Курбский бежал в литву. За предательство заплатили близкие. Портреты деятелей сходных направлений деятельности

Курбский Андрей Михайлович (ок. 1528 г. – V 1583 г.) – князь, писатель, публицист, переводчик. К. происходил из рода князей Ярославских, по материнской линии приходился родственником царице Анастасии. В 1549 г., имея дворовый чин стольника, в звании есаула участвовал в Казанском походе. В августе 1550 г. был назначен царем Иваном Грозным на ответственный пост воеводой в Пронск, где в то время ожидалось нашествие Орды. Через год был зачислен в тысячники и получил во владение под Москвой 200 четвертин земли. В 1551–1552 гг. нес воинскую службу поочередно в Зарайске, Рязани, Кашире, занимал там высокие должности. Во время начавшейся Казанской кампании 1552 г. К. должен был выступить в поход, но был послан вместе с боярином князем Петром Щенятевым во главе полка правой руки против крымских татар, осадивших в это время Тулу. Татары были разгромлены, и К. во главе тридцатитысячного войска двинулся к Казани, участвовал в штурме города, прославившись как храбрый полководец. В 1553–1555 гг. К. вначале во главе сторожевого полка, а затем командуя всем русским войском, принимал участие в подавлении восстания поволжских народов. В 1556–1557 гг. К. участвовал в проведении политики «избранной рады». Он проводил смотр служилых людей в Муроме, участвовал в определении размеров поместных окладов дворян. В 1556 г., в возрасте 28 лет, К. был пожалован боярским чином. В январе 1558 г., в начале Ливонской войны, К. командовал сторожевым полком, а в июне того же года, будучи вместе с А. Ф. Адашевым во главе передового полка, участвовал в успешно завершенном походе на Нейгауз и Дерпт. В марте 1559 г. К. был послан на южные рубежи Русского государства для защиты от набегов крымских татар. В 1560 г. он некоторое время командовал всем русским войском в Ливонии, в марте 1562 г. был поставлен во главе пограничного с Литвой гарнизона в Великих Луках, откуда напал на Витебск и разорил его, а в сентябре того же года был назначен вторым воеводой сторожевого полка в армии, которая в январе 1563 г. под предводительством Ивана Грозного выступила из Великих Лук на Полоцк. После взятия Полоцка К. получил назначение воеводой в Дерпт сроком на один год начиная с 3 апреля 1563 г. По истечении годового срока он еще около месяца находился в Дерпте в ожидании смены, а в ночь на 30 апреля 1564 г. бежал в Литву.

Вероятно, еще задолго до побега К. вступил в тайные сношения с властями Польско-Литовского государства. Дважды он получал послания от короля польского Сигизмунда II Августа, гетмана литовского Николая Радзивилла и подканцлера Великого княжества Литовского Евстафия Воловича с приглашением переехать в Литву и обещанием возместить все его имущественные потери в Русском государстве. Причиной побега послужило, возможно, изменение отношения к нему Ивана Грозного (назначение в Дерпт можно было рассматривать как проявление царской немилости – ранее туда же был сослан опальный А. Ф. Адашев). В Великом княжестве Литовском и на Волыни, которая до 1569 г. входила в его состав, а затем перешла под власть Польши, К. получил от короля богатую Ковельскую волость и город Ковель с замком (ранее принадлежавшие королеве Боне) и староство Кревское, а позже Смединскую волость и имения в Упитской волости. Однако по литовским законам он не имел права полной собственности, а мог владеть ими лишь на ленном праве. Поэтому наравне с другими обывателями и шляхтой он должен был выполнять земскую военную повинность. Зимой 1565 г. он участвовал в походе на Великие Луки, предводительствуя пятнадцатитысячным отрядом, а позже, в 1575 г., принимал участие в отражении набегов татар на Волынскую землю. В 1579 г. вместе со своим отрядом К. участвовал во взятии Полоцка Стефаном Баторием. В 1581 г. по приказу короля он снова должен был выступить ко Пскову, но по причине серьезной болезни вернулся в свое имение Миляновичи около Ковеля, где через два года и умер.

Вероятно, еще в молодости К. получил довольно широкое образование, был связан с московскими книжниками. Большое влияние на него оказал Максим Грек, с которым он встречался весной 1553 г. в Троице-Сергиевом монастыре, когда сопровождал царя с семьей на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. К. многократно и с большим почтением упоминал Максима в своих сочинениях, называя его своим учителем. Возможно, К. является автором одного из Сказаний о Максиме Греке. Среди наиболее авторитетных для К. людей был и его духовный отец Феодорит Кольский. Произведения К. московского периода представлены несколькими посланиями. Три письма старцу Псково-Печерского монастыря Вассиану Муромцеву, по мнению Н. Андреева, были написаны К. в последний год его пребывания в России, в Дерпте. Эти послания, а также «Ответ о правой вере Ивану многоученному» (вероятно, известному в Дерпте протестантскому проповеднику И. Веттерману) посвящены догматическим вопросам. По мнению А. И. Клибанова, К. является автором двух житий Августина Гиппонского, также написанных в московский период.

Антилатинская и антиеретическая направленность ранних сочинений К. получила еще большее развитие в произведениях литовского периода. В 80-е гг. он составил компилятивную «Историю о осьмом соборе», указав ее источник – подобное сочинение, написанное в «Вилне от неякого субдиякона». Этим источником является сочинение Клирика Острожского «История о листрийском, то есть разбойничьем, Феррарском или Флорентийском соборе» (напечатана в Остроге в 1598 г.); оно направлено против папства и поэтому привлекло внимание К., который был противником надвигавшейся церковной унии.

Находясь в Литве, К. вступил в свой знаменитый спор с Иваном Грозным, началом которому послужило его первое послание царю, написанное в 1564 г., сразу же после бегства в занятый литовцами Вольмар (Валмиера), и резко критикующее террор Ивана Грозного. Получив ответ царя, составленный летом того же года, К. отправил ему второе, написанное в традициях гуманистической эпистолографии, краткое послание. В этом послании он продолжал обвинять царя в гонениях на бояр и критиковал его за неумение вести споры и излагать свои мысли. Второе послание К. царю было отправлено им только вместе с третьим посланием, которое было ответом на второе послание царя. Царь написал его в 1577 г., после успешного похода русских войск в Ливонию, что и послужило для него причиной торжества в спора с оппонентом. Но в 1578 г. обстановка резко изменилась в пользу Речи Посполитой, и это дало повод К. написать царю третье послание. Военные успехи каждого из государств оппоненты рассматривали как доказательство правильности своих политических взглядов. Рукописная традиция посланий К. Ивану Грозному богата, но самые ранние списки датируются второй четвертью XVII в. Послания К. Ивану Грозному входят, как правило, в состав так называемых «печерских сборников» и «сборников Курбского» последней трети XVII в. Первое послание известно в трех редакциях, самая ранняя из которых, первая (известно 24 списка), возникла на основе «печерского сборника», сложившегося в Псково-Печерском монастыре в 20-х гг. XVII в. Вторая редакция первого послания, вторичная по отношению к первой, входит в многочисленные «сборники Курбского», где она соседствует со вторым и третьим посланиями, «Историей о великом князе Московском» и другими сочинениями К. «Сборники Курбского» делятся на два вида, первый из которых представляет, по-видимому, более близкий архетипу вариант. Третья редакция представлена одним списком и отражает более поздний этап в истории текста. Второе и третье послания дошли в единственной редакции в составе «сборников Курбского».

Наиболее значительным и интересным произведением К. является «История о великом князе Московском», которая была закончена, вероятно, в первой половине 70-х гг. XVI в. Существует мнение, что она написана в 1573 г., во время бескоролевья в Речи Посполитон (1572–1573 гг.), с целью дискредитировать претендовавшего на польскую корону русского царя в Великом княжестве Литовском. В стилистическом отношении «История» неоднородна. В ее составе можно выделить единое сюжетное повествование об Иване Грозном и мартиролог мучеников, погибших от рук Ивана. А внутри этих двух частей в свою очередь обнаруживаются еще более мелкие повести (например, о взятии Казани, о Феодорите Кольском), которые были написаны, вероятно, в разное время. О поэтапности создания «Истории» свидетельствует и трансформация образа Ивана, который в начале «Истории» предстает лишь как «неправедный» царь, а в конце ее становится «сыном сатаны» и апокалиптическим «зверем». Тем не менее «История» представляет собой единое произведение, объединенное общей целью – развенчать тирана и противопоставить его политическим принципам свои.

В «Истории» нигде не излагаются четко взгляды К. – он преимущественно критикует своего противника, но в этой критике проявляются некоторые особенности его политической концепции. Будучи сторонником государственного устройства времен «избранной рады», К. осуждает царя за отход от принципов управления государством 50-х гг., считая, что мудрый и справедливый государь должен всегда прислушиваться к голосу окружающих его советников. В отказе от помощи мудрых советников К. видел причину тех бед, которые обрушились на Россию во времена правления Ивана Грозного. Правда, причиной многих несчастий К. считал также подверженность царя влиянию злых советников – иосифлян, обличаемых им как пособников террора. Для аргументации своих положений автор апеллирует к священной истории, цитирует Писание, но довольно часто обращается и к другим источникам – он ссылается на русские летописи, на Космографии (без точного указания источников); был он знаком также с сочинением Сигизмунда Герберштейна. В объяснении эволюции царя присутствуют рациональные моменты (дурная наследственность, отсутствие надлежащего воспитания, своенравность), что делает «Историю» новаторским произведением, в котором отражен интерес автора к человеческой личности. Будучи ярким памятником русской публицистики, «История» является в то же время важным этапом в развитии русской историографии. Современные события нашли в ней своеобразное и нетрадиционное отображение. Она в значительной мере знаменует собой переход историографии от погодного разделения повествования к тематическому, что характерно и для других исторических сочинений того времени (например, Летописец начала царства, Казанская история). К. пошел дальше, посвятив свое сочинение одной теме. Он не столько пишет историю царствования Ивана Грозного, сколько стремится объяснить превращение Ивана из «прежде доброго и нарочитого государя» в кровожадного тирана. В рукописной традиция известно более 70 списков «Истории», разделяющихся на четыре редакции: Полную, Сокращенную, Краткую и Компилятивную. Полная редакция представляет собой первоначальный авторский текст, Сокращенная – текст, систематически сокращенный и упрощенный, Краткая – значительно урезанный текст и Компилятивная – текст Полной редакции, значительно сокращенный и дополненный сведениями из «Выписи о втором браке Василия Ивановича», Степенной книги и других источников.

Попав в Литву, К. сблизился с представителями православного литовского дворянства, со многими из которых поддерживал переписку. Среди его литовских корреспондентов – крупнейший волынский магнат князь Константин Константинович Острожский, бежавший из Москвы и живший при дворе князя Юрия Слуцкого старец Артемий, а также владелец виленской типографии Кузьма Мамонич. Переписка К. обычно входит в состав «сборников Курбского» и довольно широко представлена в рукописной традиции. Она включает в себя три письма к воеводе киевскому князю Константину Острожскому, письмо к ученику Артемия Марку Сарыхозину, два письма к виленскому печатнику Кузьме Мамоничу, письмо к Кодиану Чапличу, два письма к пану Федору Бокею Печихвостовскому, письмо к княгине Ивановой-Черторижской, письмо к пану Остафию Троцкому, письмо к пану Древинскому и к мещанину львовскому Семену Седларю. Большинство этих посланий самим автором не датировано. Точно датированы только три письма: «Епистолия ко Кодияну Чапличю Андрея Ярославского» – 21 марта 1575 г.; «Цыдула Андрея Курбского до пана Древинского писана» – 1576 г.; «Посланейцо краткое к Семену Седларю, мещанину львовскому, мужу честному, о духовных вещах вопрошающему» – январь 1580 г.

Вся литовская переписка К. имеет ярко выраженный полемический характер. К. выступает в ней апологетом православия. Он глубоко враждебен к «латинству», но еще большую враждебность проявляет по отношению к реформационным движениям. Полемике с этими идеологическими противниками и укреплению позиций православия он и посвятил всю свою свободную от воинской службы жизнь в Западной Руси. В его имени Миляновичи существовал своего рода скрипторий, где переписывались рукописи и переводились различные сочинения, прежде всего восточно-христианских писателей. Есть основания полагать, что в кружке К. была составлена Толковая Псалтирь с антииудейской и антисоцинианской направленностью (ГИМ, собр. Новоспас. м-ря, № 1). Основная цель К. в его литературно-культурной деятельности – заменить дурные или неполные переводы сочинений авторитетных для православной церкви писателей более точными и полными, что он считал необходимым условием чистоты православия. Для организации переводческой работы К. посылал учиться в Краков и в Италию своего соратника князя Михаила Андреевича Оболенского; он сотрудничал также с «неким юношей имянем Амброжий», от которого постигал «верх философии внишныя» (по мнению В. Андреева, это был литовский шляхтич Амброжий Бжежевский, переводчик Хроники Мартина Бельского на белорусский язык). Сам К. уже в преклонном возрасте начал изучать латынь, чтобы самому заниматься переводами. Переводческая программа К., которую он четко формулирует в предисловии к «Новому Маргариту» и в письмах, оформилась под непосредственным влиянием Максима Грека. При выборе произведений для перевода он следовал указаниям Максима.

К. составил сборник под наименованием «Новый Маргарит», названный «новым» в отличие от традиционно бытовавших в древнерусской рукописной традиции сборников сочинений Иоанна Златоуста постоянного состава под названием Маргарит, с которым творение К. ничего общего не имеет. «Новый Маргарит» почти полностью состоит из произведений Иоанна Златоуста, большей частью ранее неизвестных по-славянски или, по мнению К., плохо переведенных. Он считал, что многие сочинения приписали Иоанну Златоусту еретики, пытавшиеся использовать его авторитет в своих целях. Чтобы отличить подлинные сочинения Златоуста от подложных, К. поместил в конце сборника полный перечень его произведений. Хотя «Новый Маргарит» сохранился только в двух списках (дефектный список ГБЛ, собр. Ундольского, № 187; список полный Б-ки герцога Августа в Вольфенбюттеле, God-Guelf. 64–43 Extrav.), он был широко известен, ибо некоторые отрывки из «Нового Маргарита» использовались для дополнения сборников сочитений Златоуста другого состава. «Новый Маргарит» состоит из 72 статей, пять из которых не являются сочинениями Иоанна Златоуста. Это предисловие К. к «Новому Маргариту», небольшое сочинение (вероятно, самого К.) «О знаках книжных», посвященное вопросам пунктуации, два Жития Иоанна Златоуста, одно из которых взято из Хроники Никифора Каллиста, и «Сказ» К., в котором он объясняет, почему обратился к этой Хронике.

В предисловии к «Новому Маргариту» К. вкратце изложил историю своей жизни, а также в концентрированном виде сформулировал программу своей переводческой деятельности (опубликовано Н. Д. Иванишевым, А. С. Архангельским, Ф. Ливер, И. Ауэрбах). Руководствуясь этой программой, К. обратился к философскому произведению Иоанна Дамаскина «Источник знания», бытовавшему в древнерусской рукописной традиции в неполном переводе X в. Иоанна экзарха Болгарского и известному под названием «Небеса». Свой перевод К. дополнил и другими произведениями этого автора и снабдил предисловием (опубликовано М. Оболенским). Предисловие и многочисленные «сказы» и схолии на полях мало изучены. Не решен также вопрос об атрибуции переводов других сочинений Иоанна Дамаскина, сопровождающих обычно в рукописной традиции «Источник знания», например его «Фрагментов». Сомнительна атрибуция К. «Диалога» константинопольского патриарха Геннадия Схолария (или Скулариса) с турецким султаном, который тематически дополняет один из фрагментов – «Прение христианина с сарацином». Скорее всего перевод этого сочинения, существовавший раньше, привлек К. полемической направленностью и был включен им в свой сборник. Отсутствуют очевидные доказательства того, что К. переводил Повесть о Варлааме и Иоасафе, которая также обычно дополняет перевод сочинений Иоанна Дамаскина. Неясен вопрос о причастности К. к переводу и составлению сборника сочинений Симеона Метафраста (сохранился в единственном списке – ГИМ, Синод. собр., № 219; в его состав входят кроме метафрастовых житий некоторые статьи из «Нового Маргарита»), хотя К. широко цитирует произведения Метафраста и часто упоминает его в своих оригинальных сочинениях. В этот сборник вошли четыре метафрастовых жития в переводе Максима Грека, под влиянием которого К., вероятно, и обратился к творчеству Симеона Метафраста.

В переписке К. существуют свидетельства того, что он занимался переводами из Василия Великого и Григория Богослова, но списки этих переводов не сохранились или неизвестны. К. приписывается также перевод небольших отрывков из произведений Епифания Кипрского и Евсевия Кесарийского, которые входят обычно в состав сборников, содержащих переводы из других авторов или его оригинальные сочинения. Традиционно считалось, что К. принадлежал перевод повести Энея Сильвия «Взятие Константинополя турками». Как убедительно доказал Б. М. Клосс, переводчиком этой повести на самом деле был Максим Грек. Традиционно приписываемый К. перевод небольшого отрывка из Дионисия Ареопагита, который он посылает в письме к К. Острожскому, выполнен ранее К., так как этот отрывок полностью совпадает с текстом перевода, помещенным в Великих Минеях Четиих. Перевод К. сочинения малоизвестного немецкого автора, ученика Лютера, Иоганна Спангенберга «О силлогизме» обычно встречается в списках вместе с переводом произведений Иоанна Дамаскина и служит как бы дополнением к нему. Поскольку К. предлагал использовать произведения Иоанна Дамаскина в полемике против католиков и протестантов, он считал необходимым также дать читателю инструментарий для философских споров и с этой целью перевел трактат о силлогизме, заранее предупредив при этом читателя, что не все силлогизмы годятся для постижения истины, но многие из них используются своекорыстно искусными в спорах иезуитами.

Перевод К. сочинения И. Спангенберга свидетельствует о его интересе к светским знаниям – «внешней философии», о которой он не раз вспоминает в своих сочинениях как о необходимом для каждого христианина элементе образования. Поэтому К. обращается и к произведениям Цицерона, два отрывка из «Парадоксов» которого в собственном переводе он включил в свое третье послание к Ивану Грозному. Использование произведений античных авторов было характерно для гуманистической эстетики, с принципами которой К. познакомился, приобщившись к западной образованности в Великом княжестве Литовском. Влияние гуманистических идей и своеобразие таланта обусловили особое место К. в истории русской литературы.

Изд.: 1) Переписка с Иваном Грозным: Сказания князя Курбского / Изд. Н. Г. Устрялова. СПб., 1833, ч. 1–2 (2-е изд. СПб., 1842; 3-е изд. СПб., 1868); Иванишев Н. Д. Жизнь князя Курбского в Литве и на Волыни. Киев, 1849, т. 1–2; Оболенский М. О переводе князя Курбского сочинений Иоанна Дамаскина // Библиограф. зап., 1858, т. 1, № 12, стб. 355–366; Архангельский А. С. Борьба с католичеством и западно-русская литература конца XVI – первой половины XVII в. // ЧОИДР, 1888, кн. 1, отд. 1. Приложения, с. 1–166; Сочинения князя Курбского. Т. 1. Сочинения, оригинальные / Изд. Г. З. Кунцевича // РИБ, СПб., 1914, т. 31; St?hlin К. Der Briefwechsel Iwans des Schrecklichen mit dem F?rsten Kurbskij. Leipzig, 1921; Liewehr F. Kurbskij’s Novyj Margarit. Prag, 1928 (Ver?ffentlichungen der Slavistischen Arbeitsgemeinschaft an der Deutschen Universit?t; Prag, 2. Reihe: Editionen, Heft 2); The Correspondence between Prince A. M. Kurbsky and Tsar Ivan IV of Russia / Ed. by J. L. I. Fennell. Cambridge, 1955; Ivan 1e Terrible. Ep?tres avec le Prince Kourbski / Trad. de D. Olivier. Paris, 1959; Ivan den Skraekkelige: Brevveksling med Fyrst Kurbskij 1564–1579. Oversat af B. Norretranders. Munksgaard, 1959; Der Briefwechsel zwischeri Andrej Kurbskij und Ivan dem Schrecklichen / Hsgb. von H. Neubauer, J. Schutz. Wiesbaden, 1961; Prince Kurbsky’s History of Ivan IV / Ed. by J. L. I. Fennell. Cambridge, 1965; Prince Andr? Kurbski. Histoire du r?gne de Jean IV (Ivan le Terrible) / Trad. de M. Forstetter. Gen?ve, 1965; Eisman W. О sillogisme vytolkovano: Eine ?bersetzung des F?rsten Andrej M. Kurbskij aus den Erotemata Trivii Johan Spangenbergs. Wiesbaden, 1972 (Monumenta Lingu? Slaviae Dialectae Veteris. Fontes et Dissertationes, 9) Курбский А. М. История о великом князе Московском: (Отрывки) / Подг. текста п примеч. Я. С. Лурье // Изборник. М., 1972; Kurbskij A. M. Novyj Margarit: Historisch-kritische Ausgabe auf der Grundlage der Wolfen-b?tteler Handschrift. Lieferungen 1–5. Hsgb. von Inge Auerbach. (Bausteine zur Geschichtc der Literatur bei den Slaven). Giessen, 1976–1977.

