Борис Игнатьевич Гудзь: биография

Старейшему чекисту Борису Игнатьевичу ГУДЗЮ в этом году исполнилось 102 года.

Чекистская юность

В ЧК ГУДЗЯ привел в двадцать третьем году великий разведчик Артур Христианович Артузов. О своем учителе Гудзь готов рассказывать часами. А вот о своей тайной деятельности Борис Игнатьевич говорит скромно. Например, первую загранкомандировку он назвал сугубо технической. Руководители операции «Трест» в далеком 1926 году поручили молодому сотруднику под видом журналиста совершить поездку по маршруту Одесса - Стамбул - Порт-Саид - Пирей - Стамбул - Одесса. За полтора месяца командировки Борис Гудзь должен был выяснить: в каких заграничных портах удобнее всего принять нелегала на советский корабль или тайно высадить на чужой территории нашего агента.

С этим заданием молодой чекист справился успешно. Доложил руководству, что в египетском Порт-Саиде, который тогда контролировали англичане, царит жесточайший контрразведывательный режим. Без слежки и шагу не ступишь. А вот в греческом Пирее советскому разведчику дышалось вольнее. С корабля можно было уйти, прийти без всякой проверки.

После первой загранкомандировки Борис выглядел франтом. На 100 долларов командировочных купил два костюма, шляпу, кепи, белые ботинки да еще сшил себе шикарное пальто.

В 1926 году уполномоченного шестого отделения контрразведывательного отдела Бориса Гудзя с московской Лубянки перебросили в Кавказские горы. В результате крупной спецоперации горные районы Чечни и Дагестана удалось надолго утихомирить. Увы, сейчас это не могут сделать за десять лет.

Кривое «зеркало»

В СТО с лишним лет Борис Игнатьевич сохранил не только крепкую память, но и острый, ясный ум. Человек эмоциональный, он остро переживает любую фальшь, историческую неправду. В нашем разговоре единственный оставшийся в живых участник операции «Трест» резко обрушился на известного телевизионного ведущего Николая Сванидзе:

Кривое у него «Зеркало». Это ж надо выдумать, что чекисты сбросили арестованного Бориса Савинкова в пролет лестницы! Хотите, расскажу всю правду о его гибели?

- Кому же не хочется сенсационных подробностей? Говорят, именно вы стояли рядом с окном во время самоубийства самого знаменитого российского террориста?

Нет, у злополучного окна сидел в кресле мой друг - Гриша Сыроежкин. Он даже успел схватить Савинкова за штанину, когда тот неожиданно сиганул с пятого этажа. Дело ведь было не в тюремной камере, а в кабинете заместителя начальника контрразведки Романа Пиляра.

Савинкова как раз привезли из ресторана. Конечно, был он выпивши. Черт его знает, почему вдруг взыграли алкогольные градусы? Думаю, именно они обострили давнюю обиду. После того как ему заменили расстрел на десять лет тюрьмы, Борис Савинков затосковал. Он-то надеялся на полную реабилитацию. Более того, в письме Дзержинскому добивался, чтобы его выпустили и дали особо важную работу.

Не сочтите за анекдот, но однажды на допросе у Артузова (было это уже после приговора суда) Борис Викторович сказал: «Если предложите мне выполнять какую-то работу, я готов. Однако поймите меня правильно, Артур Христианович, пойти на вашу должность начальника контрразведки будет для меня маловато, нужно что-то другое».

Савинков был незаурядным человеком и очень высоко ценил себя. А тут неволя. Конечно, тяжело. И это несмотря на комфортные условия содержания. А жил Савинков во внутренней тюрьме Лубянки в камере, больше похожей на гостиничный номер. Там были ковры, мягкая мебель. К нему некоторое время даже допускали жену на ночь. Зачастую обедать и ужинать возили в лучшие московские рестораны, а порой и за город, подышать свежим воздухом. ЧК он был нужен.

- Почему же не уберегли?

Дело случая. Гриша Сыроежкин успел ухватить Савинкова за штанину левой рукой. А она у него была сломана. Вот и не удержал грузного Бориса Викторовича. Тот полетел с пятого этажа и разбился насмерть.

