Демьян Бедный — поэт, писатель СССР, попавший в опалу при Сталине.

Творчество Демьяна Бедного несколько противоречиво. Он, будучи талантливым от природы, вынужден был идти на поводу системы.

Демьян Бедный неслучайно взял себе этот псевдоним, отказавшись от своего родного имени Ефим Придворов, поскольку он хотел подчеркнуть свое самое простое происхождение: сын чернорабочего.

Он родился в Херсонской области в 1883 году, прошёл обычное обучение для бедняков того времени в сельской школе, а затем обучался на военного фельдшера и поступил в Петербургский университет. И это уже необычно для бедняка, но именно своим живым умом, тягой к знаниям и врожденным талантом отличался этот писатель и поэт.

Первые уверенные шаги

Уже с 1912 года он уверенно начал свою литературную биографию, его творчество попало на страницы ведущих на то время большевистских изданий. Из-под пера писателя с живым умом и выразительной речью выходили песни, басни, сатирические фельетоны, стихи. Одной из первых знаменитых стала поэма «Про землю, про волю, про рабочую долю», которая была опубликована как раз в год революции 1917. Затем последовали аналогичные по тематике поэмы, например, «Главная улица». Он смело заявил о себе на литературной и политической арене в 20-ые годы. Большевикам, да и простому народу, настолько пришлось по вкусу его творчество, что всерьез проводилась полемика о необходимости взять поэзию Демьяна Бедного за образец всего советского литературного творчества. О популярности говорит этот факт, что даже появился город, который был назван в честь поэта. Довольно известное поселение в Пензенской области (Спасск), было переименовано в Беднодемьяновск, историческое название города вернулось лишь в 2005 году по указу президента России.

Восхищение талантом

Даже такие ближайшие соратники и, по большому счёту конкуренты, как , отзывались о творчестве и Демьяна, как о прекрасно написанных, удивительных своей точностью произведениях. Уже в 1918 году, то есть практически через год после революции, новое правительство выделило поэту огромную квартиру не где-нибудь, а в большом Кремлевском дворце, куда он перевёз жену и детей, даже няню для них и тёщу. У Бедного была настоящая страсть к литературе, самообразованию, он собрал потрясающую библиотеку, которой с удовольствием пользовался и сам Сталин. Еще до того, как Сталин в полной мере захватил власть в свои руки, Бедный подружился с ним, найдя в его лице соратника и понимающего человека. Стоит сказать заранее, что такая доверительная дружба и хорошие отношения сохранились не навсегда. Когда власть полностью сосредоточилась в руках Сталина, он принялся активно пересматривать и зачищать свое окружение, и в опалу попал в сам Демьян.

Взлеты и падения

Во многом опала со стороны власти и самого Сталина стала результатом мрачности общественных устоев того времени, восхваления, доносов, откровенных кляуз. Собственно, жертвой системы стал и сам Демьян Бедный, хотя в своих поэмах он вынужден было восхвалять власть на все лады.

Сталин характеризовался подозрительностью, особенно усилилась эта черта, когда он стал у руля огромного государства. Повсюду были доносчики и откровенные клеветники. Так, существует мнение, что к Демьяну Бедному, который всегда был острым на язык, впрочем, как и любой поэт, был приставлен осведомитель, который слушал, о чём говорит первый поэт государства и доносил вождю. При этом слова Демьяна многократно перевирали, искажали, и зачастую они обретали совершенно противоположный смысл. Например, как-то он обедал вместе со Сталиным и, придя домой, заявил, что ему очень понравился десерт из клубники. Но Сталину донесли это совсем в ином свете. Дескать, возомнивший себя великим поэт недоволен, что Сталину подают такие блюда, в то время как люди в стране голодают.

Доподлинно неизвестно, насколько верил Сталин таким и кляузам, ведь он прекрасно понимал, что людьми в его окружении движет страха, а доносы становятся обычным делом. Однако факт остается фактом, уже с конца 20-ых годов Сталин стал планомерно делать всё, чтобы Демьян Бедный хорошо прочувствовал опалу и травлю.

Отношение к власти

Нельзя сказать, что Бедный был абсолютно невинной овечкой, которую клеймили позором завистники и клеветники по указке Сталина. Нельзя не признать его литературный талант, умение четко, кратко и ясно излагать мысли, создавать безупречные по стихотворной форме произведения, ироничные. Однако он был не из таких людей, которые способны идти против системы.

Опала началась с самого начала 30-ых годов, когда Сталин прямо осудил произведения Демьяна бедного, заметив, что поэт клевещет на СССР и представляет его в искаженном свете, не соответствующем действительности.

Газеты практически перестали его печатать, Бедный по своей привычке всё ещё пытался достучаться до Сталина и доказать, что травля, возникшая вокруг него, абсолютно напрасна. Однако на апелляцию к первому лицу государства поэт получил ещё большую отповедь, когда в своем письме Иосиф Сталин прямо заявлял, что Демьян, взяв удачный старт, превратился в критикана, который преподносит народы СССР и их прошлое в совершенно искаженном свете.

Писатель был вынужден начать писать хвалебные и даже восторженные опусы власти и большевикам, восхваляя каждый их шаг. Например, одна из известных и трагических историй нашей страны — это снос храма Христа Спасителя в Москве, который осуществился 5 декабря 1931 года. Конечно, это было одно из самых центральных событий в жизни страны, поскольку Храм был символом веры, и такой решительный шаг означал твёрдые убеждения верхушки порвать с религиозным в прошлом. Демьян Бедный сочинил восторженную поэму относительно этого трагического события, сравнив храм с сором, от которого необходимо избавляться. Далее были не менее восторженные поэмы, критикующие крещение Руси и другие факты. Однако такое рвение не только не помогло поэту вернуть расположение властей, но и усугубило положение.

Последние годы жизни

Апофеозом преследований стало исключение в 1938 году поэта из партии, это сопровождалось унизительной формулировкой «моральное разложение». Материальное положение поэта сильно пошатнулась, но еще хуже было его моральное состояние. Вскоре началась Вторая Мировая Война и Бедный, понимая всю трагедию жизни своей родины, несколько отвлекся от преследовавших его личных неудач, он вновь сосредоточился на творчестве, сменил псевдоним на Демьян Боевой. Он создавал свои поэмы, восхваляющие героизм народа, солдат, не переставая при этом упоминать о величайших заслугах Сталина. К сожалению, маятнику судьбы так и не удалось качнуться в обратном направлении. После окончания войны травля продолжилась, хотя Демьян возлагал большие надежды на послевоенный период, характеризовавшийся обновлением страны, светлыми надеждами на достойное будущее.

Поняв, что ожидания его больше не оправдаются, поэт потерял смысл жизни и скоропостижно умер 25 мая 1945 года. Даже после смерти его произведения, которые он еще не успел издать при жизни, были в буквальном смысле разгромлены литературной критикой. Но некоторое послабление пришло после смерти Сталина. В 1956 году Демьян Бедный был восстановлен в КПСС посмертно, к его поэзии вновь возродился интерес. Город, названный его именем, не переименовали, это случилось только после распада СССР.

