Медведь женится на принцессе что значит. Дурак, который хотел жениться на принцессе. Ганс - мой ёжик

Старинная история, которую мы в переработанном виде знаем как сказку про “Красавицу и Чудовище”/”Аленький цветочек”, в Норвегии называется “Белый медведь король Валемон”. И, вероятно, производная от короля Валемона или похожей европейской легенды (медведи-принцы есть в Португалии, Германии, Швейцарии…) – “Обыкновенное чудо” или “Медведь” Шварца. Впрочем, у каждого древнего народа есть миф про увоз-увод красавицы царем зверей.

Рисунок Теодора Киттельсена (1912, ).

В 1991 году Ола Солум снял фильм “Kvitebjørn Kong Valemon”. скачать

В стародавние времена жил да был король. Дал ему Бог трёх дочерей: двух – неказистых да зловредных, зато третью – такую чистую и нежную, что твой ясный денёк. Король да и все остальные души в ней не чаяли.
Случилось ей однажды увидеть во сне венок из золотых цветов, и до смерти захотелось принцессе его заполучить. Да попробуй его сыщи! Вот и загрустила принцесса, говорить и то отказывается. Узнал об этом король и разослал по всему миру весть, задал работу кузнецам да золотых дел мастерам – пусть-де отольют венец, чтоб королевской дочери по вкусу пришёлся. День и ночь трудились мастера – но, сколько венков принцессе ни показывали, не могли они красотой сравниться с тем, что её пленил; она и глядеть на них не желала.
И вот как-то раз гуляла она по лесу. Вдруг, откуда ни возьмись, появился перед ней белый медведь. А в лапах у него – тот самый, из сна, венок, и медведь с ним играет.
Захотела принцесса купить у лесного зверя чудное украшение. Да как бы не так: отказался медведь от денег, потребовал в обмен на веночек её самоё к себе забрать, он за ней через три дня, в четверг.
Вернулась принцесса домой с золотым венцом, все и обрадовались, что повеселела она, а король решил: уж с одним белым медведем он как-нибудь сладит. И на третий день всё королевское войско выстроилось вокруг дворца, чтобы не пускать дикого зверя к принцессе. Да не тут-то было. Когда медведь пришёл, никто не мог с ним совладать и никакое оружие против него не помогало: раскидал он воинов на все четыре стороны, так и остались они мёртвые лежать. Решил тогда король обойтись меньшим убытком – отправил к медведю старшую дочь. Тот её на спину подхватил и помчался во весь дух.



- Э-э, да ты и не та вовсе, что мне нужна! – прорычал медведь и прогнал её домой.
В следующий четверг всё сызнова: выставил король вокруг дворца свою рать, но остановить медведя не смог – ни сталь, ни железо его не брали, косил он воинов, что траву.
Взмолился король о пощаде и выслал к нему среднюю дочь. Забрал её медведь и пустился в путь.
Бежал медведь, бежал, вдруг спрашивает принцессу:
- Мягко ли сидишь, далеко ли глядишь?
- Мягче было на матушкиных коленях, дальше видно из батюшкиного дворца.
- Э-э, да ты и не та вовсе, что мне нужна!
И прогнал её домой.
На третий четверг дрался медведь ещё яростнее. Не решился король погубить всех своих солдат – благословив, отдал медведю младшенькую. Тот вскинул её на загривок, и только их и видели. Долго-долго вёз он её, завёз в лес и снова спрашивает, как прежних двух, сиделось ли ей когда-нибудь мягче, видела ли она когда-нибудь дальше.
- Нет, никогда! – отвечает принцесса.
- Вот ты-то мне и нужна!
В конце концов приехали они в замок, такой великолепный, что королевский дворец рядом с ним показался бы убогой крестьянской избой. Стала принцесса там жить без забот да тепло очага хранить. Медведь где-то бродил целыми днями, а по ночам превращался в человека. Так и шло у них всё мирно да ладно целых три года. И каждый год рождалось у неё по ребёнку, но, как только дитя появлялось на свет, отец куда-то увозил его.
И Медведева жена затосковала. Стала проситься у мужа домой, хоть с родителями повидаться. Медведь ей в том не препятствовал – лишь одно наказал ей строго-настрого: отцовых советов слушаться, а материных – ни в коем случае.
Приехала принцесса в родной дворец. Как только осталась наедине с родителями и рассказала про то, как живёт, мать давай её уговаривать, чтобы взяла она свечу да рассмотрела хорошенько ночью, каков из себя её супруг. А отец – наоборот: ни к чему, говорит, это, только во вред.
Но как бы то ни было, а, уезжая, взяла принцесса с собой огарок свечи. Только муж уснул, зажгла она огонёк и посветила ему в лицо. Был он в человеческом облике так хорош, что она насмотреться на него не могла. Вдруг капля свечного воска скатилась и упала спящему прямо на лоб – и муж проснулся.
- Что же ты наделала, – говорит. – Обоих нас на несчастье обрекла. Потерпела бы ты ещё месяц, был бы я свободен от заклятья; ведь заколдовала меня колдунья, потому я днём медведь. А теперь всё кончено для нас: я должен уйти и жениться на ней.
И как принцесса ни плакала, ни металась, пришлось ему отправляться в путь. Тогда она стала просить взять её с собой, но муж ей отказал наотрез. Но когда выбегал он со двора в медвежьем обличье, вцепилась принцесса крепко-накрепко в его шкуру и вскочила к нему на спину. Так скакали они по горам и холмам, по лесам и перелескам, пока платье на ней не превратилось в лохмотья, а сама она вконец не обессилела и не лишилась чувств.
Когда принцесса очнулась, увидела она вокруг себя глухой лес. Поднялась и пошла дальше, сама не зная куда. Шла, шла, пока не наткнулась на домишко. Жили в нём две хозяйки – старушка да маленькая девочка.
Стала принцесса их расспрашивать, не видали ли они белого медведя короля Валемона.
- Да, был он здесь за день до тебя. Только бежал так быстро, что не догонишь ты его, – отвечали они.
Смотрит принцесса, девочка сидит и забавляется, играя золотыми ножницами. Стоит малышке щёлкнуть ими в воздухе, как вокруг неё вьются шёлковые и бархатные ткани. Тот, у кого были такие ножницы, никогда не нуждался в одежде.
- Тяжело тебе придётся в дороге, – сказала девочка принцессе. – Много одежды придётся износить. Тебе ножницы нужнее, чем мне.
И стала просить у старушки разрешения отдать страннице чудо ножницы.
Поблагодарила принцесса за подарок и снова пошла сквозь бескрайний лес. Шла она день и ночь, а на утро вышла к другой избушке. В ней тоже жили старушка с девочкой.
- Доброго вам дня, – говорит она им. – Не видали ли вы здесь белого медведя короля Валемона?
- Уж не ты ли жена его? – спрашивает старуха. – Да, пробегал он тут вчера. Только так мчался, что едва ли за ним угонишься.
А девочка в это время играла на полу с кувшинчиком: какого напитка ни пожелаешь, он в нём окажется. Тот, у кого был такой кувшинчик, мог жажды не бояться.
- Далеко тебе идти, нелёгок будет твой путь, – сказала девочка принцессе. – И жажда тебя измучит, и много чего вытерпеть придётся, тебе кувшинчик нужнее моего.
И выпросила у старушки разрешения отдать ей кувшинчик.
Взяла бедная принцесса подарок – и снова в дорогу сквозь ту же чащу. День, ночь – и вот уже третий домик, а в нём опять две женщины: старая да малая.
- Доброго дня, – говорит странница.
- И тебе того же, – кивает старушка.
- Не видали ли вы здесь белого медведя – Валемона?
- А, так это ты его потеряла… Вчера вечером он промелькнул – только его и видели. Не вернуть тебе его.
А у девочки игрушкой – скатерть. Скажешь ей: «Расстели-ка, скатерть, край, вкусных кушаний подай», – и появится еда. Хозяин такого чуда может голода не страшиться.
- Долго тебе ещё идти придётся, а в дальней дороге голод плохой помощник. Тебе скатерть нужнее, чем мне.
Уговорила девочка старушку расстаться со скатертью.
Сказала принцесса «спасибо» и пошла со двора в тёмный лес. Долго, долго брела, день прошёл, и ночь миновала, а наутро вышла она к угрюмой горе – гладка, как стена, была гора, а высока и широка настолько, что и глаз не хватало, чтобы её край увидеть. У подножия стояла хижина, и как только вошла в нее странница, сразу спросила, не пробегал ли этой дорогой белый медведь король Валемон.
- Три дня как перемахнул через гору, отвечала хозяйка хижины. – Только тому, кто летать не умеет, на другую сторону вслед за ним не перебраться.
А хижина-то полным-полна маленьких ребятишек, и все лезут к матери, за фартук дергают – есть просят. Поставила хозяйка на очаг чугунок и доверху насыпала в него круглых камешков. Королевская дочка удивилась – для чего это. А женщина ей в ответ говорит, мол, так они бедны, что ни еды у них нету, ни одёжи. И до того ей тяжко слушать, как дети плачут и кушать требуют, что насыплет она в чугунок камней и успокаивает ребят – потерпите, дескать, скоро яблочки приготовятся. Авось, пока ждать будут, хоть минутку да помолчат.
Принцесса, недолго думая, вытащила чудо-скатерть да кувшинчик, накормила всех, напоила, а когда детки досыта наелись и развеселились, скроила им волшебными ножницами одежду.
Поблагодарила её хозяйка:
- Стыд мне будет и позор, если оставлю тебя без помощи, раз ты так добра ко мне и к моим детям. Пособлю я тебе через гору перебраться. Мой муж – искусный кузнец; не волнуйся, дождись его прихода. Уж я его упрошу сковать тебе когти на руки и на ноги – на них и вскарабкаешься на гору.
Пришёл кузнец и тут же взялся за работу. На следующее утро когти были готовы. Не медля ни минуты, принцесса поблагодарила всех и бросилась в гору.
День и ночь, цепляясь стальными когтями за камень, лезла она по отвесному склону. Порой она так уставала, что и руки не могла поднять; но, соскользнув вниз, вновь принималась карабкаться. Наконец взобралась она на гору. Пред ней расстилались поля и луга, такие большие да ровные, что принцесса раньше и не думала, что такие бывают. А чуть поодаль высился замок, где суетилось множество всякого рабочего люда – точно муравьи в муравейнике.
- Куда это все спешат, чем заняты? – стала расспрашивать принцесса встречных.
Ей отвечали, что в замке живёт колдунья, околдовавшая короля Валемона, и через три дня должна состояться их свадьба, к ней и готовятся.
- А нельзя ли поговорить с этой колдуньей? – допытывалась королевская дочь.
- Нет, – отвечали ей. – Что ты! Никак нельзя.
Тогда уселась странница под окошком замка и давай щёлкать ножницами. Тут же вокруг неё вихрем стали виться в воздухе шёлк да бархат. Увидала это колдунья и захотела ножницы купить: сколько, мол, ни шьют портные, всё равно одежды на всех не хватает.
- Продать-то можно, – говорит принцесса. – Толь-ко деньгами не беру.
И поставила условие: получит колдунья ножницы, если позволит страннице провести ночь со своим возлюбленным. Колдунья на это охотно согласилась, прибавив лишь, что сама убаюкает жениха и сама разбудит. А вечером напоила короля-медведя сонным зельем – так он и не проснулся, как ни звала его принцесса, как ни плакала.
На следующий день принцесса снова уселась под тем же окошком и принялась кувшинчиком забавляться. Полились из горлышка вино да пиво, словно вода из источника, а кувшинчик всё не пустеет. Опять позарилась колдунья на чудо: «Сколько ни варят пива, сколько вина ни делают, а всё не хватает – слишком многих напоить надобно». Согласилась принцесса отдать ей кувшинчик за ту же плату. И вновь всё повторилось: опоенный сонным зельем жених не услышал ни плача, ни крика. Однако в этот раз неподалёку от комнаты проходила одна из служанок. Догадалась она, что к чему, и на утро предупредила короля-медведя о том, что ночью придёт его возлюбленная и освободит его.
И со скатертью было то же, что и с ножницами, и с кувшинчиком: в полдень развернула её принцесса под колдуньиным окошком, приговаривая: «Расстели-ка, скатерть, край, вкусных кушаний подай», – и тотчас на скатерти появилась трапеза, которой хватило бы и сотне приглашённых. Но принцесса уселась за обед одна.
Захотелось колдунье и скатерть: «Сколько ни парят, сколько ни варят – все не хватает: слишком многих угощать придётся». И условились они опять, что хозяйке скатерти разрешено будет ночь пробыть у колдуньиного жениха, если сама колдунья его спать уложит, а за это станет она владелицей скатерти.
Когда король лёг, принесла ему злодейка сонное зелье; но он был начеку и только притворился, что выпил и заснул. Не очень-то она ему поверила, достала иголку и уколола его изо всех сил в руку, чтобы проверить, так ли глубок его сон. Он боль стерпел, виду не показал, и принцессе было разрешено войти в его комнату.
Наконец-то всё сладилось – оставалось только расквитаться с колдуньей. И король-медведь потихоньку подговорил слуг повредить мост, по которому должна была проезжать свадебная процессия: невеста, по обычаю, ехала первой.
Стал мост для неё ловушкой; попались и её подружки – злые волшебницы. Только их и видели.
А король-медведь, принцесса и гости вернулись в замок целые и невредимые, забрали всё золото и серебро, что смогли увезти, и поехали домой, справлять настоящую свадьбу. По дороге король Валемон забрал тех девочек, что помогали принцессе в дороге: тут принцесса и поняла, зачем он детей у неё забирал и чужим людям отдавал, – чтобы помогли дочки принцессе его освободить.
И была свадьба, такая весёлая да шумная, что и словами не опишешь. ”

Сказок, в которых медведь является королем, не так уж много, но они есть и у других народов. В португальском варианте принц рождается медвежонком.

“У красавицы королевы родился сын. Конечно, и отец-король, и придворные, и все слуги тотчас же сбежались посмотреть на новорожденного. Как же удивились они, когда увидали, что родился у королевы не мальчик, а самый настоящий медвежонок! Косолапый, покрытый шерсткой, он забавно кувыркался в своей золотой колыбели, но, глядя на его смешные проделки, никто даже не улыбнулся. А больше всех горевала сама королева. Она пригласила самых замечательных докторов и со слезами просила их превратить медвежонка в мальчика. Однако, как они ни старались, медвежонок так и остался медвежонком. Наверное, кто-то заколдовал его. Ведь у королей всегда не мало врагов, и среди них бывают не только люди, но и волшебники. А с ними бороться и королям не под силу!

И все-таки это был не простой медведь, а принц и наследник всего королевства! Надо было дать ему настоящее королевское воспитание. Поэтому, едва сын подрос, красавица королева пригласила к нему самых замечательных учителей, и они обучили принца всевозможным наукам: читать, писать, считать, даже танцевать научили медведя! И когда он появлялся на придворном балу – танцевал так ловко и рассуждал так умно, что, если бы не обросшая густой шерстью морда, никто не подумал бы, что это не человек. В нарядном камзоле и со шпагою на боку чудо-медведь выглядел настоящим принцем!

Наконец принцу исполнилось двадцать лет, и королева послала его путешествовать. Во многих странах побывал чудесный медведь, многому научился и стал еще умнее. А возвратившись домой, объявил королеве, что хочет жениться.

Королева заплакала.

– Забудь об этом, сынок,- сказала она. – Ты не человек, а медведь, и никто тебя не полюбит.

Но принц не согласился с королевой и продолжал настаивать на своем.

Конечно, как часто бывает в сказках, недалеко от дворца жил кузнец с тремя дочерьми.

