Произведение граф монте кристо. Эдмон узнает о кладе. Персонажи и прототипы

В ходе первых же боев с РККА немцы столкнулись с «неожиданной проблемой». Дело в том, что в нашей армии, в отличии от армий с которыми до сих пор приходилось сталкиваться вермахту, служило достаточно много женщин. Что с ними делать, когда они попадали в плен, было не совсем понятно

Командующий 4-й полевой армией Клюге 29.6.1941 без затей отдал приказ – всех женщин в военной форме – расстреливать. Правда, уже 1.7.1941 из ОКХ его одернули, даже для немцев это было чересчур.

Сколько женщин-военнослужащих Красной Армии оказалось в немецком плену, – неизвестно. Пытки, издевательства, насилия и расстрелы – были делом обыкновенным.

Ниже приводятся несколько примеров обращения «цивилизованных» немцев с пленными женщинами — военнослужащими.

В августе 1941 г. по приказу Эмиля Кноля, командира полевой жандармерии 44-й пехотной дивизии, была расстреляна военнопленная – военный врач.

В г. Мглинск Брянской области в 1941 г. немцы захватили двух девушек из санитарной части и расстреляли их.

После разгрома частей Красной Армии в Крыму в мае 1942 г. в Рыбацком поселке «Маяк» недалеко от Керчи в доме жительницы Буряченко скрывалась неизвестная девушка в военной форме. 28 мая 1942 г. немцы во время обыска обнаружили ее. Девушка оказала фашистам сопротивление, кричала: «Стреляйте, гады! Я погибаю за советский народ, за Сталина, а вам, изверги, настанет собачья смерть!» Девушку расстреляли во дворе.

В конце августа 1942 г. в станице Крымской Краснодарского края расстреляна группа моряков, среди них было несколько девушек в военной форме.

В станице Старотитаровской Краснодарского края, среди расстрелянных военнопленных обнаружен труп девушки в красноармейской форме. При ней был паспорт на имя Михайловой Татьяны Александровны, 1923 г. уроженки села Ново-Романовка.

В селе Воронцово-Дашковское Краснодарского края в сентябре 1942 г. были зверски замучены взятые в плен военфельдшера Глубокова и Ячменева.

5 января 1943 г. неподалеку от хутора Северный были захвачены в плен 8 красноармейцев. Среди них – медицинская сестра по имени Люба. После продолжительных пыток и издевательств всех пленных расстреляли.

Переводчик дивизионной разведки П. Рафес вспоминает, что в освобожденной в 1943 г. деревне Смаглеевка в 10 км от Кантемировки жители рассказали, как в 1941 г. «раненую девушку-лейтенанта голую вытащили на дорогу, порезали лицо, руки, отрезали груди...»

Часто захваченные в плен женщины перед смертью подвергались насилию. Солдат из 11-й танковой дивизии Ганс Рудгоф свидетельствует, что зимой 1942 г. «...на дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные... На этих мертвых телах… были написаны похабные надписи».

Женщины-военнопленные содержались во многих лагерях. По словам очевидцев, они производили крайне жалкое впечатление. В условиях лагерной жизни им было особенно тяжело: они, как никто другой, страдали от отсутствия элементарных санитарных условий.

Посетивший осенью 1941 г. Седлицкий лагерь К. Кромиади, член комиссии по распределению рабочей силы, беседовал с пленными женщинами. Одна из них, женщина-военврач, призналась: «… все переносимо, за исключением недостатка белья и воды, что не позволяет нам ни переодеться, ни помыться».

Медсестры Ольга Ленковская и Таисия Шубина попали в плен в октябре 1941 г. в Вяземском окружении. Сначала женщин содержали в лагере в Гжатске, затем в Вязьме. В марте при приближении Красной Армии немцы перевели пленных женщин в Смоленск в Дулаг № 126. Пленниц в лагере находилось немного. Содержались в отдельном бараке, общение с мужчинами было запрещено. С апреля по июль 1942 г. немцы освободили всех женщин с «условием вольного поселения в Смоленске».

После падения Севастополя в июле 1942 г. в плену оказалось около 300 женщин-медработников: врачей, медсестер, санитарок. Вначале их отправили в Славуту, а в феврале 1943 г., собрав в лагере около 600 женщин-военнопленных, погрузили в вагоны и повезли на Запад. 23 февраля 1943 г. привезли в город Зоес. Выстроили и объявили, что они будут работать на военных заводах. В группе пленных была и Евгения Лазаревна Клемм. Еврейка, преподаватель истории Одесского пединститута, выдавшая себя за сербку. Она пользовалась особым авторитетом среди женщин-военнопленных. Е.Л. Клемм от имени всех на немецком языке заявила: «Мы – военнопленные и на военных заводах работать не будем».

В ответ всех начали избивать, а затем загнали в небольшой зал, в котором от тесноты нельзя было ни сесть, ни двинуться. Так стояли почти сутки. А потом непокорных отправили в Равенсбрюк. Этот женский лагерь был создан в 1939 г. Первыми узницами Равенсбрюка были заключенные из Германии, а затем из европейских стран, оккупированных немцами. Всех узниц остригли наголо, одели в полосатые (в синюю и в серую полоску) платья и жакеты без подкладки. Нижнее белье – рубашка и трусы. Ни лифчиков, ни поясов не полагалось. В октябре на полгода выдавали пару старых чулок, однако не всем удавалось проходить в них до весны. Обувь, как и в большинстве концлагерей, – деревянные колодки.

Читая о фактах изуверского отношения нацистов к пленным женщинам-красноармейцам, хочется обратится к тем, кто без устали штампует фейки о якобы 100 000 изнасилованных немок в Германии советскими солдатами – стыдно, господа, стыдно и не хорошо.

