Павел николаевич милюков политическая деятельность. П. Н. Милюков как историк и общественный деятель

1 (14) ноября 1916 года депутат и лидер кадетской партии Павел Милюков произнес в Государственной думе свою знаменитую антиправительственную речь: «Глупость или измена?». Его выступление до предела подогрело и без того взбудораженное общественное мнение и, по существу, стало сигналом для начала активной подготовки революции, разразившейся уже через 3 месяца. Милюков, поначалу ставший в новом правительстве министром иностранных дел, уже через два месяца потерял и свой пост, и всякое влияние на политическую ситуацию в России. Он умер в Париже в 1943 году. До самого недавнего времени историки полагали, что он пал жертвой собственной глупости. Однако, вновь открытые архивные документы, говорят о другом…

Иван Лопатин

Речь П. Н. Милюкова на заседании Государственной думы

После значительного перерыва в работе Дума все же собралась 1 ноября 1916 г. К этому времени в стране сложился такой политический климат, что даже правые депутаты начали критиковать "бездарных министров", в своей нашумевшей речи на осенней сессии 1916 г. в Думе, текст которой распространялся по стране в списках, П.Н. Милюков показал очевидность того, что политика правительства была продиктована "либо глупостью, либо изменою".

П.Н. Милюков. - Господа члены Государственной Думы. С тяжелым чувством я вхожу сегодня на эту трибуну. Вы помните те обстоятельства, при которых Дума собралась больше года тому назад, 10 июля 1915 г. Дума была под впечатлением наших военных неудач. Она нашла причину этих неудач в недостатках военных припасов и указала причину недостатка в поведении военного министра Сухомлинова.
Вы помните, что страна в тот момент под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием. И вы помните, что тогда с этой кафедры даже министр Горемыкин признал "что ход войны требует огромного, чрезвычайного подъема духа и сил". Вы помните, что власть пошла тогда на уступки. Ненавистные обществу министры были тогда удалены до созыва Думы. Был удален Сухомлинов, которого страна считала изменником (голос слева: "Он и есть"). И в ответ на требования народных представителей в заседании 28 июля Поливанов объявил нам, при общих рукоплесканиях, как вы помните, что создана следственная комиссия и положено начало отдаче под суд бывшего военного министра.
И, господа, общественный подъем тогда не прошел даром: наша армия получила то, что ей было нужно, и во второй год войны страна перешла с тем же подъемом, как и в первый. Какая, господа, разница, теперь, на 27-м месяце войны, разница, которую особенно замечаю я, проведший несколько месяцев этого времени за границей. Мы теперь перед новыми трудностями, и трудности эти не менее сложны и серьезны, не менее глубоки, чем те, перед которыми мы стояли весной прошлого года. Правительству понадобились героические средства для того, чтобы бороться с общим расстройством народного хозяйства. Мы сами те же, что прежде. Мы те же на 27-м месяце войны, какими были на 10-м и какими были на первом. Мы по-прежнему стремимся к полной победе, по-прежнему готовы нести необходимые жертвы и по-прежнему хотим поддерживать национальное единение. Но я скажу открыто: есть разница в положении.
Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе... (голоса: "Верно"), ибо по отношению к этой власти и попытки исправления, и попытки улучшения, которые мы тут предпринимали, не оказались удачными. Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств все то доверие, все те элементы организации, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша. Что сделало наше правительство? Наша декларация это сказала. С тех пор, как выявилось в Четвертой Государственной Думе то большинство, которого ей раньше не доставало, большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия, с этих самых пор все почти члены кабинета, которые сколько-нибудь могли рассчитывать на доверие, все они один за другим систематически должны были покинуть кабинет. И если мы говорили, что у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты, то, господа, теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни (голоса слева: "Верно, правильно"), и пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою. Господа, тогда, год тому назад, был отдан под следствие Сухомлинов, теперь он освобожден (голоса слева: "Позор"). Тогда ненавистные министры были удалены до открытия сессии, теперь число их увеличилось новым членом (голоса слева: "Верно", голоса справа: "Протопопов"). Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к ее патриотизму и к ее добросовестности. Можем ли мы это сделать теперь.? (голоса слева: "Конечно нет").
Во французской желтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Господа, если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу, или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство (Родичев с места: "К сожалению, это так"). И вы, господа, имеете теперь последствия, Еще 13 июня 1916 г. с этой кафедры я предупреждал, что "ядовитое семя подозрения уже дает обильные плоды", что "из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене". Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, - привожу опять мои слова, - что "слухи эти забираются высоко и никого не щадят". Увы, господа, это предупреждение, как все другие, не было принято во внимание. В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: "мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел.
Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах безцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира. Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами? (аплодисменты слева, голоса: "Верно"). У меня в руках номер "Берлинер Тагеблатт" от 16 октября 1916 г. и в нем статья под заглавием: "Мануйлов, Распутин . Штюрмер ": Сведения этой статьи отчасти запоздали, отчасти эти сведения неверны. Так немецкий автор имеет наивность думать, что Штюрмер арестовал Манасевича-Мануйлова , своего личного секретаря. Господа, вы все знаете, что это не так и что люди, арестовавшие Манасевича-Мануйлова и не спросившие Штюрмера, были за это удалены из кабинета.

Нет, господа, Манасевич-Мануйлов слишком много знает, чтобы его можно было арестовать. Штюрмер не арестовал Манасевича-Мануйлова (аплодисменты слева, голоса "Верно". Родичев с места: "К несчастью, это правда"). Вы можете спросить: кто такой Манасевич-Мануйлов? Почему он нам интересен: Я вам скажу, господа. Манасевич-Мануйлов - это бывший чиновник тайной полиции в Париже, известная "Маска" "Нового Времени сообщавшая этой газете пикантные вещи из жизни революционного подполья. Но он, что для нас интереснее, есть также исполнитель особых секретных поручений. Одно из этих поручений вас может заинтересовать сейчас. Несколько лет тому назад Манасевич-Мануйлов попробовал было исполнить поручение германского посла Пурталеса, назначившего крупную сумму, говорят около 800 000 руб., на подкуп "Нового Времени". Я очень рад сказать, что сотрудник "Нового Времени" вышвырнул Манасевича-Мануйлова из своей квартиры и Пурталесу стоило немало труда затушевать эту неприятную историю. Вот, личного секретаря министра иностранных дел Штюрмера, господа, на какого рода поручения употребляли не так давно (голоса слева: "Верно", продолжительный шум).

Председательствующий. - Покорнейше прошу прекратить шум.

П.Н.Милюков. - Почему этот господин был арестован? Это давно известно и я не скажу ничего нового, если вам повторю, то, что вы знаете. Он был арестован да то, что взял взятку. А почему он был отпущен? .Это, господа, также не секрет. Он заявил следователю, что поделился взяткою с председателем совета министров. (Шум. Родичев с места: "Это все знают". Голоса: "Дайте слушать, тише"),

Председательствующий. - Прошу г.г. членов Думы соблюдать спокойствие

П.Н.Милюков. - Манасевич, Распутин, Штюрмер. В статье называются еще два имени. - князя Андронникова и митрополита Питирима , как участников назначения Штюрмера вместе с Распутиным (шум). Позвольте мне остановиться на этом назначении подробнее. Я разумею Штюрмера министром иностранных дел. Я пережил это назначение за границей. Оно у меня сплетается с впечатлением моей заграничной поездки. Я просто буду рассказывать вам по порядку то. что я узнал по дороге туда и обратно, а выводы вы уже сделаете сами. Итак, едва я переехал границу, несколько дней после отставки Сазонова , как сперва шведские, а затем германские и австрийские газеты принесли ряд известий о том, как встретила Германия назначение Штюрмера. Вот что Говорили газеты. Я прочту выдержки без комментариев.

Особенно интересна была передовая статья в "Нейе Фрейе Пресс" от 25 июня. Вот что говорится в этой статье: "Как бы не обрусел старик Штюрмер (смех), все же довольно странно, что иностранной политикой в войне, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец (смех). Министр-президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал, - господа, заметьте, - что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мир. В лице Штюрмера приобретено орудие; которое можно употреблять по желанию. Благодаря политике ослабления Думы, Штюрмер стал человеком, который удовлетворяет тайные желания правых, вовсе не желающих союза с Англией. Он не будет утверждать, как Сазонов, что нужно обезвредить прусскую военную каску".

Откуда же берут германские и австрийские газеты эту уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии и против продолжения войны? Из сведений русской печати. В московских газетах была напечатана заметка по поводу записки крайне правых (Замысловский с места: "И всякий раз это оказывается ложью"), доставленная в Ставку в июле перед второй поездкой Штюрмера. В этой записке заявляется, что, хотя и нужно бороться до окончательной победы, но нужно кончить войну своевременно, а иначе плоды победы будут потеряны вследствие революции (Замысловский с места: "Подписи, подписи"). Это - старая для наших германофилов тема, но она развивается в ряде новых нападок.

Замысловский (с места) - Подписи. Пускай скажет подписи.

Председательствующий. - Член Думы Замысловский, прошу вас не говорить с места.

П.Н. Милюков. - Я цитирую московские газеты.

Замысловский (с места). - Клеветник. Скажите подписи. Не клевещите.

Председательствующий. - Член Государственной Думы Замысловский, прошу вас не говорить с места.

Замысловский. - Подписи, клеветник.

Председательствующий. - Член Государственной Думы Замысловский. призываю вас к порядку.

Вишневский (с места). - Мы требуем подписи. Пусть не клевещет.

Председательствующий. - Член Государственной Думы Вишневский, призываю вас к порядку.

П.Н. Милюков. - Я сказал свой источник - это московские газеты, из которых есть перепечатка в иностранных газетах. Я передаю те впечатления, которые заграницею определили мнение печати о назначении Штюрмера.

Замысловский (с места). - Клеветник, вот ты кто.

Марков 2-й (с места). - Он только сообщил заведомую неправду.

Председательствующий. - Я повторяю, что призываю вас к порядку.

П.Н. Милюков. - Я не чувствителен к выражениям г. Замысловского (голоса слева: "Браво, браво"). Повторяю, что старая тема развивается на этот раз с новыми подробностями. Кто делает революцию? Вот кто: оказывается, ее делают городской и земский союзы, военно-промышленные комитеты, съезды либеральных организаций. Это самое несомненное проявление грядущей революции. "Левые партии", утверждает записка, "хотят продолжать войну, чтобы в промежуток организоваться и подготовить революцию".

Господа, вы знаете, что, кроме подобной записки, существует целый ряд отдельных записок, которые развивают ту же мысль. Есть обвинительный акт против городской и земской организации, есть и другие обвинительные акты, которые вам известны. Так вот господа, та идефикс революции, грядущей со стороны левых, та идефикс, помешательство на которой обязательно для каждого вступившего члена кабинета (голоса: "Правильно!"), и этой идефикс приносится в жертву все: и высокий национальный порыв на помощь войне, и зачатки русской свободы, и даже прочность отношений к союзникам. Я спрашивал тогда себя, по какому рецепту это делается? Я поехал дальше в Швейцарию отдохнуть, а не заниматься политикой, во и тут за мной тянулись те же темные тени. На берегах Женевского озера, в Берне я не мог уйти от прежнего ведомства Штюрмера - от министерства внутренних дел и департамента полиции.
Конечно, Швейцария есть место, "где скрещиваются всевозможные пропаганды, где особенно удобно можно следить за махинациями наших врагов. И понятно, что здесь особенно должна быть развита система "особых поручений", но среди них развита система особого рода, которая привлекает к себе наше особое внимание. Ко мне приходили и говорили: "Скажите пожалуйста, там, в Петрограде, чем занимается известный Ратаев?" Спрашивали, зачем сюда приехал какой-то неизвестный мне чиновник Лебедев. Спросили, зачем эти чиновники департамента полиции оказываются постоянными посетителями салонов русских дам, известных своим германофильством. Оказывается, что Васильчикова имеет преемниц и продолжательниц. Чтобы открыть пути и способы той пропаганды, о которой недавно еще откровенно говорил нам сэр Джордж Бьюкенен . Нам нужно судебное следствие, вроде того, какое было произведено над Сухомлиновым, Когда мы обвиняли Сухомлинова, мы ведь тоже не имели тех данных, которые следствие открыло. Мы имели то, что имеем теперь: инстинктивный голос всей страны и ее субъективную уверенность (аплодисменты).

Господа, я может быть не решился бы говорить о каждом из моих отдельных впечатлений, если бы не было совокупных, и в особенности, если бы не было того подтверждения, которое я получил, переехав из Парижа в Лондон. В Лондоне я наткнулся на прямое заявление, мне сделанное, что с некоторых пор наши враги узнают наши сокровеннейшие секреты и что этого не было во время Сазонова (возгласы слева: "Ага"). Если в Швейцарии и в Париже я задавал себе вопрос, нет ли за спиной нашей официальной дипломатии какой-нибудь другой, то здесь уже приходилось спрашивать об иного рода вещах. Прошу извинения, что, сообщая о столь важном факте, я не могу назвать его источника, но если это мое сообщение верно, то Штюрмер быть может найдет следы его в своих архивах. (Родичев с места: "Он уничтожит их").
Я миную Стокгольмскую историю, как известно, предшествовавшую назначению теперешнего министра и произведшую тяжелое впечатление на наших союзников. Я могу говорить об этом впечатлении, как свидетель; я хотел бы думать, что тут было проявление того качества, которое хорошо известно старым знакомым А.Д. Протопопова - его неумение считаться с последствиями своих собственных поступков (смех, голоса слева: "Хорош ценз для министра"). По счастью, в Стокгольме он был уже не представителем депутации, так как депутации в то время уже не существовало, она частями возвращалась в Россию. То что Протопопов сделал в Стокгольме, он сделал в наше отсутствие (Марков 2-й с места: "Вы делали то же самое в Италии"). Но все же, господа, я не могу сказать, какую именно роль эта история сыграла в той уже известной нам прихожей, через которую, вслед за другими, прошел А.Д.Протопопов на пути к министерскому креслу (голоса справа: "Какая прихожая?"). Я вам называл этих людей - Манасевич-Мануйлов, Распутин, Питирим, Штюрмер. Это та придворная партия, победою которой, по словам "Нейе Фрейе Прессе", было назначение Штюрмера: "Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы".