Для нас важна актуальность и достоверность информации. Если вы обнаружили ошибку или неточность, пожалуйста, сообщите нам. Выделите ошибку и нажмите сочетание клавиш Ctrl+Enter .

Поэт и общественный деятель. Сын чернорабочего, обучался в сельской школе, затем в военно-фельдшерской, по окончании которой прослужил 4 года на военной службе.

"Демьян Бедный умер от страха"

БЕДНЫЙ Демьян (Придворов Ефим Алексеевич) (1883-1945). Советский поэт и писатель. Родился в с. Губовка Херсонской области. Учился в Киевской военно-фельдшерской школе и Петербургском университете (1904-1908). Участник Первой мировой войны. Член РКП(б) с 1912 г. Печатался в большевистских газетах «Звезда»1) и «Правда». Автор сатирических стихов, фельетонов, басен, песен, подписей к окнам ТАСС. Наиболее известные эпические поэмы Д. Бедного - «Про землю, про волю, про рабочую долю» (1917), «Главная улица» (1922). В 20-е годы творчество Д. Бедного пользовалось популярностью. «Сегодня литераторам не придет в голову проводить „одемьянивание литературы", тогда же всерьез обсуждался вопрос о сведении всего многообразия литературы к одному образцу: к поэзии Демьяна Бедного» (Историки спорят. М., 1989. С. 430). В 1925 г. город Спасск (ныне - в Пензенской области) был переименован в Беднодемьяновск.

По воспоминаниям В.Д. Бонч-Бруевича, В.И Ленин «замечательно чутко, близко и любовно... относился к могучей музе Демьяна Бедного. Он характеризовал его произведения как весьма остроумные, прекрасно написанные, меткие, бьющие в цель».

Демьян Бедный, прибыв в 1918 г. вместе с Советским правительством из Петрограда в Москву, получил квартиру в Большом Кремлевском дворце, куда перевез жену, детей, тещу, няню для детей... Писатель имел очень хорошую библиотеку, из которой с разрешения хозяина брал книги Сталин. У них сложились прекрасные, почти дружеские отношения, однако в дальнейшем вождь неожиданно не только выселил Демьяна Бедного из Кремля, но и установил за ним слежку.

«После учредительного съезда Союза писателей СССР, - вспоминал И. Гронский, - встал вопрос о награждении Демьяна Бедного орденом Ленина, но Сталин внезапно выступил против. Мне это было удивительно, ибо генсек всегда поддерживал Демьяна. Во время беседы с глазу на глаз он объяснил, в чем дело. Достал из сейфа тетрадочку. В ней были записаны довольно нелестные замечания об обитателях Кремля. Я заметил, что почерк не Демьяна. Сталин ответил, что высказывания подвыпившего поэта записаны неким журналистом...» (Гронский И.М. Из прошлого. М., 1991. С. 155). Дело дошло до Комитета партийного контроля, где поэту сделали внушение.

М. Канивез пишет: «Одно время Сталин приблизил к себе Демьяна Бедного, и тот сразу стал всюду в большой чести. В то же время в круг близких друзей Демьяна затесался некий субъект, красный профессор по фамилии Презент. Эта личность была приставлена для слежки за Демьяном. Презент вел дневник, где записывал все разговоры с Бедным, беспощадно их перевирая... Возвратясь как-то из Кремля, Демьян рассказывал, какую чудесную землянику подавали у Сталина на десерт. Презент записал: „Демьян Бедный возмущался, что Сталин жрет землянику, когда вся страна голодает". Дневник был доставлен „куда следует", и с этого началась опала Демьяна» (Канивез М.В. Моя жизнь с Раскольниковым // Минувшее. М., 1992. С. 95).

Сталин неоднократно прорабатывал и критиковал писателя. В частности, в письме к нему писал: «В чем существо Ваших ошибок? Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее. Таковы Ваши „Слезай с печки" и "Без пощады". Такова Ваша "Перерва", которую прочитал сегодня по совету т. Молотова.

Вы говорите, что т. Молотов хвалил фельетон „Слезай с печки". Очень может быть. Я хвалил этот фельетон, может быть, не меньше, чем т. Молотов, так как там (как и в других фельетонах) имеется ряд великолепных мест, бьющих прямо в цель. Но там есть еще ложка такого дегтя, который портит всю картину и превращает ее в сплошную "Перерву". Вот в чем вопрос и вот что делает музыку в этих фельетонах.

Судите сами.

Весь мир признает теперь, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию. Революционеры всех стран с надеждой смотрят на СССР как на очаг освободительной борьбы трудящихся всего мира, признавая в нем единственное свое отечество. Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, прежде всего, русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих как признанному своему вождю, проводяще-

му самую революционную и самую активную политику, какую когда-либо мечтали проводить пролетарии других стран. Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительнейшую историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое Рос-сии, зная, что кроме России реакционной существовала еще Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышевских, Желябовых и Ульяновых, Халтуриных и Алексеевых. Все это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса.

А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата, ушли куда-то в лощину и, запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из „Домостроя", стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что нынешняя Россия представляет сплошную „Перерву", что „лень" и стремление „сидеть на печке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и - русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата.

И Вы хотите после этого, чтобы ЦК молчал! За кого Вы принимаете наш ЦК?

И Вы хотите, чтобы я молчал из-за того, что Вы, оказывается, питаете ко мне "биографическую нежность"! Как Вы наивны и до чего Вы мало знаете большевиков...» (Сталин И.В. Собр. соч. Т. 13. С. 23-26).

«Демьян Бедный умер от страха, - пишет В. Гордеева. - У него в президиумах было постоянное место, куда он и шел привычно. И вдруг в сорок пятом что-то изменилось. Только, было, направился поэт на свое обычное место во время очередного торжества, как Молотов, недобро сверкнув стеклышками пенсне, спросил его ледяным голосом: "Куда?" Демьян долго пятился, как гейша. Потом доплелся до дома и умер. Об этом поведала его родная сестра» (Гордеева В. Расстрел через повешение. Невыдуманный роман в четырех повестях о любви, предательстве, смерти, написанный «благодаря» КГБ. М., 1995. С. 165).

Сохранилась библиотека писателя. «Когда в 1938 г. Бедный вынужден был продать свою замечательную библиотеку, я тотчас же купил ее для Государственного литературного музея, и она почти целиком и полностью сохранена до сих пор, кроме тех книг, которые он оставил у себя» (Бонч-Бруевич В.Д. Воспоминания. М., 1968. С. 184).

Демья́н Бе́дный (настоящее имя Ефи́м Алексе́евич Придворов; 1 апреля 1883, Губовка, Александрийский уезд, Херсонская губерния - 25 мая 1945, Москва) - русский советский писатель, поэт, публицист и общественный деятель. Член РСДРП(б) с 1912 года.

Е. А. Придворов родился 1 (13) апреля 1883 года в селе Губовка (ныне Александрийского района Кировоградской области Украины) в семье крестьянина.

Испытав в детстве большое влияние дяди, народного обличителя и атеиста, взял его деревенское прозвище в качестве псевдонима.

Псевдоним этот также упомянул в своём стихотворении «О Демьяне Бедном, мужике вредном».