БОРИС Игнатьевич может часами рассказывать о довоенных операциях контрразведки: с большинства из них уже снят гриф секретности. А вот как попал в знаменитый иностранный отдел (ИНО) - прообраз нынешней Службы внешней разведки, - молчит, как партизан. А ведь с 1933 по 1936 год он работал в Японии резидентом ИНО. В Токио в те времена его знали как третьего секретаря советского посольства Бориса Гинце.

Естественно, сразу же возник вопрос: доводилось ли встречаться в Японии со знаменитым советским разведчиком Рихардом Зорге?

Зорге я никогда не видел, - разочаровывает меня Гудзь. - Я работал по линии иностранного отдела, он - от военной разведки. Но после Токио меня перевели в разведуправление Генштаба Красной армии. Вот тогда-то я держал «Рамзая» на связи: читал его донесения, готовил ответы на шифровки Зорге.

Старый разведчик раскрыл принесенную с собой папку:

Это донесение Рихарда я взял в архиве. Он передавал 31 мая 1941 года, а потом и 17 июня, что 9 армий и 150 немецких дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня. Помню, как сидел над этими донесениями начальник разведупра и качал головой. Тогда он жаловался: ну как такое докладывать Сталину?! Ведь он же ничему не верит…

Рихард Зорге был советским Джеймсом Бондом. Только не киношным, а настоящим агентом 007. Он лихо носился на гоночном мотоцикле, порой попадая в жуткие аварии, вдребезги разбивал женские сердца, не придерживаясь ханжеской партийной целомудренности.

Женился в 101 год

В СВОИ сто с лишним лет неравнодушен к прекрасному полу и Борис Игнатьевич Гудзь. В 101 год он в третий раз женился. А на машине и мотоцикле ездил до 90 лет и до сих пор очень обижается на ГАИ, которая из-за преклонного возраста водителя не обменяла старые права на новые.

В чем же секрет рекордного долголетия старейшего российского разведчика?

Борис Игнатьевич только разводит руками. Говорит, что в детстве часто болел, особым здоровьем не отличался и в юности. Потому еще в молодости бросил курить. А пьяным за всю жизнь был лишь однажды. В 1925 году в Крыму на винном заводе так надегустировался, что больше спиртного в больших количествах не употреблял. Рюмку красного позволяет себе лишь на Новый год и на День чекиста.

Нам часто задают вопрос: остался ли в живых к началу XXI века кто-либо из тех людей, кто работал с Зорге в Японии или курировал деятельность группы "Рамзай" в Москве?

В поисках ответа на этот вопрос ушло немало времени. И наконец мы нашли такого человека. Его зовут Борис Игнатьевич Гудзь, 1902 года рождения. Ему мы посвящаем заключительный очерк. Он - человек из того великого времени. Последний из тех "могикан"…

Судьба репрессированного резидента

Живет в Москве, неподалеку от Лужников, на улице Усачева, казалось бы, ничем не приметный человек. Аккуратно подстрижен, с тонкой полоской усов над верхней губой. Невысокого роста, с палочкой. Но заметна офицерская выправка. Ни тени сутулости, сохранилась статность. А человеку-то этому… 98 лет. Почти ровесник века. Родился в Уфе 18 августа 1902 года.

Лев по гороскопу, - улыбнулся я.

Не возражаю, - ответил на эту шутку любящий и понимающий юмор Борис Игнатьевич Гудзь.

Но жизнь его отнюдь не была веселым сюжетом.

А почему все-таки вы решили написать обо мне очерк, корреспонденцию, репортаж, статью или, не знаю, что там выйдет? - прищурил глаза (он только работает в очках) Борис Игнатьевич. - Ведь в системе, где я имел честь состоять, есть немало настоящих героев с Золотой Звездой на груди, а я…

А вы нам скажите, многих ли вы знаете людей, которым бы исполнилось почти сто лет и они начали бы службу в ВЧК, в системе контрразведки, а затем разведки, в погранслужбе сразу после образования Чрезвычайной комиссии. И это восемьдесят лет тому назад? - не отступались мы.

Немногих. Возможно, есть еще один-два. Но я их не знаю, - признал Борис Игнатьевич и начал рассказ о своей длинной и сложной жизни, полной самыми драматическими событиями.