Во всяком случае, я имею некоторое основание думать, что предложения, сделанные германским советником Варбургом Протопопову, были повторены более прямым путем и из более высокого источника. Я нисколько не был удивлен, когда из уст британского посла выслушал тяжеловесное обвинение против того же круга лиц в желании подготовить путь сепаратному миру. Может быть, слишком долго остановился на Штюрмере? (Возгласы: "Нет, нет!").
Но, господа, ведь на нем преимущественно сосредоточились все чувства и настроения, о которых я говорил раньше. Я думаю, что эти чувства и настроения не позволили ему занимать это кресло. Он слышал те возгласы, которыми вы встретили его выход. Будем надеяться вместе с вами, что он сюда больше не вернется. (Аплодисменты слева. Шум. Возгласы слева: "Браво!"). Мы говорим правительству, как сказала декларация блока: мы будем бороться с вами, будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете. Говорят, что один член совета министров, услышав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно вскрикнул: "Я, быть может, дурак, но я не изменник". (Смех.) Господа, предшественник этого министра был несомненно умным министром так же как предшественник министра иностранных дел был честным человеком. Но их теперь ведь нет в составе кабинета. Так разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменою?

Когда вы целый год ждете выступления Румынии, настаиваете на этом выступлении, а в решительную минуту у вас не оказывается ни войск, ни возможности быстро подвозить их по единственной узкоколейной дороге, и, таким образом, вы еще раз упускаете благоприятный момент нанести решительный удар на Балканах, - как вы назовете это: глупостью или изменой? (голоса слева: "Одно и то же"). Когда, вопреки нашим неоднократным настаиваниям, начиная с февраля 1916 г. и кончая июлем 1916 г., причем уже в феврале я говорил о попытках Германии соблазнить поляков и о надежде Вильгельма получить полумиллионную армию, когда, вопреки этому, намеренно тормозится дело, и попытка умного и честного министра решить, хотя бы в последнюю минуту, вопрос в благоприятном смысле кончается уходом этого министра и новой отсрочкой, а враг наш, наконец, пользуется нашим промедлением, - то это: глупость или измена? (голоса слева: "Измена"). Выбирайте любое. Последствия те же.

Когда со все большею настойчивостью Дума напоминает, что, надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать, - значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию -- что это, глупость или измена? (голос слева: "Измена". Аджемов : "Это глупость". Смех). Мало того. Когда на почве общего недовольства и раздражения власть намеренно занимается вызыванием народных вспышек - потому что участие департамента полиции в последних волнениях на заводах доказано, - так вот, когда намеренно вызываются волнения и беспорядки путем провокации и при том знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, - что это делается, сознательно или бессознательно?

Когда в разгар войны "придворная партия" подкапывается под единственного человека, создавшего себе репутацию честного у союзников (шум) и когда он заменяется лицом, о котором можно сказать все, что я сказал раньше, то это... (Марков 2-й : "А ваша речь - глупость или измена?"). Моя речь - есть заслуга перед родиной, которой вы не сделаете. Нет господа, воля ваша, уж слишком много глупости. (Замысловский: "Вот это верно".) Как будто трудно объяснить все это только одною глупостью.

Нельзя поэтому и население обвинять, если оно приходит к такому выводу, который я прочитал в заявлении председателей губернских управ. Вы должны понимать и то, почему у нас сегодня не раздается никакой другой речи, кроме той, которую я уже сказал: добивайтесь ухода этого правительства. Вы спрашиваете, как же мы начнем бороться во время войны? Да ведь, господа, только во время войны они и опасны. Они для войны опасны: именно потому-то во время войны и во имя войны, во имя того самого, что нас заставило объединиться, мы с ними теперь боремся. (Голоса слева: "Браво". Аплодисменты.)

Мы имеем много, очень много отдельных причин быть недовольными правительством. Если у нас будет время, мы их скажем. И все частные причины сводятся к одной этой: неспособность и злонамеренность данного состава правительства (Голоса слева: "Правильно").
Это наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании. (Голоса слева: "Верно!".) Поэтому, господа, во имя миллионов жертв и потоков пролитой крови, во имя достижения наших национальных интересов, во имя нашей ответственности перед всем народом, который нас сюда послал, мы будем бороться, пока не добьемся той настоящей ответственности правительства, которая определяется тремя признаками нашей общей декларации: одинаковое понимание, членами кабинета ближайших задач текущего момента, их сознательная готовность выполнить программу большинства Государственной Думы и их обязанность опираться не только при выполнении этой программы, но и во всей их деятельности на большинство Государственной Думы.
Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной Думы и должен уйти: (Шумные аплодисменты)".

Примечания:

Андроников Михаил Михайлович (1875-1919), князь, в 1896 г. причислен к Министерству внутренних дел; в 1914 г. уволен со службы в связи с ее непосещением и назначен чиновником особых поручений при обер-прокуроре Синода, где числился до 1917 г. Аферист и мошенник, пытался использовать в своих махинациях Григория Распутина, который его уличил и с позором изгнал, а в декабре 1916 года даже способствовал его высылке из Петрограда.

Резанов А.С. Штурмовой сигнал П.Н. Милюкова. Париж, 1924. С. 45-61. Даты: 1916

Как сообщалось, в рамках рубрики «Исторический календарь», мы приступаем к реализации нового проекта, посвященного приближающемуся 100-летию революции 1917 года. , посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии - профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции - сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Открывает рубрику краткий очерк, посвященный лидеру Конституционно-демократической партии П.Н.Милюкову.

Павел Николаевич Милюков родился 15 января 1859 года в русской дворянской семье. Окончив 1-ю Московскую гимназию, Милюков поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где стал учеником таких видных русских историков как В.О. Ключевский и П.Г. Виноградов. Уже в студенческие годы он принимал участие в антиправительственных сходках, за что был исключен из университета, что, впрочем, не помешало ему восстановиться через год и завершить образование. В 1892 году он успешно защитил диссертацию «Государственное хозяйство России первой четверти XVIII века и реформы Петра Великого», за которую получил степень магистра русской истории. Основными историческими трудами будущего политика стали «Очерки по истории русской культуры» и работа «Главные течения русской исторической мысли». В 1886-1895 годах Милюков работал приват-доцентом Московского университета, одновременно преподавал в гимназии и на Высших женских курсах. Однако, подававший большие надежды как ученый-историк (сфера интересов Милюкова была весьма широка: история, историография, историческая география, археология, лингвистика, философия), он вскоре с головой ушел в политику, превратившись со временем в одного из самых известных вождей российского либерализма.

Уволенный в 1895 году из университета за «крайнюю политическую неблагонадежность», выражавшуюся в публичном осуждении самодержавия, Милюков был отправлен на два года в ссылку в Рязань. Так как в России всякая преподавательская деятельность ему была запрещена, Милюков по приглашению болгарской стороны в течение года преподавал в Софии, но по требованию русского посланника в 1898 году болгарские власти были вынуждены отстранить его от преподавания, в связи с тем, что Милюков мог «оказать вредное влияние на воспитание болгарского юношества» .

Вернувшись в Россию, Милюков продолжил оппозиционную политическую деятельность, за которую в 1901 году ему пришлось отсидеть несколько месяцев в тюрьме. К этому времени он был одним из авторов выходившего за границей радикально-либерального журнала «Освобождение» и заслужил репутацию одного из самых ярких идеологов российского либерализма. Накануне революции 1905 года Милюков неоднократно посещал США, где выступал с лекциями о политическом положении в России, принимал участие в Парижской конференции российских оппозиционных и революционных партий. Известие о начавшейся в России революции заставило Милюкова вернуться на родину и активно включиться в «освободительное движение».

В октябре 1905 года Милюков стал одним из основателей и авторов программы Конституционно-демократической партии (позже получившей второе название - Партия народной свободы), а с марта 1907 года бессменно возглавлял ЦК кадетской партии; был одним из редакторов партийной газеты «Речь» и автором большинства ее передовых статей. Видная кадетская деятельница А.В. Тыркова вспоминала: «В партии было много незаурядных людей. Милюков поднялся над ними, стал лидером прежде всего потому, что крепко хотел быть лидером. В нем было редкое для русского общественного деятеля сосредоточенное честолюбие» .

Поскольку кадетская партия большую часть своей истории позиционировала себя сторонницей конституционной монархии, советские историки нередко относили ее лидеров к монархистам, что на наш взгляд является абсолютно неверным. Изначально программа партии не давала ясного ответа на вопрос о будущем государственном строе России. Милюков откровенно признавал, что при утверждении этого раздела программы вопрос о государственном строе был намеренно «затушеван», чтобы не отталкивать от партии ни либерально настроенных конституционных монархистов, ни республиканцев. Лишь на 2-м съезде партии, для того чтобы добиться легализации, лидеры кадетов заявили, что «Россия должна быть конституционной и парламентарной монархией». Но это совершенно не означало, что кадеты считали конституционную монархию целью своих стремлений. Ограниченная конституцией и парламентом монархия была для них своеобразной «программой-минимумом», а «монархизм» кадетов не шел, как правило, дальше признания того, что монархическую форму (пусть и чисто внешнюю) имеет смысл сохранять, поскольку монархизм - это сильно укоренившийся в народных массах «предрассудок». Когда революция 1905 года будет уже подавлена и в результате столыпинской политики страна вступит на путь мирной и созидательной работы, Милюков будет делать упор именно на то, что его партия является «оппозицией Его Величества, а не Его Величеству», но цель этого заявления, как позже признается он сам, была следующей: «ответить на все обвинения в том, что мы скрытые республиканцы и революционеры» . В изменившихся политических условиях кадеты просто решили перейти от «штурма власти» к ее «правильной осаде».

Другой ошибкой, которую при оценке кадетов нередко допускают публицисты, политологи и даже историки, является утверждение, что Конституционно-демократическая партия являлась партий классического либерализма европейского типа. Однако, это не так. Несмотря на приверженность европейским политическим ценностям (достаточно вспомнить прозвище Милюкова - «русский европеец» и его убежденность в том, что Россия развивается в русле универсальных европейских законов, но с некоторым опозданием), кадеты были леволиберальной демократической партией, не чурались (когда им это было выгодно) левой риторики и в своих требованиях шли гораздо дальше программных постулатов европейских либеральных партий. Достаточно напомнить, что во время революции 1905 года кадеты отказались осудить левый террор: Милюков, после некоторых колебаний отверг предложение П.А. Столыпина написать статью с осуждением убийств и насилий исходящих из революционного лагеря в обмен на легализацию партии, так как кадетское руководство решило, что «лучше жертва партией, недели ее моральная гибель» . В этом плане очень показательно признание Милюкова, сделанное им в разгар первой российской революции: «Мы - за революцию, поскольку она служит целям политического освобождения и социальной реформы; но мы против тех, кто объявляет революцию непрерывной» . Таким образом кадеты и их лидер никогда не были принципиальными противниками политической революции (но не социальной!), становясь ее критиками лишь по тактическим причинам. Эволюция власти была для Милюкова предпочтительней, но в случае ее неуступчивости, революция как средство становилась возможной и оправданной.

После роспуска I Государственной думы (1906) Милюков стал одним из авторов депутатского «Выборгского воззвания», в котором содержался призыв к гражданскому неповиновению. Но поскольку Милюков депутатом Думы тогда еще не являлся, он не стал подписывать данный документ, что позволило ему избежать наказания и продолжить свою политическую деятельность. Стать депутатом ему удалось лишь в 1907 году и на протяжении 10 лет (1907‒1917) Милюков возглавлял фракцию кадетов в III и IV Государственных думах, являясь одним из самых известных оппозиционных ораторов. Для либеральной общественности он стал общепризнанным вождем, для русских правых монархистов - врагом исторической России. Лидер Русского народного союза имени Михаила Архангела В.М.Пуришкевич, посвятил лидеру кадетской партии следующую эпиграмму:

Он на Руси верховный жрец,

Полу-еврей, полу-подлец,

Полу-историк, полу-критик,

Негодный вождь, плохой политик,

Готовый в ломке видеть цель.

По нем «Кресты» давно скучают,

И на себе увидеть чают

Его - березушка да ель!

Во время Первой мировой войны Милюков выступил сторонником «войны до победного конца» (за что получил от своих критиков слева прозвище «Милюков-Дарданелльский») и за временное перемирие с властью на патриотической основе. Однако с весны 1915 года, во время тяжелых поражений Русской армии и ее отступления, Милюков вновь включился в борьбу с правительством, став в скором времени неформальным лидером объединенной парламентской оппозиции - Прогрессивного блока. «Меня называли "автором блока", "лидером блока" и от меня ждали направления политики блока. ...Это был кульминационный пункт моей политической карьеры» , - вспоминал Милюков. При этом кадетский лидер, как отмечал директор Департамента полиции А.Т. Васильев, тесно сотрудничал с британской дипломатической миссией: «Милюков, которому особо покровительствовал английский посол Бьюкенен, часто проводил вечера в английском посольстве. Если английское министерство иностранных дел когда-нибудь разрешит публикацию документов из своих архивов, это по-новому и не особенно благоприятно осветит "патриотизм" Милюкова» .

Думская речь Милюкова, произнесенная 1 ноября 1916 года, стала по мнению многих его современников, «штурмовым сигналом революции». В этот день, по общему мнению, Милюков «превзошел себя» в ораторском отношении, а его выступление вылилось в настоящую осаду власти. Речь лидера конституционно-демократической партии содержала нападки на правительство, на премьера Б.В. Штюрмера, с прямыми обвинениями его в измене и подготовке сепаратного мира с Германией. «Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе» , - заявлял Милюков, подчеркивавший, что «у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты» , что она «опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни» и «пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою» . Затем, опираясь на материалы германских и австрийских газет, Милюков стал сообщать сведения, порочащие русскую власть, договорившись до того, что изменниками являются представители придворной партии, «которая группируется вокруг молодой Царицы» (т.е. Императрицы Александры Федоровны).

