Основные тезисы документа

19 марта 1945 года Гитлер издал приказ, названный «План Нерон». Он подразумевал уничтожение на территории Рейха стратегических объектов, продовольственных складов, культурных ценностей. Дальнейшее существование немецкой нации ставилось под вопрос.

Смертный приговор нации

15 марта 1945 года имперский министр Штеер вручил Гитлеру доклад «Экономическое положение в марте – апреле 1945 года и его последствия», в котором он лаконично описывал, какие действия необходимо предпринять для обеспечения, «пусть и в примитивной форме», жизненной базы для народа. 19 марта «ответом» на записку Штеера стал приказ фюрера под кодовым названием «Нерон», который впоследствии войдет в историю как самый непопулярный план Гитлера у его соотечественников. «Нерон» подписывал народу смертный приговор: «Все военные сооружения, сооружения транспорта, связи, промышленности и снабжения, продовольственные склады, а также вещественные ценности на территории рейха надлежит разрушить». Неудавшийся план, который Гитлер в начале войны собирался осуществить в Москве и Ленинграде (так называемую тактику «выжженной земли»), он решил применить к Германии. Его биографы говорят, что на тот момент он сам уже решил свою судьбу и не видел более смыслы поддерживать германский народ: «Если война будет проиграна, нация также погибнет. Это ее неизбежный удел. Нет необходимости заниматься основой, которая потребуется народу, чтобы продолжать самое примитивное существование». Эти слова фюрера были записаны со слов Штеера во время процесса над фашистами.

По стопам Нерона

Название плана было подобрано далеко не случайно. В нем Гитлер уподобил себя знаменитому римскому тирану-театралу Нерону, который в 64 году приказал поджечь Рим. Кстати, не из-за стратегических побуждений, а чтобы дебютировать в качестве трагического актера. Светоний в своих сочинениях рассказывал, что Нерон, наблюдавший за пожарищем в столице, был одет в театральный костюм, играл на лире и декламировал поэму о падении Трои своего собственного сочинения. То, что у Гитлера была особая страсть к звучным названиям, не является секретом, но почему он взял за основу именно образ Нерона? Вопросы вызывают и поджоги в Германии, в которых обвиняют советских солдат. Как известно, основная версия о пожаре Рима в 64 году гласит, что поджог был совершен по приказу императора, который собирался перестроить вечный город по своему представлению «художника». В поджогах обвинили христиан. Параллель напрашивается сама собой. Но оставим позади личностные параллели и вспомним знаменитый труд Эриха Фромма: «Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии», где социолог приводит пример личностей с особыми чертами характера и психологическими проблемами, которые порождают тиранов. Согласно этой работе, черты Гитлера и Нерона идентичны почти до деталей.

Уничтожение народа

На Нюрнбергском процессе Альберт Шпеер отметил, что если бы все прочие приказы Гитлера и Бормана исполнялись, миллионы немцев, остававшихся к тому времени в живых, наверняка погибли бы. Действительно, все последние приказы Гитлера и его приближенных были направлены на уничтожение нации. Дополнением к плану «Нерон» стал декрет Мартина Бормана от 23 марта, который предписывал всему населению с Запада и Востока Германии, включая иностранных рабочих и военнопленных, сосредоточиться в центре рейха. На первый взгляд, в условиях «Нерона» декрет кажется вполне логичным – уничтожить все продовольствие на пограничных и фронтовых областях, а собственное население обеспечить на отдельно взятой территории, сосредоточив там все запасы. Тем не менее, «передвижников» не обеспечили ни продуктами питания, ни предметами необходимости. Само переселение было устроено так, что не позволяло взять что-либо с собой. «Результатом всего этого мог стать страшный голод, последствия которого трудно представить», - сообщал об этом Шпеер.

Партия Шпеера

Исполнение плана «Нерона» и тактики «выжженной земли» было поручено рейхминистру вооружений и военного производство Альберту Шпееру, личному архитектору Гитлера, который по планам 1941 года должен был создать новый вид Германии. К концу войны он разочаровался в политики фюрера и вел, по сути, свою собственную политику, направленную на спасение городов и жителей Германии настолько, насколько это возможно. Он показал это своим уже упомянутым «экономическим положением», в котором предлагал конкретные способы поставить жизнь народа на невысокий, но достаточный для жизни уровень.
Неудивительно, что приказ фюрера организовать уничтожение Германии бесповоротно отвадил Шпеера от Гитлера. В своем ответном письме он написал фюреру: «Я художник, и потому поставленная передо мной задача оказалась мне совершенно чужда и тяжела. Я сделал для Германии много. Однако вечером вы обратились ко мне со словами, из которых, если я вас правильно понял, ясно и однозначно следовало: если война проиграна, пусть погибнет и народ! Эта судьба, сказали вы, неотвратима. Нечего считаться с теми основами, которые нужны народу для его самой примитивной дальнейшей жизни. Наоборот, мол, лучше самим разрушить их. Ведь народ показал себя более слабым, и поэтому будущее принадлежит исключительно более сильному народу Востока. Я больше не могу верить в успех нашего доброго дела, если одновременно мы в этот решающий момент планомерно разрушаем основу нашей народной жизни».
Альберт Шпеер был одним из немногих приближенных Гитлера, кто живым попал на Нюрнбергский процесс и добровольно признал вину. Сведения о «плане Нерона» были получены от него.

Подложный документ

План «Нерон» и доктрина «выжженной земли» дошла до общественности, благодаря Альберту Шпееру. О многих деталях последних директив рейхстага он рассказал в своих «Воспоминаниях» и работе «Третий Рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности», где он изобразил себя аполитичным интеллектуалом, который почти ничего не знал о преступлениях режима и только «исполнял свой долг». Подобная позиция Альберта, которая проявилась еще на Нюрнбергском процессе, стала одной из причин, породивших теорию, что план «Нерон» выдумка, изобретение Шпеера для собственного оправдания, его надежда на избежание смертной казни. Кстати, высшая степень наказания для Шпеера была заменена двадцатилетним заключением. Тем не менее, вопрос о подложности документа спорен, поскольку анализ источника, который на данный момент хранится в архиве Нюрнбергского процесса, фальсификации не выявил.

Этот прекрасный Париж

План «Нерона» был не первой попыткой Гитлера уничтожить то, что ему принадлежало, а главное, что он любил. Незадолго от освобождения Парижа от немецкой оккупации он приказал заминировать большинство стратегических и символичных объектов Парижа, в том числе и Эйфелеву башню.
Первое путешествие Адольфа Гитлера в Париж состоялся 23 июня 1940 года уже после оккупации: «Увидеть Париж было мечтой всей моей жизни. Не могу выразить, до чего же я счастлив, что эта мечта сегодня сбылась!». Лувр, Версаль и, наконец, Дом инвалидов, где захоронен Наполеон, которого так почитал Гитлер – все это должно было быть уничтожено по принципу «Так не доставайся же ты никому». «Город не должен достаться врагам, разве что в руинах», - заявил Гитлер 9 августа 1944 года.
Тем не менее, Парижу повезло. Дитрих фон Шольтц, который был главой Парижа с 7 августа 1944 года, отказался выполнить приказ Гитлера и капитулировал, за что вошел в историю как своеобразный «спаситель Парижа».

Охотники за сокровищами

План Нерона подразумевал и уничтожение всех культурных ценностей на территории Рейха, в том числе и многочисленные украденные коллекции искусств, вывезенные со всех оккупированных территорий. Данный указ логичным образом породил целое движение «охотников за сокровищами» (Monuments Men), которые, в отличие от мародеров, были представителями культурной интеллигенции – сотрудники музеев, искусствоведы, историки, архивисты. Группа была сформирована по инициативе Рузвельта и генерала американской армии Дэвида Эйзенхауера. Они не только занимались реставрацией и возвращением ценностей странам-владельцам, но и работали на военно-дипломатическом поприще, договариваясь с бомбардировщиками (по большей части союзными), о сохранности культурных объектов.

Вы как русские; вы не можете видеть ничего, кроме угроз, ничего, кроме войны, тогда как это просто диспозиция сил, необходимая для того, чтобы заставить Англию просить о мире раньше, чем истечет шесть месяцев.

(Наполеон Коленкуру, 1811 г.)

Не переговоры с Троцким, не мирная резолюция рейхстага… а продвижение вперед крупных военных сил Германии принесло нам мир на востоке.

(Штреземан, февраль 1918 г.)

Если война начнется, нам не придется сидеть сложа руки - нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить.

(Сталин, 1925 г.)

Мы не знаем, какую силу обнаружим, когда нам действительно придется распахнуть двери на восток.

(Гитлер Риббентропу, апрель 1941 г.)

После унылого отъезда советской иностранной делегации из Берлина гроссадмирал Редер 14 ноября сделал следующую запись о состоявшемся в тот день совещании у Гитлера: «Фюрер все еще намерен спровоцировать конфликт с Россией. Командующий флотом рекомендует отложить его до победы над Англией, поскольку на вооруженные силы Германии возлагается тяжелое бремя, а конец войны пока не виден. По мнению командующего флотом, Россия не будет стремиться к конфликту в течение следующего года, потому что она как раз занимается строительством собственного военно-морского флота с помощью Германии… Таким образом, в эти годы она остается зависимой от помощи Германии».

Редер, не обескураженный очевидным отсутствием интереса Гитлера к обсуждению проблем Средиземноморья, подробно остановился на недавней серии военных неудач итальянцев, как немаловажной причине немецкого наступления на Ближнем Востоке. Герман Геринг тоже советовал Гитлеру уступить русским все, кроме Балтики, утверждая, что они не смогут напасть на Германию раньше чем в 1942 году. Ответ Гитлера показал его истинные мотивы. Если верить Герингу, он сказал: «Моя армия сейчас свободна. Только флот и военно-воздушные силы заняты войной с Англией. Необходимо нанести удар, пока это возможно. Я хочу уничтожить русские вооруженные силы, пока они не стали опасными».

Спустя четыре дня, 18 ноября, Гитлер дал понять Серрано Суньеру, снова находившемуся в Берлине, что имеет собственную концепцию относительно того, кому следует заботиться о Средиземноморье в течение следующего года. Вступив в войну как можно раньше, сказал фюрер колеблющемуся Суньеру, Испании будет легче добиться успеха против Британии. Вряд ли убежденный неудачным итальянским примером, Суньер нашел спасение в своих обычных требованиях весомой экономической помощи и французских североафриканских территорий. Заметим, что последнее желание уже было отвергнуто Гитлером, как вовлекающее германские вооруженные силы в регионы, в которых фюрер пока предпочитал позволять другим нести бремя войны против Британии. Возвратившись к наполеоновской аналогии, Гитлер не мог набраться энтузиазма в отношении перспективы дополнения пребывавшей на эмбриональной стадии развития русской кампании тем, что еще Бонапарт назвал «испанской язвой».

В письме от 20 ноября, из которого Муссолини должен был понять, что ему элементарно дали нагоняй, как школьнику, Гитлер снова повторил, что Испанию необходимо убедить вступить в войну. Пожаловавшись на трудное время, во время которого итальянцы начали кампанию против Греции, Гитлер предупредил, что немецкие вооруженные силы, отправленные им на помощь Италии, должны вернуться на север не позднее 1 мая. Дуче не было сказано ни одного слова относительно истинного назначения концентрирующихся на севере гигантских сил. Так же как и в случае с Редером и представителями Франции и Испании, Гитлер хотел, чтобы дуче как можно дольше верил в наступательную войну против Англии.

23 ноября Гитлер, чтобы остаться ближе к реальности, предложил финнам и румынам полную немецкую поддержку против новых требований русских, а 24 ноября Гитлер сказал генералу Гальдеру, что Германия сможет захватить Дарданеллы «только после разгрома России». На этой стадии Гитлер и Гальдер пребывали в полном согласии относительно возможности эффективного нападения на Египет наземным путем - с Балкан через Турцию и Сирию.

Если потенциальные союзники Германии против СССР могли не испытывать беспокойства относительно новой сделки нацистов с Москвой, у Советского Союза была иная позиция. Уже 25 ноября советский министр иностранных дел Молотов разъяснил немцам советские условия возобновления согласия 1939 года. Требования Молотова включали следующее: немедленный вывод немецких войск из Финляндии и заключение советского пакта о взаимопомощи с Болгарией, а также предоставление России военной базы на территории Турции в Дарданеллах. Советские требования, касающиеся Японии и Персии, были менее оскорбительны для Гитлера, но любое замечание о том, что движение советских войск по его кратчайшему наземному маршруту на Ближний Восток лишь подстегивало планы Гитлера атаковать СССР, абсурдно. Наоборот, Гитлер намеревался вторгнуться в СССР в любом случае, и советский Кавказ давал немцам не менее удобный маршрут к нефтяным месторождениям Ближнего Востока, чем Балканы и Турция, а также дополнительные преимущества в виде кавказских нефтяных месторождений.

5 декабря генерал Гальдер передал разработанный ОКХ план Русской кампании Гитлеру для неофициального одобрения. Фюрер согласился с указанной в армейском плане цели - поражение Красной армии как можно ближе к границе. Начало кампании было намечено примерно на 15 мая. Однако фюрер повторил, что «Москва не является очень важной», как цель для группы армий «Центр». И Гитлер, и командование армии придерживались мнения, что 130–140 дивизий вполне достаточно для успешного проведения операции.

Несмотря на вывод, сделанный на основании нескольких военных игр генералом Паулюсом из ОКХ, о том, что расширение «дымовой трубы» русского театра военных действий потребует большего числа немецких дивизий, чем предусмотренные 130–140 единиц, командование армии, как и сам Паулюс, придерживалось оптимистичного настроя. Заключение экспертов ОКВ о том, что в Германии уже слишком не хватает нефти, чтобы ввязываться в широкомасштабную кампанию с неопределенными целями, также не возымело эффекта на Йодля и Кейтеля. К середине декабря в Верховном командовании армии бытовало мнение, что Советский Союз будет неминуемо разгромлен в кампании, которая продлится не более шести - восьми недель. Если профессионалы из ранее пессимистичной армии начинали учитывать столь несостоятельное мнение, неудивительно, что фюрер, стремившийся любыми путями к этой кампании, обретал все больше уверенности.

А тем временем осенние надежды Гитлера на вступление Испании в войну и закрытие Гибралтарского пролива от флота союзников и де Голля начали таять. Хотя фюрер отправил своего таинственного адмирала Канариса в Мадрид с адресованной Франко последней просьбой принять участие в операции «Феликс» против Гибралтара, к 11 декабря ему пришлось признать, что на помощь испанцев рассчитывать не стоит. Что явилось причиной тому - тяжелая экономическая ситуация, поставившая страну на грань голода, или другие обстоятельства, - сказать трудно. Гитлер в своей военной директиве № 19 изложил план быстрого захвата неоккупированной части Франции (операция «Аттила»), если союзники нанесут удар в Северной Африке. А 13 декабря в военной директиве № 20 он заменил операцию «Феликс» широкомасштабной немецкой кампанией на Балканах, якобы в помощь дуче. В отличие от операции «Феликс» «Марита» должна была иметь место в Восточной Европе и, по оценкам генерала Гальдера, могла задержать нападение на СССР, планируемое на май 1941 года, не более чем на две недели.

Операция «Марита» предусматривала сбор в Румынии до 24 дивизий. Большинство из них по плану должны были пересечь Болгарию и вытеснить британцев из материковой части Греции и с прилегающих островов весной 1941 года. Как объяснил Гитлер своим приближенным в следующем месяце, немецкие приготовления в Румынии имели двойную цель: охранять эту страну и Болгарию от русских, а также создать удобную базу для наземных операций против Греции. Однако двухнедельная (по экспертным оценкам) задержка будущей русской кампании из-за этой ограниченной операции на Балканах зависела от нейтралитета Югославии и Турции. Из этих двух весьма самоуверенных допущений только одно было выдержано на практике.

Спустя три дня, то есть 16 декабря, штаб ОКВ передал генералу Йодлю пересмотренную версию плана нападения на СССР, составленного ОКХ. После оживленной дискуссии между генералами Йодлем и Варлимонтом относительно опасности войны на два фронта 17 декабря план ОКХ и ОКВ был передан Гитлеру для окончательного одобрения. После того как фюрер отдал приоритет наступлению на балтийские государства и Ленинград, отложив атаку на Москву на потом, командующий армией фельдмаршал фон Браухич возразил, что такая отсрочка приведет к невозможности уничтожить большую концентрацию русских войск к востоку от Белостока на центральном немецком фронте. Гитлер отклонил этот аргумент Браухича, заявив, что тот основывается на устаревших рассуждениях. Возможно, как предположил генерал Адольф Хойзингер, что фюрер попросту опасался идти по проторенному Наполеоном пути на Москву - такая перспектива вполне могла показаться ему зловещей и угрожающей.

В военной директиве № 21 от 18 декабря Адольф Гитлер изложил формальный план генерального наступления на Советский Союз следующей весной. Получив кодовое название «Барбаросса», этот военный план включал в себя, что явствовало из первого же предложения, решающую ошибку Гитлера во Второй мировой войне. Представляется символичным, что Фридрих I из Гогенштауфенов, известный как Барбаросса (Красная Борода), был великим германским императором времен Средневековья. Он утонул, когда вел все германские народы в масштабную, хотя и несколько аморфную экспедицию на восток. По сей день, во всяком случае так утверждает легенда, дух Барбароссы бродит в горах Гарц, то есть вдоль демаркационной линии между советской и натовской зонами в самом центре рейха. Он ожидает подходящего момента, чтобы подняться и вновь повести европейцев в Крестовый поход против неверного востока.

В директиве операции «Барбаросса» сказано следующее:

«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии. Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от всяких неожиданностей.

Задача военно-воздушных сил - высвободить такие силы для поддержки сухопутных войск при проведении Восточной кампании, чтобы можно было рассчитывать на быстрое завершение наземных операций и вместе с тем ограничить до минимума разрушение восточных областей Германии вражеской авиацией. Однако эта концентрация ВВС на востоке должна быть ограничена требованием, чтобы все театры военных действий и районы размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов авиации противника и наступательные действия против Англии, особенно против ее морских коммуникаций, отнюдь не ослабевали.

Основные усилия военно-морского флота должны и во время Восточной кампании, безусловно, сосредоточиваться против Англии.

Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам, в случае необходимости, за восемь недель до намеченного срока начала операции.

Приготовления, требующие более продолжительного времени, если они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15 мая 41 года.

Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны.

Подготовительные действия командования должны основываться на следующем:

I. Общий замысел

Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено.

Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на имперскую территорию Германии. Конечной целью операции является создание заградительного барьера против азиатской части России по общей линии Волга - Архангельск. Таким образом, в случае необходимости последний индустриальный район, остающийся у русских на Урале, можно будет парализовать с помощью авиации.

В ходе этих операций русский Балтийский флот быстро потеряет свои базы и окажется, таким образом, неспособным продолжать борьбу.

Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции.

II. Предполагаемые союзники и их задачи

1. В войне против Советской России на флангах нашего фронта мы можем рассчитывать на активное участие Румынии и Финляндии. <…>

2. Задача Румынии будет заключаться в том, чтобы отборными войсками поддержать наступление южного фланга германских войск, хотя бы в начале операции, сковать противника там, где не будут действовать германские силы, и в остальном нести вспомогательную службу в тыловых районах.

3. Финляндия должна прикрывать сосредоточение и развертывание отдельной немецкой северной группы войск (части 21-й группы), следующей из Норвегии. Финская армия будет вести боевые действия вместе с нашими войсками. Кроме того, Финляндия будет ответственна за захват полуострова Ханко.

III. Проведение операции

А. Сухопутные силы. (В соответствии с оперативными замыслами, доложенными мне.)

Театр вооруженных действий разделяется Припятскими болотами на северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий.

Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее ее с целью раздробить силы противника в Белоруссии. Таким образом, будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операции по взятию Москвы - важного центра коммуникаций и военной промышленности.

Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно.

Главным предназначением 21-й группы, даже в ходе Восточной кампании, остается защита Норвегии. Имеющиеся в наличии дополнительные силы должны использоваться на севере (горный корпус), во-первых, для защиты района Петсамо и его рудных месторождений, так же как арктического пути. Затем им следует наступать вместе с финскими силами к Мурманской железной дороге и прекратить снабжение Мурманского региона наземным транспортом.

Будет ли такая операция довольно крупными силами немцев (две или три дивизии) проведена из района к югу от Рованиеми, зависит от согласия Швеции сделать возможной такую концентрацию на железных дорогах.

Основной массе финской армии будет поручена задача, во взаимодействии с наступлением северного фланга немцев, сковать максимально возможные силы русских, атакуя к западу от или по обе стороны Ладожского озера, и захватить Ханко.

Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством концентрированных ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру. С этой целью главный удар наносится из района Люблина в общем направлении на Киев. Одновременно находящиеся в Румынии войска форсируют реку Прут в нижнем течении и осуществляют глубокий охват противника. На долю румынской армии выпадет задача сковать русские силы, находящиеся внутри образуемых клещей.

Когда бои севернее и южнее Припятских болот будут закончены, следует в рамках операций преследования выполнить следующее:

1) на юге быстро захватить экономически важный Донецкий бассейн;

2) на севере быстро продвинуться к Москве.

Захват этого города означает решающий успех как политический, так и экономический и, кроме того, ликвидацию важного железнодорожного узла.

Б. Люфтваффе.

Задача военно-воздушных сил - парализовать и ликвидировать, насколько будет возможно, вмешательство русских военно-воздушных сил, а также поддержать армию в направлениях главного удара, особенно группу армий „Центр“ и главный фланг группы армий „Юг“. <…>

Чтобы сконцентрировать все силы против вражеских военно-воздушных сил и оказать прямую поддержку армии, во время главных операций промышленные предприятия не будут подвергаться атаке. Только после завершения мобильных операций могут проводиться такие атаки, главным образом против Уральского региона.

В. Военно-морской флот.

