Болезни Военный билет Призыв

Пятые Бальмонтовские чтения «Я победил холодное забвенье. Ивановская область отмечает юбилей со дня рождения константина бальмонта

ЮБИЛЕЙ БАЛЬМОНТА

Мы с Мариной пришли во Дворец Искусств, зная, что сегодня необыкновенный праздник - юбилей Бальмонта. В саду я немного отстала и вдруг вижу Бальмонта с Еленой и Миррой и розу-пион в руках Бальмонта. Марина берет билет, и мы идем в залу. Елена (по-бальмонтовски Элэна) уже заняла свое место. Мирра знаками зовет меня поделить с ней розовую мягкую табуретку. Вносят два голубых в золотой оправе стула, а третий - кресло для Бальмонта. Его ставят посередине.

Бальмонт входит, неся тетрадь и розу-пион. С грозным, львиным и скучающим лицом он садится, на один стул кладет тетрадку и цветы, а на другой садится поэт Вячеслав Иванов. Все рукоплескают. Он молча кланяется, несколько минут сидит, потом встает в уголок между стулом и зеркалом и, покачивая свое маленькое кресло, начинает речь о Бальмонте, то есть Вступительное Слово.

К сожалению, я ничего не поняла, потому что там было много иностранных слов. Иногда среди речи Вячеслава Ивановича раздавались легкие рукоплескания, иногда - возмущенный шепот несоглашающихся.

На минуточку выхожу из душной залы вниз, в сад, пробегаю его весь, не минуя самых закоулков, думая в это время, как же это люди могли жить в таких сырых, заплесневелых подвалах дома Соллогуба. Возвращаюсь, когда Вячеслав Иванович кончает, вылезает из своего углового убежища и крепко пожимает Бальмонту руку.

Я хочу описать теперь наружность Вячеслава Иванова. Неопределенные туманные глаза, горбатый нос, морщинистое желтое лицо. Потерянная сдерживаемая улыбка. Говорит с легкой расстановкой, не шутит, все знает, учен - не грамоте и таким вещам, а учен, как ученый. Спокойный, спокойно ходит и спокойно глядит, не пламенный, а какой-то серый…

Самое трогательное во всем празднике - это японочка Инамэ.

Когда ее вызвали: «Поэтесса Инамэ», она вышла из-за кресла Бальмонта, сложила ручки и трогательно начала свою простую речь. Она говорила: «Вот я стою перед Вами и вижу Вас. Завтра уже я должна уехать. Мы помним, как Вы были у нас, и никогда не забудем. Вы тогда приехали на несколько дней, и эти несколько дней… что говорить!.. Приезжайте к нам, и надолго, чтобы мы вечно помнили, что Вы были у нас - великий поэт

Тогда Бальмонт сказал: «Инамэ! Она не знала, что у меня есть готовый ответ!» Все засмеялись. Он встал, вынул из кармана небольшую записную книжечку и начал читать стихи, вроде: «Инамэ красива и ее имя так же красиво», и вообще стих лестный каждой женщине.

И еще одна женщина, английская гостья, встала и этим дала знать Бальмонту, что она хочет сказать ему что-то. Бальмонт встал. Гостья говорила по-английски. Когда она кончила, Бальмонт взял букет пионов и вручил ей. Лучше бы он отдал цветы японочке, которая не заученно и просто сказала свою маленькую речь!

Кто-то громко сказал: «Поэтесса Марина Цветаева».

Марина подошла к Бальмонту и сказала: «Дорогой Бальмонтик! Вручаю Вам эту картину. Подписались многие художники и поэты. Исполнил В. Д. Милиотти». Бальмонт пожал руку Марине, и они поцеловались. Марина как-то нелюдимо пошла к своему месту, несмотря на рукоплескания.

В это время стали играть на рояле музыку, такую бурную, что чуть не лопались клавиши. Пружины приоткрытого рояля трещали и вздрагивали, точно от боли. Мирра зажимала уши и улыбалась. А я совершенно равнодушно стояла и вспоминала, что видела поэта «Великого, как Пушкин - Блока». Совсем недавно.

Последним выступал Федор Сологуб. Он сказал: «Не надо равенства. Поэт - редкий гость на земле. Поэт - воскресный день и праздник Мира. У поэта - каждый день праздник. Не все люди - поэты. Среди миллиона - один настоящий».

При словах Сологуба «не надо равенства» вся толпа заговорила в один голос: «Как кому! Как кому! Не всем! Не всегда!»

Я уже думала, что все, как вдруг выступил Иван Сергеевич Рукавишников. В руках его - стихотворный журнал. Выходит и громко почти кричит свои стихи К. Д. Бальмонту. Когда он кончил, Бальмонт пожал ему руку…

Схожу с лестницы и думаю - почему в Дворце Соллогуба не было ночного праздника Бальмонта- с ракетами.

Вместе с Бальмонтом и его семьей идем домой.

Как возникла дружба Марины с Бальмонтом - не помню: казалось, она была всегда. Есть человеческие отношения, которые начинаются не с начала, а как бы с середины и которые вовсе не имели бы конца, не будь он определен всему сущему на земле. Они длятся и длятся, минуя исходную, неустойчивую пору взаимного распознавания и итоговую, болевую - разочарований.

Эта, прямолинейная, протяженность дружбы, эта беспрерывность и безобрывность ее (внешние причины обрывов - не в счет, говорю о внутренних) не были свойственны Марине, путнику не торных дорог.

Чаще всего она чересчур горячо увлекалась людьми, чтобы не охладевать к ним, опять-таки чересчур! (Но что такое «чересчур» для поэта, как не естественное его состояние!) В слишком заоблачные выси она возносила их, чтобы не поддаваться искушению низвергнуть; слишком наряжала в качества и достоинства, которыми они должны были бы обладать, не видя тех, которыми они, быть может, обладали… Не женское это было свойство у нее! - ведь наряжала она других, а не себя и, по-мужски, просто была, а не слыла, выглядела, казалась. И в этой ее душевной, человеческой непринаряженности и незагримированности таилась одна из причин ее разминовений и разлук и - возникновения ее стихов - сейсмограмм внутренних потрясений.

Чем же была порождена дружба - столь длительная, без срывов и спадов, связывавшая именно этих двух поэтов?

Во-первых, поэтическому воображению Марины просто не было пищи в Бальмонте, который уже был, впрочем, как и сама Марина, максимальным выражением самого себя, собственных возможностей и невозможностей. Он, как и она, существовал в превосходной степени, к которой - не прибавишь.