«Приводя свои разговоры с иностранными деятелями, бросая намеки на какие-то "германофильские салоны", которые "из Флоренции перекочевали в Монтре", называя чиновников, приезжающих в Швейцарию, якобы от Штюрмера, П.Н. Милюков умело создавал впечатление, будто ему известно много больше того, что он говорит» , - отмечал историк последнего царствования С.С. Ольденбург, по словам которого, «речь Милюкова слушали с огромным интересом и волнением; слушателям казалось, что перед ними приоткрывается завеса над тайнами закулисной правительственной политики» . Заканчивая свою речь, Милюков несколько раз бросил с кафедры слова: «что это, глупость или измена?» и под крики из зала «Измена!» резюмировал: «Выбирайте любое. Последствия те же» .

Речь Милюкова, вспоминал член Государственного совета П.П. Менделеев, произвела впечатление на всю страну. «По моему мнению, она дала последний толчок революционному движению. Я сам вернулся в этот день из Думы совершенно удрученный. В ушах звучала постоянно повторяемая в речи Милюкова трагическая присказка: "Что это - глупость или измена?" Ведь это спрашивал известный профессор, лидер кадетской партии и Прогрессивного блока! Значит, он располагал действительно бесспорными данными, дававшими ему право с трибуны Государственной думы бросать обвинения, или хотя бы подозрения, в измене, да еще, против кого? Против Русской Царицы! От такого обвинения кружилась голова. Страшно становилось за родину» .

«Есть слова, которые обязывают к действиям , - отмечал в свою очередь близкий к кадетам Корженевский. - Ведь надо же было понимать слова в их настоящем значении. Ведь с трибуны Парламента императрица объявлена изменницей народу, предательницей России, а Дума?» .

Между тем, речь Милюкова была откровенно демагогической, а брошенные им обвинения абсолютно бездоказательными. Социалист В.Л. Бурцев, при полном сочувствии к речи Милюкова, дал ей следующую оценку: «Историческая речь, но она вся построена на лжи» . «...Впоследствии мы узнали, что оно (выступление Милюкова - А.И .) основывалось исключительно на клеветнических статьях вражеских немецких газет! Какое преступное легкомыслие» , - вспоминал П.П. Менделеев. Сам же Милюков, давая впоследствии объяснения, признал, что у него не было никаких данных в пользу тех обвинений, которые он озвучивал, и на деле он сказал не меньше, как тогда казалось слушателем, а много больше, чем знал на самом деле.

Но тогда мало кто тогда хотел устанавливать истину - достаточно было того, что речь Милюкова отвечала настроениям революционизировавшегося общества, ей хотели верить и безоговорочно верили, переписывали и перепечатывали, «дополняли» и «усиливали». Дошло до того, вспоминал жандармский генерал А.И. Спиридович, что даже «монархист Пуришкевич с помощью своего санитарного поезда развозил по фронту целые тюки этой речи» . В итоге «упрощавшая молва в народе и в армии гласила: член Думы Милюков доказал, что царица и Штюрмер предают Россию императору Вильгельму...».

Сам же Милюков, купавшийся в лучах славы, был уверен, что «1 ноября - эра». Правда позже он заверял, что совершенно не рассчитывал на тот эффект, который произвела его речь, и «скорее склонялся к первой альтернативе», но «аудитория своими одобрениями поддерживала вторую». Однако свидетель этого выступления А.Ф. Керенский, выражал уверенность, что вопрос, поставленный Милюковым, был чисто риторический, и ответ армии и народа мог быть только один - измена...

27 февраля 1917 года, когда Петроград был охвачен революционными беспорядками, Милюков был избран членом Временного комитета Государственной думы. 2 марта именно Милюков объявил состав новой революционной власти - Временного правительства, с пафосом ответив на реплику из толпы: «Кто вас выбрал?» - «Нас выбрала русская революция!» В отношении императора и дальнейшей судьбы династии Милюков высказал следующее мнение: «Старый деспот, доведший Россию до полной разрухи, добровольно откажется от престола или будет низложен. Власть перейдет к регенту, великому князю Михаилу Александровичу. Наследником будет Алексей...» . Когда же стало известно, что Император Николай II передал власть не сыну, а своему брату - Великому князю Михаилу Александровичу, Милюков высказался в пользу того, чтобы хотя бы внешне сохранить монархический принцип, поскольку царь является привычным для населения символом власти, но его точка зрения не встретила поддержки - общество стремительно радикализировалось, а кадетская партия, отбросив завяленную ранее приверженность конституционно-монархическому строю, провозгласила себя сторонницей демократической республики.

Став во Временном правительстве министром иностранных дел, Милюков сумел продержаться на этом посту лишь с марта по май 1917-го. Требование Милюковым выполнения Россией своих обязательств перед союзниками по Антанте и, следовательно, за продолжение войны до победного конца, вызвало негодование значительной части общества, уже не видевшего в «войне за интересы союзников» никакого смысла. «Долой Милюкова!», «Милюкова в отставку!», «Долой войну!» - так реагировали солдаты, матросы, рабочие и многие жители столицы на призыв МИДа продолжать военные действия. Вчерашний «национальный герой» превратился в одиозную, ненавистную фигуру...

Продолжив политическую деятельность в качестве партийного лидера, Милюков судорожно искал выход из ситуации, в которой страна оказалась в результате революции. Надежды либералов на превращение России в европейскую демократическую страну рушились на глазах, и страну стремительно уносило влево. Убив веру в царскую власть, российские либералы разрушили в народе веру во власть как таковую и сами стали не нужны обществу спустя всего лишь после 2,5 месяцев пребывания в правительстве.

Милюков поддержал выступление генерала Л.Г. Корнилова, выступал убежденным противником большевиков, в годы Гражданской войны поддерживал Белое движение; вел переговоры с немцами, при помощи которых рассчитывал одолеть большевиков и вернуться к власти (хотя сам, напомним, в 1916 году обвинял царскую власть в «государственной измене» за то, что она, якобы, ведет переговоры с немцами), но все инициативы ждал крах, добиться каких-либо политических успехов ему не удалось.

Оказавшись в эмиграции, Милюков вынужден был признать, что либералы переоценили свои возможности в России, что их идеи оказались не востребованы массами. Отказавшись от вооруженной борьбы с большевизмом и надежд на интервенцию, Милюков разработал «новую тактику», целью которой был союз либералов и социалистов на основе признания республиканского и федеративного порядка в России, уничтожения помещичьего землевладения, развития местного самоуправления. С 1921 по 1940-й год Милюков редактировал выходившую в Париже газету «Последние новости», писал воспоминания. В отличие от многих своих бывших однопартийцев, Милюков, оставаясь принципиальным противником советской власти, выражал поддержку внешней политике Сталина, в частности, приняв сторону СССР во время Зимней войны с Финляндией. В то время, когда большая часть русской эмиграции трактовала эту войну как советскую агрессию и заняла сторону финнов, Милюков заявлял: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию» . Еще до начала Великой Отечественной войны бывший кадетский лидер выражал позицию, что в случае агрессии против СССР долг русских эмигрантов поддержать Родину, а во время войны - стал решительным противником Германии и незадолго до смерти искренне радовался победе советских войск под Сталинградом. Поэт Дон-Аминадо (А.П. Шполянский) вспоминал, как умирающий Милюков, сидя в кресле, рассматривая карту Европы, утыканную флажками, определявшими линию русского фронта, сказал ему: «Глядите, наши наступают с двух сторон, и продвигаются почти безостановочно...» . Глаза политика, по словам очевидца, «светились каким-то особым необычным блеском», когда он с явным удовлетворением повторял: «наш фронт... наша армия... наши войска...» , что в устах старого непримиримого противника большевиков приобретало особый смысл... Скончался П.Н. Милюков во Франции, в Экс-ле-Бен, 31 марта 1943 года и был похоронен на местном кладбище. В 1954 г. прах его был перенесен в Париж, на кладбище Батиньоль.

Талантливому историку, эрудиту и яркому политику - П.Н.Милюкову довелось сыграть в истории русской политики лишь роль разрушителя. Как и многие русские либералы-западники, мечтавшие о превращении России в некое подобие Англии, Франции или Соединенных Штатов, Милюков немало сделал для того, чтобы ненавистное ему царское самодержавие рухнуло, но воплотить свои либерально-демократические идеалы в жизнь он не смог (да и не мог), показав полную неспособность к практической государственной деятельности. Его идеи оказались чисто кабинетными и оторванными от российских нужд и реалий, в чем ему самому вскоре пришлось отчасти убедиться: дорвавшись до чаемой им в феврале 1917-го власти, Милюков под давлением общественного мнения был вынужден оставить ее уже в мае того же года... Его недолгий политический триумф обернулся не славой, а позором России; итогом его политики стало не «торжество общественного прогресса», а крах вековых форм русской государственности и погружение страны в смуту.

Подготовил Андрей Иванов , доктор исторических наук

Милюков Павел Николаевич (1859, Москва - 1943 , Эксле-Бен, Франция) - родился в семье архитектора и преподавателя. Обучаясь в 1-й московской гимназии, проявил незаурядные лингвистические способности и свободно овладел пятью языками. В 1877 поступил на историко-филологический ф-т Московского ун-та. В 1881 был арестован за участие в студенческом движении и исключен, но на следующий год завершил обучение и был оставлен в ун-те на кафедре русской истории под руководством В.О. Ключевского, одновременно преподавая в гимназии и на Высших женских курсах. В 1892 получил степень магистра за диссертацию "Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого", удостоенную премии С.М. Соловьева. В последующие годы вышли в свет его "Очерки по истории русской культуры", "Главные течения русской исторической мысли", "Разложение славянофильства" и др. Полагая, что "существует ряд основных закономерных эволюций разных сторон социальной жизни", Милюков не считал возможным объяснять исторический процесс развитием производства или "духовным началом". Он стремился рассматривать единую историю как ряд взаимосвязанных, но разных историй: политической, военной, культурной и т.д., внеся свой вклад в русскую историографию. В 1895 Милюков был уволен из ун-та за "дурное влияние на молодежь" и административно выслан в Рязань, а через два года - в Болгарию, где ему была предоставлена кафедра истории Софийского ун-та. В 1903 - 1905 путешествовал в Англии, на Балканах, в США, читал лекции, встречался с русскими эмигрантами. В 1905, узнав о революции, приехал в Россию, имея «репутацию начинающего политического деятеля» и одного из немногих «наблюдателей политической жизни и внешней политики демократического государства. А дома происходили события, которые требовали применения этих наблюдений, и требовали именно от меня» ,- писал Милюков («Воспоминания», М.,1991,с.176) . На родине Милюков нашел серьезные разногласия среди общественных сил, по отношению к которым он занял позицию «сохранения личной независимости». Вскоре Милюков стал широко известен как председатель объединенных профессиональных организаций - Союз союзов. Он был одним из организаторов и лидеров конституционно-демократической (кадетской) партии, председателем ее ЦК, редактором газеты "Речь". Милюков полагал, что "единая и неделимая Россия", получив после созыва Учредительного, собрания конституцию, сможет обеспечить гражданам политические права и реформистский, либеральный путь развития, 8-часовой рабочий день, свободу профсоюзов, решение аграрного вопроса путем распределения среди крестьян монастырской, государственной земли и выкупа части помещичьих владений. Могущественное, правовое государство с парламентской монархией - вот что намечалось партией в случае ее выхода на широкую политическую арену. После Февраля Милюков так определяет исходные пункты политики кадетов: партия «не была ни партией «капиталистов», ни партией «помещиков», как ее старалась характеризовать враждебная пропаганда. Она была «надклассовой» партией, не исключающей даже тех надклассовых элементов, которые имелись в социализме. Она отрицала лишь исключительно классовый характер социалистической доктрины и то, что в тогдашнем социализме было антигосударственного и утопического. И в этом отношении ее взгляды поневоле разделялись всей той умеренной частью социализма, которая вместе с нею делала «буржуазную» революцию. Это внутреннее противоречие продолжало существовать на всем протяжении существования Временного правительства. От него были свободны и внутренне последовательны только большевики» («Воспоминания»,с.471). После роспуска I Государственной думы, Милюков был среди подписавших Выборгское воззвание, призывавшее население к гражданскому неповиновению. Будучи избран в III и IV Государственную думу, Милюков стал официальным лидером партии. В 1915 Милюков, видя неспособность правительства успешно вести военные действия, стал инициатором создания "Прогрессивного блока", требовавшего включения своих представителей в правительство для обеспечения победы и проведения либеральных реформ. В 1916 выступил в Думе со знаменитой речью "Глупость или измена?", направленной против окружения монарха и вызвавшей ярость черносотенцев. В февр. 1917, Милюков вошел во Временное правительство в качестве министра иностранных дел; был сторонником сохранения монархии после отречения Николая II. Милюков выступал за продолжение войны "до победного конца". В апреле 1917, после правительственного кризиса, был вынужден уйти в отставку. Активно выступал против большевиков, поддержал мятеж Л.Г. Корнилова. После Октябрьского переворота выехал на Дон, где вошел в состав "Донского гражданского совета". Неудачные действия против Советского правительства заставили Милюкова в 1918 искать содействия в Киеве у германской армии. Несогласие кадетского ЦК с позицией Милюкова привело последнего к сложению с себя обязанностей председателя. Милюков осенью 1918 признал ошибочной свою пронемецкую позицию и приветствовал интервенцию государств Антанты. В 1920 поселился во Франции. Понимая необратимость происшедших событий в России, Милюков считал, что крестьянство станет той силой, которая взорвет большевистский режим изнутри. Отстаивая идею державности, Милюков был готов поддержать любой режим, способствующий воплощению этой идеи в жизнь. Во время советско-финляндской войны он занял сторону СССР, заявив: "Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию". В канун второй мировой войны Милюков утверждал, что "в случае войны эмиграция должна быть безоговорочно на стороне своей родины". Ненавидя фашизм, Милюков мучился судьбой Франции и переживал за Россию. В 1943 писал, что за разрушительной стороной русской революции нельзя не видеть ее творческих достижений в укреплении государственности, экономики, армии, управления, и даже находил, что в народе пробудилось чувство независимости и достоинства. Милюков - автор "Воспоминаний", работ по истории революции России.

