Французская революция: как Людовика XVI сменил Наполеон Бонапарт. Наполеон Бонапарт: жизнь и карьера

Прошло тридцать лет, и занавес поднялся на великой войне, которая была озарена гением Наполеона Бонапарта. Как и сто лет назад, Франция стала угрозой, против которой объединились державы Европы. Но на этот раз ход борьбы изменился. Революционная Франция могла иметь много сочувствующих, но они не формировали правительств государств и не командовали вооруженными силами этих государств. И все‑таки, начиная эту войну в одиночку, насильственно изолированная как «носитель инфекции», Франция не только отразила совместные усилия противников задушить ее, но, изменив свою форму (став империей Наполеона), стала расширяющейся военной угрозой для остальной Европы и, в конечном итоге, хозяйкой большей ее части. Ключ к такому достижению надо искать частично в естественных, а частично в личных обстоятельствах. Первые были порождены национальным и революционным духом, который воодушевлял армии граждан Франции и, компенсировав регулярное строевое обучение, которое было невозможно в таких условиях, предоставил свободу тактической новизне и инициативе личности. Новая тактика, в частности способность к маневренным действиям, подтверждается, например, простым, но важным фактом, что французы теперь шли маршем и передвигались в бою быстрым шагом – 120 шагов в минуту, в то время как их оппоненты (пруссаки и австрийцы) придерживались консервативных 70 шагов. Эта элементарная разница в несколько дней, до того, как развитие техники наделило армии средствами передвижения более быстрыми, чем человеческие ноги, давала возможность быстрой переброски и маневрирования сосредоточенной ударной мощи, благодаря чему французы могли, по словам Наполеона, умножить «массу на скорость» как в стратегическом смысле, так и при решении тактических задач.

Вторым естественным условием была организация армии в форме постоянных дивизий – деление армии на самостоятельные и отдельно действующие части. Начатая Брольи реформа оказала свой эффект даже до революции. Но потом Карно инициировал, а Бонапарт развил идею, согласно которой дивизии и даже корпуса, действуя раздельно, должны делать все ради достижения общей цели.

Третье условие, связанное с предыдущим, состояло в том, что хаотическая система снабжения армии и слабая дисциплина революционных армий вынудили вернуться к старой практике «пропитания за счет провинции». А разделение армии на дивизии (и корпуса) означало, что эта практика не так снижала эффективность армии, как в прежние времена. Если раньше дробные части надо было собрать вместе перед тем, как они смогут провести какую‑либо операцию, то теперь они могли выполнять задачи самостоятельно, в то же время заботясь о своем снабжении сами.

Более того, эффект «движения налегке» должен был ускорить их мобильность и позволить им передвигаться свободно в гористой или лесной местности. Подобным же образом сам тот факт, что они уже могли не зависеть от складов и интендантских обозов в отношении продовольствия и снаряжения, придал импульс голодным и плохо экипированным войскам и подталкивал их к наступлению на тылы противника, который имел прямую форму снабжения и зависел от нее.

Кроме этих условий, решающее значение имела личность полководца Наполеона Бонапарта – чьи духовные способности подпитывались интенсивным изучением и размышлением над событиями военной истории. Укрепившись таким образом, 011 смог полностью использовать возможности новой «дивизионной» системы. Отсюда, в разработке более широкого спектра стратегических комбинаций, возможно, лежал главный вклад Наполеона в стратегию.

Изумление, вызванное срывом планов пруссаков и австрийцев в боях при Вальми и Жемаппе во время первого их неглубокого вторжения 1792 года, заслоняет тот факт, что Франция и революция были после этого в значительно большей опасности. Лишь после казни Людовика XVI была создана Первая коалиция – Англией, Голландией, Австрией, Пруссией, Испанией и Сардинией, – и только после этого целеустремленность духа и человеческих и материальных резервов были брошены французами на чашу весов. И несмотря на то, что ведению войны со стороны оккупантов недоставало осмысленного и искусного управления, положение французов становилось все более и более тяжелым, пока в 1794 году не изменилась драматически фортуна и волна вторжения отхлынула назад. С этого момента Франция из защищающейся стороны стала агрессором. Что вызвало такой прилив? Определенно, не стратегический мастерский удар, хотя цель войны была неясной и ограниченной. Значение этого события заключалось в том, что оно было результатом применения, безусловно, непрямых стратегических действий. В то время как главные армии дрались друг с другом под Лиллем, проливая много крови, но не добиваясь окончательного результата, далеко отстоявшей армии Журдана на Мозеле было приказано сосредоточить ударный кулак на левом фланге и, двигаясь на запад через Арденны, направиться на Льеж и Намюр. Достигнув Намюра после марша, во время которого войска поддерживали себя только тем, что могли отобрать у местных крестьян, Журдан услышал через гонца и по звукам далекой перестрелки, что правый фланг главной армии безуспешно сражается на фронте у Шарлеруа. Поэтому, вместо того чтобы начать осаду Намюра, как ему было приказано, Журдан двинулся на юго‑запад к Шарлеруа и в тыл врага. Его приход вынудил крепость сдаться, но у Журдана, похоже, не было на примете более крупных задач. Тем не менее психологическое воздействие такого удара по вражескому тылу дало ему такой результат, к которому Наполеон и другие великие полководцы стремились как к рассчитанному итогу точных комбинаций. Вражеский главнокомандующий принц Кобургский поспешно отошел на восток, собирая на своем пути все войска, которые мог. Он бросил их в наступление на Журдана, который окопался, стремясь прикрыть Шарлеруа, и, хотя эта битва, известная как сражение при Флерюсе (26 июня 1794 г.), была жестокой, у французов (около 80 тысяч) было неоценимое превосходство в отсутствии стратегической устойчивости у противника (46 тысяч), а также в том, что он был вынужден ввести в сражение только часть своих сил. За поражением этого войска последовал общий отход союзников.

Но когда французы, в свою очередь, взяли на себя роль захватчиков, несмотря на превосходство в численности, они не смогли добиться каких‑то решающих результатов в главной кампании на Рейнс. В самом деле, эта кампания была в конце не просто пустой, но и погубленной – и из‑за непрямых действий, применяемых противником. В июле 1796 года эрцгерцог Карл, оказавшись лицом к лицу с возобновившимся наступлением превосходивших его армий Журдана и Моро, решил, по его собственным словам, «отводить обе армии (его собственную и армию Вартснслебена) шаг за шагом, не ввязываясь в бой, и воспользоваться первой же возможностью объединить их, чтобы затем наброситься с превосходящей или, по крайней мере, равной мощью на одну из двух вражеских армий». Но их давление не давало ему шанса осуществить эту стратегию «внутренних линий» – обычного и прямого, не говоря уже об идее отдачи территории, – пока оно не сменилось на истинно непрямое воздействие по инициативе кавалерийского бригадира Науэндорфа. Интенсивная разведка, проведенная этим офицером, показала ему, что французы снимаются с фронта для переброски, чтобы объединиться и уничтожить Вартенслебена. Он отправил возвышенное послание «Если ваше королевское высочество направит или сможет послать 12 тысяч солдат в тыл Журдана, тот будет разбит». Хотя исполнение этого замысла эрцгерцогом было не столь остроумным, как замысел его подчиненного, но этого было достаточно, чтобы французское наступление завершилось крахом. Беспорядочное отступление Журдана пошатнуло тылы армии и за Рейном вынудило Моро прекратить свое успешное продвижение в Баварию и подобным же образом откатиться назад.

Но в то время, когда основной удар французов на Рейне не удался, а потом, будучи повторенным, опять провалился, судьба войны была решена на второстепенном театре военных действий – в Италии, где Наполеон Бонапарт превратил рискованную, ненадежную оборону в решительные непрямые действия, решив исход войны. Этот план созрел у него в уме еще два года назад, когда он был штабным офицером в этой местности, а потом в Париже он обрел форму документа – «спинного хребта» его генеральной теории войны. Как и другие великие пророки, он выражал свои принципиальные идеи в аллегории, и так же, как и в случае с другими пророками, его ученики обычно неверно интерпретировали эти аллегории. Так, возможно, в самой значительной из своих максим Наполеон сказал: «Принципы войны такие же самые, как и принципы осады. Огонь необходимо сосредоточить в одну точку, и, как только появится брешь, равновесие будет нарушено, а остальное уже мелочи». В последующем военная теория делает ударение на первый пункт вместо последнего; в частности, на слова «одну точку» вместо слова «равновесие». Первое – это всего лишь физическая метафора, в то время как второе выражает фактический психологический результат, который гарантирует, «что остальное – мелочи». На что делал «ударение» сам Наполеон, следует постигать из стратегического хода его кампаний.

Слово «точка» было даже источником большой путаницы и противоречий. Одна школа утверждает, что Наполеон имел в виду, что концентрированный удар должен быть нацелен в самую сильную вражескую точку, на том основании, что это, и только это гарантирует достижение решающего результата. Потому что, если будет сломлено основное вражеское сопротивление, его подавление повлечет за собой ликвидацию любого меньшего вражеского сопротивления. Этот аргумент упускает из виду фактор цены и то, что победитель может быть слишком измотан, чтобы воспользоваться своим успехом, – так что даже слабый противник может обрести относительно высокую способность к сопротивлению, чем первоначально. Другая школа, более вдохновленная идеей экономии сил, но только в ограниченном смысле затрат на первом этапе боя, утверждает, что целью должен быть слабейший вражеский пункт. Но пункт, который остается слабым, обычно бывает таким потому, что располагается вдали от каких‑либо жизненно важных артерий или нервных центров, или потому, что он сознательно сделан таким, чтобы завлечь нападающего в ловушку.

И тут снова озарение приходит из анализа действительной кампании, в которой Бонапарт осуществил свой принцип на практике. Четко обнаруживается, что то, что он на самом деле имел в виду, было не «точкой», а «стыком» и что на этом этапе своей карьеры он был слишком сильно увлечен идеей экономии сил, чтобы расходовать свою ограниченную мощь на удар по самой сильной вражеской точке. Л стык, однако, является и жизненно важным, и уязвимым.

