Забавы ДМБ: как развлекались дембеля в советской армии. Возвращались в родные края дембеля

Расцвет дедовщины в Советской армии пришелся на 1970-1980-е годы. В это время окончательно сформировалась неофициальная солдатская иерархия, состоящая из «молодых» и «дедов». Эти две группы, в свою очередь, делились на подгруппы. Самой привилегированной кастой были дембеля, срок службы которых подходил к концу. Демобилизация, то есть увольнение в запас, породила ряд ритуалов, ставших неотъемлемой частью армейской субкультуры.

Откуда корни

Дембельские ритуалы являются важной составляющей дедовщины – неуставных взаимоотношений, построенных на превосходстве «дедов» над «молодыми» на основании срока службы. Считается, что корни этого явления уходят еще в царское время. В Советской армии случаи неуставных взаимоотношений начали фиксироваться в Великую Отечественную войну, когда в войска стали призывать уголовников, привнесших в армейскую среду элементы тюремной субкультуры.

Серьезное влияние на формирование дедовщины в вооруженных силах страны советов оказала реформа 1967 года: срок службы призывников был сокращен в армии до двух лет и до трех – на флоте. Новобранцы, прибывшие в войска по «сокращенке», вызывали ненависть у старослужащих.

«Деды» принялись вымещать на них злобу, стараясь испортить жизнь рядовых абсурдными приказами и распоряжениями, да или просто поглумиться над несчастным. Уменьшение срока службы совпало с демографическим провалом, вызванного последствиями войны. Из-за этого пополнять войска стали бывшими уголовниками. Все эти факторы привели к формированию дедовщины и связанных с ней ритуалов. Пожалуй, самые оригинальные из них возникли в дембельской среде.

Стодневка

«100 дней» – один из самых главных дней для старослужащих. «Деды» праздновали сто дней до выхода приказа министра обороны об увольнении военнослужащих-срочников. Как правило, приказ выходил в одно и то же время из года в год, поэтому солдаты легко могли вычислить дату нового.

С момента выхода приказал «дед» считался «дембелем», а значит переходил на высшую ступень неформальной армейской иерархии. Срок оставшейся службы при этом зависел от успехов солдата в боевой и политической подготовке, его заслуг и личных качеств.

Лучшие, как правило, уходили в первой партии. В «сто дней до приказа» любой уважающий себя старослужащий должен был брить голову «под ноль», то есть налысо. Также «деды» отдавали масло «молодым» (мол, на гражданке наедимся). Кроме того, в некоторых частях был распространен ритуал бросания мала в потолок.

С началом «стодневки» связан также ритуал «сигарета под подушкой». Каждое утро будущий «дембель» должен был находить под своей подушкой приятный сюрприз – сигарету. На ней специально назначенный для этой цели рядовой писал количество оставшихся до приказа дней. Высшим пилотажем считалось положить сигарету под подушку так, чтобы не разбудить старослужащего.

Однако даже если такое случилось, то проступком не являлось. За выполнение ритуала будущие «дембеля» отдавали салагам масло. А вот отсутствие сигареты считалось очень серьезным «косяком». За это «молодой» мог быть подвергнут серьезному наказанию.

Когда половина «стодневки» истекала, «деды» на один день менялись ролями с «молодыми». Последние становились полновластными хозяевами казармы, а старослужащие должны были исполнять все их приказы. Теоретически, «дедам» могли отдавать какие угодно команды, но каждый солдат помнил, что на следующий день все вернется на круги своя, а значит придется расплачиваться за излишнюю наглость и смелость.

Другой ритуал – «дембельские вопросы». Старослужащие задавали «молодым» самые разные вопросы: о размере ноги «дедов», про масло и, самое главное, – про выход приказа об увольнении. Рядовой должен был всегда помнить количество дней до этого события. Забывчивость солдата могла обернуться для него серьезными проблемами, ведь старослужащие рассматривали это как признак неуважения.

После выхода приказа о демобилизации, наступало время для «читки» – особо почетного ритуала зачитывания опубликованного в «Красной звезде» текста. На роль глашатая выбирался новобранец. Друг на друга ставились несколько табуреток, на них залезал солдат и садился на корточки.