Расстрелянные женщины-военнослужащие РККА:

Алексей Котов

Это название стало символом зверского отношения фашистов к попавшим в плен детям

За три года существования лагеря (1941–1944) в Саласпилсе по разным данным погибло порядка ста тысяч человек, семь тысяч из них – дети.

Место, откуда не возвращались

Этот лагерь построили плененные евреи в 1941 году на территории бывшего латвийского полигона в 18 километрах от Риги рядом с одноименным поселком. Согласно документам, первоначально «Саласпилс» (нем. Kurtenhof) называли «воспитательно-трудовым», а не концентрационным лагерем.

Внушительных размеров территория, огороженная колючей проволокой, была застроена наспех сооруженными деревянными бараками. Каждый был рассчитан на 200-300 человек, но нередко в одном помещении находилось от 500 до 1000 человек.

Изначально в лагере обрекали на смерть депортированных из Германии в Латвию евреев, но с 1942 года сюда отправляли «неугодных» из самых разных стран: Франции, Германии, Австрии, Советского Союза.

Печальную известность Саласпилский лагерь получил еще и потому, что именно здесь нацисты забирали у невинных детей кровь для нужд армии и всячески издевались над малолетними узниками.

Полные доноры для рейха

Новых заключенных привозили регулярно. Их заставляли раздеваться догола и отправляли в так называемую баню. Нужно было идти пешком полкилометра по грязи, а потом мыться в ледяной воде. После этого прибывших помещали в бараки, все вещи отбирали.

Имен, фамилий, званий не было – только порядковые номера. Многие погибали практически сразу, тех же, кому удавалось выжить после нескольких дней заточения и пыток, «рассортировывали».

Детей с родителями разлучали. Если матери не отдавали, надзиратели забирали малышей силой. Стояли страшные крики и вопли. Многие женщины сходили с ума; кого-то из них помещали в больницу, а некоторых – расстреливали на месте.

Грудных младенцев и детей в возрасте до шести лет отправляли в специальный барак, где они умирали от голода и болезней. Над узниками постарше нацисты ставили опыты: впрыскивали яды, проводили операции без анестезии, брали у детей кровь, которую передавали в госпитали для раненых солдат немецкой армии. Многие дети становились «полными донорами» - у них забирали кровь до тех пор, пока те не умирали.

Учитывая, что заключенных практически не кормили: кусок хлеба и баланда из овощных отходов, количество детских смертей исчислялось сотнями в день. Трупы, словно мусор, вывозили в огромных корзинах и сжигали в печах крематория или сбрасывали в утилизационные ямы.

Заметая следы

В августе 1944 года, перед приходом советских войск, в попытке уничтожить следы злодеяний, нацисты сожгли многие бараки. Выживших заключенных вывезли в концлагерь Штуттгоф, а на территории Саласпилса до октября 1946 года содержали немецких военнопленных.

После освобождения Риги от фашистов, комиссия по расследованию нацистских злодеяний обнаружила на территории лагеря 652 детских трупа. Также были найдены массовые захоронения и останки людей: ребра, тазобедренные кости, зубы.

Одна из самых жутких фотографий, наглядно иллюстрирующая события того времени, - «Саласпилсская мадонна», труп женщины, которая обнимает мертвого младенца. Было установлено, что их погребли заживо.

Правда глаза колет

Только в 1967 году на месте лагеря возвели Саласпилсский мемориальный комплекс, который существует и по сей день. Над ансамблем трудились многие известные русские и латвийские скульпторы и архитекторы, в том числе и Эрнст Неизвестный . Дорога в Саласпилс начинается с массивной бетонной плиты, надпись на которой гласит: «За этими стенами стонет земля».

Далее на небольшом поле возвышаются фигуры-символы с «говорящими» названиями: «Несломленный», «Униженная», «Клятва», «Мать». По обе стороны от дороги стоят бараки с железными решетками, куда люди приносят цветы, детские игрушки и конфеты, а на черной мраморной стене засечки отмеряют дни, проведенные невинными в «лагере смерти».

На сегодняшний день некоторые латвийские историки кощунственно называют лагерь Саласпилс «воспитательно-трудовым» и «общественно-полезным», отказываясь признавать те зверства, которые творились под Ригой во времена Второй мировой войны.

В 2015 году в Латвии была запрещена выставка, посвященная жертвам Саласпилса. Чиновники посчитали, что подобное мероприятие навредит имиджу страны. В итоге экспозицию «Угнанное детство. Жертвы Холокоста глазами малолетних узников нацистского концлагеря Саласпилс» была проведена в Российском центре науки и культуры в Париже.

В 2017 году на пресс-конференции «Саласпилсский лагерь, история и память» также произошел скандал. Один из спикеров пытался изложить свою оригинальную точку зрения на исторические события, но получил жесткий отпор со стороны участников. «Больно слышать, как вы сегодня пытаетесь забыть о прошлом. Мы не можем допустить, чтобы столь страшные события повторились вновь. Не дай вам Бог пережить подобное», - обратилась к говорящему одна из женщин, которой удалось выжить в Саласпилсе.

Теперь он постепенно начинает осуществлять свой план мести. Считая, что смерть его врагов будет недостаточной платой за его страдания, а также рассматривая себя в качестве инструмента божественной справедливости, орудия Провидения, он исподволь наносит удары своим жертвам; в итоге опозоренный Фернан, от которого ушли жена и сын, совершает самоубийство, Кадрусс погибает из-за собственной жадности, Вильфор теряет всю свою семью и сходит с ума, а Данглар разоряется и вынужден бежать из Франции. В Италии его берут в плен разбойники, подчиняющиеся Монте-Кристо; они отнимают у него последние остатки когда-то огромного состояния. Итого, Кадрусс и Фернан мертвы, Вильфор безумен, а жизнь нищего Данглара на волоске.