Доп.: Курбский Андрей . История о великом князе Московском / Подг. текста и комментарии А. А. Цехановича, перевод А. А. Алексеева // ПЛДР. 2-я пол. XVI в. М., 1986, с. 218–399, 605–617.

Лит.: Кавелин Л. Объяснение плана Казани, неизвестное Устрялову // Маяк, 1843, т. 8. с. 49; Горский А. В. Жизнь и историческое значение князя А. М. Курбского. Казань, 1854; Попов Н. А. О биографическом и уголовном элементе в истории // Атеней, 1858, № 46, с. 131–168; Опоков З. З. Князь Курбский // Киев. унив. изв., 1872, август, № 8, с. 1–58; Андреев В. Очерк деятельности князя Курбского на защиту православия в Литве и на Волыни. М., 1873; Петровский М. Князь А. М. Курбский: Историко-библиографическио заметки по поводу последнего издания его «Сказаний» // Учен. зап. Казан. ун-та, 1873, т. 40, июль – август, с. 711–760; Бартошевич Ю. Князь Курбский на Волыни / Перев. с польск. // Исторический вестник, 1881, сентябрь, с. 65–85; Архангельский А. С. Борьба с католичеством и умственное пробуждение Южной Руси к концу XVI в. // Киев. старина, 1886, т. 15, май, с. 44–78; июнь, с. 237–266; Четыркин О. Два русских деятеля в Польше // Колосья. 1886. ноябрь, с. 85–96; Ясинский А. Сочинения князя Курбского как исторический материал // Киев. унив. изв., 1889, октябрь, с. 45–120; Шумаков С. Акты литовской метрики о князе Курбском и его потомках // Книговедение. 1894, № 7 и 8, с. 17–20; Харлампович К. 1) Западнорусские православные школы XVI и начала XVII в. Казань, 1896, с. 237–276; 2) Новая библиографическая находка // Киев. старина, 1900, июль – август, с. 211–224; Владимиров П. В. Новые данные для изучения литературной деятельности князя Андрея Курбского // Тр. IX Археол. съезда в Вильне. М., 1897, т. 2, с. 308–316; Соболевский А. И. 1) Переводная литература, с. 279–282; 2) Эней Сильвий и Курбский // Сборник в честь Ю. А. Кулаковского. Киев, 1911, с. 11–17; Попов Н. Рукописи Московской синодальной библиотеки. М., 1905, вып. 1 (Новоспасское собрание), с. 117–157; Иконников. Опыт по историографии. Киев, 1908, т. 2, с. 1816–1830; Московская политическая литература XVI в. СПб., 1914, с. 85–132; Балухатый С. Переводы князя Курбского и Цицерон // Гермес, 1916, январь – май, с. 109–122; Грушевский А. С. Из полемической литературы конца XVI в. // ИОРЯС, 1917, т. 22, кн. 2, с. 291–313; Лурье Я. С. 1) Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV // Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951, с. 468–519; 2) Донесения агента императора Максимилиана II аббата Цира о переговорах с А. М. Курбским в 1569 г. // АЕ за 1957 г. М., 1958, с. 457–466; 3) Первое послание Грозного Курбскому: (Вопросы истории текста) // ТОДРЛ. Л., 1976, т. 31, с. 202–235; 4) Вторая пространная редакция Первого послания Грозного Курбскому // Там же. Л., 1977, т. 32, с. 56–69; 5) О возникновении и складывании в сборники переписки Ивана Грозного с Курбским // Там же. Л., 1979, т. 33, с. 204–213; Курилова Л. А. Из наблюдений над языком и стилем трех писем кн. А. Курбского к разным особам в Польше // Доповiдi та повiдомлення Львiв. ун-та, 1952, вып. 1, с. 27–34; D?nissoff ?lie. Une biographie de Maxime le Grec par Kurbski. – Orientalia Christiana Periodika, 1954, vol. 20, p. 44–84; Andreyev N. I) Kurbsky’s Letters to Vas’yan Muromtsev. – Slavonic and East European Review, 1955, vol. 33, p. 414–436; 2) Was the Pskov-Pechery Monastery a Citadel of the Non-Possessors? // Jahrb?cher f?r Geschichte Osteuropas, 1969, N. F., Bd 17, H. 4, S. 481–493; Зимин A. A. 1) И. С. Пересветов и его современники. М., 1958; 2) Когда Курбский написал «Историю о великом князе Московском»? // ТОДРЛ. М.; Л., 1962, т. 18, с. 305–312; 3) Первое послание Курбского Ивану Грозному: (Текстологические проблемы) // Там же. Л., 1976, т. 31, с. 176–201; Скрынников Р. Г. 1) Курбский и его письма в Псково-Печерский монастырь // Там же, т. 18, с. 99–116; 2) Переписка Грозного и Курбского: Парадоксы Эдварда Кинана. Л., 1973; 3) О заголовке Первого послания Ивана IV Курбскому и характер их переписки // ТОДРЛ. Л., 1979, т. 33, с. 219–227; Rozemond К. Kurbsky’s Translation of the Works of Saint John of Damaskus // Texte und Untersuchungen, 1966, Bd 94, S. 588–593; Шмидт С . О. 1) К изучению «Истории князя Курбского» (о поучении попа Сильвестра) // Славяне и Русь. М., 1968, с. 366–374; 2) Новое о Тучковых: (Тучков, Максим Грек, Курбский) // Исследования по социально-политической истории России. Л., 1971, с. 129–141; 3) Об адресатах Первого послания Ивана Грозного князю Курбскому // Культурные связи народов Восточной Европы в XVI в. М., 1976, с. 304–328; 4) К истории переписки Курбского и Ивана Грозного // Культурное наследие Древней Руси. М., 1976, с. 147–151; Freydank D. 1) Zu Wesen und Bergiffbestimmung des Russischen Humanismus // Zeitsehrift f?r Slavistik, 1968, Bd 13, S. 57–62; 2) A. M. Kurbskij und die Theorie der antiken Historiographie // Orbis mediaevalis / Festgabe f?r Anton Blashka. Weimar, 1970, S. 57–77; 3) A. M. Kurbskij und die Epistolographie seiner Zeit // Zeitschrift f?r Slavistik, 1976, Bd 21, S. 261–278; Auerbach I. I) Die politische Forstellungen des F?rsten Andrej Kurbskij // Jahrb?cher f?r Geschichte Osteuropas. N. F., 1969, Bd 17, H. 2, S. 170–186; 2) Nomina abstracta im Russischen des 16. Jahrhunderts // Slavistische Beitr?ge, 1973, Bd 68, S. 36–73; 3) Kurbskij-Studien: Bemerkungen zu einem Buch von Edward Keenan // Jahrb?cher f?r Geschichte Osteuropas. N. F., 1974, Bd 22, S. 199–213; 4) Further Findings on Kurbskij’s Life and Work // Russian and Slavic History / Ed. by D. K. Rowney and G. E. Orchard. 1977, p. 238–250; Backus O. P. A. M. Kurbsky in the Polish-Lithuanian State (1564–1583) // Acta Balto-Slavica, 1969–1970, t. 6, p. 78–92; Рыков Ю . Д. 1) Владельцы и читатели «Истории» князя А. М. Курбского // Материалы научной конференции МГИАИ. М., 1970, вып. 2, с. 1–6; 2) Редакции «Истории» князя Курбского // АЕ за 1970 г., М., 1971, с. 129–137; 3) Списки «Истории о великом князе Московском» кн. А. М. Курбского в фондах Отдела рукописей // Зап. Отд. рук. ГБЛ. М., 1974, т. 34, с. 101–120; 4) К вопросу об источниках первого послания Курбского Ивану Грозному // ТОДРЛ. Л., 1976, т. 31, с. 235–246; 5) Князь А. М. Курбский и его концепция государственной власти // Россия на путях централизации. М., 1982, с. 193–198; Keenan Е. L. The Кurbskij – Groznyj Apocripha: The Seventeenth Century Genesis of the «Correspondence», Attributed to Prince A. M. Kurbskij and Tsar Ivan IV. Cambridge, Mass., 1971; 2) Putting Kurbskij in his Place; or: Observations and Suggestions Concerning the Place of the History of the Muscovity in the History of Muscovite Literary Culture // Forschungen zur Osteuropaische Geschichte, 1978, Bd 24, S. 131–162; Уваров К . И. 1) «История о великом князе Московском» А. М. Курбского в русской рукописной традиции XVII–XIX вв. // Вопросы русской литературы. М., 1971, с. 61–79; 2) Неизданный труд Г. З Кунцевича (обзор гранок второго тома «Сочинения князя Курбского») // АЕ за 1971 г. М., 1972, с. 315–317; Лихачев Д. С. 1) Курбский и Грозный – были ли они писателями? // РЛ, 1972, № 4, с. 202–209; 2) Существовали ли произведения Курбского и Грозного? // Лихачев Д. С. Великое наследие. 2-е изд. М., 1979, с. 376–393; 3) Стиль произведений Грозного и стиль произведений Курбского // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским, с. 183–214; Клосс Б. М. Максим Грек – переводчик повести Энея Сильвия «Взятие Константинополя турками» // Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник 1974. М., 1975, с. 55–61; Юзефович Л. А. Стефан Баторий о переписке Ивана Грозного и Курбского // АЕ за 1974 г. М., 1975, с. 143–144; Осипова К. С. 1) О стиле и человеке в историческом повествовании второй половины XVI в. // Учен. зап. Харьк. гос. ун-та. Харьков, 1962, т. 116, с. 25–28; 2) «История о великом князе Московском» А. Курбского в Голицынском сборнике // ТОДРЛ. Л., 1979, т. 33, с. 296–308; Gоltz H. Ivan der Schreckliche zitiert Dionysios Areopagites // Kerygma und Logos Gottingen, 1979, S. 214–225; Васильев А. Д. Об особенности употребления военной лексики в посланиях А. М. Курбского к Ивану Грозному // Исследования словарного состава русского языка XVI–XVII вв. Красноярск, 1980, с. 56–64; Rossig N., R?nne В. Apocriphal – nor Apocriphal? A Critical Analysis of the Discussion Concerning the Correspondence Between Tsar Ivan IV Groznyj and Prince Andrej Kurbskij. Copenhagen, 1980; Беляева Н. П. 1) Ученые и литературные труды князя А. М. Курбского // Матер. XIX Всесоюзн. студенческой конф. Филология. Новосибирск, 1981, с. 53–63; 2) Материалы к указателю переводных трудов А. М. Курбского // Древнерусская литература: Источниковедение. Л., 1984, с. 115–136; Гладкий А. И. 1) К вопросу о подлинности «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского: (Житие Феодорита) // ТОДРЛ. Л., 1981, т. 36, с. 239–242; 2) «История о великом князе Московском» А. М. Курбского как источник «Скифской истории» А. И. Лызлова // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1982, т. 13, с. 43–50; Морозов С. А. О структуре «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского // Проблемы изучения нарративных источников по истории русского средневековья. М., 1982, с. 34–43; Цеханович А. А. К переводческой деятельности князя А. М. Курбского // Древнерусская литература: Источниковедение. Л., 1985, с. 110–114.

Доп.: Auerbach I . Andrej Michajlovi? Kurbskij: Leben in Osteurop?ishen Adelsgesellschaften des 16. Jahrhunderts. M?nchen, 1985; Цexанович А. А . А. М. Курбский в западнорусском литературном процессе // Книга и ее распространение в России в XVI–XVIII вв. Л., 1985. С. 14–24; Лихачев Д. С. Великий путь: Становление русской литературы XI–XVII вв. М., 1987. С. 179–182; Freydank D. Zwischen grrechisches und lateinisches Tradition: A. M. Kurbskijs Rezeption des humanistischen Bildung // Zeitschrift f?r Slawistik. 1988. Bd 33, H. 6. S. 806–815.

А. И. Гладкий, А. А. Цеханович

Отличное определение

Неполное определение ↓

Курбский, князь Андрей Михайлович

Боярин и воевода, писатель, род. в 1528 г., ум. в 1583 г. В первый раз имя кн. Курбского встречается в 1549 г., когда он сопровождал царя Иоанна IV в Казанский поход в звании стольника, и находился в есаулах вместе с братом царицы Анастасии - Никитой Романовичем Юрьевым, который со стороны его матери, рожденной Тучковой, приходился ему правнучатным братом. Вскоре по возвращении из Казанского похода, кн. Курбский был отправлен воеводой в Пронск, для охраны юго-восточных границ от набега татар, а в следующем, 1551 г., вместе с кн. Щенятевым начальствовал полком правой руки, стоявшим на берегу р. Оки, в ожидании нападения крымских и казанских татар. Несмотря на свою молодость, кн. Курбский пользовался особым доверием царя, что видно, напр. из следующего: воеводы, стоявшие в Рязани, стали местничаться с кн. Мих. Ив. Воротынским и отказались к нему ездить, вследствие чего в войске произошел сильный беспорядок. Узнав об этом, царь послал кн. Курбскому грамоту с поручением объявить воеводам, чтобы они были "без мест". В конце того же 1551 г. царь собрался с большим войском в поход к Казани. Получив на пути к Коломне известие, что крымцы осадили Тулу, царь велел идти на выручку Тулы полку правой руки, под предводительством кн. Курбского и кн. Щенятева, а также передовому и большому полкам. Тулу сильно осаждал в течение двух дней сам крымский хан Девлет-Гирей, а теперь он бежал в степи, испугавшись прихода русских войск. Кн. Курбский и кн. Щенятев нагнали крымцев на берегу реки Шивороны, разбили их, отняли многих пленных и взяли ханский обоз. В этой битве кн. Курбский получил тяжкие раны в голову, плечи и руки, что не помешало ему, однако, через восемь дней снова выступить в поход. Полк правой руки направился через Рязанскую область и Мещеру, по лесам и "дикому полю", прикрывая собой движение царя к Казани от нападения ногайцев. 13 августа царь и все войско прибыли в Свияжск, где отдохнули несколько дней; 20 августа переправились через Казанку, а 23 все полки стали на назначенных им местах. Полк правой руки, под начальством кн. Курбского и кн. Щенятева, расположился на лугу за р. Казанкой, между большими болотами, и сильно терпел как от стрельбы с крепостных стен Казани, построенных на крутой горе, так и от беспрестанных нападений с тыла, черемис, выезжавших из дремучих лесов, наконец от дурной погоды и вызванных ею болезней. В решительном приступе к Казани 2 октября 1552 г. кн. Курбский с частью полка правой руки должен был идти на Елбугины ворота, снизу от Казанки, а другому воеводе правой руки, кн. Щенятеву, велено было подкреплять его. Татары подпустили русских к самой крепостной стене и тогда стали лить на их головни кипящую смолу, бросать бревна, камни и стрелы. После упорного и кровопролитного боя татары были опрокинуты со стен; войска большого полка ворвались через проломы в город и вступили в ожесточенную битву на улицах, а кн. Курбский стоял у входа в Елбугины ворота и заграждал татарам путь из крепости. Когда татары, видя, что дальнейшая борьба невозможна, выдали русским своего царя Едигера, а сами стали бросаться со стен на берег р. Казанки, намереваясь пробиться сквозь расположенные там туры полка правой руки, а затем, отбитые тут, стали переправляться вброд на противоположный берега, кн. Курбский сел на коня и с 200 всадников бросился в погоню за татарами, которых было по крайней мере 5000: дав им немного отойти от берега, он ударил на них в то время, когда последняя часть отряда находилась еще в реке. В своей "Истории кн. вел. Московского", кн. Курбский, рассказывая об этом подпиге своем, прибавляет: "Молюся, да не возомнит мя кто безумна, сам себя хвалюща! Правду воистину глаголю и дарованна духа храбрости, от Бога данна ми, не таю; к тому и коня зело быстра и добра имех". Кн. Курбский прежде всех ворвался в толпу татар, и во время битвы конь его трижды врезывался в ряды отступавших, а в четвертый раз и конь, и всадник, сильно раненные, повалились на землю. Кн. Курбский очнулся несколько времени спустя и видел, как его, точно мертвеца, оплакивали двое его слуг и два царских воина; жизнь его была спасена, благодаря бывшей на нем крепкой праотеческой броне. В "Царственной книге" имеется подтверждение этого рассказа: "А воевода кн. Андрей Мих. Курбский выеде из города, и вседе на конь, и гна по них, и приехав во всех в них; они же его с коня збив, и его секоша множество, и прейдоша по нем за мертваго многие; но Божиим милосердием последи оздравел; татарове же побежаша на рознь к лесу".

В начале марта 1553 г. царь Иоанн IV сильно занемог и, на случай смерти, велел боярам присягнуть в верности своему малютке сыну Димитрию. Среди бояр нашлись сторонники двоюродного брата царя, кн. Влад. Андр. Старицкого; бояре спорили, горячились и медлили с присягой, говорили о нежелании своем служить Захарьиным во время малолетства Дмитрия. Самые влиятельные и близкие к царю люди, Сильвестр и Адашев, и те в эту тяжелую минуту выказали отсутствие безусловной преданности и сердечного расположения к царю. Кн. Курбский, принадлежавший к партии Сильвестра и Адашева, что ясно видно из его многочисленных лестных отзывов о них, во время болезни царя к ним не примкнул. В своем ответе на второе послание Иоанна он говорит, между прочим: "А о Володимере брате воспоминаешь, аки бы есть мы его хотели на царство: воистину, о сем не мыслих: понеже и не достоин был того". Надо полагать, что царь оценил образ действий кн. Курбского, потому что, по выздоровлении своем, взял его с собой в числе немногих сопровождающих на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Первая остановка по выезде из Москвы была в Троице-Сергиевом монастыре, где в то время жил Максим Грек, пользовавшийся уважением царя. Максим стал отговаривать царя от задуманного далекого путешествия, особенно с женой и маленьким сыном, доказывал, что такие обеты неразумны, что "Бог вездесущ и всюду зрит недреманным оком своим, и что святые его внимают молитвам нашим, взирая не на место, где оне приносятся, а на добрую волю и власть нашу над собою"; вместо поездки в Кирилло-Белозерский монастырь Максим советовал собрать вокруг себя вдов, сирот и матерей тех воинов, которые погибли во время Казанского похода, и стараться утешить их и устроит их судьбу. Царь упорствовал однако в своем намерении, и Максим высказался в духе пророческом, поручив царскому духовнику Андрею Протопопову, кн. Ив. Фед. Мстиелавскому, Алексею Адашеву и кн. Курбскому, сопутствовашим царю, передать ему, что в случае непослушания, сын его Дмитрий умрет во время путешествия. Царь не внял советам Максима Грека и отправился в Дмитров, оттуда в Песношский монастырь, лежащий на р. Яхроме, где были приготовлены суда для дальнейшего путешествия. В Песношском монастыре жил на покое бывший коломенский епископ Вассиан Топорков, любимец и приближенный Иоаннова отца, вел. кн. Василия Ивановича. Весьма интересен отзыв кн. Курбского о беседе царя Иоанна с Вассианом, и мы овстановимся на нем при рассмотрении сочинения кн. Курбского "История кн. вел. Московского".