Во-вторых, разностихийность, разномасштабность, разноглубинность их творческой сути была столь очевидна, что начисто исключала самую возможность столкновений: лучшего, большего, сильнейшего Марина требовала только от родственных ей поэтов.

Оба они были поэтами «милостью божьей», но Марина всегда стояла у кормила своего творчества и владела стихией стиха, в то время как Бальмонт был ей подвластен всецело.

Ни о ком - разве что о первых киноактерах! - не слагалось до революции столько легенд, сколько рождалось их о Бальмонте, баловне поэтической моды. И юной Цветаевой он казался существом мифическим, баснословным. Октябрь же свел ее с живым и беспомощным (пусть необычайно деятельным, но - не впрок!) человеком, чья звезда со скоростью воистину космической устремлялась от зенита к закату. Одного этого было достаточно, чтобы Марина тотчас же подставила плечо меркнувшей славе, обреченному дарованию, надвигающейся старости…

На себя легендарного Бальмонт и походил, и не походил; изысканная гортанность его речи, эффектность поз, горделивость осанки, заносчивость вздернутого подбородка были врожденными, не благоприобретенными; так он держался всегда, в любом положении и окружении, при любых обстоятельствах, до конца. Вместе с тем оказался он неожиданно рыхловат телом, не мускулист и приземист, с мягкими, совсем не такими определенными, как на портретах, чертами лица под очень высоким лбом - некая помесь испанского гранда с иереем сельского прихода; впрочем - гранд пересиливал.

Также неожиданными оказались и Бальмонтова простота, полнейшее отсутствие рисовки, и - отсутствие водянистости и цветистости в разговоре: сжатость, точность, острота речи. Говорил он отрывисто, как бы откусывая слова от фразы.

Наряду с почти уже старческой незащищенностью перед жизнью было у него беспечное, юношеское приятие ее такой, как она есть; легко обижаясь, обиды стряхивал с себя, как большой пес - дождевые капли.

Бальмонт принадлежал к тем, редчайшим, людям, с которыми взрослая Марина была на «ты» - вслух, а не в письмах, как, скажем, к Пастернаку, которого, в пору переписки с ним, почти не знала лично, или к Рильке, с которым не встречалась никогда. Чреватое в обиходе ненавидимым ею панибратством, «ты» было для нее (за исключением обращения к детям) вольностью и условностью чисто поэтической, но отнюдь не безусловностью прозаического просторечия. Перейдя на «ты» с Бальмонтом, Марина стала на «ты» и с его трудностями и неустройствами; помогать другому ей было всегда легче, чем себе; для других она - горы ворочала.

В первые годы революции Бальмонт и Марина выступали на одних и тех же литературных вечерах, встречались в одних и тех же домах. Очень часто бывали у большой приятельницы Марины - Татьяны Федоровны Скрябиной, вдовы композитора, красивой, печальной, грациозной женщины, у которой собирался кружок людей, прикосновенных к искусству. Из завсегдатаев-музыкантов больше всего запомнился С. Кусевицкий, любой разговор неуклонно переводивший на Скрябина. Дочерей композитора и Татьяны Федоровны звали, как нас с Мариной. После смерти матери в 1922 году, вместе с бабушкой-бельгийкой и младшей своей сестрой, Ариадна Скрябина, тогда подросток, выехала за границу. Двадцатилетие спустя она, мать троих детей, стала прославленной героиней французского Сопротивления и погибла с оружием в руках в схватке с гитлеровцами.

На наших глазах квартира Скрябина начала превращаться в музей; семья передала государству сперва кабинет композитора, в котором все оставалось, как при нем и на тех же местах, и в этой большой комнате с окнами, выходившими в дворовый палисадник с цветущими в нем до середины лета кустами «разбитых сердец», начали изредка появляться первые немногочисленные экскурсанты.

Почти всегда и почти всюду сопровождала Бальмонта его жена Елена, маленькое, худенькое, экзальтированное существо с огромными, редкостного фиалкового цвета глазами, всегда устремленными на мужа. Она, как негасимая лампадка у чудотворной иконы, все время теплилась и мерцала около него. Марина ходила с ней по очередям, впрягалась в мои детские саночки, чтобы помочь ей везти мороженую картошку или случайно подвернувшееся топливо; получив пайковую осьмушку махорки, отсыпала половину «Бальмонтику»; он набивал ею великолепную английскую трубку и блаженно дымил; иногда эту трубку они с Мариной, экономя табак, курили вдвоем, деля затяжки, как индейцы.

Жили Бальмонты в двух шагах от Скрябиных и неподалеку от нас, вблизи Арбата. Зайдешь к ним - Елена, вся в саже, копошится у сопротивляющейся печурки, Бальмонт пишет стихи. Зайдут Бальмонты к нам, Марина пишет стихи, Марина же и печку топит. Зайдешь к Скрябиным - там чисто, чинно и тепло, - может быть, потому, что стихов не пишет никто, а печи топит прислуга…

Когда Бальмонты собрались за границу - думалось, что ненадолго, оказалось - навсегда, мы провожали их дважды: один раз у Скрябиных, где всех нас угощали картошкой с перцем и настоящим чаем в безукоризненном фарфоре; все говорили трогательные слова, прощались и целовались; но на следующий день возникли какие-то неполадки с эстонской визой, и отъезд был ненадолго отложен. Окончательные проводы происходили в невыразимом ералаше: табачном дыму и самоварном угаре оставляемого Бальмонтами жилья, в сутолоке снимающегося с места цыганского табора. Было много провожающих. «Марина была самой веселой во всем обществе сидящих за этим столом. Рассказывала истории, сама смеялась и других смешила, и вообще была так весела, как будто бы хотела иссушить этим разлуку», - записала я тогда в свою тетрадочку.

Но смутно было у Марины на душе, когда она перекрестила Бальмонта в путь, оказавшийся без возврата.

В эмиграции, продлившейся для Марины с 1922 по 1939 год, интенсивность дружбы ее с Бальмонтом оставалась неизменной, хотя встречи возникали после значительных перерывов, вплоть до 30-х годов, когда Константин Дмитриевич и Елена, перестав пытать счастья в перемене мест и стран, горестно, как и мы, пристали к парижским пригородам. Тогда мы стали видеться чаще - особенно когда заболел Бальмонт.

Трудно вообразить, каким печальным было постепенное его угасание, какой воистину беспросветной - ибо помноженной на старость - нищета. Помогали им с Еленой многие, но всегда ненадежно и недостаточно. Люди обеспеченные помогать уставали, бедные - иссякали… И все это: постоянство нищеты, постоянство беспомощности - было окружено оскорбительным постоянством чужого, сытого, прочного - и к тому же нарядного - уклада и обихода. К витринам, мимо которых Марина проходила, искренне не замечая их, Бальмонт тянулся, как ребенок, и, как ребенка уговаривая, отвлекала его от них верная Елена.