В то же самое время Бонапарт обычно говорил еще одну фразу, на которую впоследствии ссылались, чтобы оправдать самое безрассудное сосредоточение сил против главных вооруженных сил противника. «Австрия – величайший противник; если Австрия будет сокрушена, то Германия, Испания и Италия рухнут сами. Мы не должны распылять свои силы, а наоборот – должны концентрировать наши удары». Но воплощение этой идеи Наполеоном показывает, что он имел в виду не прямое наступление на Австрию, а непрямое действие через Италию, и даже на этом второстепенном театре он стремился выбить из игры младшего партнера – армию Сардинии, перед тем как повернуть силы против старшего партнера.

Бонапарт располагался на Генуэзской Ривьере, а австрийцы и сардинцы – за горами севернее. Как с помощью фортуны, так и с помощью своего замысла – что не менее важно – Бонапарт завоевал первоначальное преимущество, сумев завлечь австрийцев на восток, а сардинцев – на запад, а затем ударил в ослабленный стык позиций двух неприятельских армий, и, вынуждая австрийцев вновь отступить на восток, выиграл время и место для концентрации на западе против сардинцев. «Равновесие было нарушено», а его психологический эффект совершил больше, чем физический разгром, и заставил сардинцев молить о перемирии, которое вывело их из войны.

Теперь у него был перевес сил против оставшихся одинокими австрийцев (35 тысяч против 25 тысяч). Но двинул ли он их напрямую против неприятеля? Нет. В день, последовавший после перемирия с Сардинией, Наполеон задался целью захватить Милан с тыла, совершив обходной маневр через Тортону и Пьяченцу. После того как ему удалось обмануть австрийцев сосредоточением его сил в Валенце, чтобы отразить его ожидавшееся наступление на северо‑восток, он пошел на восток вдоль берега реки По, а там, дойдя до Пьяченцы, обошел все возможные рубежи сопротивления австрийцев. Но нехватка средств для переправы задержала Наполеона у Пьяченцы, когда он поворачивал на север, и поспешное отступление австрийцев позволило им отойти на безопасное расстояние и укрыться в Мантуе в знаменитом четырехугольнике крепостей до того, как Бонапарт смог использовать реку Адду в качестве речной преграды на пути их отхода. Но даже в этом случае он захватил Милан и богатые земли Ломбардии для своей голодной и оборванной армии без всяких потерь.

Но и после этого Наполеон воздержался от прямо‑го наступления на главного врага, Австрию, как предполагали это ортодоксальные военные теоретики, и он отказался также ступать в Центральную Италию, как это приказывала ему сделать Директория, движимая политическими мотивами. Вместо этого, изящно согласовав свои цели и средства, он использовал Мантую в качестве наживки, чтобы оттянуть освободившиеся австрийские войска от своих баз, и они попали в его руки. Очень важно, что он не стал окапываться в укреплениях, согласно традиционному обычаю генералов, а держал свои войска в мобильном состоянии и имел легкую и подвижную группировку, которую можно было сосредоточить на любом направлении. При первой же попытке австрийцев помочь Мантуе метод Бонапарта оказался под угрозой из‑за его нежелания снять осаду города. Только тогда, когда Бонапарт отказался от осады Мантуи и получил тем самым свободу для маневра, он смог использовать подвижность своих войск для разгрома австрийцев при Кастильоне (15 августа 1796 г.). После этого Директория приказала ему пройти через Тироль и соединиться с главной Рейнской армией. Австрийцу воспользовались его прямым наступлением, чтобы через горные проходы с большей частью своих войск спуститься в направлении Венеции, а затем двинуться на запад, к Мантуе. Однако Наполеон начал упорно преследовать хвост колонны австрийских войск, уже при прохождении их через горы, тем самым сведя на нет маневр противника своим контрманевром, проведенным с более решительной целью. Он разбил австрийский второй эшелон при Бассано (8 сентября 1796 г.), а когда спустился на низменность близ Венеции, преследуя остатки австрийских войск, стоит отметить, что Наполеон направлял отряды преследователей так, чтобы отрезать врагов от Триеста, перерезав тем самым пути отхода в Австрию. Однако он не препятствовал отходу австрийских войск в направлении Мантуи. Таким образом, войска австрийской армии сами попали в ловушку, устроенную для них Бонапартом в Мантуе. То, что так много «военного капитала» Австрии оказалось под замком, вынудило ее на новые расходы. На этот раз (и не в последний) прямота тактики Бонапарта поставила под угрозу успешность применения им стратегии непрямых действий. Когда австрийцы появились возле Вероны, его опорного пункта для защиты Мантуи, Бонапарт бросился в авангарде своих главных колонн и получил серьезный отпор. Но вместо отступления он предпочел смелый широкий маневр вокруг южного фланга противника и в его тыл. Задержки по пути, вызванные переходами и переправами через реки, повышали опасность этого маневра, но, по крайней мере, направление этого марша парализовало противника, и, когда весы сражения колебались у Арколе (15–17 ноября 1796 г.), Наполеон прибегнул к решающему тактическому обману, редкому для этого полководца, – послал несколько горнистов в австрийский тыл с приказанием сыграть сигнал атаки. Несколько минут спустя стойко сражавшиеся австрийские войска ринулись потоком бежать с позиций. (Весьма странная интерпретация упорного и кровопролитного трехдневного боя при Арколе. 15 и 16 ноября французы неоднократно штурмовали мост через реку Альпоне, но успеха не добились. Не считаясь с большими потерями, Бонапарт приказал 17 ноября всеми силами штурмовать мост и селение Арколе за ним. Фронтальная атака сочеталась с отходным маневром Ожеро, который после упорного боя (!) выбил австрийцев с позиций южнее Арколе, после чего австрийцы (Альвинци) были вынуждены начать отход, опасаясь за свои коммуникации. – Ред.) Через два месяца, в январе 1797 года, австрийцы предприняли четвертую и последнюю попытку спасти Мантую, но были вдребезги разбиты у Риволи (13–15 января 1797 г.), где легкое подвижное воинское соединение Бонапарта (десант Мюрата, высадившийся через озеро Гарда в тыл наступавшей австрийской колонне Лузиньяна) действовало почти идеально (однако перед этим австрийцы поставили французов в критическое положение. – Ред.). Кроме того, помимо десанта Мюрата, в уничтожении колонны Лузиньяна участвовала подоспевшая дивизия Рея. Такие действия были следствием совершенствования Бонапартом новой дивизионной системы, согласно которой армия постоянно разделялась на самостоятельно действовавшие (однако по единому плану и с единой целью. – Ред.) отряды, вместо, как было ранее, одного воинского объединения, из которого выделялись лишь временные отряды. Такие отряды в армии Бонапарта во время итальянских кампаний превратились в более высоко развитые батальонные каре, а в его более поздних войнах самостоятельно действовали не дивизии, а более крупные армейские корпуса. Важно отметить, что прекращение натиска главных сил австрийцев произошло благодаря смелости Наполеона, отправившего десант Мюрата на лодках через озеро Гарда, чтобы выйти в тыл наступавшей австрийской колонне. Потом сдалась Мантуя (2 февраля 1797 г.), и австрийцы, потерявшие свои армии в Италии в попытке спасти внешние ворота в свою страну, теперь были вынуждены реагировать на быстрое приближение Бонапарта к беззащитным внутренним вратам. (В марте французы вторглись в Австрию и начали наступление на Вену. – Ред.) Это заставило Австрию просить мира, хотя главные французские армии все еще стояли за Рейном.

Осенью 1798 года была сформирована Вторая коалиция из России, Австрии, Англии, Турции, Португалии и Королевства обеих Сицилий, а также паны римского, чтобы сбросить оковы мирного договора. Бонапарт в это время находился в Египте, а когда вернулся, шансы Франции резко уменьшились. Полевые армии были обескровлены, казна пуста, а призыв в армию резко сократился. (Автор косвенно, намеками описал результат блестящего итальянского похода A.B. Суворова в 1799 г. Действуя так, как он действовал всегда (то есть решительно, быстро, крупными массами войск, стараясь нанести полное поражение врагу в сражении), Суворов в апреле – августе 1799 г. в нескольких решительных сражениях (прежде всего при Адде 15–17 (26–28) апреля, Требии 6–8 (17–19) июня и при Нови 4 (15) августа) совершенно разбил французов (Моро, Макдональда, Жубера) и очистил от противника Северную Италию. – Ред.) Бонапарт, который, вернувшись во Францию, сверг Директорию и стал первым консулом, приказал сформировать в Дижоне резервную армию, состоящую из всех внутренних войск, которые можно было наскрести. Стал ли он использовать ее для того, чтобы укрепить позиции на центральном театре военных действий и главную армию на Рейне? Нет. Вместо этого он запланировал самое дерзкое из всех непрямых действий – самый смелый обходной маневр – и совершил стремительный бросок по гигантской дуге, выйдя в тыл австрийской армии в Италии. Противник в это время оттеснил небольшую французскую армию в Италии назад почти до самой французской границы и загнал ее в северо‑западный угол Италии (французы Макдональда удерживали лишь Геную, блокированную австрийцами Меласа). Бонапарт намеревался двинуться через Швейцарию на Люцерн или Цюрих и выйти в Италию как можно восточнее – пройдя по перевалу Сен‑Готард или даже через Тироль. Но весть о том, что французская армия в Италии находится под сильным давлением австрийцев (Суворов и другие русские войска были отозваны императором Павлом I. – Ред.), вынудила его избрать более короткую дорогу" через Сен‑Бернар. Так что когда он, пройдя перевал, вышел из Валле‑д’Аоста на открытую местность из теснин Альп в Иврса в последнюю неделю мая 1800 года, он был все еще на правом фланге австрийской армии. Вместо наступления на юго‑восток для оказания помощи Массене, который был заперт в Генуе, Бонапарт послал свой авангард к Кераско, в то же время под прикрытием этого отвлекающего маневра сам он с главными силами проскользнул на восток к Милану. Так, вместо продвижения вперед и встречи врага в его «естественной позиции», обращенной на запад у Алессандрии, он захватил «естественную позицию» поперек австрийского тыла – этот стратегический барьер, который был первоначальной целью его самых смертоносных маневров во вражеском тылу. Потому что такая позиция, усиленная естественными преградами, давала в его руки надежный опорный пункт, с которого можно подготовить «жесткие объятия» для противника, чьей «природной» тенденцией, когда он вдруг окажется отрезан от пути отступления и снабжения, было разворачиваться и отходить назад, как правило, мелкими группами, прямо на него. Эта идея «стратегического барьера» была самым крупным вкладом Наполеона в стратегию непрямых действий.