Царь и его спутники возвратились с богомолья в Кирилло-Белозерский монастырь в июле 1553 г. В начале 1554 г. кн. Курбский вместе с Шереметевым и с кн. Микулинским был послан усмирить мятеж в земле Казанской, так как вотяки, черемисы и татары не хотели платить дань и повиноваться царским наместникам и тревожили своими набегами нижегородские пределы. Pyсские войска углубились в леса, где скрывались бунтовщики, пользуясь знанием местности; целый месяц воеводы преследовали их и успешно сражались с ними более двадцати раз: они побили 10000 неприятелей, с их атаманами Янчурой и Алекой Черемисином во главе, и возвратились в Москву ко дню Благовещения с "пресветлою победою и со множайшими корыстьми". После этого арская и побережная сторона покорились и обещали давать дань, а царь наградил воевод золотыми шейными гривнами со своим изображением. В 1556 г. кн. Курбский был послан вместе с кн. Фед. Ив. Троекуровым усмирять снова восставших луговых черемис. По возвращении из этого похода он, в должности воеводы полка левой руки, находился в Калуге, для охраны южной границы от угрожавшего нападения крымцев, а затем стоял в Кашире, начальствуя вместе с кн. Щенятевым правой рукой. В этом же году он был пожалован в бояре.

В январе 1558 г. началась война с Ливонией из-за отказа ее платить дань, обещнную Московскому государству еще при Иоанне III магистром Плеттенбергом. Громадное русское войско (по словам кн. Курбского было 40 тысяч, или даже более) выступило из Пскова и вошло в Ливонию тремя отрядами, причем сторожевым полком начальствовали кн. Курбский и Головин. Войску было дано приказапие "воевать землю", т. е. жечь и опустошать посады, но никак не осаждать города. В течение целого месяца русские опустшали Ливонию и возвратились с большим количеством пленных и с богатой добычей. После этого Ливония хлопотала о мире, но Иоанн не согласился даже на перемирие. Весной 1558 г. был взят Сыренск (Нейшлосс), и воеводой там оставлен Заболоцкий, а остальным воеводам царь приказал идти на соединение с кн. Петр. Ив. Шуйским и с кн. Курбским, шедшими из Пскова на Нейгауз; кн. Курбский начальствовал передовым полком. кн. Шуйский - большим полком, кн. Вас. Сем. Серебряный - правой рукой. Нейгауз был взять после трехнедельной осады; затем осажден, был Дерпт, в котором затворился сам дерптский епископ. 18 июля были подписаны условия сдачи, а на следующий день русские заняли укрепления города. В это лето русские завоевали до двадцати городов. "И пребыхом в той земле аж до самаго первозимия, - пишет кн. Курбский. - и возвратихомся ко царю нашему со великою и светлою победою".

Не прошло и полугода после возвращения из Ливонии, как кн. Курбский был послан на южную украину, которой угрожали крымцы. 11 марта 1559 г. были росписапы воеводы по полкам, и кн. Курбский вместе с кн. Мстиславским назначены воеводами правой руки; сначала они стояли в Калуге, а затем им было велено перейти ближе к степям, в Мценск. В августе, когда опасность миновала, войска были распущены по домам, и кн. Курбский тое, вероятно, возвратился в Москву. Между тем из Ливонии приходили неутешительные вести, а действиями посланного туда главного воеводы царь был, по-видимому, не совершенно доволен: "Сего ради, - пишет кн. Курбский, - введе мя царь в ложницу свою и глагола ми словесами, милосердием растворенными и зело любовными и к тому со обещаньми многими: "Принужден бых, рече, от оных прибегших воевод моих, або сам итти сопротив Лифлянтов, або тебя, любимаго моего, послати, да охрабрится паки воинство мое, Богу помогающу ти; сего ради иди и послужи ми верне". Кн. Курбский со своим отрядом направился к Дерпту и, в ожидании прибытия в Ливонию других воевод, произвел движение к Вейссенштейну (Пайде). Поразив под самым городом ливонский отряд, он узнал от пленных, что магистр с войском стоит в восьми милях, за большими болотами. Ночью кн. Курбский выступил в поход, пришел утром к болотам и целый день употребил для переправы через них войска. Если бы ливонцы встретились в это время с русскими, то поразили бы их, будь даже более многочисленное войско у кн. Курбского, но они, по словам его, "яко гордые, стояли на широком поле от тех блат, ждуще нас, аки две мили, ко сражению". Переправившись через эти опасные места, воины отдохнули немного и затем около полуночи начали перестрелку, а затем, вступив в рукопашную, обратили ливонцев в бегство, преследовали их и нанесли большой урон. Возвратившись в Дерпт и получив в подкрепление отряд из 2000 воинов. добровольно к нему присоединившихся, кн. Курбский после десятидневного отдыха выступил к Феллину, где находился отказавшийся от должности магистр Фюрстенберг. Кн. Курбский послал вперед татарский отряд, под начальством кн. Золотого-Оболенского, будто бы для того, чтобы жечь посад; Фюрстенберг выехал птротив татар со всем своим гарнизоном и едва спасся, когда кн. Курбский ударил на него из засады. Когда в Ливонию вступило наконец ожидаемое большое войско, под начальством кн. И. Ф. Мстиславского и кн. Петра Ив. Шуйского, кн. Курбский с передовым полком присоединился к ним и они вмести пошли к Феллину, послав в обход отряд кн. Барбашина. Вблизи города Эрмеса на кн. Барбашина напал ливонский отряд под начальством ландмаршала Филиппа Шаль-фон-Белля; ландмаршал потерпел поражение и вместе с командорами был взят в плен. Кн. Курбский с великой похвалой отзывается о нем: "бе бо муж, яко разсмотрихом его добре, не токмо мужественный и храбрый, но и словества полон, и остр разум и добру память имущ". Отсылая его с другими важными пленными в Москву, кн. Курбский и прочие воеводы письменно умоляли царя не казнить ландмаршала - он был, однако, казнен, за резкое выражение, сказанное царю на приеме. Во время трехнедельной осады Феллина кн. Курбский ходил под Венден и разбил начальника литовского отряда кн. Полубенского, посланного против него Иеронимом Ходкевичем, а под Вольмаром поразил ливонцев и нового ландмаршала. Сражение кн. Курбского с кн. Полубенскимг было первым столкновением русских с польским королем из-за прав на Ливонию. Явилась необходимость для защиты границ от литовских набегов расставить по городам воевод, которым было приказано также ходить опустошать литовские пограничные места. Кн. Курбский стоял на Луках Великих, и в июне 1562 г. сделал нападение на Витебск и сжег посад. В августе того же года он был отправлен против литовцев, опустошавших окрестности Невля. Показания польских историков Стрыйковского, Бельского и Гваньини противоречат Псковской летописи. Если верить им, то кн. Курбокий потерпел сильное поражение под Невлем, имея несравненно больше войска нежели литовцы, и бежал потом в Литву, из опасения царского гнева; в Псковской же летописи сказано только "приходили литовские люди под Невлю городок великого князя, и волости воевали и пошли прочь; и ходил за ними кн. Андрей Курбской и с иными воеводами, и мала была помощь, с обеих сторон поторнулися и языков наш и взяли у них" и царь в своем ответе на послание кн. Курбскому пишет, между прочим, относительно битвы под Невлем: "с 15 тысячами вы не могли победить 4 тысячи, и не только не победили, но и сами от них едва возвратились, ничего не успев" - таким образом и летопись и царь согласно говорят, что кн. Курбскому не удалось победить литовцев, но из этого еще нельзя заключить о поражении, грозившем ему гневом царя, - Иоанн, конечно, попрекнул бы Курбского поражением. Бельский высказывает мнение, что после Невльской битвы царь подозревал кн. Курбского в измене, но и это сомнительно, как потому, что для этого но было никакого повода, так и ввиду того, что в таком случае царь едва ли бы взял его с собой 30 ноября того же года в поход под Полоцк и оставил бы в начале марта 1563 г. воеводой в новозавоеванном городе Дерпте. "Коли бы мы тебе в том не верили, - писал Иоанн кн. Курбскому, - и мы бы тебя в ту свою вотчину не посылали". С небольшим год спусти после этого, ночью 30 апреля 1564 г. кн. Курбский бежал, в сопровождении нескольких человек детей боярских, в ливонский город Вольмар к польскому королю, оставив на произвол судьбы жену и девятилетнего сына. Верный слуга его Шибанов был схвачен дерптскими воеводами и отослан в Москву к царю, где и казнен; мать, жена и сын кн. Курбского посажены в тюрьму и умерли там от тоски. Все лица, близко к нему стоявшие, были, по-видимому, подвергнуты допросу; по крайней мере об этом можно судить по тому, что былы записаны "речи старца от Спаса из Ярославля, попа чернаго отца духовного Курбского", очевидно, того Феодорита, о котором Курбский отзывается с большой похвалой в 8-й главе своей "Истории".

Так как ни сам кн. Курбский в "Истории" и в посланиях к царю, ни Иоанн в своих ответах на послания не указывают, что именно побудило кн. Курбского отехать в Литву, то мы можем лишь делать догадки и предположения. Если верить повествованию дерптского бюргера Ниенштедта и неизвестного по имени ливонского летописца, кн. Курбский вел в 1563 г. переговоры о сдаче нескольких ливонских городов, но переговоры эти не увенчались успехом. Очень возможно, что кн. Курбский опасался, как бы царь не приписал эту неудачу его злому умыслу и как бы его не постигла участь Сильвестра и Адашева и других его единомышленников. Как видно из слов самого кн. Курбского, он не сразу решился покинуть отечество и считал себя невинно изгнанным: "Коего зла и гонения от тебя не претерпех, - пишет он в послании, - и коих бед и напастей на мя не подвигл еси! и коих лжеплетений презлых на мя не возвед еси! А приключившиямися от тебя различные беды по ряду, за множеством их, не могу ныне изрещи: понеже горестию еще души моей объять бых. Но вкупе все реку конечне: всего лишен бых, и от земли Божия туне отогнан бых, аки тобою понужден. Не испросих умиленными глаголы, ни умолих тя многослезным рыданием, и не исходатайствовах от тебя никоея ж милости архиерейскими чинами; и воздал еси мне злыя за благия и за возлюбление мое непримирительную ненавитсь! Бог сердцам зритель: во уме моем прилежно смышлях и обличник совестный мой свидетеля на ее поставих, и, исках и зрех мысленне и обращаяся, и не вем себя и не найдох ни в чем же пред тобою согрешивша". Иоанн в своем ответе на это послание говорит между прочим.· "А за такия ваши послуги, еже выше рехом, достойны есте были многих опал и казней; но мы еще с милостию к вам опалу свою чинили, аще бы твоему достоинству, и ты б к недругу нашему не уехал, и в таком деле, в коем бы нашем граде избыл еси, и утекания тебе сотворити было невозможно. Зла же и гонения безлепа от мене не приял еси, и бед и напастей на тя не подвигл есмя; а кое и наказание мало бывало на тебе, и то за твое преступление: понеже согласился еси с нашими изменники. А лжей и измен их же не сотворил еси, на тебя не взваживал есмя; а которые еси свои проступки делал, и мы по тем твоим винам по тому и наказание чинили". По всему вероятию, на кн. Курбском лежала опала за его участие в "избранной раде" и за его близость к Сильвестру и Адашеву, гонение против которых Иоанном Грозным было воздвигнуто после смерти царицы Анастасии Романовны в 1560 г. Намек на опалу и на то, в чем состояла измена, мы находим в словах Иоанна которые он велел гонцу Колычеву сказать польскому королю Сигизмунду-Августу: "Курбского и его советников измены то, что он хотел над государем нашим и над его царицею Настасьею и над их детьми умышляти всякое лихое дедо: и государь наш, уведав его измены, хотел было его посмирити, и он побежал".

В удельно-вечевую пору, как известно, существовало право отъезда, т. е. перехода бояр от одного князя к другому. Это было право дружинников. Со времени усиления Москвы, главным же образом с княжения Иоанна III, это право отъезда, в силу необходимости, должно было ограничиться: северо-восточная Русь объединилась под властью московских князей-собирателей, и отъезд стал возможен только в Орду, или в Литовское великое княжество, что в глазах государей московских стало считаться уже изменой, следовательно, преступлением, а не законным правом. При Иоанне III, при Василии Ивановиче, а в особенности при Иоанне IV со многих виднейших бояр были взяты клятвенные записи, с поручительством митрополита и других бояр и служилых людей в том, что они не отъедут из Московского государства. На отъезд к "бусурманам", разумеется, не находилось охотников, - и Литовское великое княжество было единственным убежищем для бояр, недовольных московскими порядками. Великое княжество Литовское, населенное русским православным народом, привлекало к себе бояр большей независимостью там высшего служилого класса, начинавшего уже организовываться по образу и подобию польского магнатства. Отъезды бояр в Литву особенно усилились с наплывом "княжат" в среду московского боярства, так как эти княжата имели все основание считать себя не дружинниками, но все-таки "вольными" слугами московского государя. Но и в Литовском великом княжестве не все княжата были в свою очередь довольны тамошними порядками, и также считали себя вправе отъезжать из Литвы в Москву, где их, в противоположность своим отъезжим князьям, не только не считали изменниками, но, напротив, принимали весьма ласково и награждали вотчинами. Булгаковы, Патрикеевы, Голицыны, Бельские, Мстиславские, Глинские выехали из Литвы и играли выдающуюся роль в Московском государстве. Отъезды княжат из Москвы в Литву и обратно при Иоанне III создали большую неустойчивость в пограничной между этими государствами территории, в которой находились вотчины этих княжат: они то признали над собой власть Литвы, то Москвы, меняя эту зависимость сообразно своим личным обстоятельствам. Эта неустойчивость пограничной территории, даже называвшейся в ту пору "страной князей", была постоянно причиной враждебных отношений Московского государства к Литовскому, а с течением времени привела и к враждебным столкновениям между Москвой и Польшей. Кн. Курбский, подобно другим княжатам, не признавал за царем Иоанном права запретить отъезд из Московского государства и в своем ответе на второе послание Иоанаа псал: "затворил еси царство русское, сиречь свободное естество человеческое, яко во адове твердыне; и кто бы из земли твоей поехал, по пророку, до чужих земель, яко Иисус Сирахов глаголет: ты называешь того изменником; а если изымают на пределе, и ты казнишь различными смертьми".

Один из исследователей жизни кн. Курбского (Иванишев) высказывает предположение, что он "действовал обдуманно и только тогда решился изменить своему царю, когда плату за измену нашел для себя выгодною". Другой исследователь (Горский) говорит: "Если бы Курбский бежал в Литву действительно из страха смерти, то, вероятно, он сделал бы это и без приглашения короля, потому что ему, без сомнения, было известно, как хорошо принимает король русских изменников. Видно, что Курбский делал свое дело не торопясь, даже слишком не торопясь, потому что для окончания всех переговоров, какие он вел с Сигизмундом-Августом, требовалось много времени. Эта медленность есть лучшее доказательство, что насчет жизни своей Курбский был совершенно спокоен". Из сохранившихся грамот "листов" королевских на имя кн. Курбского - видно, что польский король, действительно, приглашал его переехать в Литву, но в этом нет ничего особенного; и раньше переманивались в Литву московские бояре и все пригодные к военной службе. Что касается "выгодной платы за измену", то ни польский король Сигизмунд-Август, ни литовский гетман Радзивил нн высказали ничего определенного: король обещал в охранной грамоте быть к князю Курбскому милостивым (где се ему ласкове обецует ставить), а гетман обещал приличное содержание. Ввиду этого нет основания утверждать, что Курбский решился на отъезд из каких-либо корыстных побуждений.

Отъехав в Вольмар, кн. Курбский отправил Иоанну послание, в котором упрекал его за побиение бояр и воевод, за оклеветание верных подданных, говорил о своем собственном гонении и о необходимости покинуть отечество и советовал удалить наушников. И от побега Курбского и от его послания Иоанн был вне себя от гнева: он написал пространный ответ, ссылался на древнюю историю, на книги Св. Писания и творения св. отцов, оправдывал свои дела, винил бояр. В начале ответа Иоанн кратко изложил свою родословную, как доказательство неоспоримых прав на престол и преимущества своего рода перед родом кн. Курбского, упомянувшего в послании к царю, что он до конца дней будет в молитвах "печаловаться на него Пребезначальной Троице" и призывать на помощь всех святых, "и государя моего праотца, кн. Феодора Ростиславовича". В этих словах царь увидал вероятно намек на желание быть самостоятельным князем, так как употребил следующее обращение к кн. Курбскому: "князю Андрею Михайловичу Курбскому, восхотевшему своим изменным обычаем быти Ярославскому владыце". На это письмо или, как Курбский его называл - "зело широкую эпитолию" вел. кн. Московского последовало "краткое отвещание" кн. Курбского; начинается оно так: "Широковещательное и многошумящее твое писание приях, и выразумех и познах, иже от неукротимаго гнева с ядовитыми словесы отрыгано, еже не токмо цареви, так великому и во всей вселенной славимому, но и простому, убогому воину сие было не достойно". Далее он говорит, что заслуживает не укоризн, а утешения: "не оскорбляй - рече пророк, - мужа в беде его, довольно бо таковому", что сначала он хотел отвечать на каждое слово царское, но затем решил предать все суду Божию, считая, что "рыцарю" неприлично вступать в перебранку, а христианину стыдно "отрыгать глаголы из уст нечистые и кусательные".

Руководимый чувством мести против Иоанна кн. Курбский в октябре 1564 г. принял участие в осаде польскими войсками Полоцка, незадолго перед тем взятого Иоанном. Вслед за тем, зимой 1565 г., на второй неделе великого поста, 15000 литовцев вторглись в область Великолуцкую, и кн. Курбский участвовал в этом нашествии. В 1579 г., уже при Стефане Батории, он опять был под Полоцком, который на этот раз не устоял против нападения поляков. На третий день после осады Полоцка, т. е. 2 сентября 1579 г., кн. Курбский ответил на второе послание Иоанна, присланное ему за два года перед тем из Владимира Ливонского, того самого Вольмара, где он укрывался после бегства из Московского государства. Овладев Вольмаром, царь вспомнил об бегстве туда Курбского и с иронией писал ему: "И где еси хотел успокоен быти от всех трудов твоих, в Волмере, и тут на покой твой Бог нас принес; и где чаял ушел, а мы тут, за Божию волею: съугнали!" В этом послании царь упрекал кн. Курбского в том, что "избранной рада", к которой Курбский принадлежал, хотела присвоить себе высшую власть: "вы хотесте с попом Селивестром и с Алексеем Адашевым и со всеми своими семьями под ногами своими всю Русскую землю видети; Бог же дает власть, ему-ж хощет... не токмо повинны хотесте мне быти и послушны, но и мною владеете, и всю власть с меня снясте, и сами государилися, как хотели, а с меня все государство сняли: словом, аз бых государь, а делом ни чего не владел". Гордый успехами своими в Ливонии, Иоанн хвалился, что и без крамольных бояр побеждает "претвердые грады германские силою животворящего креста", "аще бо и паче песка морского беззакония моя, но надеюсь на милость благоутробия Божия, может пучиною милости своея потопити беззакония моя, яко же и ныне грешника мя суща, и блудника, и мучителя помилова..." В своем ответе на это послание кн. Курбский снова укоряет царя в оклеветании благочестивых мужей, упрекает в неблагодарности к Сильвестру, исцелившему на время его душу, перечисляет бедствия, обрушившиеся на Московское государство после изгнания и избиения мудрых советников, убеждает царя вспомнить лучшую пору своего царствования и смириться и в заключение советует не писать в чужие земли чужим слугам. К этому ответу кн. Курбский приложил перевод двух глав из Цицерона. Вероятно, кн. Курбский нашел, что недостаточно полно изобразил разницу между лучшей порой царствования Иоанна и эпохой гонений и казней, потому что 29 сентября того же 1579 г. написал еще послание Иоанну; в этом послании он подробно сравнивал время Сильвестра с временем наушников и советовал Иоанну опомниться, чтобы не погубить себя и род свой.