Болезнь Бальмонта постепенно уводила его с поверхности так называемой жизни в глубь самого себя, он обитал в своей, ставшей бессловесной и невыразимой, невнятной другим Океании, в хаотическом прамире собственной поэзии.

В последний раз я видела его и Елену в Париже, зимой 1936/37 года, у друзей. Рыжая бальмонтовская грива поредела, поседела и от седины приобрела неземной розоватый оттенок. Взгляд утратил остроту, движения - точность. Голова осталась такой же непоклонной, как и прежде, хотя тяжелые морщины тянули лицо вниз, к земле. Он деловито и отчужденно ел. Елена сидела рядом, почти бестелесная, прямая, как посох, которым она и служила этому страннику.

Марина, - сказал вдруг Бальмонт, царственно прерывая общий тихий разговор, - когда мы шли сюда, я увидел высокое дерево, круглое как облако, все звеневшее от птиц. Мне захотелось туда, к ним, на самую вершину, а она (жест в сторону Елены) - вцепилась в меня, не пустила!

И правильно сделала, что не пустила, - ласково отозвалась Марина. - Ты ведь Жар-Птица, а на том дереве - просто птицы: воробьи, вороны. Они бы тебя заклевали…

Из книги Только один год автора Аллилуева Светлана Иосифовна

Из книги О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери автора Эфрон Ариадна Сергеевна

ЮБИЛЕЙ БАЛЬМОНТА Мы с Мариной пришли во Дворец Искусств, зная, что сегодня необыкновенный праздник - юбилей Бальмонта. В саду я немного отстала и вдруг вижу Бальмонта с Еленой и Миррой и розу-пион в руках Бальмонта. Марина берет билет, и мы идем в залу. Елена

Из книги Мемуарная проза автора Цветаева Марина

Юбилей Бальмонта (Запись) Юбилей Бальмонта во «Дворце Искусств». Речи Вячеслава и Сологуба. Гортанный взволнованный отрывистый значительный - ибо плохо говорит по-русски и выбирает только самое необходимое - привет японочки Инамэ. Бальмонт - как царь на голубом

Из книги Перебирая старые блокноты автора Гендлин Леонард

Из книги Воспоминания автора Андреева-Бальмонт Екатерина Алексеевна

Отношения Бальмонта к людям, друзьям Несмотря на такую изменчивость и капризность по отношению к некоторым людям, привязавшись по-настоящему к человеку, мужчине или женщине, Бальмонт уже никогда не изменял другу. Так неизменно он чтил профессора Стороженко, поэта

Из книги Говорят что здесь бывали… Знаменитости в Челябинске автора Боже Екатерина Владимировна

Порядок нашей жизни. Характер и вкусы Бальмонта Где бы мы ни жили, Бальмонт строго распределял свое время. Вставал рано; не позже 8 часов появлялся к чаю с кипой газет на разных языках. Тотчас же после чая уходил гулять - как зимой, так и летом. Погуляв с полчаса, никуда не

Из книги Бальмонт автора Куприяновский Павел Вячеславович

Вино. Болезнь Бальмонта Мне сейчас семьдесят семь лет. Я видела и коротко знала многих людей, и знаменитых, и совсем неизвестных, в самых разнообразных кругах общества, и в России, и за границей, но я очень мало встречала таких неизменно честных, благородных и, главное,

Из книги Короленко автора Миронов Георгий Михайлович

Возвращение Бальмонта в Россию Наконец они выезжают: он, Елена, Мирра и Нюша. Макс остается еще на год в Париже, как и предполагал. Рондинелли, после долгих колебаний, тоже не едет с ними. С дороги Бальмонт сообщает мне, что они приехали в Христианию из Бергена в одиннадцать

Из книги Мне нравится, что Вы больны не мной… [сборник] автора Цветаева Марина

Первая поездка Бальмонта по России в 1915 году В Петербурге Бальмонт пробыл недолго. В конце сентября он уехал в свою первую большую поездку по России. Повез он с собой две лекции - «Поэзия как волшебство» и только что законченную «Океанию». И еще несколько песен из поэмы

Из книги автора

Последний отъезд Бальмонта за границу Чем ближе весна, тем больше его тянет к перемене места. Он подал заявление Луначарскому о своем желании уехать за границу. Он не хочет оставаться в Москве, где все его внимание и силы поглощаются заботами о куске хлеба. Его беспокоит

Из книги автора

Последние годы Бальмонта В начале тридцатых годов, 31–32-м, я не знаю определенно, Бальмонт заболел нервной болезнью и провел больше года в лечебнице. Я очень мало или, лучше сказать, ничего не знала, чем именно он страдал, как его лечили. Знала, что очень трудно было его

Из книги автора

Приложение ПИСЬМА К. Д. БАЛЬМОНТА К Е. А. АНДРЕЕВОЙ-БАЛЬМОНТ В начале нашей совместной жизни с Бальмонтом мы редко расставались с ним. А если разъезжались, даже на короткий срок, писали друг другу ежедневно. Когда же он уезжал надолго в Мексику, Египет, он тоже писал мне

Из книги автора

Неизданное стихотворение Бальмонта После смерти великого поэта-символиста Константина Бальмонта в левом кармане его леопардового жакета был найден неизвестный доселе набросок стихотворения. Вот он: Я в яме дальней и убогой, Средь одалисок побледнелых, Читал туманные

Из книги автора

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА К. Д. БАЛЬМОНТА 1867, 3 июня - рождение К. Д. Бальмонта в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии.1876, сентябрь - поступление на учебу в Шуйскую мужскую прогимназию.1885, сентябрь - исключение из Шуйской прогимназии за участие в

Из книги автора

Юбилей 15 июля 1903 года Полтава праздновала пятидесятилетний юбилей писателя, праздновала без Короленко- сам он отправился в очередное путешествие, чтобы избежать чествования.Поток адресов, писем и телеграмм шел непрерывно со всех концов России и из-за границы. Из них в

Из книги автора

Юбилей Бальмонта (Запись) Юбилей Бальмонта во «Дворце Искусств». Речи Вячеслава и Сологуба. Гортанный взволнованный отрывистый значительный – ибо плохо говорит по-русски и выбирает только самое необходимое – привет японочки Инамэ. Бальмонт – как царь на голубом

Литературное досье в помощь профессионалам

Писатели от А до Я. Юбиляры 2017 года

2 июня - 150 лет со дня рождения
Константина Дмитриевича Бальмонта (1867-1942),
русского поэта «серебряного века», переводчика, эссеиста

