Стороны, и реально существующих единиц, с другой (фонема - звук, морфема - морф, лексема - лекса, предложение - фраза). 4. Кроме того, единство языка и речи как двух сторон одного объекта определяется их функцией: коммуникативной (все другие функции, называе- мые то языковыми, то речевыми - аккумулятивную, экспрессивную, конструк- тивную и т.д. - можно представить в качестве разных ее сторон). Дихотомия «язык и речь» правомерна лишь в плане различения объекта и его модели в лингвистическом описании. Язык и речь не существуют изолиро- ванно друг от друга, это не два разных явления, в совокупности составляющих речевую деятельность, а две стороны ее. ЯЗЫК КАК ЗНАКОВАЯ СИСТЕМА Общей теорией знаковых систем занимается семиотика, в которой выделя- ются три раздела: синтактика, семантика, прагматика. Знаком называется вся- кий преднамеренно воспроизводимый материальный факт, рассчитанный на чье-то восприятие и предназначенный служить средством передачи информа- ции, находящейся вне этого факта. Условные знаки специально предназначены для формирования, хранения и передачи информации. Основные виды услов- ных знаков: сигнал, символ, языковой знак. Выделяются общие свойства знаков: материальность, воспроизводимость, условность, информативность, противопоставленность другим знакам в систе- ме. Существуют так называемые вторичные знаки, характерные для вспомога- тельных и искусственных языков – знаки-субституты. Они замещают другие языковые знаки. Под знаковым (семиотическим) аспектом языка обычно понимают соотне- сенность языковых элементов и, следовательно, естественного языка в целом, с внеязыковыми явлениями. В семиотический аспект языка включается также свойство языковых единиц обобщенно выражать результаты познавательной деятельности человека, закреплять и хранить итоги его общественно-историче- ского опыта и способность языковых элементов нести определенную информа- цию, выполнять различные коммуникативные задания в процессе общения. Язык как знаковая система отличается от других специализированных зна- ковых систем рядом признаков: 1) язык – всеобъемлющее, универсальное сред- ство человеческого общения, 2) он развивается естественным путем, 3) как кон- кретно-историческое явление язык сохраняет несистемные образования, 4) в значение языкового знака может входить эмоциональный компонент. В современном языкознании нет единой знаковой теории языка. Существу- ет несколько лингвосемиотических школ, из них наиболее влиятельны три: фе- номенологическая, логико-психологическая, билатеральная. Представители феноменологической школы (Л. Блумфилд, Е.В. Падучева, Р.Г. Пиотровский, Ю.И. Левин, А.А. Зиновьев и др.) абсолютизируют матери- 51 альную сторону знака, так как считают, что человеческому познанию доступны только явления, а сущность их непознаваема. Поэтому знаком признается лю- бой предмет, воспринимаемый органами чувств, если он символизирует о дру- гом явлении, которое непосредственно не наблюдается. Знак в этом случае ра- вен сигналу. При таком понимании выделяется два типа знаков: акустические и оптические. А язык лишается «сращенности» с сознанием, вплетенности в дея- тельность. Логико-психологическая (операциональная) школа (А.А. Ричардс, Ч.К. Огден, А.А. Леонтьев и др.) рассматривает знак как идеальное или функ- циональное образование, безличное к материальной стороне. А.А. Леонтьев по- лагает, что знак не есть реальный предмет или явление действительности. Это модель, обобщающая функциональные свойства данного предмета. Знак сам по себе не существует, он часть знаковой ситуации. Билатеральная (bi – два, latum – сторона) школа понимает знак как двусто- роннюю материально-идеальную сущность (в традициях, идущих от В. Фон Гумбольдта, А.А. Потебни, И.А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. де Соссюра). Матери- альная форма знака не воспринимается отдельно от значения. Важно отметить, что лингвистика изучает лингвистические знаки и компо- ненты знаков, а не предметы, которые этими знаками обозначаются. В совре- менном языкознании на первый план выдвигается изучение способов отраже- ния в языке действительности. Наличие двух сторон у языкового знака позволя- ет рассмотреть аспект, связанный со структурой и свойствами означаемых, - план содержания; аспект означающих – план выражения. Для лингвистики су- щественно соотношение этих двух планов, связанных между собой, но и пред- полагающих известную автономность. СИСТЕМА И СТРУКТУРА ЯЗЫКА Под системой в общенаучном смысле понимается целостный внутренне упорядоченный объект, состоящий из взаимосвязанных частей-элементов. Эле- мент системы – идеальный или материальный объектов, обладающих рядом свойств и находящихся в каких либо отношениях с другими объектами в преде- лах данной системы. С точки зрения природы элементов, составляющих систе- му, выделяются материальные и идеальные системы. Элементы могут быть зна- чимы сами по себе, в силу присущих им субстанциональных свойств. Они обра- зуют первичные материальные системы. Но иногда элементам материальных систем приписываются свойства, не характерные для них. Такие материальные системы называются вторичными. Функционирование системы естественного языка состоит в образовании бесконечного множества конкретных систем, не- сущих информацию. Образование их происходит за счет комбинирования си- стемы языка на основании их свойств: неоднородности, дискретности (разде- ленности), иерархичности (последовательного подчинения), линейности. 52 Языковая система отличается от других вторичных материальных систем рядом свойств: 1) она состоит из неоднородных (гетерогенных) элементов, ко- торые образуют подсистемы однородных элементов (языковые уровни), взаи- модействующие между собой; 2) языковая система обладает свойствами дина- мизма, что проявляется в противопоставленности системы языка языковой тра- диции; язык находится в процессе постоянного изменения, хотя сохраняет свойство быть всегда в состоянии коммуникативной пригодности; 3) откры- тость языковой системы проявляется в неограниченности количества языковых единиц, в вариантности единиц. Гетерогенность единиц языка порождает его уровневую структуру. Языко- вой уровень (ярус) – одна из основных подсистем языка, выделяемых на осно- вании свойств и функций единиц языка, рассматриваемых в порядке их иерар- хии. Принципы выделения уровней: 1) единицы одного уровня должны быть однородны (гомогенны); 2) единица низшего уровня должна входить в состав единиц высшего уровня (принцип иерархии). На таких основаниях выделяются основные и промежуточные уровни. Каждому уровню соответствует своя еди- ница, обладающая совокупностью определенных свойств. Основные уровни: фонологический, морфемный, лексический, синтаксический. Промежуточные уровни: морфонологический, словообразовательный, фразеологический. Гетерогенность единиц языка порождает различные типы отношений меж- ду ними, которые могут быть рассмотрены как синтагматические и парадигма- тические. Синтагматические отношения основываются на двух или большем количестве членов, это виды отношений между элементами языка в линейной последовательности (в речевой цепи). Синтагматические отношения реализуют главную функцию языка – коммуникативную. Из элементов языка образуются речевые произведения. Отсюда синтагматика языка – система сочетательных возможностей языковых единиц, опирающаяся на их структурные значения. В языке налицо постоянное взаимодействие двух видов отношений: син- тагматических и парадигматических. Парадигматика – система допускаемых структурой языка вариантов и ка- тегорий, из которых актуализируется лишь один. В любом языке однородные элементы представлены рядом вариантов, составляющих некоторую парадигму – класс элементов. Любая парадигма представляет собой совокупность вариан- тов, объединенных инвариантом. Варианта закономерно чередуются в процессе речевого функционирования. В силу линейного характера языка в конкретном употреблении выступает всегда один вариант как представитель класса. Структура системы определяется характером взаимоотношений элементов системы. Структура – это внутренняя упорядоченность системы, ее устройство, способ организации. Она может рассматриваться отвлеченно от объекта в ре- зультате искусственного абстрагирования, но существовать вне системы, вне ее элементов не может. 53 ЗАКОНОМЕРНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО ИЗМЕНЕНИЯ ЯЗЫКА Осуществление коммуникативной функции требует от языка, с одной сто- роны, устойчивости, неизменяемости, с другой стороны, условия коммуника- ции, постоянно развивающееся мышление требуют от языка непрекращающе- гося развития, изменения и пополнения его элементов, усложнения и совершен- ствования функций. Таким образом, между состоянием языка в данную эпоху и потребностью общества к все более адекватному выражению осложняющихся форм коммуникации существует постоянное противоречие. Именно оно являет- ся основным стимулом развития языка. Не всякое изменение в языке приводит к его развитию, а лишь то, которое влечет за собой расширение и осложнение общественных функций языка. Чем вызываются языковые изменения, ведущие к совершенствованию, к развитию языка? Современная постановка проблемы заключается в том, чтобы объективно показать, как взаимодействуют внешние и внутренние факторы раз- вития языка. Регулярное воздействие факторов: когнитивных, психологических, соци- альных на функционирование языка порождает ряд внешних и внутренних за- конов языкового развития. Во внутренних законах, отражающих регулярность и последовательность собственно языковых изменений, проявляется относитель- ная самостоятельность развития языка как системы. Внутренние законы огра- ничены свойствами и функциями языковых единиц. Внешние законы обнаруживают устойчивые связи с различными сторона- ми человеческой деятельности, с историей общества. Они охватывают норму и содержательную сторону языка. Внешние законы развития разделяются на об- щие и частные. Общие устанавливают взаимосвязь, характерную для всех язы- ков: связь общей истории языка с историей общества, связь форм существова- ния языка с историческими общностями людей, зависимость развития языка от территориально-географических условий его функционирования (виды кон- тактирования языков: субстрат, суперстрат, адстрат). Частные законы характер- ны для конкретных языков или ряда родственных. Во всех законах проявляется основное свойство развития языка: динамизм языка как важнейшего средства общения, способного находить все новые и но- вые формы для выражения мыслей. Изменения в языке могут быть и результатом действия внутренних факто- ров. Они порождаются самими языковым механизмом независимо от внешних условий функционирования языка. Главная особенность, отличающая внутрен- ние причины языковых изменений от внешних в том, что внутренние не имеют никаких временных ограничений. Внутренние причины определяют, как прави- ло, тенденции (однообразное направление диахронического развития языка) развития данного языка, количественные и качественные изменения в нем. Основные внутренние причины: 1) приспособление языкового механизма к фи- 54 зиологическим особенностям человеческого организма; 2) необходимость улуч- шения языкового механизма; 3) необходимость сохранения языка в состоянии коммуникативной пригодности. Эти причины порождают ряд тенденций: 1) тенденция к облегчению произношения (редукция гласных, ассимиляция); 2) тенденция к выражению одинаковых или близких значений одной формой (выравнивание по аналогии); 3) тенденция к устранению форм и категорий, утративших свою исконную функцию (утрата категории рода в английском языке); 3) тенденция к экономии языковых средств, к ограничению сложности речевых сообщений, к созданию языков простой морфологической структуры. В языках наблюдается антаго- низм тенденций, связанный с естественным характером языка. Так, тенденция к созданию четких границ между морфемами «сталкивается» в ряде языков с тен- денцией к облегчению произношения (морфонологические явления). Изменения языка может протекать под влиянием двух движущих сил: на- значение и реализация коммуникативных нужд общества и принципы организа- ции языковой системы. В связи с этим язык проявляет двоякую зависимость своей эволюции: от среды, в которой он существует, от своего внутреннего ме- ханизма. Наряду с тенденцией к изменению и совершенствованию языка про- слеживается мощная тенденция к сохранению языка в состоянии коммуника- тивной пригодности. Всем процессам перестройки в языке обычно противопоставляются про- цессы торможения, направленные на закрепление имеющихся языковых средств. В этом антагонизме языковых процессов – источник развития языка. ПРОБЛЕМА В3АИМООТНОШЕНИЯ Я3ЫКА И МЫШЛЕНИЯ Проблема взаимоотношения языка и мышления относится к самым акту- альным не только в лингвистике, но и в психологии, логике, философии. Нет ни одного значительного труда в области перечисленных наук, в котором в той или иной форме не обсуждался бы этот вопрос. Связь языка и мышления признается в самых различных лингвистических, философских, психологических научных направлениях. Однако вопрос о харак- тере этой связи, о роли, которую играет каждое явление в процессе их взаимо- отношения, остается дискуссионным. Между тем, от решения этого вопроса за- висит не только научная концепция о сущности языка и мышления, о сущности человеческого познания. Это имеет принципиальное значение и при решении проблемы о статусе культуры человеческого общества, о факторах, определяю- щих ее развитие, об эволюции живого. Дискуссионность проблемы обусловлена прежде всего сложностью и про- тиворечивостью природы языка и мышления. С одной стороны, язык и мышле- ние представляют собой порождение мозга человека как homo saрiens, т.е. мышление и речь - индивидуальны и психичны. С другой стороны, язык и 55 мышление являются социальными продуктами, поскольку сам человек - суще- ство общественное. (Ср. «язык и сознание», «мышление и речь»). Определим исходные категории, без которых невозможно рассмотрение поставленной проблемы. Отражение (философская категория) – «всеобщее свойство материи, за- ключающееся в воспроизведении признаков, свойств и отношений отражаемого объекта. Способность к отражению и характер ее проявления зависят от уровня организации материи». С философской точки зрения мышление рассматривает- ся как «высшая форма активного отражения объективной реальности; целе- направленное, опосредованное и обобщенное познание субъектом существен- ных связей и отношений предметов и явлений». Физиологический субстрат мышления - развитый головной мозг. Поэтому с точки зрения психофизиологической мышление определяют и как свойство, функцию головного мозга. При этом подчеркивается, что мышление определя- ется «особенностями высшей нервной деятельности, нейрофизиологическими процессам и предметно-практической деятельностью людей». В психологии мышление определяется как «процесс познавательной деятельности индивида, характеризующийся обобщенным и опосредованным отражением действитель- ности... Психология изучает мышление как познавательную деятельность, диф- ференцируя ее на виды в зависимости от а) уровней обобщения и характера ис- пользуемых средств, б) их новизны для субъекта, в) степени его активности, г) адекватности мышления действительности». Наряду с категорией мышления во всех перечисленных науках использует- ся и понятие сознания, которое определяется как высший уровень психической активности человека как социального существа. Своеобразие сознания состоит в 1) опережающем характере отражения, что связано с ассоциативно-апперцеп- ционным характером мышления вообще. Сознание - это 2) способность идеаль- ного воспроизведения действительности, а также 3) специфические механизмы и формы такого воспроизведения на разных его уровнях. Сознание формирует субъективный образ объективного мира. Как видим, все перечисленные опреде- ления, в каком бы аспекте они ни рассматривали сложнейшие категории мыш- ления и сознания, сходятся в том, что сознание - высшая форма отражения, свойственная лишь человеку. Мышление существует в двух своих формах: чувственно-наглядное и аб- страктное (сразу отметим, что разделение их в достаточной мере условно). Чув- ственно-наглядное мышление, базирующееся на первой сигнальной системе, свойственно и животным. Эта форма отражения мира, представляющая мышле- ние в действии (поведении) и проявляющаяся в целесообразном адекватном по- ведении, направленном на удовлетворение физиологических потребностей. В рамках этой формы мышления возможно образование очень сложных менталь- ных структур. Абстрактное (логическое) мышление - отвлеченно-понятийное. Это специ- 56 фически человеческая форма психической деятельности, развивающаяся со ста- новлением речи, второй сигнальной системы. Центральным для процесса аб- страктного мышления является функциональное употребление слова или друго- го знака в качестве средства расчленения и выделения признаков, их абстраги- рования от предметов и нового синтеза, в результате чего образуется понятие (Именно эту форму мышления и называют сознанием). Выделяются единицы чувственно-наглядного мышления: ощущение, вос- приятие и представление. В процессе познания представление является пере- ходной ступенью от ощущения и восприятия к логическому (абстрактному) мышлению. Единицы абстрактного мышления: понятие, суждение, умозаклю- чение. Представленная проблема настолько многогранна, что следует определить хотя бы основные аспекты, в которых она может быть рассмотрена, и сосредо- точиться на одном из них. 1. Взаимоотношение языка и мышления выясняется в системе уже сложив- шегося языка, в котором закреплены результаты познавательной деятельности человека. Это гносеологический подход (познавательный). 2. Можно ставить задачу выявления закономерностей взаимодействия язы- ка и мышления в процессе речевой деятельности индивида. Это психологиче- ский подход. 3. Возможно рассмотрение языка и мышления в процессе их становления и возникновения - это так называемый филогенетический аспект. 4. Совершенно особым аспектом является изучение взаимосвязи языка и мышления в процессе их развития у ребенка – онтогенетический аспект, кото- рый успешно развивается в трудах наших отечественных ученых А. Шахнаро- вича, Э. Розенгардт-Пупко, И.Н. Горелова и др. Здесь речь идет об усвоении уже существующей системы языка и мышления через речемыслительную дея- тельность при помощи взрослых. 5. Особые закономерности существуют при изучении второго языка. Они связаны с перекодированием мыслительной схемы, имеющей национальную специфику (различное структурное отражение категории времени по разным языкам, отрицательных значений, наличие специфических устойчивых образов и понятий в разных языковых системах). Все эти аспекты, естественно, не могут быть представлены изолированно, но вычленение их необходимо в связи со сложностью проблемы. Решение ее постоянно колеблется между двумя крайностями: между отождествлением язы- ка и мышления и их полным разрывом. По-видимому, правильным подходом в решении поставленной проблемы будет тот, который исходит из очевидного факта – наличия сложного взаимо- действия между языком и мышлением при несовпадении их как генетическом, так и функциональном. В самом общем виде этот подход можно сформулиро- вать так: язык семиотически репрезентирует возникшее на нейрофизиологиче- 57 ской основе мыслительное содержание, которое, в свою очередь, соотносится с реалиями действительности на основе категории деятельности. Язык осуществляет общение членов коллектива и позволяет сообщать и хранить, а также передавать от поколения к поколению необходимую информа- цию о любых явлениях материальной и духовной жизни. Но язык не является чем-то внешним по отношению к мышлению: между ними нет отношения фор- мы и содержания. Язык как средство коммуникации самым непосредственным образом входит в процесс мышления. Язык необходим не только для вербали- зации мысли, но и мысли для ее формирования. Поэтому психологи и психо- лингвисты чаще говорят о речемыслительном процессе или о процессе рече- мысли. Исследования процессов порождения речи, проведенные психологами и лингвистами, показали, что переход от мысли к развернутой речи неизбежно опосредствуется так называемой внутренней речью. Начало разработке проблемы внутренней речи положено в трудах Л.С. Вы- готского. Он считал, что внутренняя речь - особый самостоятельный момент речевого мышления, возникающий из внешней речи. Роль внутренней речи как существенного звена в порождении речевого вы- сказывания подробно освещалась С.Д. Кацнельсоном, А.А. Леонтьевым, А.Р. Лурия, А.Н. Соколовым, Н.И. Жинкиным и другими исследователями. Внутренняя речь - сложное поэтапное психическое образование, входящее в целостный акт деятельности (Речь сопровождает все другие виды деятельно- сти). С точки зрения своей структуры внутренняя речь характеризуется 1) чи- стой предикативностью (формируется только предикат, тема речи говорящему известна), 2) преобладаем смысла над значением (Смысл – «субъективный ха- рактер мысли, подлежащий речевому оформлению», «значение - система объективных связей, стоящих за словом и отражающих реальные явления без- относительно к потребностям субъекта»), 3) агглютинацией семантических еди- ниц. Внутренняя речь - это особая форма речевого мышления, лежащая между мыслью и звучащей речью, по словам Л.С. Выготского. Внутренняя речь не ду- блирует внешнюю: это механизм, превращающий внутренние субъективные смыслы в систему внешних развернутых значений (речевых). То есть это систе- ма, устанавливающая корреляцию между мыслью и словом (корреляцию, но не тождество!). Внутренняя речь, сказали мы, еще не доказывает необходимости звуковой речи (языка) для мышления, а лишь необходимость для речи, это предречь. Но наличие самого механизма внутренней речи уже говорит пусть не о генетической, изначальной связи между языком и мышлением, а доминирова- нии вербального мышления у человека. МЕТОДЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ 58 Высшая форма человеческой познавательной деятельности – научное изучение объективной действительности. Научное познание отличается целе- направленностью, систематичностью, преднамеренным использованием средств и приемов познания. В процессе познания реализуется ряд принципов: системность (синхро- ния). Он ориентирует на выявление целостности изучаемого объекта, на изуче- ние внутренних механизмов, которые обеспечивают эту целостность. В 20 в. принцип системности стал одним из ведущих в процессе познания. Он содер- жал новую схему объяснения действительности, выявлял типологию связей элементов объекта и объяснял этими связями целостность объекта. Системное изучение объекта предполагает сосредоточение внимания ис- следователя на внутренних свойствах объекта, что может привести к их абсо- лютизации (структурные направления в истории языковедения). - историзм (диахрония). Единицы и категории, представляющие сущност- ные стороны объекта, рассматриваются с точки зрения их исторического раз- вития. Историческое языкознание анализирует законы и причины изменения языка. - абстрактной истины нет, истина всегда конкретна; - практика - критерий истины. Именно последний принцип позволяет субъекту получать т.н. объективное (интерсубъектное) знание, соотнося личный индивидуальный опыт познающего с фактами действительности (субъективный образ объективного мира). Научное познание выявляет сущностные свойства объектов, а эти свой- ства, как правило, не даны в непосредственном наблюдении. Поэтому человече- ство накапливает исследовательские приемы, которые способствуют выявле- нию скрытой специфики объекта. Формируются методы научного исследова- ния. Метод – путь исследования, по определению Ю.С. Степанова, в лингви- стике - общие 1) обобщенные совокупности теоретических установок, методик ис- следования языка, связанные с определенной лингвистической теорией и мето- дологией, частные 2) отдельные приемы, методики, операции - технические средства исследования определенного аспекта языка. Общая философская теория метода изучается в методологии, которая пред- ставляет собой систему принципов и способов организации теоретической и практической деятельности. В этих принципах деятельности выделяются: 1) условия приобретения, 2) структура, 3) содержание знания, 4) пути достижения истины. Каждый метод основывается на познании предметов и явлений объектив- ной действительности, основывается на свойствах реалий, но тем не менее это ментальное образование, одно из важнейших категорий субъективной диалек- 59 тики. Учитывая сказанное, можно предложить такое определение (лингвистиче- ского) метода: путь и способ познания объекта, зависящий от свойств объекта, аспекта и цели исследования. К общенаучным методам относят наблюдение, эксперимент, индукцию, дедукцию, анализ, синтез, моделирование, интерпретация. Наблюдение осуществляется в естественных условиях на основе чувствен- ного восприятия объектов изучения. Наблюдение касается лишь внешней сто- роны явлений, его результаты могут быть случайными и недостаточно надеж- ными. Эксперимент дает возможность неоднократно воспроизводить наблюдения в процессе преднамеренных и строго контролируемых воздействий исследова- теля на изучаемый объект. Индукция и дедукция относятся к интеллектуальным способам познания. Индукция - это обобщение результатов отдельных частных наблюдений. Дан- ные, полученные в результате опыта, систематизируются, и выводится опреде- ленный эмпирический закон: трафкъ, к^з"ба, мъл^д"ба, крушкъ - закон ассими- ляции по глухости / звонкости. Дедукция опирается на положение либо посту- лируемое, либо полученное путем обобщения предварительных результатов частных наблюдений. Дедукция позволяет преодолеть ограниченные возможно- сти чувственного опыта, непосредственного наблюдения. Например, Ф.де Со- ссюр предположил наличие в некоторых древних индоевропейских языках т.н. ларингальных звуков, что было подтверждено Б. Грозным при дешифровке хеттских письмен. Индукция и дедукция взаимосвязаны и взаимообусловлены. Преимущественное их употребление в том или ином случае связано с разграни- чением двух уровней научного исследования - эмпирическим и теоретическим. Под анализом понимается мысленное или осуществляемое в эксперименте расчленение предмета на составные части или выделение свойств предмета для изучения их в отдельности. Это база для познания общего через единичное. Синтез - мысленное или экспериментальное соединение составных частей предмета и его свойств и изучение его как единого целого. Анализ и синтез свя- заны, обусловлены взаимно. Моделирование – такой способ познания явлений действительности, при котором объекты или процессы изучаются путем построения и исследования их моделей, которая является функциональным аналогом оригинала. Интерпретация (от лат. interpretatio – объяснение, истолкование) – рас- крытие смысла полученных результатов и включение их в систему существую- щих знаний. В 60-70-е годы ХХ века возникло научное направление – интер- претирующая лингвистика, которая рассматривает значение и смысл языковых единиц зависимыми от деятельности человека. Прием составляет сущность метода, поскольку это определенное действие с языковым материалом. Например, в рамках сравнительно-исторического ме- 60