Посмотрим, что получил кн. Курбский во владениях польского короля и как протекала его жизнь на чужбине. 4 июля 1564 г. Сигизмунд-Август дал ему в вознаграждение за земли, покинутые в отечестве, обширные поместья в Литве и на Волыни: в Литве, в Упитском повете (в нынешней Виленской губ.) староство Кревское и до 10 сел, при которых считалось более 4000 десятин, на Волыни - город Ковель с замком, местечко Вижву с замком, местечко Миляновичи с дворцом и 28 сел. Все эти поместья были даны ему только "на выхованье", т. е. во временное пользование, без права собственности, вследствие чего соседние князья и паны начали заселять и присваивать себе земли Ковельской волости, нанося обиды ему и крестьянам. В 1567 г. "в награду за добрую, цнотливую (доблестную), верную, мужнюю службу во время воевания с польским рыцарством земли князя Московского" Сигизмунд-Август утвердил все эти поместья в собственность за кн. Курбским и за потомством его в мужском колене. С этого времени он стал называть себя во всех бумагах: кн. Андрей Курбский и Ярославский, в письмах к царю Иоанну, Андрей Курбский княжа на Ковлю, а в завещании своем: Андрей Михайлович Курбский, Ярославский и Ковельский.

В первом послании своем к Иоанну кн. Курбский писал, что надеется, с помощью Божией, быть "утешен от всех скорбей государскою милостию Сигизмунда-Августа". Надежды его, однако, не оправдались: недостаточно было милости польского короля для утешения скорби. С одной стороны до кн. Курбского доходили слухи обо всех бедствиях, постигавших Московское государство - "в отечестве слышах огнь мучительства прелютейший горящ"; с другой стороны он очутился между людьми "тяжкими и зело не гостелюбными и к тому в гресех различных развращенными" - так выражается он сам в "Предисловии на Новый Маргарит", из котораго можно почерпнуть ценные сведения о его душевном настроении и о научных занятиях в Литве. Упоминая о слухах, доходивших до него из Московского государства, он говорит: "Аз же вся сия ведахи слышах и бых обят жалостию и стисняем отовсюду унынием и снедающе те нестерпимыя предреченныя беды, яко моль, сердце мое".

Князь Курбский жил большей частью в Миляновичах, верстах в 20 от Ковеля. Он обнаружил за эту эпоху своей жизни тяжелый нрав: в отношениях к соседям, отличался суровостью и властолюбием, нарушал права и привилегии своих ковельских подданных и не исполнял королевских повелений, если находил их несогласными со своими выгодами. Так напр., получив королевский приказ об удовлетворении кн. Чарторижского за разбой и грабеж крестьян его, кн. Курбского, в Смедыне, он так в присутствии вижа, присяжного следователя дел подлежавших суду воевод, и ипветовых старост отвечал присланному от кн. Чарторижского с королевским листом: "Я-де, у кгрунт Смедынский уступоватися не кажу; але своего кгрунту, который маю з´ласки Божье господарское, боронити велю. A естли ся будут Смедынцы у кгрунт мой Вижовский вступовать, в тые острова, которые Смедынцы своими быть менят, тогды кажу имать их и вешать". На Люблинском сейме 1569 г. волынские магнаты жаловались королю на притеснения, которые терпят от кн. Курбского, и требовали, чтобы от него были отобраны имения, ему данные. Сигизмунд-Август не согласился, объявив, что Ковель и старство Кревское даны кн. Курбскому по весьма важным государственным причинами. Тогда магнаты стали сами управляться с неприятным чужеземцем. Кн. Курбский так говорит об этом: "ненавнстные и лукавые суседи прекаждаху ми дело сие, лакомством и завистию движими, хотяще ми выдрати данное ми именье з´ласки королевския на препитание, не только оьъяти и поперети хотяще многия ради зависти, но и крови моей насытися желающе ". Два тома актов, изданных в Киеве Временной комиссией, посвящены жизни кн. Курбского в Литве и на Волыни - и почти все эти акты касаются процессов кн. Курбского с различными частными лицами и столкновений его с правителством из-за прав владения разными имениями, а также дела по убиению поляками некоторых москвитян, выехавших с ним в Литву.

В 1571 году кн. Курбский женился на знатной и богатой польке Марье Юрьевне, происходившей из древнего княжеского рода Голшанских. Она была никак не моложе, а может быть и старше его, и выходила уже в третий раз замуж. От первого брака с Андреем Монтовтом у нее было два взрослых сына; от второго брака с Михаилом Козинским - одна дочь, вышедшая замуж за кн. Збаражского, а потом за Фирлея. Брак с Марьей Юрьевной казался кн. Курбскому выгодным, так как через него он вступал в родство с кн. Сангушками, Збаражскими, Сапегами, Полубенскими, Соколинскими, Монтовтами, Воловичами и приобретал обширные поместья в Литве и на Волыни. Лет пять кн. Курбский жил согласно со своей женой, в тихом уединении, большей частью тоже в Миляновичах. Затем, Марья Юрьевна, сильно захворав, написала духовное завещание, которым отказывала все свои имения мужу, а сыновьям от первого брака завещала только Голтенки и заложенные в частные руки два села, предоставляя их выкупить и владеть ими нераздельно, как вотчиной. Марья Юрьевна не умерла, но через год начались семейные раздоры: пасынки кн. Курбского, Монтовты, люди буйные и строптивые, винили его в дурном обращении с их матерью из корыстных целей, т. е. из желания захватить ее поместья. Правда, князь Курбский запер свою жену и никого не допускал к ней, но им руководили при этом совершенно другие соображения, заставившие его в 1578 г. искать развода. Владимирский епископ Феодосий утвердил развод, без объявления тех причин, по которым церковные законы дозволяют расторжение брака: в Литве и Польше существовал обычай давать развод только на основании согласия обеих сторон.

В апреле 1579 г. кн. Курбский женился в третий раз на Александре Петровне Семашко, дочери старости кременецкого. Через год у них родилась дочь, княжна Марина, а в 1582 г. сын, князь Дмитрий. Марья Юрьевна подала тогда королю Стефану Баторию жалобу на своего бывшего мужа в незаконном расторжении брака. Король передал жалобу митрополиту киевскому и галицкому Онисифору, назначен был духовный суд и к суду вытребован кн. Курбский. Кн. Курбский не явился в суд, ссылаясь на болезнь, но представил свидетельские показания, дававшие ему право на развод; позднее он заключил с Марьей Юрьевной мировую сделку, в которой между прочим сказано: "она уже до меня и до маетности моея ничего не мает". - Чувствуя ослабление сил и предвидя близкую кончину, кн. Курбский написал духовное завещание, по которому Ковельское имение оставил сыну. Вскоре после этого, в мае 1583 г., он скончался и погребен в монастыре св. Троицы, в трех верстах от Ковеля.

Избранный по смерти Стефана Батория на польский престол Сигизмунд III стал преследовать вдову и детей кн. Курбского и решил даже отобрать Ковельское имение, как незаконно присвоенное; в марте 1590 г. состоялось решение королевского суда, по которому Ковельское имение было отобрано от наследников.

Единственный сын кн. Курбского, кн. Дмитрий Андреевич, был подкоморием упитским, перешел в католичество и основал в имении своем Криничине церковь во имя св. св. апостолов Петра и Павла для распространения римско-католической религии. Он умер после 1645 г., и оставил двух сыновей: Яна и Андрея и дочь Анну; по сведениям же, имеющимся в русском государственном архиве, у него был еще третий сын Кашпер, имевший маетности в витебском воеводстве. Кн. Ян Дм. Курбский был градским писарем упитским, а брат его кн. Андрей отличался мужеством в военных походах и доказал свою преданность королю Яну Казимиру во время нашествия на Польшу шведского короля Карла X, за что и был награжден почетным званием маршлка упитского. По свидетельству королевской грамоты Станислава-Августа (Понятовского) 1777 г. и по показанию польского писателя Окольского, род князей Курбских угас со смертью его внуков Яна и Казимира, не оставивших мужеского потомства. Но из дел русского государственного архива известны правнуки кн. Андрея Мих. Курбского, князь Александр и князь Яков, дети Кашпера Курбского, выехавшие из Польши в Россию в первые годы царствование Иоанна и Петра Алексеевичей. Оба они возвратились в лоно православия и вступили в русское подданство. В последний раз имя кн. Курбских упоминается в 1693 г.

Отличное определение

Неполное определение ↓

(князь) - известный политический деятель и писатель, род. ок. 1528 г. На 21-м году он участвовал в 1-м походе под Казань; потом был воеводой в Пронске. В 1552 г. он разбил татар у Тулы, причем был ранен, но через 8 дней был уже снова на коне. Во время осады Казани Курбский командовал правой рукой всей армии и, вместе с младшим братом, проявил выдающуюся храбрость. Через 2 года он разбил восставших татар и черемисов, за что был назначен боярином. В это время Курбский был одним из самыхблизких к царю людей; еще более сблизился он с партией Сильвестра и Адашева. Когда начались неудачи в Ливонии, царь поставил во главе ливонского войска Курбского, который вскоре одержал над рыцарями и поляками ряд побед, после чего был воеводой в Юрьеве Ливонском (Дерпте). Но в это время уже начались преследования и казни сторонников Сильвестра и Адашева и побегиопальных или угрожаемых царской опалой в Литву. Хотя за Курбским никакой вины, кромесочувствия павшим правителям, не было,он имел полное основание думать, что и его не минует жестокая опала. Тем временем король Сигизмунд-Август и вельможи польские писали Курбскому, уговаривая его перейти на их сторону и обещая ласковый прием. Битва под Невлем (1562 г.), неудачная для русских, не могла доставить царю предлога для опалы, судя по тому, что и после нее Курбскийвоеводствует в Юрьеве; да и царь, упрекая его за неудачу (Сказ. 186), не думает приписывать ее измене. Не мог Курбский опасатьсяответственности за безуспешную попытку овладеть городом Гельметом: если б это дело имело большую важность, царь поставил бы его в вину Курбскому в письме своем. Тем не менее Курбский был уверен в близости несчастья и, после напрасных молений и бесплодного ходатайства архиерейских чинов (Сказ. 132-3), решил бежать "от земли Божия". В 1563 г. (по другим известиям - в 1564: г.) Курбский, при помощи верного раба своего Васьки Шибанова, бежал из Юрьева в Литву [В рукоп. "Сказании" Курбского, хранящемся в моск. главн. архиве, рассказывается, как Шибанов отвез царю 1-ое послание Курбского и был им за то мучен. По другому известию Васька Шибанов был схвачен во время бегства и сказал на Курбского "многия изменныя дела"; но похвалы, которыми осыпает царь Шибанова за его верность Курбскому, явно противоречит этому известию]. На службу к Сигизмунду Курбский явился не один, а с целой толпой приверженцев и слуг, и был пожалован несколькими имениями (между прочим - гор. Ковелем). Курбский управлял ими через своих урядников из москвитян. Уже в сентябре 1564 г. Курбский воюет против России. После бегства Курбского тяжелая участь постигла людей к нему близких. Курбский впоследствии пишет, что царь "матерь ми и жену и отрочка единого сына моего, в заточение затворенных, троскою поморил; братию мою, единоколенных княжат Ярославских, различными смертьми поморил, имения мои и их разграбил". В оправдание своей ярости Грозный мог приводить только факт измены и нарушения крестного целования; два другие его обвинения, будто Курбский "хотел на Ярославле государести" и будто он отнял у него жену Анастасию, выдуманы им, очевидно, лишь для оправдания своей злобы в глазах польско-литовских вельмож: личной ненависти к царице Курбский не мог питать, а помышлять о выделении Ярославля в особое княжество мог только безумный. Курбский проживал обыкновенно верстах в 20 отКовеля, в местечке Миляновичах. Судя по многочисленным процессам, акты которых дошли до нас, быстро ассимилировался московский боярин и слуга царский с польско-литовскими магнатами и между буйными оказался во всяком случае не самым смиренным: воевал с панами, захватывал силой имения, посланцев королевских бранил "непристойными московскими словами";его урядники, надеясь на его защиту, вымучивали деньги от евреев и проч. В 1571 г. Курбский женился на богатой вдове Козинской, урожденной княжне Голшанской, но скоро развелся с ней, женился, в 1579 г., в третий раз на небогатой девушке Семашко и с ней был, по-видимому, счастлив; имел от нее дочь и сына Димитрия. В 1583 г. Курбский скончался. Так как вскоре умер и авторитетный душеприказчик его, Константин Острожский, правительство, под разными предлогами, стало отбирать владения у вдовы и сына Курбского и, наконец, отняло и самый Ковель. Димитрий Курбский впоследствии получил часть отобранного и перешел в католичество.

Мнения о Курбском, как политическом деятеле и человеке, не только различны, но и диаметрально противоположны. Одни видят в нем узкого консерватора, человека крайне ограниченного, но самомнительного, сторонника боярской крамолы и противника единодержавия. Измену его объясняют расчетом на житейские выгоды, а его поведение в Литве считают проявлением разнузданного самовластия и грубейшего эгоизма; заподозривается даже искренность и целесообразность его трудов на поддержание православия. По убеждению других, Курбский - умный, честный и искренний человек, всегда стоявший на стороне добра и правды. Так как полемика Курбского и Грозного, вместе с другими продуктами литературной деятельности Курбского, обследованы еще крайне недостаточно, то и окончательное суждение о Курбском, более или менее способное примирить противоречия, пока еще невозможно. Из сочинений Курбского в настоящее время известны следующие: 1) "История кн. великого Московского о делех, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима". 2) "Четыре письма к Грозному", 3) "Письма" к разным лицам;из них 16 вошли в 3-е изд. "Сказаний кн. Курбского" Н. Устрялова (СПб. 1868), одно письмо издано Сахаровым в "Москвитянине" (1843, № 9) и три письма - в "Православном Собеседнике" (1863 г. кн. V - VIII). 4) "Предисловие к Новому Маргариту"; изд. в первый раз Н. Иванишевым в сборнике актов:"Жизнь кн. Курбского в Литве и на Волыни" (Киев 1849), перепечатано Устряловым в "Сказ.". 5) "Предисловие к книге Дамаскина "Небеса" изд. кн. Оболенским в "Библиографич. Записках" 1858 г. № 12). 6) "Примечания (на полях) к переводам из Златоуста и Дамаскина" (напечатаны проф. А. Архангельским в "Приложениях" к "Очеркам ист. зап.-русск. лит.", в "Чтениях Общ. и Ист. и Древн." 1888 г. № 1). 7) "История Флорентийского собора", компиляция; напеч. в "Сказ." стр. 261-8; о ней см. 2 статьи С. П. Шевырева - "Журн. Мин. Нар. Просв.", 1841 г. кн. I, и "Москвитянин" 1841 г. т. III. Кроме избранных сочинений Златоуста ("Маргарит Новый"; см. о нем "Славяно-русские рукоп." Ундольского, М., 1870), Курбский перевел диалог патр. Геннадия, Богословие, Диалектику и др. сочинения Дамаскина (см. статью А. Архангельского в "Журн. M. H. Пр." 1888, № 8), некоторые из сочинений Дионисия Ареопагита, Григория Богослова, Василия Великого, отрывки из Евсевия и проч. В одно из его писем к Грозному вставлены крупные отрывки из Цицерона ("Сказ." 205-9). Сам Курбский называет своим "возлюбленным учителем" Максима Грека; но последний был и стар, и удручен гонениями в то время, когда Курбский вступал в жизнь, и непосредственным его учеником Курбский не мог быть. Еще в 1525 г. к Максиму был очень близок Вас. Мих. Тучков (мать Курбского - урожд. Тучкова) который и оказал, вероятно, сильное влияние на Курбского. Подобно Максиму, Курбский относится с глубокой ненавистью к самодовольному невежеству, в то время сильно распространенному даже в высшем сословии московского государства. Нелюбовь к книгам, от которых будто бы "заходятся человецы, сиречь безумиют", Курбский считает зловредной ересью. Выше всего он ставит св. Писание и отцов церкви, как его толкователей; но он уважает и внешние или шляхетные науки - грамматику, риторику, диалектику, естественную философию (физику и пр.), нравонаказательную философию (этику) и круга небесного обращения (астрономию). Сам он учится урывками, но учится всю жизнь. Воеводой в Юрьеве он имеет при себе целую библиотечку; после бегства, "уже в сединах" ("Сказ.", 224), он тщится "латинскому языку приучатися того ради, иж бы могл преложити на свой язык, что еще не преложено" ("Сказ." 274). По убеждению Курбского, и государственные бедствия происходят от пренебрежения к учению, а государства, где словесное образование твердо поставлено, не только не гибнут, но расширяются и иноверных в христианство обращают (как испанцы - Новый Свет). Курбский разделяет с Максимом Греком его нелюбовь к "Осифлянам", к монахам, которые "стяжания почали любити"; они в его глазах "во истину всяких катов (палачей) горши". Он преследует апокрифы, обличает "болгарские басни" попа Еремея, "або паче бабския бредни", и особенно восстает на Никодимово евангелие, подлинности которого готовы были верить люди, начитанные в св. Писании. Обличая невежество современной ему Руси и охотно признавая, что в новом его отечестве наука более распространена и в большем почете, Курбский гордится чистотой веры своих природных сограждан, упрекает католиков за их нечестивые нововведения и шатания и умышленно не хочет отделять от них протестантов, хотя и осведомлен относительно биографии Лютера, междоусобий, возникших вследствие его проповеди и иконоборства протестантских сект. Доволен он также и чистотой языка славянского и противополагает его "польской барбарии". Он ясно видит опасность, угрожающую православным польской короны со стороны иезуитов, и остерегает от их козней самого Константина Острожского; именно для борьбы с ними он хотел бы наукою подготовить своих единоверцев. Курбский мрачно смотрит на свое время; это 8-я тысяча лет, "век звериный"; "аще и не родился еще антихрист, всяко уже на праге дверей широких и просмелых. Вообще ум Курбского скорей можно назвать крепким и основательным, нежели сильным и оригинальным (так он искренне верит, что при осаде Казани татарские старики и бабы чарами своими наводили "плювию", т. е. дождь, на войско русское; Сказ. 24), и в этом отношении его царственный противник значительно превосходит его. Не уступает Грозный Курбскому в знании Св. Писания, истории церкви первых веков и истории Византии, но менее его начитан в отцах церкви и несравненно менее опытен в умении ясно и литературно излагать свои мысли, да и "многая ярость и лютость" его немало мешают правильности его речи. По содержанию переписка Грозного с Курбским - драгоценный литературный памятник: нет другого случая, где миросозерцание передовых русских людей XVI века раскрывалось бы с большей откровенностью и свободой и где два незаурядных ума действовали бы с большим напряжением. В "Истории князя великого московского" (изложение событий от детства Грозного до 1578 г.), которую справедливо считают первым по времени памятником русской историографии со строго выдержанной тенденцией, Курбский является литератором еще в большей степени: все части его монографии строго обдуманы, изложение стройно и ясно (за исключением тех мест, где текст неисправен); он очень искусно пользуется фигурами восклицания и вопрошения, а в некоторых местах (напр. в изображении мук митрополита Филиппа) доходит до истинного пафоса. Но и в "Истории" Курбский не может возвыситься до определенного и оригинального миросозерцания; и здесь он является только подражателем хороших византийских образцов. То он восстает на великородных, а к битве ленивых, и доказывает, что царь должен искать доброго совета "не токмо у советников, но и у всенародных человек" (Сказ. 89), то обличает царя, что он "писарей" себе избирает "не от шляхетского роду", "но паче от поповичев или от простого всенародства" (Сказ. 43). Он постоянно уснащает рассказ свой ненужными красивыми словами, вставочными, не всегда идущими к делу и не метким сентенциями, сочиненными речами и молитвами и однообразными упреками по адресу исконного врага рода человеческого. Язык Курбского местами красив и даже силен, местами напыщен и тягуч и везде испещрен иностранными словами, очевидно - не по нужде, а ради большей литературности. В огромном количестве встречаются слова, взятые с незнакомого ему языка греческого, еще в большем - слова латинские, несколько меньшем - слова немецкие, сделавшиеся автору известными или в Ливонии, или через язык польский. Литература о Курбском чрезвычайно обширна: всякий, кто писал о Грозном, не мог миновать и Курбского; кроме того его история и его письма с одной стороны, переводы и полемика за православие - с другой, настолько крупные факты в истории русской умственной жизни, что ни один исследователь до-петровской письменности не имел возможности не высказать о них суждения; почти во всяком описании славянских рукописей русских книгохранилищ имеется материал для истории литературной деятельности Курбского. Мы назовем только главнейшие работы, не поименованные выше. "Сказания кн. Курбского" изданы Н. Устряловым в 1833, 1842 и 1868 гг., но и 3-е изд. далеко не может назваться критическим и не вмещает в себе всего того, что было известно даже и в1868 г. По поводу работы С. Горского: "Кн. А. М. Курбский" (Каз., 1858) см. статью Н. А. Попова, "О биограф. и уголовном элементе в истории" ("Атеней" 1858 г. ч. VIII, № 46). Ряд статей З. Оппокова ("Кн. А. М. Курбский") напечатан в "Киевск. Унив. Изв." за1872 г., №№ 6-8. Статья проф. М. Петровского (М. П - ского): "Кн. А..М. Курбский. Историко-библиографические заметки по поводу его Сказаний" напеч. в "Уч. Зап. Казанского Унив." за 1873 г. См. еще "Разыскания о жизни кн. Курбского на Волыни", сообщ. Л. Мацеевич ("Древ. и Нов. Россия" 1880, I); "Кн. Курбский на Волыни" Юл. Бартошевича ("Ист. Вестник" VI). В 1889 г. в Киеве вышла обстоятельная работа А. Н. Ясинского: "Сочинения кн. Курбского, как исторический материал".