В Милане Бонапарт перерезал один из двух путей отхода австрийцев, а затем, выйдя на рубеж южнее реки По, простиравшийся до ущелья южного притока По реки Страделла, перехватил также и второй путь. Однако замысел Бонапарта был несколько не подкреплен имевшимися у него средствами, так как у него было всего лишь 34 тысячи (в начале похода 42 тысячи. – Ред.) человек, и по вине Моро прибытие подкреплений – корпуса в 15 тысяч человек, который Бонапарт приказал выслать в его распоряжение из состава Рейнской армии через Сен‑Готардский перевал, – запаздывало. Беспокойство по поводу того, что стратегический рубеж был занят незначительными силами, стало усиливаться. И в этот момент Генуя капитулировала. Неопределенность в отношении дороги, которую могут избрать австрийцы, и прежде всего страх, что они могут запереться в Генуе, куда британский флот сможет доставлять для них продовольствие, заставила его отказаться во многом от преимуществ, которые он завоевал. Потому что, приписывая своим оппонентам больше инициативы, чем они проявляли, он оставил свою «естественную позицию» у Страделлы и двинулся на запад, чтобы провести разведку соперников, а также перерезать дорогу из Алессандрии в Геную. Таким образом, он очутился в невыгодном положении, имея под рукой лишь часть своей армии, когда австрийская армия вдруг вышла из Алессандрии и направилась ему навстречу для рандеву на равнине Маренго (14 июня 1800 г.). Исход битвы долго был под сомнением, и, даже когда вернулась дивизия Дезе, отправленная по дороге в Геную, австрийцы были только отбиты, но не разгромлены. Но затем стала играть свою роль стратегическая позиция Бонапарта, и она позволила ему вырвать из деморализованного австрийского командира (Меласа) просьбу о перемирии, согласно которому австрийцы уходили из Ломбардии и ретировались за реку Минчо. И хотя война возобновилась в хаотической форме за пределами Минчо, моральные последствия Маренго проявились в Люневильском мире, который Австрия заключила 9 февраля 1801 года. (Автор не упомянул о поражении австрийцев у Гогешшндена в Баварии 3 декабря 1800 г., где Рейнская армия французов Моро (56 тысяч) разбила Дунайскую австрийскую армию эрцгерцога Карла. Именно после этого сражения австрийцы были вынуждены искать мира. – Ред.)

После нескольких лет ненадежного мира занавес, опустившийся над французскими революционными войнами, поднялся, чтобы открыть новый акт – Наполеоновские войны. В 1805 году в Булони была собрана армия Наполеона из 200 тысяч человек, угрожая обрушиться на английское побережье (если бы это случилось, британцам не помогли бы никакие «прямые» и «непрямые» действия. – Ред.), когда она вдруг была направлена форсированным маршем к Рейну. До сих пор неясно, собирался ли Наполеон всерьез осуществить прямое вторжение в Англию, или его угроза была всего лишь первой фазой в его непрямом воздействии на Австрию. Он рассчитывал, Ч то австрийцы, как обычно, пошлют одну армию в Баварию, чтобы блокировать выходы из Шварцвальда, и на основе этого предположения запланировал свой широкий маневр вокруг’ их северного фланга через Дунай и на реке Лех (правый приток Дуная) – его замышляемый стратегический барьер поперек вражеского тыла. Это было повторением в более крупном масштабе маневра под Страделлой, и Наполеон сам подчеркивал перед своими войсками эту параллель. Более того, его превосходство в силах позволяло ему осуществить намеченный маневр. После перехвата коммуникаций армии Макка (80 тысяч) последняя (остатки) после нескольких боев капитулировала в районе Ульма. Сметя с пути этого «слабейшего партнера», Наполеону пришлось теперь иметь дело с русской армией под командованием Кутузова (50 тысяч), который, пройдя сквозь Австрию и собрав небольшие австрийские отряды (15 тысяч), только дошел до реки Инн. Меньшую угрозу представляло возвращение других австрийских армий из Италии и Тироля. Сейчас величина своих войск в первый, но не последний раз доставляла неудобство Наполеону. При такой большой армии пространство между Дунаем и горами к юго‑западу было слишком стесненным для любого непрямого действия местного характера по отношению к противнику, и не было времени для широких перемещений масштаба ульмского маневра. Но поскольку русские оставались на Инне, они пребывали в «естественной позиции», образуя не только щит для австрийской территории, но и щит, под прикрытием которого другие австрийские армии могли подойти с юга через Каринтию и присоединиться к ним, воздвигнув перед Наполеоном крепкую стену сопротивления. Столкнувшись с такой проблемой, Наполеон использовал самую изящную серию вариаций непрямого подхода. Первой его целью было оттеснить русских как можно дальше на восток, чтобы оторвать их от австрийских армий, возвращающихся из Италии. Поэтому, продвигаясь прямо на восток на Кутузова и Вену, он отправил корпус Мортье по северному берегу Дуная. Эта угроза коммуникациям Кутузова была достаточной, чтобы вынудить его отступить окольным путем на северо‑восток к Кремсу на Дунае. Тут Наполеон отправил Мюрата с заданием стремительным маршем рассечь новый фронт Кутузова, имея своей целью Вену. Из Вены Мюрату было приказано идти на север на Холлабрунн. Таким образом, после первой угрозы правому флангу русских Наполеон теперь угрожал их тылам слева. В результате этой операции, из‑за ошибочно заключенного Мюратом временного соглашения о перемирии, не удалось отрезать русских (Кутузов в ходе блестящего марш‑маневра вырвался из ловушки, по пути разгромив у Кремса корпус Мортье (на глазах Наполеона на другом берегу Дуная), а у Шенграбена (близ Холлабрунна) заслон Багратиона (5 тысяч), сдержав натиск 30 тысяч французов, дал отойти главным силам Кутузова (ночью Багратион прорвал штыками кольцо окружения). Потеряв почти половину состава, но сохранив знамена, отряд Багратиона через день догнал армию Кутузова. – Ред.). Но это, по крайней мере, заставило их поспешно отходить еще дальше на северо‑восток к Оломоуцу, оказавшись совсем близко от собственной границы (от Ольмюца (Оломоуца) до тогдашней русской границы было 650 км. – Ред.). Но хотя русские сейчас были далеко «отвлечены» от австрийских подкреплений, они были ближе к своим собственным, и в Оломоуце русские действительно получили подкрепления. Если продолжать и дальше оттеснять их, это только консолидировало бы мощь русских. Кроме того, время поджимало, а вступление Пруссии в войну было неизбежным. И тут Наполеон прибегнул к непрямому воздействию, искушая русских перейти в наступление хитрой демонстрацией своей собственной кажущейся слабости. Для боя с 80 тысячами солдат противника он сконцентрировал лишь 50 тысяч своих в Брюнне (Брно), а оттуда выжал изолированные отряды к Оломоуцу. Это впечатление слабости он дополнил предложением мира русскому царю и австрийскому императору. Когда враг заглотнул приманку, Наполеон возник перед ними на позиции у Аустерлица, самой природой назначенной быть ловушкой, и в последовавшем сражении использовал один из редких для него тактических приемов непрямых действий, чтобы скомпенсировать такую же редкую для него нехватку в численности войск на поле битвы (у Наполеона было 73 тысячи, в русско‑австрийской армии 86 тысяч). Соблазнив противника растянуть свой левый фланг в атаке на его отходившие французские войска, Наполеон развернул свой центр против ослабленного стыка и тем самым одержал победу настолько решительную, что в течение 24 часов император Австрии запросил о мире.

Когда несколько месяцев спустя Наполеон занялся Пруссией, у него было превосходство почти в пропорции 2:1 (Неверно. Против 150‑тысячной прусской армии Наполеон двинул 170 тысяч. – Ред.) – армия, которая была «великой» как в количественном, так и в качественном отношениях, против дефектной в воинской подготовке и устаревшей по своему виду. Влияние этого гарантированного превосходства на стратегию Наполеона заметно, и оно возрастало по мере ведения им последующих военных кампаний. В 1806 году он все еще стремится и завоевывает преимущество в первоначальной внезапности. Для этого он расквартировал свои войска возле Дуная, а потом быстро сосредоточил их на севере позади природного щита, образованного лесами Тюрингии. Далее, внезапно выйдя из лесной зоны на открытую местность, его батальонные каре устремились прямо в сердце вражеской страны. Таким образом, Наполеон скорее очутился, чем расположился (скорее случайно, нежели преднамеренно) в тылу прусских войск и, круто развернувшись, чтобы сокрушить их при Йене и Ауэрштедте (14 октября 1806 г.), видимо, полагался главным образом на чистый вес, нежели на моральный эффект своей позиции, которая была случайной, но важной.

Точно так же и в войне против русских, в Польше и Восточной Пруссии, которая последовала за этим, Наполеон, вероятно, беспокоился в основном о том, как заставить противника принять бой, уверенный, что, когда это произойдет, его военная машина пересилит вражескую. Он все еще использовал маневр с целью пробиться в тыл неприятеля, но сейчас это скорее средство, чтобы твердо ухватить соперника так, чтобы затащить его в свои челюсти (нежели способ нанесения удара по его боевому духу), чтобы легче было пережевать жертву.

