Герой романа - Федор Константинович Годунов-Чердынцев, русский эмигрант, сын знаменитого энтомолога, отпрыск аристократического рода - бедствует в Берлине второй половины 20-х гг., зарабатывая частными уроками и публикуя в русских газетах ностальгические двенадцатистишия о детстве в России. Он чувствует в себе огромный литературный потенциал, ему скучны эмигрантские посиделки, единственный его кумир среди современников - поэт Кончеев. С ним он и ведет неустанный внутренний диалог «на языке воображения». Годунов-Чердынцев, сильный, здоровый, молодой, полон счастливых предчувствий, и жизнь его не омрачается ни бедностью, ни неопределенностью будущего. Он постоянно ловит в пейзаже, в обрывке трамвайного разговора, в своих снах приметы будущего счастья, которое для него состоит из любви и творческой самореализации.

Роман начинается с розыгрыша: приглашая Чердынцева в гости, эмигрант Александр Яковлевич Чернышевский (еврей-выкрест, он взял этот псевдоним из уважения к кумиру интеллигенции, живет с женой Александрой Яковлевной, его сын недавно застрелился после странного, надрывного «menage, а trois») обещает ему показать восторженную рецензию на только что вышедшую чердынцевскую книжку. Рецензия оказывается статьей из старой берлинской газеты - статьей совершенно о другом. Следующее собрание у Чернышевских, на котором редактор эмигрантской газеты публицист Васильев обещает всем знакомство с новым дарованием, оборачивается фарсом: вниманию собравшихся, в том числе Кончеева, предложена философическая пьеса русского немца по фамилии Бах, и пьеса эта оказывается набором тяжеловесных курьезов. Добряк Бах не замечает, что все присутствующие давятся смехом. В довершение всего Чердынцев опять не решился заговорить с Кончеевым, и их разговор, полный объяснений во взаимном уважении и литературном сходстве, оказывается игрой воображения. Но в этой первой главе, повествующей о цепочке смешных неудач и ошибок, - завязки будущего счастья героя. Здесь же возникает сквозная тема «Дара» - тема ключей: переезжая на новую квартиру, Чердынцев забыл ключи от нее в макинтоше, а вышел в плаще. В этой же главе беллетрист Романов приглашает Чердынцева в другой эмигрантский салон, к некоей Маргарите Львовне, у которой бывает русская молодежь; мелькает имя Зины Мерц (будущей возлюбленной героя), но он не отзывается на первый намек судьбы, и встреча его с идеальной, ему одному предназначенной женщиной откладывается до третьей главы.

Во второй же Чердынцев принимает в Берлине мать, приехавшую к нему из Парижа. Его квартирная хозяйка, фрау Стобой, нашла для нее свободную комнату. Мать и сын вспоминают Чердынцева-старшего, отца героя, пропавшего без вести в своей последней экспедиции, где-то в Центральной Азии. Мать все ещё надеется, что он жив. Сын, долго искавший героя для своей первой серьезной книги, задумывает писать биографию отца и вспоминает о своем райском детстве - экскурсиях с отцом по окрестностям усадьбы, ловле бабочек, чтении старых журналов, решении этюдов, сладости уроков, - но чувствует, что из этих разрозненных заметок и мечтаний книга не вырисовывается: он слишком близко, интимно помнит отца, а потому не в состоянии объективировать его образ и написать о нем как об ученом и путешественнике. К тому же в рассказе о его странствиях сын слишком поэтичен и мечтателен, а ему хочется научной строгости. Материал ему одновременно и слишком близок, и временами чужд. А внешним толчком к прекращению работы становится переезд Чердынцева на новую квартиру. Фрау Стобой нашла себе более надежную, денежную и благонамеренную постоялицу: праздность Чердынцева, его сочинительство смущали её. Чердынцев остановил свой выбор на квартире Марианны Николаевны и Бориса Ивановича Щеголевых не потому, что ему нравилась эта пара (престарелая мещанка и бодрячок-антисемит с московским выговором и московскими же застольными шуточками): его привлекло прелестное девичье платье, как бы ненароком брошенное в одной из комнат. На сей раз он угадал зов судьбы, даром что платье принадлежало совсем не Зине Мерц, дочери Марианны Николаевны от первого брака, а её подруге, которая принесла свой голубой воздушный туалет на переделку.

Знакомство Чердынцева с Зиной, которая давно заочно влюблена в него по стихам, составляет тему третьей главы. У них множество общих знакомых, но судьба откладывала сближение героев до благоприятного момента. Зина язвительна, остроумна, начитанна, тонка, её страшно раздражает жовиальный отчим (отец её - еврей, первый муж Марианны Николаевны - был человек музыкальный, задумчивый, одинокий). Она категорически противится тому, чтобы Щеголев и мать что-нибудь узнали об её отношениях с Чердынцевым. Она ограничивается прогулками с ним по Берлину, где все отвечает их счастью, резонирует с ним; следуют долгие томительные поцелуи, но ничего более. Неразрешенная страсть, ощущение близящегося, но медлящего счастья, радость здоровья и силы, освобождающийся талант - все это заставляет Чердынцева начать наконец серьезный труд, и трудом этим по случайному стечению обстоятельств становится «Жизнь Чернышевского». Фигурой Чернышевского Чердынцев увлекся не по созвучию его фамилии со своей и даже не по полной противоположности биографии Чернышевского его собственной, но в результате долгих поисков ответа на мучающий его вопрос: отчего в послереволюционной России все стало так серо, скучно и однообразно? Он обращается к знаменитой эпохе 60-х гг., именно отыскивая виновника, но обнаруживает в жизни Чернышевского тот самый надлом, трещину, который не дал ему выстроить свою жизнь гармонически, ясно и стройно. Этот надлом сказался в духовном развитии всех последующих поколений, отравленных обманной простотой дешевого, плоского прагматизма.

