканчивается повесть-притча.

Но в 2014 г. Р. Бах пишет продолжение.

Флетчер продолжает дело своего учителя, но на этом пути встречает неожиданные трудности: его ученики интересуются не столько учением Джонатана о совершенствовании, сколько его личностью. Они не хотят тренироваться и постепенно теряют приобретённые навыки.
В результате Флетчер уходит. Постепенно искусство чайки Джонатан забывают, но культ его остаётся. Однако он становится бессмысленным в отсутствии цели, к которой надо прийти через преодоление себя.
Но среди молодых чаек периодически появляются те, кто стремится к сверхбыстрым полётам, как чайка Джонатан, но они не могут самостоятельно вырваться из рутинной жизни. Одна из них хочет покончить с собой, но вдруг встречает сияющую чайку, летящую так, как никто и никогда раньше в её жизни не летал...

Смысл повести-притчи Р. Баха

В аллегорической форме автор рассказывает о том, каковы у людей представления о мире.
Чайки – это люди. Чем озабочено большинство людей? В основном – материальными благами, хорошим питанием, получением образования опять же для получения ещё больших благ. Так живёт большинство людей (в повести-притче Р. Баха – это Закон Стаи). Но и в человеческом обществе трудно выйти за рамки привычных норм.
Отдельные неординарные личности делают попытки (иногда удачные, иногда неудачные) познания смысла жизни, даже вопреки толпе (по Р. Баху – вопреки Закону Стаи). Ричард Бах считает, что человек постоянно должен самосовершенствоваться, но при этом помогать в этом стремлении другим. Именно это и является истинной Любовью к ближнему. Эти идеи близки христианству.

Афоризмы из повести-притчи Р. Баха

Летать – это ведь не просто хлопать крыльями, таскаясь туда-сюда, как москит какой-то! Неужели они ни на секунду не задумываются о том, какие перспективы откроются перед ними, если они научатся летать по-настоящему?
Полёт мысли и полет ветра и крыльев – явления в равной степени материальные.
Серая скука, и страх, и злоба – вот причины того, что жизнь столь коротка.
Почему самое трудное на свете дело - убедить свободного в том, что он свободен и что он вполне способен сам себе это доказать, стоит лишь потратить немного времени на тренировку?
Не верь глазам своим. Ибо глазам видны лишь ограничивающие нашу свободу оковы. Чтобы рассмотреть главное, нужно пользоваться пониманием. Ты всё знаешь, необходимо только понять это. И тогда сразу станет ясно, как летать.
Пропитание, и грызня, и власть в Стае – это ещё далеко не всё. Цель жизни – поиск совершенства, а задача каждого из нас – максимально приблизить его проявление в самом себе.
Каждая птица имеет право летать, свобода есть сущность каждого, и потому всё, что её ограничивает, должно быть отметено прочь, будь то традиция, суеверие или любое другое ограничение в какой угодно форме.

Об авторе

Американский писатель, философ и публицист Ричард Дэвид Бах родился в 1936 г. в городе Оук-Парк (штат Иллинойс, США).
Окончил университет Лонг-Бич в штате Калифорния. Служил в ВВС США пилотом F-84F, и с тех пор влюблён в самолёты. И так и живёт: с любовью к литературе и с любовью к авиации. В этом смысле он схож с Экзюпери. Р. Бах работал авиамехаником, пилотом самолётов-истребителей, лётным инструктором и даже пилотом-каскадёром. Писал техническую литературу о самолётах, был редактором журнала «Полёт». Поэтому понятно, почему ему так удаются описания полёта.

Ричард Бах начал писать ещё в школе под влиянием учителя. И тогда же, в школьные годы, он задумал сюжет, в котором необычная птица не подчиняется законам природы и своего общества.
Появившаяся в 1970 г. повесть-притча «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» принесла ему славу и литературную известность.
Почему так популярна эта повесть? Видимо, дело в том, что её идея созвучна современному человеку.
Вообще, в творчестве Р. Баха главное – не сюжет, а философия его произведений.

Чайка Джонатан доживал свой век в уединении, но мир его вовсе не ограничился Дальними Утесами. Его печалило не одиночество, а то, что другие чайки не захотели поверить в красоту полета, которая готова была им открыться. Прозреть они не пожелали.
Каждый день приносил новые знания. Оказалось, что, если на большой скорости нырнуть в воду, можно найти вкусную рыбу, косяками гуляющую на глубине десяти футов, поэтому для того, чтобы выжить, ему больше не нужны были рыбацкие баркасы и куски черствого хлеба. Он научился спать в воздухе, прокладывая курс под углом к ночному береговому бризу, улетая за ночь на сотни миль. Интуиция позволяла ему лететь в сильном тумане и подниматься в вышину к сияющей голубизне неба, когда все остальные чайки жались на берегу, промокшие до перышка. Используя высотные воздушные потоки, он улетал далеко в глубь суши и лакомился там насекомыми.
То, что он когда-то хотел подарить своей стае, досталось ему одному; он научился летать и не жалел о цене, которую ему пришлось за это заплатить. Джонатан обнаружил, что скука, страх и злоба укорачивают жизнь чайки и, избавившись от них, он прожил поистине долгую жизнь.
Они пришли вечером, когда Джонатан тихонько скользил по своему любимому небу. Две чайки, возникшие рядом с ним, мерцали звездным светом, и исходившее от них сияние было мягким и теплым в чистом ночном воздухе. Но прекрасней всего было мастерство, с которым они летели в дюйме от кончиков его собственных крыльев.
Не говоря ни слова, Джонатан подверг их испытанию, которое не смогла бы пройти ни одна чайка. Он выгнул крылья и снизил скорость до самого предела. Сверкающие птицы плавно замедлили свой полет, оставаясь рядом с ним. Они знали о сверхмедленном парении.
Он сложил крылья, сделал бочку и ринулся вниз со скоростью сто девяносто миль в час. Они вошли в пике вместе с ним, не нарушив идеального построения.
Наконец он начал гасить скорость вертикальной замедленной бочкой. С улыбкой они выполняли ее абсолютно синхронно.
Он перешел в горизонтальный полет и некоторое время летел молча.
- Ну ладно, - наконец молвил он, - кто вы такие?
- Мы из твоей Стаи, Джонатан. Мы - твои братья.
Голос был спокойным и сильным.
- Мы пришли, чтобы забрать тебя наверх, забрать тебя домой.
- Дома у меня нет. И Стаи у меня нет. Я - изгнанник. И летим мы сейчас на верхней границе Великого горного ветра. Еще несколько сотен футов и выше я уже не смогу поднять свое старое тело.
- Можешь, Джонатан. Ведь ты уже научился. Одна школа закончилась, пришла пора начинать учиться заново.
То, что освещало всю его жизнь, в этот момент ослепительно вспыхнуло, и Джонатан Ливингстон наконец понял. Они были правы. Он мог подняться выше, и пора было отправляться домой.
В последний раз он взглянул на небо, окинул взором прекрасную серебристую землю, на которой он многому успел научиться.
- Я готов, - сказал он.
И чайка по имени Джонатан Ливингстон полетел в высь за этими птицами, сверкавшими словно звезды, и они растаяли в ночном небе.