Непрямое действие – это скорее средство отвлечения и физического «сцепления», чем отвлечения и подрыва морального состояния.

Так, своим маневром под Пултуском он стремится отвлечь русских на запад, чтобы в случае, если они двинутся на север из Польши, смог бы отрезать их от России. Русские выскользнули из его клещей. В январе 1807 года русские двинулись на запад по своему собственному соизволению к остаткам своих прусских союзников в Данциге, и Наполеон быстро воспользовался возможностью перерезать их коммуникации с Пруссией. Однако его приказ попал в руки казаков, и русская армия вовремя отошла назад. (Казаки стали кошмаром Наполеона (и всей французской армии). В 1812 г. под Малоярославцем они едва не схватили (или насадили на пику) императора, проводившего рекогносцировку, – это потрясло его, отступавшего в дальнейшем под ударами русских войск. А в марте 1814 г. казаки перехватили письмо Наполеона супруге, где он подробно описал свой план действий. В результате план был раскрыт, русские и союзники двинулись на Париж и взяли его, а после падения своей столицы Наполеон был вынужден отречься от престола. – Ред.) Тогда Наполеон стал напрямую преследовать их и, очутившись перед русскими войсками, занявшими фронтальную позицию у Прейсим‑Эйлау и готовыми дать сражение, положился на чисто тактический маневр против их тыла. Выполнению этого маневра помешал буран, и русские, хотя и потрепанные, не попали в пасть французов. (Наоборот – по словам французского маршала Бернадота (будущего шведского короля Карла XIV Юхана и основателя правящей ныне в Швеции королевской династии), «никогда счастье более не благоприятствовало Наполеону, как под Эйлау. Ударь Беннигсен ввечеру, он взял бы по крайней мере 150 орудий, под которыми лошади были убиты». Русские (78 тысяч, в том числе 8 тысяч пруссаков, имеющие 450 орудий) потеряли 25 тысяч убитыми и ранеными, французы (70 тысяч и 400 орудий) от 23 до 30 тысяч. Обе стороны посчитали себя победителями, хотя ночью Беннигсен, имевший все шансы разгромить Наполеона, отступил. – Ред.) Четыре месяца спустя обе стороны восстановили силы, и русские вдруг направились на юг на Хейльсберг (где произошел бой), и тогда Наполеон бросил свои корпуса на восток, чтобы отрезать противника от Кенигсберга, самой близкой базы русских. Но на этот раз он явно был настолько одержим идеей сражения, что, когда его кавалерия, ведя разведку на фланге, сообщила о присутствии русских на сильной позиции у Фридланда, он бросил все силы прямо на эту цель. Тактическая победа была одержана не внезапностью или мобильностью, а чисто наступательной мощью (60 тысяч русских противостояли 85 тысячам Наполеона) – здесь она выразилась в артиллерийской тактике Наполеона: массированное сосредоточение артиллерийского огня в выбранной точке. Этот прием он применял на протяжении всей своей карьеры (начиная с Тулона (1793) и подавления роялистов в Париже (1795). – Ред.) Во Фридланде, как часто и потом, это обеспечивало победу. Примечательно, что массированное использование людских ресурсов было характерно в 1807–1914 и в 1914–1918 годах. И примечательно, что в каждом случае наибольшие потери были связаны с интенсивным артиллерийским огнем.

Великая французская революция стала своего рода прологом к началу позднего Нового времени, послужив своеобразным водоразделом между периодом эпохи Просвещения и XIX веком, когда теоретические идеи предыдущего столетия, обретя невиданную прежде силу, стали активно воплощаться на практике. Те свободолюбивые принципы и идеалы, которые с оглядкой на окружающую неприглядную действительность трепетно формулировались философами-просветителями уходящей эпохи - идеалы, за которые можно было поплатиться свободой, благосостоянием, а иногда и жизнью - неожиданно превратились в мощное, общественно значимое идеологическое течение, которое, подобно могучей, сметающей все на своем пути волне смывало последние пережитки феодализма, сословной иерархии и закосневшей социально-экономической структуры, доставшейся Европе в наследство еще со времен Средневековья. Великая французская революция и последовавшие за ней Наполеоновские войны знаменовали собой рождение нового века, отличительной чертой которого стало пробуждение национального самосознания и массового революционно-освободительного движения.

Причины, которые вызвали к жизни грандиозные революционные события во Франции имели, конечно, собственную, национальную специфику, однако в той или иной степени они были применимы практически к каждому государству европейского региона, и именно поэтому идея «свободы, равенства и братства», концепция правового государства и полного освобождения от пут сословно-абсолютистского режима с энтузиазмом и восторгом были восприняты ведущими представителями европейского общества. Полное бесправие большей части французского населения (включая представителей торговой и промышленной буржуазии) перед лицом двух привилегированных сословий - дворянства и духовенства; абсолютна я оторванность представителей высшей знати от нужд и потребностей широких слоев населения, которая в художественной форме выразилась во фразе, приписываемой королеве Франции Марии-Антуанетте, - «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!» ; бесконечные неудачи во внешней и внутренней политике; жестокое налогообложение и вопиющая безнаказанность королевских чиновников; наконец, сама личность Людовика XVI, являвшего собой яркий пример деградации династии Бурбонов - все это, в сочетании с либеральными идеями Просвещения и американской Войной за независимость и стало исторической предпосылкой неотвратимости Великой французской революции. Самые яркие, самые талантливые представители французской нации, бок о бок с американцами воевавшие за избавление США от господства Британской империи (например, маркиз Жильбер де Лафайет), вернувшись на родину после блистательной победы, с ужасом осознали, что те пороки социально-политического и экономического строя, с которыми они боролись на чужой земле, безраздельно господствуют у них дома, причем в еще более жуткой и пугающей форме, чем на американском континенте. Однако и представители высшей родовой знати были далеко не едины в поддержке одряхлевшего французского абсолютизма: случай с графом Оноре де Мирабо, будущим деятелем первого этапа Французской революции, проведшим более трех лет в заточении по вздорному обвинению в похищении собственной возлюбленной, наглядно продемонстрировал, что перед лицом абсолютистской иерархической структуры могут быть абсолютно бесправны даже высшие представители дворянского сословия.

Вопрос для самостоятельной подготовки

Как вы думаете, существовала ли возможность предотвращения Великой французской революции? Какие меры необходимо было принять французскому абсолютизму для снижения остроты революционных настроений? Что бы вы предприняли в данной ситуации, находясь на месте Людовика XVI?

Возможно, именно глубина накопившихся противоречий и предопределила жестокость и кровопролитность Французской революции, апофеозом которой стал кратковременный, но чудовищный период якобинской диктатуры во главе с Максимилианом Робеспьером - диктатуры, породившей массовый террор 1793-1794 гг., ужасным олицетворением которого стало изобретение гильотины - специального механизма для быстрого обезглавливания жертв. В то же время революция, несмотря на пролившиеся реки крови и бессчетное количество жертв, решила ключевой вопрос социального развития французского государства, ликвидировав сословные ограничения и привилегии и провозгласив равенство граждан перед законом («Декларация прав человека и гражданина» 1789 г.). Тем самым были устранены последние преграды на пути свободного развития буржуазно-капиталистических отношении и заложена основа для последующего перехода Французской республики (установленной после упразднения монархии в 1792 г.) от обороны и защиты революционного достояния к открытому экспансионизму и завоеванию новых территорий и рынков сбыта. Наиболее ярко эта тенденция проявилась уже после переворота 18 брюмера (ноябрь 1799 г.) и прихода к власти Наполеона Бонапарта - события, знаменовавшего собой официальное завершение Великой французской революции.

Это интересно!

Александр Дюма (отец) о периоде якобинской диктатуры (отрывок из книги «Дочь маркиза »):

«Когда видишь, как отрубают головы женщинам и детям, перестаешь бояться гильотины.

В газете Прюдома, единственной, которая уцелела, единственной, которая, перестав выходить, появилась вновь, несколько дней назад писали, как один любопытный, увидев, как действует гильотина, спросил у соседа:

Что бы мне такое сделать? Уж больно хочется попасть на гильотину!

В другом номере был помещен рассказ о том, как палачи, придя за осужденным, застали его за чтением. Пока его готовили к казни, он не выпускал книгу из рук и продолжал читать до самого эшафота; когда повозка подъехала к подножию гильотины, он заложил нужную страницу закладкой, положил книгу на скамью и подставил руки, чтобы их связали.

Гиацинта рассказала мне, что третьего дня пять пленников ускользнули от жандармов; они не собирались бежать, они просто хотели напоследок пойти в Водевиль.

Один из пятерых возвращается в трибунал, который его осудил:

Не можете ли вы мне сказать, где мои жандармы? Я их потерял.

На одной из трибун Конвента обнаружили спящего человека.

• - Что вы здесь делаете? - спросили у него.
• - Я пришел убить Робеспьера, но, пока он произносил речь, я уснул».

Символично, что Наполеон, сам будучи порождением революции, поднявшей наверх самых талантливых, самых деятельных представителей французской нации вне зависимости от их происхождения и степени знатности рода (чем, кстати, во многом и объяснялись регулярные победы французского оружия над армиями всей остальной Европы), в итоге оказался ее «душителем», восстановившим в 1804 г. во Франции монархическую форму правления. Искренний приверженец свободолюбивых идей Руссо, один из самых одаренных - если не сказать гениальных - людей своей эпохи, друг и соратник Огюстена Робеспьера - брата Максимилиана, Наполеон по иронии судьбы обратил вспять многое из того, что было сделано за годы революции. Согласно крылатому выражению революционера и представителя партии жирондистов Пьера Верньо, «Революция, подобно богу Сатурну, пожирает своих детей». По сути, именно это и произошло с М. Робеспьером, Ж.-Ж. Дантоном, Ж.-П. Маратом, Ж.-Р. Эбером и другими лидерами якобинцев. Однако бывает и иначе: дети революции пожирают ее саму - и это был как раз случай Наполеона.