Все три дочери были очень красивы, и принц частенько любовался ими из своего окошка. А потом стал приходить к кузнецу в гости. Когда же девушки привыкли к нему и перестали его бояться, спросил старшую дочь – не хочет ли она стать принцессой и выйти за него замуж.

Старшая дочь была хитрой девушкой. Она не сказала принцу ни “да”, ни “нет” и попросила его прийти за ответом на другой день. Сама же пошла к отцу и объявила ему, что не любит и никогда не полюбит принца, но выйдет за него замуж, станет принцессой, а потом убьет медведя.

Умный принц хоть и был медведем, но сердцем понял, что девушка его нисколько не любит, и утром, придя к кузнецу, объявил ему, что не любит старшую дочь и хочет жениться на средней.

Однако и средняя дочь кузнеца была не добрее старшей. Она тоже ничего не ответила принцу и просила его подождать до завтра. Сама же пошла к отцу и объявила ему то же самое: она станет принцессой, а потом убьет медведя.

И на этот раз сердце подсказало принцу, что средняя дочь его нисколько не любит. Наутро он пришел к кузнецу и сказал, что хочет жениться на младшей.

Третья дочь вовсе не походила на своих сестер. Она была доброй девушкой. И, услыхав от отца, что принц хочет на ней жениться, покраснела от радости и тут же призналась, что давно уже любит несчастного принца и хоть сейчас готова выйти за него замуж.

– Но он же не человек, а медведь! – старался отговорить ее кузнец.

– Ну и что же? – отвечала ему красавица. – Лучше жить с добрым медведем, чем со злым человеком!

Она вышла к принцу и объявила ему о своем согласии.

Так младшая дочь кузнеца стала принцессой и женой чудо-медведя.

Вскоре у них родился сын. Вы думаете, что это был опять медвежонок? Нет, у принцессы родился мальчик, такой прекрасный, что все на него любовались.

Конечно, и красавица королева пришла полюбоваться на внука. Увидав в колыбели не медведя, а веселого румяного мальчика, она не могла скрыть своего удивления.

– Вы заблуждаетесь, ваше величество,- призналась с радостью молодая принцесса.- Ваш сын не всегда бывает медведем: дома он сбрасывает свою шкуру и становится человеком!

Она была простодушна. Она не знала, что это тайна, о которой нельзя говорить никому на свете. Теперь же от королевы всем во дворце стало известно, что принц-медведь каждый вечер превращается в человека.

Принц опечалился.

– Что ты наделала! – сказал он своей молодой ясене.- Ты погубила нас обоих. Теперь я должен уйти из дома и жить в лесу, как живут все звери. Но если ты все-таки захочешь увидеть своего несчастного мужа, ищи меня на Зеленом лугу.

Так сказал принц-медведь и исчез. А принцесса даже не успела спросить у него, где находится этот Зеленый луг. Она обегала весь дворец, спрашивала у придворных, у слуг, даже у поваров на кухне, но никто не мог ей сказать, как пройти к Зеленому лугу. Тогда принцесса обратилась за советом к одной знакомой волшебнице.

– Ступай в горы, постучись к Луне и спроси у нее совета,- отвечала волшебница.

Как сказала колдунья, так и сделала молодая принцесса. Она отправилась в горы и добралась до самой высокой вершины, из-за которой – она знала это – каждый вечер поднималась Луна. Но Луны еще не было. Только три бледные девушки вышли ей навстречу.

– Мы дочери царицы-Луны,- объяснили они принцессе. – Обожди немного. Наша мать скоро поднимется над горой.

Так и случилось. Царица-Луна медленно взошла над вершиной.

– Как я устала! – простонала она.- Как надоело мне каждый месяц то таять, омываясь дождями, то опять становиться полной. Дайте мне поесть, девочки.

Дочери принесли ей ужин, и Луна стала есть и увеличиваться. Она росла и росла, и принцесса так удивилась этому, что невольно вскрикнула. Только тут заметила ее царица и недовольно спросила:

– Кто ты такая и что нужно тебе в моем доме? Откровенно обо всем рассказала Луне принцесса, а потом спросила, как найти дорогу к Зеленому лугу.

– О нет! – вздохнула в ответ Луна.- Я не знаю дороги к Зеленому лугу. Я никогда не видала Зеленого луга. Постучись-ка ты лучше к Солнцу. Отец-Солнце ходит по небу выше меня. Он все видит. Спроси у него совета.

Делать нечего – побежала принцесса к Солнцу. Оно жило за краем моря и каждое утро поднималось над волнами.

Три девушки, три дочери Солнца, встретили принцессу у края моря. Краснощекие и веселые, они объяснили принцессе, что их отец еще не всходил на небо, но очень скоро взойдет. И вот, лишь только показалось над волнами пылающее светило, принцесса тотчас же обратилась к нему с вопросом:

– Солнце! Ты поднимаешься выше всех, даже выше Луны. Помоги же мне, объясни, как найти дорогу к Зеленому лугу.

Солнце приподнялось над волнами. Оно стало большим и круглым и весело рассмеялось:

– Это верно, я поднимаюсь выше всех, даже выше Луны, но вот луга, Зеленого луга, никогда еще не видал. Уж не спрятался ли он за дремучим лесом? В дремучий лес мои лучи никогда не проникают. Там хозяин не я, а холодный Ветер.

Принцесса побежала за Ветром. Она прибежала в дремучий лес и стала звать:

– Ветер! Ветер!

Но Ветер не появился. Наконец из чащи донесся тихий стон и, тощие, бледные, дрожа от холода, вышли навстречу три дочери Ветра. Они прошептали:

– Ветер близко, очень близко. Берегись – он сейчас ворвется…

Не успели сказать – зашумели, закачались деревья, дождем посыпались листья, небо загудело, завыло, и в чащу ворвался Ветер.

– Знаю, знаю – все знаю! – громко засвистел он в ответ на слова принцессы. – Еще сегодня я пролетал над Зеленым лугом и ерошил шерсть на спине твоего медведя! Ступай сквозь чащу, сквозь бурелом, иди без дороги дремучим лесом, спеши вслед за мной – только не отставай: я выведу тебя к Зеленому лугу!

Он громко свистнул и ринулся прямо в чащу, а принцесса поспешила за ним. Деревья хватали ее за одежду, били ветками по лицу, корни цеплялись за ноги, а Ветер все мчался и мчался вперед, не останавливаясь ни на мгновение.

Весь день и всю ночь бежала принцесса вслед за Ветром. Но вот забрезжило утро, деревья стали редеть, и перед нею открылся просторный луг – Зеленый луг, покрытый изумрудной травой. На лугу паслись медведи. Веселые и беспечные, они играли и кувыркались на сочной траве. Их было так много, что принцесса невольно отступила: она не знала, который же из них ее муж, ее любимый принц! И вдруг заметила в стороне от резвящихся и веселых зверей одинокого и печального медведя. Он стоял неподвижно и глядел на принцессу грустными глазами.

– Это он! – вскрикнула красавица, подбежала к зверю и крепко обняла его за шею.

Она не ошиблась. Медведь взревел и поднялся на задние лапы. Чары рушились. Принц сбросил с себя медвежью шкуру и стал навсегда молодым и стройным красавцем.

Взявшись за руки, радостные и счастливые, они пошли во дворец и предстали перед самим королем.

– Неужели это мой сын? – спросил удивленный король.

– Это чужой человек. Мы с ним незнакомы, – зашептались придворные.

– Уведите его! – приказал король. И слуги уже бросились выполнять приказание. Но мать-королева остановила их.

– Позовите учителей, которые обучали принца! – приказала она и вместе с королем удалилась в свои покои, оставив учителей проверять знания юноши.

Знаменитые учителя три дня задавали пришельцу вопросы, и он отвечал им обстоятельно и толково обо всем, чему они его научили когда-то.

На четвертый день ученые пришли к королю и сказали:

– Ваше величество! Он знает все. Это ваш сын и наследник, которого мы обучали всем наукам!

Привели принца, и король обнял его. Он приказал трубить в трубы и устроить во дворце праздник с музыкой и веселыми танцами. На балу принц танцевал с принцессой, и в нарядном камзоле, со шпагою на боку он вовсе не был похож на медведя. И все радовались за него.

Радовался король-отец, радовалась королева-мать. Но больше всех радовалась молодая принцесса, любовь которой сделала принца навсегда человеком.

Почему бы и нам не радоваться вместе с ними!”

Europa carried by Zeus , after he was transformed into a bull. Terracotta figurine from Boeotia, ca. 470 BC–450 BC.

У одной матери было три сына — два умных и один дурак.

И вот у короля той страны заболела дочь — все грустила она да печалилась, и король сказал, что выдаст ее замуж за того, кому удастся ее рассмешить.

У трех братьев был яблоневый сад. И один из умных сказал:

— Я ее развеселю.

Взял он корзину, пошел в сад, сорвал три яблока, положил их в корзину и отправился в путь. Повстречалась ему в роще старуха.

— Что ты несешь? — спросила она.

— Конский навоз,- ответил парень.

— Так и будет! — прошамкала старуха.

Подошел умник ко дворцу, а там у входа поставили стражу и приказали ей пропускать всех, кто идет рассмешить принцессу. А принцесса-то была не больна, просто ее околдовали.

Сказал умник, что ему надо, и стража его пропустила.

Стал он перед королем, и король сказал:

— Иди к моей дочери, попробуй ее рассмешить. Парень прошел в покои принцессы и опрокинул корзину. Но вместо яблок из нее посыпался конский навоз.

Тогда король приказал отколотить умника, и поплелся умник домой повесив голову, весь в синяках.

Мать спросила:

— Что с тобой случилось?

— Да ничего,- ответил сын,- отколотили меня, вот и все.

И он рассказал матери, во что превратились яблоки.

Услыхал это второй умный брат и сказал:

— Схожу-ка я в сад за яблоками. И он тоже сорвал три яблока. Провожая его в дорогу, мать сказала:

— Смотри, не приключилось бы с тобой то, что с братом.

— Ну, нет,- ответил сын и отправился во дворец.

Проходя через рощу, встретил он старуху, и та спросила

— Что несешь, сынок?

— Ракушки,- ответил парень.

— Ракушки и будут! — прошамкала старуха. Он пришел во дворец, и его пропустили. Когда парня привели в покои принцессы, он опорожнил корзину, и из нее посыпались ракушки.

Принцесса еще больше загрустила, а король приказал избить умника палками. И вот поплелся он домой тоже весь в синяках.

Рассказал он матери, что и ему не удалось рассмешить принцессу и что отколотили его здорово.

Оставалось теперь дурачку попытать счастья. И он сказал:

— Я ее рассмешу.

Взял корзину и пошел в сад за яблоками. Братья его предупредили

— Там уже ничего не осталось!

Но он все же пошел, начал искать и нашел последнее, самое красивое яблоко, висело оно в гуще ветвей. Парень положил его в корзину и отправился в путь.

В роще повстречалась ему старуха и спросила:

— Что несешь, сынок? И дурак ответил:

— Яблоко.

— Ну что ж, яблоко и будет яблоком.

Пришел он во дворец и сказал, что идет рассмешить принцессу, но стража его уже не пустила. Так приказал король, потому что все, кто приходил, только расстраивали принцессу, и она совсем расхворалась.

Начал дурак умолять стражников. Народ, столпившийся вокруг, тоже просил за него, и наконец его пропустили к королю, а король провел парня к принцессе.

Дурачок перевернул корзину, яблоко упало на пол. И тут девушка засмеялась и развеселилась — уж больно красивое было это яблочко.

Тогда король сказал:

— Ты женишься на поинпессе. Но ты должен за три дня построить корабль, который сможет ходить по земле и по воде.

Пошел дурачок в рощу, встретил там опять старуху и принялся горько плакать. А старуха его спросила:

— Что с тобой случилось, сынок?

И дурачок рассказал, что он освободил принцессу от злых чар, но король приказал ему за три дня построить корабль, который будет ходить по воде и по земле.

— Не печалься, сынок! — сказала старуха.- Раздобудь себе топор, пилу и молот. Все будет сделано в срок.

Два дня искал он топор, пилу и молоток и на третий принес их старухе. И вмиг появился перед ним корабль. Дурак взошел на корабль и поплыл через рощу. Когда третий день был на исходе, корабль уже стоял у дворца.

Король очень удивился и сказал:

— Приказ мой ты исполнил. Я отдам тебе в жены мою дочь, только прежде ты три дня постереги две сотни кроликов. Убежит хоть один, не видать тебе принцессы, да и с жизнью простишься. Итак, даю тебе три дня — стереги.

Пошел дурак в рощу и начал горько плакать. Появилась старуха, спросила:

— Что с тобой, сынок?

И он рассказал, что должен три дня стеречь двести кроликов. Если убежит хоть один, король казнит его.

Тогда старуха сказала:

— Вот тебе дудочка. Заиграешь, кролики сбегутся к тебе, и ни один не уйдет. Только будь осторожен — вон там ты будешь их стеречь, а тебя попросят продать кроликов, но ты не продавай никогда.

Дурак поднес дудочку ко рту и собрался идти за кроликами.

А старуха его предупредила:

— Каждому, кто захочет купить кролика, говори, что продашь за поцелуй.

И дурак пошел стеречь кроликов. Он играл на дудочке, и ни один кролик не убегал.

Первой пришла покупать кроликов служанка короля.

Дурак сказал ей:

— Я кроликов не продаю.

— Ну, пожалуйста, хоть одного продай! — сказала служанка.

— Поцелуй меня, и я дам тебе кролика,- предложил дурак.

— Хорошо,- согласилась она.

Служанка его поцеловала, и он дал ей кролика. Она ушла, но когда стала подходить ко дворцу, дурачок заиграл на дудочке, и кролик прибежал к нему.

Во дворце король спросил:

— Почему ты не принесла кролика?

— Он не хочет продавать,- ответила служанка.

На следующий день за кроликом пришла королевская дочь.

— Если ты меня поцелуешь,- сказал дурак,- я дам тебе кролика.

— Хорошо,- согласилась девушка.

Она его поцеловала, и он дал ей кролика. Но когда принцесса подходила ко дворцу, дурак заиграл на дудочке, и кролик убежал.

Во дворце король спросил дочь, почему она не принесла кролика.

— Да он не хочет продавать,- ответила принцесса.

Тогда вызвался слуга короля:

— Я пойду.

Пришел он к дураку, и тот сказал:

— Если ты поцелуешь меня в лоб, я дам тебе кролика.

Слуга так и сделал, взял кролика и ушел.

Когда он подходил ко дворцу, дурак заиграл на дудочке, и кролик вернулся.

Спрашивает король, где же кролик. И слуга ответил:

— Он не хочет продавать. Тогда королева вызвалась:

— Теперь пойду я.

Пришла она к дураку и попросила продать кролика.

А он ответил:

— Я не продаю кроликов. Но если ты меня поцелуешь, так и быть, дам тебе одного.

И королева поцеловала дурака и взяла кролика. Но когда она подходила ко дворцу, он заиграл на дудочке, и кролик прибежал обратно.

Увидел король, что она пришла с пустыми руками, разгневался и сказал:

— Теперь пойду я сам.

Пришел он к дураку и попросил продать кролика. Тот ответил, что кроликов не продает, но может подарить одного, если король поцелует его в лоб. И король поцеловал его в лоб и получил кролика. Но когда король подходил ко дворцу, дурак заиграл на дудочке, и кролик вернулся к нему. И тогда король сказал:

— Придется выдать за него дочь, все равно он уже перецеловался со всей нашей семьей.

И дурачок женился на принцессе.

