В годы войны получили развитие не только стихотворные жанры. По-своему не менее богата и разнообразна проза. Она представлена публицистическими и очерковыми жанрами, военным рассказом и героической повестью.
Весьма разнообразны публицистические жанры: статьи, очерки, памфлеты, фельетоны, воззвания, письма, листовки и т. д. Писались статьи на политические, историко-патриоти- ческие, военные и иные темы. Пожалуй, не было писателя, который бы не попробовал свои силы в этом направлении. Оно и понятно: публицистический жанр бил, так сказать, прямой наводкой по врагу. Статьи писали Л. Леонов, А. Толстой, М. Шолохов, И. Эренбург, Вс. Вишневский, Н. Тихонов, Б. Горбатов, А. Довженко и др.
Как и все советские публицисты, писатели стремились своими статьями оказывать активную помощь защитникам отечества. Они воспитывали у людей высокие гражданские чувства, раскрывали подлинное лицо устроителей «нового порядка» и учили непримиримо относиться к фашизму.
Писатели противопоставили фашистской лживой пропаганде большую человеческую правду. В сотнях статей приводились неопровержимые факты о зверствах захватчиков, цитировались письма, дневники, свидетельские показания военнопленных, назывались имена, даты, цифры, делались ссылки на секретные документы, приказы и распоряжения властей и т. д. Художники писали прежде всего о том, чему были свидетелями сами, но писали не как безразличные летописцы, «информация» становилась средством гневного обличения. Вот, например, как свидетельствовал Л. Леонов свои «показания» в статье «Ярость»: «За последний месяц я обошел много мест на Руси и на Украине и вдоволь насмотрелся на твои дела, Германия. Я видел города-пустыни, вроде каменного мертвеца Хара-хото, где ни собаки, ни воробья, - я видел стертый с земли Гомель, разбитый Чернигов, несуществующий Юхнов. Я побывал в несчастном Киеве и видел страшный овраг, где раскидан полусожженный прах ста тысяч наших людей. Этот Бабий Яр выглядит как адская река пепла, несущая в себе несгоревшие детские туфельки вперемешку с человеческими останками».
Публицисты военных лет обращались с воззваниями, письмами, статьями-посланиями к офицерам, бойцам, к защитникам Ленинграда, к партизанам Украины и Белоруссии, к труженикам тыла, к женщинам и детям и даже к грядущему поколению. В своих статьях они рассказывали суровую правду о войне, поддерживали в народе светлую мечту о победе, задушевно беседовали о Родине, о жизни и смерти, призывали к стойкости, мужеству и упорству. В самые тревожные часы их голос звучал как приказ. «Ни шагу дальше!» - так начинается статья А. Толстого.
В «Пулковском меридиане» дается главным образом публицистическое решение темы при детальном, даже скрупулезном изображении («Избавить мир, планету от чумы - вот гуманизм! И гуманисты - мы»); Прокофьев в своей поэме раскрывает образ Россли лирически, не вдаваясь в обстоя- ства, «Москве угрожает враг». Летом 1942 г., когда наши войска оставили Ростов, отступали за Дон, А. Толстой требовал, чтобы каждый воин сказал своей совести: «Стой! Ни шагу назад! Стой, русский человек, врасти ногами в родную землю». С таким же требованием выступали И. Эренбург, Б. Горбатов, Довженко и другие писатели. Л. Леонов пишет знаменитые письма неизвестному американскому другу. Изредка появлялись статьи, бичующие трусость и малодушие. Такова, например, статья Всеволода Вишневского «Смерть трусам!».
Вслед наступающей армии наши публицисты слали наказ Родины: «Не давать врагу передышки!» Устами художников- публицистов Родина благодарила защитников Москвы и Ленинграда, Сталинграда и Севастополя, Курска и Белгорода. Голос публициста достигал особой силы, когда речь заходила о судьбах Родины («Родина» А. Толстого, «Размышления Киева» Л. Леонова, «Душа России» И. Эренбурга, «Сила России» Н. Тихонова, «Уроки истории» Вс. Вишневского).
Публицистика 1941 - 1945 гг. развивалась в русле лучших традиций публицистики. Вместе с тем она приобрела и новые черты. Публицисты заговорили не только о величии Октября, но и о животворных традициях прошлого, о национальном характере людей. «Россия», «Русь», «Русская земля» и другие подобные названия запестрели в заголовках статей. Образы древних русских городов, прославленных народом рек, картины русских равнин, охотно рисуемые публицистами, придавали статьям неповторимый колорит.
Усиление национально-патриотических мотивов способствовало повышению эмоционального накала в публицистике, сближению статей с лирикой. В так называемой писательской публицистике, по крайней мере во многих лучших статьях, написанных А. Толстым, Л. Леоновым, Эренбургом и другими известными писателями, наблюдается явный перевес эмоционально-образного начала над логическим. В связи с этим видоизменялась жанровая природа публицистики. Публицистика преобразовалась, главным образом, в лирику. Некоторые исследователи характеризовали военную публицистику имея в виду ее лиричность и образность) как художественное творчество между прозой и поэзией - ближе к поэзии».
Эти суждения не бесспорны, но в них заключена известная доля истины, в основе публицистической статьи лежит не образ, а логически развитая мысль, имеющая актуальное общественно-политическое значение. Она, обращаясь подобно поэту-лирику к чувству разума читателя через образ-переживание, придает фактам, имеющим просто познавательное значение, эмоциональный характер, а всей статье единство поэтической идеи. Публицистическая мысль определяет структуру статьи, обретает силу страстного мОнолога, речи, обращенной к людям. Таковы лучшие статьи военных лет.
Например, эстетический центр, пафос статьи А. Толстого «Родина» заставляет раздуматься писателя-патриота о судьбе отечества в годину тяжких испытаний. Художник обращается к прошлому, чтобы проникнуться еще большей любовью к настоящему и укрепить свою веру в нерушимость земли русской. Образ бородатого пращура - это поэтически-возвы- шенное выражение лирического «я», это образ-переживание, проведенный сквозь строй отечественной истории и согретый единым патриотическим дыханием, все, что «померещилось» пращуру, - и «красные щиты Игоря», и «стоны русских на Калке», и «мужицкие копья на Куликовом поле», и «кровью литый лед Чудского озера» вплоть до той поры, когда «европейским державам пришлось потесниться и дать место России в «красном углу», а потом отступить перед народом и революцией, - все это есть лирическое освещение прошлого, история, переплавленная в любовь и ненависть. «Родина» А. Толстого - это лирика в прозе, песня об отчизне, как бы пришедшая из глубины веков.
Разумеется, границы между «просто» публицистикой и публицистикой художественной относительны. В военной публицистике они сосуществуют: в лучших статьях тех лет наши писатели поднялись до подлинной поэзии.
Единая в своей идейной основе, художественная публицистика 1941-1945 гг. весьма многообразна по форме. Это многообразие прежде всего обусловливалось творческой индивидуальностью писателя. Для Толстого-публициста была характерна опора на один факт, на один развернутый образ, спокойная, умеренная интонация. Всеволод Вишневский в своих статьях выступал как пламенный оратор. Он звал не к раздумью, а к действию. Излюбленный способ построения статей Ильи Эренбурга - контраст. Краткие авторские ремарки полны неподдельного сарказма. Леонид Леонов склонен к широким философским обобщениям, к глубоким размышлениям, к раздумью. Б. Горбатову лучше всего удавались интимные, задушевные беседы с читателем («Письма товарищу»).
По настроению, по тону военная публицистика была либо сатирической, либо лирической. В сатирических статьях подвергались беспощадному высмеиванию фашистские захватчики. Излюбленным жанром сатирической публицистики стал памфлет.
Статьи, обращенные к Родине, к народу, имели задушев- но-лирическую окраску и были весьма разнообразны по жанру. Традиционные статьи-обращения, призывы, воззвания, письма, дневники, статьи-новеллы и другие разновидности публицистических форм широко и смело использовались публицистами: Писатели заботились не о «чистоте» жанра, а о силе и цельности чувств и нередко совмещали в одном произведении и статью-новеллу, и публицистическое письмо, и элементы памфлета. Таково, к примеру, второе письмо Леонида Леонова «Неизвестному американскому другу».
Своим статьям писатели нередко придавали ритмический характер, вводили в текст своеобразные рефрены, параллелизмы, инверсии, умолчания, риторические вопросы. Авторы стремились к точности в выборе стилистических и эмоцио- нально-экспрессивных средств языка, смело сочетали «высокую» и «низкую» лексику при характеристике противоборствующих социальных сил. Так, для Л. Леонова бойцы нашей армии - «труженики добра и правды», а гитлеровцы - «отвратительная зеленая плесень», «двуногие твари», «сброд» и т. д.
Публицистика оказала огромное влияние на все жанры литературы военных лет и прежде всего на очерк. Подобно публицистам и лирикам, очеркисты старались ни на шаг не отставать от военных событий и играли роль своего рода литературных разведчиков. От них мир впервые узнал о бессмертных именах Зои Космодемьянской, Лизы Чайкиной, Александра Матросова, о подвиге панфиловцев, о героизме молодогвардейцев. Поэме «Киров с нами», повести «Дни и ночи», роману «Молодая гвардия» предшествовали очерки тех же авторов.
Фронтовой очерк начинает свой путь с репортажа, с описания боевых эпизодов. Но не прошло и двух-трех месяцев, как определились три основных типа очерка: портретный, путевой и событийный. Причем каждый из них претерпел эволюцию.
Первоначально портретный очерк представлял собою описание героического подвига того или иного советского патриота. Затем писателей начинают все более интересовать не только подвиги, но и фронтовые будни, нелегкий путь формирования солдата. Характерным является очерк В. Кожевникова «Рождение воина» (февраль 1943 г.).
Очерки Петра Лидова «Таня» и «Кто была Таня» (февраль 1942 г.) о Зое Космодемьянской положили начало галерее портретов прославленных героев Отечественной войны - Лизы Чайкиной, Александра Матросова, Константина Засло- нова, братьев Игнатовых, Александра Покрышкина и т. д.
Был распространен, особенно в 1943-1945 гг., очерк о подвиге большой группы людей. Так, появляются очерки о 62-й армии (В. Величко), о ночной авиации «У-2» (К. Симонова), о героическом комсомоле (Вс. Вишневский) и т. п. М. Шолохов, А. Фадеев, Н. Тихонов в своих очерках воссоздают портрет сражающегося народа, образ Родины. На редкость поэтичны публицистические очерки, посвященные Украине и Белоруссии («Гудит Украина» А. Корнейчука, «Слава народу- воину» А. Довженко, «На полях Белоруссии» Вл. Лидина). Исторический портрет родины создан в очерках Н. Тихонова «1919-1942», Л. Мартынова «Лукоморье», Вс. Вишневского «Крах Остланда».
Очерки, посвященные героическому тылу, как правило, представляют собою также портретные зарисовки. Причем с самого начала писатели обращают внимание не столько на судьбы отдельных героев, сколько на массовый трудовой героизм. Наиболее интенсивно о людях тыла писали М. Шаги- нян, Е. Кононенко, А. Караваева, А. Колосов.
Тема «возвращения» - самая характерная для путевого очерка. Зимнее наступление 1941/42 гг. породило целую серию статей о возвращении отвоеванных у фашистов городов и деревень («Городок» Е. Габриловича, «Проклятые и осмеянные» В. Гроссмана, «На западе» Е. Петрова и др.). С наступательными боями 1942-1943 гг. связаны очерки А. Фадеева,
A. Суркова, Б. Горбатова, А. Твардовского, Л. Первомайского, Н. Грибачева. Массовый поток путевых очерков наблюдается в 1944-1945 гг. Писатели шагают вместе с армией на запад и описывают этап за этапом ее победную поступь. Так, Л. Соболев в цикле очерков «Дорогами побед» («Правда», 1944) рассказывает об освобождении Минска, Одессы, Севастополя, о взятии Констанцы и Бухареста. Вс. Иванов создает очерк «Русские в Берлине» (апрель 1945 г.). В конце войны появляется большое количество очерков, рисующих победоносное шествие наших войск. Об освобождении народов Европы от фашистского ига рассказывается в очерках Л. Славина «На польской земле», Б. Полевого «По верхней Силезии», «В глубине Европы» П. Павленко, «Дорога на Берлин»
B. Гроссмана и т. д.
Если портретные очерки изображали героизм советских людей, а путевые сосредоточивали внимание на описании истерзанного фашистами облика родной земли и поверженной
Европы, то событийные представляют собой художественную летопись боевых операций. Причем их основным содержанием является героизм народных масс. Событийный очерк включает в себя и портретные характеристики, и описания, свойственные путевому очерку, и публицистический элемент. Он вырастает из «боевых эпизодов», которыми были первоначально заполнены центральные и фронтовые газеты. Оборона Ленинграда и битва под Москвой явились причиной создания ряда очерков, в которых предпринимается попытка перейти от описания боевых эпизодов к обобщениям. Об этом свидетельствуют очерки «Москва. Ноябрь 1941 года» В. Лидина, «Июль-декабрь» К. Симонова. Стойкость ленинградцев отражается в публицистических очерках Вс. Вишневского «Октябрь на Балтике» и Н. Тихонова «Киров с нами». Н. Тихонов создает большое количество очерков о ленинградской эпопее. Среди них следует упомянуть «Битву за Ленинград», «Город- фронт», цикл очерков «Ленинградский год» (1943) и очерк «Победа!». С Ленинградом и Балтикой связано творчество очеркистов Вс. Вишневского, В. Саянова, В. Кетлинской, О. Берггольц, В. Инбер, Н. Чуковского и книга очерков А. Фадеева «Ленинград в дни блокады». Сталинградская битва нашла отражение в серии очерков В. Гроссмана, К. Симонова, Е. Кригера, Б. Полевого, В. Коротеева и др.
В изображении военных событий наши очеркисты пошли за Л. Толстым. Традиции «Севастопольских рассказов» чувствуются и в композиции, и в принципах подачи материала, и при изображении народного героизма. Особого мастерства достигает Н. Тихонов как очеркист. Его очерки «Ленинград в мае», «Ленинград в июне», «Ленинград в июле» 1942 года и т. д. вплоть до очерка «Ленинград в январе 1944 года. Победа!» - это не столько летопись событий великой битвы самой по себе, сколько художественная характеристика боевого народного духа, а это важно, так как никакой архивный документ не сможет сохранить для потомства и сотой доли того, что уловит чуткое ухо и зоркий глаз художника. Н. Тихонов показывает, как день за днем, месяц за месяцем жили Ленинград и его защитники.
