Болезни Военный билет Призыв

Знакомым шумом шорох их вершин меня приветствовал. Александр Пушкин — Вновь я посетил: Стих. Приемы для описания природы

Иван Сергеевич Тургенев

ГАМЛЕТ ЩИГРОВСКОГО УЕЗДА

На одной из моих поездок получил я приглашение отобедать у богатого помещика и охотника, Александра Михайлыча Г***. Его село находилось верстах в пяти от небольшой деревеньки, где я на ту пору поселился. Я надел фрак, без которого не советую никому выезжать даже на охоту, и отправился к Александру Михайлычу. Обед был назначен к шести часам; я приехал в пять и застал уже великое множество дворян в мундирах, в партикулярных платьях и других, менее определительных одеждах. Хозяин встретил меня ласково, но тотчас же побежал в официантскую. Он ожидал важного сановника и чувствовал некоторое волнение, вовсе несообразное с его независимым положением в свете и богатством. Александр Михайлыч никогда женатым не был и не любил женщин; общество у него собиралось холостое. Он жил на большую ногу, увеличил и отделал дедовские хоромы великолепно, выписывал ежегодно из Москвы тысяч на пятнадцать вина и вообще пользовался величайшим уважением. Александр Михайлыч давным-давно вышел в отставку и никаких почестей не добивался… Что же заставляло его напрашиваться на посещение сановного гостя и волноваться с самого утра в день торжественного обеда? Это остается покрыто мраком неизвестности, как говаривал один мой знакомый стряпчий, когда его спрашивали: берет ли он взятки с доброхотных дателей?

Расставшись с хозяином, я начал расхаживать по комнатам. Почти все гости были мне совершенно незнакомы; человек двадцать уже сидело за карточными столами. В числе этих любителей преферанса было: два военных с благородными, но слегка изношенными лицами, несколько штатских особ, в тесных, высоких галстуках и с висячими, крашеными усами, какие только бывают у людей решительных, но благонамеренных (эти благонамеренные люди с важностью подбирали карты и, не поворачивая головы, вскидывали сбоку глазами на подходивших); пять или шесть уездных чиновников с круглыми брюшками, пухлыми и потными ручками и скромно-неподвижными ножками (эти господа говорили мягким голосом, кротко улыбались на все стороны, держали свои игры у самой манишки и, козыряя, не стучали по столу, а, напротив волнообразно роняли карты на зеленое сукно и, складывая взятки, производили легкий, весьма учтивый и приличный скрып). Прочие дворяне сидели на диванах, кучками жались к дверям и подле окон; один, уже немолодой, но женоподобный по наружности помещик стоял в уголку, вздрагивал, краснел и с замешательством вертел у себя на желудке печаткою своих часов, хотя никто не обращал на него внимания; иные господа, в круглых фраках и клетчатых панталонах работы московского портного, вечного цехового мастера иностранца Фирса Клюхина, рассуждали необыкновенно развязно и бойко, свободно поворачивая своими жирными и голыми затылками; молодой человек лет двадцати, подслеповатый и белокурый, с ног до головы одетый в черную одежду, видимо робел, но язвительно улыбался…