В 1896-1900 годах учился в военно-фельдшерской школе, в 1904-08 - на филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. Первые стихи вышли в свет в 1899 году. Они были написаны в духе казённого монархического «патриотизма» или романсовой «лирики». Член РСДРП с 1912 года, с того же года публиковался в «Правде». Первая книга «Басни» вышла в 1913 г. В годы гражданской войны вёл агитационную работу в рядах РККА, за что награждён в 1923 году орденом Красного Знамени (первое награждение за литературную деятельность в СССР). В своих стихотворениях тех лет превозносил Ленина и Троцкого.

Во время внутрипартийной борьбы 1926-1930 годах стал активно и последовательно отстаивать линию И. В. Сталина, за что получил различные жизненные блага, включая квартиру в Кремле и регулярные приглашения на встречи с партийным руководством. Демьян Бедный был крупным библиофилом, хорошо разбиравшимся в истории книги, собрал одну из крупнейших частных библиотек в СССР (свыше 30 тыс. томов). Начало публиковаться полное собрание его сочинений (прервано на 19 томе). В 1920-х гг. большое количество брошюр с его агит-стихами вышло массовым тиражом в столицах и провинции.

В 1930 году Демьян Бедный всё чаще подвергается критике за антирусские настроения (выраженные в его фельетонах «Слезай с печки», «Без пощады» и др.).

После критики вождя Бедный стал писать подчёркнуто партийные стихи и басни («Диво дивное коллективное», «Ёж» и др.). В стихах 1930 годов Демьян постоянно цитирует Сталина, а также использует слова Сталина в качестве эпиграфов. Новый скандал и большое недовольство Сталина вызвала найденная НКВД тетрадка с записями оскорбительных характеристик, которые пьяный Демьян давал видным деятелям партии и правительства.

В 1936 году поэт написал либретто комической оперы «Богатыри» (о крещении Руси), которая возмутила посетившего спектакль Молотова, а затем и Сталина. Комитет по делам искусств в специальном постановлении резко осудил спектакль как антипатриотический. В 1938 году Демьян Бедный был исключён из партии и из Союза писателей с формулировкой «моральное разложение». Его перестали печатать, но тем не менее, объекты, носившие его имя (город Беднодемьяновск), переименованы не были. Попавший в опалу Демьян Бедный бедствовал, был вынужден продать свою библиотеку. Он сочинял новые хвалы Ленину-Сталину, но в разговоре с родственниками крайне негативно отзывался о вожде и остальной партийной верхушке. Сталин знал об этом, но подвергать поэта репрессиям не стал и на этот раз.

С началом Великой Отечественной войны публикации возобновились, сначала под псевдонимом Д. Боевой, потом к концу войны, под первоначальным псевдонимом. В «военных» стихах и баснях Бедный полностью противоречил своим произведениям, написанным в 1930-х годах, призывал братьев «помянуть старину», утверждал, что верит «в свой народ» и при этом продолжал восхвалять Сталина. Новые «стихи» Демьяна так и остались незамеченными. Не сумел он вернуть и прежнее положение, и расположение вождя.

Последнее критическое партийное постановление, касающееся поэта, вышло уже посмертно: 24 февраля 1952 года были подвергнуты идейному разгрому издания Д. Бедного 1950 и 1951 годы за «грубейшие политические искажения»: в эти издания были включены первоначальные варианты произведений Бедного вместо поздних, политически переработанных. В 1956 году Демьян Бедный был посмертно восстановлен в КПСС.

