Болезни Военный билет Призыв

Поэт игорь николаевич григорьев. Григорьев игорь николаевич. Лихолетье Великой Отечественной войны

Родился 17 августа 1923 в д. Ситовичи Порховского района. Во время Великой Отечественной войны был партизаном-разведчиком на Псковщине, получил тяжелое ранение.
После войны работал промысловым охотником, геологом, строителем.
Сразу после демобилизации Игорь Николаевич познакомился с Дарьей Захаровой из белорусского города Городка. Поженились в 1953 году, в декабре 1956 года родился сын Григорий.

Своей первой жене Игорь Николаевич посвятил два стихотворения: "...До искринки сердце вверяешь" и "...Улеглись дневные страсти" .

В июне 1954 года И. Григорьев окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета.

Первые стихи И. Григорьева датируются 1940 годом, но публиковаться начал значительно позже, уже учась в Ленинграде. Известность принесла ему книга «Листобой». О молодом поэте заговорили не только в Ленинграде, но и в Москве.

Когда более 50 лет назад встал вопрос о создании в Пскове своего отделения Союза писателей СССР, Григорьеву было предложено переехать в город и возглавить писательскую организацию. С тех пор Игорь Николаевич жил на родине.
Отойдя от активной общественной работы, он много писал, практически ежегодно издавая новые книги.

Игорь Григорьев - автор более 20 поэтических сборников. В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории нашего края - война, восстановление разрушенного хозяйства, мирный сельский труд.
В разные годы воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с полным правом считают себя его учениками. В их числе - Лев Маляков , Александр Гусев , Елена Родченкова, Елена Глибина и другие.
Основные произведения: «Листобой», «Забота», «Красуха», «Не разлюблю», «Жажда», «Стезя» и др.

Об Игоре Григорьеве

Я познакомился с Игорем Григорьевым в начале восьмидесятых годов прошлого века. Это был период моего раннего поэтического творчества, когда стихи фонтаном били из меня и я одну за другой носил пухленькие папки своих рукописей в писательскую организацию, а через некоторое время получал на них рецензии псковских поэтов и литераторов.

Это были рецензии Льва Малякова, Энвера Жемлиханова, Владимира Воробьева и др... Надо сказать, что рецензии были не очень лестные, (хотя каждый отмечал наличие у автора «искры божьей»), но очень поучительные, и, видимо, мастерство мое все же постепенно со временем росло. И когда настало время очередной рецензии Игоря Григорьева на очередную мою пухленькую рукопись, из которой я с восторгом узнал, (наконец то!), что я поэт, набравшись смелости я пошел к нему домой знакомиться.

Игорь Николаевич принял меня, как старого знакомого – очень просто и радушно, сразу же завел разговор о стихах, потом говорили о себе, о жизни, о войне... Словом с этого момента я стал вхож в его гостеприимный дом, где я позднее познакомился со всеми псковскими поэтами и писателями.

Нас всех – его друзей, каким то магнитом притягивало к нему, к его дому. Сама атмосфера способствовала этому. Игорь Николаевич – большой русский поэт, добродушный, общительный, бесконечно доброй души человек. Он мог в прямом смысле слова снять последнюю рубашку и отдать другу. Жена Игоря – Елена Морозкина , очень доброжелательная и гостеприимная, была и искусствоведом, и поэтом, а в прошлом – профессором Московского архитектурного института.

Игорь Николаевич Григорьев родился 17 августа 1923 года на Псковщине. Великую Отечественную войну встретил лицом к лицу в свои неполные восемнадцать лет. Руководил подпольщиками в родной Плюссе, командовал группой разведки в немецком тылу, партизанил в Струго-Красненском межрайонном подпольном центре, был бригадным разведчиком Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием комбрига Виктора Объедкова. За войну был четырежды тяжело ранен.

Уже на войне Игорь Григорьев стал писать стихи. Книга военных стихов называется «Набат». В ней много строк пропитанных сердечной болью и любовью к своей Родине.

По характеру воинской судьбы Игоря Григорьева можно поставить в один ряд с легендарными нашими разведчиками.

Игорь умер 16 января 1996 года, оставив нам, более двух десятков книг стихотворений и поэм. Но о поэте Игоре Григорьеве, как и о разведчике никто, никогда «не шумел», никогда не было его имени в модных поэтических обоймах. Почему? Ответ находим в предисловии поэта, критика, литературоведа, историка литературы Владислава Шошина к книге избранных стихов Игоря Григорьева – «Боль». Так Владислав Андреевич пишет: «Муза Игоря Григорьева никогда не прислуживала ни власть имущим, ни «левым», ни «правым», но верой и правдой служила Совести и России... О таком авторе самое надежное не «шуметь». И уже в самом конце предисловия В.Шошин пишет: «Семьдесят пять лет тому назад Сергей Есенин горевал: «Я – последний поэт деревни, но доныне первый поэт, и не только деревни – Руси. Первый! Но не единственный. Есть и другие. И среди них – «поэт последней деревни» Игорь Григорьев».

Вот в какой могучий ряд ставит маститый литературовед и историк литературы Владислав Шошин своего старшего брата! Да, тут ему, Игорю Григорьеву, и стоять на генеральной линии великой русской поэзии. Не о том ли пишет и сам Игорь Николаевич:

Нас в люди выводила Русь
По милости земли и неба;
Пусть хлеб ее был черным, пусть,
Но никогда он горьким не был.

Да, это слова не только талантливого поэта, а и верного сына, патриота своей Родины.

15 мая 2008 г.
Член Союза Писателей России
поэт Валерий Мухин


М.В. Григорьева (сидит) И.Н. Григорьев и Е.Н. Морозкина

25 июля 2000 г. на доме №57 по Рижскому проспекту, в котором жил И.Н. Григорьев, была установлена мемориальная доска.

В целях увековечения памяти псковского поэта Игоря Николаевича Григорьева, согласно Решению Псковской городской Думы № 2209 от 10 февраля 2017 года , Библиотеке-Центру общения и информации присвоено имя поэта Игоря Николаевича Григорьева.

«Псковская правда» продолжает проект, в котором совместно с Псковской областной научной универсальной библиотекой мы рассказываем подробно о писателях-фронтовиках, о знаменитых и малоизвестных авторах.