Но граф уже устал от мести - в последние дни он понял, что мстя тем, кого считает преступниками, он причинил непоправимый вред многим невиновным, и сознание этого легло тяжким бременем на его совесть. А потому он отпускает Данглара на свободу и даже разрешает ему сохранить пятьдесят тысяч франков.

В конце романа граф уплывает вместе с Гайде на корабле, оставив остров Монте-Кристо с его подземными чертогами и огромными богатствами в дар сыну Морреля Максимилиану и его возлюбленной - Валентине де Вильфор, дочери прокурора.

Дюма Гаварни Граф Морсер в 1838.JPG

Персонажи 1838 года: пэр генерал Морсер

Дюма Гаварни Вильфор в 1838.JPG

прокурор Вильфор

Дюма Гаварни Нуартье в 1838.JPG

бонапартист Нуартье

Дюма Жоанно Валентина Вильфор смерть гжи Сен Меран в 1838.JPG

Валентина де Вильфор

Дюма Гаварни Бертуччо.JPG

управляющий Бертуччо

Дюма Гаварни Гайде в 1838.JPG

греческая албанка Гайде

Текстология

Персонажи

Роман содержит большое количество персонажей, главные из которых описаны ниже.

• Эдмон Дантес - главный герой, моряк, несправедливо заключённый в тюрьму. После побега становится богатым, знатным и знаменитым под именем графа Монте-Кристо . Также использовал имена: аббат Бузони , лорд Уилмор , мальтиец Дзакконе , Синдбад-Мореход .
• Фернан Мондего - кузен Мерседес, рыбак, желающий на ней жениться. Позже становится генерал-лейтенантом, графом де Морсер и пэром Франции .
• Мерседес Эррера - невеста Эдмона Дантеса, позже ставшая женой Фернана.
  • Альбер де Морсер - сын Фернана и Мерседес.
• Данглар - бухгалтер на «Фараоне», подал идею о доносе на Дантеса, позже становится бароном и состоятельным банкиром.
  • Эрмина Данглар - жена Данглара, в прошлом вдова маркиза де Наргон и любовница королевского прокурора де Вильфор, увлекающаяся биржевой игрой. Биологическая мать Бенедетто .
  • Эжени Данглар - дочь супругов Данглар, мечтающая стать независимой артисткой.
• Жерар де Вильфор - помощник прокурора Марселя, после стал королевским прокурором Парижа. Биологический отец Бенедетто .
  • Рене де Сен-Меран - первая жена Вильфора, мать Валентины, дочь маркиза и маркизы де Сен-Меран .
  • Элоиза де Вильфор - вторая жена королевского прокурора, готовая на всё ради своего сына Эдуара.
  • Нуартье де Вильфор - отец королевского прокурора, бывший якобинец и сенатор Наполеона, председатель бонапартистского клуба, позже разбит параличом. «Несмотря на это, он мыслит, он желает, он действует».
  • Барруа - слуга Нуартье де Вильфора.
  • Валентина де Вильфор - старшая дочь Вильфора от первого брака, богатая наследница, фактически сиделка при своём дедушке, возлюбленная Максимилиана Морреля.
  • Эдуар де Вильфор - малолетний сын королевского прокурора от второго брака, избалованный и жестокий ребёнок.
  • Люсьен Дебрэ - секретарь министерства иностранных дел Франции, нынешний любовник и партнёр по биржевой игре баронессы Данглар.
  • Доктор д’Авриньи - семейный врач Вильфоров, первым заподозривший страшную тайну этого семейства.
• Гаспар Кадрусс - сосед Дантеса, вначале портной, а позже трактирщик. Некоторое время был контрабандистом, позже стал соучастником убийства, беглец с каторги.
  • Карконта - жена Кадрусса
• Пьер Моррель - марсельский торговец, владелец судна «Фараон», благодетель Дантеса.
  • Максимилиан Моррель - сын Пьера Морреля, капитан спаги, протеже графа Монте-Кристо.
  • Жюли Моррель (Эрбо́) - дочь Пьера Морреля.
  • Эмманюэль Эрбо́ - муж Жюли.
  • Пенелон - старый боцман «Фараона», помогает Дантесу, когда тот спасает Пьера Морреля от банкротства и позора. После службы на море становится садовником у Жюли и Эмманюэля Эрбо.
  • Коклес - казначей Пьера Морреля, оставшийся ему верным до конца. Потом стал привратником у Жюли и Эмманюэля Эрбо.
• Аббат Фариа - товарищ Эдмона Дантеса по заключению, учёный монах, открывший ему тайну клада на острове Монте-Кристо.
• Джованни Бертуччо - управляющий делами графа Монте-Кристо, удалившийся от дел корсиканский контрабандист, приёмный отец Бенедетто.
• Бенедетто - беглец с каторги, незаконнорожденный сын королевского прокурора и баронессы Данглар. Был известен в парижском обществе как виконт Андреа Кавальканти .
• Франц д’Эпине - жених, навязываемый Валентине де Вильфор, друг Альбера де Морсер, сын генерала де Кенель (барона д’Эпине), убитого на дуэли Нуартье де Вильфором.
• Бошан - редактор газеты «Беспристрастный голос», друг Альбера де Морсер.
• Рауль де Шато-Рено - французский аристократ, барон, друг виконта де Морсер (как и трое предыдущиx).
• Гайде - невольница графа, дочь преданного Фернаном янинского паши Али-Тебелина .
• Луиджи Вампа - молодой пастух, ставший главарём банды разбойников в окрестностях Рима . Обязан графу Монте-Кристо жизнью и свободой, взамен поклялся никогда не трогать ни самого графа, ни его друзей.
• Пеппино - разбойник из шайки Луиджи Вампа, спасённый графом Монте-Кристо от гильотины и позже похитивший Данглара, когда тот сбежал в Италию.
• Джакопо - матрос-корсиканец с тартаны контрабандистов «Юной Амелии», спасший Дантеса, когда тот тонул после побега из замка-тюрьмы Иф. Впоследствии - капитан яхты графа.
• Батисте́н - камердинер графа Монте-Кристо.
• Али - раб , слуга графа Монте-Кристо, немой нубиец (с отрезанным языком).