Необходимо было, чтобы его голова оказывалась прямо под потолком. Солдат во всеуслышание читал текст приказа, а после окончания один из «дедов» выдергивал нижнюю табуретку с криком «Вот и конец стодневке!». Затем новоиспеченные «дембеля» употребляли спиртное, которое кровь из носа должны были достать «молодые». С этого момента начинался последний и самый легкий этап срочной службы.

Это просто лафа, когда мы «дембеля»

Один из главных дембельских ритуалов – так называемая колыбельная. Исполнялась она солдатом-первогодкой после отбоя. В зависимости от рода войск содержание текста могло отличаться. Один из ее вариантов таков: «Масло съел – и день прошел, старшина домой ушел. Дембель стал на день короче, всем «дедам» спокойной ночи».

Другим популярным ритуалом был «дембельский поезд». Новобранцы играли массовку, а «дембеля» – пассажиров, которые едут домой. В процессе сего действа салаги раскачивают кровать старослужащего, создавая имитацию движущегося поезда. Для пущей убедительности стоящие рядом с кроватью «молодые» используют фонарик и ветки деревьев, изображая пролетающий за окном поезда пейзаж с лесами и полустанками.

Со скорым увольнением в запас связано и изменение приказа «рядовой, ко мне»: в дембельской среде он трансформировался в команду «Один!». Старослужащий громко отдает приказ, который должны услышать находящиеся рядом «молодые». После этого одному из новобранцев необходимо было очень быстро (в течение 1-3 секунд) подбежать к «дембелю» и представиться. Смысл ритуала заключался в скорости его выполнения.

Если рядовой исполнил приказ недостаточно быстро, он возвращается обратно, после чего «дембель» вновь давал аналогичную команду. В случае, если никто из солдат не спешил явиться к старослужащему по его команде, то наказать могли все подразделение.

21-летнего солдата-срочника Сашу Коржича 3 октября нашли повешенным в учебной части под Борисовом. Друзья парня подозревали, что в части процветает дедовщина, и даже уличили прапорщика в том, что он снимал деньги с банковской карты своего подчинённого. Но сам Коржич с середины июля почти не рассказывал про неуставные взаимоотношения ни друзьям, ни маме. А в последние дни жизни просто успокаивал их: “Осталось потерпеть всего три недели”. И просил пореже приезжать в часть.

Один из сослуживцев Коржича на вопрос о дедовщине в Печах отвечает: “Её нет, а если и есть, то самый минимум. За любую царапину могут завести уголовное дело, даже если увидят, что кто-то пихнул солдата, могут посадить на губу сразу”. Но именно он чуть позже расскажет, что прапорщик роты, где служил Саша, пользовался его карточкой (и “поехал” за это на гауптвахту), а двое сержантов наладили “торговлю” смартфонами. Хочешь, чтобы твой телефон остался с тобой до конца службы, - плати 30 рублей. Существование этой “ставки” подтвердил Следственный комитет - по сведениям ведомства, она составляла от 20 до 40 рублей.

У меня есть друг - рабочий из Борисова. В 1990-е он отслужил в армии два года. Спрашиваю: “Была в твоей части дедовщина?”. Он отвечает: “Нет”. Но через несколько минут вдруг огорошивает меня фразой: “Но за то, что я так и не научился ходить строевым шагом, меня все два года били…”

Почему солдаты молчат о дедовщине? Откуда эта деформация сознания, которая заставляет считать побои и поборы нормой? Почему “обет молчания” сохраняется даже тогда, когда “дембель” остаётся далеко за спиной? Попробуем найти эти вопросы с помощью военных - служащих сейчас и уволенных в запас.

Чтобы не подвергать наши источники давлению, все комментарии мы публикуем на условиях анонимности. Записи разговоров и скриншоты переписок есть в редакции Еврорадио.

Круговая порука мажет, как копоть

Первый и самый очевидный ответ: круговая порука. “Деды” несколько месяцев издевались над тобой? Теперь ты сам “дед”. Давай, пользуйся случаем. Перед соблазном “получить компенсацию” за свои страдания могут устоять далеко не все. Так солдаты оказываются повязаны непрерывной цепью дедовщины, легко перекидывающейся от призыва к призыву.