Однако я начинал несколько скучать, как вдруг ко мне присоседился некто Войницын, недоучившийся молодой человек, проживавший в доме Александра Михайлыча в качестве… мудрено сказать, в каком именно качестве. Он стрелял отлично и умел дрессировать собак. Я его знавал еще в Москве. Он принадлежал к числу молодых людей, которые, бывало, на всяком экзамене «играли столбняка», то есть не отвечали ни слова на вопросы профессора. Этих господ, для красоты слога, называли также бакенбардистами. (Дела давно минувших дней, как изволите видеть.) Вот как это делалось: вызывали, например, Войницына. Войницын, который до того времени неподвижно и прямо сидел на своей лавке, с ног до головы обливаясь горячей испариной и медленно, но бессмысленно поводя кругом глазами, - вставал, торопливо застегивал свой вицмундир доверху и пробирался боком к экзаменаторскому столу. «Извольте взять билет», - с приятностью говорил ему профессор. Войницын протягивал руку и трепетно прикасался пальцами кучки билетов. «Да не извольте выбирать», - замечал дребезжащим голосом какой-нибудь посторонний, но раздражительный старичок, профессор из другого факультета, внезапно возненавидевший несчастного бакенбардиста. Войницын покорялся своей участи, брал билет, показывал нумер и шел садиться к окну, пока предшественник его отвечал на свой вопрос. У окна Войницын не спускал глаз с билета, разве только для того, чтобы по-прежнему медленно посмотреть кругом, а впрочем, не шевелился ни одним членом. Вот, однако, предшественник его кончил; говорят ему: «Хорошо, ступайте», или даже: «Хорошо-с, очень хорошо-с», смотря по его способностям. Вот вызывают Войницына; Войницын встает и твердым шагом приближается к столу. «Прочтите билет», - говорят ему. Войницын подносит обеими руками билет к самому своему носу, медленно читает и медленно опускает руки. «Ну-с, извольте отвечать», - лениво произносит тот же профессор, закидывая туловище назад и скрещивая на груди руки. Воцаряется гробовое молчание. «Что же вы?» Войницын молчит. Постороннего старичка начинает дергать. «Да скажите же что-нибудь!» Молчит мой Войницын, словно замер. Стриженый его затылок круто и неподвижно торчит навстречу любопытным взорам всех товарищей. У постороннего старичка глаза готовы выскочить: он окончательно ненавидит Войницына. «Однако ж это странно, - замечает другой экзаменатор, - что же вы, как немой, стоите? ну, не знаете, что ли? Так так и скажите». - «Позвольте другой билет взять», - глухо произносит несчастный. Профессора переглядываются. «Ну, извольте», - махнув рукой, отвечает главный экзаменатор. Войницын снова берет билет, снова идет к окну, снова возвращается к столу и снова молчит как убитый. Посторонний старичок в состоянии съесть его живого. Наконец его прогоняют и ставят нуль. Вы думаете: теперь он, по крайней мере, уйдет? Как бы не так! Он возвращается на свое место, так же неподвижно сидит до конца экзамена, а уходя восклицает: «Ну баня! экая задача!» И ходит он целый тот день по Москве, изредка хватаясь за голову и горько проклиная свою бесталанную участь. За книгу он, разумеется, не берется, и на другое утро та же повторяется история.

Вот этот-то Войницын присоседился ко мне. Мы с ним говорили о Москве, об охоте.

Не хотите ли, - шепнул он мне вдруг, - я познакомлю вас с первым здешним остряком?

Сделайте одолжение.

Войницын подвел меня к человеку маленького роста, с высоким хохлом и усами, в коричневом фраке и пестром галстуке. Его желчные, подвижные черты действительно дышали умом и злостью. Беглая, едкая улыбка беспрестанно кривила его губы; черные, прищуренные глазки дерзко выглядывали из-под неровных ресниц. Подле него стоял помещик, широкий, мягкий, сладкий - настоящий Сахар-Медович - и кривой. Он заранее смеялся остротам маленького человека и словно таял от удовольствия. Войницын представил меня остряку, которого звали Петром Петровичем Лупихиным. Мы познакомились, обменялись первыми приветствиями.

Александр Сергеевич Пушкин.
«Вновь я посетил…»
* * *
...Вновь я посетил






Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,


Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора.
Вот холм лесистый, над которым часто


Иные берега, иные волны...

Оно, синея, стелется широко;
Через его неведомые воды




Ворочая при ветре...
На границе


Изрытая дождями, три сосны





Теперь поехал я и пред собою


Но около корней их устарелых






По-прежнему все пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я


И старую главу их заслонишь





И обо мне вспомянет.

Стихотворение «Вновь я посетил…»написано 26 сентября 1835 года в Михайловском, куда Пушкин приехал спустя 8 лет. Последние годы жизни тяжело давались поэту. 1834 год явился переломным годом в жизни Пушкина. Накануне нового года он был пожалован в камер-юнкеры, что оскорбило его, так как такие звания обычно давались юношам. Пушкин же был уже не молод. Обстоятельства его жизни складывались трагично: камер-юнкерство бросало тень на Пушкина. Народный поэт, которым Пушкин себя уже осознал, должен быть чистым и непорочным. Поэту хотелось уединения, тишины для осуществления больших творческих замыслов, но он вынужден был служить, чтобы содержать семью. Его угнетало светское окружение.

В 1834 году произошло событие, необычайно взволновавшее Пушкина: полиция распечатала его письмо жене. Пушкин был возмущен действиями полиции и в особенности тем, что Николай I не посовестился прочитать доставленное ему письмо. Теперь понятие «свобода» наполняется для Пушкина новым содержанием: его не волнует свобода политическая. «Без политической свободы жить – очень можно, без семейственной неприкосновенности… невозможно. Каторга не в пример лучше» - таков итог его размышлений. Свобода теперь понимается как личная духовная независимость.

