Смерть келдыша. Легендарного математика, президента ан ссср мстислава всеволодовича келдыша вспоминают в числе трех «к», создавших ракетно-ядерный щит ссср

Семья Келдышей

Вера Всеволодовна Келдыш,
ЦАГИ

М.В. Келдыш вырос в большой дружной семье. У его родителей было 7 детей и 16 внуков. Благодаря некоторым из них в последние десятилетия редкая фамилия Келдыш получила известность и даже вошла в "Словарь русских фамилий", согласно которому фамилия Келдыш «тюркского происхождения: келъди (гельди) — "он пришел"; ш — суффикс ласкательности. Но ответ рано признавать окончательным. Может быть, следует поискать источник в финно-угорских языках... Фамилия остается одной из интереснейших антропонимических загадок» (Никонов В.А. Словарь русских фамилий. — М., 1993, с. 5).

Никаких известий о финском или тюркском происхождении предков в семейных преданиях Келдышей не сохранилось. Известно, что прадед Мстислава Всеволодовича Фома Симонович Келдыш происходил из мещанского сословия, был православным по вероисповеданию и служил псаломщиком в Варшаве. Как долго он прожил в Польше и где родился, пока не установлено. Жена его Александра Иосифовна, урожденная Михомлом, по некоторым сведениям плохо владела русским языком.

27 марта 1839 г. по старому стилю в Варшаве в православном Кафедральном Свято-Троицком соборе крестили сына псаломщика этого же собора Фомы Симоновича Келдыша и супруги его Александры Иосифовны. Нарекли Михаилом.

Среднее образование Михаил Фомич получил в Волынской духовной семинарии, высшее — в Варшавской, а затем в Петербургской медико-хирургических академиях. В 1862 г. по окончании курса в академии Михаил Фомич был определен "медиком для командировок" при Первом военно-сухопутном госпитале в Петербурге; в следующем году последовало назначение в Кавказский военный округ, где в разных местах и на разных должностях он прослужил около двадцати лет, приняв участие в Кавказской (1817‑1864 гг.) и Русско-турецкой (1877‑1878 гг.) войнах. Во время службы в Грозненском военном госпитале молодой врач проводил исследования "кавказских тропических лихорадок", которые легли в основу его диссертации на степень доктора медицины.

В 1870 г. М.Ф. Келдыш получил назначение на восточный берег Каспийского моря в Красноводский отряд, принимал участие в его рекогносцировках и объездил верхом на верблюдах весь Закаспийский край. В 1873 г., напишет он позднее, "окончились мои скитания по песчаным сугробам Закаспийской пустыни". За труды по прекращению в отряде эпидемий цинги и холеры он был награжден орденами Св. Анны 3‑й степени и Св. Владимира 4‑й степени.

В 1879 г., вновь посетив Закаспийский край в составе Ахалтекинской экспедиции, М.Ф. Келдыш впервые составил медико-топографическое описание этого девственного тогда края и сделал очерк санитарного состояния располагавшихся там войск. Результаты его работы были опубликованы в "Медицинском сборнике" Кавказского медицинского общества и в "Военно-медицинском журнале". За заслуги перед отечеством Михаил Фомич Келдыш был жалован генеральским чином и причислен к дворянскому сословию.

Дед — Келдыш Михаил Фомич

Большой период жизни М.Ф. Келдыша прошел в Одессе, где в 1886‑1894 гг. он служил главным врачом военного госпиталя. В последующие годы Келдыш — бригадный и корпусной врач, а затем окружной военно-медицинский инспектор Казанского военного округа. Выйдя в 1904 г. в отставку, он два года спустя вместе с семьей перебрался в Ригу, где жила семья сына. Умер М.Ф. Келдыш в 1920 г. в Крыму.

Жена Михаила Фомича Наталья Николаевна Келдыш происходила из дворянского сословия, она закончила Смольный институт благородных девиц. (Ее девичья фамилия Брусилова, она приходилась двоюродной сестрой генералу А.А. Брусилову. Генерал-адъютант А.А. Брусилов с начала Первой мировой войны был командующим 8‑й армией. С марта 1915 г. он являлся главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта и провел успешное наступление, вошедшее в историю под названием "Брусиловский прорыв".) Именно от своей матери отец Мстислава Всеволодовича — Всеволод Михайлович Келдыш, блондин с голубым глазами, наследовал свою внешность.

Всеволод Михайлович Келдыш (1878‑1965) родился во Владикавказе. В гимназии он учился в Одессе, затем в Риге, где продолжил образование в Политехническом институте. В Риге состоялась его свадьба с Марией Александровной Скворцовой.

Мария Александровна (в девичестве Скворцова)
и Всеволод Михайлович Келдыши — родители

Мария Александровна (1879‑1957) родилась в Тифлисе и выросла в дворянской семье. Ее дед, генерал Николай Скворцов, во время Кавказской войны был тяжело ранен, и его оставили на излечение в грузинском доме, где проживали мать и дочь. Мать была еще сравнительно молодой женщиной, вдовой; она ухаживала за раненым, и он предложил ей выйти за него замуж. Однако вдова отказалась и посоветовала ему жениться на ее дочери. Так будущая прабабушка Мстислава попала в Петербург, где ее определили в Смольный институт благородных девиц, чтобы она получила соответствующее воспитание. Потом генерал на ней женился, и в род Келдышей влилась грузинская кровь. Мать Мстислава Мария Александровна вспоминала, что по большим праздникам внуков возили поздравлять бабушку, которая была важной барыней, окруженной уважением своих взрослых сыновей. Один из них — генерал от инфантерии, также участник Кавказской войны, Александр Николаевич Скворцов и был отцом Марии Александровны. Он умер в 1905 г., и дети Марии Александровны и Всеволода Михайловича Келдышей его не знали. Жена же его Софья Иосифовна (1857‑1945) помогала своей дочери растить детей. В девичестве Ковзан, она, судя по фамилии, имела польские корни. Однако было бы несправедливым утверждать, что семья Келдышей целиком польского происхождения. Подобно большинству русских семей, имеющих фамилии нерусского звучания, семья Келдышей складывалась из многих национальностей, что особенно явственно прослеживается в родословной Марии Александровны.

Дед — Скворцов Александр Николаевич

Другая романтическая история, похожая скорее на легенду, также связана с ее предками и объясняет, как в род Келдышей попала цыганская кровь. Около некоего дворянского поместья на Украине, где гостил прапрадед Марии Александровны — молодой врач, остановился цыганский табор. Когда этот табор ушел, то на том месте нашли брошенную больную девочку. Хозяева поместья забрали ее в свой дом, врач вылечил девочку, и она осталась жить в помещичьем доме. Когда девочка выросла, врач на ней женился. Так цыганская кровь влилась в род Келдышей. Наиболее ярко она прослеживалась в Мстиславе и его старшем брате Александре — как в их внешности, так и в характере.

Мстислав Всеволодович, пятый по счету ребенок в семье, родился в 1911 году в Риге, где в то время отец Всеволод Михайлович уже преподавал в Политехническом институте. До этого семья инженера В.М. Келдыша жила в разных городах России, по месту его службы. Первой в семье в 1904 г. в Оренбурге родилась дочь Людмила, затем в 1905 г. в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки) родился сын Александр, в 1907 г. в Петербурге — Юрий (Георгий). В Риге, куда семья вновь вернулась, потому что Всеволод Михайлович был избран на должность адъюнкт-профессора Политехнического института, родились: Михаил (1909), затем Мстислав (1911) и Любовь (1914).

На руках у бабушки Мстислав, слева — мама, брат Михаил,
сестра Людмила, братья Александр и Юрий

В 1915 г. в связи с вторжением германской армии в Латвию Рижский политехнический институт был эвакуирован в Москву, куда перебралась и семья Келдышей. В ней тогда было шестеро детей, из которых старшей Людмиле — одиннадцать лет, а младшей Любови немногим больше года. Никаких родственников в Москве не имелось, было очень тяжело с пропитанием и жильем. Несколько лет пришлось жить за городом в Лосиноостровской. Родители, которые были большими любителями классической музыки, не могли отказать себе в удовольствии посещать концерты, порой после их окончания они возвращались домой из Москвы пешком. Особенно тяжело было в 1917‑1918 гг. Старшая сестра вспоминала, что один день мать кормила семью лишь жареным луком, поскольку в доме другой еды не было. Братья Александр и Юрий, достигшие 12 и 10 лет и получившие от матери начальное образование, на поезде ездили в школу в Москву. Путешествия эти в то время были весьма опасными. Порой мальчикам приходилось ехать на крыше переполненного вагона.

В конце 1918 г. отец отправил семью в город Иваново-Вознесенск, куда была переведена часть Рижского политехнического института. Сам он наезжал туда время от времени, поскольку основная работа у него была в Москве. В Иваново-Вознесенске благодаря АРА (Ameriсап Relief Administration — Американская административная помощь, благотворительная организация, существовавшая в 1919‑1923 гг. и ставившая задачей помощь странам, пострадавшим от первой мировой войны; во время голода в Поволжье советское правительство разрешило деятельность АРА в РСФСР) началось относительно сытое существование. Эта благотворительная организация помогала детям, интеллигенции. Шестилетняя сестра Любовь посещала обеды АРА.