Функционирование и развитие языка представляют два аспекта изучения языка - описательный и истори­ческий,-которые современное языкознание нередко определяет как независимые друг от друга области ис­следования. Есть ли основания для этого? Не обусловле<182>но ли такое разграничение природой самого объекта исследования?

Описательное и историческое изучение языка давно применялось в практике лингвистического исследования и столь же давно находило соответствующее теоретиче­ское обоснование 3 2 . Но на первый план проблема ука­занных разных подходов к изучению языка выступила со времени формулирования Ф. де Соссюром его знаме­нитой антиномии диахронической и синхронической лингвистик 3 3 . Эта антиномия логически выводится из основного соссюровского противопоставления - языка и речи - и последовательно сочетается с другими прово­димыми Соссюром разграничениями: синхроническая лингвистика оказывается вместе с тем и внутренней, ста­тической (т. е. освобожденной от временного фактора) и системной, а диахроническая лингвистика - внешней, эволюционной (динамичной), и лишенной системности. В дальнейшем развитии языкознания противопоставле­ние диахронической и синхронической лингвистик пре­вратилось не только в одну из самых острых и спорных проблем 3 4 , породившую огромную литературу, но стало использоваться в качестве существеннейшего признака, разделяющего целые лингвистические школы и направ­ления (ср., например, диахроническую фонологию и глоссематическую фонематику или дескриптивную лин­гвистику).

Чрезвычайно важно отметить, что в процессе все уг­лубляющегося изучения проблемы взаимоотношения диахронической и синхронической лингвистик (или дока­зательства отсутствия всякого взаимоотношения) по­степенно произошло отождествление, которое, возмож­но, не предполагал и сам Соссюр: диахроническое и син­хроническое изучение языка как разные операции или рабочие методы, используемые для определенных целей и отнюдь не исключающие друг друга, стало соотносить<183>ся с самим объектом изучения -языком, выводиться из самой его природы. Говоря словами Э. Косериу, оказалось не учтенным, что различие между синхронией и диахронией относится не к теории языка, а к теории лин­гвистики 3 5 . Сам язык не знает таких разграничений, так как всегда находится в развитии (что, кстати говоря, признавал и Соссюр) 3 6 , которое осуществляется не как механическая смена слоев или синхронических пластов, сменяющих друг друга наподобие караульных (выра­жение И. А. Бодуэна де Куртене), а как последователь­ный, причинный и непрерывающийся процесс. Это зна­чит, что все, что рассматривается в языке вне диахронии, не есть реальное состояние языка, но всего лишь синхроническое его описание. Таким образом, проблема син­хронии и диахронии в действительности является про­блемой рабочих методов, а не природы и сущности языка.

В соответствии со сказанным, если изучать язык под двумя углами зрения, такое изучение должно быть на­правлено на выявление того, каким образом в процессе деятельности языка происходит возникновение явлений, которые относятся к развитию языка. Необходимость, а также до известной степени и направление такого изуче­ния подсказываются известным парадоксом Ш. Балли: «Прежде всего языки непрестанно изменяются, но функ­ционировать они могут только не меняясь. В любой мо­мент своего существования они представляют собой про­дукт временного равновесия. Следовательно, это равно­весие является равнодействующей двух противополож­ных сил: с одной стороны, традиции, задерживающей из<184>менение, которое несовместимо с нормальным употреблением языка, а с другой - активных тенденций, толка­ющих этот язык в определенном направлении» 3 7 . «Вре­менное равновесие» языка, конечно, условное понятие, хотя оно и выступает в качестве обязательной предпо­сылки для осуществления процесса общения. Через точ­ку этого равновесия проходит множество линий, которые одной своей стороной уходят в прошлое, в историю язы­ка, а другой стороной устремляются вперед, в дальней­шее развитие языка. «Механизм языка, - чрезвычайно точно формулирует И. Л. Бодуэн де Куртене, - и вообще его строй и состав в данное время представляют резуль­тат всей предшествующей ему истории, всего предшест­вующего ему развития, и наоборот, этим механизмом в известное время обусловливается дальнейшее развитие языка» 3 8 . Следовательно, когда мы хотим проникнуть в секреты развития языка, мы не можем разлагать его на независимые друг от друга плоскости; такое разложение, оправданное частными целями исследования и допусти­мое также и с точки зрения объекта исследования, т. e. языка, не даст результатов, к которым мы в данном случае стремимся. Но мы безусловно достигнем их, если по­ставим целью своего исследования взаимодействие про­цессов функционирования и развития языка. Именно в этом плане будет осуществляться дальнейшее изложе­ние.

В процессе развития языка происходит изменение его структуры, его качества, почему и представляется воз­можным утверждать, что законы развития языка есть законы постепенных качественных изменений, происхо­дящих в нем. С другой стороны, функционирование язы­ка есть его деятельность по определенным правилам. Эта деятельность осуществляется на основе тех струк­турных особенностей, которые свойственны данной си­стеме языка. Поскольку, следовательно, при функциони­ровании языка речь идет об определенных нормах, об определенных правилах пользования системой языка,<185> постольку нельзя правила его функционирования отож­дествлять с законами развития языка.

Но вместе с тем становление новых структурных элементов языка происходит в деятельности последнего, Функционирование языка, служащего средством общения для членов данного общества, устанавливает новые потребности, которые предъявляет общество к языку, и тем самым толкает его на дальнейшее и непрерывное развитие и совершенствование. А по мере развития язы­ка, по мере изменения его структуры устанавливаются и новые правила функционирования языка, пересматри­ваются нормы, в соответствии с которыми осуществ­ляется деятельность языка.

Таким образом, функционирование и развитие язы­ка, хотя и раздельные, вместе с тем взаимообусловлен­ные и взаимозависимые явления. В процессе функционирования языка в качестве орудия общения происхо­дит изменение языка. Изменение же структуры языка в процессе его развития устанавливает новые правила функционирования языка. Взаимосвязанность историче­ского и нормативного аспектов языка находит свое отра­жение и в трактовке отношения законов развития к этим аспектам. Если историческое развитие языка осуществляется на основе правил функционирования, то соответ­ствующее состояние языка, представляющее определен­ный этап в этом закономерном историческом развитии, в правилах и нормах своего функционирования отража­ет живые, активные законы развития языка 3 9 . <186>

Какие же конкретные формы принимает взаимодей­ствие процессов функционирования и развития языка?