Отец мой, Игнатий Корнилиевич участвовал в революционной деятельности еще со студенческих лет в Херсоне. Царская охранка его выследила, арестовала. Затем отца судили, держали под особым наблюдением. Он был вынужден вместе с семьей (моя мать Антонина Эдуардовна Гинце - из обрусевших немок - работала на фирме "Зингер") переезжать из города в город, где мог только с согласия губернатора (был земским служащим) получать работу.

Так Гудзь-отец, член РСДРП с 1908 года, и курсировал с места на место - в Симбирске и Перми, Ярославле и Харькове, Самаре и Архангельске, Уфе и Николаеве, Твери и Пензе… Тринадцать городов он сменил за 22 года с 1895 по 1917-й…

…Февральская революция 1917 года застала семью Гудзей в Туле. И там Гудзь-младший вместе с группой студентов поучаствовал в аресте местного начальника жандармского управления генерала фон Вольского. Не имея представления о необходимости иметь при себе ордер на арест, четырнадцатилетний Борис ломким юношеским голосом произнес тогда фразу: "Именем революции вы арестованы!" Фразу, которая в будущем так часто прозвучит в его жизни и профессиональной работе. Он навсегда связал себя с революцией.

В семнадцать лет Борис Гудзь - на Западном фронте, в восемнадцать учится в школе военных мотористов (водителей автотранспорта), в двадцать лет приглашен на работу в органах безопасности самим Артузовым Артуром Христиановичем - членом коллегии, начальником контрразведывательного отдела ОГПУ.

Артузов знал нашу семью с начала девятисотых годов, был другом отца. Собираясь по вечерам, они вместе пели: у Игнатия был баритон, у Артура тенор. А.Д. Цюрупа - ближайший друг отца со студенческих лет в Херсоне ныне Херсонский государственный аграрный университет имени А.Д. Цюрупы. Вместе они участвовали в революционной деятельности, вместе были арестованы, сидели в одной тюрьме, их койки стояли рядом в общежитии…

Борис Игнатьевич показывает мне завизированную копию документа на старой серой бумаге. Документ от 28 марта 1923 года. Это письмо зампреда СНК Цюрупы зампреду ГПУ И.С. Уншлихту: "…Позвольте рекомендовать Гудзя Б.И. Знаю лично как честного, преданного и старательного работника…". Виза Уншлихта.

Гудзь бережно сворачивает дорогой документ, кладет в заветную красную папку, в которой многое о его жизни.

Вот Борис Игнатьевич - сотрудник 5-го отделения контрразведки ОГПУ, занимается агентурно-оперативной работой по охране государственной границы (погранвойск тогда еще не было). Его непосредственным руководителем был Артузов - настоящий интеллигент, интеллектуал, великий импровизатор, непревзойденный мастер психологического анализа и оперативных разработок. В Артузове было редкое смешение кровей. Отец - швейцарец итальянского происхождения; мать - эстоно-латышка по фамилии Яндрикиль. Одна сестра была, кажется, замужем за М.С. Кедровым, другая - за Н.И. Подвойским.

В Пятом отделении я постигал стиль работы Артузова, который предполагал не только непреложное следование букве и духу закона, четкую детальную разработку каждой операции, но и такую энигматическую игру ума, которая не только запутывала противника, но и пускала его по ложному следу, непременно приводила в сети, расставленные чекистами. Так было, например, при проведении знаменитой операции "Трест", в которой мне пришлось принимать определенное участие. В частности, готовил документы при разработке генерала Кутепова, Сиднея Рейли, работая в Шестом отделении (борьба с контрреволюционной деятельностью).

Помню яркое дело поручика Потехина и Потте. Это было активное противостояние белому террору, проводимому зарубежными белогвардейскими центрами. Главной целью террора было физическое уничтожение крупных государственных и общественных деятелей на территории страны и за ее пределами. В данном случае из донесения источника и стало известно, что в Москву для проведения терактов направляется окончивший спецкурсы некто Потехин, у которого где-то в Калуге жила сестра-учительница, чей дом может быть использован террористами как явочная квартира или место собраний.

За сестрой было установлено наблюдение. Ниточка расследования привела к дому в одном из подмосковных дачных поселков, где скрывались основные силы группы, были склады с оружием, боеприпасы, контрреволюционная литература. Захват Потехина наметили в Москве у входа в Николаевский (ныне Ленинградский) вокзал.