Игорь Григорьев

«Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на все, что не против Совести, готовый! Чего еще?» - так говорил о себе известный псковский поэт-фронтовик Игорь Николаевич Григорьев (1923-1996). В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории Псковского края - Великая Отечественная война. А его судьбу можно прочесть уже по названиям книг: «Родимые дали», «Зори да версты», «Горькие яблоки», «Жажда», «Не разлюблю», «Русский урок», «Кого люблю», «Набат: Стихи о войне и победе». И все соединяет в себе «Боль»: за близких, за родные города и веси, за Россию…

Игорь Григорьев родился в псковской деревне Ситовичи Порховского района в крестьянской семье. Среднюю школу окончил в поселке Плюсса, куда семья переехала в 1937 году. А затем - война, которую поэт встретил на захваченной врагом Псковщине. В памятном стихотворении «22 июня 1941 года» он писал:

…Шагнуть на дорогу
Длиною
В четыре годины
И в двадцать мильонов жизней ценой:
Двадцать миллионов жизней -
Тысяча раз
По двадцать тысяч смертей, -
Война!

В тот же день были написаны и другие строки:

В долгую дорогу -
С нынешнего дня.
Слезы на подмогу -
Русская броня.
Пропадать зазряшно
Нам не привыкать...
Умереть не страшно -
Страшно умирать.

Так для России начались длинные версты войны. В масштабах Великой Отечественной войны - дорога длиной в 2600 км. Дорога длиной в 1418 дней. Дорога, на которой Игорь Григорьев вместе со своими соотечественниками с лихвой хлебнул унижения, тоски, горестных мук оккупации: «В годы германского нашествия, - писал он, - было суждено мне стать руководителем плюсских подпольщиков и возглавить группу разведки во вражеском тылу». Когда Игорь Николаевич впервые увидел врагов на родной земле, 13 июля 1941 года, в его душе родились пронзающие строки, стихотворение «Набат»:

…И полдни черны и косматы,
И страшны, несчетны дымы…
Отчизна, твои ль это хаты
С окошками, полными тьмы?
Твоя ль это радость лесная?
Кладбищ вековечная грусть?
Вот этот, как рана сквозная,
Большак в заповедную Русь?
И эти понурые люди?..
Бедует набатная весть:
Никто, кроме нас, не рассудит -
Что будет! Что было! Что есть!

«Никто, кроме нас» - эти слова стали мужественным девизом и всей его жизни. Особенно - в годы войны, когда он служил в разведке Струго-Красненского межрайонного подпольного центра № 4 и в бригадной разведке Шестой ленинградской партизанской бригады. Парни и девчата портили немцам связь, подсыпали гравий в буксы вагонов, расклеивали листовки, помогали беженцам и военнопленным, собирали оружие, наблюдали за передвижениями врага. Не раз спасали от угона в Германию жителей Плюссы.

Нам, живущим в мирное время XXI столетия, трудно представить, каким мужеством и преданностью долгу надо было обладать, чтобы в любое ненастье идти рядом со смертью, выполняя свою боевую задачу. Каждый день фронтового разведчика - это подвиг духовного и гражданского возмужания:

Все помню:
Немую работу разведки,
Полегших безусых солдат...
Под сердцем моим пулевые отметки
Доныне к погоде горят.

Эти строки говорят не только о неоднократных тяжелых ранениях Игоря Григорьева, но и о его душевных терзаниях за любимых и близких людей, которых он не смог сберечь: своего друга Любу Смурову и младшего брата Леву. А виной сему - страшное слово в о й н а. Вспоминая их, он писал: «Когда друга моего верного, помощницу по разведке Любу Смурову схватили немцы (случилось это в поселке Плюсса 11 августа 1943 года), я был отозван партизанским центром в отряд. Брат Лека ушел со мной… И - со Дня Победы до сей поры - мне не по себе от мучительной думы: «Все они - сыновей и дочерей миллионы многие, и с ними Любовь Смурова и Лев Григорьев, - полегли за Родину…».

До последнего дня не мог он простить себе, командиру подпольщиков, гибель Любы Смуровой. Ее и других арестованных, измученных пытками, расстреляли в ночь на 16 сентября 1943 года. Тогда же родились у Игоря Григорьева горькие строки:

Любовь Алексеевна, Люба, Любаша -
Моя голубая звезда,
Я цел еще: ждет меня старости чаша,
А ты навсегда молода!
Не дай Бог, живые, душой прохудеем:
Нещадна житья коловерть...
Кем был для тебя я? - наверно, злодеем,
Пославшим на лютую смерть.

Наверно, наверно.
Быть может, быть может.
Война ведь: иначе не мог.
Но память бессонная боль
не итожит -
Мне дарствует майский денек.

Мы с совестью нашей на грош
не рядились,
Мы были солдаты, мой свет:
На Плюссу той ночью поврозь
воротились...
И вот тебя нет! Тебя нет?

В тот же день, прикрывая отход обоза, Игорь Григорьев получил первое ранение. Под непрерывным обстрелом немецких егерей дополз незамеченным до густого кустарника. Тогда полуживого разведчика выходила крестьянка из деревни Посолодино Плюсского района Ольга Михайлова. Возвратившись в отряд, Игорь вместе с родным братом Лекой сразу ушел на захват шефа районной полиции Якоба Гринберга. 26 сентября 1943 года на обратном пути братья попали в немецкую засаду. Лев Григорьев погиб.

Ты меня прости:
Без слез тебя оплакал.
Умирали избы, ночь горела жарко.
На броне поверженной германская
собака,
Вскинув морду в небо, сетовала жалко.
Жахали гранаты,
Дым кипел клубами,
Голосил свинец в деревне ошалелой.
Ты лежал ничком,
припав к земле губами,
Насовсем доверясь глине очерствелой.
Вот она, война:
В свои семнадцать весен
Ты уж отсолдатил два кромешных
года...
Был рассвет зачем-то ясен и не грозен:
Иль тебе не больно, вещая природа?
(«Брат»)

Игорь остался жив. И после всех лишений, что выпали на его долю, он не сломался, не растерзал душу, а остался мужественным и достойным человеком, закончил университет и написал более двадцати книг стихов. При этом «в жизни и в поэзии не мыслил себя без России».

Судьба России - центральная тема в его поэзии, нашедшая свое отражение в Великой Отечественной войне, опалившей юность, навек оставшейся пулями под сердцем и неизбывной болью в самом сердце. При этом трагедию войны он ощущал как свою собственную, отражая в стихах личные воспоминания и впечатления о войне:

Я помню горестную ночь,
Тротила адскую работу,
Вконец измотанную роту,
Невластную
Земле помочь.

