Фанфик атос. Обзор ситуации в зоне АТО: снайперская война, редкие стычки и полеты разведчиков

Что ж, друзья, мне пора, - Портос поднялся из-за стола, за которым он вместе с Атосом и Арамисом провел несколько последних часов.
- Неужели вам уже нужно во дворец? – Арамис слегка нахмурился. – Не могу ни отметить, что крайне неудачное время было выбрано господином де Тревилем для изменения распорядка караульной службы. Ведь из-за этого нам всем так спешно пришлось менять свои планы на несколько дней вперед. И в который раз мы попусту теряем время в этом трактире, единственное преимущество которого состоит в понятливости его хозяина, что предоставляет нам отдельное помещение без лишних уговоров.
- Вы говорите это каждый день, Арамис, - Портос огляделся в поисках своей шляпы, которую Атос некоторое время назад сбросил со стола, потому что она мешала ему увидеть, сколько бутылок бургундского вина у него еще осталось. Портос и Арамис же по-братски разделили единственную бутылку шампанского еще в самом начале позднего ужина, который постепенно превращался в ранний завтрак. – Но вам ли не знать, что пока гвардейцы господина Дэзэссара, которых вывели за пределы города, не вернутся, их караульные посты передали нам.
- Надеюсь, скоро это все закончится, - Арамис недовольно отложил книгу, которую держал в руке, - я разучился нормально отдыхать и устал от того, что мне невозможно вести более привычный образ жизни.
- Скажите еще, что вам недостает времени на ваши богословские занятия и чтение Святого Писания, - громко расхохотался Портос, не обращая внимания на то, каким взглядом его одарил друг. Потом надел шляпу, найденную на полу неподалеку от окна, поправил перевязь и обернулся к Атосу, от которого уже больше часа друзья не слышали ни одного слова. – Вы по-прежнему хотите, чтобы именно я был вашим секундантом?
- Да, - Атос взял в руки пустую бутылку и бросил ее в угол, где покоились осколки бутылок, выпитых мушкетером за ночь.
- Вы так уверены, что этот трус захочет встретиться с вами? - Арамис покачал головой. – Да он больше никогда в жизни не посмеет пройти по той же дороге, что и вы, Атос, не говоря уже о личной встрече. Тем более в присутствии секундантов. И вы знаете это лучше нас.
- Атос, если все же этот выскочка решится на дуэль, пришлите Гримо. А сейчас мне действительно нужно как можно быстрее явиться в роту. До встречи завтра.
Портос вышел из комнаты, как всегда громко хлопнув на прощание дверью.
- До встречи, - повторил Арамис и поморщился. Все же шампанское никогда не являлось его любимым напитком, и он искренне не понимал, как может тот же Портос пить его в течение всего вечера, а утром выглядеть так, словно никогда в жизни не пил ничего, кроме воды.
- Вы чем-то недовольны, Арамис? Или чем-то обеспокоены?
Арамис отвлекся от своих мыслей и взглянул на Атоса.
- Почему вы так решили?
- Сегодня ночью вы необычайно молчаливы. Вы никогда не отличались многословием, но мне как-то странно было выслушивать только речи Портоса. Порой я был готов забыть о том, что вы находитесь где-то рядом.
- Я тоже умею молчать, - Арамис пожал плечами. - Не думаю, что вы считаете подобное недостатком.
- И вы правы, - Атос допил одним глотком бургундское, что оставалось в его бокале. Арамис давно сбился со счета, сколько на этот раз выпил его друг. – Умение молчать – это редкое качество, которое присуще далеко не всем. Не желаете ли вина? – мушкетер отбил горлышко у предпоследней бутылки и отсалютовал ею Арамису.
- Нет, - молодой человек покачал головой. – Не думаю, что это то, чего я хочу.
- А чего вы хотите, Арамис? – Атос вдруг так внимательно взглянул на приятеля, что Арамис почувствовал себя неуютно. Никто не подозревал, но иногда он не знал, что ответить. Нет, для любого другого человека Арамис всегда мог найти нужные слова, часто не скрывающие, а наоборот, подчеркивающие его язвительность и злую ироничность. Ведь несмотря на свое прошлое, Арамису ничего не стоило унизить человека одной фразой, а порой достаточно было только одного слова. И если изначально в роте и, особенно за ее пределами, считали, что он является легкой мишенью для острот любого рода, то очень скоро мнение изменилось. А после нескольких поединков, в которых противники Арамиса редко выживали, затрагивать его решались не многие.
Но Атос… Этого человека Арамис знал уже несколько лет, но до сих пор он оставался для него непостижимым. Бывший семинарист некоторое время даже от самого себя пытался скрыть, что именно встреча с Атосом решила всю его дальнейшую судьбу и привела в роту мушкетеров. Сколько же причин своего поступка он сумел тогда себе придумать, пытаясь позабыть о настоящей.
Он никогда раньше не мог себе и представить, что так легко будет убивать, не испытывая никаких угрызений совести, что все прежние догмы останутся в прошлом очень быстро, что он сумеет настолько связать собственную жизнь с друзьями. Его единственными друзьями, которые понимали его без слов и принимали, не раздумывая о характере, его недостатках и достоинствах. Как же быстро он привык к Портосу, тщеславному, но при этом удивительно простодушному человеку, который никогда не откажет в помощи и всегда поддержит в трудную минуту, хотя ему самому нередко приходилось нелегко. Ведь именно Портос помог ему тогда, когда жизнь вдруг изменилась настолько, что неизвестно было, что делать дальше.
И Атос. С ним, даже после стольких лет знакомства, Арамис боялся оставаться наедине. Ведь в такие моменты негде спрятаться от его взгляда. Иногда Арамису казалось, что Атос с легкостью читает его мысли. Как сейчас. Да, Атос опять выпил столько, что странно было видеть его способным размышлять и делать выводы. Но Арамис постоянно убеждался, что его друг даже в таком состоянии оставался потрясающе проницательным. Иногда мушкетер мог поклясться, что все его желания понятны другу больше, чем ему самому. И самое главное, Арамис одновременно страшился и хотел узнать, что же на самом деле думает Атос.
Ведь когда они остаются наедине, то появляются желания, о которых Арамис не мог вспоминать без дрожи. Атос настолько сильно манил его к себе, что становилось страшно. Арамис никогда не видел никого красивее. И никого опаснее. Невероятное спокойствие Атоса в самые трудные моменты внушало страх не только врагам, но и тем, кто невольно оказывался в это время рядом. После последнего поединка, где Атос хладнокровно убил оскорбившего его гвардейца, Арамису захотелось дотронуться до друга. Ведь невозможно было поверить, что у этого человека, ценящего жизнь не дороже погнутой медной монеты и всегда готового убить за недовольный взгляд в его сторону и не вовремя сказанное слово, под кожей струится такая же кровь как у других. Что бледная кожа тоже может быть теплой, а руки умеют ласкать, а не только держать шпагу и убивать.
Желание подойти к Атосу ближе, дотронуться до его кожи, услышать, как бьется его сердце, вдруг настолько охватило Арамиса, что он с трудом заставил себя остаться на месте и с каким-то суеверным страхом потянулся к кресту. Уже в который раз.
- Вы сегодня действительно не похожи на себя, - Атос, слегка покачиваясь, встал, дошел до окна и распахнул его. Арамис поймал себя на мысли, что холодный свежий воздух лишь заставил его закашляться, вместо того, чтобы привести его тело в порядок. – Ступайте спать, Арамис, - голос Атоса как всегда звучал абсолютно спокойно. - Вам нужно отдохнуть. И хотя давать советы самая бесполезная вещь на свете, я все же советую вам разобраться, чего вы желаете на самом деле. Ведь иначе однажды вы разуверитесь в собственных силах, а я не хочу, чтобы с вами произошло подобное. – Атос обернулся. – Идите, Арамис. И до встречи завтра.