«Жизнь Чернышевского», которой и Чердынцев, и Набоков нажили себе множество врагов и наделали скандал в эмиграции (сначала книга была опубликована без этой главы), посвящена развенчанию именно русского материализма, «разумного эгоизма», попытки жить разумом, а не чутьем, не художнической интуицией. Издеваясь над эстетикой Чернышевского, его идиллическими утопиями, его наивным экономическим учением, Чердынцев горячо сочувствует ему как человеку, когда описывает его любовь к жене, страдания в ссылке, героические попытки вернуться в литературу и общественную жизнь после освобождения… В крови Чернышевского есть та самая «частичка гноя», о которой он говорил в предсмертном бреду: неумение органично вписаться в мир, неловкость, физическая слабость, а главное - игнорирование внешней прелести мира, стремление все свести к рацее, пользе, примитиву… Этот на вид прагматический, а на самом деле глубоко умозрительный, абстрактный подход все время мешал Чернышевскому жить, дразнил его надеждой на возможность общественного переустройства, в то время как никакое общественное переустройство не может и не должно занимать художника, отыскивающего в ходах судьбы, в развитии истории, в своей и чужой жизни прежде всего высший эстетический смысл, узор намеков и совпадений. Эта глава написана со всем блеском набоковской иронии и эрудиции. В пятой главе сбываются все мечты Чердынцева: его книга увидела свет при содействии того самого добряка Баха, над пьесой которого он покатывался со смеху. Её расхвалил тот самый Кончеев, о дружбе с которым мечтал наш герой. Наконец возможна близость с Зиной: её мать и отчим уезжают из Берлина (отчим получил место), и Годунов-Чердынцев с Зиной Мерц остаются вдвоем. Полная ликующего счастья, эта глава омрачается лишь рассказом о смерти Александра Яковлевича Чернышевского, который умер, не веря в будущую жизнь. «Ничего нет, - говорит он перед смертью, прислушиваясь к плеску воды за занавешенными окнами. - Это так же ясно, как-то, что идет дождь». А на улице в это время сияет солнце, и соседка Чернышевских поливает цветы на балконе.

Тема ключей всплывает в пятой главе: свои ключи от квартиры Чердынцев оставил в комнате, ключи Зины увезла Марианна Николаевна, и влюбленные после почти свадебного ужина оказываются на улице. Впрочем, скорее всего в Грюневальдском лесу им будет не хуже. Да и любовь Чердынцева к Зине - любовь, которая вплотную подошла к своему счастливому разрешению, но разрешение это от нас скрыто, - не нуждается в ключах и кровле.

Герой романа — Федор Констан-ти-нович Годунов-Чердынцев, русский эмигрант, сын знаме-ни-того энто-мо-лога, отпрыск аристо-кра-ти-че-ского рода — бедствует в Берлине второй поло-вины 20-х гг., зара-ба-тывая част-ными уроками и публикуя в русских газетах носталь-ги-че-ские двена-дца-ти-стишия о детстве в России. Он чувствует в себе огромный лите-ра-турный потен-циал, ему скучны эмигрант-ские поси-делки, един-ственный его кумир среди совре-мен-ников — поэт Кончеев. С ним он и ведёт неустанный внут-ренний диалог «на языке вооб-ра-жения». Годунов-Чердынцев, сильный, здоровый, молодой, полон счаст-ливых пред-чув-ствий, и жизнь его не омра-ча-ется ни бедно-стью, ни неопре-де-лён-но-стью буду-щего. Он посто-янно ловит в пейзаже, в обрывке трам-вай-ного разго-вора, в своих снах приметы буду-щего счастья, которое для него состоит из любви и твор-че-ской само-ре-а-ли-зации.

Роман начи-на-ется с розыг-рыша: приглашая Чердын-цева в гости, эмигрант Алек-сандр Яковлевич Черны-шев-ский (еврей-выкрест, он взял этот псев-доним из уважения к кумиру интел-ли-генции, живёт с женой Алек-сан-дрой Яковлевной, его сын недавно застре-лился после стран-ного, надрыв-ного «menage, а trois») обещает ему пока-зать востор-женную рецензию на только что вышедшую чердын-цев-скую книжку. Рецензия оказы-ва-ется статьёй из старой берлин-ской газеты — статьёй совер-шенно о другом. Следу-ющее собрание у Черны-шев-ских, на котором редактор эмигрант-ской газеты публи-цист Васи-льев обещает всем знаком-ство с новым даро-ва-нием, обора-чи-ва-ется фарсом: вниманию собрав-шихся, в том числе Кончеева, пред-ло-жена фило-со-фи-че-ская пьеса русского немца по фамилии Бах, и пьеса эта оказы-ва-ется набором тяже-ло-весных курьёзов. Добряк Бах не заме-чает, что все присут-ству-ющие давятся смехом. В довер-шение всего Чердынцев опять не решился заго-во-рить с Конче-евым, и их разговор, полный объяс-нений во взаимном уважении и лите-ра-турном сход-стве, оказы-ва-ется игрой вооб-ра-жения. Но в этой первой главе, повест-ву-ющей о цепочке смешных неудач и ошибок, — завязки буду-щего счастья героя. Здесь же возни-кает сквозная тема «Дара» — тема ключей: пере-езжая на новую квар-тиру, Чердынцев забыл ключи от неё в макин-тоше, а вышел в плаще. В этой же главе белле-трист Романов пригла-шает Чердын-цева в другой эмигрант-ский салон, к некоей Марга-рите Львовне, у которой бывает русская моло-дёжь; мель-кает имя Зины Мерц (будущей возлюб-ленной героя), но он не отзы-ва-ется на первый намёк судьбы, и встреча его с идеальной, ему одному пред-на-зна-ченной женщиной откла-ды-ва-ется до третьей главы.