В 1919 г. Всеволод Михайлович сообщил нашему деду Михаилу Фомичу, что у него родилась дочь, которую он решил назвать Верой, потому что верил в лучшую жизнь. В 1923 г. отец получил квартиру в Москве и перевез туда семью. Дети Юрий, Михаил, Мстислав и Любовь были определены в Седьмую опытно-показательную школу в Кривоарбатском переулке. С тех пор вся семья безвыездно жила в Москве. В 1920-х годах Всеволод Михайлович преподавал в Высшем инженерно-строительном училище (ВИСУ), выделившемся из МВТУ им. Н.Э. Баумана, а с 1932 г. — в переведенной из Ленинграда Военно-инженерной академии. В академии В.М. Келдыш сначала заведовал кафедрой железобетона, а затем кафедрой строительных конструкций. Кроме того, он постоянно ездил в командировки, был членом государственных приемных комиссий, консультировал все большие стройки — Днепрогэс, Днепровский алюминиевый завод, канал им. Москвы, Московский метрополитен, мосты через Москву-реку, Балахнинский бумажный комбинат и многие другие.

Отец — Всеволод Михайлович Келдыш

В 1942 г. Всеволоду Михайловичу было присвоено воинское звание генерал-майора. Но по складу характера он был человеком сугубо штатским: когда ему выдали оружие, он огорчился и спрятал его подальше. Потом огнестрельное оружие забрали и оставили один кортик, который и ныне хранится у дочери Любови Всеволодовны, жившей с отцом до его последних дней.

Отец содержал большую семью. На его иждивении, помимо детей, жены и тещи, была мать, которая жила отдельно. Мать и теща, как бывшие генеральши, пенсии не получали. Все жили на средства отца, который относился к числу высокооплачиваемых специалистов, и материально семья была обеспечена относительно неплохо. Родители до и после войны часто отдыхали на юге, нередко брали с собой и младших дочерей.

В возрасте 80 лет отец ушел в отставку, получал генеральскую пенсию и работал консультантом при строительном управлении Госплана. Умер он внезапно в возрасте 87 лет. За два дня до смерти Всеволод Михайлович вдруг заговорил о своей близкой кончине, и 19 ноября 1965 г. его не стало. Он пережил жену на 8 лет, оба они похоронены на Донском кладбище, где находится фамильный склеп. В нем, помимо родителей Мстислава, покоятся обе бабушки и другие родственники.

Воспитанием детей в основном занималась мать, которая целиком посвятила себя семье. Отец часто возвращался с работы в 9‑10 вечера. (В сталинские времена заседания различных комиссий продолжались порой и до 12 ночи.) Моральные устои в семье были твердыми, и тут отец не признавал компромиссов. Азы грамоты дети получали дома и к 4‑5 годам уже умели читать. В семье была большая библиотека детской и русской классической литературы. Еще до школы все дети знали немецкий язык, в основном устную речь, которую осваивали под руководством учительницы-немки. Кроме того, в советское время матери помогала по хозяйству бывшая бонна старших детей, латышка из Риги. Мария Александровна, хорошо владевшая немецким и французским языками, разговаривала с этой женщиной по-немецки. На немецком они обращались и к детям, но дети упорно отвечали по-русски.

В семье все увлекались оперой и концертами классической музыки, дома часто велись разговоры на эти темы и обсуждались новинки. Мария Александровна хорошо играла на рояле, и в молодости родители в свободные вечера часто играли в четыре руки. Конечно, все дети получили некоторое музыкальное образование, однако явные способности к музыке проявлял лишь брат Юрий, на которого мать возлагала особые надежды. Первоначально она мечтала, чтобы он стал пианистом, но у него были маленькие руки. Тогда Мария Александровна стала лелеять мысль о том, чтобы Юрий стал дирижером. Как известно, в итоге Юрий Всеволодович стал историком-музыковедом. Он является автором около сотни работ — монографий и учебников по истории развития русского музыкального искусства. Скончался Юрий Всеволодович Келдыш в 1995 г. в возрасте 88 лет.

Часто в доме появлялся брат Марии Александровны Николай Александрович, который тоже хорошо играл на рояле. Он был офицером царской армии и в советское время очень сильно бедствовал. Своего инструмента у него не было, и когда приходил в гости к сестре, то отводил душу. Потом Николай Александрович был арестован и отбыл срок на Беломорканале. В Москве у него осталась без средств существования больная жена, которой наши родители помогали деньгами. Вообще им всегда приходилось помогать многочисленным родственникам. По возвращении дядя получил "минус", то есть не имел права жить в ряде городов, и поселился в Угличе. В начале войны пришло известие, что Николая Александровича снова арестовали. Больше семья о нем ничего не слышала.

Родители Мстислава Всеволодовича не были религиозны. Но бабушка Софья Иосифовна, которая жила в семье и в основном занималась воспитанием младшей внучки Веры, была верующей. Она посещала церковь и водила девочку с собой, учила ее молитвам. Однажды одна из знакомых спросила родителей, почему они разрешают бабушке водить их дочку в церковь, на что мать ответила: "Вырастет — сама разберется".

В семье сохраняли иконы, серебряные оклады которых были проданы в тяжелое время в "Торгсине", а также по традиции отмечали большие религиозные праздники, в основном Рождество и Пасху. Что касается старших братьев и сестры, при рождении, конечно, крещеных, то в 20-е годы они были ярыми безбожниками. Семья жила близ храма Христа Спасителя, и молодежь ходила туда на пасхальную службу, во время которой пели лучшие силы Большого театра. После крестного хода ребята вваливались в дом, где уже был накрыт большой стол с куличами, горой крашеных яиц и пирамидами сырных пасх. Крашение яиц было обязанностью детей, которыми обычно руководил Мстислав Всеволодович.

Дом, в котором жили Келдыши, находился в Антипьевском переулке, между Пушкинским музеем и Гоголевским бульваром. Переулок был очень тихий и зеленый. Рядом в саду, огороженном каменным забором, находился Институт Маркса и Энгельса. Весной через забор свешивались роскошные ветви сирени, которую мальчики, конечно, обламывали. Дети всегда мечтали проникнуть в этот сад, но туда посторонних не пускали. Квартира была в полуподвальном помещении и состояла из пяти с половиной комнат. Шестая, четырехметровая комната, была крохотной и предназначалась для прислуги. Ее занимал старший из братьев Александр, а трое остальных братьев жили в большой узкой комнате. Там стояли три железных кровати, большой письменный стол и рояль. В этой комнате всегда было накурено, полно народу, шумно и весело. Младших сестер туда порой не пускали. Один только Юрий не курил и не шумел. Он часами сидел за роялем, целиком погруженный в музыку, не замечая происходящего вокруг. Мне рассказывали о такой сцене из нашей жизни. Юрий, от всего отключившись, сидит за роялем и играет. Тогда кто-то из братьев сажает меня к нему на плечи и говорит: "Таскай его за волосы". Я таскаю его за волосы, а он продолжает играть... Из всех четырех братьев Юрий был самым смирным и в какой-то степени любимцем матери. Правда, у мамы, в отличие от отца, не было ярко выраженных пристрастий. Вот у отца любимицей была Любовь Всеволодовна — одна из младших. Старшая дочь Людмила была довольно самостоятельной, всегда шла своим путем. Потом подряд родились четверо мальчишек: Александр, Юрий, Михаил и Мстислав. Когда родился ныне самый известный из Келдышей Мстислав Всеволодович, то в семье было разочарование — опять мальчик. Именно Мстислав, по внешности и поведению "цыганенок", из всех братьев был особенно озорным и задиристым. Немногим ему уступал и другой "цыганенок" — Александр. И наконец, через три года родилась девочка Любовь, у которой был покладистый и мягкий характер. Она-то и стала любимицей отца.

Проходная комната служила семье столовой. Там стоял большой обеденный стол, стулья и буфет, а по вечерам ставили самовар на углях. Молодежь в доме собиралась часто, в основном студенты и аспиранты, друзья сестры Людмилы, которая училась на математическом отделении Московского университета. Через дом прошли будущие всемирно известные математики А.Н. Колмогоров, И.В. Арнольд, П.С. Александров, будущий муж Людмилы П.С. Новиков и другие. Младшим сестрам было очень интересно сидеть где-нибудь в уголке и слушать их разговоры; часто там присутствовал и Мстислав. Шли 20-е годы, когда люди еще не боялись говорить, и разгорались жаркие споры на злобу дня. Иногда в них принимал участие и отец. Однажды в ответ на претензии молодежи к современной жизни Всеволод Михайлович сказал: "Вот вы недовольны современной жизнью, а я не мог найти себе работу по душе в царское время, ушел целиком в преподавательскую деятельность. А сейчас у меня есть интересная и живая работа".

Собирались и друзья Юрия Всеволодовича по музыкальному техникуму им. Скрябина. Эта компания музыкантов была интересной. Молодежь умела веселиться, устраивала разные игры — шарады с переодеваниями, перешагивания через стулья с завязанными глазами, причем стулья незаметно для "шагавшего" убирались. Очень часто при этом присутствовали родители, которые охотно привечали в своем доме всех приятелей детей.

Между тем надвигались страшные времена репрессий, которые так или иначе затронули почти всех членов семьи. В 1935 г. на "черном вороне" на Лубянку увезли Марию Александровну — женщину преклонного возраста с больным сердцем. (В то время в стране проводилась кампания по изъятию у населения золота, в основном золотых монет. Дознанию подвергались крупные специалисты, старая интеллигенция и бывшее кулачество. На первых давление шло в основном через жен, и отец уже знал об этом по рассказам своих сослуживцев.) Спустя несколько дней у Всеволода Михайловича "сдали нервы", и он не смог ходить на работу. Через неделю его по телефону пригласили на Лубянку для очной ставки с женой. Перед уходом из дома он позвал к себе Юрия, отдал ему все золотые вещи, которые были в семье (кольца, броши, мужские часы) и сказал: "Меня вызывают. Если потребуется, отдай все это туда". На Лубянке родителям предложили отдать все, что у них было, но в конце концов сказали: "Эти побрякушки можете оставить себе". Спустя несколько часов отец с матерью вернулись домой.