Александр Сергеевич Пушкин о Наполеоне (отрывки из стихотворения «Наполеон», 1821 г.):

«О ты, чьей памятью кровавой Мир долго, долго будет ПОЛИ,

Приосенен твоею славой,

Почий среди пустынных воли...

Великолепная могила!

Над урной, где твой прах лежит,

Народов ненависть почила И луч бессмертия горит».

«В свое погибельное счастье Ты дерзкой веровал душой,

Тебя пленяло самовластье Разочарованной красой».

«Да будет омрачен позором Тог малодушный, кто в сей день Безумным возмутит укором Его развенчанную тень!

Хвала! Он русскому народу Высокий жребий указал И миру вечную свободу Из мрака ссылки завещал».

Рис. 45.

Однако, несмотря на поражение и весь трагизм судьбы Наполеона, имя его навсегда осталось в истории, и то было имя не только гениального полководца, политического деятеля и дипломата, но и одаренного писателя и публициста, создателя Гражданского кодекса - документа, намного опередившего свой век; то было имя страстного почитателя искусства и науки, сформулировавшего собственную теорему в геометрии; имя человека феноменальной силы воли, эрудиции и таланта. И именно таким этот великий, но несчастный император и останется в веках.

• Судя но всему, данная фраза нс принадлежала Марии-Антуанетте и, возможно, являлась плодом литературного вымысла, однако сам факт ее появления говорит о состоянииумов той эпохи и о том, насколько это крылатое выражение соотносилось с теорией и практикой абсолютизма во Франции.

Прошло 30 лет, и поднялся занавес Великой войны, которая была озарена гением Наполеона Бонапарта. Как и в предыдущем столетии, Франция представляла для других стран серьезную угрозу, перед лицом которой объединились государства Европы. На этот раз война развивалась иначе. Революционная Франция имела много сторонников, но они не входили в состав правительств и не контролировали вооруженные силы своих государств. И все же, начав войну в одиночку, насильно изолированная, как будто пораженная чумой, Франция не только отразила объединенный удар, нанесенный с целью сокрушить ее, но и после революции представляла серьезную военную угрозу для остальной Европы и, в конце концов, стала властелином над большей ее частью. Ключ к объяснению такого роста ее могущества следует искать в сочетании благоприятных условий и стимулирующих факторов во Франции того времени.

Эти условия и факторы были созданы революционным духом национальных армий Франции. Этот дух сделал невозможной педантичную муштру, он дал волю развитию способностей и инициативы отдельной личности. В результате была разработана новая гибкая тактика. Теперь французы совершали марш со скоростью 120 шагов в минуту, в то время как их противники придерживались общепринятой нормы - 70 шагов в минуту. Эта элементарная разница в дни, когда армия еще не была обеспечена техническими средствами передвижения, дала возможность производить быструю переброску и перегруппировку войск, благодаря чему французы могли, по выражению Наполеона, умножить массу на скорость как при проведении стратегических операций, так и при выполнении тактических задач.

Другое благоприятное условие состояло в разделении армии на постоянные самостоятельные соединения (дивизии), которые, действуя независимо друг от друга, могли осуществлять взаимодействие между собой для достижения общей цели.

Эта внутренняя реорганизация французской армии теоретически была разработана еще Бурсе и до некоторой степени практически осуществлена в 40-х гг. XVIII в. Она была официально одобрена маршалом де Брольи, когда он был назначен главнокомандующим в 1759 г. Дальнейшие теоретические и практические усовершенствования были проделаны другим оригинальным мыслителем, Гибером, во время военных реформ 1787 г., т. е. накануне революции.

Третье условие, связанное с предыдущим, состояло в том, что хаотическая система снабжения и слабая дисциплина в революционных армиях Франции заставили возвратиться к старой практике довольствия за счет местных ресурсов. Разделение армии на дивизии означало, что такая практика снабжения оказывала меньшее влияние на боеспособность армии, чем раньше. Если прежде различные подразделения армии нужно было предварительно собрать вместе, прежде чем использовать их для проведения операции, то теперь каждое из них могло выполнять свою задачу самостоятельно, обеспечивая себя продовольствием.

Более того, в результате движения налегке подвижность французских войск увеличилась, и они могли свободно передвигаться по гористой и лесистой местности. Так как французские войска не могли надеяться на получение продовольствия и обмундирования из своих войсковых складов и обозов, голодные и плохо обмундированные французские солдаты были вынуждены нападать на тылы противника, который имел такие прямые формы снабжения и зависел от них.

Кроме этих условий, решающее значение имела личность полководца Наполеона Бонапарта, военные способности которого были развиты благодаря изучению военной истории и еще больше благодаря размышлению над теориями Бурсе и Гибера, двух наиболее выдающихся и оригинальных военных мыслителей XVIII в.

У Бурсе Наполеон усвоил принцип преднамеренного рассредоточения сил с целью заставить противника распылить свои силы. Затем Наполеон снова быстро сосредоточивал свои силы, в то время как силы противника продолжали оставаться разбросанными. Кроме того, он правильно оценил значение плана, имеющего несколько вариантов, и действия на направлении, на котором может быть создана одновременная угроза нескольким объектам. Более того, Наполеон осуществил в своей первой кампании план, составленный на основе проекта, разработанного Бурсе полвека назад.

Читая Гибера, Наполеон в полной мере оценил чрезвычайное значение подвижности и гибкости действий войск, а также потенциальные возможности, созданные разделением армии на самостоятельные дивизии. Гибер предвосхитил метод Наполеона, когда он писал почти полвека тому назад:

Искусство заключается в умении развернуть свои силы, не подвергая их опасности удара со стороны противника; в охвате противника без разобщения своих войск; в проведении маневра или удара во фланг противнику без обнажения своего фланга.

Рекомендуемый Гибером удар по тылам противника как средство нарушения устойчивости стал излюбленным методом Наполеона. От Гибера же Наполеон заимствовал метод сосредоточения подвижной артиллерии для прорыва фронта противника на решающем направлении. Более того, именно практические реформы, осуществленные Гибером во французской армии незадолго до революции, определили ту структуру армии, которую Наполеон использовал в войне. Главным же образом предвидение Гибера о приближающихся коренных изменениях в войне, которые будут осуществлены человеком, появившимся в революционной стране, разожгло фантазию и честолюбие юного Наполеона.

Хотя Наполеон не добавил ничего существенного к воспринятым им идеям, однако, он реализовывал их на практике. Без энергичного претворения Наполеоном этих идей в жизнь новая подвижность могла остаться только теорией. Поскольку теории, которые изучал Наполеон, совпали с его инстинктивными стремлениями, а последние получили простор благодаря сложившимся условиям, он смог до предела использовать большие возможности, заложенные в новой дивизионной системе организации армии. В разработке более широких, ставших возможными стратегических комбинаций и состоит главный вклад Наполеона и стратегию.

Удивление, вызванное разгромом противника при Вальми и при Жемапе во время первого частичного вторжения в 1792 г., привело к тому, что незамеченным остался тот факт, что Франция и революция оказались впоследствии в значительно большей опасности. Ведь первая коалиция в составе Англии, Голландии, Австрии, Пруссии, Испании и Сардинии была создана только после казни Людовика XVI, и только тогда французы бросили на чашу весов свою решимость, материальные и людские ресурсы. Несмотря на то, что война велась коалицией без целеустремленного и умелого руководства, положение французов становилось все более и более шатким.

Так продолжалось до тех пор, пока в 1794 г. обстановка не изменилась решительно в пользу Франции. С этого времени Франция из обороняющейся стороны превратилась в агрессивную. Чем была вызвана эта перемена? Конечно, не мастерским нанесением стратегического удара, хотя цель войны была неясной и ограниченной. Значение этого события заключалось в том, что оно было результатом применения, безусловно, непрямых стратегических действий.

В то время как основные силы воюющих сторон вели кровопролитные, но безрезультатные бои под Лиллем, армия Журдана, находившаяся на большом удалении на р. Мозель, сосредоточила на своем левом фланге ударную группировку для наступления через Арденны на запад, в направлении Льежа и Намюра. Подойдя к Намюру после изнурительного марша, в ходе которого войска питались за счет местных ресурсов, Журдан установил из донесения и по далекому грохоту артиллерийской канонады, что первый фланг основной группировки французских войск вел безуспешный бой перед Шарлеруа. Тогда, вместо того чтобы начать осаду Намюра, как ему было приказано, Журдан пошел в юго-западном направлении, к Шарлеруа и в тыл противника, обойдя его с фланга. Когда войска Журдана подошли к крепости, она капитулировала.

Журдан, по-видимому, не ставил перед собой более широкой цели, но психологическое воздействие такого маневра в тыл противника обеспечило ему то, чего Наполеон и другие великие полководцы могли добиться только в результате осуществления своих тонко рассчитанных замыслов. Кобург, главнокомандующий войсками армии антифранцузской коалиции, поспешно отошел в восточном направлении, пополняя свои войска за счет местного населения. Затем он нанес удар Журдану, занявшему позиции для защиты Шарлеруа. Хотя сражение, широко известное как сражение при Флёрюсе (14 км северо-восточнее Шарлеруа), было ожесточенным, французы имели неоценимое преимущество, заключавшееся в отсутствии стратегической устойчивости у противника, а также в том, что он был вынужден ввести в сражение только часть своих сил. После разгрома этих сил противника последовало общее отступление союзников. Когда французы в свою очередь оказались в роли захватчиков, им не удалось, несмотря на численное превосходство, добиться решительных результатов в главной кампании к востоку от Рейна. В конечном счете, эта кампания фактически оказалась не только бессмысленной, но и неудачной вследствие применения противником непрямых действий. В июле 1796 г. эрцгерцог Карл под давлением двух превосходящих по численности армий, Журдана и Моро, принял решение, согласно его собственным словам, постепенно отвести обе союзные армии (свою и Вартенслебена) назад, не ввязываясь в бой, и при первой же возможности соединить их вместе, с тем чтобы бросить численно превосходящие или, по меньшей мере, равные силы на одну из двух армий противника. Однако давление со стороны французов не дало ему возможности применить стратегию действий по внутренним линиям, для осуществления которой он вынужден был продолжать отход, чтобы создать более благоприятные условия для нанесения удара. Однако неожиданное изменение направления движения французских войск дало эрцгерцогу Карлу возможность нанести более решительный удар. Этот удар стал возможен благодаря инициативе командира кавалерийской бригады Науендорфа, разведка которого выявила, что французские войска снимались с фронта армии эрцгерцога Карла и перебрасывались против армии Вартенслебена с целью разгромить ее. Науендорф написал эрцгерцогу Карлу:

Если Ваше Королевское Высочество сможет направить в тыл Журдану 12 тыс. человек, то он погиб.