Как указывалось выше, для языка существовать - значит находиться в беспрерывной деятельности. Это положение, однако, не должно приводить к ложному заключению, что каждое явление, возникшее в процессе деятельности языка, следует относить к его развитию. Когда «готовые» слова, удовлетворяя потребность людей в общении, аккуратно укладываются в существующие правила данного языка, то в этом едва ли можно усмот­реть какой-либо процесс развития языка и по этим явле­ниям определять законы его развития. Поскольку в раз­витии языка речь идет об обогащении его новыми лек­сическими или грамматическими элементами, о совер­шенствовании, улучшении и уточнении грамматической структуры языка, поскольку, иными словами, речь идет об изменениях, происходящих в структуре языка, по­стольку здесь необходима дифференциация различных явлений. В зависимости от специфики различных компо­нентов языка новые явления и факты, возникающие в процессе функционирования языка, могут принимать различные формы, но все они связываются с его разви­тием только в том случае, если они включаются в систе­му языка как новые явления закономерного порядка и тем самым способствуют постепенному и беспрерывно­му совершенствованию его структуры.

Функционирование и развитие языка не только вза­имосвязаны друг с другом, но и обладают большим сход­ством. Формы тех и других явлений в конечном счете определяются одними и теми же структурными особен­ностями языка. И те и другие явления могут привле­каться для характеристики особенностей, отличающих один язык от другого. Поскольку развитие языка осуществляется в процессе функционирования, вопрос, ви­димо, сводится к выявлению способов перерастания яв­лений функционирования в явления развития языка или к установлению критерия, с помощью которого окажется возможным проводить размежевание указанных явле­ний. Устанавливая, что структура языка представляет собой такое образование, детали которого связаны друг с другом закономерными отношениями, в качестве кри­терия включения нового языкового факта в структуру языка можно избрать его обязательную «двуплано<187>вость». Каждый элемент структуры языка должен пред­ставлять закономерную связь по крайней мере двух эле­ментов последнего, один из которых по отношению к другому будет представлять его своеобразное «языко­вое» значение. В противном случае этот элемент окажет­ся вне структуры языка. Под «языковым» значением надо понимать, следовательно, фиксированную и зако­номерно проявляющуюся в деятельности языка связь одного элемента его структуры с другим. «Языковое» значение есть второй план элемента структуры языка 4 0 . Формы связи элементов структуры модифицируются в соответствии со специфическими особенностями тех структурных компонентов языка, в которые они входят; но они обязательно присутствуют во всех элементах структуры языка, причем к числу структурных элементов языка следует относить и лексическое значение. Опира­ясь на это положение, можно утверждать, что звук или комплекс звуков, без «языкового» значения, так же как и значение, тем или иным образом закономерно не свя­занное со звуковыми элементами языка, находится вне его структуры, оказывается не языковым явлением. «Языковыми» значениями обладают грамматические формы, слова и морфемы как члены единой языковой системы.

Если, следовательно, факт, возникший в процессе функционирования языка, остается одноплановым, если он лишен «языкового» значения, то не представляется возможным говорить о том, что он, включаясь в струк­туру языка, может изменить ее, т. е. определять его как факт развития языка. Например, понятие временных от­ношений или понятие характера действия (вида), кото­рые оказывается возможным тем или иным (описатель­ным) образом выразить в языке, но которые не получают, однако, фиксированного и закономерно проявляющегося<188> в деятельности языка способа выражения в виде соответствующей грамматической формы, конструкции или грам­матического правила, нельзя рассматривать как факты структуры языка и связывать их с ее развитием. Если в этой связи подвергнуть рассмотрению ряд английских предложений

Imustgo?Я должен идти?

Ihavetogo??но не иду в

Настоящее

Icango?Я могу идти?время,

I may go ? и пр. ?

станет ясно, что по своему логическому содержанию все они выражают действие, которое можно отнести к буду­щему времени, и их по этому признаку можно было бы поставить в один ряд с IshallgoилиYouwillgo, что, кстати говоря, и делает в своей книге американский язы­ковед Кантор 4 1 насчитывая, таким образом, в английском языке 12 форм будущего времени. Однако хотя в таком выражении, какImustgoи пр., понятие времени и выражается языковыми средствами, оно не имеет, как конструкцияIshallgo, фиксированной формы; оно, как обычно принято говорить, не грамматикализовано и поэтому может рассматриваться как факт структуры языка только с точки зрения общих правил построения предложения.

С этой точки зрения лишенным «языкового» значе­ния оказывается и речевой звук, взятый в изолирован­ном виде. То, что может иметь значение в определенном комплексе, т. е. в фонетической системе, не сохраняется за элементами вне этого комплекса. Изменения, которые претерпевает такой речевой звук, если они проходят по­мимо связей с фонетической системой языка и, следовательно, лишены «языкового» значения, оказываются также за пределами языковой структуры, как бы сколь­зят по ее поверхности и поэтому не могут быть связаны с развитием данного языка.

Вопрос о возникновении в процессе функционирова­ния языка как единичных явлений, так и фактов собст­венно развития языка тесно переплетается с вопросом<189> о структурной обусловленности всех явлений, происходя­щих в первом. Ввиду того, что все происходит в пределах определенной структуры языка, возникает естественное стремление связывать все возникшие в нем явления с его развитием. В самом деле, поскольку действующие в каж­дый данный момент нормы или правила языка определя­ются наличной его структурой, постольку возникновение в языке всех новых явлений - во всяком случае в отно­шении своих форм - также обусловливается наличной структурой. Иными словами, поскольку функционирова­ние языка определяется наличной его структурой, а фак­ты развития возникают в процессе его функционирова­ния, постольку можно говорить о структурной обуслов­ленности всех форм развития языка. Но и это положе­ние не дает еще основания делать вывод, что все струк­турно обусловленные явления языка относятся к фактам его развития. Нельзя структурной обусловленностью всех явлений деятельности языка подменять его разви­тие. Здесь по-прежнему необходим дифференцирован­ный подход, который можно проиллюстрировать примером.

Так, в фонетике отчетливее, чем в какой-либо иной сфере языка, прослеживается то положение, что не вся­кое структурно обусловленное явление (или, как приня­то еще говорить, системнообусловленное явление) мож­но относить к фактам развития языка.

На протяжении почти всего периода своего сущест­вования научное языкознание делало основой историче­ского изучения языков, как известно, фонетику, которая нагляднее всего показывала исторические изменения языка. В результате тщательного изучения этой стороны языка книги по истории наиболее изученных индоевро­пейских языков представляют в значительной своей ча­сти последовательное изложение фонетических измене­ний, представленных в виде «законов» разных порядков в отношении широты охвата явлений. Таким образом, сравнительно-историческая фонетика оказывалась тем ведущим аспектом изучения языка, с помощью которо­го характеризовалось своеобразие языков и путей их исторического развития. При ознакомлении с фонетиче­скими процессами в глаза всегда бросается их большая самостоятельность и независимость от внутриязыковых, общественных или иных потребностей. Свобода выбора<190> направления фонетического изменения, ограниченного только особенностями фонетической системы языка, в ряде случаев представляется здесь почти абсолютной. Так, сопоставление готского himins(небо) и древнеисландскогоhiminnс формами этого слова в древневерх­ненемецкомhimilи в древнеанглийскомheofonпоказы­вает, что во всех названных языках наблюдаются разные фонетические процессы. В одних случаях наличест­вует процесс диссимиляции (в древневерхненемецком и древнеанглийском), а в других случаях он отсутствует (готский и древнеисландский). Если же процесс дисси­миляции осуществлялся, то в древнеанглийскомheofonон пошел в одном направлении (m>f, регрессивная диссимиляция), а в древневерхненемецкомhimilв другом направлении (n>1, прогрессивная диссимиляция). Едва ли подобные частные явления можно отнести к числу фактов развития языка. Отчетливо проявляющееся «рав­нодушие» языков к подобным фонетическим процессам обусловлено их одноплановостью. Если подобные про­цессы никак не отзываются на структуре языка, если они совершенно не затрагивают системы внутренних закономерных отношений ее структурных частей, если они не служат, по-видимому, целям удовлетворения каких-либо назревших в системе языка потребностей, то языки не проявляют заинтересованности ни в осуще­ствлении этих процессов, ни в их направлении. Но язык, однако, может в дальнейшем связать подобные «без­различные» для него явления с определенным значени­ем, и в этом будет проявляться выбор того направления, по которому в пределах существующих возможностей пошло развитие языка.

В подобного рода фонетических процессах можно установить и определенные закономерности, которые ча­ще всего обусловливаются спецификой звуковой сторо­ны языка. Поскольку все языки являются звуковыми, по­стольку такого рода фонетические закономерности ока­зываются представленными во множестве языков, при­нимая форму универсальных законов. Так, чрезвычай­но распространенным явлением оказывается ассимиля­ция, проявляющаяся в языках в многообразных формах и находящая различное использование. Можно вы­делить: связанные позиционным положением случаи ас­симиляции (как в русском слове шшить<сшить); асси<191>миляции, возникающие на стыках слов и нередко представляемые в виде регулярных правил «сандхи» (на­пример, закон Ноткера в древневерхненемецком или пра­вило употребления сильных и слабых форм в современ­ном английском языке:sheв сочетанииitisshe и в сочетанииshesays); ассимиляции, полу­чающие закономерное выражение во всех соответствую­щих формах языка и нередко замыкающие свое действие определенными хронологическими рамками, а иногда оказывающиеся специфичными для целых групп или се­мейств языков. Таково, например, преломление в древнеанглийском, различные виды умлаутов в древнегерманских языках, явление сингармонизма финно-угор­ских и тюркских языков (ср. венгерскоеember-nek- «человеку», ноmеd?r-nеk- «птице», турецкоеtash-lar-dar- «в камнях», ноel-ler-der- «в руках») и т. д. Не­смотря на многообразие подобных процессов ассимиля­ции, общим для их универсального «закономерного» проявления является то обстоятельство, что все они в своих источниках -следствие механического уподобле­ния одного звука другому, обусловливаемого особенно­стями деятельности артикуляционного аппарата челове­ка. Другое дело, что часть этих процессов получила «языковое» значение, а часть нет.

В «автономных» фонетических явлениях трудно ус­мотреть и процессы совершенствования существующего «фонетического качества» языка. Теория удобства при­менительно к фонетическим процессам, как известно, по­терпела полное фиаско. Фактическое развитие фонети­ческих систем конкретных языков разбивало все теоре­тические выкладки лингвистов. Немецкий язык, напри­мер, по второму передвижению согласных развил груп­пу аффрикат, произношение которых, теоретически го­воря, отнюдь не представляется более легким и удобным, чем произношение простых согласных, из которых они развились. Наблюдаются случаи, когда фонетический процесс в определенный период развития языка идет по замкнутому кругу, например, в истории английского языка bжc>bak>back(ж>a>ж). Сопоставительное рас­смотрение также ничего не дает в этом отношении. Одни языки нагромождают согласные (болгарский, польский), другие поражают обилием гласных (финский). Общее<192> направление изменения фонетической системы языка также часто противоречит теоретическим предпосылкам удобства произношения. Так, древневерхненемецкий язык в силу большей насыщенности гласными был, не­сомненно, более «удобным» и фонетически «совершен­ным» языком, чем современный немецкий язык.

Очевидно, что «трудность» и «легкость» произноше­ния определяются произносительными привычками, ко­торые меняются. Таким образом, эти понятия, так же как и координированное с ними понятие совершенство­вания, оказываются, если их рассматривать в одном фо­нетическом плане, чрезвычайно условными и соотноси­мыми только с произносительными навыками людей в определенные периоды развития каждого языка в от­дельности. Отсюда следует, что говорить о каком-либо совершенствовании применительно к фонетическим про­цессам, рассматриваемым изолированно, не представ­ляется возможным.

Все сказанное отнюдь не отнимает у фонетических явлений права соответствующим образом характеризо­вать язык. Уже и перечисленные примеры показывают, что они могут быть свойственны строго определенным языкам, иногда определяя группу родственных языков или даже целое их семейство. Так, например, сингармо­низм гласных представлен во многих тюркских языках, обладая в одних наречиях функциональным значением, а в других нет. Точно так же такое явление, как первое передвижение согласных (генетически, правда, не сопо­ставимое с разбираемыми видами ассимиляций), яв­ляется наиболее характерной чертой германских языков. Больше того, можно даже установить известные границы фонетических процессов данного языка-они будут определяться фонетическим составом языка. Но харак­теризовать язык только внешним признаком вне всякой связи со структурой языка не значит определять внут­реннюю сущность языка.

Таким образом, в фонетических явлениях, во множе­стве проявляющихся в процессе функционирования язы­ка, необходимо произвести дифференциацию, в основу которой следует положить связь данного фонетического явления со структурой языка. В истории развития кон­кретных языков наблюдаются многочисленные случаи, когда развитие языка связывается с фонетическими из<193>менениями. Но вместе с тем оказывается возможным в истории тех же самых языков указать на фонетические изменения, которые никак не объединяются с другими явлениями языка в общем движении его развития. Эти предпосылки дают возможность подойти к решению во­проса о взаимоотношениях между процессами функцио­нирования языка и внутренними закономерностями его развития.

К проблеме законов развития языка самым непосред­ственным и тесным образом примыкают исследования, направленные в сторону вскрытия связей отдельных явлений языка, возникающих в процессе его функциониро­вания, с системой языка в целом. Ясно с самого начала, что процессы, проходящие в одном языке, должны отли­чаться от процессов и явлений, проходящих в других языках, поскольку они осуществляются в условиях раз­ных языковых структур. В этом отношении все явления каждого конкретного языка, как уже указывалось выше, оказываются структурно обусловленными, или систем­ными, и именно в том смысле, что они могут появиться в процессе функционирования только данной системы языка. Но их отношение к структуре языка различно, и на вскрытие этих отличий и должно быть направлено лингвистическое исследование. Довольствоваться же только одними внешними фактами и все различия, кото­рыми отличается один язык от другого, априорно отно­сить за счет законов развития данного языка было бы легкомысленно. До тех пор пока не вскрыта внутренняя связь любого из фактов языка с его системой, невозмож­но говорить о развитии языка, тем более о его закономерностях, как бы это ни представлялось заманчивым и «само собой разумеющимся». Не следует забывать того, что язык - явление очень сложной природы. Язык как средство общения использует систему звуковых сигна­лов или, иными словами, существует в виде звуковой речи. Тем самым он получает физический и физиологи­ческий аспект. Как в грамматических правилах, так и в отдельных лексических единицах находят свое выраже­ние и закрепление элементы познавательной работы че­ловеческого разума, только с помощью языка возможен процесс мышления. Это обстоятельство неразрывным образом связывает язык с мышлением. Через посредство языка находят свое выражение и психические состояния<194> человека, которые накладывают на систему языка опре­деленный отпечаток и таким образом тоже включают в него некоторые дополнительные элементы. Но и звук, и органы речи, и логические понятия, и психические яв­ления существуют не только как элементы языка. Они используются языком или находят свое отражение в нем, но, кроме того, имеют и самостоятельное бытие. Именно поэтому звук человеческой речи имеет самостоятельные физические и физиологические закономерности. Свои за­коны развития и функционирования имеет и мышление. Поэтому постоянно существует опасность подмены зако­номерностей развития и функционирования языка, например, закономерностями развития и функционирова­ния мышления. Необходимо считаться с этой опасно­стью и во избежание ее рассматривать все факты языка только через призму их связанности в структуру, кото­рая и превращает их в язык.

