Лагарп (продолжение) для любознательных - vincenati. Царский наставник. Фредерик Лагарп отказался участвовать в заговоре против Павла I

ЛАГАРП ФРЕДЕРИК СЕЗАР ДЕ - швейцарский по-ли-тический дея-тель, вос-пи-та-тель великих кня-зей Алек-санд-ра Пав-ло-ви-ча (бу-ду-ще-го императора Алек-санд-ра I) и Кон-стан-ти-на Пав-ло-ви-ча, генерал-лейтенант российской служ-бы (1814 год).

Учил-ся в Же-нев-ском, за-тем в Тю-бин-ген-ском университетах. С 1774 года вёл ад-во-кат-скую прак-ти-ку в Бер-не. При-вер-же-нец идей французского Про-све-ще-ния.

При-дер-жи-вал-ся рес-пуб-ли-кан-ских взгля-дов, вхо-дил в со-став ло-занн-ско-го Со-ве-та двух-сот - пред-ста-ви-тель-но-го ор-га-на кан-то-на Ва-адт. Ак-тив-но вы-сту-пал за не-за-ви-си-мость кан-то-на Ва-адт от Бер-на, за что под-вер-гал-ся пре-сле-до-ва-ни-ям со сто-ро-ны вла-стей Швей-цар-ско-го Сою-за.

В 1782 году по-ки-нул тер-ри-то-рию Швей-ца-рии, со-про-во-ж-дал груп-пу российских дво-рян в по-езд-ке по Ита-лии. В том же го-ду по ре-ко-мен-да-ции Ф. М. Грим-ма и Е. Р. Даш-ко-вой при-гла-шён в Рос-сию императрицей Ека-те-ри-ной II в ка-чест-ве пре-по-да-ва-те-ля французского языка для её вну-ков.

В 1784 году Лагарп пред-ста-вил Ека-те-ри-не II за-пис-ку, из-ло-жив в ней спи-сок пред-ме-тов (ис-то-рия, ма-те-ма-ти-ка, фи-ло-со-фия, пра-ви-ла за-ко-на граж-дан-ско-го, нра-воу-че-ние и др.), ко-то-рые сле-до-ва-ло бы пре-по-да-вать великим кня-зьям, и был ут-верж-дён на-ря-ду с Н. И. Сал-ты-ко-вым в долж-но-сти их вос-пи-та-те-ля.

За-ни-ма-ясь главным образом нравст-вен-ным вос-пи-та-ни-ем великих кня-зей, Лагарп вну-шал им идеи естественного ра-вен-ст-ва лю-дей, «все-об-ще-го бла-га», к ко-то-ро-му дол-жен стре-мить-ся го-су-дарь, по-ли-тические сво-бо-ды.

По сло-вам са-мо-го Алек-санд-ра I, в те-че-ние всей жиз-ни со-сто-яв-ше-го с Лагарпом в пе-ре-пис-ке, ник-то боль-ше Лагарпа не по-вли-ял на его «об-раз мыс-лей, не бы-ло бы Ла-гар-па, не бы-ло бы Алек-санд-ра».

Лагарп при-вет-ст-во-вал Фран-цуз-скую ре-во-лю-цию XVIII века. В 1791 году об-ра-тил-ся к пра-ви-тель-ст-ву Швейцарского Сою-за с по-сла-ни-ем, в ко-то-ром пред-ло-жил со-звать пар-ла-мент и про-вес-ти ре-фор-мы, что да-ло по-вод швейцарским вла-стям объ-я-вить Лагарпа за-чин-щи-ком бес-по-ряд-ков, про-изо-шед-ших в ря-де фран-коязыч-ных кан-то-нов, в т. ч. в Ва-ад-те.

Со-дер-жа-ние по-сла-ния Лагарпа бы-ло до-ве-де-но до све-де-ния Ека-те-ри-ны II; осо-бо-го зна-че-ния ему она не при-да-ла, ска-зав Лагарпу: «Будь-те яко-бин-цем, рес-пуб-ли-кан-цем, чем вам угод-но, я ви-жу, что вы чест-ный че-ло-век, и это-го мне до-воль-но». По мне-нию боль-шин-ст-ва ис-то-ри-ков, в част-но-сти Н. К. Шиль-де-ра, при-чи-ной от-став-ки Лагарпа, пос-ле-до-вав-шей в 1794 году, стал его от-каз на прось-бу Ека-те-ри-ны II уго-во-рить Алек-санд-ра Пав-ло-ви-ча стать нас-лед-ни-ком пре-сто-ла вме-сто от-ца, великого князя Пав-ла Пет-ро-ви-ча (бу-ду-ще-го императора Пав-ла I).

Вер-нув-шись в Же-не-ву, ак-тив-но вы-сту-пал про-тив гос-под-ства Бер-на над кан-то-ном Ва-адт. В 1796 году пе-ре-ехал в Па-риж, где сбли-зил-ся с бывшими чле-на-ми Гель-ве-ти-че-ско-го клу-ба, стал ли-де-ром ра-ди-каль-ной швейцарской пар-тии, т. н. пат-рио-тов.

Об-ра-тил-ся к французской Ди-рек-то-рии с пред-ло-же-ни-ем ор-га-ни-зо-вать ин-тер-вен-цию в Швей-ца-рию для обес-пе-че-ния не-за-ви-си-мо-сти кан-то-на Ва-адт.

По-сле про-воз-гла-ше-ния не-за-ви-си-мо-сти кан-то-на (январь 1798 года) и по-сле-до-вав-шей вслед за этим ок-ку-па-ции Швей-ца-рии французскими вой-ска-ми в ию-не 1798 года вме-сте с П. Ок-сом воз-гла-вил Ди-рек-то-рию Гель-ве-ти-че-ской рес-пуб-ли-ки.

В 1800 году в ре-зуль-та-те рос-пус-ка Ди-рек-то-рии эмиг-ри-ро-вал во Фран-цию. Про-жи-вал под Па-ри-жем, за-ни-мал-ся литературной дея-тель-но-стью.

По при-гла-ше-нию императора Алек-санд-ра I в 1801-1802 годах Лагарп со-вер-шил по-езд-ку в Рос-сию. Встре-тив-шись в Санкт-Пе-тер-бур-ге с не-дав-но всту-пив-шим на пре-стол Алек-санд-ром I, Лагарп, раз-де-ляв-ший с им-пе-ра-то-ром чув-ст-во «от-вра-ще-ния, ка-кое вну-ша-ет ему аб-со-лют-ная власть», в то же вре-мя ре-ко-мен-до-вал со-хра-нить её «в це-ло-сти и не-раз-дель-но», что-бы про-ве-сти в стра-не не-об-хо-ди-мые ре-фор-мы, например под-го-то-вить ус-ло-вия для от-ме-ны кре-пост-но-го пра-ва, не по-ся-гая на зе-мель-ную собст-вен-ность дво-рян-ст-ва, со-ве-то-вал на-ка-зать убийц императора Пав-ла I, а так-же за-клю-чить со-юз с Фран-ци-ей (пись-мо, на-пи-сан-ное Алек-санд-ром I На-по-лео-ну Бо-на-пар-ту, Лагарп не пе-ре-дал по наз-на-че-нию, ра-зо-ча-ро-вав-шись в пер-вом кон-су-ле).

Во вре-мя Вен-ско-го кон-грес-са 1814-1815 годов с по-мо-щью Алек-сан-д-ра I без-ус-пеш-но пы-тал-ся за-кре-пить не-за-ви-си-мое от Бер-на по-ло-же-ние кан-то-нов Ва-адт и Ар-гау в со-ста-ве об-ра-зо-ван-ной по ре-ше-нию кон-грес-са Швейцарской Кон-фе-де-ра-ции.

С 1816 года жил в Ло-зан-не, до 1828 года был де-пу-та-том Боль-шо-го со-ве-та (пар-ла-мен-та) кан-то-на Ва-адт.

На-граж-дён ор-де-ном Святого Анд-рея Пер-во-зван-но-го (1814 год).

Исторические ис-точники:

Пись-ма им-пе-ра-то-ра Алек-санд-ра I и дру-гих особ царст-вен-но-го до-ма к Ф. Ц. Ла-гар-пу. СПб., 1870

Спи-сок книг, из-бран-ных для вел. кн. Алек-санд-ра Пав-ло-ви-ча Ла-гар-пом. П., 1916

Correspondance de F.-C. de La Harpe et Alexandre I, suivie de la correspon-dance de F.-C. de La Harpe avec les membres de la fa-mille impériale de Russie / Publiée par J.Ch. Biaudet et F. Nicod. Neuchа̂tel, 1978-1980. Vol. 1-3

Correspondance de F.-C. de La Harpe sous la République helvétique. Neu-chа̂-tel, 1982-2004. Vol. 1-4.

Сочинения:

Quelques observations sur la révision de la constitution vaudoise de 1814. Lausanne, 1831

[Из за-пи-сок]. Ф. Ц. Ла-гарп в Рос-сии // Рус-ский ар-хив. 1866. Вып. 1

От-че-ты Ла-гар-па гра-фу Н. И. Сал-ты-ко-ву о вос-пи-та-нии ве-ли-ких кня-зей Алек-санд-ра и Кон-стан-ти-на Пав-ло-ви-чей. 1786-1794 гг. // Рус-ская ста-ри-на. 1870. Т. 1-2

Нес-коль-ко пи-сем Ф. Ц. Ла-гар-па. СПб., 1898.

ИССЛЕДОВАНИЯ И МАТЕРИАЛЫ

А. Ю. Андреев

ИМПЕРАТОР И ЕГО УЧИТЕЛЬ: ЛИЧНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ АЛЕКСАНДРА I И Ф. С. ЛАГАРПА1

Присутствие уроженцев Швейцарии в разных европейских странах всегда было заметным. Но во второй половине XVIII в. к традиционному «экспорту» оттуда солдат и часовых дел мастеров добавились еще и учителя, гувернеры и гувернантки, пользовавшиеся большим спросом в дворянских семьях от Тулузы до Санкт-Петербурга.

Востребованными оказались прежде всего франкоговорящие швейцарские жители, происходившие из области между Женевским озером (Леманом) и Юрскими горами, носившей название Ваадт-ланд (будущий швейцарский кантон Во). Знание французского языка, владение изящными манерами считалось здесь образцовым, а сама французская культура и образованность уже давно прописалась в этой земле: на берегах Лемана, вблизи Женевы и Лозанны, жили Вольтер, Ш. Боннэ, О. Б. де Соссюр, А. С. Шаванн и другие просветители; отсюда же был родом Ж. Ж. Руссо. В 1770-1780 гг. в Ивердоне выходила в свет «Энциклопедия, или универсальный словарь человеческих познаний», второй после труда Дидро и Даламбера подобный свод - выдающийся труд большой группы ваадтландских просветителей, в некоторых отношениях даже превосходивший французский первообраз.

Неудивительно поэтому, что швейцарский гувернер был приглашен и для воспитания юных внуков российской императрицы Ека-

1 Исследование выполнено в рамках проекта, поддержанного РГНФ, № 11-01-00301а.