Прототип героя

Одним из прототипов героя романа - Эдмона Дантеса - стал сапожник из Нима по имени Франсуа Пико , который был помолвлен с состоятельной женщиной. В 1807 году, по доносу троих своих завистливых «друзей» (Лупьян, Солари и Шобар), ложно обвинивших его в шпионаже в пользу Англии, Пико был арестован и брошен в крепость Фенестрелле , где провёл около 7 лет. Четвёртый его приятель, Антуан Аллю, не участвуя в заговоре, но зная о нём, малодушно смолчал об этой подлости. Невеста Франсуа, после двух лет бесплодного ожидания, была вынуждена вступить в брак с Лупьяном.

Пико в течение первых двух лет даже не знал, за что именно он посажен. В тюрьме Пико прорыл небольшой подземный ход в соседнюю камеру, где содержался богатый итальянский священник отец Тори. Они подружились, и Пико ухаживал за больным священником, который через год, перед смертью, поведал ему тайну о скрытом в Милане сокровище. После падения императорской власти в 1814 году Франсуа Пико вышел на свободу, овладел завещанными ему сокровищами и под другим именем объявился в Париже, где посвятил 10 лет возмездию за подлость и предательство.

Первым был убит Шобар, но Лупьяну, своему самому ненавистному негодяю, укравшему у него не только свободу, но и любовь, Франсуа преподнёс самую жестокую месть: он хитростью завлек дочь Лупьяна в брак с преступником, а потом предал его суду и позору, которого она перенести не смогла и умерла от потрясения. Потом Пико организовал поджог ресторана, принадлежавшего Лупьяну, и вверг его в нищету. Сын Лупьяна был вовлечён (или ложно обвинён) в кражу драгоценностей, и мальчик был посажен в тюрьму, а затем Франсуа зарезал самого Лупьяна. Последним он отравил Солари, но, не зная об осведомленности Антуана Аллю, был похищен и убит им.

Антуан Аллю после убийства Пико сбежал в Англию, где перед смертью в 1828 году исповедался. Признание умирающего Антуана Аллю формирует основную часть записей французской полиции по этому делу.

Александр Дюма заинтересовался этой историей и трансформировал её в приключения Эдмона Дантеса - Графа Монте-Кристо. Роман Дюма, однако, лишён мрачного уголовного колорита, его благородный герой вначале ощущает себя орудием высшего возмездия, но в конце романа, отрезвлённый гибелью невинных, отказывается от мести в пользу милосердия.

Небрежности сюжета

Как и большинство произведений Дюма, текст романа содержит немало небрежностей и несогласованных мест, а подчас и исторических неточностей.

Продолжения романа

Александр Дюма не писал продолжений этого романа, однако известны многие продолжения, некоторые из которых якобы найдены в архиве писателя после его смерти (или приписывают Дюма-сыну). Но судя по стилю письма и описания событий, ни отец, ни сын Дюма не могли написать подобные произведения.

Роман «Последний платёж»

Одной из мистификаций стал роман «Последний платеж», сочинённый как продолжение «Граф Монте-Кристо». Его герой Эдмон Дантес после посещения Москвы становится преследователем-мстителем убийцы великого русского поэта А. С. Пушкина Жоржа-Шарля Дантеса, которого считает своим родственником. Роман был напечатан в России в 1990 г. Больше он не издавался.

Сюжет . В Москву весной 1838 года приезжает Эдмон Дантес с Гайде, которая уже стала его женой и родила ему сына и дочь. В одном из ресторанов один из студентов, узнав фамилию графа, даёт ему пощёчину. Вскоре граф Монте-Кристо узнаёт, что его перепутали с Жоржем Дантесом . Графу не понравилось, что его фамилия впутана в скандал, и он решает отомстить убийце Пушкина .

Сейчас уже доказано, что роман «Последний платеж» - очень поздняя мистификация, созданная в СССР. Остроумная по замыслу и эффектному сюжетному ходу, она никак не может принадлежать перу Александра Дюма-отца, поскольку написана в совершенно иной стилистической манере и изобилует явными анахронизмами. Доказательства приведены в статье Александра Обризана и Андрея Кроткова «Веселые призраки литературы» . Скорее всего, мотив этой литературной мистификации основан на случайном совпадении двух событий: убийца Пушкина Жорж-Шарль Дантес и писатель Александр Дюма-сын скончались почти одновременно - в ноябре 1895 года. Связи между этими событиями нет никакой, но они вполне могли послужить толчком к замыслу мнимого продолжения «Графа Монте-Кристо».

Роман «Властелин мира» (Адольф Мютцельбург)

В этой книге читатель вновь встретится с героями романа «Граф Монте-Кристо», познакомится с новыми персонажами, побывает вместе с ними на просторах американского Запада, в Африке и разных странах Европы.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг"ат, понюхал пог"оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г"аботали! А г"абота сквег"ная! Атака – любезное дело, г"убай в песи, а тут, чог"т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал, – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал.

Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.

Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата.Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m"ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j"avoue que votre victoire n"est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l"autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C"est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.