Родился Д. Б. 1 (13) апреля 1883 г. в дер. Губовке Александрийского уезда Херсонской губ. Это большое украинское село, прорезанное рекой Ингул, отделяющей левую - украинскую часть села от правой, издавна занятой военно-поселенцами. Дед Д. Б., Софрон Федорович Придворов, хорошо еще помнил времена поселенчества. Мать, Екатерина Кузьминична, была родом украинская казачка из селения Каменки. Женщина исключительно красивая, крутая, жестокая и распутная, она глубоко ненавидела своего мужа, жившего в городе, и всю свою тяжелую ненависть вымещала на сыне, которого родила, когда ей было только 17 лет. Пинками, побоями и бранью она вселила мальчику ужасающий страх, который постепенно превратился в непреодолимое, навсегда оставшееся в душе отвращение к матери. "...Незабвенная пора, золотое детство..." - иронически вспоминает потом эту пору своей жизни поэт. Ефимке едва минуло 4 года. Был праздник, - ужасная духота. По обыкновению избитый и заплаканный, Ефимка, плетясь за матерью, очутился у лавочника Гершки. Забившись в угол, он стал невольным свидетелем бесстыдной сцены, разыгравшейся тут же на мешках, на глазах потрясенного ребенка. Мальчик горько заплакал, а мать всю дорогу остервенело лупила его палкой. Отец, Алексей Сафронович Придворов, служил в городе, в 20 верстах от Губовки. Приходя домой на побывку, он бил жену смертным боем, и та сторицей возвращала побои сыну. Возвращаясь к себе на службу, отец нередко уводил с собой Ефимку, который, как праздника, дожидался этих счастливых передышек. До 7 лет Ефим жил в городе, где и научился грамоте, а потом до 13 лет в деревне с матерью. Против материнского дома, прямо через дорогу, находились шинок (кабак) и сельская "расправа". По целым дням сидел на завалинке Ефимка и смотрел в лицо деревенской жизни. Безгласная, безмолвная, порабощенная Русь, набравшись смелости в кабаке, дико горланила похабные песни, мерзостно сквернословила, бушевала, буянила и потом смиренно искупала свои кабацкие ереси покаянием в "холодной". Тут же, бок о бок с "холодной", где шла борьба с индивидуальными пороками перепившихся губовцев, развертывалась во всю крикливую ширь губовская жизнь на поле общественной борьбы: галдели деревенские сходки, шатались понурые неплательщики, орали и требовали недовольные жалобщики и, гремя всеми струнами деревенской юстиции, "расправа" вселяла губовским мужикам уважение к основам помещичьего строя. А мальчик слушал и поучался. Не раз среди действующих лиц приходилось встречать ему собственную мать. Екатерина Кузьминична редко бывала дома и, с увлечением предаваясь попойкам и дракам, немало способствовала отступлениям от форменного и узаконенного порядка в Губовке. Изголодавшись, мальчик стучался в первую попавшуюся избу. "Так сызмала, - говорил Д. Б улыбаясь, - я приучался к общественному питанию: куда придешь, там и дом твой". По вечерам, забравшись на печку, Ефимка делился с дедом запасом житейских наблюдений. А в воскресные дни дед брал с собой внука в кабак, где в пьяном чаду довершалось житейское образование мальчика. Дома навеселе дед любил вспоминать о старине, о поселенческих временах, об уланах и драгунах, стоявших постом по всей Херсонщине. И подогретое водкой воображение деда охотно рисовало идиллические картины крепостной старины. "Как, бывало, за поселение..." - начинал дед. Выходило так, что лучшего порядка, чем патриархальная старина, и желать нельзя. Всякое нововведение тут ненужная вставка. Но в трезвом виде дед говорил другое. С ненавистью рассказывал он внуку об аракчеевщине, о милостях барских: как поселенцев наказывали палками, как мужиков в Сибирь ссылали, а баб, оторванных от грудных детей, превращали в собачьих кормилок. И рассказы эти навеки врезались в памяти Ефимки. "О многом мне поведал дед. Суровы были и несложны Его рассказы и ясны, И были после них тревожны Мои младенческие сны..." Для живого и впечатлительного мальчика наступило время тяжелых размышлений. Он хватал на лету рассказы деда и бился в тревожных думах. С одной стороны, дед как бы требовал оправдания крепостному строю, с другой - он поселял заклятую ненависть к старине бытовой правдой своих рассказов. И незаметно в мозгу Ефимки рождалось смутное представление о двух правдах: одной - елейной и примиряющей, приукрашенной мечтательной ложью деда, и другой - суровой, несговорчивой и беспощадной правде мужицкой жизни. Эту двойственность поддерживало в мальчике и деревенское воспитание. Рано научившись грамоте, он под влиянием деревенского попа начал читать псалтырь, "Четьи-Минеи", "Путь ко спасению", "Жития святых" - и это направило воображение мальчика на ложный и органически чуждый ему путь. Постепенно в нем даже сложилось и утвердилось желание уйти в монастырь, но дед обидно высмеивал религиозные мечтания мальчика и в своих словоохотливых беседах немало внимания уделял лицемерию и плутням попов, церковному обману и проч. Ефимку определили в сельскую школу. Учился он хорошо и охотно. Чтение окунуло его в сказочный мир. Он вытвердил на память "Конька-Горбунка" Ершова и почти не расставался с "Разбойником Чуркиным". Каждый пятак, попадавший ему в руки, он мигом превращал в книжку. А пятаки водились у мальчика. Дом Придворовых по своему стратегическому положению (против "расправы" и шинка и недалеко от дорожного тракта) был чем-то вроде заезжего двора. Сюда заглядывали и становой, и урядник, и сельские власти, и проезжающие обозы, и конокрады, и дьячок, и вызываемые в "расправу" крестьяне. В гуще этого разношерстного люда восприимчивое воображение мальчика пополняется образами будущих "затейников", "администраторов", "улицы", "батраков", "бунтующих зайцев" и "опекунов". Вместе со знанием жизни приобрел тут Ефимка и деляческие навыки, и вскоре он начинает подвизаться в роли сельского писарька. За медный пятак он сочиняет прошения, дает советы, выполняет разные поручения и всячески воюет с "расправой". От этой борьбы с "расправой" и берет начало его литературная карьера. А приток житейского опыта все растет, расширяется, и накапливаются сотни новых сюжетов. На короткое время грамотный Ефимка становится нужным и матери. Вследствие ли постоянных побоев или другого извращения природы, но, кроме Ефимки, у Екатерины Кузьминичны детей больше не было. Это создало ей прочную репутацию специалистки по страхованию от потомства. От охотниц такого рода страховок отбою не было. Екатерина Кузьминична ловко поддерживала обман. Она давала бабам всякие снадобья, поила настоями из пороха и лука. Губовские девки исправно глотали и к положенному сроку исправно рожали. Тогда привлекался к делу Ефимка. В качестве грамотея он строчил лаконическую записку: "крещеное имя Мария, при сем рубль серебром", и "тайный плод любви несчастной" препровождался вместе с запиской в город. Парни знали, что Ефимка посвящен во все секретные операции матери и, поймав его в темном углу, допытывались: "А ходила Прыська до твоей маты? Кажи". Но Ефимка крепко хранил девичьи тайны. Кроме того, в качестве грамотея мальчик зарабатывал пятаки чтением псалтыря по покойникам. Эти пятаки обычно тоже пропивались матерью. Услуги, оказываемые мальчиком матери, не делали последнюю более ласковой к сыну. Она по-прежнему тиранила мальчика, по-прежнему оставляла его по целым дням без еды и предавалась бесстыдному разгулу. Однажды мальчик, вконец изголодавшийся, обшарил в избе все уголки, но не нашел ни крошки. В отчаянии лег на пол и заплакал. Но, лежа, увидел неожиданно под кроватью дивное зрелище: в деревянное дно кровати было вбито десятка два гвоздей, а к гвоздям на веревочках подвешены: колбаса, рыба, баранки, сахар, несколько бутылок водки, сметана, молоко - словом, целая лавочка. Уведомленный об этом, дед Софрон крякнул: "Вот почему она, стерва, всегда такая красная!", - но запасы тронуть голодный старик и мальчик побоялись. К этому времени относит Д. Б. одно из самых мрачных воспоминаний своего детства. Ему 12 лет. Он умирает - должно быть, от дифтерита: глотку заложило до полной немоты. Его причастили и положили под образами. Тут же мать - простоволосая, пьяная. Она шьет смертную рубашку и орет во весь голос веселые кабацкие песни. Мальчику мучительно тяжело. Он хочет что-то сказать, но только беззвучно шевелит губами. Мать заливается пьяным смехом. Входит кладбищенский сторож Булах - пьяница и веселый циник. Он присоединяется к пению матери. Потом подходит к Ефимке и добродушно резонерствует: "Що же, Ефимаша, поховаем... Дэ же тэбэ поховаты? Пидля бабуси. Там мята дуже гарно пахне...". Кто-то дал знать отцу, что Ефимка умирает. Между тем нарыв прорвало. Очнулся мальчик от страшных криков. Было темно. На полу валялась пьяная мать и визжала неистовым голосом под ударами отцовского сапога. Отец отмахал 20 верст из города, застал мать на пьяном гульбище и поволок ее за косы домой. С этой памятной ночи начинается перелом в жизни Ефимки. Мать перестала его бить, мальчик стал решительно отбиваться и начал чаще бегать к отцу.

поет Дем’ян Бєдний (Єфим Олексійович Придворов, 1883-1945), автор антирелігійних віршів, у тому числі “Євангелія від Дем’яна”.

1896 Іван Огієнко закінчив початкову чотирирічну школу в Брусилові. Далі навчався у Київській військово-фельдшерскій школі. Із товаришем по навчанню Юхимом Придворовим (майбутній російський поет Дем"ян Бєдний) редагував рукописний місячник «Моя библиотека».

Двоюродная сестра Вадима Алексеевича, Вера Придворова, невестка Демьяна Бедного, ныне покойная, жила в Москве и просила его и раньше, а когда я приехала, то просила и меня: «Уговори Вадима, уговори! У меня две квартиры спаренные. Я одну квартиру перепишу на вас, и будем жить вместе».

В 1980-е годы в Институте истории СССР АН СССР (сейчас Институт российской истории РАН) работала невестка (жена сына) демьяна Бедного - Тамара Павловна Придворова.

«Однажды Демьян встал из-за стола и сказал: «Теперь я вам прочту то, что никому не читаю и никогда не дам читать. Пусть после моей смерти печатают». И он вынул из глубины стола толстую тетрадь. Это были чисто лирические стихи необычайной красоты и звучности, написанные с таким наплывом глубокого чувства, что муж и я сидели как зачарованные. Он долго читал, и предо мной предстал совсем другой человек, повернувшийся новой стороной своего глубокого внутреннего мира. Это было непохоже на все то, что писал Демьян Бедный. Кончив, он встал и сказал: «Теперь забудьте об этом».