терины II. Его звали Фредерик Сезар де Лагарп, он был уроженцем городка Ролль на Лемане. Ко двору он попал после окончания успешной воспитательной миссии в семействе Ланских (к которому принадлежал один из фаворитов императрицы). С шести лет будущий российский император Александр I учился у Лагарпа французскому языку, французской и античной литературе, истории, географии, началам философии и права. Воспитание прекратилось, когда Александру исполнилось семнадцать лет и он женился. Вскоре Лагарп покинул Россию, но с воцарением своего ученика он вновь навестил его и гостил у него в Петербурге восемь месяцев, с августа 1801 по начало мая 1802 г. Новая, но на этот раз последняя длительная встреча ожидала учителя и его ученика в 1814 г. , когда Александр I находился в Европе во главе русских войск, а живший тогда в Париже Лагарп прибыл к его свите и сопровождал императора вплоть до конца Венского конгресса1.

Казалось бы, рассказ об этих встречах должен укладываться в традиционные, естественные рамки жанра: старый учитель навещает своего прежнего питомца, чтобы насладиться его славой и успехами, а при случае и дать полезный совет, присущий мудрецу. Такой канон, восходящий еще ко времени Аристотеля и Александра Македонского, преобладает и в отечественной истории, в которой о свиданиях Лагарпа с Александром I обычно упоминается с аналогичными интонациями.

Между тем - и в этом утверждении заключен центральный тезис данной статьи - встречи между российским императором Александром I и швейцарцем Ф. С. Лагарпом не сводятся к простой схеме взаимоотношений «учитель - ученик». Эти отношения нельзя рассматривать в отрыве от политического контекста своего времени, и при ближайшем рассмотрении оказывается, что на самом деле, в каждом случае речь идет о встрече двух политических деятелей, имевших колоссальное влияние на судьбы своих стран.

1 В качестве наиболее полной и подробной биографии Лагарпа в отечественной историографии до сих пор не утратила актуальности работа: Сухомлинов М. И. Фридрих-Цезарь Лагарп, воспитатель императора Александра I // Исследования и статьи по русской литературе и просвещению: В 2 т. СПб., 1889. Т. 2. С. 37-142.

В этом смысле историческая взаимосвязь Александра I и Лагар-па уникальна - вряд ли еще можно подобрать другую пару политиков эпохи Просвещения и наполеоновских войн (причем принадлежавших к различным, даже входившим во враждебные друг другу альянсы, государствам!), один из которых с детства воспитывал бы другого. Следовательно, каждый раз, разбирая обстоятельства и результаты встреч российского императора и швейцарского патриота, мы имеем дело со сложным, запутанным клубком как политических, так и личных отношений, анализ которых может принести немало интересного.

В августе 1803 г. Лагарп написал весьма любопытный документ, проливающий свет на многие стороны его взаимосвязей с царственным учеником, - завещание или прощальное письмо, которое должны были передать Александру I уже после смерти швейцарца1. В нем, среди прочего, Лагарп завещал Александру медаль, которую в его честь «благодарные и свободные сограждане единодушно велели выбить после их освобождения»2.

По мысли Лагарпа, надписи на медали должны напоминать о странности его судьбы - о том, что «в краткие сроки можно быть и коронованным, и объявленным вне закона одними и теми же людьми, и что те, которых судьба призывает бороться с древним злом и отстаивать права человеческого рода, постоянно гонимы, пока живут, и в том, чтобы им воздали по справедливости, должны рассчитывать лишь на потомство»3.

Действительно, «странности» и, на первый взгляд, даже неразрешимые парадоксы присутствуют в судьбе Лагарпа. В 1783 г. прежний горячий республиканец и пламенный публицист, призывавший к освобождению от любого принуждения и деспотизма, принимает

1 Это письмо-завещение так и не было передано адресату; подробнее его текст и комментарий к нему см.: Андреев А. Ю. Прощальный урок. Фредерик-Сезар Лагарп и его завещание // Родина. 2011. № 7. С. 49-52.

2 Медаль была изготовлена 30 марта 1798 г. по решению временного Собрания кантона Леман (в будущем - Во, Ваадтланд), в знак признания решающей роли Лагарпа в провозглашении его независимости.

3 Correspondance de F.-C. de La Harpe et Alexandre I-er / Publiee par J. Ch. Biau-det et F. Nicod. Neuchâtel, 1978-1980 (далее: Correspondance...). Vol. 1. P. 82.

приглашение одной из величайших (по общему мнению XVIII в.) деспотий Европы и начинает воспитывать будущего самодержца. Затем уже придворный учитель с одиннадцатилетним стажем, покинув Петербург, Лагарп в 1795-1797 гг. возглавляет борьбу за «лемани чес кую республику» и становится одной из центральных движущих фигур для революционных событий на берегах Женевского озера1.

Когда в 1798 г. благодаря этой революции и вмешательству французских сил вся территория Швейцарии была объявлена Гельветической республикой, Лагарпа избирают членом ее высшего исполнительного органа - Директории (состоявшей всего из пяти человек), трижды возлагая на него переходящие от одного члена к другому обязанности президента Директории, т. е. формально - главы исполнительной власти в стране. Не изменяя своим республиканским убеждениям, Лагарп тем не менее во главе Директории проводил реформы «жесткой рукою», в авторитарном стиле, подавляя сопротивление противников. В итоге, 7 января 1800 г., после полутора лет пребывания у власти, Лагарп и его сторонники были свергнуты путем переворота, а спустя полгода, спасаясь от ареста, Лагарп бежал во Францию2.

Он смог потом ступить на швейцарскую землю лишь после ликвидации Гельветической республики в 1803 г. (когда и написал в родном городе Ролле упоминавшееся выше письмо-завещание в адрес Александра I). До окончания наполеоновских войн Лагарп жил большей частью во Франции и только после нового переустройства Швейцарии на Венском конгрессе наконец постоянно обосновался в кантоне Во, который во многом именно ему был обязан своим возникновением. До самой смерти в 1838 г. в Лозанне Лагарп был членом кантонального парламента.

Как же получилось, что учителем французского языка для юного наследника российского трона стал не просто пушкинский «мосье

1 Глинский Б. Б. Республиканец при русском дворе //Исторический вестник. 1888. Т. 34. № 10. С. 54-96.

2 «Я вошел в состав Директории под рукоплескания всей Гельвеции, и все силы свои употреблял на упрочение нашей свободы и независимости, невзирая на тысячи препятствий. Но полтора года спустя группа мятежников меня изгнала как тирана, а вскоре я был объявлен вне закона как заговорщик», - писал позже (17 апреля 1801 г.) Лагарп Александру I (Correspondance... Vol. 1. P. 234).

Бопре», а человек со взглядами республиканца и будущей карьерой видного европейского политического деятеля? Это не выглядит такой уж случайностью. Как упоминалось, в наибольшей цене среди учителей были франкоговорящие швейцарцы, которые у себя на родине, в Ваадтланде, испытывали очевидные притеснения со стороны патрицианских властей Берна, владевшего этой территорией с середины XVI в. Противоречия с «бернскими господами» не только Лагарпа, но и многих других его соотечественников подтолкнули к эмиграции, побуждая искать счастья при чужих дворах1. К тому же в традициях местного дворянства было давать детям последовательное «республиканское» образование: так, родители Лагарпа направили того в четырнадцатилетием возрасте в известную в Швейцарии частную школу в замке Гальденштейн, где юношей воспитывали в строгом соответствии с принципами римской республики. Проникнутый ее духом, пламенный защитник свободы, Лагарп выбрал для своих дальнейших занятий юриспруденцию, изучал римское право, сочинения Монтескье и современные гражданские законы, а в 1774 г. в Тюбингенском университете удостоился степени доктора прав2.

Именно такой носитель идей Просвещения и требовался Екатерине II для воспитания внука и наследника в духе продолжения ее дела по реформированию России. Уже прибыв в Петербург, Лагарп составил для императрицы несколько записок с изложением своих политических взглядов, в которых Екатерина с удовлетворением отметила созвучие с принципами собственных реформ. В частности, взгляды Лагарпа на просвещенную монархию были очень близки к екатерининским. Цель правления монарха он видел в том, чтобы «разработать кодексы законов, чтобы примирить слабых и сильных, навести порядок и установить царство справедливости», что должно одновременно усилить власть государя и сделать его подданных счастливыми и свободными. «Повсюду, где монарх ведет себя как первый слуга своей страны и отец своего народа, он надежнее за-

1 Подробнее см.: De l’Ours à la Cocarde. Ancien Régime et révolution dans le Pays de Vaud (1536-1798). Lausanne, 1998.

2 Сухомлинов М. И. Указ. соч. C. 44-51.

щищен законами и любовью своих подданных, нежели солдатами и крепостями»1.

Таким образом, появление Лагарпа в ряду учителей юного Александра стало следствием целенаправленного отбора, осуществленного Екатериной II, а с весьма высокой вероятностью результатом такого отбора становился не просто образованный швейцарский республиканец-просветитель, но еще и борец за свободу против несправедливой власти, «порабощавшей» его родину. Конечно, с такими взглядами Лагарпу нелегко было в сановном Петербурге. «Противоположность моих привычек с привычками тех людей, в обществе которых я находился, - писал Лагарп позже, - подала повод предполагать во мне гордость, которая казалась тем сильнее, что я не искал никаких повышений или наград; но лишь только убедились, что эта гордость не была способна поставлять препятствия другим, стали желать мне добра, и благорасположение ко мне сделалось до того общим, что я приобрел много друзей в этой чужой стороне, которая с тех пор стала для меня вторым отечеством... Мои принципы были так хорошо известны, что меня сейчас же могли включить в число людей, которых называли тогда демократами. Несмотря на то, меня нисколько не потревожили, и я, с своей стороны, старался избегнуть всяких неприятностей, заключившись совершенно в круге моих обязанностей, которые я продолжал ревностно исполнять»2.

Однако в годы пребывания в Петербурге Лагарп не оставлял мыслей о судьбе родной земли. Может быть, для русского двора действительно казалось, что все внимание швейцарца целиком обращено лишь к учебным предметам, но на самом деле в начале 1790-х гг. под воздействием событий Французской революции он с далекого севера призывал своих соотечественников сбросить ярмо угнетения, «принять решительные меры к разрушению их цепей»3. По собственному признанию, из Петербурга им было послано шестьдесят прокламаций на разных языках с целью «революционизировать» Швейцарию, их передавали из рук в руки и даже печатали в газетах (естественно,

1 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 69; Biaudet J. Ch. Introduction // Correspondance..’. Vol. 1. P. 12-13.

2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа // Русский архив. 1866. Вып. 1. С. 82.

’Тамже. С. 84.

без подписи)1. Лагарпа не остановило даже то, что «бернские господа» обратились к Екатерине П, выставив его как опасного заговорщика и потребовав его выдачи, но российская императрица, говоря словами Лагарпа, «не подумала, чтобы Гельветиец был достоин названия заговорщика за то, что вызвал тени древних освободителей и героев своего отечества»2.

Итак, еще в Петербурге Лагарп, по сути дела, начал свою деятельность в качестве политика и, неуклонно добиваясь эскалации революционных событий в Швейцарии, уже вступил на тот путь, который впоследствии приведет его к тому, чтобы возглавить республиканскую исполнительную власть.