Хотя действия эрцгерцога в ответ на эту просьбу не были такими смелыми, однако они оказались достаточно эффективными для срыва французского наступления. Беспорядочное отступление разгромленной армии Журдана обратно к Рейну и дальше через Рейн вынудило Моро отказаться от развития успеха наступления в Баварии и тоже отойти назад.

Хотя главный удар французов на Рейне не увенчался успехом, а позже, будучи повторенным, снова окончился неудачей, судьба войны была решена на второстепенном театре, в Италии, где Бонапарту удалось добиться победы путем перехода от неустойчивой обороны к решительным непрямым действиям. План этих действий сложился в голове у Наполеона еще два года назад, когда он был офицером штаба на этом театре, и позднее, в Париже, план был оформлен в виде документа. В общих чертах этот план являлся копией плана 1745 г. с учетом накопленного опыта. Основные же военные взгляды Наполеона сформировались под влиянием учителей, руководивших его военной учебой в годы, когда он был более всего восприимчив к знаниям. Этот период учебы продолжался недолго: Бонапарту исполнилось 24 года, когда в чине капитана его назначили командующим артиллерией при осаде Тулопа, и только 26 лет, когда он был назначен на должность командующего Итальянской армией. Хотя в первые годы Бонапарт много читал, изучая различные материалы, однако в дальнейшем у него не было свободного времени для размышлений. Обладая умом скорее динамичным, чем глубоким, он не выработал сколько-нибудь определенной философии войны. Его теоретические взгляды на войну, нашедшие свое выражение в его трудах, по существу являлись компиляцией из других источников и приводили к неправильному толкованию теории войны последующими поколениями военных теоретиков, цеплявшихся за его слова, как за догму.

Эта тенденция, а также естественное влияние его раннего опыта видны на примере одного из наиболее важных и часто повторяемых положений Наполеона: Принципы ведения войны такие же, как и принципы ведения осады. Огонь должен сосредоточиваться против одного пункта (участка), и, как только будет сделана брешь, устойчивость противника нарушится и останется только добить его. В дальнейшем военные теоретики делали упор на первой части этого положения, в особенности подчеркивая слова "огонь против одного пункта", не придавая значения словам "устойчивость нарушится". На самом деле слова "огонь против одного пункта" являются довольно неопределенными, в то время как слова "устойчивость нарушится" выражают реальный психологический результат, гарантирующий завершение: останется только добить его. На что больше всего обращал внимание сам Наполеон, можно проследить, подвергая соответствующему анализу проведенные им стратегические кампании.

Даже слово пункт стало источником значительной путаницы и споров. Одна школа утверждает, что Наполеон имел в виду нанесение массированного удара по наиболее сильному пункту противника, считая, что только это даст решающие результаты. Ибо если сопротивление основной группировки будет сломлено, то это приведет к крушению всей обороны противника. Этот тезис не учитывает, во что обойдется такой удар, и того, что победитель после нанесения удара может настолько ослабнуть, что ему будет не под силу развить достигнутый успех, так что даже слабый противник сможет оказать сравнительно большее сопротивление, чем вначале. Другая школа, больше придерживающаяся принципа экономии сил, но только в ограниченном смысле затрат на первом этапе боя, считает, что удар должен быть нанесен по наиболее слабому пункту противника. Однако слабым пункт может быть только тогда, когда он находится на значительном удалении от жизненно важной артерии или объекта либо же когда противник умышленно оставил его незащищенным, чтобы завлечь своего врага в ловушку.

Здесь опять ясность вносит фактическая кампания, в которой Наполеон придерживался второго принципа. Она ясно показала, что Наполеон в действительности имел в виду не пункт, а стык и что на этом этапе своей карьеры он был вынужден соблюдать принцип экономии сил, чтобы избежать бесцельного расхода своих ограниченных ресурсов на удары по наиболее сильному пункту противника. Вообще же стык имеет важное значение, так как он весьма уязвим.

Широко известна еще одна фраза Наполеона, которую впоследствии приводили в оправдание наиболее безрассудного сосредоточения усилий против основной группировки противника - "Австрия является нашим наиболее сильным противником...". Если Австрия будет разбита, Испания и Италия развалятся сами. Мы должны не рассредоточивать наши удары, а наносить их концентрированно. Однако из полного текста меморандума, в котором содержится это высказывание, видно, что Наполеон имел в виду не прямое наступление на Австрию, а использование армии на границе Пьемонта для непрямых действий против Австрии. Согласно замыслу Наполеона, Северная Италия должна была служить коридором для прохода в Австрию. И именно на этом второстепенном театре в соответствии с принципами Бурсе он намеревался разгромить младшего партнера Австрии - Пьемонт, прежде чем нанести удар по старшему партнеру - самой Австрии. При осуществлении этого плана действия Наполеона были еще более непрямыми и тонкими, поскольку сложившаяся обстановка не дала возможности Наполеону реализовать свои мечты, о которых он поспешил сообщить правительству после первых же успехов. Менее чем через месяц, - писал он, - я надеюсь быть в горах Тироля, соединиться там с рейнской армией и вместе с ней вторгнуться в Баварию. Как ни парадоксально, но только благодаря срыву этого плана для Наполеона сложилась в последующем благоприятная обстановка. Заставив австрийские войска предпринять подряд одну за другой несколько наступательных операций в Италии и разгромив их, Наполеон через год получил возможность беспрепятственно вступить в Австрию.

Когда в марте 1796 г. Бонапарт принял командование Итальянской армией, ее войска были разбросаны вдоль Генуэзской Ривьеры, в то время как вражеские, австрийские и пьемонтские, войска занимали горные проходы, ведущие в долину р. По. План Бонапарта заключался в том, чтобы пробиться по двум сходящимся направлениям через горы к крепости Чева (70 км западнее Генуи) и, захватив эти ворота в Пьемонт, заставить пьемонтское правительство заключить сепаратный мир под угрозой наступления на Турин. Он надеялся, что австрийские войска все еще будут находиться на зимних квартирах; однако в случае, если бы они выступили, чтобы соединиться со своими союзниками, он предполагал провести отвлекающий маневр против Акви, чтобы заставить австрийцев отклониться в северо-восточном направлении.

Однако Бонапарту удалось добиться первоначального преимущества и изолировать армии противника друг от друга не в результате реализации своего замысла, а лишь благодаря счастливой случайности. Такая благоприятная обстановка была создана наступлением австрийцев, которые сделали бросок вперед с целью создать угрозу правому флангу Бонапарта и предупредить возможное наступление французов на Геную. Бонапарт отразил эту угрозу внезапным ударом по стыку наступающих австрийских войск, хотя потребовалось нанести еще два удара, прежде чем австрийцы признали свое поражение и отошли обратно к Акви.

Тем временем главные силы французской армии наступали на Чева. Опрометчивая попытка Бонапарта 16 апреля захватить эту крепость прямым штурмом окончилась неудачей. Тогда он наметил осуществить 18 апреля обходный маневр и перенес свои коммуникации подальше от противника, чтобы обезопасить их от возможного нападения австрийских войск. Однако пьемонтские войска оставили крепость раньше, чем была предпринята новая атака. Преследуя их, Бонапарт получил еще раз отпор, когда попытался атаковать в лоб позиции, которые пьемонтские войска заняли для обороны. Тем не менее, в результате нового маневра оба фланга пьемонтских войск были охвачены и пьемонтцы были отброшены на равнинную местность.

Пьемонтское правительство считало, что угроза Турину со стороны приближавшихся французских войск была весьма серьезной, так как помощь австрийцев, вынужденных двигаться окольным путем, слишком запоздала. В результате психологического воздействия этого факта стойкость пьемонтского правительства была ослаблена, и оно было вынуждено просить перемирия. Для Бонапарта отпала необходимость громить их в бою. Таким образом, Пьемонт был сброшен со счетов войны.

Никакая другая кампания не могла бы более убедительно продемонстрировать Бонапарту значение фактора времени. Если бы пьемонтцы продержались еще хотя бы несколько дней, Бонапарт, возможно, был бы вынужден отойти обратно к Ривьере из-за недостатка запасов. Впечатление, которое на него произвела капитуляция Пьемонта, видно из высказанного им, как говорят, в то время замечания:

Может быть, в будущем я проиграю сражение, но я никогда не потеряю ни одной минуты времени.

Теперь Бонапарт имел численное превосходство над австрийцами (35 тыс. человек против 25 тыс.), но все же он не захотел начать прямое наступление. На другой день после заключения перемирия с Пьемонтом Бонапарт задался целью захватить Милан с тыла, совершив обходный маневр через Тортону и Пиаченцу. Хитростью заставив австрийцев сосредоточиться под Валенца, он двинулся в восточном направлении вдоль южного берега р. По и, обойдя все рубежи сопротивления австрийцев, захватил Пиаченцу.