Пушкин противопоставил мрачным обстоятельствам напор творческой энергии. Жизнь пыталась его сломить, а он преобразовывал ее в своих произведениях в мир, проникнутый драматизмом. Пушкин стремился переделать жизнь, одухотворить ее, но она оставалась косной, холодной и жестокой.

Он пытался найти выход, вновь предпринимал отчаянные попытки вырваться из тесного круга. Современники замечают тяжелое состояние его духа.

Летом 1835 поэту удалось получить отпуск на четыре месяца, и он уехал в Михайловское. Здесь и было создано стихотворение «Вновь я посетил…»

В Михайловском Пушкин вспоминает свое двухлетнее изгнание, няню, которая умерла. Мысль его обратилась к прожитому, которому он подводил итог в глубокой и печальной думе о себе и времени.

Стихотворение «Вновь посетил я…» делится на три части: приезд в Михайловское, описание природы края, обращение к будущим поколениям. Поэт рисует жизнь в ее постоянном изменении. Он обращается к прошлому, ибо настоящее напоминает об ушедших годах, в самом настоящем уже зреют ростки будущего. Вся художественная ткань произведения дает представление о быстротекущем времени, смене преемственности поколений. В стихотворении речь идет о пяти поколениях: внуке «владений дедовских» и его внуке.

Рассмотрим первую часть.
«...Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор - и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я - но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах».

Лирический герой возвращается в то место, где пробыл он в заточении два года. Он говорит о том, что с тех пор прошло десять лет, десять лет прошло после восстания декабристов. В жизни лирического героя много переменилось, переменился и он, покорный общему закону. «Общий закон» - это вечное обновление и торжество жизни. Лирический герой чувствует всю важность и мудрость этого закона. Перемены объясняются возрастом, все же остальное – взгляды, убеждения, отношения к друзьям, к власти – осталось неизменным. В неизменности нравственных и идейных позиций автора убеждают нас последние строки экспозиции:

Я в этих рощах».
Следующие пятистишье (вторая часть) вводит в содержание тему памяти, ограниченную, связанную с проанализированным выше мотивом.
«Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет - уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора».

Лирический герой видит «опальный домик», где он некогда жил с няней, которой уже нет. Лирический герой переживает, так как он любил ее, называет ее ласково - «старушка».

Упоминание «опального домика» и «бедной няни моей» возвращают нас к важнейшим вехам в жизни поэта. Отсюда, из Михайловского, в 1825 году Пушкин решил тайно отправиться в Петербург, предчувствуя назревавшие великие потрясения, и лишь типично русское суеверие (встречи с зайцем и попом) спасло поэта от неминуемой гибели.
Упоминание Арины Родионовны также не случайно. Няня приобщала маленького Пушкина к русскому народному поэтическому творчеству, оказавшее на него огромное влияние.
Далее, уже в третьей части, предстает среднерусский пейзаж, живо напоминающий нам пейзаж «Деревни».

Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно, синея, стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывет рыбак и тянет за собой
Убогий невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни - там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре...
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят - одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, - здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Все тот же их, знакомый уху шорох -
Но около корней их устарелых
(Где некогда все было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему все пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.»

Лирический герой описывает пейзаж и вспоминает все, что с ним было связано в его жизни. Холм лесистый, озера, наблюдая за которым он вспоминал море:

«Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...»

Лирический герой встречает на своем пути три сосны, которые он видел десять лет назад. Описывает их изменения.

Пушкин убежден, что природа прекрасна и гармонична, так как естественна в своем свободном появлении. Например, строчки об озере:
«Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно, синея, стелется широко»
Постоянность, неизменность природы подчеркнуты Пушкиным для того, чтобы напомнить нам, что эти частичка, свидетель прошлого, достойного любви и уважения. Постоянность и неизменность природы Пушкин подчеркивает тем, что говорит о трех соснах, вновь увиденных им.

Также мы видим, что поэт наделяет природу способностью чувствовать, вести диалог, сопереживать людям. Отсюда и прямое обращение к ней:

«Здравствуй, племя
Младое, незнакомое!»

Одухотворяя природное, Пушкин делится с молодыми сосенками своими мыслями о будущем, последней теме анализируемого стихотворения. Предвидение поэта оптимистично: его внук окружен приятелями, и мысли его веселы и приятны.