Примерные названия выставок (страничка юбиляра, выставка-полемика, бенефис книги, выставка-впечатление):

  1. «Константин Бальмонт: я для всех и ничей…»
  2. «Рождается внезапная строка...»
  3. «К.Д. Бальмонт: штрихи к портрету»
  4. «Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце»

Примерные формы работы:

  1. Поэтический вечер «Я победил холодное забвенье…»
  2. Литературно-музыкальная беседа «Нам музыка дана…» (о стихотворениях Бальмонта, положенных на музыку)
  3. Виртуальное путешествие «В гости к Бальмонту»
  4. Поэтическое путешествие по «Фейным сказкам» К.Д. Бальмонта «Волшебное царство сказочной феи»
  5. Устный журнал «Слово о Бальмонте»
  6. Литературно-поэтическая композиция для старшеклассников «Сын солнца, я - поэт»

Список произведений Константина Бальмонта:

  1. Бальмонт, К. Д. Золотая россыпь: избр. пер. / Константин Бальмонт; [сост. и вступ. ст. А. Д. Романенко]. - М.: Сов. Россия, 1990. - 320 с.
  2. Бальмонт, К. Д. Фейные сказки: кн.-игрушка / К. Д. Бальмонт; худож. Наталья Глушкова. - Челябинск: Фонд Галерея, . - 10 с.
  3. Бальмонт, К. Д. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи / К. Д. Бальмонт. - М.: Правда, 1990. - 606 с.
  4. Бальмонт, К. Д. Светлый час: стихотворения и переводы: из пятидесяти книг / К. Д. Бальмонт. - М.: Республика, 1992. - 590 с.
  5. Бальмонт, К. Д. Солнечная пряжа: стихотворения, очерки / К. Д. Бальмонт; рис. И. Л. Бруни. - М.: Дет. лит., 1989. - 239 с.

Биография Константина Бальмонта:

  1. Биография Константина Бальмонта [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://the-biografii.ru/poety/64-biografiya-konstantina-balmonta.html .
  2. Зарубина Е. А. Бальмонт К. Д.: штрихи к портрету [Электронный ресурс] / Зарубина Елена Анатольевна // Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5554/423/ .
  3. Калошин, А. 42 - роковая тайна Бальмонта / Адольф Калошин // Чудеса и приключения. - 2007. - № 10. - С. 21-22.
  4. Константин Дмитриевич Бальмонт [Электронный ресурс]: биография. - Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/Бальмонт,_Константин_Дмитриевич .
  5. Пайман, А. Константин Бальмонт: «Я вечный ветер, я вечно вею...» / Аврил Пайман // Наука и религия. - 2011. - № 6. - С. 50-53.
  6. Серова, Л. «Непостижность судьбы...»: (Константин Дмитриевич Бальмонт) / Л. Серова // Наука и жизнь. - 2008. - № 7. - С. 102-104.
  7. Серебрякова, О. М. Константин Бальмонт - поэт-переводчик / О. М. Серебрякова // Русская словесность. - 2008. - № 4. - С. 25-29.
  8. Титова, Л. Н. «Солнечный бард из шуйской глубинки»: К. Бальмонт и наш край [Электронный ресурс] / Титова Любовь Николаевна// Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5566/421/ .

Сценарии массовых мероприятий:

  1. Безелянская, А. Беатриче Константина Бальмонта / Анна Безелянская // Студенческий меридиан. - 2010. - № 2. - С. 59-61.
  2. Горохова, М. С. «Одна есть в мире красота»: цветы в поэтическом мире К. Бальмонта; литературный вечер для старшеклассников / Горохова Марина Семеновна // Уроки литературы. - 2015. - № 3. - С. 13-15.
  3. Иванова Л. И. Сказки? Это интересно! И игре найдется место [Электронный ресурс] / Иванова Л. И., Печникова С. В.// Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5520/419/ .
  4. Ионина, Г. В. Слово о Бальмонте [Электронный ресурс] / Ионина Г. В. // Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5521/419/ .
  5. Ковалева, Е. А. Паганини русской поэзии [Электронный ресурс] / Ковалева Е. А. // Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5519/419/ .
  6. Кудряшова, М. В. «Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце» [Электронный ресурс] / Кудряшова М. В., Хохлова М. Ю. // Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5524/419/ .
  7. Соловьева, С. Я не устану быть живым… [Электронный ресурс] / Светлана Соловьева, Елена Зарубина// Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5567/422/ .
  8. Солодовникова, И. Н. Я ведь только облачко, полное огня [Электронный ресурс] / Солодовникова И. Н. // Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.iv-obdu.ru/content/view/5526/419/ .
  9. Титова, Л. Н. Буктрейлер по книге К.Д. Бальмонта «Дрёма» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: ps://youtu.be/6Nm0R27cU_M .
  10. Титова, Л. Н. «Солнечный бард из шуйской глубинки»: К. Бальмонт и наш край [Электронная презентация] / Титова Любовь Николаевна// Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа: http://www.calameo.com/read/003169676aea9ead537d9 .
  11. Тихомирова, Г. М. «В гости к Бальмонту: Вичуга - Шуя (Гумнищи)» [Электронный ресурс] / Светлана Соловьева, Елена Зарубина,// Ивановская областная библиотека для детей и юношества. - Режим доступа:

ЮБИЛЕЙ БАЛЬМОНТА

Мы с Мариной пришли во Дворец Искусств, зная, что сегодня необыкновенный праздник — юбилей Бальмонта. В саду я немного отстала и вдруг вижу Бальмонта с Еленой и Миррой и розу-пион в руках Бальмонта. Марина берет билет, и мы идем в залу. Елена (по-бальмонтовски Элэна) уже заняла свое место. Мирра знаками зовет меня поделить с ней розовую мягкую табуретку. Вносят два голубых в золотой оправе стула, а третий — кресло для Бальмонта. Его ставят посередине.

Бальмонт входит, неся тетрадь и розу-пион. С грозным, львиным и скучающим лицом он садится, на один стул кладет тетрадку и цветы, а на другой садится поэт Вячеслав Иванов. Все рукоплескают. Он молча кланяется, несколько минут сидит, потом встает в уголок между стулом и зеркалом и, покачивая свое маленькое кресло, начинает речь о Бальмонте, то есть Вступительное Слово.

К сожалению, я ничего не поняла, потому что там было много иностранных слов. Иногда среди речи Вячеслава Ивановича раздавались легкие рукоплескания, иногда — возмущенный шепот несоглашающихся.