Действительно, войну он называл ужасной, страшной, ломающей человеческую личность: «Бремя-лихо, жуткое время, до предсмертного вздоха своего не перестану думать о тебе! И у последней черты не отрекусь от ненависти к фашистским атрибутам - кровожадности, подлости, холуйству и шкурничеству…». Навсегда врезались в его память трагические картины:

И мне мерещится
Доныне
Ребенок, втоптанный в песок,
Забитый трупами лесок,
Как Бог, распят старик на тыне.

Последствия пережитого страшны, ведь воспоминания о войне проносятся сквозь года, и даже когда кажется, что они совсем стерлись из памяти, где-то в неспокойных снах ветеранов прорываются боль и ужас минувших событий. Так было и с Игорем Григорьевым: этой прискорбной памятью о войне пронизана каждая его книга. Он постоянно подчеркивает трагизм происходящего на войне. Он помнит многое. Например, трагическую судьбу Порховской деревни Красухи, которая находилась верстах в трех от родного пепелища Григорьевых - Гришина хутора. 27 ноября 1943 года фашисты, ворвавшись в деревню, требовали выдать партизан, а потом согнали всех жителей в два сарая, заколотили двери, облили бензином и сожгли. Уже после войны, в 1968 году, на Псковщине был открыт памятник скульптора Антонины Петровны Усаченко «Скорбящая псковитянка», который установили на насыпном холме. К склону холма прислонен отесанный камень с надписью: «Трагической и мужественной Красухе от земляков».

И не мог поэт не помянуть своих земляков, нещадно преданных огню. Одна из книг Игоря Григорьева так и названа «Красуха», а ее строки пронизаны набатной болью и полны глубокой скорби:

Ты взошла на холм,
Скорбна и грозовита.
Ты устала,
Босы ноженьки болят.
Ты - из камня,
Ты - из мертвого гранита,
Ты - немая,
Но душа твоя - набат.

И далее:
Здесь - Красуха,
Здесь Россия в каждой слезке,
В каждом взгляде,
В каждом вздохе лоб-травы.
И не знают
Зла не знавшие березки,
Отчего нагоркли
Песни синевы.
(«Скорбящая псковитянка»)

Последний бой с фашистами Игорь Григорьев принял под Гдовом 11 февраля 1944 года. У бригады партизанских разведчиков был приказ: «Не пропустить врага!». Бились уже врукопашную. Немцы отходили. Партизаны их преследовали. Неожиданно из-за поворота появился вражеский танк, рядом с Игорем разорвался снаряд… Тяжелое ранение в спину вывело из строя бригадного разведчика 6-й Ленинградской партизанской бригады, руководителя плюсских подпольщиков и разведчиков.

Однако полученное ранение не вывело из строя поэта-патриота своей страны. До самого конца Игорь Николаевич был со своими сослуживцами: пером, стихами, проникновенными строчками. И когда небо над страной озарилось сотнями победоносных салютов, он разделил эту горькую радость со всеми:

Сходятся ярые руки
В ошеломленном зените...
Видите? Верите, други? -
Мы победили. Вздохните!
(9 мая 1945)

Уже после войны, пройдя через множество госпиталей и больниц, едва оправившись от шрамов войны, он отправился в костромскую Тайгу, где работал промысловым охотником, затем - на Байкал - геологом, и наконец, в Ленинград, где в июне 1954 года окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета.

И даже несмотря на то, что в Ленинграде он уже был признанным поэтом, Игорь Григорьев вернулся на родную Псковщину, где создал Псковскую организацию литераторов и был первым ее руководителем. Он воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с гордостью называли себя его учениками. В их числе - Лев Маляков, Александр Гусев, Елена Родченкова, Елена Глибина и другие. И каждый из них с теплотой и глубоким уважением отзывался о своем учителе: «Читайте его стихи, поэмы, - писал Лев Маляков, - в них есть все: богатство души, языка, преданность Родине - все то, что необходимо русскому человеку…».

А по земле прошел поэт,
Перекрестив, оставил землю.
Оставил Боль и долгий Свет,
И я стихам, как птицам, внемлю.

Эти строки посвятила Игорю Николаевичу его супруга, ученый, историк отечественного зодчества, архитектор, реставратор, художник и необычайно талантливый поэт, также фронтовик, в юные годы вершивший на войне тяжкий труд артиллериста, Елена Николаевна Морозкина.

Они еще раз подтверждают, что Игорь Григорьев - явление уникальное, исключительное не только для псковской, но и для русской советской литературы. Это поэт, главным мерилом жизни которого явилась Любовь: к природе, к людям, к жизни, к многострадальной России.

Мы судьбы.
Мы судьи
Войны.
Мы вечны!
Нас сила несметная,
Безвестных и чтимых сейчас.
Ты слышишь нас, Матерь Пресветлая?
Вы, сущие, стоите нас?

Последний вопрос может задать себе каждый ныне живущий. Пусть каждый из нас ощутит ответственность за сохранение памяти о павших в той страшной войне, осязаемо почувствует на себе их строгие глаза и проникнется чистотой их сердец. Через книги, через стихи, через строчки поэтов-фронтовиков.

Мемориальная доска, что установлена на доме 57 по Рижскому проспекту, лишь малая толика нашего признания и благодарности большому русскому поэту и человеку Игорю Григорьеву. Главный памятник ему - наша память.

ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ ГРИГОРЬЕВ родился 17 августа 1923 года в деревне Ситовичи Порховского района Псковской области. В годы Великой Отечественной войны руководил плюсскими подпольщиками и группой разведки Стругокрасненского межрайонного подпольного центра, воевал в бригадной разведке 6-й ленинградской партизанской бригады. После войны работал в геологической экспедиции в Прибайкалье, промышлял охотой в костромских лесах, занимался фотографией на Вологодчине.

В 1954 году окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета. В конце 50-х годов вернулся из Ленинграда во Псков, где организовал, а вскоре и возглавил Псковское отделение Союза писателей России.

Стихи Григорьев писал с детства, не без влияния отца Николая Григорьевича Григорьева, крестьянского поэта, издавшего в 1916 году, в Варшаве, сборник своих стихов. Первая публикация Игоря Николаевича состоялась в 1956 году, в газете «Псковская правда». А потом были книги. Более двадцати сборников стихов.

Его поэзия - настоящая поэзия. Вечная. Не о себе думал и писал поэт - все его мысли были об Отчизне, о России, о святой Руси. Он умел жить по-Божьи, любить всем сердцем, отдавать себя без остатка.