Особенно плодотворными для будущей политической карьеры Лагарпа стали его первые годы после возвращения из России: с 1795 г. он поселился в женевских владениях, на самой границе с Ва-адтландом (ступать куда ему запрещали проскрипционные списки бернских властей), и с этой удобной позиции продолжал рассылать статьи, брошюры, петиции и обращения к соотечественникам. Его одновременные успешные переговоры в Париже стали одной из причин того, что в конце 1797 г. французская Директория объявила о своем покровительстве, защите безопасности и имущества жителей Ваадтланда. В ответ на это Лагарп призвал к немедленному объявлению независимости и действительно явился душой провозглашенной 24 января 1798 г. Леманической республики (среди трудов Лагарпа, в частности, есть инструкция для созыва ее Ассамблеи депутатов)3. Но в итоге вследствие вмешательства французских войск реализовался гораздо более крупный революционный проект: республикой, причем «единой и неделимой», сменявшей все прежнее кантональное устройство, была объявлена вся Швейцария4. Лагарпу это казалось

1 Анализ роли прокламаций в подготовке революции в Швейцарии см.: Tosato-Rigo D., Corsini S. (ed.) “Bon peuple vaudois, écouté tes vrais amis!” Discours proclamations et pamphlets diffuses dans le Pays de Vaud au temps de la revolution. Tausanne, 1999.

2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа... С. 87.

3 WurglerA. Abwesender revolutionär - moderate Revolution: Frédéric-César de Ta Harpe und die Waadt (1789-1798) // Dossiers Helvetiques. Vol. 6. Basel, 2000. S. 140-159.

4 Böning H. Der Traum von Freiheit und Gleichkeit: Helvetische Revolution und Republik (1798-1803). Zürich, 2000.

верхом мечты - «объединение всех народностей Гельвеции в единственную нацию, с образованием единой республики»1.

Говоря о политическом опыте, полученном Лагарпом в Гельветической республике, следует подчеркнуть те задачи, которые пытались одновременно решать ее власти2. Среди них были отмена феодальных привилегий и установление гражданских свобод, реформа государственных учреждений и служб (например, создание единой почтовой системы), реформа законодательства и суда на основе передовых правовых концепций эпохи Просвещения, учреждение единой общегосударственной школьной системы, независимой от местных церковных и кантональных властей и предназначенной для воспитания «гельветических граждан»3.

Это была цельная, взаимосвязанная в своих отдельных элементах программа по обновлению или, иначе говоря, «модернизации» различных сторон государственной и общественной жизни страны - расставание со «старым режимом» и приведение ее в соответствие с потребностями новой эпохи. Но глухое, а иногда и открытое сопротивление населения сельских областей (при определенной поддержке республики в городах), нехватка денег и, наконец, вторжение иностранных войск - все это привело к тому, что многие проекты реформ так и остались на бумаге4.

Заметим, что оккупация русской и австрийской армиями в августе-сентябре 1799 г. северо-восточной части Швейцарии пришлась именно на президентство в Директории Гельветической республики Лагарпа, который был вынужден в резком тоне протестовать против того, что «русские солдаты, без всякого повода с нашей

Correspondance... Vol. 1. Р. 234.

2 Tosato-Rigo D. Frederic-Cesar de La Harpe entre reformes et revolution // Fre-deric-Cesar de La Harpe. 1754-1838 (sous la direction d’Olivier Meuwly). P. 147-160.

3 Rohr A. Philipp Albert Stapfer. Minister der Helvetischen Republik und Gesander der Schweiz in Paris 1798-1803 (Beitrage zur Aargauer Geschichte, 13). Baden, 2005.

4 «Никогда, пожалуй, ни одно правительство не подвергалось подобным испытаниям, - вспоминал потом Лагарп. - Внутренние враги затрудняли его деятельность, союзники предавали его, огромные армии вторгались на его территорию, и одно только деятельное усердие и непреклонное упорство помогало ему оставаться у власти. В течение марта, апреля, мая и июня 1799 года спал я в сутки не более одного часа» (Correspondance... Vol. 1. Р. 237).

стороны, пришли жечь наши дома и опустошать наши земли»1, посылая этот протест - о, вечные «странности» судьбы Лагарпа! - своему бывшему ученику, младшему брату Александра, великому князю Константину Павловичу, находившемуся тогда при штабе русских войск.

Насильственное удаление Лагарпа из Директории (во время пребывания в которой он, по собственному признанию, «постарел на десять лет»), вынужденное изгнание во Францию, где он дал Наполеону слово не участвовать в швейцарской политике, - таковы внешние обстоятельства его жизни к середине 1801 г., когда Лагарп, приняв приглашение Александра I, поспешил в Россию. Им, безусловно, владело чувство собственной нереализованности, но одновременно и ощущение накопленного большого политического опыта, который Лагарп готов был применять дальше.

Aero царственный ученик в начале своего правления испытывал явную нужду в таком опыте. Перед Александром I в 1801 г. стояли те же задачи обновления страны - приведения в единый порядок ее законодательства, административной, судебной системы и т. д. - что пыталась разрешить Гельветическая республика; вот только измерялись эти задачи уже российским масштабом.

В мыслях, в общем настроении Александр был готов к таким преобразованиям. Он давно впитывал уроки Лагарпа, который никогда не оставлял случая напомнить Александру о примерах правителей-реформаторов: «Траяна, Юлиана, Антонинов, Генриха IV, Фридриха II и Лоренцо Медичи», а из русских правителей - прежде всего Петра I2. О том, насколько полно Лагарп смог сформировать сознание молодого Александра, свидетельствуют пылкие слова последнего, обращенные к Лагарпу в день их расставания в мае 1795 г.: «Вам я обязан всем, кроме самого появления на свет»3.

О этом же говорят и рассуждения Александра при его первом знакомстве с князем Адамом Чарторыйским весной 1796 г.: «Александр сознался мне, что он ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют право все люди,

Correspondance... Vol. 3. Р. 635.

2Ibid.Vol. 2. Р. 84.

3 Ibid. Vol. 1. Р. 139.

что с живым участием следил за французской революцией, что, осуждая ее крайности, он желает республике успехов и радуется им. Он с благоговением говорил мне о своем наставнике, г-не Лагарпе, как о человеке высокой добродетели, истинной мудрости, строгих правил, сильного характера. Ему он был обязан всем, что в нем есть хорошего, всем, что он знает; ему в особенности он был обязан всеми началами истины и справедливости, которые он имеет счастье носить в своем сердце и которые развил в нем Лагарп»1.

Но помимо общности политических взглядов, молодого Александра и Лагарпа связывает в эти годы огромная человеческая близость. Александр видит в своем наставнике одного из немногих людей, которым может полностью довериться. Он часто пишет швейцарцу (с надежными оказиями), говоря в письмах такие вещи, которые не смог бы написать никому другому. Так, например, в феврале 1796 г. Александр дает совершенно уничижительную характеристику окружавшей его петербургской атмосферы конца екатерининского царствования: «Кругом непостижимое творится: все только и делают, что воруют, порядочного человека не сыскать, это ужасно»2. Часто пишет он Лагарпу о нежелании править, о том, что предпочитает тихую, спокойную жизнь где-нибудь на природе: «Я променял бы охотно звание мое на ферму подле Вашей, дорогой мой друг, или по крайней мере где-нибудь поблизости»3 (т. е. на берегах Женевского озера).

Наконец, 27 сентября (8 октября) 1797 г. - именно в те недели, когда Лагарп был полностью погружен в подготовку швейцарской революции, - Александр пишет ему знаменитое письмо о будущей конституции для России. Поразительное историческое сближение! Практически одновременно Лагарп с жаром добивался свободы для своей родины Ваадтланда, а Александр - для своей, России. «Я подумал, что если когда-нибудь наступит мой черед царствовать, тогда, вместе того чтобы покидать отечество, надобно мне попытаться сделать мою страну свободной и тем самым наперед помешать ей становиться игрушкой в руках безумцев. Размышлял я на сей счет очень

1 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия: из записок князя А. Чар-торыйского. 1795-1805 / Предисл. К. Военского. М., 2007. С. 41.

Correspondance... Vol. 1. P. 157.

долго и пришел к выводу, что это будет наилучшей из революций, ибо совершится она законным правителем и закончится тотчас же после того, как конституция будет принята, а нация изберет своих представителей». А в подготовке такой «наилучшей из революций» Александр очень рассчитывает на помощь Лагарпа. Александр пишет: «...[я хотел бы] мнение Ваше обо всем этом узнать и попросить Вас нами руководствовать. О! Как был бы я счастлив, будь Вы нынче рядом со мной! Сколько услуг могли бы Вы мне оказать!»1.

Но очередной парадокс заключался в том, что именно результаты швейцарской революции прервали переписку Александра и Лагарпа. Последний потом явно указывал, что, став официальным должностным лицом в Директории, прекратил отправлять письма в Петербург, не желая прослыть в глазах своих противников «российским агентом»2. Как потом выяснилось, и Александр получил от своего отца, императора Павла I, строжайший запрет на переписку с Лагар-пом3.

Тем важнее кажется приезд Лагарпа в Россию в первые же месяцы царствования Александра. Их насильственно прерванный обстоятельствами диалог о конституции и других преобразованиях для России должен был получить теперь закономерное развитие.

Итак, еще раз подчеркнем: когдав августе 1801 г. Лагарп вновь свиделся с Александром в Петербурге, это был вовсе не визит «старика-учителя» (не говоря уже у том, что Лагарпу тогда исполнилось лишь 47 лет), но встреча двух преобразователей, объединенных общим пониманием необходимости «модернизации» политической жизни в своей стране (для одного - Швейцарии, для другого - России).

У Лагарпа с его огромными познаниями и политическим опытом были все шансы занять место «правительственного эксперта» по реформам, подобно тому как несколько десятилетий назад Екатерина II приглашала таких экспертов на русскую службу (например, уро-

1 Correspondance... Vol. 1. P. 215-217.

315 октября 1799 г. вышел указ Павла I Сенату о лишении Лагарпа, «который, по неистовому и развратному поведению его... начал явно участвовать в мятежах Швейцарии», российской пенсии, назначенной за воспитание великих князей (Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 77).

женцев Австрийской монархии для реформ народного образования в России).

Однако реальное положение Лагарпа в Петербурге оказалось иным. Он сознательно отказался не только от повторного зачисления на русскую службу, но и вообще от любых внешних знаков, которые бы демонстрировали его влияние на императора или участие в подготовке реформ. Вероятно, свою роль в этом решении сыграло последовательное желание Лагарпа сохранять верность Гельветической республике. Позднее в «Записках» он отмечал: «Те, кто не знал меня, предполагали, что я хотел взять дань с его (императора. - A.A.) дружбы, доверия и богатства, словом, сыграть роль вельможи. Эти люди ошиблись. Я всегда старался действовать согласно тому, чего требовало от меня мое положение. Республиканцем прожил я двенадцать лет при дворе; республиканцем появился в нем снова, не смутив никого»1. Характерно, что Лагарп для официальных выходов в Петербурге надевал мундир директора Гельветической республики, не признавая тем самым свое свержение и пришедших ему на смену в Швейцарии «властей мимолетных, меняющих одна другую и одинаково незаконных».