Роль флота против Советской России заключается в охране собственных берегов и, параллельно, недопущении выхода военно-морских подразделений противника из Балтийского моря. Поскольку русский Балтийский флот, как только мы достигнем Ленинграда, лишится своей последней базы и окажется в безнадежной ситуации, до этого момента крупных военных операций следует избегать.

IV. Все распоряжения, которые будут отданы главнокомандующими на основании этой директивы, должны совершенно определенно исходить из того, что речь идет о мерах предосторожности на тот случай, если Россия изменит свою нынешнюю позицию по отношению к нам. Число офицеров, привлекаемых для первоначальных приготовлений, должно быть максимально ограниченным. Остальных сотрудников, участие которых необходимо, следует привлекать к работе как можно позже и знакомить только с частными сторонами подготовки, необходимыми для исполнения служебных обязанностей каждого из них в отдельности. Иначе имеется опасность возникновения серьезнейших политических и военных осложнений в результате раскрытия наших приготовлений, сроки которых еще не назначены. <…>»

Помимо множества сомнений в рядах ОКВ, касающихся этого фундаментального решения, колебания генерала Гальдера по поводу операции «Барбаросса» отразились в его личном дневнике. Например, 28 января Гальдер записал: «Цели операции „Барбаросса“ не ясны. Мы не нанесем удар по англичанам таким образом. Наш экономический потенциал из-за этого не возрастет». Более того, Гальдер опасался, что, если Италию постигнет крах и англичане организуют новый южный фронт против Германии на Средиземном море, в то время как вооруженные силы рейха еще будут заняты в России, и без того нелегкая ситуация существенно ухудшится.

Тем не менее, хотя Гитлер проявлял пессимизм в отношении Италии, его уверенность в будущей победе над Советским Союзом была непоколебимой. А уверенность его военных, касающаяся чисто технических проблем избавления от СССР, была единственным соображением, которое Гитлер считал значимым. По веским причинам он с презрением относился к осторожным, но бесхитростным и устаревшим политическим суждениям своих военных советников.

Что бы ни было сказано об излишнем оптимизме фюрера и частей вооруженных сил, непосредственно участвовавших в операции «Барбаросса», по крайней мере, для гроссадмирала Редера кампания в Советском Союзе означала крушение всех его надежд на второстепенную морскую войну против Великобритании, ее уязвимой империи и судоходных путей. Через два дня после Рождества Редер пожаловался, что угроза Британии в Египте и на Ближнем Востоке ликвидирована одним ударом. Гитлеру флотоводец смело заявил, что концентрация военных усилий против Англии - главного врага Германии - является самой острой необходимостью момента. На возражения Редера против начала кампании в СССР до завершения войны с Англией Гитлер ответил, что не может больше мириться с растущей советской военной угрозой на Балканах.

Конечно, одна только операция «Марита» могла справиться с любой возможной военной угрозой русских на Балканах, но, чтобы отстоять необходимость начала операции «Барбаросса», Гитлер использовал все возможные аргументы. Днем позже, 28 декабря, Редеру пришлось пережить переход производственных приоритетов к немецким сухопутным силам, хотя при этом «для спасения лица» было добавлено условие о том, что действовавший раньше акцент на военно-морскую и воздушную войну против Великобритании должен сохраниться. Из тех же бесед с Редером 27 декабря Гитлер отлично знал, что это невозможно, учитывая обширные нужды кампании на востоке. Редеру пришлось утешиться, получив заверение фюрера о том, что после быстрого завершения операции «Барбаросса» приоритеты в производстве продукции сразу будут изменены.

В этой последней попытке отвлечь Гитлера от кампании на востоке Редер, вероятно, сослужил русским по меньшей мере одну службу. С избытком сверхоптимизма обычно осторожные эксперты, планировавшие развитие немецкой военной экономики, приняли настолько детальные меры для урезания армейских приоритетов в пользу авиации и флота, теперь намеченного на осень 1941 года, что самые ключевые из сокращений автоматически произошли позже, несмотря на тот «незначительный» факт, что Советский Союз в октябре 1941 года еще не был побежден.

Смятение Гитлера относительно обширного ряда великолепных возможностей, открывшихся перед ним, достигло апогея во время встречи с военными советниками в Оберзальцберге, прошедшей 8–9 января 1941 года. Согласившись с адмиралом Редером в вопросе о важности того, чтобы Италия не была разбита, фюрер перешел к более серьезным, по его мнению, проблемам. Сталин, объявил Гитлер, конечно, человек умный и проницательный, но одновременно он хладнокровный шантажист, который откажется от любого соглашения, чтобы добиться собственной выгоды. Далее Гитлер сообщил, что немецкая победа несовместима с советской идеологией и что Россия должна быть побеждена, прежде чем Британия перестроит свою армию, доведя ее численность 40–50 дивизий в 1943 году. Гитлер добавил, что еще одной причиной для принятия немедленных действий против Советского Союза является то, что Красная армия до сих пор является обезглавленным колоссом на глиняных ногах, однако ее не следует недооценивать в будущем, когда лучшая организация командования и современная техника сделают ее по-настоящему опасной. Фюрер считал, что на данный момент потребуются все резервы Германии, чтобы победить Россию.

С меньшей проницательностью Гитлер упомянул о морской концепции войны Редера, концепции, совершенно несовместимой с его собственной сухопутной точкой зрения. Японии, заявил фюрер, должна быть предоставлена полная свобода в отношении Сингапура, несмотря на риск принятия Соединенными Штатами решительных шагов, явно в оптимистичной интерпретации Редера, исключительно против Японии. В большой стратегии войны Гитлера, считавшего, что итальянцы и японцы должны сковать силы британцев и американцев соответственно, пока он будет разделываться с Россией, многое можно сказать о выборе времени, что всегда являлось сильной стороной фюрера. К счастью для своих врагов, фюрер был обманут ошеломляющим единодушием профессионального мнения, заключавшегося в том, что у рейха есть возможность победить Советский Союз в 1941 или в 1942 году, задолго до того, как западные державы сумеют мобилизовать силы, достаточные для оказания эффективной помощи русским.

Спустя два дня, 11 января, в военной директиве № 22 Гитлер приказал ОКХ направить подразделение для усиления итальянских частей в Ливии немецкой броней. Это подразделение со временем выросло в грозный корпус под командованием генерал-майора Роммеля. Однако с самого начала не предусматривалась возможность его наступления против британцев по Средиземноморскому региону. Слишком уж длинен и труден был для немцев путь подвоза, поскольку Средиземноморье оставалось второстепенным театром военных действий для рейха. «Марита» на Балканах, поддерживаемая по земле, все еще считалась основной наступательной операцией против британцев после завершения операции «Барбаросса» в 1941 году.

На протяжении всей следующей недели русские и открыто, и неофициально выражали немцам протест относительно ожидаемого вторжения в Болгарию, страну, теперь считающуюся русскими жизненно важной для безопасности СССР. В своем ответе от 21 января Риббентроп отрицал советские интересы в этой области, утверждая, что немцы все равно пересекут Болгарию, если это будет необходимо для вытеснения британцев из Греции. Утверждения Гитлера Муссолини, высказанные в это же время, были такими же резкими. Гитлер открытым текстом предупредил его о предполагаемой советской угрозе на Балканах. Гитлер уточнял подобные намеки на будущее своему итальянскому партнеру, добавляя, что, пока жив «проницательный и осторожный» Сталин, русские не станут предпринимать действий против Германии, но при его неизвестном преемнике ситуация станет намного более проблематичной.

Хотя британский посол в России сэр Стаффорд Криппс сохранял пессимизм относительно будущего направления советской политики, 21 января американский Госдепартамент, получивший из разведывательных источников информацию о планах немцев напасть на Советский Союз, снял так называемое «моральное эмбарго» на отправку американских военных грузов в СССР. К сожалению, нужды американской программы обороны в это время сравнительной безопасности на море, как и потребности новых союзников Америки по акту ленд-лиза, препятствовали крупным поставкам в Россию даже товаров, находившихся в относительном изобилии, таких как авиационный бензин. В результате летом 1941 года уцелевшие военно-воздушные силы СССР оказались практически обездвиженными из-за хронической нехватки горючего.

В последний день января, когда оперативные планы операции «Барбаросса» были почти готовы, в публичном выступлении в берлинском дворце спорта Гитлер заявил: «Неужели Англия думает, что у меня комплекс неполноценности в отношении ее?.. Я снова и снова предлагал Британии свою руку. Самой сутью моей программы было установление взаимопонимания с ней». Четырьмя днями позже, 3 февраля 1941 года, его разочарование Великобританией несколько смягчилось грандиозными восточными планами, и Гитлер одобрил разработанный ОКХ план для операции «Барбаросса».

Еще до официального одобрения Гитлером оперативного плана «Барбаросса», 2 февраля, фельдмаршал Федор фон Бок, намеченный на должность командующего предположительно решающей группой армий «Центр», спросил у фюрера, как можно заставить русских искать мира. Хотя он выразил уверенность в достижении военной победы, в случае если Красная армия предпочтет сражаться у границы. Фюрер ответил, что, если взятие Москвы, Ленинграда и оккупация Украины не вынудит русских просить о мире, наступление будет продолжено до Урала. Выражая свое обычное упоение технологией, Гитлер завершил беседу заявлением: «В любом случае наше военное производство отвечает любым требованиям. У нас настолько широкая материально-техническая база, что даже имеется возможность вернуть некоторые военные планы к условиям мирного времени». Разница между самонадеянностью фюрера и его генералов заключалась в том, что его самонадеянность была значительно более универсальной.

На следующий день, 3 февраля, на совещании руководителей ОКВ и ОКХ генерал Гальдер доложил оперативный план «Барбаросса». Гальдер открыл обсуждение, заявив, что германская армия настолько превосходит советскую армию по качеству, что это перевесит советское превосходство 3:1 или даже 4:1 в бронетехнике, не говоря уже о количестве пехотных и кавалерийских дивизий (по текущим оценкам, 125 советских против 104 немецких). Конечно, на этом этапе никто из немцев не слышал о советских танках Т-34 и КВ.

Далее Гальдер разъяснил, что своевременное возвращение шести немецких танковых дивизий, выделенных для операции «Марита», к границам СССР зависит от позиции Турции. Здесь вмешался Гитлер и заверил слушателей, что со стороны турок опасности не будет, тем самым освободив армию от серьезных тревог на Балканах после изгнания из Греции англичан.

Затем и Гитлер, и Гальдер выразили сомнение относительно шансов окружить все советские силы на западе, прежде чем они успеют отступить в глубь территории. Однако фюрер продолжал подчеркивать важность наступления на флангах, в противоположность массированному удару в центре, которому отдавал предпочтение Гальдер, считавший его средством более быстрого уничтожения Красной армии. Представляется, что, как и многие правители с острым политическим чутьем, Гитлер смешал политические цели, такие как захват прибалтийских государств и создание наземного пути через Ленинград в Финляндию, с совершенно другими нуждами эффективного стратегического планирования для военного поражения Советского Союза.

В заключение Гитлер высокопарно объявил, что теперь, когда с плана «Барбаросса» снят покров тайны, мир затаит дыхание и удержится от комментариев, а Советы лопнут, как мыльный пузырь. Что касается Средиземноморья, Гитлер признал, что дуче необходима поддержка, потому что потеря Северной Африки позволит британцам приставить револьвер к голове Италии и вынудить ее искать мира.

В качестве важного дополнения к немецкому плану нападения в декабре были проведены переговоры с финским Генштабом, и к 30 января немцы рассматривали использование трех с половиной дивизий из Норвегии для захвата Мурманской железной дороги и, если возможно, самого порта в операции «Зилберфукс» («Серебристая лиса»). Эта операция зависела от получения права на транзитный проход от нейтральной Швеции, так же как и от мобилизации основных финских сил на юге в районе озера Ладога, чтобы не насторожить русских. Ясно, что захват Мурманска был одной из нескольких целей Восточной кампании, с энтузиазмом принятых немецким военно-морским флотом.

На следующие три месяца предусматривалось прикрытие для плана «Барбаросса», названное военно-морским штабом величайшим обманным предприятием в истории войн. Операцию «Барбаросса» продолжали описывать как чисто предупредительную меру на случай возможного советского нападения, а намеченную на ближайшее будущее «Мариту» и отмирающего «Морского льва» (которого возродили и якобы наметили на весну 1941 года) использовали как хитрые ходы для отвлечения внимания от русской кампании.

Другой потерей «Барбароссы», не получившей даже высокого статуса плана прикрытия, было любимое детище адмирала Редера, если не адмирала Канариса, операция «Феликс». Поскольку артиллерия и людская сила, выделенные для этой операции против Гибралтара, теперь требовались на востоке для «Мариты» и «Барбароссы», Гитлер принял крушение своих планов с испанцами с необычайным спокойствием. Но его раздражение проявилось в жалобе Франко 6 февраля на то, что закрытие пролива могло одним ударом изменить обстановку на Средиземном море. Еще более важными для Гитлера были последствия его предостережения, сказанного Франко, что время, потерянное на войне, нельзя вернуть. Имелось в виду время, потерянное для «Барбароссы», поскольку все еще не было особых причин спешить с захватом Гибралтара.

Вероятно, нацистский фюрер наконец понял: то, что он называл испанской пустой болтовней, закончилось. Возможно, как заметил его наполеоновский ментор Коленкур во время отступления из Москвы, лучше было бы довести до конца войну в Испании, прежде чем ввязываться в эту русскую экспедицию, хотя, конечно, это можно обсуждать. С другой стороны, у Гитлера не было особых причин слишком стремиться в Южную и Западную Европу в начале 1941 года, когда ему были необходимы все имеющиеся ресурсы для Восточной кампаний. Об Испании он вполне мог позаботиться позднее, когда его армия освободится от русского инкуба.

В действительности даже без Испании честолюбивые замыслы Гитлера уже настолько опередили возможности Германии, что 17 февраля он приказал ОКВ подготовить планы вторжения в Индию из Афганистана для конечной встречи с японцами. Гроссадмирал Редер 18 февраля сделал еще одну попытку вернуть внимание Гитлера к Средиземноморью, настаивая на оккупации британской базы подводных лодок - Мальты, расположенной на траверзе морского пути стран оси в Африку. Он хотел сделать это до начала операции «Барбаросса». Гитлер не стал слушать своего флотоводца, заявив ему, что подобные операции, так же как Испания, вполне могут подождать до осени 1941 года.

Гитлер был решительно настроен напасть на Советский Союз и 17 февраля сказал Гальдеру, что, судя по разведывательным донесениям относительно роста советских военно-воздушных сил, конфликт с Россией неизбежен. Он вновь заявил, что, когда война с Англией завершится, он не сможет поднять немецкий народ на борьбу с Россией, поэтому с ней необходимо разделаться раньше. Представляется очевидным, что, когда речь заходила об обосновании операции «Барбаросса», Гитлер использовал любые аргументы.

Посол Шуленбург в Москве получил приказ явственно «показать зубы рейха». Он должен был сообщить русским, что в Румынии уже находится 680 000 немецких солдат. Возможно, цифра была несколько завышена, но она должна была убедить русских не предпринимать никаких действий, кроме разве что словесных. Затем 27 февраля Молотов получил известие о том, что Болгария примкнула к Тройственному союзу. Уже 1 марта поступил ожидаемый протест русских. Не приходилось сомневаться, что балканская дверь к Дарданеллам была захлопнута перед русскими, тем более учитывая барьеры, возведенные немцами в Румынии и Финляндии накануне осенью.

Вторжение немцев в Румынию было дополнено соглашением с Болгарией, позволившим вермахту войти в страну в конце февраля. В итоге греческое правительство согласилось с британскими предложениями военной помощи, и, несмотря на неоднозначное мнение британских военных, Уинстон Черчилль и его военный кабинет остановили многообещающее наступление генерала сэра Арчибальда Уэйвелла в Ливии, чтобы оказать поддержку грекам.

Если в середине февраля испанская карта оказалась бесполезной до завершения операции «Барбаросса», возможность отвлечь американцев от остающегося открытым входа в Средиземное море через Гибралтар на Тихий океан казалась министру иностранных дел Риббентропу все более привлекательной. Вовсе не жаждущий начать претворение в жизнь плана «Барбаросса» Риббентроп, возможно, надеялся, что, подтолкнув и без того небезразличное японское правительство в направлении Сингапура, он повлияет на фюрера, сумев вернуть его внимание к войне против извечного врага Риббентропа - Великобритании. Немецкий министр не знал, делая неловкие попытки удержать американцев на Тихом океане, что скрытные японцы не только обдумывали то, что ему нужно. Они уже планировали грозную атаку на американский флот в Пёрл-Харборе, которая поставит администрацию Рузвельта перед проблемой эффективного выступления против всех партнеров по оси, включая саму Германию.

Маневры Риббентропа, подстрекаемые гроссадмиралом Редером к этой опасной игре глобальной отвлекающей стратегии, завершились военной директивой Гитлера № 24 от 5 марта. Она касалась сотрудничества с Японией. В ней подчеркивалось, что общая цель войны для стран оси - поставить Великобританию на колени раньше, чем успеют вмешаться Соединенные Штаты. Хотя план «Барбаросса» считался полезным для японцев, поскольку обеспечивалась безопасность их северного фланга против России и освобождалась японская армия для действий против Сингапура в конце 1941 года, Гитлер, вопреки желанию Редера, не позволил японцам узнать хотя бы что-то о его русских планах. В свое время недоверчивый фюрер узнает, что его восточные, так же как и европейские, союзники могут отплатить той же монетой - обманом, особенно когда Третий рейх вводит их в заблуждение до последней минуты по основополагающим вопросам.

А тем временем в начале марта небольшой рейд британских десантников на Лофотенские острова у северного побережья Норвегии сильно встревожил Гитлера. И он, объявив Норвегию лучшей британской целью, доступной после начала операции «Барбаросса», отменил все свои прежние распоряжения относительно перевода 40 % норвежского гарнизона в Северную Финляндию для операций против русских. В результате, к большому разочарованию германского флота, запланированное нападение на жизненно важный для снабжения советский порт Мурманск было урезано до такой степени, что потеряло смысл. Правда, если шведы разрешат проход войск через свою территорию, о слабом наступлении еще можно было вести речь. Фактически британцы уже помогали русским, хотя, на этой стадии, без соответствующего обращения Советского Союза да и не имея таких намерений.

Еще одной выгодой для русских от слишком эмоциональной реакции Гитлера на второстепенный британский рейд явился перевод норвежской армии в ее наступательной финской роли из юрисдикции ОКХ под юрисдикцию ОКВ. Тем самым личный штаб Гитлера стал ответственным и за оборонительный Норвежский, и за наступательный Финский театр военных действий. Все это могло быть очень хорошо с политической точки зрения фюрера, но для ОКХ, единолично ответственного за операцию «Барбаросса», согласование направления общих операций против Ленинграда из Финляндии балтийских государств с Финским театром, теперь за пределами его оперативного командования, было, мягко говоря, трудным.

Как еще одно доказательство острого личного интереса Гитлера к восточным проблемам стало вышедшее 13 марта дополнение к приказу «Барбаросса», передававшее все будущие оккупированные советские территории (после завершения военных действий) под юрисдикцию трех гражданских администраторов, подчиненных непосредственно фюреру. Еще более зловещим для несчастных жителей будущих немецких колоний - Прибалтики, Белоруссии и Украины - было то, что рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер должен был осуществлять правление, независимо от гражданской администрации, подготавливая эти восточные регионы к пожинанию самых полных плодов нацистского освобождения. Возможно, Гиммлер уже высказал свое мнение о том, что важнейшей целью кампании «Барбаросса» является уничтожение около 30 миллионов славян.

Совершенно очевидные намерения Гитлера относительно судьбы Советского Союза были выражены генералом Гальдером 17 марта. Он заявил, что идеологические узы, связывающие вместе советские народы, не являются достаточно прочными и нация распадется, как только будут уничтожены коммунистические функционеры. Гитлер считал (и не ошибся), что украинцы в Польше примут немцев с распростертыми объятиями. Относительно принятия рейха советскими украинцами и донскими казаками он был менее уверен, поэтому интеллигенция, появившаяся при Сталине, должна быть уничтожена in toto с тем, чтобы создать несколько республик, полностью избавленных от советского влияния.

Эти взгляды Гитлер повторил в обращении, адресованном основным командирам, 30 марта. Упомянув о численном превосходстве в танках Советского Союза, Гитлер заявил, что большинство из них являются устаревшими, что подтверждали официальные советские источники. Перейдя к политическим целям, стоящим перед немецкой армией в предстоящей кампании, фюрер заявил, что война против России не может вестись рыцарскими методами. В отличие от большинства «джентльменских» конфликтов на западе на востоке начнется война идеологий и социальных различий, которая станет беспрецедентной по своей жестокости. Всем офицерам предстоит избавиться от устаревших понятий. Фюрер понимал, что необходимость применения таких методов ведения войны находится за пределами понимания генералов, но не изменил своих приказов и напомнил, чтобы все они выполнялись беспрекословно. Далее он объявил, что все взятые в плен советские политические комиссары должны расстреливаться на месте представителями армии в случае необходимости.

После ухода этого самопровозглашенного Аттилы возмущенные генералы обрушили свой гнев на командующего армией фельдмаршала фон Браухича. Они были шокированы попыткой фюрера втянуть их в выполнение своих самых варварских планов. Слабый Браухич постарался выиграть время и с помощью Гальдера и командующих группами армий значительно смягчил применение приказа о казни политических комиссаров. Конечно, советским комиссарам, так же как и некоторым другим категориям пленных, на которых вскоре распространился этот приказ, было все равно, от чьих пуль принять смерть - СС или вермахта, но для немецких военных, все еще не забывших об этических христианских нормах прежних веков, это имело значение. Иллюзии относительно собственных добродетелей необходимы для большинства людей, а для солдат - даже больше, чем для других.