О поэте Игоре Григорьеве и о его стихах

Иеромонах Роман (Матюшин):

«Игорь Григорьев - прекрасный русский поэт, не покрививший душой и словом. Его поэзия - единение Правды, Сострадания, Боли. Его стихи всегда человечны и потому всегда чужды холодному рассудку и пустому сердцу. Он меня покорил тем, что, видя меня впервые, написал сразу: “От всей души, с любовью!”. Я просто не ожидал такой открытости и искренности. Этот человек не заботился о себе. Он шёл навстречу - рискуя быть непонятым, рискуя провалиться. Это - черта благородства. Только человек, не ожидающий, или держащий удар, мог такое себе позволить. Или же у него было чутьё, что этот человек ответит таким же чувством? Когда я находился у себя в скиту и мне передали, что его не стало, душу защемило. Я открыл его сборник и стал читать, как бы беседовать с ним. Как потерял родного человека! Немало уже терял, а такого щемящего чувства не знал..»

Станислав Золотцев, писатель, публицист, переводчик:

«...Близкими ему с юных лет, отданных битвам с иноземным фашистским нашествием, были те, кто, не страшась ничего - ни начальственного окрика, ни вражеской кары, ни даже смерти самой, готов был отдать и все свои силы, а если надо, то и жизнь - за землю русскую, за русский народ, во славу их или ради их достойного бытия... Так он творил свою поэзию».

Владислав Шошин, литературовед, историк:

«Казалось бы, война могла ожесточить, огрубить, навсегда задёрнуть серым пологом горьких воспоминаний весеннее синее небо. Но вчитайтесь снова в стихи Игоря Григорьева! Не у каждого поэта найдёте вы такой самозабвенный восторг, такую самоотдачу во власть вдохновения, такую радость жизни!»

Вера Панова, писательница:

«Кто бы мог подумать, что этот “кавалерист” на псковском коньке въедет в русскую поэзию!»

Аркадий Эльяшевич, литературный критик:

«Оригинальность творческого голоса поэта не подлежит сомнению. Взять хотя бы богатство его поэтического словаря... Он пишет на “языке отцов и дедов”. Читая стихи Игоря Григорьева, думаешь об удивительном совпадении языковых средств с поэтической темой».

Валерий Мухин, поэт:

«...Таких патриотов, как он, до конца, до слёз любивших свою Родину, я не встречал никогда. Но главное его богатство - стихи. Чистые, русские, звонкоголосые, как трели утренних соловьёв, простые, как капли росы на траве».



Лев Маляков, поэт:

«...Читайте его стихи и поэмы. В них есть всё: богатство души, языка, преданность Родине - всё то, что необходимо русскому человеку на опасном изломе российской судьбы».

Владимир Кузнецов, художник:

«Природа щедро одарила его талантом - он стал известным российским поэтом.

В нём счастливо сочетались аналитический ум, природное мужество и исключительное трудолюбие... Он действительно не любил роскошь, любил природу, людей, был очень добр и доброжелателен к друзьям и особенно к нам, псковским художникам. Спасибо ему. Мы всегда его помним».


В. Шульц, руководитель клуба поэзии:

«Лучшие произведения Игоря Григорьева - это, без сомнения, жемчужины русской поэзии. Нам ещё только предстоит по-настоящему насладиться его стихами, его самобытным поэтическим даром, наполненным любовью к Родине, псковской земле, природе, русскому человеку!.. Откройте вновь для себя замечательного поэта! Уверен, не пожалеете!»



* * *
Я в русской глухомани рос, Шагнёшь - и прямо на задворках Тоска, да мох, да плач берёз, Да где-то град уездный Порхов. В деревне - тридцать пять дворов; На едока - полдесятины; На всех - четырнадцать коров, Да в речке Узе вдосталь тины. Народ - на голыше босяк. А ребятню что год рожали. Как жили? Всяко: так и сяк - Не все, однако, в даль бежали. Большим не до меньшИх - дела: Не как теперь - не на зарплате. Нам нянькой улица была, Низина - мамкой, взгорки - тятей. Про зиму что и вспоминать: Метель вьюжИла на болоте, - Зима и сытому не мать, Хоть в шубе будь, да всё не тётя. Весной сластились купырём, Подснежкой-клюквой да кислицей; Под май - крапивки поднарвём: О вешний суп с живой водицей! Зато уж лето детворе Надарит бобу и орехов, И птичьих песен на заре, А солнышко нажжёт доспехов... Нас в люди выводила Русь Всей строгостью земли и неба; Пусть хлеб её был чёрным, пусть, Но никогда он горьким не был.

В давнем
День - за полдень. Пахнет Русью Долгожданною. Я иду, задарен грустью Безобманною. Я иду, седой и светлый, Растревоженный, - В луг пригожий, в мир заветный, - Мил дорожиной. Вот он, детства край далёкий, Малость славная - Берег, жёлтый и отлогий, Речка главная. Сколько лет чиста водица Разливается, Всё бежит - не набежится, Не умается. Бродят аисты у брода - Птицы-правнуки. До чего ж сладка сморода, Мёдны травоньки! Неусыпь ребячья - заводь, Внучка омута, Где язи клевали - с лапоть, Ряской тронута. Мой - не клюнул: ходит в сини, Забавляется, Вырос - во! Меня доныне Дожидается.

Грачи
И дым отечества нам сладок и приятен! Александр Грибоедов Добрались до отечества грачи (Мы все, живые, рвёмся к дому, рвёмся), Метель плюёт им в очи: не кричи!.. А птицы уповают: перебьёмся. Февраль в размахе - месяц до весны, Морозы напоследок стервенеют, А думы птиц, как вешний день, ясны: Они в добро не верить не умеют. Повременить бы им до Сороков, Перегодить бы стужу обочь моря - Не ведали б нещадных облаков, Не знали б ни погибели, ни горя. Они обсели брошенный овин: Сидят и ожидают утро года. Не все дождутся тёплых луговин, Не все услышат звоны ледохода. Над ними высь крута и холодна, Под ними - снег, за ними - снег, пред ними... Да родина у всех, у всех - одна. И птицы уповают в отчем дыме.

* * *
Горемаятная родина, Горемаятные мы: На пустых холмах - болотина, На болотине - холмы. Или вера сгнила начисто? Или верится до дна?.. Даже пляшется, как плачется: Плач - под пляску, мать родна! Да когда же нам напляшется Во пиру судьбы-тюрьмы? Неужели не отважиться, Встав, напомнить: кто есть мы!