Руководить опергруппой захвата было поручено мне, - говорит Гудзь. В его тонких пальцах карандаш словно указка.

Я никогда не забуду его лица, - продолжал Борис Игнатьевич. - Он очень боялся ареста. В загранцентре его убедили: лучше пуля в сердце или в висок, чем застенки ОГПУ. Там все равно смерть под пытками или расстрел по приговору суда. Конец один, а ущерб белому делу - колоссальный… К этому времени, - говорил Борис Игнатьевич Гудзь, - у меня уже был немалый опыт. Окончил двухгодичный университет (философский факультет) при Институте красной профессуры, был секретарем парторганизации отделения, в двадцать пятом году был командирован на разоружение Чечни в горах Хунзахского района, в двадцать шестом году работал в Дагестане, где собирали оружие остатки Гражданской войны на Кавказе…

А первая работа за границей? Куда вас направила Лубянка?

Это было в двадцать шестом году. Под видом корреспондента меня командировали на пароходе по транспортной линии Одесса-Стамбул-Порт-СаидПирей-Смирно-Одесса. На поездку отводилось полтора месяца, за которые я должен был изучить деятельность контрразведок, собрать документы о полицейском режиме в портах и районах, где могли выходить пассажиры и останавливаться советские суда.

Успешно выполнив это задание, я вернулся в Центр и два года (с двадцать седьмого по двадцать девятый) работал в непосредственном подчинении Артузова, в секретно-оперативном управлении ОГПУ. Сюда поступали самые секретные материалы "альбомного характера": фотографии из иностранных посольств, компроматы, ложившиеся в основу разработок. Здесь я начал изучать методы деятельности японской разведки против нас. Это в значительной степени определило мой интерес и обосновало просьбу об отправке на работу в тридцать втором году на Восток, в Иркутск. Там возникла сложная оперативная военно-политическая и хозяйственная обстановка. Захват японцами Маньчжурии, образование марионеточного государства Маньчжоу-Го превратили почти шестисоткилометровый участок Забайкалья и Восточной Сибири в обширный пограничный край…

Гудзь работал по контрразведывательной и разведывательной линиям при штабе 53-го погранотряда, осуществлял ряд острых, масштабных операций, использовал опыт успешно проведенных действий по типу "Трест" и "Синдикат". Многие сомневались, что на Востоке, как в прошлом на Западе, вновь удастся реализовать план создания фиктивного "антисоветского центра", в который поверят на той стороне границы, и японская военная миссия в Харбине сколотит спецгруппу для ведения шпионско-диверсионной деятельности на Дальнем Востоке и станет засылать к нам свою агентуру. Так была выявлена и захвачена группа полковника Топхаева, бурята по национальности, выполнявшего карательные функции в банде атамана Семенова. Успешно провели чекисты вместе с Гудзем операцию "Мечтатель". Но в это время Бориса Игнатьевича отзывают в Москву, а в феврале 1933 года направляют в Токио резидентом по линии политической разведки.

В составе резидентуры было нас всего четверо: резидент, его помощник (зам), оперативный работник и шифровальщик, - вспоминал Борис Игнатьевич Гудзь. - За три года удалось приобрести трех важных агентов из числа японских сотрудников жандармского управления и особой полиции токко. Работа резидентуры носила главным образом контрразведывательный характер, чтобы воспрепятствовать проискам японских милитаристов против нашей страны и ее граждан, но и включала в себя военно-политические функции.

В этот период в Москве в чекистских органах начинал насаждаться "новый метод": фабриковались дела, совершались тайные покушения, старые кадры с легкостью стали заменяться новыми, подготавливалась почва для будущих громких процессов, на которых так кощунственно разоблачались и карались "враги народа".

Из Японии Б.И. Гудзь вернулся в 1936 году. К этому времени в столице произошли большие перемены. Ягода Генрих Григорьевич спровадил Артузова с поста начальника Иностранного отдела и отправил его из органов ОГПУ в 4-е управление Генштаба под предлогом "усиления" Разведупра РККА. Новый начальник ИНО Слуцкий отнесся к Гудзю более чем холодно: он отправил его в отпуск, не выслушав даже отчета о положении дел в резидентуре и в самой Японии, где Гудзь под фамилией-псевдонимом Гинце проработал в очень трудный период международных отношений (антикоминтерновский пакт, укрепление связей империалистических стран, в частности, Германии, Японии, Италии).