Хотя каждый факт развития языка связывается с его структурой и обусловливается в формах своего развития наличной структурой, его нельзя связывать с законами развития данного языка до тех пор, пока он не будет рассмотрен во всей системе фактов развития языка, так как при изолированном рассмотрении фактов этого раз­вития невозможно определение регулярности их прояв­ления, что составляет одну из существенных черт закона. Только рассмотрение фактов развития языка во всей их совокупности позволит выделить те процессы, которые определяют основные линии в историческом движении языков. Только такой подход позволит в отдельных фак­тах развития языка вскрыть законы их развития. Это положение требует более подробного разъяснения, для чего представляется необходимым обратиться к рас­смотрению конкретного примера.

Среди значительного числа разнообразных фонетиче­ских изменений, возникших в процессе функционирова­ния языка, выделяется один какой-либо конкретный случай, включающийся в систему и ведущий к ее измене­нию. Такого рода судьба постигла, например, умлаутные формы ряда падежей односложных согласных основ древнегерманских языков. В своих истоках это обыч­ный процесс ассимиляции, механическое уподобление ко­ренной гласной элементу -i(j), содержащемуся в окон­чании. В разных германских языках этот процесс отра<195>жался по-разному. В древнеисландском и древненорвежском умлаутные формы в единственном числе имели дательный падеж, а во множественном - именительный и винительный. В остальных случаях наличествовали неумлаутные формы (ср., с одной стороны, fшte , fшtr, а с другой -fotr, fotar, fota, fotum). В древнеанглийском языке приблизительно аналогичная картина: дательный единственного числа и именительный - винительный мно­жественного имеют умлаутные формы (fet, fet), aосталь­ные падежи обоих чисел неумлаутные (fot, fotes, fota, fotum). В древневерхненемецком соответствующее словоfuoZпринадлежавшее ранее к остаткам существитель­ных с основой на -u, не сохранило своих старых форм склонения. Оно перешло в склонение существительных с основами на -i, которое, за исключением остаточных форм инструментального падежа (gestiu), имеет уже унифицированные формы: с одной гласной для единственного числа (gast, gastes, gaste) и с другой гласной для множественного числа (gesti, gestio, gestim, gesti). Тем самым уже в древний период намечаются процессы, как бы подготовляющие использование результатов дей­ствия i-умлаута для грамматической фиксации катего­рии числа именно в том смысле, что наличие умлаута определяет форму слова как форму множественного чис­ла, а отсутствие его указывает на единственное число.

Замечательно, что в самом начале среднеанглийско­го периода сложились условия, совершенно тождествен­ные условиям немецкого языка, так как в результате действия аналогии все падежи единственного числа вы­ровнялись по неумлаутной форме. Если при этом учесть проходящее в эту эпоху стремительное движение в сторо­ну полной редукции падежных окончаний, то теоретически следует признать в английском языке наличие всех усло­вий, чтобы противопоставление умлаутных и неумлаутных форм типа fot/fetиспользовать в качестве средства различения единственного и множественного числа существительных. Но в английском языке данный процесс запоздал. К этому времени в английском языке возникли уже другие формы развития, поэтому образование мно­жественного числа посредством модификации коренной гласной замкнулось в английском языке в пределах не­скольких остаточных форм, которые с точки зрения со­временного языка воспринимаются почти как суппле<196> тивные. В других германских языках дело обстояло по-другому. В скандинавских языках, например в совре­менном датском, это довольно значительная группа существительных (в частности, существительных, образую­щих множественное число с помощью суффикса - (е)r). Но наибольшее развитие это явление получило в немец­ком языке. Здесь оно нашло прочные точки опоры в структуре языка. Для немецкого языка это уже давно не механическое приспособление артикуляций, а одно из грамматических средств. Собственно, сам умлаут как реально проявляющееся ассимиляционное явление дав­но исчез из немецкого языка, так же как и вызывавший его элемент i. Сохранилось только чередование гласных, связанное с этим явлением. И именно потому, что это чередование оказалось связанным закономерными свя­зями с другими элементами системы и тем самым вклю­чено в нее в качестве продуктивного способа формооб­разования, оно было пронесено через последующие эпо­хи существования немецкого языка, сохранив и тип чере­дования; оно использовалось также в тех случаях, когда никакого исторического умлаута в действительности не было. Так, уже в средневерхненемецком наличествуют существительные, имеющие умлаутные формы образо­вания множественного числа, хотя они никогда не имели в окончаниях элементаi: дste, fьhse, nдgel(древне­верхненемецкиеasta, fuhsa, nagala). В данном случае уже правомерно говорить о грамматике в такой же мере, как и о фонетике.

Сравнивая грамматикализацию явления i-умлаута в германских языках, в частности в немецком и англий­ском, мы обнаруживаем в протекании этого процесса су­щественную разницу, хотя в начальных своих этапах он имеет много общего в обоих языках. Он зародился в об­щих структурных условиях, дал тождественные типы чередования гласных, и даже сама его грамматикализа­ция протекала по параллельным линиям. Но в англий­ском языке это не более как одно из не получивших ши­рокого развития явлений, один из «незавершенных за­мыслов языка», оставивший след в очень ограниченном кругу элементов системы английского языка. Это, не­сомненно, факт эволюции языка, так как, возникнув в процессе функционирования, он вошел в систему англий­ского языка и тем самым произвел некоторые измене<197>ния в его структуре. Но сам по себе он не закон разви­тия английского языка, во всяком случае для значитель­ной части известного нам периода его истории. Для того чтобы стать законом, этому явлению не хватает регу­лярности. Говорить о лингвистическом законе можно то­гда, когда налицо не один из многих предлагаемых на выбор наличной структурой путей развития языка, а ко­ренящаяся в самой основе структуры, вошедшая в ее плоть и кровь специфическая для языка черта, которая устанавливает формы его развития. Основные линии раз­вития английского языка пролегли в другом направле­нии, оставаясь, однако, в пределах наличных структур­ных возможностей, которые во всех древних германских языках имеют много сходных черт. Английский язык, которому оказался чужд тип формообразования посред­ством чередования коренной гласной, отодвинул этот тип в сторону, ограничив его сферой периферийных явлений.

Иное дело немецкий язык. Здесь это явление не част­ный эпизод в богатой событиями жизни языка. Здесь это многообразное использование регулярного явления, обязанного своим возникновением структурным усло­виям, составляющим в данном случае уже основу каче­ственной характеристики языка. В немецком языке это явление находит чрезвычайно широкое применение как в словообразовании, так и в словоизменении. Оно исполь­зуется при образовании уменьшительных на -el, -leinили -chen:Knoch-Knцchel, Haus-Hдuslein, Blatt-Blдttchen; имен действующих лиц (nomina-agentis) на -er:Garten-Gдrtner, jagen-Jдger, Kufe-Kьfer; имен существи­тельных одушевленных женского рода на -in:Fuchs-Fьchsin, Hund-Hьndin; абстрактных существительных, образованных от прилагательных:lang-Lдnge, kalt-Kдlte; каузативов от сильных глаголов:trinken-trдnken, saugen-sдugen; абстрактных имен существитель­ных на -nis:Bund-Bьndnis, Grab-Grдbnis, Kummer-Kьmmernis; при образовании форм множественного числа у ряда существительных мужского рода:Vater-Vдter, Tast-Tдste; женского рода:Stadt-Stдdte, Macht-Mдchte; среднего рода:Haus-Hдuser; при образовании форм прошедшего времени конъюнктива:kam-kдme, dachte-dдchte; степеней сравнения прилагательных: lang -lдnger-lдngest, hoch-hцher-hцchstи т. д. Словом, в немецком языке наличествует<198> чрезвычайно разветвленная система формообразования, построенная на чередовании гласных именно этого ха­рактера. Здесь чередование гласных по i-умлауту, систе­матизируясь и оформляясь как определенная модель словоизменения и словообразования, даже выходит за свои пределы и в своем общем типе формообразования смыкается с преломлением и аблаутом. Разные линии развития в немецком языке, взаимно поддерживая друг друга в своем формировании, сливаются в общий по своему характеру тип формообразования, включающий разновременно возникшие элементы. Этот тип формо­образования, основанный на чередовании гласных, воз­никший в процессе функционирования языка первона­чально в виде механического явления ассимиляции, по­лучивший в дальнейшем «языковое» значение и вклю­чившийся в систему языка, является одним из самых характерных законов развития немецкого языка. Этот тип был определен фонетической структурой языка, он объединился с другими однородными явлениями и стал одним из существенных компонентов его качества, на что указывает регулярность его проявления в различных областях языка. Он действовал, сохраняя свою актив­ную силу на протяжении значительного периода истории данного языка. Войдя в структуру языка, он служил целям развертывания его наличного качества.

Характерным для данного типа оказывается также то, что оно является той основой, на которой располагаются многочисленные и часто различные по своему происхож­дению и значению языковые факты. Это как бы стерж­невая линия развития языка. С ней увязываются разно­родные и разновременно возникшие в истории языка факты, объединяемые данным типом формообразования.

В настоящем обзоре был прослежен путь развития только одного явления - от его зарождения до включе­ния в основу качественной характеристики языка, что дало возможность установить явления и процессы раз­ных порядков, каждый из которых, однако, обладает своим различительным признаком. Все они структурно обусловлены или системны в том смысле, что проявля­ются в процессе функционрования данной системы языка, но вместе с тем их отношение к структуре языка различно. Одни из них проходят как бы по поверхнсти структуры, хотя они и порождены ею, другие входят в<199> язык как эпизодические факты его эволюции; они не находят в его системе регулярного выражения, хотя и обусловлены, в силу общей причиности явлений, структурными особенностями языка. Третьи определяют основные формы развития языка и регулярностью свое­го обнаружения указывают на то, что они связаны с внутренним ядром языка, с главными компонентами его структурной основы, создающими известное постоянство условий для обеспечения указанной регулярности их проявления в историческом пути развития языка. Это и есть законы развития языка, так как они целиком зави­сят от его структуры. Они не являются вечными для языка, но исчезают вместе с теми структурными особенностями, которые породили их.

Все эти категории явлений и процессов все время взаимодействуют друг с другом. В силу постоянного движения языка вперед явления одного порядка могут переходить в явления другого, более высокого, порядка, что предполагает существование переходных типов. Кроме того, наше знание фактов истории языка не всег­да достаточно для того, чтобы с уверенностью уловить и определить наличие признака, позволяющего отнести данный факт к той или иной категории названных явле­ний. Это обстоятельство, конечно, не может не услож­нить проблемы взаимоотношения процессов функциони­рования языка и закономерностей его развития. <200>

На первых стадиях своего возникновения язык представлял собой нечленораздельные звуки издаваемые первобытными людьми и сопровождался активной жестикуляцией. Позже, с появлением человека разумного, язык обретает членораздельную форму, благодаря его умению абстрактно мыслить.

Благодаря языку первобытные люди начали обмениваться опытом, планировать свои совместные действия. Членораздельный язык вывел древних людей на новую стадию их эволюционного развития, и стал еще одним фактором, который смог вывести человека на более высший уровень от остальных биологических видов.

Также в этот период языку предается мистическая окраска, древние люди верили, что определенные слова имеют магические свойства, которые помогают остановить надвигающееся природное бедствие: так появляются первые магические заклинания.

Развития языка неразрывно связано с развитием общества. Язык это живой организм, который поддается влиянию исторических, политических и социальных изменений в жизни общественности.

Под влиянием времени, некоторые слова отмирают и навсегда уходят из обихода, взамен им в язык приходят новые слова, которые максимально соответствуют требованиям времени.

Языкознание - наука о естественном человеческом языке и вообще обо всех языках мира как индивидуальных его представителях. Различают наиболее общие и частные разделы языкознания. Один из крупных разделов Я - общее Я - занимается свойствами, присущими любому языку, и отличается от используемых им частных языковедческих дисциплин, которые выделяются в Я по своему предмету - либо по отдельному языку (русистика), либо по группе родственных языков (романистика).

Первоначальные элементы лингвистического знания формировались в процессе деятельности, связанной с созданием и совершенствованием письма, обучением ему, составлением словарей, толкованием священных текстов и текстов старых памятников, освоением структуры звучащей речи (особенно поэтической), поисками путей наиболее эффективного воздействия магического слова в жреческих обрядах и т.п. Но постепенно круг задач расширялся, анализу подвергались всё новые и новые аспекты языка, строились новые лингвистические дисциплины, формировались новые приёмы исследовательской работы. Поэтому сегодня языкознание выступает как система, объединяющая в себе множество лингвистических наук, которые лишь в совокупности дают нам достаточно полное знание обо всех сторонах человеческого языка вообще и обо всех отдельных языках. Современное языкознание, является продуктом познавательной деятельности, которая осуществлялась усилиями представителей многих этнических культур, творческой деятельности многих ученых, в самых разных регионах и странах мира. Уже ряд веков тому назад результаты лингвистических исследований в какой-либо национальной научной школе благодаря книгам и журналам становились известны коллегам из других стран. Обмену идеями также способствовали широко практиковавшие ещё в XIX в. поездки на стажировку или на учёбу в ведущие лингвистические центры других стран. В XX в. довольно частыми стали международные конференции языковедов.

Фонетика ориентирована на звуковой уровень - непосредственно доступную для человеческого восприятия звуковую сторону. Ее предметом являются звуки речи во всем их многообразии. Звуки языка изучает также фонология, но с функциональной и системной точек зрения. В качестве исходной единицы и объекта исследований фонологии выделяется фонема. Вводится особый морфологический уровень и исследующая его морфологическая дисциплина - морфонология - изучение фонологического состава морфологической единицы языка.

Грамматика - раздел Я, исследующий слова, морфемы, морфы. В грамматике выделяются морфология и синтаксис. В морфологии в качестве особых разделов Я выделяются словообразование, имеющее дело с деривационными значениями, и словоизменение.

Синтаксис - изучает совокупность грамматических правил языка, сочетаемость и порядок следования слов внутри предложения (предложения и словосочетания). Словарем языка занимаются несколько разделов Я: семантика и примыкающие к ней разделы Я (фразеология, семантический синтаксис). Лексическая семантика - занимается исследованием таких значений слов, которые не являются грамматическими. Семантика - наука, изучающая значение слов.

Фразеология - исследует несвободные лексические сочетания.

Лексикология - исследует словарь (лексику) языка.

Лексикография - написание слова и описание слова. Наука о составлении словарей.

Ономатология - исследование терминов в различных областях практической и научной жизни.

Семасиология раздел языкознания, занимающийся лексической семантикой т. е. значениями тех языковых единиц, которые используются для называния отдельных предметов и явлений действительности. Изучает значение слова от слова. Ономасиология - изучает развитие слова от предмета.