Милюков Павел Николаевич (1859-1943), русский политический деятель, лидер партии кадетов, историк. Родился 15 (27) января 1859 в Москве, в семье инспектора и преподавателя Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Учился в 1-й московской гимназии, где обнаружил большие способности в области гуманитарных наук, особенно в изучении языков; в 1877 поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Занимался у профессоров Ф.Ф.Фортунатова, В.Ф.Миллера, М.М.Троицкого, В.И.Герье, П.Г.Виноградова, В.О.Ключевского. Общение с последним определило выбор профессии и научные интересы, связанные с изучением истории Отечества.

С первого курса университета Милюков включился в студенческое движение, примкнул к его умеренному крылу, ратовавшему за университетскую автономию. В 1881 как деятельный участник движения был арестован, затем исключен из университета (с правом восстановления через год). Пропущенное для занятий время провел в Италии, где изучал искусство эпохи Возрождения.

После окончания университета был оставлен на кафедре русской истории, которую возглавлял В.О.Ключевский, для «приготовления к профессорскому званию». Готовясь к магистерскому (кандидатскому) экзамену, читал спецкурсы по историографии, исторической географии, истории колонизации России. Курс по историографии позднее был оформлен в книгу Главные течения русской исторической мысли (1896). Одновременно преподавал в 4-й женской гимназии, в Земледельческом училище, на высших женских курсах.

В 1892 Милюков защитил магистерскую диссертацию по вышедшей в том же году книге Государственное хозяйство России в первой четверти ХVIII столетия и реформа Петра Великого. В предисловии автор писал: историческая наука «ставит на очередь изучение материальной стороны исторического процесса, изучение истории экономической и финансовой, истории социальной, истории учреждений». Диссертация была высоко оценена научной общественностью: автор получил за нее премию имени С.М.Соловьева. Однако предложение присудить сразу докторскую степень не прошло, с протестом выступил В.О.Ключевский, и это на долгие годы охладило отношения между учеником и учителем.

Постепенно Милюков все больше внимания начал уделять просветительской деятельности. Был избран председателем Комиссии по организации домашнего чтения, сотрудничал в Московском комитете грамотности, неоднократно выезжал в провинцию с чтением лекций. В 1894 за цикл прочитанных в Нижнем Новгороде лекций, в которых содержались «намеки на общие чаяния свободы и осуждение самодержавия», Милюкова арестовали, исключили из Московского университета и выслали в Рязань.

Прожитые в ссылке годы были заполнены научной работой. В Рязани Милюков приступил к своему самому значительному исследованию - Очеркам по истории русской культуры (сначала печатались в журнале, в 1896-1903 вышли отдельным изданием в трех выпусках). В первом выпуске изложены «общие понятия» об истории, ее задачах и методах научного познания, определены теоретические подходы автора к анализу исторического материала; здесь же - очерки о населении, экономическом, государственном и социальном строе. Во втором и третьем выпусках рассматривается культура России - роль церкви, веры, школы, различных идеологических течений.

В ссылке Милюков получил приглашение из Софийского высшего училища в Болгарии возглавить кафедру всеобщей истории. Власти разрешили поездку. В Болгарии ученый пробыл два года, читал лекции, изучал болгарский и турецкий языки (всего Милюков знал 18 иностранных языков). Сознательное игнорирование торжественного приема в российском посольстве в Софии по случаю именин Николая II вызвало раздражение в Петербурге. От болгарского правительства потребовали уволить Милюкова. «Безработный» ученый переехал в Турцию, где принял участие в экспедиции Константинопольского археологического института, в раскопках в Македонии.

По возвращении в Петербург за участие в собрании, посвященном памяти П.Л.Лаврова, ученый был вновь арестован и полгода провел в тюрьме. Проживал в окрестностях Петербурга, так как ему было запрещено жить в столице. В этот период Милюков сблизился с либеральной земской средой. Стал одним из основателей журнала «Освобождение» и политической организации российских либералов «Союз освобождения». В 1902-1904 неоднократно выезжал в Англию, затем в США, где читал лекции в Чикагском и Гарвардском университетах, в Бостонском институте имени Лоуэлла. Прочитанный курс был оформлен в книгу Россия и ее кризис (1905).

Первую русскую революцию ученый встретил за границей. В апреле 1905 вернулся в Россию и сразу включился в политическую борьбу. В середине октября Милюков возглавил созданную российскими либералами конституционно-демократическую (кадетскую) партию. Программа партии провозглашала необходимость превращения России в конституционную монархию, народного представительства с законодательными правами, отмены сословных привилегий, установления демократических свобод. Национальная часть программы, отстаивая идею единства российской империи, вместе с тем включала право на свободное культурное самоопределение, за Царством Польским признавалось введение автономного устройства с сеймом, за Финляндией - восстановление прежней конституции.

Хотя Милюков не был избран в состав Государственной думы первых двух созывов, он являлся фактическим руководителем многочисленной фракции кадетов. После избрания в Думу третьего и четвертого созывов стал официальным лидером фракции. В Думе проявил себя, с одной стороны, как поборник политических компромиссов с властью, а с другой - как сторонник буржуазно-демократического развития России. Широкую известность приобрела направленная против Григория Распутина и других «темных сил» у трона думская речь Милюкова «Глупость или измена?».

После Февральской революции Милюков вошел во Временный комитет членов Государственной думы, а затем 2 марта 1917 в качестве министра иностранных дел - в состав Временного правительства во главе с князем Г.Е.Львовым. Внешнеполитический курс лидера кадетов был направлен на единение с союзниками по Антанте и войну с Германией, невзирая ни на какие жертвы (младший сын самого министра добровольцем ушел на фронт и погиб), до победного конца. Нарастание антивоенных настроений в стране заставило Милюков в дни апрельского кризиса подать в отставку. Свою политическую деятельность он продолжал в качестве председателя ЦК кадетской партии. Участвовал в Совещании пяти крупнейших партий (кадетов, радикально-демократической, трудовиков, социал-демократов, эсеров), Временного комитета Государственной думы и исполкомов Совета рабочих и солдатских и Совета крестьянских депутатов, где заявил, что «Советы должны сойти с политической арены, если они не могут творить государственное дело». Поддержал, вместе с другими руководителями кадетской партии, мятеж генерала Л.Г.Корнилова.

Октябрьскую революцию Милюков воспринял враждебно. Все его усилия были направлены на создание единого фронта в борьбе с Советской Россией. Во имя разгрома большевиков лидер кадетов весной 1918 не погнушался даже пойти на союз со вчерашними противниками - немцами. Стал активным участником всех крупных антибольшевистских предприятий: создания Добровольческой армии (программная декларация армии принадлежала его перу), иностранной военной интервенции и т.п. Важной частью политической деятельности Милюкова стало написание Истории второй русской революции (1918-1921).

Осенью 1918 Милюков покинул Россию, выехав сначала в Румынию, затем во Францию и Англию. С 1921 проживал в Париже. Его главным делом стала разработка «новой тактики» борьбы с большевиками. Объединяя «левый» сектор эмиграции в противовес сторонникам вооруженной борьбы с советской властью, Милюков признал отдельные завоевания этой власти (республика, федерация отдельных частей государства, ликвидация помещичьего землевладения), рассчитывал на ее перерождение в рамках новой экономической политики и последующий крах.

Во Франции Милюков стал редактором газеты «Последние новости», объединившей вокруг себя лучшие литературные и публицистические силы русского зарубежья. Был учредителем и председателем Общества русских писателей и журналистов, Клуба русских писателей и ученых, Комитета помощи голодающим в России (1921), одним из организаторов Русского народного университета. Читал лекции в Сорбонне, в Коллеже социальных наук, во Франко-Русском институте. Тогда же Милюков вернулся к научной работе: выпустил двухтомный труд Россия на переломе (1927) о событиях Гражданской войны, подготовил к публикации дополненное и переработанное издание Очерков по истории русской культуры (вышло в 1930-1937) и др.

После нападения фашистской Германии на СССР Милюков внимательно следил за отступлением советской армии. В последней своей статье Правда о большевизме (1942-1943), написанной, вероятно, после получения известия о разгроме немцев под Сталинградом, он открыто заявил о солидарности с русским народом, борющимся с захватчиками.

Умер Милюков в Монпелье (Франция) 31 марта 1943. После окончания войны прах его перезахоронили на Парижском кладбище Батиньоль.



П.Н. Милюков

Милюков Павел Николаевич более известен в современной России как политический деятель либеральной оппозиции, талантливый публицист, лидер Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы, партии кадетов), министр иностранных дел Временного правительства, активный участник Гражданской войны. Но совершенно невозможно оспаривать и тот факт, что этот человек оставил значительный след в истории не только как её действующее лицо. Историк, исследователь, преподаватель Московского университета, он внёс немалый вклад в развитие русской исторической науки конца XIX-начала XX вв., став одним из ярчайших представителей отечественной историографии того времени. Именно П.Н.Милюкову русское общество фактически обязано научным обоснованием правомерности и необходимости государственных реформ в России, проводимых «сверху», но при согласовании с «общественным мнением». На эту «удочку» попалась вся либерально-демократическая и буржуазная интеллигенция, с восторгом принявшая завоевания февраля 1917 года. Но большевики, подобно Петру I, осуществили коренную реформу государственного строя России, без всякой оглядки на «общественное мнение» в лице всё той же буржуазной интеллигенции. В конечном итоге, они искусственно увели страну с её исторического пути, не оставив в ней ни «общества», ни его «мнения», ни самого П.Н.Милюкова.

Семья и ранние годы

Павел Николаевич Милюков родился 15 (27) января 1859 года в Москве. Считалось, что его дед - Павел Алексеевич Милюков - происходил из тверских дворян. В эпоху царя Алексея Михайловича кому-то из его предков даровали жалованную грамоту, впрочем, документального подтверждения его дворянского происхождения не было. Отправившись в Сибирь на поиски золота, дед потерпел неудачу и совершенно разорился. Отец будущего политика - Николай Павлович Милюков - выпускник Академии художеств, архитектор по специальности. Он много преподавал, служил инспектором двух художественных училищ в Москве, работал оценщиком в банке, некоторое время занимал должность городского архитектора. Атмосфера в семье была далека от благополучия из-за сложных отношений родителей. Мать гордилась принадлежностью к дворянскому роду Султановых, неизменно подчеркивая, что её брак с Н. П. Милюковым (это было ее второе замужество) - мезальянс. В семье постоянно вспыхивали ссоры, детьми никто всерьез не занимался. П.Н. Милюков позднее вспоминал: «Отец, занятый своими делами, вообще не обращал внимания на детей и не занимался нашим воспитанием. Руководила нами мать…»

Павел был старшим из двух родившихся в браке детей. С ранних лет у него возник устойчивый интерес к поэзии и музыке. Он рано начал писать стихи: вначале это были подражания Никитину, Пушкину, позднее - свои оригинальные произведения. Любовь к музыке П. Н. Милюков пронес через всю жизнь: у него был абсолютный музыкальный слух, он прекрасно играл на скрипке.

Образование будущий историк получил в 1-й Московской гимназии, расположенной на Сивцевом Вражке. По окончании гимназии, летом 1877 года, вместе с П.Д. Долгоруковым П.Н. Милюков добровольцем участвовал в Русско-турецкой войне 1877 - 1878 годов в качестве казначея войскового хозяйства, а затем уполномоченного московского санитарного отряда в Закавказье.

В 1877 году он стал студентом историко-филологического факультета Московского университета. Сначала молодого человека привлекло такое новое направление науки, как лингвистика и сравнительное языкознание. «История, - вспоминал П. Н. Милюков, - меня заинтересовала не сразу», т.к. первые преподаватели по всеобщей и русской истории - В. И. Герье и Попов не стимулировали интереса к предмету и не оставили хороших впечатлений. Все изменилось, когда в университете появились В. О. Ключевский и П. Г. Виноградов, настоящие, по словам П. Н. Милюкова, светила учёности и таланта. П. Г. Виноградов импонировал студентам серьёзной работой над историческими источниками. «Только у Виноградова мы поняли, что значит настоящая научная работа и до некоторой степени ей научились», - писал П. Н. Милюков. «В. О. Ключевский, - по словам П. Н. Милюкова, - подавлял студентов своим талантом и научной проницательностью: проницательность его была изумительна, но источник её был не всем доступен.»

В 1879 году, после смерти отца, семья Милюковых оказалась на грани разорения. Чтобы обеспечить достойное существование матери (младший брат Алексей к тому времени с семьёй не жил), студент вынужден был давать частные уроки.

Кроме того, период учёбы П. Н. Милюкова в университете отмечен особенно сильным всплеском студенческого движения. 1 апреля 1881 года Милюков был арестован за присутствие на студенческой сходке. Итогом стало исключение из университета, правда, с правом поступления через год.

Перерыв в учёбе был использован П. Н. Милюковым для изучения греко-римской культуры в Италии. После окончания университета П. Н. Милюков был оставлен на кафедре В. О. Ключевского. Параллельно он преподавал в 4-ой женской гимназии (с 1883 по 1894 годы), давал уроки в частной женской школе и в Земледельческом училище. Успешно сдав магистерские экзамены и прочитав две пробные лекции, П. Н. Милюков стал в 1886 году приват-доцентом Московского университета, что значительно изменило его социальное положение и круг знакомств. Он стал членом многих московских исторических обществ: Московского археологического общества, Общества естествознания, географии и археологии. В университете историк читал спецкурсы по историографии, исторической географии и истории колонизации России.