В том же месяце, когда Гитлер раскрыл свои намерения перед генералами, правительство Соединенных Штатов официально проинформировало Советский Союз о плане «Барбаросса», о существовании которого стало известно из разведывательных источников еще в январе 1941 года. Хотя реакция Сталина на первое предупреждение американцев в точности неизвестна, в последующие месяцы, получив сообщения о планируемом нападении немцев от Уинстона Черчилля и от собственных разведчиков, он объявлял, их британской провокацией. Известно о направленном 10 апреля секретном распоряжении о приведении войск в боевую готовность на важнейшем участке советского Западного фронта в Белоруссии. Вероятно, объяснение своего поведения, данное Сталиным лорду Бивербруку в том же году, столь же правдиво, как и любое другое: он ожидал войны, но надеялся с помощью разного рода уловок выиграть еще хотя бы шесть месяцев.

В любом случае в марте и апреле Красная армия постепенно увеличивала свои пограничные гарнизоны и возобновила строительство фортификационных сооружений в прибалтийских районах. К сожалению, похоже, ни советское правительство, ни армейское командование не могли решить, стоит ли окончательно демонтировать фортификационные сооружения на некогда очень сильной линии реки Днепр и выбрать позицию западнее. Поэтому судьбоносной весной 1941 года крупные концентрации советских войск не были окончательно размещены на оперативных оборонительных позициях. Уже после войны русские признали, что Красная армия не признавала необходимости в доктрине для повсеместной обороны против превосходящих сил противника.

До сербского офицерского переворота 27 марта, направленного против участия Югославии в Тройственном пакте, Гитлер сглаживал южный компонент операции «Барбаросса» в интересах расширения и усиления операции «Марита», направленной против британской армии, высадившейся в Греции. В военной директиве № 20 от 22 марта Гитлер приказал использовать 12-ю германскую армию для оккупации всей Греции. Таким образом, она не могла участвовать в первом танковом ударе из Румынии на Украину, как это следовало из исходного плана «Барбаросса». От итальянцев требовалось сковать в Северной Африке как можно более крупные силы англичан.

Новый командир немецкого корпуса в Африке Эрвин Роммель решил 24 марта действовать без подготовки и воспользоваться неготовностью британцев к ведению оборонительных действий в Ливийской пустыне. К большому недовольству своего более осторожного и консервативного командира генерала Франца Гальдера, Роммель выказал тактическое своеобразие, которое мир научился уважать, и быстро оттеснил британцев к египетской границе даже раньше, чем они сообразили, что произошло. Можно не сомневаться в том, что эти преждевременные действия немцев замедлили неосторожное движение британцев в самую опасную ловушку Гитлера в Греции. Однако они настолько укрепили репутацию Роммеля, что он стал вечной проблемой и беспокойством для армейского Генерального штаба, который должен был вот-вот оказаться втянутым в более насущные требования плана «Барбаросса».

Гитлер был разъярен неожиданным сербским переворотом 27 марта, потому что такое развитие событий угрожало полностью нарушить его замыслы согласования планов операций «Марита» и «Барбаросса». Из-за недавнего расширения «Мариты» в Южную Грецию возник временной цейтнот, и необходимость принимать срочные меры против Югославии оказалась совершенно некстати. В военной директиве № 25 Гитлер приказал отложить начало операции «Барбаросса» на четыре недели. Хотя проливные дожди в Польше, вероятно, тоже сыграли свою роль, нет сомнений, что беспокойство Гитлера относительно возможности повторного возникновения союзнического фронта Первой мировой войны в Салониках явилось основным фактором отсрочки операции «Барбаросса» до конца июня 1941 года.

Опасения фюрера относительно событий на Балканах стали еще больше, когда он 5 апреля узнал, что советское правительство собирается подписать пакт о ненападении с Югославией, что совершенно очевидно было актом рассчитанной провокации. Это ускорило решение обозленного нацистского диктатора напасть на Югославию уже на следующий день. Очевидно, русские надеялись, что немцы застрянут в гористой местности Балкан на всю весну 1941 года. Учитывая присущую Гитлеру, как и многим австрийцам, паранойю в отношении этого региона, они в какой-то мере достигли своей цели, поскольку дата начала операции «Барбаросса» была предположительно отодвинута на 22 июня, то есть через пять с половиной недель после первоначально назначенной даты 15 мая.

Быстрое и грубое вторжение немцев в Югославию и Грецию привело к такому же быстрому возврату русских к политике умиротворения рейха. Один из немецких военных моряков записал в своем дневнике 10 апреля, что в СССР объявлено чрезвычайное положение, предусматривающее повышенные военные приготовления всех военных подразделений на Западном фронте русских. В течение следующих двух недель до немцев доходили слухи из Москвы о том, что русские теперь ожидают нападения. А военно-морской атташе сообщил, что британский посол сэр Стаффорд Криппс предсказал точную дату нападения - 22 июня 1941 года.

Запутанная и щекотливая ситуация на Балканах повлияла на известный визит в Европу японского министра иностранных дел Ёсукэ Мацуоки. Той весной англо-американские военные штабисты в Вашингтоне пришли к заключению о необходимости активизировать действия против европейских партнеров оси, независимо от возможных акций Японии. Вероятно, эпохальный вояж Мацуоки с самого начала имел целью освободить Японию от любых обязательств перед осью, чтобы Страна восходящего солнца получила возможность действовать независимо на Тихом океане.

Остановившись по пути в Берлин в Москве, Мацуока сообщил Сталину и Молотову, как высоконравственные коммунисты Японии неизменно противостоят индивидуалистическим идеалам англосаксонских народов. Не желая быть превзойденным в восточной велеречивости, Сталин ответствовал, что Советский Союз никогда не ладил с Великобританией и никогда не будет. Цепкие японские щупальца, нацеленные на заключение пакта о ненападении, были не слишком удачливы на этом этапе с Советами.

Через три дня Мацуока прибыл в Берлин. Несмотря на напряжение, вызванное отходом Югославии от Тройственного союза, его окружила атмосфера, чрезвычайно напоминающая оперетту Гилберта и Салливана. Гитлер и Риббентроп предупредили странствующего менестреля из Японии, что в случае нового противодействия русскими немецким интересам немецкая армия сокрушит Россию без колебаний. Проигнорировав очевидный намек на будущие намерения Германии, Мацуока ответил, что Япония тоже может оказаться втянутой в войну с Соединенными Штатами в ходе предполагаемой атаки на Сингапур.

Сначала партнеры по оси предпочли не обратить внимания на результаты взаимных намеков. Но неделей позже, 4 апреля, после возвращения Мацуоки по окончании короткого визита в Рим, Гитлер пообещал, что, если Япония вступит в конфликт с Соединенными Штатами или Советским Союзом, Германия присоединится к ней в этой борьбе. В ответ Мацуока заявил о своем согласии с аргументами Муссолини относительно того, что Америка является главным противником оси, в то время как Советский Союз - враг второстепенный. И, вопреки нежеланию немцев открыто противиться любому перспективному пакту между японцами и русскими, Мацуока, похоже, сам достаточно хорошо понял причины, стоящие за невысказанным отрицательным отношением рейха к такому соглашению.

Как и можно было ожидать, после длительного визита в Берлин и Рим, на обратном пути через Москву Мацуока встретил более теплый прием у русских, причем эта теплота никоим образом не была ослаблена впечатляющими немецкими победами на Балканах. Впрочем, какими бы ни были причины, в продолжавшихся неделю переговорах советское правительство больше не настаивало на немедленном прекращении экономических уступок Японии на Северном Сахалине, а Мацуока довольствовался простым пактом о нейтралитете с русскими. Обе стороны оценили важность такого шага. Сталин даже зашел так далеко, что лично пожелал счастливого пути японскому министру на вокзале. Как и царь Александр, оказавшийся перед лицом неминуемого нападения весной 1812 года, Сталин откупился по крайней мере от одного потенциального врага, заплатив сравнительно низкую цену.

Тем не менее, желая продемонстрировать, что его пакт с Токио ни в каком отношении не является антигерманским жестом, на вокзале Сталин также заключил в объятия немецкого посла Шуленбурга и громко объявил ему, так, чтобы слышали все окружающие: «Мы должны остаться друзьями, и вы должны сделать все для этой цели». Затем, обернувшись к новому немецкому военному атташе полковнику Гансу Кребсу, советский диктатор обронил еще одну замечательную фразу: «С вами мы останемся друзьями - в любом случае».

Гитлер скрыл свою досаду касательно открытого осуждения его хитрых махинаций, дав адмиралу Редеру приятную дезинформацию о том, что русско-японский пакт был заключен с одобрения немцев, чтобы подтолкнуть японцев к нападению на Сингапур, а не на Владивосток. Однако Гитлер в своем желании как можно лучше замаскировать операцию «Барбаросса», как покажет будущее, обманул только самого себя и уж ни в коей мере русских или японцев. При рациональном поощрении русских и совершенно нерациональном - японцев японцы получили свободу напасть на Соединенные Штаты, тем самым включив еще одну великую державу в войну против Германии. С другой стороны, несмотря на последующее давление американцев, ведущее к обратному, Советский Союз получил возможность концентрировать все силы только против немцев. Вероятнее всего, русские избежали поражения во Второй мировой войне, потому что, руководствуясь собственными причинами, японцы выполняли пакт с Советским Союзом.

После отъезда Мацуоки, как предвидел армейский Генеральный штаб, быстрое наступление генерала Эрвина Роммеля в Киренаике было остановлено, как из-за больших трудностей со снабжением войск через Средиземное море и Ливийскую пустыню, так и из-за упорного сопротивления англичан. Чтобы решить логистические проблемы Роммеля и одновременно создать базу для последующих операций против Ближнего Востока, по инициативе военно-воздушных сил Гитлер 20 апреля дал согласие на операцию «Меркурий» - захват Крита преимущественно воздушными десантниками. Но даже при полной поддержке Гитлера командование сухопутных сил настояло на том, чтобы операция не привела к задержке стратегической концентрации для «Барбароссы».

Крит был захвачен немцами только 1 июня, после тяжелых и продолжительных боев, и потому Гитлер отверг все прочие попытки командного состава люфтваффе и военно-морского флота втянуть его в дальнейшие операции на Средиземноморье - и на Мальте, где это было, в общем, необходимо, и в Ираке, где просто подвернулась удачная возможность: в конце мая арабы взбунтовались против британцев. «Марита» и «Меркурий» уже вполне выполнили свою второстепенную функцию прикрытия концентрации войск к началу «Барбароссы». Все самолеты и семь танковых дивизий, которые использовались на Балканах, теперь были крайне необходимы в Восточной Европе. Иначе вторжение в Россию пришлось бы откладывать снова.

Случилось так, что две немецкие танковые дивизии, жизненно необходимые для быстрых и успешных операций на Украине, к 22 июня еще не вернулись из Греции. Более того, большая часть из пяти танковых дивизий, уже возвратившихся в Польшу и Румынию, нуждалась в отдыхе и ремонте до начала следующей операции. 4-й воздушный флот люфтваффе, составлявший примерно треть всех военно-воздушных сил, предназначенных для операции «Барбаросса», оказался чрезвычайно дорогостоящим, и его возвращение в Румынию сильно задержалось.

Таким образом, реальностью стала не только отсрочка «Барбароссы», но и некоторое ослабление южного крыла «Барбароссы», пусть и не очень серьезное из-за побочных последствий масштабных операций Гитлера на Балканах. Таким образом, и Гитлеру, и Уинстону Черчиллю представилась возможность, когда операция «Барбаросса» не достигла своих целей в конце 1941 года, утверждать, что ненужные военные кампании на Балканах спасли Москву. После всех событий, однако, Черчиллю потребуются некоторые объяснения ex post facto, чтобы отчитаться о своей катастрофической интервенции в Греции. А после того как операция «Барбаросса» пошла не так, как планировалось, Гитлер очень кстати обнаружил, что, если бы не «идиотская кампания» Муссолини в Греции, он бы непременно уничтожил Красную армию, пока это еще было возможно, коротким летом и осенью 1941 года.

Подобные объяснения, несомненно, утешают тех, кто их использует. Однако на профессиональных военных историков они производят слабое впечатление. Так, например, Гитлер потерял достаточно много более ценного времени в июле, августе и сентябре 1941 года в ходе своих бесконечных споров с армейским Генеральным штабом относительно направления главного удара. По существу, именно политические мотивы Гитлера и Черчилля, подтолкнувшие их к проведению «тангенциальных» операций на Балканах, ответственны за последующие военные трудности. Правда, так же бесполезно обычно бывает ожидать от государственных деятелей отказа от политики, как и полагать, что их военные критики примут, увы, крайне неудачные соображения престижа.

На последнем этапе перед началом операции «Барбаросса» немцы завершали подготовку. 20 апреля бывший прибалтийский немец и ярый сторонник программы немецких аннексий на востоке Альфред Розенберг получил сомнительное назначение руководителем оккупационных органов на востоке. В документе, составленном в эти счастливые весенние месяцы, Розенберг наметил программу жесткой германизации обещающих в расовом отношении районов Советского Союза и полуголодного существования остальных, предусматривая полный вывоз продовольственных излишков с Украины в рейх. Сам Гитлер давно понимал двойственное отношение Розенберга к России, и это была одна из причин, по которым он не воспринимал Розенберга всерьез. Так, например, перед войной он как-то заметил Герману Раушнингу, что Розенберг настроен против русских только потому, что они не позволили ему быть русским.

Очевидно, под давлением Риббентропа 28 апреля Гитлер наконец с большой неохотой согласился принять немецкого посла в России - потомственного аристократа графа фон Шуленбурга, чтобы обсудить переданный немецким посольством в Москве меморандум о силе Советского Союза. К изрядной досаде фюрера, посол объяснил, что Германия, скорее всего, была обязана, согласно условиям пакта 1939 года, провести консультации с Россией по поводу вторжения в Югославию, и потому каждая немецкая акция на Балканах была встречена контракцией русских. Что касается текущего момента, Шуленбург подчеркнул, что именно тревога русских относительно возможности нападения немцев подтолкнула их к сосредоточению войск в Прибалтике, но при этом Сталин согласен пойти на дополнительные экономические уступки рейху, чтобы избежать войны.

Согласно некоторым источникам, Шуленбург вернулся в Москву убежденный, что, несмотря на категорическое отрицание фюрером подобных намерений, Гитлер имел четкий план нападения на Советский Союз. Шуленбург рассказал своему коллеге, что с Гитлером бесполезно обсуждать мощь Советского Союза, поскольку у того сложилось собственное представление об СССР, которое он не имеет намерения менять.

В дополнение к усилиям, предпринимаемым во имя мира Шуленбургом, 28 апреля Вайцзеккер написал еще один меморандум, вероятно показавшийся Гитлеру не менее неприятным - в случае, если у Риббентропа хватило смелости его передать. В почти классическом предисловии к кампании «Барбаросса» Вайцзеккер написал: «Если бы каждый русский город, обращенный в руины, был для нас столь же ценным, как потопленный британский военный корабль, я бы стал горячим сторонником германо-русской войны этим летом. Но я верю, что мы победим русских только в военном смысле и, с другой стороны, проиграем в экономическом смысле».

Принимая на веру то, что германская армия будет победоносно наступать за Москву, Вайцзеккер тем не менее предупредил, что, если советский режим выстоит за Волгой, это втянет германскую армию в летнюю кампанию на востоке и в 1942 году. Таким образом, операция «Барбаросса» не только поднимет моральный дух британцев в ближайшем будущем, но и может значительно продлить войну для Германии, вместо того чтобы сократить ее. Какими бы ни были мотивы Риббентропа, подталкивающего своих подчиненных к таким пророческим профессиональным высказываниям, нельзя сказать, что они вызвали потерю интереса Гитлера к нападению на СССР.

Настоящий, а не общепризнанный ответ Гитлера своим дипломатам виден в формальном решении, принятом 30 апреля, начать операцию «Барбаросса» 22 июня. Принятие этого решения неминуемо приближалось после сербского офицерского переворота. Из трех немецких групп армий, предназначенных для действий на русском театре, решающий перевес в силах был отчетливо виден только в группе армий «Центр», нацеленной на Москву. В действительности благодаря Балканской кампании на Украине первоначально ожидался значительный численный перевес русских, а в Прибалтике предполагалось примерное равенство сил противоборствующих сторон. Фельдмаршал фон Браухич ожидал ожесточенных сражений на границе, которые, по его расчетам, могли продлиться до четырех недель, после чего, несмотря на храбрость русских, сопротивление должно было ослабеть. Из соображений секретности переговоры с Венгрией и Румынией о военном сотрудничестве были отложены до последнего момента.

Планы экономической эксплуатации Советского Союза, разработанные под кодовым названием «Ольденбург», были суммированы 2 мая в высшей степени проблематичном заявлении, что Германия сможет продолжать войну еще год, только если Россия будет кормить ее вооруженные силы. «Нет сомнений, - говорилось в весьма откровенном меморандуме, - что много миллионов людей умрет голодной смертью, если мы заберем у страны необходимые нам вещи». Поскольку Германия уже вполне адекватно снабжалась в основном русскими поставками, которые велись на протяжении всего действия русско-германского пакта, истинный мотив такого объяснения, вероятно, был подсказан непреходящим желанием нацистов максимально уменьшить население России в любом случае. Во время большой войны бесконечную череду ненужных жестокостей легко оправдать, что познали на себе многие народы, а не только много испытавшее население СССР.

В советском лагере становилась все более очевидной растущая нервозность русских. Советское правительство, вероятно, уже оставило бесполезные протесты относительно разведывательных полетов люфтваффе над территорией СССР, и аналогичные полеты начались над занятыми немцами территориями. 1 мая советский комиссар обороны маршал Тимошенко публично заявил об опасностях капиталистического окружения. Появилась информация о выступлении Сталина перед выпускниками военной академии, в котором тот сказал, что, несмотря на реорганизацию и переоснащение, Красная армия еще не готова к войне с Германией. Это мнение было аналогично мнению полковника Кребса - нового немецкого военного атташе в Москве. На следующий день Сталин сделал беспрецедентный шаг - отобрал у Молотова пост главы советского правительства, правда оставив ему пост комиссара иностранных дел. Шуленбург понял, что это «невероятное» событие вызвано желанием Сталина любой ценой удержать Советский Союз от конфликта с Германией.

Новые жесты, призванные умиротворить рейх, начиная от отрицания концентрации войск на западе России и заканчивая отзывом советского признания некоторых ссыльных европейских правительств (включая правительство Югославии), показывают, что Шуленбург был прав в своем объяснении советской политики накануне катастрофы. Конечно, было бы преувеличением утверждать, как Черчилль и некоторые другие деятели, что Сталин и его помощники показали себя в это время «самыми всецело обманутыми растяпами Второй мировой войны». Учитывая тот факт, что русские, как и, впрочем, все остальные, слишком долго серьезно недооценивали Гитлера, что еще могло в этот период сделать советское правительство, кроме как оттянуть нападение? Сталин вряд ли мог вынашивать планы нападения на основные части немецкой армии, имея силы, еще не готовые даже к обороне, как бы такой результат ни был желателен для Черчилля. Советским стратегам и тактикам еще многому предстояло научиться в будущем; тем не менее на этом заключительном этапе перёд нападением внешняя политика Сталина и на западе, и на Дальнем Востоке была реалистичной, так же как и эгоцентричной.

Недоверие Сталина к мотивам англичан и намерениям немцев вряд ли могло уменьшиться, когда он узнал, что вечером 10 мая давний друг Гитлера и номинальный глава организации нацистской партии Рудольф Гесс неким таинственным образом улетел в Шотландию. Выполнялась эта миссия с молчаливого согласия Гитлера или нет, у русских не было оснований верить ни сконфуженным немецким, ни уклончивым британским объяснениям, касающимся полета Гесса. Хотя впоследствии Гитлер и публично, и в частной беседе с Муссолини решил описать неудачную попытку Гесса достичь соглашения с британцами как поступок безумца, нет никаких сомнений, что фюрер с радостью приветствовал бы возможность получить свободу действий в Восточной Европе накануне начала реализации «Барбароссы». К примеру, генерал Гальдер слышал, как фюрер без всякой неприязни описывал тревогу Гесса по поводу «братоубийственной войны между двумя германскими народами», войны, прекращения которой фюрер имел все основания желать сильнее, чем раньше.

Если фюрер оставался весьма покладистым, когда речь заходила о договоренностях с англичанами, его неприязнь к востоку оставалась непоколебимой. К 13 мая он расширил и усилил свои ранние распоряжения о немедленном расстреле политических комиссаров приказами, разрешающими, а в действительности и поощряющими использование самых жестоких военных методов в случае сопротивления населения Советского Союза в целом. Стремление генералов смягчить новые приказы неизменно встречались попытками замаскировать, но тем не менее навязать их. В то же время отвлекающие от плана «Барбаросса» операции активно разрабатывались. Теперь подчеркивалось, что воздушно-десантная атака на Крит является лишь репетицией для такого же нападения на Британию.

Немецкие отвлекающие операции для прикрытия подготовки операции «Барбаросса» стали остро необходимы, когда немецкие войска со всей Европы, включая Балканы, хлынули к советской границе. Оглядываясь назад, можно утверждать, что лишь немногие обманывались относительно истинных намерений нацистов. Хотя возможность достижения соглашения в последнюю минуту, причем на условиях намного более благоприятных для немцев, чем раньше, смущала всех потенциальных участников боевых действий со стороны оси и, вероятнее всего, возбуждала надежды Сталина на возможность увеличения отсрочки.

Уже в начале мая слухи о грядущем нападении Германии на Советский Союз распространились в Берлине настолько широко, что их уже невозможно было сбрасывать со счетов, независимо от официальной позиции немецкого и советского правительств. К середине мая и британский премьер со всей определенностью пришел к такому заключению и даже сообщил об этом своему старому другу генералу Яну Христиану Смэтсу. Понятно, что русские тоже не могли не обращать внимания на эти слухи, не говоря уже о соответствующих сообщениях своей же разведки. 17 мая были запрещены поездки иностранных дипломатов на запад России - там шло активное движение войск. Среди многих разведывательных донесений от агентов и военных атташе было сообщение от старейшего и самого доверенного агента советской разведки Рихарда Зорге. 20 мая он сообщил из Токио, что 20 июня около 180 немецких дивизий нападут на Россию. Направления главных ударов - Москва и Ленинград. В мае и июне Красная армия получала информацию о плане «Барбаросса» от информаторов в немецком армейском Генеральном штабе и ОКВ, причем последнее сообщение поступило за неделю до нападения. Несомненно, несмотря на последствия великой чистки, советские разведчики не подвели свою страну, пусть и в таком относительно простом задании, как наблюдение за грандиозными тактическими приготовлениями немцев к операции «Барбаросса».