Ономастика - наука об именах собственных. Антропонимика раздел ономастики, изучающий собственные имена людей, происхождение, изменение этих имён, географическое распространение и социальное функционирование, структуру и развитие антропонимических систем. Топонимика составная часть ономастики, изучающая географические названия (топонимы), их значение, структуру, происхождение и ареал распространения.

Социолингвистика - состояние языка и общества. Прагмалингвистика - функционирования языка в различных ситуациях общения. Психолингвистика - психологические механизмы порождения речи. Паралингвистика - околоязыковые средства - жесты и мимика. Этнолингвистика - язык в связи с историей, культурой народа.

Понятие закона языка связывается с развитием язы­ка. Это понятие, следовательно, может быть раскрыто в своей конкретной форме только в истории языка, в процессах его развития. Но что такое развитие языка? Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос отнюдь не однозначен, и его формулирование имеет большую исто­рию, отражающую смену лингвистических концепций.

В лингвистике на первых этапах развития сравни­тельного языкознания установился взгляд, что извест­ные науке языки пережили период своего расцвета в глубокой древности, а ныне они доступны изучению только в состоянии своего разрушения, постепенной и все увеличивающейся деградации. Этот взгляд, впервые высказанный в языкознании Ф. Боппом, получил даль­нейшее развитие у А. Шлейхера, который писал: «В пре­делах истории мы видим, что языки только дряхлеют по определенным жизненным законам, в звуковом и фор­мальном отношении. Языки, на которых мы теперь гово­рим, являются, подобно всем языкам исторически важ­ных народов, старческими языковыми продуктами. Все языки культурных народов, насколько они нам вообще известны, в большей или меньшей степени находятся в состоянии регресса» 2 4 . В другой своей работе он гово­рит: «В доисторический период языки образовывались, а в исторический они погибают» 2 5 . Эта точка зрения, покоящаяся на представлении языка в виде живого ор­ганизма и объявляющая исторический период его суще­ствования периодом старческого одряхления и умирания, сменилась затем рядом теорий, которые частично видоизменяли взгляды Боппа и Шлейхера, а частично выдвигали новые, но столь же антиисторические и мета­физические взгляды.<176>

Курциус писал, что «удобство есть и остается главной побудительной причиной звуковой перемены при всех обстоятельствах», а так как стремление к удобству, эко­номии речи и вместе с тем небрежность говорящих все увеличиваются, то «убывающее звуковое изменение» (т. е. унификация грамматических форм), вызванное указанными причинами, приводит язык к разложению 2 6 .

Младограмматики Бругман и Остгоф развитие языка ставят в связь с формацией органов речи, которая зави­сит от климатических и культурных условий жизни народа. «Как формация всех физических органов челове­ка, - пишет Остгоф, - так и формация его органов речи зависит от климатических и культурных усло­вий, в которых он живет» 2 7 .

Социологическое направление в языкознании сделало попытку связать развитие языка с жизнью общества, но вульгаризировало общественную сущность языка и в процессах его развития увидело только бессмысленную смену форм языка. «...Один и тот же язык, -пишет, на­пример, представитель этого направления Ж. Вандриес, - в различные периоды своей истории выглядит по-разному; его элементы изменяются, восстанавлива­ются, перемещаются. Но в целом потери и прирост ком­пенсируют друг друга... Различные стороны морфологического развития напоминают калейдоскоп, встряхивае­мый бесконечное число раз. Мы каждый раз получаем новые сочетания его элементов, но ничего нового, кроме этих сочетаний» 2 8 .

Как показывает этот краткий обзор точек зрения, в процессах развития языка, хотя это и может показаться парадоксальным, никакого подлинного развития не об­наруживалось. Больше того, развитие языка мыслилось даже как его распад.

Но и в тех случаях, когда развитие языка связыва­лось с прогрессом, наука о языке нередко искажала под­линную природу этого процесса. Об этом свидетельству<177>ет так называемая «теория прогресса» датского языко­веда О. Есперсена.

В качестве мерила прогрессивности Есперсен ис­пользовал английский язык. Этот язык на протяжении своей истории постепенно перестраивал свою грамматическую структуру в направлении от синтетического строя к аналитическому. В этом направлении развивались и другие германские, а также некоторые романские языки. Но аналитические тенденции в других языках (русском или иных славянских языках) не привели к разрушению их синтетических элементов, например падежной флек­сии. Б. Коллиндер в своей статье, критикующей теорию О. Есперсена, на материале истории венгерского языка убедительно показывает, что развитие языка может про­исходить и в сторону синтеза 2 9 . В этих языках разви­тие шло по линии совершенствования наличных в них грамматических элементов. Иными словами, различные языки развиваются в разных направлениях в соответст­вии со своими качественными особенностями и своими законами. Но Есперсен, объявив аналитический строй наиболее совершенным и абсолютно не считаясь с воз­можностями иных направлений развития, усматривал прогресс в развитии только тех языков, которые в своем историческом пути двигались по направлению к анали­зу. Тем самым прочие языки лишались самобытности форм своего развития и укладывались в прокрустово ложе аналитической мерки, снятой с английского языка.

Ни одно из приведенных определений не может по­служить теоретической опорой для выяснения вопроса о том, что следует понимать под развитием языка 3 0 .

В предшествующих разделах уже неоднократно ука­зывалось, что самой формой существования языка яв­ляется его развитие. Это развитие языка обусловливает­ся тем, что общество, с которым неразрывно связан язык, находится в беспрерывном движении. Исходя из этого качества языка, следует решать вопрос о развитии языка. Очевидно, что язык теряет свою жизненную силу, перестает развиваться и становится «мертвым» тогда,<178> когда гибнет само общество или когда нарушается связь с ним.

История знает много примеров, подтверждающих эти положения. Вместе с гибелью ассирийской и вавилон­ской культуры и государственности исчезли аккадские языки. С исчезновением мощного государства хеттов умерли наречия, на которых говорило население этого государства: неситский, лувийский, палайский и хетт­ский. Классификации языков содержат множество ныне мертвых языков, исчезнувших вместе с народами: гот­ский, финикийский, оскский, умбрский, этрусский и пр.

Случается, что язык переживает общество, которое он обслуживал. Но в отрыве от общества он теряет спо­собность развиваться и приобретает искусственный характер. Так было, например, с латинским языком, превратившимся в язык католической религии, а в средние века исполнявшим функции международного языка нау­ки. Аналогичную роль выполняет классический арабский язык в странах Среднего Востока.

Переход языка на ограниченные позиции, на преиму­щественное обслуживание отдельных социальных групп в пределах единого общества - это также путь посте­пенной деградации, закостенения, а иногда и вырожде­ния языка. Так, общенародный французский язык, пере­несенный в Англию (вместе с завоеванием ее норманна­ми) и ограниченный в своем употреблении только господствующей социальной группой, постепенно вы­рождался, а затем вообще исчез из употребления в Англии (но продолжал жить и развиваться во Франции).

Другим примером постепенного ограничения сферы употребления языка и уклонения от общенародной по­зиции может служить санскрит, бывший, несомненно, когда-то разговорным языком общего употребления, но затем замкнувшийся в кастовых границах и превратив­шийся в такой же мертвый язык, каким был средневеко­вый латинский язык. Путь развития индийских языков пошел мимо санскрита, через народные индийские диа­лекты - так называемые пракриты.

Перечисленные условия останавливают развитие языка или же приводят к его умиранию. Во всех осталь­ных случаях язык развивается. Иными словами, до тех пор пока язык обслуживает потребности существующе­го общества в качестве орудия общения его членов и при<179>этом обслуживает все общество в целом, не становясь на позиции предпочтения какого-либо одного класса или социальной группы, - язык находится в процессе разви­тия. При соблюдении указанных условий, обеспечиваю­щих само существование языка, язык может находиться только в состоянии развития, откуда и следует, что са­мой формой существования (живого, а не мертвого) языка является его развитие.

Когда речь идет о развитии языка, нельзя все сво­дить только к увеличению или уменьшению у него флек­сий и других формантов. Например, то обстоятельство, что на протяжении истории немецкого языка наблюда­лось уменьшение падежных окончаний и частичная их редукция, отнюдь не свидетельствует в пользу мне­ния, что в данном случае мы имеем дело с разложением грамматического строя этого языка, его регрессом. Не следует забывать того, что язык тесно связан с мышлением, что в процессе своего развития он закрепляет результаты работы мышления и, следовательно, развитие языка предполагает не только его формальное усовершенствование. Развитие языка при таком его понимании находит свое выражение не только в обогащении новы­ми правилами и новыми формантами, но и в том, что он совершенствуется, улучшает и уточняет уже имеющиеся правила. А это может происходить посредством перераспределения функций между существующими формантами, исключения дублетных форм и уточнения отношений между отдельными элементами в пределах данной структуры языка. Формы процессов совершенствования языка могут быть, следовательно, различны в зависимости от структуры языка и действующих в нем законов его развития.

При всем том здесь нужна одна существенная ого­ворка, которая позволит провести необходимую диффе­ренциацию между явлениями развития языка и явления­ми его изменения. К собственно явлениям развития языка мы по справедливости можем отнести только та­кие, которые укладываются в тот или иной его закон (в определенном выше смысле). А так как не все явле­ния языка удовлетворяют этому требованию (см. ниже раздел о развитии и функционировании языка), то тем самым и проводится указанная дифференциация всех возникающих в языке явлений. <180>

Итак, какие бы формы ни принимало развитие язы­ка, оно остается развитием, если удовлетворяет тем условиям, о которых говорилось выше. Это положение легко подтвердить фактами. После норманского завоева­ния английский язык переживал кризис. Лишенный государственной поддержки и оказавшийся вне норма­лизующего влияния письменности, он дробится на мно­жество местных диалектов, отходя от уэссекской нормы, выдвинувшейся к концу древнеанглийского периода на положение ведущей. Но можно ли сказать, что средне­английский период является для английского языка пе­риодом упадка и регресса, что в этот период его разви­тие остановилось или даже пошло назад? Этого сказать нельзя. Именно в этот период в английском языке про­исходили сложные и глубокие процессы, которые подго­товили, а во многом и заложили основание тех струк­турных особенностей, которые характеризуют современ­ный английский язык. После норманского завоевания в английский язык начали в огромном количестве прони­кать французские слова. Но и это не остановило процессов словообразования в английском языке, не осла­било его, а, наоборот, пошло ему на пользу, обогатило и усилило его.

Другой пример. В результате ряда исторических обстоятельств начиная с XIV в. в Дании широкое рас­пространение получает немецкий язык, вытесняя датский не только из официального употребления, но и из разговорной речи. Шведский языковед Э. Вессен сле­дующим образом описывает этот процесс: «В Шлезвиге еще в средние века в результате иммиграции немецких чиновников, купцов и ремесленников в качестве пись­менного и разговорного языка городского населения распространился нижненемецкий. В XIV в. граф Герт ввел здесь в качестве административного языка немец­кий. Реформация способствовала распространению не­мецкого языка за счет датского; нижненемецкий, а поз­же верхненемецкий был введен как язык церкви и в тех областях к югу от линии Фленсбург-Теннер, где насе­ление говорило по-датски. В дальнейшем немецкий язык становится здесь и языком школы... Немецким языком пользовались при датском дворе, особенно во второй по­ловине XVII в. Он был широко распространен также в качестве разговорного языка в дворянских и бюргерских<181> кругах» 3 1 . И все же, несмотря на такое распространение немецкого языка в Дании, датский язык, включивший в себя значительное количество немецких элементов и обогатившийся за их счет, оттесненный к северу страны, продолжал свое развитие и совершенствование по своим законам. К этому времени относится создание таких выдающихся памятников истории датского языка, как так называемая «Библия КристианаIII» (1550 г.), пере­вод которой был выполнен с участием выдающихся пи­сателей того времени (Кр. Педерсена, Петруса Паладиуса и др.), и «Уложение Кристиана V» (1683 г.). Зна­чительность этих памятников с точки зрения развития датского языка характеризуется тем фактом, что, напри­мер, с «Библией КристианаIII» связывают начало ново­датского периода.

Следовательно, язык развивается вместе с общест­вом. Как общество не знает состояния абсолютной непо­движности, так и язык не стоит на месте. В языке, обслу­живающем развивающееся общество, происходят посто­янные изменения, знаменующие развитие языка. В фор­мах этих изменений, зависящих от качества языка, и находят свое выражение законы развития языка.

Иное дело, что темпы развития языка в разные пе­риоды истории языка могут быть различными. Но и это обусловлено развитием общества. Уже давно было подмечено, что бурные исторические эпохи в жизни обще­ства сопровождаются и значительными изменениями языка и, наоборот, исторические эпохи, не отмеченные значительными общественными событиями, характеризуются периодами относительной стабилизации языка. Но большие или меньшие темпы развития языка - это уже другой аспект его рассмотрения, место которого в разделе «Язык и история».

Функционирование и развитие языка

Функционирование и развитие языка представляют два аспекта изучения языка - описательный и истори­ческий,-которые современное языкознание нередко определяет как независимые друг от друга области ис­следования. Есть ли основания для этого? Не обусловле<182>но ли такое разграничение природой самого объекта исследования?

Описательное и историческое изучение языка давно применялось в практике лингвистического исследования и столь же давно находило соответствующее теоретиче­ское обоснование 3 2 . Но на первый план проблема ука­занных разных подходов к изучению языка выступила со времени формулирования Ф. де Соссюром его знаме­нитой антиномии диахронической и синхронической лингвистик 3 3 . Эта антиномия логически выводится из основного соссюровского противопоставления - языка и речи - и последовательно сочетается с другими прово­димыми Соссюром разграничениями: синхроническая лингвистика оказывается вместе с тем и внутренней, ста­тической (т. е. освобожденной от временного фактора) и системной, а диахроническая лингвистика - внешней, эволюционной (динамичной), и лишенной системности. В дальнейшем развитии языкознания противопоставле­ние диахронической и синхронической лингвистик пре­вратилось не только в одну из самых острых и спорных проблем 3 4 , породившую огромную литературу, но стало использоваться в качестве существеннейшего признака, разделяющего целые лингвистические школы и направ­ления (ср., например, диахроническую фонологию и глоссематическую фонематику или дескриптивную лин­гвистику).

Чрезвычайно важно отметить, что в процессе все уг­лубляющегося изучения проблемы взаимоотношения диахронической и синхронической лингвистик (или дока­зательства отсутствия всякого взаимоотношения) по­степенно произошло отождествление, которое, возмож­но, не предполагал и сам Соссюр: диахроническое и син­хроническое изучение языка как разные операции или рабочие методы, используемые для определенных целей и отнюдь не исключающие друг друга, стало соотносить<183>ся с самим объектом изучения -языком, выводиться из самой его природы. Говоря словами Э. Косериу, оказалось не учтенным, что различие между синхронией и диахронией относится не к теории языка, а к теории лин­гвистики 3 5 . Сам язык не знает таких разграничений, так как всегда находится в развитии (что, кстати говоря, признавал и Соссюр) 3 6 , которое осуществляется не как механическая смена слоев или синхронических пластов, сменяющих друг друга наподобие караульных (выра­жение И. А. Бодуэна де Куртене), а как последователь­ный, причинный и непрерывающийся процесс. Это зна­чит, что все, что рассматривается в языке вне диахронии, не есть реальное состояние языка, но всего лишь синхроническое его описание. Таким образом, проблема син­хронии и диахронии в действительности является про­блемой рабочих методов, а не природы и сущности языка.