Во второй же Чердынцев прини-мает в Берлине мать, прие-хавшую к нему из Парижа. Его квар-тирная хозяйка, фрау Стобой, нашла для неё свободную комнату. Мать и сын вспо-ми-нают Чердын-цева-стар-шего, отца героя, пропав-шего без вести в своей последней экспе-диции, где-то в Центральной Азии. Мать все ещё наде-ется, что он жив. Сын, долго искавший героя для своей первой серьёзной книги, заду-мы-вает писать биографию отца и вспо-ми-нает о своём райском детстве — экскур-сиях с отцом по окрест-но-стям усадьбы, ловле бабочек, чтении старых журналов, решении этюдов, сладости уроков, — но чувствует, что из этих разроз-ненных заметок и мечтаний книга не выри-со-вы-ва-ется: он слишком близко, интимно помнит отца, а потому не в состо-янии объек-ти-ви-ро-вать его образ и напи-сать о нем как об учёном и путе-ше-ствен-нике. К тому же в рассказе о его стран-ствиях сын слишком поэтичен и мечта-телен, а ему хочется научной стро-гости. Мате-риал ему одновре-менно и слишком близок, и време-нами чужд. А внешним толчком к прекра-щению работы стано-вится переезд Чердын-цева на новую квар-тиру. Фрау Стобой нашла себе более надёжную, денежную и благо-на-ме-ренную посто-я-лицу: празд-ность Чердын-цева, его сочи-ни-тель-ство смущали её. Чердынцев оста-новил свой выбор на квар-тире Мари-анны Нико-ла-евны и Бориса Ивано-вича Щеголевых не потому, что ему нрави-лась эта пара (преста-релая мещанка и бодрячок-анти-семит с москов-ским выго-вором и москов-скими же застоль-ными шуточ-ками): его привлекло прелестное девичье платье, как бы нена-роком брошенное в одной из комнат. На сей раз он угадал зов судьбы, даром что платье принад-ле-жало совсем не Зине Мерц, дочери Мари-анны Нико-ла-евны от первого брака, а её подруге, которая принесла свой голубой воздушный туалет на пере-делку.

Знаком-ство Чердын-цева с Зиной, которая давно заочно влюб-лена в него по стихам, состав-ляет тему третьей главы. У них множе-ство общих знакомых, но судьба откла-ды-вала сбли-жение героев до благо-при-ят-ного момента. Зина язви-тельна, остро-умна, начи-танна, тонка, её страшно раздра-жает жови-альный отчим (отец её — еврей, первый муж Мари-анны Нико-ла-евны — был человек музы-кальный, задум-чивый, одинокий). Она кате-го-ри-чески проти-вится тому, чтобы Щеголев и мать что-нибудь узнали об её отно-ше-ниях с Чердын-цевым. Она огра-ни-чи-ва-ется прогул-ками с ним по Берлину, где все отве-чает их счастью, резо-ни-рует с ним; следуют долгие томи-тельные поцелуи, но ничего более. Нераз-ре-шённая страсть, ощущение близя-ще-гося, но медля-щего счастья, радость здоровья и силы, осво-бож-да-ю-щийся талант — все это застав-ляет Чердын-цева начать наконец серьёзный труд, и трудом этим по случай-ному стечению обсто-я-тельств стано-вится «Жизнь Черны-шев-ского». Фигурой Черны-шев-ского Чердынцев увлёкся не по созвучию его фамилии со своей и даже не по полной проти-во-по-лож-ности биографии Черны-шев-ского его собственной, но в резуль-тате долгих поисков ответа на муча-ющий его вопрос: отчего в после-ре-во-лю-ци-онной России все стало так серо, скучно и одно-об-разно? Он обра-ща-ется к знаме-нитой эпохе 60-х гг., именно отыс-кивая винов-ника, но обна-ру-жи-вает в жизни Черны-шев-ского тот самый надлом, трещину, который не дал ему выстроить свою жизнь гармо-ни-чески, ясно и стройно. Этот надлом сказался в духовном развитии всех после-ду-ющих поко-лений, отрав-ленных обманной простотой дешё-вого, плос-кого праг-ма-тизма.

«Жизнь Черны-шев-ского», которой и Чердынцев, и Набоков нажили себе множе-ство врагов и наде-лали скандал в эмиграции (сначала книга была опуб-ли-ко-вана без этой главы), посвя-щена развен-чанию именно русского мате-ри-а-лизма, «разум-ного эгоизма», попытки жить разумом, а не чутьём, не худож-ни-че-ской инту-и-цией. Изде-ваясь над эсте-тикой Черны-шев-ского, его идил-ли-че-скими утопиями, его наивным эконо-ми-че-ским учением, Чердынцев горячо сочув-ствует ему как чело-веку, когда описы-вает его любовь к жене, стра-дания в ссылке, геро-и-че-ские попытки вернуться в лите-ра-туру и обще-ственную жизнь после осво-бож-дения... В крови Черны-шев-ского есть та самая «частичка гноя», о которой он говорил в пред-смертном бреду: неумение орга-нично вписаться в мир, нелов-кость, физи-че-ская слабость, а главное — игно-ри-ро-вание внешней прелести мира, стрем-ление все свести к рацее, пользе, прими-тиву... Этот на вид праг-ма-ти-че-ский, а на самом деле глубоко умозри-тельный, абстрактный подход все время мешал Черны-шев-скому жить, дразнил его надеждой на возмож-ность обще-ствен-ного пере-устрой-ства, в то время как никакое обще-ственное пере-устрой-ство не может и не должно зани-мать худож-ника, отыс-ки-ва-ю-щего в ходах судьбы, в развитии истории, в своей и чужой жизни прежде всего высший эсте-ти-че-ский смысл, узор намёков и совпа-дений. Эта глава напи-сана со всем блеском набо-ков-ской иронии и эрудиции. В пятой главе сбыва-ются все мечты Чердын-цева: его книга увидела свет при содей-ствии того самого добряка Баха, над пьесой кото-рого он пока-ты-вался со смеху. Её расхвалил тот самый Кончеев, о дружбе с которым мечтал наш герой. Наконец возможна близость с Зиной: её мать и отчим уезжают из Берлина (отчим получил место), и Годунов-Чердынцев с Зиной Мерц оста-ются вдвоём. Полная лику-ю-щего счастья, эта глава омра-ча-ется лишь рассказом о смерти Алек-сандра Яковле-вича Черны-шев-ского, который умер, не веря в будущую жизнь. «Ничего нет, — говорит он перед смертью, прислу-ши-ваясь к плеску воды за зана-ве-шен-ными окнами. — Это так же ясно, как то, что идёт дождь». А на улице в это время сияет солнце, и соседка Черны-шев-ских поли-вает цветы на балконе.