Магистерская диссертация П.Н.Милюкова

Шесть лет (с 1886 по 1892 годы) П. Н. Милюков готовил свою магистерскую диссертацию «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого».

К моменту защиты диссертация была издана в виде монографии, а у молодого учёного уже было громкое имя в научном мире. Милюков активно публиковал свои статьи в известных исторических и литературных журналах «Русская мысль», «Русская Старина», «Исторический вестник», «Историческое обозрение», «Русский архив» и др., участвовал в английском журнале «Атенеум», где помещал ежегодные обзоры русской литературы. В 1885 году его избрали членом-корреспондентом, а в 1890 году - действительным членом Императорского Московского археологического общества.

Оппонентами на защите выступали В.О. Ключевский и В.Е.Якушкин, который заменил отказавшегося по болезни И.И. Янжула.

Диссертация принесла П.Н.Милюкову поистине всероссийскую известность. Оригинальность этой работы заключалась в том, что исследователь, признавая вслед за С.М. Соловьёвым и в определённой степени В.О. Ключевским «органичность» преобразований начала XVIII века с предыдущим развитием России, отмечал их искусственность, а саму необходимость преобразований Петра I считал сомнительной. «Своевременными» они были лишь в смысле внешней обусловленности: благоприятная внешнеполитическая обстановка побуждала Россию к войне, следствием которой стали реформы. Внутренняя обусловленность петровских реформ, по Милюкову, отсутствовала вовсе:

Милюков первым в истории отечественной историографии высказал мысль о том, что реформы Петра I были процессом спонтанным и совершенно неподготовленным. Они дали куда меньший результат, чем могли бы, потому что шли вразрез с мнением и пожеланиями общества. Более того, по Милюкову, Пётр I не только не осознавал себя реформатором, но фактически таковым не являлся. Личную роль царя Милюков считал наименее важным фактором проведения преобразований:

Вывод об ограниченности влияния Петра I на выработку и сам ход реформы явился одним из основополагающих тезисов диссертации Милюкова. Несмотря на уже имевшиеся в научной литературе критические замечания о роли царя-реформатора (в частности, в работах Н.К. Михайловского и А. С. Лаппо-Данилевского), именно у Милюкова этот вывод был сформулирован в наиболее категоричной форме и с его именем вошёл в последующую литературу.

Высокие научные достоинства работы, масштабность и полнота изученного материала, аргументированные и строго доказанные выводы, новизна исследования вызвали массу положительных реакций на диссертацию среди научной общественности и профессуры Московского университета. Было даже внесено предложение о присвоении П.Н. Милюкову сразу докторской степени. Скорее всего, учёный именно на это и рассчитывал, представив в качестве диссертационного исследования крайне спорную, но оригинальную работу. Однако категорически против выступил его учитель В.О. Ключевский, который и склонил на свою сторону Учёный совет.

В своих воспоминаниях Милюков отмечал, что на все настояния других профессоров о том, что работа выдающаяся, Ключевский неумолимо твердил: «Пусть напишет другую, наука от этого только выиграет».

Большинство исследователей объясняют позицию Ключевского личной обидой на амбициозного Милюкова. Тот отверг ранее предложенную ему учителем тему магистерской диссертации и, взяв в качестве объекта исследования реформы Петра I, демонстративно устранился от его научного руководства. Ключевский так и не смог смириться с быстрым успехом самовольного ученика, что навсегда испортило их отношения.

Работа о Петре I принесла Милюкову громкую славу и авторитет. Практически все научные и общественно-политические журналы поместили на своих страницах отклики на его книгу. За своё исследование П.Н. Милюков был удостоен премии имени С.М. Соловьёва.

Однако, обида и «чувство оскорбления», которое, по его словам, осталось у него от защиты, задели самолюбие молодого учёного. Милюков дал себе слово, которое впоследствии сдержал: никогда не писать и не защищать докторскую диссертацию. В связи с этим он отказался от предложения С.Ф. Платонова выдвинуть на соискание докторской степени другую свою работу – «Спорные вопросы финансовой истории Московского государства» и защитить её в Санкт-Петербургском университете. Эта работа была рецензией, которую Милюков, по ходатайству того же С.Ф. Платонова, написал на книгу А.С Лаппо-Данилевского «Организация прямого обложения в Московском государстве со времени смуты до эпохи преобразований»(СПб, 1890).

В конце 1880-х годов произошли перемены в личной жизни П.Н. Милюкова: он женился на Анне Сергеевной Смирновой, дочери ректора Троице-Сергиевой академии С.К. Смирнова, с которой познакомился в доме В.О. Ключевского. Подобно своему мужу, всю жизнь увлекавшемуся игрой на скрипке, Анна Сергеевна любила музыку: по отзывам окружающих, она была талантливой пианисткой. Покинув вопреки воле родителей семью, Анна проживала в частном пансионе (основным источником её существования были уроки фортепиано) и посещала женские курсы всеобщей истории профессора В. И. Герье, на которых преподавал В.О. Ключевский. Анна стала верной спутницей Милюкова, была активисткой движения за эмансипацию женщин, принимала деятельное участие в жизни кадетской партии. Вместе они оставались ровно полстолетия - вплоть до её кончины в 1935 году в Париже. В семье Милюковых родилось трое детей: в 1889 году - сын Николай, в 1895 году - сын Сергей, младшим ребёнком была единственная дочь Наталья.

«Политическая неблагонадёжность» и ссылка П.Н.Милюкова

Признание в учёном мире, премии и широкая известность, обрушившаяся на Милюкова после выхода его работ, несомненно, были наградой за его напряжённый труд, но они лишь тешили честолюбие историка. Его дальнейшая карьера в стенах Московского университета представлялась весьма проблематичной. По университетскому уставу 1884 года штатными сотрудниками университета с соответствующим окладом могли быть только профессора, а получить это звание без докторской степени было нельзя. Оставалась возможность добиваться включения в штат в качестве доцента, но такой вариант наткнулся на сопротивление В.О. Ключевского, занимавшего в то время место проректора университета. Университетская карьера, с сожалением отмечал Милюков, «была для меня закрыта раньше, чем закрыло её правительство».

В связи с этим нельзя не согласиться с мнением некоторых последующих исследователей, считавших, что явлением политика Милюкова, едва не приведшего страну на грань национальной и политической катастрофы, Россия обязана, как ни странно, великому историку В.О.Ключевскому. В частности, Н.Г. Думова в своей книге «Либерал в России: трагедия несовместимости» рассматривает 1892-1893 годы как поворотный пункт в биографии П.Н. Милюкова. Конфликт с Ключевским привёл к тому, что историка фактически начинают вытеснять из университета: его не включают в состав штатных преподавателей; проректор своей властью не даёт читать основной курс лекций на факультете; успешная защита докторской диссертации в таких условиях тоже становится невозможной.

Шаткое общественное и финансовое положение заставляет П.Н. Милюкова искать новые области, где он смог бы полнее реализовать свой потенциал. Хотя в этот период Милюков продолжает активно заниматься историческими исследованиями, принимает участие в деятельности научных обществ, публикуется в журналах, к этим его занятиям всё больше и больше примешивается общественная, а затем и политическая деятельность.

Для развития самообразования учителей в провинции Московское археологическое общество организовало лекционное бюро. Входившие в него профессора должны были ездить по стране и читать общеобразовательные лекции. В качестве такого лектора П.Н. Милюков выступил в Нижнем Новгороде, где прочитал ряд лекций о русском освободительном движении XVIII-XIX вв. В них он проследил развитие русского освободительного движения, начиная с момента его зарождения в эпоху Екатерины II и заканчивая современным ему положением дел. Либеральная направленность лекций, в которых он, по его собственным словам, «не мог не отразить... так или иначе этого общего приподнятого настроения», связанного с ожиданиями общества от воцарения Николая II, вызвала громадный интерес собравшейся публики.

На примерах эпохи Екатерины II Милюков пытался донести до слушателей необходимость развития диалога между обществом и властью, воспитания гражданственности и создания общественных институтов в России.

Прочитанные лекции вызвали недовольство властей, которые увидели в них крамолу и вредное влияние на молодёжь. Министерство внутренних дел возбудило против Милюкова следствие. Распоряжением департамента полиции от 18 февраля 1895 года он был отстранён от любой педагогической деятельности вследствие «крайней политической неблагонадёжности». По министерству народного просвещения был издан приказ об увольнении историка из Московского университета с запрещением где бы то ни было преподавать. До окончания следствия П.Н. Милюков был выслан из Москвы. Местом ссылки он выбрал Рязань - самый близкий к Москве губернский город, в котором не было университета (таково было условие властей).

В Рязани Милюков участвовал в археологических раскопках, писал статьи и фельетоны в «Русских ведомостях», активно сотрудничал в энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, работал над созданием своего основного фундаментального труда «Очерки по истории русской культуры».

Первое издание «Очерков» вышло в 1896-1903 годах в трёх выпусках и четырёх книгах. В России до 1917 года вышло в свет 7 изданий «Очерков». Находясь уже в эмиграции, Милюков издал новое, переработанное издание книги. В нём была учтена опубликованная литература по различным областям знаний и те изменения, которые автор счёл нужным внести в свою концепцию исторического развития России. Новое издание вышло в Париже в 1930-1937 годы, и было юбилейным, посвящённым 40-летию со дня выхода первого издания.

В начале 1897 года Милюкову пришло приглашение из Софийского Высшего училища в Болгарии с предложением после смерти М. П. Драгоманова возглавить кафедру всеобщей истории. Власти разрешили поездку. В Болгарии ученый пробыл два года, читал курсы по всеобщей истории, по древностям археологии и по истории философско-исторических систем, изучал болгарский и турецкий языки (всего Милюков знал 18 иностранных языков). Сознательное игнорирование торжественного приёма в российском посольстве в Софии по случаю именин Николая II вызвало раздражение в Петербурге. От болгарского правительства потребовали уволить Милюкова. «Безработный» учёный переехал в Турцию, где принял участие в экспедиции Константинопольского археологического института, в раскопках в Македонии.

В ноябре 1898 года, по окончанию двухлетнего срока надзора, Милюкову было разрешено проживать в Санкт-Петербурге.

В 1901 году за участие в собрании в Горном институте, посвященному памяти П. Лаврова, П. Н. Милюков был вновь арестован и посажен в тюрьму «Кресты». После полугодового нахождения в ней, он поселился на станции Удельной под Петербургом.

В этот период Милюков сблизился с либеральной земской средой. Стал одним из основателей журнала «Освобождение» и политической организации российских либералов «Союз освобождения». В 1902-1904 годах неоднократно выезжал в Англию, затем в США, где читал лекции в Чикагском и Гарвардском университетах, в Бостонском институте имени Лоуэлла. Прочитанный курс был оформлен в книгу «Россия и её кризис» (1905 год).

Собственно, на этом биография П.Н. Милюкова как историка и учёного может быть закончена. Революционные события 1905-1907 годов окончательно сделали «отлучённого» от преподавания приват-доцента оппозиционным политиком и публицистом, который всерьёз полагал, что общество можно «подготовить» к конституционным преобразованиям.

П.Н. Милюков - политик

С лета 1905 года бывший историк становится одним из создателей и неоспоримым лидером партии конституционных демократов. Он же является издателем и редактором органов кадетской печати, бессменным руководителем кадетской фракции во всех 4-х Думах.

Милюков, как известно, не смог избраться ни в Первую Государственную думу, ни во Вторую. Сказалось противодействие со стороны властей, хотя формальным предлогом для отстранения от участия в выборах стало несоответствие требованиям квартирного ценза. Тем не менее, Павел Николаевич выступал в качестве фактического руководителя думской фракции кадетов. Говорили, что Милюков, ежедневно посещавший Таврический дворец, «дирижирует Думой из буфета»!

Заветная мечта Милюкова о парламентской деятельности осуществилась осенью 1907 года - он был избран в III Думу. Лидер партии кадетов, возглавив её парламентскую фракцию, стал ещё более влиятельной и заметной фигурой. Шутили, что Милюков - идеальный парламентарий, он создан как по заказу специально для Британского парламента и Британской энциклопедии. В III Думе кадетская фракция оказалась в меньшинстве, но её лидер П.Н. Милюков стал наиболее активным оратором и главным экспертом по внешнеполитическим вопросам. Этими вопросами он занимался и в IV Думе, а также выступал по различным проблемам от имени фракции.

На проходившем 23 - 25 марта 1914 года съезде Конституционно-демократической партии П.Н. Милюковым была предложена тактика «изоляции правительства», получившая поддержку большинства делегатов. Это означало узаконение открытой конфронтации кадетов с властью, что получило отражение в резких по форме выступлениях представителей партии в Думе и в периодической печати.

Первая мировая война сначала внесла коррективы в тактику кадетов. П.Н. Милюков стал сторонником идеи о прекращении внутриполитической борьбы до победы, ради которой оппозиционные силы должны поддержать правительство. Он рассматривал войну как возможность усилить внешнеполитическое влияние государства, связанное с укреплением позиций на Балканах и включением в состав Российской империи проливов Босфор и Дарданеллы, за что получил красноречивое прозвище «Милюков-Дарданелльский».

Но «священное единение» с правительством продолжалось недолго: экономический кризис в стране, поражения армии и внутриполитическая нестабильность привели к тому, что в Думе начала формироваться сильная оппозиция правительству, в августе 1915 года объединившаяся в Прогрессивный блок. П.Н. Милюков был организатором и одним из лидеров блока, считавшим, что Россия сможет победить в войне только при замене существующего правительства министерством, пользующимся доверием страны.

В конце 1915 года П.Н. Милюков пережил глубокую личную трагедию: во время отступления от Бреста был убит его второй сын Сергей, ушедший на войну добровольцем.