В стихотворение отражен образ времени. Пушкин описывает то, как все меняется со временем, не меняются лишь идеалы, взгляды, убеждения. Меняется он, его жизнь:

«Уж десять лет ушло с тех пор - и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я…»

Меня есть все вокруг – люди умирают, умирает его няня.

«Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет…»

Когда Пушкин ещё был в Михайловском он часто сидел на берегу озера и вспоминал море. Это так же говорит о том, что это уже прошло, то есть упоминается образ времени.

«Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...»

Так же Пушкин описывает нам ситуацию, когда он встречает на пути знакомые деревья и видит, что около их корней теснятся новые, молодые кусты.

«Увидел их опять. Они всё те же,
Все тот же их, знакомый уху шорох -
Но около корней их устарелых
(Где некогда все было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети».

Но время меняет не все. И в самом человеке остается что-то прежнее, например, его память, его идеалы, помыслы, убеждения. Об этом свидетельствуют такие строчки:

«…но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах».

Время не меняет природу в корне. Природа остается прежней. Это говорит сходство пейзажа этого стихотворения и стихотворения «Деревня». Также это подтверждают такие строки:

«И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах»;

«Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей»;

«Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...»;

«Стоят - одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, - здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Все тот же их, знакомый уху шорох».

Рассмотрим средства поэтической выразительности.
«...Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провёл»

Отточие перед первой строкой как бы вводит читателя в продолжение каких-то размышлений автора. Уменьшительная форма слова уголок выражает особую близость к этой земле. Слово изгнанником точно характеризует положение ссыльного поэта.
«Уж десять лет ушло с тех пор – и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я – но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор ещё бродил
Я в этих рощах».
Слово ушло говорит о невозвратимости этих лет. Повторение слов переменилось, переменился я с лаконизмом говорит, что жизненные обстоятельства сказываются на судьбе человека, изменяют его физически и духовно. Таковы законы жизни. Это сформулировано в краткой фразе:
«И сам, покорный общему закону,
Переменился я..».
Ёмкий смысл таит и выражение “объемлет живо”. Объемлет – охватывает, переполняет воспоминаниями. Прошлое с такой ощутимой ясностью (живо) предстаёт в памяти поэта, что оно стало явью. Кажется, как будто всё вчера происходило:
«Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет – уж за стеною
Не слышу я шагов её тяжёлых,
Ни кропотливого её дозора».
Эпитет опальный (находящийся в немилости властей) перекликается по смыслу со словом изгнанник. Сыновним чувством проникнуты строки о няне. Сколько боли в словах “уже старушки нет”! Поэт никогда не услышит “шагов её тяжёлых...” Определение тяжёлых – это о старушечьей походке, когда требуются усилия для передвижения. Кропотливый – внимательный, терпеливый, заботливый; дозор в контексте – присмотр.
Вслед за воспоминаниями о няне – обращение к природе Михайловского, к которой по-прежнему влечёт поэта.
«Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим – и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...
Меж нив златых и пажитей зелёных
Оно, синея, стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывёт рыбак и тянет за собою
Убогий невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни – там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре...»
Недвижим – поглощён думами о прошлом и настоящем. Как много сказано в строках: “...вспоминая с грустью // Иные берега, иные волны...” Это о южной ссылке, дорогих поэту людях, вблизи от моря, свободной стихии, мощь и красоту которой Пушкин воспел в стихотворении «К морю».
Поэтичны строки:
«Меж нив златых и пажитей зелёных
Оно, синея, стелется широко...»
Здесь и инверсии (нив златых, пажитей зелёных), и аллитерация: синея стелется широко.
Отдельными штрихами поэт воссоздал бедность края: убогий невод рыбака, скривившаяся от времени мельница, которая давно без присмотра хозяина, да и сам домик, где жил и трудился поэт, не похож на барские хоромы.
Особенно дороги поэту три сосны “на границе // Владений дедовских”. Шумом вершин они некогда приветствовали его, проезжающего мимо них. За прошедшие годы произошли разительные перемены:
«...около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зелёная семья; кусты теснятся
Под сенью их, как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто».
Природа одухотворена. Молодая поросль сосен названа “зелёной семьёй”, “кусты теснятся // Под сенью” старых деревьев, “как дети”. А вблизи стоящая одинокая сосна уподоблена угрюмому холостяку, лишённому потомства. Вокруг этой сосны – “по-прежнему всё пусто”.
Младая роща – олицетворение вечного обновления природы. И поэт убеждён: будущее за молодым, растущим. И хотя он уже не увидит “могучий поздний возраст” сосен, но внук его услышит их “приветный шум, когда, // С приятельской беседы возвращаясь, // Весёлых и приятных мыслей полон, // Пройдёт он мимо” них.
Сам поэт всегда испытывал эту радость общения с друзьями, когда он обогащал их своими мыслями, да и они в долгу не оставались.
Преемственность поколений, вечное движение и обогащение человеческой мысли – таковы законы бытия. И Пушкин приветствует новые поколения афористичной фразой:
«Здравствуй, племя
Младое, незнакомое!»
Обращение поэта к молодому поколению проникнуто доброжелательностью и верой в его будущее.
В этом стихотворении Пушкин обратился к белому стиху, выдерживая пятистопный ямб размер и мелодию поэтической речи. Его раздумье сохраняет естественность разговорной интонации, которая подчеркивает отсутствие рифмосочетания стихов. Это подтверждает то, что Пушкин решительно отошёл от песенного, романсного стиха, стремясь создать стих смысловой, наиболее точно воспроизводящий мысль.
«Вновь я посетил...» лишено обилия тропов, сложных образов. В нём превалируют слова литературной речи, но автор обращается и к разговорной лексике (вечор, ворочая, сиживал), и к книжным словам (объемлет, сенью, мрак), славянизмам (златых, брегам, главу, младая). И вся эта лексика органически сплавлена в единое целое.
Стихотворение, написанное в тяжелые для Пушкина дни, проникнуто бодростью, верой в разумность жизни, в конечную победу света над мраком. Поэт передал в нем прощальный привет будущим поколениям, завещал им свой исторический оптимизм. Человек в этом стихотворении кровно связан с историей и природой. Лирические переживания слиты с историческими и философскими размышлениями.