А. Кирпичников.

Энциклопедия Брокгауз-Ефрон

Курбский Андрей Михайлович (рожд. 1528 г. - смерть 1583 г.), русский политический и военный деятель, писатель-публицист, меценат. Из рода именитых ярославских князей, получивших фамилию от главного села своего удела — Курбы на реке Курбице. Он был блестящее образован (изучал грамматику, риторику, астрономию и философию); на формирование мировоззрения князя большое влияние оказал Максим Грек.

Отец Михаил Михайлович Курбский, князь и воевода на службе у московских князей. По материнской линии Андрей приходился родственником царице Анастасии. В 1540-50-х гг. входил в круг самых близких царю лиц. Был на высших административных и военных должностях, входил в Избранную раду, принимал участие в Казанских походах 1545-52 гг.

Из за военных неудач в Ливонии государь в 1561 г. поставил во главе русского войска в Прибалтике Курбского, который в скором времени смог одержать над рыцарями и поляками ряд побед, после чего был воеводой в Юрьеве (Дерпте). Остерегаясь опалы после падения правительства А.Ф. Адашева, с которым был близок, князь 30 апреля 1564 г. бежал из Юрьева в Литву; король Польши пожаловал Андрею Михайловичу несколько имений в Литве (в том числе г. Ковель) и на Волыни, воевода был включен в число членов королевской рады. 1564 год — возглавил одну из польских армий в войне против России.

Начало военной карьеры

О его детстве мало что известно, да и дата когда он родился осталась бы неизвестной, если бы он сам не упомянул в одном из своих сочинений, что родился в октябре 1528 г.

Имя Андрей Курбский впервые упоминается в связи с походом на Казань в 1549 г. Было ему в ту пору без малого 21 год, и находился он в чине стольника царя Ивана IV Васильевича. Как видно, он к тому времени успел прославиться ратными подвигами, если государь уже в следующем 1550 г. назначил его воеводой в Пронск для охранения юго-восточных пределов Руси. В скором времени Курбский получил от царя земли в окрестностях Москвы. Вероятно, что даны они были ему за заслуги, но также возможно, что получены они были за обязательство являться с отрядом воинов для похода против врагов по первому призыву. И с того времени князь Курбский был неоднократно прославлен на полях сражений.

Взятие Казани

Еще со времен великого князя казанские татары часто совершали опустошительные набеги на русские земли. Хотя Казань и находилась в зависимости от Москвы, но зависимость эта была довольно непрочной. Так и в 1552 г. русские войска вновь были собраны для решающего сражения с казанцами. Вместе с этим на южные русские земли пришли и войска крымского хана, которые дошли до Тулы и осадили город.

Государь остался с главными силами под Коломной, а на выручку Тулы отправил 15-ти тысячное войско под началом Курбского и Щенятева. Русское войско появилось перед ханом неожиданно и заставило его поспешно отойти в степь. Однако под Тулой оставался еще большой отряд крымцев, грабивший окрестности города, не зная, что хан увел главные силы. Князь решил атаковать этот отряд, хотя имел вдвое меньшее войско. Сражение продолжалось «полдве годины» (полтора часа) и закончилось полной победой Андрея Курбского. Половина 30-ти тысячного отряда крымцев пала в битве, другие были пленены или погибли во время преследования или переправе через реку Шиворонь.

Кроме пленных русские захватили много военных трофеев. Сам князь храбро сражался в первых рядах воинов и в ходе сражения был несколько раз ранен – «ему изсекли голову, плеча и руки». Однако, несмотря на ранения, спустя 8 дней он уже был в строю и выступил в поход. Двигался он к Казани через рязанские земли и Мещеру, ведя войска по лесам, болотам и «дикому полю», прикрывая главные силы от нападения степняков.

Под Казанью Курбский вместе с Щенятевым возглавили полк Правой руки, находившийся на лугу за рекой Казанкой. Располагаясь на открытом месте, полк сильно пострадал от стрельбы из осажденного города, ко всему ему доводилось отражать нападения черемис с тыла. При штурме Казани 2 сентября 1552 г. Андрею Михайловичу поручалось «охранять» Елбугины ворота, чтобы не дать возможности осажденным уйти из города, куда уже ворвались ратники Большого полка. Все попытки казанцев пройти через ворота были князем отражены, только 5 тыс. удалось выйти из крепости и начать переправляться через реку. Курбский с частью своих воинов бросился за ними и несколько раз отважно врубался в ряды противника, пока тяжелое ранение не заставило его покинуть поле боя.

Спустя 2 года он вновь был в казанской земле, отправленный туда для усмирения мятежа. Поход этот был довольно трудным, доводилось вести войска без дорог и воевать в лесах, но с задачей князь смог справиться, вернувшись в Москву победителем татар и черемис. За сей ратный подвиг государь пожаловал его чином боярина. После чего Андрей Курбский становится одним из ближайших к царю Ивану Васильевичу людей. Он сблизился с партией реформаторов – Сильвестра и Адашева, и вошел в Избранную раду – правительство царских «советников, мужей разумных и совершенных».

1556 год — князь одержал новую победу в походе против черемис. По возвращению он был назначен воеводой полка Левой руки, стоящего в Калуге для охраны южных рубежей от крымских татар. Потом вместе с Щенятевым Андрей Михайлович был отправлен в Каширу, где принял под начало полк Правой руки.

Ливонская война

Начавшаяся война с Ливонией снова привела князя на поле брани. Вначале войны он возглавлял Сторожевой полк, а потом, командуя Передовым полком, он принимал участие во взятии Нейгауза и Юрьева (Дерпта). Возвратившись в Москву в марте 1559 г., воевода был направлен на защиту южных границ от крымских татар. Однако в скором времени начались неудачи в Ливонии, и царь вновь вызвал Андрея Курбского и назначил его начальствовать над всеми войсками, сражавшимися в Ливонии.

Новый командующий действовал решительно. Он не стал ждать подхода всех русских дружин и первым напал на ливонский отряд под Вейсенштейном (Пайде), одержав победу. Потом он принял решение дать бой основным силам неприятеля, которыми командовал сам магистр Ливонского ордена. Обойдя главные силы ливонцев по болотам, князь не стал ждать. И как написал сам Курбский, ливонцы «яко гордые стояли на широком поле от тех блат (болот), ждущие нас к сражению». И хотя была ночь, русское войско завязало перестрелку с противником, которая переросла в скором времени в рукопашную схватку. Победа вновь была на стороне князя.

Дав войску 10-ти дневную передышку, полководец повел войска дальше. Подойдя к Феллину и спалив предместья, русское войско осадило город. В этой битве в плен был взят ландмаршал ордена Филипп Шаль фон Белль, спешивший на помощь осажденным. Ценный пленник был отправлен в Москву, и с ним Курбский передал письмо государю, в котором просил не казнить ландмаршала, потому что он «муж не токмо мужественный и храбрый, но и словества полон, и остр разум, и добро память имуща». Эти слова характеризуют благородство князя, который умел не только хорошо сражаться, но и с уважением относился к достойному противнику. Хотя, ландмаршалу ордена заступничество князя не смогло помочь. По приказу царя он все-же был казнен. Да что говорить о командующем неприятельскими войсками, когда к тому времени правительство Сильвестра и Адашева пало, и государь казнил одного за другим своих советников, сподвижников и друзей без какого либо основания.

1) Сигизмунд II Август; 2) Стефан Баторий

Поражение

Взяв за три недели Феллин, князь двинулся вначале на Витебск, где сжег посад, а потом к Невелю, под которым потерпел поражение. Он понимал, что, пока победы были с ним, государь не подвергнет его опале, однако поражения могут быстро привести его на плаху, хотя, кроме сочувствия опальным, никакой другой вины за ним не было.

Бегство

После неудачи под Невелем Андрей Курбский был назначен воеводой в Юрьев (Дерпт). Царь не упрекает своего полководца за поражение, не ставит ему в вину измену. Не мог князь опасаться ответственности за безуспешную попытку взятия города Гельмета: если бы это было столь важно, государь поставил бы его в вину Курбскому в своем письме. Но князь чувствует, что тучи сгущаются над его головой. Раньше его на службу звал король Польши Сигизмунд-Август, обещая хороший прием и безбедную жизнь. Теперь Андрей Михайлович всерьез задумался над его предложением, и 30 апреля 1564 г. он тайно бежал в город Вольмар. Вместе с ним ушли к Сигизмунду-Августу приверженцы и слуги Курбского. Польский король принял их очень благожелательно, наградил князя поместьями в пожизненное владение, а спустя год утвердил за ними право наследственной собственности.

По некоторым данным (?) уже в январе 1563 года князь установил изменнические связи с литовской разведкой. Возможно была передача Курбским сведений о передвижении русский войск, что поспособствовало поражению русского войска в сражении 25 января 1564 года под Улой?

Узнав о бегстве Андрея Курбского, Иван Грозный обрушил свой гнев на его родственников, оставшихся в России. Тяжелая участь постигла близких князя, и как он сам писал впоследствии «матерь ми и жену и отрочка единого сына моего, в заточении затворенных, троскою поморил, братию мою, единоколенных княжат Ярославских, различными смертьми поморил, имения мои и их разграбил». Для оправдания государевых действий относительно его родственников, князь был обвинен в измене царю, в желании лично править в Ярославле и в заговоре с целью отравления жены царя Анастасии. (Разумеется, что два последних обвинения были надуманны.)

1) Иван IV Грозный; 2) Иван Грозный слушает письмо от Андрея Курбского

На службе у польского короля

На службе у короля Польши князь быстро начал занимать высокие посты. Спустя полгода он уже воевал против России. С литовцами он ходил к Великим Лукам, защищал Волынь от татар, а в 1576 г., командуя большим отрядом в составе войск , сражался с московскими полками под Полоцком.

Жизнь в Речи Посполитой

Жил князь в основном в Миляновичах, находящихся в 20-ти верстах от Ковеля, управляя землями через доверенных лиц из числа людей, прибывших с ним в Польшу. Он не только воевал, но и отдавал много времени научным занятиям, постигая труды по богословию, астрономии, философии и математике, изучая латинский и греческий языки. В историю русской публицистики вошла переписка беглого князя Андрея Михайловича Курбского с царем Иваном Грозным.

Первое письмо государю от князя в 1564 г. доставил верный слуга Курбского Василий Шибанов, которого в России подвергли пыткам и казнили. В посланиях Курбский возмущался несправедливыми гонениями и казнями людей, служивших государю верой и правдой. В ответных посланиях Иван IV отстаивает свое неограниченное право по своему разумению казнить или миловать любого подданного. Закончилась переписка в 1579 г. И переписка, и памфлет «История о великом князе Московском», и другие произведения князя, написанные хорошим литературным языком, содержат много ценных сведений о времени .

Живя в Польше, Андрей Курбский был два раза женат. При содействии самого короля Сигизмунда Августа князь в 1571 г. женился на богатой вдове Марии Юрьевне Козинской, урожденной княжне Гольшанской. Брак этот был недолгим и закончился разводом.

1579 год, апрель — князь снова женился на небогатой волынской дворянке Александре Петровне Семашко, дочери старосты кременецкого Петра Семашко. От этого брака у Андрея Михайловича родились дочь и сын.

Церковь Святой Троицы в селе Вербки, где была помещена гробница Андрея Курбского (гравюра 1848 г.)

Последние годы. Смерть

До последних дней князь был ярым приверженцем православия и всего русского. Суровый и гордый нрав Курбского «помог» ему нажить много врагов из числа литовско-польских вельмож. Князь часто ссорился с соседями, воевал с панами, захватывая их земли, а посланцев короля бранил «непотребными московскими словами».

1581 год — Курбский вновь принял участие в военном походе Стефана Батория против Москвы. Однако, дойдя до границ России, он сильно заболел и вынужден был вернуться. 1583 год — Андрей Михайлович Курбский скончался и был похоронен в монастыре близ Ковеля.

После смерти

Вскорости скончался и его авторитетный душеприказчик, воевода киевский и православный князь Константин Константинович Острожский, польско-шляхетское правительство, под различными предлогами, начало отбирать владения у вдовы и сына Курбского и, в конце концов, отняло и город Ковель. Дмитрий Курбский позднее сможет вернуть часть отобранного, перейдет в католичество и будет служить королевским старостой в Упите.

Мнения о князе Курбском

Оценка личности Курбского, как политического деятеля и человека, весьма противоречива. Одни говорят о нем как о узком консерваторе, человеке ограниченном, с высоким самомнением, стороннике боярской крамолы и противнике единодержавия. Бегство к польскому королю объясняют выгодным расчетом. Согласно убеждениям других, князь личность умная и образованная, честный и искренний человек, всегда стоявший на стороне добра и справедливости.

В XVII столетии правнуки Курбского возвратились в Россию.

Фигура князя Курбского в отечественной историографии является символической. В нем видят не просто выдающегося полководца и крупного государственного деятеля, но идеолога свободолюбивых взглядов и принципов, отважившегося бросить открытый вызов царю-тирану. Его послания Грозному именуются "первым дошедшим до нас документом русского диссидентства и эмигрантской прозы" 1 . При описании правления Ивана IV Курбский нередко выглядит антиподом государю-кровопийце. Иными словами, имеет место определенная политическая канонизация беглого князя.

Между тем, несмотря на столь важное место, отводимое Курбскому среди государственных деятелей русского средневековья, его биография изучена слабо. Основные работы о нем, имеющие главным образом публицистический характер, вышли еще в прошлом веке и ныне устарели. Исключением является лишь не потерявший своего научного значения сборник документов Н. Иванишева о литовском периоде жизни князя 2 .

В новейшей отечественной историографии новые факты из его биографии найдены И. И. Смирновым, А. А. Зиминым, Р. Г. Скрынниковым 3 . Наиболее полно его жизненный путь описан (исключая литовский период) в диссертации Ю. Д. Рыкова 4 . Много внимания уделено литературному творчеству Курбского и особенностям его сочинений как исторического источника 5 .

В зарубежной историографии значительное место занимает изучение литературного творчества Курбского, изданы с комментариями его сочинения. Особо выделяется единственное фундаментальное биографическое исследование И. Ауэрбах, в котором она подробно освещает московский и литовский периоды жизни боярина, его связи, окружение 6 . Этой же проблематике посвящены статьи О. П. Бакуса, вводящие в оборот неизвестные архивные документы, X. Котарского и X. Русса 7 .

Дата рождения князя устанавливается лишь на основе его собственных слов. В автобиографической части "Истории о великом князе Московском" он утверждает, что во время "Казанского взятия" 1552 г. ему было 24 года. Следовательно, он родился в 1528 году 8 . Первое упоминание Курбского в служебных разрядах относится к 1547 году. Он указан вторым в чиновном списке свадебного поезда князя Юрия Васильевича. В. Д. Назаров относит появление этого списка к сентябрю - октябрю 1547г., следовательно, это и можно считать датой начала служебной карьеры Курбского 9 .

Филюшкин Александр Ильич - кандидат исторических наук, преподаватель. Воронежский университет.

Его должностной рост был медленным: второе упоминание относится лишь к 1550 году. В Тысячной книге он назван сыном боярским 1-й статьи по Ярославлю (вместе с И. М. Троекуровым, причем Курбский стоит в списке на втором месте). Первый известный нам чин Курбского - "стольник в есаулах". Им он был в царской свите при походе на Казань в 1550 году. В том же году, ближе к августу, князь оказался воеводой в Пронске. После этого в мае 1551 г. Курбский - второй воевода полка правой руки, стоявшего у Николы Заразского при традиционной росписи войск по окским рубежам (он был в подчинении боярина П. М. Щенятева) 10 .

С осеннего Дмитриева дня 1551 г. (26 октября) Курбский служил "по ногайским вестям" в Рязани, вторым воеводой под командованием М. И. Воротынского, а с июня 1552г. - вторым воеводой полка правой руки под Каширой при обороне южных границ (первым был боярин П. М. Щенятев). Получив известия от тульского воеводы Г. И. Темкина-Ростовского о набеге на Тулу крымских и ногайских татар под началом Девлет-Гирея, Щенятев и Курбский выступили со своим полком от Каширы к Туле. В этом походе князь был ранен в голову, руки и ноги. Около 15 июня (но, возможно, и в декабре 1553 г. - датировка спорна) у него возник местнический спор с Д. И. Плещеевым 11 .

В 1552г. Курбский участвовал в "Казанском взятии", о чем позже вспоминал как о наиболее ярком и героическом эпизоде своей биографии. В "Истории о великом князе Московском" он подробно описал свой путь вместе с 13-тысячным войском через Рязанскую и Мещерскую земли, Мордовские леса "исходом на великое дикое поле". При осаде столицы Казанского ханства полк правой руки Щенятева и Курбского, состоявший из 12 тыс. конницы и 6 тыс. пеших стрельцов и казаков, располагался на лугу от р. Казанки до моста на Галицкую дорогу. С 29 августа они ставили осадные укрепления ("туры"). Именно этот полк принял на себя удар татарского войска, пытавшегося прорваться из осажденного города к спасительному лесу.

При прорыве Курбский преследовал казанцев: "Выеде из города и всед на конь и гна по них, и приехав в всех в них, они же его с коня збив и его секоша множество и преидоша по нем замертво многие, но Божиим милосердием последи оздравел". Князь получил много ран, был вынесен из боя без памяти двумя верными слугами и двумя царскими воинами. В своем спасении (благодаря крепким доспехам) он видел божий знак: "Паче же благодать Христа моего так благоволила, иже ангелом своим заповедал сохранити мя недостойнаго во всех путех" 12 .

Возможно, доблесть Курбского во время "Казанского взятия" оценил царь, и его приблизили ко двору. По словам самого князя, в мае - июне 1553г. он сопровождал Ивана IV во время "Кирилловского езда" (богомольная поездка Грозного по святым обителям с семьей - царицей Анастасией и новорожденным царевичем Дмитрием). Князь утверждал, что именно он вместе с И. Ф. Мстиславским и А. Ф. Адашевым передали царю пророчество старца Максима Грека, что Дмитрий умрет, если государь продолжит поездку. Иван IV не послушался, и Дмитрий погиб из-за небрежности няньки в водах Шексны. Грозный же, вопреки благим советам бояр и их противодействию, поехал в Песношский Яхромский монастырь к "злобесному" Вассиану Топоркову. У него он получил совет: "Не держи собе советника ни единаго мудрейшаго себя", он-то и вдохновил царя на "облютение" и злодейства 13 . Рассказ Курбского уникален и не лишен черт самовозвеличения как "государева первосоветника" и хранителя благочестия. Ни подтвердить, ни опровергнуть его нечем.

Вскоре воевода получил новую должность. В октябре 1553г., при выходе на Коломну по вестям о набеге ногаев Исмаил-мурзы, Ахтара-мурзы и Юсупа, он был первым воеводой полка левой руки. 6 декабря 1553г. первым воеводой сторожевого полка Курбский отправился на усмирение казанских татар арской и луговой стороны, "места воевать, которые где не прямят государю". Участие князя в покорении народов бывшего ханства длилось несколько лет. 8 сентября 1555г. он вновь был послан в Казань первым воеводой вместе с Ф. И. Троекуровым усмирять луговую черемису 14 .