В 1815 году 27 февраля из очередного плавания в Марсель прибывает трехмачтовый корабль «Фараон». Судьба не позволила капитану Леклеру ступить на родной берег: он умер в открытом море от горячки. Командование кораблем принял на себя Эдмон Дантес, молодой моряк, исполнивший и последнюю волю капитана: корабль должен зайти на остров Эльба, Дантесу поручено передать пакет, который ему вручил Леклер, маршалу Бертрану. Дантес выполняет поручение, на острове происходит встреча молодого моряка и опального императора. Дантес получает письмо, которое ему следует доставить г-ну Нуартье в Париж- одному из заговорщиков, который готовит возвращение Наполеона на престол.

Моррель, владелец «Фараона», предлагает Дантесу занять должность капитана корабля.

Данглара, бухгалтера судовой компании, гложет зависть, и он задумывает отстранить Дантеса. Данглар организует заговор вместе Фернаном Мондего, отставным солдатом, а в настоящее время - простым рыбаком, соперничающим с Дантесом за сердце юной красавицы Мерседес, и Кадруссом, портным, который обобрал отца Эдмона за время его плавания. Данглар отправляет анонимное письмо де Вильфору, помощнику прокурора Марселя. В доносе сообщается о том, что Дантес является тайным агентом бонапартистов. Во время допроса Дантес честно рассказывает Вильфору, как все было на самом деле, говорит о посещении Эльбы. Вильфор не видит состава преступления, он уже готов отпустить Эдмона, но после прочтения письма маршала Бертрана понимает, что от этой игры случая зависят его счастье, да и сама жизнь.

А все потому, что опасный заговорщик г-н Нуартье-это его отец! Сжечь это проклятое письмо недостаточно, надо отделаться и от Дантеса, который может пусть и невольно, но все же предать всю эту историю огласке. В результате де Вильфор потеряет не только свое место, но и руку невесты Рене де Сен-Меран, являвшейся дочерью старого роялиста. При этом политические взгляды г-на Нуартье, как и его родство с женихом, являются для них тайной.

Дантеса приговаривают к пожизненному заключению в замке Иф, который был политической тюрьмой посреди моря, недалеко от Марселя…

Прошло пять лет. Дантес почти впал в отчаяние, он принимает решение умереть голодной смертью. Но вот однажды вечером он слышит глухой скрежет за стеной. Эдмон понимает, что он не один, и кто-то копает лаз по направлению к его темнице. Эдмон начинает рыть туннель навстречу. На работу уходит много дней, но вознаграждением становится радостная встреча с товарищем по несчастью. Узника из соседней камеры зовут аббатом Фариа. В замке Иф он провел на четыре года больше Дантеса. Он рыл лаз, надеясь прорыть его к наружной стене тюрьмы и сбежать, прыгнув в море. Но, к сожалению, он ошибся в расчетах. Дантес утешает аббата тем, что теперь их двое, а это означает, что они с двойной энергией продолжат начатое дело. Но у аббата почти нет сил, и когда до спасения остается совсем немного, он тяжело заболевает. Перед своей смертью он рассказывает Дантесу о несметном кладе, спрятанном триста лет назад на острове Монте-Кристо кардиналом Спада.

Дантес переносит тело аббата в свою камеру, сам прячется в мешок, в котором до этого находился покойник. Не заметив подмены, утром его бросают в море - именно так хоронят узников замка Иф с момента основания тюрьмы. Эдмону удается бежать! Его подбирают контрабандисты, среди которых был Джакопо, ставший впоследствии верным товарищем Дантеса. Несколько месяцев спустя Эдмон попадает на остров Монте-Кристо и убеждается в том, что сокровища аббата Фариа несметны.

В течение долгих лет отсутствия Дантеса по-разному сложились судьбы повинных в его страданиях людей. Фернан Мондего стал генералом, теперь он носит имя графа де Морсера. Мерседес, бывшая возлюбленная Эдмона, стала его женой и подарила ему сына. Де Вильфор стал королевским прокурором, а Данглар - богатым банкиром. Кадрусс забыл о своей профессии портного и является владельцем сельского трактира.

Однажды в доме Кадрусса появляется странный гость - аббат Бузони, который исповедовал умирающего Эдмона Дантеса, и призван исполнить последнюю волю усопшего. Эдмон передал аббату алмаз, который надлежит продать, а вырученные деньги разделить на пять равных частей: Мерседес, Фернану, Данглару, Кадруссу и отцу Дантеса. Кадрусс в восторге от сияния алмаза. Он сообщает гостю о том, что Дантеса оговорили те, кого тот решил облагодетельствовать, а Мерседес не сохранила ему верность. Да, Кадрусс сам был свидетелем написания коварного доноса, но ведь он ничего не мог сделать! Фернан и Данглар убили бы его тут же, если бы он даже заикнулся о том, что они замыслили неблаговидный поступок! А старик Дантес оказался не в силах перенести удар судьбы. На самом же деле Кадрусс до нитки обобрал его, после чего отец Эдмона умер от голода. Только он, Кадрусс, является единственным наследником бедного Дантеса! Вручив Кадруссу алмаз, аббат Бузони наутро исчезает…

К мэру Марселя в это же время приходит лорд Уилмор, являвшийся агентом банкирского дома Томсон и Френч, который просит позволения посмотреть следственное дело аббата Фариа, который умер в тюрьме Иф. Здесь у лорда Уилмора еще одно поручение – он оплачивает долги владельца судовой компании г-на Морреля, практически обанкротившейся. У Морреля последняя надежда была возложена на трехмачтовый «Фараон», однако по воле злого рока тот гибнет в кораблекрушении. Уилмор дает Моррелю вексель на шестизначную сумму, который оформляет с отсрочкой на три месяца. Можно ли что-то успеть за три месяца! В последний день отсрочки дочери Морреля приходит письмо, подписанное «Синдбад-Мореход». В письме указан адрес, где она найдет кошелек для ее отца. В кошельке лежит чек на сумму, задолженную Моррелем, и алмаз размером с грецкий орех в качестве приданого мадемуазель Моррель. То, что происходит, напоминает сказку. Но совсем невероятным было появление в марсельском порту целого и невредимого «Фараона»! Свидетелем этого чуда был весь город. На восставший из пучины корабль с улыбкой глядит лорд Уилмор, который является аббатом Бузони, графом Монте-Кристо и Эдмоном Дантесом. Он желает Моррелю счастья, поскольку оно им заслужено, и одновременно прощается с человеколюбием, поскольку прошло время мести.