Все эти тетради - а их было немало - лет через десять оказались сожженными в минуту отчаяния на глазах у старшего сына. «Напрасно, - вспоминает сын, - я просил его не сжигать тетради... Отец рычал и, багровея от гнева, уничтожал то, что хранил всю жизнь. «Надо быть таким болваном, как ты, чтобы не понимать, что это никому не нужно!». И от всего богатства Демьяновой лирики не осталось ничего. Эту потерю, конечно, никак не восполнит случайный экспромт-раздумье, сохранившийся в памяти сына. На прогулке весной 1935 года он задал отцу вопрос: откуда идет поверье,будто кукушка отсчитывает годы жизни? И получил столь непохожий на известные нам стихи ответ, что стоит его привести:

Весенний благостный покой... Склонились ивы над рекой, Грядущие считая годы. Как много жить осталось мне? Внимаю в чуткой тишине Кукушке, вышедшей из моды. Раз... два... Поверить? Затужить? Недолго мне осталось жить... Последнюю сыграю сцену И удалюсь в толпу теней... А жизнь - Чем ближе к склону дней, Тем больше познаешь ей цену.

Демьян Бедный - литературный псевдоним советского поэта Ефима Алексеевича Придворова.

«С семи лет и до тринадцати мне пришлось вытерпеть каторжную совместную жизнь с матерью в деревне у деда Софрона, удивительно душевного старика, любившего и жалевшего меня очень. Что касается матери, то... если я остался жильцом на этом свете, она менее всего в этом повинна. Держала она меня в чёрном теле и била смертным боем. Под конец я стал помышлять о бегстве из дому и упивался церковно-монашеской книгой: «Путь ко спасению». Спасение пришло с другой стороны. В 1896 году «волею неисповедимых судеб» попал я не в елисаветградскую обойную мастерскую, куда меня было уже сговорили, а в Киевскую военно-фельдшерскую школу. Жизнь в военно-учебном заведении - после домашнего ада - показалась мне раем. Учился я старательно и успешно».

Демьян Бедный, Автобиография / Избранное, М., «Художественная литература», 1983 г., с. 13.

«Отец - церковный сторож, едва зарабатывавший себе на жизнь, мать - также получала считанные копейки, кочуя в качестве работницы или прислуги из одного барского дома в другой. Слова «работница» или «прислуга» можно взять в кавычки, ибо настоящая профессия матери была иной, той о которой обычно умалчивают в биографических книгах. Сам же Бедный этого совсем не стеснялся. Однажды на одном из митингов своё выступление он начал так: «Моя мать была бл...дь...».

Казакевич А., Люди, как звёзды... : парадоксальные и малоизвестные факты из жизни знаменитых людей, Ростов-на-Дону, «Феникс», 2007 г., с.104.

С 1912 года Демьян Бедный - член РСДРП.

«Во время гражданской войны по его стихам учились читать многие красноармейцы. Его стихи заучивали наизусть и даже пели. Особенно популярной стала песня «Как родная мать меня провожала»:

Как родная мать меня провожала,
как тут вся моя родня набежала:
«А куда ж ты, паренёк? А куда ты?
Не ходил бы ты, Ванёк, да в солдаты!
В Красной Армии штыки, чай, найдутся.
Без тебя большевики обойдутся...»

Листовки с его стихами-агитками разбрасывались в тылу белогвардейцев, и это, действительно, работало: многие солдаты, вчерашние крестьяне, прочитав воззвание Бедного, отказывались воевать, дезертировали или переходили на сторону советской власти.

Что любопытно, противник не оставался в долгу. Врангелевские лётчики сыпали на головы голодных будёновцев агитки Аркадия Аверченко , знаменитого русского юмориста, в которых, к примеру, сообщалось: «А мы сегодня отлично пообедали. На первое - борщ с ватрушками, на второе - поросенок с хреном, на третье - пироги с осетриной и на заедку - блины с мёдом. Завтра будем жарить свинину с капустой».

Это также вызывало брожение и недовольство в армии Советов.

Демьян Бедный , говоря без преувеличения, был одним из любимейших народных поэтов. И, как это не покажется странным, - одним из нелюбимейших в кругу самих поэтов».

Казакевич А., Люди, как звёзды... : парадоксальные и малоизвестные факты из жизни знаменитых людей, Ростов-на-Дону, «Феникс», 2007 г., с.101-102.

«Одна из таких черт в облике Демьяна Бедного - неприкрытая, почти наглая страсть к материальному достатку, проявлявшаяся в бесстыдном стяжательстве. Вечно жалующийся на «невыносимую» нужду, постоянно выклянчивающий для себя гонорары и разного рода привилегии, он вызывал в кругу своих коллег сдержанную неприязнь и скрытое презрение. Ленин , с которым Бедный был хорошо знаком, на предложение журналистов «Правды» отказаться от сотрудничества с таким малоприятным сотрудником, отвечал в одном из писем: «На счёт Демьяна Бедного - продолжаю быть за. Не придирайтесь, друзья, к человеческим слабостям! Талант - редкость. Надо его систематически и осторожно поддерживать. Грех будет на вашей душе, большой грех (во сто раз больше «грехов» личных разных, буде есть таковые) перед рабочей демократией, если вы талантливого сотрудника не притянете, не поможете ему».

Казакевич А., Люди, как звёзды... : парадоксальные и малоизвестные факты из жизни знаменитых людей, Ростов-на-Дону, «Феникс», 2007 г., с.103.

В 1918 году Демьян Бедный перехал вместе с Советским правительством из Петрограда в Москву, где получил квартиру в Большом Кремлёвском дворце, куда перевёз жену, тёщу, детей и их няню.

В Кремле Демьян Бедный собрал хорошую библиотеку из 30 000 томов, которой пользовался И.В. Сталин .

Для разъездов по странесоветскому поэту Демьяну Бедному был выделен личный вагон I-го (раньше принадлежавший одному из великих князей), а также ему был предоставлен в личное пользование автомобиль «Форд».

В 1920-е годы Демьян Бедный - фельетонист «Правды», где почти ежедневно (!) публиковал стихи на актуальные политические темы.

Семьдесят лет назад, 25 мая 1945 года, умер первый советский писатель-орденоносец Демьян Бедный. Он быстро прошел путь из низов - крестьян - до «классика пролетарской поэзии». Бедный долгие годы жил в Кремле, его книги издавались большими тиражами. Он умер, оставив о себе весьма неоднозначную память, особенно в среде творческой интеллигенции, частью которой, по сути, он сам так и не стал.

Бастард великого князя

Ефим Алексеевич Придворов (1883-1945) - так на самом деле звали Демьяна Бедного - смолоду искал правду-матку и шел на огонь просвещения. Шел, пытаясь утвердить свое литературное дарование. Крестьянский сын, он стал не только одним из первых поэтов Советской России, но и наиболее темпераментным из многих ниспровергателей старой культуры.