В первый раз по возвращении Курбского с окраины Российского государства в июне 1556г. источники упоминают его с боярским чином. Во время выхода к Серпухову он состоял в свите государя - на последнем, десятом месте; при этом он вел местнический спор со вторым воеводой сторожевого полка окольничим Д. И. Плещеевым 15 . Однако вхождение в состав Боярской думы мало сказалось на карьере Курбского. В осенней росписи 1556г. по полкам на южных рубежах он вновь был назначен 1-м воеводой полка левой руки. Весной 1557 г. при аналогичной росписи князь занимает знакомую нам должность 2-го воеводы полка правой руки под командованием Щенятева 16 .

Продвижение молодого боярина ускорилось с началом Ливонской войны. В январском 1558г. походе на Ливонию Курбский и П. П. Головин возглавляли сторожевой полк. Боевые действия продолжались всю весну и лето, в их ходе Курбский вместе с Д. Ф. Адашевым командовал уже передовым полком. После падения Сыренска (июнь) П. И. Шуйский и Курбский должны были "промышляти над ыными немецкими городы". 30 июня пал Новгородок. Его осада длилась три недели, "и билися немцы добре жестоко и сидели насмерть". 6 июля воеводы доложили о своих успехах царю, и к ним с наградами - государевым жалованьем и золотыми - был послан И.

Заболоцкий. Под Юрьевом их полки разбили дерптского епископа и "гоняли по самый посад Юрьевской", захватили много пленных и трофеев 17 .

Исторически достоверные современные изображения Курбского не существуют.

Во второй половине 1558 г. Курбский был отозван с Ливонского фронта. Вместе с Ф. И. Троекуровым и Г. П. Звенигородским он был воеводой в Туле "по царевичевым вестем, как поворотил от Мечи", то есть с 21 декабря, а с 11 марта 1560 г. нес службу в качестве 2-го воеводы полка правой руки на южной границе 18 .

Весной 1560г. Курбский вновь на Ливонской войне. Во главе большого полка князь ходил "из Юрьева войною в немцы". С мая 1560 г. в боях под Феллином он являлся 1-м воеводой передового полка. 30 августа город пал. Воеводы были из-под него "отпущены в войну" на другую территорию Ордена. В автобиографии Курбский рисует свою исключительную роль при взятии Феллина: Грозный послал его под город в качестве "последней надежды": "Введе мя царь в ложницу свою и глагола мне словесами, милосердием разстворенными и зело любовными... [вынужден] тебя, любимаго моего, послати, да охрабрится паки воинство мое" 19 . Курбский здесь преувеличивает свою роль, в Ливонии он был одним из видных воевод, но все же не самым главным.

В 1562г. на Великих Луках годовали воеводы П. В. Морозов, В. Д. Данилов, царевич Симеон Касаевич, а с ними государевы бояре: И. И. Турунтай-Пронский и Курбский. Последний вместе с Троекуровым ходил "в войну" и вновь был ранен. Их отряд сжег посады и окрестности Витебска и Сурожа 20 . В августе 1562 г. состоялась неудачная для Курбского битва с литовцами под Невелем. В западных хрониках масштаб поражения русских войск сильно преувеличен. Согласно М. Бельскому, коронный гетман Ф. Зебржидовский послал из Озерищ капитана С. Лесневельского с 1500 солдат и 10 полевыми орудями. Отряд под Невелем столкнулся с превосходящими российскими силами под командованием Курбского. Князь похвалялся, что одними нагайками загонит неприятеля в Москву, но был разбит. Русские потеряли убитыми 3 тыс. - по М. Стрыйковскому; по другим данным - 7 - 8 тыс. (М. Бельский), 15 тыс. (А. Гваньини), поляков же погибло якобы 15 человек. Согласно польским источникам, именно боязнь наказания за столь позорное поражение и вызвала бегство Курбского из России. Однако А. Н. Ясинский обратил внимание на сообщение Псковской I летописи. В ней о сражении говорится лишь то, что "с обеих сторон потернулися и языков наши взяли у них". Таким образом, сокрушительного поражения полк Курбского не понес, но не смог разгромить меньшие силы противника. Описание битвы в польских источниках откровенно хвастливо и грешит многими неточностями: их авторы путаются даже в именах воевод, приписывая эту победу, кроме Лесневельского, С. Замойскому, Сенявскому, Зборовскому и Потоцкому 21 . Подобные свидетельства о разгроме Курбского под Невелем не заслуживают полного доверия.

В 1563 г. Курбский принял участие в Полоцком взятии. Он был третьим воеводой сторожевого полка (вместе с царевичем Ибаком, Щенятевым, И. М. Воронцовым). В феврале он поставил осадные укрепления ("туры") против острога до р. Полоты и у р. Двины соединился с полком В. С. Серебряного. Целью ночной постройки укреплений было устрашение осажденных перед началом переговоров об их сдаче. Но переговоры не дали результата, и в дальнейшем отряду Курбского пришлось оборонять "туры" от вылазок литовцев 22 .

Из Полоцкого похода Курбский возвращался в войске Ивана IV. После остановки в Великих Луках он был назначен с 3 апреля 1563г. 1-м воеводой в Юрьев Ливонский (под его началом оказались М. Ф. Прозоровский, А. Д. Дашков, М. А. Карпов, Г. П. Сабуров) 23 . В этой должности он и пребывал до бегства 30 апреля 1564 года.

Как видно, жизнь Курбского протекала в боях и походах, в "дальноконных градах", по его выражению. Он повоевал фактически на всех трех главных фронтах того времени: казанском, крымском и ливонском. В то же время, не приходится говорить о какой-то выдающейся роли его как полководца и командира. Лишь однажды он командовал, как первый воевода, большим полком (1560 г.), в основном же возглавлял сторожевой, передовой полки, полк левой руки или был вторым воеводой полка правой руки - должности отнюдь не ведущие в воинской иерархии. Нет оснований сомневаться в личной храбрости князя и его боевом опыте, но порой встречающееся в историографии мнение о Курбском как выдающемся и ведущем российском воеводе 1550-х - 60-х годов не подтверждается фактами. Оно основано на заявлениях самого князя, его восхвалении собственных полководческих талантов.

Помимо чисто военной деятельности единственный известный факт участия князя во внутриполитических делах - упоминания о проведении им смотров детей боярских, их поместных верстаний и определении земельного оклада. В Боярской книге 1556г. Курбский упомянут как руководитель дворянского смотра в Муроме в 1555 - 1556 годах. И. И. Смирновым обнаружен в архиве ряд грамот, выданных от имени Курбского. Они удостоверяли "добрую" службу дворян и использовались на смотрах. Об участии боярина в проведении поместного верстания упомянуто также в писцовой выписи от 7 сентября 1560 года 24 .

Проведение воинских и верстальных смотров считалось обычной обязанностью воевод и не свидетельствует о значительной роли Курбского в управлении государством и тем более в проведении курса реформ "Избранной Рады"; как показал Д. Н. Альшиц, нет никаких оснований причислять Курбского к ее членам ". Вопреки распространенной точке зрения, не был князь и приближенным государя и тем более членом Ближней думы. Он один раз упоминается в свите царя (1556 г.), да и то на последнем месте. Нет ни одного свидетельства о его участии в заседаниях Боярской думы; его подпись отсутствует на документах по разработке реформ 1550-х годов и законодательных актов того времени. Мнение о весомой роли Курбского во внутриполитической жизни России 1550-х - начала 1560-х годов основано, как и в предыдущем случае, лишь на его собственных заявлениях. До 1563 - 1564гг. Курбский ничем существенным не выделялся среди других бояр и воевод. Но в 1564 году, 30 апреля, он совершил поступок исключительный: князь бежал в Литву, а позже, в эмиграции, создал ряд обличительных сочинений, направленных на дискредитацию его былого господина - Ивана Грозного.

Оценка поступков Курбского в историографии неоднозначна. Одни, вместе с Н. М. Карамзиным, С. М. Соловьевым, Н. Г. Устряловым, В. О. Ключевским, А. А. Зиминым, В. Б. Кобриным и др., признают вынужденность данного поступка и оправдывают изменника 26 . Другие же указывают на факты, свидетельствующие об очевидном предательстве (С. Горский, Н. Иванишев, А. Н. Ясинский, С. В. Бахрушин, Р. Г. Скрынников, С. О. Шмидт и др.) 27 .

Вплоть до 1562г. карьера боярина абсолютно безоблачна, а в апреле 1563 г. он был назначен воеводой в Юрьев Ливонский. Этот факт его биографии оценивается по-разному. Кобрин, Скрынников считают, что данное назначение было проявлением опалы, судя по аналогии с Адашевым, тоже в свое время сосланным в Юрьев. Однако Ясинский обращает внимание на возражение, высказанное царем в его первом послании Курбскому. Иван IV утверждал, что если б Курбский подвергся опале, то он "в таком бы еси в далеком граде нашем (Юрьеве. - А. Ф.) не был, и утекание было тебе сотворити невозможно, коли бы мы тебе в том не верили. И мы, тебе веря, в ту свою вотчину послали". Ясинский подчеркивает, что, являясь юрьевским наместником, Курбский фактически оказывался наместником всей завоеванной территории Ливонии с достаточно широкими полномочиями (вплоть до права ведения переговоров со Швецией) 28 . Назначение на такую должность вряд ли можно расценивать как проявление опалы.

Есть, однако, и свидетельства того, что князь чувствовал себя на новом месте неуютно. Скрынников указывает, что уже через несколько месяцев по прибытии в Юрьев Курбский обратился с письмом к монахам Псково-Печерского монастыря: "И многажды много челом бью, - писал он, - помолитес обо мне окаянном, понеже паки напасти и беды от Вавилона на нас кипети многи начинают". За аллегорическим образом Вавилона, по словам ученого, скрывалась царская власть, от нее боярин ждал напасти и беды 29 .

Имелись ли основания для подобных ожиданий? Видимо, да. У князя, пытавшегося изобразить себя безвинно пострадавшим, рыльце было в пуху. Установлено, что уже в январе 1563г. Курбский завязал изменнические связи с литовской разведкой. 13 января 1563 г. Сигизмунд II в письме Раде Великого княжества Литовского благодарил витебского воеводу Н. Ю. Радзивилла "за старания в отношении Курбского" и дозволял переслать его послание Курбскому или Мстиславскому. В письме говорится о некоем "начинании" князя-изменника. По заключению Скрынникова, речь идет о передаче им сведений о передвижении русской армии, что способствовало поражению русских войск в сражении 25 января 1564 г. под Улой 30 .

Как указывает Иванишев, незадолго до бегства, в начале 1564г., Курбский получил из Литвы два письма (от Сигизмунда II и от Радзивилла и Е. Воловича), гарантирующих беглецу поддержку, теплый прием и награду. В привилее Сигизмунда на Ковельское имение сказано, что боярин выехал "з волею и ведомостью нашою господарскою и за кглейты (опасные грамоты. - А. Ф.) нашим службам в подданство наше господарское приехал". В завещании от 24 апреля 1583 г. Курбский утверждал, что в 1564г. ему было обещано за эмиграцию богатое содержание 31 .

По Скрынникову, кроме предательских сношений с литовцами, "измена Курбского... заключалась в том, что он, состоя в родстве с удельным князем Владимиром Андреевичем Старицким, обсуждал вместе с другими членами Боярской думы проект низложения Ивана IV и передачи трона князю Владимиру". Думается, роль Курбского в заговорах, связанных с фигурой Старицкого, Скрынниковым преувеличена. Она основана на поздних тенденциозных обвинениях, возведенных царем на беглого боярина в письмах и наказах послам. Независимыми источниками факт связи Курбского со сторонниками Владимира Андреевича не подтверждается, князь же в своем третьем послании его отрицал: "Воистину, о сем и не мыслих, понеже и не был достоин того" 32 . Таким образом, утверждение Курбского о внезапности его бегства из России из-за опасения несправедливых гонений является ложным. Он бежал, опасаясь раскрытия своих изменнических связей с литовцами, но перед этим позаботился о гарантиях оплаты своего предательства. Скрынников обратил внимание на опубликованное Г. З. Кунцевичем свидетельство Литовской метрики о выезде князя. Когда последний пересек границу, обнаружилось, что он обладает огромной суммой денег: 300 золотых, 30 дукатов, 500 немецких талеров и 44(!) московских рубля. Происхождение этих денег неизвестно, но показательно, что они практически все в "иностранной валюте", что позволяет предположить: за измену боярин получил не только земельные, но и денежные пожалования 33 .

Устрялов приводил следующую легенду об обстоятельствах побега: "В та же лета (1564г. - А. Ф.) во граде Юрьеве Ливонском быша воеводы князь Андрей Михайлович Курбский да зять его Михаиле Федорович Прозоровский. Князь же Андрей, уведав на себя царский гнев и не дождався присылки по себя, убояся ярости цареви. Помянув же прежния свои службы и ожесточися. Рече же супружнице своей сице: "Чесо ты, жено! Хочеши: пред собою ли мертвым мя видети, или за очи жива мя слышати!" Она же к нему рече: "Яко не точию тя мертва хощу видети, но ниже слышати о смерти твоей, господина моего, желаю!" Князь же Андрей прослезився, и, целова ю и сына своего деятолетна суща, и прощение сотворив с ними, и чрез стену града Юрьева, в нем же бысть воеводою, прелезе; ключи же врат градных поверже в кладезь. Некто же верный раб его, именем Васька, по реклому Шибанов, приготовя князю своему кони оседланы вне града, и на них седоша, и к литовскому рубежу отъехаша и в Литву приидоша" 34 .

Однако обстоятельства бегства были не столь романтическими. Курбский выехал 30 апреля 1564г. с тремя лошадьми и 12 сумами добра. По Ниенштедту, он бросил беременную жену. Путь князя лежал через замок Гельмет, где он должен был взять проводника до Вольмара; там его ждали посланцы Сигизмунда. Но гельметцы арестовали изменника, ограбили его и как пленника повезли в замок Армус. Там местные дворяне отняли у него лисью шапку, отобрали лошадей. В Вольмар Курбский прибыл ограбленный до нитки. Позже Курбский судился с обидчиками, но вернул лишь некоторую часть похищенного. В эмиграции он особо жалел об оставленных в России дорогих доспехах и библиотеке. Литовский воевода А. Полубенский предлагал выменять их на русских пленных, но ему отказали 35 .

Позже Курбский связывал свое бегство с угрозой гонений и репрессий: "Изгнанну ми бывшу без правды от земли Божий и в странстве пребывающу... И мне же нещасливому что въздал? Матерь ми, и жену, и отрочка единаго сына моего, в заточению затворенных, троскою (горестью [польск.]. - А. Ф.) поморил; братию мою единоколенных княжат Ярославских, различными смертьми поморил, служащих ему верне, имения мои и их разграбил, и над то все горчайшего: от любимаго отечества изгнал, от другов прелюбезных разлучил!" (Предисловие к "Новому Маргариту") 36 . Однако описанные князем гонения имели место после его бегства и были во многом им же и спровоцированы. То, что Курбский во всех своих произведениях стремился оправдать эту измену и подвести под нее высокоморальные основания, показывает, насколько этот вопрос мучил его совесть.

Беглый боярин, видимо, ненапрасно боялся опалы. Иван IV отмечал, что князь изменил "единаго ради малаго слова гневна", значит, оно все же прозвучало. В наказе послам в Литву 1565г. Грозный велел говорить: "Учал государю нашему Курбский делати изменные дела, и государь был хотел его наказати, и он, узнав свои изменные дела, и государю нашему изменил". В беседе с литовским послом Ф. Воропаем Грозный клялся "царским словом", что он не собирался казнить боярина, а хотел лишь убавить ему почестей и отобрать у него "места" (вотчины? должности? - А. Ф.) 37 . Позже в своих письмах и наказах послам царь разрисовал "измены" Курбского. Однако это сделано задним числом, в 1564г. если что-то князю и грозило, то лишь "малое слово гневно".

За свою измену, помимо денег, Курбский получил земельные пожалования. 4 июля 1564 г. он получил грамоту на владение Ковельским имением (вотчиной князей Любартовичей-Сангушков). Речь шла не о полной собственности, он получил имение в так называемую "крулевщину". Оно принадлежало короне и давалось по личному распоряжению короля во временное владение за особые заслуги, на условиях несения военной службы. Таким образом, по выражению Ю. Бартошевича, князь в Литве стал "только заурядным арендатором" 38 .

Во владении Курбского в составе Ковельского имения находились замки в Ковеле и в местечке Вижве, дворец в Милановичах и 28 деревень. Все это было разделено на три волости: Ковельскую, Вижовскую и Миляновичскую. Кроме того, Курбский получил должность старосты Кревского в Виленском воеводстве и мог участвовать в заседаниях сейма. Позже владения князя расширились: 23 ноября 1568г. ему была пожалована Смедынская волость, а 27 июля 1568 г. - ленное право на 10 сел в Упитской волости 39 .

Полученные пожалования надо было отрабатывать, и Курбский повел войска на свою бывшую родину, которую в своих письмах Грозному трогательно называл "землей божией". Уже в сентябре 1564 г. князь командовал передовым полком в литовской армии, осадившей Полоцк (вместе с волынским воеводой, Луцким, Виленским и Брацлавским старостой Б. Ф. Корецким). Принимал он участие и в других походах на Россию. Скрынников приводит яркие свидетельства из архивных документов о поведении беглого боярина в одном из таких походов. Курбский окружил русский отряд, загнал его в болото и разгромил. Эта победа вскружила ему голову, и предатель стал просить у Сигизмунда 30-тысячную армию для похода на Москву. При этом он восклицал, что если ему не доверяют, то пусть прикуют цепями к телеге и приставят караул, который застрелит его в ту же секунду, когда литовцы усомнятся в его намерениях. На этой телеге Курбский готов был вести войска на Москву и добыть русскую столицу для польского короля 40 .

Курбский не осознавал (или не хотел признавать) свой невысокий статус в эмиграции. При бегстве он рассчитывал на определенные привилегии, понимая их в соответствии с воспитанием московского боярина, для которого близость к царю означала право на вседозволенность и произвол. Отсюда и его дикое, с точки зрения шляхтичей, поведение. Он присвоил себе титул князя Ковельского и стал самовольно раздавать своим слугам земельные пожалования (ковельский урядник Иван Калымет получил села Секунь и Сушки, а А. Барановский - с. Борки). "Москаль" быстро перессорился с соседями, учинял разбойные нападения на них с применением огнестрельного оружия. Новый владелец Ковеля чинил произвол и по отношению к подданным - в стиле своего былого господина, Ивана Грозного. Например, финансовые споры лета 1569 г. с ковельскими евреями он попытался решить просто и радикально: посадил несчастных во дворе своего замка в пруд с пиявками и держал их там до вмешательства властей. Королевскому приказу отпустить страдальцев Курбский подчинился крайне неохотно. Его слуга возражал королевским посланцам: "Разве пану не вольно наказывать подданных своих, не только тюрьмою или другим каким-либо наказанием, но даже смертью?" 41 . Из этого эпизода видно, что обличение произвола сильных мира сего для князя-эмигранта было лишь абстрактной теорией. На практике он исповедовал принципы своего идейного оппонента, Ивана Грозного: "Жаловать своих холопов вольны, и казнить вольны же".

Помимо ссор с соседями и конфликтов с властями, много неприятностей принесла Курбскому его женитьба в 1571 г. на княгине Марии Юрьевне Голшанской. Его русская семья, судя по всему, погибла в опричнину. Для Голшанской он был уже третьим мужем (первый - А. Я. Монголт, от которого остались дети Андрей и Ян, и второй - М. Т. Козинский, от него - дочь Варвара, бывшая замужем за Юрием Збаражским). Брак был выгоден беглому боярину: он породнился со знатными литовскими фамилиями: князьями Сангушками, Збаражскими, Соколинскими, Полубенскими, Сапегами, Монголтами и Воловинами. К его владениям присоединялись богатые земли Голшанской: имения Дубровины, Шешели, Крошты, Жирмоны, Орловкишки и Осмиговичи в нескольких поветах.