“Всё зависит от людей, но неуставные взаимоотношения неизбежны. Нельзя жить в одном коллективе исключительно по уставу, - говорит В., несколько лет назад отслуживший в части №43064, где погиб Саша Коржич. - [У нас] были случаи. Но они выяснялись и пресекались, заводили уголовное дело. [Нас] водили на суды по неуставщине. В мой призыв боялись и думали”.

“Бывает, что насилие и не нужно”

Второй ответ: “пацанский” кодекс. То, что ёмко сформулировано словами “стучать западло”. Принцип пришёл из блатного мира. Молчание преподносится как атрибут мужества: “Держишь рот на замке? Мужик!”. “Понятия” широко проникают в жизнь за стенами “зоны”, поэтому молчать продолжают и уволившиеся в запас. А солдаты-срочники в принципе уязвимы, поэтому вынуждены терпеть сами и скрывать издевательства над другими.

“Если сдаёшь - тебя автоматически переводят в "чёрты". Типа "козла" в тюрьме. А это жесть. Жизни не дадут ни "чёрту", ни его сослуживцам из младшего периода, - рассказывает А., который отслужил в армии после университета. - Важно понимать, что дедовщина - это не только физическое насилие. Его в принципе может не быть. Могут не наказывать никак того, кто неугоден (сдаёт, например). Вообще его не трогать. Но наказывать его сослуживцев. К примеру, “чёрта” посадить на стул и заставить смотреть, как его товарищи чистят туалеты”.

“Если бы хотя бы каждый третий говорил, а не терпел - давно бы вырвали эту заразу”

Чем старше военный - тем спокойнее он относится к дедовщине. Борьба с ней напоминает поединок Дон Кихота с ветряными мельницами.

“Неуставняк - это тщательно скрываемая сторона военной службы. В армии, как бы неубедительно это ни звучало, с ним борются. И сроки дают весьма немалые, - говорит Е. Он служил в Печах в 1990-е. - Если бы хотя бы каждый третий говорил, а не терпел - давно бы вырвали эту заразу.

Со своей стороны могу лишь заверить, что расследования по таким делам идут очень жёстко и дотошно. Выворачиваются наизнанку все подробности. Следственный комитет никаким боком не относится к армии, и вероятность “прикрытия” каких-либо фактов - мизерная”.

“Нормальный командир не может не видеть синяков и потухших глаз”

Как бороться с дедовщиной? Мы спросили об этом у полковника запаса, служившего в советской и белорусской армии:

“Проявления неуставных взаимоотношений были в армейской среде всегда. Но в одной и той же части в разных подразделениях ситуация может сильно отличаться. Очень многое зависит от офицеров. От личности командира. От уклада жизни.

Всегда намного больше проблем было в подразделениях, где нет нормально организованной напряженной боевой подготовки, где взводный и ротный не живет вместе с солдатами в полевых условиях и не ест с ними из одного котелка. Нормальный командир не может не видеть проявлений дедовщины - потухших глаз молодых солдат, синяков. А дальше - дело чести офицера: выявить самых "ярых" дедов и доходчиво объяснить им все.

В Уручье был случай, когда через обращение к нам солдата был расформирован весь командный состав части. Но опять же, всё очень зависит от самих ребят. Если они сильные, волевые, дружно дают показания, то дело быстро пойдёт. А если прячутся и молчат, то уже сложно будет им помочь и что-то изменить. Но это тоже можно понять, ведь им служить, они боятся.

У нас есть системные проблемы в обществе. В армии как части общества они проявляются в полной мере. Офицеры должны начать совершенно по-другому исполнять свои обязанности: не из страха наказания, а по понятиям чести, из любви к Родине и к своей профессии. А если государство не может содержать 10 000 таких офицеров, то нужно оставить их 1000, а может быть, и меньше. Безопасность Родины не пострадает. Потому что надеяться, что подразделение, в котором солдат за деньги покупает "право на жизнь", выполнит боевую задачу, - утопия”.

«В течение трех лет армии ты только и говоришь, что об этом «дембеле», о том, что ты начнешь делать, когда он настанет. Ты привык быть в состоянии перманентного ожидания — и тут в один момент все вопросы о будущем превращаются из гипотетических в насущные», рассказывает Михаэль (настоящее имя хранится в редакции), 21 год, полгода назад демобилизовавшийся из элитных частей разведки. Михаэль — крепкий парень с глубоким басом и хорошей хайтековской зарплатой, — данными, скрывающиеми факт борьбы с депрессией всего три месяца назад, болезнью, которая сопровождала его на пути от армейского зависимого состояния к гражданской жизни.