С тех пор каждый поздний звонок вызывал в доме страх. В ночь с шестого на седьмое ноября 1936 г. "черный ворон" приехал за братом Михаилом, который был аспирантом исторического факультета университета. Он очень увлекался своей специальностью — средневековой историей Германии — и целые ночи напролет занимался. В 1936 г. на истфаке было арестовано около ста человек, в основном аспиранты и преподаватели. Летом 1937 г. на очередной запрос родителей был получен официальный ответ, в котором говорилось, что их сын осужден на 10 лет без права переписки. По прошествии 10 лет пришло уведомление, что Михаил умер в лагере в 1944 г. В 60-е годы он был посмертно реабилитирован. Истина выяснилась лишь в наши дни. Несколько лет назад газета "Вечерняя Москва" опубликовала список невинно осужденных и расстрелянных, прах которых захоронен в общей могиле на кладбище при Донском монастыре. Так стало известно, что Михаил был расстрелян 29 мая 1937 г.

В 1938 г. наступил черед брата Александра, который более года провел на Лубянке. Александр был осужден как французский шпион, находился в пересыльной камере и с нетерпением ждал, когда его отправят в лагерь, поскольку думал, что там будет лучше. Однако в тот момент сняли Ежова и назначили Берия, начался временный пересмотр ряда дел. Обвинение в шпионаже с Александра было снято, но предъявлены новые обвинения в антисемитизме. Состоялся суд, на котором большинство свидетелей, среди которых была его первая жена-еврейка, опровергли предъявленные обвинения, и Александра выпустили на свободу прямо из зала суда. Всю войну он был на фронте. Сначала — разведчиком под Москвой, потом в интендантских частях. В молодости Александр мечтал стать драматическим актером, но в итоге стал администратором в Госконцерте. До последних дней жизни, даже после двух инфарктов, Александр не мог долго усидеть на одном месте. Он объездил всю страну от Калининграда до Сахалина и всегда, возвратившись, с удовольствием рассказывал о поездках. Умер он сравнительно рано, в 68 лет.

Из сестер Мстислава Всеволодовича наиболее яркой и сильной личностью была старшая, Людмила (1904‑1976). Известный математик, одна из ближайших учениц крупного ученого Н.Н. Лузина, она к 36 годам защитила диссертацию на соискание ученой степени доктора математических наук, имея к тому времени уже троих детей. Впоследствии у Людмилы Всеволодовны родились еще двое детей. До конца своей жизни, уже будучи тяжелобольной, она работала в Московском университете и в Математическом институте им. В.А. Стеклова АН СССР. Особое внимание она уделяла аспирантам, помогала им и морально поддерживала не только в преодолении научных проблем, но и в критических жизненных ситуациях. Людмила оказала влияние на брата Мстислава при выборе им профессии математика — вопреки желанию отца, который хотел, чтобы Мстислав, подобно ему, стал строителем. Два сына Людмилы Всеволодовны унаследовали выдающиеся способности к точным наукам. Первый сын от первого брака Людмилы Всеволодовны, Леонид Вениаминович Келдыш — физик-теоретик, академик, член президиума Академии наук, одно время был директором Физического института Академии наук (ФИАН). Младший сын, Сергей Петрович Новиков — тоже академик, математик, получивший, кажется, все международные премии по математике, какие только существуют.

Старшая сестра Людмила Всеволодовна Келдыш,
доктор физико-математических наук, тополог

Единственная из детей, унаследовавшая по настоянию отца его профессию инженера-строителя, — Любовь Всеволодовна. Она до конца жизни родителей жила вместе с ними и ныне является хранительницей архива семьи Келдышей.

Мстислав Всеволодович Келдыш

(10.02.1911 – 24.06.1978)

Академик Мстислав Всеволодович Келдыш родился в профессорской семье с традициями, заложенными его дедами: по линии матери - полным генералом от инфантерии (пехоты) Скворцовым А.Н. и по линии отца – Келдышем М. Ф., закончившим духовную семинарию, но затем избравшим медицинскую стезю и дослужившимся до генеральского чина. Свое дворянское происхождение М.В.Келдыш никогда не скрывал (на вопрос анкеты о социальном происхождении отвечал "из дворян"). Конечно, в тридцатые и более поздние годы такие факты биографии не служили украшением. Да и репрессии конца 30–х годов не обошли стороной семью Келдышей. Поэтому начало жизненного пути Мстислава Bсеволодовича не предвещало неординарного продолжения. После окончания физико-математического отделения МГУ 24.VII.31 г. он был направлен на работу в ЦАГИ (Центральный аэро–гидродинамический институт), куда его настойчиво рекомендовал руководству его учитель (а впоследствии старший товарищ, академик) один из ведущих сотрудников Общетеоретической группы ЦАГИ М.А.Лаврентьев.

Так 20-летнего Келдыша взяли работать в знаменитый научный авиационный центр. Уже своими первыми работами (1933 г.) Мcтислав Всеволодович обратил на себя внимание такого выдающегося ученого, каким был научный руководитель ЦАГИ С.А.Чаплыгин. Научная ценность этих работ не только в том, что они решали актуальные задачи тех лет, – они (что очень важно) положили начало новым подходам в применении математических методов для решения проблем гидро- аэродинамики. В 30–е годы одной из таких в авиации была проблема преодоления явления "флаттера", который неожиданно возникал при увеличении скоростей самолетов. С.А.Чаплыгин, поставивший перед молодым теоретиком–математиком и механиком задачу с немедленным практическим применением, распознал в нем скрытый дотоле талант инженера, от воспитания идущее, повышенное чувство ответственности и умение работать так, как того требует дело.

С явлением флаттера столкнулось авиастроение всех передовых стран, но раньше других и в наиболее полном наборе всех его разновидностей флаттер был преодолен у нас в стране, благодаря работам М.В.Келдыша и его коллег. И сейчас с большим интересом читаются работы того времени, где на основании сложных математических исследований очень доступно формулируются выводы и излагаются практические приемы, следование которым исключает возникновение автоколебаний самолетных конструкций (флаттера) во всем диапазоне скоростей полета. Так явление флаттера перестало быть барьером на путях развития скоростной авиации, и к Отечественной войне (1941-1945 гг.) наше самолетостроение пришло без этой болезни, чего нельзя было сказать о противнике. Это были работы, за которые М.В.Келдышу (совместно с Е.П.Гроссманом) была присуждена первая Сталинская премия II степени (1942 г.), и спустя год он получил свой первый орден Трудового Красного Знамени.

Война проходила для Мстислава Всеволодовича в работе на авиационных заводах, где он как руководитель отдела ЦАГИ курировал противофлаттерные конструкции. Появление следующей проблемы в самолетостроении тех лет обязано переходу на трехопорную схему шасси с передним колесом. Такой переход (теперь мы уже не представляем, как может быть иначе) диктовался увеличением взлетно–посадочных скоростей самолетов. Однако, он оказался не безболезненным: при достижении некоторой скорости у передней стойки шасси начинались самовозбуждающиеся колебания, которые приводили к ее поломке. Это явление получило название "шимми". Используя опыт, накопленный в исследованиях по флаттеру, и высокий научный потенциал математика и механика, М.В.Келдыш в своей работе "Шимми переднего колеса трехколесного шасси" (1945 г.) полностью решает проблему теоретически и, как всегда, формулирует практические инженерные рекомендации, избавляющие конструкцию от этого опасного явления. Работа была удостоена второй Сталинской премии в 1946 г. И до сих пор математики неизменно сопровождают эпитетом "красивая" любое упоминание о ней.

Еще в середине тридцатых годов академик И.М.Виноградов пригласил М.В.Келдыша в докторантуру Математического института им. В.А.Стеклова АН СССР (МИАН). Здесь в 1938 г. Келдыш защитил докторскую диссертацию на тему "О представлении рядами полиномов функций комплексного переменного и гармонических функций". Специалисты расценили ее как классическую, завершившую большой этап исследований в важном разделе математики и одновременно открывающую новый. К исходу войны М.В. Келдыш, продолжая работать в ЦАГИ, получил возможность вновь вернуться к активной научной деятельности в МИАН, где в апреле 1944 г. был создан отдел механики, которым до 1953 г. заведовал (по совместительству) М.В.Келдыш. Со временем главными задачами отдела стали ракетодинамика и прикладная небесная механика, но об этом будет сказано ниже.

Говорить о работах М.В.Келдыша по флаттеру и шимми проще, чем о его работах по математике, выполненных в те же годы. Значимость этих работ для развития математики ничуть не меньшая, чем названных выше для авиации, тем более, что последние едва ли могли быть выполнены без фундаментальных исследований в соответствующих разделах математики. По–видимому, фундаментальные продвижения в математической науке, вытекавшие из работ М.В.Келдыша по теории приближений, функциональному анализу, дифференциальным уравнениям, были обусловлены его умением, сохранив существо проблемы, сформулировать решаемую задачу в наиболее простом виде. Владея в совершенстве знаниями разных разделов математики, он умел находить и строить неожиданные аналогии и тем самым эффективно использовать как имеющийся математический аппарат, так и создавать новый. Следует особенно подчеркнуть, что, казалось бы, абстрактные работы Мстислава Всеволодовича, например, по глубоко разработанной им теории несамосопряженных операторов, исходят из конкретных прикладных задач, в том числе по колебаниям конструкций с диссипацией энергии, о которых шла речь выше.

Работы М.В.Келдыша по математике и механике середины 40–х годов получили без промедления признание коллег и ученых, а их автору принесли известность в научном мире. В 1943 г М.В.Келдыш избирается членом–корреспондентом АН СССР, а в 1946 действительным членом Академии.