Блудный сын
Была бесприютна погода - Покров мокроснежил и дрог. Так сталось уж: трудных три года Я тут не ступал на порог. Печального образа рыцарь, Каких только чуд не чудил. В погоне за стервой жар-птицей Ни песен, ни крыл не щадил. По разным чужбинам шатался - Скобарь, шантрапе ль побратим? Измучился. Родине сдался. И, пленный навек, победил. Пред этим обиженным домом Я плачу. Я снова рождён. И пахнет знакомым-знакомым: Позёмом да вешним дождём.
Душа
Разлука-даль стихи слагает: Уйди в зарю из шалаша! И в том пути изнемогает Моя бездомная душа. Уже и утро пролетело: Передохнуть бы у ручья, Но хоть бы что душе до тела, Она торопит: даль ничья! Уже и версты ночь итожит, И телу бренному невмочь. А вот душа изныть не может, Ей никогда не изнемочь. Она, как небеса, нетленна, Её, как совесть, не унять. Твердят: «Душа у тела пленна». Кто у кого в плену - как знать?

Пылающий скит
Не прибыльна песня об этом, Вся - пламя, октябрьская тишь: Коль выпало статься поэтом - От первой же искры сгоришь. Что правда, то правда: сгораю - Вся глушь, как пылающий скит. Поэтому я выбираю Погоду, когда моросит. «В такое бездожье беречься? А грянет ненастье - запеть? Да это ж от злата отречься!..» А мне бы - дотла не сгореть.

Поэты
Мы ветра и огня поводыри С тревожными Раскрытыми сердцами, Всего лишь дети, ставшие отцами, Всё ждущие - Который век! - Зари! Сердца грозят глухонемой ночи, - За каждый лучик жизни В них тревога, - И кровью Запекаются До срока, Как воинов подъятые мечи. С крылатой песней люди Не рабы, - Единственная Из наград награда! Нам надо всё и ничего не надо. И так всегда, И нет иной судьбы. Нас не унять Ни дыбой, ни рублём, Ни славой, Ни цикуты царской чашей: Курс - на зарю! А смерть - бессмертье наше, И не Поэт, кто покривит рулём.

* * *
НЕмы и пустЫ Знобкие поляны, Голые кусты Зыбки и туманны. Над плакун-травой, Над водой и мхами- В синьке ветровой Звезды ворохами. Полночь без луны, Путь мой без дороги, И ничьей вины, Никакой тревоги.

Фотографии из архива семьи Григорьевых

Григорий Григорьев, доктор медицинских наук, священник, писатель: «Отец был личностью яркой...»

По просьбе редакции о. Григорий рассказал нам
о своём отце

ОТЕЦ БЫЛ ЛИЧНОСТЬЮ ЯРКОЙ И НЕЗАУРЯДНОЙ. Человек абсолютно бескомпромиссной, больной совести. То, что мы называем лицеприятие, ему вообще было чуждо. Он всегда говорил правду. Он не мог пойти на сделку с совестью даже в малом. Полное отсутствие дипломатии. Человек был страшно неудобный, но люди к нему относились или с любовью, или с ненавистью. Он мог отдать последнее первому встречному. Вот, например, такой случай. В газете было объявление, что у одной женщины в деревне сгорел дом, и он послал ей всю пенсию. Я приезжаю к нему, а он неделю не ест. Я говорю: «А что ты не ешь?», он мнётся, ничего не говорит... Он отдал этой женщине ВСЁ, не часть пенсии, а просто всё И такое было часто, он реально отдавал последнюю рубашку, причём не думал никогда над этим. Это была его внутренняя потребность.

* * *
Если говорить о творчестве отца как поэта, то у него было две основных темы: любовь к родной земле и душа, опалённая войной.

Когда началась Великая Отечественная война, ему было 18 лет (17 августа 1923 года рождения). Он хорошо знал немецкий язык, потому что рос на хуторе вместе с беженцами из Германии, и с детства этот язык был для него, как родной. Он не то что говорил без акцента - он говорил на одном из немецких диалектов. Как врождённый филолог, он знал язык лучше самих немцев, и так получилось, что по заданию межрайонного партийного центра его направили переводчиком на работу в немецкую комендатуру. Он был руководителем молодёжной подпольной группы. Они занимались немецкой школой Цепелин (одно из подразделений Абвера, полковой разведки), и 7 немецких агентов они переправили в Москву живыми, в том числе немецкого полковника. При этой операции погиб его младший брат Лев.

* * *
В конечном счете, их выследили. Отец дал команду всем подпольщикам уходить в лес с оружием. Они продолжили войну в партизанах. Арестовали его ближайшую помощницу Любу Смурову, а отца не брали, потому что ему было не выйти, кругом минные поля, непроходимые болота. И он прошёл через минные поля.

* * *
У него было 4 тяжелых ранения, 2 контузии. Он продолжал воевать до 1944 года. Его кличка была капитан Игорь. Ему это очень льстило. Он был похож на арийца, у него был профиль немецкий. Красавец был, и, конечно, он был весь изранен. У него была инвалидность 2 группы сразу после войны, причём сначала была 3 группа. Он учился на филфаке нашего университета, а потом вышла команда снимать всем инвалидность. Отец понимал, что 3 группу у него сейчас заберут и ему не на что будет жить. Он уже смирился с этим, заходит на комиссию. Его спрашивает главный врач комиссии: «Вам, как раненому и контуженному человеку, после окончания университета нужна спокойная работа, где-нибудь в библиотеке. Вот вы кем хотите быть?», а тот без всякой задней мысли говорит: «Поэтом». Ему говорят: «Кем?», он повторяет: «Поэтом». Те переглянулись между собой, посовещались и дали 2 группу ему вместо третьей. На следующий день на комиссии были сплошные поэты и композиторы, но уже ни у кого не прокатило это дело. И вот он уже через 30 лет встретил одного из этих врачей и сказал: «А поэтом я всё-таки стал». Вот за то, что он хотел быть поэтом, ему дали 2 группу.

* * *
У него было 2 ордена Великой Отечественной войны 1 и 2 степени, несколько медалей: «За отвагу», «Партизану Великой Отечественной войны», «За победу в ВОВ» и звание Герой Советского Союза, но награду он не получил. Он горько, с иронией говорил: «Нам дают штаны, когда нет зада». Это была контрразведка, там очень большая секретность. Я был у него во Пскове, он мне показал бумагу из архива КГБ о том, что в 1945 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза, но награду ему не вручили.

После войны он пережил очень много, потому что вот эта вся братия, которая ему завидовала, начала писать на него доносы, что он служил в комендатуре, был изменником Родины. Всё приходило в КГБ. Ему говорили: «Игорь, что ты волнуешься, мы же всё знаем». Он говорил: «Так вы ответьте». Отвечали: «Ты же знаешь - секретность, мы не можем нарушить. Мы же тебя послали, ты же работал!» Он говорит: «Вы народу это скажите». Незадолго до его смерти вышла книжка «Контрразведка», где генерал КГБ по Псковской области описал его подвиги. Вот и всё. 40 лет нельзя было обо всём этом говорить!