Считается, что в момент демобилизации, когда солдатское удостоверение разрезают надвое, должен прозвучать коллективный вздох облегчения молодых «дембелей»; как узник, сбрасывающий свои оковы, десятки тысяч солдат режут удостоверения, годами символизировавшие их подчиненный приказам статус, и начинают идти новой дорогой. Большинству удается справиться с сопутствующими трудностями и сомнениями ценой «небольшого ушиба крыла», когда они ищут временную работу или путешествуют за границей. Однако параллельно с обретением долгожданной свобды, молодые люди обнаруживают и новые жизненные препятствия. Для сотен отслуживших это ежегодно становится ударом, который может легко вызвать клиническую депрессию.

«Вопросы о будущем ввели меня в стресс, поскольку до армии я не принял ни одного серьезного жизненного решения. По окончании армии я перешел из состояния, в котором я ничего в жизни не выбирал, в состояние, в котором я обязан выбрать все — и так я получила «пощечину демобилизации», — описывает Михаэль. Почему депрессия подстрегает их именно после событий, считающихся в обществе позитивными?

Когда демобилизация не освобождает

Аарон рассказывает мне, что служба в армии принесла ему только страдания, и уже тогда он ощущал симптомы депрессии. «Помню, что в начале службы я сказал себе, что совсем не уверен, что выйду из армии живым, поскольку, возможно, вгоню себе пулю в лоб», — говорит он. Только по окончании службы Аарон понял то свое состояние, но тогда предпочитал не обращаться к психиатру из-за того, что боялся быть госпитализированным. По наивности Аарон считал службу в армии причиной его депрессии, и что с демобилизацией пройдет и она, но к его разочарованию, этого не произошло. Если в течение службы Аарон держался за надежду о выздоровлении по окончании «срока», то после ему уже не от чего было бежать.

В отличие от Аарона, у Михаэля не развилась депрессия во время службы. Он также лелеял надежды о «дне, который настанет после» и в момент истины столкнулся с тяжелой реальностью: «когда служба закончилась, я держался за дом своей матери любой ценой, как за единственное защищенное для меня пространство. Проблема такого места в том, что это палка о двух концах: чем дольше ты держишься за него, тем больше ты боишься «выйти на разведку», узнать, как там снаружи, в остальном мире. Я развил в себе страх всего, что не являлось защищенным пространством, и был очень потерян».

Михаэль часто подчеркивает, что обладает способностями, о которых обычный «дембель» может только мечтать; обладателю профессиональной подготовки в области безопасности базы данных, Михаэлю было нетрудно получать приглашения на собеседования на стоящих местах работы. Но именно тогда, когда он начал получать самые желанные предложения, на него обрушилась депрессия. «Как-то я получил три отличных предложения в один день, в одном из них хотели назначить встречу на ту же неделю, чтобы уже обговорить детали», — рассказывает он. «Но я соврал, что уезжаю за границу на три недели, в то время как никакой поездки не намечалось. Соврал потому, что боялся физически выйти из дому, из своего защищенного пространства. Правда, это абсурд — зачем 21-летнему парню бояться выходить из дому? Все, что происходит вне дома, меня катастрофически пугало. Когда я сейчас логично об этом думаю, то понимаю, что мог бы справиться со всем. Но тогда я просто не мог».

Приобретенная беспомощность

«В отличие от распространенного мнения, что служба в армии взрослит и развивает, зачастую стандартная армейская служба как раз приводит к регрессии личности, — объясняет психолог Эйтан Тамир, директор и основатель института психотерапии Тамир в Тель-Авиве. — Джобник, ежедневно приходящий в Кирию и живущий в определенном соприкосновении с гражданским миром, «приходит» к демобилизации более подготовленным, чем боец Голани или человек, служащий в другом избранном и оторванном подразделении. Солдаты, пережившие во время армии оторванность от гражданской жизни, хоть и выполняют зачастую работу, требующую усилий и выносливости, однако развивают в себе зависмость от тотально искусственной системы, в которой они являются винтиками. Армейский аппарат укрепляет приобретенную беспомощность, и эта же беспомощность является главным предвестником депрессии».