Дверь отсыревшей насквозь камеры захлопнулась с негромким скрипом. Внутри все были равны - неважно, мушкетер ли ты или обычный преступник.

Арамис горько усмехнулся. Кажется, только что он приравнял эти два понятия, и ему не было за это оправдания.

В висках у него бешено стучало, и пол тюремного помещения то и дело грозился уйти из-под ног, так что юноше пришлось спешно опуститься на стоявшую в углу скамью. Откинувшись назад, он прислонился затылком к холодной стене и попытался привести мысли в порядок, но они, словно дразнясь, ускользали, перескакивали с одного на другое, не давая сосредоточиться.

Скосив глаза, мушкетер заметил, что рукав его костюма насквозь пропитался кровью, которая никак не желала останавливаться. Он хотел было пошевелить раненой рукой, но пальцы онемели, а сознание клонило в сон, и, закрыв глаза, он во второй раз за день поддался обстоятельствам.

Я хочу его видеть!

Этот резкий окрик заставил Арамиса вскинуть упавшую было на грудь голову и отчаянно поморгать в тщетной попытке разогнать пелену перед глазами. Он понятия не имел, сколько времени прошло, но, видимо, достаточно, чтобы Атоса успели оповестить о случившемся - ведь звучавший голос, без сомнения, принадлежал именно ему.

Засов с грохотом отворился, и в камеру вошел его товарищ. Одного взгляда на его побледневшее от злости лицо и едва заметно раздувающиеся ноздри было достаточно, чтобы понять, что он находился в состоянии крайней рассерженности - ведь кто-кто, а старший мушкетер редко позволял себе так открыто выражать эмоции.

Атос… - вырвалось у Арамиса прежде, чем он успел проглотить этот жалкий стон, до нелепости полный надежды и раскаяния.

Тот прошелся из угла в угол, явно не стремясь приближаться к молодому человеку.

Знаете, я до последнего отказывался верить, что это вы устроили ту стычку. Но сейчас я по вашим глазам вижу, что все это правда.

Арамис нервно перевел дыхание, убирая со лба прилипшие волосы. Атос продолжал.

Я не узнаю вас, Арамис. Неужели все мои подозрения были оправданы? Выходит, вы не случайно вели себя так странно в последнее время? Выходит, вы… нет, я не хочу верить, что вы предатель.

Страшное слово повисло в воздухе.

Сидевший юноша тряхнул головой. Его поступок можно было назвать чем угодно - беспечностью, самонадеянностью, глупостью, но предательством?

Что вы имеете в виду? - пробормотал он в ответ сиплым голосом.

Атос глубоко вздохнул и, наконец, повернулся к нему лицом.

Вы ведь знаете, кто был вашим противником, не так ли? - устало спросил он.

Арамис отрицательно покачал головой, не решаясь поднять взгляда.

О, бросьте. Ну что ж, я скажу: это был личный советник короля, который как раз направлялся к нему по служебным делам.

Этого не может быть, - онемевшими губами пролепетал его собеседник, совершенно раздавленный, пораженный. Невозможно, этот человек просто не мог быть им. Что он делал, в таком случае, совершенно один, зачем провоцировал драку? Арамис готов был ответить за свой проступок, но он не позволит себя очернить. - Это обманщик, Атос. Неужели вы поверили в это? ..

Довольно, - жестом остановил его тот. - Я поверил, потому что его личность подтвердили несколько высокопоставленных лиц. Сомнений быть не может.

Арамис уронил лицо в ладони. Все происходящее казалось дурным сном. Предплечье снова пронзило болью, и он едва слышно застонал, не в силах справиться с усталостью.