Использовались статьи

«Вновь я посетил» Александр Пушкин

…Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор — и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я — но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет — уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора.

Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим — и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны…
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно синея стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывет рыбак и тянет за собой
Убогой невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни — там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре…
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят — одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко,- здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я, и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох —
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.

Анализ стихотворения Пушкина «Вновь я посетил»

У Александра Пушкина достаточно много хрестоматийных произведений, одним из которых является стихотворение «Вновь я посетил…». Примечательно оно тем, что является для поэта своеобразным подведение жизненных итогов, той чертой, за которой ему предстоит сделать свой окончательный выбор и определиться, чего же он хочет на самом деле.

Данное произведение, состоящее из трех частей, было создано в 1835 году во время последнего приезда Александра Пушкина на малую родину – в знаменитое село Михайловское, где поэт провел не только все свое детство, но и два года ссылки. Отправляясь в родовое имение, Пушкин не имел четкого представления о том, как именно он будет дальше жить. Однако несколько месяцев, проведенных на лоне природы, помогли ему принять для себя несколько важных решений. Одно из них напрямую касалось творчества, которому поэт решил посвятить все последующие годы своей жизни. Пушкин понимал, что его положение при дворе весьма недвусмысленно, так как вольнолюбивые стихи и острые эпиграммы уже достаточно эпатировали светское общество и вызвали тайное неудовольствие государя императора. Однако месть царя была весьма тонкой и искусной, так как незадолго до поездки в Михайловское он пожаловал Пушкину титул камер-юнкера, которым принято удостаивать 20-летних юношей. Восприняв такой подарок как насмешку, поэт решил на время уехать в родовое поместье, чтобы принять окончательное решение в отношении того, как именно ему следует поступить.

Ответы на многочисленные вопросы, которые мучают поэта, кроются в его стихотворении «Вновь я посетил» . Первая часть этого произведения посвящена ностальгическим воспоминаниям, в которых свозит некое сожаление о том, что молодость прошла, и настало время подводить первые жизненные итоги. Во второй части, которая навеяна прогулками по Михайловскому, можно отчетливо уловить желание поэта поселиться в этом забытом Богом уголке, навсегда покинув высший свет с его интригами и сплетнями. В то же время третья часть, начинающаяся строчкой «Здравствуй, племя младое, незнакомое!», обращена к потомкам. Поэт заранее восхищается тем, что будущее поколение людей наверняка сможет избавиться от великосветского снобизма, станет лучше и чище, однако познакомиться с наиболее яркими его представителями автору вряд ли удастся.