«Мне было семь лет, когда умер папа, и я рос единственным ребенком, — рассказывает Михаель, — всю жизнь я знал, что это только мы с мамой, что мне всегда будет куда вернуться, но армия вырвала меня оттуда». Армия хоть и дала Михаелю профессиональную подготовку, но и отделила его от той жизни, которую он знал раньше. «К нам поступают сотни обращений в год от отслуживших, многие из последних имеют «букет» симптомов, в том числе и депрессии», — объясняет Тамир. «У меня был пациент, который из-за запущенной в армии проблемы зрения пережил большой стресс, в результате развившийся в депрессию в возрасте 22-х лет».

Замкнутость службы Аарона также повлияла на формирование его депрессии, усугубившейся после увольнения. «Армии нужна дешёвая рабочая сила, и ей очень удобно кидать людей в тяжелейшие условия, а потом выбрасывать их на гражданку», — говорит он. Изматывающая служба в ЦАХАЛе позволила Аарону подавить симптомы, которые позже были отнесены к депрессии. «В армии, пока ты будешь исполнять свои обязанности, никто с тобой не заведет душевную беседу на тему «все ли у тебя в порядке». Можно сменить базу и дела уладятся, — объясняет он, — но на гражданке некуда бежать — меня уволили с работы, потому, что я хотел перейти на другую должность; это повлекло за собой ухудшение состояния, апатию ко всему позитивному и постоянное желание спать».

«Все исходят из факта, что если солдат прослужил три года, значит, у него достаточно способностей, и он достаточно взрослый, чтобы справиться с этом переходом», — продолжает майор запаса Аараф Али, бывший офицер охраны психического здоровья войск образования, в настоящем директор ассоциации Эран (телефон доверия срочной психологической помощи) в Кармиэле, — верен ли данный тезис или нет – он стоит исследования. Эти люди еще понадобятся армии в качестве резервистов, и она пилит сук, на котором сидит, когда не вкладывает в них столько, сколько нужно, чтобы удостовериться, что они не покинут систему позже. Каждый солдат, который не будет состоять в резерве, это потеря.»

Аарон – один из тех потерянных армией людей, которым зубами удалось вырвать освобождение от губительной для них службы в резерве. «Мне назначили встречу с офицером охраны психического здоровья, я боялся, что просплю и не ложился всю ночь, — рассказывает он, — и поскольку я был совершенно вымотан, я уснул под утро и пропустил встречу. На моё счастье, меня не спешили причислять в резервисты, потому что командующий моим отделением заметил, что моё душевное состояние на ахти, и не стоит вводить меня в стресс. Он был одним из немногих в армии, кто меня понимал.»

Скрывающие подавленность

Затворничество Михаэля и его увиливание от предложений работы, может, возможно, объяснить, почему многие уволившиеся солдаты, обнаруживающие себя в аналогичной ситуации, не удостаиваются внимания общества. С глаз долой — из сердца общества вон. Поиск в Гугле сочетания слов «депрессия во время армейской слубы» дает множество результатов и статей, а также обсуждений на форумах. «Депрессия после демобилизации» почти ничего не дает. Информации и ссылок — минимум. По словам Тамир, этот разрыв обусловлен механизмомом отрицания в обществе.

«Трудно признать, что мы получаем «на выходе» человека 21 года от роду, неспособного справиться в жизнью. Это многое говорит о нормах обязательной армейской службы, о том, что мы, как общество, даем или требуем от наших детей.»

Родственникам Аарона было трудно принять ситуацию и поддержать его. «Десять лет назад люди ничего не знали об этом явлении, и семья не имела никакой возможности помочь мне, — говорит он. — Они просто советовали мне сходить на море или терпеливо подождать, пока все пройдет».

Эйтан Тамир: «Наш институт один из крупнейших институтов в стране, который занимается этой сферой, но есть и другие. Мы получаем сотни запросов в год. Это явление существует — и требует лечения.»

Аарон, отчаявшись улучшить свое состояние и поняв, что его родные также бессильным ему помочь, обратился к участию в активизме в социально-общественной сфере. Личные проблемы привели его к критическому осознанию различных социальных недугов. «У меня было много отрицательных эмоций по отношению к обществу после службы. Улучшение ситуации индивидуума, по моему мнению, требует социальных изменений в крупном масштабе.» Впрочем, он понял, что параллельно должен взять на себя личную ответственность за свое состояние и лечение.