В событийных очерках нашли отражение сражение за Кавказ (Б. Горбатов), освобождение Донбасса (Н. Грибачев,
В. Величко), Курско-Орловская битва (К. Федин, Л. Первомайский, В. Полторацкий), события в Крыму (С. Борзенко), падение Кенигсберга, Берлина и т. д. Однако за стремительным наступлением нашей армии, развернувшимся по всему фронту в 1944-1945 гг., не успевали следовать даже очеркисты. И хотя иногда увлечение очеркистов путевым очерком приводило к неоправданно преувеличенному вниманию к врагу, к его переживаниям в дни поражений и капитуляции (Л. Славин, М. Гус, Б. Агапов и др.), в целом портретный, путевой и событийный фронтовые очерки выполнили свое предназначение и проложили дорогу другим жанрам, и прежде всего рассказу.
Если рассказ «есть эпизод из беспредельной поэмы судеб человеческих», который, по Белинскому, в одном мгновении сосредоточивает столько жизни, сколько не изжить ей и в века, то Отечественная война была особенно щедра на такого рода эпизоды. Война, казалось, сама претендовала на роль «рассказчика», и художнику оставалось лишь быть ее секретарем. Это отчасти послужило причиной тому, что рассказ в 1941-1945 гг. становится заметным литературным явлением. Рассказы печатаются на страницах газет и журналов, издаются отдельными книжками.
Однако успехи военного рассказа по сравнению с другими жанрами тех лет относительно скромны, а его путь весьма противоречив. Первым препятствием на пути рассказа тех лет оказалось, как это ни парадоксально, обилие тех самых эпизодов, о которых шла речь. Беллетристу военных лет, чтобы быть рассказчиком, надо было преодолеть силу притяжения факта, «задушить» в себе очеркиста, подняться на новую ступень художественного обобщения.
Очеркист «очерчивает» реальные факты, описывает действительность, виденную и изученную им, если угодно, творит, но из готового, данного действительностью материала. Рассказчик же создает характеры и ставит их «в такие отношения между собой, из каких образуются сами собой романы или повести» (В.Г Белинский). Переключиться с очерка на рассказ даже опытному автору не всегда удавалось.
В начале войны и даже позже обнаруживалась у ряда рассказчиков тенденция к ложноромантическому изображению героических подвигов. Она оказала влияние на Б. Лавренева («Подарок старшины», 1942), Вл. Лидина (сб. «Простая жизнь», 1943), Л. Кассиля («Есть такие люди», 1943), В. Ильенкова («Оборона села», 1942), Ф. Панферова, Л. Никулина и др. Немцы изображались в этих произведениях крайне глупыми и трусливыми солдатами, с которыми герои расправляются без всякого труда, порой без оружия, а при помощи палки, кочерги, хворостинки, черпака воды («Старый водовоз» В. Кожевникова) и т. д. Такого типа рассказы не составили славы литературе военных лет.
Однако именно в годы войны небывало расцвела подлинно романтическая новелла. В ней нашло отражение страстное, ни с чем несравнимое, всепоглощающее желание победы над врагом. Без преувеличения можно сказать, что девять десятых новелл военного времени связано с поэтизацией боевых подвигов. Эта тема традиционна для советского рассказа. Интерес к ней не угасал с времен гражданской войны, а в конце 30-х годов даже усилился в связи с событиями у озера Хасан и др. Наряду с правдивыми произведениями в рассказах 30-х годов встречалось - и часто - легкомысленное, бездумное изображение войны. События первых месяцев Отечественной войны заставили нашу литературу круто изменить курс. Правдивое изображение войны, присущее главному направлению нашего искусства, восторжествовало по всему литературному фронту.
Уже в первые месяцы войны появляются не совсем обычные для предвоенной прозы рассказы («Соловьи» Л. Соболева, «В горах» И. Арамилева). Необычность их заключалась не в выборе темы (тема та же - война), а в романтически-приподнятой, условной манере изложения.
В 1942-1943 гг. количество романтических новелл значительно увеличивается: «Морская душа» Л. Соболева, «Мать» А. Довженко, «Чайная роза» Б. Лавренева, «Слово об Иване Спросиветер» Н. Ляшко, «Дед-матрос», «Дерево родины», «Броня», «Одушевленные люди» А. Платонова, «Душа корабля» Л. Соловьева, некоторые рассказы В. Каверина, П. Павленко, Н. Тихонова, К. Паустовского, П. Скосырева и др.
В 1944-1945 гг. поток романтических новелл несколько ослабевает. Но они не сходят со сцены. Следуя примеру
Jl. Соболева, писатели создают циклы новелл: «Севастопольский камень» Л. Соловьева, «Русские ночи» Н. Ляшко, «Горы и ночь» В. Козина и др. В рассказах поэтизируются подвиги моряков (Л. Соболев, Л. Соловьев), разведчиков и партизан (Н. Ляшко), матерей воинов (А. Довженко), стойких и мужественных командиров (В. Кожевников), летчиков, артиллеристов, стариков и детей и т. д. Существенное место занимает поэтизация высоких нравственных качеств советских людей, воспевание чистой, возвышенной и самоотверженной любви (М. Пришвин, К. Паустовский).
Эмоциональная гамма романтических новелл разнообразна, но преобладающим был героико-возвышенный тон, который, однако, никогда не терял качества непосредственности и задушевности.
Многие романтические новеллы основаны на фактическом материале. Герои рассказов Л. Соболева «Морская душа», как правило, взяты из жизни. В основу рассказа А. Платонова «Одухотворенные люди» положен подвиг политрука Фильчен- кова и его товарищей. Легенды творила сама жизнь, отсюда правдивость рассказов военных лет, написанных в романтическом ключе. Как правило, им несвойственна характерная для традиционного романтизма сложность и запутанность сюжета, различные стилистические украшения и т. д. Таковы страстные маленькие рассказы Л. Соболева, построенные на достоверных легендах.
Но как ни правдоподобны романтические новеллы военных лет, от реалистических рассказов их многое отличает. Различия начинаются прежде всего с сюжета. Если сюжет реалистического рассказа жизненно достоверен, то романтическая новелла чаще всего построена на ситуациях исключительного характера. В новелле Л. Соболева «Батальон четверых» рассказывается о том, как четверо советских солдат, имея на руках раненого товарища, отбились от сотен врагов, прорвали кольцо окружения и вышли к своим. Старшина - моряк Петрищев («Душа корабля» Л. Соловьева) трижды умирал и трижды воскресал из мертвых, чтобы бить ненавистного врага. В рассказе «Мера твердости» В. Кожевников повествует о фантастически непобедимом пулеметчике, который не выпустил из рук тяжелого пулемета даже тогда, когда обвалившейся железобетонной балкой ему придавило ноги. Мерой стойкости для героев романтических новелл становится сверхмера.
Романтические герои JI. Соболева, JI. Соловьева и других рассказчиков - натуры цельные. Борьба для них - жизненная необходимость, а героизм - естественное проявление этой борьбы. Они люди действия. Для них нет нерешенного вопроса «быть или не быть». Только борьба, только победа! Они не избегают опасности, а идут навстречу ей и совершают героические подвиги по приказу своей собственной совести. Таковы, например, разведчики из новеллы «И миномет бил» JI. Соболева, отважная женщина Мария Стоян, спрятавшая у себя советских летчиков, из рассказа «Мать» А. Довженко.
J1. Соболев в рассказах о «морской душе» выделяет одну черту советского моряка - его беспримерную храбрость, отвагу и мужество в борьбе с врагами - и абстрагируется от всех других. Он скуп на бытовые или психологические детали, почти ничего не говорит о прошлом своих героев, об их личных склонностях, привязанностях или привычках. Не интересуют автора и этнографические черты героев. Мы даже не знаем, откуда они - из Сибири, Белоруссии или с Урала. Его герои живут сложившимися убеждениями. Этого же принципа в обрисовке героев придерживаются А. Платонов, JI. Соловьев и другие авторы романтических новелл.
Поэтика романтических новелл была подчинена одному - показать в возможно яркой, и полной форме героические подвиги людей. Романтическая форма обобщения не противоречила ни правде факта, ни эстетическим вкусам народа. Эти новеллы оставили заметный след в истории русской литературы.
Как ни значительны были достижения романтиков-новел- листов, основу основ и в те годы все же составила конкретно- реалистическая новелла: рассказы Н. Тихонова, Б. Горбатова, Ф. Гладкова, К. Симонова и др. Одним из лучших таких рассказов оказался «Русский характер» Алексея Толстого.
Первоначальная основа рассказа А. Толстого, как известно, документальна. Однако художник преобразил конкретный жизненный факт и создал живой и многогранный образ русского воина Егора Дремова. Он ввел в повествование прием узнавания и применил распространенную в дни войны композиционную схему рассказа в рассказе. В новелле слышится как бы три повествовательных голоса: голоса умного, наблюдательного рассказчика Ивана Сударева, автора и голос самого Егора Дремова. Благодаря этому многоголосию повествование приобретает объемный и разносторонний характер. Неповторимые детали быта, подмеченные героем, черты характера, тонко «Прокомментированные» рассказчиком, словно бы изнутри подготавливают авторские обобщения и придают им поразительно достоверный характер. Заключительные строки писателя-патриота увенчивают рассказ эпической концовкой: «Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, и поднимется в нем великая сила - человеческая красота».
С подлинной глубиной и эпическим размахом нарисовал М. Шолохов национальный характер русского воина, путь формирования солдата в рассказе «Наука ненависти».
Романтические и реалистические рассказы военных лет обогащают представление читателя об образе народа на войне и вместе с очерком как бы прокладывают путь героической повести, нащупывая основные сюжетные узлы в запутанном лабиринте многолюдных военных событий и человеческих судеб.
Илья Эренбург во время войны не раз утверждал, что в блиндаже «некогда писать повесть и обдумывать роман, а воинам некогда читать его. Все это, - говорил он, - станет возможным только после победы». Однако за четыре года, кроме доброй сотни поэм, только на русском языке было.опубликовано более полутораста повестей и романов. Почти все они связаны с жгучей темой современности - темой войны.
Первыми крупными повествовательными произведениями о войне были «Русская повесть» П. Павленко,- «Гвардейцы» Ю. Либединского, «Своими глазами» Ф. Панферова (январь - май 1942 г.). В них заметно стремление авторов овладеть батальным сюжетом, запечатлеть черты героического времени, наметить характеры. Однако эти повести во многом оказались несовершенными. Писатели увлеклись «картинным» живописанием сражений, описанием счастливых неожиданностей, встреч и всевозможных подвигов. Такого типа произведения появлялись и позже («Золотая звезда» Л. Никулина, «День рождения» Г. Фиша, «Твой товарищ» С. Крушин- ского и др.). Идейно-познавательное и эстетическое значение этих произведений невелико. Но они в какой-то мере послужили началом появления суровых и правдивых повестей о солдатских буднях («Волоколамское шоссе» А. Бека, «Дни и ночи» К. Симонова, «Командир дивизии» Г. Березко и др.).
А. Бек решительно выступает против примитивного изображения войны и советского солдата на войне, зло высмеивая «ефрейторов от литературы», которые пишут о бойцах, не ведавших страха и рвущихся в бой. Сходные эстетические позиции занимали К. Симонов и Г. Березко. Война в их произведениях дается без прикрас. Пыль, дым, копоть, ночной мрак, бесконечные фонтаны взрывов, автоматный треск, грохот, шум и какая-то тупая привычка ко всему этому - вот пейзаж повести «Дни и ночи», ее фон и колорит. В повести Г. Березко солдаты не несутся в атаку, а ползут по топкому болоту, барахтаясь в ледяной каше. «Не ожидайте от меня живописания природы», - предупреждает главный герой «Волоколамского шоссе».
Если в названных выше произведениях победы добивались сравнительно легко, то в повестях А. Бека, К. Симонова, Г. Березко они завоевываются ценой нечеловеческих усилий. Атаки полков комдива Богданова («Командир дивизии») захлебываются одна задругой. Невыносимо тяжело защитникам Волоколамского шоссе сдерживать натиск немецких полчищ. Трижды трудно героям «Дней и ночей» под Сталинградом. Но эти невероятные, нечеловеческие трудности выдерживают на своих плечах самые обыкновенные люди: капитан Сабуров («Дни и ночи»), рядовой комдив Богданов («Командир дивизии»). Они находят в себе силы не только выстоять, но и пересилить врага.
А. Бек, К. Симонов и отчасти Г Березко не столько повествуют о сражениях, сколько исследуют причины жизнестойкости своих героев, характер их патриотизма и приходят к выводу, что ключи от победы хранятся не просто в героических подвигах бесстрашных богатырей, а в повседневном ратном труде, в умении воевать. «Солдат идет в бой не умирать, а жить», - говорил генерал Панфилов.
Героям рассматриваемых повестей чужда патетика, ненавистна фраза. Они скупы на слова, сдержанны в чувствах, деятельны и энергичны. Печать собранности, деловитости лежит и на самом повествовательном стиле,
В повестях А. Бека, К. Симонова, Г. Березко наметился новый поворот темы. Он был совершен не без влияния Л.H. Толстого, который в «Севастопольских рассказах», в «Войне и мире» баталиям с музыкой и барабанным боем противопоставил «прозу» войны, ее подлинную правду.
«Волоколамское шоссе», «Дни и ночи», «Командир дивизии» - значительное явление в прозе военных лет. Однако названным произведениям недоставало той эпической широты, которой требовал сам. предмет изображения - народная война. Это выразилось прежде всего в том, что в анализируемых произведениях народный опыт войны связывается по существу с одним человеком. Грань между «я» и «мой батальон», «моя дивизия» в ходе развития действия не исчезает, а как будто бы даже усиливается. Командирская воля часто противопоставляется беспечности, лени, трудноистребимому «авось», якобы присущим солдатской массе («Волоколамское шоссе»); единовластие командира становится определяющей чертой его поведения («Командир дивизии»); рядовые воины шаблонны и схематичны («Дни и ночи»).