Эдмон покидает Марсель, захватив документы из своего следственного дела, которое хранилось вместе с делом аббата Фариа…

Молодой барон Франц д’Эпине, парижский аристократ, по дороге на карнавал в Риме решил посетить легендарную Эльбу. Но он отклоняется от своего пути и направляет корабль на остров Монте-Кристо, где в сказочном дворце живет человек, носящий имя Синдбад-Мореход. Хозяин острова очень радушно принимает Франца, такой прием даже не снился самым могущественным жителям земли. Неожиданно Франц встречает Синдбада в Риме, где тот проживает в одной с ним гостинице и именует себя графом Монте-Кристо. Виконт Альбер де Морсер, товарищ Франца, захвачен разбойниками из шайки атамана Луиджи Вампа, от которого были в ужасе все жители Рима. Граф Монте-Кристо выручает Альбера, укорив атамана в нарушении соглашения: «друг моего друга - мой друг». Луиджи Вампа смущен, он сурово отчитывает своих головорезов, говоря, что все они обязаны графу жизнью и не смели действовать так опрометчиво. Альбер в благодарность приглашает графа быть его почетным гостем в Париже.

Доселе граф не появлялся в столице. Теперь Альбер знакомит его с друзьями, среди которых сын Морреля Максимиллиан. Граф был глубоко взволнован этим знакомством. Не менее был взволнован молодой Моррель, когда узнал, что граф Монте-Кристо пользуется услугами спасшего жизнь их семье банковского дома Томсон и Френч.

Тем временем граф Монте-Кристо приобретает несколько квартир в Париже, а также дом на улице Фонтен, 28 в Отейле, который раньше находился во владении маркиза де Сен-Мерана. Бертуччо, управляющий графа, относится к переезду в этот дом, как к воле злого рока. Некогда он стал случайным свидетелем того, как в саду дома своего тестя де Вильфор закопал новорожденного младенца, который был его внебрачным сыном от неизвестной дамы. Когда Бертуччо выкопал ящик, младенец был еще жив. Мальчику дали имя Бенедетто, невестка Бертуччо воспитала его. Но повзрослевший Бенедетто встал на неправедный путь и угодил за решетку. Однако Бертуччо скрыл от графа еще одну страшную историю. В июне 1829 г., на следующий день после того, как аббат Бузони гостил у Кадрусса, там же остановился Бертуччо и узнал, что Кадрусс продал алмаз аббата надежному ювелиру за 45 тысяч франков и в ту же ночь зарезал ювелира. Теперь Кадрусс находится на каторге, там, где некогда побывал Бертуччо, и откуда его вытащил аббат Бузони. Услышав эти истории, граф понимает, что Кадрусс еще не до конца испил свою горькую чашу, а Бенедетто, если он еще жив, станет орудием его мести.

В городе ходят слухи о загадочном графе и его несметном богатстве. Граф открывает в банке Данглара «неограниченный кредит». Когда банкир сомневается в платежеспособности графа, тот иронически отмечает, что, возможно, все имеет границы для Данглара, но не для него. Банкир уязвлен и заявляет, что его кассы еще никто не считал. На это граф отвечает, что в этом случае он станет первым, кому это предстоит.

Монте-Кристо общается с не узнавшим его Дангларом, сближается с семейством де Вильфора, завоевывает расположение его жены. Али, слуга графа, спас от несчастного случая госпожу де Вильфор и её сына. У Вильфора от первого брака есть дочь Валентина, между ней и Максимиллианом Моррелем романтические отношения, но родня принуждает девушку к супружеству с Францем д’Эпине.

Перед графом Монте-Кристо будто сама судьба отрывает двери в дома его врагов, помогает ему узнать о других их жертвах. Дивная красавица Гайде, дочь паши Янины и воспитанница Монте-Кристо (в Париже говорят о том, что девушка - любовница графа), в Опере узнает человека, выдавшего туркам крепость, защищавшую город, правителем которого был ее отец, за две тысячи кошельков золота. Двенадцатилетнюю Гайде он продал турецкому султану в рабство. Звали этого человека Фернан Мондего, сейчас все знают его под именем генерал-лейтенанта графа де Морсера, члена Палаты пэров. Монте-Кристо выкупил Гайде у султана и дал клятву отомстить виновному в гибели ее отца и ее положении невольницы.

Он даже не удивляется, когда узнает, что этим негодяем является Фернан, ведь однажды предавший становится предателем навсегда.

На роскошном обеде в доме Монте-Кристо граф нанес первые удары своим обидчикам. Когда граф рассказывает гостям о том, что нашел в саду скелет младенца, который был зарыт заживо при прежнем владельце, Вильфор бледнеет. Данглар получает известие, что в результате игры на бирже он потерял более миллиона франков. На самом деле, это граф разместил в газете ложные сведения о перевороте в Испании, и Данглар избавился от акций Мадридского банка. Вильфор рассказывает госпоже Данглар о том, что, по-видимому, графу известна их тайна: похороненный заживо ребенок был их незаконнорожденным сыном. Г-жа Данглар в ужасе от того, что ее ребенок был похоронен живым. Вильфор стремится узнать правду о таинственном графе, однако его постоянно запутывают появившиеся в Париже лорд Уилмор и аббат Бузони. Графу удается оставаться неузнанным, исполняя эти две роли. Вскоре в Париже появляется Андреа Кавальканти, на самом деле беглый каторжник Бенедетто, однако об этом было известно лишь Монте-Кристо.

