Включенное наблюдение суть плюсы и минусы. Метод наблюдения в психологии. Субъективные недостатки метода

Лев Толстой мастерски показывал сильные и слабые стороны человека.

Аргументы смелости и трусости в романе «Война и мир» часто находятся на одной странице текста. Автор сопоставляет нравственные установки героев, помогает читателю определить собственный выбор модели поведения в условиях опасности.

Переправа через реку Энс

Идет 1805 год, русские войска отступают к Вене, сжигая за собой все мосты. Наконец, армия переправлена, на вражеском берегу остался только эскадрон Василия Денисова. Французы прекратили обстрел, но с бугра хорошо видны дула пушек, смотрящие на солдат. Лев Толстой берет авторские слова в кавычки, рассуждая о гибели, о черте, разделяющей жизнь и смерть, о мгновении, отделяющим бытие от забвения. Писатель говорит, что так думает каждый человек, стоящий перед дулами орудий неприятеля.

Но суть трусости и смелости зависит не от мыслей, продиктованных биологическим инстинктом самосохранения. Проблему страха определяют человеческие поступки. Солдат браво шагает по мосту и со смехом рассказывает, как его напугало пролетающее мимо ядро. Храбрец. Его речь приободряющая, поддерживающая товарищей в минуты страха, когда они под залпами орудий переходят узкий деревянный мост.

Коля Ростов вместе с отрядом последним покидает опасную зону, но нерадивые генералы возвращают артиллеристов обратно, поджечь мост. Испытывая естественный страх, Ростов остается с командой, бежит в очаге обстрела. Всегда, везде с ними командир Денисов. Храбрец из тех, кто не прячется за спины солдат.

Князь Несвицкий , не передавший приказ поджечь мост трусливо стоит отдаленно, на безопасном расстоянии, наблюдая за смелыми действиями гусаров. Рядом адъютант Багратиона Жерков радостно думает, что его присутствие здесь можно преподнести начальству, как участие в опасной операции. Командиры из кустов не несут победу государству, но часто присваивают чужую славу.

Шёнграбенское сражение

Войска под командованием Багратиона обеспечивали отступление русской армии. Центральную часть обороны сдерживала батарея капитана Тушина . Приказ об отступлении артиллеристам не донесли, отряд, защищающий орудия сняли. Капитану Тушину под вражеским обстрелом самому пришлось выбирать направление боя. Два орудия были повреждены взрывом снаряда. Семнадцать людей обслуги погибло.

Никто из солдат не побежал, не бросил пушки и товарищей. Артиллеристы зажгли Шенграбен, отвлекли часть французских войск, вызвали на себя главный удар противника, который считал, что имеет дело с многочисленным военным формированием. Только к вечеру Багратион заметил залпы русских орудий, послал князя Болконского с приказом отступать.

Пример смелости проявила рота Тимохина , защищающая левый фланг Багратиона. Руководство вело свои интриги, поэтому нападение французов оказалось неожиданным. Солдаты, занимающиеся бытовыми хлопотами, внезапно услышали свист пуль, бросились бежать. Тимохин поднял своих людей в бой. Командир с таким отчаянием махал саблей, неистово рубая французов, что те испугались, развернулись в обратном направлении.

Пример трусости. Левый фланг не получил вовремя приказ об отступлении, потому что адъютант Багратиона Жерков не передал его. Услышав выстрелы, увидев французов так близко, что можно было разглядеть детали из формы, гусару стало страшно за свою жизнь. Подлый трус свернул лошадь в безопасное место, делая вид, что ищет там нужного ему генерала.

Дважды командующий посылал Жеркова в расположение батареи Тушина. Оба раза испугавшись, конник сворачивал в более безопасную сторону, избегая мест артиллерийского обстрела. Жерков стал виновником гибели многих солдат, вовремя не получивших приказ об отступлении.

Аустерлицкое сражение

Князь Болконский смело поднял упавшее знамя полка, руководимый искренним желанием поднять за собой людей в бой. Военный опыт позволял Андрею объективно оценить ситуацию, он понимал, что исход поражения в этом сражении неизбежен, но решил бороться, не жалея жизни. Ранение в голову остановило героя.

Аустерлицкое сражение стало периодом становления Николая Ростова, как храброго офицера. Внутренняя борьба героя между страхом и смелостью закончилась победой нравственных идеалов. Граф болезненно переживал свои страхи, связанные с личной гибелью, победил их, стал отважным командиром эскадрона.