Пальцы Атоса легли на его разгоряченный лоб.

Что с вами, Арамис, вы ранены? - торопливо спросил он, и в его голосе на мгновение промелькнула такая знакомая теплота и забота.

Царапина, - выдохнул юноша, пытаясь сфокусироваться на чем-то, кроме этих нежных пальцев, но Атос склонился над ним так близко, что темные пряди его волос щекотали лицо, и Арамис потянулся вперед, прикусывая дрожащие губы, чтобы не впиться ими ненароком в рот старшего мужчины. Атос все не спешил прерывать контакт, и молодому человеку на какой-то момент показалось, что тот сейчас поцелует его сам, но виной этому впечатлению наверняка была лихорадка.

Когда старший мушкетер вновь заговорил, его голос слегка прерывался:

Конечно, я постараюсь помочь вам… в память о дружбе…

Арамис отстранился. Вот, значит, как. В память . О дружбе .

Что я могу для вас сделать?

Бывший аббат тяжело вздохнул. Как он хотел бы ответить что-то вроде «не оставляйте меня здесь» или «да поцелуйте же меня, черт возьми», или «постарайтесь держать себя в руках после того, как я признаюсь вам в любви». В конце концов, ему больше никогда не представится такого шанса.

Но он произнес первый пустяк, пришедший ему в голову:

Зайдите к моему другу, Аделарду Голлю, и скажите, что я уже не смогу его навестить в ближайшее время.

Эта история рассказана и пересказана тысячи раз. По ней снято множество фильмов, спето море песен и всё равно, эта история не меркнет и не забывается. Позвольте же, любезный читатель, и мне ещё раз затронуть это повествование и попробовать составить жизнеописание пары, которая не занимает в романе главной роли, но, бесспорно, является самой загадочной и противоречивой. Как известно из романа и часто встречается в пересказах и постановках, жена графа де Ла Фер была заклеймена. Муж, когда узнал об этом, повесил её на дереве, а сам скрылся под мушкетёрским плащом и именем Атоса. Его жена выжила, стала служить кардиналу, совершила на этой службе массу гнусных преступлений и была казнена палачом, нанятым супругом. Вы скажете, что так всё и было, история Вам знакома и ничего нового в ней нет и быть не может? Если Вы действительно так считаете, то голос автора для Вас робко умолкнет, и повествование оборвётся, так толком и не начавшись. Но если судьба супругов де Ла Фер Вам небезразлична и Вы не привыкли принимать на веру то, что пишут романисты, ознакомьтесь с этим текстом. Всё написанное в нём если и не является истиной с первого до последнего слова, то уж точно не менее достоверно, чем изложенное в других трудах всеми уважаемых авторов. Итак, вперёд, навстречу приключениям!

Анна. Я всегда считала, что мне крупно повезло в жизни. У меня была любящая мама, заботливый брат. Пусть мы жили не очень богато, скорее даже, бедно, в нашем доме не было никаких излишеств, но зато всегда звенели весёлые голоса и звучали песни. Мне казалось, что так будет всегда. На веки вечные. Но... у жизни были свои планы, и она не замедлила внести жёсткие коррективы в моё тихое и размеренное существование. Всё началось со смерти мамы. Зимним вечером, когда от завываний метели пробирал мороз даже в тёплом доме, сосед торопливым стуком вызвал Анри на улицу. Когда брат вернулся, я посмотрела ему в глаза и поняла, что случилось самое страшное. Мама замёрзла, сбившись с пути и не дойдя до дома каких-то ста шагов. Мы остались одни. Наш благородный сосед, месье Верлен, помог Анри стать священником. Я тоже воспитывалась в монастыре, а куда ещё податься бедной сироте? Шли годы. Мне казалось, что всё наладилось, но тут на наши головы свалилась очередная беда. Я стала очень привлекательной девушкой (потом меня часто будут называть даже красавицей, но я редко верю комплиментам). За мной стали ухаживать, но я держала себя строго. И тогда, разозлённый моей неприступностью, один негодяй, считающий, что титул и богатство дают ему неограниченную власть и абсолютную безнаказанность устроил на меня настоящую охоту. Он преследовал меня так рьяно, что я уже боялась выйти из дома. Я уже совсем отчаялась, когда добрый ангел нашей семьи, месье Верлен, посоветовал моему брату приход в местечке Берри. Поздно ночью, под проливным дождём, прихватив только самое необходимое, мы бежали из родного города, чтобы начать новую жизнь. Я поклялась, что больше ни одному мужчине не позволю превратить мою жизнь в ад. Я буду гордой, холодной и неприступной. А сегодня броня моей клятвы дала трещину. Я сидела в кресле, держа в руках книгу, а казалось, что по-прежнему касаюсь руки Антуана. Взгляд мой скользил по страницам книги, а видела я его тёплые тёмно-карие глаза. Анри что-то говорил мне, но слышала я голос Антуана. Такой глубокий, уверенный, привыкший повелевать. Интересно, увижу ли я его снова? Это было бы просто чудесно!

Анна! - раздражённо окликнул меня Анри.

Я встрепенулась и вскинула глаза на брата.

Хватить грезить об этом брюнете! - недовольно произнёс брат. - По-моему, это просто избалованный самоуверенный мальчишка, а тебе не хуже меня известно, что от таких, как он, добра ждать не приходится!

Анри, мы совсем не знаем этого человека, - неожиданно даже для себя самой возразила я, - а тебе, как лицу духовному, стыдно быть таким предвзятым!

Анна, - Анри подошёл поближе и взял меня за руки. - Я за тебя волнуюсь. Ты доверчива и ранима, вдобавок ко всему очень красива. Тебе нужно быть очень осторожной.