1916 год – пик деятельности Прогрессивного блока. В этом году во главе русского правительства оказался Б.В. Штюрмер, сосредоточивший в своих руках три ключевые должности Кабинета министров, ставленник императрицы Александры Фёдоровны и Г.Е. Распутина. Закономерно, что отставка Б.В. Штюрмера стала одной из главных задач блока. Важным шагом к ее осуществлению стала знаменитая думская речь П.Н. Милюкова от 1 ноября 1916 года, получившая в историографии условное название «Глупость или измена?» на основе повторявшегося в ней рефрена. Построив свою речь на неизвестных в России сведениях, собранных им во время поездки за границу летом - осенью 1916 года, П.Н. Милюков использовал их как доказательства недееспособности и злонамеренности Б.В. Штюрмера, упомянув в связи с этим даже имя императрицы Александры Фёдоровны. Речь, обличающая царицу, стала очень популярной в стране, из-за чего в среде эмигрантов, уже в 1920-е годы, она часто воспринималась как «штурмовой сигнал» к революции.

О политической одержимости Милюкова свидетельствуют и малоизвестные слова, произнесённые им на завтраке у британского посла Джорджа Бьюкенена незадолго до Февральской революции. Бьюкенен поинтересовался, почему парламентская оппозиция в разгар тяжёлой войны так агрессивна по отношению к своему правительству? Россия, с точки зрения дипломата, за десять лет приобрела законодательную Думу, свободу политических партий и печати. Не стоило ли оппозиции умерить критику и подождать реализации своих пожеланий ещё «какие-нибудь десять лет»? Милюков с пафосом воскликнул: «Сэр, русские либералы не могут ждать десять лет!» Бьюкенен в ответ усмехнулся: «Моя страна ждала сотни лет…»

После Февральской революции П.Н. Милюков принимал участие в формировании Временного правительства, в состав которого вошёл как министр иностранных дел. После отречения Николая II пытался добиться сохранения в России монархии до созыва Учредительного собрания.

На министерском посту начался закат политической карьеры П.Н. Милюкова: война была непопулярна в народе, а он 18 апреля 1917 года отправил союзникам ноту, в которой изложил свою внешнеполитическую доктрину: война до победного конца. В этом проявился главный недостаток П.Н. Милюкова-политика, стоивший ему карьеры: будучи убеждён в правоте своих взглядов и твёрдо уверен в необходимости осуществления программных установок своей партии, он невозмутимо шёл к поставленным целям, не обращая внимания на внешние влияния, на реальную обстановку в стране, на умонастроения населения. Проявление недовольства и демонстрации в столице после ноты П.Н. Милюкова вызвали отставку министра 2 мая 1917 года.

Летом - осенью 1917 года П.Н. Милюков участвовал в политической жизни России как председатель ЦК Конституционно-демократической партии, член постоянного бюро Государственного совещания и Предпарламента. В августе 1917 года он поддержал предложения генерала Л.Г. Корнилова, тогда же активно выступал с призывами к русской общественности о необходимости борьбы с большевизмом.

Большевистский переворот П.Н. Милюков не принял и стал использовать все свое влияние для борьбы с советским режимом. Он выступал за вооруженную борьбу, для которой стремился создать единый фронт. В ноябре 1917 года Милюков участвовал в совещании представителей Антанты о борьбе с большевизмом. Отправившись в Новочеркасск, он присоединился к добровольческой военной организации генерала М.В. Алексеева. В январе 1918 года входил в состав «Донского гражданского совета». Когда Алексеев в феврале 1918 года попросил Милюкова ознакомиться с проектом так называемой «Политической программы генерала Корнилова», Милюков выразил несогласие с тем, что проект создан без консультаций с политическими партиями. Отклонил он и попытку Корнилова единолично создать правительство. Милюков считал, что публикация программы лишит добровольческое движение поддержки широких слоёв населения. В конечном итоге, лидеры Добровольческой армии, всё ещё неравнодушные к замечаниям либеральных политиков, так и не приняли никакой программы. Вместе с мальчишками-юнкерами и вчерашними студентами они ушли погибать в кубанские степи. А П.Н. Милюков, как и подобает «гиганту мысли и отцу русской демократии», перебрался с негостеприимного Дона в Киев, где от имени конференции кадетской партии начал переговоры с германским командованием о необходимости финансирования антибольшевистского движения. Убеждённый сторонник Антанты в этот момент видел в германских оккупантах единственную реальную силу, способную противостоять большевикам. Кадетский ЦК осудил его политику, и Милюков сложил с себя обязанности председателя ЦК. В конце октября признал свою политику по отношению к немецкой армии ошибочной. Приветствовал военную интервенцию государств Антанты.

В это же время П.Н. Милюков возобновил свою деятельность в качестве историка: в 1918 году в Киеве готовилась к печати «История второй русской революции», изданная в 1921-23 годах в Софии.

Эмигрант

В ноябре 1918 года П.Н. Милюков выехал в Западную Европу, чтобы добиться от союзников поддержки антибольшевистских сил. Некоторое время жил в Англии, где редактировал еженедельник «The New Russia», выпускавшийся на английском языке русским эмигрантским Освободительным комитетом. Выступал в печати и публицистике от имени Белого движения. В 1920 году опубликовал в Лондоне книгу «Большевизм: международная опасность». Однако поражения белых армий на фронте и безразличная политика союзников, не сумевшая обеспечить Белому движению достаточной материальной поддержки, изменили его взгляды на способы избавления России от большевизма. После эвакуации войск генерала П.Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920 года Милюков заявил, что «Россия не может быть освобождена вопреки воле народа».

В эти же годы он получил из Советской России трагическое известие о смерти от дизентерии дочери Натальи.

В 1920 году П.Н. Милюков переехал в Париж, где возглавил Союз русских писателей и журналистов в Париже и совет профессоров во Франко-русском институте.

Подводя итоги антибольшевистской борьбы в 1917 – 1920 годов, он разработал «новую тактику», с тезисами которой выступил в мае 1920 года на заседании Парижского комитета кадетов. «Новая тактика» в отношении Советской России, направленная на внутреннее преодоление большевизма, отвергала как продолжение вооруженной борьбы внутри России, так и иностранную интервенцию. Вместо этого предусматривалось признание республиканского и федеративного порядка в России, уничтожения помещичьего землевладения, развития местного самоуправления. П.Н. Милюков считал необходимым совместно с социалистами выработать широкий план в земельном и национальном вопросах, в сфере государственного строительства. Ожидалось, что эта платформа получит поддержку демократических сил внутри России и вдохновит их на борьбу против большевистской власти.

Перемена мировоззрения поставила П.Н. Милюкова в оппозицию к большей части русской эмиграции и сделала врагами многих кадетов, бывших его единомышленниками в России. В июне 1921 года он вышел из партии и вместе с М.М. Винавером, образовав Парижскую демократическую группу Партии народной свободы (в 1924 году была преобразована в «Республиканско-демократическое объединение»).

Монархистами, справедливо обвинявшими П.Н. Милюкова в развязывании революции в России и во всех её последствиях, было предпринято несколько попыток покушения на него. В Париже, городе с относительно либерально настроенной эмигрантской колонией, бывшему политику приходилось жить на «полуконспиративной» квартире и скрываться, опасаясь нападений. 28 марта 1922 года в здании Берлинской филармонии в П.Н. Милюкова стреляли, но В.Д. Набоков, известный кадет, отец писателя В.Набокова, закрыл собой бывшего лидера партии, в результате чего сам был убит.

В эмиграции П.Н. Милюков много писал и издавался: вышли его публицистические труды «Россия на переломе», «Эмиграция на перепутье», были начаты «Воспоминания», так и оставшиеся незавершёнными. Милюков писал статьи о России для Британской энциклопедии, сотрудничал в других изданиях, выступал с лекциями об истории России во многих странах, в том числе и в Соединенных Штатах Америки, куда он ездил по приглашению американской ассоциации Lowell Institute.

С 27 апреля 1921 года по 11 июня 1940 года П.Н. Милюков редактировал выходившую в Париже газету «Последние новости». В ней много места уделялось новостям из Советской России. Начиная с 1921 года, П.Н. Милюков тешил себя тем, что находил в России «признаки возрождения и демократизации», которые, по его мнению, шли вопреки политике советского правительства. В 1930-е годы он стал положительно оценивать внешнюю политику Сталина за её имперский характер, одобрял войну с Финляндией, рассуждая: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию».

В течение 20 лет возглавляемые Милюковым «Последние новости» играли руководящую роль в жизни эмиграции, объединяли вокруг себя лучшие литературные и публицистические силы русского зарубежья. Достаточно назвать имена тех, чьи произведения регулярно появлялись на страницах газеты: И. А. Бунин, М. И. Цветаева, В. В. Набоков (Сирин), М. А. Алданов, Саша Черный, В. Ф. Ходасевич, К. Д. Бальмонт, А. М. Ремизов, Н. А. Тэффи, Б. К. Зайцев, H. H. Берберова, Дон Аминадо, А. Н. Бенуа и многие, многие другие. Либеральные «Последние новости» вели ожесточённую полемику с ультраправой эмигрантской газетой «Возрождение», возглавлявшейся бывшим соратником Милюкова по «Союзу освобождения» и кадетской партии – П. Б. Струве.

Прежние единомышленники, и раньше вступавшие в ожесточенные споры между собой, стали в эмиграции непримиримыми врагами. Споры между двумя газетами шли по всем политическим вопросам, и прежде всего, по самому болезненному - кто виноват в том, что произошло с Россией? Их нескончаемые пререкания на эту тему стали привычным явлением эмигрантской жизни. В занимавшем нейтральную позицию журнале «Иллюстрированная Россия» была помещена такая сатирическая картинка: две собаки грызутся, вырывая друг у друга обглоданную кость. Эмигрант, глядя на них, спохватывается: - Ах, забыл купить «Новости» и «Возрождение»!

В условиях Второй мировой войны П.Н. Милюков безоговорочно был на стороне СССР, рассматривая Германию как агрессора. Он искренне радовался Сталинградской победе, оценивая её как перелом в пользу СССР.

П.Н. Милюков умер в Экс-ле-Бен 31 марта 1943 года в возрасте 84 лет, был похоронен на временном участке местного кладбища. Вскоре после окончания войны единственный из оставшихся в живых детей П.Н. Милюкова, старший сын Николай, перевёз гроб отца в Париж, в семейный склеп на кладбище Батильон, где ранее была похоронена А.С. Милюкова.

Оценки личности П.Н.Милюкова

Надо сказать, что отношение современников к Милюкову на протяжении всей его жизни оставалось сложным и противоречивым, а оценки его личности - зачастую полярно противоположными. В мемуарной литературе практически невозможно найти беспристрастные, не окрашенные личным отношением суждения об этом неординарном человеке. У него всегда было множество врагов и в то же время немало друзей. Иногда друзья становились врагами, но бывало - правда, редко - и наоборот.

Умение гибко лавировать между политическими крайностями, стремление к поискам взаимоприемлемых решений (те черты, за которые противники справа и слева обычно клеймили «трусливый либерализм») уживались в Милюкове с незаурядным личным мужеством, многократно проявленным им в решительные моменты жизни. Как свидетельствовал близко знавший Павла Николаевича (и достаточно критически относившийся к нему) князь В. А. Оболенский, у него совершенно отсутствовал «рефлекс страха».

В его характере сочетались самые противоречивые черты. Большое политическое честолюбие и полное равнодушие к оскорблениям противников (друзьям он говорил: «Меня оплёвывают изо дня в день, а я не обращаю никакого внимания»). Сдержанность, холодность, даже некоторая чопорность и истинный, непоказной демократизм в обращении с людьми любого ранга, любого положения. Железное упорство в отстаивании своих взглядов и резкие, головокружительные, совершенно непредсказуемые повороты в политической позиции. Приверженность демократическим идеалам, общечеловеческим ценностям и непоколебимая преданность идее укрепления и расширения Российской империи. Умный, проницательный политик - и в то же время, по укрепившемуся за ним прозвищу, «бог бестактности».

Милюков никогда не придавал значения бытовому комфорту, одевался чисто, но предельно просто: притчей во языцех был его поношенный костюм и целлулоидовый воротничок.

В Париже он жил в старом «заброшенном доме, где почти все его комнаты были сплошь заставлены полками с книгами», составлявшими огромную библиотеку, превышавшую десять тысяч томов, не считая многочисленных комплектов газет на разных языках.

О работоспособности Милюкова ходили легенды. За день Павел Николаевич успевал сделать огромное количество дел, всю жизнь ежедневно писал серьезные аналитические статьи, работал над книгами (составленный в 1930 году библиографический перечень его научных трудов составил 38 машинописных страниц). Вместе с тем он уделял много времени редакторской, думской и партийной деятельности. А по вечерам поспевал ещё на разного рода развлечения: был завсегдатаем балов, благотворительных вечеров, театральных премьер, вернисажей. До преклонного возраста оставался большим дамским угодником и пользовался успехом, как вспоминал один из близких к нему людей - Д. И. Мейснер.

В 1935 году, после смерти своей супруги А.С. Милюковой, П.Н. Милюков в 76 лет женился на Нине (Антонине) Васильевне Лавровой, с которой познакомился ещё в 1908 году и много лет поддерживал самые близкие отношения. Нина Васильевна была много моложе супруга. Повинуясь её вкусам, Милюков согласился переехать на новую квартиру на бульваре Монпарнас, где впервые в жизни по-другому, «по-буржуазному» оформил свой антураж. Впрочем, сам он, как и прежде, оставался вне всех внешних условностей. По воспоминаниям современников, престарелый историк чувствовал себя чужим в этой квартире, почти никогда не обедал в столовой, предпочитая перекусывать в кабинете, прямо за рабочим столом. Когда во время немецкой оккупации парижская квартира Милюковых была ограблена, более всего Павел Николаевич переживал из-за пропажи своей библиотеки и некоторых рукописей – самого дорогого, что осталось в его жизни.