Гроссадмирал Редер выбрал именно этот неблагоприятный момент, чтобы напомнить фюреру о Средиземноморском театре военных действий. Поддерживая Муссолини и Эрвина Роммеля, Редер потребовал от фюрера направления 12 дивизий осенью 1941 года для захвата Суэца. Он заверил фюрера, что такой удар «станет более смертоносным для Британской империи, чем захват Лондона». Вероятно, Редер так до конца и не понял, что Гитлеру не слишком хочется идти против Лондона и еще меньше - уничтожать Британскую империю. Как всегда утверждал Гитлер, его Индия находится в России, и в военной директиве № 30 от 25 мая фюрер уже дал указание отложить операции на Ближнем Востоке до завоевания России.

Наконец, пришло время сообщить союзникам рейха, действующим и потенциальным, о скором начале операций против Советского Союза. Союзниками, имевшими самое выгодное географическое положение, чьи антисоветские «верительные грамоты» вряд ли могли подвергаться сомнению, были финны. С них немцы и начали. Консультации между Генеральными штабами двух государств велись практически беспрерывно с декабря 1940 года. Их кульминацией стал прием финского начальника штаба генерала Эриха Хейнрихса генералом Йодлем в Зальцбурге 25 мая.

Йодль, заявив, что сосредоточение войск Красной армии на западе России достигло 180 дивизий, предложил финнам организовать сдерживающую операцию, которая должна была задержать как можно более крупные силы русских в районе Ладожского озера. Далее он выразил уверенность в быстром освобождении финнов северной группой немецких армий, наступающей через прибалтийские государства на Ленинград, и сказал: «Я не оптимист и не жду, что война закончится через несколько недель. Но я и не верю, что она продлится много месяцев». Однако на следующий день Хейнрихс встретился с генералом Гальдером, который дал волю более пессимистичным взглядам ОКХ, что финны должны атаковать, когда представится возможность, по обеим сторонам от Ладожского озера в течение двух недель после начала операции «Барбаросса».

К сожалению, согласившись на желание Гальдера, касающееся финского наступления, финны также решили действовать в рамках плохо организованной немецкой командной структуры. Следует помнить, что она оставила норвежскую армию генерала Николауса фон Фалькенхорста, докладывавшего непосредственно в ОКВ, ответственной за то, что Гальдер теперь называл невыполнимой «экспедицией» последнего против Мурманской железной дороги в Северной Финляндии. Основные финские силы подчинялись собственному командиру, легендарному фельдмаршалу Карлу фон Маннергейму, а немецкая группа армий, двигавшаяся с юга через балтийские государства, оставалась под командованием Браухича и Гальдера - ОКХ. Поскольку ожидалось, что кампания будет успешно завершена в 1941 году, никто не ожидал, что трудности в координации трех отдельных штабов в объединенных операциях станут непреодолимыми. В любом случае финны согласились объявить полную мобилизацию армейских резервов поэтапно с 9 по 17 июня.

Муссолини, являвшийся активным сторонником операций против Советского Союза, по крайней мере пока он не втянулся в действия против Великобритании, должен был быть вторым привилегированным лицом, получившим точную информацию от немцев относительно «Барбароссы». Граф Чиано, которому немцы вполне обоснованно не доверяли, не обладал такой привилегией. Уже имевший информацию от итальянской военной разведки дуче в начале июня с нетерпением ожидал, когда у немцев полетят перья в конфликте с хорошо вооруженными русскими. Как и его родственник-германофоб, он же министр иностранных дел, Муссолини жаждал получить компенсацию за унизительное спасение на Балканах доселе непобедимой немецкой армии.

С привычной двойственностью, которая всегда характеризовала его политику по отношению к рейху, в конце мая Муссолини приказал начальнику штаба итальянской армии подготовить моторизованный корпус из трех дивизий для службы в России. Гитлер не принимал эту, вероятнее всего, нежеланную итальянскую компенсацию почти до самого начала операции «Барбаросса». Компенсаций в части престижа с неизменно торжествующим фюрером добиться было трудно. Но не является правдой и то, как часто говорят, что дуче был застигнут врасплох действиями Гитлера в России.

Следующими на очереди узнать о великом решении Гитлера были далекие и недоверчивые японцы. Еще в середине мая немецкий Генеральный штаб намекнул японскому военному атташе на план «Барбаросса», а 6 июня Гитлер лично сообщил японскому послу генералу Осиме о своем намерении уничтожить Россию в кампании продолжительностью не более двух-трех месяцев. Осиме, как и другим потенциальным союзникам, Гитлер сначала не указал точную дату начала операции, и, возможно, это позволило сбитому с толку министру иностранных дел Ёсукэ Мацуоке убедить своих коллег в том, что русско-германская война еще может не начаться. Такой конфликт еще больше дискредитировал и так непопулярного автора русско-японского пакта о нейтралитете среди коллег по кабинету. Дело в том, что моментальная готовность министра иностранных дел отказаться от собственного пакта и присоединиться к Германии в войне против России привела его более консервативных коллег к выводу, что непредсказуемость Мацуоки слишком велика и граничит с безумием,

11 июня в долгожданной беседе с Гитлером генерал Ион Антонеску с готовностью предложил рейху свое участие в наступательной войне против России с первого же дня. В течение недели отзывчивые румыны узнали о точной дате начала операции «Барбаросса», чтобы иметь возможность провести мобилизацию своих сил. Не желая уступить в энтузиазме ненавистным румынам, адмирал Миклош Хорти сообщил немецкому послу, что этого дня он ждал двадцать два года. Спустя много веков, заявил Хорти, человечество будет благодарить фюрера за освобождение русского народа от гнета коммунизма. Понятно, что восторг Хорти относительно благородного жеста, задуманного Гитлером в России, никак не повлиял на статичную позицию мадьярских дивизий в частях Трансильвании, недавно полученных от Румынии. Для гитлеровской экспедиции в Россию было достаточно венгерских войск второго эшелона. В последний момент шведы, испанцы и словаки предоставили транзитные права или дивизии добровольцев для крестового похода против большевистской России. Более рассудительные турки ограничились выражением радости.

Как англичане и испанцы, турки имели веские причины радоваться кажущемуся изменению направления немецкой агрессии на Советский Союз. В военной директиве № 32 от 11 июня фюрер дал понять, что турецкий нейтралитет должен продлиться столько, сколько продержится Красная армия, которой турки опасались. Англичане начиная с ночи 10/11 мая были избавлены от интенсивных воздушных налетов немецкой авиации. Теперь бомбежки, как и действия военно-морского флота, могли возобновиться только после победы над Россией. И испанцам, после освобождения фюрера от восточного инкуба, предстояло узнать, насколько опасны бесконечные проволочки, когда речь идет о новом хозяине Европейского континента.

Чтобы удержать ожидаемые немецкие завоевания в европейской части России в конце 1941 года, Гитлер в военной директиве № 32 объявил, что 60 немецких дивизий в дополнение к войскам сателлитов будет достаточно. Тем самым основная часть немецкой армии освободится для наступательных операций из Ливии на Суэц, из Болгарии через Турцию и, если будет возможно, с Кавказа через Иран к практически беззащитным нефтяным месторождениям Ирака и Персидского залива.

Подготовка немцев к операции «Барбаросса» приблизилась к завершению на общей встрече занятых в операции военных командиров, которая состоялась в Берлине 14 июня 1941 года. На ней Гитлер снова назвал предстоящую кампанию неизбежной и более предпочтительной в настоящее время, чем позднее, когда Красная армия будет лучше обучена и оснащена, а у немцев могут появиться другие дела. После 14 июня русские субмарины у берегов Германии могли быть атакованы при обнаружении, а отплытие немецких судов в советские порты было приостановлено под разными предлогами. 17 июня была окончательно утверждена дата начала операции - 22 июня. Начиная с 18 июня можно было уже не скрывать завершающую стадию подготовки. Ультиматум предъявлен не был, следовательно, у Сталина не было официального предупреждения, однако представляется сомнительным, что такой классический анахронизм мог существенно изменить советскую политику в этот период.

Накануне «Барбароссы» немецкий боевой порядок первого дня русского театра военных действий, включая Финляндию, насчитывал 154,5 немецких, 18 финских и 14 румынских дивизий. Итальянские, венгерские, словацкие и испанские части должны были прибыть после 21 июня. Немцы располагали 19 бронетанковыми дивизиями с 3350 танками, что составляло примерно 75 % танковых сил (из расчета на дивизию), которые использовались во Франции. Кроме того, они имели 13 моторизованных и 1 кавалерийскую дивизию. Помимо финских дивизий, на отдельном Финском фронте, доклады с которого поступали непосредственно в ОКВ, находилось, в основном на севере, 4,5 немецкой дивизии, как часть армии Норвегии, под командованием генерала Николауса фон Фалькенхорста.

150 немецких дивизий на главном советском фронте под началом ОКХ были организованы в три группы армий, так же как и резервы ОКХ для «Барбароссы». Кроме довольно многочисленных сил союзников Германии, численность одной только немецкой армии на востоке в начале кампании достигала 3,3 миллиона человек. Группа армий «Север» из 30 дивизий под командованием фельдмаршала Вильгельма фон Лееба включала 16-ю и 17-ю армии, а также 4-ю танковую группу с 3 бронетанковыми дивизиями. Группа армий «Центр» из 51 дивизии под командованием фельдмаршала Федора фон Бока включала 4-ю и 9-ю армии, а также 2-ю и 3-ю танковые группы с 9 бронетанковыми дивизиями. Группа армий «Юг» из 43 немецких и 14 румынских дивизий под командованием фельдмаршала Герда фон Рундштедта включала 6-ю, 11-ю и 17-ю немецкую армии, а также 1-ю танковую группу из 5 дивизий, как и 3-ю румынскую армию.

Данные о советском боевом порядке перед 21 июня 1941 года намного менее точны. Советская сторона, судя по всему, располагала 235 дивизиями и 85 моторизованными и бронетанковыми бригадами в европейской части России. Организованные в 18 армий или отдельных механизированных корпусов, эти силы насчитывали около 4,5 миллиона человек, которые готовились встретить немцев и их союзников.

Состав советских «фронтов», как они стали называться в русских официальных сообщениях, когда началось военное противостояние, был сходным по организации, как и по численности, с армиями стран оси. Балтийский и Ленинградский фронты состояли из 3 армий каждый, в Белоруссии Западный фронт генерала Павлова включал еще 3 армии, так же как и 4 танковых или механизированных корпуса. На Украине Киевский, Юго-Западный и Одесский фронты включали 6 армий и 4 механизированных корпуса. Эти корпуса находились в процессе преобразования из корпусов и бригад в танковые дивизии, согласно, по-видимому, успешному опыту немцев. Им не хватало тренировки, транспорта и даже снабжения горючим.

В разных источниках приводятся разные, отличные друг от друга оценки советских танковых сил - от 17 000 до 24 000 танков, из которых только 15 000 были современными. Советские военно-воздушные силы насчитывали более 6000 боевых самолетов против 2000, которыми первоначально располагали немцы на Восточном фронте. Как и танки, советские самолеты в основном были устаревшими, а пилоты - плохо обученными. Еще 60 немецких дивизий были оставлены на западе и юге Европы для защиты от возможного нападения британцев, которые, как 35 дивизий Красной армии, стоявших в Центральной Азии и на Дальнем Востоке, являлись резервами на случай кризисной ситуации на главном театре военных действий у воюющих сторон.

Гитлер и армейский Генштаб обрели новую уверенность после успешной кампании на Балканах, а политическое суждение Гитлера, ожидавшего народного восстания против Сталина в случае серьезных неудач Красной армии, нашло широкую поддержку даже среди тех, кто раньше не демонстрировал особого дружелюбия. Например, за две недели до нанесения немцами удара по Советскому Союзу американский посол Лоуренс Стейнхардт доложил из Москвы своему правительству о росте крестьянского недовольства на Украине до такой степени, что одно только прибытие немецкой армии может сбросить советский режим. Конечно, явная недооценка популярности и возможностей Советов была ошибкой всех западных обществ после 1917 года, и винить за эту ошибку вряд ли имеет смысл одного только Адольфа Гитлера.

Альтернативный и более слабый аргумент, заключавшийся в том, что Гитлер напал на Россию, потому что не доверял ее растущей мощи и опасался советского нападения осенью 1941 года, представляется бессмысленным, поскольку Гитлер всегда намеревался напасть на Советский Союз как можно раньше, независимо от оценки состояния сил русских. Иллюстрирует это намерение, к примеру, его замечание начала 1942 года, когда дела пошли не так, как ожидалось, о том, что, хотя в июне он не верил в то, что русские имели 10 000 танков, если они их действительно имели, это было дополнительной причиной напасть на них как можно скорее. Следует отметить, что немецкое военное промышленное производство практически не возросло за год, который немцы провели, готовясь к операции «Барбаросса». Что же касается непосредственно армии, осенью 1941 года промышленное производство еще и снизилось.

Ссылка Гитлера на силу русских всерьез может рассматриваться как причина нападения нацистов только в долгосрочном плане. Даже оглядываясь назад, можно утверждать, что июнь 1941 года был первым реальным шансом Гитлера атаковать Россию. Он же был последним. Вероятно, к 1942 году и уж наверняка к 1943 году советское и англо-американское военное производство и мобилизация больших военных потенциалов достигли бы такой точки, когда победа Германии стала бы в высшей степени сомнительной. Удачный выбор времени всегда был сильной стороной Гитлера, а если вспомнить о его сравнительно легких победах, станет очевидно, что выбрать лучшее время для начала операции «Барбаросса» было невозможно.

С начала июня британские военные убедили в твердом намерении Гитлера поставить все на Россию, и 10 июня британский министр иностранных дел Энтони Иден заверил советского посла в том, что в случае русско-германского конфликта Британия сделает все, что в ее силах, чтобы отвлечь внимание немцев на западе воздушными налетами. На это заявление посол Иван Майский не дал никаких комментариев, только проинформировал мистера Идена о том, что советское правительство не планирует никаких переговоров о военном союзе с рейхом. 13 июня Иден пошел дальше и предложил Майскому британскую экономическую и военную помощь в случае нападения немцев, которое теперь представлялось неизбежным. В ответ посол запросил больше информации о немецких приготовлениях.

Через два дня, 15 июня, за инициативами в адрес неразговорчивых Советов последовало прямое обращение Черчилля к президенту Рузвельту относительно предполагаемых действий Гитлера. К 20 июня поступил ответ Рузвельта, в котором он согласился публично поддержать любое заявление, которое сочтет нужным сделать премьер-министр, приветствуя Россию в роли союзника. Однако, в частном порядке, британские штабисты воскресили старую идею Черчилля и еще более старую фантазию французов - пригрозить советским нефтяным месторождениям на Кавказе британской бомбардировкой в качестве средства давления, которое должно было заставить Сталина не стремиться к новым соглашениям с Гитлером. Даже перед самым началом операции «Барбаросса» англо-советские отношения вряд ли можно было назвать дружескими.

18 июня Майский, вероятно, проинформировал Москву о том, что, наконец, британский посол в СССР сэр Стаффорд Криппс, ранее выражавший свой скептицизм, теперь тоже в любой момент ожидает нападения Германии на Советский Союз силами 147 дивизий - довольно точная оценка. Можно предполагать, что мнение такого лейбориста, симпатизирующего Советскому Союзу, как Криппс, могло иметь больший вес для Москвы, чем слова Уинстона Черчилля. Однако даже «левый» Криппс не считал русских способными продержаться против немцев больше трех-четырех недель. Когда же 22 июня немецкая атака действительно началась, глава имперского Генерального штаба сэр Джон Дилл в своем обращении к премьеру выразил общее мнение военной верхушки Запада, сказав, что очень скоро русских начнут окружать полчищами. Учитывая такое общественное мнение, ни эйфория Гитлера, ни попытки Сталина умиротворить немцев не кажутся странными или неразумными.

Послевоенные советские утверждения относительно неготовности страны противостоять военному вторжению в 1941 году были настолько подробными и всеобъемлющими, что уверенность немцев в способности качественного превосходства справиться с количественным преимуществом противника в живой силе и технике представляется оправданной. Ведущие советские деятели - Сталин, маршал Тимошенко, начальник штаба армии с февраля 1941 года Жуков - все в той или иной степени несли ответственность за неадекватную подготовку к войне. Например, помимо изобилия предупреждений из-за границы, командующий Киевским военным округом генерал Кирпонос незадолго до нападения немцев обратился к Сталину с просьбой разрешить эвакуацию гражданского населения приграничных районов, чтобы ускорить строительство фортификационных сооружений. Сталин запретил оба этих мероприятия в приграничных областях на основании того, что они могут спровоцировать нападение немцев. Как американцы в Вашингтоне и Пёрл-Харборе шестью месяцами ранее, советский диктатор позабыл о том, что неоправданные оборонительные мероприятия могут спровоцировать атаку с той же вероятностью, что и мирные инициативы - задержать ее.

Советские поставки жизненно важных для Германии импортных грузов - дальневосточного каучука , русского зерна, нефти и др. - могли следовать через границу до последнего дня, и плохая подготовка красноармейцев, в основном устаревшая техника и нехватка кадров в передовых частях армии, не могла ускользнуть от внимательных глаз немцев. Постоянное движение новобранцев Красной армии из-за сталинских фортификационных линий на Днепре в сторону запада предполагало, что не существовало интегрированного плана обороны, что, собственно, и соответствовало действительности. Более того, текущая реорганизация и переоснащение Красной армии лишили многие армейские подразделения все еще полезной старой материальной базы, почти ничего не предложив взамен передовым отрядам. Например, 1500 имеющихся современных танков весной 1941 года были отправлены к западной границе, но подавляющее большинство старых танков, вполне пригодных к эксплуатации, больше не поддерживались в рабочем состоянии. Поэтому, несмотря на поспешные оборонительные меры на западе, проводимые в результате объявленного 10 апреля состояния готовности, среди которых была переброска на Украину большей части двух армий с Северного Кавказа и Сибири, во многих отношениях Красная армия оставалась неготовой достойно встретить немецкое нападение в июне.

После показного отъезда Сталина из Москвы на отдых к Черному морю, состоявшегося 14 июня, агентство ТАСС опровергло правдивость «абсурдных» слухов о неизбежности нападения немцев. Помимо этого ТАСС заявило, что перемещение немецких войск на восток не имеет агрессивных намерений, а недавний советский призыв резервистов был назван обычными летними маневрами. Когда этот пробный шар не вызвал никакой ответной реакции Берлина, кроме молчания, 21 июня советский посол в Германии Деканозов потребовал ответа на предыдущие запросы Советского Союза относительно увеличения количества разведывательных полетов над советской территорией. В то же время в Москве комиссар иностранных дел Молотов обеспокоенно спрашивал немецкого посла Шуленбурга, действительно ли немецкое правительство оскорблено Советами.

На следующий день, 22 июня, в 4 часа утра рабски преданный Сталину Деканозов получил ответ от немецкого министра иностранных дел Риббентропа. Он находился в состоянии крайнего возбуждения, вероятно призванного компенсировать тот факт, что его слова разбили его же собственные надежды на возобновление сотрудничества между нацистами и русскими. Риббентроп официально возложил вину за немецкое вторжение в Россию на русских. По его словам, оно было вызвано враждебностью советской политики, в первую очередь в Югославии, а также концентрацией советских войск на западе. Однако, провожая советского посла до двери, Риббентроп шепотом сообщил, что выступал против решения фюрера. Получив разъяснение от посла Шуленбурга в Москве, Молотов не удержался от вопроса, считает ли столь же обеспокоенный Шуленбург, что Советы заслужили подобное обращение. Репутация Молотова, как и Риббентропа, была теперь неразрывно связана с прекратившим свое существование пактом о ненападении.

Муссолини получил длинное послание от Гитлера, в котором тот «извинялся» за свои действия, подчеркнув необходимость немецкого нападения раньше, чем военные экономики русских, англичан и американцев заработают на всю мощь. Поскольку нападение Гитлера на Советский Союз невозможно, Гитлер атаковал Россию, что, в свою очередь, увеличит японскую угрозу Соединенным Штатам. Гитлер заявил, что, даже если ему придется оставить в России 60 или 70 дивизий после успешного завершения кампании этого года, они будут только небольшой частью текущей концентрации на востоке.

В заключение Гитлер написал, что после своей внутренней борьбы, в результате которой он принял великое решение об операции «Барбаросса», он почувствовал себя «духовно свободным». Гитлер добавил, что, несмотря на его «искренние» попытки успокоить русских, это партнерство казалось ему утомительным, поскольку не отвечало его характеру, идеям, обязанностям. И теперь он избавился от моральных терзаний.

Ни противодействие некоторых генералов, ни весьма притягательные альтернативы, предлагаемые военно-воздушными силами, флотом и министерством иностранных дел, ни непримиримая враждебность Британии Уинстона Черчилля, ни льстивые речи Иосифа Сталина - ничто не смогло отвлечь Гитлера от смертоносного стремления на восток. В течение двух лет Германия вела тяжелые бои с превосходящими силами военно-морского флота Великобритании, уже год военно-воздушные силы Германии противостояли Королевским ВВС. Наконец, впервые во Второй мировой войне хваленой германской армии предстояло встретить противника, который, хотя и не был готов к первому нападению, в недалеком будущем окажет достойное сопротивление.

Примечания:

Импорт дальневосточного каучука был настолько важен для операции «Барбаросса», что запрет русских даже на одну только эту позицию мог серьезно повлиять на перспективы всей военной кампании. (Примеч. авт.)

Все агрессивные действия Германии 1938-1940 гг. - захват Австрии, Чехословакии, Польши, Франции и других государств - являлись этапами к нападению на Советский Союз, который она рассматривала в качестве главного препятствия на пути к завоеванию мирового господства.