Тема ключей всплы-вает в пятой главе: свои ключи от квар-тиры Чердынцев оставил в комнате, ключи Зины увезла Мари-анна Нико-ла-евна, и влюб-лённые после почти свадеб-ного ужина оказы-ва-ются на улице. Впрочем, скорее всего в Грюне-вальд-ском лесу им будет не хуже. Да и любовь Чердын-цева к Зине — любовь, которая вплотную подошла к своему счаст-ли-вому разре-шению, но разре-шение это от нас скрыто, — не нужда-ется в ключах и кровле.

Герой романа — Федор Константинович Годунов-Чердынцев, русский эмигрант, сын знаменитого энтомолога, отпрыск аристократического рода — бедствует в Берлине второй половины 20-х гг., зарабатывая частными уроками и публикуя в русских газетах ностальгические двенадцатистишия о детстве в России. Он чувствует в себе огромный литературный потенциал, ему скучны эмигрантские посиделки, единственный его кумир среди современников — поэт Кончеев. С ним он и ведёт неустанный внутренний диалог «на языке воображения». Годунов-Чердынцев, сильный, здоровый, молодой, полон счастливых предчувствий, и жизнь его не омрачается ни бедностью, ни неопределённостью будущего. Он постоянно ловит в пейзаже, в обрывке трамвайного разговора, в своих снах приметы будущего счастья, которое для него состоит из любви и творческой самореализации.

Роман начинается с розыгрыша: приглашая Чердынцева в гости, эмигрант Александр Яковлевич Чернышевский (еврей-выкрест, он взял этот псевдоним из уважения к кумиру интеллигенции, живёт с женой Александрой Яковлевной, его сын недавно застрелился после странного, надрывного «menage, а trois») обещает ему показать восторженную рецензию на только что вышедшую чердынцевскую книжку. Рецензия оказывается статьёй из старой берлинской газеты — статьёй совершенно о другом. Следующее собрание у Чернышевских, на котором редактор эмигрантской газеты публицист Васильев обещает всем знакомство с новым дарованием, оборачивается фарсом: вниманию собравшихся, в том числе Кончеева, предложена философическая пьеса русского немца по фамилии Бах, и пьеса эта оказывается набором тяжеловесных курьёзов. Добряк Бах не замечает, что все присутствующие давятся смехом. В довершение всего Чердынцев опять не решился заговорить с Кончеевым, и их разговор, полный объяснений во взаимном уважении и литературном сходстве, оказывается игрой воображения. Но в этой первой главе, повествующей о цепочке смешных неудач и ошибок, — завязки будущего счастья героя. Здесь же возникает сквозная тема «Дара» — тема ключей: переезжая на новую квартиру, Чердынцев забыл ключи от неё в макинтоше, а вышел в плаще. В этой же главе беллетрист Романов приглашает Чердынцева в другой эмигрантский салон, к некоей Маргарите Львовне, у которой бывает русская молодёжь; мелькает имя Зины Мерц (будущей возлюбленной героя), но он не отзывается на первый намёк судьбы, и встреча его с идеальной, ему одному предназначенной женщиной откладывается до третьей главы.

Во второй же Чердынцев принимает в Берлине мать, приехавшую к нему из Парижа. Его квартирная хозяйка, фрау Стобой, нашла для неё свободную комнату. Мать и сын вспоминают Чердынцева-старшего, отца героя, пропавшего без вести в своей последней экспедиции, где-то в Центральной Азии. Мать все ещё надеется, что он жив. Сын, долго искавший героя для своей первой серьёзной книги, задумывает писать биографию отца и вспоминает о своём райском детстве — экскурсиях с отцом по окрестностям усадьбы, ловле бабочек, чтении старых журналов, решении этюдов, сладости уроков, — но чувствует, что из этих разрозненных заметок и мечтаний книга не вырисовывается: он слишком близко, интимно помнит отца, а потому не в состоянии объективировать его образ и написать о нем как об учёном и путешественнике. К тому же в рассказе о его странствиях сын слишком поэтичен и мечтателен, а ему хочется научной строгости. Материал ему одновременно и слишком близок, и временами чужд. А внешним толчком к прекращению работы становится переезд Чердынцева на новую квартиру. Фрау Стобой нашла себе более надёжную, денежную и благонамеренную постоялицу: праздность Чердынцева, его сочинительство смущали её. Чердынцев остановил свой выбор на квартире Марианны Николаевны и Бориса Ивановича Щеголевых не потому, что ему нравилась эта пара (престарелая мещанка и бодрячок-антисемит с московским выговором и московскими же застольными шуточками): его привлекло прелестное девичье платье, как бы ненароком брошенное в одной из комнат. На сей раз он угадал зов судьбы, даром что платье принадлежало совсем не Зине Мерц, дочери Марианны Николаевны от первого брака, а её подруге, которая принесла свой голубой воздушный туалет на переделку.