На минуточку выхожу из душной залы вниз, в сад, пробегаю его весь, не минуя самых закоулков, думая в это время, как же это люди могли жить в таких сырых, заплесневелых подвалах дома Соллогуба. Возвращаюсь, когда Вячеслав Иванович кончает, вылезает из своего углового убежища и крепко пожимает Бальмонту руку.

Бальмонт принадлежал к тем редчайшим людям, с которыми взрослая Марина была на «ты»…

Я хочу описать теперь наружность Вячеслава Иванова. Неопределенные туманные глаза, горбатый нос, морщинистое желтое лицо. Потерянная сдерживаемая улыбка. Говорит с легкой расстановкой, не шутит, все знает, учен — не грамоте и таким вещам, а учен, как ученый. Спокойный, спокойно ходит и спокойно глядит, не пламенный, а какой-то серый…

Самое трогательное во всем празднике — это японочка Инамэ.

Когда ее вызвали: «Поэтесса Инамэ», она вышла из-за кресла Бальмонта, сложила ручки и трогательно начала свою простую речь. Она говорила: «Вот я стою перед Вами и вижу Вас. Завтра уже я должна уехать. Мы помним, как Вы были у нас, и никогда не забудем. Вы тогда приехали на несколько дней, и эти несколько дней… что говорить!.. Приезжайте к нам, и надолго, чтобы мы вечно помнили, что Вы были у нас — великий поэт!»

Тогда Бальмонт сказал: «Инамэ! Она не знала, что у меня есть готовый ответ!» Все засмеялись. Он встал, вынул из кармана небольшую записную книжечку и начал читать стихи, вроде: «Инамэ красива и ее имя так же красиво», и вообще стих лестный каждой женщине.

И еще одна женщина, английская гостья, встала и этим дала знать Бальмонту, что она хочет сказать ему что-то. Бальмонт встал. Гостья говорила по-английски. Когда она кончила, Бальмонт взял букет пионов и вручил ей. Лучше бы он отдал цветы японочке, которая не заученно и просто сказала свою маленькую речь!

Кто-то громко сказал: «Поэтесса Марина Цветаева».

Марина подошла к Бальмонту и сказала: «Дорогой Бальмонтик! Вручаю Вам эту картину. Подписались многие художники и поэты. Исполнил В. Д. Милиотти». Бальмонт пожал руку Марине, и они поцеловались. Марина как-то нелюдимо пошла к своему месту, несмотря на рукоплескания.

В это время стали играть на рояле музыку, такую бурную, что чуть не лопались клавиши. Пружины приоткрытого рояля трещали и вздрагивали, точно от боли. Мирра зажимала уши и улыбалась. А я совершенно равнодушно стояла и вспоминала, что видела поэта «Великого, как Пушкин — Блока». Совсем недавно.

Последним выступал Федор Сологуб. Он сказал: «Не надо равенства. Поэт — редкий гость на земле. Поэт — воскресный день и праздник Мира. У поэта — каждый день праздник. Не все люди — поэты. Среди миллиона — один настоящий».

При словах Сологуба «не надо равенства» вся толпа заговорила в один голос: «Как кому! Как кому! Не всем! Не всегда!»

Я уже думала, что все, как вдруг выступил Иван Сергеевич Рукавишников. В руках его — стихотворный журнал. Выходит и громко почти кричит свои стихи К. Д. Бальмонту. Когда он кончил, Бальмонт пожал ему руку…

Схожу с лестницы и думаю — почему в Дворце Соллогуба не было ночного праздника Бальмонта— с ракетами.

Вместе с Бальмонтом и его семьей идем домой.

Как возникла дружба Марины с Бальмонтом — не помню: казалось, она была всегда. Есть человеческие отношения, которые начинаются не с начала, а как бы с середины и которые вовсе не имели бы конца, не будь он определен всему сущему на земле. Они длятся и длятся, минуя исходную, неустойчивую пору взаимного распознавания и итоговую, болевую — разочарований.

Эта, прямолинейная, протяженность дружбы, эта беспрерывность и безобрывность ее (внешние причины обрывов — не в счет, говорю о внутренних) не были свойственны Марине, путнику не торных дорог.

Чаще всего она чересчур горячо увлекалась людьми, чтобы не охладевать к ним, опять-таки чересчур! (Но что такое «чересчур» для поэта, как не естественное его состояние!) В слишком заоблачные выси она возносила их, чтобы не поддаваться искушению низвергнуть; слишком наряжала в качества и достоинства, которыми они должны были бы обладать, не видя тех, которыми они, быть может, обладали… Не женское это было свойство у нее! — ведь наряжала она других, а не себя и, по-мужски, просто была, а не слыла, выглядела, казалась. И в этой ее душевной, человеческой непринаряженности и незагримированности таилась одна из причин ее разминовений и разлук и — возникновения ее стихов — сейсмограмм внутренних потрясений.

Чем же была порождена дружба — столь длительная, без срывов и спадов, связывавшая именно этих двух поэтов?

Во-первых, поэтическому воображению Марины просто не было пищи в Бальмонте, который уже был, впрочем, как и сама Марина, максимальным выражением самого себя, собственных возможностей и невозможностей. Он, как и она, существовал в превосходной степени, к которой — не прибавишь.

Во-вторых, разностихийность, разномасштабность, разноглубинность их творческой сути была столь очевидна, что начисто исключала самую возможность столкновений: лучшего, большего, сильнейшего Марина требовала только от родственных ей поэтов.

Оба они были поэтами «милостью божьей», но Марина всегда стояла у кормила своего творчества и владела стихией стиха, в то время как Бальмонт был ей подвластен всецело.

Ни о ком — разве что о первых киноактерах! — не слагалось до революции столько легенд, сколько рождалось их о Бальмонте, баловне поэтической моды. И юной Цветаевой он казался существом мифическим, баснословным. Октябрь же свел ее с живым и беспомощным (пусть необычайно деятельным, но — не впрок!) человеком, чья звезда со скоростью воистину космической устремлялась от зенита к закату. Одного этого было достаточно, чтобы Марина тотчас же подставила плечо меркнувшей славе, обреченному дарованию, надвигающейся старости…

На себя легендарного Бальмонт и походил, и не походил; изысканная гортанность его речи, эффектность поз, горделивость осанки, заносчивость вздернутого подбородка были врожденными, не благоприобретенными; так он держался всегда, в любом положении и окружении, при любых обстоятельствах, до конца. Вместе с тем оказался он неожиданно рыхловат телом, не мускулист и приземист, с мягкими, совсем не такими определенными, как на портретах, чертами лица под очень высоким лбом — некая помесь испанского гранда с иереем сельского прихода; впрочем — гранд пересиливал.