Историческое наследие П.Н.Милюкова

Взгляды П. Н. Милюкова на историю России были сформулированы в ряде работ сугубо исторического характера: «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого»; «Главные течения русской исторической мысли» - крупнейшее отечественное историографическое исследование конца XIX века; «Очерки по истории русской культуры», «Юридическая школа в русской историографии (Соловьев, Кавелин, Чичерин, Сергеевич)». Его исторические взгляды также нашли отражение и в публицистике: «Год борьбы: Публицистическая хроника»; «Вторая Дума»; «История второй русской революции»; «Россия на переломе»; «Большевистский перелом русской революции»; «Республика или монархия» и др.

Несмотря на широкую известность и популярность, Милюков как историк до революции фактически не изучался. Важные критические оценки его взглядов были даны лишь Н. П. Павловым-Сильванским и Б. И. Сыромятниковым. Остальному научному сообществу претило увлечение его недавнего члена политикой, а потому П.Н.Милюкова всерьёз как историка уже не воспринимали.

В советское время научная концепция П.Н.Милюкова также рассматривалась сквозь призму его политических взглядов. Эта традиция оставалась почти неизменной в советской литературе с 1920-х по середину 1980-х годов. Согласно точке зрения А. Л. Шапиро и А. М. Сахарова, Милюков стоял на принципах позитивизма и принадлежал к школе неогосударственников. Они называют его самым тенденциозным историком начала ХХ века, умело подчинившим исторический материал аргументации политических позиций российской буржуазии.

Лишь в начале 1980-х годов авторы стали освобождаться от идеологических стандартов в отношении историка. Впервые появляется интерес к историографическому творчеству П. Н. Милюкова. В этот период И. Д. Ковальченко и А. Е. Шикло высказали точку зрения на методологические взгляды П. Н. Милюкова и определили их как типично неокантианские. Было признано, что, научившись кое-чему у исторического материализма, П. Н. Милюков остался на идеалистических позициях и попытался использовать свою теоретическую вооружённость для опровержения марксистской исторической концепции.

Наиболее подробное изучение исторической концепции П.Н.Милюкова началось в 1990-ые годы, когда одним из главных объектов изучения отечественных историков стало наследие Русского Зарубежья.

В связи со 140-летием со дня рождения Милюкова в Москве в мае 1999 года состоялась международная научная конференция, посвящённая памяти историка, результатом которой стал фундаментальный труд «П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат». (М., 2000). В нём подведены итоги изучения философских, исторических и социокультурных основ мировоззрения Милюкова, показан его вклад в отечественную историческую науку, в разработку доктрины и идеологии, программы и тактики либерализма нового типа.

С этого времени исследование исторического творчества Милюкова начинает приобретать объективность и всесторонность. И все же с горечью можно констатировать, что в среде отечественных историков главный труд П.Н.Милюкова «Очерки по истории русской культуры» и сегодня остаётся не осмысленным (перефразируя Г.В. Плеханова - остаётся любимой, непрочитанной книгой всё ещё что-то читающей русской публики).

«Очерки по истории русской культуры» и историческая концепция П.Н.Милюкова

Сегодня мы имеем все основания утверждать, что историческая концепция Милюкова развивалась на основе, во взаимодействии и в противоречии с различными теоретико-методологическими и научно-историческими теориями как отечественной, так и зарубежной науки. Источники воздействия на исторические построения Милюкова были разнообразны, а в его теоретико-методологических взглядах преломилась сложная историографическая ситуация конца XIX-начала XX века, когда столкнулись три основные методологические системы - позитивизм, неокантианство и марксизм.

Концепция истории России Милюкова складывалась постепенно. Начальный этап её формирования приходится на середину 1880- начало 90-х годов XIX века, когда историк пишет магистерскую диссертацию «Государственное хозяйство России в эпоху преобразований Петра I». В первых работах Милюкова просматриваются чисто позитивистские позиции; велико влияние государственной (юридической) историографической школы С.М.Соловьёва и взглядов В.О.Ключевского.

Дальнейшее развитие концепции Милюкова изложено в «Очерках по истории русской культуры» и ряде его историко-публицистических работ.

В первом выпуске «Очерков» Милюковым изложены «общие понятия» об истории, её задачах и методах научного познания, определены теоретические подходы автора к анализу исторического материала, содержатся очерки о населении, экономическом, государственном и социальном строе. Во втором и третьем выпусках рассматривается культура России - роль церкви, веры, школы, различных идеологических течений.

П. Н. Милюков указывал на существование различных направлений в понимании предмета истории. На смену истории, заполненной рассказами - повествованиями о героях и вождях событий (прагматической, политической), пришла история, главной задачей которой является изучение жизни народных масс, т.е. история внутренняя (бытовая или культурная). Таким образом, считал П. Н. Милюков, «история перестанет быть предметом простой любознательности, пестрым сборником "дней прошедших анекдотов" - и сделается "предметом, способным возбудить научный интерес и принести практическую пользу».

Милюков полагал необоснованным существующее в науке противопоставление «культурной» истории, истории материальной, социальной, духовной и т.д. «Культурная история» понимается им в самом широком смысле слова и включает в себя: «и экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и религиозную, и эстетическую» историю. «...Попытки свести все перечисленные стороны исторической эволюции к какой-нибудь одной мы считаем совершенно безнадежными», - заключает историк.

Сама историческая концепция П.Н.Милюкова изначально строилась на позитивистском многофакторном подходе к анализу исторического материала.

Демографический фактор

В ряду факторов, влияющих на процесс исторического развития, Милюков особое значение придавал «фактору народонаселения», т.е. исторической демографии. Процессы народонаселения в России Милюков постоянно сравнивал с аналогичными процессами в странах Западной Европы. Он считал, что существует два типа стран: страны с низким благосостоянием, и слабым развитием индивидуальности, с наличием неизрасходованных источников жизненных средств. В этих странах возрастание населения будет наиболее значительно. Для второго типа характерна высокая степень благосостояния населения, личность имеет большой простор для развития, а производительность труда может быть увеличена искусственными средствами, и, соответственно, прирост населения тормозится. Россию Милюков относит к первому типу стран. Для России был характерен низкий уровень благосостояния, обособленность низшего общественного строя, слабое развитие индивидуальности, и, соответственно многочисленность браков и рождений.

Демографические процессы, как в России, так и в Европе, Милюков «рассматривал в совокупности и обусловленности этнографического состава населения и колонизации», считал необходимым учитывать время заселения, отмечал запаздывание указанных процессов в России по сравнению с западноевропейскими.

Географический и экономический факторы

Во втором разделе «Очерков по истории русской культуры» речь идёт об экономическом быте. По Милюкову, экономическое развитие России было запаздывающим по сравнению с Западной Европой. Исходный тезис его рассуждений: переход от натурального хозяйства к меновому в странах Западной Европы завершился значительно раньше, чем в России. Запоздалость исторического процесса объясняется Милюковым исключительно климатическими и географическими причинами, т.к. русская равнина освободилась от сплошного ледяного покрова гораздо позже, чем западно-европейская территория. С течением времени эту запоздалость так и не удалось преодолеть, и она углублялась взаимодействием целого ряда местных условий.

По П. Н. Милюкову, население обычно начинает с того, что расхищает природные богатства. Когда их не хватает, население начинает мигрировать и размещаться по другим территориям. Этот процесс, по мнению историка, совершался в течение всей истории России и в XIX веке далеко не закончился. Основными направлениями колонизации исследователь называет север и юго-восток. Непрерывное перемещение русского народа мешало росту плотности населения, что и определило примитивный характер нашего экономического хозяйства:

«…В общем всё наше экономическое прошлое, есть время господства натурального хозяйства. В классе земледельческом только освобождение крестьян вызвало окончательный переход к меновому хозяйству, а в классе крестьянском натуральное хозяйство процветало бы и до нашего времени, если бы необходимость добыть деньги для уплаты податей не заставляла крестьянина выносить свои продукты и личный труд на рынок,» - писал П.Н.Милюков.

Начало промышленного развития России Милюков связывал исключительно с деятельностью Петра I и фактором государственной необходимости. Второй этап развития промышленности - с именем Екатерины II; новый тип вполне капиталистической фабрики – с реформой 1861 года, причём традиционное покровительство государства промышленности, по мнению историка, достигло к концу XIX века своего апогея.

В России, в отличие от Запада, мануфактура и фабрика не успела развиться органически из домашнего производства. Они были созданы правительством искусственно. Новые формы производства были перенесены с Запада в готовом виде. В тоже время Милюков замечает, что со второй половины XIX века наблюдается стремительный разрыв России с её экономическим прошлым.

Общий вывод, вытекающий из анализа экономического развития России и стран Запада: «отстав от своего прошлого, Россия далеко ещё не пристала к европейскому настоящему».

Роль государства

Преобладающую роль государства в русской истории П.Н.Милюков объясняет чисто внешними причинами, а именно: элементарностью экономического развития, вследствие демографических и климатических факторов; наличием внешних угроз и географическими условиями, способствовавшими непрерывной экспансии. Поэтому главной отличительной чертой русского государства является его военно-национальный характер.

Далее Милюков выделяет пять фискально-административных революций в жизни государства, проведённых вследствие роста военных потребностей в период между концом пятнадцатого столетия и смертью Петра Великого (1490, 1550, 1680 и 1700-20) . Суммируя свои аргументы в заключении к первому тому «Очерков», Милюков писал: «Если мы захотим формулировать общее впечатление, которое получается при сравнении всех затронутых нами сторон русского исторического процесса с теми же сторонами исторического развития Запада, то, кажется, можно будет свести это впечатление к двум основным чертам. В нашей исторической эволюции бросается в глаза, во-первых, ее крайняя элементарность, во-вторых, её совершенное своеобразие».

Согласно П.Н.Милюкову, развитие России происходит в соответствии с теми же универсальными закономерностями, что и на Западе, но с огромным опозданием. Историк считал, что и в конце XIX-начале XX веков Россия уже проходит стадию гипертрофии государства и развивается в том же направлении, что и Европа.

Впрочем, уже ранние критики, в частности Н.П. Павлов-Сильванский и Б.И. Сыромятников, обратили внимание на неудачный и совершенно не объясняемый скачок от бывшего отсталого «своеобразия» к будущему успешному единообразию с Западом в концепции Милюкова. Позже в тезис о своеобразии Милюков внёс изменения. В 1930 году в лекции «Социологические основы русского исторического процесса», прочитанной в Берлине, Милюков снизил своё понятие своеобразия до идеи отсталости или замедленности. А впоследствии, в своих усилиях дистанцироваться от евразийцев, Милюков вообще разрушил дихотомию Россия-Европа признанием существования множества «Европ» и конструированием западно-восточного культурного уклона, который включал Россию как самый восточный фланг Европы, и, следовательно, как самую своеобразную европейскую страну.

Таким образом, П. Н. Милюков в «Очерках по истории русской культуры» пытается вернуться к государственной теории, но аккумулирует новейшие достижения отечественной и европейской мысли, подводя под неё более прочный фундамент.

Историк постоянно подчёркивает такую особенность России как отсутствие «плотного непроницаемого слоя» между властью и населением, т.е. феодальной верхушки. Это привело к тому, что общественная организация на Руси была поставлена в прямую зависимость от государственной власти. В России, в отличие от Запада, не было самостоятельного землевладельческого дворянского сословия, по своему происхождению оно было служилым и зависимым от военно-национального государства.

Военно-национальное государство олицетворялось П. Н. Милюковым с Московским царством XV-XVI веков. Основная пружина – «необходимость самообороны, незаметно и невольно переходящая в политику объединения и территориального расширения». Развитие русского государства связанно с развитием военных потребностей. «Войско и финансы... с конца XV века надолго поглощают внимание центральной власти», - пишет П. Н. Милюков. Все другие реформы всегда вызывались только этими двумя нуждами.

Однако П. Н. Милюков не приемлет эмпиризм позитивизма и абсолютизацию экономического фактора в социологических схемах марксизма. Свою позицию он представляет как нечто среднее между идеализмом и материализмом. Философские штудии П. Н. Милюкова относятся к периоду, когда в отечественной историографии только начинает складываться исследовательская программа неокантианства. Основные баталии между позитивистами и неокантианцами были ещё впереди, поэтому в творчестве П. Н. Милюкова мы не находим ни постановки проблемы о специфической логике исторического исследования, ни способов её разрешения. Говорить об эволюции историка в сторону неокантианства можно, пожалуй, лишь имея в виду общую культурную атмосферу, пропитанную интересом к личности, творчеству, историзмом, культуре вообще, и в частности, «культурной истории», о которой размышляет автор.

«Культурная история» П.Н.Милюкова

В 1896 году, два выдающихся историка - К. Лампрехт в Германии и П.Н.Милюков в России, независимо друг от друга объявили о новом направлении исторической науке. И для обозначения этого направления оба историка выбрали новый термин – «культурная история». Это была реакция на кризис историзма XIX века. Для объяснения исторического процесса оба использовали социально-экономические факторы, впоследствии, оба подозревались в историческом материализме.

«В то время, как Милюков опирался на социологию и использовал социальную психологию, в качестве дополнительного вспомогательного средства, чтобы утвердить параллельность материальных и духовных процессов, Лампрехт делал шаг ещё дальше. Он потерялся в народном психологизме, который основывается на художественно-исторических категориях. В конце концов Лампрехт сконцентрировал свои научные интересы на национальном сознании, или душевной жизни народа. В противоположность этому, Милюков стремился к утверждению культурной традиции или демократизации общества», - так современный немецкий ученый Т.Бон обозначил уникальную историко-культурную ситуацию рубежа XIX-XX века, где он видит истоки современного понимания антропологических поисков.

Милюков рассматривает «место развития» и экономику как здание, в котором живёт и развивается духовная культура. Существование её, по П. Н. Милюкову, процесс рецепционный, который транслируется школой, церковью, литературой, театром. Для России решающую роль в этом процессе сыграло внешнее культурное воздействие. Главная особенность русской культуры, как считает историк, - отсутствие культурной традиции, которую он понимает как «единство общественного воспитания в известном определённом направлении». Первоначально доминировало влияние Византии с наибольшей силой проявившееся в отношении русского общества к религии, затем, начиная с эпохи петровских преобразований, Россия испытывает решительное воздействие немецкой и французской культур.