Такой приватный обед с королем означал не просто милость. Оба приглашенных прекрасно это понимали. Королевское угощение было лишь поводом созвать особый совет, обсудить одну пикантную проблему.
- Моя дочь... - король Карл сокрушенно покачал головой и отложил зажаренную утиную ножку. - Гизла огорчает меня.
Как по команде, сидящие по правую и левую руку от него граф Одо и граф Роланд выпрямились: грузный Одо - заставив спинку стула жалобно скрипнуть, Роланд же - скоро, но аккуратно, с некой звериной грацией. Карл, прежде чем продолжить, скорбным взглядом окинул и того, и другого.
- Мне удалось перехватить ее письмо в Рим, где она требует развода. Но моя дочь хитра. То письмо было написано, только чтобы отвлечь внимание. Окольными путями Гизла успела отправить прошение. Папский посланник уже на пути в Париж.
- Может, так было бы и лучше, - пробасил Одо. - Но северянин нам еще нужен.
- Нужен, нужен, - снова закивал Карл. - Только вот насколько хватит терпения герцога Ролло? Я не могу осуждать его за выходку на празднествах святой Евлалии. Во всем виновна моя непокорная дочь! Да-да! Если после нанесенного оскорбления герцог Ролло осуществил бы свое законное право, пусть и против воли Гизлы, - я бы последний его осудил.
Граф Роланд подкрутил ухоженный, лощеный ус, нехитрым жестом скрывая смешок. Уже который месяц весь королевский двор с интересом наблюдал эпопею «дикарь против строптивой принцессы». Поначалу абсолютно все симпатии были на стороне Гизлы. Что греха таить, даже Роланд испытал жалость к убитой горем девушке, несчастной жертве, агнцу, брошенному прямо в пасть лютому зверю. Она старалась сохранить достоинство во время свадебной церемонии и только обливалась слезами. Когда же подошло время брачной ночи, выдержка изменила принцессе. Гизла попыталась скрыться в самой удаленной части дворца и никакими уговорами не соглашалась закрепить договор с новым союзником.
- Желаешь - можешь сам подставить свой изнеженный зад язычнику. Думаю, он не заметит подмены. Я же не позволю грязному зверю запятнать мое тело!
- Это мы еще посмотрим, - без колебаний Роланд выволок смутьянку из ее убежища и, словно мешок, оттащил брыкающуюся, ревущую и ругающуюся, как последняя торговка, принцессу к ее супругу. Северянин не пожелал ждать исполнения всех деталей обряда благословения ложа, рыком изгнав посторонних прочь. И все понимали, что в эту ночь бедной Гизле придется несладко... Но из логова зверя ягненок каким-то чудом вышел даже не помяв шерстку.
Гизла не просто объявила, что брак не подтвержден. Она пригласила несколько достойных, богобоязненных женщин убедиться, что ее тайная дверца не взломана. Те засвидетельствовали правдивость ее слов. Перебравшись в покои подальше от мужа, она приказала навесить изнутри хитроумный замок.
- Он... - демонстрировала Гизла ключ, - гарантия целостности той и этой двери, - принцесса провела рукой от живота вниз.
В тот момент у гордячки почти не осталось приверженцев в мужском стане - разве что те, кто все еще надеялись завоевать ее сердце и получить руку, а в конфузе видели шанс для себя. Но и они задумались. Какой мужчина стерпит такое оскорбление? А викинг стерпел.
Если бы на этом все закончилось... Гизле следовало бы сидеть запершись в своих покоях, тогда как она, продолжая жить той же жизнью, что и до брака, так и норовила вывести из себя супруга, доказывая, насколько он дик. Ехидные замечания, смех или слезы без особого повода - все шло в ход. Ролло и вправду злился, но злость срывал не на супруге, а на мебели. Досталось некоторым слугам и старику исповеднику, но пока обходилось без поломанных рук и ног. Женское сердце, если, конечно, это не сердце принцессы Гизлы, склонно к любви из жалости. Лагерь Гизлы покинуло несколько приверженок, теперь тайно вздыхавших о викинге и проклинавших жестокую деву.
Во дворце начали заключаться споры: сбежит герцог Ролло или же наконец-то силой принудит жену к покорности, и когда то или другое случится. «Может, не зная нашего языка и нравов, он считает все брачным обрядом, своеобразным испытанием?» - выдвинула предположение одна из дам, заверявшая девственность Гизлы, и все решили с нею согласиться. Дозорные башни возводились, корабли строились, и все могло оказаться напрасным, если медведь, не получив желаемого, сбежит в свои леса.
- Возможно, мы все сумеем извлечь из ситуации выгоду. Кровь Карла Великого не разбавит кровь язычника. Для северянина же следует подыскать другую жену: менее родовитую, но более покорную. Посулить еще земель, золота...
- И речи быть не может! - прервал рассуждения графа Одо король Карл. - Это заставит герцога Ролло усомниться не только в брачных клятвах, но и вассальных. Для новообращенной чистой души такие сомнения подобны камню, тянущему в трясину греха.
Графу Роланду вновь пришлось скрыть смешок: королю Карлу более подходило его нынешнее прозвище Простоватый, чем Проповедник. Этот жест не ускользнул от наблюдательного Одо.
- У вас есть что предложить? - мелкие поросячьи глазки пронзали красавчика графа насквозь.
- Чтобы избежать развода, если не удается заставить принцессу замолчать, на время визита папского посланника ее всего лишь нужно устранить, - ничуть не смутившись, предложил Роланд.
- Вы предлагаете убить Гизлу? - граф Одо даже подскочил, стукнув железной дланью по столу.
- Я сказал - «на время устранить», - медленно растолковал молодой граф. - Спрячьте ее в какой-нибудь монастырь.
- Идея хороша, - неожиданно оживился король. - Но я прекрасно знаю свою дочь. Выйдя на волю, она с новой силой возобновит свои попытки. Если нужно, то и до Рима дойдет… Придумал! - через некоторое время Карл вскинул руку указующим перстом вверх. - Ее надо не просто устранить, а испугать так, чтобы забыла свои глупости.

Chapter Text

Шум, гул, нестерпимые муки, сравнимые лишь с даже не нытьем, а чувством чужеродности собственных предплечий.
- Бум! Бум! Бум! Шурх! Плюх!
Проговорив полушепотом то, что слышали уши, Гизла внезапно почувствовала облегчение - не в теле, а где-то в голове.
- Бум! Бум! Бум! Шурх! Плюх! - повторила она, следуя за звуками, извергаемыми чем-то невидимым.
Звуки не прекратились, но стали не такими нестерпимыми. Гизла возвращала себе саму себя и понимала, что совсем не то говорят ее уста.
- Радуйся, Мария, благодати полная... - исправилась она и остановилась. К привычным уже звукам прибавился еще один - шаги. Кто-то приблизился к пленнице, присел рядом с ней. Гизла, даже не видя его, могла предположить, что он довольно грузный, раз такое простое движение сделал, слегка крякнув. И тут же ладонь незнакомца оказалась на ее груди, чувствительно сжав через ткань.
- Ты посмел прервать мою молитву ради гнусных замыслов? - на удивление самой себе грозно и уверенно вопросила Гизла. - Еще одно движение - и, клянусь, твоя голова украсит Большой мост! Я узнала тебя! Узнала! - самообладание ей изменило, она закричала, но это подействовало: предполагаемый насильник убрал руку и, похоже, решил отменить покушение на ее честь. - Трус! Жалкий трус! - Гизле б смолчать, но она расхохоталась - не потому, что ей действительно было смешно. Ей было страшно, но вся эта неизвестность, вся ситуация была настолько нелепой...
Несостоявшийся насильник встал и тут же покинул тюрьму. Должно быть, он решил, что принцесса лишилась рассудка. В какой-то момент Гизла и сама чуть было в это не поверила. За смехом пришли слезы.
- Господь с тобою; благословенна Ты между женами...
Чудесная молитва с первых слов дала утешение. Гизла повернулась на бок - Святая Дева простит, а рукам немного легче. Камень, на который она при этом наткнулась, она сначала восприняла как наказание за пренебрежительную позу, но потом пришла мысль, что это и есть посланное Господом и Девой Марией орудие, чтобы освободиться. Достаточно только перетереть веревку.
После пары часов бесполезных усилий Гизла вынуждена была признать несостоятельность этого плана. Веревки никак не желали поддаваться. Когда Гизла уже отчаялась и оставила попытки освободиться, вновь послышались шаги.
Новый гость приподнял ее, усаживая.
- Вам нужно поесть, герцогиня.
Гизла едва сдержала желание поставить на место нахала, посмевшего назвать ее не титулом, положенным по рождению, а титулом, данным мужем, который и не муж ей вовсе. Сделай она так, и лишиться можно единственного шанса на спасение. Силой ей не победить, следует прибегнуть к уловкам и переговорам, как хитроумный Сигенант в плену у саксов.
- Как же я буду есть, если у меня руки связаны? - Гизла постаралась придать голосу побольше беспомощности.
- Но рот-то свободен. Я покормлю, - гоготнул «благодетель».
- У тебя это даже силой не получится. Ты должен знать, кто я, и должен понимать - я не буду есть с рук недостойного. Если же ваша цель уморить меня голодом...
- Ладно-ладно, - «благодетель» бесцеремонно развернул принцессу, но только для того, чтобы разрезать веревки. - Извольте откушать, госпожа, а там опять вас стреножим.
- И повязку с глаз, - напомнила Гизла.
- А вот это уж нет.
Какое-то время Гизла растирала запястья. Крутила их, чтобы вернуть к жизни. Тюремщик не видел в этом ничего угрожающего. И напрасно... Рука сама собой потянулась к камню. Один удар наотмашь, туда, где, казалось, находился противник, - и камень попал в цель. Тюремщик закричал и схватился за голову. Гизла вскочила на ноги и сорвала повязку. Шанс вырваться из плена был ничтожно мал, но упускать его грех.
Принцесса, быстро обнаружив, где дверь, бросилась к выходу. Крохотная надежда, что тот мужчина был один, тут же растаяла. Их было не меньше десяти. Они сидели у костра и были готовы к нападению, услышав крик товарища. Гизла оглянулась назад. Мельница - вот где ее держали. Вот откуда все эти шумы и скрипы. Ее взгляд упал на дубину, оставленную одним из стражников.
- Не подходи! - схватив ее обоими руками, она замахнулась в воздух.
Тюремщики засмеялись. Медленно встав, они окружали ее, постепенно сужая кольцо. Гизла готовилась принять поражение, но на дороге показался стремительно приближающийся всадник. Эту фигуру невозможно было ни с кем спутать.
- Делай же что-то! Не стой столбом!
Замечание было несправедливым, но вряд ли он понял хоть слово. Зато он верно понял другое...

Chapter Text

Именно так Гизла и представляла расправу над похитителями. Но она не думала, что возмездие придет столь скоро, да еще от рук так называемого мужа. Не верится, что язычник смог так ловко все провернуть. И как он оказался здесь? Звериное чутье? Что ж, не гнать же его теперь камнями. Гизла прекрасно знала Париж и окрестности, но молодой благородной женщине неприлично путешествовать без сопровождения. Ролло выглядел, как франк, но был выше любого франка на голову, а что касается силищи - вряд ли кто-либо решится бросить ему вызов. Он один стоил целого отряда.
- Да, мы поедем вместе. Нет! Не на одной лошади! Следуй за мной, - она говорила с ним, как с молодым, плохо обученным щенком алано, предупреждая некоторые очевидные действия, а он только улыбался, все-таки привел одну из лошадей похитителей и даже подсадил на нее Гизлу.
Принцесса уже осмотрелась: грабители не так далеко увезли ее от конечной цели, нагло похитив чуть ли не посреди города. В момент похищения ее путь лежал в аббатство Святой Женевьевы. Божий дом больше других пострадал от набега викингов. Язычники не сдерживали ненависти, пытаясь разрушить святую обитель, и, понимая невозможность позорного деяния, основательно ее разграбили, оставив после себя трупы безропотных, не пытавшихся защищаться монахов и обесчещенных монахинь. Однако Господь не покинул Париж и свой храм: священная реликвия - рака святой покровительницы уцелела. Почти год прошел с тех страшных событий...
- А его сакральное место так же огромно, как и тело?
- Адель! - Гизла настолько опешила, услышав фривольный вопрос из уст монахини, что, забывшись, назвала ее мирским именем. - Мне не довелось узнать это, сестра Марцелла.
- Правда? Когда ты явилась сюда вся измятая, с соломой в волосах и в сопровождении ручного медведя, я подумала, что все свершилось, - сестра Марцелла, ровесница Гизлы и ее подруга еще по невинным детским временам, лукаво подмигнула.
Всего год назад Гизла бы ответила хлестко - не стоит монахине лелеять такие дурные мысли. Год назад, но не теперь. После того, что сотворили с нею соплеменники Ролло, а может, и он сам, сложно сохранить веру и здравый рассудок - сломанный, растоптанный цветок. Она же выстояла вопреки судьбе святой, чье имя носила: выжила и возродилась, как и их Париж. Адель... Сестра Марцелла смогла оставить все ужасы в прошлом и жить дальше. Она смогла простить. Гизла - нет.
- Нет. Все осталось в том же положении.
Рыжий, неизвестно откуда взявшийся котенок потерся о ногу принцессы. Она подхватила его на руки - чтобы хоть чем-то их занять.
- Его зовут Певун. Погладь его за ухом - узнаешь, почему.
Гизла так и сделала, и благодарный Певун завел свою урчащую песню.
- Папский посланник?
- К вечеру будет в Париже. Но архиепископ надеется не только на щедрые пожертвования, но и на твое приданое как Господней невесты, - сразу посерьезнела сестра Марцелла.
- Он просил тебя поговорить со мной об этом?
- Да, - прямо ответила монахиня. - Просил поведать тебе историю святой Петрониллы, уморившей себя голодом, лишь бы избежать брака с язычником.
- Наверное, так и правда будет лучше, - Гизле пришлось придержать не в меру расшалившегося котенка, пытавшегося залезть ей на плечи. - Получив свободу, я снова стану собственностью отца, а тот опять начнет искать, кому продать меня подороже.
- Ха! Никогда не думала, что вы так просто сдадитесь, ваша светлость!
- Объяснись. - Когда-то дед Адели-Марцеллы выкрал у басков дочь вождя, чтобы жениться на ней. От нее подруге досталась оливковая кожа, темные волосы, густые брови и несносный нрав. Уже второй раз за короткую встречу она посмела перейти грань дозволенного. И на этот раз Гизла не позволила себе замять дерзость.
- Объяснись. Разве ты поступила не так в свое время?
- Для меня монастырь был единственным путем к свободе. Для тебя - это побег. К тому же в детстве ты мечтала иметь ручного медведя.
- Ха! Но совсем не в качестве мужа. Постриги медведя, научи ходить на задних лапах - он все равно останется медведем, - подражая тону подруги, отбила атаку Гизла.
- Сотвори чудо - преврати медведя в человека, а язычника - в доброго христианина, - не сдавалась монахиня.
- Достаточно! - она передала котенка сестре Марцелле. - Ничего уже не изменить.
- Да укрепит тебя Господь в твоем решении.
Нехорошо, если даже искра ярости вспыхнет в Божьем доме, нехорошо, если тут даст росток обида. Гизла молилась, пытаясь изгнать низменные порывы из души своей, и понимала, что ее восхваление Господа - всего лишь слова. Сговор - или же язычник чародей? Иначе как объяснить, что он отнял у нее любимую подругу, единственную утешительницу и советчицу. Адель говорила почти как отец Гизлы. Даже нет - отец говорил о святости брака, а божья женщина - о радости супружества. Может, те узоры, что он нанес на тело, были магическими? Или же дело не в Ролло? Еще ни один человек не вызывал в Гизле таких ощущений. Она объясняла все ненавистью, прозорливостью... Да у нее была тысяча аргументов, почему язычник должен быть изгнан. Она чувствовала себя единственной зрячей в царстве разом ослепших людей. Но что, если слепа она?
У нее как у покровительницы аббатства еще оставались кое-какие дела, а у входа уже ждал Ролло.
- Наверно, тебе никогда не привыкнуть к этому. Хотя, может, и хорошо, что ты тут чужак и ничего не понимаешь. Здесь каждый может доверять только себе. Все продаются и предают. Кто за деньги, кто за выгодные перспективы, кто за высшие идеалы. Или за чудо... Скажи мне, Ролло... - Гизла приложила ладонь к трещине в обожженной стене. - Сможешь ли ты сотворить чудо и залечить эту рану?
- Жена, - Ролло осторожно накрыл ее ладонь своей.
Может, повлиял разговор с Адель, может, пережитое ими приключение, но принцесса не отдернула испуганно руку. Что-то было в этом сакральное, дивное - это их первое невинное единение. Она закрыла глаза, представляя, как со стены сходит сажа, трещина зарастает и стена становится такой же, как до варварского набега. Открыла глаза и грустно вздохнула, разочаровавшись в себе - как можно быть столь наивной? - или в несостоявшемся чуде.
- Поехали домой, - приказала она.