Тотчас в городе появляется и Кадрусс, который уверяет Бенедетто, что тот - его сын, и выманивает у молодого негодяя деньги, угрожая сломать блестящую карьеру, открывшуюся пред ним. Молодой человек вынужден подчиниться: ему приглянулась дочь Данглара, богатая наследница. Он предлагает Кадруссу хорошенько потрясти графа. Кадрусс залезает в дом Монте-Кристо - и лицом к лицу сталкивается с аббатом Бузони. Трусливый старый каторжник предает молодого; под диктовку аббата он пишет письмо Данглару, в котором объясняет, кем на самом деле является его без малого зять. Покидая дом графа, Кадрусс напарывается на нож Бенедетто. Перед смертью он убеждается в том, что Монте-Кристо и Эдмон Дантес - один человек.

У Вильфора началась полоса несчастий: внезапно один за другим умирают его теща и тесть, затем старый лакей, который выпил лимонаду из графина, стоящего в комнате отца Вильфора - Нуартье. Врач делает вывод, что все они были отравлены. В этом доме живет преступник. Прислуга Вильфора просит об отставке. События принимают широкую огласку. Новым ударом было то, что Нуартье расстроил свадьбу своей любимой внучки Валентины и Франца д’Эпине. В секретере Нуартье хранит документ, который свидетельствует о том, что в феврале 1815 г. в честном поединке им был убит генерал де Кенель, барон д’Эпине, не примкнувший к заговору бонапартистов.

Далее наступает очередь Фернана. Палата пэров возмущена сообщением из газет о низком поведении графа де Морсера во времена осады турками крепости Янины. Гайде приходит на слушания в Палате и предъявляет пэрам документы, подтверждающие, что все сказанное - правда. Положение в обществе было куплено генералом де Морсером ценой предательства. Вступаясь за отца, Альбер де Морсер вызывает Монте-Кристо на дуэль, но, узнав всю правду о Фернане Мондего, просит прощения у Дантеса. Об этом умоляет Эдмона и Мерседес, до сих пор его любящая. Граф принимает извинения Альбера; Мерседес вместе с сыном в тот же день уезжают из Парижа. Вызов сына повторяет Морсер, но узнав истинное имя графа Монте-Кристо, пускает себе пулю в лоб.

На грани разорения находится Данглар. Он оплачивает все новые векселя, которые ему приносят доверенные лица графа. Последней его надеждой является то, что ему удастся выдать дочь замуж за молодого Кавальканти - наперсника графа Монте-Кристо. Но после подписания брачного контракта громом среди ясного неба звучат слова из письма Кадрусса о том, что Андреа Кавальканти является беглым каторжником. Эжени уезжает из Парижа. Данглар потерял и дочь, и деньги. Он оставляет жене прощальную записку, в которой говорит, что отпускает ее такой, «какой брал замуж: с деньгами, но без доброй репутации». Данглар сбегает из Парижа. Андреа-Бенедетто тоже бежит в надежде пересечь границу, но жандармы не позволяют ему этого сделать. На суде он заявляет, что его отцом является прокурор де Вильфор!

Самым страшным и последним ударом судьбы становится для Вильфора отравление Валентины. Он больше не сомневается в том, что убийца - его жена, которая таким образом добывала наследство себе и своему сыну, поскольку Нуартье объявил единственной наследницей свою внучку. Де Вильфор угрожает жене эшафотом. Г-жа де Вильфор в отчаянии принимает яд и отравляет сына, оправдывая себя тем, что хорошая мать никогда не бросит ребенка, ради которого она стала преступницей. Де Вильфор сходит с ума, он бродит по саду графа Монте-Кристо и роет могилы.

Возмездие свершилось. Вильфор лишился рассудка, Фернан и Кадрусс мертвы. Данглар находится в плену у разбойников из шайки Луиджи Вампа и последние деньги тратит на хлеб и воду: горбушку головорезы продают ему за тысячу франков, а в кармане у него осталось меньше пятидесяти тысяч. Монте-Кристо дарует ему свободу и жизнь. В одну ночь поседевший Данглар становится нищим.

Зло получило наказание. Но тогда почему же погибла юная Валентина де Вильфор, не имеющая отношения к вине отца и мачехи? Почему всю жизнь обречен на страдания любивший ее Максимиллиан Моррель - сын человека, который в течение многих лет пытался вызволить Дантеса из тюрьмы? Уезжая из Парижа, граф Монте-Кристо чудесным образом воскрешает Валентину. Он вместе со стариком Нуартье инсценировал смерть девушки, нейтрализовав действие страшного яда чудодейственным лекарством, доставшимся от аббата Фариа.

Эдмон Дантес соединяет сердца Максимиллиана и Валентины и возвращается на остров Монте-Кристо. Узник замка Иф и ангел мщенья, он оставляет молодым людям письмо, которое звучит одновременно как исповедь и как наказ чистым сердцам. В письме он говорит о том, что нет в мире ни счастья, ни несчастья. Лишь в сравнении все познается. Испытать блаженство способен только тот, кто безмерно страдал. Чтобы наслаждаться жизнью, надо почувствовать вкус смерти. Вся премудрость жизни заключается всего в двух словах: ждать и надеяться!

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку

Обновлено: 2013-01-04

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

.

Полезный материал по теме

Читается за 5 -8 мин(~740 слов).

оригинал - за 17−18 ч.

Действие романа происходит в 1815-29 и 1838 годах.