Аарон и Михаэль скрывали депрессию от окружающих, но в конце концов им удалось преодолеть недуг и продолжить жить. Аарон в настоящее время работает инструктором по информационных системам, что требует высокой концентрации, умения работать под давлением и высоких умений работать с людьми, чтобы строить отношения со студентами. Он также прошел курс психотерапии и начал преодолевать свою социальную тревожность, выступая с лекциями. «Чтобы помочь себе и другим, я читаю лекции в пабах, в основном, по экономике и государственной системе, это отражает главное мое хобби — читать материалы по истории и экономике. В последние годы я также начал делиться эмоциями с окруающими», — рассказывает он.

Что касается Михаэля, три месяца назад в его жизни произошло нечто, что имело решающее значение — для выхода из дома в общественное пространство, казавшееся ему таким устрашающим после демобилизации. «Я начал профессионально играть в американский футбол. Этот вид спорта подходит мне, потому что я никогда не был худым, — смеется он. — Это произошло совершенно случайно, приятель посоветовал мне попробовать — а для меня это был постепенный выход из дома… Играя, я чувствовал, что попадаю в совершенно другой мир. На поле я столкиваюсь с людьми и делаю разные сумасшедшие штуки, не травмируясь. Это позволяет мне временно отключиться от реальности, что,правда,здорово».

Окончание следует

Посвящается всем дембелям, которые несли тяжелую службу на благо Отечества.

Дембель - это не просто статус, это состояние души того, кто заканчивает свою срочную службу в армии или на флоте. Это вольная птица, летящая домой. Как «усталая подлодка из глубины». Но он не может просто взять и уехать домой по уставу, иначе это не будет праздником души. Из части солдат увольняется в нормальной форме, а в родном городе или селе надевает такой дембельский «прикид», который, как и платье для Золушки, годится на один «бал». И этот день ему запомнится на всю жизнь. Чувство свободы, радость родителей и друзей, крепкие объятия и поцелуи любимой девушки. По традиции одетый с иголочки в новую дембельскую форму солдат идёт по родной улице, встречает друзей и знакомых, все рады его видеть, все им восхищаются и пожимают ему руки. Праздничная встреча, организованная родными и друзьями в честь возвращения солдата из армии, - это своего рода вливание в жизнь «на гражданке».

Дембель бывает лишь один раз в жизни, да и то не у всех.

Готовясь к своему дембелю, многие не справляются с желанием украсить свою военную форму. Домой надо же вернуться красиво, даже с шиком. И долгими ночами в каптерке или комнате отдыха плетутся шелковые аксельбанты, нашиваются самодельные золотые погоны, бархатные подворотнички, вытачиваются надфилями из монет эмблемы родов войск. Носят такую форму всего несколько дней в самой части перед увольнением, близ казармы или в расположении. На развод её надевать нельзя, так как подобная форма относится к неуставному поведению. Домой в ней ехать тоже нельзя, так как военный патруль имеет право задержать военнослужащего в таком виде. Остаётся сложить всю красоту в чистый пакет и везти в сумке. Реальное предназначение такой формы - это фото на память в армии и в первые дни "на гражданке".

В Советской Армии над парадной военной формой тоже изощрялись со страшной силой, делали из неё некое подобие формы генералов царской армии. Расшивали китель и брюки, кропотливо «присобачивали» матрас-подшиву на воротник с непременными стрелками по сроку службы. А ещё в ход шли погоны с эполетами, шнуры, шевроны, значки и прочие безделушки. Сапоги обзаводились шнурками и кисточками, расписывался ремень, ворс шинели начесывался на 2-3 сантиметра. Изготавливались лычки из амальгамированной меди, вырезанные из оргстекла и латуни эмблемы на петлицы, шевроны, лампасы на брюки. Отглаженные ботинки получали покрытие "лунное мерцание".
В общем, мысль солдата при окончании службы границ не знает...