Также неожиданными оказались и Бальмонтова простота, полнейшее отсутствие рисовки, и — отсутствие водянистости и цветистости в разговоре: сжатость, точность, острота речи. Говорил он отрывисто, как бы откусывая слова от фразы.

Наряду с почти уже старческой незащищенностью перед жизнью было у него беспечное, юношеское приятие ее такой, как она есть; легко обижаясь, обиды стряхивал с себя, как большой пес — дождевые капли.

Бальмонт принадлежал к тем, редчайшим, людям, с которыми взрослая Марина была на «ты» — вслух, а не в письмах, как, скажем, к Пастернаку, которого, в пору переписки с ним, почти не знала лично, или к Рильке, с которым не встречалась никогда. Чреватое в обиходе ненавидимым ею панибратством, «ты» было для нее (за исключением обращения к детям) вольностью и условностью чисто поэтической, но отнюдь не безусловностью прозаического просторечия. Перейдя на «ты» с Бальмонтом, Марина стала на «ты» и с его трудностями и неустройствами; помогать другому ей было всегда легче, чем себе; для других она — горы ворочала.

Марина Цветаева. Прага. 1924 г.

В первые годы революции Бальмонт и Марина выступали на одних и тех же литературных вечерах, встречались в одних и тех же домах. Очень часто бывали у большой приятельницы Марины — Татьяны Федоровны Скрябиной, вдовы композитора, красивой, печальной, грациозной женщины, у которой собирался кружок людей, прикосновенных к искусству. Из завсегдатаев-музыкантов больше всего запомнился С. Кусевицкий, любой разговор неуклонно переводивший на Скрябина. Дочерей композитора и Татьяны Федоровны звали, как нас с Мариной. После смерти матери в 1922 году, вместе с бабушкой-бельгийкой и младшей своей сестрой, Ариадна Скрябина, тогда подросток, выехала за границу. Двадцатилетие спустя она, мать троих детей, стала прославленной героиней французского Сопротивления и погибла с оружием в руках в схватке с гитлеровцами.

На наших глазах квартира Скрябина начала превращаться в музей; семья передала государству сперва кабинет композитора, в котором все оставалось, как при нем и на тех же местах, и в этой большой комнате с окнами, выходившими в дворовый палисадник с цветущими в нем до середины лета кустами «разбитых сердец», начали изредка появляться первые немногочисленные экскурсанты.

Почти всегда и почти всюду сопровождала Бальмонта его жена Елена, маленькое, худенькое, экзальтированное существо с огромными, редкостного фиалкового цвета глазами, всегда устремленными на мужа. Она, как негасимая лампадка у чудотворной иконы, все время теплилась и мерцала около него. Марина ходила с ней по очередям, впрягалась в мои детские саночки, чтобы помочь ей везти мороженую картошку или случайно подвернувшееся топливо; получив пайковую осьмушку махорки, отсыпала половину «Бальмонтику»; он набивал ею великолепную английскую трубку и блаженно дымил; иногда эту трубку они с Мариной, экономя табак, курили вдвоем, деля затяжки, как индейцы.

Жили Бальмонты в двух шагах от Скрябиных и неподалеку от нас, вблизи Арбата. Зайдешь к ним — Елена, вся в саже, копошится у сопротивляющейся печурки, Бальмонт пишет стихи. Зайдут Бальмонты к нам, Марина пишет стихи, Марина же и печку топит. Зайдешь к Скрябиным — там чисто, чинно и тепло, — может быть, потому, что стихов не пишет никто, а печи топит прислуга…

Когда Бальмонты собрались за границу — думалось, что ненадолго, оказалось — навсегда, мы провожали их дважды: один раз у Скрябиных, где всех нас угощали картошкой с перцем и настоящим чаем в безукоризненном фарфоре; все говорили трогательные слова, прощались и целовались; но на следующий день возникли какие-то неполадки с эстонской визой, и отъезд был ненадолго отложен. Окончательные проводы происходили в невыразимом ералаше: табачном дыму и самоварном угаре оставляемого Бальмонтами жилья, в сутолоке снимающегося с места цыганского табора. Было много провожающих. «Марина была самой веселой во всем обществе сидящих за этим столом. Рассказывала истории, сама смеялась и других смешила, и вообще была так весела, как будто бы хотела иссушить этим разлуку», — записала я тогда в свою тетрадочку.

Но смутно было у Марины на душе, когда она перекрестила Бальмонта в путь, оказавшийся без возврата.

В эмиграции, продлившейся для Марины с 1922 по 1939 год, интенсивность дружбы ее с Бальмонтом оставалась неизменной, хотя встречи возникали после значительных перерывов, вплоть до 30-х годов, когда Константин Дмитриевич и Елена, перестав пытать счастья в перемене мест и стран, горестно, как и мы, пристали к парижским пригородам. Тогда мы стали видеться чаще — особенно когда заболел Бальмонт.

Трудно вообразить, каким печальным было постепенное его угасание, какой воистину беспросветной — ибо помноженной на старость — нищета. Помогали им с Еленой многие, но всегда ненадежно и недостаточно. Люди обеспеченные помогать уставали, бедные — иссякали… И все это: постоянство нищеты, постоянство беспомощности — было окружено оскорбительным постоянством чужого, сытого, прочного — и к тому же нарядного — уклада и обихода. К витринам, мимо которых Марина проходила, искренне не замечая их, Бальмонт тянулся, как ребенок, и, как ребенка уговаривая, отвлекала его от них верная Елена.

Болезнь Бальмонта постепенно уводила его с поверхности так называемой жизни в глубь самого себя, он обитал в своей, ставшей бессловесной и невыразимой, невнятной другим Океании, в хаотическом прамире собственной поэзии.

В последний раз я видела его и Елену в Париже, зимой 1936/37 года, у друзей. Рыжая бальмонтовская грива поредела, поседела и от седины приобрела неземной розоватый оттенок. Взгляд утратил остроту, движения — точность. Голова осталась такой же непоклонной, как и прежде, хотя тяжелые морщины тянули лицо вниз, к земле. Он деловито и отчужденно ел. Елена сидела рядом, почти бестелесная, прямая, как посох, которым она и служила этому страннику.

— Марина, — сказал вдруг Бальмонт, царственно прерывая общий тихий разговор, — когда мы шли сюда, я увидел высокое дерево, круглое как облако, все звеневшее от птиц. Мне захотелось туда, к ним, на самую вершину, а она (жест в сторону Елены) — вцепилась в меня, не пустила!