В некотором смысле финальная часть стихотворения «Вновь я посетил» оказалась пророческой , так как менее, чем через полтора года Александр Пушкин погиб на дуэли, так и не воплотив в жизнь свою мечту еще раз вернуться в Михайловское и провести в поместье остаток своей жизни. Поэтому данное произведение является не только подведением итогов, но и своеобразным прощанием с родными местами, где поэту больше не доведется гулять по залитым лунным светом лугам, наслаждаясь безупречной красотой русской природы. Тем не менее, автор все еще не теряет надежды на то, что сможет разорвать порочный круг светского общества, рассчитаться с долгами и стать по-настоящему свободным человеком, который может жить так, как ему этого хочется. Вера в то, что все еще можно изменить к лучшему, наполняет буквально каждую строчку стихотворения «Вновь я посетил», придавая ему некую легкость, возвышенность и романтичность. Несмотря на довольно непростой период в жизни поэта, он находит в себе силы для оптимизма и переосмысливает прожитые годы, приходя к выводу, что истинное умиротворение ему может дать лишь общение с природой. Всю свою жизнь он черпает силы для творчества именно в Михайловском, поэтому принимает окончательное решение поселиться в «родных пенатах», которому, к сожалению, так и не суждено будет реализоваться.

…Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провёл
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор - и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я - но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор ещё бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Не слышу я шагов ее тяжёлых,
Ни кропотливого её дозора.

Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны…
Меж нив златых и пажитей зелёных
Оно, синея, стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывёт рыбак и тянет за собой
Убогий невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни - там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре…
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят - одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, - здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох -
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зелёная семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастёшь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Весёлых и приятных мыслей полон,
Пройдёт он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.

Пушкин, 1835

Стихотворение написано 26 сентября 1835 г. в Михайловском, куда Пушкин приехал после восьмилетнего перерыва (если не считать четырехдневного пребывания в Михайловском в мае 1835 г. ).

Уже старушки нет - няня Пушкина Арина Родионовна умерла в Петербурге 31 июля 1828 г.

В черновых рукописях остались отрывки текста, не введенные поэтом в окончательную редакцию. После стихов:

Уже старушки нет - уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора

следовало:

И вечером при завыванье бури
Ее рассказов, мною затверженных
От малых лет, но все приятных сердцу,
Как шум привычный и однообразный
Любимого ручья. Вот уголок,
Где для меня безмолвно протекали
Часы печальных дум иль снов отрадных,
Часы трудов свободно-вдохновенных.
Здесь погруженный в
Я размышлял о грустных заблужденьях,
Об испытаньях юности моей,
О строгом заслуженном осужденье,
О мнимой дружбе, сердце уязвившей
Мне горькою и ветреной обидой.

Затем эти стихи были заменены другими:

Не буду вечером под шумом бури
Внимать ее рассказам, затверженным
Сыздетства мной, - но все приятным сердцу,
Как песни давние или страницы
Любимой старой книги, в коих знаем,
Какое слово где стоит.
Бывало,
Ее простые речи и советы
И полные любови укоризны
Усталое мне сердце ободряли
Отрадой тихой…

После стихов:

Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно, синея, стелется широко

следовало:

Ни тяжкие суда торговли алчной,
Ни корабли, носители громов,
Его кормой не рассекают вод;
У берегов его не видит путник
Ни гавани кипящей, ни скалы,
Венчанной башнями; оно синеет
В своих брегах пустынных и смиренных…

Вслед за последним стихом:

И обо мне вспомянет. -

следовало окончание стихотворения:

В разны годы
Под вашу сень, Михайловские рощи,
Являлся я; когда вы в первый раз
Увидели меня, тогда я был
Веселым юношей, беспечно, жадно
Я приступал лишь только к жизни; годы
Промчалися, и вы во мне прияли
Усталого пришельца; я еще
Был молод, но уже судьба и страсти
Меня борьбой неравной истомили.
Я зрел врага в бесстрастном судии,
Изменника - в товарище, пожавшем
Мне руку на пиру, - всяк предо мной
Казался мне изменник или враг.
Утрачена в бесплодных испытаньях
Была моя неопытная младость,
И бурные кипели в сердце чувства
И ненависть и грезы мести бледной.
Но здесь меня таинственным щитом
Святое провиденье осенило,
Поэзия как ангел утешитель
Спасла меня, и я воскрес душой.