С трудной победой в Отечественной войне страна как бы обрела второе дыхание. Несмотря на разруху и голод, энтузиазм и вера в будущее позволили нацелить общество на решение новых серьезных задач. Возникшее противостяние в стане держав-победительниц, память о недавно прошедшей страшной войне предопределили в сознании граждан нашей страны необходимость укрепления ее обороны. Синонимом укрепления оборонной мощи в то время были создание атомного оружия и перевооружение армии на ракетную технику. М.В.Келдыш как ученый, зарекомендовавший себя своими научными и прикладными исследованиями, был привлечен к работам по обеим проблемам. Для атомной тематики М.В.Келдыш создал и возглавил расчетное бюро, которое вместе с отделом механики в МИАН явилось частью организованного в 1953 г. Отделения прикладной математики МИАН. Здесь под его руководством собрался уникальный коллектив специалистов.

В 1946 г. М.В.Келдыш распростился с ЦАГИ, так как был назначен начальником Реактивного научно–исследовательского института (НИИ-1) и впоследствии оставался его научным руководителем до 1961 г. Так М.В. Келдыш занял второй административный пост.

Со второй половины сороковых годов характер деятельности М.В.Келдыша существенно меняется. На первый план выходит научно-организационный аспект. Он – руководитель больших научно-технических коллективов: НИИ-1, ОПМ МИАН (переименованного в 1966 г. в ИПМ АН СССР), председатель ответственных комиссий, потом член Президиума Академии наук, вице-президент. Личная сторона научного творчества уходит на второй план. Позже, в 1971 г., выступая с ответным словом на поздравления сотрудников ИПМ АН СССР по случаю его шестидесятилетия, он скажет, что все эти годы очень сожалел об этом.

Но и в этих условиях при неимоверной загруженности М.В.Келдыш не встал на стезю лишь административного руководства, а оставался творческим научным руководителем, носителем проблем, автором идей и методов их решения. Как организатор он принимал все решения, руководствуясь только интересами дела, но не из каких иных, в том числе и политических соображений. Подтвержением этому служит весь его жизненный путь.

С приходом в НИИ-1 в поле его творческой деятельности попадают проблемы, связанные с созданием реактивных двигательных установок большой мощности для оснащения крылатых ракет со всем шлейфом научно–технических вопросов по сверхзвуковой газодинамике, тепломассообмену, теплозащите и др. В 1959 г. первая в мире крылатая ракета прошла испытания и показала более высокие характеристики, чем разрабатывавшаяся в те же годы американская "Навахо". Эти работы в НИИ-1 тесно переплетались с математическими разработками под руководством Келдыша в отделе механики и ОПМ МИАН, где в 1949 гг. были развернуты пионерские исследования по ракетодинамике и прикладной небесной механике (механике космического полета), оказавшие существенное влияние на развитие ракетной и космической техники. В 1953 г. здесь были предложены и проанализированы оптимальные схемы составных ракет; баллистический спуск космического аппарата с орбиты и показана возможность его использования для возвращения космонавтов; возможная стабилизация аппарата посредством использования поля земного тяготения и многие другие идеи.

В 1954 г. М.В.Келдышем, С.П.Королевым и М.К.Тихонравовым было представлено письмо в Правительство с предложением о создании искусственного спутника Земли (ИСЗ). 30 января 1956 г. М.В.Келдыш был назначен председателем специальной комиссии Академии наук по ИСЗ.

После запуска в 1957 г. первого ИСЗ начинается новый этап в освоении космического пространства. В ОПМ МИАН под руководством Келдыша разворачиваются работы по слежению за ИСЗ и прогнозированию его траектории, по баллистическому проектированию межпланетных полетов космических аппаратов (КА) с минимальными затратами энергии и др. Примерами блестящих решений служат: найденная схема разгона КА с использованием выхода на промежуточную орбиту искусственного спутника, использование гравитационного поля планеты для целенаправленного изменения траектории движения. Эти решения оказались принципиальными для проектирования всех последующих перелетов. Нет необходимости приводить весь перечень успехов в освоении ближнего и дальнего космоса, пилотируемой космонавтике. Эти мировые достижения нашей страны общеизвестны. Велик в них вклад М.В.Келдыша и как теоретика космонавтики и как научного координатора общегосударственных программ.

28 января 1960 г. решением Правительства для координации работ был образован Межведомственный научно–технический совет по космическим исследованиям при Академии наук СССР, и М.В.Келдыш назначен его председателем. Заслугой Мстислава Всеволодовича на этом посту было проведение сбалансированной программы исследований, обеспечившей органичное сочетание всех аспектов освоения космического пространства. Подтверждением тому явились мировое признание успехов нашей страны, уважение и авторитет М.В.Келдыша, избранного в мае 1961 г. президентом Академии наук. Он руководил Академией 14 лет...

Вернемся вновь к 1946 году и проследим за участием Мстислава Всеволодовича в решении атомной проблемы, хотя разделять все стороны его деятельности можно только условно. "Вскоре после войны, – вспоминал академик И.М.Виноградов, директор МИАН, – пришли ко мне Ю.Б.Харитон и другие физики. Просили порекомедовать математика, который бы мог поставить расчеты по атомной тематике. Я им сказал взять Келдыша, он в любом приложении математики способен разобраться лучше всякого. Келдыш им понравился."

Овладение атомной энергией в те годы связывалось, в первую очередь, с проблемой создания оружия. Задачи, которые здесь требовалось решить, были по сложности беспрецедентными, с такими человечество еще не имело дела. Трудности усугублялись еще и крайне ограниченными сведениями по физике самих явлений, сопровождающих протекание ядерных процессов. Поэтому важным методом познания явлений было построение физико–математических моделей и последующее их воспроизведение в расчетах.

Однако, объемы необходимых вычислений были практически недоступны для имевшихся в то время вычислительных средств. Новые вычислительные средства – электронные вычислительные машины (ЭВМ), предстояло и создать, и освоить. Это была задача государственной важности, – первостепенная в решении проблемы овладения атомной энергией. М.В.Келдыш сам не занимался конструированием ЭВМ, но выступал заказчиком этой техники и первым ее крупным потребителем. Руководимый им институт должен был создавать методы расчета и на их основе решать на ЭВМ всю совокупность задач, подпадающих под атомную проблематику. Заметим, что те же вычислительные машины использовались коллективом Келдыша и для расчетов по ракетной и космической тематике. Вся эта огромная, впервые проводившаяся работа по созданию методов расчета и реализации их на ЭВМ стала основой нового направления в математике, оформившегося сегодня в ее самостоятельный раздел – вычислительную и прикладную математику.

В титанической работе по решению атомной проблемы и ракетно–космических задач большой вклад Мcтислава Всеволодовича состоял не только в руководстве научным коллективом, но и в личном участии как автора, создателя новых вычислительных методов и алгоритмов. Эти работы предопределили современное развитие в стране вычислительной математики и, в первую очередь, численных методов решения задач математической физики.

Признанием заслуг ученого в решении оборонной проблемы явилось присвоение М.В.Келдышу в 1956 г. звания Героя Социалистического Труда, а в 1957 г. присуждение Ленинской премии.

В 1961 г. за особые заслуги в развитии ракетной техники, в создании и успешном запуске первого в мире космического корабля "Восток" с человеком на борту М.В.Келдышу звание Героя Социалистического Труда было присвоено вторично.

C избранием М. В. Келдыша президентом происходят существенные изменения как в работе самого Президиума, так и в общественном положении Академии в целом. Часто употреблявшееся тогда выражение "Академия стала штабом советской науки" все больше наполнялось реальным содержанием. Благодаря высокому научному авторитету, глубокому уважению со стороны ведущих ученых, М.В.Келдышу удалось собрать коллектив единомышленников, стараниями членов которого были проведены глубокие преобразования. Они очистили ряд важных научных направлений, как, например, биологию, от "лжеучений", добились реабилитации от политических обвинений со всеми вытекающими отсюда последствиями и восстановили как научные направления генетику, кибернетику, создали условия для развития новых разделов науки – молекулярной биологии, квантовой электроники и др.

Успехи страны в решении ключевых научно–технических проблем сделали для всех очевидным, что фундаментальная наука становится главной движущей силой в развитии общества. Поэтому она должна занять подобающее ей положение в жизни страны. В осуществлении этого большой вклад принадлежит Келдышу, как президенту Академии, так и общественному деятелю государственного масштаба. Особое внимание он уделял выбору главных направлений: "что поддержать, а что менее поддержать". Годы, когда пост президента занимал М.В.Келдыш, были периодом наиболее быстрого роста Академии наук, превратившейся в крупнейший центр фундаментальной науки. В 1971 г. за исключительные заслуги перед государством в развитии советской науки и техники, большую научную и общественную деятельность и в связи с шестидесятилетием М.В.Келдыш был удостоен в третий раз звания Героя Социалистического Труда и золотой медали "Серп и молот".

Несмотря на свое высокое положение в иерархии власти, М.В.Келдыш никогда не был фанатичным приверженцем официального курса, но всегда был и до конца жизни оставался патриотом своей страны в высоком смысле этого слова, настоящим русским интеллигентом. Его служение науке было беззаветным и самоотверженным. Когда тяжелая болезнь сделала невозможным продолжать работу в привычном ему ритме, он счел для себя не вправе оставаться на посту президента. Он оставил его в 1975 г. накануне празднования 250–летия Академии. Думается, что прогрессирующая болезнь, приведшая к раннему уходу его из жизни, связана не только с экстремальными нагрузками каждодневной изнурительной работы, но и с дискомфортом душевного настроя последних лет, вызванного неудовлетвореностью от неосуществленных замыслов. М.В.Келдыш прожил 67 лет, его прах захоронен в кремлевской стене на Красной площади.