Знакомство Чердынцева с Зиной, которая давно заочно влюблена в него по стихам, составляет тему третьей главы. У них множество общих знакомых, но судьба откладывала сближение героев до благоприятного момента. Зина язвительна, остроумна, начитанна, тонка, её страшно раздражает жовиальный отчим (отец её — еврей, первый муж Марианны Николаевны — был человек музыкальный, задумчивый, одинокий). Она категорически противится тому, чтобы Щеголев и мать что-нибудь узнали об её отношениях с Чердынцевым. Она ограничивается прогулками с ним по Берлину, где все отвечает их счастью, резонирует с ним; следуют долгие томительные поцелуи, но ничего более. Неразрешённая страсть, ощущение близящегося, но медлящего счастья, радость здоровья и силы, освобождающийся талант — все это заставляет Чердынцева начать наконец серьёзный труд, и трудом этим по случайному стечению обстоятельств становится «Жизнь Чернышевского». Фигурой Чернышевского Чердынцев увлёкся не по созвучию его фамилии со своей и даже не по полной противоположности биографии Чернышевского его собственной, но в результате долгих поисков ответа на мучающий его вопрос: отчего в послереволюционной России все стало так серо, скучно и однообразно? Он обращается к знаменитой эпохе 60-х гг., именно отыскивая виновника, но обнаруживает в жизни Чернышевского тот самый надлом, трещину, который не дал ему выстроить свою жизнь гармонически, ясно и стройно. Этот надлом сказался в духовном развитии всех последующих поколений, отравленных обманной простотой дешёвого, плоского прагматизма.

«Жизнь Чернышевского», которой и Чердынцев, и Набоков нажили себе множество врагов и наделали скандал в эмиграции (сначала книга была опубликована без этой главы), посвящена развенчанию именно русского материализма, «разумного эгоизма», попытки жить разумом, а не чутьём, не художнической интуицией. Издеваясь над эстетикой Чернышевского, его идиллическими утопиями, его наивным экономическим учением, Чердынцев горячо сочувствует ему как человеку, когда описывает его любовь к жене, страдания в ссылке, героические попытки вернуться в литературу и общественную жизнь после освобождения… В крови Чернышевского есть та самая «частичка гноя», о которой он говорил в предсмертном бреду: неумение органично вписаться в мир, неловкость, физическая слабость, а главное — игнорирование внешней прелести мира, стремление все свести к рацее, пользе, примитиву… Этот на вид прагматический, а на самом деле глубоко умозрительный, абстрактный подход все время мешал Чернышевскому жить, дразнил его надеждой на возможность общественного переустройства, в то время как никакое общественное переустройство не может и не должно занимать художника, отыскивающего в ходах судьбы, в развитии истории, в своей и чужой жизни прежде всего высший эстетический смысл, узор намёков и совпадений. Эта глава написана со всем блеском набоковской иронии и эрудиции. В пятой главе сбываются все мечты Чердынцева: его книга увидела свет при содействии того самого добряка Баха, над пьесой которого он покатывался со смеху. Её расхвалил тот самый Кончеев, о дружбе с которым мечтал наш герой. Наконец возможна близость с Зиной: её мать и отчим уезжают из Берлина (отчим получил место), и Годунов-Чердынцев с Зиной Мерц остаются вдвоём. Полная ликующего счастья, эта глава омрачается лишь рассказом о смерти Александра Яковлевича Чернышевского, который умер, не веря в будущую жизнь. «Ничего нет, — говорит он перед смертью, прислушиваясь к плеску воды за занавешенными окнами. — Это так же ясно, как-то, что идёт дождь». А на улице в это время сияет солнце, и соседка Чернышевских поливает цветы на балконе.

Тема ключей всплывает в пятой главе: свои ключи от квартиры Чердынцев оставил в комнате, ключи Зины увезла Марианна Николаевна, и влюблённые после почти свадебного ужина оказываются на улице. Впрочем, скорее всего в Грюневальдском лесу им будет не хуже. Да и любовь Чердынцева к Зине — любовь, которая вплотную подошла к своему счастливому разрешению, но разрешение это от нас скрыто, — не нуждается в ключах и кровле.

Берлин. Вторая половина двадцатых годов. Федор Константинович Годунов-Чердынцев, подрабатывает частными уроками и публикует свои стихи о детстве. Он полон сил и мечтает о литературной карьере. Эмигрант Александр Яковлевич Чернышевский (псевдоним, взятый в честь кумира интеллигенции) приглашает в гости Чердынцева, якобы прочесть рецензию на его книгу. Но Чернышевский разыграл Чердынцева и показал совершенно другую статью из газеты. В последующие визиты, Чердынцев все не решается заговорить со своим кумиром – Кончеевым.

В первой главе сюжет начинает завязываться, он знакомится с будущей возлюбленной Зиной Мерц.

Во второй главе, к Чердынцеву приезжает мать. За разговорами, они вспоминают пропавшего безвести отца, надеясь, что он жив. Чердынцев переехал на новую квартиру. Причем понравилась ему не квартира, не хозяева, а платье, найденное в одной из комнат. Зов судьбы был услышан.

Хоть платье и не принадлежало Зине Мерц, дочери Марианны Николаевны от первого брака. Его принесла на передел подруга Зины.

Третья глава посвящена отношениям с Зиной. Она очень не хотела, чтобы родители узнали про нее с Чердынцевым. Приближающееся счастье, побуждает Чердынцева к серьезной работе. Этим серьезным произведением оказывается «Жизнь Чернышевского». Чердынцева к написанию книги побудили размышления о причине, не позволившей Чернышевскому выстроить правильную и гармоничную жизнь. Этой причиной оказалось нарушенное духовное развитие поколений, выращенного на принципах дешевого прагматизма.