Я устала прятаться! - Я вскочила с кресла и гневно посмотрела на брата. - Ну сколько можно?! Всегда бояться, что тебя обидят, всегда убегать! Я молодая девушка! Я хочу танцевать, петь, музицировать, хочу любить и быть любимой!

Я резко оттолкнула Анри и выбежала на улицу. Колючий комок стоял в горле, слёзы текли по щекам.

С братом поссорились? - прозвучал рядом со мной голос Антуана. - Надеюсь, не из-за меня?

Я медленно повернулась, чувствуя, что мои ноги перестают мне повиноваться. Карие глаза смотрели приветливо и чуточку встревожено. Пауза между нами определённо затягивалась, хотя для меня она была наполнена грохотом моего сердца.

Месье Антуан? - прошептала я, чтобы хоть что-то произнести и разрушить окутавший нас кокон тишины. - Что Вы здесь делаете?

Захотелось ещё раз Вас увидеть. - Антуан улыбнулся и, словно почувствовав неуверенность, взъерошил волосы. - Если Вы не против, разумеется!

Я отрицательно покачала головой и кивнула. Странно, но в присутствии этого человека я забываю всё, чему меня научили в монастыре, и чему меня успела научить жизнь. Я просто ВСЁ забываю.

Хотите прогуляемся? - Антуан снова (уже второй раз за день!) протянул мне руку. - У нас в Берри чудесные места!

Я машинально протянула ему свою руку. Он чуть сжал мои похолодевшие пальцы. Странно, мне показалось, или его рука немного дрожит? Пытаясь понять, что чувствует мой спутник, я подняла на него глаза. Ой, зря. Поймав на себе его внимательный взгляд, я залилась краской до самой шеи и поспешно выдернула руку.

Я буквально взлетела на крыльцо и отчаянно потянула на себя дверь. Тяжёлая дверь и не думала поддаваться.

Позвольте, я помогу, - мягко произнёс Антуан и легко открыл дверь.

От себя. Мда, Анри прав. Общение с этим человеком плохо сказывается на моём соображении. Низко опустив голову, чтобы скрыть пылающие от смущения щёки, я проскользнула внутрь.

До встречи! - долетело до меня перед тем, как дверь закрылась.

Анри видел, в каком смятенном виде я вернулась с улицы, но благоразумно промолчал. Обожаю своего брата. Особенно в такие минуты.

Антуан. Жизнь в нашем фамильном замке была спланирована задолго до моего появления на свет. Приёмы просителей в строго отведённые дни, балы точно по расписанию и обеды по распорядку. Моя жизнь тоже должна была подчиняться строгому этикету, но на самом деле его жёсткие рамки я ощущал только в присутствии гостей. В обычные дни я занимался тем, что мне интересно и мало чем отличался от других мальчишек, юношей и молодых мужчин наших земель. Когда я был мальчишкой, отец ещё пытался на чём-то настаивать, чего-то требовать от единственного наследника старинного графского рода. Тогда меня защищала мама. Она всегда говорила, что хорошее содержание с лихвой компенсирует недостаточно благородную огранку. И, гонясь за внешним совершенством, никогда нельзя забывать о внутреннем превосходстве. Благородными не рождаются, ими становятся. Это я усвоил твёрдо с детских лет. Два года назад мамы не стало. Она отправилась в Испанию навестить родню, но корабль попал в шторм. Один чудом уцелевший пассажир передал отцу медальон, с которым мама никогда не расставалась и который просила передать нам. С того дня, когда месье Бернар принёс в замок известие о гибели мамы, в нашем доме поселилось горе. Отец заперся у себя и никого не хотел видеть, кроме меня. Я тоже не горел желанием развлекаться и веселиться. Но всему, даже самой безутешной скорби, приходит конец. Постепенно боль утраты утихла, и в нашем замке снова пробудилась жизнь. В наших с отцом комнатах навсегда обосновались ростовые портреты мамы, в первый день весны (мамин День Рождения) мы оба посещали фамильный склеп и возлагали на розовую мраморную плиту мамины любимые цветы, а в день свадьбы отец запирался у себя один на целый день. Но мы выстояли и продолжали жить. Даже умерев, мама не оставляла нас своими заботами. Отец позволил мне абсолютно всё (стань я разбойником и головорезом, наверное, и это бы принял) потому, что так было бы приятно маме. И именно потому, что я ежесекундно помнил и чтил её память, я никогда не совершал ничего предосудительного. Мне было абсолютно наплевать, что обо мне скажут и подумают все, кроме отца, но короткой фразы: "Мама бы это не одобрила" хватало, чтобы разом вернуть мне рассудительность и осмотрительность. Мы по-прежнему жили втроём. Двое в замке и одна в памяти. Ах, да! Месье Бернар, последний, кто видел маму, тоже остался в нашем замке. Отец не нашёл в себе сил отпустить человека, последним видевшего и слышавшего его незабвенную Луизу. Жаль, месье Бернар мне не нравился. Я испытывал к нему странное отвращение и чувство гадливости. Словно к змее или крысе, из прихоти оставленной в доме. Месье Бернар отцу на меня никогда не жаловался, со мной не спорил и в мои дела не вмешивался, вообще, вёл себя очень благородно и корректно, но.... Сердцу не прикажешь. Может быть, во мне взыграла сыновья ревность? А может, графская спесь? Одним словом, отношения с месье Бернаром у нас были чисто светские, а если честно, просто никакие. В этот тёплый осенний день в церкви я встретил девушку, которая начисто вымела у меня из головы все мысли и воспоминания. Всю службу я просто стоял и смотрел на неё (понятно, что её брату священнику это не понравилось). А потом мне посчастливилось взять девушку за руку! И ещё узнать, кто она такая и где живёт! Жизнь прекрасна, я влюблён! Стоит ли говорить, что отцу хватило одного взгляда на меня, чтобы понять всё, что со мной происходит.