Отсутствие органической слитности с массами отрицательно сказалось на характере главных героев. По общему мнению, высказанному критикой, капитан Сабуров как личность ограничен, сух, а любовная линия в повести «Дни и ночи» явно не удалась. Момыш-улы в отношениях с людьми прямолинеен и несколько догматичен. Всю сложность солдатской психологии он стремится уложить в формулу: страх и бесстрашие (первоначальная журнальная редакция повести так и была озаглавлена: «Повесть о страхе и бесстрашии»). Человечность, мудрое отеческое отношение к солдатам, столь характерные для Панфилова, как бы гаснут в натуре комбата. С еще большим основанием можно сделать такого рода упреки Г. Березко.
Наследуя лучшие традиции русской батальной прозы, А. Бек, К. Симонов, Г. Березко сказали много правдивого о войне, о действенном патриотизме, об умении побеждать, о фронтовом товариществе. Их произведения имеют серьезную познавательную ценность, но им еще не удалось по-настоящему поставить проблему создания народного характера.
К ней вплотную подошли В. Гроссман («Народ бессмертен»), В. Василевская («Радуга»), Б. Горбатов («Непокоренные»). И сделали они это с иных эстетических позиций, в ином стилистическом ключе.
В. Гроссман настойчиво и вполне определенно стремится провести мысль о народном характере войны. Он вводит в повествование большое количество действующих лиц, создает многочисленные массовые солдатские сцены, воспроизводит разговоры, шутки, смех, споры солдат и т. д. Описания сопровождаются многочисленными публицистическими отступлениями, рассуждениями о роли народа в Отечественной войне. Повесть густо населена. И солдаты, и мирные жители едины в борьбе с ненавистным врагом.
Повесть «Народ бессмертен» лирична. Поэтическая идея о народной войне нашла особенно глубокое выражение через лирическое начало. Прямые и косвенные лирические отступления цементируют повествование, расширяют радиус обозреваемых позиций, придают смысл многочисленным разрозненным явлениям войны, нашедшим отражение в повести. Авторское «я» обнимает собою и пылающий в ночи город, и отступающие колонны советских частей, и скорбное село по ту сторону военного рубежа... Автор превосходно передает общую атмосферу первой военной осени, создает так называемый собирательный образ народа, рисует широкую эпическую картину войны, включая в нее и лагерь врагов.
Центральный конфликт повести построен не на внутренней коллизии переживаний (страх и бесстрашие в повести «Волоколамское шоссе»), а охватывает главный конфликт эпохи: столкновение двух сил - России, родины ленинизма, и фашистской Германии, - нашедшее сюжетное выражение в схватке Мерцалова и Богарева с немецким полковником и в поединке Семена Игнатьева с фашистом. Изображая героев, В. Гроссман стремится не столько к индивидуализации характеров, сколько к созданию народных национальных типов. Так, Мерцалова он наделяет бесстрашием, Богарева - умом, Чередниченко называет «солдатским Кутузовым», а Семен Игнатьев вбирает различные черты народного характера: бесшабашную удаль, находчивость, душевную щедрость, красоту и силу, остроумие.
Сходные принципы изображения лежат в основе «Радуги» и «Непокоренных». При всей индивидуальности почерков В. Василевская и Б. Горбатов стремятся к одному: к возможно более широкому показу пожара партизанской войны. В «Радуге» все село активно сопротивляется немцам. Горе Олены Костюк - это горе всего села, всей Украины. Художник рисует образ Украины - «в крови и пламени, с задушенной песней на устах, с фудью, растерзанной немецким сапогом». Олена Костюк, партизанская мать, возвышается до образа-символа матери-родины, неустрашимой и непобедимой. Б. Горбатов через образы Тараса и его сына Степана, которые ищут один неразоренные места, другой - непокоренные души, рисует эпическую картину всенародной войны. Семья Тараса - это олицетворение борющегося народа. Все, что мучит и волнует старого Тараса, потомка казаков-запорожцев, опоэтизированных Гоголем, мучит и волнует весь народ. В его судьбе - судьба народная: «Весь на-, род шел прикованный к тачке, шел и старый Тарас».
Первоначальная позиция Тараса «нас это не касается» была своего рода формой сопротивления врагу. Она, например, и отдаленно не напоминала «философию невмешательства» мистера Бантинга из романа английского писателя Роберта Гринвуда «Мистер Бантинг в дни мира и войны». Бантинг избрал философию «нас это не касается» для того, чтобы уйти от борьбы, замкнуться в своем узком мещанском мирке. Его индифферентизм неисчерпаем. Тарас Яценко, превратив свою квартиру «в чисто дот», с самого начала шел к активному сопротивлению. «Сыны мои в обороне не устояли. Я устою. Я дождусь», - сказал сам себе старый Тарас. И не явилась еще на свет сила, которая могла бы сдвинуть Тараса с места, превратить старого рабочего в раба.
Анализируемые произведения в высшей степени драматичны. В. Василевская и Б. Горбатов показывают врага во всей его звериной сущности. Образ капитана Вернера («Радуга»), стреляющего в маленькое личико приподнятого за шиворот новорожденного младенца на глазах обезумевшей матери, заставил содрогнуться даже скептически настроенных буржуазных журналистов.
Эпическая широта в «Радуге», «Непокоренных», «Народе бессмертном» становится главным изобразительным принципом. Образы Семена Игнатьева, Олены Костюк, Тараса Яцен- ко выходят за грань индивидуальных характеров, превращаются в нарицательные. Это роднит их с традиционным героическим эпосом. Вместе с тем следует подчеркнуть, что В. Гроссман, В. Василевская и Б. Горбатов в развитии этого принципа дошли до той черты, за которой герой может утратить связь с живой реальностью и превратиться в абстракцию, отвлеченный символ. О реальности такой опасности свидетельствует неудача в изображении военачальников в повести В. Гроссмана. Еремин, Самарин, Чередниченко, Богарев как бы заслоняют друг друга. Необходимо было создать такие характеры, которые, сохраняя эпическую общезначимость, не утрачивали бы живые черты конкретной личности. Эту задачу в годы войны успешно решали М. Шолохов («Они сражались за Родину»), Л. Леонов («Взятие Великошумска»), А. Фадеев («Молодая гвардия»).
Предыстория романа М. Шолохова «Они сражались за Родину» связана с очерками «На Дону», «Военнопленные», «Наука ненависти». М. Шолохов один из первых почувствовал и отразил в своих очерках народный характер войны и в главах «Они сражались за Родину» с высокой художественной выразительностью показал настоящую, а не выдуманную безжалостную войну.
В опубликованных в дни войны главах описано всего-на- всего два боя, в котором принимали участие остатки разбитого полка. В этих боях фронтовая смерть в два приема выкосила добрую половину изображенных художником героев. Погибли капитан Сумсков, повар Лисиченко, Кочетыгов, насмерть сражен Иван Звягинцев.
Однако не только драматизм характеризует это произведение. Никто до Шолохова в военные годы не проникал так глубоко в душу советского солдата, не рисовал так выпукло и ярко живые характеры, как это сделано в романе «Они сражались за Родину». Лопахин, Стрельцов, Звягинцев и их фронтовые товарищи живут богатой и содержательной духовной жизнью. Солдатские думы мудры, интересны, и, кажется, нет ни одного немаловажного вопроса, которого бы не коснулся солдатский ум. Они судят о положении на фронте, о характере войны, о причинах неудач, о товариществе, вспоминают родных, друзей, погибших солдат, любуются красотой природы, ненавидят фашистов, думают о судьбе отечества. Под пером Шолохова оживает и бурлит взволнованное многоликое море народной жизни. Но эта многоликая народная масса не бесцветна. Даже эпизодическое лицо несет в себе черты неповторимой индивидуальности и вместе с тем частицу всеобщего, народного характера.
Реалистический принцип изображения, положенный в основу романа «Они сражались за Родину», с наибольшей полнотой наследует лучшие черты батальной прозы русской литературы, традиции «Войны и мира». Вместе с тем он развивает и углубляет то новое, что внесли писатели в изображение войны, поэтизируя гражданскую войну («Хождение по мукам», «Последний из удэге», «Тихий Дон»). Он оказался весьма перспективным. В этом направлении в годы войны работают JI. Леонов, А. Фадеев.
Л. Леонов ломает событийные рамки повести, воскрешает в памяти генерала Литовченко чудесный образ учителя Куль- кова, из рассказов Соболькова создает прекрасную легенду о сказочном Алтае, рисует незатейливые узоры великошумских окрестностей, где испокон веков жили и живут многочисленные однофамильцы и земляки и генерала, и солдата Литовченко, водителя легендарного Т-34 номер 203. Делает он это для того, чтобы обнажить сами истоки патриотизма полюбившегося ему танкового экипажа, сделать наглядно-зримой кровную связь генерала и солдат с родиной, показать тот неиссякаемый источник, из которого черпают силы его танкисты в неравном поединке. Повесть Леонова «Взятие Велико- шумска» носит глубокий философский характер.
Событием большого значения явилась «Молодая гвардия» А. Фадеева. В подвиге краснодонцев художник уловил патриотический порыв молодости, романтику борьбы, столь характерную и естественную для комсомольцев военных лет, и бережно перенес ее на свое полотно, ничего не прибавляя к красоте жизни: подвиг молодогвардейцев не нуждается в преувеличениях.
«Молодая гвардия» - первый крупный завершенный роман об Отечественной войне, не только правдивый памятник беспримерному подвигу краснодонских комсомольцев, но и выдающееся художественное произведение о народной войне, обнаружившей в советских людях небывалую силу духа. Романтическая приподнятость характеров и всего стиля повествования обострила правду изображения событий. Фадеев сумел поставить и подлинно поэтически раскрыть целый комплекс нравственных проблем, определивших характер и исход войны (истоки мужества, стихийное и сознательное в борьбе, руководящая сила и инициатива самих масс, проблема отцов и детей, положительного героя и др.). «Молодая гвардия», представляя собой произведение высокого трагического накала, близка в то же время по своим жанровым приметам эпической поэме. В сочетании трагедии, эпоса и романтической патетики - своеобразие романа, проникнутого духом высокой гражданственности.
Одно из лучших произведений социалистического реализма, «Молодая гвардия», подобно таким книгам, как «Овод» и «Как закалялась сталь», облетела почти все страны мира, переведена на многие языки и стала одним из любимых произведений века, особенно молодежи.
Принципы поэтизации героического, разрабатываемые М. Шолоховым, Л. Леоновым, А. Фадеевым, нашли дальнейшее развитие в послевоенном романе о Великой Отечественной войне.
В годы войны создавались и такие произведения, в которых главное внимание обращалось не столько на народное героическое содержание, сколько на судьбу человека на войне. Человеческое счастье и война - так можно было бы сформулировать основной эстетический принцип таких произведений, как «Просто любовь» В. Василевской, «Это было в Ленинграде» А. Чаковского, «Третья палата» Б. Леонидова и др. Но эти произведения явились скорее заявкой на тему, нежели ее решением. Вплотную этой проблемой займутся романисты после войны.
По общему мнению, сложившемуся еще в дни войны и, видимо, справедливому, поэтизация труда удалась нашим художникам меньше, нежели изображение боевых подвигов. К теме труда писатели обращались реже, чем к теме войны. Первым, кто показал трудовые героические усилия, совершавшиеся в тылу, был А. Первенцев («Испытание»). Вслед за ним о трудовом содружестве фронта и тыла, рабочих и крестьян пишут Ф. Гладков («Клятва»), А. Караваева («Огни») и др. Наиболее удачным следует признать образ фрезеровщика Николая Шаронова, созданный Ф. Гладковым в повести «Клятва».
В дни войны, как никогда раньше, встал вопрос-о связях нашего народа со своим героическим прошлым. Патриотические традиции полнее и глубже всего были разработаны в жанре исторического романа. Исторический роман, который уже в 30-е годы занимал довольно почетное место в нашей литературе, в годы войны завоевывает большую популярность. Выходят «Порт-Артур» А. Степанова, «Дмитрий Донской» С. Бородина, «Багратион» С. Голубова, печатается продолжение «Петра Первого» А. Толстого, «Емельяна Пугачева» В. Шишкова, публикуются десятки широких полотен, посвященных татарскому нашествию, временам Александра Невского, Ивана Грозного, Петра 1, событиям 1812 г. и т. д. Эпоха Ивана Грозного, в частности, нашла отражение в романах В. Костылева, В. Сафонова, в драматургии А. Толстого, И. Сельвинского, В. Соловьева.
Тематика исторических романов военного времени определяется благородными патриотическими идеалами. Художники стремятся к реалистическому воспроизведению действительности, к раскрытию духа эпохи и характера народа. Вместе с тем в исторической прозе тех лет наблюдается тенденция к приукрашенному изображению царей. Это особенно сказалось на произведениях, в которых выведен Иван Грозный. «Онародование» царя, преувеличение его личных заслуг перед историей можно обнаружить в романах В. Костылева, в исторических драмах тех лет, в том числе в дилогии А. Толстого «Иван Грозный».
Большое место в романах занял образ военачальника, почти неизвестный литературе 30-х годов. Так, создаются образы Александра Невского, Дмитрия Донского, Кутузова, Багратиона, Нахимова, Макарова и других гениев русского военного искусства. Наиболее удачен в этом отношении роман А. Степанова «Порт-Артур».
Значительных художественных результатов достигли писатели, изображающие революционное прошлое нашего народа. В наиболее значительном из таких произведений - в романе «Емельян Пугачев» Вячеслава Шишкова - широким планом показана бунтующая Русь. Писатель заглянул в саму душу русского народа, беспокойную, вольнолюбивую, отчаянную, решительную и самоотверженную в минуты опасности, создал яркий, исторически правдивый характер народного вожака. Роман В. Шишкова стал одним из выдающихся произведений советской литературы.
Историческая проза военных лет - это эхо героического прошлого нашего народа. Вместе с воинской повестью и другими прозаическими жанрами, посвященными событиям 1941 - 1945 гг., она воссоздавала монументальный эпический образ народа-победителя и как нельзя лучше соответствовала настроениям и устремлениям русских людей в дни великой битвы.