В соответствии со сказанным, если изучать язык под двумя углами зрения, такое изучение должно быть на­правлено на выявление того, каким образом в процессе деятельности языка происходит возникновение явлений, которые относятся к развитию языка. Необходимость, а также до известной степени и направление такого изуче­ния подсказываются известным парадоксом Ш. Балли: «Прежде всего языки непрестанно изменяются, но функ­ционировать они могут только не меняясь. В любой мо­мент своего существования они представляют собой про­дукт временного равновесия. Следовательно, это равно­весие является равнодействующей двух противополож­ных сил: с одной стороны, традиции, задерживающей из<184>менение, которое несовместимо с нормальным употреблением языка, а с другой - активных тенденций, толка­ющих этот язык в определенном направлении» 3 7 . «Вре­менное равновесие» языка, конечно, условное понятие, хотя оно и выступает в качестве обязательной предпо­сылки для осуществления процесса общения. Через точ­ку этого равновесия проходит множество линий, которые одной своей стороной уходят в прошлое, в историю язы­ка, а другой стороной устремляются вперед, в дальней­шее развитие языка. «Механизм языка, - чрезвычайно точно формулирует И. Л. Бодуэн де Куртене, - и вообще его строй и состав в данное время представляют резуль­тат всей предшествующей ему истории, всего предшест­вующего ему развития, и наоборот, этим механизмом в известное время обусловливается дальнейшее развитие языка» 3 8 . Следовательно, когда мы хотим проникнуть в секреты развития языка, мы не можем разлагать его на независимые друг от друга плоскости; такое разложение, оправданное частными целями исследования и допусти­мое также и с точки зрения объекта исследования, т. e. языка, не даст результатов, к которым мы в данном случае стремимся. Но мы безусловно достигнем их, если по­ставим целью своего исследования взаимодействие про­цессов функционирования и развития языка. Именно в этом плане будет осуществляться дальнейшее изложе­ние.

В процессе развития языка происходит изменение его структуры, его качества, почему и представляется воз­можным утверждать, что законы развития языка есть законы постепенных качественных изменений, происхо­дящих в нем. С другой стороны, функционирование язы­ка есть его деятельность по определенным правилам. Эта деятельность осуществляется на основе тех струк­турных особенностей, которые свойственны данной си­стеме языка. Поскольку, следовательно, при функциони­ровании языка речь идет об определенных нормах, об определенных правилах пользования системой языка,<185> постольку нельзя правила его функционирования отож­дествлять с законами развития языка.

Но вместе с тем становление новых структурных элементов языка происходит в деятельности последнего, Функционирование языка, служащего средством общения для членов данного общества, устанавливает новые потребности, которые предъявляет общество к языку, и тем самым толкает его на дальнейшее и непрерывное развитие и совершенствование. А по мере развития язы­ка, по мере изменения его структуры устанавливаются и новые правила функционирования языка, пересматри­ваются нормы, в соответствии с которыми осуществ­ляется деятельность языка.

Таким образом, функционирование и развитие язы­ка, хотя и раздельные, вместе с тем взаимообусловлен­ные и взаимозависимые явления. В процессе функционирования языка в качестве орудия общения происхо­дит изменение языка. Изменение же структуры языка в процессе его развития устанавливает новые правила функционирования языка. Взаимосвязанность историче­ского и нормативного аспектов языка находит свое отра­жение и в трактовке отношения законов развития к этим аспектам. Если историческое развитие языка осуществляется на основе правил функционирования, то соответ­ствующее состояние языка, представляющее определен­ный этап в этом закономерном историческом развитии, в правилах и нормах своего функционирования отража­ет живые, активные законы развития языка 3 9 . <186>

Какие же конкретные формы принимает взаимодей­ствие процессов функционирования и развития языка?

Как указывалось выше, для языка существовать - значит находиться в беспрерывной деятельности. Это положение, однако, не должно приводить к ложному заключению, что каждое явление, возникшее в процессе деятельности языка, следует относить к его развитию. Когда «готовые» слова, удовлетворяя потребность людей в общении, аккуратно укладываются в существующие правила данного языка, то в этом едва ли можно усмот­реть какой-либо процесс развития языка и по этим явле­ниям определять законы его развития. Поскольку в раз­витии языка речь идет об обогащении его новыми лек­сическими или грамматическими элементами, о совер­шенствовании, улучшении и уточнении грамматической структуры языка, поскольку, иными словами, речь идет об изменениях, происходящих в структуре языка, по­стольку здесь необходима дифференциация различных явлений. В зависимости от специфики различных компо­нентов языка новые явления и факты, возникающие в процессе функционирования языка, могут принимать различные формы, но все они связываются с его разви­тием только в том случае, если они включаются в систе­му языка как новые явления закономерного порядка и тем самым способствуют постепенному и беспрерывно­му совершенствованию его структуры.

Функционирование и развитие языка не только вза­имосвязаны друг с другом, но и обладают большим сход­ством. Формы тех и других явлений в конечном счете определяются одними и теми же структурными особен­ностями языка. И те и другие явления могут привле­каться для характеристики особенностей, отличающих один язык от другого. Поскольку развитие языка осуществляется в процессе функционирования, вопрос, ви­димо, сводится к выявлению способов перерастания яв­лений функционирования в явления развития языка или к установлению критерия, с помощью которого окажется возможным проводить размежевание указанных явле­ний. Устанавливая, что структура языка представляет собой такое образование, детали которого связаны друг с другом закономерными отношениями, в качестве кри­терия включения нового языкового факта в структуру языка можно избрать его обязательную «двуплано<187>вость». Каждый элемент структуры языка должен пред­ставлять закономерную связь по крайней мере двух эле­ментов последнего, один из которых по отношению к другому будет представлять его своеобразное «языко­вое» значение. В противном случае этот элемент окажет­ся вне структуры языка. Под «языковым» значением надо понимать, следовательно, фиксированную и зако­номерно проявляющуюся в деятельности языка связь одного элемента его структуры с другим. «Языковое» значение есть второй план элемента структуры языка 4 0 . Формы связи элементов структуры модифицируются в соответствии со специфическими особенностями тех структурных компонентов языка, в которые они входят; но они обязательно присутствуют во всех элементах структуры языка, причем к числу структурных элементов языка следует относить и лексическое значение. Опира­ясь на это положение, можно утверждать, что звук или комплекс звуков, без «языкового» значения, так же как и значение, тем или иным образом закономерно не свя­занное со звуковыми элементами языка, находится вне его структуры, оказывается не языковым явлением. «Языковыми» значениями обладают грамматические формы, слова и морфемы как члены единой языковой системы.

Если, следовательно, факт, возникший в процессе функционирования языка, остается одноплановым, если он лишен «языкового» значения, то не представляется возможным говорить о том, что он, включаясь в струк­туру языка, может изменить ее, т. е. определять его как факт развития языка. Например, понятие временных от­ношений или понятие характера действия (вида), кото­рые оказывается возможным тем или иным (описатель­ным) образом выразить в языке, но которые не получают, однако, фиксированного и закономерно проявляющегося<188> в деятельности языка способа выражения в виде соответствующей грамматической формы, конструкции или грам­матического правила, нельзя рассматривать как факты структуры языка и связывать их с ее развитием. Если в этой связи подвергнуть рассмотрению ряд английских предложений

ImustgoýЯ должен идтиü

Ihavetogoþ÷но не иду в

ýнастоящее

IcangoüЯ могу идти÷время,

I may go ý и пр. þ

станет ясно, что по своему логическому содержанию все они выражают действие, которое можно отнести к буду­щему времени, и их по этому признаку можно было бы поставить в один ряд с IshallgoилиYouwillgo, что, кстати говоря, и делает в своей книге американский язы­ковед Кантор 4 1 насчитывая, таким образом, в английском языке 12 форм будущего времени. Однако хотя в таком выражении, какImustgoи пр., понятие времени и выражается языковыми средствами, оно не имеет, как конструкцияIshallgo, фиксированной формы; оно, как обычно принято говорить, не грамматикализовано и поэтому может рассматриваться как факт структуры языка только с точки зрения общих правил построения предложения.

С этой точки зрения лишенным «языкового» значе­ния оказывается и речевой звук, взятый в изолирован­ном виде. То, что может иметь значение в определенном комплексе, т. е. в фонетической системе, не сохраняется за элементами вне этого комплекса. Изменения, которые претерпевает такой речевой звук, если они проходят по­мимо связей с фонетической системой языка и, следовательно, лишены «языкового» значения, оказываются также за пределами языковой структуры, как бы сколь­зят по ее поверхности и поэтому не могут быть связаны с развитием данного языка.

Вопрос о возникновении в процессе функционирова­ния языка как единичных явлений, так и фактов собст­венно развития языка тесно переплетается с вопросом<189> о структурной обусловленности всех явлений, происходя­щих в первом. Ввиду того, что все происходит в пределах определенной структуры языка, возникает естественное стремление связывать все возникшие в нем явления с его развитием. В самом деле, поскольку действующие в каж­дый данный момент нормы или правила языка определя­ются наличной его структурой, постольку возникновение в языке всех новых явлений - во всяком случае в отно­шении своих форм - также обусловливается наличной структурой. Иными словами, поскольку функционирова­ние языка определяется наличной его структурой, а фак­ты развития возникают в процессе его функционирова­ния, постольку можно говорить о структурной обуслов­ленности всех форм развития языка. Но и это положе­ние не дает еще основания делать вывод, что все струк­турно обусловленные явления языка относятся к фактам его развития. Нельзя структурной обусловленностью всех явлений деятельности языка подменять его разви­тие. Здесь по-прежнему необходим дифференцирован­ный подход, который можно проиллюстрировать примером.

Так, в фонетике отчетливее, чем в какой-либо иной сфере языка, прослеживается то положение, что не вся­кое структурно обусловленное явление (или, как приня­то еще говорить, системнообусловленное явление) мож­но относить к фактам развития языка.

На протяжении почти всего периода своего сущест­вования научное языкознание делало основой историче­ского изучения языков, как известно, фонетику, которая нагляднее всего показывала исторические изменения языка. В результате тщательного изучения этой стороны языка книги по истории наиболее изученных индоевро­пейских языков представляют в значительной своей ча­сти последовательное изложение фонетических измене­ний, представленных в виде «законов» разных порядков в отношении широты охвата явлений. Таким образом, сравнительно-историческая фонетика оказывалась тем ведущим аспектом изучения языка, с помощью которо­го характеризовалось своеобразие языков и путей их исторического развития. При ознакомлении с фонетиче­скими процессами в глаза всегда бросается их большая самостоятельность и независимость от внутриязыковых, общественных или иных потребностей. Свобода выбора<190> направления фонетического изменения, ограниченного только особенностями фонетической системы языка, в ряде случаев представляется здесь почти абсолютной. Так, сопоставление готского himins(небо) и древнеисландскогоhiminnс формами этого слова в древневерх­ненемецкомhimilи в древнеанглийскомheofonпоказы­вает, что во всех названных языках наблюдаются разные фонетические процессы. В одних случаях наличест­вует процесс диссимиляции (в древневерхненемецком и древнеанглийском), а в других случаях он отсутствует (готский и древнеисландский). Если же процесс дисси­миляции осуществлялся, то в древнеанглийскомheofonон пошел в одном направлении (m>f, регрессивная диссимиляция), а в древневерхненемецкомhimilв другом направлении (n>1, прогрессивная диссимиляция). Едва ли подобные частные явления можно отнести к числу фактов развития языка. Отчетливо проявляющееся «рав­нодушие» языков к подобным фонетическим процессам обусловлено их одноплановостью. Если подобные про­цессы никак не отзываются на структуре языка, если они совершенно не затрагивают системы внутренних закономерных отношений ее структурных частей, если они не служат, по-видимому, целям удовлетворения каких-либо назревших в системе языка потребностей, то языки не проявляют заинтересованности ни в осуще­ствлении этих процессов, ни в их направлении. Но язык, однако, может в дальнейшем связать подобные «без­различные» для него явления с определенным значени­ем, и в этом будет проявляться выбор того направления, по которому в пределах существующих возможностей пошло развитие языка.

В подобного рода фонетических процессах можно установить и определенные закономерности, которые ча­ще всего обусловливаются спецификой звуковой сторо­ны языка. Поскольку все языки являются звуковыми, по­стольку такого рода фонетические закономерности ока­зываются представленными во множестве языков, при­нимая форму универсальных законов. Так, чрезвычай­но распространенным явлением оказывается ассимиля­ция, проявляющаяся в языках в многообразных формах и находящая различное использование. Можно вы­делить: связанные позиционным положением случаи ас­симиляции (как в русском слове шшить<сшить); асси<191>миляции, возникающие на стыках слов и нередко представляемые в виде регулярных правил «сандхи» (на­пример, закон Ноткера в древневерхненемецком или пра­вило употребления сильных и слабых форм в современ­ном английском языке:sheв сочетанииitisshe и в сочетанииshesays); ассимиляции, полу­чающие закономерное выражение во всех соответствую­щих формах языка и нередко замыкающие свое действие определенными хронологическими рамками, а иногда оказывающиеся специфичными для целых групп или се­мейств языков. Таково, например, преломление в древнеанглийском, различные виды умлаутов в древнегерманских языках, явление сингармонизма финно-угор­ских и тюркских языков (ср. венгерскоеember-nek- «человеку», ноmеdār-nеk- «птице», турецкоеtash-lar-dar- «в камнях», ноel-ler-der- «в руках») и т. д. Не­смотря на многообразие подобных процессов ассимиля­ции, общим для их универсального «закономерного» проявления является то обстоятельство, что все они в своих источниках -следствие механического уподобле­ния одного звука другому, обусловливаемого особенно­стями деятельности артикуляционного аппарата челове­ка. Другое дело, что часть этих процессов получила «языковое» значение, а часть нет.

В «автономных» фонетических явлениях трудно ус­мотреть и процессы совершенствования существующего «фонетического качества» языка. Теория удобства при­менительно к фонетическим процессам, как известно, по­терпела полное фиаско. Фактическое развитие фонети­ческих систем конкретных языков разбивало все теоре­тические выкладки лингвистов. Немецкий язык, напри­мер, по второму передвижению согласных развил груп­пу аффрикат, произношение которых, теоретически го­воря, отнюдь не представляется более легким и удобным, чем произношение простых согласных, из которых они развились. Наблюдаются случаи, когда фонетический процесс в определенный период развития языка идет по замкнутому кругу, например, в истории английского языка bжc>bak>back(ж>a>ж). Сопоставительное рас­смотрение также ничего не дает в этом отношении. Одни языки нагромождают согласные (болгарский, польский), другие поражают обилием гласных (финский). Общее<192> направление изменения фонетической системы языка также часто противоречит теоретическим предпосылкам удобства произношения. Так, древневерхненемецкий язык в силу большей насыщенности гласными был, не­сомненно, более «удобным» и фонетически «совершен­ным» языком, чем современный немецкий язык.

Очевидно, что «трудность» и «легкость» произноше­ния определяются произносительными привычками, ко­торые меняются. Таким образом, эти понятия, так же как и координированное с ними понятие совершенство­вания, оказываются, если их рассматривать в одном фо­нетическом плане, чрезвычайно условными и соотноси­мыми только с произносительными навыками людей в определенные периоды развития каждого языка в от­дельности. Отсюда следует, что говорить о каком-либо совершенствовании применительно к фонетическим про­цессам, рассматриваемым изолированно, не представ­ляется возможным.