«Украинская пшеница и уголь Донбасса, никель Кольского полуострова и кавказская нефть, плодородные приволжские степи и белорусские леса - все это играло решающую роль в преступных замыслах фашистских захватчиков» .

Однако война против СССР, которую готовили гитлеровцы, была необычной войной. Они выступали в роли ударного отряда мировой империалистической реакции в борьбе против первого в мире социалистического государства. 30 марта 1941 г. Гитлер заявил высшим военачальникам, что «эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость - благо для будущего... Речь идет о борьбе на уничтожение» . Далее он говорил о борьбе двух идеологий, о необходимости вынести «уничтожающий приговор большевизму», о том, что задачи Германии в отношении Советского Союза состоят не только в том, чтобы разгромить его вооруженные силы, но и в том, чтобы «уничтожить государство» .

Планируя войну против Советского Союза, подготовку к которой они вели с момента захвата власти в Германии, гитлеровцы ставили своей целью порабощение, истребление советских людей, колонизацию территории Советского Союза.

На Нюрнбергском процессе генерал Иодль говорил, что уже во время кампании на Западе, т. е. в мае-июне 1940 г., Гитлер сказал ему, что он решил принять меры против Советского Союза «как только наше военное положение сделает это возможным» .

Увлеченные победами на Западе, Гитлер и его генералы были уверены, что они покончат с Советским Союзом так же быстро, как и с западными государствами. «Такая непонятная заносчивость, - писал после войны гитлеровский генерал Г. Гудериан, - привела немцев к убеждению, что, подобно кампаниям в Польше и Франции, война на Востоке будет также молниеносной... Предполагалось, что военная мощь России будет уничтожена еще до наступления распутицы» .

Это мнение о «молниеносной войне» с Россией разделяли и неоднократно высказывали высокопоставленные немецкие генералы Кейтель, Иодль, Маркс, Паулюс. Начальник генерального штаба Гальдер в середине июня 1941 г. говорил начальнику венгерского генерального штаба: «Советская Россия все равно, что оконное стекло; нужно только раз ударить кулаком, и все разлетится в куски» .

Эти идеи были положены в основу плана войны против СССР, разработанного германским верховным военным командованием осенью и зимой 1940-1941 гг.

Как свидетельствует запись в дневнике Гальдера от 30 июня 1940 г., даже во время празднования его дня рождения между присутствовавшими генералами и высокопоставленными государственными чиновниками главной темой беседы была проблема подготовки нападения на Советский Союз. Присутствовавший там заместитель Риббентропа Вейцзекер сообщил Гальдеру мнение Гитлера о необходимости сосредоточить основное внимание на Восток, а также о необходимости разделаться с Англией для того, чтобы развязать себе «руки на Востоке» .

22 июля 1940 г. главнокомандующий сухопутными силами вермахта Браухич сказал Гальдеру, что он получил 21 июля приказ фюрера начать разработку плана войны против СССР . Браухич дважды повторил слова Гитлера: «...никаких признаков активного выступления России против нас нет... русские не хотят войны» .

Для конкретной разработки плана войны к генеральному штабу сухопутных войск 29 июля 1940 г. был прикомандирован генерал Маркс .

31 июля 1940 г. на совещании руководителей вермахта в Бергхофе Гитлер развил разбойничий замысел в отношении Советского Союза. «Россия, - заявил он, - должна быть ликвидирована... Мы одним стремительным ударом разгромим все. государство целиком» .

Первоначально предусматривалось начать наступление на Востоке уже осенью 1940 г. Однако на совещании в Бергхофе 31 июля Гитлер сделал вывод: «...Россия должна быть ликвидирована. Срок - весна 1941 г.» и далее: «Начало [военной кампании] - май 1941 г.

После получения этих ориентирующих указаний верховное командование вермахта и командование сухопутных сил приступили к разработке вариантов войны против СССР . В начале августа 1940 г. появился первый детальный проект «Операции Ост». Началась переброска войск на Восток - в Польшу, Пруссию и другие районы, прилегающие к границам Советского Союза. С середины июня и до начала сентября к советской границе было переброшено 36 дивизий .

В августе-сентябре 1940 г. в замке Фушле во время встречи Риббентропа с Кейтелем обсуждался меморандум о предстоящем выступлении Германии против Советского Союза, разработанный Кейтелем .

Завершающую работу по составлению плана войны против СССР выполнил заместитель начальника генерального штаба генерал Паулюс. Под его руководством в ноябре-декабре были проведены три штабные игры, в ходе которых отрабатывались детали этого плана .

18 декабря 1940 г. Гитлер подписал директиву № 21, разработанную штабом ОКВ и получившую название план «Барбаросса» .

Это был целый комплекс военных, политико-дипломатических, экономических и идеологических мероприятий, связанных с подготовкой войны против СССР. Германские вооруженные силы должны были подготовиться, чтобы разбить Красную Армию в ходе кратковременной кампании еще до завершения войны с Англией и достичь линии Архангельск-Волга-Астрахань . Для выполнения этой задачи создавались три группы армий: «Север» - наступление на Ленинград; «Центр» - овладение Москвой и группа армий «Юг» - наступление на Украину и Кавказ. Наступление планировалось осуществить тремя этапами: на первом этапе предусматривалось уничтожение советских войск, расположенных в западных районах страны, и овладение Ленинградом; на втором - сокрушение советских резервов и занятие Москвы и Ростова и на третьем - выход к линии Архангельск - Астрахань. Главными стратегическими объектами объявлялись Ленинград, Москва, Центральный промышленный район и Донецкий бассейн. Особое внимание уделялось захвату Москвы, которая, как пишет генерал Гудериан, «была своего рода ключом ко всей советской системе. Как город, где находилось правительство, как важный индустриальный район, как крупнейший центр с резиденциями иностранных представительств, этот столичный город, еще больше, чем Париж во Франции, был важен для немцев в том отношении, что овладение им имело решающее значение в военном, экономическом и политическом отношениях» .

Для наступления против СССР фашистская Германия мобилизовала колоссальные силы. К середине 1941 г. фашистская Германия располагала 213,5 дивизиями. Против Советского Союза было выставлено 152 дивизии (в том числе 19 танковых и 14 моторизованных) и 2 бригады, а вместе с сателлитами - 190 дивизий и 4 воздушных флота. В вооруженных силах вермахта было 7234 тыс. человек. 4,5 млн из них, а с сателлитами 5 млн человек, составлявших кадровую, хорошо вооруженную и прошедшую школу полуторагодичной войны на Западе армию, выставила Германия против Советского Союза .

План «Барбаросса» был основан на авантюристической концепции, предусматривавшей быстрый разгром Красной Армии и распад Советского государства. Немецкое верховное командование недооценивало крепость советского общественного и государственного строя, морально-политическое единство советского народа, военную и экономическую мощь СССР .

Ныне буржуазные историки и битые гитлеровские генералы в своих мемуарах пытаются всячески обелить германских монополистов, генералов, дипломатов, избавить их от ответственности за войну против СССР, снять с них обвинение в кровавых злодеяниях, совершенных в отношении народов Советского Союза и других стран.

А. Даллес пишет, что летом 1940 г., когда ОКВ издало директиву о подготовке войны против СССР, генеральный штаб не был информирован об этом. Одновременно, по его словам, многие офицеры генштаба скептически оценивали русский военный потенциал и несерьезно относились к донесениям германского военного атташе в Москве полковника Кюстринга и сообщениям абвера о военной мощи СССР .

Гитлеровские генералы пытаются доказать, что они не повинны в подготовке войны с СССР, что ответственность за нападение на СССР будто бы несут только Гитлер и его ближайшие советники. «Эти советники, - пишет генерал Гудериан, - совершенно запутались в оценке своих противников и в оценке своего верховного главнокомандующего как стратега, которого Геринг и Риббентроп (только ли они! - В.Ф. ) превратили в «величайшего полководца в истории всех времен» .

Действительно, имелась группа лиц, правда незначительная, которая не поддалась фашистскому военному психозу и трезво оценивала обстановку, понимая роковые последствия для Германии планируемой агрессии против Советского государства. Одним из таких генералов и был Бек, который не был возвращен Гитлером на военную службу. После начала войны с Советским Союзом Бек в беседе с одним из офицеров генштаба сказал, что «война была проиграна еще до того, как раздался первый выстрел немецкого солдата» .

Германский военный атташе в Москве полковник Кюстринг часто предупреждал генштаб против недооценки мощи Советского Союза .

Гёрлитц и другие, пытаясь снять с немецких генералов ответственность за кровавые злодеяния и зверства вермахта на советско-германском фронте, убеждают своих читателей, будто генералы - участники «оппозиции» выступали против преступных приказов Гитлера.

В действительности, агрессивная война против СССР являлась сокровенной мечтой прусско-германских милитаристов и всей международной империалистической реакции.

Немецкие генералы не только не выступили против плана «Барбаросса», но они тщательно разработали его, а затем участвовали в осуществлении кровавых злодеяний гитлеровцев в отношении народов оккупированных районов Советского Союза.

Накануне нападения на СССР начальником оперативного отдела генерального штаба армии был назначен генерал Хойзингер, которого буржуазные историки изображают участником «верхушечной оппозиции» . Хойзингер непосредственно участвовал в разработке и осуществлении планов войны против СССР.

Германские генералы еще до нападения на СССР планировали порабощение и истребление народов Советского Союза. 12 мая 1941 г. ОКВ издало инструкцию войскам о поголовном расстреле советских комиссаров и политработников. Позже этот приказ распространился на всех коммунистов и советских активистов. 15 мая 1941 г. было издано указание о том, что германские солдаты не должны наказываться за самые тяжелые преступления, совершенные против мирного населения на территории СССР: «Возбуждение преследования за действия, совершенные военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок» .

В последующих приказах гитлеровцев говорилось о необходимости применять на восточных территориях наиболее суровые и беспощадные меры наказания, проводить политику террора, который подавил бы всякую волю к сопротивлению со стороны населения. «В этой связи, - говорилось в одном из приказов Кейтеля, - следует помнить, что человеческая жизнь в оккупированных странах ничего не стоит. Только необычная жестокость может иметь сдерживающую силу. Смертный приговор 50 или 100 коммунистам в таких случаях должен рассматриваться как приемлемое возмещение за жизнь одного германского солдата» .

Офицеры получили право применения карательных мер в отношении советского населения: уничтожение деревень, городов, конфискация имущества. Для уничтожения советских людей были созданы специальные группы СС, так называемые «эйнзатцгруппы» и «эйнзатцкоманды». Они действовали совместно с воинскими соединениями. Директива ОКВ для «особых районов» от 12 марта 1941 г. предусматривала, что Гиммлер может посылать эти группы в районы боевых действий для выполнения политических и административных задач, вытекающих из борьбы «между двумя противоположными политическими системами». В директиве подчеркивалось, что эти части должны быть подчинены командующему в районе боевых действий. Армия должна была обеспечить их размещение и снабжение продовольствием. Позже Гиммлер и ОКХ, как это подтвердил в своих показаниях генерал Браухич, заключили специальное соглашение о деталях согласованных действий. Были разработаны детальные планы ограбления и порабощения народов СССР.

Военно-экономическое управление ОКВ, возглавляемое генералом Томасом (также внесенного фальсификаторами истории в число «оппозиционеров»), уже в конце 1940 г. проводило предварительную подготовку к войне с СССР. Оно собрало разведывательные сведения о промышленности СССР и подготовило специальный сборник «Военная экономика Советского Союза». Была составлена специальная картотека с перечислением важнейших промышленных предприятий Советского Союза. Генерал Томас 29 апреля 1941 г. создал экономический штаб «Ольденбург» (кодовое обозначение экономической части плана «Барбаросса»), возглавляемый генералом Шобертом. Главная задача этого штаба, как говорил Томас, состояла в захвате сырья и важнейших промышленных предприятий на территории СССР . План «Ольденбург» получил свое дальнейшее развитие в «Директивах по руководству экономикой во вновь оккупированных восточных областях» («Зеленая папка»), изданных под грифом «секретно»: «Для ориентации военного командования и военно-хозяйственных инстанций в области экономических задач в подлежащих оккупации восточных областях». Основные экономические задачи сводились к следующему: немедленное и полное использование оккупированных областей в интересах Германии. «Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти - такова главная экономическая цель кампании» .

Далее, этот заранее разработанный план планомерного ограбления Советского Союза предусматривал вывоз в Германию всего сырья, товарных фондов и запасов, а также поголовное ограбление гражданского населения. «Все нужные нам сырьевые товары, полуфабрикаты и готовую продукцию следует изымать из торговли путем приказов, реквизиций и конфискаций... Немедленный сбор и вывоз в Германию платины, магния и каучука. Выявленные в прифронтовой полосе и тыловых областях продукты питания, а также средства бытового и личного потребления и одежды поступают в первую очередь в распоряжение военно-хозяйственных отделов...»

Создавался специальный разветвленный аппарат для организации ограбления Советского Союза. Этот аппарат действовал в тесном контакте с командованием вооруженных сил.

Была усилена разведывательная деятельность против СССР.

Буржуазные историки утверждают, что будто бы после разгрома Польши и особенно в период подготовки войны против СССР руководители абвера Канарис и Остер «становятся во главе заговора против Гитлера» . Однако многочисленные документы, предъявленные на Нюрнбергском процессе, и другие материалы показывают, что Канарис и его сотрудники не только не противодействовали агрессивной политике гитлеровского правительства, но они еще более активно включились в подготовку войны против СССР, планы которой они вынашивали в течение длительного времени.

Как заявили в своих показаниях на Нюрнбергском процессе сотрудники абвера Г. Пиккенброк , Ф. Вентивеньи , Э. Штольц , по указаниям Канариса в 1940-1941 гг. они усилили разведывательную и диверсионную деятельность против СССР. Начальник отдела контрразведки венгерского генерального штаба генерал Штефан Уйсаси утверждал, что Канарис сыграл большую роль в подготовке агрессивной войны против Югославии и СССР. Еще в ноябре 1940 г. Канарис согласовал с Уйсаси план совместной разведывательной деятельности против этих стран .

В марте 1941 г. Канарис дал следующее указание о разведывательной работе против СССР:

1. Активизировать деятельность разведки.

2. Дезинформировать иностранные разведки, в частности, путем создания видимости улучшения отношений с СССР и подготовки удара против Великобритании.

3. Обеспечить секретность переброски войск против СССР.

По указанию Канариса заместитель начальника второго отдела абвера полковник Штольц в марте 1941 г. создал специальную группу под условным названием «А», в задачу которой входили подготовка диверсионных актов и организация подрывной работы в советском тылу, в частности использование своей агентуры для разжигания национальной вражды между народами Советского Союза. С этой целью он использовал находящиеся на службе германской контрразведки буржуазно-националистические, фашистские группировки.

Как показал Штольц на Нюрнбергском процессе, им «лично было дано указание руководителям украинских националистов германским агентам Мельнику (кличка «Консул-1») и Бандере организовать сразу после нападения Германии на Советский Союз провокационные выступления на Украине с целью подрыва ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение в происходящем якобы разложении советского тыла. Ими были подготовлены также специальные диверсионные группы для подрывной деятельности в Прибалтийских советских республиках. Так, например, германской агентуре, предназначенной для заброски в Литву, была поставлена задача захватить железнодорожный туннель и мосты близ г. Вильно, а германские диверсионные группы, предназначенные для действий в Латвии, должны были захватить мосты через реку Западная Двина» и удерживать их до подхода немецких войск.

В мае 1941 г. в абвере был создан специальный штаб для руководства разведывательной работой против СССР, названный в целях маскировки «Вилли». Штаб дислоцировался в местечке под Варшавой .

Абсгаген и другие «историографы» фашистской контрразведки, искажая факты, пытаются доказать, что будто бы в 1940-1941 гг. Канарис и Остер стремились использовать для устранения Гитлера специальные войсковые формирования, подчиненные командованию абвера . В действительности для диверсионной и террористической деятельности против СССР при абвере была создана специальная воинская часть, так называемый учебный полк особого назначения «Бранденбург 800», непосредственно подчинявшийся начальнику второго отдела контрразведки генералу Лахаузену. Этот полк комплектовался в нарушение элементарных норм международного права главным образом за счет немецкого населения других стран - агентов абвера, которые знали славянские языки. Для маскировки своих операций они получали обмундирование и вооружение иностранных армий. Перед нападением на СССР полк «Бранденбург 800» был снабжен обмундированием и вооружением Красной Армии. В нем были созданы специальные подразделения из числа немцев, знающих русский язык . Однако, как свидетельствуют документы Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками, Канарис и другие руководители абвера не предпринимали никаких попыток использовать этот полк диверсантов, равно как и другие воинские подразделения, для фрондирования против Гитлера.

Большое место в планировании подготовки нападения фашистской Германии на Советский Союз уделялось мероприятиям по дезинформации. История знает немало примеров вероломства гитлеровцев. Обман, подлог, шулерство и изощренные интриги являлись важнейшими орудиями подготовки фашистской агрессии против народов европейских государств. Так, шумихой об антикоммунизме и пацифистской демагогией они маскировали свою политику перевооружения и подрыва версальской системы. Они планировали убийство германского посла в Праге и применение ядовитых газов в качестве предлога для агрессии против Чехословакии, взрыв германской радиостанции в Глейвице и убийство собственных граждан в качестве предлога для нападения на Польшу, бомбардировку немецкой авиацией города Фрейбурга для оправдания нападения на Бельгию и Голландию и т. д. Но все эти коварные действия гитлеровцев меркнут по сравнению с той чудовищной кампанией лжи, дезинформации и обмана, которую они развернули накануне нападения на Советский Союз. В этой кампании участвовали все руководящие ведомства и учреждения фашистской Германии: правительство, генеральный штаб, контрразведка, министерства иностранных дел, пропаганды, внешней торговли, военной экономики, транспорта, пресса и радио. Немалую помощь им оказали англо-американские реакционные круги.

Одним из таких дезинформационных маневров гитлеровцев был план операции «Морской лев» зимой и весной 1941 г.

Документы германского командования позволяют сделать вывод о том, что идея вторжения в Англию (операция «Морской лев») претерпела быструю эволюцию . Если на завершающем этапе войны с Францией гитлеровское командование действительно планировало высадку десанта в Англии, то затем в конце лета - начале осени 1940 г. оно отказалось от этого намерения и перешло к подготовке более важной операции - войны против Советского Союза. СССР стал первоочередной целью гитлеровской агрессии.

Но, несмотря на форсированную подготовку к войне против СССР, гитлеровское руководство продолжало создавать видимость подготовки десантных операций против Англии. Этим обстоятельством и пытаются воспользоваться английские и западногерманские реакционные историки для обоснования тезиса о том, что и после капитуляции Франции вопрос о высадке в Англии занимал первостепенное место в германских военных планах, и весь этот период войны называют «битвой за Англию» . Так, Ф. Руге отмечает: начиная войну против СССР, Германия прежде всего преследовала цель поставить на колени Англию. «Гитлер, - пишет Руте, - рассчитывал разгромить последнюю сухопутную державу, на которую могла опереться Англия. Он надеялся достигнуть этим путем определенной политической цели, а именно приведения главного противника к готовности заключить мир, и в своих планах шел по следам Наполеона...» .

Бывший статс-секретарь министерства иностранных дел фашистской Германии Вейцзекер также пытается доказать в своих мемуарах, что якобы Гитлер, подобно Наполеону, стремясь сокрушить Англию, совершил нападение на Советский Союз . Эту версию повторил на научной конференции, посвященной 20-й годовщине победы над фашистской Германией, состоявшейся в апреле 1965 г. в Москве, западногерманский историк Якобсен, утверждавший, что главной целью Германии при нападении на СССР было стремление «поставить на колени Англию». Якобсен также проводил аналогию с известными планами Наполеона и пытался доказать, что, если бы гитлеровские войска смогли высадиться на Британских островах и захватить Англию, Германия не начала бы агрессию против СССР.

Однако объективный анализ документов и материалов командования вермахта и других ведомств фашистской Германии, свидетельства гитлеровских генералов и политических деятелей буржуазных государств, содержащиеся в их мемуарах, показывают полную несостоятельность подобных утверждений, преследующих цель реабилитации германских милитаристов. Эти документы также убедительно доказывают, что Англия была спасена в связи с началом немецко-фашистской агрессии против СССР, где и проходило главное сражение второй мировой войны.

Кроме плана «Морской лев», гитлеровское руководство осуществило ряд других обманных мероприятии по маскировке подготовки войны против СССР. Из анализа документов можно установить две фазы этой кампании дезинформации. Первая - с июня 1940 г. по март-апрель 1941 г., когда проводился камуфляж общих военных приготовлений для нападения на Востоке. Вторая - май-июнь 1941 г., когда маскировались стратегическое сосредоточение германских войск вблизи границ СССР и другие мероприятия по непосредственной подготовке войны против Советского Союза.

5 сентября 1940 г., спустя три дня после назначения генерала Паулюса обер-квартирмейстером-1 в генеральном штабе армии и получения им задания о подготовке непосредственного нападения на СССР, ОКВ издало специальную директиву, в которой говорилось, что переброска войск на Восток «не должна создавать впечатления в России, что мы готовим наступление на Восток» . Германская контрразведка должна была распространять сведения о замене частей, о том, что строительство аэродромов, улучшение шоссейных и железных дорог проводится в порядке усовершенствования транспортных связей с Германией и в экономических целях.

В директиве № 21 от 18 декабря 1940 г. (план «Барбаросса»), подписанной Гитлером и являвшейся основой для стратегического развертывания вермахта и для начала военных действий против СССР, говорилось: «Особое внимание следует обратить на то, чтобы не было разгадано намерение произвести нападение» .