Война - одно из самых страшнейших и одновременно притягательнейших явлений, которое принесло миру человечество . Любая война ужасающа и полна миллионов человеческих трагедий, но она безусловно выпукла и моралистична, ведь, как говориться, без тени мы бы не знали, что такое свет. Так вот война и есть та самая тень.

История развития жанра

Война занимает значимое место в литературе с самого появления её как жанра. Боевые действия занимают важное место в древнейшей литературе от индийского эпоса «Махабхарата» и гомеровской «Илиады», до «Записок о галльской войне» Юлия Цезаря . О войне писали не только литераторы, но и философы, от древнейших времён (Сунь Цзы «Искусство войны») до нового времени (Карл Клаузевиц «О войне»).

Условно, военную прозу можно поделить на пацифистическую и милитаристическую, ведь разные люди смотрят на одинаковые явления по разному : одни видят в войне закалку характера и героизм, а другие трагедию, крах общечеловеческих ценностей (при этом также воздавая хвалу человеку остающемуся человеком, но не убийце):

• К милитаристам можно отнести Эрнста Юнгера («В стальных грозах», «На мраморных утёсах») и («Записки кавалериста»), в произведениях которых война романтизируется, порой, сверх всякой меры.
• Критиками войны можно назвать в первую очередь (), («Мёртвым не больно»), Джонатана Литтелла («Благоволительницы») и многих других. Это направление по понятным причинам пользуется у читателей большей популярностью.

Чем более жестокой и кровопролитной была война, тем большее количество книг было посвящено ей впоследствии. Печальным рекордсменом является, безусловно, Вторая мировая война , которой посвятили свои произведения не только вышеупомянутые Ремарк (), Быков и Литтелл, но и Виктор Астафьев («Прокляты и убиты»), (), («Молодые львы») и др.

Следом по «популярности» идёт Первая мировая война, которую помимо Юнгера и Гумилёва живописал тот же Ремарк («Возвращение»), нобелиат («Прощай оружие»), Луи Фердинанд Селин («Путешествие на край ночи»).

Из более давнего прошлого можно выделить книги о наполеоновских войнах: , «Париж на три часа» , «Пармская обитель» Стендаля и др.

Помимо «серьёзной» литературы посвящённой феномену войны можно также выделить сатиру в жанре которой работали Ярослав Гашек («Похождения бравого солдата Швейка»), Джозеф Хеллер («Поправка 22»), Ричард Олдингдтон («Смерть героя») и др.

Константин Симонов «Живые и мёртвые»

Это военный роман-эпопея в трёх книгах, основанный на реальных событиях и вдохновлённый реальными характерами , ведь Симонов был военным корреспондентом на полях Великой Отечественной и Второй мировой войн.

События с 1941-го по 1944-й год изображены автором крупными мазками, картинами (как в бабелевской «Конармии»), в которых действуют разные персонажи , среди которых генерал Серпилин, солдаты Синцов, Козырев, Иванов, член военсовета Львов и другие. «Живые и мёртвые» - это огромное и страшное полотно сродни «Герники» Пикассо.

Эрих Мария Ремарк «На западном фронте без перемен»

Книга, чьё название стало нарицательным, а первая экранизация вышла задолго до начала Второй мировой войны, которой так хотел избежать автор и которой также посвятил не менее разоблачительные произведения.

Эту книгу сам Ремарк считал реквиемом по целому загубленному поколению, а ведь он сам служил в немецкой армии, но от смерти его уберёг госпиталь. Так вот, роман глазами главного героя Пауля Бойлера, который со своими боевыми товарищами, ещё недавно - простыми ребятами, пытается избежать гибели . Но это под силу далеко не каждому…

в действующей армии служило свыше тысячи писателей.

два периода: 1)проза военных лет: рассказы, очерки, повести, написанные непосредственно во время военных действий, вернее, в короткие промежутки между наступлениями и отступлениями; 2)послевоенная проза, в которой происходило осмысление многих больных вопросов, как, например, за что русскому народу выпали на долю такие тяжкие испытания? Почему в первые дни и месяцы войны русские оказались в столь беспомощном и унизительном положении? Кто виноват во всех страданиях?

Великая Отечественная война отражена в русской литературе глубоко и всесторонне, во всех своих проявлениях: армия и тыл, партизанское движение и подполье, трагическое начало войны, отдельные битвы, героизм и предательство, величие и драматизм Победы. Авторы военной прозы, как правило, фронтовики, в своих произведениях они опираются на реальные события, на свой собственный фронтовой опыт. В книгах о войне писателей-фронтовиков главной линией проходит солдатская дружба, фронтовое товарищество, тяжесть походной жизни, дезертирство и геройство. В своих произведениях выражают точку зрения, что исход войны решает герой, сознающий себя частицей воюющего народа, несущий свой крест и общую ношу. Для прозы военных лет характерно усиление романтических и лирических элементов, широкое использование декламационных и песенных интонаций, ораторских оборотов, обращение к таким поэтическим средствам, как аллегория, символ, метафора.

Одной из первых книг о войне была повесть В.П. Некрасова "В окопах Сталинграда" , опубликованная сразу же после войны в журнале "Знамя" в 1946 г. Писатели-фронтовики: В.П. Астафьев, В.В. Быков, Б.Л. Васильев, М.А. Шолохов.

Сама военная обстановка, ход сражений требовали немедленного отклика. Зарождалось новое военно-патриотическое творчество. Со страниц книжных изданий литература перемещалась на газетные полосы, в радиопередачи. Новый жанр русской литературы – фронтовые корреспонденции и очерки.

За четыре года войны проза пережила значительную эволюцию. Первоначально война освещалась в очерковом, схематично–беллетризованном варианте. Таковы многочисленные рассказы и повести лета, осени, начала зимы 1942 года. Позже фронтовая действительность постигалась писателями в сложной диалектике героического и повседневного. В годы Великой Отечественной (как и в годы гражданской войны) на первое место вышла героическая, романтическая повесть.
Стремлением раскрыть суровую и горькую правду первых месяцев войны, достижениями в области создания героических характеров отмечены «Русская повесть» (1942) Петра Павленко и повесть Василия Гроссмана «Народ бессмертен. Характерная примета военной прозы 1942 – 1943 годов – появление новелл, циклов рассказов, связанных единством действующих лиц, образом повествователя или лирической сквозной темой. Именно так построены «Рассказы Ивана Сударева» Алексея Толстого, «Морская душа» Л.Соболева, «Март–апрель» В.Кожевникова.
Достижения этих писателей были продолжены и развиты К.Симоновым в повести «Дни и ночи» – первом крупном произведении, посвященном битве на Волге.

Углубление историзма, расширение временных и пространственных горизонтов – несомненная заслуга повести 1943–1944 годов. Одновременно шло и укрупнение характеров.

К концу войны ощутимо тяготение прозы к широкому эпическому осмыслению действительности. Два художника – М.Шолохов и А.Фадеев – особенно чутко улавливают тенденцию литературы. «Они сражались за Родину» Шолохова и «Молодая гвардия» Фадеева отличаются социальной масштабностью, открытием новых путей в трактовке темы войны.

ПУБЛИЦИСТИКА

Крупнейшие мастера слова – А.Толстой, Л.Леонов, М.Шолохов – стали и выдающимися публицистами. Популярностью на фронте и в тылу пользовалось яркое, темпераментное слово И.Эренбурга. Важный вклад в публицистику тех лет внесли А.Фадеев, В.Вишневский, Н.Тихонов.

Публицистика военных лет – качественно иной, по сравнению с предшествующими периодами, этап развития этого боевого и действенного искусства. Глубочайший оптимизм, несокрушимая вера в победу – вот что поддерживало публицистов даже в самые трудные времена. Особую мощь придавало их выступлениям обращение к истории, к национальным истокам патриотизма. Важная особенность публицистики той поры – широкое использование листовки, плаката, карикатуры.

ПАМФЛЕТЫ И СТАТЬИ И. ЭРЕНБУРГА За годы войны опубликовано около 1,5 тыс. статей и памфлетов писателя, составивших четыре объемистых тома под общим названием «Война». Первый том, увидевший свет в 1942 г., открывался циклом памфлетов «Бешеные волки» , в которых с беспощадным сарказмом представлены главари фашистских преступников: Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер. В каждом из памфлетов, на основе достоверных биографических сведений, даны убийственные характеристики палачей «с тупыми лицами» и «мутными глазами». В памфлете «Адольф Гитлер» читаем: «В далекие времена увлекался живописью. Таланта не оказалось, как художника забраковали. Возмущенный воскликнул: «Увидите, я стану знаменитым». Оправдал свои слова. Вряд ли найдешь в истории нового времени более знаменитого преступника.

ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА А.Н. ТОЛСТОГО, в которой широта охвата сочеталась с глубиной мысли, взволнованность и эмоциональность – с высоким художественным мастерством, чувство Родины возобладало в его статьях над всеми другими. Уже в первой своей статье «Что мы защищаем», появившейся в «Правде» 27 июня 1941 г., писатель последовательно проводил мысль о том, что героизм и мужество русского народа складывались исторически и эту «дивную силу исторического сопротивления» еще никому не удавалось одолеть. В полную силу мотив величия нашей страны прозвучал в его статье «Родина», опубликованной 7 ноября 1941 г. одновременно в «Правде» и в «Красной звезде». Пророческие слова писателя «Мы сдюжим!» стали символом борьбы советских воинов.

Неоднократно встречался писатель с участниками боев (напр, Константин Семенович Сударев).

Среди статей и очерков, призывавших к мести гитлеровцам, особое значение имел очерк М.А. Шолохова «Наука ненависти» , появившийся в «Правде» 22 июня 1942 г.

Публицистика военной поры отличалась глубокой лиричностью, беззаветной любовью к родной земле, и это не могло не затронуть читателей.

Одна из основных тем военной публицистики – освободительная миссия Красной Армии. Особенность публицистики Великой Отечественной войны и в том, что традиционным газетным жанрам – статье, корреспонденции, очерку – перо мастера слова придавало качества художественной прозы.

Проблематика и художественное своеобразие поэм А. Ахматовой «Реквием» и «Поэма без героя». Поздняя лирика А. Ахматовой.

Ахматова 1889-1966 «Реквием»

Ахматова начала писать Реквием (1935–1940) осенью 1935, когда почти одновременно были арестованы Н.Пунин и Л.Гумилев,Факты личной биографии в Реквиеме обретали грандиозность библейских сцен, Россия 1930-х уподоблялась Дантову аду, среди жертв террора упоминался Христос; саму себя, «трехсотую с передачей», Ахматова называла «стрелецкой женкой». Реквием занимает особое место в ряду антитоталитарных произведений. Ахматова не прошла лагерь, не арестовывалась, но тридцать лет «прожила под крылом у гибели», в предчувствии скорого ареста и в непрестанном страхе за судьбу сына. В Реквиеме не изображены зверства палачей или «крутой маршрут» арестанта. Реквием – памятник России, в центре цикла – страдание матери, плач по безвинно погибшим, гнетущая атмосфера, воцарившаяся в годы «ежовщины». Ахматова выражала вековое сознание русской женщины – скорбящей, охраняющей, оплакивающей. Обращаясь к потомкам, она завещала установить ей памятник не там, где прошли ее счастливые, творческие годы, а под «красной, ослепшей стеной» Крестов.

В 1938 г. Л.Н. Гумилев снова был арестован, фактически лишь за то, что имел неугодных режиму родителей. Этим годом датированы II и IV из десяти стихотворений основного корпуса цикла-поэмы и первая часть Х стихотворения - "Распятие". Уже в них героиня выступает в трех лицах: больной женщины где-то на "тихом Дону", у которой, однако, судьба самой Ахматовой, "царскосельской веселой грешницы" (это ее прошлое, теперь представляющееся не печальным, а веселым), и, наконец, Матери, которой прямо не названный сын (Сын) сказал: "О, не рыдай Мене..." "Реквием" и автобиографичен, глубоко личностен, и предельно обобщен - как в масштабе всей народной, исторической и надысторической жизни, так и в плане сакральном. Крестообразная форма тюремных корпусов как бы лишний раз мотивировала использование самого высокого для верующего человека символа: еще до "Распятия" белые ночи "О твоем кресте высоком / И о смерти говорят" (стихотворение VI. 1939). Героиня "Реквиема" ищет утешения у смерти ("VII. К смерти", 1939) и поддается безумию ("IX. Уже безумие крылом...", обезумев от муки 1940); великая скорбь, однако, делает ее как бы новой богоматерью, чрезвычайно возвышает и ее. и испытываемое ею горе, оно значительнее и величественнее, чем рыдания или даже "окаменение" других, пусть тоже близких людей.

Магдалина - единственное имя, фигурирующее в "Реквиеме"(«Магдалина билась и рыдала…»).

«Реквием» - одно из первых поэтических произведений, посвящённых жертвам Большого террора 1930-х гг. Это и цикл лирических стихотворений, и единое произведение - поэма эпического масштаба.

Поэма обладает кольцевой структурой. Свое, личное составляет основу центральной части, десяти пронумерованных стихотворений, общее же больше представлено в обширном обрамлении (эпиграф, "Вместо предисловия", "Посвящение", "Вступление", двухчастный "Эпилог"), примерно равном по объему основной части, но именно здесь впервые у Ахматовой появляется державинско-пушкинская тема памятника, который может быть поставлен не многоликой лирической героине раннего творчества, а конкретному человеку с реальной биографией, личное горе которого в то же время символизирует громадное народное горе. Ахматова не только как мать (в "Распятии"), но и как поэт берет на себя роль богородицы - покровительницы страдающих. После пролога следуют четыре первых главы. Это своеобразные голоса матерей из прошлого - времен стрелецкого бунта, ее собственный голос, глава будто из шекспировской трагедии и, наконец, собственный ахматовский голос из 10-х годов. V и VI главы - кульминация поэмы, апофеоз страдания героини. Следующие четыре стиха посвящены теме памяти.

Наряду с торжественным высоким слогом в "Реквиеме" звучит просторечие, народные выражения: дважды упомянуты "черные маруси", женщина, готовая "под кремлевскими башнями выть", "кричит" семнадцать месяцев, при аресте предполагает увидеть "бледного от страха управдома" (советизм) - эта и другая конкретика соответствует не лирическому, а повествовательному, "поэмному" началу.

Поздн лирика.