Имя Мстислава Всеволодовича Келдыша увековечено в названиях научно–исследовательского судна, малой планеты солнечной системы, кратера на Луне, площади в Москве. Его имя носят бывший НИИ-1 (ныне Исследовательский центр им.М.В.Келдыша) и созданный им Институт прикладной математики, где в Мемориальном кабинете–музее с любовью собираются и хранятся документы, рассказывающие о нем. Ему установлены памятники-бюсты на Аллее героев и Миусской площади в Москве, в Риге; памятные доски на зданиях, где он жил и работал. Дела его навечно остались в научных трудах и в этапах пути, пройденного страной, да и человечеством в целом. Память о нем бережно сохраняется всеми, кому посчастливилось знать его лично и работать с ним. Золотая медаль им. М.В.Келдыша, учрежденная Академией наук СССР, вручается за выдающиеся научные работы в прикладной математике и механике и теоретических исследованиях по освоению космического пространства.

Статья написана сотрудниками кабинета–музея по материалам фонда.

Из воспоминаний

Станислава Валерьяновна Келдыш,
жена Мстислава Всеволодовича

Эвакуация

В октябре 1941 г., когда в Москве уже было очень тревожно, Мстислав Всеволодович прибежал домой страшно взволнованный: "Ничего не бери, собирай ребят и поехали. Возьми коляску". Мы в коляску положили керосинку и еще кое-что необходимое. Он торопился, потому что состав вскоре отправлялся, и мы всю дорогу бежали, чтобы успеть на поезд. Уезжали мы из Жуковского от ЦАГИ то ли в Казань, то ли в Новосибирск... Только прибежали, поезд тронулся. Коляску нам поднять в вагон-теплушку не удалось, а Верочка (младшая сестра Славы) садилась в вагон уже на ходу с нашей помощью. Мы уехали всемером: моя мама, Верочка, мы со Славой и трое наших детей — маленькому Пете было 2,5 месяца, Светочке — 3 года и Бэлле (моей дочери от первого брака) — 13 лет.

Мстислав Всеволодович ужасно волновался, я никогда не видела его таким. У меня от волнения пропало молоко, и кормить Петю было нечем. Как мы доехали, я и не знаю. Не имея коляски, я малыша все время держала на руках, обычно сидела на полке возле окошечка. Однажды вдруг раздался сильный взрыв, поезд остановился. В вагоне началась паника, все кричали и, толкаясь, выскакивали на улицу. Слава мне говорит: "Никуда не беги, спустись вниз и залезай под лавку".

С нами в вагоне ехал Гроссман с семьей. Он так разволновался, что бросил жену и детей и убежал в лес. Вижу, Мстислав Всеволодович собрался, выскочил и строго крикнул: "Вернитесь все назад!" И люди, пихая друг друга, вернулись в вагон. Паника закончилась...

Мы оставались под лавкой, а Слава сидел на этой лавке. В какие-то вагоны и в наш тоже попали осколки... В Казани поезд остановился, и нам неожиданно говорят: "Выгружайтесь, приехали". Казань забита эвакуированными. Наверное, неделю все приехавшие цаговцы жили в огромном спортивном зале Казанского авиационного института. Перегородки делали, развешивая простыни и одеяла. Спали рядышком. Нам было очень тяжело с грудным ребенком. Мстислав с утра до вечера пропадал на работе. Через неделю нашу семью, как многодетную, переселили в Дом профессоров, в комнату квартиры, расположенной на 4‑м или 5‑м этаже. Стало легче: дом был хороший, отапливался, все-таки была кухня, чтобы готовить еду. Воду я носила из уличной колонки, и можно было постирать и помыться.

Помню, приходил к нам С.А. Чаплыгин (он был в Казани проездом в Новосибирск) и спрашивал у Мстислава Всеволодовича, как мы устроились и что нам нужно. Нам было тогда очень тяжело (как, впрочем, и многим), но вот сейчас я вспоминаю и думаю: я ведь особенно не волновалась и все успевала делать. Правда, мне очень помогала моя мама — одна я бы не выдержала. О, это белье..., я не отходила от корыта: тяжело таскала воду, кипятила, полоскала, вешала сушить. Однажды за этим занятием меня застала Надежда Матвеевна Семенова, референт С.А. Чаплыгина, которая по его поручению также пришла справиться, как живет семья Келдыша. Помню, мне стало неловко. Мы ведь очень нуждались, хлеб делили по кусочку (нас было много, и все, кроме Славы, иждивенцы), но не призналась, что живем впроголодь.

В какой-то момент тяжело заболел Петя. С подозрением на менингит мы с ним попали в больницу, где лечил детей известный профессор. На девятый день у Пети развилось двустороннее воспаление легких. Он почти не ел, был синюшным, а я круглые сутки через 5 минут по часам с трудом сцеживала ложечку грудного молока, силой раскрывала ему ротик и вливала молочко. Нянечки меня жалели: "Да, поспала бы ты, мама. Что ты его все кормишь?"... Когда дело пошло на поправку, профессор у меня спрашивает: "Мама, чем Вы вылечили сына?" — "Вы мне его вылечили", — отвечаю. "Мне нянечки говорят, что что-то такое мама делала?.." Не знаю, так это или нет, но профессор сказал мне, что именно грудное молочко Петю и спасло.

Станислава Валерьяновна Келдыш, 1964 г.

Мстислав Всеволодович очень много работал и бывал в Казани наездами на 2‑3‑4 дня, оставаться дольше он не имел возможности. В эти дни он старался, как мог, обеспечить семью продуктами, играл с детьми, читал им немногочисленные книжки и даже нарисовал и написал от руки книжечку "Русских народных сказок" (к сожалению, утерянную).

Однажды зимой Мстислава Всеволодовича срочно вызвали в Москву. Он заезжает на несколько минут домой и сразу же на аэродром. Проходит несколько дней — от Мстислава никаких вестей. Пытаюсь что-то выяснить на его работе. Чувствуется, там тоже в недоумении — все сроки прошли, а Келдыша нет. И вдруг открывается дверь — он стоит какой-то подавленный. Обнялись, я не стала лезть с расспросами.

Позднее узнала, что произошло. Он летел в Москву через Горький. А оттуда в Москву договорился лететь вместе со своим другом по ЦАГИ летчиком-испытателем Юрием Станкевичем, который должен был перегнать в Москву новый самолет. Мстислав уже стал садиться, а летчик сказал: "Не спеши... Дай-ка кружок на самолете сделаю, облетаю новую лошадку". Самолет, пробежав по взлетной полосе, поднялся в небо, совершил один круг, и вдруг машина, словно на что-то наткнувшись, ринулась вниз. Через несколько секунд раздался взрыв...

Мстислав Всеволодович не любил вспоминать об этой истории. Он очень любил Станкевича...

Вскоре ЦАГИ вернулся в Москву. Семьи пока оставались в Казани.

Летом 1942 г. мы узнали, что из Казани в ЦАГИ уходит товарный состав с оборудованием. Я решила тайно, не посоветовавшись со Славой, который уже работал в Москве, уехать из Казани. Ко мне присоединилась бывшая жена С.А. Христиановича Шура, очень энергичная, добрая и отзывчивая женщина (Иван Матвеевич Виноградов дал ей прозвище "Шурум-бурум", мы ее так и называли). Верочка к тому времени уже работала в Казани в филиале ЦАГИ, поэтому возвращались мы впятером. Дети, мама и я без всякого разрешения сели в вагон с оборудованием и спрятались там. На какой-то станции поезд остановился, и вагоны начали проверять. Было темно. Мама с девочками забрались за какую-то пушку, а мы с Петей залезли в трубу. Чтобы Петя молчал, я сунула ему в ротик пустую грудь, но он пискнул. Проверявший человек остановился, посветил фонариком и сказал: — "Кошка какая-то. Ну, бог с ней". — И ушел...

Так мы и доехали до станции Быково Казанской железной дороги. Помню, на станции были горы песка. Мы с мамой сначала опустили детей, а потом и сами выпрыгнули из вагона в песок. Довольно быстро дошли до Отдыха в город Жуковский и пришли домой. По дороге нас кто-то узнал и передал Мстиславу Всеволодовичу. Он пришел домой рассерженный: "Ты с ума сошла!" — Он готов был отправить нас назад. "Как хочешь, больше я никуда не поеду, буду здесь".

До войны у Мстислава Всеволодовича в Жуковском была небольшая комната, куда он часто приходил после ночной работы на аэродинамической трубе ЦАГИ. А в Москве семья наша занимала две комнаты в квартире на ул. Бакунина, д. 8. Уезжая летом 1941 г. в Кратово на дачу (там у меня 24 июля родился Петя), а перед эвакуацией переехав в комнату в Жуковском, мы закрыли наши две комнаты в Москве и ключи сдали домоуправу — шла война, такими были правила. В квартире этой жили еще муж с женой. Когда мы в 1942 г. вернулись, обе комнаты оказались пустыми — всё растащили. Часть наших вещей я случайно увидела у соседей, но Слава категорически запретил мне о них даже вспоминать. Поэтому первое время мы все вшестером жили в Жуковском в той маленькой комнатушке, откуда уехали и куда вернулись из Казани, пока не обзавелись необходимой мебелью, чтобы жить в Москве.

Через некоторое время Мстиславу Всеволодовичу дали очень хорошую квартиру на улице Кирова (ныне ул. Мясницкая), в доме № 40А. Туда мы и переехали из г. Жуковского. Примерно году в 1950-51 мы получили другую квартиру в новом высотном доме (№ 21) на Садово-Спасской улице, где прожили больше двадцати лет...

С.В. и М.В. Келдыши

Мстислав Всеволодович был счастливым человеком — природа одарила его необыкновенно широким духовным миром, ему многое было дано, что называется, от бога. Он был хорошо образован, свободно владел французским и немецким языками. Был увлечен наукой, увлечен работой, многие его мечты сбывались, дела реализовывались. Он любил природу, любил путешествовать, чтобы увидеть все своими глазами.