27 февраля 1815 г. в Марсель возвращается корабль «Фараон». Молодой моряк Эдмон Дантес выполняет поручение умершего капитана.

Данглар вместе с Фернаном Мондего, который соперничает с Дантесом за право жениться на красавице Мерседес, и портным Кадруссом, обобравшим отца Эдмона за время плавания, сговорившись, сочиняют донос Вильфору о посещении Эльбы. Вильфор, помощник прокурора, чтобы спасти отца, приговаривает Дантеса к пожизненному заточению в замке Иф.

Спустя 5 лет Дантес, через прорыт ый туннель , встречается с сокамерником Аббатом Фариа. Аббат посвящает Дантеса в тайну несметного клада, спрятанного на острове Монте-Кристо.

После смерти аббата, Дантес прячется в мешок, в который был положен покойник. Утром, не заметив подмены, его бросают в море. Его подбирают контрабандисты. Через несколько месяцев Эдмон достигает остров Монте-Кристо и находит сокровища.

За годы отсутствия Дантеса, Фернан Мондего дослужился до генерала, и стал графом де Морсер. Мерседес стала его женой и родила сына, Альбера. Данглар - богатый банкир. Де Вильфор - королевский прокурор. Кадрусс содержит сельский трактир.

Дантес, переодетым в аббата Бузони, встречает Кадрусса и дарит ему алмаз.

Кадрусс рассказывает в, что Дантес был оговорен и отец Эдмона умер с голоду.Аббат Бузони спасет от разорения семью Морреля, владельца судовой компании, дарит им деньги алмаз и новый корабль «Фараон и покидает Марсель.

На карнавале в Риме, Дантес под именем граф Монте-Кристо, спасает Альберта, который приглашает графа посетить Париж и быть его почетным гостем.В столице, Альбер знакомит графа с сыном Морреля, Максимиллианом.

Из алмаза, аббат Кадрусс оказываеться на каторжных работах. Граф покупает квартиры и дома в Париже, узнает страшную тайну про сына Вильфора –Бенедетто, ставшим каторжником.

В Париже граф заводит знакомства с Дангларом, не узнавшим в нем бедного Эдмона и с семейством де Вильфора. Граф завоевывает расположение госпожи де Вильфор, а воспитанница Монте, Гайде, узнает в Опере графа де Морсера, который продал ее в рабство турецкому султану, из-за кого погиб её отец.

На обеде в доме Монте-Кристо, Вильфор бледнеет, когда граф сообщает всем гостям, что в саду им найден скелет младенца, зарытого заживо при прежнем владельце. Данглар узнает, что, играя на бирже, от потерпел убытки в сумме свыше миллиона франков. Вильфор извещает госпожу Данглар, что граф, по-видимому, посвящен в их тайну: несчастный ребенок был их незаконнорожденным сыном.

В Париже появляется Андрей Кавальканти(каторжник Бенедетто) и Кадрусс, выманивающий у у него деньги под угрозой сломать открывшуюся пред ним блестящую карьеру. Кавальканти-Бенедетто де Вильфор вынужден подчиняться и предлагает Кадруссу - хорошенько потрясти графа.

Кадрусс залезает в дом графа - и сталкивается лицом к лицу с аббатом Бузони. Он пишет под диктовку аббата письмо к Данглару, объясняющее, кем на деле является его без пяти минут зять. Уходя из дома графа Монте-Кристо, Кадрусс напарывается на нож Бенедетто. Прежде чем он испускает дух, аббат дает ему убедиться, что он, Монте-Кристо и Эдмон Дантес - одно лицо.

У де Вильфора один за другим внезапно умирают его тесть и теща, затем старый лакей.

Нуартье расстраивает свадьбу Валентины и Франца д’Эпине (он обещал это любимой внучке).

В Палате пэров скандал: Гайде предъявляет пэрам документы, которые подтверждают газеты, что положение генерала де Морсера в обществе куплено ценой предательства.

Альбер де Морсер вызывает графа на дуэль, но, после того как ему открывается вся правда о Фернане Мондего, просит у Дантеса прощения. Умоляет об этом Эдмона и госпожа де Морсер, до сих пор любящая его Мерседес. Граф принимает извинения Альбера; в тот же самый день они с матерью покидают Париж. Морсер повторяет вызов сына, но после того, как граф Монте-Кристо открывает ему истинное свое имя, обесчещенный генерал пускает пулю в лоб.

Данглар на грани разорения. Последняя его надежда на то, что удастся составить приличную партию дочери: молодой Кавальканти - наперсник Монте-Кристо, и рука дающего вряд ли оскудеет. Громом среди ясного неба звучат после подписания брачного контракта слова из письма Кадрусса: «Андреа Кавальканти - беглый каторжник!» Эжени покидает Париж. У Данглара больше нет ни дочери, ни денег. Он оставляет прощальную записку жене («Отпускаю вас такой, какой брал замуж: с деньгами, но без доброй репутации») и бежит куда глаза глядят. Бежит и Андреа-Бенедетто, надеясь пересечь границу; но его останавливают жандармы. На суде он сообщает: его отец - прокурор де Вильфор!

Вильфор лишается рассудка. Кадрусс и Фернан мертвы. Данглар влачит существование нищего.

Покидая Париж, граф совершает чудо воскрешения Валентины. Ее смерть была инсценирована им в сообществе со стариком Нуартье: страшный яд был нейтрализован чудодейственным лекарством - одним из щедрых даров аббата Фариа.

Возвращаясь на остров Монте-Кристо, подарив счастье Максимиллиану и Валентине, Эдмон Дантес, оставляет молодым людям письмо «Надо почувствовать вкус смерти, чтобы с удовольствием вкушать жизнь.»

Александр Дюма