Chapter Text

«Злобная мегера! Дерзкая шлюха, забывшая свое место».
Граф Одо не сдерживал ярости: удар, еще удар. Жертва кричала, билась в цепях, молила о пощаде, только лишь умножая его сладостную эйфорию возмездия, и вдруг затихла. Подобная перемена была как ведро холодной воды на разгоряченную голову Хранителя Парижа, и он остановил руку, занесенную для удара, понимая свою оплошность. И даже не одну. Повисшая на железных путах женщина была Тереза, а никак не принцесса Гизла. Впервые она молила его остановиться, а он нарушил свое же правило: прекратить их забаву по первому требованию. Он непростительно увлекся, теперь белоснежная спина девушки испорчена багровыми полосами. Да и сама она в весьма плачевном состоянии... Жива ли? Слабый стон был ему ответом. Поскорей разомкнув кандалы, он попробовал привести пострадавшую в чувство похлопываниями по щекам и попыткой влить ей в рот немного вина. Тереза, очнувшись, ожидаемо не проявила благодарности за заботу. Она отшатнулась в сторону, словно сам дьявол нависал над нею. Одо не стал препятствовать, когда с перекошенным лицом Тереза неловко отползла от него до места, где лежала одежда, схватила ее, даже не попытавшись одеться, и спотыкаясь, но довольно быстро ринулась прочь. Должно быть, повреждения были не такими уж серьезными, раз после экзекуции Тереза оказалась столь резвой. Граф Одо проводил ее разочарованным взглядом. Девица ловко притворялась, что разделяет его пикантные интересы, что он нашел - нет, никак не жену, но напарника для своих утех. Теперь избитая девица наверняка разболтает всему двору про некоторые его увлечения. В какой-то момент Одо пожалел об упущенной возможности: пока Тереза находилась в его власти, достаточно было бы просто сжать ей горло и навсегда избежать кривотолков.
Все идет наперекосяк из-за дерзкой принцессы. Кем бы ни был ее отец, она всего лишь женщина. Как смела она перечить не просто опытному воину - самому Защитнику Парижа? Как смела она подрывать его авторитет? Они оба проиграли, но для всего королевства Одо, желавший лишь мира, пусть и с некоторыми уступками врагу, - жалкий глупец, впустивший в Париж викингов, а принцесса Гизла, мечтавшая залить город кровью язычников, не принимавшая во внимание, что и добрые христиане принесут кровавую дань, - воплощение святой Женевьевы. Святая... Одо Парижский сам едва не обманулся, когда хрупкая, бесстрашная дева появилась на стене, неся орифламму. Святая? Скорее коварная, подобно Саломее. Ведь именно ее уста произносили приговор пленному ярлу: «Если я хоть что-то для вас значу, граф Одо, - принесите его голову». Он и правда готов был это сделать, он предложил ей союз равных - она отказала. Он отомстил изысканно и жестоко, устроив брак Гизлы с самым ненавистнейшим из варваров, - и попал в ловушку, открыв еще один ее лик: беззащитная и несчастная, отчаявшаяся, загнанная в угол. Ни одна женщина не была ему так желанна. Но когда волей провидения она оказалась в его власти, он ничего не смог сделать. Не испугался возмездия, вовсе нет. Случись все, и Гизла стала бы покорной игрушкой в его руках, пытаясь скрыть позор. Ей пришлось бы смиренно принять то, что для него она всего лишь ступень к трону. Но... Она смеялась ему в лицо, и было в этом смехе нечто дьявольское. Граф Одо был настроен решительно, но его мужская суть взбунтовалась, отказавшись принять бой. Продолжить сражение с риском навлечь на себя позор в случае неудачи, ведь Гизла не станет держать язык за зубами? В какой-то момент его пальцы чуть не сомкнулись на горле пленницы. Разум победил - не та фигура. Единственная дочь короля, исчезнув, поднимет не просто волнение, а целый шторм, который сгубит не одну голову. Он отступил. Потом корил себя за малодушие: как могла принцесса, не имея возможности видеть, его узнать. Могла... Встретив ее несколько часов назад, он даже дар речи потерял на краткое время.
- Вы призрака увидели, граф Одо? - вздернула гордячка подбородок и добавила, обмахнувшись ладонью, словно отгоняя муху: - Здесь просто-таки воняет сандалом...
Какая неосторожность: она узнала его по запаху любимых благовоний.
Одо Парижский обвел взглядом тайную комнату и остановился глазами на отброшенной плети: интересно, почувствовал бы он облегчение, если бы довел до конца их сегодняшнюю игру?

Всякий раз, едва смоченная в кислом вине тряпица прикасалась к ране, Тереза вздрагивала. Когда боль становилась нестерпимой и Тереза всхлипывала, любимый брат губами забирал каждый ее стон. Такое лечение сочетало муку и наслаждение и хоть как-то компенсировало пережитый страх и страдания.
- Если завтра развод состоится, тебе не придется больше ублажать жирного борова, - шепнул ей на ухо Роланд после очередного невесомого поцелуя.
- Ты предлагаешь мне снова попытаться влезть в постель северянина? - Тереза вскрикнула, так как случайно или нарочно Роланд зацепил ногтем кромку еще не затянувшейся раны.
- Я предлагаю тебе статус герцогини Нормандской, - братец как и не заметил ее вскрик.
- Если я снова получу отказ? - Тереза отвернулась. Не очень приятные воспоминания. Казалось бы, язык любви - самый доступный в мире, но на ее попытки показать заинтересованность Ролло рыкнул, как зверь, а потом хохотал над ее испугом.
- Невозможно отказаться, - при каждом слове Роланд захватывал губами край мочки ее уха, но пока что Тереза оставалась безучастной к его ласке. - Еще земель, еще золота и такая красавица из рук короля.
- Может, тогда выбрать в мужья Карла? - ехидно заметила она, отодвигаясь.
Роланд поймал сестру, обхватив за плечи.
- Невыгодная сделка. Ты не станешь королевой, а только женой короля - пленница оказанной чести. Кто знает, возможно, через некоторое время северянин сам станет могущественнее короля. Он будет управлять империей, а ты будешь управлять им. Боров заплатит за каждый твой шрам.
- Если же развод не состоится? - Тереза попыталась сбросить его руки, но хватка вдруг стала железной.
- Невозможно.
- Если... - повторила она.
- Ты снова пойдешь к графу Одо.
- Нет!
- Если вернешься, он будет в твоих руках, и месть так или иначе свершится.
- Нет, - тихонько всхлипывала Тереза.
- Так нужно, - утешал Роланд, и утешения эти были гораздо откровеннее братских.
- Не на спину! - напомнила Тереза об исполосованной плоти.
- На колени, - приказал Роланд.

Chapter Text

Понимая, что план спрятать принцессу Гизлу на время приезда папского посланника провалился, граф Одо резонно предположил в рядах заговорщиков предателя. Но он ошибся, назначив на эту роль брата несчастной Терезы Роланда.
В день, когда похитили принцессу, на приватный обед короля Карла Простоватого был приглашен его зять.
- Невероятно! Герцог Ролло, вы говорите на нашем языке так, словно родились здесь, - король отсалютовал бокалом, и зять повторил его жест.
- Благодарю вас, ваше величество! - ответил Ролло медленно, но чисто, так, что не знающий не распознал бы в нем иноземца.
- Но где моя дочь? - Карл по-воробьиному повернул шею в правую, потом в левую сторону.
- Принцесса? - уточнил Ролло. Хотя он уже год пребывал при франкском дворе и успел постигнуть их наречие, некоторые обряды и церемонии для него оставались загадкой.
- Да-да! Ваша жена Гизла. Разве муж не страж жены своей?
- Она... - Ролло замялся, но тесть не дал ему договорить.
- В паломничестве к аббатству святой Женевьевы, - сообщил он то, что должен был сказать Ролло. - Богоугодное занятие - молитва и помощь страждущим, но сейчас так неспокойно. Как же вы отпустили ее?
- Я...
- Понадеялся на ее сопровождение, - снова закончил за него король. - Но разбойники так коварны. Старая мельница - гиблое место...
- Я сегодня же как можно скорее наведаюсь на старую мельницу, - Ролло начинал понимать намек короля, но сама суть разговора для него оставалась загадкой.
- Конечно, конечно! - тут же согласился тесть. - Но сначала отведайте этот кабаний бок. Все-таки ваш охотничий трофей.
Ролло не удивился, когда Гизла и правда оказалась на мельнице. А дальше случилось то, что случилось.
- Возможно, я и перегнул палку с этими людьми, - оправдывался Ролло, когда Гизла после всех приключений была доставлена во дворец. - Но они, окружив, травили мою жену, словно дикого зверя, и я сам будто озверел.
- Они получили по заслугам! - восседающий на троне король Карл подался вперед. - Я желаю знать другое: крепость пала?
Грозный викинг замялся.
- У вас есть только ночь, герцог Ролло. Если моя глупая дочь не понимает разумных доводов, завоюйте ее, возьмите, как ранее брали Париж, - Карл так распалился, что даже вскочил, взмахнув рукой, будто посылая его на битву.
- Я пойду, ваше величество.
Карл тяжело опустился на трон, жестом разрешил герцогу Ролло удалиться и какое-то время сидел неподвижно, погруженный в раздумья. Разве он просит невозможного? Кровь Карла Великого уже не та. Потомок великого короля знал, о чем шептались за спиной после проявленной им рассудительности, названной многими трусостью. Другое дело Гизла - смелая, дерзкая. Ей бы мужа под стать - такого же неистового, влить новую кровь, укрепить древо. Карл еще не терял надежды, женившись второй раз, завести наследника, но какие же у него могли бы быть чудесные внуки! Будущие завоеватели.
- Ох, дочь моя - печаль моя, - горько вздохнул Карл, не надеясь, что упрямица образумится, поняв все величие возложенной на нее миссии.
На завтра принцесса Гизла приказала приготовить лучший наряд. Последняя ночь ее нелепого брака. Она победила и должна радоваться, но триумф почему-то отдавал горечью. Гизла дотронулась до тыльной стороны ладони, там, где недавно она соприкасалась с Ролло, и как будто снова почувствовала его тепло.
За дверью послышался тихий стук, скорее шорох, а потом, а потом...
- Жена?
Сердце радостно подпрыгнуло. Вот уж вытянутся лица у всех придворных, если сейчас она откроет дверь, а завтра объявит, что никакого развода не будет.
- Жена... - повторил Ролло и снова царапнул дверь.
- Убирайся. Здесь никто тебя не ждет, - ласковый, призывный голос совершенно не соответствовал произносимым словам. Если сейчас, не поняв смысла, язычник ворвется в покои, то ее совесть будет чиста: она гнала его. Но за дверью ничего не происходило. Более того, Гизле послышались удаляющиеся шаги. Она привстала, надеясь, что это уловка. Возможно, муж хочет таким образом заставить ее выглянуть, чтобы проверить, действительно ли он ушел.
- Муж мой? - попыталась она позвать его, но тишина затягивалась. Похоже, Ролло действительно послушался ее и ушел. Так тому и быть. Господь отвел язычника от ее ложа. Гизла, сердитая, улеглась, повернувшись спиной к двери.
Для Ролло она не была серьезным препятствием. Одно движение - и он бы вышиб ее, и разрушил бы не дверь, а ту хрупкую связь, что накануне возникла между ними. Он вспомнил, как в детстве вытащил из гнезда соколиное яйцо, собираясь подложить его под курицу, чтобы потом иметь собственного сокола, но Рагнар крикнул ему в ухо, и Ролло сжал ладонь. Если бы он обладал красноречием Рагнара... Ролло привык считать, что слова - пустая безделушка, выкинь и забудь; серебро и золото - твои дела. Гизла желает доказать, что он чудовище, похотливое животное. Но он всего лишь любит ее, свою принцессу. Ради принцессы он сжег свои корабли, теперь родному племени он враг. Гизла не знала этого - не желала знать. Или же считала, что этот дар принесен ради обещанных земель и славы, а потому ничтожен. Давно пора все прояснить, но не теперь, когда между ними дверь и они не увидят лиц друг друга. Она не желает отворить - он не будет вышибать преграду. Викинг не отступил, просто свой решительный бой он назначил на завтра.

Давным давно жил на белом свете в одной стране царь. И была у него дочка. Жена у него тоже была, потому что в те времена, как и в наши, без женщин было никак детей не завести, а, мало того, тогда даже никто и миллиона долларов не предлагал.
Так вот, была у него жена, царица, но умерла. Тогда он женился на мачехе.
В смысле, конечно, ему она жена, потому что жениться на мачехе, хоть и возможно, но как-то противоестественно, и, опять-таки, что соседи скажут. Но дочке-то она была мачеха, а так как сказка в конце концов, если мы вырулим из всех пояснений, будет именно про дочку, то мы будем говорить, что он женился на мачехе.
Мачеха была женщина прилежная, работящая и чтущая традиции, поэтому вполне ожидаемо приемную дочку невзлюбила как Сидорову козу.
Впрочем, в данном социальном статусе мачеха испытывала проблемы с реализацией ненависти, потому что трудно царевну заставить мыть посуду и драить горшки. И даже на улицу просто так не выкинешь.
А дочка тем временем росла и хорошела, только характер у нее был ужасный, так что, мачеху, если признаться, то можно понять.
И вот однажды поехали они путешествовать и попали в один дом по дороге.
А там - сын хозяина.
Запали они с принцессой так, что стыдно за них прямо.
Поцеловала его прекрасная сволочь, и превратился он в медведя.
Убежал он в лес и зарыдал.
А дочка пошла-таки его искать и заблудилась. Вдруг видит - избушка, а в ней медведь живет.
Ага, думает она, то-то же! Хорошо, что я переоделась и перекрасила волосы, сделала перманентый макияж с фиолетовыми щеками, в общем, никто меня не узнает.
То да се, живет у медведя. Тот и рад, помыкает ею, как служанкой - что с него взять, мужик! А она терпит. Потому что любит.
А потом и говорит: мне-то у тебя хорошо, но отнеси-ка во дворец пирожков два вида, одни безвредные, другие с ядом. Вторые - мачехе, а остальными можешь папу угостить. Но смотри не перепутай, да, и еще, я за тобой смотреть буду, так что не садись на пенек и не ешь пирожок. Понял, да? С ядом - мачехе, остальные - папе, не садиться, не есть, нет, забудешь, да я тебе на листочке все запишу. А то вечно ты путаешь все.
Напекла, яду набуровила, только вместо пирожков сама в корзину села.
Дальше предсказуемо - тщетные попытки медведя поесть, крики сзади и так далее.
Доходят до дворца, тут вылезает она из корзины и кричит: ха-ха-ха!
Обиделся медведь; !Что же это за страна такая, в которой даже маленькая девочка может напечь пирожков и обмануть меня, медведя!"
Но тут выскочили стражники и медведя убили.
Заплакала принцесса: суженый мой! Упала слезинка на медведя и... ничего не произошло.
Потому что это был не тот медведь. Кто их разберет-то? Девка, которая сама только выросла?
Кстати, с принцессой тоже все плохо вышло. Вбежала она во дворец, а ее при попытке проникнуть в тронный зал тоже убили. Потому что она макияж не сняла, и ее тоже не узнали, а мало ли кто может так вот врываться! Вон, Мария-Анна-Шарлотта де Корде д"Армон тоже выглядела припевочкой, а чего учудила.