Все сказанное отнюдь не отнимает у фонетических явлений права соответствующим образом характеризо­вать язык. Уже и перечисленные примеры показывают, что они могут быть свойственны строго определенным языкам, иногда определяя группу родственных языков или даже целое их семейство. Так, например, сингармо­низм гласных представлен во многих тюркских языках, обладая в одних наречиях функциональным значением, а в других нет. Точно так же такое явление, как первое передвижение согласных (генетически, правда, не сопо­ставимое с разбираемыми видами ассимиляций), яв­ляется наиболее характерной чертой германских языков. Больше того, можно даже установить известные границы фонетических процессов данного языка-они будут определяться фонетическим составом языка. Но харак­теризовать язык только внешним признаком вне всякой связи со структурой языка не значит определять внут­реннюю сущность языка.

Таким образом, в фонетических явлениях, во множе­стве проявляющихся в процессе функционирования язы­ка, необходимо произвести дифференциацию, в основу которой следует положить связь данного фонетического явления со структурой языка. В истории развития кон­кретных языков наблюдаются многочисленные случаи, когда развитие языка связывается с фонетическими из<193>менениями. Но вместе с тем оказывается возможным в истории тех же самых языков указать на фонетические изменения, которые никак не объединяются с другими явлениями языка в общем движении его развития. Эти предпосылки дают возможность подойти к решению во­проса о взаимоотношениях между процессами функцио­нирования языка и внутренними закономерностями его развития.

К проблеме законов развития языка самым непосред­ственным и тесным образом примыкают исследования, направленные в сторону вскрытия связей отдельных явлений языка, возникающих в процессе его функциониро­вания, с системой языка в целом. Ясно с самого начала, что процессы, проходящие в одном языке, должны отли­чаться от процессов и явлений, проходящих в других языках, поскольку они осуществляются в условиях раз­ных языковых структур. В этом отношении все явления каждого конкретного языка, как уже указывалось выше, оказываются структурно обусловленными, или систем­ными, и именно в том смысле, что они могут появиться в процессе функционирования только данной системы языка. Но их отношение к структуре языка различно, и на вскрытие этих отличий и должно быть направлено лингвистическое исследование. Довольствоваться же только одними внешними фактами и все различия, кото­рыми отличается один язык от другого, априорно отно­сить за счет законов развития данного языка было бы легкомысленно. До тех пор пока не вскрыта внутренняя связь любого из фактов языка с его системой, невозмож­но говорить о развитии языка, тем более о его закономерностях, как бы это ни представлялось заманчивым и «само собой разумеющимся». Не следует забывать того, что язык - явление очень сложной природы. Язык как средство общения использует систему звуковых сигна­лов или, иными словами, существует в виде звуковой речи. Тем самым он получает физический и физиологи­ческий аспект. Как в грамматических правилах, так и в отдельных лексических единицах находят свое выраже­ние и закрепление элементы познавательной работы че­ловеческого разума, только с помощью языка возможен процесс мышления. Это обстоятельство неразрывным образом связывает язык с мышлением. Через посредство языка находят свое выражение и психические состояния<194> человека, которые накладывают на систему языка опре­деленный отпечаток и таким образом тоже включают в него некоторые дополнительные элементы. Но и звук, и органы речи, и логические понятия, и психические яв­ления существуют не только как элементы языка. Они используются языком или находят свое отражение в нем, но, кроме того, имеют и самостоятельное бытие. Именно поэтому звук человеческой речи имеет самостоятельные физические и физиологические закономерности. Свои за­коны развития и функционирования имеет и мышление. Поэтому постоянно существует опасность подмены зако­номерностей развития и функционирования языка, например, закономерностями развития и функционирова­ния мышления. Необходимо считаться с этой опасно­стью и во избежание ее рассматривать все факты языка только через призму их связанности в структуру, кото­рая и превращает их в язык.

Хотя каждый факт развития языка связывается с его структурой и обусловливается в формах своего развития наличной структурой, его нельзя связывать с законами развития данного языка до тех пор, пока он не будет рассмотрен во всей системе фактов развития языка, так как при изолированном рассмотрении фактов этого раз­вития невозможно определение регулярности их прояв­ления, что составляет одну из существенных черт закона. Только рассмотрение фактов развития языка во всей их совокупности позволит выделить те процессы, которые определяют основные линии в историческом движении языков. Только такой подход позволит в отдельных фак­тах развития языка вскрыть законы их развития. Это положение требует более подробного разъяснения, для чего представляется необходимым обратиться к рас­смотрению конкретного примера.

Среди значительного числа разнообразных фонетиче­ских изменений, возникших в процессе функционирова­ния языка, выделяется один какой-либо конкретный случай, включающийся в систему и ведущий к ее измене­нию. Такого рода судьба постигла, например, умлаутные формы ряда падежей односложных согласных основ древнегерманских языков. В своих истоках это обыч­ный процесс ассимиляции, механическое уподобление ко­ренной гласной элементу -i(j), содержащемуся в окон­чании. В разных германских языках этот процесс отра<195>жался по-разному. В древнеисландском и древненорвежском умлаутные формы в единственном числе имели дательный падеж, а во множественном - именительный и винительный. В остальных случаях наличествовали неумлаутные формы (ср., с одной стороны,fшte, fшtr, а с другой -fotr,fotar,fota,fotum). В древнеанглийском языке приблизительно аналогичная картина: дательный единственного числа и именительный - винительный мно­жественного имеют умлаутные формы (fet,fet),aосталь­ные падежи обоих чисел неумлаутные (fot,fotes,fota,fotum). В древневерхненемецком соответствующее словоfuoZпринадлежавшее ранее к остаткам существитель­ных с основой на -u, не сохранило своих старых форм склонения. Оно перешло в склонение существительных с основами на -i, которое, за исключением остаточных форм инструментального падежа (gestiu), имеет уже унифицированные формы: с одной гласной для единственного числа (gast,gastes,gaste) и с другой гласной для множественного числа (gesti,gestio,gestim,gesti). Тем самым уже в древний период намечаются процессы, как бы подготовляющие использование результатов дей­ствия i-умлаута для грамматической фиксации катего­рии числа именно в том смысле, что наличие умлаута определяет форму слова как форму множественного чис­ла, а отсутствие его указывает на единственное число.

Замечательно, что в самом начале среднеанглийско­го периода сложились условия, совершенно тождествен­ные условиям немецкого языка, так как в результате действия аналогии все падежи единственного числа вы­ровнялись по неумлаутной форме. Если при этом учесть проходящее в эту эпоху стремительное движение в сторо­ну полной редукции падежных окончаний, то теоретически следует признать в английском языке наличие всех усло­вий, чтобы противопоставление умлаутных и неумлаутных форм типа fot/fetиспользовать в качестве средства различения единственного и множественного числа существительных. Но в английском языке данный процесс запоздал. К этому времени в английском языке возникли уже другие формы развития, поэтому образование мно­жественного числа посредством модификации коренной гласной замкнулось в английском языке в пределах не­скольких остаточных форм, которые с точки зрения со­временного языка воспринимаются почти как суппле<196> тивные. В других германских языках дело обстояло по-другому. В скандинавских языках, например в совре­менном датском, это довольно значительная группа существительных (в частности, существительных, образую­щих множественное число с помощью суффикса - (е)r). Но наибольшее развитие это явление получило в немец­ком языке. Здесь оно нашло прочные точки опоры в структуре языка. Для немецкого языка это уже давно не механическое приспособление артикуляций, а одно из грамматических средств. Собственно, сам умлаут как реально проявляющееся ассимиляционное явление дав­но исчез из немецкого языка, так же как и вызывавший его элемент i. Сохранилось только чередование гласных, связанное с этим явлением. И именно потому, что это чередование оказалось связанным закономерными свя­зями с другими элементами системы и тем самым вклю­чено в нее в качестве продуктивного способа формооб­разования, оно было пронесено через последующие эпо­хи существования немецкого языка, сохранив и тип чере­дования; оно использовалось также в тех случаях, когда никакого исторического умлаута в действительности не было. Так, уже в средневерхненемецком наличествуют существительные, имеющие умлаутные формы образо­вания множественного числа, хотя они никогда не имели в окончаниях элементаi: дste,fьhse,nдgel(древне­верхненемецкиеasta,fuhsa,nagala). В данном случае уже правомерно говорить о грамматике в такой же мере, как и о фонетике.

Сравнивая грамматикализацию явления i-умлаута в германских языках, в частности в немецком и англий­ском, мы обнаруживаем в протекании этого процесса су­щественную разницу, хотя в начальных своих этапах он имеет много общего в обоих языках. Он зародился в об­щих структурных условиях, дал тождественные типы чередования гласных, и даже сама его грамматикализа­ция протекала по параллельным линиям. Но в англий­ском языке это не более как одно из не получивших ши­рокого развития явлений, один из «незавершенных за­мыслов языка», оставивший след в очень ограниченном кругу элементов системы английского языка. Это, не­сомненно, факт эволюции языка, так как, возникнув в процессе функционирования, он вошел в систему англий­ского языка и тем самым произвел некоторые измене<197>ния в его структуре. Но сам по себе он не закон разви­тия английского языка, во всяком случае для значитель­ной части известного нам периода его истории. Для того чтобы стать законом, этому явлению не хватает регу­лярности. Говорить о лингвистическом законе можно то­гда, когда налицо не один из многих предлагаемых на выбор наличной структурой путей развития языка, а ко­ренящаяся в самой основе структуры, вошедшая в ее плоть и кровь специфическая для языка черта, которая устанавливает формы его развития. Основные линии раз­вития английского языка пролегли в другом направле­нии, оставаясь, однако, в пределах наличных структур­ных возможностей, которые во всех древних германских языках имеют много сходных черт. Английский язык, которому оказался чужд тип формообразования посред­ством чередования коренной гласной, отодвинул этот тип в сторону, ограничив его сферой периферийных явлений.

Иное дело немецкий язык. Здесь это явление не част­ный эпизод в богатой событиями жизни языка. Здесь это многообразное использование регулярного явления, обязанного своим возникновением структурным усло­виям, составляющим в данном случае уже основу каче­ственной характеристики языка. В немецком языке это явление находит чрезвычайно широкое применение как в словообразовании, так и в словоизменении. Оно исполь­зуется при образовании уменьшительных на -el, -leinили -chen:Knoch-Knцchel,Haus-Hдuslein,Blatt-Blдttchen; имен действующих лиц (nomina-agentis) на -er:Garten-Gдrtner,jagen-Jдger,Kufe-Kьfer; имен существи­тельных одушевленных женского рода на -in:Fuchs-Fьchsin,Hund-Hьndin; абстрактных существительных, образованных от прилагательных:lang-Lдnge,kalt-Kдlte; каузативов от сильных глаголов:trinken-trдnken,saugen-sдugen; абстрактных имен существитель­ных на -nis:Bund-Bьndnis,Grab-Grдbnis,Kummer-Kьmmernis; при образовании форм множественного числа у ряда существительных мужского рода:Vater-Vдter,Tast-Tдste; женского рода:Stadt-Stдdte,Macht-Mдchte; среднего рода:Haus-Hдuser; при образовании форм прошедшего времени конъюнктива:kam-kдme,dachte-dдchte; степеней сравнения прилагательных: lang -lдnger-lдngest,hoch-hцher-hцchstи т. д. Словом, в немецком языке наличествует<198> чрезвычайно разветвленная система формообразования, построенная на чередовании гласных именно этого ха­рактера. Здесь чередование гласных по i-умлауту, систе­матизируясь и оформляясь как определенная модель словоизменения и словообразования, даже выходит за свои пределы и в своем общем типе формообразования смыкается с преломлением и аблаутом. Разные линии развития в немецком языке, взаимно поддерживая друг друга в своем формировании, сливаются в общий по своему характеру тип формообразования, включающий разновременно возникшие элементы. Этот тип формо­образования, основанный на чередовании гласных, воз­никший в процессе функционирования языка первона­чально в виде механического явления ассимиляции, по­лучивший в дальнейшем «языковое» значение и вклю­чившийся в систему языка, является одним из самых характерных законов развития немецкого языка. Этот тип был определен фонетической структурой языка, он объединился с другими однородными явлениями и стал одним из существенных компонентов его качества, на что указывает регулярность его проявления в различных областях языка. Он действовал, сохраняя свою актив­ную силу на протяжении значительного периода истории данного языка. Войдя в структуру языка, он служил целям развертывания его наличного качества.

Характерным для данного типа оказывается также то, что оно является той основой, на которой располагаются многочисленные и часто различные по своему происхож­дению и значению языковые факты. Это как бы стерж­невая линия развития языка. С ней увязываются разно­родные и разновременно возникшие в истории языка факты, объединяемые данным типом формообразования.

В настоящем обзоре был прослежен путь развития только одного явления - от его зарождения до включе­ния в основу качественной характеристики языка, что дало возможность установить явления и процессы раз­ных порядков, каждый из которых, однако, обладает своим различительным признаком. Все они структурно обусловлены или системны в том смысле, что проявля­ются в процессе функционрования данной системы языка, но вместе с тем их отношение к структуре языка различно. Одни из них проходят как бы по поверхнсти структуры, хотя они и порождены ею, другие входят в<199> язык как эпизодические факты его эволюции; они не находят в его системе регулярного выражения, хотя и обусловлены, в силу общей причиности явлений, структурными особенностями языка. Третьи определяют основные формы развития языка и регулярностью свое­го обнаружения указывают на то, что они связаны с внутренним ядром языка, с главными компонентами его структурной основы, создающими известное постоянство условий для обеспечения указанной регулярности их проявления в историческом пути развития языка. Это и есть законы развития языка, так как они целиком зави­сят от его структуры. Они не являются вечными для языка, но исчезают вместе с теми структурными особенностями, которые породили их.

Все эти категории явлений и процессов все время взаимодействуют друг с другом. В силу постоянного движения языка вперед явления одного порядка могут переходить в явления другого, более высокого, порядка, что предполагает существование переходных типов. Кроме того, наше знание фактов истории языка не всег­да достаточно для того, чтобы с уверенностью уловить и определить наличие признака, позволяющего отнести данный факт к той или иной категории названных явле­ний. Это обстоятельство, конечно, не может не услож­нить проблемы взаимоотношения процессов функциони­рования языка и закономерностей его развития. <200>

8. Историческое развитие языка

Развитие языка тесно связано с развитием человеческого общества, с изменением форм общественной организации людей.

Для первобытнообщинного строя характерны такие формы организации человеческого общества, как род и племя. Их обслуживают родовые и племенные языки, распадающиеся, по мере разрастания и территориального распространения племен, на группы родственных диалектов. Поскольку первое разделение труда в обществе происходит по половозрастному признаку, в некоторых языках на этапе развитого первобытнообщинного строя формируются <28> мужской и женский варианты языка, порой достаточно сильно отличающихся друг от друга. Различие между женским и мужским языками сохраняется у некоторых народов и до наших дней. Так, например, в юкагирских языках взрывные звуки типа русских «дь», «ть» употребляются только в речи мужчин; женщины вместо них произносят «дз» и «ц». Различие между мужской и женской речью может осуществляться и на лексическом уровне. В языке яна, например, в мужской речи слово «олень» звучит как bana , а в женской – как ba ". Слово «человек» в мужской речи яна будет ‘ isi , а в женской – ‘ is .