После "отпуска" Гудзь был переведен из органов госбезопасности в звании полкового комиссара (полковника) в Разведупр - в 4-е управление ГШ РККА, во 2-й (Восточный) отдел, где под началом Карина проработал 13 месяцев, курируя проведение операции группы Рихарда Зорге "Рамзай" в Токио.

В должности резидента ИНО в Токио Гудзя заменил его бывший помощник Иван Иванович Шабека. Он продержался до 1939 года, затем был отозван, а по приезде в Москву допрошен на Лубянке. Легко признался, что был завербован в Токио и стал японским шпионом. Он был расстрелян.

В 1937 году была арестована Александра - старшая сестра Бориса Игнатьевича. Тень от "врага народа" пала и на бывшего резидента. И снова перед моими глазами документ тех лет: "Гудзь Б.И. уволен из РУ РККА за невозможностью использования. Работа на секретных объектах нежелательна". Далее подписи начальника Второго отдела Хабазова и парторга Котляревского… И дата: 11 августа 1937 года. До дня рождения - 35-летия оставалась всего неделя. И это, если разобраться, был подарок судьбы: он выжил. Позже стало известно, что не без ведома Сталина, по требованию Ежова, был составлен список тех лиц, кто перешел в Разведуправление Генштаба вместе с Артузовым. Таковых оказалось 16 человек. Среди них Карин, Штейнбрюк, Меер-Захаров, Гудзь… Большинство расстреляны. Артузова арестовали примерно одновременно с сестрой Бориса Игнатьевича.

Артура Христиановича успел оговорить и С. Урицкий, объявив верного бойца революции немецким шпионом. Начальник ИНО Слуцкий погиб при странных, невыясненных обстоятельствах, - заметил Гудзь.

Но кто же был все-таки после смерти Артузова вашим ангелом-хранителем? Как далее сложилась ваша судьба, жизнь вашей сестры?

Ангелы-хранители, наверное, есть. Но мне они неизвестны, - улыбается Борис Игнатьевич. - Сестру осудили на восемь лет каторжных работ за контрреволюционную деятельность: в ее дневнике нашли имена "врагов народа", на которых она не донесла сталинской охранке. Она не выдержала мучений, покоится в братской могиле где-то на Колыме.

Дело сестры вел мой товарищ еще по КРО Федор Дегтярев. Он сделал все возможное, чтобы спасти Александру. Позже погиб и он. Прекрасный пловец. Утонул в реке. Это был смелый и честный человек, кавалер ордена Красного Знамени…

Что было со мной? Я шел по улице и случайно встретил старого знакомого, товарища по работе в Сибири - Сурена Аршакуни. Я сказал ему, что выгнан отовсюду, исключен из партии, тщетно ищу любую работу и не могу ничего найти. Везде обещают, но…

Приходи ко мне в "Дальстрой"! Что-нибудь придумаем, - пригласил Сурен, и не обманул.

Через неделю я пришел в контору "Дальстроя", узнал, что принят на работу. Хотел повидать и поблагодарить Сурена. Но… Его уже не было в управлении. Аршакуни арестовали, далее след его пропал… Заканчивался 1937 год…

В 1938-м Борис нашел работу водителя в Первом Московском автобусном парке. Обслуживал линию "Белорусский вокзал - Черемушки", маршруты 3, 5, 36…

После начала Великой Отечественной войны был командирован с колонной из девяноста одного автобуса на фронт - ржевское направление. Попали в окружение, но прорвались. Вывели семьдесят шесть автобусов, доставили в Калинин и сдали в военную комендатуру все имущество и документы погибших. В сорок третьем меня восстановили в партии, но о работе в разведке следовало забыть и не вспоминать даже в моменты откровений. А их уже почти не бывало. Целых полвека…

Что вы делаете сейчас?

Я - скромный пенсионер. Работаю над книгами. У меня, несмотря на возраст, свежая память, работал в архивах, располагаю многими неизвестными или малоизвестными документами. Еще тряхнем стариной!..

О вас теперь известно не только в России, но и за границей. Например, в Японии. Интересуются ли вашей бывшей работой японские журналисты, и что вы им рассказываете?