Серьезно увлекался живописью, музыкой и театром. В конце 40-х годов, когда дочери Светлане было уже лет десять, он вместе с ней пересмотрел все дневные спектакли Большого театра, многие по нескольку раз. Если воскресенье оказывалось свободным, они шли к театру, покупали билеты в кассе или с рук и наслаждались балетом или оперой. После спектакля часто заходили в кафе "Мороженое", а потом шли обедать домой. Эти детские счастливые мгновения знакомства с Большим театром дочь сохранила на всю жизнь.

В 1947 г. мы поехали смотреть дачу в Абрамцево, а начиная с 1948 г. жили там летом. В Абрамцево тогда построили 40 дач для академиков (это были однотипные финские дома), и мы одну из них получили.

Абрамцево Мстислав Всеволодович очень любил, несмотря на то, что туда было трудно ездить, потому что в те годы приходилось простаивать на переезде через Ярославскую железную дорогу минут по 40, иногда по часу и больше. Он приезжал нечасто, но любил там бывать.

Вместе с нами жила семья моей старшей сестры с двумя детьми, приезжали и другие родственники. Так что семья там была большая. Мы часто играли в пинг-понг и волейбол. Играли все, кто хотел, и даже маленькие дети. Мстислав Всеволодович играл с увлечением и подолгу. Азарт светился в его глазах, он получал удовольствие. Вечерами ставили на пинг-понговый стол большой самовар и всей компанией пили чай со свежесваренным клубничным вареньем.

Любил он уходить в лес один, именно один гулял часами. Когда с нами, то — только собирать грибы. Он бродил по лесу, отодвигая палочкой листву, и когда находил гриб, кричал: "Гриб нашел!" Детвора с криком "Не рви сам!.." прибегала и срывала его.

Еще любил Мстислав Всеволодович возиться с землей. Везде, где видел маленький участочек земли, тут же подходил и сеял травку. Он мечтал на даче в Абрамцеве всюду сделать английский газон. Но ему это не удавалось, потому что мы там кое-что сажали и клубника росла.

Увлекался разведением роз. Сделал себе специальную клумбу, сам розы посадил, сам за ними ухаживал, сам поливал, никому не разрешая это делать. Но со временем Слава становился все более занятым, и "розовое хозяйство" перешло под мою опеку...

Как-то в первые годы у Мстислава Всеволодовича было достаточно времени, чтобы и за столом позаниматься, и пойти погулять, и передохнуть, и поработать в саду (у нас там росли чудесные яблони!). Он не любил сидеть без дела, не мог долго отдыхать, — что-нибудь обязательно затевал: "Пойду, там нужно земли подсыпать". — Брал тачку, и они с сыном Петей шли в лес и приносили хорошей земли для клумбы с розами. Или же брали топор, лопату и с шумом корчевали в саду ненужные растения. Купались мы в небольшой ключевой речке с ледяной чистой водой. Но Слава не купался — слишком было холодно.

М.В. Келдыш с детьми Светланой и Петей
(Абрамцево, 1949 г.)

Мы дружили домами с Иваном Матвеевичем Виноградовым и его сестрой Надеждой Матвеевной. Часто проводили время вместе. Слава познакомил меня с Виноградовыми еще до войны, когда мы с ним только-только поженились. С тех пор мы оставались дружны многие годы.

В Абрамцево Виноградовы жили на другой стороне дачного поселка, но это недалеко. Дачи были расположены по кругу: малый — 1,5 км, а большой — 3 км. Казалось, что идти далеко, но на самом деле это близко. Как только мы появлялись, Иван Матвеевич кричал: "О, Келдыш пришел!" — Он прозвал Славу Келдыш (с ударением на "ы"). А Мстислав Всеволодович, который тоже любил давать прозвища, называл его Жан Матье.

Жан Матье был человеком очень необыкновенным и даже забавным. Правда, некоторые его забавы были страшноватыми. Однажды он усадил меня на стул и стал поднимать стул одной рукой за заднюю ножку. Я от страха кричала, а Слава смотрел и улыбался: "Не бойся, он все равно не поднимет". И что вы думаете? Вначале присев, Иван Матвеевич только оторвал стул от пола двумя руками, а потом поднял его вверх одной рукой и очень высоко. Я наверху зажмурилась — думала, сейчас буду лететь вниз головой. Но Слава подошел и сказал: "Ну-ка, ну-ка, так нельзя". Спас меня. Иван Матвеевич был очень сильный и любил свою силу показать.

С Виноградовыми мы ходили за грибами, иногда ездили на машине подальше, играли в волейбол, в лото, в карты. Мстислав Всеволодович предпочитал игру "в девятку". И в преферанс мы любили играть, Слава тоже. Когда они с дядей Ваней играли, то стоял невероятный хохот, потому что Иван Матвеевич втихую хитрил, плутовал. В компанию брали меня и Надежду Матвеевну. Расплачивались копеечками...

По грибы: М.В. Келдыш, М.А. Лаврентьев, Светлана, Петя — дети, С.В. Келдыш, Н.М. и И.М. Виноградовы, Г.В. и Л.И. Седовы, лето 1949 г.

Иван Матвеевич ругал Славу за то, что тот много курил. Бывало, подойдет и вырвет папиросу изо рта, да еще перечислит болячки, которые будут от курения. Но Слава бросить курение не мог и курил очень часто. Это ему, конечно, очень подорвало здоровье.

Виноградовы обожали нашу внучку Машеньку, дочку Светланы. Придешь к ним с Машкой, а Иван Матвеевич: "О! Маня пришла. Маня, иди-ка сюда ко мне. Банты-то у тебя какие!.." Это уже шли 60-е годы.

Мы все очень любили Абрамцево. Но ездить туда Мстиславу Всеволодовичу становилось все сложнее. И все-таки он долго не хотел эту дачу поменять, но позже сказал: "Я уже болен и не могу ездить так далеко. Давай менять. В Жуковке будет ближе". Мы переехали.

В Жуковке Мстислав Всеволодович уже не мог подолгу ходить по окрестностям, а на машине ездить любил (хотя и в ней у него очень уставали ноги). Но машину вел всегда на большой скорости. Я просила: "Только не надо так быстро...", — мне от скорости на переднем сидении было немного неприятно. Всегда собирал нас в свободный выходной и возил по разным своим любимым местам — полянам, лесочкам (он их запоминал), по памятным местам Подмосковья. И очень любил покупать на местных рынках соленые грибы и яблоки. Мы возвращались домой с полным багажником разных яблок...

40 лет назад трагически ушёл из жизни великий учёный

Многие, и не без основания, времена Келдыша называют «золотым веком» отечественной науки. Эпоха Келдыша останется на скрижалях истории эпохой самых выдающихся, самых дерзновенных, планетарного масштаба достижений. Чего стоит только одна космическая эпопея: полёт Гагарина, межпланетные и орбитальные станции, спутники. А ядерный паритет с США?! Ведь его невозможно было бы осуществить, не случись у нас мощного рывка в вычислительной математике, где мы не только сравнялись с США, но и во многом их превзошли.

Келдыш и его соратники создали поколение новых самолётов, они обеспечили научное сопровождение величайших советских строек. К этим и ещё многим другим достижениям Келдыш имел отношение не только как ор­ганизатор научного процесса, но и как высочайшего уровня мате­матик.

Он внёс личный существенный вклад в решение проблем атомной и космической отраслей, в развитие вычислительной техники, в становление экологической науки. Поэтому Мстислав Всеволодович стал трижды Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и двух Сталинских премий, кавалером семи орденов Ленина и полторы десятка других государственных наград. Академии десяти государств мира избирали Келдыша почетным членом, а в своей стране он пятнадцать лет возглавлял Академию наук СССР. Это его главная заслуга в создании Института прикладной математики, где вы­полнялись самые головоломные расчеты.

Келдыш на пачке «Каз­бека» мог в пять минут решить за­дачу, над которой билась целая ла­боратория. Не зря он получил высокий титул «Теоретик космонавтики» и вошел в знаменитую «Тройку К» – Курчатов, Королев, Келдыш.

И всё же главным делом жизни Келдыша оставалась Академия наук СССР. Быть в продолжение стольких лет президентом этого уникального научного синклита – само по себе подвиг. Ведь в АН СССР состоял весь цвет отечественной науки, учёные с мировыми именами: А. Александров, П. Федосеев, П. Капица, С. Королев, А. Иоффе, И. Курчатов, А. Сахаров... Список можно продолжать. Так называемая тоталитарная система щедро взращивала ученые умы, обеспечивая их всеми благами, льготами и привилегиями. То есть высший ученый мир на фоне простого советского народа представлял собой «небожителей». Каково же было ими управлять?

Так, за год до смерти Мстислава Всеволодовича Келдыша травля его коллеги академика Андрея Дмитриевича Сахарова со стороны партгосверхушки достигла своего апогея. Ученого лишили звания трижды Героя Соцтруда, всех прочих государственных наград, лауреатских званий и выселили за пределы Москвы. Но академиком он оставался даже в изгнании при том, что могущественное Политбюро во главе с Л.И. Брежневым сделало всё возможное и даже невозможное для того, чтобы отнять у строптивца высшее ученое звание. «Небожители», однако, не допустили столь вопиющего произвола, и Андрей Дмитриевич в Горьком получал свои 400 академических рублей. Очень приличная сумма для тогда закрытого города.