* * *
Когда он жил во Пскове, все писатели, поэты России ехали туда, как в центр литературных тусовок. И когда все ехали на пушкинские дни в Пушкинские горы, то потом все приходили к нему. Я вспоминаю своё детство, такое было окружение: Валентин Распутин, Василий Белов, Федор Абрамов... Он был близко знаком с Твардовским, Вознесенским, дружил с Рубцовым, очень уважал Шолохова, и меня назвали Григорием в честь Григория Мелехова. Это был его любимый персонаж. Таких ярких людей, которые бывали в нашем доме, много.

* * *
Отец очень любил природу, лес, был заядлым рыбаком. Он никогда не нарушал никаких рыболовных законов, не ловил рыбу в нерест. У него даже была написана книга о щуках. Он поймал более 2000 щук на Карельском перешейке. Он изучал это всё: все глубины, размеры. Он был очень глубокий в этом смысле человек.

* * *
Ещё ему нравились разные приколы. Например, его очень любил Федор Абрамов, лауреат Госпремии, зав. кафедры советской литературы, войну прошедший в СМЕРШе. Он был такой крутой, замечательный дядька. Однажды отец повёз его сома ловить, он же рыбак был мощный, а Абрамов никогда сома не ловил. Спрашивал: «А на что лучше сом клюёт?» Отец говорит: «Лучше всего на гуся». - «Как на гуся?» Отец говорит: «Его надо приготовить по особому рецепту». Написал рецепт. Тот купил гуся, приготовил по особому рецепту и спрашивает: «А как его забрасывают?» А тот говорит: «Его надо в полиэтиленовый пакет положить, чтобы он не размок, не растворился. Сом увидит и сожрет». Нацепил он гуся на крючок, кол вбил, помог ему забросить. Ночью приходит, съедает этого гуся, кладёт туда булыжник и записку: «Большое спасибо, гусь был очень вкусный. Сом Егорка». Фёдор Абрамов обиделся и какое-то время даже с ним не разговаривал.

* * *
Отец был с очень большим чувством юмора и ни перед кем не заискивал. Очень любил молодых литераторов, готов был править их тексты, если видел хоть искорку таланта. Он костьми готов был лечь за эту молодёжь. Он им сборники пробивал. Он создал во Пскове писательскую организацию. Получил несколько квартир - но всё не для себя. Сам жил практически на съёмной квартире. Я приезжал и говорил: «Папаня, ты же инвалид войны, может, хоть машину получишь, тебе же положено». Он отвечал: «Сынок, заработаешь и будешь ездить, меня каждая собака знает. А как же совесть? Машина-то мне положена, а ты будешь на ней ездить». Я говорю: «Папа, я всё понял». Вот такой был человек. Какой тут компромисс? Без вариантов.

Вот я поймаю головля. Он подходит и говорит: «Слушай, смотри: размер маленький, выпускай». А для нас, для мальчишек, он крупный был, до 20 см. Пойдет и выпустит его. Вот такой вот был человек!

* * *
Один выдающийся литературный критик сказал, что Есенин - это последний поэт деревни, а другой критик сказал: «Есенин - это не последний поэт деревни, а первый поэт деревни, но есть и поэт последней русской деревни - Игорь Григорьев».

Он, конечно, как русский национальный поэт был замолчан. Один московский поэт ему написал: «Твоя участь - быть широко известным в узких литературных кругах». Но его время придёт.

* * *
Умер он в 1996 году. На Рождество я его привёз его в Юкки. У него после всех этих ранений было заболевание легкого - туберкулёз. Ему делали операцию, удалили это всё, и после операции он прожил ещё 25 лет. Потом на месте этой операции, поскольку было много антибиотиков, выросло грибковое образование, его тоже надо было удалять, но здоровье не позволяло делать операцию. И вот он ко мне приехал в таком состоянии, практически уже умирал, мы положили его в реанимацию, за сутки его реанимировали, привезли домой, и я ему говорю: «Папаня, что ты хочешь? Кого ты хочешь видеть?», и я смог всех их пригласить. И мы сидели, пили чай, он нормальный был, контактный. Я говорю: «Ты всех повидал?», он говорит: «Всех». Это было в ночь с 15 на 16 января 1996 года. Я пригласил отца Кирилла с Парголовского храма, который его исповедовал, причастил. После этого он стал такой спокойный, светлый. И он мне говорит: «Ну что, сынок, жалко тебя оставлять, но на всё Божья воля», и пошёл, лег спать после этого. И вот я лежу и слышу: он дышит, дышит... его не стало уже.

Похоронили его здесь же, в Юкках.

* * *
Через три дня он пришёл ко мне во сне, весь светится, сияющий, и - только «спасибо», «спасибо!»

У него были проблема, как у многих поэтов: он сильно выпивал. И всё-таки мне удалось его отрезвить, и последние 15 лет он не пил. Он трезвый перешёл к Господу. Он часто говорил: «Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на всё, что не против Совести, готовый. Есть у меня Матерь Богородица, Мать-Родина и моя матушка Мария». А про наше время так сказал: «В том строю не принимал я много (про Советский Союз), в этом строе отрицаю всё!»

“Сколько бы теперь не писали о нем, нам всем миром не собрать малой доли стремительного, яркого, разрываемого противоречиями образа. Скорее всего, не удастся даже последовательно выстроить биографию, разбросанную по всей стране”.
Светлана Молева

Игорь Николаевич
ГРИГОРЬЕВ

(17.8.1923, д.Ситовичи Порховского р-на Псковской обл.- 16.1.1996, Петербург )