Моралей тут много.
Например: Только полная дура готовит сюрприз в неправильном макияже.
Или: все мужики все равно сволочи
Или: любовь слепа, можно и перепутать
Или: а при чем тут пирожки?

Вы пока над моралями подумайте, а я Тамбыл, траппистов пил, там еще осталось.

Часть сказки подсказана

Навигация по записям

Немецкая сказка из «Домашних сказок» братьев Гримм

Некогда жил на свете молодой парень, и обучился он слесарному мастерству, а затем сказал отцу, что хочет пойти побродить по белу свету и попытать свои силы. «Что же, - сказал отец, - я против этого ничего не имею», - и даже дал ему немного денег на дорогу.
Пошел он всюду бродить и стал искать себе работы. Немного спустя разонравилось ему Слесарное мастерство, и задумал он поступить в егеря.
Вот и попался ему навстречу егерь в зеленом платье, и спросил его, откуда он и куда направляется. «Да вот, был в подмастерьях у слесаря, - отвечал молодец, - а теперь разонравилось мне это мастерство, захотелось в егеря поступить; так не возьмешь ли ты меня к себе в ученики?» - «О да, охотно! - сказал тот. - Если только ты захочешь за мною следовать».
Вот и пошел с ним молодец, нанялся к нему на многие годы и выучился егерскому делу.
Затем ему захотелось опять-таки повидать света белого и самостоятельно попытать свои силы, и старый егерь за все годы службы дал ему в вознаграждение только духовое ружье, но такое, что он мог из него стрелять без промаха.
Пошел молодец далее и пришел в очень большой лес, шел по нему целый день, а конца лесу все не было видно. Когда завечерело, он вскарабкался на высокое дерево, чтобы обезопасить себя от диких зверей.
Около полуночи ему показалось, что вдали мерцает маленький огонек, и он высмотрел его сквозь ветви деревьев и запомнил, как к нему пройти. Снял он с себя шляпу и швырнул ее с дерева по направлению к свету, чтобы по ней и направиться, как слезет с дерева. Слез с дерева, направился к шляпе, надел ее опять на голову и прямехонько пошел вперед. Чем далее он шел, тем ярче становился этот свет, а когда он к нему приблизился, то увидел громадный костер и около него трех великанов, которые жарили на вертеле целого вола.
Один из них и сказал: «Попробую, можно ли уже есть мясо?» - отодрал кусок мяса и хотел было его в рот сунуть, но егерь выстрелом вышиб у него кусок мяса из руки. «Ну, вот еще, - сказал великан, - ветром у меня кусок из рук вырвало!» - и взял себе другой.
Чуть только он хотел его положить на зубы, егерь опять у него кусок изо рта выстрелом выбил; тогда этот великан, рассердившись, дал оплеуху другому великану, сидевшему с ним рядом, и проговорил: «Зачем ты у меня кусок изо рта вырвал?» - «И не думал вырывать, - отозвался тот, - это у тебя какой-нибудь меткий стрелок выстрелом изо рта его вышиб». Великан попытался было взять третий кусок, да и тот егерь у него из руки вышиб.
Тут стали говорить великаны между собою, что, верно, хорош должен быть этот стрелок, который чуть не изо рта кусок вышибать может… «Такой-то стрелок и нам бы мог быть полезен! - решили они и стали громко его кликать: - Эй, ты, меткий стрелок! Выходи к нам, садись к нашему огню и наедайся досыта, мы тебе никакого зла не сделаем; а коли не выйдешь, мы вытащим тебя силою из леса, и тогда ты погиб».
Услышав это, молодец выступил из леса и сказал им, что он ученый егерь и уж если на что нацелит ружье свое, в то попадет верно и без промаха.
А они ему на это сказали, что если он с ними решится пойти, то ему хорошо будет, да притом же и рассказали: «Там, за лесом - большая река, а за рекой стоит башня, и в той башне сидит красавица-королевна, которую бы нам очень хотелось похитить». - «Да, - сказал парень, - эту королевну я скорехонько добуду».
А великаны добавили: «Тут еще кое-что запомнить надо - есть там собачонка маленькая, которая тотчас начинает лаять, чуть только кто-нибудь к той башне приблизится, а как она залает, все на королевском дворе и поднимется; вот почему мы туда и не можем проникнуть… Так вот, не возьмешься ли ты пристрелить ту собачку?» - «Да это для меня сущий пустяк».
Затем сел он в лодку и переправился на тот берег; подплывая к берегу, он увидел собачонку, которая к реке бежала и собиралась уже залаять, но он выхватил ружье и застрелил ее.
Когда великаны это увидели, то обрадовались и решили, что королевна уже у них в руках; однако же егерь хотел сначала сам попытаться в башню пройти и сказал великанам, чтобы они обождали за воротами, пока он их кликнет. Потом сам вошел в замок, в котором царствовала полнейшая тишина и все спало мертвым сном.
Когда он отпер первую комнату, то увидел на стене саблю из чистого серебра, и на той сабле была насажена золотая звезда и, начертано имя самого короля; рядом с саблей лежало на столе запечатанное письмо, которое он вскрыл, и в том письме было написано: «Кто тою саблею владеет, тот всех порубить может, кто бы против него ни выступил». Тогда он взял саблю со стены, привесил к поясу и пошел далее; и вот пришел в комнату, где спала королевна…
Она была так прекрасна, что он приостановился и залюбовался ею, притаив дыхание. При этом он про себя подумал: «Могу ли я эту невинную девушку отдать во власть дикарей-великанов, у которых что-то недоброе на уме?»
Он стал осматриваться и увидел под кроватью пару туфель: на правой стояло имя короля со звездочкой, на левой - имя королевны со звездочкой. На шее у королевны был большой платок, вытканный из шелка с золотом, на правой стороне платка было вышито имя короля, а на левой - ее собственное, и все это - золотыми буквами.
Вот и взял егерь ножницы, отрезал у платка правый угол и сунул его в свою котомку; да туда же сунул и правую туфлю королевны с именем ее отца.
А девица-красавица все спала да спала, окутанная своею сорочкою; наш молодец и из ее сорочки ухитрился вырезать кусок и припрятал его в котомку, и все это сделал, не коснувшись даже спящей королевны.
Затем он ушел и оставил ее спящей, и когда вновь пришел к воротам, то увидел, что великаны все еще стоят за воротами и ждут его, вообразив себе, что он уж прямо вынесет им королевну на руках. Он крикнул им, чтобы они входили, что девица-красавица уже в его руках; но так как он не может им отворить двери, то указал им дыру в стене, через которую они могли пролезть.
Первого, сунувшегося в дыру, он ухватил за волосы, одним взмахом сабли отрубил ему голову и затем уже втащил в дыру все его тело. Подозвав к дыре второго великана, он точно так же отрубил и ему голову, а за ним и третьему, и от души порадовался, что он избавил девицу-красавицу от ее врагов; на память об этом он обрезал троим великанам языки и сунул их в свою котомку.
Тут и подумал он: «Пойду-ка я к отцу своему да покажу ему, что я успел сделать, а потом опять отправлюсь странствовать по белу свету; коли мне от Бога назначена счастливая доля, так она меня везде сама отыщет».
Когда же король проснулся в замке, то увидел там троих мертвых великанов. Затем направился он в опочивальню своей дочери, разбудил ее и спросил, кто убил троих великанов. Та отвечала: «Дорогой батюшка, не знаю - я спала».
Когда же она поднялась с постели и хотела обуться, то заметила, что правой туфли нет, а когда взглянула на свой шейный платок, то увидела, что он перерезан и не хватает у него правого угла; точно так же и у сорочки не хватало кусочка.
Приказал король созвать весь свой двор, всех солдат и всех людей, бывших в замке, и стал у них спрашивать, кто убил великанов и тем избавил его дочь от них?
Был у него в ту пору капитан, на один глаз кривой и очень дурной человек. Тот и сказал, будто он расправился с великанами. Тогда король сказал ему: «Ты это совершил, ты и должен быть моей дочери мужем».
Но девица-красавица сказала отцу: «Чем за этого замуж выходить, я лучше уйду на край света белого! ». Король в гневе ответил ей, что если она не хочет выйти замуж за капитана, то должна скинуть с себя королевское платье, надеть крестьянское и немедленно покинуть дворец; при этом он приказал ей идти к горшечнику и приняться за торговлю горшечным товаром.
Тогда она сняла свою королевскую одежду, пошла к горшечнику и взяла у него в долг горшечного товара; при этом она ему обещала, что если распродаст товар к вечеру, то за него и уплатит. А король сказал ей, что она должна сесть со своим товаром на таком-то перекрестке улиц, да сам же заказал нескольким крестьянским телегам, чтобы они через тот самый товар переехали и разбили бы его на тысячи черепков.
И точно: чуть только королевна расставила свой товар на перекрестке, наехали эти телеги и искрошили весь горшечный товар в мелкие дребезги. Стала она плакать и сказала: «Ах, Боже мой, как я теперь уплачу горшечнику?» Король же хотел ее именно таким образом вынудить к тому, чтобы она вышла замуж за капитана; а она вместо этого пошла к горшечнику и спросила его, не пожелает ли он еще раз ссудить ее товаром. Он отвечал ей: «Нет, заплати сначала за тот, который ты уже взяла».
Тогда направилась она к своему отцу, кричала и плакала, и приговаривала, что она пойдет искать своей доли по белу свету. Отец сказал ей на это: «Я тебе выстрою в лесу домик, в нем ты весь век живи, вари кушанья для каждого встречного и поперечного и ни с кого не смей платы брать».
Когда дом был построен, над дверью его была повешена вывеска с надписью: «Сегодня даром, завтра за деньги». Там и сидела она долгое время, и все кругом говорили, что вот посажена в этот домик девица-красавица, которая на всех варит кушанье даром, - так, мол, оно и на вывеске над дверью обозначено.
Прослышал об этом и егерь и подумал: «Это мне на руку, ведь я же беден, и денег у меня ни гроша». Взял он с собою ружье и котомку, в которой сложено было все, прихваченное из замка на память, пошел в лес и разыскал домик с надписью: «Сегодня даром, завтра за деньги».
Опоясанный саблею, которою он отрубил головы трем великанам, егерь вошел в домик и приказал дать себе чего-нибудь поесть. При этом он налюбоваться не мог на девицу-красавицу!
Она спросила его, откуда он пришел и куда направляется, и он отвечал: «Странствую по белу свету». А она еще его спросила: «Где добыл ты эту саблю, на которой начертано имя моего отца?» Он тут же спросил, не королевская ли она дочь. «Да», - отвечала она. «Этою саблею, - сказал он, - я отрубил головы трем великанам». И в доказательство вытащил их языки из котомки, а затем показал ей также ее туфлю, угол платка и кусок сорочки. Она этому очень обрадовалась и признала, что он и есть ее избавитель.
Затем они вместе пошли к королю и вызвали его; она повела короля в свою комнату и сказала ему, что егерь и есть ее настоящий избавитель от великанов. Увидев все доказательства, король уже не мог более сомневаться и попросил егеря рассказать в подробности, как все это произошло, обещая свою дочь выдать за него замуж, чему, конечно, красавица была очень рада.
Выслушав рассказ егеря, король велел одеть его иноземцем и приказал устроить пиршество.
Когда они подошли к столу, капитану пришлось сесть по левую руку от королевны, а егерю - по правую руку. Капитан так и подумал, что это какой-то чужеземец, который приехал к королю в гости.
Когда они попили и поели, король сказал, обращаясь к капитану, что он хочет ему загадку загадать. «Вот, если кто-нибудь станет говорить, что он трех великанов убил, а его станут спрашивать, куда он языки их девал, и он сам, осматривая их головы, убедился бы, что языков там нет, - то как бы ты это объяснил?» - «Да, верно, у них совсем и не было языков», - сказал капитан. «Едва ли так, - сказал король, - у каждой твари есть язык». И задал последний вопрос: чего достоин тот, кто его, короля, обманет? Капитан отвечал: «Его следует разорвать на части». - «Ты произнес свой собственный приговор!» - сказал король и приказал сначала посадить капитана в темницу, а потом - четвертовать. Королевна же была выдана замуж за егеря.
Егерь привез к себе и отца и мать, и они зажили у сына в полном довольстве; а по смерти старого короля егерь наследовал его королевство.