Согласно молве, в 1973 году руководство Советского Союза решило всё-таки исключить Сахарова из Академии наук СССР. По поручению Политбюро ЦК КПСС, президент Академии Келдыш собрал узкий круг ведущих учёных и спросил, как бы они отнеслись к постановке на общем собрании Академии наук вопроса об исключении Сахарова. После долгого молчания академик Семенов произнёс: «Но ведь прецедента такого в обозримом прошлом не наблюдалось». На что Капица возразил: «Почему? Был такой прецедент. Гитлер исключил Альберта Эйнштейна из Берлинской академии наук». Келдыш на этом закончил совещание и поехал в Кремль доложить: исключим Сахарова – опозоримся на весь мир.

У капитана «научного атомохода социализма» судьба не могла быть безоблачной даже теоретически. На самом же деле она была в высшей степени трагической, потому что все годы своего правления академическим, специфически замкнутым миром Мстислав Келдыш находился между молотом идеологического принуждения и наковальней собственных представлений о добре и зле, которые вдобавок ещё и вынужден был глубоко прятать в тайниках своей души...

Его отец, Всеволод Михайлович, прожил восемьдесят семь лет и был отцом семерых детей. Он тоже был крупным ученым, доктором технических наук только в области строительных конструкций. Участвовал в проектировании, экспертизе и приёмке канала имени Сталина, метрополитена, нескольких электростанций. Страстно желал, чтобы Мстислав, сын-любимец, пошёл по его строительным стопам, но тот «оказался слабохарактерным»: поддавшись на уговоры старшей сестры Людмилы, которая была аспиранткой отделения математики в МГУ, туда же и поступил. Доктором наук стал в 27, академиком в 35 лет.

Работоспособностью в продолжение всей жизни отличался поразительной. Поднимался всегда без четверти шесть. На работу приходил в девять и до обеда решал все организационные вопросы. Потом съедал бутерброд и выпивал стакан чая. Возвращался домой между десятью и одиннадцатью вечера. Мог послушать на сон классическую музыку, полистать художнические альбомы. В живописи имел очень обширные и глубокие познания. Как-то в Италии его спросили, что хотел бы он посмотреть из музейных коллекций. Он скромно ответил, что знает их все, а вот частного собрания картин Боттичелли ни разу в жизни не видел. Искусствоведы и сопровождающие лица ринулись на поиски и обнаружили-таки названную частную коллекцию! Её владелица оказалась не против, чтобы русский ученый приобщился к шедеврам.

Жена Келдыша, Станислава Валерьяновна, ласково считала его недотёпой. Домом и семьей (у Келдышей были дочь Светлана и сын Пётр) занималась только она. Мстислав Всеволодович мог изредка повозиться на даче с розами. Никаких излишеств себе не позволял: ни гастрономических, ни бытовых.

Он придерживался трёх главных жизненных принципов. 1. Не бороться со злом, а браться и делать добрые, хорошие дела. 2. Не слушать жалобы в отсутствие того, на кого жалоба. 3. Никому ничего не обещать, но уж если пообещал, то сделать, даже если обстоятельства ухудшились.

Если вдуматься, – целая философская планета!

Жесткость в характере Келдыша отсутствовала напрочь, он слыл очень выдержанным, корректным руководителем. И это во времена, когда нагоняи и разгоны подчиненным считались чуть ли не государственной доблестью. К тому же из-за каждой своей несдержанности Мстислав Всеволодович сильно переживал, что тоже здоровье его не укрепляло.

Тот же Чазов вспоминает:

«Надо сказать, что в это время у Келдыша произошел по каким-то причинам, которые я до конца не мог уяснить, определенный психологический срыв. Будучи человеком сдержанным, даже в определенной степени замкнутым, он не очень делился складывающимися взаимоотношениями. Но то, что в определенных вопросах он не соглашался с руководством страны и отстаивал свою точку зрения, это факт. Устинов сам рассказывал о "стычках", которые у них происходили с Келдышем. Помню, как и Брежнев после моего сообщения спросил: "Он действительно серьезно болен или это его нервы?" Когда я подробно описал тяжесть болезни и, главное, возможный исход заболевания, Брежнев сказал: "Знаешь, вы, доктора, все больше запугиваете. Делайте что хотите, но Келдыш нам нужен, нужны его знания, даже его характер. Он должен жить и работать. Это уж твоя забота". На протяжении 15 лет так резко он обращался ко мне только трижды: в 1972 году по поводу Келдыша, в день окончания ХХV съезда по поводу своего здоровья и в ноябре 1982 года, незадолго до смерти, по поводу Андропова».

Воспоминания Чазова, в данном контексте, ещё раз подтверждают, сколь невероятной тяжести ноша давила на интеллект, мозг и нервы Келдыша.

Правда, в случае, о котором вспоминает Евгений Чазов, всё как раз обошлось благополучно. Несмотря на сильнейшие атеросклеротические изменения в нижнем отделе аорты и сосудах нижних конечностей (Келдыш просто был не в состоянии передвигаться), врачи сумели, как говорится, поставить президента академии на твердые ноги. Решающую помощь тогда оказал известный по операции на сердце Б.Н. Ельцина американский профессор Майкл Дебейки. Он не только сам принял участие в операции, но и привёз с собой своего ассистента и операционную сестру.

Чазов вспоминал:

«В гостинице, куда мы приехали, произошел небольшой казус. Руководитель нашего международного отдела, как это и принято на Западе, решил передать де Бекки (так у Чазова – М.З .) гонорар за проведение операции. Возмущенный де Бекки подошел ко мне и начал выговаривать: "Знаешь, Юджин, я приехал сюда не за деньгами – я приехал по твоей просьбе оперировать академика Келдыша. Он столько сделал для развития мировой науки, что сегодня он принадлежит не только советскому народу". Я вынужден был смущенно извиниться.

Операция продолжалась около 6 часов, проводилась в Институте сердечно-сосудистой хирургии, где был накоплен наибольший в СССР опыт лечения таких больных. Вместе с американскими коллегами в операции участвовали и советские специалисты, в частности, профессор А. Покровский.

Вряд ли в этой книге надо описывать технические проблемы операции, во время которой был наложен тканевой дакроновый трансплантат, созданный де Бекки, обеспечивающий шунтирование из брюшной аорты в обе наружные подвздошные артерии. Меня удивляли спокойствие, уравновешенность и четкий ритм работы де Бекки. В ходе операции, когда у меня, по словам окружающих, волевого человека, нервы были напряжены до предела, он вдруг оборачивается ко мне и говорит, как будто бы о какой-то мелочи: "Знаешь, Юджин, у Келдыша калькулезный холецистит, и, наверное, чтобы не возникло послеоперационных осложнений, лучше желчный пузырь удалить. Ты не возражаешь?" Понятна была логика американского хирурга, с которой нельзя было не согласиться. Но я представил на его месте некоторых наших хирургов и подумал, сколько было бы шума, разговоров, споров, крепких выражений, прежде, чем они решились бы выполнить фактически вторую операцию».

Да Евгений Иванович тысячу раз прав. Мы, славяне, непревзойденные мастера сомнений там, где представители других народов предпочитают, обычно, действие политике рассуждений по поводу действий. Мы также великие виртуозы по части обеспечения несносных условий для жизни, работы и просто существования своим ближним. Причём прошлая тоталитарная система довела эту нашу национальную особенность до уровня чудовищной изощренности. Потому что на самом верху её пирамиды сидели люди с ограниченными интеллектуальными способностями, которые, к примеру, ядерную проблематику понимали на уровне: взорвется – не взорвется. Однако власть проявляли жестко, а порой и жестоко по той единственной причине, что она им была дана безальтернативно.

Конечно, жизнь учёного в жёстких рамках системы была не сахар. Взять того же Хрущёва, во время правления которого Келдыш и стал президентом Академии. Несть числа сумасбродным идеям, которые выдвигал перед учеными страны кукурузных дел мастер...

При этом даже самые благие его начинания, как, скажем, «руководство» освоением космоса, доводились в итоге до полного абсурда и карикатур. Чего стоила кардинальная «космическая» ошибка Никиты Сергеевича, когда только из-за его упрямства все космические исследования в самом зародыше были намертво привязаны к военному ведомству. Разумеется, в те времена оно располагало несметными средствами и не жалело их на освоение космоса. Однако Келдыш уже тогда понимал, что такой тандем чреват непредсказуемыми последствиями (чему мы были свидетелями в нулевые годы: вооруженные силы влачили жалкое существование, а космические дела вообще оказались в загоне) и предлагал поэтому по примеру американцев отдельно субсидировать космос.

Келдыш также был против уничтожения боевых кораблей и самолётов, против изготовления ракет «конвейерным способом», чем Хрущев особенно гордился.

Если внимательно читать выступления Келдыша, то без особого труда в них обнаруживаешь весьма конструктивные соображения по улучшению социализма – иного общественного устройства в нашей стране он не мыслил. Но всё это был глас вопиющего в пустыне. Келдыш прекрасно понимал это, понимал, что на Руси плетью обуха не перешибают и от того ещё больше страдал душевно и нравственно. А все его болячки физические уже являлись производными.

Сменивший Хрущева Брежнев сумасбродством предшественника не отличался и, как видим, ценил Келдыша. Только ведь не он, в конечном итоге, определял стратегические направления в развитии науки и техники, всего социалистического общества. Президенту Академии приходилось поэтому скрыто и явно сражаться с ведущими ортодоксами системы.

Вот в таких невыносимых условиях вынужден был работать и руководить Мстислав Всеволодович. И это просто наше счастье, что он ещё столько прожил, что в учёном воплотились тогда и компетентность, и ответственность, и власть. Какая богатейшая личность буквально сожгла себя во имя отечественной науки!