Впечатления первых дней войны и блокады отразились в стихотворениях Первый дальнобойный в Ленинграде, Птицы смерти в зените стоят …, Nox . В конце сентября 1941 Ахматова была эвакуирована за пределы блокадного кольца. Стихотворение Ахматовой Мужество было напечатано в «Правде» и затем многократно перепечатывалось, став символом сопротивления и бесстрашия. В 1943 Ахматова получила медаль «За оборону Ленинграда».Стихи Ахматовой военного периода лишены картин фронтового героизма, написаны от лица женщины оставшейся в тылу. Сострадание, великая скорбь сочетались в них с призывом к мужеству, гражданской нотой: боль переплавлялась в силу.

В последнее десятилетие жизни Ахматову занимала тема времени – его движения, бега. «Куда девается время?» – вопрос, по-особому звучавший для поэта, пережившего почти всех своих друзей, дореволюционную Россию, Серебряный век. Что войны, что чума? – конец им виден скорый, / Им приговор почти произнесен. / Но кто нас защитит от ужаса, который / Был бегом времени когда-то наречен? – писала Ахматова. Такая философская настроенность не понималась многими ее современниками, сосредоточенными на кровавых событиях недавнего прошлого. Но отнюдь не «старческой примиренностью» навеяны последние стихи Ахматовой – отчетливей проступило то, что было свойственно ее поэзии всегда: тайнознание, вера в приоритет неведомых сил над материальной видимостью мира, открытие небесного в земном.

Позднее творчество Ахматовой – «шествие теней». В цикле Шиповник цветет, Полночных стихах, Венке мертвых Ахматова мысленно вызывает тени друзей – живых и умерших. Слово «тень», часто встречавшееся и в ранней лирике Ахматовой, теперь наполнялось новым смыслом: свобода от земных барьеров, перегородок времени. Свидание с «милыми тенями отдаленного прошлого», так и не встреченным на земле провиденциальным возлюбленным, постижение «тайны тайн» – основные мотивы ее «плодоносный осени».

Начиная с 1946 года, многие стихи Ахматовой посвящены Исайе Берлину – английскому дипломату, филологу и философу, посетившему ее в 1945 в Фонтанном Доме. Беседы с Берлиным стали для Ахматовой выходом в живое интеллектуальное пространство Европы, привели в движение новые творческие силы, она мифологизировала их отношения, связывала с их встречей начало «холодной войны»

7. Драматургия военных лет (на примере одного произведения).

За годы войны было создано свыше трехсот пьес, но не все они увидели свет. Увидели: «Фронт» А.Корнейчука, «Нашествие» Л.Леонова, «Русские люди» К.Симонова,
Темой ряда интересных драматических произведений стали жизнь и героические деяния нашего флота. Среди них психологическая драма А.Крона «Офицер флота» (1944), Б.Лавренева «Песня о черноморцах»(1943).

Видное место в драматургии военного времени заняла тема партизанской борьбы советского народа с фашистскими оккупантами. «Нашествие» и «Лёнушка» Л. Леонова, «Партизаны в степях Украины» А. Корнейчука.

Кроме того, в годы войны создавались пьесы о нашем героическом тыле, напр, «Знатная фамилия» Б. Ромашова.

Также определенных достижений добилась в этот период историческая драма. А.Толстого «Иван Грозный».

Открытая публицистичность, стремительное и динамичное развертывание действия, напряженность драматических ситуаций, насыщенный глубоким волнением и силою чувств диалог - характерные черты драматургии военных лет.

Первые пьесы о Великой Отечественной войне - «Накануне» А. Афиногенова, «В степях Украины» А. Корнейчука и др.- появились через два-три месяца после ее начала.

Пьесы, появившиеся в самом начале войны и созданные еще на волне довоенных настроений, оказались далекими от трагической обстановки первых месяцев тяжелых боев. Переломным этапом в драматургии стал 1942 год.

Наибольших своих успехов советская драматургия военного времени достигла в 1942-1943 гг., когда одна за другой появились пьесы «Русские люди» К. Симонова, «Нашествие» Л. Леонова, «Фронт» А. Корнейчука, «Иван Грозный» А. Толстого.

Драма Л.Леонова «Нашествие» (1943) создавалась в самое трудное время. Небольшой город, где развертываются события пьесы, – символ всенародной борьбы с захватчиками. Значительность авторского замысла в том, что конфликты местного плана осмысливаются им в широком социально–философском ключе. Тема непобедимости советского народа, его неизмеримого морального превосходства над врагом нашла воплощение в форме социально-психологической драмы, включившей в себя элементы сатиры.
Действие пьесы происходит в квартире доктора Таланова. Неожиданно для всех из заключения возвращается сын Таланова Федор. Почти одновременно в город вступают немцы. А вместе с ними появляется бывший владелец дома, в котором живут Талановы, купец Фаюнин, ставший вскоре городским головой.
От сцены к сцене нарастает напряженность действия. Честный русский интеллигент врач Таланов не мыслит своей жизни в стороне от борьбы. Рядом с ним его жена, Анна Павловна, и дочь Ольга. Не стоит вопрос о необходимости борьбы в тылу врага и для председателя горсовета Колесникова: он возглавляет партизанский отряд. Это один – центральный – пласт пьесы. Однако Леонов, мастер глубоких и сложных драматических коллизий, не довольствуется только таким подходом. Углубляя психологическую линию пьесы, он вводит еще одно лицо – сына Талановых.
Судьба Федора оказалась запутанной, непростой. Избалованный в детстве, эгоист, себялюбец. Он возвращается в отчий дом после трехлетнего заключения, где отбывал наказание за покушение на жизнь любимой женщины. Федор угрюм, холоден, насторожен. Его мучит утраченное доверие людей, потому–то Федору неуютно на свете. Умом и сердцем мать и няня поняли, что под шутовской маской Федор спрятал свою боль, тоску одинокого, несчастного человека, но принять его прежнего – не могут. Отказ Колесникова взять Федора в свой отряд еще больше ожесточает сердце молодого Таланова.
Потребовалось время, чтобы этот живший когда–то только для себя человек стал народным мстителем. Схваченный гитлеровцами, Федор выдает себя за командира партизанского отряда, чтобы умереть за него. Психологически убедительно рисует Леонов возвращение Федора к людям. В пьесе последовательно раскрыто, как война, общенародное горе, страдания зажигают в людях ненависть и жажду мщения, готовность отдать свою жизнь ради победы. Именно таким мы видим Федора в финале драмы.
Для Леонова закономерен интерес не просто к герою, но к человеческому характеру во всей сложности и противоречивости его натуры, складывающейся из социального и национального, нравственного и психологического. Одновременно с выявлением закономерностей борьбы на гигантском фронте сражений художник–философ, художик–психолог не уходил и от задачи показа борений индивидуальных страстей, чувств и стремлений человеческих.
Этот же прием нелинейного изображения использован драматургом и при создании образов отрицательных персонажей: поначалу неприметного, мстительного Фаюнина, стеснительно–угодливого Кокорышкина, мгновенно меняющего личину при смене власти, целой галереи фашистских головорезов. Верность правде делает образы жизненными даже в том случае, если они предстают в сатирическом, гротескном освещении.
Сценическая история произведений Леонова периода Великой Отечественной войны (кроме «Нашествия» широкой известностью пользовалась и драма « Ленушка», 1943), обошедших все основные театры страны, лишний раз подтверждает несправедливость упреков отдельных критиков, писавших о недоходчивости, камерности леоновских пьес, о переусложненности образов и языка. При театральном воплощении леоновских пьес учитывалась их особая драматургическая природа. Так, при постановке «Нашествия» в Московском Малом театре (1942) И.Судаков сначала основной фигурой видел Федора Таланова, но в ходе репетиций акценты постепенно смещались и в центре стали мать Федора, его няня Демидьевна как олицетворение русской матери. В театре им.Моссовета режиссер Ю. Завадский трактовал спектакль как психологическую драму, драму незаурядного человека Федора Таланова.

8. Пути развития поэмы 50-60-х гг. (на примере 1-2-х произведений).

Поэмы 2-й пол. 50-60-х гг. проникнуты пафосом постижения историч. и социальных истоков событий и характеров (цикл поэм В. Луговского «Середина века», «Стена» Ю. Марцинкявичюса, «Оза» А. Вознесенского). Многообразие и несходство жанровых разновидностей П. отразилось в разноречивых суждениях о П. в лит. дискуссии, посвященной этому жанру.

Новый этап в развитии страны и литературы - 50-е-60-е годы - ознаменовался в поэмном творчестве Твардовского дальнейшим продвижением в сфере лирического эпоса - лирической эпопеи «За далью - даль», сатирической поэмы-сказки «Теркин на том свете» и лирико-трагедийной поэмы-цикла «По праву памяти». Каждое из этих произведений по-своему явилось новым словом о судьбах времени, страны, народа, человека.Вместе они представляют собой живую и целостную, динамическую художественную систему. Так, ряд тем и мотивов «Василия Теркина» становятся «сквозными», отзываются в последующих произведениях: например, сама тема войны, жизни и смерти по-своему звучит в поэмах «За далью - даль», «Теркине на том свете». То же относится к теме семьи, родной Смоленщины, образу «друга детства» и военных лет, мотивам «памяти». Все это, являясь компонентами поэтического мира художника, свидетельствует о его единстве и цельности.

Твардовский работает над сатирической поэмой-сказкой «Теркин на том свете» (1954-1963), изобразившей «косность, бюрократизм, формализм» нашей жизни. По словам автора, «поэма «Теркин на том свете» не является продолжением «Василия Теркина», а лишь обращается к образу героя «Книги про бойца» для решения особых задач сатирико-публицистического жанра».

В основу произведения Твардовский положил условно-фантастический сюжет. Герой его поэмы военных лет, живой и не унывающий ни при каких обстоятельствах Василий Теркин оказывается теперь в мире мертвых, призрачном царстве теней. Подвергается осмеянию все враждебное человеку, несовместимое с живой жизнью. Вся обстановка фантастических учреждений на «том свете» подчеркивает бездушие, бесчеловечность, лицемерие и фальшь, произрастающие в условиях тоталитарного режима, административно-командной системы.

Вначале, попав в «загробное царство», очень уж напоминающее нашу земную реальность целым рядом узнаваемых бытовых деталей, Теркин вообще не различает людей. С ним разговаривают, на него смотрят казенные и безликие канцелярские, бюрократические «столы» («Учетный стол», «Стол Проверки», «Стол Медсанобработки» и пр.), лишенные даже малейшего признака участия и понимания. И в дальнейшем перед ним вереницей проходят мертвецы - «с виду как бы люди», под стать которым вся структура «загробного царства»: «Система», «Сеть», «Органы» и их производные - «Комитет по делам / Перестройки Вечной», «Преисподнее бюро», «Гробгазета» и т.п.
Перед нами возникает целый реестр мнимых, абсурдных, лишенных содержания предметов и явлений: «душ безводный», «табак без дыма», «паек загробный» («Обозначено в меню, / А в натуре нету»)... Показательны характеристики:,Кандидат потусторонних / Или доктор прах-наук», «Надпись: «Пламенный оратор» - /И мочалка изо рта». Через все это царство мертвых и бездушных солдата ведет «сила жизни». В герое Твардовского, символизирующем жизненные силы народа, попавшем в столь необычную обстановку и подвергшемся нелегким испытаниям, возобладали присущие ему живые человеческие качества, и он возвращается в этот мир, чтобы бороться за правду.
Сам Твардовский вел непримиримую борьбу с наиболее мрачным, мертвящим наследием сталинщины, с духом слепого подчинения, косности и доведенного до абсурда бюрократизма. И делал это с позиций утверждения жизни, правды, человечности, высокого нравственного идеала. В сочетании фантастического сюжета и реалистически-бытовых деталей в изображении загробного мира реализовался творческий принцип автора: «С доброй выдумкою рядом / Правда в целости жива...»

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ «Теркин на том свете» Тёркин на том свете Убитый в бою Теркин является на тот свет. Там чисто, похоже на метро. Комендант приказывает Теркину оформляться. Учетный стол, стол проверки, кромешный стол. У Теркина требуют аттестат, требуют фотокарточку, справку от врача. Теркин проходит медсанобработку. Всюду указатели, надписи, таблицы. Жалоб тут не принимают. Редактор «Гробгазеты» не хочет даже слушать Теркина. Коек не хватает, пить не дают...Теркин встречает фронтового товарища. Но тот как будто не рад встрече. Он объясняет Теркину: иных миров два - наш и буржуазный. И наш тот свет - «лучший и передовой». Товарищ показывает Теркину Военный отдел, Гражданский. Здесь никто ничего не делает, а только руководят и учитывают. Режутся в домино. «Некие члены» обсуждают проект романа. Тут же - «пламенный оратор». Теркин удивляется: зачем все это нужно? «Номенклатура», - объясняет друг. Друг показывает Особый отдел: здесь погибшие в Магадане, Воркуте, на Колыме... Управляет этим отделом сам кремлевский вождь. Он еще жив, но в то же время «с ними и с нами», потому что «при жизни сам себе памятники ставит». Товарищ говорит, что Теркин может получить медаль, которой награжден посмертно. Обещает показать Теркину Стереотрубу: это только «для загробактива». В нее виден соседний, буржуазный тот свет. Друзья угощают друг друга табаком. Теркин - настоящим, а друг - загробным, бездымным. Теркин все вспоминает о земле. Вдруг слышен звук сирены. Это значит - ЧП: на тот свет просочился живой. Его нужно поместить в «зал ожидания», чтобы он стал «полноценным мертвяком». Друг подозревает Теркина и говорит, что должен доложить начальству. Иначе его могут сослать в штрафбат. Он уговаривает Теркина отказаться от желания жить. А Теркин думает, как бы вернуться в мир живых. Товарищ объясняет: поезда везут людей только туда, но не обратно. Теркин догадывается, что обратно идут порожняки. Друг не хочет бежать с ним: дескать, на земле он мог бы и не попасть в номенклатуру. Теркин прыгает на подножку порожняка, его не замечают... Но в какой-то миг исчезли и подножка, и состав. А дорога еще далека. Тьма, Теркин идет на ощупь. Перед ним проходят все ужасы войны. Вот он уже на самой границе....И тут он слышит сквозь сон: «Редкий случай в медицине». Он в госпитале, над ним - врач. За стенами - война...Наука дивится Теркину и заключает: «Жить ему еще сто лет!»