Абхазская сказка

Жили четыре брата: Салусан, Псыдз-Садлусан, Кулук-Салусан и Кайтаъиур.
Братья были храбрецами, часто ходили охотиться, совершали дальние набеги. Почти всегда они бывали вместе. Куда бы братья ни ходили, они всегда возвращались с богатой добычей.
Как-то раз Салусан вздумал пойти на охоту один, без братьев. Братья не хотели его пускать, но Салусан настоял, и его отпустили. Уходя, Салусан прикрепил к столбу у навеса маленькое зеркальце и сказал своим братьям:
- Каждое утро, когда умываетесь, смотрите в это зеркальце. Если зеркало будет Цвета Молока, не бойтесь за меня - значит, я жив, но если в зеркале будет отражаться кровь, значит, меня нет в живых - тогда ищите меня.
Сказал так Салусан и ушел. Шел, шел, долго шел, наконец видит: из лесу выскочил огромный олень и направился к морю - попить морской воды. Салусан выстрелил, пуля попала в рог оленя, рог отлетел и повис над морем железным мостом; олень же закричал и убежал в лес.
- Как видно, мне суждено погибнуть на этом мосту! - сказал Салусан, снарядился как следует и пошел по мосту.
А братья его смотрели в зеркальце, видели цвет молока и были спокойны.
Между тем Салусан шел да шел по мосту. Вдруг, когда мост кончился, Салусан увидел большую крепость. В крепости стояли большие двухэтажные дома.
Подошел Салусан к крепости и спрашивает у караульного, сторожившего ворота:
- Можно зайти?
Караульный ответил:
- Здесь живут адауы. Сейчас они на охоте. Дома осталась лишь их сестра, без ее разрешения я никого не осмелюсь впустить.
Тогда Салусан сказал:
- Я странник. Зовут меня Салусан. доложи обо мне сестре адауы, пусть впустит меня!
Караульный пошел и дал знать обо всем девушке.
Вскоре он вернулся с другими людьми и передал Салусану, что сестра адауы зовет его к себе.
Вечером девушка приготовила хороший ужин и, когда Салусан поел, сказала ему так:
- Ты утомился в дороге. Тебе пора отдохнуть,- и указала на хорошую постель.
Адауы проводили на охоте целые недели, и девушка сказала Салусану, что не отпустит его до тех пор, пока не вернутся ее братья. Тут Салусан понял, что сестра адауы полюбила его, и захотел взять ее в жены. Oни так любили друг друга, что каждый перекладывал еду из своего рта в рот другого.
Как-то раз они увидели, что какая-то старуха в стареньком челноке барахтается в море. Они отправили на лодках своих слуг, чтобы те привезли старуху.
Прошло немного времени, Салусан ушел на охоту. Тогда старуха начала расспрашивать сестру адауы:
- Кто этот человек, который гостит у тебя?
- Это странник, зовут его Салусан. За хороший нрав я люблю его как своих братьев‚- ответила девушка.
- Все это хорошо, я знаю, что ты его любишь, но рассказал ли он тебе обо всех своих тайнах? - спросила старуха.
- Как не рассказать, он ничего от меня не скрывает! - ответила сестра адауы.
- А сказал ли он тебе, где находится его душа? - опять спросила старуха.
- Душа его в нем самом - где же еще может находиться его душа?! - удивилась девушка.
- Нет, милая, его душа не в нем спрятана! -- ответила старуха.
Вечером старуха пошла к себе домой, и как раз к этому времени Салусан вернулся с охоты.
Заметил Салусан, что сестра адауы сердится на него, и спрашивает:
- Что с тобой? Почему сердишься?
- Как мне не сердиться на тебя, - сказала девушка: - я люблю тебя всем сердцем, ничего от тебя нe скрываю, а ты, оказывается, многое скрываешь от меня!
- Как! Ты думаешь, что я от тебя что-нибудь скрываю! - воскликнул Салусан.
- Как же He скрываешь? Ты не сказал мне, где находится твоя душа - ответила девушка.
- Что ты болтаешь? Наверное, кто-нибудь обманул тебя. Разве моя душа может находиться в ком-нибудь другом, кроме меня самого? - сказал Салусан и так успокоил девушку. На другой день, когда Салусан опять пошел на охоту, старуха снова пришла к сестре адауы и спросила:
- Ну как, рассказал он тебе, в чем его душа?
- Душа его в нем самом, нан,- смеясь, ответила девушка.
- Если так, значит, он любит тебя меньше, чем ты его, - сказала старуха.- Он не открыл тебе, где находится его душа.
Возвратился Салусан с охоты и видит: сестра адауы пуще прежнего сердится на него.
- Что случилось? -- спросил ее Салусан.
А девушка в ответ:
- Я узнала, что ты не любишь меня так, как я тебя!
Тогда Салусан подошел к своему сундуку и открыл его. Внутри этого сундука был другой, а в нем еще сундучок. В сундучке было яблоко. Салусан вынул его, поднес девушке и сказал:
- Моя душа - в этом яблоке.
- Если так, я его спрячу, - ответила она и положила яблоко себе за пазуху.
Прошло три дня. Салусан опять отправился на охоту, а старуха снова пришла к девушке. Не успела она войти, как сейчас же спросила:
- Сказал он тебе, в чем его душа?
- Как же, сказал: вот в чем его душа! - ответила девушка и показала старухе яблоко.
- А ну-ка, покажи, нан! - сказала старуха, вырвала яблоко из рук девушки и бросила в море. Потом она потащила девушку к морю, посадила в свой старый челнок и уплыла.
Лодка Салусана в тот самый миг, когда старуха бросила в море яблоко, перевернулась, и Салусан пошел ко дну.
Старуха же, похитив девушку, выдала ее за другого.
И вот как-то раз утром братья Салусана, умывшись, подошли к зеркальцу, глянули в него и видят: зеркальце светится кровью.
Братья снарядились и двинулись в путь. Шли, шли, долго шли, наконец увидели тот мост, по которому прошел их брат.
- Наверное, этот мост приведет нас туда, где погиб наш брат! - сказали братья Салусана и пошли по мосту.
Шли они, шли, долго шли и вот увидели крепость с двухэтажными домами.
По пути братья стали расспрашивать о Салусане.
Так они узнали, что Салусан бывал здесь и просватал сестру адауы, но что однажды он не вернулся с охоты, а девушка тоже пропала. Братья догадались, что Салусан погиб в море.
Тогда один из братьев пошел по небу и прояснил его, второй брат высушил Море, а третий стал осматривать всех рыб и наконец из какой-то рыбы вытащил то самое яблоко, в котором была душа Салусана.
Братья разыскали Салусана‚ взяли яблоко и положили ему на грудь, и в тот же миг Салусан вскочил на ноги, говоря:
- Как долго я спал!
После этого братья пошли разыскивать девушку - сестру адауы. Нашли ее и отняли у того, кому отдала ее старуха.
И как раз к этому времени адауы вернулись с охоты. Как только они узнали, что Салусан стал их зятем, адауы устроили большой пир и дали сестре хорошее приданое. А Салусан и его братья увезли девушку к себе домой.

Ганс - мой ёжик

Жил-был мужик, у которого и денег, и добра было достаточно; но как ни был он богат, а все же кое-чего недоставало для его полного счастья: у него и его жены не было детей.
Частенько случалось, что его соседи-мужики по пути в город смеялись над ним и спрашивали, почему у него детей нет. Это наконец озлобило его, и когда он пришел домой, то сказал жене: «Хочу иметь ребенка! Хоть ежа, да роди мне!»
И точно, родила ему жена ребенка, который верхней частью тела был ежом, а нижней - мальчиком, и когда она ребенка увидала, то перепугалась и сказала мужу: «Видишь, что ты наделал своим недобрым желанием!» - «Что же теперь делать? - сказал муж. - Крестить его надо, а никого нельзя к нему в крестные позвать». Отвечала жена мужу: «Мы его иначе и окрестить не можем, как Гансом-ежиком».
Когда ребенка крестили, священник сказал, что его из-за игл ни в какую порядочную постельку положить нельзя. Вот и приготовили ему постельку за печкой - подстелили немного соломки и положили на нее Ганса-ежика. И мать тоже не могла кормить его грудью, чтобы не уколоться его иглами. Так и лежал он за печкою целых восемь лет, и отец тяготился им и все думал: «Хоть бы он умер!» Но Ганс-ежик не умер, а все лежал да лежал за печкой.
Вот и случилось, что в городе был базар и мужику надо было на тот базар ехать; он спросил у своей жены, что ей с базара привезти? «Немного мяса да пару кружков масла для дома», - сказала жена. Спросил мужик и у работницы, та просила привезти ей пару туфель да чулки со стрелками. Наконец он сказал: «Ну, а тебе, Ганс-ежик, что привезти?» - «Батюшка, - сказал он, - привези мне волынку».
Вернувшись домой, мужик отдал жене мясо и масло, что было по ее приказу куплено, отдал работнице ее чулки и туфли, наконец полез и за печку и отдал волынку Гансу-ежику.
И как только Ганс-ежик получил волынку, так и сказал: «Батюшка, сходи-ка ты в кузницу да вели моего петушка подковать - тогда я от вас уеду и никогда более к вам не вернусь». Отец-то обрадовался, что он от него избавится; велел ему петуха подковать, и когда это было сделано, Ганс-ежик сел на него верхом да прихватил с собой еще свиней и ослов, которых он собирался пасти в лесу.
В лесу должен был петушок взнести Ганса-ежика на высокое дерево; там и сидел он и пас ослов и свиней, пока стадо у него не разрослось; а отец ничего о нем и не знал. Сидя на дереве, Ганс-ежик надувал свою волынку и наигрывал на ней очень хорошо.
Случилось как-то ехать мимо того дерева королю, заблудившемуся в лесу, и вдруг услышал он музыку. Удивился король и послал своего слугу узнать, откуда она слышна. Тот осмотрелся и увидел только на дереве петушка, на котором сидел верхом еж и играл на волынке. Приказал король слуге своему спросить, зачем он там сидит, да и, кстати, не знает ли он, какой дорогой следует ему вернуться в свое королевство?
Тогда Ганс-ежик слез с дерева и сказал, что он сам покажет дорогу, если король письменно обяжется отдать ему то, что он первое встретит по возвращении домой на своем королевском дворе. Король и подумал: «Это не мудрено сделать! Ведь Ганс-ежик не разумеет грамоты, и я могу написать ему, что вздумается».
Вот и взял король перо и чернила, написал что-то на бумаге и передал Гансу; а тот показал ему дорогу, по которой король благополучно вернулся домой.
А дочь-то его, еще издали завидев отца, так ему обрадовалась, что выбежала навстречу и поцеловала его. Тут и вспомнил он о Гансе-ежике, и рассказал дочери все, что с ним случилось, и что он какому-то диковинному зверю должен был письменно обещать то, что ему дома прежде всего встретится; а тот зверь сидел верхом на петухе, как на коне, и чудесно играл на волынке. Рассказал король дочке, как он написал в записке, что «первовстречное Гансуежику не должно достаться», потому как тот грамоту не разумеет. Королевна обрадовалась и похвалила отца, потому она все равно к тому зверю не пошла бы.
Ганс-ежик тем временем продолжал пасти свиней и ослов, был весел, посиживая на своем дереве и поигрывал на волынке.
Вот и случилось, что другой король заблудился в том же лесу и, проезжая под деревом со своими слугами и скороходами, тоже не знал, как ему из этого большого леса выбраться. Услышал и он издалека чудесную музыку волынки и приказал своему скороходу пойти и разузнать, что это такое.
Побежал скороход к дереву, на котором сидел петух, а на нем и Ганс-ежик верхом. Скороход спросил Ганса, что он там делает. «А вот, пасу моих ослов и свиней; а ты чего желаешь?»
Скороход отвечал, что его господин со свитою своею заблудился и не может найти дороги в свое королевство, так не выведет ли он их на дорогу?
Тогда Ганс-ежик сошел с дерева со своим петухом и сказал старому королю, что он укажет ему дорогу, если тот отдаст ему в собственность первое, что встретится ему по приезде домой перед его королевским замком.
Король на это согласился и утвердил договор своею подписью. После этого Ганс поехал вперед на своем петухе, показал королю дорогу, и тот благополучно добрался до дому.
Когда он въезжал во двор, в замке воцарилась большая радость. И вот его единственная дочь, красавица собой, выбежала ему навстречу, бросилась на шею и целовала его, и радовалась возвращению своего старого отца.
Она стала его расспрашивать, где он так замешкался, а отец и рассказал ей, как он заблудился и как попал наконец на дорогу. «Может быть, я бы и совсем к тебе не вернулся, кабы не вывел меня на дорогу какой-то получеловек и полуеж, который где-то гнездился на дереве, сидя верхом на петухе, и отлично играл на волынке… Ну, я и должен был пообещать, что отдам ему в собственность то, что по возвращении домой прежде всего встречу на моем королевском дворе». И он добавил, как ему было больно, что встретилась ему дочь. Но дочь сказала, что из любви к отцу охотно пойдет за этим полуежом и получеловеком, когда он за ней придет.
А между тем Ганс-ежик пас да пас своих свиней, а от тех свиней родились новые свиньи, и размножились они настолько, что заполнили собою весь лес.
Да уж Гансу-ежику не захотелось более оставаться в лесу, и он попросил сказать отцу, чтобы тот очистил от скота все хлевы в деревне, потому что он собирается пригнать в деревню огромное стадо, из которого каждый может заколоть сколько хочет себе на потребу.
Эта весть отца только опечалила, так как он думал, что Ганса-ежика давно и в живых уже нет. А Ганс сел себе преспокойно на своего петушка, погнал перед собою свое стадо свиней в деревню и приказал свиней колоть; поднялся от этой резни и от рубки мяса такой стук и шум, что за два часа пути до деревни было слышно.
Затем Ганс-ежик сказал отцу: «Батюшка, прикажите-ка кузнецу еще раз перековать моего петушка, тогда я на нем от вас уеду и уже до конца жизни домой не вернусь».
Велел отец перековать петушка и был очень рад тому, что сынок его не желает никогда более возвращаться в его дом.
Ганс-ежик поехал сначала в первое королевство, в котором король отдал такой приказ: если приедет в его страну кто-нибудь верхом на петухе да с волынкой в руках, то все должны были в него стрелять, его колоть или рубить - лишь бы он каким-нибудь образом не проник в его замок.
Когда Ганс-ежик подъехал к замку на своем петухе, все бросились на него, но он дал своему петуху шпоры, перелетел через ворота замка к самому окну королевского покоя и, усевшись на нем, стал кричать, что король должен ему выдать обещанное, а не то и он, и дочь его должны будут поплатиться жизнью.
Тут стал король свою дочку уговаривать, чтобы она к Гансу-ежику вышла ради спасения его и своей собственной жизни.
Вот она нарядилась вся в белое, а отец дал ей карету с шестериком лошадей и богато одетыми слугами, а также и денег и всякого добра. Она села в карету, и Ганс-ежик со своим петушком и волынкой сел с нею рядом.
Распрощались они с королем и поехали, и отец-король подумал, что ему уж никогда более не придется с дочерью свидеться.
Но дело вышло совсем не так, как он думал: недалеко отъехав от города, Ганс-ежик сорвал с королевны нарядное платье, наколол ей тело своими иглами до крови и сказал: «Вот вам награда за ваше коварство! Убирайся, ты мне не нужна!» И прогнал ее домой, и была им она опозорена на всю жизнь.
А сам-то Ганс-ежик поехал далее на своем петушке и со своей волынкой к другому королю, которого он также вывел из леса на дорогу. Тот уже отдал приказ, что если явится к его замку кто-нибудь вроде Ганса-ежика, то стража должна была ему отдать честь оружием, свободно пропустить его, приветствовать его радостными кликами и провести в королевский замок.
Когда королевна увидала приезжего, то была перепугана, потому что он уж слишком показался ей странен, но она и не подумала отступить от обещания, данного отцу своему.
Она приняла Ганса-ежика очень приветливо, и он был с нею обвенчан; вместе пошли они к королевскому столу, и сели рядом, и пили, и ели.
По наступлении вечера, когда уж надо было спать ложиться, королевна очень стала бояться игл Ганса-ежика, а он сказал ей, что бояться она не должна, потому что он ей не причинит никакого вреда.
В то же время он сказал старому королю: «Прикажи поставить четырех человек настороже около дверей моей опочивальни, и пусть они тут же разведут большой огонь; войдя в опочивальню и ложась в постель, я скину с себя свою ежовую шкурку и брошу ее на пол перед кроватью; тогда те четверо стражников пусть разом ворвутся в опочивальню, схватят шкурку и бросят ее в огонь да присмотрят, чтобы она вся дотла сгорела».
И вот, едва пробили часы одиннадцать, он ушел в свою комнату, скинул шкурку и бросил на пол около кровати; те, что были настороже за дверьми, быстро вошли в комнату, схватили шкурку и швырнули ее в огонь.
Когда же шкурка сгорела дотла, Ганс-ежик очутился в постели таким же, как и все люди, только все тело у него было как уголь черное, словно обожженное.
Король прислал к нему своего врача, который стал обливать его всякими хорошими снадобьями и растирать бальзамами; и стал он совсем белый, и молодой, и красивый.
Увидев это, королевна была радешенька, и на следующее утро поднялись они превеселые, и стали пить и есть, и только тут настоящим образом были повенчаны, и Ганс-ежик получил все королевство в приданое за своей супругой.
По прошествии нескольких лет Ганс задумал съездить с женою к своему отцу и сказал ему: «Я твой сын»; но отец отвечал ему, что у него нет сына, - один только и был такой, что родился покрытый иглами, словно еж, да и тот ушел бродить по белу свету. Однако же Ганс дал отцу возможность себя узнать; и тот радовался встрече с сыном, и поехал с ним вместе в его королевство.