Закончу рассказ о Мстиславе Келдыше снова выдержкой из книги Чазова «Здоровье и власть»:

«К сожалению, его (Мстислава Всеволодовича – М.З .) дальнейшая судьба была трагична. С точки зрения заболевания, в связи с которым проводилась операция, он чувствовал себя превосходно. Однако начавшийся ещё до операции психологический срыв перерос в тяжелейшую депрессию с элементами самообвинения. Несмотря на просьбы и уговоры руководства страны, он категорически поставил вопрос об освобождении его от должности президента Академии наук. Не раз он говорил нам, врачам, что наделал много ошибок и в жизни, и в работе. Все эти самообвинения были плодом его тяжелого психологического срыва. Переговоры об отставке тянулись довольно долго, но, в конце концов, в мае 1975 года Келдыш оставил свой пост. После этого он стал спокойнее, жизнерадостнее, уменьшилась депрессия. Так продолжалось три года.

…Июнь 1978 года был необычно жарким в Москве. В воскресенье 24 июня, воспользовавшись свободным днем, я уехал к себе на дачу. Солнце пекло неимоверно, стояла духота, которая обычно бывает лишь на Черном море, в Сочи. К этому времени я уже привык к неожиданным телефонным звонкам, которые несли неприятности, сложнейшие ситуации, сложные вызовы и тяжелое нервное напряжение. Так было и тогда, 24 июня, когда дежурный позвонил и сообщил, что случайно в гараже, на даче, в своей автомашине обнаружен угоревший от выхлопных газов машины с работающим вхолостую мотором М.В. Келдыш. Известный в медицине феномен "калифорнийского" отравления угарным газом в собственном гараже. Келдыша случайно обнаружил его большой друг и сосед по даче академик В.А. Кириллин. При первой же встрече я спросил его: "Владимир Алексеевич, вы помните, двери гаража были открыты или закрыты?" Подумав, он ответил: "Они были прикрыты"».

Таким нетривиальным способом ушел в мир иной, унеся с собой тайну собственной смерти великий советский ученый Келдыш.

Специально для «Столетия»

Учёный-инженер в области математики и механики, организатор советской науки. Академик АН СССР, с 1953 - член Президиума, в 1960-1961 - вице-президент, в 1961-1975 - президент, в 1975-1978 - член Президиума АН СССР. Трижды Герой Социалистического Труда. Член КПСС с 1949.

Родился в семье Всеволода Михайловича Келдыша (1878-1965) - профессора, генерал-майора инженерно-технической службы, основоположника методологии расчёта строительных конструкций. Его называли «отцом русского железобетона». Своё дворянское происхождение никогда не скрыва. Дед по линии матери - полный генерал от артиллерии А. Н. Скворцов, дед по линии отца - М. Ф. Келдыш, окончивший духовную семинарию, но затем избравший медицинскую стезю и дослужившийся до генеральского чина.

Мать - Мария Александровна (урождённая Скворцова) - была домохозяйкой. Мстислав был пятым ребёнком (и четвёртым сыном) в семье, позже родились ещё две девочки. В 1915 году семья переехала из прифронтовой Риги в Москву. В 1919-1923 годах жил в Иваново, где его отец преподавал в политехническом институте, организованном по инициативе М. В. Фрунзе. В Иваново начал обучение в средней школе, получив необходимую начальную подготовку в домашних условиях. По возвращении в Москву стал учиться в школе со строительным уклоном, летом ездил с отцом на стройки, работал разнорабочим. Склонность к математике у Келдыша проявилась ещё в 7-8-м классах, учителя уже тогда отличали его незаурядные способности к точным наукам.

В 1927 окончил школу и хотел получить нравившуюся ему отцовскую профессию инженера-строителя. Однако в строительный институт, где преподавал отец, его не приняли по молодости лет (всего 16). По совету старшей сестры Людмилы, закончившей физико-математический факультет Московского государственного университета (ныне МГУ имени М. В. Ломоносова), занимавшейся математикой под научным руководством Н. Н. Лузина, он поступает на тот же факультет МГУ. Во время учёбы в университете завязывает научные контакты с М. А. Лаврентьевым, переросшие потом в многолетнее научное сотрудничество и крепкую дружбу. Н. Н. Лузин весьма критически относился к увлечению Келдыша инженерными задачами вместо фундаментальной науки в годы его учебы в МГУ и считал, что как математик он идет на дно.

Окончив МГУ, по рекомендации А. И. Некрасова был направлен в ЦАГИ. Научную жизнь ЦАГИ в это время возглавлял выдающийся отечественный механик С. А. Чаплыгин, под его руководством регулярно проводился научный семинар, активным участником которого стал Келдыш. Участниками семинара были также М. А. Лаврентьев, Н. Е. Кочин, Л. С. Лейбензон, А. И. Некрасов, Г. И. Петров, Л. И. Седов, Л. Н. Сретенский, Ф. И. Франкль, С. А. Христианович; многие из них впоследствии стали выдающимися учеными механиками. Проработал в ЦАГИ до декабря 1946 сначала инженером, затем -старшим инженером, начальником группы, а с 1941 - начальником отдела динамической прочности.

Продолжая работать в ЦАГИ, поступает осенью 1934 в аспирантуру (дополненную затем двухлетней докторантурой) в Математическом институте им. В. А. Стеклова АН СССР (МИАН) к Лаврентьеву, где занимается вопросами теории приближений функций, тесно связанными с прикладной тематикой его работы (гидро, аэродинамика). В 1935 ему без защиты присваивается ученая степень кандидата физико-математических наук, в 1937 - степень кандидата технических наук и звание профессора по специальности «аэродинамика». 26 января 1938 им была защищена докторская диссертация на тему «О представлении рядами полиномов функций комплексного переменного и гармонических функций».

В июне 1944 он становится заведующим незадолго перед тем созданным отделом механики в Математическом институте АН СССР и остается в этой должности до 1953. При отделе работал научный семинар, объединивший специалистов по аэромеханике. Одновременно он возобновляет свою преподавательскую деятельность в МГУ, начавшуюся в 1932 году. Здесь он читает лекции на механико-математическом и физико-техническом факультетах, заведует кафедрой термодинамики, руководит научно-исследовательским семинаром по теории функций комплексного переменного. С 1942 по 1953 профессор МГУ.

С 1953 по 1978 годы был директором Института прикладной математики АН СССР (ИПМ РАН).

Ззанимался механикой и аэрогазодинамикой летательных аппаратов. Большое значение имеют работы, выполненные под руководством Ю.Б. Румера, связанные с решением проблемы флаттера, который в конце 1930-х гг. стал препятствием в развитии скоростной авиации. Работы Келдыша в области аэродинамики больших скоростей имели важное значение для развития реактивной авиации. Были также найдены простые конструктивные решения для устранения явления шимми - самовозбуждающихся колебаний носового колеса шасси самолёта.

Участвовал в работах по созданию советской термоядерной бомбы. Для этого в 1946 г. он организовал специальное расчетное бюро при МИАН. За участие в создании термоядерного оружия в 1956 г. было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

В 1946 г. был назначен начальником НИИ-1 Министерства авиационной промышленности, с 1950 г. стал научным руководителем этого учреждения и занимал этот пост до 1961 г. Он был одним из основоположников развёртывания работ по исследованию космоса и созданию ракетно-космических систем, возглавив с середины 1950-х годов разработку теоретических предпосылок вывода искусственных тел на околоземные орбиты, а в дальнейшем - полётов к Луне и планетам Солнечной системы. Он руководил научно-техническим советом по координации деятельности по созданию первого искусственного спутника Земли, внёс большой вклад в осуществление программ пилотируемых полётов, в постановку научных проблем и проведение исследований околоземного космического пространства, межпланетной среды, Луны и планет, в решение многих проблем механики космического полёта и теории управления, навигации и теплообмена.

Важное место в деятельности занимало научное руководство работами, осуществляемыми в сотрудничестве с другими странами по программе «Интеркосмос». Его деятельность в области космонавтики долгое время была засекречена и в газетах Келдыша называли «Теоретик Космонавтики», при том, что он был известен как Президент АН СССР.

За подготовку первого полёта человека в космос (Ю. А. Гагарин, 12 апреля 1961 года) был вторично удостоен звания Героя Социалистического Труда.

Входил в первоначальный состав Национального комитета СССР по теоретической и прикладной механике. Был председателем Комитета по Ленинским и Государственным премиям при Совете Министров СССР. Он был избран членом многих иностранных академий (в том числе Международной академии астронавтики), состоял в совете Международной общественной премии Гуггенхеймов по астронавтике, был депутатом Верховного Совета СССР 6-9-го созывов, делегатом XXII-XXV съездов КПСС, на которых избирался членом ЦК КПСС.

В 1955 году подписал «Письмо трёхсот». Во время пропагандистской кампании против А. Д. Сахарова подписал антисахаровское заявление, но не допустил исключения Сахарова из Академии. Как свидетельствует В. И. Дуженков (помощник Келдыша в АН СССР) на встрече с научной общественностью во время поездки по Дальнему Востоку в 1970 году сказал, что Сахаров прекрасный учёный, но в ряде вопросов общественного развития заблуждается, с ним надо настойчиво вести разъяснительную работу. Лично встречался с Андроповым, ходатайствуя о Сахарове. Годы, когда пост Президента АН СССР занимал Келдыш, были периодом значительных достижений советской науки; в этот период были созданы условия для развития новых разделов науки - молекулярной биологии, квантовой электроники и др.
Племянник С. П. Новиков также стал известным математиком.

В последние месяцы жизни Келдыш тяжело болел. 24 июня 1978 года тело было обнаружено в автомобиле «Волга», находившемся в гараже на его даче. Официальное сообщение гласило, что смерть наступила в результате сердечного приступа. В то же время широко распространена версия о том, что он покончил жизнь самоубийством, отравившись выхлопными газами автомобильного двигателя, пребывая в глубокой депрессии. Урна с прахом установлена в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.