Чтобы обеспечить себе преимущество, Бонапарт не постеснялся нарушить нейтралитет Пармского герцогства, на территории которого находилась Пиаченца, рассчитывая на то, что здесь он сможет найти переправочные средства (лодки и паром). Однако пренебрежение к нейтралитету обернулось против французов, ибо, когда Бонапарт повернул на север, чтобы выйти австрийцам в тыл, последние отступили через территории нейтральной Венеции и таким образом спасли себя, не посчитавшись, подобно Бонапарту, с правилами войны. Прежде чем Бонапарт смог использовать р. Адда (приток р. По), чтобы преградить путь к отступлению, австрийцы оторвались от преследовавших французов на значительное расстояние, укрывшись в Мантуе и знаменитом четырехугольнике крепостей.

В связи со столь упорным сопротивлением австрийцев мечта Бонапарта о вторжении в Австрию в течение одного месяца была развеяна и превратилась в весьма отдаленную перспективу. Директория в связи с усиливающимся беспокойством по поводу неудач французской армии и истощения ресурсов приказала Бонапарту идти на юг, к Ливорно, и по пути эвакуировать четыре нейтральных государства, что на языке того времени означало попросту ограбить их. В результате Италия была разорена французами до такой степени, что больше никогда не была в состоянии восстановить свое прежнее благополучие.

Однако с военной точки зрения такое ограничение Директорией свободы действий Бонапарта только подтвердило поговорку: нет худа без добра. Ибо это ограничение, вынудив Бонапарта отложить осуществление своей мечты, дало ему возможность с помощью противника привести свою цель в соответствие с имевшимися средствами. Когда это соответствие было достигнуто, то первоначальная цель покорения Австрии оказалась в пределах практической досягаемости. Здесь уместно будет привести выдержку из книги великого итальянского историка Феррари: "В течение столетия первая кампания в Италии преподносилась, я бы сказал, воспевалась, как эпос триумфальных наступательных маршей Бонапарта, считалось, что он легко захватил Италию потому, что наносил ей непрерывные удары с решимостью, не уступавшей его военному счастью. Однако когда изучаешь историю этой кампании беспристрастно, становится ясно, что оба противника наступали и оборонялись с переменным успехом и, что в большинстве случаев, наступавший успеха не имел".

Скорее случайно, чем в соответствии с замыслом Бонапарта, Мантуя превратилась в приманку для австрийских войск, которые оторвались от своих баз и попали прямо в лапы французов. Важно отметить, что войска Бонапарта не окапывались на позициях перед Мантуей, как это делали другие армии при осаде городов, а были развернуты и действовали отдельными группировками, которые Бонапарт без затруднений мог сосредоточить в любом направлении.

При первой же попытке австрийцев оказать помощь Мантуе метод Бонапарта оказался под угрозой из-за его нежелания снять осяду города. Только тогда, когда Бонапарт отказался от осады Мантуи и получил тем самым свободу для маневра, он смог использовать подвижность своих войск для разгрома австрийцев при Кастеллеоне.

После этого Директория приказала Бонапарту пройти через Тироль и в дальнейшем действовать совместно с основной рейнской армией. Австрийцы использовали это прямое наступление французов для того, чтобы отвести свои главные силы через Вальсугану сначала на восток, в Венецианскую равнину, а затем перебросить их оттуда на запад для оказания помощи Мантуе. Однако Бонапарт, вместо того чтобы продолжать движение на север или вернуться назад для блокады Мантуи, начал упорно преследовать хвост колонны австрийских войск при прохождении их через горы, тем самым сведя на нет маневр противника своим контрманевром, проведенным с более решительной целью. Под Бассано он окружил и разгромил второй эшелон австрийской армии. Когда же, преследуя первый эшелон австрийцев, французы вышли на Венецианскую равнину, Бонапарт преградил им дорогу на Триест, перехватив тем самым пути отступления в Австрию. Однако он не препятствовал отходу австрийских войск в направлении Мантуи. Таким образом, войска австрийской армии сами попали в ловушку, устроенную для них Бонапартом в Мантуе.

Изоляция в Мантуе столь значительного количества австрийских войск вынудила Австрию возобновить военные действия. На этот раз, причем не в последний, прямолинейность тактики Бонапарта стала серьезным препятствием для успешного применения им стратегии непрямых действий. Когда наступавшие по сходящимся направлениям австрийские армии под командованием Альвинчи и Давидовича подошли к Вероне, являвшейся ключом к обороне Мантуи, Бонапарт, прежде всего, нанес удар по более сильному противнику, каковым являлся Альвинчи, но получил жестокий отпор под Кальдаро (40 км севернее Тренто). Вместо того чтобы отступить, он предпочел предпринять смелый глубокий обход южного фланга армии Альвинчи, чтобы выйти ей в тыл. Насколько отчаянным было тогда положение французов, видно из письма Бонапарта Директории:

Слабость и истощение армии заставляют меня опасаться самого худшего. Мы, вероятно, находимся накануне потери Италии.

Задержки, вызванные необходимостью преодоления болот и рек на пути французских войск, еще более увеличивали рискованность маневра Наполеона. Однако этим маневром Бонапарт сорвал план противника по окружению его армии в Вероне. Пока Альвинчи спешил французам навстречу, Давидович бездействовал. Даже в этих условиях Бонапарт считал рискованным навязать сражение Альвинчи, обладавшему численным превосходством. Однако когда, наконец, завязалось сражение при Арко, и исход его все еще был неопределенным, Бонапарт прибегнул к тактической хитрости, чем он вообще редко пользовался. Он направил несколько горнистов в тыл к австрийцам, приказав им дать сигнал ложной атаки. Услышав сигнал, австрийские войска обратились в бегство.

Два месяца спустя, в январе 1797 г., австрийцы предприняли четвертую и последнюю попытку спасти Мантую, однако были разбиты в сражении под Риволи. Этот успех французов был обеспечен благодаря организации весьма эффективного взаимодействия между отдельными, независимыми друг от друга группами войск армии Наполеона. Действия этих групп можно сравнить с действием широко растянутой сети, на концах которой закреплены камни; когда одна из колонн противника натыкалась на такую сеть, сеть свертывалась, охватывая колонну со всех сторон, причем концы ее сближались, и камни одновременно обрушивались на противника.

Такое построение армии, дававшее при столкновении с противником возможность проводить согласованные наступательные действия, явилось результатом развития Бонапартом новой дивизионной системы, согласно которой армия была разделена на самостоятельно действующие соединения. При старой системе армия действовала как единое целое, и лишь иногда из нее выделялись для выполнения отдельных задач временные отряды. То построение армии, которое Бонапарт применял в итальянских кампаниях, стало еще более совершенным в последующих его войнах, когда он ввел батальонные каре, причем дивизии были заменены армейскими корпусами.

Хотя под Риволи растянутая и нагруженная сеть была средством разгрома заходившего крыла австрийцев, интересно, что разгром главных сил австрийской армии был достигнут дерзким маневром Бонапарта, направившего один полк в 2000 человек на лодках через оз. Гарда с задачей перехватить пути отхода целой армии. После этого Мантуя капитулировала, а австрийцы, потерявшие свои армии на дальних подступах к Австрии, были вынуждены теперь беспомощно наблюдать за быстрым приближением французов к оставшимся без охраны ближним подступам своей родины. Эта угроза заставила Австрию заключить унизительный мир, в то время как основные французские силы все еще находились за Рейном.

Осенью 1798 г. образовалась вторая коалиция в составе России, Австрии, Англии, Турции, Португалии, Неаполитанского королевства и Папской области с целью сбросить оковы мирного договора с Францией. Бонапарт в это время находился в Египте, и, когда возвратился назад, положение Франции было очень плохое. Полевые армии оказались сильно ослабленными, страна обнищала, а вербовка рекрутов значительно сократилась.

Возвратившись из Египта, Бонапарт сверг Директорию. Став первым консулом, он приказал сформировать в Дижоне резервную армию, включив в нее все французские войска, которые можно было собрать вместе. Однако он не использовал этой армии для усиления войск на основном театре военных действий или главной армии на Рейне. Вместо этого он разработал план самого смелого обходного маневра и совершил стремительный бросок вдоль громадной дуги, выйдя в тыл австрийской армии в Италии. К тому времени австрийские войска отбросили небольшую по численности Итальянскую армию Франции почти к самой французской границе, прижав ее в северо-западном углу Италии. Бонапарт намеревался пройти Швейцарию через Люцерн или Цюрих и оттуда выйти в Италию как можно восточнее, пройдя через перевал Сен-Готард или даже через Тироль. Однако, узнав, что Итальянская армия находится в тяжелом положении, он избрал более короткий путь через перевал Сен-Бернар. Таким образом, когда в конце мая 1800 г. Бонапарт со своей армией спустился с Альп и Ивреа, он все еще находился на правом фланге австрийской армии.

Вместо того чтобы двинуться на юго-восток для оказания помощи Массене, который был осажден австрийцами в Генуе, Бонапарт направил часть своих войск на юг, к Кераско, а сам под прикрытием этого отвлекающего маневра двинулся с главными силами на восток, к Милану.

Таким образом, Бонапарт, вместо того чтобы продвигаться навстречу противнику, занимавшему рубеж к западу от Алессандрии, прочно закрепился в тылу австрийцев, создав свой знаменитый стратегический заслон, или барьер. Создание такого барьера он всегда ставил первоочередной задачей при проведении своих наиболее опасных маневров в тыл противнику. Ибо такая позиция (рубеж), усиленная естественными препятствиями, обеспечивала ему надежную базу, опираясь на которую он мог подготовить петлю для противника, инстинктивно стремящегося, когда пути его отхода и снабжения оказывались отрезанными, повернуть назад и отходить, обычно мелкими группами, прямо на него. Эта концепция стратегического барьера явилась основным вкладом Бонапарта в стратегию непрямых действий.