Однако новые родственники вовлекли Курбского в склоки и свары, царившие в их семействе. Мария враждовала со своей сестрой Анной. Дело доходило до вооруженных стычек между их дворовыми людьми. К 1578 г. в судебных документах накопилось более 200 выписок по их взаимным тяжбам. Кроме того, Мария передала новому мужу все свои земли, что вызвало вражду к нему со стороны Яна и Андрея. Супруги же явно "не сошлись характерами": Мария была женщиной волевой, решительной, очень религиозной (постоянно носила с собой церковные книги и ковчежец с мощами), тогда как Курбский пытался обращаться к ней, по образному выражению Опокова, согласно с московской пословицей: "Люби жену, как душу, но тряси, как грушу". Марию это раздражало, литовская княгиня не привыкла к подобным обычаям.

В 1577г. по указанию своей госпожи служанка Голшанской и ее брат похитили архив князя из его Дубровицкого имения. Мария передала его Андрею и Яну. При розыске по краже со взломом Курбский обнаружил мешочек с песком, волосами и другими "колдовскими" предметами. То, что княгиня насылала на него чары и ворожбу, произвело на князя удручающее впечатление. Он посадил ее под домашний арест в Ковельском замке, но оттуда она сумела передать весточку сыновьям, и Андрей Монголт с вооруженным отрядом начал громить имения Курбского. Мария пожаловалась в суд, что московит выбил из служанки Раины признание в краже, велев своему слуге изнасиловать ее в тюрьме.

Столь острый конфликт в 1578 г. завершился разводом. На предшествовавшем ему суде Курбскому пришлось отвечать, почему он жене чинил "бои, мордерство и окрутенство". Князь, в силу психологии московского боярина, своей вины не видел и недоуменно возражал, что всего-то "вежливенько стегал ее плеткой" 42 . Фактически ему пришлось откупиться от Голшанской, удовлетворив ряд ее финансовых претензий.

По законам Великого княжества Литовского, владелец Ковеля, несмотря на развод, не мог вступить в новый брак до смерти своей прежней супруги. Между тем в 1579г. он женился на Александре Семашке, дочери Кременецкого старосты. От нее Курбский имел двух детей: Марину (1580 г.) и Дмитрия (1582г.). Однако рождение наследников означало угрозу для прав на имение Марии Голшанской и ее детей. И тогда в 1582 г. она начала новый судебный процесс, объявив свой развод и новый брак Курбского незаконными. Суд грозил князю большими неприятностями. Он в ответ собрал свидетельства о том, что Мария изменяла ему со слугами, но это не давало оснований для оправдания его второго брака. К тому же владелец Ковеля был уже издерган постоянными судебными разбирательствами: в 1580г. - с королевским секретарем В. И. Борзобогатым-Красенским по поводу набора гайдуков для армии, в 1581 г. - с Я. К. Жабою-Осовецким, отказавшимся выполнять распоряжения Курбского и за это согнанным с его земель, в 1582 г. - со вдовой Н. Вороновецкой, обвинявшей Курбского в организации убийства ее мужа Петра. В 1582г. также была тяжба с крестьянами Смедынского имения, зимой 1583 г. - с И. Пятым Торокановым-Калиновским по ложному доносу. Курбский искал спасения в военной деятельности: на период его нахождения в действующей армии (например, в 1579 и 1581 гг.) по литовским законам все судебные дела против него приостанавливались. На суд о разводе он предпочел не являться, ссылаясь на болезнь.

Между 6 и 24 мая 1583г. Курбский, находясь в глубокой депрессии, умер в своем имении в Ковеле. Он был похоронен в Ковельском монастыре Святой Троицы в Вербке. Княгиня Александра Семашка сумела вступить во владение его имением, однако использовала доход с него исключительно для собственных увеселений. Она устраивала балы с жолнерами и проматывала нажитые мужем деньги. Это не осталось незамеченным властями, и с 1585 г. корона начинает отбирать у нее одну деревню за другой. В 1590 г. Ковельское имение было конфисковано и затем передано малогостскому кастеляну А. Фирлею, зятю Марии Голшанской. Но потомки Курбского освобождать его не спешили, и тогда 17 июня 1597 г. гайдуки Фирлея ворвались в Ковель, перебили слуг Семашки и выгнали княгиню в сопровождении уцелевшей дворни, ограбленной до нижней одежды 43 .

Судьба потомков Курбского оказалась связанной с Россией. В 1656г. в бою под Великими Луками русской армией был взят в плен его внук Каспар. Он был перекрещен под именем Кирилла и некоторое время служил царю Алексею Михайловичу, так как после взятия Полоцка и Витебска его имение оказалось на территории, отошедшей к России. После того, как по Андрусовскому перемирию (1667г.) Полоцк и Витебск вернули Речи Посполитой, Каспар-Кирилл вновь оказался на службе Польско-Литовского государства.

В 1684 г. Александр, младший сын Каспара-Кирилла, выехал в Россию, перешел в православие под именем Якова и, соблазнившись богатым жалованием, попросился в русское подданство. В награду за выезд и крещение он получил 50 рублей, лисий кафтан, персидские шелковые штаны и другую одежду, а в 1685 г. - 100 рублей на покупку и построение двора. (В дальнейшем он служил в чине стольника, о его потомстве ничего неизвестно.) В 1686 г., узнав об этих милостях, в Россию выехал на службу и его старший брат Александр. Видимо, в качестве фамильной черты у Курбских осталось стремление переменить родину на более выгодное место жительства. Как рок, преследовали Курбских (их фамилия стала писаться "Крупские") и семейные неприятности, мучившие в свое время и А. М. Курбского. В 1693 г. Яков убил свою жену и был за это сослан в Сибирь. Род в дальнейшем пресекся 44 .

Таким образом, последний, литовский период жизни Курбского представлял собой своеобразную хронику судебных разбирательств и семейных скандалов. Но именно в это время князь интенсивно занимался эпистолярным творчеством, благодаря которому он и вошел в историю. Его литературную деятельность можно разделить на три направления: знаменитая переписка с Иваном Грозным (сюда же относится памфлет "История о великом князе Московском"), полемические письма на культурно-религиозную тематику, переводы и комментарии к произведениям христианских теологов и церковным текстам.

Первые эпистолярные опыты Курбского относятся к 1563 - 1564гг., к периоду Юрьевского наместничества. Он вступил в переписку со старцем Псково-Печерского монастыря Вассианом Муромцевым, обсуждал с ним некоторые богословские вопросы, а также выступил с критикой существующих в России порядков. Во втором послании Вассиану боярин подробно разобрал бедствия каждого из сословий (священников, "воинского чина", купцов и земледельцев) и обвинил в них лиц "державных, призванных на власть от Бога", которые "сверепие зверей кровоядцов обретаются... неслыханные смерти и муки на доброхотных своих умыслиша". Князь гневно писал "о нерадении же державы и кривине суда и о несытстве граблении чюжих имений". Причину этого Курбский видит в отступничестве от православия, нарушении благочестия и происках дьявола 45 .

Данную тему Курбский развил в обличительном письме Ивану Грозному, написанном сразу после бегства из России 30 апреля 1564 года. Оно содержало две основные идеи: жалобы Курбского на несправедливые гонения на него и других "сильных во Израили" воевод и обвинение Ивана IV в неправедном, антихристианском, чуть ли не еретическом поведении 46 . Князь доказывал несоответствие облика Грозного идеалу православного царя и перечислял эти расхождения по пунктам. Царь стал "супротивным" православию, потому что уничтожил лучших представителей своего богоизбранного народа ("Нового Израиля"). Вместо них он окружил себя злыми "ласкателями", развращающими душу государя и толкающими его на неправедные деяния. Курбский делал намеки и на склонность Ивана к сексуальным извращениям и незаконность его происхождения (незаконный сын Елены Глинской и И. Ф. Овчины-Телепнева-Оболенского). Все это, по мнению князя, сближало Ивана IV с Антихристом. Разъяренный столь дерзкими обвинениями, царь сочинил ответ - почти в 20 раз более пространный, чем послание Курбского. В своем письме он развивал две темы. Первая - концепция неограниченной царской власти, данной ему от Бога; Курбский, не захотев слепо выполнить волю государя и принять мученическую смерть, стал изменником. Второй темой была злокозненная и преступная деятельность аристократии во главе с Курбским, Адашевым, Сильвестром, Д. И. Курлятевым и другими. Грозный подробно перечисляет их подлости и измены, начиная с так называемой эпохи "боярского правления" и кончая бегством Курбского. При этом он прибег к особому приему: Иван IV заявил, что в 1550-е годы был обманным путем отстранен от власти, а всеми делами в стране заправляли изменники - бояре и поп Сильвестр. Поэтому обвинения, брошенные Курбским царю, в необоснованных репрессиях и разорении державы, относятся к ним, друзьям и соратникам князя, а царь в качестве карающей божьей десницы разогнал и наказал изменников, "которых везде казнят" 47 .

Такая трактовка истории 1550-х годов оказалась совершенно неожиданной для Курбского. Он сочинил ответ, но исследователи называют его "загадочным". На царские обвинения он ничего не возразил, ограничившись общей критикой литературного стиля послания: "Широковещательное и многошумящее твое послание... иже от неукротимаго гнева с ядовитыми словеси отрыгано, еже не токмо цареви, но и простому, убогому воину сие было не достоило... паче меры преизлишне и звягливо (крикливо. - А. Ф.)... туто же о постелях, о телогреях... яко бы неистовых баб басни". Остались неопровергнутыми заявления об узурпации власти государя "синклитом" во главе с Адашевым и Сильвестром, "начальниками" Курбского и других бояр. Второе письмо князя было написано, по предположению X. Ф . Грехема, около 1569 - 1570гг., но так и не было отправлено к царю. Видимо, беглый боярин чувствовал слабость и беспомощность своего ответа 48 .

В 1577г., после успешного похода на ливонские земли, Иван IV, торжествуя, написал Курбскому из Вольмара, занятого русскими войсками, новое послание, повторяющее те же основные идеи. Тогда Курбский написал сразу несколько сочинений; одни исследователи объединяют их в Третье послание Курбского (как основной текст и два постскриптума), другие же рассматривают как 3-е, 4-е и 5-е послания 49 , датируемые 1579 годом. В них князь ответил на ряд обвинений, выдвинутых в Первом послании Грозного. Для убедительности князь включил в свой текст два отрывка из "Парадоксов" Цицерона и отослал Ивану IV сразу и второе, и третье послания. Их содержание, по наблюдению Грехема, вызвало крайнее раздражение царя. В письме Стефану Баторию от 21 ноября 1579 г. Грозный, в гневном запале, обвинил князя в том, что он "навел" на Русь Батория, науськивал на Россию крымского хана и хотел убить государя 50 .

Что же вызвало такую ярость? В Третьем послании Курбского утверждалось, что "изменный синклит" его друзей, Адашева и Сильвестра, на самом деле состоял из праведников, своими советами и наставлениями направлявших лютого и грешного государя на истинный путь. Они Ивана "исторгнувши от сетей диявольских", но он "избил" советников-праведников и тем самым проявил свою подлинную, антихристову сущность. Все встречные обвинения Грозного Курбский объявил клеветническими. Таким образом, в своем послании Курбский дал совершенно противоположную трактовку истории 1550-х годов, хотя в ней фигурировали те же лица.

Новое истолкование минувших событий князь развернул на страницах знаменитого памфлета "История о великом князе Московском". Там впервые прозвучало название этого "синклита": "Избранная Рада". Так князь именовал фактическое, хотя и неофициальное правительство середины XVI в., состоявшее из чуть ли не полусвятых мужей. Согласно политическим воззрениям Курбского, Иван, воспитанный в пороках, не имел права самостоятельно, бесконтрольно править и потому должен был окружить себя советниками-праведниками. С их деяниями связаны самые славные и героические страницы российской истории 1550-х годов. Прогнав их от себя в 1560г., царь окончательно превратился в Сатану на троне, Антихриста, и начал гонения на новых христианских мучеников. Боярин посвятил несколько глав своей "Истории" мартирологу убиенных Грозным с описанием леденящих душу подробностей его злодеяний.

Вопрос о времени создания "Истории" остается спорным. Наибольшее распространение получила версия Зимина, считавшего, что она написана около 1573 г. с целью дискредитировать Ивана IV в глазах польских и литовских дворян, помешать избранию Грозного на престол Речи Посполитой во время первого польского бескоролевья. Однако другие исследователи склонны пересмотреть такую датировку. И. Ауэрбах называет временем работы Курбского над данным произведением 1581г., В. В. Калугин - 1579 - 1581 годы. Заслуживают внимания аргументы С. А. Елисеева. Он указал на то, что нет свидетельств хождения памфлета в Польско-Литовском государстве в то время. В Третьем послании Курбский не упоминает "Историю", хотя для него вообще характерны ссылки на свои сочинения. Поэтому гораздо вероятнее, что она была написана после возобновления полемики, в 1577 - 1579 годах. Если учесть содержащееся в памфлете глухое пророчество об убийстве Грозным своего сына, совершенном в 1581 г., то наиболее приемлемой датой создания "Истории" следует признать 1581 - 1583 годы 51 .

Переписка Грозного и Курбского является важным историческим источником. На ее основе в отечественной и зарубежной историографии были созданы теория "двух Иванов" (хорошего царя при благих советниках и изверга после освобождения от их нравственного влияния) и концепция "Избранной Рады" (особого правительства реформаторов 1550-х годов). Однако до сих пор в науке идут споры, как отделить в переписке отображение исторической реальности от субъективных, полемических выдумок царя Ивана и князя Андрея. В основном дискуссия ведется вокруг проблемы "Избранной Рады": одни ученые безоговорочно доверяют словам Курбского о ее существовании, их оппоненты (И. И. Смирнов, А. Н. Гробовский и др.) видят в концепции "Рады" политический миф, походя созданный князем-эмигрантом и ставший впоследствии историографическим стереотипом 52 .

Находясь в Литве, Курбский, помимо полемики с русским царем, активно вмешивался в споры по церковно-догматическим вопросам. Впервые он обратился к этой теме еще в последний год своего пребывания в России, в письмах к Вассиану Муромцеву и в "Ответе о правой вере Ивану многоученому" (протестантскому пастору И. Виттерману), видимо, написанном тогда же. В эмиграции он посвятил свои произведения в основном двум вопросам: борьбе против церковной унии, обличению догматических и литургических заблуждений западной церкви и апологетике русского языка и церковно-православной культуры на землях Великого княжества Литовского. Курбский резко критиковал католичество, протестантство и прочие "ереси", отстаивал позиции православия в Речи Посполитой. Он не стремился создать вокруг себя сколько-нибудь крупное общественное движение, но вел переписку со многими представителями православного литовского дворянства, в среде которого и пропагандировал свои взгляды. В числе его адресатов были князь Константин Острожский, московский эмигрант, живший при дворе князя Ю. Слуцкого старец Артемий, владелец типографии в г. Вильно Кузьма Мамонич, паны Кодиан Чаплич, Федор Бокей Печихвостый и Остафий Троцкий, львовский мещанин Семен Седларь и другие 53 .

Наряду с перепиской, антизападную пропаганду Курбский развернул в своей литературной и переводческой деятельности. Возможно, в его окружении была составлена Толковая псалтырь с антииудейской направленностью. Он составил сборник под названием "Новый Маргарит", состоящий из 72 статей, с новыми переводами сочинений Иоанна Златоуста, его жития, а также с собственной работой "О знаках книжных", посвященной теории пунктуации, и "Предисловием", содержащим автобиографические сведения и характеристику Ивана Грозного как Антихриста. Князю-эмигранту приписывают и одно из Сказаний о Максиме Греке (которого он считал своим духовным учителем), комментарии к трудам Иоанна Дамаскина и другие работы.

Для переводческой деятельности и литературного творчества необходимо было обладать широкими познаниями. О Курбском можно говорить как об одном из образованнейших русских людей XVI века. Он изучал науки и языки, был знаком с грамматикой, риторикой, диалектикой, астрономией, уже в пожилом возрасте выучил латынь. Судя по его сочинениям, он знал философские сочинения Аристотеля, Цицерона, Парменида, Эпикура, Платона, Эразма Роттердамского, Кирилла Александрийского. Он прекрасно ориентировался в патристике и в произведениях христианских теологов. На страницах его трудов фигурируют имена Филона Александрийского, Григория Нисского, Оригена, Фомы Аквинского, Григория Паламы, Августина Блаженного, Амвросия Медиоланского, Тертуллиана, Лютера и других.

Список приписываемых Курбскому переводов говорит сам за себя: два отрывка из "Парадоксов" Цицерона, "Источник знания" Иоанна Дамаскина, "Слово Иоанна Златоустого на пентикостие о святом дусе", 44 - 47-я беседы Иоанна Златоуста на Евангелие от Иоанна, "От другие диалектики Иона Спакинбергера о силлогизме вытолковано", "Диалог" патриарха Геннадия Схолария, творения Симеона Метафраста, отрывки из Хроники Евсевия Кесарийского, "Повесть о Варлааме и Иоасафе", "Епифания, епископа Кипрского о восстании из мертвых свидетельство", послание Игнатия Богородице и "ответ" ему Богородицы, произведения Василия Великого, Григория Богослова, Дионисия Ареопагита 54 .

Курбский был первым из древнерусских книжников, обладавшим столь обширными философскими знаниями, и выработавшим собственную систему воззрений на общество, государство, человека. В ее основе лежала идея, что человеческий разум и Бог подобны друг другу, в чем можно усмотреть элементы рационализма, как, например, в цитируемом в "Истории о великом князе Московском" совете Ивану Грозному Максима Грека: "Не выполняй богомольный обет, если он неразумен" (sic!). Мудрый совет князь считал проявлением разума, а стало быть, и божества.

Эти взгляды и обусловили особенности политических воззрений Курбского и его оценки правления Ивана IV. Он отстаивал необходимость участия в управлении страной советников- праведников, носителей "дара духа" и "правости душевной". Его позицию нельзя свести только к защите права боярства вмешиваться в управление страной и дела царя, как это иной раз делается в исследовательской литературе. Соотношение "советники - царь - Бог" у Курбского тоньше. У него есть советники святые, приводящие жизнь морально неустойчивого царя в соответствие с божьими заповедями. Их антиподом выступают "злые ласкатели", сбивающие государя с пути истинного: "Бесосогласным твоим бояром, губителем души твоей и телу, иже тя подвижут на Афродитские дела и детми своими паче Кроновых жерцов действуют" 55 .

Отсюда и вытекала главная идея князя, иллюстрируемая им концепцией "Избранной Рады": Иван Грозный, не наделенный добрыми человеческими качествами, должен был окружить себя советниками-праведниками для придания своей власти божественной легитимности. В противном случае упивающийся самовластьем царь, по Курбскому, тешится мыслью встать вровень с Богом ("Аще бессмертным мнишь собе?"). За это неизбежно последует возмездие, падение и превращение в Сатану (в "Истории" ее автор приводит в подтверждение данной мысли легенду о царе Фосфоре). По общей мысли Д. С. Лихачева и А. Н. Гробовского, князь описывает правление Ивана в своеобразном жанре "антижития" 56 . Это история одного человека, одного царствования, созданная по всем законам житийной литературы, но с противоположной расстановкой акцентов, раскрывающей грехопадение "некогда праведного царя". Очевидно отличие взглядов Курбского от позиции Грозного и официальной политической идеологии Московской Руси, трактовавших монарха как носителя Божьей воли. Князь вносил в политическую теорию нравственно-этические принципы, основанные на православном учении и европейской философской мысли.

Таким образом, Андрей Михайлович Курбский по своим взглядам, уровню культуры и образованности действительно опередил свое время. Чего нельзя сказать о его деятельности на ниве государственной службы, где он был лишь одним из многих бояр и воевод, а затем стал изменником.

Примечания

1 . ВЕНЦЛОВА Т. Тщетные усилия. История князя Андрея Курбского. - Вильнюс, 1993, N 3, с. 118.

2 . ГОРСКИЙ С. Жизнь и историческое значение князя Андрея Михайловича Курбского. Казань. 1858; ОПОКОВ З. Князь А. М. Курбский. Киев. 1872; Сказания князя Курбского. СПб. 1868, с. VII - XXXIII; БАРТОШЕВИЧ Ю. Князь Курбский на Волыни. - Исторический вестник, 1881, т. 6; ИВАНИШЕВ Н. Жизнь князя Курбского в Литве и на Волыни. Т. 1 - 2. Киев. 1849.