Крестьянин села Губовки Александровского уезда Херсонской губернии, до семи лет Ефим жил в Елисаветграде (ныне Кировоград), где его отец служил церковным сторожем. Позже довелось ему хлебнуть крестьянской доли и в деревне - вместе с «удивительно душевным стариком» дедом Софроном и ненавистной матерью. Отношения в этом треугольнике - раздолье для любителей психоанализа. «Мать держала меня в черном теле и била смертным боем. Под конец я стал помышлять о бегстве из дому и упивался церковно-монашеской книгой "Путь ко спасению"», - вспоминал поэт.

В этом коротком мемуаре все интересно - и озлобленность нелюбимого сына, и признание в увлечении религиозной литературой. Последнее скоро прошло: атеистический марксизм оказался для юного Ефима Придворова по-настоящему революционным учением, ради которого стоило отречься и от прошлого, и от всего самого заветного, что в нем было, кроме, наверное, любви к простонародью, к «деду Софрону». Ефим попал в школу военных фельдшеров в Киеве, и модный тогда марксизм хорошо лег на мальчишеское недовольство армейской дисциплиной и другими проявлениями самовластия.

Впрочем, в те годы будущий Демьян сохранял благонамеренность. Сам великий князь Константин Константинович (поэт и куратор военно-учебных заведений) позволил способному юноше экстерном сдать гимназические экзамены для поступления на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Кстати, позже Бедный поддерживал слух, что «придворную» фамилию дал ему великий князь… как своему бастарду.

В университете Ефим Придворов окончательно пришел к марксизму. В ту пору он сочинял стихи в некрасовском гражданственном ключе.

Но с годами убеждения становились все радикальнее. В 1911-м он уже печатался в большевистской «Звезде», и первое же стихотворение так полюбилось левой молодежи, что его название - «О Демьяне Бедном, мужике вредном» - дало поэту литературное имя, псевдоним, под которым ему суждено было стать знаменитым. Псевдоним, что и говорить, удачный: запоминается с ходу и вызывает правильные ассоциации. Для «Звезды», «Невской звезды», «Правды» этот искренний, едкий автор из народа был находкой. А в 1914-м в остроумной поэтической газетной поденщине мелькнуло поразительное четверостишие:

На фабрике - отрава,
На улице - расправа.
И там свинец и тут свинец…
Один конец!

И здесь дело не только в том, что автор ловко связал гибель рабочего завода «Вулкан», которого на демонстрации застрелил городовой, с фабричными отравлениями свинцом. В лаконичном тексте есть поэтическое вещество, выделяющее его из прочей стихотворной публицистики. К чести Демьяна, спустя много лет, на встрече с молодыми писателями в 1931-м эту давнюю миниатюру он признал одной из своих удач.

Воюя с цензурой, поэт сочинял «Басни Эзопа» и цикл про купца Дерунова: из-под его пера чуть ли не в ежедневном режиме выходили рифмованные шпильки в адрес самодержавия и гимны рабоче-крестьянской партии. Владимир Ульянов (Ленин) из своего «далека» призывал товарищей пестовать талант Демьяна. Иосиф Сталин, в 1912-м руководивший партийной прессой, с ним соглашался. И всю жизнь поэт гордился тем, что сотрудничал с вождями задолго до Октября.

Чтоб я не бил по дичи мелкой,
А бил по зубрам бы, бродившим по лесам,
И по свирепым царским псам,
Моею басенной пристрелкой
Руководил нередко Ленин сам.
Он - издали, а Сталин - был он рядом,
Когда ковалась им и «Правда» и «Звезда».
Когда, окинувши твердыни вражьи взглядом,
Он мне указывал: «Не худо б вот сюда
Ударить басенным снарядом!»

«В Красной армии штыки…»

В годы Гражданской войны Демьян Бедный пережил высочайший взлет популярности. Его дарование было отменно приспособлено к работе в режиме цейтнота: «Читай, белогвардейский стан, посланье Бедного Демьяна!»

Самая виртуозная из агиток тех лет называлась «Манифест барона фон Врангеля» - реприза на репризе. Конечно же, к реальному Петру Врангелю, без акцента говорившему по-русски и в Первую мировую получившему ордена за сражения с немцами, все это не имело никакого отношения, но таков уж жанр недружеского шаржа. Поэт приплел сюда все, что мог, изобразив генерала русской армии «Вильгельма-кайзера слугой». Что ж, после войны антигерманские настроения были еще сильны - на них и решил сыграть Демьян.

Не исключено, что это лучший образец русской макаронической поэзии (род шуточных стихов, характеризующихся смешением «французского с нижегородским»): если только Иван Мятлев да Алексей Константинович Толстой столь же остроумно и обильно вводили в русский рифмованный текст иностранные словечки. А фраза «Мы будем посмотреть» и вовсе стала крылатой.

Определенно, в белом стане равного по задору и мастерству поэта-сатирика не нашлось! Бедный в Гражданскую переиграл всех маститых королей журналистики Серебряного века. И побеждал он, как видим, не только «идущим за читателем, а не впереди него» частушечным демократизмом: от «баронской штучки» не отказались бы ни Некрасов, ни Минаев, ни Курочкин. Тогда же, в 1920-м, родилось, пожалуй, лучшее лирическое стихотворение боевого запевалы рабочего класса - «Печаль».

Но - полустанок захолустный...
Гадалки эти... ложь и тьма...
Красноармеец этот грустный
Все у меня нейдет с ума! Сквозь тучи солнце светит скудно,
Уходит лес в глухую даль.
И так на этот раз мне трудно
Укрыть от всех мою печаль!

1 ноября 1919-го за несколько часов Демьян написал фронтовую песню «Танька-Ванька». Тогда говорили: «Танки - последняя ставка Юденича». Командиры опасались, что бойцы дрогнут, увидев стальных монстров. А тут появилась немного скабрезная, но складная песня, над которой хохотали красноармейцы.

Танька - ценный приз для смелых,
Трусу - пугало она.
Стоит таньку взять у белых -
Белым сразу грош цена .

Панику как рукой сняло. Неудивительно, что партия ценила изобретательного и преданного делу агитатора. Он умел перехватить довод противника, процитировать его и вывернуть наизнанку для пользы дела. Почти в каждом стихотворении поэт призывал к расправам над врагами: «В брюхо толстое штыком!»

Приверженность самым простым фольклорным формам заставляла Демьяна Бедного спорить и с модернистами всех направлений, и с «академиками». Он осознанно взял на вооружение частушку и скороговорку: здесь и простецкое обаяние, и несомненный козырь массовой доступности.

Это не легенда: его агитки действительно воодушевляли идейных красноармейцев и превращали колеблющихся крестьян в сочувствующих. Много верст Гражданской войны он отмахал на телеге и бронепоезде, а бывало, что метко бил по далеким фронтовым «танкам-танькам» и из Петрограда и Москвы. В любом случае орден Красного Знамени был Бедным вполне заслужен: боевой орден - за боевые стихи.