Четвертую главу исключили из книги, за несоответствие идеям того времени. Она высмеивала русский материализм и попытки жить умом. Глава преисполнена набоковской иронией.

В пятой главе, книга была издана, не без помощи Баха, над пьесой которого Чердынцев посмеивался. Она понравилась самому Кончееву, дружить с которым так хотел Чердынцев. Отчим и мать покинули Берлин и, благодаря этому наладились отношения с Зиной.

Все эти события, омрачила только смерть Чернышевского, тот перестал верить в жизнь.

Год написания:

1937

Время прочтения:

Описание произведения:

Дар – роман, написанный Владимиром Набоковым. Работу над произведением Набоков закончил в 1937 году, в том же году он был опубликован. Роман был написан в момент нахождения писателя в Германии. Главный герой произведения имеет явное сходство с самим Набоковым. Персонаж предстает перед читателями молодым поэтом, живущим за границей, его отец известный ученый пропавший без вести. Во всех этих деталях многие усмотрели образ самого Набокова.

Краткое содержание романа
Дар

Герой романа - Федор Константинович Годунов-Чердынцев, русский эмигрант, сын знаменитого энтомолога, отпрыск аристократического рода - бедствует в Берлине второй половины 20-х гг., зарабатывая частными уроками и публикуя в русских газетах ностальгические двенадцатистишия о детстве в России. Он чувствует в себе огромный литературный потенциал, ему скучны эмигрантские посиделки, единственный его кумир среди современников - поэт Кончеев. С ним он и ведет неустанный внутренний диалог «на языке воображения». Годунов-Чердынцев, сильный, здоровый, молодой, полон счастливых предчувствий, и жизнь его не омрачается ни бедностью, ни неопределенностью будущего. Он постоянно ловит в пейзаже, в обрывке трамвайного разговора, в своих снах приметы будущего счастья, которое для него состоит из любви и творческой самореализации.

Роман начинается с розыгрыша: приглашая Чердынцева в гости, эмигрант Александр Яковлевич Чернышевский (еврей-выкрест, он взял этот псевдоним из уважения к кумиру интеллигенции, живет с женой Александрой Яковлевной, его сын недавно застрелился после странного, надрывного «ménage à trois») обещает ему показать восторженную рецензию на только что вышедшую чердынцевскую книжку. Рецензия оказывается статьей из старой берлинской газеты - статьей совершенно о другом. Следующее собрание у Чернышевских, на котором редактор эмигрантской газеты публицист Васильев обещает всем знакомство с новым дарованием, оборачивается фарсом: вниманию собравшихся, в том числе Кончеева, предложена философическая пьеса русского немца по фамилии Бах, и пьеса эта оказывается набором тяжеловесных курьезов. Добряк Бах не замечает, что все присутствующие давятся смехом. В довершение всего Чердынцев опять не решился заговорить с Кончеевым, и их разговор, полный объяснений во взаимном уважении и литературном сходстве, оказывается игрой воображения. Но в этой первой главе, повествующей о цепочке смешных неудач и ошибок, - завязки будущего счастья героя. Здесь же возникает сквозная тема «Дара» - тема ключей: переезжая на новую квартиру, Чердынцев забыл ключи от нее в макинтоше, а вышел в плаще. В этой же главе беллетрист Романов приглашает Чердынцева в другой эмигрантский салон, к некоей Маргарите Львовне, у которой бывает русская молодежь; мелькает имя Зины Мерц (будущей возлюбленной героя), но он не отзывается на первый намек судьбы, и встреча его с идеальной, ему одному предназначенной женщиной откладывается до третьей главы.

Во второй же Чердынцев принимает в Берлине мать, приехавшую к нему из Парижа. Его квартирная хозяйка, фрау Стобой, нашла для нее свободную комнату. Мать и сын вспоминают Чердынцева-старшего, отца героя, пропавшего без вести в своей последней экспедиции, где-то в Центральной Азии. Мать все еще надеется, что он жив. Сын, долго искавший героя для своей первой серьезной книги, задумывает писать биографию отца и вспоминает о своем райском детстве - экскурсиях с отцом по окрестностям усадьбы, ловле бабочек, чтении старых журналов, решении этюдов, сладости уроков, - но чувствует, что из этих разрозненных заметок и мечтаний книга не вырисовывается: он слишком близко, интимно помнит отца, а потому не в состоянии объективировать его образ и написать о нем как об ученом и путешественнике. К тому же в рассказе о его странствиях сын слишком поэтичен и мечтателен, а ему хочется научной строгости. Материал ему одновременно и слишком близок, и временами чужд. А внешним толчком к прекращению работы становится переезд Чердынцева на новую квартиру. Фрау Стобой нашла себе более надежную, денежную и благонамеренную постоялицу: праздность Чердынцева, его сочинительство смущали ее. Чердынцев остановил свой выбор на квартире Марианны Николаевны и Бориса Ивановича Щеголевых не потому, что ему нравилась эта пара (престарелая мещанка и бодрячок-антисемит с московским выговором и московскими же застольными шуточками): его привлекло прелестное девичье платье, как бы ненароком брошенное в одной из комнат. На сей раз он угадал зов судьбы, даром что платье принадлежало совсем не Зине Мерц, дочери Марианны Николаевны от первого брака, а ее подруге, которая принесла свой голубой воздушный туалет на переделку.