Но таких официальных поводов для ношения мундира у Лагарпа было немного. Дело в том, что он решил избегать появлений при дворе, и, таким образом, все его общение с императором в эти восемь месяцев 1801-1802 гг. получило вообще частный характер. Александр I обычно навещал Лагарпа дважды в неделю (и поэтому из опасения пропустить очередной визит императора, для которых не могло быть установлено четкого расписания, Лагарп старался всегда быть дома и даже не ходил в гости к своим петербургским друзьям). «Очень часто, - пишет Лагарп, - император находил меня в домашнем халате, все выглядело как если бы юный друг пришел дружески поболтать со стариком, который его вырастил. Однако, именно в часы этих непринужденных бесед, избавленные от любопытного внимания придворных, так сказать, украдкой, между нами возбуждались те важные вопросы, которые приводили к возникновению моих писем и записок императору»2.

1 Из записок Ф. Ц. Лагарпа... С. 93.

В последней фразе имеются в виду проекты реформ, которые Ла-гарп составлял и передавал Александру по мере их общения. В сумме за весь период пребывания в Петербурге швейцарцем была проделана огромная работа: им было написано свыше 70 писем к Александру, ко многим из которых приложены многостраничные записки и проекты1. Они касаются самых разных отраслей преобразований: от реформ суда и сословных учреждений до международных дел.

Но приходится отметить, что далеко не всегда эти проекты оказывались действительно востребованными, а их идеи доходили до практического воплощения в России. Особенно жесткая оценка деятельности Лагарпа встречается в мемуарах князя Адама Чарто-рыйского, по словам которого, «пребывание Лагарпа в Петербурге в начале царствования Александра в действительности не имело серьезного значения, и сам он весьма мало оказал влияния на будущие реформы Александра».

Впрочем, за такой оценкой легко различимо неприятие Чаторый-ским и другими «молодыми друзьями» императора, членами т. н. Негласного комитета, той реальной и крепкой привязанности, которая объединяла императора и его учителя. Чарторыйский явно ошибается, когда говорит о «ничтожности» вклада Лагарпа в реформы: так, достаточно убедительно установлено, что именно швейцарцем была обоснована необходимость создания в России министерства народного просвещения (министерство с похожими функциями уже действовало в Гельветической республике). Тем не менее в Негласном комитете проекты Лагарпа наталкивались на сопротивление. Чарторыйский с явным удовлетворением вспоминал: «Он имел настолько такта, что сам не пожелал участвовать в наших собраниях... впрочем, из вежливости ему было сказано, что он считается членом нашего совета и что на собраниях наших для него заготовлено кресло»2. Несмотря даже на то, что публично члены Негласного комитета высказывали свою признательность Лагарпу за представленные им проекты.

cantonale et universitaire (BCU) de Lausanne. Fonds de La Harpe. Ba 5. P. 50; Ba 6. P. 51.

1В швейцарской трехтомной публикации переписки Александра I и Лагарпа письма петербургского периода 1801-1802 гг. занимают без малого 400 страниц, иначе говоря, большую часть первого тома.

2 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия... С. 140.

наделе они пренебрегали ими1. Куда легче было тишком высмеивать швейцарского реформатора (так, по словам Чарторыйского, Лагарп слишком часто повторял о необходимости «регламентированной организации учреждений» (франц. organisation réglementaire), и эти слова для молодых друзей превратились в его насмешливое прозвище), чем разбираться в принципах, которые он закладывал в основание реформ.

Возможно, если бы отношения Лагарпа с Александром были более формальными, то его рукописи получили бы несколько большую сферу хождения внутри правительственного аппарата. Однако, как уже подчеркивалось, и для российского императора, и для швейцарца был важен именно личный аспект их общения. Памятуя о том, что Александр уже привык высказывать Лагарпу все то, что тяготило его душу и что царь не мог бы сказать никому другому, становится понятным: в их взаимоотношениях личные моменты, возможность «открыть сердце» являлись не менее, а, быть может, и более важными, чем общественно значимые, политические.

Так, среди неопубликованной части «Записок» Лагарпа поражает рассказ швейцарца о том, как Александр решился признаться ему в участии в заговоре, лишившем жизни его отца, императора Павла I. «По возвращении из Москвы (после состоявшейся в сентябре 1801 г. коронации. - А. А.) император пожелал побеседовать со мной конфиденциально о тех обстоятельствах, которые его вынудили занять трон его отца. Эти происшествия лежали тяжелым грузом на его сердце: ему необходимо было найти облечение, открыв другу с искренностью те мотивы, которые не позволили ему отстраниться от того, что от него требовали. Ему хорошо были известны серьезные поводы к общественному недовольству, давно уже он предвидел их тяжелые последствия, когда высказываемое всеми желание, которые можно назвать национальным, вдруг указало ему, что нация всецело на него полагается и зовет ее спасти. Ему цитировали разные примеры, чтобы оправдать то, что от него требовали. Павел I должен был уступить свое место преемнику, но на условии, что его персона

10 проекте Лагарпа по организации учебных заведений в России и причинах, по которым его реализация была фактически отвергнута «молодыми друзьями» царя см.: Андреев А. Ю. Ф. С. Лагарп и разработка реформы народного просвещения в России // Российская история. 2010. № 6. С. 40-47.

получит должное уважение и ничто не сможет заронить подозрения в отношении его преемника. Вожаки же переворота, должно быть, злоупотребили обстоятельствами, чтобы прибегнуть к такому образу действий, результатом которого стала смерть свергнутого монарха. Александр приходил в ужас от этого преступления, которое он не смог ни предвидеть, ни предотвратить и которого зачинщики и истинные подстрекатели, защищенные их соучастниками и даже общим мнением, должны были избегнуть наказания. Он изливал свою душу в мою, открывал мне дошедшие до его сведения подробности и глубоко меня расстроил, доказав невозможность наказать виновных, некоторые из которых еще осмеливались показываться в придворном кругу»1.

Видя такое полное и абсолютное доверие императора, его открытую душу, Лагарп и сам, отходя от политических тем, обращался к тому, чем так привык заниматься, - «воспитанию» своего ученика. От его внимания не ускользали малейшие детали поведения молодого императора (например, как именно он двигается, приветствует собравшихся придворных и т. д.2), и Лагарп делал ему соответствующие внушения. Но главным являлось не внешнее, а внутреннее, «сердечное воспитание». Особенно четко это высказано Лагарпом в письме-завещании 1803 г., из которого предельно ясно, что выше, чем конкретные навыки и умения, Лагарп ценил сам характер и личность Александра, видя в них залог успеха преобразований России.

«После десяти веков Провидению было угодно, чтобы в России родился человек, которого ей не так хватало для успешного, постепенного, лишенного смут развития цивилизации... Природа одарила Вас чувствительным, добрым и великодушным сердцем, превосходным умом, большим запасом спокойствия, величавой любезности и склонности к работе; разумеется, это великие дары. Вашему веку Вы обязаны знаниями, принципами, средствами. Наконец, и именно это Вас характеризует, Вы не думаете, что являетесь существом другого рода, чем люди, которыми управляете; Вы не думаете, что имеете право быть надменным; Вы их не презираете, напротив, Вы их любите, Вы снисходите к их ошибкам и страданиям, Вы торопитесь

1ВCU. Fonds de La Harpe. Ba 7. P. 92.

Correspondance... Vol. 1. P. 357.

прийти к ним на помощь; Вы, наконец, надеетесь быть им хорошим примером»1.

По сути, Лагарп идеализировал своего воспитанника, обращался к нему как к собственному «творению», как отец к сыну, а значит, лишался способности хладнокровно анализировать его поступки и конкретные результаты царствования2. «Личное» в отношениях учителя с царственным учеником явно брало верх над «политическим».

Означает ли это, что в политическом отношении Лагарп вообще ничего не смог сообщить Александру? Вовсе нет, напротив, пребывание Лагарпа в 1801-1802 гг. в Петербурге укрепило молодого царя в важном принципе: проводить реформы в России необходимо, не ослабляя, а напротив, в полной мере используя силу государственной власти (т. е. применительно к России - силу самодержавия). Такой опыт извлек Лагарп из собственной политической деятельности. Он вовремя предостерег Александра от того, к чему его подталкивали «молодые друзья», - от передачи части полномочий каким-либо коллегиальным органам, которые бы ограничивали волеизъявление императора. Совсем неодобрительно Лагарп отозвался о проекте российской конституции, подготовленной Чарторыйским (что лишний раз демонстрирует причины откровенной вражды последнего к швейцарцу). В предшествующие годы конституционные проекты революционного времени уже не раз проходили через руки Лагарпа, поэтому он мог с должным основанием судить о «безосновательности этого замысла, убедившей меня, что его породила голова юная и легкая, не отдавая себе отчета в том, что собой представляют 50 миллионов жителей России, а собрав без всякого обдумывания отдельные черты представительных органов, набранные случайно из тех стран, где их опробовали, и ничуть не волнуясь, применимо ли то в России»3.

‘Ibid. Vol. 2. P. 84.

2 Идеализацию образа Александра I Лагарп сохранил до конца жизни, что неоднократно отмечали общавшиеся с ним в Лозанне русские путешественники, см., например: Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем / Под ред. О. Б. Лебедевой, А. С. Янушкевича. Т. 13: Дневники. Письма-дневники. Записные книжки 1804-1833. М., 2004. С. 354.

’BCU. Fonds de La Harpe. Ba 6. P. 52.

Еще один ключевой принцип, который Лагарп практически познал на собственном опыте и который также стремился передать своему ученику, - постепенность реформ, внимание к традициям, характеру народа и существующих у него учреждений, пусть даже именно их и требуется обновить в ходе «модернизации». Так, в первом же письме, отправленном Лагарпом Александру после восшествия того на престол, звучит мотив «умеренности», осторожности в преобразованиях, необходимости узнавать и тщательно наблюдать за текущим ходом дел: «Остерегусь Вам давать советы. Один только решусь высказать, мудрость которого проверил я в течение тех полутора лет, когда, на мою беду, возложили на меня почетную обязанность управлять государством; вот в чем он состоит: сколько-нибудь времени предоставьте административной машине работать, как прежде, наблюдайте за ходом ее, а реформы начните, лишь когда убедитесь совершенно в их необходимости. Поспешайте медленно, как писали Вы мне в письме от 27 сентября 1797 года»1 (имеется в виду уже упоминавшееся знаменитое письмо Александра о конституции).

Но и в «последнем наставлении», высказанном в письме-завещании 1803 г., данный мотив повторяется со ссылкой на негативные последствия петровских реформ: «Желая поскорее увидеть Россию, приученную к иностранным обычаям, Петр I нанимал на службу слишком много иностранцев и не видел, что народ с уже определившимся характером нужно длительным образом обрабатывать лишь инструментами, извлеченными из его же недр, и с помощью учреждений, стремящихся постепенно сформировать новую породу людей»2.

Итак, главный «политический урок» Лагарпа, переданный Александру в первые месяцы царствования, - умеренность в проведении реформ и необходимость сохранения при этом сильной самодержавной власти (принципы, которых трудно было бы ждать от создателя швейцарской республики, рожденной революцией, но таков уж очередной парадокс Лагарпа!3).