Родился в деревне Ситовичи Порховского района Псковской области. Великую Отечественную войну встретил в неполные восемнадцать лет. Руководил подпольщиками в родной Плюссе, командовал группой разведки в немецком тылу, партизанил в Струго-Красненском межрайонном подпольном центре, был бригадным разведчиком Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием комбрига Виктора Объедкова. Был четырежды тяжело ранен.
После войны работал промысловым охотником, геологом, строителем, в июне 1954 г. окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета. Первые стихи И.Григорьева датируются 1940г., но публиковаться начал значительно позже.В 1956 в газете «Псковская правда» были опубликованы 3 стихотворения Григорьева. С этого времени поэзия стала его основной профессией. Печатался в журналах «Звезда» и «Нева», в газетах и сборниках, много занимался переводами эстонских, белорусских, латышских, азербайджанских поэтов.
К первой своей книге стихотворений «Родимые дали» (1960) шел долго и трудно, но затем поэтические книги Григорьева выходили одна за другой: «Зори да версты», «Листовой» (обе — 1962), «Сердце и меч» (1965), «Горькие яблоки» (1966),
В 1967 в жизни Григорьев произошел крутой поворот: он вернулся в Псков, где создал и возглавил Псковскую писательскую организацию. Работать приходилось в недоброжелательной обстановке. Его шантажировали тем, что он не соблюдает «правил соцреализма». «Мои собратья по перу не «поделили псковской славы»,- с горькой иронией говорил Григорьев. Да и подорванное здоровье снова дало знать о себе. В издательствах Москвы и Ленинграда продолжали выходить книги Григорьева: «Забота» (1970), «Не разлюблю» (1972), «Красуха» (1973), «Жажда» (1977), «Стезя» (1982), «Русский урок» (1991), «Кого люблю» (1994) и др. Две книги вышли уже посмертно: «Набат: Стихи о войне и Победе» - в Пскове, «Боль: Избранное» - в Санкт-Петербурге (обе — 1995).
Уйдя с руководящего поста, Григорьев фактически оставался вожаком псковских писателей. Его душевная щедрость не имела границ. В Пскове и после его смерти продолжают проводиться вечера, посвященные его поэзии. Главные темы поэзии Григорьев - Россия, родная земля с ее бескрайними просторами и беспредельными тяготами народной судьбы; любовь, давшая самое большое человеческое счастье - детей и внуков (им посвящен сб.-завещание «Крутая дорога: Стихи о судьбе и родине»); и война, опалившая юность, навек оставшаяся пулями под сердцем и неизбывной болью в самом сердце. «Лихое и страшное время - никогда не перестану думать о тебе!»; «И мне мерещится доныне / Ребенок, втоптанный в песок, / Забитый трупами лесок / Как Бог распят старик на тыне…» («Я помню огненную ночь»).
Со страниц стихотворений Григорьева о войне вспыхивает перед читателем «огонь, пляшущий в горящем хлебе», срубленные фашистами яблони, искромсанные свинцовым ливнем березы. Один за другим поднимаются навстречу огню русские ратоборцы (название одного из стихотворений Григорьева), чтобы заслонить собой Родину и победить.
Незадолго до смерти Григорьев подготовил сборник «Набат» с посвящением: «Тебе, отец мой… Георгиевский кавалер, ротный командир Первой мировой войны, и тебе, брат мой… разведчик-партизан Великой Отечественной, отдавший жизнь за скорбное Отечество наше, посвящаю выстраданный вами «Набат». Да будет вам пухом мать-сыра земля! Спите спокойно, я никогда не отрекусь от России!» Его поэзия своеобразна по языку и стилю, включающему в себя и современный, живой разговорный язык, и традиции устного народно-поэтического творчества, и русскую литературную классику. Григорьев принадлежал именно к той плеяде поэтов (А.Яшин, С.Викулов, Н.Рубцов и др.), которые задавались «строгим вопросом» - быть или не быть России? Трагически звучит в произведениях Григорьев тема «блудных сыновей», оставивших родную землю ради спокойствия и благополучия, страстны и проникновенны его признания в любви к «малой» родине, мучительны раздумья о ее судьбе (стихотворения «Россия», «Я в русской глухомани рос», «Перед Россией», «Горемаятная Родина», «От деревенщины моей», «Не шелохнется, не встрепенется», «Вечер», «Хутор», «Твой дом» и др.): «Нас в люди выводила Русь / По милости земли и неба; / Пусть хлеб ее был черным, пусть, / Но никогда он горьким не был!» Поэтому, как бы ни было временами тяжко («Заледенело сердце: / В ретивом перебои. / Любовью не согреться. / - Россия, что с тобою?»), возможно только одно: «Хорошо ли, худо ли, / А живым - надеяться». А это значит, по мнению поэта,- «работать, любить, верить». А иногда и «встав, напомнить: кто есть мы» («Горемычная Родина»).
Официальная критика не жаловала поэта. Глубокого и всестороннего анализа творчества мастера трагической лирики (в которой можно ощутить следы влияния не только С.Есенина, но и А.Блока) пока еще не было. Несколько кратких одобрительных отзывов опубликовали Л.Мартынов, А.Эльяшевич, В.Панова, В.Шошин. Григорьев оказал влияние на творческое становление С.Молевой, В.Голубева, А.Горелова - молодых поэтов, объединившихся вокруг Григорьев в 1970-е. Сын поэта, Г.И.Григорьев, писал о стихах отца: «В них истинная боль и крик вещей русской души! Кто из нынешних поэтов постиг в такой глубине истоки Русской земли? В его стихах сплав времен, их неразрывное единство… Его пронзительные строки будят уснувшие сердца не в пример всем возможным усыпляющим маршам» («Крутая дорога». С.4).
Поэзия Григорьев учит непримиримой борьбе со злом, доброму, бескорыстному отношению к людям; кровной привязанности к родному краю - «малой» родине; трепетному отношению и жалости к природе, ко всему сущему; способности противостоять бедам и переносить любые невзгоды.
Известность принесла ему книга «Листобой». О молодом поэте заговорили не только в Ленинграде, но и в Москве.
Игорь Григорьев — один из крупнейших псковских поэтов. Автор более 20 поэтических сборников. В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории Псковского края - война, восстановление разрушенного хозяйства, мирный сельский труд. В разные годы воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с полным правом считали себя его учениками. В их числе — Лев Маляков, Александр Гусев, Елена Родченкова, Елена Глибина и другие.


Вечер памяти Игоря Григорьева в Петербурге

Иеромонах Роман (Матюшин):
«Игорь Григорьев - прекрасный русский поэт, не покрививший душой и словом. Его поэзия - единение Правды, Сострадания, Боли. Его стихи всегда человечны и потому всегда чужды холодному рассудку и пустому сердцу. Он меня покорил тем, что, видя меня впервые, написал сразу: “От всей души, с любовью!”. Я просто не ожидал такой открытости и искренности. Этот человек не заботился о себе. Он шёл навстречу - рискуя быть непонятым, рискуя провалиться. Это - черта благородства. Только человек, не ожидающий, или держащий удар, мог такое себе позволить. Или же у него было чутьё, что этот человек ответит таким же чувством? Когда я находился у себя в скиту и мне передали, что его не стало, душу защемило. Я открыл его сборник и стал читать, как бы беседовать с ним. Как потерял родного человека! Немало уже терял, а такого щемящего чувства не знал..»