После завершения и публикации «Теркина на том свете» Твардовский задумывает, а в последние годы жизни пишет лирическую поэму-цикл «По праву памяти» (1966-1969) - произведение трагедийного звучания. Это социальное и лирико-философское раздумье о непростых путях истории, о судьбах отдельной личности, о драматической судьбе своей семьи: отца, матери, братьев. Будучи глубоко личностной, исповедальной, «По праву памяти» вместе с тем выражает народную точку зрения на сложные, трагические явления прошлого.
Поэма Твардовского так и не смогла быть опубликована при его жизни. Она появилась в печати лишь спустя десятилетия - в 1987 г. И причиной тому было стремление автора к бескомпромиссной правде, как он ее понимал, - воскрешающей «живую быль» и неотпускающую боль трагических событий нашей истории.

«По праву памяти» - это осмысление поэтом опыта всей прожитой жизни, в которой отразились тяжелые противоречия времени. Сам мотив поиска правды, как истины и справедливости, сквозной в поэме - от обращения к себе во вступительных строках: «Перед лицом ушедших былей / Не вправе ты кривить душой» - и до завершающих слов о целительном настое «правды сущей», добытой ценой жестокого опыта.
В поэме развиваются и углубляются мотивы, прозвучавшие в книге «За далью - даль» (тема репрессий в главах «Друг детства», «Так это было»), но здесь они приобретают более личностный характер. Ведь все это поистине выстрадано поэтом, поскольку речь идет о судьбе его семьи и его собственной судьбе.

Каково было отцу поэта - честному крестьянину-труженику, зарабатывавшему хлеб собственными, в сплошных мозолях, руками, вынести жестокий и несправедливый, как говорит поэт, «слепой и дикий / Для круглой цифры приговор», по которому он с семьей оказался «в тех краях, где виснул иней / С барачных стен и потолка...» Лицемерие слов «Сын за отца не отвечает», как бы невзначай оброненных «судеб вершителем земным» - Сталиным, лишь подчеркивает и усугубляет вину не только его, но и тех его наследников, кто - «Забыть, забыть велят безмолвно, / Хотят в забвенье утопить / Живую быль».
А эта «живая быль» состоит в том, что слова «отца народов» оборачивались требованием нарушить основные библейские заповеди. «Здесь Твардовский иногда текстуально точен. В Библии сказано: почитай отца своего и мать свою. В тексте поэмы: «Оставь отца и мать свою». Далее. Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего - «лжесвидетельствуй», не убий - «зверствуй», не сотвори себе кумира - «иди за мной». Глас отца народов звучит в поэме как проповедь, но проповедь - Сатаны».
Мучительная и горькая память о жестокой эпохе, об ужасах и преступлениях времен сталинщины, правда о продолжающих и покрывающих ее, полных лжи и показухи брежневских временах - пронизывает последнюю поэму Твардовского. Это по-своему итоговое и в чем-то ключевое произведение для всего его творчества, в том числе и особенно - поэмного.

В жанрово-тематическом плане - это лирико-философское раздумье, «дорожный дневник», с ослабленной сюжетностью. Действующие лица поэмы - необъятная Советская страна, её люди, стремительный разворот их дел и свершений. Текст поэмы содержит шутливое признание автора - пассажира поезда «Москва-Владивосток». Три дали прозревает художник: неоглядность географических просторов России; историческую даль как преемственность поколений и осознание неразрывной связи времен и судеб, наконец, бездонность нравственных запасников души лирического героя.
Поэма «По праву памяти» мыслилась первоначально автором как одна из «дополнительных» глав к поэме «За далью - даль», приобрела в ходе работы самостоятельный характер. Хотя «По праву памяти» не имеет в подзаголовке жанрового обозначения, а сам поэт, верный понятиям литературной скромности, называл порой это произведение стихотворным «циклом», вполне очевидно, что это лирическая поэма, последняя крупная работа автора «Василия Теркина». Она была закончена и самим поэтом подготовлена к печати за два года до его кончины. Во вступлении Твардовский заявляет, что это откровенные строки, исповедь души: Перед лицом, ушедших былей Не вправе ты кривить душой, - Ведь эти были оплатили Мы платой самою большой… Поэма композиционно распадается на три части. В первой части поэт с теплым чувством, немного иронично вспоминает свои юношеские мечты и планы. И где, кому из нас придется, В каком году, в каком краю За петушиной той хрипотцей Расслышать молодость свою. Мечты эти чистые и высокие: жить и трудиться на благо Родины. А если понадобится, то и жизнь свою отдать за нее. Красивые юношеские мечты. Поэт с легкой горечью вспоминает то наивное время и юнцов, которые и помыслить не могли, сколько тяжких и суровых испытаний готовит им судьба: Готовы были мы к походу Что проще может быть: Любить родную землю-мать, Чтоб за нее в огонь и в воду. А если - То и жизнь отдать… Лишь от себя теперь добавим. Что проще - да. Но что сложней? Вторая глава «Сын за отца не отвечает» самая трагичная и в поэме, да и во всем творчестве. Незаконно раскулаченная семья Твардовских была сослана в Сибирь. В России остался только Александр Трифонович из-за того, что жил отдельно от семьи в Смоленске. Облегчить участь сосланных он не мог. Фактически он отказался от семьи. Это мучало поэта всю жизнь. Эта незаживающая рана Твардовского вылилась в поэму «По праву памяти». Конец твоим лихим невзгодам, Держись бодрей, не прячь лица. Благодари отца народов. Что он простил тебе отца. Тяжелое время, в котором не могут разобраться философы вот уже пятьдесят лет спустя. А что же говорить о юноше, свято верящем в официальную пропаганду и идеологию. Двойственность ситуации нашла свое отражение и в поэме. Да, он умел без оговорок, Внезапно - как уж припечет - Любой своих просчетов ворох Перенести на чей-то счет: На чье-то вражье искаженье Того, что возвещал завет. На чье-то головокруженье От им предсказанных побед. Поэт стремится осмыслить ход истории. Понять, в чем была вина репрессированных народов. Кто допустил такое положение вещей, когда один решал судьбы народов. И все были виновны перед ним уже в том, что были живы. В третьей главе поэмы Твардовский утверждает право человека на память. Мы не вправе забывать ничего. Пока мы помним, «живы» наши предки, их дела и подвиги. Память - это привилегия человека, и он не может добровольно отказаться от Божьего дара в угоду кому бы то ни было. Поэт утверждает: Кто прячет прошлое ревниво, Тот вряд ли с будущим в ладу… Эта поэма - своеобразное покаяние Твардовского за свои юношеские поступки, ошибки. Все мы совершаем ошибки в молодости, порой роковые, а вот поэм это в нас не рождает. У большого поэта даже горе и слезы выливаются в гениальные стихи. А вы, что ныне норовите Вернуть былую благодать, Так вы уж Сталина зовите - Он Богом был - Он может встать.

о войне

Азольский Анатолий
Диверсант
Роман «Диверсант» привлечет читателя не столько остросюжетностью, сколько реалиями войны да перекличкой, которую затеяли автор и рассказчик удивительной истории о превращении незрелого мальчишки в хладнокровного истребителя человеческих жизней.

Алексеев Михаил
Грозное лето
Роман известного российского писателя, ветерана Великой Отечественной войны Михаила Алексеева "Солдаты" рассказывает о разведчиках. В нем есть все: и увлекательный сюжет, и глубокая достоверность, а главное - берущая за сердце правда о войне, о тех ее страницах, которые малоизвестны, забыты, ушли в тень вместе с безвестными героями.

Яковенко Павел
Снайпер
С самого детства этот милый малыш с пухлыми щечками и темными глазами бусинками полюбил войну и оружие. Когда по телевизору шел фильм о войне, оторвать его от экрана было просто невозможно. Он прилипал к нему глазами и, открыв рот, замирал. Особенно приводили его в состояние экстаза батальные сцены, когда массы людей сталкивались, и пытались истребить друг друга холодным и огнестрельным оружием. К началу чеченской войны этот милый малыш вырос…

Скрипник Сергей
Смерть в рассрочку
Конец бессмысленной войны в Афганистане. Дедовщина и коррупция в армии. Высокие военные чины заняты наркобизнесом. Идет жестокая грызня между КГБ и ГРУ. Но есть они - «красные дьяволы», элита спецназа, - появления которых смертельно боятся афганские моджахеды. Профессионализм и неподкупность, верность долгу и армейской дружбе, патриотизм кажутся анахронизмами на фоне тотального разложения общества. Нужны ли они в современной России? Главный герой ищет свой ответ на этот вопрос...

Арсентьев Иван
Суровый воздух
Книга о каждодневном подвиге летчиков в годы Великой Отечественной войны. Легкий литературный язык и динамичный сюжет делает книгу интересной и увлекательной.

Бакланов Григорий
Июль 41 года
Григорий Яковлевич Бакланов, человек «военного поколения», ушёл добровольцем на фронт. Все пережитое в Великую Отечественную войну он отразил в своих произведениях, в которых на первый план выдвигает не политический, а нравственный аспект. В романе «Июль 1941 года» автор рассказал не только о событиях начала войны, но и сделал попытку интерпретировать их в историко-политическом аспекте, выявить коренные причины поражения Советской Армии.

Андреев Павел
Рассыпуха
Это очень сильная книга об афганской войне, написанная ее участником. Писатель Павел Андреев, ветеран войны в Афганистане, хорошо известен в Сети, благодаря своим публикациям на сайте ArtOfWar, посвященном литературе об афганской и чеченской войне. Его книги неоднократно и заслуженно награждались премиями на литературных сетевых конкурсах.

Азольский Анатолий
Кровь
Автор нашумевшего «Диверсанта» представляет новый, не менее захватывающий роман «Кровь». Глубоко проникая в психологию войны, Азольский проводит мысль, что военные условия уравнивают противников, после чего у них возникает ощущение войны как тяжкого кошмара, «коллективного самоуничтожения людей». Став бытом, война кажется бесконечной, теряет изначальный смысл. И на этом этапе складывается еще одна форма противостояния - уже не с противником, а с самой войной.

Ананьев Анатолий
Малый заслон
«Малый заслон» - это книга о военных событиях, которые произошли зимой 1943 года в Белоруссии во время наступления наших войск. Командование фронтом разработало план операции по окружению и захвату вражеской группировки вблизи города Калинковичи. Прорвав линию фронта, наши подразделения глубоко вклинились во вражеский тыл и перехватили шоссейную дорогу Мозырь - Калинковичи. О том, как батарея капитана Ануприенко и пехотинцы старшего лейтенанта Сурова отбивали танковые атаки врага, прикрывая подступы к шоссе, о героизме солдат, выдержавших неравный бой и победивших, взволнованно рассказывает в этой повести писатель Анатолий Ананьев.

Миронов Вячеслав
Охота на «Шейха»
Зима 2002 года. Основные бои в Чечне отгремели, но еще много сепаратистов прячется по лесам и схронам. Группа офицеров ФСБ проводит спецоперацию по выявлению и уничтожению банды Шейха, у которого находится часть архива Дудаева и Масхадова. Необходимо ликвидировать бандитов и добыть архив, и для этого хороши все средства. Но что делать, когда на одной чаше весов лежит успех спецоперации, а на другой - твоя жизнь? Сюжет основан на событиях, имевших место в действительности.

Сквер Алексей
Армада
Совсем не так представлял себе службу Родине молодой лейтенант Скворин… Выпускник офицерского училища, он прибывает по распределению в Забайкальский военный округ и попадает в Ад. Кромешный Ад, сулящий ужас каждому, кто переступит границу КПП. Какими далекими от истины оказались его наивные представления об армии, навеянные книгами, газетами и телевидением! Даже тревожные рассказы и слухи, гулявшие в стенах училища, соответствуют кошмарной действительности не более, чем детские рисунки «про войну» похожи на саму войну… По сути, это уже не армия - это Армада, яростная и беспощадная в своей предсмертной агонии… Армада, способная сломать каждого, кто встал на ее пути. Кажется, что и у Скворина нет ни малейших шансов противостоять бездушному монстру. Каким же будет его выбор: сдаться, поджав хвост, или пойти против всех? Раствориться в безликой массе или сохранить человеческое достоинство?

25. «Поэзия и проза» (О Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.)

1) расширение знаний учащихся о военной прозе и поэзии периода войны и 1950-1960-х гг., рассказ о судьбах некоторых авторов;

2) развитие любви к отечественной литературе;

3) воспитание патриотических чувств.

ОФОРМЛЕНИЕ ВЕЧЕРА

Выпуск стенгазеты «Сороковые, роковые», выставка книг о войне, рисунков; стенды с репродукциями картин В. Сидорова «День Победы», А. и С. Тютчевых «Осень 1941. Солдатки», К. А. Васильева «Прощание славянки», А. и С. Тютчевых «Май 1945» и других, портреты писателей.

Музыкальное оформление : Аудиозаписи песен В. Высоцкого и Б. Окуджавы, Лебедева-Кумача «Священная война», «Аве Мария», грамзапись стихотворения К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» в исполнении автора.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

1) учитель;

2) первый ведущий;

3) второй ведущий;

4) третий ведущий;

5) четвертый ведущий;

6) первая девушка;

7) вторая девушка;

ХОД ВЕЧЕРА

Учитель :

Каждый год мы отмечаем день святой народной памяти – День Победы. <…> Сегодня мы хотим отдать дань уважения <…> поэтам и писателям, защищавшим родную землю пером и автоматом, поднимавшим боевой дух соотечественников своим творчеством в трагические дни.

Первый ведущий :

В первый же день войны писатели и поэты Москвы собрались на митинг. А. Фадеев заявил: «Писатели Советской страны знают свое место в этой решительной схватке. Многие из нас будут сражаться с оружием в руках, многие будут сражаться пером». Более 1000 поэтов и писателей ушли на фронт и свыше 400 не вернулись назад. <…>

(Звучит песня на стихи Лебедева-Кумача «Священная война»)

Второй ведущий :

Поэзия Великой Отечественной войны – поэзия мужества. Война родила многих поэтов, ведь экстремальные условия создают такой душевный напор, который тотчас смог реализоваться лишь в таком непосредственном жанре, как стихи. Поэзия сразу же выражала всю гамму чувств, которые переживали люди: боль, тревогу надежду, горе. Поэзия прославляла дела ратные, звала на бой с врагом.