Другой особенностью языков первобытнообщинной эпохи является почти полное отсутствие в них слов, обозначающих общие понятия. Так, во многих аборигенных языках Австралии есть громадное количество терминов обозначающих различные породы растений, но нет слова с общим значением «растение».

На этапе разложения родоплеменного строя и перехода к раннеклассовому обществу язык начинает отражать в своей структуре нарождающееся классовое расслоение. Так, в полинезийских языках формируется специальный пласт гоноративной лексики. Возьмём для примера самоанский язык. В нём в качестве глагола «говорить» используется слово tautala , однако в предложении “Говорит вождь” будет употреблен не глагол tautala , глагол fofonga , обозначающий «говорение» именно высокопоставленного лица. Точно также в языке ниуэ жена вождя будет обозначаться не термином hoana , как жена любого другого члена общины, но словом ikifine . Однако, было бы неверно полагать, что гоноративная лексика характерна только для языков, обслуживающих раннеклассовые общества. Она нередко встречается и в языках народов, имеющих развитую государственную традицию. Так, например, в тибетском «существует отдельный класс слов, который должен использоваться по отношению к почётным персонам как при разговоре с ними, так и о них». Говоря о человеке, занимающем в обществе высокое положение, тибетец никогда не употребит слово «лус» - <29> «тело», но только его гоноративный синоним – «ку», вместо общеупотребительного «додпа» - «сидеть» скажет «жуг», а понятие «душа» обозначит как «тхуг» при общеупотребительном «сем». Подобных примеров в тибетском языке громадное количество. Гоноративная лексика широко распространена также и в некоторых других языках Востока, например, в дзонг-кэ и малайском .

По мере распада первобытнообщинного строя, в процессе формирования первых государств, происходит объединение близкородственных родов и племен, смешение и перегруппировка старых диалектов, поскольку на смену родоплеменной организации общества, основанной на кровном родстве, происходит организация чисто территориальная. Формируются языки народностей.

По мере возникновения и дальнейшего развития письменности возникают особые письменные формы языка, имеющие наддиалектный характер, и зачастую существенно отличающиеся от существующих разговорных форм. В условиях массовой неграмотности населения такой письменный язык – достояние крайне узкого слоя людей, принадлежащих, как правило, к жреческой касте. Письменный язык крайне консервативен. Он придерживается выработанных некогда форм и авторитетных образцов, которые иногда могут рассматриваться как священные. Естественный же разговорный язык народа, наоборот, постоянно изменяется. Разрыв между этими формами языка становится с течением времени все больше и больше.

Далеко не у всех народов сразу вырабатываются свои письменные языки. В таких условиях нередко используется язык другого народа и другой культуры. Так, например, в эпоху Средневековья во всей Западной Европе письменным языком была унаследованная от Римской Империи латынь, а в славянских странах православного вероисповедания в качестве языка церкви и высокой литературы выступал церковнославянский. Похожая ситуация встречается и в наше время в некоторых странах Африки, где государственными языками являются языки бывших метрополий, а не языки коренного населения: в Нигере, Сенегале, Центральноафриканской <30> республике все представительные учреждения работают на французском, в Нигерии, Гамбии и некоторых других странах – по-английски, а в Анголе и Мозамбике – по-португальски. Необходимость использовать в делопроизводстве языки бывших метрополий связана с тем, что языки большинства африканских народов пока еще не выработали сколько-нибудь устойчивой литературной формы, в них очень сильно диалектное членение, не создана научная, техническая, юридическая терминология.

С течением времени у любого народа возникает письменность на родном языке. Оно начинает вытеснять чужой язык сперва из сферы частной переписки и художественной литературы, позднее из сферы государственной документации, и, наконец, может проникать даже в богослужение.

С ликвидацией феодальной раздробленности и созданием централизованных государств стираются местные диалекты, повышается роль общенационального литературного языка. В этот период язык становится полифункциональным, т.е. начинает обслуживать все сферы жизни нации – от быта и до высшей интеллектуальной деятельности.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

Назовите характерные черты языков эпохи первобытнообщинного строя.

Что такое гоноративная лексика? В каких языках она обнаружена? На каком этапе исторического развития общества она возникает? Приведите примеры.

В чем отличие литературных языков древности от современных литературных языков?

В чем причина использования некоторыми странами Африки в качестве официальных языков бывших метрополий?

9. Языковые контакты

В процессе своего исторического развития человеческие языки постоянно вступали и продолжают вступать в определенные контакты друг с другом. Языковым контактом называется взаимодействие двух и более языков, оказывающее какое-либо влияние на структуру и словарь одного или многих из них.

<31> Самым простым случаем языкового контакта является заимствование слова из одного языка в другой. Как правило, заимствование слова связано с заимствованием предмета или понятия, обозначаемого этим словом. Такие заимствования называются некоторыми лингвистами заимствованиями по необходимости. Примерами таких заимствований могут служить слова «парашют» (фр. parachute), «радиус» (лат. radius), хот-дог (англ. hot - dog) и мн. др.

В ряде случаев заимствование связано с более высоким уровнем престижности языка «дающего» по сравнению с языком «принимающим». Примерами таких заимствований могут служить многочисленные церковнославянизмы в русском языке: «враг» (исконнорусское – «ворог»), «мрак» (исконнорусское – «морок»), «нужда» (исконнорусское – «нужа») и др. Иногда появление заимствований связано с необходимостью описания быта и культуры других стран и народов. Такие заимствования называются экзотизмами. К ним относятся такие слова, как «юрта», «гуайява», «гуру», «микадо», «томогавк», «ковбой» и др. Для английского языка экзотизмами являются такие слова, как samovar , kolkhoz .

Заимствованные слова, как правило, приспосабливаются к системе заимствующего языка и зачастую настолько им усваиваются, что их иноязычное происхождение может быть выявлено только в результате специального научного исследования. Таковы, например, старые заимствования из тюркских языков: «балаган», «карандаш», «башлык».

Впрочем, некоторые заимствования могут сохранять отдельные черты своей «иностранности» достаточно долго. Так, например, слова «пальто» и «кофе», пришедшие в русский язык еще в XVIII веке, до сих пор не обрели способность изменяться по падежам. Существуют и иные, не столь «бросающиеся в глаза», признаки, по которым можно определить иноязычное происхождение слова. Так, в русском языке заимствованными являются все слова, начинающиеся на букву «а», все слова, имеющие в своём составе буквы «э» (кроме местоимения «этот, эта, это») и «ф», все слова, оканчивающиеся на –аж (гараж, монтаж, экипаж) и мн. др.; в английском заимствованными являются все слова, в которых буквосочетание ch читается как [ k ]: chemistry , Christianity , character и <32> др. Некоторые заимствования из латыни до сих пор сохраняют в английском языке латинские грамматические окончания. Так, например, существительное stadium – “стадион” образует множественное число не при помощи окончания - s , как у абсолютного большинства английских слов, но с помощью латинского окончания среднего рода «-а» - stadia .

В ряде случаев слово, переходя из языка в язык, изменяет своё значение. Так, например, существительное radius в латыни имело значение «луч», а в русском языке употребляется в как геометрический термин: «прямая линия, соединяющая центр с одной из точек окружности». В русском языке в процессе заимствования произошла терминологизация этого слова.

Как правило, заимствуются только слова знаменательных частей речи (существительное, прилагательные, глаголы), однако в некоторых (достаточно редких) случаях могут быть заимствованы и служебные слова. Так, например, казахский союз «егер» (если) заимствован из персидского языка .

Другим случаем языкового контакта является калькирование. Калькированием называется образование нового сложного слова в результате поморфемного перевода иноязычного сложного слова. Сложное слово, образовавшееся в результате калькирования, называется калькой. Примером кальки может служить русское слово «сознание», которое появилось в результате поморфемного перевода латинского сonscientia (con – “ co ”, scientia – “знание”). Наряду с кальками существуют и так называемые полукальки. Полукалькой называется сложное слово, одна часть которого переведена с иностранного языка, а другая оставлена без перевода. Примером полукальки может служить научный термин «антитело», образованный в результате освоения русским языком французского anticorps . Компонент corps переведён здесь русским «тело», а компонент anti оставлен без перевода.

Заимствование и калькирование – достаточно распространенное явление в языках, Однако, они имеют отношение лишь к внешней стороне языка, не затрагивая его внутренней структуры. Гораздо более интересные процессы происходят в случае <33> смешения языков или поглощения одного языка другим. Чтобы рассмотреть эти процессы, обратимся к истории английского языка.

Предки нынешних англичан – племена англов, саксов и ютов в V - VI веках переселились с континента на территорию нынешней Англии, которую тогда населяли кельты – предки современных валлийцев. Поработив кельтское население (свободными остались только жители Уэльса), они вскоре ассимилировали их и в языковом отношении. Однако, при этом язык пришельцев также усвоил некоторые черты языка побежденных кельтов. Черты языка ассимилированного коренного населения в языке пришельцев-победителей называются субстратом.

В 1066 году Англия завоевывается герцогом нормандским Вильгельмом. С этого момента официальным языком Английского королевства, а также языком дворца и знати становится французский язык. Английский язык продолжает употребляться лишь как язык простого народа. Примерно к XIV веку французский язык выходит из употребления на территории Англии, однако за длительный период двуязычия английский язык успел перенять очень много черт французского. Черты языка пришельцев, оставшиеся в языке ассимилировавшего их коренного населения, называются суперстратом.

Начиная с раннего средневековья и, примерно, до середины XVIII века основным языком науки в Европе, а следовательно, и в Англии, оставался латинский. Латинский преподавался как обязательный предмет в школах, на латыни читались лекции в университетах, велось богослужение в католических храмах, создавались литературные произведения, и, конечно же, латинский язык оказал на английский громадное влияние. Однако, это влияние в корне отличается от процессов, связанных с образованием субстрата или суперстрата. В процессе образования субстрата или суперстрата происходит поглощение одного языка другим. Здесь же оба взаимодействующих языка сохраняют свое независимое существование. Черты, появившиеся в языке в результате влияния на него со стороны другого языка в условиях их длительного существования, называются адстратом.

<34> Субстратные, суперстратные и адстратные явления наблюдаются также и в истории французского языка. История французского языка начинается в 58 г. до н.э., когда римское войско под командованием Юлия Цезаря вторглось в Галлию, страну, населённую множеством родственных кельтских племён, говоривших на различных диалектах галльского языка. К пятидесятому году до нашей эры Галлия была окончательно завоёвана и включена в состав Римской Империи. Местный язык постепенно начинает вытесняться латинским и окончательно выходит из употребления к концу пятого века нашей эры. Однако, после ассимиляции местного кельтского населения римлянами, в галльском диалекте латинского языка остался целый ряд черт и явлений, доставшихся ему «в наследство» от вымершего галльского – галльский субстрат.

Некоторое время спустя после распада Римской Империи в Галлию вторгается воинственное германское племя франков, и с этого времени страна получает своё современное название – Франция. Германские завоеватели хотя и составляли правящий класс Франкского Королевства, были достаточно немногочисленны и постепенно ассимилировались местным населением. Франкский язык постепенно вышел из употребления, однако, в формирующемся на базе галльского диалекта латыни французском языке, осталось довольно большое количество германизмов на всех языковых уровнях – германский суперстрат. Кроме того, французский язык, как и другие языки Европы, подвергся сильному воздействию со стороны средневековой книжной латыни, в результате чего в нём сформировался заметный латинский адстрат.

В истории английского и французского языков мы сталкиваемся с ситуацией, когда адстратные явления порождаются воздействием со стороны мертвого книжно-письменного языка. Однако, гораздо чаще адстрат формируется в результате взаимодействия двух или нескольких живых языков в дву- или многоязычной среде. Так, например, мы наблюдаем польский адстрат в белорусском языке, немецкий адстрат в лужицких языках, французский адстрат в бретонском, русский адстрат в языках бывшего СССР.

<35> Адстратные отношения между языками могут приводить к образованию языковых союзов. Языковым союзом называется группа близких по структуре языков, близость которых является не следствием их общего происхождения от одного языка-предка, но появилась позднее в результате разнообразных и многочисленных языковых контактов. Классическим примером языкового союза, часто упоминаемым в лингвистической литературе, является балканский языковой союз. В него входят болгарский, македонский, сербскохорватский, румынский, молдавский и новогреческий языки. Другим языковым союзом, хорошо изученным в отечественном языкознании, является поволжский (волго-камский) языковой союз, включающий в себя марийский, удмуртский, бесермянский, татарский, башкирский и чувашский языки.

В качестве языкового союза можно рассматривать языки народов бывшего СССР. Длительное сосуществование этих языков в рамках одного многонационального государства, а также колоссальное давление на них со стороны русского языка привели к появлению в них общих черт на всех уровнях их языковой системы. Так, например, в удмурдском языке под влиянием русского появились звуки [ф], [х], [ц] ранее в нем отсутствовавшие, в коми-пермяцком многие прилагательные стали оформляться суффиксом «-овoй» (русс. –овый, -овая, -овое), а в тувинском сформировались новые, не существовавшие ранее типы сложноподчиненных предложений.

Особенно сильным оказалось влияние русского языка на лексическом уровне. Почти вся общественно-политическая и научная терминология в языках народов бывшего СССР заимствована из русского языка или сформировалась под сильным его влиянием. Исключение в этом плане составляют лишь языки народов Прибалтики - литовский, латышский, эстонский. В этих языках соответствующие терминологические системы сформировались во многом ещё до вхождения Литвы, Латвии, Эстонии в состав СССР.

Необходимо отметить, что единое многонациональное государство вовсе не является необходимым условием для формирования языкового союза. Языковой союз может возникнуть в любом многонациональном сообществе, где значительная часть населения дву- или многоязычна.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

Что такое языковой контакт?

Какие типы заимствований вам известны?

Выберите из следующего списка слов слова иноязычного происхождения:

рубаха, кафтан, этаж, колесница, туземец, этика, облако, кенгуру, аист, воротник, арбуз, армия.

Что такое экзотизмы?

Выберите экзотизмы из следующего списка заимствований:

какао, баобаб, вигвам, миксер, хот-дог, курага, жабо, кумыс, менеджмент, мачете, маркетинг, кульман, табу, самурай, самса.

Что такое калькирование? Что такое калька? Что такое полукалька? Приведите самостоятельные примеры калек и полукалек.

Что такое субстрат?

Бежать jacio, _re - бросать (не путать с jaceo, ere лежать) conspicio, _re - обозревать. Упражнение 3 Общие сведения о латинском существительном Латинское имя существительное характеризуется с помощью следующих понятий: genus - род (не путать с genus - залогом глагола): o mascul+num - мужской (обозначается буквой m) o femin+num - женский (обозначается буквой f) o neutrum ...

Операций: а)3Х2У2-2ХУ2-7Х2У-4У2+15ХУ+2Х2-3Х+10У+6 б)1-2Х+3Х2-4Х3 в)1+2Х+3Х2+4Х3 г)2Х4-3Х2+4Х2-5Х+6 Операторы перехода Операторы условного перехода реализуют на языке программирования алгоритмическую конструкцию ветвления. Ветвление - это такая форма организации действий, при которой выполнение или иного действия зависит от выполнения или невыполнение некоторого...