Станислав Золотцев, писатель, публицист, переводчик:
«…Близкими ему с юных лет, отданных битвам с иноземным фашистским нашествием, были те, кто, не страшась ничего - ни начальственного окрика, ни вражеской кары, ни даже смерти самой, готов был отдать и все свои силы, а если надо, то и жизнь - за землю русскую, за русский народ, во славу их или ради их достойного бытия… Так он творил свою поэзию».

Владислав Шошин, литературовед, историк:
«Казалось бы, война могла ожесточить, огрубить, навсегда задёрнуть серым пологом горьких воспоминаний весеннее синее небо. Но вчитайтесь снова в стихи Игоря Григорьева! Не у каждого поэта найдёте вы такой самозабвенный восторг, такую самоотдачу во власть вдохновения, такую радость жизни!»

Вера Панова, писатель:
«Кто бы мог подумать, что этот “кавалерист” на псковском коньке въедет в русскую поэзию!»

Аркадий Эльяшевич, литературный критик:
«Оригинальность творческого голоса поэта не подлежит сомнению. Взять хотя бы богатство его поэтического словаря… Он пишет на “языке отцов и дедов”. Читая стихи Игоря Григорьева, думаешь об удивительном совпадении языковых средств с поэтической темой».

Рады приветствовать вас на сайте, посвященном памяти РУССКОГО поэта и воина Игоря Николаевича Григорьева .
Здесь вы сможете найти информацию о поэте, его биографию, книги, статьи, стихи, песни и многое другое.

Санкт-Петербургское отделение СП России, Минское городское отделение СП Беларуси и Фонд памяти поэта и воина Игоря Николаевича Григорьева объявляют VI Международный конкурс лирико-патриотической поэзии Игоря Григорьева (1923-1996) «ПОВЕРЮ В ВЕСЕННЮЮ РУСЬ» (2020) , посвящённый 75-летию ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ.

В 2019 году конкурс проводиться НЕ БУДЕТ.

В ночь на 13 марта 2019 года на 86-ом году жизни после продолжительной болезни скончалась ДАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА ГРИГОРЬЕВА - первая жена поэта Игоря Григорьева и мать протоиерея Григория Григорьева, настоятеля храма Рождества Иоанна Предтечи в Юкках.

В субботу, 16 марта, в храме Рождества Иоанна Предтечи в Юкках состоится заупокойная литургия и отпевание рабы Божией Дарьи. Похоронена Дарья Васильевна будет в Белоруссии - в родной земле.

Клир и прихожане выражают соболезнование о. Григорию и всем членам большой дружной семьи Григорьевых.

Упокой, Господи, рабу Твою Дарью в чертогах Царства Небесного.

Вечная память!

19 ноября 2015 г. в Институте русской литературы прошли вторые литературные чтения «Слово. Отечество. Вера», посвященные памяти поэта Игоря Григорьева. В рамках конференции состоялось награждение лауреатов поэтического конкурса имени Григорьева «Ничего душе не надо, кроме Родины и неба», посвященного 70-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Игорю Николаевичу Григорьеву, "чистоголосому" поэту, легендарному разведчику, русскому человеку, в 2013 году исполнилось бы 90 лет. Он ушёл из жизни 16 января 1996 года. А его стихи остались. Да какие стихи!!! "Григорьев - искусный мастер русского эпитета!" Не о себе он думал и писал - все его мысли были об Отчизне, о России, о святой Руси. Он умел жить по-Божьи, любить всем сердцем, отдавать себя без остатка.
Его поэзия - настоящая поэзия. Вечная.

БИОГРАФИЯ
И.Н. ГРИГОРЬЕВА
СТИХОТВОРЕНИЯ ФОТОГАЛЕРЕЯ
ПЕСНИ НА СТИХИ
Игоря ГРИГОРЬЕВА
БИБЛИОГРАФИЯ СОБЫТИЯ
И НОВОСТИ

16 января 2019 года состоялось крупномасштабное событие по поддержке чтения, сохранению памяти и продвижению творчества поэта и воина И.Н. Григорьева. Акция проводилась и освещалась в социальной сети Вконтакте, там же можно посмотреть и отчеты участников.



* * *

Живёшь... и вдруг увидишь:

Тебя здесь больше нет.

Поклонишься. И выйдешь

Из дома в белый свет.

За дверью передряга —

Метельная беда.

Пройдёшь четыре шага,

А сзади — ни следа.

Зиме какое дело,

Что всё твоё тепло

Осталось в хате белой.

Зима гуляет зло.

Ни звать, ни знать не надо

Кто прав, кто виноват, —

Ведь нет тебе возврата,

Дороги нет назад.

В седом пожаре вьюги

Кричит зальделым ртом,

Заламывает руки

Тебя прогнавший дом.




Цепина А. Ю. «Брошенные в пространство»: отражение экзистенциального мироощущения человека ХХ в.

XX век принес человечеству небывалую свободу.Это была свобода отрицания: человек отринул все, что сдерживало его прежде (моральные принципы христианства, традиции и уклад прошлого, непоколебимые авторитеты, представление о пределах знания). Подготовленная еще XIX веком борьба с «самоочевидностями» достигла своего разрешения и породила новый тип сознания человека, не желающего принимать «готовые решения» религии и морали прошлых веков. Произошла переоценка всех ценностей: «Добро и зло, истина и ложь – все стало проблематичным, неуверенным… Сдвинулись межевые знаки».

Лайков А.Д. Возвращенные имена. Об Игоре Григорьеве.

Когда я стал лауреатом премии Международного конкурса лирико-патриотической поэзии имени Игоря Григорьева «Душа добру открыла двери», мне захотелось побольше узнать и рассказать читателям об этом удивительном человеке и талантливом поэте. В его судьбе были полуголодное детство и героические эпизоды в Великую Отечественную войну, скитания и поиск своего места в жизни в послевоенное лихолетье, организация и полное борьбы руководство писательской организацией в Пскове. И, конечно, стихи. В отличие от многих знаменитостей Игорь Григорьев никогда не был конъюктурщиком, всегда оставался самим собой, хотя маститые критики и собратья по перу неоднократно упрекали его в том, что он «отступает от идейных и стилевых установок соцреализма». К великому сожалению, от таких стихов опасливо отмахивались и редакторы толстых журналов, почувствовав в них трагическое восприятие жизни, страстную жажду истины, правды, Бога.