— И правильно сделала, что не пустила, — ласково отозвалась Марина. — Ты ведь Жар-Птица, а на том дереве — просто птицы: воробьи, вороны. Они бы тебя заклевали…

«Я родился Поэтом»

Бальмонт, наш пленительный, сладостный гений,

Владыка созвучий, волшебник словес!

Как счастлив я, пленник твоих упоений,

Свидетель твоих неизбывных чудес!

С. Городецкий.

15 июня - исполняется 145 лет со дня рождения нашего земляка, знаменитого поэта «Серебряного века» К. Д. Бальмонта. В начале прошлого века ему суждено было стать одним из лидеров символизма, нового направления в русской литературе.

Стихи К. Бальмонта получили всероссийскую известность, а сам он стал кумиром целого поколения. «В течение десятилетия Бальмонт нераздельно царил над русской поэзией», - писал о нем В. Брюсов. Бальмонт, по словам Тэффи, «удивил и восхитил своим перезвоном хрустальны созвучий… Россия была именно влюблена в Бальмонта… Его читали, декламировали и пели с эстрады». А ведь он был человеком «из глубинки», приехавшим завоевывать столицу, не имея ничего, кроме поэтического дара и феноменальной работоспособности. Пройдя через нищету, непонимание, отчаяние, сумел стать не только большим русским поэтом, но и одним из самых образованных людей своего времени.


К сожалению, в России имя К. Бальмонта после его эмиграции в 1920 году было предано забвению. Достаточно сказать, что первый его сборник был издан в нашей стране только в 1984 году. Сегодня творчество Бальмонта по достоинству оценено на Родине, и мы можем говорить о «возвращении» поэта в Россию.

В течение этого юбилейного года в библиотеке ИГЭУ проходили различные мероприятия, объединенные в программу «Я родился Поэтом», посвященную К.Д. Бальмонту. Это и книжные выставки, освещающие жизнь и творчество поэта, и беседы для студентов, и познавательная интернет-викторина, и литературно-музыкальный вечер, посвященный матери поэта В.Н. Бальмонт. Ведущие вечера - сотрудники литературно-краеведческого музея К. Бальмонта (г. Шуя) - рассказали о детских годах писателя, прошедших на шуйской земле, о семье, вырастившей будущего поэтического гения, о той культурной среде, в которой воспитывался Бальмонт. С большим успехом прошел конкурс творческих работ студентов «Влюблен в движение и стих», на который были представлены работы самых разных жанров: рисунки и электронные презентации, эссе и собственные произведения. Все участники конкурса были награждены памятными призами.


Заключительное мероприятие этой программы - Бальмонтовский семинар «Звонкие струны поэта», в рамках которого студенты I курса группы 3-А провели своеобразное культурологическое исследование жизни и творчества К.Д. Бальмонта. Каждый из участников подготовил рассказ об одном из периодов жизни поэта или об одном из аспектов его творчества. Иллюстрировали повествование кадры электронных презентаций. И, конечно, звучали стихи Бальмонта. В итоге участникам семинара удалось нарисовать целостную и яркую картину жизни неординарного, творческого человека, воссоздать законченный образ Поэта,

Мы надеемся, что прошедшие мероприятия помогли нашим студентам открыть для себя творчество К. Бальмонта, его светлую, солнечную поэзию, «мир мимолетных наблюдений и хрупких чувствований».

Информацию и фотографии предоставила Елена Смирнова ,
зав. отделом гуманитарно-просветительской работы библиотеки ИГЭУ

16 декабря в 12.00 в библиотеке имени К.Д. Бальмонта (филиал №8 Централизованной библиотечной системы города Ярославля) прошли Пятые Бальмонтовские чтения «Я победил холодное забвенье».

Открывая мероприятие, директор ЦБС Светлана Юрьевна Ахметдинова заметила, что еще пять лет назад никто и подумать не мог, что имя Бальмонта может так гармонично влиться в культурную жизнь Ярославля.

А вот сейчас — Бальмонтовские чтения в библиотеке, носящей имя поэта, собирают год от года всё больше людей; появились постоянные участники этого форума, расширяются формы и методы работы с именем: три года назад заработало арт-кафе «Ярославская бродячая собака». Под солнцем по имени Бальмонт (мы помним, что поэт призывал «Будем как солнце») расцветают таланты, искусство, творческие идеи, к нему тянется все живое. Мощь его личности и таланта — как солнечная энергия. И только солнце русской поэзии Александр Сергеевич Пушкин может сравниться с ним и затмить его: «Сегодня слова не приходили, — писал Константин Дмитриевич, — наверное, потому что много читал Пушкина».

О Бальмонте говорят, что он — весенний поэт, что он внес новую мелодику в русскую литературу, создал столько, сколько мог создать небольшой народ. Стихи и проза — сколько опубликовано, а сколько еще ждет своего часа! К счастью, постепенно эта лакуна заполняется: выходят новые сборники, исследования. И Бальмонтовские чтения вносят свой весомый вклад в этот процесс.

Первая часть Чтений-2016 была посвящена большому юбилею — в этом году исполнилось 850 лет грузинскому поэту Шота Руставели. А Константин Бальмонт был первым переводчиком знаменитой поэмы, известной нам под названием «Витязь в тигровой шкуре». Дело в том, что сам Бальмонт назвал свой перевод дословно — «Носящий барсову шкуру». Тут надо отметить, что Константин Дмитриевич, будучи полиглотом (он свободно владел 16 языками, а всего переводил более чем с 30!), изучил грузинский, прежде чем приступить к работе. Он побывал на родине поэмы, общался с людьми, погружался в культурное пространство, в мир, из которого вышел и сам Руставели, и его стихи. И настолько проникся грузинским мироощущением, что его перевод поэмы, несмотря на некоторые вольности с текстом и лирические отступления, в Колхиде и по сей день особенно нежно любят и считают наилучшим.

К слову, когда в 30-е годы в СССР выпустили несколько изданий поэмы, в предисловии одного из них значилось: только у Бальмонта есть полный перевод, поэтому «мы вынуждены» публиковать именно его. Почему вынуждены? Напомним, что Константин Дмитриевич на тот момент был эмигрантом, а к таким людям в Стране Советов относились не лучшим образом.

А на мысль заняться переводом Бальмонта натолкнул случайный попутчик — поэт, заметим, был отчаянным и заядлым путешественником, объездил почти весь мир, бывал в Японии, Мексике — это в досамолетную эпоху-то! Попутчик был англичанином, знатоком грузинской культуры. Он и рассказал, что «Витязь» переведен почти на все европейские языки. А вот на русском полного перевода нет. И Бальмонт загорелся.