Я рассказываю о Рихарде Зорге, о том, как работал этот великий разведчик, стремившийся предотвратить, по крайней мере "отодвинуть" начало войны между Японией и СССР. Что же касается нашей работы в Японии, то подчеркиваю: она носила тогда главным образом контрразведывательный характер по обеспечению безопасности нашего посольства и граждан, но и задачи разведки выполняли достойно. Перенести пришлось многое. Но мы выстояли. Это - главное.

Борис Игнатьевич Гудзь (19 августа 1902, Уфа - 27 декабря 2006, Москва) - советский разведчик. Последние годы своей жизни оставался единственным здравствующим чекистом первого призыва и последним живым участником Гражданской войны.

Биография

Родился в семье революционера, по примеру отца вступил в большевистскую партию. Был в ссылке в Архангельске. Во время Февральской революции 1917 года участвовал в аресте начальника тульского жандармского управления генерала Иелитова. Записался добровольцем в Красную Армию, в 1919 году конвоировал эшелоны с продовольствием с Украины в Москву.

В 1923 году пришёл работать в ЧК по приглашению друга отца, тогдашнего начальника советской контрразведки А. Артузова (Фраучи), где занимался борьбой с контрабандистами, позже - борьбой с белогвардейским подпольем.

В 1926 году участвовал в операции «Трест».

Окончил заочное отделение философского факультета Института Красной профессуры (1932 г.).

С 1932 г. - начальник разведки и контрразведки ОГПУ в Восточносибирском крае. Успешно провёл операцию по захвату на территории Маньчжурии есаула Тапхаева.

С 1933 г. был резидентом иностранного отдела ОГПУ НКВД в Японии, с 1936 г. вернулся в Москву и работал в Разведуправлении РККА, где курировал, в частности, Рихарда Зорге.

В 1937 г. уволен из разведки и исключён из ВКП(б) с формулировкой «за профнепригодность, как не заслуживающий доверия работник, имевший тесную связь с врагами народа», что произошло вследствие ареста его сестры.

После увольнения долгое время работал водителем автобуса, позже - директором автобазы.

С 1962 г. на пенсии. На пенсии работал в архивах КГБ и ЦК КПСС. Являлся консультантом художественного фильма «Операция „Трест“», снятого в 1967 г. на «Мосфильме» режиссёром С. Колосовым по роману-хронике Л. Никулина «Мёртвая зыбь».

(1902-08-19 )

Борис Игнатьевич Гудзь (19 августа , Уфа - 27 декабря , Москва) - советский разведчик . Последние годы своей жизни оставался единственным здравствующим чекистом первого призыва и последним живым участником Гражданской войны.

Биография

Родился в семье революционера, по примеру отца вступил в большевистскую партию. Был в ссылке в Архангельске. Во время Февральской революции 1917 года участвовал в аресте начальника тульского жандармского управления генерала Иелитова. Записался добровольцем в Красную Армию, в 1919 году конвоировал эшелоны с продовольствием с Украины в Москву.

Окончил заочное отделение философского факультета ( г.).

С 1932 г. - начальник разведки и контрразведки ОГПУ в Восточносибирском крае. Успешно провёл операцию по захвату на территории Маньчжурии есаула Тапхаева .

В г. уволен из разведки и исключён из ВКП(б) с формулировкой «за профнепригодность, как не заслуживающий доверия работник, имевший тесную связь с врагами народа », что произошло вследствие ареста его сестры.

После увольнения долгое время работал водителем автобуса , позже - директором автобазы.

С г. на пенсии. На пенсии работал в архивах КГБ и ЦК КПСС . Являлся консультантом художественного фильма «Операция „Трест“», снятого в г. на «Мосфильме» режиссёром С. Колосовым по роману-хронике Л. Никулина «Мёртвая зыбь».

Напишите отзыв о статье "Гудзь, Борис Игнатьевич"

Примечания

Ссылки

• Михайлов И. Живая легенда разведки//
• Разведчика Бориса Гудзя не расстреляли по случайности//

Отрывок, характеризующий Гудзь, Борис Игнатьевич

Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l"egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m"attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C"est un homme qui a ete plus qu"un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu"il a pour moi d"autres sentiments que ceux d"un pere, mais ce n"est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu"a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c"est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu"a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.