Автор: Маria20092
Бета/Гамма: Lisjonok
Пейринг: Атос/Арамис
Рейтинг: NC-17
Тип: Slash
Жанр: Drama, Romance
Размер: Мини
Отказ: На лавры Дюма не претендую.
Заявка: "Атос/Арамис перед дуэлью с Д"артаньяном. Хотелось бы разговоров и не только:-)"
Предупреждения: В заявке не было указано, какая именно дуэль: то ли подле монастыря Дешо, описываемая в "Трех мушкетерах", то ли заказчиком имелась ввиду дуэль на Королевской площади, отправляющая читателей на страницы романа "Двадцать лет спустя". Поэтому автор действует по своему усмотрению.

В первом часу после полуночи из ворот замка Шенонсо выехали два всадника, закутанные в темные плащи. Непроглядная темнота не позволяла видеть их лиц, только в тусклом и неровном свете, льющимся из окон замка, можно было, по гордому развороту плеч, величественной осанке и поблескивающих драгоценными камнями шпагах, догадаться о высокородном происхождении путников. Неспешным шагом, выехав из ворот замка, они повернули на дорогу к Парижу, рассчитывая на рассвете остановиться в гостинице и отдохнуть.
Что же заставило двух благородных дворян пуститься в путь в столь ранее время? В тот беспокойный век правила Анна Австрийская, и ее любовник, кардинал Мазарини, методично разворовывал казну. В беспокойном Париже росло недовольство, набирала силу Фронда. В тот вечер случилась сильнейшая неприятность для французской короны - из Венсенской тюрьмы сбежал бывший любовник королевы, опаснейший заговорщик и предводитель фрондеров - герцог Франсуа де Бофор, заключенный в замок по приказу Анны Австрийской после покушения на кардинала Франции. "Заговор Высокомерных", как прозвали это событие историки, не удался, и бывший любовник королевы был заключен в Венсенский замок. Отсидев пять лет, летом 1648 года герцогу удалось бежать в замок Шенонсо, который принадлежал Анне Женевьеве де Бурбон-Конде, герцогине де Лонгвиль, сестре Великого Конде, и нынешней любовнице любвеобильного Бофора.
Два путника выехавшие из злополучного Шенонсо, несомненно, принадлежали к сподвижникам беглого герцога. Их имена, шевалье д"Эрбле и граф де Ла Фер, не остались в исторических хрониках, но стали довольно известны в кругах заговорщиков своей беспримерной храбростью и неоценимой помощью в подготовке побега опального герцога. Их путь вел в Париж, где в десять часов вечера начинающегося дня на Королевской площади у них была назначена встреча. В те опасные времена мятежных господ в Париж манили дела нового заговора, военная компания или любовное свидание. Но заговоры больше не предвиделись, дуэли были запрещены, а любовницы у одного из них вообще не было, высокородный граф сильно недолюбливал женский пол, а любовница другого осталась с герцогиней де Лонгвиль, приходясь ей близкой подругой.
Но наших благородных дворян в Париж вела совсем другая цель. Назначенная встреча с двумя близкими друзьями будоражила мысли и чувства, подгоняя двух путников вперед через темный лес. Двое их близких друзей д"Артаньян и дю Валлон, состоявшие не службе Мазарини, были задействованы в погоне за беглецом. Судьба столкнула их на Вандомской проезжей дороге, показав, насколько разошлись их пути за прошедшие двадцать лет.
Заговорщики ехали и молчали, погруженные в тягостные мысли. Слова д"Артаняна сказанные в ту роковую ночь "теперь ни в чем не будет у нас успеха", теперь казались мрачным пророчеством. И приближающаяся с каждым часом, не сулившая ничего хорошего тягостная встреча заставляла, поёживающихся от ночной прохлады путников, все ниже опускать капюшоны своих дорожных плащей. Ночная птица напугала всхрапнувшую лошадь. Очнувшись от мрачных мыслей, аббат д"Эрбле поднял голову и откинул капюшон.
- Светает, можно прибавить шагу коням, - тихонько обратился он к своему мрачному спутнику. Погруженный в свои думы граф коротко кивнул и пустил лошадь в галоп. Ночная темнота не располагала к быстрой езде, а до Парижа было еще довольно далеко, кроме того они рассчитывали остановиться отдохнуть утром в гостинице, а в полдень продолжить путь.
Спустя час занялся красноватый рассвет, окрасив красным цветом траву, деревья, и выехавших из лесу путников. Перед ними простиралось бескрайнее поле, которое они рассчитывали пересечь через несколько часов. Быстрый галоп не боящихся споткнуться в темноте лошадей не располагал к беседе, да и на душе у обоих было не спокойно. Оба дворянина прекрасно знали своих друзей. Они справедливо полагали, что, с щепетильным в вопросах чести д"Артаньяном и с честолюбивым Портосом, баронство которого вероятно зависело от проваленного предприятия, будет довольно трудный разговор. Атос все же надеялся, что двадцатилетняя дружба и природная доброта возьмет вверх, и они все же останутся друзьями. Более мрачный Арамис полагал, что нанесенная обида возьмет вверх и им все же придется обнажить шпаги друг против друга.
Красный ветреный рассвет, окрасив все в кровавые цвета нагнетал мрачные мысли об обещанном свидании, насылал малодушное желание вообще не ходить на тяготившую встречу, очень не хотелось терять старых и верных друзей чья беспримерная отвага, незапятнанная честь и острая шпага не раз спасали жизнь. Д"Эрбле справедливо полагал, что благородный граф де Ла Фер не позволит обратить давнюю дружбу в кровавую войну, но все скорее зависит от щепетильного и горячего д"Артаньяна, чья обида еще не успела сойти. И все - таки, он надеялся, что новой драки не будет. Усталость от двух напряженных суток подготовки и самого побега давала о себе знать. Осанка уже утратила свою непринужденность, ныла поясница - возраст все-таки, хотелось уже сойти с седла, позавтракать и отправиться спать. Судя по показавшемуся из - за горизонта солнцу скоро должна показаться гостиница.