3 . ЗИМИН А. А. Опричнина Ивана Грозного. М. 1960, с. 117 - 119; СКРЫННИКОВ Р. Г. Переписка Грозного и Курбского. Л. 1973; его же. Бегство Курбского. В кн.: Прометей. N 11. М. 1977; СМИРНОВ И. И. Очерки политической истории Русского государства 30 - 50-х годов XVI века. М. -Л. 1958, с. 434.

4 . РЫКОВ Ю. Д. "История о великом князе Московском А. М. Курбского" как источник по истории опричнины. Канд. дисс. М. 1984, с. 36 - 109.

5 . Библиографию см.: ГЛАДКИЙ А. И., ЦЕХАНОВИЧ А. А. Курбский Андрей Михайлович. В кн.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV - XVI в. Ч. 1. Л. 1988, с. 501 - 503.

6 . AUERBACH I. Andrej Michajlovic Kurbskij. Mimchen. 1985.

7 . BACKUS О. P. A. M. Kurbsky in the Polish-Lithuanian State (1564 - 1583). - Acta Balto-Slavica. 1969 - 1970. Vol. 6; KOTARSKI H. Kurbski A. In: Polski Slovnik Biograficzny. T. 16. Wroclaw- Warszawa - Krakow - Gdansk. 1973; RUSS H. Moskauer "Westler" und "Dissidenten". In: Deutsche und Deutschland aus russischer Sicht: 11. - 17. Jahrhundert. Mimchen. 1988.

8 . Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 31. СПБ. 1914, стб. 182; КАЛУГИН В. В. Когда родился князь Андрей Курбский. - Архив русской истории. Вып. 6. М. 1995, с. 241 - 242.

9 . НАЗАРОВ В. Д. О структуре "государева двора" в середине XVI в. В кн.: Общество и государство феодальной России. М. 1975, с. 46, 53; Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 13. М. 1965, с. 154.

10 . Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI века. М. -Л. 1950, с. 55; Разрядная книга 1475 - 1598гг. М. 1966 (РК-1), с. 129, 132; Разрядная книга 1475 - 1605гг. Т. 1. Ч. 2. М. 1977 (РК-2), с. 380, 394, 402.

11 . ПСРЛ. Т. 13, с. 188; РИБ. Т. 31, стб. 175 - 176; РК-1, с. 133, 135, 136; РК-2, с. 407, 413; Разрядная книга 1475 - 1605 гг. Т. 1. Ч. 3. М. 1978 (РК-3), с. 418; ЭСКИН Ю. М. Местничество в России XVI - XVII вв. Хронологический реестр. М. 1994, с. 49, N 101.

12 . ПСРЛ. Т. 13, с. 207 - 208, 215, 218; РИБ. Т. 31, стб. 177, 178, 183 - 203; РК-1, с. 137; РК-3, с. 418, 422, 428, 438.

13 . ПСРЛ. Т. 13, с. 231 - 232; РИБ. Т. 31, стб. 212.

14 . ПСРЛ. Т. 13, с. 234; РК-1, с. 143, 144, 153; РК-3, с. 455 - 456, 461 - 462, 500 - 501.

15 . РК-1, с. 156 - 157; РК-3, с. 511; ЭСКИН Ю. М. Ук. соч., с. 52. N 129.

16 . РК-1, с. 162; Разрядная книга 1475 - 1605 гг. Т. 2. Ч. 1. М. 1981 (РК-4), с. 4, 7.

17 . ПСРЛ. Т. 13, с. 287, 299, 303 - 304, 311; РК-1, с. 170, 172 - 173; РК-4, с. 18, 27 - 28.

18 . Этим днем датируется получение известий об отступлении Мухаммед-Эмина (См.: ЗАГОРОВСКИЙ В. П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж. 1991, с. 132 - 133); РК-1, с. 170, 178; РК-4, с. 38, 46.

19 . ПСРЛ. Т. 13, с. 340 - 341; РИБ. Т. 31, стб. 247 - 248, 249 - 253, 257 - 259; РК-1, с. 178, 189 - 190; РК-4, с. 46, 76, 78, 80, 83.

20 . ПСРЛ. Т. 13, с. 340 - 341; РК-1, с. 96; РК-4, с. 106.

21 . ПСРЛ. Т. 4. СПб. 1848, с. 314; Сказания князя Курбского, с. XII - XIII; ЯСИНСКИЙ А. Н. Сочинения князя Курбского как исторический материал. М. 1889, с. 63 - 64.

22 . ПСРЛ. Т. 13, с. 349; РК-4, с. 114, 121, 127.

23 . РК-1, с. 201; РК-4, с. 138.

24 . Акты XIII - XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. Ч. 1. М. 1896. N 188, с. 170 - 171; Архив историко- юридических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. Калачевым. Кн. 3. СПб. 1861. Отд. 3, с. 29; СМИРНОВ И. И. Ук. соч., с. 434. Примеч. N 42.

25 . Ср.: ГЛАДКИЙ А. И., ЦЕХАНОВИЧ А. А. Ук. соч., с. 494. В статье соратником Курбского в походе июня 1558 г. во главе передового полка ошибочно назван А. Ф. Адашев (вместо его брата Д. Ф. Адашева); СКРЫННИКОВ Р. Г. Царство террора. СПб. 1992, с. 187; АЛЬШИЦ Д. Н. Начало самодержавия в России. Л. 1988, с. 47 - 49.

26 . КАРАМЗИН Н. М. История государства Российского. Т. 9. СПб. 1843, стб. 33 - 34; СОЛОВЬЕВ С. М. Соч. Кн. 3. Т. 6. М. 1989, с. 525; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. в 9 томах. Т. 2. М. 1988, с. 154; Сказания князя Курбского, с. XV; ПИОТРОВСКИЙ М. П. Князь А. М. Курбский. Историко-биографические заметки по поводу последнего издания его "Сказаний". В кн.: Ученые записки Казанского университета, 1873, N 6, с. 21; ОПОКОВ З. Ук. соч., с. 2; ЗИМИНА. А. Опричнина, с. 113; РЫКОВ Ю. Д. История о великом князе Московском, с. 93, 103; КОБРИН В. Б. Иван Грозный. М. 1989, с. 61 - 62; АЛЬШИЦ Д. Н. Ук. соч., с. 123.

27 . ГОРСКИЙ С. Ук. соч., с. 123, 148, 218; ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. Т. 1, с. 111; ЯСИНСКИЙ А. Н. Ук. соч., с. 66; БАХРУШИН С. В. Иван Грозный. В кн.: БАХРУШИН С. В. Научные труды. Т. 2. М. 1954, с. 297; СКРЫННИКОВ Р. Г. Переписка, с. 59 - 60; его же. Бегство Курбского, с. 294 - 300; его же. Царство, с. 183; ШМИДТ С. О. У истоков российского абсолютизма. М. 1996, с. 261, 264.

28 . Переписка Ивана Грозного, с. 378. Примеч. 9; Послания Ивана Грозного. М. -Л. 1950, с. 536; СКРЫННИКОВ Р. Г. Бегство Курбского, с. 294; ЯСИНСКИЙ А. Н. Ук. соч., с. 66.

29 . РИБ. Т. 31, стб. 381; СКРЫННИКОВ Р. Г. Переписка, с. 56; его же. Курбский и его письма в Псково-Печерский монастырь. В кн.: Труды отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ). Т. 18. М. -Л. 1962, с. 103.

30 . СКРЫННИКОВ Р. Г. Переписка, с. 59.

31 . ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. Т. 1, с. 232; т. 2, с. 193; Сказания князя Курбского, с. 399.

32 . Переписка Ивана Грозного, с. 109; СКРЫННИКОВ Р. Г. Царство, с. 183.

33 . Акт Литовской метрики о бегстве князя А. М. Курбского. - Известия Отделения русского языка и словесности АН (Изв. ОРЯС), 1914, Ч. 19. Кн. 2, с. 284; СКРЫННИКОВ Р. Г. Переписка, с. 60; его же. Царство, с. 184 - 185.

34 . Цит. по: Сказания князя Курбского, с. 339 - 340. Примеч. 213.

35 . Акт Литовской метрики, с. 284; СКРЫННИКОВ Р. Г. Переписка, с. 60; его же. Бегство Курбского, с. 299.

36 . ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. Т. 2, с. 303, 306.

37 . Переписка Ивана Грозного, с. 15; Сборник Русского исторического общества. Т. 71. СПб. 1892, с. 321; Чтения в обществе истории и древностей российских. Кн. 9. М. 1848, Отд. IV, с. 300.

38 . БАРТОШЕВИЧ Ю. Ук. соч., с. 71; ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. Т. 1, с. 7, 10.

39 . ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. Т. 1, с. 13, 246 - 247. Ковельскую волость составляли: г. Ковель, дворцы: Гридковичи, Шайно, Туличов, Хотешово, Гойшино, Нюйно, села: Красная Воля, Мошчоная, Дубовая, Облапы, Вербка, Бахово, Скулин, Белин, Стебли, Мостища, Смедино, слобода Верхи. В Вижовскую входили: местечко и замок Вижва, села Старая Вижва и Воля. К Миляновской относились: местечко Миляновичи и села: Порыдубы, Селище, Годевичи, Зелово, Туровичи, Клевецкое.

40 . ПСРЛ. Т. 13, с. 390; РК-4, с. 164 - 167; СКРЫННИКОВ Р. Г. Царство, с. 200.

41 . ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. т. 1, с. 37; т. 2, с. 1 - 13, 197; ОПОКОВ З. Ук. соч., с. 24.

42 . АНДРЕЕВ В. Очерк деятельности князя Курбского в защиту православия в Литве и на Волыни. М. 1873, с. 4; ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. Т. 1, с. 80 - 83, 95, 98, 125, 158, 281.

43 . ИВАНИШЕВ Н. Ук. соч. Т. 1, с. 192, 228, 247; Т. 2, с. 54, 81, 91, 127, 157, 186, 207, 214.

44 . КАЛАЙДОВИЧ К. Записка о выезде в Россию правнуков князя Андрея Михайловича Курбского. - Северный архив, 1824, ч. 12, N 19, с. 1 - 6.

45 . РИБ. Т. 31, стб. 395 - 399; подробнее см.: СКРЫННИКОВ Р. Г. Курбский и его письма; ANDREEV N. Kurbsky?s Letters to Vas?yan Muromtsev. - Slavonic and East European Review. 1955. Vol. 33, p. 414 - 436.

46 . Подробнее см.: ГРОБОВСКИЙ А. Н. Иван Грозный и Сильвестр. Лондон. 1987, с. 117 - 128; ЛУРЬЕ Я. С. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским в общественной мысли Древней Руси. В кн.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М. 1993, с. 240; СЕРГЕЕВ В. М. Структура текста и анализ аргументации Первого послания Курбского. В кн.: Методы изучения источников по истории русской общественной мысли периода феодализма. М. 1989, с. 118 - 130.

47 . Переписка Ивана Грозного, с. 14 - 31.

48 . Там же, с. 101; ГРЕХЕМ X. Ф. Вновь о переписке Грозного и Курбского. - Вопросы истории, 1984, N 5, с. 175.

49 . РЫКОВ Ю. Д. Археографический обзор. В кн.: Переписка Ивана Грозного, с. 298 - 299; Der Briefwechsel Iwans des Schrecklichen mil dem Fursten Kurbskij. In: Quellen und Aufsatze zur russischen Geschichte. H. З. Leipzig. 1921. S. 14 - 18, 106 - 129, 170, Anm. 123; S. 172, Anm. 126; FENNELL J. The correspondence, between Prince A. M. Kurbsky and Tsar Ivan IV of Russia. 1564 - 1579. Cambridge. 1955, p. 199 - 247. Более верной представляется оценка Третьего послания Курбского как единого целого.

50 . ГРЕХЕМ X. Ф. Ук. соч., с. 178; УО Д. Неизвестный памятник древнерусской литературы. В кн.: Археографический ежегодник за 1971 г. М. 1972, с. 359.

51 . ЕЛИСЕЕВ С. А. "История о великом князе Московском" А. М. Курбского как памятник русской исторической мысли XVI в. Канд. дисс. М. 1984, с. 20 - 22; ИКОННИКОВ В. С. Опыт русской историографии. Т. 2. Кн. 2. Киев. 1908, с. 1826; ЗИМИНА. А. Когда Курбский написал "Историю о великом князе Московском"? - ТОДРЛ. Т. 18. М. 1962, с. 306 - 308; AUERBACH I. Gedanken zur Entstehung von A. M. Kurbskijs "Istorija о velikom knjaze Moskovskom". - Canadian-American Slavic Studies, 1979, vol. 13, N 1 - 2; КАЛУГИН В. В. Литературный кружок кн. Андрея Курбского в восточнославянских землях Речи Посполитой. - Slavia Orientalis, 1996, Rocznik 45, N 1; его же. Теоретические взгляды и авторские приемы древнерусского писателя (Иван Грозный и Андрей Курбский). - Вестник Российского гуманитарного научного фонда, 1997, N 1, с. 122.

52 . ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории опричнины. М. 1963, с. 108; СМИРНОВ И. И. Ук. соч., с. 145 - 150; ГРОБОВСКИЙ А. Н. Иван Грозный и Сильвестр; GROBOVSKY А. N. The "Chosen Council" of Ivan IV. N.Y. 1969.

53 . Подробнее содержание писем и разбор догматическо- религиозных взглядов Курбского см.: АНДРЕЕВ В. Ук. соч.; АРХАНГЕЛЬСКИЙ А. Борьба с католичеством и пробуждение Южной Руси к концу XVI в. - Киевская старина, 1886, т. 15, июнь, с. 243 - 260; ГРУШЕВСКИЙ А. Из полемической литературы конца XVI в. после введения унии. В кн.: Известия ОРЯС, 1917, т. 22, кн. 2. Пг. 1918. Тексты его посланий опубликованы Г. З. Кунцевичем: РИБ. Т. 31. Стб. 411 - 472.

54 . БЕЛЯЕВА Н. П. Материалы к указателю переводных трудов А. М. Курбского. В кн.: Древнерусская литература. Л. 1984; ЕЛИСЕЕВ С. А. Ук. соч., с. 50; ЦЕХАНОВИЧ А. А. К переводческой деятельности князя А. М. Курбского. В кн.: Древнерусская литература, с. 110; ЯСИНСКИЙ А. Н. Ук. соч., с. 78 - 79.

55 . Переписка Ивана Грозного, с. 10.

56 . ГРОБОВСКИЙ А. Н. Иван Грозный и Сильвестр, с. 117 - 129; ЛИХАЧЕВ Д. С. Стиль произведений Грозного и стиль произведений Курбского. В кн.: Переписка Ивана Грозного, с. 208 - 209.

Вопрос о роли Андрея Курбского в российской истории даже сейчас остается открытым. Воеводу с одинаковой частотой называют борцом с тиранией и предателем царя. Близкий сторонник покинул Русь, но, желая вразумить правителя, слал тому письма и даже получал ответные послания.

Детство и юность

Андрей Михайлович – старший сын в семье Михаила Михайловича и Марии Михайловны Курбских. Супружеская пара считалась приближенными царя, но из-за постоянных интриг вокруг трона не пользовалась милостью правителя. Поэтому, несмотря на богатую родословную, известная фамилия не стала гарантом обеспеченной жизни.

Сведения о юности и отрочестве Курбского не сохранились. Известно только, что вскоре после рождения Андрея в семье появились еще двое детей – братья Иван и Роман. Даже дата рождения боярина (1528 год) стала достоянием общественности благодаря самому Андрею Михайловичу. Мужчина упомянул значимое событие в одном из собственных сочинений.

Политика и военные походы

Подробная биография Курбского известна с 21-летнего возраста. Молодой человек показал себя отличным стратегом при взятии Казани в 1549 году. Смелый юноша привлек внимание Ивана Грозного. Помимо воинских заслуг, царя и боярина роднил возраст. Государь был младше Курбского всего на 2 года, поэтому мужчины легко нашли общие интересы.

За следующие три года Андрей из рядового стольника дослужился до звания воеводы. Полное доверие Курбский получает после победы над ханом Давлетом Гиреем в 1552 году. Особенно впечатлило царя то, что, несмотря на ранение, молодой герой вновь сел на коня спустя 8 дней после тяжелого увечья.

Неудивительно, что вскоре Курбский получает приглашение примкнуть к Избранной Раде, собранной Иваном Грозным для обсуждения политических вопросов. Наравне с Адашевым и Сильвестром боярин помогает царю решать сложные ситуации и определиться с курсом правления.

Напряжение в отношениях с государем наметились после побед Андрея Михайловича в Ливонской войне. Взгляды Ивана Грозного на приближенных резко изменились. Достижения и заслуги перестали играть значения, и, чтобы избежать опалы, Курбатов бежал в Литву.

Истинная причина побега не установлена. Современники выдвигают две версии: Курбатов боялся за собственную жизнь или поддался на уговоры короля Сигизмунда-Августа, мечтавшего переманить полководца. Вскоре после эмиграции Курбатов пополнил ряды литовских военачальников и даже выступал на стороне неприятеля против старых товарищей.

В награду за измену родине литовский король награждает Андрея Михайловича городом Ковелем и прилегающим к нему поместьем. Курбский получает новый герб Леварт, на флаге которого изображен гепард с поднятой лапой.

Чтобы развеять тоску по родине, мужчина принимается за переводы философских трудов. Помимо изучения мировоззрения древних, Андрей Михайлович пишет письмо бывшему другу – Ивану Грозному. Мужчины обсуждали взгляды на социально-политические проблемы и будущее страны, но не приходили к единому мнению.

Под впечатлением от деятельности Максима Грека Курбский создает несколько трактатов, отражающих взгляды бояр на устройство государства. Бывший приближенный царя рассылает деловые письма, где высказывает собственное видение. В письмах и посланиях воевода предстает борцом с тиранией и обличителем безумного царя.

Личная жизнь

Имя первой жены Андрея Михайловича, увы, не сохранилось. Известно, что при побеге из России боярин вынужден был оставить возлюбленную с собственными родственниками. Вместе с женой мужчина бросил девятилетнего сына.

Вся злость Ивана Грозного на близкого приближенного обрушилась на родных предателя. Мать, ребенка и супругу Курбского заточили в крепости, где последняя умерла «от тоски». Судьба старшего отпрыска Андрея Михайловича покрыта тайной, а позже стала объектом для различных исторических спекуляций.

Второй брак Курбского состоялся уже на территории Литвы. Новую возлюбленную бывшего воеводы звали Мария Юрьевна Гольшанская. Женщина происходила из влиятельного рода, который имел влияние на короля. Омрачал этот союз только факт, что Мария уже успела дважды стать вдовой и родить двух сыновей, которые приняли новость о новом замужестве матери агрессивно.

Первые несколько лет отношения супругов складывались наилучшим образом, но после того как Андрей Михайлович охладел к Марии, семья погрязла в скандалах. Разбирательства (физические и имущественные) дошли до короля, который постановил закончить скандалы и развести супругов. В 1578 году, после долгого раздела имущества, состоялся бракоразводный процесс.

А уже через год Андрей Курбский женился на Александре Семашко. Вскоре после свадьбы у супругов родился сын Дмитрий и дочь Марина. Единственное, что омрачало третий брак мужчины, – Мария Гольшанская, которую не устроили условия развода. Она по-прежнему требовала от бывшего мужа земель и всячески изводила мужчину.

Смерть

Последние годы жизни политического деятеля и бывшего помощника Ивана Грозного прошли в судебных тяжбах. Помимо Гольшанской, внезапно пожелавшей объявить третий брак Курбского незаконным, Андрей Михайлович воевал в суде с соседями. Пан Красельский, задолжавший Курбскому денег, отказывался возвращать долг. Разбирательства, которые перенесли в зал судебных заседаний, не давали результатов. Постоянные стычки и скандалы изрядно утомили Андрея Михайловича.

Умер мужчина в собственной постели в замке Ковель. Смерть настигла бывшего боярина между 2-23 мая 1583 года. Похороны прошли на территории монастыря Святой Троицы. Тело Курбского погребли в ногах у его духовника, отца Александра. Найти захоронение, чтобы составить подлинный портрет воеводы, археологам не удалось.

Библиография

• 1564-1679 – «Четыре письма к Ивану Грозному»
• 1581-1583 - «История кн. великого Московского о делех, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима»
• 1586 - «Сказ о логике» (первое издание)
• 1586 - «От другие диалектики Иоанна Спанъинбергера о силогизме вытолкована» (первое издание)