Бородинское сражение

Лев Толстой изучил много исторических документов, провел несколько дней на месте прославленной битвы защитников Москвы. Бородинское сражение является примером смелости и отваги всего народа, каждого человека отдельно, бравшего в нем участие. Толстой пытается раскрыть философский смысл поступка двух воинственно настроенных масс людей в один день истребившей друг друга.

В кульминационном сюжете романа гибнет Андрей Болконский. Полковник стоял во главе своего полка, ожидая приказ наступать. Люди были построенные в боевом порядке. Над головою летали ядра, иногда разрывая шеренгу солдат, не имеющих права покинуть строй. Князь не мог себе позволить пригибаться под свист снарядов, считая себя примером для подчиненных. Оправдана ли его смелость, решает читатель.

Чувствую невысказанный вопрос: боялся ли? Конечно, боялся. Может иногда и трусил. Но страхов на войне, вообще говоря, много, и все они очень разные. Страх перед немцами - могли взять в плен, застрелить; страх перед огнем противника, - в особенности перед артиллерийскими налетами и бомбежками. Если разрывы рядом, тело само - без участия разума - падает на землю, а сердце готово разорваться от мучительных предчувствий. Но был и иной страх, идущий, так сказать, сзади - от начальства, от всех тех карательных органов, которых в войну было не меньше, чем в мирное время. Может быть, даже больше. Когда командир грозит расстрелять тебя, если ты не возьмешь оставленный хутор, высоту или траншею (а угроза эта была вполне реальной), то еще не известно, кого ты будешь бояться сильнее - немцев или командира. Враги могут промахнуться. А свои - командиры (или трибунал, если дойдет до него) - эти промаха не дадут. Тут уж всё определенно и категорично.
Василь Быков. Мемуары

Глупая храбрость не даст победы. А смешаешь ее с военной хитростью, тогда это можно назвать военным искусством.
Александр Суворов

Чтоб стать мужчиной - мало им родиться,
Как стать железом - мало быть рудой.
Ты должен переплавиться. Разбиться.
И, как руда, пожертвовать собой.
Как трудно в сапогах шагать в июле.
Но ты - солдат и все сумей принять:
От поцелуя женского до пули,
И научись в бою не отступать.
Готовность к смерти - тоже ведь оружье,
И ты его однажды примени...
Мужчины умирают, если нужно,
И потому живут в веках они.
Михаил Львов

Капитан Гривцов, это же трусость и предательство, сказал он себе. С тебя же надо сорвать погоны и расстрелять полевым трибуналом. Да? Пусть сначала те, кто расстреливает, хлебнут войны с мое. Пусть им судьба даст пять минут стояния под дождем с любимой женщиной, чтоб потом самому отвезти ее почти на верную смерть. А откуда ты знаешь, что они хлебнули и что дала судьба? У всех любимые женщины, у всех война. А тем, у кого любимых нет, лучше? Легче. Но не лучше. А тем, у кого их уже не будет? Тем все равно. И все-таки лучше всего будет, если они не найдут сегодня этих костров. И совесть будет чиста. А дело-то ведь не в том, что ты хочешь уберечь Катю. Все равно не убережешь. Завтра же сам отвезешь и сбросишь. Просто сутки побыть с ней хочешь.
...
И Гривцов понял, что к утру они вернутся с продрогшей родной Катей в бомбоотсеке и обнимутся, и подбежит понятливый Никодимыч с фляжкой, и весь день, с утра до ночи, будет их. А ради следующего такого дня можно воевать еще два года. И следом понял, что все это понимают. И лежащий в хвосте с пулеметом Паша, и Сашка в своем плексигласовом колпаке сверху, и даже командир полка, наверное, тоже это понимает. И все даже сочувствуют. И никто не посмеет упрекнуть ни малейшим подозрением. И весь полк прекрасно поймет, что командир второй эскадрильи капитан Гривцов плюнул на боевое задание, чтобы провести день с бабой. И не подкопаешься. Он вспотел. Ему же еще много раз отправлять экипажи на смерть. И они будут смотреть на него понимающими глазами: «Сам ты, конечно, здорово разок сошкурничал, но что ж – ты командир…» Хуже того. Даже если они на самом деле не смогут отыскать костров, ему никто не поверит. Белыми нитками шито. Мол, знаем, понимаем, верим, молчим. Влип ты, капитан Гривцов. И так плохо, и эдак нехорошо. Эх, сказал себе Гривцов и провел взглядом по приборной доске. Будем выполнять задание на совесть. Что ж поделать, Катенька…
Михаил Веллер. Баллада о бомбере.