В данном вопросе П. Н. Милюков продолжает традицию своего учителя В. О. Ключевского, который считает, что XVII век знаменует собой начало новой русской истории, однако, процесс европеизации затрагивает только верхние слои русского общества, в основном дворянства, что и предопределило его дальнейший разрыв с народом.

Когда русский человек «очнулся перед неожиданно большим итогом чуждых привычек, усвоенных по мелочам, - идти назад уже было поздно,» - констатирует П. Н. Милюков. – «Старый быт был уже фактически разрушен».

Единственной силой, которая могла выступить в защиту старины, был раскол. По мнению П. Н. Милюкова, он являлся большим шагом вперед для религиозного самосознания народной массы, так как впервые разбудил её чувства и мысль. Однако раскол не стал знаменем националистического протеста, т.к. «чтобы принять... под охрану националистической религии всю вообще национальную старину, нужно было, чтобы вся она подверглась преследованию...». В XVII веке этого не случилось, а к эпохе преобразований Петра I раскольничье движение уже утратило свою силу.

Реформа Петра I - первый шаг в формировании новой культурной традиции, преобразования Екатерины - второй. П.Н.Милюков считал эпоху Екатерины II целой эрой в истории русского национального самосознания. Именно в это время кончается «доисторический, третичный период» русской общественной жизни, старые формы окончательно вымирают или эмигрируют в низшие слои общества, новая культура окончательно побеждает.

Характерная черта русской культуры, по П. Н. Милюкову, - духовный разрыв интеллигенции и народа, который обнаружился, прежде всего, в области веры. В результате слабости и пассивности русской церкви, отношение интеллигентного человека к церкви было уже изначально безразличным, в то время как для народа была характерна религиозность (хотя и формальная), безмерно усилившаяся во времена раскола. Окончательный рубеж между интеллигенцией и народом пролёг в результате возникновения у нас новой культурной традиции: интеллигенция оказалась носителем критических элементов, в то время как народная масса националистических.

В своей более поздней работе «Интеллигенция и историческая традиция» П. Н. Милюков утверждает, что в принципе разрыв интеллигенции с традиционными верованиями массы вполне закономерен. Он вовсе не является характерной чертой взаимоотношений между российскими слоями общества, а «есть постоянный закон для всякой интеллигенции, если только интеллигенция действительно является передовой частью нации, выполняющей принадлежащие ей функции критики и интеллектуальной инициативы». Только в России это процесс получил, вследствие особенностей её исторического развития, столь резко выраженный характер.

Само возникновение интеллигенции в России Милюков относит к 50-60-м годам XVIII века, но количество и влияние её в это время настолько незначительно, что непрерывную историю российского интеллектуального общественного мнения историк начинает с 70-х - 80-х годов XVIII века. Именно в эпоху Екатерины II в России появилась среда, могущая служить объектом культурного воздействия.

Судьба русской веры и отсутствие традиции, считает П. Н. Милюков, определила собой и судьбу российского творчества: «... самостоятельное развитие национального творчества, как и национальной веры, было остановлено в самом зародыше».

Историк выделяет четыре периода развития литературы и искусства. Первый период - до XVI века - характеризуется механическим воспроизведением византийских образцов. Второй период - XVI-XVII века - период бессознательного народного творчества с активным использованием местных национальных особенностей. Под давлением ревнителей настоящей греческой старины всякое национальное творчество подвергается преследованию. Поэтому, во время третьего периода искусство стало служить высшему классу и заниматься копированием произведений западных образцов. Все народное в это время становится достоянием низших слоев общества. С наступлением четвёртого периода искусство сделалось истинной потребностью русского общества, в нём обнаружились попытки самостоятельности, целью которых стало служение обществу, а средством - реализм.

В самой тесной зависимости от истории русской церкви стоит и история русской школы. В результате неспособности церкви устроить школу, знания стали проникать в общество вне её. Поэтому, приступив к созданию школы, государство не встретило конкурентов, что и предопределило в дальнейшем очень сильную зависимость русской школы от настроений русской власти и общества.

Таким образом, П. Н. Милюков рассматривает историю русской духовной культуры как единство социальных, властных фактов и внутренних ментальных процессов. К сожалению, в советской традиции такой синтетический подход к истории культуры был утрачен и подменён классовым анализом.

В научном сообществе и по сей день бытует мнение о принижении «западником» Милюковым развития и значения русской культуры. Даже в новейших публикациях (например, в работах С. Иконниковой) мы встречаемся с такими выводами. Однако концепция заимствований Милюкова более сложна и интересна. Исследователь во многом предвосхищает современное видение взаимодействия культур, их взаимного диалога.

Милюков считает, что на смену простому заимствованию приходит творческое осмысление. Изменение состава участников диалога способствует, по П.Н. Милюкову, уничтожению некоторых исторических предрассудков. Так, например, давая оценку юридической школе в русской историографии, он делает акцент не на заимствование, а на соединение идей исторической школы и немецкой философии Гегеля и Шеллинга. Диалог культур проходит, по П.Н. Милюкову, определённые стадии: приём чужой культуры (переводы); «инкубационный период», сопровождаемый компиляциями и подражаниями чужому; вполне самостоятельное развитие русского духовного творчества и, наконец, переход в стадию «общения с миром как равноправное» и влияющее на чужие культуры.

Характеристики диалога, данные П.Н. Милюковым в последней, парижской редакции «Очерков», во многом перекликаются с моделью диалога Ю.М. Лотмана - восприятие одностороннего потока текстов, овладение чужим языком и воссоздание аналогичных текстов - и, наконец, коренная трансформация чужой традиции, т.е. стадии, когда сторона, принимающая некоторые культурные тексты, становится передающей.

Так, рассматривая процесс заимствований, Милюков прибегает к образному сравнению его с фотографией, а точнее, с проявителем, без которого уже существующее в потенции изображение не воспринимается человеком: «Картина была, собственно говоря, до своего “проявления” в растворе. Но всякий фотограф знает, что не только необходим проявитель для обнаружения картины, но и что до известной степени можно повлиять на распределение света и теней на картине, видоизменяя состав раствора. Иностранное влияние обыкновенно играет роль такого “проявителя” созданной исторической картины - данного национального типа».

Тема революции в историко-публицистических работах Милюкова

Первая русская революция нашла отражение в публицистических работах «Год борьбы» и «Вторая Дума». Статьи первого сборника охватывают период с ноября 1904 года по конец мая 1906 года; второго - с февраля по 3 июня 1907 года. Рассматривая историю первой русской революции, Милюков оценивает её как закономерное явление. Она была призвана осуществить реформистским путём преобразование царизма в правовое буржуазное государство в форме конституционной монархии. Причины революции 1905-1907 годов Милюков сводил к констатации политических предпосылок при явной доминанте психологического фактора. Суть революционных потрясений в начале ХХ века он видел в конфликте власти и общества по поводу конституции, а все фазы первой русской революции считал фазами борьбы за конституцию.

Для Милюкова, как для участника событий, был характерен политико-правовой подход к первой русской революции. Поэтому эти работы нельзя назвать даже историко-публицистическими. Участник событий высказал своё мнение – и всё.

Второй русской революции Милюков посвящает большую работу «История Второй русской революции». Существенно дополняет его видение революции работа «Россия на переломе. Большевистский период революции» (Париж, 1927, Т.1-2).

Конъюнктурность выводов и слабость источниковедческой базы вышеперечисленных исследований отчасти объясняются тем, что политик П.Н.Милюков в 1917-1920 годах не имел реальной возможности создать, собственно, историческую работу.

Писать «Историю Второй русской революции» он начал в конце ноября 1917 года в Ростове-на-Дону, продолжил в Киеве, где предполагалось уже издать 4 выпуска. В декабре 1918 года типографию издательства «Летопись», где была набрана первая часть книги, разгромили петлюровцы. Весь набор книги был уничтожен. Милюков, занятый теперь уже спасением отечества от большевиков, смог снова приступить к работе над «Историей» только осенью 1920 года, когда получил от издателя, переехавшего в Софию, сохранённую им копию рукописи. Дело пошло полным ходом с декабря 1920 года: автор получил доступ к обширной коллекции русских периодических изданий, хранящихся в Париже. Именно они, в сочетании с личными наблюдениями, воспоминаниями и выводами экс-историка Милюкова легли в основу его «Истории Второй русской революции». Полный текст книги был подготовлен к печати и опубликован в Софии в трёх частях (1921-1923).

В написанной им «Истории» нет того морального возмущения и обвинительного тона, который присутствовал в современных ему работах авторов умеренно-социалистического направления. Милюков-политик не пытался защищать социализм от «большевистских» извращений. Для него основным вопросом революции был вопрос о власти, а не о справедливости. В своей «Истории» Милюков доказывал, что успех большевиков объяснялся неспособностью их социалистических противников рассматривать борьбу с этих позиций.

Другие социалистические лидеры (Чернов, Керенский) обычно начинали периодизацию истории Октябрьской революции с большевистского переворота, игнорируя тем самым собственные неудачи и поражения на протяжении всего 1917 года. Милюков же считал большевистский режим логическим результатом деятельности русских политиков после крушения самодержавия. Если в представлении социалистов большевистское правительство являлось неким отдельным, качественно новым феноменом, совершенно изолированным от так называемых «завоеваний Февральской революции», то Милюков рассматривал революцию как единый политический процесс, начавшийся в Феврале и достигший своей кульминации в Октябре.

Суть этого процесса, по Милюкову, составляло неумолимое разложение государственной власти. Перед читателями милюковской «Истории» революция представала как трагедия в трёх актах. Первый - от Февраля по июльские дни; второй - крушение правой военной альтернативы революционному государству (Корниловский мятеж); третий - «Агония власти» - история последнего правительства Керенского вплоть до столь лёгкой победы над ним ленинской партии.

В каждом из томов Милюков сосредоточивал внимание на политике правительства. Все три тома «Истории» переполнены цитатами из речей и высказываниями ведущих политиков послефевральской России. Цель этой цитатной панорамы - показать претенциозную некомпетентность всех быстро сменяющихся правителей.

Анализируя причины революции, автор вновь обращает внимание на сложную систему взаимодействия географических, экономических, политических, социальных, интеллектуальных, культурных, психологических факторов, разбавляя всё это примерами, почёрпнутыми из материалов периодики.

Всю вину за поражение революции Милюков, как и следовало ожидать, возложил на Керенского и социалистических лидеров. Он обвинял своих коллег политиков в «бездействии, прикрывающемся фразой», в отсутствии политической ответственности и вытекающего из нее действия, основанного на здравом смысле. На этом фоне поведение большевиков в 1917 году было образцом рационального стремления к власти. Умеренные социалисты потерпели поражение не потому, что не сумели добиться решения поставленных задач, а потому, что сами не знали, чего хотят. Такая партия, по мнению Милюкова, не могла победить.

«История Второй русской революции» вызвала резкую критику со стороны как эмигрантской, так и советской историографии. Автора обвиняли в жёстком детерминизме, схематичности мышления, субъективности оценок, позитивистской «фактографичности».

Но вот что интересно. Хотя в «Истории» громко звучит тема о предательстве и «немецких деньгах», благодаря которым большевики смогли достичь своих целей, в общем и в этой книге, и в изданной в 1926 году двухтомной «России на переломе» (истории гражданской войны) Ленин и его последователи изображены людьми сильными, волевыми и умными. Известно, что Милюков в эмиграции был одним из самых упорных и непримиримых противников большевиков. Вместе с тем, его отношение к ним как к серьёзным носителям государственной идеи, за которыми пошёл народ, он сохранил до конца жизни, чем восстановил против себя практически всю белоэмигрантскую общественность – от яростных монархистов, до вчерашних соратников-либералов и социалистов всех мастей.

Отчасти по этой причине, а отчасти по причине не слишком высокого профессионализма и сугубо позитивистского подхода к методологии исследования, последние работы Милюкова успеха не имели. Не даром говорят, что в одну реку нельзя вступить дважды. Историк, который сам стремится вершить историю, как правило, умирает для науки навсегда.

Так случилось и с П.Н.Милюковым. Его имя как политика долгое время склоняла на все лады русская монархическая эмиграция; на родине лидер кадетской партии также был предан проклятиям и почти полному забвению. На уроках истории в советской школе его поминали лишь как незадачливого «Милюкова Дарданелльского», призывающего к войне до победного конца, когда «верхи» не могли, а низы «не хотели». Да ещё И.Ильф и Е.Петров в своём сатирическом романе «Двенадцать стульев» (случайно или нет?) придали искателю сокровищ Кисе Воробьянинову не только внешнее сходство с бывшим лидером кадетской партии, но и сделали явный кивок в сторону Милюкова, назвав коллегу Остапа Бендера «гигантом мысли и отцом русской демократии».

Тем не менее, интерес к оригинальной концепции «культурной истории» П.Н.Милюкова в научном сообществе был всегда. Эта концепция неизменно находила своё отражение даже в советских вузовских учебниках, исторические труды Милюкова переводили и неоднократно переиздавали на Западе. И сегодня интерес к историку, да и политику Милюкову не ослабевает, заставляя исследователей разных стран вновь и вновь обращаться к изучению его научного наследия.

Елена Широкова

При подготовке статьи использована литература:

1. Александров С.А. Лидер российских кадетов П.Н. Милюков в эмиграции. М., 1996.
2. Архипов И. П. Н. Милюков: интеллектуал и догматик русского либерализма// Звезда, 2006. - №12
3. Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков // П.Н. Милюков. Воспоминания. М., 1990. Т.1. С.3-37.
4. Вишнякъ М.В. Два пути Февраль и Октябрь.- Париж. Изд-во «Современныя записки», 1931.
5. Думова Н.Г. Либерал в России: трагедия несовместимости. М., 1993.
6. Петрусенко Н.В. Милюков Павел Николаевич// Новый исторический вестник, 2002. - №2(7)