Вот и сказке конец.
А мне за нее денег ларец.

Два странника

Немецкая сказка («Детские и домашние сказки» братьев Гримм)

Гора с горой не сходится, а человек с человеком, и добрый, и злой, где-нибудь все же сойдутся. Вот так-то однажды на пути сошлись портной с башмачником. Портной был небольшого роста, красивый малый и притом всегда веселый и довольный. Он увидел издали башмачника, и так как он по его котомке узнал уже, каким ремеслом тот занимается, то он ему в насмешку и спел:

Эй, башмачник, не спи,
Швы все дратвой закрепи,
Все кругом смолой залей
И гвоздочки все забей.

Башмачник шутить не любил: наморщил рожу, словно уксусу напился, и намеревался ухватить портного за шиворот. Но весельчак-портной стал смеяться, подал ему свою фляжку и сказал: «Ведь это я шутя! Вот на-ка отхлебни, да и уйми свою желчь».
Башмачник, и точно, здорово отхлебнул из фляги, и по лицу его стало заметно, что гроза рассеялась. Он возвратил флягу портному и сказал: «Я отхлебнул из нее порядком; ну, да что об этом говорить? Пилось бы, пока пить хочется! А не хочешь ли ты со мною вместе идти путем-дорогою?» - «И прекрасно, - отвечал портной, - если только ты не прочь идти со мною в большой город, где и в работе не бывает недостатка». - «Вот именно туда-то я и направлялся! - сказал башмачник. - Ведь в небольшом местечке и заработаешь немного; а в деревнях люди охотнее босиком ходят, чем в сапогах».
И пошли они далее уже вместе. Досуга-то у них обоих было довольно, а покушать-то им было почти нечего.
Придя в большой город, они всюду ходили и бродили, всюду свое ремесло предлагали, и портному везло не на шутку…
Он был такой свежий, да розовый, да веселый, что каждый охотно давал ему работу; а посчастливится, так еще и от хозяйской дочки то здесь, то там поцелуйчик перепадет.
Когда он сходился с башмачником, то в его узле было всегда больше добра. Угрюмый башмачник скроит, бывало, сердитую рожу, и сам про себя думает: «Чем человек лукавее, тем и счастья ему больше!» Однако же портной начинал хохотать, а то и запевал песенку, и все полученное делил с товарищем пополам. А если шевелилась в его кармане пара геллеров, то он еще и угостит, бывало, да по столу от радости стучит так, что вся посуда пляшет, - и это называлось у него: «Легко заработано, живо и спущено».
Пространствовав некоторое время, пришли они однажды к большому лесу, через который пролегала дорога к городу, где жил король. Но через лес вели две тропинки - одна в семь дней пути, другая - всего в два. Однако же ни один из них не знал, которая из тропинок короче.
Оба странника наши уселись под дубом и стали совещаться, как они запасутся и на сколько дней возьмут с собой хлеба. Башмачник и сказал: «Надо на большее время рассчитывать - я возьму на всякий случай хлеба на семь дней с собой». - «Что-о? - воскликнул портной. - Чтобы я стал на своей спине тащить запас хлеба на семь дней, словно вьючная скотина, так что и шеи повернуть нельзя будет! Нет, я на Бога надеюсь и ни о чем не стану заботиться! Ведь деньги у меня в кармане и зимой, и летом те же, а хлеб-то в жаркое время не только засохнет, а еще и заплесневеет. И платье себе не шью с запасом… Как это может быть, чтобы мы не нашли настоящей дороги? Возьму себе запасу на два дня - и вся недолга».
И вот каждый купил себе свой запас хлеба, и пустились оба в лес наудачу. В лесу было тихо, как в церкви. Ни ветерок не веял, ни ручей не журчал, ни птички не пели, и сквозь густолиственные ветви не проникал ни один солнечный луч.
Башмачник не говорил ни слова; он так устал под тяжестью своего хлебного запаса, что пот струями катился с его сумрачного и сердитого лица. А портной был веселешенек, подпрыгивал, насвистывал или напевал песенку и думал про себя: «И Бог на небе радуется, видя меня такого веселого».
Так шло дело два дня сряду, но когда на третий день лесу все не было конца, а портной-то уж весь свой хлеб съел, то он невольно стал падать духом, однако все еще бодрился, возлагая надежду на Бога и на свое счастье. На третий день он лег вечером под деревом голодный и на следующее утро голодным же и поднялся. То же было и на четвертый день.
Когда башмачник садился на поваленное дерево, чтобы съесть свою порцию хлеба, портному - увы! - приходилось только смотреть на это со стороны. Если он просил кусочек хлеба у товарища, тот только посмеивался и говорил: «Ты был постоянно такой веселый, ну, так теперь попробуй, каково невеселым быть! Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!» - одним словом, он был к нему безжалостен.
Но на пятое утро бедный портной не мог уж и на ноги подняться и от истощения с трудом мог произнести слово; щеки его побледнели, а глаза покраснели. Тогда башмачник сказал ему: «Сегодня я тебе дам кусочек хлеба, но за это я тебе выколю правый глаз». Несчастный портной, которому очень жить хотелось, не смог избежать этой жестокости: поплакал он еще раз обоими глазами и затем подставил их под острый нож бессердечного башмачника, который и выколол ему правый глаз.
Тут пришло на память портному то, что говаривала ему в детстве мать, когда, бывало, он чем-нибудь полакомится в кладовой: «Ешь столько, сколько можешь, а терпи столько, сколько должно».
Когда он съел свой столь дорого оплаченный кусок хлеба, он опять вскочил на ноги, позабыл о своем несчастье и утешал себя хоть тем, что он одним-то глазом еще может хорошо видеть.
Но на шестой день пути голод сказался снова и защемил его сердце. Он почти упал под дерево и на седьмое утро уже не мог от слабости подняться: он видел смерть у себя за плечами. Тут башмачник и сказал ему: «Я хочу из сострадания дать тебе и еще один кусок хлеба; но даром не дам, а выколю тебе еще и другой глаз за это».
Тут только осознал портной все свое легкомыслие, стал просить милосердного Бога о прощении и сказал башмачнику: «Делай, что ты должен делать, а я постараюсь все вынести; но помысли о том, что Господь Бог наш не сразу произносит свой суд на человеком: придет, пожалуй, и иной час, в который ты получишь возмездие за злодеяние, не заслуженное мною. Я при удаче делился с тобою всем, что у меня было. Мое ремесло все в том, чтобы стежок на стежок сажать… Ведь если ты лишишь меня обоих глаз, то мне останется только одно - идти нищенствовать. Сжалься же надо мною и хотя бы не покидай меня в лесу».
Но башмачник, позабывший о Боге, вынув нож, выколол портному и левый глаз. Затем он дал ему кусок хлеба, подал ему конец палки в руку и повел его вслед за собою.
Когда солнце закатилось, они вышли из лесу; перед лесом на поляне стояла виселица. Туда-то и привел башмачник своего слепого спутника, покинул его около виселицы и пошел своею дорогою. Измученный усталостью, болью и голодом, несчастный заснул и проспал всю ночь.
Чуть утро забрезжилось, он проснулся, но не знал, где он лежит. А на виселице висели двое горемык, и у каждого на голове сидело по ворону. Вот и начал один из висельников говорить другому: «Брат мой, спишь ты или нет?» - «Нет, не сплю!» - отвечал ему другой висельник. «Так вот что я тебе скажу, - заговорил снова первый, - роса, которая нынешнею ночью падала на нас с виселицы, обладает особою способностью - она возвращает зрение каждому, кто ею омоет глаза. Кабы это знали слепцы, так снова могли бы получить зрение, а им это даже и в голову не приходит».
Услышав это, портной вытащил платок из кармана, омочил его росою в траве и отер им свои глазные впадины. Вскоре после того портной увидел, как солнце стало вставать из-за горы, и перед ним на равнине раскинулся большой королевский город, с его дивными воротами и сотнями башен, и загорелись, заискрились на островерхих вышках золотые кресты и золотые яблоки…
Он мог различить каждый листок на деревьях, увидел снова птиц, летавших мимо, и мошек, которые толклись в воздухе. Он вынул иглу из кармана, и когда убедился, что может по-прежнему вдеть нитку в ушко, сердце его запрыгало от радости.
Он упал на колени, благодарил Бога за оказанную ему милость и прочел утреннюю молитву; не забыл он помолиться и за бедных грешников, которые покачивались на виселице. Затем он вскинул свой узелок на плечо, махнул рукою на перенесенные сердечные муки и пошел далее, припевая и посвистывая.
Первое, что ему встретилось на пути, был гнедой жеребенок, носившийся по полю на полной свободе. Портной схватил было его за гриву, собираясь вскочить на него и проехать на нем в город, но жеребенок стал просить, чтобы он его освободил. «Я еще слишком молод, - сказал он, - и даже тощий портняжка, как ты, может мне сломать спину; пусти меня побегать, покуда я окрепну. Может быть, придет и такое время, когда я тебя за это вознагражу». - «Ну, что же? Побегай, - сказал портной, - вижу я, что ты до этого охотник».
Он еще прихлестнул его маленько хворостинкой, и тот, от радости вскинув вверх задние ноги, помчался в открытое поле, перепрыгивая через изгороди и рвы.
Но портняга-то со вчерашнего дня ничего не ел. «Солнце-то теперь вижу, - говорил он сам себе, - а хлеба во рту ни крошки не чую. Первое, что встречу на пути, хотя бы и не очень съедобное, не уйдет от моих рук».
Как раз в это время аист преважно расхаживал по лугу. «Стой, стой! - закричал портной, хватая его за ногу. - Не знаю, годен ли ты в пищу или нет, но мой голод не позволяет мне долго разбирать - сверну тебе голову да зажарю». - «Не делай этого, - сказал аист, - я птица священная, никто мне зла никакого не делает, а я сам приношу людям немалую пользу. Коли ты пощадишь меня, сохранишь мне жизнь, я тебе сам когда-нибудь пригожусь». - «Ну, так проваливай, куманек долговязый», - сказал портной.
Аист поднялся вверх, свесив на лету свои длинные ноги, и преспокойно полетел вдаль.
«Что же это будет? - говорил сам себе портняга. - Голод мой все возрастает, а желудок становится все тощей и тощей; нет, уж теперь что мне на дороге попадется, то пиши пропало!»
Вот и увидел он, что на пруду плавает пара утят. «Кстати вы пожаловали», - сказал он, подхватил одного из них и собирался уже ему свернуть шею.
Тут старая утка, засевшая в камышах, стала громко кричать, подлетела к портному с раскрытым клювом и слезно его молила, чтобы он сжалился над ее несчастными детками. «Подумай, - сказала она, - как бы стала сокрушаться твоя мать, если бы кто задумал тебя у нее унести да шею тебе свернуть». - «Ну, успокойся! - сказал добродушный портной. - Твои детки останутся в целости». И он пустил утенка в пруд.
Отвернувшись от пруда, портной очутился перед старым дуплистым деревом и увидел, что дикие пчелы то и дело влетают в дупло и вылетают из него.
«Вот и награда за доброе дело готова! - воскликнул портной. - Хоть медком-то потешу себя».
Но пчелиная матка вылезла из улья, пригрозила ему и сказала: «Коли ты коснешься моего роя да вздумаешь разорить мой улей, то мы вопьемся в твое тело тысячами наших жал, словно раскаленными иглами. Если же оставишь нас в покое и пойдешь своею дорогою, то мы тоже тебе когда-нибудь пригодимся». Увидел портняга, что и здесь ничего не поделаешь. «Три блюда пустые, да и на четвертом нет ничего - с этого сыт не будешь!» - подумал он.
Потащился он со своим голодным брюхом в город, и так как был в это время полдень, то в гостиницах кушанье было уже готово и он мог тотчас же сесть за стол. Насытившись, он сказал себе: «Теперь пора и за работу!»
Походил он по городу, стал себе искать хозяина и вскоре нашел хорошее место.
А так как ремесло свое он знал основательно, то ему удалось немного спустя приобрести известность, и все хотели непременно сшить себе платье у маленького портного.
С каждым днем его положение улучшалось. «Я, кажется, шью так же, как и прежде, - сказал он, - а между тем дела мои день ото дня идут лучше и лучше».
Наконец уж и сам король возвел его в звание своего придворного портного.
Но ведь вот как на свете бывает! В тот самый день, когда он был удостоен этой почести, его бывший товарищ тоже был возведен в придворные башмачники. Когда тот увидел портного и притом заметил, что у него целы оба глаза, его вдруг стала мучить совесть. «Прежде чем он мне станет мстить, - подумал башмачник, - я постараюсь ему вырыть яму». Ну, а уж давно известно, что кто другому яму роет, нередко сам в нее попадает.
Вечерком покончив с работой, после наступления сумерек башмачник прокрался к королю и сказал: «Господин король, этот портной мастер - человек высокомерный; он похвастал как-то, будто может добыть ту золотую корону, которая с давних пор из твоей казны пропала». - «Это было бы мне очень приятно», - сказал король, приказал позвать к себе на другое утро портного и велел ему или добыть эту корону, или же навсегда покинуть город.
«Ого, - подумал портной, - уж очень он на меня надеется… И если король вздумал требовать от меня то, чего никто из людей сделать не может, так я и до завтра ждать не стану: сегодня же выеду из города».
Связал он свой узел, но едва только задумал выйти из ворот, взгрустнулось ему, что он должен покидать свое счастье и уходить из города, в котором дела у него шли так хорошо.
Он подошел к тому пруду, где познакомился с утками, и увидел, что старая утка, которой он пощадил утенка, сидит на берегу и очищает себе перья клювом.
Та его тотчас узнала и спросила, чем он так опечален. «Не мудрено запечалиться - ты это и сама поймешь, как узнаешь мое горе», - отвечал утке портной и все рассказал ей по порядку. «Ну, коли только-то, - сказала утка, - так этому горю еще пособить можно. Та корона к нам в пруд попала и лежит на дне; мы ее тотчас и добыть можем. Ты только расстели свой платок на берегу».
Нырнула она со своими двенадцатью утятами и несколько мгновений спустя всплыла снова: она сидела внутри самой короны, а двенадцать ее утят плыли кругом, подложив свои клювы под корону и поддерживая ее на поверхности воды. Они подплыли к берегу и положили корону на платок.
И представить себе нельзя, что это была за корона, когда ее осветило солнце и она заблистала тысячами драгоценных камней! Портной связал свой платок четырьмя концами в узелок и отнес корону к королю, который себя не помнил от радости и повесил портному золотую цепь на шею.
Когда башмачник увидел, что первая проделка ему не удалась, он задумал и другую; явился к королю и сказал: «Господин король, портной-то теперь уж так вознесся, что хвалится, будто сумеет из воску слепить весь королевский замок со всем, что в замке находится».
Король позвал портного и приказал ему вылепить из воску весь королевский замок со всем, что в нем и около него находилось, а если не вылепит или не будет хватать в его слепке хоть одного гвоздя в стене, то придется ему всю жизнь просидеть в подземелье.
Портной подумал: «Ну, дело-то не к лучшему идет! Это уж никому не под силу сделать!» - вскинул узел за спину и пошел из города.
Когда он подошел к дуплистому дереву, то присел у корня его и опустил голову на грудь.
Пчелы полетели из улья, и матка пчелиная стала его спрашивать: «Почему это у тебя голова на плечах не держится? Или шея ослабела?» - «Эх, не знаешь ты, какое горе мне сердце давит», - отвечал портной и рассказал ей, чего от него король потребовал. Пчелы стали между собою жужжать и гудеть, и матка пчелиная сказала: «Ступай себе домой, приходи опять утром в это же время да приноси с собою большое покрывало - все ладно будет».