"Correspondance... Vol. 1. P. 229.

2 Ibid. Vol. 2. P. 84 (курсив Ф. С. Лагарпа).

3 Позднее в примечании к одному из писем к императору Лагарп отмечал, что только его враги, боявшиеся человека, который говорит самодержцу правду, всегда пытались выставить его необузданным «новатором», чьи советы могли сбить с пути императора и всю Россию (Ibid. Vol. 1. P. 504).

В то же время большая человеческая привязанность к Александру заставляла Лагарпа высоко ценить личную сферу их отношений и мешала воспринимать характер и поступки императора критически (хотя при этом Лагарп мог абсолютно здраво оценивать легкомысленность и незрелость «молодых друзей» царя). Щепетильность Лагарпа, с которой он охранял эту сферу, желая внешне всячески отстраниться от подготовки российских реформ и оставаться представителем Гельветической республики, отчасти способствовала тому, что многие проекты Лагарпа, детально им разработанные, так и не были востребованы.

Даже сам отъезд Лагарпа из России - преждевременный с точки зрения развития преобразований, основной механизм которых был пущен в ход лишь спустя несколько месяцев, после создания министерств в сентябре 1802 г., - был вызван именно названной щепетильностью и имел корни в личной сфере отношений. Как швейцарец объяснял в неопубликованной части своих «Записок», «с марта <1802 г.> я заметил, что усилия, которые я предпринимал, чтобы остаться в тени, не смогли избавить меня от действий недоброжелателей, которые по-своему интерпретировали мою частную переписку с императором и особенно еженедельные беседы, коими он удостаивал мое жилище. Я счел разумным сообщить об этом Александру в письме от 8 марта 1802 г. и дать ему почувствовать необходимость моего удаления. Его дружба долго отказывалась поверить в то, что от этой близости между российским императором, выдвигающим благотворные реформы для своего народа, и иностранцем, известным уже в течение долгого времени аналогичными принципами, могут случиться серьезные неудобства. Мудрый образ действий, с которым начало трудиться новое правительство, принес благоприятные результаты, но те, кто страшатся устранения злоупотреблений, коих выгоды использовались ими до тех пор бесконтрольно, содрогнулись, видя, что пришел их срок, и не зная, на кого свалить вину открыто, глухо указывали на иностранца как на того, кто внушает эти проекты»1. Поэтому Лагарп боялся, что его пребывание в России будет вредить самому успеху реформ, что им будут препятствовать только потому, что они «исходят от иностранца», и поэтому просил

"ВСи. Ктск с!е Ьа Нагре. Ва 9. Р. 181.

императора отпустить его, надеясь, что и вдалеке от России сможет дальше приносить ей пользу1.

Последним примером из этого ряда, показывающим влияние личных причин Лагарпа на его решения в Петербурге, является его предложение передать письмо Александра I первому консулу Франции, генералу Бонапарту Здесь необходимо пояснить, что сам Лагарп был увлечен личностью и деятельностью Наполеона, действия которого к тому же имели решающее значение для успеха революции в Ваадтланде и последующего установления Гельветической республики. Накануне вступления французских войск в Швейцарию, приблизительно в декабре 1797 г., состоялась личная встреча Лагарпа с Наполеоном, которую первый описал так: «Он поразил меня точностью своих вопросов и ответов и талантом сводить предметы обсуждения к самым простым понятиям. Вследствие двухчасового разговора, бывшего весьма оживленным, я удалился убежденным, что этот человек призван к самому высокому предназначению и ему заранее следует извинить те амбиции, что пробивались в разговоре»2.

Поэтому желание сблизить Александра и Наполеона, двух людей, которыми Лагарп тогда восхищался, несмотря на всю сомнительность этого предприятия с точки зрения большой европейской политики началаXIX в., было у швейцарца вполне искренним3. Перед самым отъездом Лагарпа из Петербурга 8 мая 1802 г. Александр написал Наполеону короткое письмо, где выражал ему «свои дружеские чувства» и искреннюю надежду «установить самое близкое согласие между двумя правительствами и устранить все, что могло бы повредить этому согласию»4. И хотя Лагарп рассчитывал, что такое письмо поможет длительному «поддержанию мира в Европе», а также распространению «просвещения и свободных учреждений», в итоге оно так и не было передано. Вернувшись в Париж, швейцарец

"Correspondance... Vol. 1. P. 509.

2 Цит. по: Coppet et la Révolution de Suisse 1797-1803. Coppet, 2003. P. 72.

3 Отметим, что с точки зрения русского дипломатического корпуса это однозначно интерпретировалось как подтверждение донесений из Парижа о том, что Лагарп прибыл в Россию в качестве «агента Бонапарта» (Biaudet J. Ch. Op. cit. P. 21-22).

4Correspondance... Vol. 1. P. 610-611.

увидел в новых действиях Наполеона шаги к «всемирному господству и абсолютизму» и добровольно отказался от своей посреднической миссии1.

Итак, причуда истории неразрывно соединила две фигуры из стран, совершенно разных по своим размерам, природе, климату, религии, народным характерам и т.д.

Лагарп и Александр I - швейцарец и русский; республиканец и самодержец; один - освобождающий свою родину от вековой тирании и несправедливости чужих господ, другой - мечтающий о таком же освобождении своей страны от клейма деспотизма и рабства (крепостного права). До определенного времени их объединяла несомненная общность принципов, которая объяснялась тем, что Ла-гарпу действительно удалось передать юному Александру свой образ мыслей и жизненные установки. К их новой встрече в 1801 г. , обсуждению которой была посвящена большая часть настоящей статьи, Лагарп получил еще и бесценный политический опыт, которого так недоставало Александру. Вместе они готовы были приняться за «модернизацию» России.

Но действия Лагарпа-реформатора в Петербурге, его многочисленные проекты преобразований нельзя рассматривать в отрыве от сферы их личных взаимоотношений, искренних, практически отеческих чувств, которые наставник (кстати, не имевший собственных детей) питал к своему ученику. Впрочем, нельзя делать и обратное: сводить их общение в Петербурге к модели «старый учитель в гостях у юного друга» - в таком случае пропадает та огромная, поис-тине титаническая работа, которую проделал Лагарп по подготовке российских реформ. Причины же того, что результаты этой работы оказались не столь плодотворными, лежат глубоко в характерах обоих людей. Как это было свойственно концу ХУ1П - началу XIX в., чувство взяло верх над разумом, личные аспекты отношений взяли верх над чисто политическими, и Лагарп предпочел удалиться, хотя до конца жизни хранил в своих воспоминаниях идеальный образ российского императора, запечатленный им в те месяцы. Впрочем, история их отношений повторилась еще раз, только теперь с полной

Соггеврог^апсе... Уо1.1. Р. 611-612.

переменой ролей: в 1814 г. уже Александр I тайком от своего окружения общался с Лагарпом и сообщал ему свои решения, о которых еще не догадывались многие европейские дипломаты, а именно то, что образованные благодаря швейцарской революции новые кантоны (Во, Ааргау, Тессин) будут сохранены, несмотря на общее желание политиков Венского конгресса провести «реставрацию» дореволюционных порядков1.

В конечном счете, именно личным отношениям Александра и Лагарпа обязана своими контурами современная Швейцария.

1 Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 91; Сухомлинов М И. Указ. соч. С. 137-138.

А. Б. Григорьев

ЗАГАДКИ СОЧИНЕНИЯ «МОЛОТОК НА КНИГУ “КАМЕНЬ ВЕРЫ”»

Издание преосвященным Феофилактом (Лопатинским), архиепископом Тверским и Кашинским, в 1728 г. фундаментального труда покойного митрополита Стефана (Яворского), местоблюстителя патриаршего престола, «Камень веры», в котором, наряду с подробнейшим богословским анализом разногласий между Православной и протестантскими Церквями, можно было прочитать призывы к полному запрету и государственному преследованию инославного прозелитизма и катехизации на канонической территории Русской Православной Церкви, вызвало шквал критики со стороны протестантских богословов, справедливо увидевших в воззрениях Яворского и Лопатинского опасность для себя и своих единоверцев. Защиту книги взял на себя архиепископ Феофилакт (Лопатинский), самый малоисследованный русский богослов XVII в., а после его заключения и смерти - митрополит Рязанский и Муромский священ-номученик Арсений (Мацеевич), один из известнейших полемических богословов середины XVII в.

Полемика между Иоганном Буддеем1 со стороны протестантизма, Бернардом Риберой2 со стороны католицизма и Феофилактом (Лопатинским)3 со стороны православия еще ждет своего вдумчивого и ответственного исследователя. А; вот защита «Камня веры» митрополитом Арсением (Мацеевичем)4 связана с критической руко-

1 Epístola apologética pro ecclesia Lutherana contra calumnias et obtrectationes Stephani Javorcii Rezanensis et Muromiensis metropolitae ad amicum Mosque degent-emscripta a Ioanne Francisco Buddeo. Ienae, 1729.

2 Ribera B. Responsum ant-apologeticum ecclesiae catholicae contra calumniosas blasphemias... Viennae, 1731.

3 Феофилакт (Лопатинский), архиеп. Апокрисис, или Возражение на письмо Будцея (ОР БАН РФ. Собр. Яков. № 51).

4 Арсений (Мацеевич), митр. Возражение на пашквиль лютеранский, нареченный «Молоток на книгу “Камень веры”», который молоток показался быть восковый, яко воск от лица огня, сиречь, от Слова Божия и самыя истины исчезнувший (Ярославский государственный архив. Ф. 59. Ед. хр. 1048).

- (La Harpe) (1754 1838), швейцарский политический деятель, приверженец идей Просвещения. В 1784 95 воспитатель будущего русского императора Александра I. В 1798 1800 член Директории Гельветической республики. * * * ЛАГАРП Фредерик Сезар де ЛАГАРП… … Энциклопедический словарь

ЛАГАРП (La Harpe) Фредерик Сезар де (1754 1838) швейцарский политический деятель, приверженец идей Просвещения. В 1784 95 воспитатель будущего русского императора Александра I. В 1798 1800 член Директории Гельветической республики …

Лагарп (La Harpe) Фредерик Сезар де (6.4.1754, Роль, кантон Во, ≈ 30.3.1838, Лозанна), швейцарский политический деятель. По профессии адвокат. В 80 х гг. приглашен Екатериной II в Россию в качестве воспитателя её внука, будущего русского… … Большая советская энциклопедия

Лагарп Фредерик Сезар де - (1754 1838) швейцарец, в 1784 95 воспитатель вел. кн. Александра Павловича (буд. Александра I). По профессии адвокат, придерживался республиканских идей и либер. просветит. взглядов в духе энциклопедистов и Ж. Ж. Руссо, к рые привил своему… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

- (фр. Frédéric César Laharpe; первоначально de La Harpe, но в ходе Великой Французской революции изменил написание фамилии, удалив дворянскую частицу de; 6 апреля 1754 30 марта 1838) швейцарский генерал и государственный деятель, в русской истории … Википедия

Фредерик Сезар Лагарп Фредерик Сезар Лагарп (фр. Frédéric César Laharpe; первоначально de La Harpe, но в ходе Великой Французской революции изменил написание фамилии, удалив дворянскую частицу de; 6 апреля 1754 30 марта 1838) швейцарский генерал… … Википедия

Фредерик Сезар Лагарп Фредерик Сезар Лагарп (фр. Frédéric César Laharpe; первоначально de La Harpe, но в ходе Великой Французской революции изменил написание фамилии, удалив дворянскую частицу de; 6 апреля 1754 30 марта 1838) швейцарский генерал… … Википедия

Фредерик Сезар Лагарп Фредерик Сезар Лагарп (фр. Frédéric César Laharpe; первоначально de La Harpe, но в ходе Великой Французской революции изменил написание фамилии, удалив дворянскую частицу de; 6 апреля 1754 30 марта 1838) швейцарский генерал… … Википедия

- (1754—1838), швейцарский политический деятель, приверженец идей Просвещения. В 1784—95 воспитатель будущего российского императора Александра I. В 1798—1800 член Директории Гельветической республики … Большой Энциклопедический словарь

Книги

• Император Александр I и Фредерик-Сезар Лагарп. Письма. Документы. В 3 томах. Том 1. 1782-1802 , . Впервые на русском языке полностью издается переписка российского императора Александра I и его швейцарского наставника Ф.-С. Лагарпа, который после окончания службы при дворе Екатерины II…

Мог ли быть искренний и преданный друг у великого князя Александра Павловича, ставшего впоследствии цесаревичем и наследником всероссийского престола, а затем - императором?

Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор 1 .

Александр Пушкин

"Дружба ж., дружество ср. взаимная привязанность двух или более людей, тесная связь их; в добром смысле, бескорыстная, стойкая приязнь, основанная на любви и уважении; в дурном, тесная связь, основанная на взаимных выгодах. В дружбе правда" 2 .

Владимир Даль

Нет, конечно, и пушкинские строчки не о нем. У государя нет и не может быть истинного друга; "покровительства позор" - это не дружба.

Безусловно, нет, и "Толковый словарь" Владимира Ивановича Даля не про него. У самовлюбленного и двуличного Александра I, "властителя слабого и лукавого", не могло быть никакой стойкой приязни к кому бы то ни было.

Вот только и первое, и второе утверждение - исторические мифы. Они опровергаются многочисленными фактами, недавно введенными в научный оборот. У императора был настоящий друг. Его швейцарский наставник Фредерик-Сезар Лагарп.

Белая ворона при дворе

Профессор МГУ Андрей Юрьевич Андреев и его коллега из Лозанны госпожа Даниэль Тозато-Риго проделали титаническую работу и подготовили к печати капитальный трехтомник - полную переписку Александра I и Лагарпа (1754-1838). Швейцарцы почитались в Европе образцовыми гувернерами, и нет ничего удивительного в выборе императрицы Екатерины II наставника для любимого внука. Так убежденный республиканец Лагарп стал служить при русском императорском дворе.

Между Лагарпом, которому был пожалован чин премьер-майора русской армии, и его маленьким подопечным сразу установились доверительные отношения. Наставник учил великого князя многим полезным вещам.

Беспорядок и небрежение в делах ненавистны.

Будущий государь должен уметь работать самостоятельно.

Вставать надо в шесть утра.

Развлечения должны помогать трудиться.

Не дозволяйте себя обманывать.

Не поддавайтесь отвращению к власти.

Монарху следует посещать художественные галереи и поощрять искусства.

Царь должен быть для своих подданных образцом любящего мужа.

Будущему государю в своей повседневной деятельности следует брать пример с геометров: "возьмите себе за правило суждение не прежде высказывать, чем все без исключения факты изучите"...

Гордый швейцарец чванился своей независимостью. Он не искал покровителей, не принимал участия в борьбе придворных группировок. Но при этом постоянно по-мещански считал деньги, скрупулезно подчеркивая тот печальный факт, что его жалованье постоянно уменьшается из-за колебаний курса ассигнационного рубля по отношению к полновесной серебряной монете.

Такой человек воспринимался при дворе как белая ворона.

Когда Лагарп напомнил двору о святости заключенного с ним договора, ему прислали пятьсот рублей в качестве компенсации. Швейцарец расценил это как подачку и гордо отказался. Камердинер, принесший деньги, рассчитывал, вероятно, на щедрые чаевые, но не получил ничего...

Интрига императрицы

Стоит ли удивляться, что после этой истории Лагарп не мог добиться ни лошадей, ни экипажа из придворной конюшни, которые полагались ему по контракту. Все придворные служители составляли одну семью, единое братство; наставник великого князя в одночасье испортил отношения со всеми. Но заносчивый швейцарец даже не догадался об этом. И продолжал давать своему ученику уроки свободомыслия, республиканских принципов и либерализма.

Именно Лагарпу будущий император написал знаменитое письмо из Гатчины от 27 сентября (8 октября) 1797 года, в котором сформулировал свою заветную мечту: "Когда же мой черед придет, тогда надобно будет - разумеется, постепенно - подготовить нацию к тому, чтобы избрала она своих представителей и приняла свободную конституцию, после чего я власть с себя сложу полностью и, если Провидению угодно будет нам способствовать, удалюсь в какой-нибудь тихий уголок, где заживу спокойно и счастливо, видя благоденствие моей отчизны и зрелищем сим наслаждаясь. Вот каково мое намерение, любезный друг" 3 .

Вдумаемся: цесаревич доверил Лагарпу важнейшую государственную тайну! Наставнику или учителю так не пишут. Так пишут только другу - близкому и единственному.

Императрица Екатерина II проницательно заметила, что между внуком и воспитателем установились доверительные дружеские отношения, и решила этим воспользоваться. Она удостоила Лагарпа продолжительной двухчасовой аудиенции во внутренних покоях. Императрица намеревалась лишить своего сына Павла Петровича права наследования трона и, минуя сына, передать престол старшему внуку Александру. А значит, надо заблаговременно подготовить его к грядущей перемене судьбы. Кто мог это сделать?

По замыслу императрицы, именно друг великого князя Лагарп: "Только он один мог на юного принца необходимое влияние оказать" 4 .

Так швейцарец оказался вовлечен в эпицентр серьезной политической интриги. Екатерина изъяснялась намеками, Лагарп притворился, что он их не понял. У него хватило ума и такта не принять предложенную ему роль. "Я её тайну угадал и имел счастье не позволить меня в неё посвятить, притом подозрений не возбудив... Принужденная меня уважать, Екатерина Великая с тех пор замолчала и на свою сторону переманить больше не пыталась, но постаралась неудобного свидетеля удалить" 5 .

Императрица, впрочем, соблюла благопристойность. Сначала Лагарпу был пожалован чин полковника русской армии, а затем его уволили в отставку, выплатив вместо полагающейся пенсии единовременно 10 тысяч рублей. Это была весьма солидная по тем временам сумма, за которую Лагарп приобрел прекрасное имение на берегу Женевского озера.

Прощание инкогнито

Неожиданная отставка Лагарпа и его удаление от двора стали серьезным ударом для великого князя Александра. Будущему государю преподали наглядный урок политического лукавства. Он узнал реальную цену высокопоставленным придворным и важным вельможам и сделал горький вывод: я не хотел бы иметь этих господ своими лакеями.

9 мая 1795 года, прощаясь с уезжавшим на родину другом, Александр произнес ставшую потом знаменитой фразу: Лагарпу он обязан всем, кроме своего появления на свет. Зная, что за ним следят, великий князь незаметно покинул дворец и инкогнито в наемной ямской карете приехал на квартиру Лагарпа. Александр заключил друга в объятия и горько заплакал. "Прощание наше было мучительно" 6 .

Он подарил швейцарцу два миниатюрных портрета, украшенных брильянтами, - свой и супруги Елизаветы Алексеевны. Впоследствии, когда швейцарцы воздвигнут обелиск в память Лагарпа, на камне они выбьют от имени императора всероссийского: "Всем, чем я являюсь, я обязан швейцарцу" 7 .

Но и Лагарп был многим обязан ему: "Бесспорно, он был сделан не из того теста, что все прочие государи, раз в течение трёх десятков лет дозволял простому гражданину адресовать себе письма... в каждой строчке коих видна откровенность, даже между равными редкая" 8 .

Письма, которыми они обменялись при расставании, цепляют за сердце...

Прощайте, дорогой друг мой! Как горько мне к Вам эти слова обращать! Помните, что оставляете Вы здесь человека, который Вам предан, который не находит слов, чтобы Вам свою признательностью выразить, который обязан Вам всем, кроме рождения своего на свет.

Будьте счастливы, любезный друг, этого желает Вам человек, к Вам сердечно привязанный, Вас уважающий и питающий к Вам почтение неизъяснимое.

Едва разбираю, что пишу. В последний раз говорю Вам: прощайте, лучший из друзей, не забывайте меня.

Александр

Супруга моя поручила передать Вам, что до конца своих дней будет помнить обо всем, что Вы для нее сделали...

Еще раз: дорогой друг мой, благодетель.

У меня нет слов, Ваше Высочество, чтобы выразить, насколько глубоко запечатлены в моем сердце бесценное Ваше дружество, Ваши деяния, коротко говоря, все обхождение Ваше со мною. Посещение, каким Вы меня вчера удостоили, преисполняет мне душу радостью и печалью, и разумеется, никогда не забуду я всего, что Вы мне сказать изволили.

Ваши речи, Ваши чувства, все, что до Вас касается, навеки в сердце моем запечатлены. Записка же Ваша меня до глубины души растрогала. О дорогой мой Александр, позвольте назвать Вас так, дорогой мой Александр, сохраните дружеское Ваше расположение, кое Вы мне столько раз доказывали, а Вам до последнего вздоха верен буду.

Однако пора кончать. Обнимаю Вас мысленно в надежде когда-нибудь сие еще раз не только на словах сделать. Верьте, что до конца моих дней пребуду я Вам другом - раз уж Вы меня сего звания удостоили, - самым преданным и самым верным из всех Ваших друзей и слуг.

Ф.-Сезар де Лагарп.

P.S. После своего восшествия на престол император Александр поспешил выписать швейцарца в Петербург. Лагарп не замедлил приехать. Дважды в неделю император приезжал к своему единственному другу, чтобы обсудить неотложные государственные дела. "Дней Александровых прекрасное начало" невозможно представить себе без Лагарпа.

После победы над Наполеоном и взятия Парижа, в момент своего наивысшего личного торжества, Александр Благословенный вновь вспомнил о своем наставнике и друге, пожаловав ему орден Св. Андрея Первозванного - высшую награду Российской империи.

К друзьям

Пусть искатель гордой славы
Жертвует покоем ей!
Пусть летит он в бой кровавый
За толпой богатырей!
Но надменными венцами
Не прельщен певец лесов:
Я счастлив и без венцов
С лирой, с верными друзьями.

Пусть богатства страсть терзает
Алчущих рабов своих!
Пусть их златом осыпает,
Пусть они из стран чужих
С нагруженными судами
Волны ярые дробят:
Я без золота богат
С лирой, с верными друзьями.

Пусть веселий рой шумящий
За собой толпы влечет!
Пусть на их алтарь блестящий
Каждый жертву понесет!
Не стремлюсь за их толпами -
Я без шумных их страстей
Весел участью своей
С лирой, с верными друзьями.