Наиболее полно вероломная тактика гитлеровцев раскрывается при анализе «Руководящих указаний начальника штаба верховного главнокомандования по маскировке подготовки агрессии против Советского Союза», изданных 15 февраля 1941 г. «Цель маскировки - скрыть от противника подготовку к операции «Барбаросса». Эта главная цель и определяет все меры, направленные на введение противника в заблуждение» . В них говорилось, что на первом этапе проведения дезинформации (до апреля 1941 г.) по-прежнему следует поддерживать мнение о неопределенности германских намерений и акцентировать внимание на предстоящем вторжении в Англию, несмотря на значительное ослабление приготовлений к операции «Морской лев»: «...необходимо принять все меры, чтобы среди наших вооруженных сил сохранялось впечатление готовящегося вторжения в Англию, пусть в совершенно новой форме. Правда, в какой-то момент придется оттянуть с Запада предназначавшиеся для вторжения войска, но и это должно найти объяснение. Даже если войска будут перебрасываться на Восток, следует как можно дольше придерживаться версии, что переброска осуществляется лишь с целью дезинформации или прикрытия восточных границ в тылу во время предстоящих действий против Англии» .

На втором этапе приготовлений к нападению на СССР, скрыть которые становилось все сложнее, стратегическое развертывание сил должно было быть представлено под видом «крупнейшего в истории войн отвлекающего маневра, который якобы служил для маскировки последних приготовлений к вторжению в Англию» .

В директиве детально перечислялись формы и методы проведения дезинформационных мероприятий. Особенно подчеркивалась необходимость акцентировать внимание на предстоящем вторжении в Англию, преувеличивать значение вспомогательных операций «Марита» (план агрессии против Греции и Югославии), под прикрытием которого производилась переброска войск на Восток, и «Зоннеблюме» (кодовое обозначение операций в Северной Африке). Сосредоточение сил на Востоке должно было объясняться необходимостью обмена войск между западной и восточной частями Германии, подтягиванием тыловых эшелонов для операции «Марита» или для обеспечения тылового прикрытия против России. В целях дезинформации планировались и проводились специальные перевозки войск и вооружения на Запад.

Переброска военно-воздушных сил на Восток должна была производиться под предлогом необходимости сбережения авиации для вторжения в Англию. Большое внимание уделялось в ней распространению дезинформационных сведений о подготовке авиадесантного корпуса, который германское командование якобы намеревалось использовать для нападения на Англию. К авиадесантному корпусу прикомандировывались переводчики английского языка. Предусматривалась специальная операция «Альбион» по внезапному оцеплению определенных районов на побережье проливов Ла-Манш и Па-де-Кале и в Норвегии будто бы в целях охраны территории, с которой должен был отплыть десант в Англию. Предполагались и другие меры дезинформации, такие, как расстановка макетов на побережье, которые разведка противника могла бы принять за неизвестные до сих пор «ракетные батареи», и др. Руководство всей этой фиктивной операцией возлагалось на начальника военной контрразведки адмирала Канариса.

С каждым днем по мере приближения даты нападения на Советский Союз кампания дезинформации принимала все более крупные размеры. Несмотря на то что план вторжения в Англию был давно похоронен, гитлеровцы продолжали шумиху о подготовке десанта.

3 февраля 1941 г. на совещании, где подводились итоги подготовки нападения на СССР, Гитлер еще раз заявил, что стратегическая концентрация сил против СССР должна маскироваться мнимой подготовкой вторжения в Англию и операцией на Балканах. Здесь же было сообщено об отмене операции «Аттила» (план захвата неоккупированной части Франции), «Феликс» (план захвата Гибралтара) и операции «Морской лев» .

В указании ОКВ от 23 марта 1941 г. предлагалось «сохранять и максимально усиливать в Англии опасение относительно предполагаемой высадки» . В этих целях предписывалось осуществлять дополнительно такие мероприятия по дезинформации, как выдача различных памяток об Англии и распространение слухов о проведении «совершенно новой операции против Англии, которая вначале будет проводиться незначительными силами» .

12 мая 1941 г. ОКВ издало распоряжение «по проведению второй фазы дезинформации противника в целях сохранения скрытности сосредоточения сил против Советского Союза» . В этой фазе вводился максимально уплотненный график движения эшелонов. Принцип был таков: «Чем ближе день начала операции, тем грубее могут быть средства, используемые для маскировки наших намерений». Среди соединений, расположенных на Востоке, должны быть распространены приказы и новая волна слухов о переброске их на Запад.

В новом документе, «Временном плане Барбаросса», в котором подводились итоги состояния приготовлений к войне против СССР на 1 июня 1941 г., имелся специальный раздел «Маскировка», где говорилось о том, что началась вторая фаза дезинформации противника. Накануне нападения на Советский Союз на побережье Франции и Скандинавского полуострова предусматривалось сосредоточить военно-морские корабли, которые должны были совершить обманный маневр, имитирующий начало вторжения в Англию.

«Вторая фаза введения неприятеля в заблуждение («Акула» и «Гарпун») с целью создания впечатления о приготовлениях к десантным операциям из Норвегии, из района каналов на материке и из Бретани. Продвижение частей на Восток представляется как маневр для введения в заблуждение англичан относительно высадки в Англии» . Таким образом, сосредоточение сил на Востоке изображалось как дезинформационные меры с целью скрытия подготовки высадки в Англию.

Ряд высших гитлеровских офицеров во время допроса на Нюрнбергском процессе подтвердил, что такой отвлекающий маневр действительно имел место в июне 1941 г. Бывший заместитель начальника одного из отделов германской контрразведки полковник Э. Штольц раскрыл на Нюрнбергском процессе некоторые подробности подготовки этого обманного маневра на его второй фазе. В начале мая 1941 г. состоялось совещание под председательством заместителя начальника оперативного штаба ОКВ генерала В. Варлимонта. Обсуждались требования верховного командования о разработке наиболее эффективных мероприятий с целью замаскировать подготовку нападения на Советский Союз. Было признано необходимым проведение фиктивных мероприятий по реализации плана «Морской лев». Был намечен перевод значительной части германского военно-морского флота в порты Северного моря, а также концентрация авиационных соединений на французских аэродромах. Гитлер утвердил этот план . Как свидетельствует генерал Варлимонт, «вторая фаза введения врага в заблуждение» означала, что движением германских военных судов в сторону Англии гитлеровское командование намеревалось создать впечатление, будто вскоре будет осуществлена высадка десанта в Англию. Фельдмаршал Паулюс также говорил, что «был организован очень сложный обманный маневр, который был осуществлен из Норвегии и с французского побережья. Эти операции должны были создать видимость операций, намеченных против Англии, и должны были тем самым отвлечь внимание России» .

Усиливалась охрана и производилось оцепление районов, прилежащих к проливам Ла-Манш и Па-де-Кале. В то время как непосредственно на границе СССР находились небольшие силы, главные силы сосредоточивались в 200-300 км от границы . Многие штабы частей и соединений войск, переброшенных на Восток, скрывались под номерами других частей, ранее дислоцированных в этих районах.

Важную роль в осуществлении рассматриваемого дезинформационного маневра гитлеровцев сыграла фашистская пропаганда, на которую они возлагали большие надежды при подготовке всех актов агрессии. Известно, что, помимо пропагандистского аппарата фашистской партии, в Германии был создан и расширен до громадных размеров государственный пропагандистский аппарат. Демагогия, ложь, вероломство, безудержная клевета на своих политических противников являлись основными методами фашистской пропаганды.

Зимой 1938/39 г. между министром пропаганды Геббельсом и начальником штаба верховного командования вермахта Кейтелем было подписано «Соглашение о ведении пропаганды в период войны» , согласно которому военная пропаганда рассматривалась как важное средство ведения войны, равное по своему значению одному из родов войск. При разработке мобилизационных планов, говорилось в «Соглашении», должны учитываться и задачи военной пропаганды. Эти задачи согласовываются с министерством пропаганды, которое обеспечивает отделы военной пропаганды вермахта пропагандистской литературой . С началом войны был значительно расширен отдел военной пропаганды, созданный при штабе ОКБ еще 1 апреля 1939 г., увеличено количество рот пропаганды, которые принимали активное участие во всех агрессивных походах вермахта и тесно сотрудничали с органами контрразведки. Перед каждой крупной операцией вермахта отдел военной пропаганды разрабатывал подробный план пропагандистского обеспечения военной операции, который утверждался начальником штаба ОКВ и затем согласовывался с Гитлером .

Во время походов вермахта в Польшу, во Францию, на Балканы проходили проверку и совершенствовались формы и методы, техника военной пропаганды, увеличивалось число военнослужащих в подразделениях военной пропаганды. Однако наиболее активно действовала гитлеровская военная пропаганда в период подготовки войны против СССР. Как пишет в своей книге «Пропагандистские войска немецкого вермахта» бывший руководитель военной пропаганды вермахта генерал Хассо фон Ведель, в подготовке нападения на СССР принимала активное участие и военная пропаганда. В соответствии с заранее разработанным планом было проведено более 100 пропагандистских акций . Однако центральное место среди всех этих многочисленных обманных мероприятий по-прежнему занимал план «Морской лев». Этот план, по словам Веделя, состоял из суммы различных мероприятий, в проведении которых участвовали войска, находившиеся на Западе, штабы войск всех других театров военных действий, командование военно-морского флота и военно-воздушных сил, министерства транспорта и военной экономики, службы разведки и контрразведки, управление радиовещания, а также войска пропаганды. «Первоначально, - пишет Ведель, - «Морской лев» предусматривался как реальная задача. В дальнейшем же он использовался только как отвлекающий маневр» .

Однако эта операция, по мнению Веделя, готовилась весьма обстоятельно и являлась важнейшей задачей различных учреждений фашистской Германии. Но если руководители «третьего рейха» с осени 1940 г. рассматривали операцию «Морской лев» только как отвлекающий маневр, то в частях вермахта и даже в штабах корпусов до весны 1941 г. подготовку этой операции рассматривали как реальную задачу.

Ведель рассказывает о некоторых наиболее характерных пропагандистских мероприятиях, проведенных отделом военной пропаганды совместно с контрразведкой. Так, была сформирована специальная пропагандистская часть «К» якобы для действий в Англии после высадки там немецких войск. Для ее формирования из всех пропагандистских частей, в том числе расположенных на границе с Советским Союзом, в условиях «строгой секретности» были отозваны лица, знающие английский язык. Затем была организована утечка этой информации . Заместитель начальника отдела военной пропаганды ОКВ был назначен командиром специального пропагандистского соединения, в которое входили представители пропагандистских служб военно-воздушных и военно-морских сил. Соединение якобы было предназначено для участия в операции «Морской лев». Он провел даже специальное совещание командиров рот и других пропагандистских подразделений, на котором говорил о необходимости соблюдения строжайшей тайны при подготовке этой операции и при пересылке донесений после высадки в Англии.

ДИРЕКТИВА N: 32
("ПОСЛЕ "БАРБАРОССЫ")

Дискуссии по поводу причины немецкого нападения на СССР 22.06.41 и по вопросу готовности РККА самой начать наступление чаще всего сводятся к попыткам сравнения технических деталей военной готовности. Но до сих пор эти попытки так и остаются попытками, не приводящими до взаимосогласованного вывода. Ибо каждая из спорящих сторон вправе выбирать и обосновывать свои массивы цифр, которые по своему могут выглядеть верными (хотя могут найтись контрдоводы, подвергающие эти же цифры сомнению). Примеры:

Открываем "Краткую историю (войны...)", Москва, "Воениздат", 1965 г., стр. 52:

Общая численность Советских Вооруженных Сил за полгода до начала войны, к январю 1941 г., составляла 4 207 тыс. человек. Немецко-фашистская армия в момент вторжения в СССР более чем в два раза превосходила советскую.

Странное сравнение. Численность войск СССР приводится на январь 1941, а численность напавших немецких войск – на момент нападения, т.е. на июнь 1941. Но разве состав советской армии с января до июня 1941 не менялся? А какова получается общая численность немецкой армии на момент нападения? Примерно 9 миллионов? Верны ли такие цифры? Возможно. Но это смотря как посмотреть. Что понимается под термином "армия Германии на момент вторжения в СССР"? ВСЯ и ВЕЗДЕ (и учебная, и охранная, и не только на границе с СССР, и в госпиталях)? А сколько же начало пересекать ту границу именно 22 июня 1941? Все 9 миллионов? И потом, известно, что весной 1941 (т.е. после января) в РККА было призвано около 800 тыс. военнослужащих запаса на БУС ("большие учебные сборы"). Их надо учитывать на момент 22 июня 41? Т.е. немецкие 9 млн. надо сравнивать не с 4,2 млн., с 5 млн.? Но сколько же было немецких войск в первом эшелоне нападения? Кое-что по этому вопросу есть и в книге "Краткая история" (стр. 53):

В первых эшелонах враг имел 103 дивизии, из них 10 танковых, то есть почти вдвое превосходил силы первого эшелона советских войск.

Итак – 103 дивизии... Опять какое-то уклонение от прямого ответа. Ладно, а сколько же советских дивизий было в первом (э-э-э), в западных округах? Читаем на той же странице выше:

Всего в западных приграничных округах перед самой войной насчитывалось 170 дивизий... Войска этих округов составляли более половины численности всей Красной Армии (около 54 процентов). ... Но реальные возможности наших войск не соответствовали количеству дивизий...

Ну это мы сейчас знаем, что этого оказалось как бы маловато. А 54% от примерно 5 млн. – это около 2,5 млн. Уже возникает некоторая определенность. А сколько же было наступающих немецких? Можно ли найти конкретные значения?

В последних главах книги тоже попадаются некоторые цифры. Например, на стр.556 приведена таблица "Распределения немецко-фашистских дивизий в 1941-1945 гг." На дату 22 июня там есть такие данные:

Общее число немецко-фашистских дивизий – 217,5
Колич. на советско-германском фронте – 153 (70,3%)

Общее число немецко-фашистских дивизий – 314,5
Колич. на советско-германском фронте – 179 (57%)

А на стр. 569 наконец-то приведена таблица под названием "Численность войск и вооружений" (СССР и Германии на действующих фронтах). Однако, начинается она с... декабря 1941:

Декабрь 1941 – 4197 (СССР), 5093 (Германия)
......
Январь 1945 – 6532 (СССР), 3100 (Германия)

Первоначально Гитлер "отпустил" на Восточную кампанию 80-100 дивизий. Затем (к началу 191 года) речь зашла о 144 дивизиях (не считая дивизий Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии). Так примерно и осталось. 22 июня в бой вступило 152 немецких дивизии, 12 румынских, 2 венгерских, 3 итальянских, 18 финских – всего около 3,5 миллиона человек.

О! Уже ближе! Всего, значит, 22 июня 1941 в атаку на СССР двинул враг в количестве 3,5 млн. Но, извините, Финляндия объявила войну СССР 25 июня. Венгрия и Румыния в бой 22 июня тоже еще не пошли. Поэтому из 3,5 млн. человек надо вычесть какую-то численность армий немецких союзников. Всего союзных Германии дивизий было 35 (или 19%). Т.е. получается, что одних только немецких войск 22 июня 1941 в атаку на СССР пошло примерно 2,8 млн. (А советских в западных округах (см. выше) было... примерно столько же – 2,5 млн.).

В конечном итоге получается, что наступавшие немцы в количестве войск особого перевеса не имели. Тем более, что наступающий, как считается, и должен иметь солдат больше, так как в наступлении (как правило) и потери выше. Но... реально большие потери почему-то понесла находившаяся в обороне Красная Армия. Это объясняется тем, что хоть немцы и имели примерно равное количество войск, но они создали подавляющее превосходство на направлениях главных ударов.

Возможно. Но на то и разведка, чтобы заранее определить места этих возможных главных ударов. Почему не определили? Советская разведка что-то выяснила заранее? Как оказывается, выяснила. Да только почему-то советский генеральный штаб не захотел учесть это для размещения войск прикрытия. Не учитывать такую информацию можно было только в одном случае, - если немецкое нападение реально НЕ ПРИНИМАЛОСЬ ВО ВНИМАНИЕ.

Но Гитлер все-таки напал. Т.е. у него на это должны были быть какие-то причины. Некоторые предполагают, что – стратегического характера. Но тогда (для проверки) есть смысл ознакомиться, а имел ли Гитлер какие-то планы на "после "Барбароссы"? Как оказывается, имел. И об этом свидетельствует его Директива N: 32, которая (в отличие от Директивы N: 21) малоизвестна среди историков.

Краткое объяснение ее текста есть в книге Л. Безыменского "ОСОБАЯ ПАПКА "БАРБАРОССА", в Глава 7 "Пирамида смерти" (фрагменты стр. 254-264)
. . . . . .

ЧТО ЗАМЫШЛЯЛОСЬ ПОСЛЕ "БАРБАРОССЫ"

За момент начала разработки операции “Барбаросса” ни в коем случае нельзя принимать ту дату, которая стоит на документе с таким названием. С полным правом то же самое можно сказать и о моменте завершения разработки операции. Согласно нормальной логике можно было бы считать, что разработка операции “Барбаросса” как военно-стратегического плана окончилась 21 июня 1941 года-в канун дня, когда три немецкие группы армий начали действовать в строгом соответствии с приказами, разработанными в ОКВ и ОКХ. Но в действительности это было не так. Процесс разработки операции продолжался и после 21 июня, ибо аппетиты немецкого генерального штаба и нацистского руководства ни в коем случае не останавливались на тех военных рубежах, которые были отмечены в “Директиве N: 21”. Даже та сугубо теоретическая линия “А-А” (от Архангельска до Астрахани), которая была проведена по линейке на карте Советского Союза, совершенно не исчерпывала планов, которые вынашивались в имперской канцелярии. Это и понятно: ведь сама операция представляла собой решающую ступень в борьбе за захват мирового господства, а для этого, разумеется, надо было не только переступить через пресловутую линию “А-А”, но и двинуться значительно дальше. Куда же?

В истории “дополнительного” планирования операции “Барбаросса” есть несколько недель, в которых она получила существенное развитие в сравнении с “Директивой N: 21”. Это произошло в начале июля 1941 года - тогда, когда Гитлер и все его военные советники (не говоря уже о руководителях нацистской партии) были абсолютно уверены в том, что Советский Союз уже разгромлен. ... 27 июля он “предсказал” Гальдеру, что “через месяц наши войска будут у Ленинграда и Москвы, на линии Орел - Крым, в начале октября-на Волге, а в ноябре-в Баку и Батуми”(KTB. Halder, Bd. I, S. 1023). В эти же июльские дни Гитлер назвал и другую цель - Урал. 16-м июля 1941 года датируется ставший впоследствии классическим документом агрессии... протокол совещания в ставке Гитлера, на котором Гитлер, Борман, Розенберг, Геринг, Кейтель и Йодль вели речь о том, как им “разделить русский пирог”. Этот протокол, который был впервые оглашен на Нюрнбергском процессе и достаточно часто цитировался в различных работах, посвященных второй мировой войне, зарегистрировал полную уверенность нацистской клики в том, что Советский Союз уже разгромлен и Советская Армия не сможет оказать сколько-нибудь существенного сопротивления.

Был ли готов вермахт к этой ситуации? Конечно. Нацистский генералитет всегда умел предусматривать случаи, когда надо было развивать успех,- он не умел только предусматривать свои поражения. Никто в немецком генеральном штабе не составлял планов на случай провала “Барбароссы”, зато уже в начале июня 1941 года, то есть еще до нападения на СССР, была разработана “Директива N: 32” - о действиях “после Барбароссы”. Но о ней-немного позже. Сначала мы займемся сравнительно менее известным, но, пожалуй, еще более авантюристическим замыслом германского империализма.

Итак, середина июля 1941 года. В ставке Гитлера и в генеральном штабе-полная уверенность в победе. В этих условиях на стол генерала Гальдера ложится разработка, в которой предполагается, что война закончена, а для “обеспечения и оккупации” захваченной территории нужно будет всего-навсего 56 дивизий. Они будут выполнять оккупационные задачи, а кроме того, совершать “рейды” в еще неоккупированные районы. Для этого Гальдер решил создать несколько специальных групп, а именно:

а) один танковый корпус для операции в Закавказье;
б) два танковых корпуса для контроля устья Волги;
в) один танковый корпус для операций на Южном Урале и один - для операций на Северном Урале(KTB. OKW, Bd. I, S. 1023).

На Урале? Да, на Урале. Этой, на первый взгляд, фантасмагорической задаче была посвящена специальная разработка, озаглавленная “Операция против Уральского промышленного района” и датированная 27 июля 1941 года. В ней говорилось:

“I. Операция будет проводиться механизированными войсками силой в 8 танковых и 4 моторизованных дивизий. Будут по необходимости также привлекаться отдельные пехотные дивизии, которым будет поручено охранять тыловые коммуникации.
.....
Операция по своему замыслу будет привязана к шоссейным и железным дорогам..."
......
Наконец, предусматривались и конкретные направления действий от Астрахани до Куйбышева, даже с заходом южнее Урала (восточнее Магнитогорска и Челябинска), а на севере-вплоть до Воркуты. Не больше и не меньше!

Конечно, сегодня можно иронизировать над генералами из ОКВ и ОКХ, которые считали, что они смогут 12 дивизиями пройти практически через всю европейскую территорию Советского Союза и захватить Урал. Как и в планировании самой операции “Барбаросса”, здесь немецкие генералы полагали, что будут действовать на Урале как бы в безвоздушном пространстве. Для них уже не существовало Красной Армии, для них не существовало и советского населения. Недаром говорится: кого боги хотят наказать, того они лишают разума...