Придворный поэт

Когда советский строй утвердился, Демьяна осыпали почестями. Он - в полном соответствии с настоящей фамилией - стал придворным поэтом. Жил в Кремле, ежедневно пожимал руки вождям. В первое советское десятилетие общий тираж его книг превысил два миллиона, а ведь были еще и листовки. По меркам 1920–1930-х - колоссальный размах.

Бывший бунтарь принадлежал теперь к официозу, и не по таланту громкая слава, честно сказать, была двусмысленной. Сергей Есенин любил называть «коллегу» Ефимом Лакеевичем Придворовым. Впрочем, это не мешало Демьяну находиться в эпицентре исторических событий. Например, по свидетельству тогдашнего коменданта Кремля, матроса Балтфлота Павла Малькова, пролетарский поэт был единственным, за исключением нескольких латышских стрелков, человеком, видевшим расстрел Фанни Каплан 3 сентября 1918 года.

«К моему неудовольствию, я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов. Квартира Демьяна находилась как раз над Автоброневым отрядом, и по лестнице черного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор. Увидя меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг. Однако уходить он не собирался. Ну что же! Пусть будет свидетелем!

К машине! – подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль. Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой… Я поднял пистолет...»

Когда тело расстрелянной облили бензином и подожгли, поэт не выдержал, потерял сознание.

«Он подходил с насмешкой к алтарю…»

С первых дней Октября революционный поэт вел пропаганду не только по актуальным вопросам Гражданской войны. Он атаковал святыни старого мира, и прежде всего православие. Демьян то и дело выставлял карикатурные образы священников («У батюшки Ипата водилися деньжата…»), но этого ему было мало.

Бедный даже Пушкина взял в союзники в своем стихотворном Предисловии к «Гавриилиаде», недвусмысленно заявив о великом поэте: «Он подходил с насмешкой к алтарю…» Столь воинствующий безбожник Демьян - лучше не придумать для богоборческой агитации, ведь не иноверец, не инородец, а пролетарий крестьянского происхождения, несомненный представитель большинства.

Сначала - книжка стихов «Отцы духовные, их помыслы греховные», бесконечные рифмованные фельетоны против «церковного дурмана», а позже - ернический «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», в котором Бедный попытался частушкой переосмыслить Писание.

Эти попытки вызывали оторопь даже на фоне истерической антирелигиозной пропаганды Емельяна Ярославского. Казалось, в Демьяна вселился бес: с таким остервенением он плевал и в без того уже поверженные иконы.

В главном булгаковском романе именно его черты угадываются в образах Михаила Александровича Берлиоза и Ивана Бездомного. И что правда, то правда: Бедный с великой силой тщеславия страстно желал остаться в истории богоборцем номер один. Для этого он зарифмовал сюжеты Писания, прилежно опуская стиль до «телесного низа». Получился абсурдный рассказ про алкоголиков, мошенников и волокит с библейскими именами… У Демьяна находились благодарные читатели, принимавшие этот океан ерничества, но «Завет без изъяна» стеснялись переиздавать даже в годы новых антирелигиозных кампаний.

В похабной поэме Бедный апеллирует к известному антицерковному сюжету евангелия от Иуды. Эпатажная идея реабилитации «первого борца с христианским мракобесием» тогда витала в воздухе. Собственно, уже в декадентской традиции начала ХХ века проявился интерес к неоднозначной фигуре падшего апостола (вспомним повесть Леонида Андреева «Иуда Искариот»). А уж когда на улицах во весь голос запели «Мы на небо залезем, разгоним всех богов…», соблазн возвеличивания Иуды было никак не обойти. К счастью, вожди революции оказались не столь радикальны (получив власть, любой политик невольно начинает курсировать к центру) и в ленинском «плане монументальной пропаганды» не нашлось места для памятника Иуде.

Рутина «литературно-агитационной работы» (так не без кокетства, но и с коммунарской гордостью определял свое творчество сам Демьян) порождала настолько шершавую газетную поэзию, что иной раз автора можно было заподозрить в сознательной самопародии. Впрочем, сатирики и пародисты обыкновенно не видят собственных изъянов - и Бедный вполне самодовольно откликался в рифме на злободневные события политической жизни.

Поэт создал тома зарифмованных политинформаций, хоть они день ото дня и устаревали. Власти помнили, сколь эффективным агитатором Демьян был в Гражданскую, и его статус в 1920-е и в начале 1930-х оставался высоким. Он явился настоящей звездой «Правды» - главной газеты «всего мирового пролетариата», писал широко пропагандируемые поэтические послания съездам партии. Его много издавали, прославляли - как-никак влиятельная фигура.

В то же время над псевдонимом Бедный в народе уже посмеивались, пересказывая анекдоты о барских замашках рабоче-крестьянского поэта, собравшего в революционной суматохе и нэповском угаре бесценную библиотеку. Но наверху бытовые пристрастия небедного Бедного терпели.

«В хвосте у культурных Америк, Европ…»

Проблемы начались из-за другого. Мизантропическое отношение к русскому народу, его истории, характеру и обычаям, то и дело проявлявшееся в стихах Демьяна, вызвало вдруг негодование патриотически настроенных деятелей ВКП(б). В 1930-м три его стихотворных фельетона - «Слезай с печки», «Перерва» и «Без пощады» - дали старт суровой политической дискуссии. Еще бы, поэт не пожалел уничижительных красок, бичуя «родовые травмы» нашей истории.

Рассейская старая горе-культура -
Дура,
Федура.
Страна неоглядно-великая,
Разоренная, рабски-ленивая, дикая,
В хвосте у культурных Америк, Европ,
Гроб!
Рабский труд - и грабительское дармоедство,
Лень была для народа защитное средство…

Рапповцы, и прежде всего неистовый ревнитель революционного искусства Леопольд Авербах, встретили эти публикации с восторгом. «Первый и неутомимый ударник - поэт пролетариата Демьян Бедный - подает свой мощный голос, клич пламенного сердца, - писали о них тогда. - Демьян Бедный воплотил призывы партии в поэтические образы». Авербах вообще призывал к «повсеместному одемьяниванию советской литературы»…

И вдруг в декабре 1930-го ЦК ВКП(б) принял постановление, осуждающее демьяновы фельетоны. Поначалу резолюцию связывали с именем Вячеслава Молотова, и Бедный решился принять бой: отправил полемическое письмо Иосифу Сталину. Но очень быстро получил отрезвляющий ответ:

«Когда ЦК оказался вынужденным подвергнуть критике Ваши ошибки, Вы вдруг зафыркали и стали кричать о "петле". На каком основании? Может быть, ЦК не имеет права критиковать Ваши ошибки? Может быть, решение ЦК не обязательно для Вас? Может быть, Ваши стихотворения выше всякой критики? Не находите ли, что Вы заразились некоторой неприятной болезнью, называемой "зазнайством"? Побольше скромности, т. Демьян...

Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, прежде всего, русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих, как признанному своему вождю, проводящему самую революционную и самую активную политику, какую когда-либо мечтали проводить пролетарии других стран. Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительнейшую историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое России, зная, что кроме России реакционной существовала еще Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышевских, Желябовых и Ульяновых, Халтуриных и Алексеевых. Все это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса.