Рассматривая старые фотографии, понимаешь, что советские дембеля - это просто образчик уставного отношения к форме. Элегантный "дипломат" в руках, с сувенирами родным и дембельским альбомом. Немного китель расстегнут и фура на затылке - так это же дембель! И, заметьте, ни у кого руки в карманы не засунуты. Учили же когда-то, и уважение к форме было. Да, вставки делались разным способом. Подшива - целлофан, во много слоёв, и утюгом приглаживали. Из фуражки доставали пружину, резали её и два куска в края погона вшивали для придания формы. Можно ещё в погоны вставить куски от распиленных корпусов стрелянных "шмелей". А кто и по-простому чуть погоны на парадке скруглил да лычки через красную ниточку, сапоги прогладил ваксой для формы и каблук подработал маленько.

К предстоящему дембелю, который был неизбежен, как восход солнца, боец начинал готовиться чуть ли не за полгода до демобилизации, и сопровождалось это целым рядом ритуалов. Кроме подготовки дембельской формы, немаловажную роль играл и дембельский фотоальбом. Раньше его обтягивали бархатом или просто шинелью и украшали выпиленными медными буквами. А если на фото в кадр «случайно» попало что-то, не положенное для фотографирования, то это вызывало особую гордость владельца альбома.

Дембельский альбом

В советские времена с дембельским поветрием украсить форму в частях ревностно боролись офицеры по воспитательной работе. Сейчас практика украшательства сошла на нет благодаря патрулям, карающим за нарушение формы одежды, и командирам в частях, запрещающим военнослужащим издеваться над формой.

Психологи считают, что желание так «разукрасить» форму, судя по всему, имеет свои причины. Осознавая себя винтиками в механизме армейской машины, солдаты чувствуют свою бесправность, особенно в казарменной атмосфере, после ежедневных тяжелых работ. А разница среди родов войск, в которых срочники проходят службу, где есть более или менее престижные, накладывает свой психологический отпечаток. Отсюда и «комплекс неполноценности», и желание его чем-то компенсировать. Бытует мнение, что украшательством формы занимаются те, кто « только на присяге держал».

В Минобороны утверждают, что большинство уволенных в запас срочников возвращается домой в форме. Десантники, разведчики, морпехи, моряки, пограничники - обязательно. Грех не покрасоваться хотя бы день перед подругами, друзьями, родственниками и соседями в голубом или черном берете, зеленой фуражке или бескозырке. А как не показать народу свои награды и знаки отличия? Пусть видят, что служил не зря. Многие бережно хранят атрибуты своей службы десятилетиями. Ни один день десантника, пограничника или военно-морского флота не обходится без массового появления бывших служивых всех возрастов и социальных положений в боевых головных уборах.

«Швейные войска»

Для дембелей это постоянные размышления на тему «как сделать дембельскую форму». А спрос, как известно, рождает предложение. В последнее время появилась масса предложений по продаже готовой дембельской формы, сделанной на заказ для любого рода войск частными ателье. Модельеры встречают дембелей с размахом, демонстрируя свои дизайнерские работы на условиях конфиденциальности.

Фото формы на заказ

Но дембельская мода порой впадает в крайности и способна превратить военную форму в помесь гусарского и маскарадного костюма. Кроме как «бессмысленной и беспощадной», такую моду никак не назовешь. Подобные явления означают существование потребности простых солдат в том, чтобы у них была красивая парадная форма, чтобы на них обратили внимание окружающие. В настоящее время такой парадной формы нет, но есть её самодельные «вариации», не отвечающие требованиям военной эстетики. Это течение солдатской моды в народе прозвали «швейные войска». Суть её в наличии на солдатской парадной и даже повседневной военной форме гипертрофированных элементов украшения. Форма украшается богатой вышивкой белым, синим, красным или золотым шнуром. Кокарды, пряжки и пуговицы полируются до зеркального блеска. Изготовляются высокие "стоячие" воротники с толстой подшивой до 1 см, прошитой крупными стежками черной ниткой. Украшаются вышивкой сержантские лычки и места для значков. Сапоги обрезаются, подковываются стальными шариками или обрезанными дюбель-гвоздями. В результате перед нами предстают весьма яркие примеры такого владения иголкой и ниткой, что понимаешь: в школе на уроках труда мальчикам нужно выделять меньше часов на изучение вышивания. Некоторым идея украшательства приходится настолько по вкусу, что от этого страдает не только военная форма, но и эстетическое восприятие окружающих. Кроме России, это явление получило распространение в бывших республиках, на Украине и в Казахстане.