Но уже с августа 1941 года в документах германского генерального штаба не найдешь никакого упоминания об Урале. Развитие событий на советско-германском. фронте быстро отрезвило как генерала Гальдера, так и многих других генералов - они с испугом стали констатировать возрастающую мощь советского сопротивления. Об Урале пришлось забыть, ибо зашаталось все здание “Барбароссы”.
......
Урал играл в германском военном планировании еще одну специфическую роль. Дело в том, что гитлеровской Германии в “идеальном случае” развития агрессии так или иначе пришлось бы встретиться с интересами японского империализма. Теоретически считалось, что встреча между дивизиями вермахта и японскими самураями должна была произойти где-то около Новосибирска. Во всяком случае, Урал Гитлер хотел оставить для себя. И хотя к концу 1941 года стало уже ясным, что ни о Сибири, ни об Урале не может быть и речи, агрессоры предприняли попытку официального раздела сфер влияния. В конце декабря 1941 года японский посол в Берлине генерал Осима передал Риббентропу проект специального соглашения о “разделе сфер влияния” между Германией и Японией (T.Sommer, Deutschland und Japan zwischen den Machten, Tubingen, 1962, S. 428). Проект состоял из трех частей. Первая часть, называвшаяся “Разделение зон операций”, предусматривала, что разграничительной линией между японскими и германскими интересами должен быть 70-й градус во- /259/ сточной долготы на всем протяжении азиатского континента - от севера Сибири через Среднюю Азию до Индийского океана. В самом бассейне Индийского океана операции могли производиться и по обе стороны разграничительной линии. Во второй части (под названием “Общий очерк операций”) предполагалось, что Япония должна захватить англо-американские базы и территории в Восточной Азии и господствовать в западной части Тихого океана. Что же касается Германии и Италии, то им предназначалось захватить территории в Европе и в Азии, в частности на Ближнем и Среднем Востоке, а также в бассейне Средиземного моря ("Probleme des zweiten Weltkrieges", Koln, 1967, S. 134).

Этот документ подвергся тщательному обсуждению в Берлине. Со стороны “экспертов” поступил целый ряд возражений: так, адмиралы считали невозможным дать японцам какие-либо точные заверения по поводу разграничения интересов в мировом океане. А генеральный штаб сухопутных войск предложил заменить раздел мира по 70-му градусу Восточной долготы некой “естественной границей”, которая должна была проходить значительно восточнее, а именно: по Енисею, затем по границе между Советским Союзом, Монголией и Китаем и далее к Афганистану. Согласно этой разграничительной линии как Уральский промышленный район, так и Сибирский индустриальный комплекс должны были попасть в руки немцев (Ibid, S. 137).

Договор все-таки был подписан в первоначальном виде. Гитлер видимо, понимая, что о конкретном разделении сфер влияния говорить еще рано, решил не дразнить Японию и согласился с линией по 70-му градусу - благо он мог уступить японцам Сибирь с тем большей готовностью, что не располагал ею. В тот момент для пего гораздо важнее было укрепить военное сотрудничество с Японией и активизировать действия обоих агрессоров против держав антигитлеровской коалиции.

Но 70-й градус делил не только азиатскую часть Советского Союза. Еще более существенным был тот факт, что южная оконечность этого воображаемого водораздела утыкалась в Индийский океан, а к Индийскому океану были прикованы взоры не только японцев, но и немецкого нацистского руководства.

Не случайно в истории операции “Барбаросса” есть еще одна глава - ее “южная” глава, касающаяся планов, связанных с продвижением вермахта через Кавказ на Ближний Восток и далее в Афганистан и Индию. В западной исторической литературе господствует мнение, будто все подобные мероприятия Гитлера находились в стадии самого предварительного обдумывания и, собственно говоря, представляли собой очередную химеру. Этот тезис ничем не подтверждается, - скорее наоборот, он опровергается всеми архивами, обнаруженными после разгрома третьего рейха.

Основным документом, который опровергает тезис о “химерах”, является упоминавшаяся выше “Директива N: 32”, разработанная в июне 1941 года. В ней прямо предполагалось начать подготовку операции “по ту сторону Кавказа”.

У этой директивы была любопытная “увертюра”: обнаружилось, что в различных группах немецкой военной клики существуют различные представления о периоде “после Барбароссы”. Если сам коричневый фюрер полагал, что основные усилия необходимо сосредоточить в Европе и Азии, то адепты германского колониализма не могли расстаться с мечтой о возвращении африканских владений. Поэтому при подготовке “Директивы N: 32” верх сначала взяли те группы, которые считали необходимым в первую очередь закрепиться в Африке, чтобы, базируясь на захваченные там военные базы и возвращенные колонии, разворачивать борьбу против англичан и американцев. Эта цель тесно увязывалась с предполагавшимся захватом всего Пиренейского полуострова. Как известно, Гитлер не удовлетворялся союзом, который существовал между ним и фашистским диктатором Франко. Не доверяя своему союзнику, он предполагал, что гораздо надежнее просто оккупировать Испанию вместе с Португалией и превратить Пиренеи в большой военный плацдарм.

Однако первоначальный вариант “Директивы N: 32” был опровергнут Гитлером как слишком односторонний. По его указанию он был пересмотрен. Оставляя возможность использования западно-африканских баз, Гитлер требовал быстрого продвижения через Северную Африку и Египет на Аравийский полуостров. Здесь должны были сойтись, образуя первые клещи, войска Роммеля, действующие в Северной Африке, и немецкий экспедиционный корпус, которому надлежало пройти через Болгарию и Турцию . Затем предполагалось осуществить вторые клещи: соединить удары вышеупомянутых двух групп с третьей, движущейся с севера, то есть через Закавказье. Таким путем имелось в виду раздавить французские и английские владения на Ближнем Востоке . Весь Аравийский полуостров должен был попасть в немецкие руки.

Но и это не было последним словом в планировании “после Барбароссы”. В дальнейшем объединенным немецким войскам надлежало совершить бросок из Аравии в Индию , одновременно в том же направлении должен был последовать еще один удар - из Афганистана.

Немецкая военщина уже давно обращала внимание на Афганистан, считая эту страну подходящей базой для действий против Индии. Ведомство Розенберга еще в 30-х годах готовило свою агентуру в Афганистане, опираясь в основном на группу предателей из числа национальных политических деятелей. Еще 18 декабря 1939 года Розенберг направил Гитлеру меморандум, в котором предполагал использовать Афганистан “в случае необходимости против Британской Индии или Советской России” (ADAP, Bd. VIII, S. 431). Сразу после начала войны немецкая агентура в Афганистане заметно активизировалась, значительную роль в этих планах играл и предводитель местных племен вазири, так называемый “факир из Ипи” Хаджи Мирза Хан. Вазири находились в зоне между Индией и Афганистаном и должны были поднять восстание, “на помощь” которому, разумеется, пришли бы немецкие войска.

Таков был общеполитический фон, на котором последовало распоряжение Гитлера начать подготовку к операции против Индии, осуществляемой с территории Афганистана. Разумеется, из этого “стройного” замысла выпала одна “мелочь”: для того, чтобы немецкие войска могли двинуться из Афганистана на Индию, им нужно было перво-наперво оказаться в Афганистане, предварительно преодолев “каких-нибудь” 7-8 тысяч километров, отделявших Афганистан от западных границ Советского Союза. Однако опьяненному первыми военными успехами Гитлеру ничего не стоило в своем воспаленном сверх всякой меры воображении “перемахнуть” через такую “малость”, как пространство в несколько тысяч километров.

Как вермахт собирался “дойти” до Афганистана и Индии? В том же июле 1941 года был разработан очередной план - план движения через Кавказ, захвата кавказских нефтепромыслов и наступления к ирано-иракской границе. ....

Однако Ирак был лишь одним и к тому же скорее всего вспомогательным направлением будущей глобальной агрессии. Объектом “дальнего прицела” была Индия. Для достижения этой цели кроме войск должна была действовать “пятая колонна” - “факир из Ипи” и другие. (Так, немцы возлагали большие надежды на деятеля индийского националистического движения Субхаса Чандра Боса.) Предполагалось, что националистические силы Индии поднимут восстание в тот момент, когда немецкие войска приблизятся к индийской границе. Задача выхода к границе Индии возлагалась на так называемое “соединение Ф” - моторизованный корпус под командованием генерала Фельми, который формировался в Греции и специально оснащался для действий в субтропических и тропических условиях.

Ни план захвата Афганистана, ни план вступления в Индию не были реализованы. Рассуждая на эту тему, известный немецкий историк Андреас Хильгрубер писал, что “все, относящееся к Афганистану, и вообще все планы, связанные с “Директивой N: 32”, были предусмотрены для времени “после Барбароссы”. Однако кардинальная предпосылка для осуществления подобных замыслов, а именно: быстрый развал Советского Союза, так и не стала реальностью” (A.Hillgruber, op. cit., S. 388).

Нет, не стала! Не смог Гитлер осуществить и “Директиву № 32”, не смог он выполнить и другие планы, вроде операций “Танненбаум” (захват Швейцарии), “Зильберфукс” (захват Швеции), “Феликс” - “Изабелла” (захват Испании и Португалии), не смог и двинуться на завоевание американского континента. По простой причине: советский народ своим легендарным подвигом сорвал план "Барбаросса" и тем самым спас весь мир от фашистского порабощения.

================

Итак, чтобы "раздавить французские и английские владения на Ближнем Востоке", Гитлеру требовался "коридор" через Болгарию и Турцию . А также путь через Северную Африку , куда его войска могли попасть только через Испанию . И хотя Испанией руководил недавний союзник генерал Франко, он особенно не торопился присоединяться к странам "Оси" и нападать на английские базы (то же Гибралтар). Как оказалось, шеф гитлеровской военной разведки "Абвер" адмирал Канарис сыграл большую роль в том, что Франко отвечал отказом на предложения Гитлера выступить на стороне стран "Оси". Об этом есть информация, например, в 16-ой главе книги Джона Уоллера "НЕВИДИМАЯ ВОЙНА В ЕВРОПЕ" (Смоленск, "Русич", 2001) (стр. 205 – 216, фрагменты):

(На снимке В.Канарис (слева) и Р.Гейдрих на банкете в Берлине, 1936 г.)

ГЛАВА 16 ПРОВАЛ ПЛАНА "ВЕЛИКС"

КАК БЫЛ СПАСЕН ГИБРАЛТАР

Для многих немцев победа танковых дивизий над французской армией стала событием, которое они долго смаковали. ....

Генерал Канарис не разделял общей эйфории и не считал падение Франции победой. “Если Гитлер победит, - сказал он своему подчиненному полковнику Хайнцу, - то это станет нашим концом, а также концом той Германии, которую мы любим и которую мы желаем видеть. Если Гитлер проиграет, - добавил он, - то это также будет и нашим личным поражением из-за того, что мы не смогли избавиться от него”. ...

По самым различным причинам гитлеровское верховное главнокомандование.... обращало свои взгляды в сторону Испании. Геринг советовал Гитлеру вначале оккупировать Испанию и Северную Африку, а не Великобританию. В июне 1940 года, до того, как был подписан договор с Францией, генерал Гудериан, командующий 19-м танковым корпусом, также доказывал необходимость захвата стратегического бастиона Великобритании - Гибралтара. Генерал даже советовал Гитлеру отложить подписание договора с Францией с тем, чтобы можно было пройти через всю Испанию двумя танковыми дивизиями, захватить Гибралтар, а с этого плацдарма захватить французскую Северную Африку. Генерал Альфред Йодль, начальник транспортного управления ОКВ, представил фюреру план, согласно которому предлагалось отрезать Великобританию от ее восточных владений посредством захвата Испании, Гибралтара, Северной Африки и Суэцкого канала.

План, который вскоре назвали операцией “Феликс”, имел своей целью оккупацию Гибралтара, а также испанских владений в Северной Африке и, в частности, Испанского Марокко, Рио-де-Оро и Канарских островов, для того, чтобы использовать испанские порты в качестве базы немецких подводных лодок в битве в Атлантике. В случае успешного развития событий можно было нанести удар, и, возможно, фатальный, по Великобритании.

Этот план, однако, явно шел вразрез с желаниями генерала Франко. Несмотря на серьезную помощь нацистской Германии во время гражданской войны в Испании, у него имелось свое видение национальных интересов. 12 июня 1940 года он объявил “мирное” положение; затем, два дня спустя, с согласия французов и англичан, но не немцев, он послал войска оккупировать Танжер.

Англичане, конечно же, были обеспокоены тем, что Гитлер сможет убедить Испанию вступить в войну со всеми вытекающими последствиями для союзников.

Сэр Сэмуэль Хор, ярый сторонник мирных действий, был срочно направлен в Испанию со специальной миссией убедить Франко не поддаваться на давление Германии. Хор настолько не верил в успех своей миссии, что держал наготове самолет на тот случай, если вдруг начнется война.

Консультации Хора с испанским правительством, начавшиеся в середине июня 1940 года, проходили настолько трудно, что министерство обороны Великобритании дало ему полномочия пообещать в случае необходимости, что Великобритания будет “готова обсудить после войны любой вопрос, касающийся общих с Испанией интересов”. Вероятно, это невинно звучащее утверждение могло дать испанцам повод подумать, что Гибралтар может перейти к ним. Хор воздержался от завуалированных или явно выраженных обещаний обсудить судьбу Гибралтара после войны, поскольку дискуссия наладилась, и Франко по своим, одному ему известным, причинам не стал предъявлять никаких требований относительно этого бастиона англичан и казался “решительно настроенным не вступать в войну”. Несмотря на предназначавшиеся для протокола всплески бравады в начале переговоров и такие выражения, как “почему бы вам не закончить войну; вы ее не выиграете”, каудильо оказался на удивление сговорчивым. Имелись данные, что Франко поставил Гитлеру следующие условия - перед тем, как вступить в войну и открыть свою страну для прохода немецких войск, Германия должна отдать Испании французское Марокко и Алжир. Такие условия вызвали у Гитлера раздражение, поскольку требования Франко были для него заведомо невыполнимыми.

10 июля фельдмаршал Кейтель попросил Канариса, известного эксперта по Испании, проверить возможность организации блокады Гибралтара. Через десять дней адмирал, расстроенный ходом событий во Франции, отправился в Испанию. Его должны были сопровождать офицеры абвера Ганс Пикенброк, подполковник Ганс Микош, капитан Ганс-Йохен Рудлофф, а также шеф резидентуры абвера в Испании капитан Вильгельм Лейснер. Он, однако, смог поехать туда один и провел там достаточно времени, чтобы повидаться со своими старыми друзьями: генералом Хуаном Вигоном, начальником генерального штаба вооруженных сил Испании, и генералом Карлосом Мартинесом Кампосом, шефом испанской разведки. Канарис настоятельно просил их уговорить Франко не соглашаться на просьбы Гитлера. Представляется важным, что только его личные отношения с этими людьми позволили такую удивительную откровенность; это дает веские основания предполагать, что Канарис уже давно привлек их на свою сторону в качестве “доверительной связи” в Испании. Один из биографов Канариса, доктор К. X. Абшаген, вероятно, правильно понял, когда писал об отношениях адмирала с Вигоном и Мартинесом Кампосом как об отношениях, основывавшихся на “взаимном доверии”.

18 июля Франко объявил о своих притязаниях на Гибралтар, но не с целью отобрать его у англичан, а затем, чтобы на него не притязала Германия. Специальный посланник Великобритании, Сэмуэль Хор, которого Кадоган однажды назвал “этим маленьким занудой”, очень взволновался, очевидно, не понимая истинной подоплеки такого заявления.

В августе Канарис беседовал с двоюродным братом Франко Рамоном Серрано Суньером, который готовился возглавить министерство иностранных дел. Адмирал настоятельно просил Серрано Суньера сделать все возможное, чтобы убедить Франко отказаться от участия в войне - удивительно откровенный разговор. Практически сразу после этого разговора Франко послал Серрано Суньера в Берлин, чтобы тот лично прояснил для себя отношение Гитлера к этому вопросу. На встрече с Серрано Суньером 16 сентября Гитлер не настаивал на вступлении Испании в войну, возможно, решив оставить более сильные аргументы в пользу этого на встречу с самим Франко.

На неофициальной встрече, во время которой Канарис должен был привлечь Франко к сотрудничеству с Гитлером для захвата Гибралтара, он сделал все наоборот. Канарис предупредил Франко, что если тот выступит союзником Оси, то Испания пострадает не только в экономическом плане, но потеряет и свои острова, а возможно даже, и Пиренейский полуостров будет захвачен англичанами. Более того, в военных планах Гитлера не предусматриваются войска для защиты Испании.

Франко, должно быть, рассчитывал, уступив Гитлеру, впоследствии разделить лавры победы с Германией, а на тот период такие шансы имелись. Но убежденный Канарисом в том, что дело Гитлера обречено, он посчитал более выгодным остаться в стороне. Как сказал Уинстон Черчилль: “Франко передумал и решил не втягивать свой изможденный народ в еще одну войну”.

Зная о том, что Франко опасается немецкого вторжения в Испанию в случае отказа.от сотрудничества, Канарис использовал свой самый сильный аргумент:

Гитлер не собирается силой вторгаться в Испанию. Раскрыв тайну фюрера, Канарис рассказал Франко о плане “Барбаросса”, амбициозном плане Гитлера по захвату России. Именно по этой причине Германия не могла выделить войска для испанской кампании, не говоря уже о защите Испании. Шеф абвера удивил Франко своей убежденностью в том, что Гитлер войну не выиграет; таким образом, Испания, как активный союзник Германии, обязательно станет объектом для мести со стороны победивших союзников после войны.

8 августа, ободренный тайными заверениями Канариса, Франко представил свои вымогательские условия немецкому послу Эберхарду фон Штореру. Каудильо заявил, что присоединится к Гитлеру в том случае, если ему в качестве награды пообещают Гибралтар и французское Марокко. Германия должна была также пообещать в случае необходимости военную помощь и поставки пшеницы и нефти для укрепления слабой экономики Испании. В качестве основного выдвигалось требование вначале высадить немецкие войска на английском побережье для полномасштабного вторжения, и лишь после этого Испания соглашалась вступить в войну.

Такое предложение заставило Гитлера снова срочно отправить Канариса в Испанию в попытке убедить Франко присоединиться к Оси или по меньшей мере смягчить его “возмутительные” требования. Этого Канарис в разговорах со своим старым другом не сделал. Наоборот, он снова напомнил Франко об ошибочности выступления на стороне Гитлера, обреченного на поражение. Генерал Гальдер пишет в дневнике 9 августа, цитируя слова Канариса по возвращении: “Испания самостоятельно ничего не сможет сделать против Гибралтара... Втянуть Испанию в войну, как того хочет Гитлер, будет сложно. Экономические проблемы!”
......
Полный решимости достичь взаимопонимания с Франко, Гитлер сам решил встретиться с ним. Эта встреча была назначена на 23 октября во французской приграничной деревушке Хендайе для обсуждения плана “Феликс”. ......

Гитлер прибыл в Хендайе на своем личном поезде в сопровождении министра иностранных дел Риббентропа, фельдмаршала Кейтеля и фельдмаршала фон Браухича. Бросалось в глаза, что в делегации отсутствовал адмирал Канарис. Недолюбливая Канариса и опасаясь, что, как близкий друг Франко, он сфокусирует на себе все внимание и получит в свой адрес всю похвалу за привлечение Франко в состав стран Оси, Риббентроп сделал так, что Канариса из состава делегации исключили. Но именно об этом Риббентроп мог даже не беспокоиться.

Генерала Франко сопровождал двоюродный брат, министр иностранных дел Рамон Серрано Суньер (Как пишет биограф Канариса Ян Колвин, эксперт по немецким спецслужбам министерства иностранных дел Великобритании, Канарис дал указание своему агенту в Ватикане Йозефу Мюллеру строго секретно войти в контакт с министром иностранных дел Испании Серрано Суньером во время его визита в Рим и передать ему следующее: “Адмирал [Канарис] просит Вас передать Франко, чтобы он любой ценой не вовлекал Испанию в эту игру. Вам может показаться, что у нас сильные позиции. На самом деле положение отчаянное, а шансы выиграть войну очень маленькие”. - Colvin, "Canaris, Chif of Intelligence", стр. 128 ) и посол Испании в Берлине генерал Еугенио Эспиноза де лос Монтерос. Гитлер подготовил широкие протокольные мероприятия с большой помпой и блеском, дабы польстить Франко. ....
Встречу в Хендайе предполагалось провести с определенным дипломатическим ритуалом, в конце которого Франко должен был любезно уступить пожеланиям Гитлера относительно Гибралтара, таким образом становясь полным союзником Германии в войне и получая протекцию в случае нанесения англичанами ответного удара. Франко на компромисс не пошел и не позволил немецким войскам ступить на территорию своей страны.

За день до прибытия в Хендайе Гитлер нанес визит лидеру Виши Пьеру Лавалю во Франции. Он также планировал лично встретиться с маршалом Анри Петеном на следующий день после конференции в Хендайе для того, чтобы уговорить французов отказаться от нейтралитета и выступить совместно с Германией против Великобритании. Франко, оказавшись между двумя лидерами правительства Виши, был недоволен. Когда Гитлер ясно дал понять, что не может игнорировать интересы Франции, то Франко понял, что не получит территориальных приобретений, вступив в войну на стороне немцев, и, кроме того, многое потеряет. Предупреждение Канариса об ответных мерах англичан становилось все более убедительным.

Со своей стороны Гитлер, очевидно, тоже понял тщетность своих попыток давления на Испанию. Канарис уже информировал Гитлера (и не без оснований) о том, что в Хендайе от Франко многого ожидать нельзя. ..... На конференции в Бреннер Пас 15 октября Гальдер говорил с генералом фон Эпдорфом: “Вопрос Гибралтара тесно увязан с интересами Франции. Участие Испании неизбежно поставит проблему французские колониальных владений и сотрудничества с Францией в Северной Африке”. Гальдер верно отмечает, что если бы Франция узнала о передаче своих колоний Испании, то “она перестала бы защищать свои колонии и передала бы их англичанам”.

Требования Франко и Петена были взаимонеприемлемыми, и, по сути дела, этот факт обрекал встречу в Хендайе на неудачу. Франко по своим собственным соображениям не хотел идти на уступки Гитлеру. К тому же Канарис постоянно подчеркивал, что Германия не откроет испанский фронт, пока Великобритания будет представлять угрозу, в частности, на море, и прежде всего, в момент, когда Германии нужно мобилизовать все силы для грядущего, хотя пока и держащегося в секрете, вторжения в СССР.