Знакомство Чердынцева с Зиной, которая давно заочно влюблена в него по стихам, составляет тему третьей главы. У них множество общих знакомых, но судьба откладывала сближение героев до благоприятного момента. Зина язвительна, остроумна, начитанна, тонка, ее страшно раздражает жовиальный отчим (отец ее - еврей, первый муж Марианны Николаевны - был человек музыкальный, задумчивый, одинокий). Она категорически противится тому, чтобы Щеголев и мать что-нибудь узнали об ее отношениях с Чердынцевым. Она ограничивается прогулками с ним по Берлину, где все отвечает их счастью, резонирует с ним; следуют долгие томительные поцелуи, но ничего более. Неразрешенная страсть, ощущение близящегося, но медлящего счастья, радость здоровья и силы, освобождающийся талант - все это заставляет Чердынцева начать наконец серьезный труд, и трудом этим по случайному стечению обстоятельств становится «Жизнь Чернышевского». Фигурой Чернышевского Чердынцев увлекся не по созвучию его фамилии со своей и даже не по полной противоположности биографии Чернышевского его собственной, но в результате долгих поисков ответа на мучающий его вопрос: отчего в послереволюционной России все стало так серо, скучно и однообразно? Он обращается к знаменитой эпохе 60-х гг., именно отыскивая виновника, но обнаруживает в жизни Чернышевского тот самый надлом, трещину, который не дал ему выстроить свою жизнь гармонически, ясно и стройно. Этот надлом сказался в духовном развитии всех последующих поколений, отравленных обманной простотой дешевого, плоского прагматизма.

«Жизнь Чернышевского», которой и Чердынцев, и Набоков нажили себе множество врагов и наделали скандал в эмиграции (сначала книга была опубликована без этой главы), посвящена развенчанию именно русского материализма, «разумного эгоизма», попытки жить разумом, а не чутьем, не художнической интуицией. Издеваясь над эстетикой Чернышевского, его идиллическими утопиями, его наивным экономическим учением, Чердынцев горячо сочувствует ему как человеку, когда описывает его любовь к жене, страдания в ссылке, героические попытки вернуться в литературу и общественную жизнь после освобождения… В крови Чернышевского есть та самая «частичка гноя», о которой он говорил в предсмертном бреду: неумение органично вписаться в мир, неловкость, физическая слабость, а главное - игнорирование внешней прелести мира, стремление все свести к рацее, пользе, примитиву… Этот на вид прагматический, а на самом деле глубоко умозрительный, абстрактный подход все время мешал Чернышевскому жить, дразнил его надеждой на возможность общественного переустройства, в то время как никакое общественное переустройство не может и не должно занимать художника, отыскивающего в ходах судьбы, в развитии истории, в своей и чужой жизни прежде всего высший эстетический смысл, узор намеков и совпадений. Эта глава написана со всем блеском набоковской иронии и эрудиции. В пятой главе сбываются все мечты Чердынцева: его книга увидела свет при содействии того самого добряка Баха, над пьесой которого он покатывался со смеху. Ее расхвалил тот самый Кончеев, о дружбе с которым мечтал наш герой. Наконец возможна близость с Зиной: ее мать и отчим уезжают из Берлина (отчим получил место), и Годунов-Чердынцев с Зиной Мерц остаются вдвоем. Полная ликующего счастья, эта глава омрачается лишь рассказом о смерти Александра Яковлевича Чернышевского, который умер, не веря в будущую жизнь. «Ничего нет, - говорит он перед смертью, прислушиваясь к плеску воды за занавешенными окнами. - Это так же ясно, как то, что идет дождь». А на улице в это время сияет солнце, и соседка Чернышевских поливает цветы на балконе.

В.В. Набоков "Дар" краткое содержание

Роман (1937)

Герой романа - Федор Константинович Годунов-Чердынцев, русский эмигрант, сын знаменитого энтомолога, отпрыск аристократического рода - бедствует в Берлине второй половины 20-х гг., зарабатывая частными уроками и публикуя в русских газетах ностальгические двенадцатистишия о детстве в России. Он чувствует в себе огромный литературный потенциал, ему скучны эмигрантские посиделки, единственный его кумир среди современников - поэт Кончеев. С ним он и ведет неустанный внутренний диалог «на языке воображения». Годунов-Чердынцев, сильный, здоровый, молодой, полон счастливых предчувствий, и жизнь его не омрачается ни бедностью, ни неопределенностью будущего. Он постоянно ловит в пейзаже, в обрывке трамвайного разговора, в своих снах приметы будущего счастья, которое для него состоит из любви и творческой самореализации.

Роман начинается с розыгрыша: приглашая Чердынцева в гости, эмигрант Александр Яковлевич Чернышевский (еврей-выкрест, он взял этот псевдоним из уважения к кумиру интеллигенции, живет с женой Александрой Яковлевной, его сын недавно застрелился после странного, надрывного «ménage à trois») обещает ему показать восторженную рецензию на только что вышедшую чердынцевскую книжку. Рецензия оказывается статьей из старой берлинской газеты - статьей совершенно о другом. Следующее собрание у Чернышевских, на котором редактор эмигрантской газеты публицист Васильев обещает всем знакомство с новым дарованием, оборачивается фарсом: вниманию собравшихся, в том числе Кончеева, предложена философическая пьеса русского немца по фамилии Бах, и пьеса эта оказывается набором тяжеловесных курьезов. Добряк Бах не замечает, что все присутствующие давятся смехом. В довершение всего Чердынцев опять не решился заговорить с Кончеевым, и их разговор, полный объяснений во взаимном уважении и литературном сходстве, оказывается игрой воображения. Но в этой первой главе, повествующей о цепочке смешных неудач и ошибок, - завязки будущего счастья героя. Здесь же возникает сквозная тема «Дара» - тема ключей: переезжая на новую квартиру, Чердынцев забыл ключи от нее в макинтоше, а вышел в плаще. В этой же главе беллетрист Романов приглашает Чердынцева в другой эмигрантский салон, к некоей Маргарите Львовне, у которой бывает русская молодежь; мелькает имя Зины Мерц (будущей возлюбленной героя), но он не отзывается на первый намек судьбы, и встреча его с идеальной, ему одному предназначенной женщиной откладывается до третьей главы.