А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата, ушли куда-то в лощину и, запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из "Домостроя", стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что нынешняя Россия представляет сплошную "Перерву", что "лень" и стремление "сидеть на печке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и - русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата».

Уже в феврале 1931-го Бедный каялся, выступая перед молодыми писателями: «У меня по линии сатирического нажима на дооктябрьское "былое" были свои "прорухи"»…

После 1930 года Демьян много и зло писал о Троцком и троцкистах (начал еще в 1925-м: «Троцкий - скорей помещайте портрет в "Огоньке". Усладите всех его лицезрением! Троцкий гарцует на старом коньке, Блистая измятым оперением…»), но левацкий уклон нет-нет да и проскальзывал. Новый конфуз вышел пуще прежнего, и его последствия для всей советской культуры оказались колоссальными.

Старый скандал уже почти забылся, как вдруг кто-то подтолкнул поэта придумать фарс о Крещении Руси, да еще и окарикатурить былинных богатырей… Комическую оперу «Богатыри» по либретто Бедного поставил в московском Камерном театре Александр Таиров. Левые критики были в восторге. И многие из них сгинули в дни ближайших чисток...

Молотов же ушел со спектакля в возмущении. В итоге постановление ЦК о запрете пьесы «Богатыри» Демьяна Бедного от 14 ноября 1936 года положило начало масштабной кампании по восстановлению старых устоев культуры и «освоению классического наследия». Там, в частности, отмечалось, что Крещение Руси было прогрессивным явлением и что советский патриотизм несовместим с издевками над родной историей.

«Борись или умирай»

За «Богатырей» через год-другой Демьяна - члена партии с 1912-го - исключили из ВКП(б) и Союза писателей СССР. Удивительный факт: из партии выгнали, по существу, за непочтительное отношение к Крещению Руси! «Меня преследуют потому, что на мне ореол Октябрьской революции», - говаривал поэт в кругу близких, и эти слова в распечатанной «прослушке» доставили к сталинскому столу...

Еще осенью 1933-го Осип Мандельштам создал знаменитое «Мы живем, под собою не чуя страны» - стихотворение про «кремлевского горца»: «Его толстые пальцы, как черви, жирны…»

Ходил слушок, что это Бедный порой жаловался: Сталин берет у него редкие книги, а потом возвращает с жирными пятнами на страницах. Вряд ли «горцу» надо было выяснять, откуда Мандельштам узнал про «жирные пальцы», но в июле 1938 года имени Демьяна Бедного вдруг как будто не стало: прославленный псевдоним исчез с газетных страниц. Разумеется, прервали работу над собранием сочинений пролетарского классика. Он готовился к худшему - и одновременно пытался приспособиться к новой идеологии.

Демьян сочинил надрывный памфлет против «адского» фашизма, назвав его «Борись или умирай», но Сталин язвительно бросил: «Новоявленному Данте, т. е. Конраду, то бишь... Демьяну Бедному. Басня или поэма "Борись или умирай", по-моему, художественно-посредственная штука. Как критика фашизма, она бледна и неоригинальна. Как критика советского строя (не шутите!), она глупа, хотя и прозрачна. Так как у нас (у советских людей) литературного хлама и так не мало, то едва ли стоит умножать залежи такого рода литературы еще одной басней, так сказать... Я, конечно, понимаю, что я обязан извиниться перед Демьяном-Данте за вынужденную откровенность. С почтением. И. Сталин».

Демьяна Бедного гнали поганой метлой, а в чести теперь были поэты, напоминавшие белопогонников. Владимир Луговской написал отчетливо «старорежимные» строки: «Вставайте, люди русские, на смертный бой, на грозный бой!» - и вкупе с музыкой Сергея Прокофьева и кинематографическим мастерством Сергея Эйзенштейна (фильм «Александр Невский») они стали ключевыми в предвоенной героике. Быстрый высокий взлет молодого поэта Константина Симонова с традицией воинской славы был связан еще крепче.

Демьяна окончательно отлучили от Кремля, причем не только в переносном, но и в прямом смысле. Опального, его заставили переехать в квартиру на Рождественском бульваре. Он был вынужден распродавать реликвии из той самой своей библиотеки. Поэт пытался вернуться в литературный процесс, но не получалось. Фантазия работала вроде бы неплохо, он даже придумал образ двуединого, по индийскому образцу, божества «Ленин-Сталин», которое и воспевал - взахлеб, суетливо. Но дальше порога его не пускали. А характер у него был крепкий: в 1939-м, на пике опалы, Бедный женился на актрисе Лидии Назаровой - Дездемоне из Малого театра. У них родилась дочь. Между тем пули проходили близко: Демьян в свое время сотрудничал со многими «врагами народа». С ним вполне могли поступить как с Фанни Каплан.

Хорошо ее курнуть...
Бей проклятого фашиста,
Не давай ему вздохнуть!

В самые трудные дни Великой Отечественной он написал: «Я верю в свой народ несокрушимою тысячелетней верой». Главные публикации военных лет прошли в «Известиях» под псевдонимом Д. Боевой с рисунками Бориса Ефимова. Поэт возвращался, его стихи появлялись на афишных тумбах - в качестве подписей к плакатам. Он любил призывы:

Слушай, дядя Ферапонт:
Шлите валенки на фронт!
Шлите срочно, дружно!
Это - то, что нужно!

Ферапонт здесь упомянут не только рифмы ради: колхозник Ферапонт Головатый в то время внес 100 тысяч рублей в фонд Красной армии. Цепкий глаз журналиста не мог не ухватить этого факта.

Перевоспитанный партийной критикой, теперь Придворов-Бедный-Боевой воспевал преемственность героической истории страны с победой на Куликовом поле и восклицал: «Помянем, братья, старину!» Он прославлял Русь:

Где слово русских прозвучало,
Воспрянул друг, и враг поник!

Вот уже и в «Правде» начали появляться новые стихи, подписанные привычным литературным именем Демьян Бедный: разрешили! Вместе с другими поэтами он еще успел пропеть славу Победе. И умер через две недели, 25 мая 1945 года, опубликовав последнее стихотворение в газете «Социалистическое земледелие».

По не вполне достоверной легенде, в роковой день его не пустили в президиум некоего торжественного заседания. Злой гений Бедного - Вячеслав Молотов - будто бы прервал движение поэта к креслу вопросом-окриком: «Куда?!» По другой версии, его сердце остановилось в санатории «Барвиха» за обедом, где рядом с ним за столом сидели актеры Москвин и Тарханов.

Как бы то ни было, на следующий день все газеты СССР сообщили о смерти «талантливого русского поэта-баснописца Демьяна Бедного, боевое слово которого с честью служило делу социалистической революции». Он не дожил до Парада Победы, хотя в одном из последних стихотворений говорил о «победоносных знаменах на Красной площади». Книги Демьяна снова выходили в лучших издательствах, в том числе в престижной серии «Библиотека поэта». Но в партии его восстановили только в 1956 году по требованию Хрущева как «жертву культа личности». Выяснилось, что Бедный был любимым поэтом нового первого секретаря ЦК КПСС.