Руставели — кстати, считается, что это не фамилия, а прозвище по месту рождения, Шота из села Рустави, — очень непрост в переложении, особенно поэтическом. Есть даже переводы в прозе, поскольку стихотворный строй, которым написан «Витязь», довольно архаичен и с трудом переносится на язык современной поэзии. Но Константину Дмитриевичу невозможное удавалось очень хорошо — и в 1916 году появился «Носящий барсову шкуру».


Обо всем этом, а также об истории создания поэмы, о праздновании в Ярославле 850-летия уроженца села Рустави и говорили докладчики. В этой части чтений выступили Светлана Юрьевна Ахметдинова («Венценосец в веках». Шота Руставели»), Марина Семеновна Горохова, заведующая библиотекой имени К.Д. Бальмонта («Константин Бальмонт- первый переводчик поэмы Шота Руставели «Витязь в барсовой шкуре»), Михаил Юрьевич Бальмонт («Обзор прижизненных изданий «Витязь в барсовой шкуре» Руставели в переводе К. Д. Бальмонта из личной коллекции»). Также зрителям был предложен видео-обзор «Мамука Чхеидзе — коллекционер книг Руставели».



Интересно, что древняя поэма охотно принимает современные формы — например, графического романа, комиксов, настольной игры. Могла в начале 20 века появиться и киноверсия этого произведения, Константин Бальмонт написал сценарий по тексту Шота Руставели — но не сложилось: 20-е годы были временем трудным. А потом сценарий затерялся.

— Но чудеса случаются, и мы в них будем верить, — заметила С.Ю. Ахметдинова. — Вдруг текст будет найден? Просто он ждет где-то своего человека. А кто ищет, тот найдет, верно?

Во второй части Чтений публике представили доклад Нины Владимировны Обнорской о купцах Оловянишниковых. Какая связь у них с Бальмонтом? У поэта был друг — поэт Юргис Балтрушайтис. Его супруга как раз и являлась представительницей этого ярославского купеческого рода, а их история любви, к которой был причастен и К.Д. Бальмонт, достойна целого романа. Они ведь были из разных социальных слоев: она — богатая наследница, он — нищий студент… Об этой истории есть упоминание в «Дневнике русской женщины» Елизаветы Александровны Дьяконовой, двоюродной сестры Марии Ивановны Оловянишниковой.

Михаил Бальмонт рассказал о жизни своего знаменитого предка в 1916 году — ровно сто лет назад, о его путешествиях в этот год. В дополнение к выступлению была сделана книжная выставка «1916 год в жизни и судьбе Бальмонта».

— Любопытно изучить объявления в прессе о выступлениях Константина Дмитриевича. Эти анонсы не занимали много места, такие, знаете, небольшие публикации — размером в два спичечных коробка, как говорится. Только тема — без подробностей. Да и появлялись объявления часто буквально накануне, за день-другой до события. А залы были битком! В помещении на 400 мест собирались по 700 человек. Хотя оратором Бальмонт не был, говорил тихо, иногда — не самым понятным простому люду языком. Но энергетика, исходившая от него, затмевала все недостатки.

Михаил Юрьевич показал участникам мероприятия новый двухтомник, подготовленный Александром Юрьевичем Романовым, бальмонтоведом и краеведом из Шуи. В издание вошли ранее не публиковавшиеся стихи и проза, а также переводы. М.Бальмонт также презентовал сувенирную продукцию, выпущенную к грядущему в следующем году 150-летию поэта, новые издания его стихов.

Некоторые книги иллюстрированы Иваном Кашириным, художником из Шуи, о творчестве которого, так трагически оборвавшемся в 2013 году, рассказала его мать, Нина Александровна Каширина, хранитель традиций Шуйской средней школы №2 им. К. Д. Бальмонта, лауреат премии имени К. Д. Бальмонта. Главной темой сообщения стал образ Бальмонта в иллюстрациях и графике художника.

Работы И. Каширина упоминались и в выступлении «Серебряные россыпи стихов» Светланы Юрьевны Хромовой, заместителя директора средней школы № 2 города Шуи имени К. Д. Бальмонта, учителя русского языка и литературы высшей категории, Почетного работника общего образования и лауреата премии им. К. Д. Бальмонта. Она рассказала о работе детского поэтического клуба «Серебряная лира», о том, как там популяризируют и изучают творчество К. Бальмонта.

Не отстают от шуйских ребят и ярославские школьники, в чем смогли убедиться гости арт-кафе «Ярославская бродячая собака», распахнувшего свои двери сразу после завершения Чтений.

Учащиеся Центра детского творчества «Россияне» подготовили по стихам Константина Дмитриевича литературно-музыкальную композицию «Боярыня лесов — Зима». Был у поэта такой цикл «Хоровод времен» (в библиотеке, кстати, работала одноименная книжная выставка, подготовленная специально к Бальмонтовским чтениям) — и вот его часть, посвященная Зиме, Боярыне-Зиме, и прозвучала в арт-кафе.


Татьяна Николаевна Кузнецова, заведующая библиотекой-филиалом № 7 МУК ЦБС города Ярославля, подготовила эссе «Лишь в музыку веруй». К. Бальмонт и С. Рахманинов», а Вадим Викторович Лунин, ярославский бард, порадовал публику своим «Посвящением», в котором прозвучали песни на стихи К. Бальмонта, в том числе и замечательные строки:

Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.


А финальным аккордом Пятых Бальмонтовских чтений стала литературно-музыкальная программа «Хроника удивительных мгновений», которую представил Игорь Кулагин-Шуйский, московский поэт-бард, лауреат Всероссийской литературной премии имени К.Д. Бальмонта «Будем как солнце».


Звучали не только строки Бальмонта, положенные на музыку, но и стихи самого И. Кулагина-Шуйского, посвященные поэту, и стихи других авторов, так или иначе относящиеся к Константину Дмитриевичу. Все это перемежалось рассказом Игоря Кулагина о своих связях с Ивановским краем (он родом из Шуи), о любви к поэзии Бальмонта, о том, как присутствует поэт в его жизни — и сопровождает весь творческий путь.

Кстати, в этом году бард получил премию Губернатора Московской области «Наше Подмосковье», которую вручают ежегодно. Он был удостоен Диплома третьей степени в номинации «Культпросвет» за проект «Мой Бальмонт — музыка любви».

Да! И самое главное! В арт-кафе ведь был и сам Бальмонт! Стало доброй традицией вводить в программу театрализованные сценки, в которых роль поэта исполняют читатели и помощники библиотеки.

Первым «Бальмонтом» был Валерий Иванович Кушнарев, почетный гость и давний друг библиотеки.