Встреча в Хендайе стала вообще бессмысленной, когда Франко выразил свое сомнение по поводу победы Германии в войне, чем очень обидел Гитлера. Каудильо подчеркнул, что даже если Британские острова и будут захвачены, английское правительство и флот продолжат войну из Канады с помощью американцев. Такая мысль во многом совпадала с точкой зрения Канариса. После войны регент Венгрии военного периода адмирал Миклош Хорти говорил, что Канарис еще в сентябре 1938 года предсказывал, что Германия обречена на поражение в любой войне, при вступлении в нее США на стороне Великобритании и Франции. Канарис говорил об этом в качестве предупреждения Хорти, убеждая, что Венгрии не следует воевать.

Хотя по результатам встречи в Хендайе и был подписан ничего не значащий меморандум о взаимопонимании, ни фюрер, ни Франко не получили желаемого. Рассерженный Гитлер позднее сказал Муссолини: “Пусть лучше мне вырвут четыре зуба, чем я снова пойду на это!”

Несмотря на позицию Франко, Гитлер не отказался от операции “Феликс”. Он был убежден, что нападение на Гибралтар с целью перекрыть Средиземное море одновременно с главным наступлением на СССР к концу 1940 года будет более эффективным шагом в борьбе с Великобританией, чем рискованное вторжение через Ла-Манш. Но в декабре Гитлер потерял последние остатки веры в Испанию.

Последующий отказ Франко иметь что-либо общее с немецкими планами оккупации Вишистской Франции (операция “Атилла”) вынудил Гитлера аннулировать все соглашения с Испанией. 6 февраля 1941 года Франко в очередной раз дал отрицательный ответ на просьбу Гитлера вступить в войну, используя в качестве оправдания бедственное состояние испанской экономики. Риббентроп в одной из своих редких точных оценок сказал Гитлеру, что, по его мнению, у Франко “нет намерений вступить в войну”.
......
Если бы Гитлеру было известно, что его начальник военной разведки адмирал Канарис был вдохновителем неисправимого поведения Франко, то, несомненно, Канарис поплатился бы за это жизнью немедленно, а не спустя четыре года. Действия Канариса были сопряжены с огромным риском.
......
После войны, когда генерал Рейнхард Гелен, глава новой западногерманской разведки, и один из старших офицеров капитан Эрик Вальдман посетили Франко с целью возобновления контактов, начальник испанской разведслужбы (Г-2) рассказал о роли Канариса. Шеф Г-2 также утверждал, что в знак своей благодарности после войны Франко предоставил вдове Канариса дом в Испании и другую помощь.......

===================

Итак, после войны с Францией летом 1940 года Гитлер вовсе не прекратил свое стремление расширить свое влияние на соседние страны. Вариантов было несколько:

- Провести высадку на Британские острова.
- Двинуть войска через Испанию в Северную Африку.
- Двинуть войска на Ближний Восток (через Болгарию и Турцию).
- Напасть на СССР.

Гитлер выбрал последний.

Почему?

(Barbarossa) – план войны против СССР.

Кодовые названия планов операций Вермахта в 1936-1945 гг.:

ACHSE (Ось) – план оккупации Италии, 1943 г.

ALARICH (Аларих) – более ранняя версия плана « Achse ».

ALPENVEILCHEN (Альпийская Фиалка) – план захвата Албании, 1941 г.

ANTON (Антон)– второе кодовое название плана « Atilla », 1942 г.

ATILLA (Атилла) – план полной оккупации Франции, 1942 г.

BARBAROSSA (Барбаросса) – план нападения на Советский Союз, 1941 г.

BLAU (Синий) – план летней кампании 1942 г. на Восточном фронте.

BLAUFUCHS (Синяя Лиса) – план боевых действий в Финляндии.

BLUCHER (Блюхер) – план наступления из Крыма на Кавказ, 1942 г.

BRAUNSCHWEIG (Брауншвейг) – план наступления на Кавказ группы армий «Юг», 1942 г.

EDELWEISS (Эдельвейс) – план захвата Баку, 1942 г.

FELIX (Феликс) – план взятия Гибралтара, 1940-1941 г.

FEUERZAUBER (Волшебный Огонь) – более ранняя версия плана «Nordlicht».

FISCHZEIHER (Цапля) – план взятия Сталинграда, 1942 г.

FRITZ (Фриц) – план нападения на Советский Союз, позже переименованный в «Barbarossa».

GELB (Желтый) – план наступления на Западе, 1940 г.

GRUN (Зеленый) – план оккупации Чехословакии, 1939 г.

HARTMUT (Хартмут) – план вторжения в Данию и Норвегию, 1940 г.

HIMMLER (Гиммлер) – пограничный инцидент в Глейвице, 1939 г.

ILONA (Илона) – план нападения на Испанию и Португалию.

ISABELLA (Изабелла) – более ранняя версия плана «Ilona», 1941 г.

JOLKA (Йолька) – план оккупации Швеции.

KRIEMHILD (Кримхильда) – план отступления из Кубани.

LACHSFANG (Ловля Лосося) – план захвата Мурманской железной дороги, 1942 г.

MARITA (Марита) – план нападения на Югославию и Грецию, 1941 г.

MERKUR (Меркурий) – план захвата острова Крит, 1941 г.

NORDLICHT (Северный Свет) – план захват Ленинграда, 1942 г.

OLDENBURG (Ольденбург) – более ранний вариант операции «Barbarossa».

OTTO (Отто) – присоединение Австрии к Третьему рейху, «аншлюс».

PROJEKT 25 (Проект 25) – план вторжения в Грецию.

ROT (Красный) – план операций на Западе.

REINDEER (Северный Олень) – оборона Петсамо и никелевых рудников в Финляндии, 1941 г.

SCHAMIL (Шамиль) – парашютный десант на Майкоп (Северный Кавказ), 1942 г.

SCHULUNG (Учения) – захват Рейнской демилитаризованной зоны, 1936 г.

SEELEWE (Морской Лев) – план вторжения в Англию, 1940 г.

SILBERFUCHS (Чернобурая лисица) – план захвата Мурманска с территории Финляндии, 1941 г.

SONNENBLUME (Подсолнух) – высадка в Триполи, Северная Африка, 1941 г.

TAIFUN (Тайфун) – план захвата Москвы, 1941 г.

TANNENBAUM (Пихта) – план захвата Швейцарии.

WEISS (Белый) – план нападения на Польшу, 1939 г.

WESEREBUNG (Учения на Везере) – план вторжения в Данию и Норвегию, 1940 г.

WESEREBUNG NORD (Учения на Везере – Север) – план захвата Норвегии.

WESEREBUNG SUD (Учения на Везере – Юг) – план захвата Дании.

WIESENGRUND (Зеленый луг) – план захват полуострова Рыбачий близ Мурманска.

ZITADELLE (Цитадель) – план наступления на Курской дуге, 1943 г .

Как видно из этих планов, бакинское направление и, естественно, Баку, в этих планах широко представлены.

22 июня 1941 года немцы начали истребительную войну против СССР, и здесь уместно порассуждать «о вероломстве», которое считалось одной из главных причин разгрома в первые дни войны советских войск.

Рис. 148. Министр иностранных дел Германии И. Риббентроп сообщает о начале войны против СССР. 22 июня 1941 г.

В течение нескольких дней западные войска СССР были разгромлены (рис. 149).

Уже в первые дни войны немцы подлетели к советским аэродромам на большой высоте и внезапно атаковали их, нанося огромный ущерб советской авиации и военной технике.

Вот как оценивает причины такого разгрома Суворов. «Смотрите немецкую хронику, листайте немецкие журналы 1941 года, вы увидите все то, о чем говорил Жуков: «Масса танков, громадное количество автотранспорта и других средств». Все это было собрано у границ. И все сгорело. Немецким летчикам не надо было даже искать цели. Такую цель нельзя не заметить. Не надо было даже целиться. Тут не промахнешься».

Рис. 149. Разгромленные советские войска в первые дни войны

А можно было бы при таком расположении войск защитить их? И на этот вопрос отвечает Суворов. «Не надо быть ни великим стратегом, ни ясновидящим, чтобы не понимать опасность такого расположения авиации. Давайте представим себе пост службы ВНОС (Воздушное наблюдение, оповещение, связь) и солдатика, который ранним воскресным июньским утром сидит на этом посту. Над его головой вдруг загрохотала армада германских бомбардировщиков. Наш солдатик поднял телефонную трубку и сообщил куда следует: «Слышу шум многих моторов, идут, высота…, курс…»

…Прикинем, сколько потребуется времени, чтобы в соответствующем месте, куда стекаются сообщения от многих наблюдателей, информацию оценить, принять решения и отдать соответствующие распоряжения. Допустим, на это уйдет одна минута. А теперь представим себя в роли дежурного по авиационному полку или авиационной дивизии, – звякнул телефон: боевая тревога! Дежурному надо разбудить командиров, летчиков, инженеров, техников, механиков, всех их надо собрать и из военного городка доставить на аэродром. Ведь не под крыльями самолетов они спят. Потом надо снять маскировку с самолетов, снять чехлы, завести и прогреть двигатели, вывести самолеты из укрытий, вырулить на старт, подняться в воздух, набрать высоту…

А теперь задачи из элементарной математики для учеников третьего класса: скорость самого тихоходного германского бомбардировщика Ю-87 – 350 км/ч, сколько минут ему потребуется для того, чтобы от государственной границы пролететь 20-30 км и сбросить бомбы на взлетную полосу советского приграничного аэродрома?

И еще одна задача для учеников начальных классов. Ситуация: все советские командиры, летчики и техники не спят никогда. Все самолеты всегда готовы к взлету, и их двигатели постоянно работают. Все решения принимаются мгновенно и так же мгновенно передаются исполнителям. Если советский авиационный командир, получив сигнал тревоги, начнет немедленно поднимать в воздух самолеты с интервалом в 30 секунд, то сколько потребуется времени, чтобы с одной взлетной полосы поднять в воздух и вывести из-под удара 120 бомбардировщиков?

А если на аэродромах не по 120 боевых самолетов, а по 150-170, то сколько тогда потребуется времени?»

Подводные танки, предназначенные для Ла-Манша, Гудериан применил 22 июня 1941 года на западной границе СССР – они преодолели реки и ударили там, где их никак не ожидали.

В российском обществе, да и не только в российском, не стихают споры на тему: «Благодаря системе, созданной Сталиным, СССР выдержал первый удар и не потерпел поражения, как европейские страны, или, из-за системы, созданной Сталиным, СССР понес огромные потери при первом же ударе!»

Глядя на нижеприведенную схему (рис. 150), большинство склоняется к первому варианту вопроса!

Рис. 150. Схема нападения Германии на СССР 22 июня 1941 года. Такого масштабного удара в начале войны в Европе

во Второй Мировой войне не было

Источник: http://his95.narod.ru/vov/barbaros.htm

Рис. 151. План «Барбаросса» – план нападения и ведения войны против Советского Союза – был утвержден Гитлером 18 декабря 1940 г. Германское командование рассчитывало провести операцию «Барбаросса» за 3-4 месяца

Рис. 152. Визы на сверхсекретном плане «Барбаросса»

Рис. 153. План «Барбаросса»

«1940 год принес на страницы немецких газет новый термин «блицкриг», то есть «молниеносная война». Еще бы: в апреле-мае Германия оккупировала Данию и Норвегию, 14 мая капитулировали Нидерланды, 28 мая – Бельгия, а 22 июня и Франция , которой не помогла сооружаемая с 1929 года система укреплений – «линия Мажино». Как тут не заговорить о блицкриге. Весной 1941 года сомнений в молниеносности Вермахта тоже не возникло: в течение апреля были захвачены Греция и Югославия. Блицкриг кончился к концу 1941 года», – пишут Ольга Дергач и Владислав Быков.

«План Барбаросса» в темпе блицкрига – это не что иное, как шахматный дебют – «королевский гамбит».

В шахматах «королевский гамбит» известен тем, что уже в дебюте атакующая сторона жертвует пешки, лучше и тяжелые фигуры, иногда даже ферзя, чтобы объявить мат противнику уже в начале партии. Если этого не удается сделать и противник удерживает позицию, то у атакующей стороны в будущем возникают большие проблемы, во многих случаях неразрешимые.

В огонь атаки «королевского гамбита» Гитлер бросил огромные людские резервы и материально-технические средства. После разгрома немцев под Москвой они потеряли, после вторжения в СССР, около двух миллионов солдат и огромное количество танков и самолетов. Эти потери в десятки раз превосходили все потери на европейском континенте к тому времени. Не жалел Гитлер и важнейшее для Германии горючее.

Забегая вперед скажем, что после провала дебюта «королевский гамбит» и Сталинградской битвы, где гамбитная игра продолжалась, многое, если не все, стало ясно – наступил тяжелый миттельшпиль, закончившийся безнадежным эндшпилем!

Источник: http://irina.photo.tut.ua

Рис. 154. «Так начиналась война». Немецкие бомбардировщики летят бомбить советские города. 22 июня 1941 года

…Киев бомбили,

Нам объявили,

Что началася война…

Рис. 155. Гитлеровцы атакуют один из советских

пограничных пунктов. Июнь 1941 г.

Рис. 157. Сотни тысяч бомб обрушились на советские города

Факты говорят о вероломстве, как о моральном понимании, но никак как фактор неожиданности.

В середине февраля 1941 года в советское консульство в Берлине, как пишет Бережков, явился немецкий типографский рабочий. Он принес с собой экземпляр русско-немецкого разговорника, печатавшегося массовым тиражом. Содержание разговорника не оставляло сомнения в том, для каких целей он предназначался. Там можно было, например, прочесть такие фразы на русском языке, но набранные латинским шрифтом: «Где председатель колхоза?», «Ты коммунист?», «Как зовут секретаря райкома?», «Руки вверх!», «Буду стрелять!», «Сдавайся!» и тому подобное.

«Знаменателен и такой эпизод, – продолжает Бережков. – Неподалеку от посольства, на Унтер ден Линден, находилось роскошное фотоателье Гофмана – придворного фотографа Гитлера. В этом ателье когда-то работала натурщицей Ева Браун, ставшая впоследствии любовницей Гитлера. С начала войны в одной из витрин ателье над портретом Гитлера обычно вывешивалась большая географическая карта. Стало привычным, что каждый раз карта показывала ту часть Европы, где происходили или намечались очередные военные действия. Ранней весной 1940 года это был район Голландии, Бельгии, Дании и Норвегии, затем довольно долго висела карта Франции. В начале 1941 года прохожие уже останавливались перед картой Югославии и Греции. И вдруг, в конце мая, проходя мимо фотоателье Гофмана, я увидел большую карту Восточной Европы. Она включала Прибалтику, Белоруссию, Украину – весь обширный район Советского Союза от Баренцева до Черного моря. Меня это ошеломило. Гофман без стеснения давал понять, где развернутся следующие события. Он как бы говорил: теперь пришел черед Советского Союза!..»

На западной границе с СССР, к началу июня 1941 года, было сосредоточено три миллиона солдат, то есть более 80 % немецкой армии, сведенных в 148 дивизий, из которых 19 были танковыми и 14 – моторизованными. В дополнение к этому, на фронте находилось 14 румынских дивизий, и 25 июня, к силам вторжения, присоединилось еще 20 готовых финских. На границе сосредоточились 6000 тяжелых орудий и 3000 самолетов (рис. 158-159).

Рис. 158. Сосредоточение немецко-фашистских войск вдоль советских границ перед вторжением. Июнь 1941 г. О каких провокациях, глядя на эти рисунки, можно говорить?

Рис. 159. Сосредоточение войск и военной техники Германии на границе СССР к началу июня 1941 года. О какой неожиданности может идти речь при таком сосредоточении войск на границе?

Было ясно, что военная машина запущена на полных оборотах, и ее уже остановить было нельзя! Нападение Германии на СССР было не вероломством, а продолжением давно выбранной политики – разве Гитлер предупреждал о нападении на Польшу, Чехословакию, Норвегию, Бельгию и др.? Разве Япония предупредила США, что атакует Перл-Харбор? «Вероломство» нужно было сталинской пропаганде для оправдания своих ошибок. К слову. Примерно так, как и немецкий посол в Москве Шулленберг обосновал нападение на СССР, Молотов, ранее, обосновывал нападение СССР на Финляндию. Молотов вызвал к себе посла Финляндии в СССР и заявил ему, что финские пограничники произвели 7 артиллерийских залпов по советской деревне, хотя, как стало известно, никакого обстрела со стороны финнов не было. Посол твердо обещал во всем разобраться. К изумлению посла, Молотов вновь вызвал его и сказал, что финские пограничники «издеваются над жителями деревни, которых обстреляли(!?)». 30 ноября 1939 года СССР нападает на Финляндию и сразу начинает бомбить Хельсинки и другие города Финляндии. До предупреждения Молотова финскому послу, Сталин философски изрек: «30 км отделяют Ленинград от границы с Финляндией. Ленинград отодвинуть нельзя, значит надо отодвинуть границу».

Смесь из керосина, смолы и бензина, разлитую в бутылки, впервые использовали финны в боях с советскими танками в 1940 году и назвали ее «Коктейль для Молотова» – за его лицемерное поведение. Но вскоре «для» в названии смеси, с легкой руки англичан, исчезло. Эту маленькую операцию проделали англичане, искавшие популярное название для контейнеров с зажигательными бомбами.

А в СССР это радостно подхватили!

Сигналы о нападении Германии на СССР шли из разных стран и источников.

В официальном справочнике «Британская разведка во Второй Мировой войне» (« British Intelligence in the Second World War », 1979) Ф. Гарри Хинсли и его соавторы отмечают: «3 апреля премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль послал первое и единственное предупреждение советскому лидеру Иосифу Сталину. Ссылаясь на «надежный источник», Черчилль сообщил о переброске немецких войск и закончил телеграмму словами: «Ваше Превосходительство, конечно, оценит все значение этих сведений...»

Шведы, сопоставив имеющиеся у них данные, правильно разгадали намерения Германии и 24 марта передали информацию об этом послу США в Москве. К 1 апреля, насколько известно, о планах Германии узнал и военный атташе Югославии в Берлине. Его правительство передало информацию в Москву через Лондон. Некоторые источники утверждают, что с начала 1941 года и вишистские власти во Франции держали в курсе советское посольство об имеющихся у них сведениях о передислокации на Восток немецких дивизий. И, наконец, не подлежит никакому сомнению, что, начиная с 20 марта, американское правительство вновь несколько раз предупредило советского посла в Вашингтоне об опасности, сообщив, что в одной перехваченной дешифрованной японской дипломатической телеграмме говорится о том, что Германия нападет на Россию в течение ближайших двух месяцев».

15 июня 1941 года У. Черчилль сообщил президенту США Рузвельту о том, что «в ближайшее время немцы, по-видимому, совершат сильнейшее нападение на Россию».

И советская, и английская, и американская разведки, в общей сложности более 30 раз, предупреждали соответствующие органы СССР о готовившемся нападении Германии на СССР. В середине февраля в Центр пришло очередное сообщение «Софокла»: в восточной части Европы немцы держат 127 дивизий. А 10 марта – еще более тревожная информация: Гитлер отказался от захвата Англии, ближайшая его задача – захват Украины и Баку; дата выступления – апрель-май 1941 года; союзники – Венгрия, Румыния и Болгария; идет усиленная переброска немецких войск в Румынию.

Накануне войны в Рижском порту скопилось более двух десятков немецких судов. Некоторые только начали разгружаться, другие еще не были полностью загружены, но 21 июня все они, неожиданно, стали сниматься с якоря. Начальник Рижского порта, почувствовав недоброе, задержал, на свой страх и риск, немецкие суда и немедленно связался по телефону с Москвой. Он сообщил о создавшейся зловещей ситуации в Наркомвнешторг и попросил дальнейших указаний. Об этом было сразу же доложено Сталину. Но Сталин, опасаясь, как бы Гитлер не воспользовался задержкой немецких судов для военной провокации, распорядился немедленно снять запрет на их выход в море.

На одном из документов, по поводу нападения Германии на СССР, Сталин поставил резолюцию: «Пошлите его к еб…ой матери!»

За 5 часов до нападения Германии на СССР об этом предупреждал немецкий перебежчик Альфред Лисков.

«Вероломство», в то время, устраивало всех – и Сталина, и его соратников, и военачальников, и советскую пропаганду. И сегодня официальная российская пропаганда во многом придерживается принципа «вероломства».

Один из основателей кибернетики У. Эшби говорил, что «шумы», исходящие от любой системы, есть важная информация.

Опытные механики прекрасно диагностировали состояние мотора машин по «шумам». Известно, что до появления кардиографа, «шумы» от функционирования сердца были главной информацией о его состоянии. «Шумы» о «сердечном согласии» между Сталиным и Гитлером были всегда, но начиная с мая 1941 года «шумы» превратились в сплошной «гул» – причем, они складывались из разных источников. Искусственно организовать подобное было невозможно. Автор убежден, что крупные военачальники прекрасно понимали, что война вот-вот начнется, но, боясь Сталина, они об этом твердо и однозначно не говорили. Боясь показаться малодушными, они об этом, впоследствии, конкретно не пишут в своих мемуарах.

Хорошо известно, что при распознавании вероятных процессов широко применяется байесовский процесс. Коротко этот процесс можно описать следующим образом: если мы имеем априорные вероятности тех или иных возможных событий, то каждое новое событие вносит определенную ясность в этот вероятностный процесс.

Если принять, в то время, будет или не будет война с Германией с максимальной неопределенностью – «орел или решка», то есть 50 % по каждому событию и, используя байесовский процесс, добавлять приведенные выше автором события, связанные с возможностью войны (а их можно значительно увеличить), то вычисляемая вероятность войны составит более 90 %. Другими словами, такая вероятность развития возможных событий, в большой политике, не оставляет места для глубоких размышлений!

Однако, коммунисты к таким методам не прибегали – они считали кибернетику лженаукой.

Здесь необходимо отметить, что в войне с Германией кибернетические методы широко применяли англичане, в частности, теорию Виннера, фон Неймана и др., что значительно увеличило боеспособность англичан (некоторые примеры приведены в книге).

Главный вывод – в отношениях с Германией Сталин допустил стратегический и тактический просчеты, которые привели к тяжелым последствиям. И лишь то обстоятельство, что сталинская Система имела большой запас прочности, позволило СССР выстоять и в будущем перехватить инициативу.