Дмитрий Веневитинов
1821

Примечания
1. Пушкин А.С. Дружба // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 19 тт. Т. 2. Кн. 1. М.: Воскресенье, 1994. С. 408.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 тт. Т. 1. А-З. М., 1994. Стлб. 1235.
3. Император Александр I и Фредерик-Сезар Лагарп: Письма. Документы: В 3 тт. / Сост., вступ. ст. и коммент. А.Ю. Андреева и Д. Тозато-Риго; пер. с фр. В.А. Мильчиной. Ответственный редактор С.В. Мироненко. Т. 1. М.: РОССПЭН, 2014. С. 338.
4. Там же. С. 363.
5 . Там же.
6. Там же. С. 164.
7. Там же. С. 95, 163, 291, 388, 777.
8. Там же. С. 4.

Аннотация

С помощью архивных источников восстанавливается подлинный характер взаимоотношений великого князя Александра Павловича, впоследствии императора Александра I, и его наставника - Ф.С. Лагарпа, швейцарского подданного, литератора, философа, политического деятеля.

With the help of archival sources recovers the true nature of the relationship the Crown Prince Alexander, later Tsar Alexander I, and his coach - F.S. La Harpe, a Swiss citizen, writer, philosopher, political activist

Ключевые слова

Архивы. Эпистолярное наследие. Педагогика. Образование. Воспитание. Екатерина II. Павел I.

Archives. Epistolary heritage. Pedagogy. Education. Education. Catherine II. Paul I.

Лагарп (La Harpe) Фредерик Сезар де (6.4.1754, Роль, кантон Во - 30.3.1838, Лозанна) - швейцарский политический деятель. По профессии адвокат. В 1780-х гг. приглашен Екатериной II в Россию в качестве воспитателя ее внука - будущего русского императора Александра I. Либерализм Лагарпа и защита им от посягательств правительства Берна кантона Во, в котором под влиянием Великой французской революции начались революционные выступления, повлекли в 1795 г. освобождение Лагарпа от должности воспитателя.

В 1798-1800 гг. вместе с П. Оксом возглавлял Директорию Гельветической республики. Во время Венского конгресса 1814-1815 гг. с помощью Александра I стремился к воссозданию Швейцарской федерации при независимом от Берна положении кантонов Во и Ааргау.

О том, насколько благотворным оказалось влияние Фредерика Сезара Лагарпа на своего воспитанника великого князя Александра Павловича, будущего росийского императора Александра I, у его современников и позднейших историков не было однозначного суждения. Далеко не все из тех, кто составлял придворное окружение Екатерины II, одобряли ее выбор иностранца в качестве воспитателя внука, наследника российского престола. Многие из ее окружения сомневались в том, что воспитание, основанное на «странной смеси философских и либеральных идей чуждых русской жизни» возможно сочетать с самыми строгими требованиями неограниченной власти.

Эти опасения позднее выразил известный сатирик и баснописец И.А. Крылов в своей басне «Воспитание льва», где царь зверей в поисках воспитателя для сына останавливает выбор на орле. В результате орлиного воспитания львенок предполагает по восшествии на трон повелеть всем зверям вить гнезда. Мораль басни такова: «…Пользы нет большой тому знать птичий быт, / Кому зверьми владеть поставила природа / И что важнейшая наука для царей / Знать свойства своего народа / И выгоды земли своей».

Спорные оценки воспитание Александра I получало и у некоторых русских историков. «Благодаря началам, лишенным строгой определенности и устойчивости, посеянным республиканцем-воспитателем, Александр I явился загадкой для современников и в царствовании своем представил резкие переходы от идеалистически-либеральных идей Лагарпа и конституционных наклонностей Чарторыйского, к мистическому масонству и капральской выправке Аракчеева. Вот почему и можно отнестись скептически к высокомерному заявлению Лагарпа, что «Провидение, по-видимому, возымело сожаление о миллионах людей, обитающих в России, но лишь Екатерина II могла пожелать, чтобы ее внуки были воспитаны как люди». Скорее можно сказать, что Провидение сжалилось над угнетенным отечеством Лагарпа и послало ему освобождение в награду за труды по воспитанию, попечению и заботе о русском великом князе швейцарского изгнанника». В последних словах содержится намек на позицию Александра I, которую под влиянием Лагарпа он занял на Венском конгрессе по вопросу государственного устройства Швейцарии.

Историк и публицист Б.Б. Глинский описал это в период правления Александра III, когда либеральные реформы предыдущего царствования, а вместе с ними и всякий «европейский либерализм», если не прямо, то косвенно осуждались. Но не стоит забывать и прямо противоположных суждений, начиная с пушкинского: «дней александровых прекрасное начало». На самом деле все это отголоски трехсотлетнего спора об историческом пути России: должна ли страна развиваться в общеевропейском русле, или у нее своя «особая» судьба. Споры на эту тему продолжаются по сей день, и тем интереснее нам сегодня личность Лагарпа и та роль, которую он сыграл в истории России.

Что касается российских архивов, то впервые имя Лагарпа упоминается в письме Екатерины II к Ф.М. Гримму от 25 февраля 1782 г. Императрица писала, что своим благонравием и умом Лагарп всех пленил и заслужил добрую репутацию и признательность. Речь шла о деликатном поручении, которое швейцарец выполнил по просьбе Гримма: младший кузен фаворита Екатерины А.Д. Ланского увлекся «нежелательным» романом и потребовался наставник для сопровождения молодого человека в путешествии по Италии, где, как надеялись, он позабудет свое увлечение. Очевидно, что Гримм к этому времени был знаком с Лагарпом, который с одной стороны имел уже известность в литературных кругах Лозанны, а с другой - помышлял об оставлении службы в Швейцарии из-за разногласий с Бернским правительством. Успешное выполнение роли гида-наставника обратило на него внимание русской императрицы, по приглашению которой он в 1783 г. приехал в Петербург.
Как раз в это время Екатерина решила, что настала пора передать воспитание любимого внука Александра, а заодно и его младшего брата - Константина, в мужские руки. Главным наставником был назначен Н.И. Салтыков, а Лагарпу было предложено поначалу занять место учителя французского языка. Но постепенно он стал заниматься со своими воспитанниками всеобщей историей, географией и математикой, а позднее философией и законоведением. Граф Н.И. Салтыков был человеком добрым и простым, но не отличался ни особенным умом, ни образованием, и неудивительно, что Лагарп, стоявший несравненно выше по своему развитию и образованию, сделался de facto настоящим воспитателем великих князей. «С жаром и истинной любовью приступил он к своим новым обязанностям: роль руководителя царственных детей была ему по сердцу, его воображению рисовались идеальные перспективы. С особенной любовью останавливался он на будущности Александра, который с первых же дней приобрел его симпатии. Из него я воспитаю, - так мечтал Лагарп, - человека - друга свободы, покровителя наук и искусств, который явится в мир провозгласить идеи равенства и независимости. Как счастлив будет управляемый им народ: в его государстве воздвигнутся многочисленные школы, университеты, будет процветать торговля и мирные землепашцы, благословляя своего монарха, с любовью обратятся к своим сельским работам, пышная аристократия снимет свои раззолоченные кафтаны, при дворе стихнут интриги и козни и все обратятся к занятиям, облагораживающим ум и сердце».

В этом изложении воспитательной программы, может быть не без некоторого сарказма, но в целом верно переданы цели Лагарпа как педагога. Конечно он не был таким уж законченным идеалистом и быстро разобрался в правилах игры при русском императорском дворе, иначе он просто не смог бы в течение десятилетия сохранять свое положение. Но, будучи в вопросах воспитания последователем Джона Локка, он сумел стать для ученика не просто ментором, а задушевным другом. Чувства искренней любви и благодарности к учителю сохранились в сердце Александра I до конца его жизни.

Став императором, Александр продолжал обращаться к наставнику за советом, читал его письма, изучал книги, которые тот регулярно присылал. Все бумаги наставника находились в кабинете Александра I. По восшествии на престол, Николай I отправил Лагарпу в Лозанну все его письма и проекты, адресованные покойному императору. Тронутый таким лестным знаком внимания, Лагарп отослал их обратно в Петербург, предварительно сняв с документов копии. К отсылаемым оригиналам своих писем и проектов он приложил копии с писем к нему Александра I. В ответном письме Николай I искренне благодарил Лагарпа: «Бумаги суть драгоценный дар для всякого, кто, как я, в благородных помыслах покойного императора Александра Павловича отыскивает движущую силу деяний, ознаменовавших его царствование. Но я понимаю, какой неисчерпаемый источник наслаждений должны были доставлять Вам эти бумаги, постоянно напоминая Вам возвышенную душу государя, для которого задушевные отношения с Вами сделались потребностью сердца. Я тем более оцениваю причины, заставляющие Вас смотреть на переписку Вашу с ним как на священный залог, и которые побудили Вас расстаться с нею, чтобы не подвергнуть ее когда-либо исследованиям нескромного или злонамеренного любопытства. В этом поступке я узнаю всю деликатность чувств Ваших и новый знак благоговения к памяти покойного моего брата. Примите изъявление совершенной моей признательности. Приношу Вам ее также и за трудную работу Вашу присоединения к жертвуемому Вами мне собранию реестра, который облегчает разбор оного» .

Бумаги Лагарпа в запечатанном конверте были переданы на хранение в Государственный архив МИД в Петербурге, куда поступали важнейшие внешнеполитические материалы, в основном секретные, а также документы касающиеся императорской фамилии. Ныне фонды этого архива являются составной частью Российского государственного архива древних актов (РГАДА) в Москве. Но подлинники писем Александра I, великих князей Константина Павловича и Михаила Павловича, императриц Марии Федоровны и Елизаветы Алексеевны и др. оставались в семье Лагарпа в Лозанне.

Созданное в 1866 г. под августейшим председательством наследника цесаревича Александра Александровича (будущего императора всероссийскогго Александара III) Императорское Русское историческое общество вступило, при посредстве русской миссии в Берне, в переговоры с наследником Лагарпа Генрихом Моно (Henri Monod) о приобретении у него подлинной переписки. В результате переговоров Г. Моно согласился передать подлинники писем в дар лично наследнику цесаревичу, что и было сделано в 1868 г. Все приобретенные документы также поступили в Государственный архив МИД.

В 1899 г. письма Лагарпа, наряду с некоторыми другими секретными пакетами, по распоряжению Николая II были переданы из Госархива в собственную его императорского величества библиотеку, при этом документы, полученные от Г. Моно, остались на прежнем месте хранения. Таким образом, переписка оказалась разобщенной по двум архивохранилищам.
Сегодня материалы самого Лагарпа находятся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) в составе фонда 728 - Рукописное отделение библиотеки Зимнего дворца, а подлинники императорских и великокняжеских писем к нему - в РГАДА в фонде 5 - Переписка высочайших особ с частными лицами и некоторых других фондах.

Оба документальных комплекса взаимосвязаны и представляют немалый интерес для исследователей. Если письма Лагарпа отражают идеи, которые он старался внушить воспитаннику, то письма последнего, как элемент «обратной связи», дают некоторое представление о степени усвоения этих идей. Учитывая важность этих документов, русскими историками, вскоре после получения доступа к ним, была предпринята их публикация в Сборнике Русского исторического общества под заголовком «Письма императора Александра I и других особ царствующего дома к Ф.Ц. Лагарпу. Сообщено его императорским высочеством государем цесаревичем наследником» .