Третий ведущий :

Николай Майоров, Павел Коган, Всеволод Багрицкий, Михаил Кульчинский, Семен Гудзенко… В 1941 г. они были чуть старше нас, и не все из них вернулись с войны. Лейтенант Павел Коган, поэт, был убит под Новороссийском. Он был снят с воинского учета по состоянию здоровья, но в начале войны поступил на курсы военных переводчиков. Павел Коган писал в 1942 г.: «Только здесь, на фронте, я понял, какая ослепительная, какая обаятельная вещь жизнь. Рядом со смертью это очень хорошо понимаешь… Я верю в историю, верю в наши силы… Я знаю, что мы победим!» Он писал:

Я патриот. Я воздух русский,

Я землю русскую люблю,

Я верю, что нигде на свете

Второй такой не отыскать!

Четвертый ведущий :

При выполнении боевого задания в 1942 г. погиб 20-летний Всеволод Багрицкий. В его кармане была найдена тоненькая коричневая тетрадь фронтовых стихов, пробитая осколком, который убил юношу.

(Звучат куплеты из песни В. Высоцкого «А сыновья уходят в бой»)

Первый ведущий :

В боях под Сталинградом в январе 1943 г. погиб Михаил Кульчинский, автор известных строк:

Война ж совсем не фейерверк,

А просто – трудная работа,

Когда – черна от пота – вверх

Скользит по пахоте пехота.

Второй ведущий :

Командир стрелкового взвода Владимир Чугунов погиб на Курской дуге 5 июля 1943 г., поднимая бойцов в атаку. Он умер так, как предрек в своем стихотворении:

Если я на поле ратном,

Испустив предсмертный стон,

Упаду в огне закатном,

Вражьей пулею сражен.

Если ворон, словно в песне,

Надо мною круг замкнет, -

Я хочу, чтоб мой ровесник

Через труп шагнул вперед.

Третий ведущий :

Когда началась война, многие студенты московского Института философии, литературы и истории (ИФЛИ) ушли добровольцами на фронт. Среди них был и молодой поэт Семен Гудзенко. В записных книжках солдата Гудзенко запись: «Ранен. В живот. На минуту теряю сознание. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо. Ходить не могу. Везут на санях».

Из воспоминаний поэта Ильи Эренбурга:

«Утром в дверь моей комнаты постучали. Я увидел высокого грустноглазого юношу в гимнастерке. Я сказал ему: „Садитесь“. Он сел и тотчас встал: „Я вам почитаю стихи“. Я приготовился к очередному испытанию – кто тогда не сочинял стихов о войне! Молодой человек читал очень громко, а я слушал и повторял: „Еще… еще“. Потом мне говорили: „Вы открыли поэта“. Нет, в то утро Семен Гудзенко открыл многое из того, что я смутно чувствовал. А ему было всего 20 лет, он не знал, куда деть длинные руки, и сконфуженно улыбался».

Одним из первых стихотворений, прочитанных Эренбургу, стало стихотворение «Когда на смерть идут – поют»:

Первый чтец :

Когда на смерть идут – поют,

А перед этим можно плакать, -

Ведь самый страшный час в бою -

Час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг.

И почернел от пыли минной.

и умирает друг

И значит, смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед

За мной одним идет пехота

Будь проклят

сорок первый год,

Ты, вмерзшая в снега пехота!

Мне кажется, что я магнит,

Что я притягиваю мины.

и лейтенант хрипит.

И смерть опять проходит мимо.

Но мы уже не в силах ждать

И нас ведет через траншеи

Окоченевшая вражда,

Штыком дырявящая шеи.

Бой был коротким.

Глушили водку ледяную,

И выковыривал ножом

Из-под ногтей я кровь чужую.

Третий ведущий :

Незадолго до победы Семен Гудзенко писал: «Недавно попал под сильную бомбежку у переправы через Мораву… Лежал там долго и томительно. Умирать в 1945 г. очень не хочется». В 1946 г. появятся его следующие строки: «Мы не от старости умрем – от старых ран умрем». Все произошло с ним именно так в феврале 1953 г.

Четвертый ведущий :

Если поэзия мгновенно реагировала на происходящие события, то прозе, а особенно таким крупным жанрам, как роман, требовалось время. Сразу после войны появляются такие произведения, как «Молодая гвардия» А. Фадеева, «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого, «Знаменосцы» О. Гончара и многие другие. Писатели воспевают в них героический подвиг народа победителя, а война воспринимается как противостояние добра – красоты и зла – уродства.

Первый ведущий :

В отечественной прозе голоса участников войны впервые мощно зазвучали в середине 1950-х и начале 1960-х гг. <…> Юрий Бондарев характеризовал это несколько затянувшееся молчание вчерашних солдат так: «Душевный опыт этих людей был насыщен до предела. Все четыре года войны они прожили, не переводя дыхания, и, казалось, концентрация деталей и эпизодов, конфликтов, ощущений, потерь, образов солдат, пейзажей, запахов, разговоров, ненависти и любви была настолько густа и сильна после возвращения с фронта, что просто невозможно было все это организовать, найти необходимый сюжет, композицию, ясно проявить главную мысль. Сотни сюжетов, судеб, коллизий, характеров теснились в неостывшей памяти каждого. Все было слишком горячо, слишком близко – детали вырастали до гигантских размеров, затмевали основное».

Второй ведущий :

Роль поверенных истории, хранителей памяти взяли на себя писатели фронтового поколения – от бывших военных журналистов: М. Шолохова, К. Симонова, В. Гроссмана, Б. Полевого, А. Андреева, А. Калинина до тех, кто пришел солдатом или лейтенантом прямо на огненную черту окопов, вроде В. Астафьева, В. Быкова, Е. Носова, А. Ананьева, К. Воробьева, Ю. Бондарева, В. Кондратьева, Г. Бакланова.

Первый ведущий :

Безусловно, писатели изображают в своих произведениях военные действия – атаки, отступления, слезы, кровь, смерти, ранения. Но война – это также и испытание для человека, заставляющее делать нравственный выбор.

Второй ведущий :

Для всего творчества Василя Быкова характерна проблема нравственного выбора на войне. <…> Быков, сам прошедший войну, как бы отслеживает, как раскрываются его герои под воздействием обстоятельств. В повести «Сотников» главный герой с честью проходит через тяжелые испытания и с достоинством принимает смерть. Рыбак же, спасая собственную жизнь, предает Родину, партизанский отряд и собственноручно казнит Сотникова. Физически более слабый Сотников оказывается более подготовленным к нравственному подвигу:

Второй чтец :

«… Сотников вдруг понял, что истекает их последняя ночь на свете. Утро уже будет принадлежать не им.

Что ж, надо было собрать в себе последние силы, чтобы с достоинством встретить смерть. Разумеется, иного он не ждал от этих выродков. Оставить его живым они не могли – могли разве что замучить в том дьявольском закутке Будылы. А так, возможно, и неплохо: пуля мгновенно и без мук оборвет жизнь – не самый худший из возможных, во всяком случае, обычный солдатский конец на войне.

А он, дурак, все боялся погибнуть в бою. Теперь такая гибель с оружием в руках казалась ему недостижимой роскошью, и он почти завидовал тысячам тех счастливцев, которые нашил свой честный конец на фронте великой войны …

И вот наступил конец.

На первый взгляд это казалось странным, но, примирившись с собственной смертью, Сотников на несколько коротких часов приобрел какую-то особую, почти абсолютную независимость от силы своих врагов. <…>Он ничего не боялся, и это давало ему определенное преимущество перед другими, равно как и перед собой прежним тоже. Сотников легко и просто, как что-то элементарное и совершенно логическое в его положении, принял последнее теперь решение взять все на себя. Завтра он скажет следователю, <…>что он – командир Красной Армии и противник фашизма, пусть расстреляют его. Остальные здесь ни при чем.

По существу, он жертвовал собой ради спасения других, но не менее, чем другие, это пожертвование было необходимо ему самому. <…>

Как и каждая смерть в борьбе, она должна что-то утверждать, что-то отрицать и по возможности завершить то, что не успела осуществить жизнь. Иначе зачем тогда жизнь? Слишком нелегко она дается человеку, чтобы беззаботно относиться к ее концу».

Четвертый ведущий :

Виктор Астафьев говорил: «Что бы мне хотелось видеть в прозе о войне? Правду! Всю жестокую, но необходимую правду для того, чтобы человечество, узнав ее, было благоразумней».

В. Астафьев отображает в своих произведениях «окопную правду», чтобы подвести нас читателей к основной мысли – о противоестественной природе войны, заставляющей людей убивать друг друга. И, более того, о страстной надежде на то, что война станет историческим, нравственным уроком человечеству, и подобное никогда не повторится. Поэтому, во всех фотографических подробностях В. Астафьев описывает геройскую гибель старшины Мохнакова в повести «Пастух и пастушка»:

Третий чтец :

«Он подпустил машину так близко, что водитель отшатнулся, увидев в открытый люк вынырнувшего из дыма и пыли человека. Старшина тоже увидел оплавленное лицо врага – голое, в детской розовой кожице, без бровей, без ресниц, с красно вывернутым веком, отчего глаза казались ошкуренными, косыми. Горел водитель, и не раз.

Они смотрели друг на друга всего лишь мгновение, но по предсмертному ужасу, мелькнувшему в изуродованном глазу водителя, Мохнаков угадал – немец понял все; опытные тем и отличаются от неопытных, что лучше умеют угадать меру опасности, грозящей им.

Танк дернулся, затормозил, визжа железом. Но его несло, неумолимо тащило вперед, и русский, загородив руками лицо, зажав глаза, пальцами, что-то прошептав, упал под гусеницу. От взрыва противотанковой мины старая боевая машина треснула по недавно сделанному шву. Траки гусеницы забросило аж в траншею.

А там, где ложился под танк старшина Мохнаков, осталась воронка с опепеленной по краям землею и черными стерженьками стерни. Тело старшины вместе с выгоревшим на войне сердцем разнесло по высотке, туманящейся с солнечного бока зеленью».

(Звучит отрывок из песни В. Высоцкого «Он не вернулся из боя»)

Второй ведущий :

Когда началась война, будущему писателю Юрию Бондареву было всего 17 лет. А в 18 – в августе 1942 г. – он уже на фронте. Дважды был ранен. <…>Через четверть века после окончания войны он напишет: «Война была жесткой и грубой школой, мы сидели не за партами, а в мерзлых окопах. Мы еще не обладали жизненным опытом и вследствие этого не знали простых, элементарных вещей, которые приходят к человеку в будничной мирной жизни… Но наш душевный опыт был переполнен до предела».

Как и автор, юные герои Бондарева шагнули в войну прямо со школьной скамьи<…>. Бондарев, изображая войну, старается придерживаться правды, «предельной достоверности», наверное, поэтому, судьба его героев зачастую трагична. В романе «Батальоны просят огня» <…>в живых по вине одного из начальников – полковника Иверзева из нескольких сотен людей останутся только пятеро.

Четвертый чтец (стихотворение Юрия Белаша «Неудачный бой»):

И на мокром лугу, там и сям, бугорочками серыми

Оставались лежать в посеченных шинелях тела…

Где-то кто-то ошибся. Что-то где-то не сделали.

А пехота все эти ошибки оплачивай кровью сполна!..

Мы идем и молчим. Ни о чем говорить нам не хочется.

Да о чем говорить, если мы четверть часа назад

Положили у той – будь она трижды проклята! – рощицы

Половину ребят – и каких, доложу вам, ребят.

Первый ведущий :

В отечественной литературе немало произведений о войне 1941–1945 гг. Война раскрывается в них с различных точек зрения, в зависимости от авторской позиции. Но есть один фактор, объединяющий писателей-фронтовиков: каждый из них пропустил войну через себя, каждый воочию видел весь ад войны.

А. Твардовский писал:

Война – жесточе нету слова,

Война – печальней нету слова,

Война – святее нету слова,

В тоске и славе этих лет.

(Звучит песня Б. Окуджавы «До свиданья, мальчики»)

Четвертый ведущий :

Начало войны наложило отпечаток на все последующее творчество Константина Симонова. Симонов сразу же отправился на фронт, и в течение всего военного времени работал корреспондентом газеты «Красная звезда». Ради нескольких строчек в газете Симонов переезжал с фронта на фронт<…>. Все, что он опубликовал в годы войны, позже вошло в его книги: «От Черного до Баренцева моря», «Югославская тетрадь», «Письма из Чехословакии». В военные годы Константин Симонов пишет пьесы «Жди меня», «Русские люди», «Так и будет», повесть «Дни и ночи». Выходят два его сборника стихов «С тобой и без тебя» и «Война». О войне он знал ни с чьих-то рассказов – он бывал в окопах, знакомился с солдатами и офицерами, хорошо знал тех людей, которые командовали полками и дивизиями, составляли планы военных операций. В послевоенные годы появляется его трилогия «Живые и мертвые», которая повествует о героических событиях войны.

Перед смертью в 1979 г. К. Симонов просил исполнить его последнюю волю: писатель хотел навеки остаться с теми, кто погиб в первые дни войны, и прах его был развеян на поле неподалеку от Бобруйска.

Второй ведущий:

По признанию участников войны, одно из самых первых поэтических произведений, затронувших их души, – стихотворение К. Симонова «Ты помнишь Алеша, дороги Смоленщины», посвященное Алексею Суркову, старшему товарищу.

(Стихотворение звучит в грамзаписи в исполнении автора)

Третий ведущий :

Великий урок мужества, братства, любви, человечности, верности дает Константин Симонов в своей лирике. Его знаменитое «Жди меня» – гимн любви, настоящей любви и преданности.

Четвертый ведущий :

Говорят, у войны «не женское лицо», но на фронт уходили и женщины. Они были медсестрами – выносили раненых с поля боя, подносили снаряды, были снайперами и летчицами. Слово тоже было их оружием. Их стихи знала вся страна. Анна Ахматова, Ольга Берггольц, Вероника Тушнова, Юлия Друнина… В судьбу и поэзию каждой из них вплелось военное лихолетье.