Он и вернулся домой, а пчелы полетели к королевскому замку, влетели в его открытые окна, оползали все уголки его и самым тщательным образом все обозрели.
Потом они полетели в улей и так быстро сделали восковой слепок замка, что он словно разом вырос и поднялся.
Уже к вечеру все было готово, а когда портной пришел на другое утро, то увидел перед собою все это прекрасное здание. И вылеплено оно было гвоздок в гвоздок, черепичка в черепичку; при этом было оно тонко исполнено, бело как снег и очень приятно пахло медом.
Портной осторожно завернул это дивное произведение в свое покрывало и принес его к королю, который надивиться ему не мог, поставил его в самом большом из своих покоев и подарил портному большой каменный дом в награду.
Но башмачник не унывал и в третий раз пошел к королю. Он сказал: «Господин король, портному-то шепнул ктото, что на дворе вашего замка вода в фонтане не бьет; так он похвастал, что может фонтан тот заставить в вышину выше человеческого роста бить, да еще притом и струя его как хрусталь чиста будет». Позвал король портного к себе и говорит ему: «Если завтра же утром не станет у меня вода во дворе струею бить, то на этом же самом дворе палач сократит твое тело на целую голову».
Бедняга-портной и раздумывать не стал и поспешил за городские ворота: а так как теперь опасность грозила его жизни, то слезы так и катились у него по щекам.
Между тем как он, грустный, шел по дороге, к нему подбежал жеребенок, которого он когда-то выпустил на волю и который успел превратиться в славного гнедого конька. «Настало теперь время, - сказал он, - когда и я могу тебе отплатить за твое доброе дело. Я уже знаю, что тебя печалит; садись же поскорее на меня верхом - я теперь таких двоих снести могу».
Портной словно ожил от этих слов: разом вскочил на коня, а конь во весь мах помчался к городу и прямо во двор замка. Там он с быстротою молнии три раза обежал кругом фонтана и затем пал наземь. И вдруг что-то страшно грохнуло: кусок земли с середины двора взлетел мигом вверх и перелетел через замок. И тотчас вслед за тем струя воды вышиною с человека на коне стала бить вверх и была чиста, как хрусталь, и солнце играло в ней своими разноцветными лучами.
Когда король это увидел, он вскочил от изумления, подошел к портняге и обнял его в присутствии всех.
Однако же счастье было непродолжительно. У короля дочерей было много, и притом одна красивее другой, а сына не было ни одного. И вот злой башмачник в четвертый раз пошел к королю и сказал: «Господин король, портнойто все не унимается в своем высокомерии. Теперь вот хвастает, что если бы он захотел, то аист тебе сразу бы сынка за пазухой принес!»
Король приказал позвать портного и сказал: «Если ты так сделаешь, что мне через девять дней будет сын принесен, то я выдам за тебя свою старшую дочь».
«Велика награда, - подумал про себя портняга, - чего-чего из-за нее не сделал бы… Только вишни-то эти уж очень высоко висят: полезешь за ними, да подломится ветка - пожалуй, и лоб расшибешь!»
Пошел он домой, сел на свой рабочий стол, поджав ноги, и стал обдумывать, что ему делать. «Нет! - воскликнул он наконец. - Так жить нельзя спокойно! Надо отсюда уехать!» Связал свой узелок и поспешил выйти из города.
Как вышел на луга, так и увидел там своего приятеля аиста, который, словно ученый муж, преважно расхаживал взад и вперед, иногда приостанавливался, удостаивал лягушку своего особого внимания и наконец ее проглатывал.
Аист подошел к Портному и с ним поздоровался. «Вижу я, что у тебя котомка за плечами; зачем же ты задумал покинуть город?» Портной рассказал ему, чего король от него потребовал, а он исполнить не может, и пожаловался на свою горькую участь.
«Ну, ты из-за этого не очень тужи, - сказал аист, - в этой беде я тебе помогу. Давным-давно уже ношу я в этот город младенцев в пеленках, отчего же мне и принца не принести? Ступай себе домой и будь спокоен. От нынешнего дня через девять дней приходи в королевский замок - и я туда же прибуду».
Пошел портняга домой и в назначенное время направился в замок. Вскоре после того прилетел и аист и постучался в окно. Портной отворил ему, и долговязый кум осторожно вошел в окошко и пошел размеренными шагами по гладкому мраморному полу; в длинном клюве его был ребенок, прелестный как ангелочек, он протягивал ручонки к королеве.
Аист положил ей ребенка на колени, и она его целовала и миловала, и была вне себя от радости. Аист же перед отлетом снял с себя свою дорожную сумку и передал ее королеве. Сумка набита была свертками с цветными сахарными горошинками, и королева разделила их между своими маленькими дочками.
А старшей ничего не досталось - ей дали веселого портного в мужья. «Ну, - сказал он, - теперь мне все кажется, что Бог мне на шапку послал! Видно, права была матушка, когда говорила: кто на Бога надеется да счастьем не обделен, тому пропадать не приходится».
Пришлось башмачнику тачать те башмаки, в которых портняга отплясывал на своей свадьбе; а затем ему приказано было навсегда покинуть город.
Пошел он по дороге к лесу, и она привела его к виселице; изморенный дневным жаром, терзаемый злобою и ненавистью, он бросился на землю около виселицы.
Но чуть только он закрыл глаза, собираясь заснуть, оба ворона, сидевшие на головах висельников, со зловещим карканьем слетели к нему и выклевали ему очи.
Обезумевший от боли и ужаса, он устремился в лес да там, вероятно, и сгинул, потому что с той поры никто его не видывал и о нем ничего не слыхивал. Вот и пришел он на большую поляну, на которой ничего не было, только деревья кругом росли; под одним из них и присел бедняк и стал о своей судьбе раздумывать. «Денег у меня нет, - думал он, - и ничему-то я не научен, кроме военного ремесла; а теперь, как мир заключен, так и не нужен я никому; вперед вижу, что придется подохнуть с голода».
Вдруг послышался какой-то шум, и когда он оглянулся, то увидел перед собою незнакомца в зеленой одежде, молодцеватого на вид, но с прескверными лошадиными копытами вместо ног. «Знаю я, что тебе нужно, - сказал он солдату, - денег и всякого добра у тебя будет столько, сколько у тебя хватит сил потратить; но только я вперед должен знать, что ты не трус, чтобы не даром на тебя тратить деньги». - «Солдат, да чтобы трусом был! Об этом я что-то не слыхал… А впрочем, можешь испытать меня». - «Ладно, - сказал незнакомец, - вот, оглянись-ка назад».
Солдат оглянулся и увидел большого медведя, который с урчаньем шел прямо на него. «Ого! - сказал солдат. - Дай-ка я тебя, приятель, так под носом пощекочу, что у тебя к урчанью охота пропадет!» - приложился и выстрелом свалил медведя недвижным на землю.
«Вижу, - сказал незнакомец, - что у тебя нет недостатка в храбрости; но я должен предложить тебе еще одно обязательное условие…» - «Если только оно не помешает спасению моей души, - сказал солдат (он уж знал, с кем имеет дело), - а то я ни за что не соглашусь». - «А вот сам увидишь, - сказал незнакомец, - ты должен пообещать мне, что в ближайшие семь лет не будешь мыться, бороды и волос не будешь чесать, ногтей не станешь стричь и молитв читать не будешь. Сверх того, я дам тебе такую одежду и плащ, которые ты в течение этого времени должен носить не снимая. Коли ты не умрешь в течение этих семи лет, то ты будешь свободен и богат на всю жизнь».
Солдат подумал о той крайности, в которой он находился, вспомнил, сколько раз случалось ему идти на смерть, и решился еще раз в жизни рискнуть, и дал свое согласие черту.
Тот снял с себя зеленую одежду, подал ее солдату и сказал: «Если ты это платье наденешь и сунешь руку в карман, то всегда вынешь из него полнешенькую горсть денег».
Потом он содрал с медведя шкуру и сказал: «Эта шкура должна тебе служить плащом и постелью; на ней ты должен спать и ни в какую иную постель не ложиться. По этому плащу ты и должен называться медвежником».
Сказав эти слова, черт исчез.
Солдат надел зеленую одежду, сунул тотчас руку в карман и нашел, что все сказанное дьяволом было совершенно верно.
Затем накинул он на плечи медвежью шкуру, побрел по белу свету, был очень весел и доволен и не упускал случая повеселить себя и потратить деньги.
В первый год перемена в нем была еще не очень заметна, но во второй он уже смотрелся настоящим чудовищем. Волосы почти закрывали ему лицо, борода походила на сплошной кусок грубого войлока, на пальцах были словно когти, а на лице - такой слой грязи, что хоть траву на нем сей.
Кто его видел, тот от него прочь бежал; но так как он всюду раздавал бедным деньги, прося их молиться за него и просить у Бога, чтобы он в течение семи лет не умер, так как притом он за все отлично расплачивался, то он все же еще находил себе всюду приют.
Но на четвертый год пришел он в гостиницу, и хозяин ее уже не хотел его впускать и даже в хлеву не соглашался поместить его, потому что боялся лошадей своих перепугать.
Однако же, когда медвежник сунул руку в карман и вытащил оттуда горсть дукатов, то хозяин несколько смягчился и отвел ему комнатку в заднем флигельке.
Но все же взял с него слово, что он не будет никуда из комнаты выходить, чтобы не пустить дурную славу об его гостинице.
В тот день вечером, когда медвежник сидел один и от всей души желал, чтобы условные семь лет поскорее прошли, он услышал в одной из смежных комнат громкий жалобный плач. Сердце у него было сострадающее; он отворил дверь в соседнюю комнату и увидел там пожилого человека, который плакал навзрыд, в отчаянии беспрестанно хватаясь за голову.
Медвежник подошел к нему, но тот вскочил и собрался бежать. Наконец, несколько оправившись от испуга и услышав человеческий голос, он опомнился, и медвежнику ласковым обращением к нему удалось-таки выяснить повод его сокрушений.
Оказалось, что его состояние мало-помалу разлетелось прахом; он и его дочери должны были терпеть крайнюю нужду во всем. Наконец, он так обеднял, что ему нечем было заплатить хозяину за квартиру, и ему грозила тюрьма.
«Коли у вас нет никаких других забот, - сказал медвежник, - то денег у меня достаточно, и я могу вам помочь». Он призвал хозяина, уплатил ему долг постояльца и сверх того сунул еще несчастному в карман полный кошелек золота.
Когда старик был таким образом избавлен от своих тяжких забот, он уже не знал, чем выразить признательность к своему благодетелю. «Пойдем ко мне, - сказал он, - дочери у меня чудные красавицы; выбирай себе из них любую в жены. Когда они узнают, что ты для меня сделал, то ни одна из них тебе не откажет. Ты, правда, не особенно красив; ну да жена тебя сумеет привести в порядок».
Медвежнику это предложение пришлось по сердцу, и он пошел за своим новым знакомцем.
Когда старшая дочь его увидела, она так ужаснулась его внешности, что взвизгнула и прочь побежала; другая, хотя и не побежала, оглядела его от головы до пяток, однако же сказала: «Как же могу я взять себе в мужья того, кто и облика человеческого не имеет? Да я скорее вышла бы замуж за обритого медведя, которого мы здесь однажды видели; он старался казаться человеком - на нем был и гусарский ментик, и белые перчатки. Будь он только безобразен, я бы еще как-нибудь могла с ним свыкнуться…»
А младшая дочь сказала: «Милый батюшка, это, верно, хороший человек, потому что он помог вам выпутаться из нужды; и если вы ему в награду за эту услугу обещали дочь в невесты, то ваше слово должно быть твердо».
Жаль, что лицо медвежника было прикрыто волосами и густым слоем грязи, а то было бы видно, как его сердце радовалось, когда он услышал эти добрые слова!
Он снял кольцо с пальца, разломил его пополам и отдал одну половинку ей, а другую удержал при себе. На ее половинке написал он свое имя, а на своей половинке ее имя и просил ее тщательно поберечь эту половинку.
Затем он простился с ней и сказал: «Я должен еще три года странствовать по белу свету, и если не вернусь по истечении их, то ты свободна - это будет значить, что я умер. Но моли же Господа о том, чтобы он сохранил мне жизнь».
Бедная невеста оделась вся в черное, и каждый раз, как ее жених приходил ей на память, слезы навертывались у нее на глаза. Со стороны сестер своих она видела только насмешки и глумление. «Смотри, - сказала старшая, - не давай ему руки, а то он, пожалуй, по руке ударит тебя лапой!» - «Берегись, - говорила вторая сестра, - медведи ведь большие сластены; так если ты ему понравишься, он, пожалуй, еще съест тебя». - «Тебе всегда придется исполнять его волю, - говорила старшая, - а не то он, пожалуй, еще ворчать станет». А вторая сестра подхватывала: «Ну, зато свадьба будет веселая - медведи-то ведь хорошо пляшут!»
Невеста молчала и не давала сбить себя с толку. А медвежник тем временем бродил по белу свету из места в место, делая добро, где мог, и подавал бедным щедрую милостыню, прося их, чтобы они за него молились.
С рассветом последнего дня условленных семи лет он снова вышел на ту же поляну и сел под одно из деревьев, которые росли кругом ее. Вскоре засвистал ветер, и черт явился перед ним хмурый и сердитый; он бросил ему старое его платье, а от него потребовал обратно свою зеленую одежду. «Нет, погоди еще! - сказал медвежник. - Сначала ты еще меня очистить должен».
Волей-неволей пришлось черту воды принести, чтобы обмыть медвежника, пришлось расчесать ему волосы и обрезать ногти, и стал он по-прежнему бравым военным да еще, пожалуй, красивее прежнего.
Когда черт благополучно удалился, то у медвежника полегчало на сердце.
Он пошел в город, оделся в богатую бархатную одежду, сел в повозку, запряженную четверкой резвых саврасых коней, и поехал к дому своей невесты.
Никто его узнать не мог. Отец невесты счел его за знатного полковника и ввел прямо в комнату, где сидели его дочки.
Он должен был сесть за столом между двумя старшими: они угощали его вином, клали ему на тарелку лучшие куски, и им казалось, что они еще никогда не видывали мужчины красивее его. Невеста же сидела против него в своем черном платье, глаз на него не поднимала и слова не проронила.
Когда же он, наконец, спросил отца, не отдаст ли он за него одну из своих дочерей, обе старшие дочери вскочили из-за стола и побежали в свою комнату, собираясь нарядиться в лучшие платья, потому что каждая из них воображала, что именно она и есть избранница этого красавца.
Приезжий гость, оставшись наедине со своею невестою, вынул половинку кольца и бросил в тот кубок, который он ей подал. Она приняла кубок, выпила его - и как же забилось ее сердце, когда она увидела на дне половинку кольца!
Она вынула свою половинку кольца, которую носила на шее на ленточке, приложила ее к этой половинке, и оказалось, что обе части как раз подходят одна к другой.
Тогда он сказал ей: «Я твой нареченный жених, которого ты видела медвежником; но теперь по милости Божией я вновь получил свой человеческий образ и вновь очистился». Он подошел к ней, обнял ее и поцеловал.
Между тем обе сестры невесты вошли в комнату в полном наряде, и когда увидели, что приезжий красавец достался на долю их младшей сестры, да еще услышали, что он и есть тот самый медвежник, они выбежали из комнаты, исполненные злобы и ярости: одна утопилась в колодце, другая повесилась на первом же дереве.
Вечером кто-то постучался у дверей дома невесты, и когда жених отпер двери, то увидел перед собою черта в его зеленой одежде. «Видишь, - сказал черт, - за одну твою душу я теперь две души получил!»