Публикация сопровождалась переводами на русский язык текстов писем и помет самого Лагарпа, но от комментариев составители воздержались. В кратком предисловии говорилось: «Оценка этих отношений, так сказать, возбужденных и освещенных содействием императрицы Екатерины Великой, принадлежит истории. В свое время, когда права исторических давностей получат свою законную силу, когда события и самые побуждения и темные пружины, на них действовавшие, вполне предадутся исследованию и суду исторической гласности, новому историку знаменитой эпохи можно будет разностороннее и вернее определить, какую долю влияния мог иметь Лагарп на умственное и духовное развитие императора Александра и на многие направления и стремления, которыми в разные времена были ознаменованы и совершившиеся действия и попытки царствования его» .

Если в публикации, по вполне понятным причинам, составители проявляли сдержанность в оценках, то в подготовительных материалах они позволяли большую откровенность. Так, например, на листе, которым были в архивном деле проложены ранние письма к Лагарпу Константина, рукой составителя было написано: «Хотя все письма великого князя Константина Павловича относятся к детскому его возрасту, однако прочитав их подряд, невольно делаешь о нем самое невыгодное суждение: из 18-ти писем только три не говорят ничего о дурных наклонностях августейшего ученика Лагарпа» .

Что касается самих документов, то самые ранние относятся к 1785-1794 гг. Это записки и письма к учителю (Лагарп приступил к обязанностям с лета 1784 г.), в которых ученик извиняется за проступки, невыполненные задания и т.п. Написаны они детским нетвердым почерком и часто принужденно. Видимо, это был один из педагогических приемов Лагарпа: добиваться от ученика собственноручного письменного объяснения своих поступков. Иногда ученику приходилось писать «прокламацию» о своем неподобающем поведении, которая вывешивалась в классной комнате (вверху листа видно отверстие от гвоздя) . Иногда записывался целый диалог учителя и ученика, в конце которого следовала сентенция. Но даже по этим детским запискам видна мысль, внушаемая наставником: знатное происхождение не может быть предметом гордости и оправданием невежества.

Конечно, письма не могут передать всего, что происходило между ними при личном общении, но очевидно отношения становились все более теплыми и дружескими, чего нельзя сказать о положении Лагарпа при Дворе. Французская революция, к которой Лагарп не остался равнодушен, сделала невозможным его дальнейшее пребывание в Петербурге. В письме Александра от 2 декабря 1794 г. читаем: «Мне очень досадно мой дорогой друг (ибо вы мне позволяете так вас называть по моим чувствам), что ваше нездоровье лишает меня удовольствия провести с вами несколько часов. День ото дня чувствую в этом больше необходимости, особенно с тех пор, как знаю, что мы должны расстаться, что причиняет мне жестокое огорчение» . В статье о Ф.Ц. Лагарпе в энциклопедическом словаре Брокгауза-Ефрона говорится буквально следующее: «Когда разразилась французская революция, идеям которой Л. отдался с увлечением, он обратился к бернскому правительству с прошением, в котором предлагал реформы и созвание штатов. Это дало повод признать его зачинщиком беспорядков, разразившихся в подчиненном Берну Ваадте, а враги постарались довести это до сведения петербургского двора, вследствие чего Л. потерял место».
Статья не совсем верно отражает события. Лагарп действительно попытался издалека повлиять на политическую жизнь у себя на родине, чем вызвал раздраженную реакцию в правящих кругах в Берне. Последовало обращение к императрице с настоятельным требованием удалить «смутьяна» от Двора. Однако резкий тон послания, в свою очередь, вызвал неудовольствие Екатерины II, которая не желала выслушивать нотации от бернских властей, и инцидент не имел последствий для Лагарпа.
Можно только удивляться тому, что «швейцарский республиканец» сохранял свое положение в Петербурге на протяжении 1793 и 1794 гг., когда уже были осуждены за пропаганду либеральных взглядов А.Н. Радищев и Н.И. Новиков, а вести из Франции приносили одно горькое разочарование за другим. Террор и особенно публичные казни короля и королевы не могли не вызвать у Екатерины отвращения к революции. Надо полагать, что причиной тут был не священный трепет по отношению к жизни монарха, а испуг перед глумливым неистовством черни. Решено было отделаться от Лагарпа, тем более, что в сентябре 1793 г. великий князь Александр Павлович вступил в брак, а это традиционно означало наступление совершеннолетия и окончание учебы.

На обороте уже упоминавшегося письма Александра от 2 декабря 1794 г. рукой Лагарпа описаны обстоятельства его отставки: «Когда граф Салтыков объявил мне о прекращении моих обязанностей в декабре, он сообщил мне, что Екатерина II пожаловала мне 10 000 рублей. И так после 11-летнего исполнения с честью столь важных обязанностей, я имел 2000 р. пенсии и 10 000 р.! Мне не давали ни чина, ни креста, согласно обычаям этой страны. Наконец мне ничего не давали за занятия с великим князем Константином. Я был вынужден указать на это обстоятельство и меня пожаловали чином полковника и пенсией в 925 р., взамен которой мне выдали капитал в 10 000 р. Граф Салтыков объявил еще, что мое жалование будет выплачиваться до 31 декабря 1794 г. Не имея возможности уехать до весны, я просил как о милости разрешить продолжать уроки с великим князем и даже с княгиней его супругой. Я придавал такое большое значение завершению важной работы с великим князем, что мне не могли отказать в этом, и я наслаждался своим мщением, удвоил усердие и продолжал давать свои уроки до мая, времени моего отъезда. Уроки давало мое сердце, ибо с 1 января 1795 г. я был полностью уволен. - Екатерина Великая встретила человека еще более гордого, чем она сама» .

В другом письме Александра, которое помечено рукой Лагарпа «должно быть или в декабре 1794, или в январе или в феврале 1795», в частности, говорилось: «…Мне нет необходимости повторять это здесь, вы и так поймете, мой дорогой друг, какую печаль я должен испытывать в одно и то же время думая, что должен с вами скоро расстаться, особенно оставаясь один при этом Дворе, который я презираю, и предназначенный к положению, одна мысль о котором заставляет меня содрогаться» . Как видно, положение наследника престола не радовало молодого человека, и то, что он делился такими чувствами с учителем показывает весь характер воспитания. Не раз еще в письмах, написанных после отъезда Лагарпа из России в мае 1795 г., Александр упоминал о своей мечте: отказавшись от власти жить на ферме неподалеку от обожаемого учителя. Понимая, что подобные идеи могут вызвать гнев августейшей бабушки, Александр предпочитал посылать письма с надежными людьми и то же советовал Лагарпу.

После воцарения Павла I переписка становится все более затруднительной. Сохранилось всего одно письмо от 27 сентября / 8 октября 1797 г. в копии сделанной рукой Лагарпа, с пометой об отсылке подлинника Николаю I в 1831 г. Обнаружить подлинник в архиве не удалось, возможно, он был уничтожен в Петербурге, что неудивительно, ведь Александр Павлович спрашивал у наставника совета по проекту конституции для России. Несмотря на наличие копии, письмо не было опубликовано вместе с другими в «Сборнике РИО».

Кстати, среди писем членов императорской фамилии к Лагарпу нет ни одного письма великого князя Павла Петровича. Устраненный от воспитания старших сыновей, Павел с подозрением относился к наставнику, избранному Екатериной II. Тем не менее, в архиве сохранился удивительный памятник их отношений. Это пара белых лайковых перчаток с запиской Лагарпа, в которой он рассказывает, как накануне отъезда из России в мае 1795 г. приехал на бал в Гатчину. Лагарпу не хотелось уезжать не объяснившись с отцом своего любимого ученика. Во время двухчасовой беседы в кабинете Павла Лагарпу удалось, по его словам, «излить свое сердце», чем великий князь был глубоко тронут. Примирение было достигнуто, и когда Мария Федоровна пригласила Лагарпа на тур полонеза, Павел дал ему свои перчатки. Лагарп сохранял эти перчатки как память, и в Россию они были возвращены Г. Моно вместе с подлинниками императорских писем.

Переписка учителя и ученика возобновилась после 1801 г., когда последний стал уже императором Александром I, и продолжалась еще почти два десятилетия: на письме Александра от 23 ноября / 5 декабря 1818 г. есть помета Лагарпа «последнее письмо» . Этот временной промежуток вместил массу событий, как в жизни этих двух людей, так и всей Европы. Лагарп снова побывал в России в 1801-1802 гг., по приглашению бывшего воспитанника, который писал, что принял бремя власти в надежде быть полезным своей стране, и просил помочь ему советами. Записки Александра к Лагарпу за этот период свидетельствуют об участии последнего в обсуждении правительственных назначений и проектов (например, реформы учреждений общественного призрения) . После того как Лагарп покинул Россию он надолго поселился во Франции, и оба корреспондента обсуждали в письмах политику Первого консула, приходя к общему мнению, что тот изменил конституции ради тирании. (Довольно странно читать слова осуждения тирании, написанные рукой самодержавного монарха).

В дальнейшем переписка постепенно угасает (сохранилось всего два письма из Петербурга за 1808 и 1811 гг.), но вновь оживляется в 1813-1814 гг. во время заграничного похода русской армии. Император писал иногда буквально с полей сражений. В Париже Лагарп и Александр снова встретились. Лагарпу был пожалован чин генерал-лейтенанта и высший российский орден св. Андрея Первозванного. Но, конечно, главной его наградой стало признание суверенитета его родного кантона Во, принятое на Венском конгрессе благодаря влиянию императора Александра.

Когда в начале 1820-х гг. вновь обсуждался вопрос о легитимности государственного устройства Швейцарии, Лагарп опубликовал в Лозанне полемическую брошюру «Observations d`un suisse sur les reflexions dirigees en 1820 et 1821 contre l`independence de la Suisse», которую с сопроводительным письмом послал в Петербург Александру I, как своему единомышленнику. Только один раз их взгляды совершенно разошлись. Когда во время «ста дней» Наполеона Лагарп был готов примириться с возвращением «узурпатора», Александр ответил: «…Простите мне мою откровенность, но я совершенно не разделяю вашего мнения. Мне даже кажется, что и вы несколько изменили его после наших разговоров в Вене. - Подчиняться гению зла, значит упрочивать его власть, доставлять ему средства установить тиранию еще более ужасным образом, чем в первый раз. Нужно иметь храбрость, чтобы бороться с ним, и с Божьим Провидением, в единстве и согласии мы достигнем счастливого результата. - Таково мое убеждение» . Эти слова были написаны за неделю до Ватерлоо, битвы, решившей судьбу Европы.

Вне поля зрения остаются еще письма великого князя Константина Павловича, который хотя и не был любимым учеником Лагарпа, но до конца своих дней сохранял почтительное отношение к наставнику и также состоял с ним в переписке. И, конечно, отдельного анализа требуют не только эпистолярные документы, находящиеся в РГАДА и других архивах России, например ГАРФ, но и все литературное наследие Ф.С. Лагарпа, замечательного педагога, политика и философа, оставившего заметный след в истории Швейцарии и России.