Во второй же Чердынцев принимает в Берлине мать, приехавшую к нему из Парижа. Его квартирная хозяйка, фрау Стобой, нашла для нее свободную комнату. Мать и сын вспоминают Чердынцева-старшего, отца героя, пропавшего без вести в своей последней экспедиции, где-то в Центральной Азии. Мать все еще надеется, что он жив. Сын, долго искавший героя для своей первой серьезной книги, задумывает писать биографию отца и вспоминает о своем райском детстве - экскурсиях с отцом по окрестностям усадьбы, ловле бабочек, чтении старых журналов, решении этюдов, сладости уроков, - но чувствует, что из этих разрозненных заметок и мечтаний книга не вырисовывается: он слишком близко, интимно помнит отца, а потому не в состоянии объективировать его образ и написать о нем как об ученом и путешественнике. К тому же в рассказе о его странствиях сын слишком поэтичен и мечтателен, а ему хочется научной строгости. Материал ему одновременно и слишком близок, и временами чужд. А внешним толчком к прекращению работы становится переезд Чердынцева на новую квартиру. Фрау Стобой нашла себе более надежную, денежную и благонамеренную постоялицу: праздность Чердынцева, его сочинительство смущали ее. Чердынцев остановил свой выбор на квартире Марианны Николаевны и Бориса Ивановича Щеголевых не потому, что ему нравилась эта пара (престарелая мещанка и бодрячок-антисемит с московским выговором и московскими же застольными шуточками): его привлекло прелестное девичье платье, как бы ненароком брошенное в одной из комнат. На сей раз он угадал зов судьбы, даром что платье принадлежало совсем не Зине Мерц, дочери Марианны Николаевны от первого брака, а ее подруге, которая принесла свой голубой воздушный туалет на переделку.

Знакомство Чердынцева с Зиной, которая давно заочно влюблена в него по стихам, составляет тему третьей главы. У них множество общих знакомых, но судьба откладывала сближение героев до благоприятного момента. Зина язвительна, остроумна, начитанна, тонка, ее страшно раздражает жовиальный отчим (отец ее - еврей, первый муж Марианны Николаевны - был человек музыкальный, задумчивый, одинокий). Она категорически противится тому, чтобы Щеголев и мать что-нибудь узнали об ее отношениях с Чердынцевым. Она ограничивается прогулками с ним по Берлину, где все отвечает их счастью, резонирует с ним; следуют долгие томительные поцелуи, но ничего более. Неразрешенная страсть, ощущение близящегося, но медлящего счастья, радость здоровья и силы, освобождающийся талант - все это заставляет Чердынцева начать наконец серьезный труд, и трудом этим по случайному стечению обстоятельств становится «Жизнь Чернышевского». Фигурой Чернышевского Чердынцев увлекся не по созвучию его фамилии со своей и даже не по полной противоположности биографии Чернышевского его собственной, но в результате долгих поисков ответа на мучающий его вопрос: отчего в послереволюционной России все стало так серо, скучно и однообразно? Он обращается к знаменитой эпохе 60-х гг., именно отыскивая виновника, но обнаруживает в жизни Чернышевского тот самый надлом, трещину, который не дал ему выстроить свою жизнь гармонически, ясно и стройно. Этот надлом сказался в духовном развитии всех последующих поколений, отравленных обманной простотой дешевого, плоского прагматизма.

«Жизнь Чернышевского», которой и Чердынцев, и Набоков нажили себе множество врагов и наделали скандал в эмиграции (сначала книга была опубликована без этой главы), посвящена развенчанию именно русского материализма, «разумного эгоизма», попытки жить разумом, а не чутьем, не художнической интуицией. Издеваясь над эстетикой Чернышевского, его идиллическими утопиями, его наивным экономическим учением, Чердынцев горячо сочувствует ему как человеку, когда описывает его любовь к жене, страдания в ссылке, героические попытки вернуться в литературу и общественную жизнь после освобождения… В крови Чернышевского есть та самая «частичка гноя», о которой он говорил в предсмертном бреду: неумение органично вписаться в мир, неловкость, физическая слабость, а главное - игнорирование внешней прелести мира, стремление все свести к рацее, пользе, примитиву… Этот на вид прагматический, а на самом деле глубоко умозрительный, абстрактный подход все время мешал Чернышевскому жить, дразнил его надеждой на возможность общественного переустройства, в то время как никакое общественное переустройство не может и не должно занимать художника, отыскивающего в ходах судьбы, в развитии истории, в своей и чужой жизни прежде всего высший эстетический смысл, узор намеков и совпадений. Эта глава написана со всем блеском набоковской иронии и эрудиции. В пятой главе сбываются все мечты Чердынцева: его книга увидела свет при содействии того самого добряка Баха, над пьесой которого он покатывался со смеху. Ее расхвалил тот самый Кончеев, о дружбе с которым мечтал наш герой. Наконец возможна близость с Зиной: ее мать и отчим уезжают из Берлина (отчим получил место), и Годунов-Чердынцев с Зиной Мерц остаются вдвоем. Полная ликующего счастья, эта глава омрачается лишь рассказом о смерти Александра Яковлевича Чернышевского, который умер, не веря в будущую жизнь. «Ничего нет, - говорит он перед смертью, прислушиваясь к плеску воды за занавешенными окнами. - Это так же ясно, как то, что идет дождь». А на улице в это время сияет солнце, и соседка Чернышевских поливает цветы на балконе.

Тема ключей всплывает в пятой главе: свои ключи от квартиры Чердынцев оставил в комнате, ключи Зины увезла Марианна Николаевна, и влюбленные после почти свадебного ужина оказываются на улице. Впрочем, скорее всего в Грюневальдском лесу им будет не хуже. Да и любовь Чердынцева к Зине - любовь, которая вплотную подошла к своему счастливому разрешению, но разрешение это от нас скрыто, - не нуждается в ключах и кровле.