Первый ведущий :

17-летняя выпускница одной из московских школ Юлия Друнина, как и многие ее сверстницы, в 1941 г. добровольно ушла на фронт бойцом санитарного поезда. Из воспоминаний поэта Николая Старшинова: «В ее характере наиболее яркими чертами были решительность и твердость. Если уж она что решила, ничем ее не собьешь. Никакой силой. Наверное, это особенно проявилось, когда она добровольцем уходила на фронт. Их семью тогда эвакуировали из Москвы в Заводоуковку Тюменской области, они едва успели кое-как там устроиться, и родители – школьные учителя – были категорически против этого ее шага. Тем более единственный ребенок в семье, да еще очень поздний: отцу было уже за 60, он там в Заводоуковке и умер…»

Шестой чтец :

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привычный сорок первый год.

Я пришла из школы в блиндажи сырые,

От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,

Потому что имя ближе, чем «Россия»

Не могла сыскать.

Второй ведущий :

Эти строки Юлия Друнина написала в 1942 г. И на протяжении всего ее творчества сквозным мотивом станет мотив ухода из детства в ужас войны, из которой она не смогла возвратиться даже спустя десятилетия. Из воспоминаний Н. Старшинова: «Надо еще подчеркнуть, кем на войне Юля была. Медсестрой, санитаркой в пехоте, самом неблагоустроенном роде войск, и не где-нибудь в госпитале, а на самой передовой, в пекле, где под огнем приходилось некрепкими девичьими руками вытаскивать тяжеленных раненых. Смертельная опасность и тяжкий труд вместе. В общем, научилась и насмотрелась». Старшинов рассказывал, что ее фронтовые стихи произвели сильное впечатление в конце войны и сразу после ее завершения, ее «Зинку» знали наизусть.

«Зинка». Памяти однополчанки – героя Советского Союза Зины Самсоновой.

(Инсценировка стихотворения <…>)

Первая девушка :

Мы легли у разбитой ели,

Ждем, когда же начнет светлеть.

Под шинелью вдвоем теплее

На продрогшей, гнилой земле.

Вторая девушка :

Но сегодня она – не в счет

Дома, в яблочном захолустье

Мамка, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый.

У меня – лишь она одна.

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждет

Знаешь, Юлька, я – против грусти,

Но сегодня она – не в счет.

Первая девушка :

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг – нежданный приказ: «Вперед!»

Снова рядом в сырой шинели

Светлокосый солдат идет.

С каждым днем становилось горше.

Шли без митингов и знамен

В окруженье попал под Оршей

Нам потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по черной ржи,

По воронкам и буеракам,

Через смертные рубежи.

(<…>Свет приглушается)

Мы не ждали посмертной славы.

Мы хотели со славой жить.

Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, губы сжав,

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

Знаешь, Зинка, я – против грусти,

Но сегодня она – не в счет.

Где-то в яблочном захолустье

Мамка, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,

У нее ты была одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?

(Во время чтения последней строфы на заднем плане сцены появляется участница, одетая старушкой и зажигает свечу у иконы. Звучит «Аве Мария»)

Третий ведущий :

Судьба Юлии Друниной трагичная и счастливая одновременно. Трагичная – потому что юность ее прошла в военные годы, счастливая – потому что выжила в этой войне и стала поэтом.

Так же, как и Юлия Друнина, Ольга Берггольц начала свой поэтический путь с горя. В 1937 г. пропал во время репрессий ее первый муж – талантливый поэт Борис Корнилов. После 1937 г. о нем можно было лишь шептаться. Сама Ольга Берггольц также была арестована по ложному доносу, и только в 1939 г. реабилитирована. Две ее дочери умерли еще до ее ареста, а третий ребенок, которого ждала поэтесса, так и не родился: его убила тюрьма.

Во время войны Ольга Берггольц жила в своем любимом городе, в Ленинграде. Ей, кого называют блокадной поэтессой, не с чужих слов известны все тяготы блокадной жизни. Ее второй муж, Николай Молчанов, умер от голода, а сама Ольга Федоровна, по свидетельству сестры, «умирала там, в Ленинграде, от дистрофии». Но именно в эти годы рождаются лучшие стихи. Произведения Ольги Берггольц звучали по радио в осажденном городе, поднимая дух людей, вселяя веру в победу. Стихи Ольги Федоровны рассказывали и о пережитом ужасе страшных голодных дней. В строчках поэтессы звучит уверенность в том, что даже в это ужасное время человек остается человеком, гуманность побеждает фашизм, а любовь к своей Родине заставляет жертвовать людей собственными жизнями:

Шестой чтец :

Я говорю с тобой под свист снарядов,

Угрюмым заревом озарена.

Я говорю с тобой из Ленинграда,

Страна моя, печальная страна…

Кронштадтский злой, неукротимый ветер

В мое лицо закинутое бьет.

В бомбоубежищах уснули дети,

Ночная стража встала у ворот.

Над Ленинградом – смертная угроза…

Бессонны ночи, тяжек день любой.

Но мы забыли, что такое слезы,

Что называлось страхом и мольбой.

Я говорю: нас, граждан Ленинграда,

Не поколеблет грохот канонад,

И если завтра будут баррикады, -

Мы не покинем наших баррикад.

Мы будем драться с беззаветной силой

Мы одолеем бешеных зверей,

Мы победим, клянусь тебе, Россия,

От имени российских матерей.

Четвертый ведущий :

Анну Ахматову война застала в Ленинграде. В июле 1941 г. она написала стихотворение, облетевшее всю страну:

И та, что сегодня прощается с милым, -

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянемся, клянемся могилам,

Что нас покориться никто не заставит.

(Звучит песня В. Высоцкого «Так случилось, мужчины ушли»)

Первый ведущий :

Далеко не все произведения о Великой Отечественной войне сразу доходили до читателя. Одни из них подвергались жестокой критике, другие, авторы которых пытались донести до людей трагическую правду о войне, рассказать об ошибках военных лет, запрещались совсем. <…>Была выпущена целая серия партийных постановлений, согласно которым военная литература должна была лакировать действительность и быть бесконфликтной. «Послушным» писателям, чьи творения часто были далеки от реальной жизни, присуждались Сталинские премии, «строптивых» же авторов ожидало забвение на долгие годы, вплоть до перестройки.

Второй ведущий :

Ярким примером тому является творчество Василия Гроссмана и, в частности, его роман «Жизнь и судьба». В качестве корреспондента «Красной звезды» Гроссман в первые дни войны отправляется на фронт. В 1943 г. он уже был подполковником. <…>Его очерки о войне глубоки и вдумчивы. В. Гроссман – один из первых авторов художественных книг о войне, повести «Народ бессмертен» (1942 г.). 10 лет спустя выходит его роман «За правое дело», успех которого у читателей был огромен. Однако некоторые критики признали роман как произведение «безыдейное, антинародное, не соответствующее принципам социалистического реализма». Гроссмана упрекали в том, что он описал Гитлера, а вот образ Сталина отсутствует. А это – «идеологическая диверсия». Книгу и автора забыли. В 1961 г. арестован другой роман Гроссмана – «Жизнь и судьба». После этого прозы он больше не писал.

Что послужило причиной ареста романа? «Жизнь и судьба» – это синтез военной и лагерной прозы. Гроссман показал, что человек скован в рамках жестокой командно-административной системы. В романе раскрыты роль насилия в обществе, казармы, культ вождей… И в этом смысле сопоставлены фашистские концлагеря и лагеря ГУЛАГа. Несвобода и бессилие человека в них равнозначны. Культ насилия, равнения на одну личность превращают многих талантливых людей в «пасынков истории» и наоборот, серых людей, бесталанных выдвигает на первый план. Разумеется, в 1960-е гг. подобные произведения не имели право на существование. Роман «Жизнь и судьба» был опубликован лишь в 1988 г.

Гроссман беспощаден в изображении ужасов войны. Сцена казни евреев в газовой камере одного из фашистских лагерей описана автором с шокирующей достоверностью.

Седьмой чтец :

… Все плотнее становилась толпа в камере, все медленнее стали движения, все короче шажки людей. <…>И голый мальчик делал крошечные бессмысленные шажки. Кривая движения его легкого маленького тела перестала совпадать с кривой движения большого и тяжелого тела Софьи Осиповны, и вот они разделились. Не за руку надо было держать его, а вот так, как эти две женщины – мать и девушка, – судорожно, с угрюмым упорством любви, прижаться щека к щеке, грудь к груди, стать одним неразделимым телом.

Людей становилось все больше, и молекулярное движение по мере сгущения и уплотнения отступало от закономерности Авогадро. Потеряв руку Софьи Осиповны, мальчик закричал. Но тут же Софья Осиповна сдвинулась в прошлое. Существовало только сейчас и теперь. <…> И вдруг снова, по-новому возникшее движение произошло рядом с Давидом.

Шум тоже был новый, отличавшийся от шороха и бормотаний.

– Пустите с дороги! – и сквозь единую массу тел пробивался человек с могучим, напряженными руками, толстой шеей, наклоненной головой. Он хотел вырваться из гипнотического бетонного ритма, его тело бунтовалось, как рыбье тело на кухонном столе, слепо, без мысли. Он вскоре затих, задохнулся и стал семенить ногами, совершать то, что совершали все.

От нарушения, которое произвел он, изменились кривые движения, и Давид оказался рядом с Софьей Осиповной. Она прижала мальчика к себе с той силой, которую открыли и измерили рабочие в лагерях уничтожения, – разгружая камеру, они никогда не пытались отделять тела обнявшихся близких людей.

… Движение ребенка наполняло ее жалостью. Ее чувство к мальчику было так просто – слова и глаза не стали ей нужны. Полумертвый мальчик дышал, но воздух, данный ему, не продлевал жизнь, а угонял ее. Голова его поворачивалась, ему все еще хотелось смотреть. Он видел тех, кто оседал на землю, видел открытые беззубые рты, рты с белыми и золотыми зубам, видел тоненькую струйку крови, бежавшую из ноздри…

Все время сильные, горячие руки обнимали Давида, мальчик не понял, что стало темно в глазах, гулко, пустынно в сердце, скучно, слепо в мозгу. Его убили, и он перестал быть.

Софья Осиповна Левингтон ощутила, как осело в ее руках тело мальчика. Она опять отстала от него.

В подземных выработках с отравленным воздухом и индикаторы газа – птицы и мыши – погибают сразу, у них маленькие тела; и мальчик с маленьким, птичьим телом ушел раньше, чем она…

А в ее сердце еще была жизнь: оно сжималось. Болело, жалело вас, живых и мертвых людей…

Третий ведущий :

Несправедливой и жестокой критике подверглись и те произведения, в которых говорилось о трагедии семьи в военные годы. Официальная пропаганда очень неодобрительно относилась к изображению в художественной литературе личной трагедии человека. Так, неоцененными стали поэма А. Твардовского «Дом у дороги» и рассказ А. Платонова «Возвращение». Суровой критике была подвергнута повесть Эм. Казакевича «Двое в степи». Та же судьба постигла и стихотворение М. Исаковского «Враги сожгли родную хату», герой которого, вернувшись домой с войны, нашел лишь пепелище:

Из книги Русские плюс... автора Аннинский Лев Александрович

Из книги История мировой и отечественной культуры автора Константинова С В

50. Общая характеристика эпохи Великой Отечественной войны. Образование и наука Условия, в которых развивалась культура в годы Великой Отечественной войны, были очень тяжелыми. Очень сильным было патриотическое начало в искусстве. Многие деятели культуры выполняли в

Из книги Метафизическая поэзия как поэзия изумления автора Аверинцев Сергей Сергеевич

51. Литература, музыка, театр, живопись и архитектура эпохи Великой Отечественной войны В духовном противостоянии с фашистскими агрессорами наша культура сыграла свою особую роль. Характерной чертой развития культуры становится углубление интереса к национальному

Из книги Сексуальная жизнь в Древней Греции автора Лихт Ганс

Метафизическая поэзия как поэзия изумления Высокопреосвященнейший Владыка,глубокоуважаемая Ольга Александровна,глубокоуважаемые коллеги,Все мы помним слова того самого Аристотеля, которого в Средние Века называли просто Философом, о том, какое состояние души, по его

Из книги Лесной: исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья автора Коллектив авторов

Из книги Избранные труды по языкознанию автора Чеченцы в Великой Отечественной Войне Вероломное нападение фашистской Германии, как и во всей нашей стране, вызвало в республике справедливый гнев народа. Чеченцы и ингуши, как и все народы нашей страны, выразили готовность с оружием в руках защищать свою Родину, ее честь

Из книги Литературные вечера. 7-11 классы автора Кузнецова Марина

Патриотизм русского народа в Отечественной войне Когда наполеоновская армия вступила на территорию России, на борьбу с французами поднялся народ. Правительство приветствовало всенародный подъем. 6 июля был издан императорский манифест, в котором говорилось: «Да

Из книги Московские слова, словечки и крылатые выражения автора Муравьев Владимир Брониславович

15. «Сияла ночь. Луной был полон сад…» (Поэзия и проза второй половины ХIХ в. о любви) (10 класс) СОДЕРЖАНИЕ1. Вступление.2. Сцена из романа И. А. Гончарова «Обломов».3. Сцена из драмы А. Н. Островского «Бесприданница».4. Сцена из повести И. С. Тургенева «Ася».5. Сцена из романа И.

Из книги История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции автора Петелин Виктор Васильевич

Из книги Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор автора Синдаловский Наум Александрович

Из книги Русский канон. Книги XX века автора Сухих Игорь Николаевич

Из книги Русский Сан-Франциско автора Хисамутдинов Амир Александрович

О смерти, войне, судьбе и родине. (1941-1945. «Василий Теркин» А. Твардовского) Очень, братцы, чижало, Прямо скажем, не легко, А между прочим, ничаво. Солдатская песня «Книга про бойца» началась еще «на той войне незнаменитой», за полтора года до этой – Великой Отечественной –

Из книги автора

Слово (проза и поэзия, объединения) Литература играла особую роль в русском зарубежье. Можно найти немало имен, которые вошли в золотую сокровищницу русского слова. Одним из первых российских литераторов в Калифорнии стал С. И. Гусев-Оренбургский (настоящая фамилия