"Протоиерей Андрей" так гласило название постоялого двора, к которому они подъехали в шесть часов утра. Друзья спешились. Арамис пошел расседлывать лошадей, а Атос заказывать комнаты. Дверь в конюшню поддалась не сразу, оказалось, ее подпирал спавший с той стороны мальчишка-конюший. Почувствовавший открывающуюся дверь, слуга мгновенно проснулся и без лишних разговоров позволил провести лошадей в стойло. Арамис оставил лошадей на попечение мальчишки и ушел искать Атоса, который в этот момент договаривался с разбуженным и хмурым хозяином гостиницы. Им достался просторный двухкомнатный номер на втором этаже, из окна которого отлично просматривалась дорога. Атос уже распорядился разбудить кухарок, подать завтрак прямо в их номер и вскипятить воды. Хозяин гостиницы полноватый и добродушный, в общем-то, человек, правда, немного хмурый и недовольный ранним подъемом, сухо кивнул и сказал, что через две четверти часа завтрак будет подан. Пока друзья сбрасывали грязную верхнюю одежду, снимали шпаги, доставали из-за пояса пистолеты, вытаскивали из голенищ сапог острые кинжалы, служанки подали в двух тазах подогретую воду для омовения и наспех сервировали единственный маленький стол. Отбросив лишние церемонии, и вспомнив свою бытность в рядах королевских мушкетеров, Атос и Арамис наскоро ополоснулись, смыв с себя дорожную грязь, и набросились на холодную курицу, горячий омлет и недорогое анжуйское вино.
Утолив первый голод, друзья откинулись на спинки своих кресел и, отсалютовав полным бокалом вина, ласково улыбнулись друг другу.
- Милый друг, позвольте поблагодарить вас за помощь в столь деликатном деле. Без вашего стратегического таланта полководца и верного слуги мы бы вряд - ли завершили благополучно столь опасное дело, - Арамис опустошил свой бокал, - и я так счастлив что вы разделили со мной это милое приключение!
-Да что вы, Арамис, для меня честь помочь принцу крови, к тому же неплохая возможность размяться и вспомнить свои военные будни вместе с Вами, - Атос допил свое вино и поставил бокал на стол. - К тому же, я считаю, что так или иначе такой человек как герцог да Бофор вернет себе королевское расположение, и моя помощь в этом деле однажды может помочь Раулю.
- Вы ведь очень любите его, милый Атос, - хитрый Арамис все надеялся выведать тайну рождения молодого виконта.
Граф поднялся с кресла и подошел к окну.
- Он составляет мое счастье, и я сделаю все, что в моих силах для его благополучия. Как его опекун и отец.
Утреннее солнце, лучиком скользнув по оконной раме, высветило в черных волосах благородного Атоса белые ниточки седины и предательски выдало мелкие усталые морщинки вокруг глаз. Граф поднял руку и потер шею. Скорее всего, у него, так же как и у Арамиса, от усталости и непривычно-долгого пути ныли все мышцы. Но от этого его осанка не утратила своей величественности, плечи не потеряли свой гордый разворот, а походка не стала тяжелее. Охваченный лучами утреннего солнца, в простой белой рубашке с тончайшим кружевом на воротнике, он казался Арамису одним из сонма Архангелов сошедшего со страниц Священного Писания. Непреодолимо хотелось прикасаться к этому божеству, поклоняться и возносить молитвы. Аббат подумал, что, наверное, это от усталости в голову лезут подобные бредни. Голова после напряженных суток и плотного завтрака наотрез отказывалась соображать.
Арамис поднялся с кресла, подошел к Атосу, аккуратно отняв его руку от шеи, медленно, чуть прикасаясь губами, стал целовать тонкие и бледные пальцы. Перейдя на нежные аристократические ладони поцелуи стали более чувственными. Не прекращая ласк, аббат поднял глаза и посмотрел в лицо графа. Прекрасные ясные глаза внимательно наблюдали за его действиями, на бледном величавом лице появился легкий румянец, тонкие губы приоткрылись, пропуская слегка участившееся дыхание. Не найдя неодобрения своих действий, он продолжил поцелуи вверх по руке, лаская сильные узловатые мышцы прямо через гладкую ткань. Скользя губами по тончайшей рубашке, добрался до локтя, легонько прихватил зубами бледную кожу и стал, не спеша, подбираться к плечу, ощущая губами жесткие сильные мышцы.
- Решил вспомнить еще одну хорошую привычку, помимо опасных приключений и частых сражений? - легкая насмешка в величавом голосе, в котором появилась хрипотца.
Ответом послужил довольно чувствительный укус за широкое плечо. Атос резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы и опустил руки на талию соратника, вытаскивая из брюк рубашку, стягивая ее через голову и отбрасывая в сторону. Его потемневшие, лихорадочно блестевшие прекрасные глаза, не отрываясь, смотрели в лицо аббата. Длинные тонкие пальцы прошлись по тонкой шее, погладили аккуратные плечи, опустились на бледную кожу груди. По телу бывшего мушкетера прокатилась волна наслаждения, заставив затвердеть темные бусины сосков.
Арамис отстранился от ласковых пальцев, разулся и снял штаны, обнажив длинный и тонкий эрегированный член.
Атос подошел к кровати, разулся и снял рубашку, и замер, восхищенно разглядывая тонкую, почти хрупкую фигуру друга.
Заметив горящий взгляд, который, казалось, невидимыми прикосновениями скользил по груди, животу и останавливался на члене, аббат, осторожно переступая голыми ногами по прохладному деревянному полу, приблизился к старшему другу и замер, не в силах прикоснуться к совершенному телу. Граф поднял руки и большими пальцами приласкал напряженные соски, чередуя сильные надавливания на твердые горошины, с нежными, почти невесомыми поглаживаниями. Удовольствие резко прошило все тело Арамиса, и тонкие губы пропустили легкий стон.
Чуть улыбнувшись, Атос приблизил свое лицо к лицу друга и ласково потерся щекой о его щеку. Осторожно уложил его на кровать лицом вниз, сам уселся сверху на ноги. Аббат тут же обхватил руками подушку и спрятал в ней пылающее лицо, полностью доверяя старшему товарищу и покорно подставляя спину.
Небольшая коробочка ароматного крема для рук, находившаяся в кармане брюк, была немедленно вытащена. Граф расстегнул штаны и освободил из плена тесной одежды крупный багровый член. Тихонько щелкнула открытая крышка. Нанеся быстрыми движениями крем на изнывающий от желания член, он приставил его к входу в тело любовника и легонько толкнулся в него. Мышцы на спине Арамиса немедленно напряглись, теперь все его тело говорило о напряжении и боли, а он все так же лежал, уткнувшись лбом в подушку и сжимая ее крепко стиснутыми пальцами. Граф, не торопясь легонько поглаживал тонкую шею, напряженные плечи, уговаривая расслабиться, раскрыться и впустить его, осторожно увеличивая нажим. И в скором времени напряженные плечи под его руками стали медленно расслабляться, а тугое колечко мышц стало медленно пропускать его все глубже и глубже. Постепенно он вошел до конца и остановился, давая расслабиться и привыкнуть, в то время как тонкие пальцы продолжали ласкать все еще слегка напряженные плечи, поясницу, бедра, одновременно покрывая медленными чувственными поцелуями затылок лежащего под ним любовника. Убедившись, что напряжение полностью ушло, граф сделал аккуратный пробный толчок, и снова мгновенно напрягшееся тело, каждой своей клеточкой кричащее о боле и дискомфорте. И снова завораживающий танец восхитительных пальцев, и неспешные жаркие, почти обжигающие поцелуи на плечах и шее. И через некоторое время расслабленные мышцы, легкий толчок, и снова напрягшиеся мышцы, и легкие завораживающие ласки рук. И так, до тех пор, пока лежащее под ним тело любовника не прекратило взрываться обжигающей болью от каждого движения внутри. Надавил рукой на поясницу, заставив прогнуться, больше подаваясь на встречу, заставляя раскрыться полностью, для него, и глухо застонать в подушку от долгожданного нестерпимого удовольствия.
Проникновение перестало быть нежным и осторожным, превратившись в резкое, почти властное, каждый раз с силой задевающее восхитительную точку, дарящую острое наслаждение.
Прогнувшись в пояснице, Арамис помогал любовнику проникнуть глубже, встречая его толчки, член терся о покрывало, напрочь отключая сознание, оставляя дикое, почти животное желание получить больше, глубже, дальше, сильнее. Уже почти не сдерживаемые стоны вырывались из груди обоих любовников, рассказывая о сильнейшей степени возбуждения обоих. Острейшее наслаждение поднялось с глубин тела аббата, молнией пронзая его между бедер, дико мечась по каждой мышце, вырываясь из члена, пачкая покрывало. Он громко застонал, сильно сжимая мышцы, и чувствуя, как его наполняет горячая сперма любовника, который через несколько секунд резко опустился рядом с ним, расслабляясь. Поднявшись на локтях, аббат целует губы графа, нежно проникая языком в глубину его податливого рта, нежно поглаживая его язык, десны, зубы. Через минуту пришедший в себя граф возвращает поцелуй, и они оба мягко опускаются на кровать. Испачканное покрывало летит на пол, теплое одеяло мягко укутывает двух засыпающих в обнимку мужчин.
Граф де Ла Фер проснулся первым, часы показывали полдень. Пора было вставать и выезжать в Париж. Выпутавшись из сонных объятий шевалье д"Эрбле, граф оделся, привел себя в порядок, и спустился во двор, желая проверить, насколько отдохнули лошади. Отдав распоряжения насчет обеда, он вернулся в комнату, где застал проснувшегося и уже вполне одетого Арамиса. Проспав около шести часов, оба чувствовали себя бодрыми, прекрасно отдохнувшими и готовыми продолжать путь.
- Об обеде я уже распорядился, лошади тоже хорошо отдохнули, - граф своей легчайшей походкой прошел в комнату, и устроился на одном из кресел.
- Тогда выезжаем сразу после обеда, - согласился Арамис, застегивая последние пуговицы на камзоле, и одергивая его вниз.
- Следующая остановка, я думаю, будет уже в гостинице Парижа, - граф мелкими глотками допивал оставшееся с завтрака вино, - нужно будет разоружиться и переодеться.
- Не думаю, дорогой граф, что нам стоит оставлять пистолеты, - Арамис подошел к свободному креслу, положив тонкие ухоженные пальцы на спинку. Садиться не стал. - Мы все же мятежники, а дело целой партии, к которой мы принадлежим, зависти от нас.
- С вами все в порядке, милый д"Эрбле? - в ясных проницательных глазах было беспокойство.
Задумавшись, Арамис рассеяно кивнул.
- К тому же, зная характер д"Артаньяна сомнительно, что он успел остыть после встречи на Вандомской дороге.
Атос нахмурился. Эту тему ему не хотелось обсуждать, хотя бы не сейчас.
Две служанки принесли и сервировали обед, более обильный и сытный чем завтрак, чем тот, которым их кормили утром. Усевшись за стол, дворяне принялись за еду. Спустя четверть часа вошел конюший с докладом, что лошади оседланы и готовы продолжать путь. Спустя еще четверть граф да Ла Фер и аббат д"Эрбле, расплатившись с хозяином, выехали из ворот гостиницы.
Теперь их путь лежал в Париж. Там их ждали друзья и враги. Пустив лошадей галопом, через восемь часов Атос и Арамис въехали в Париж через предместье Сент-Антуан.

Атос и сам не знал, когда это началось. Арамис всегда был для него чем-то особенным, чем-то очень дорогим. Этот златовласый мушкетер с его кожей, цветом напоминающей персик, зелеными глазами, похожими на два изумруда, всегда чем-то задевал чувства Атоса. Завидев его издалека, Атоса переполняла странная радость, сердце начинало биться чаще, как будто он увидел самого дорогого человека в своей жизни. И это было правдой.
Только вступив в этот элитный полк, Атос сразу заметил этого юношу: зеленоглазый блондин, просто украдкой взглянув на нового товарища своим изумрудным взглядом, запал в душу Атоса на всю жизнь.
Но, в новом полку Атос не спешил заводить новых друзей, чтобы скрасить свой досуг в их обществе, он не спешил обзавестись женщиной, так как их он презирал больше всего на свете. Поэтому свои горестные воспоминания он разделял с бутылками вина в трактире или дома. Общению с бутылками он уделял почти все свое свободное время. В бокале вина всплывали образы его бывшей жены, товарищей по оружию и, наконец, появлялся ОН - молодой мушкетер с изумрудными глазами. После повешения своей молодой жены, Атос пообещал себе, что никогда больше не влюбится. Но, с появлением в его жизни Арамиса, это обещание таяло на глазах.
А потом в полк пришел Портос. Этот добродушный великан сразу влился в их с Арамисом компанию.
С появлением Портоса они почти не расставались. Друзья везде были вместе: в кабаках, в драках. Их не видели порознь. За это их называли трое неразлучных.
А любовь Атоса к Арамису росла с каждым днем. Златовласый товарищ все больше западал в сердце старшего мушкетера.
И вот объявили войну под Ла Рошелью. Полк мушкетеров должен был выйти из Парижа первым, сопровождая короля. Почему-то у Атоса после объявления этой войны появилось плохое предчувствие. Ему казалось, что на этой войне он умрет. Хотя, с одной стороны, он был даже рад такому развитию событий. Ведь сколько раз он пытался погибнуть на многочисленных дуэлях. А с другой стороны, он не хотел покидать самого дорогого ему человека - Арамиса.
И вот наступил бой, который стал для Атоса роковым. Сражение было ожесточенным, пули свистели в миллиметрах от солдат, звенели шпаги, раздовались выстрелы мушкетов, пушек. Атос не уследил за очередным выпадом противника. Вдруг, грудь мушкетера пронзила острая боль. В глазах начало темнеть, воздуха катастрофически не хватало. Ноги подкосились, и он бы обязательно упал, если бы его кто-то не поддержал. Уже где-то далеко Атос услышал вскрик своего противника. Краем глаза мушкетер заметил, что тот рухнул замертво.
Атос почувствовал, как кто-то аккуратно положил его на спину, расстегнув пуговицы рубашки. Боль пронзила все тело.
- Атос, только держись! - старший мушкетер услышал такой знакомый голос. Это был Арамис.
" Надо все сказать ему сейчас, иначе потом будет поздно". - подумал Атос.
- Арамис - голос его был хриплым.- Я должен вам признаться.
- В чем же, Атос? - в голосе Арамиса слышалась тревога.
- Я... я люблю... вас, Арамис! - выдохнул старший мушкетер. Это признание было самым тяжелым в его жизни. Признаться в любви тому, кто считает тебя просто другом.
- А я, Атос, люблю вас! - взаимного ответа Атос никак не ожидал. Он перевел взгляд на Арамиса - в его глазах читалась искренняя любовь. Зеленоглазый наклонился над Атосом и поцеловал. Этот поцелуй был самым долгим в жизни Атоса. Но все когда-нибудь кончается. И Арамис оторвался от губ товарища. Он долго смотрел на него, не в силах оторвать взгляд. Черные густые волосы до плеч, сапфировые глубокие глаза - все это запало в сердце Арамиса уже давно. Он не признавался, даже себе, что любит Атоса больше жизни. И это признание в любви старшего товарища сильно облегчило признание его самого. Теперь он знал, что любовь взаимна.
За такими размышлениями Арамис и не заметил, как скончался его друг. Перед смертью, которой Атос так долго и упорно добивался, он снял самый тяжелый камень с души - признался в любви Арамису. А этот поцелуй и ответное признание сделали последние минуты жизни самыми счастливыми. Потому, что Он был рядом. Но, только Арамис прервал поцелуй, в груди снова закололо, нехватка воздуха опять стала чувствоваться. Голова закружилась, сознание стало быстро уплывать. Из последних сил Атос дотронулся рукой до щеки своего любимого. Она пылала. Арамис перехватил руку Атоса и прижал к своим губам. Рука была холодной.
- Атос, .... я... Атос? - он отпустил руку и слегка потряс Атоса за плечи. Никакой реакции не последовало. Он проверил пульс. Пульса не было. Дыхания тоже не было. Арамис испугался по - настоящему - он еще раз потряс друга и только потом понял. Атос уже никогда не вернется. Его любовь ушла, и следа не оставив. Когда Арамис это понял, он со слезами на глазах, последний раз поцеловал его - нежно и ласково, как никого на свете не целовал. Ведь, это был единственный человек, которого Арамис любил больше жизни.