В Милане Бонапарт перерезал один из двух путей отхода австрийцев, а затем, выйдя на рубеж южнее р. По, простиравшийся до ущелья Страделла, перехватил также и второй путь. Однако замысел Бонапарта был несколько не сообразован с имевшимися средствами, так как у него было всего лишь 34 тыс. человек. Прибытие же подкреплений - корпуса в 15 тыс. человек, который Бонапарт приказал выслать в его распоряжение из состава рейнской армии через Сен-Готардский перевал, по вине Моро запаздывало. Беспокойство Бонапарта по поводу того, что стратегический рубеж был занят незначительными силами, стало усиливаться. К счастью, Генуя капитулировала, и отпала необходимость оказывать помощь Массене.

Неопределенность в отношении маршрута, который австрийцы изберут для своего отступления, и опасение, что они могут отойти к Генуе, где английский флот мог пополнить их запасы, вынудили Бонапарта отказаться от большинства преимуществ, которых он добился. Считая своих противников более инициативными, чем они на самом деле являлись, он оставил свой рубеж в районе ущелья Страделла и двинулся в западном направлении для разведки противника, выделив одну дивизию под командованием Дезо для перехвата дороги от Алессандрии к Генуе. Таким образом, Бонапарт оказался в невыгодном положении, имея при себе лишь часть сил, когда австрийская армия неожиданно выступила из Алессандрии и завязала сражение с французами на равнине у Маренго (14 июня 1800 г.). Исход битвы длительное время был неопределенным, и даже когда в бой была введена дивизия Дезо, австрийцы были лишь потеснены, но не разгромлены. В дальнейшем стратегическое положение Бонапарта улучшилось, и он вынудил деморализованное австрийское командование согласиться на эвакуацию своих войск из Ломбардии и отойти за р. Минчо.

Несмотря на то, что за р. Минчо военные действия возобновились и носили характер отдельных стычек и перестрелки, моральное влияние исхода сражения у Маренго привело к перемирию, в результате которого через шесть месяцев был положен конец войне второй коалиции против Франции.

После нескольких лет неустойчивого мира, которым завершился период французских революционных войн, занавес снова поднялся и начался новый акт - Наполеоновские войны. В 1805 г. армия Наполеона численностью 200 тыс. человек сосредоточилась в Булони, угрожая высадиться на побережье Англии. Затем она внезапно форсированным маршем была переброшена к Рейну. До сих пор неясно, серьезно ли Наполеон намеревался осуществить прямое вторжение в Англию, или эта угроза была мнимой и являлась первым шагом к внезапному нападению на Австрию. Вероятно, он действовал по принципу Бурсе, разработав план с несколькими вариантами. Приняв решение двинуться в восточном направлении, Наполеон рассчитывал, что австрийцы, как обычно, направят одну армию в Баварию, чтобы блокировать выходы из гор Шварцвальда. На основе такого предположения он разработал план глубокого обхода их северного фланга с переправой через Дунай и далее к р. Лех, на которой он намечал создать во вражеском тылу стратегический барьер. Этот маневр повторял в более крупном масштабе предыдущий маневр Наполеона в районе Страделлы, причем сам Наполеон подчеркивал это в своих приказах войскам. К тому же превосходство в силах позволяло ему, как только он организовал барьер, сделать его подвижным. Когда Наполеон придвинул вплотную к тылу австрийской армии свой стратегический барьер, последовала почти бескровная капитуляция противника в Ульме.

Разделавшись с более слабым противником, Наполеон имел теперь перед собой русскую армию под командованием Кутузова, которая, пройдя Австрию и присоединив к себе по пути мелкие отряды австрийской армии, только что расположилась на рубеже р. Инн. Менее значительную угрозу для Наполеона представляли австрийские армии, возвратившиеся из Италии и Тироля. Большая численность войск была теперь, в первый, но не последний раз, только обременительной для Наполеона. С большой армией было трудно осуществить какие-либо непрямые действия местного характера, так как пространство к юго-западу, между Дунаем и горами, слишком ограниченно, а для проведения глубокого обходного маневра, наподобие маневра под Ульмом, не хватало времени. Однако до тех пор, пока русские оставались на р. Инн, они занимали естественный рубеж, который являлся щитом, прикрывавшим австрийскую территорию. Кроме того, пользуясь этим щитом, и другие австрийские армии могли подойти с юга через Каринтию и соединиться с русскими для организации упорного сопротивления продвижению Наполеона.

Столкнувшись с этой проблемой, Наполеон применил ряд искуснейших вариантов непрямых действий. Его ближайшей целью являлось отбросить русских как можно дальше на восток, чтобы отрезать их от австрийских армий, которые в это время подходили из Италии. В то время как сам Наполеон двигался строго на восток, навстречу войскам Кутузова, корпус Мортье шел вдоль северного берега Дуная. Этой угрозы коммуникациям армии Кутузова, соединявшим его с Россией, оказалось достаточно, чтобы заставить русские войска отойти в северо-восточном направлении, к Кремсу на Дунае. Тогда Наполеон направил Мюрата с задачей прорвать новый фронт Кутузова и захватить Вену. От Вены Мюрат должен был продвигаться на север, к Холлабрунну. Таким образом, создав сначала угрозу правому флангу русских, Наполеон теперь угрожал их тылам слева.

251. Революция и Наполеон

Революцию во Франции сменило господство Наполеона. В одних из своих сторон наполеоновская эпоха и для Франции, и для остальной Европы была продолжением революции , в других – реакцией против неё . Наполеон и не думал восстановлять старые сословные привилегии, феодальные права и крепостничество, а во многих местах Европы и уничтожал их. Точно так же он не возвратил духовенству его земли и сословные привилегии, да и в других странах духовенство лишилось при нем и власти, и владений. Мало того: из католической церкви он стремился сделать простое орудие государственной власти. Во всех этих отношениях он был продолжателем революции, которая сама шла тут по стопам просвещенного абсолютизма. Наоборот, в политическом отношении Наполеон восстановил во Франции абсолютизм – только в новой форме военно-демократической диктатуры (цезаризм). Хотя он и с пренебрежением относился к «идеологии», как он называл идеи «просвещения» и революции, на самом деле его система была как бы лишь видоизменением просвещенного абсолютизма. С этой точки зрения времена просвещенного абсолютизма, французской революции и Наполеона I представляют собою в сущности один исторический период падения старого порядка, то под ударами государей, то вследствие восстания народов.

II. Франция эпохи Наполеона

252. Учреждения консульства и империи

После 18 брюмера Франция получила новое государственное устройство, известное под названием конституции VIII года , которая и была принята всенародным голосованием (как принимались конституции 1793 г. и III года). Конституция 1791 г. была только по названию монархическою, по существу же дела республиканскою; теперь, наоборот, Франция получила конституцию лишь по имени республиканскую, в действительности же бывшую монархическою. Во главе государства был поставлен первый консул «гражданин Бонапарт», и хотя ему даны были в товарищи еще два консула, но вся правительственная власть была сосредоточена на деле лишь в его руках. Ему были подчинены вся администрация и все военные силы страны, и от его же воли зависели дела войны и мира. Законодательная власть была донельзя ослаблена. Во-первых, народ намечал (да и то в громадном количестве) лишь кандидатов в члены законодательных учреждений, а выбор между ними был предоставлен или первому консулу, или зависевшим от него учреждениям, так что настоящего народного правительства на самом деле не существовало. Во-вторых, поднимать вопрос об издании новых законов мог только первый консул, и когда закон был издан, получить силу он мог опять-таки только по обнародовании его первым консулом. В-третьих, законодательная власть была разделена между несколькими учреждениями: проекты законов вырабатывались 1) государственным советом , всецело зависевшим от первого консула, потом обсуждались в 2) трибунате и поступали с критическими замечаниями трибунов в 3) законодательный корпус , имевший право говорить только «да» или «нет», но и после этого совершенно зависевший от первого консула; 4) сенат мог устранить новый закон, объявив его несогласным с конституцией. Кроме того, сенат имел право и вводить новые законы под названием сенатус-консультов. Этим последним орудием Наполеон пользовался очень широко: двумя сенатус-консультами – X и XII гг. – он еще более усилил свою власть, потребовав, впрочем, их подтверждения всенародным голосованием. По одному сенатус-консульту он получил пожизненное консульство (1802), по другому – титул императора французов (1804). (С этими дополнениями конституция VIII года получила название конституции империи). Если что-либо и не нравилось новому владыке Франции в этой конституции, так это был трибунат, критиковавший правительственные законопроекты; поэтому Наполеон скоро сократил его права (1802), а потом и совсем его уничтожил (1807). Законодательный корпус, вотировавший и налоги, должен был собираться ежегодно, но когда однажды (1809) его совсем не созвали, на это никто не обратил внимания. При всем том Наполеон, когда ему было нужно, обходил без стеснения и другие требования конституции.

При старом порядке французская нация более приучалась к повиновению, чем к самостоятельности, и над всей страной господствовала административная централизация. Противоположная система учредительного собрания не удалась, и якобинцы снова управляли всею страною по старому. Административная централизация более соответствовала и взглядам самого Наполеона. В первый же год консульства он назначил во главе отдельных департаментов префектов , в каждом округе – подпрефекта, в каждой общине (т.е. городе или деревне) – мэра , причем все эти чиновники были поставлены в исключительную зависимость от правительства и подчинены строгой дисциплине, напоминавшей военную. Даже члены советов, которые должны были своими указаниями помогать этим чиновникам, назначались правительством, и о каком бы то ни было самоуправлении не могло быть и речи. (Теперешняя административная организация Франции есть лишь видоизменение консульской). Новая система отличалась простотою, быстротою действия, стройностью и силою. Таковы были вообще и другие реформы Наполеона (судебная, финансовая и т. п.), проведенные им большею частью еще во время консульства. Он обладал большим организаторским талантом и всюду вносил ясность, простоту, последовательность, но вместе с тем везде следил главным образом за тем, чтобы правительство все знало и всем руководило, а нация лишь пассивно повиновалась. В обсуждении всех важнейших преобразований Наполеон лично принимал самое деятельное участие, поражая своих сотрудников неутомимостью в работе и способностью быстро разбираться в наиболее сложных и запутанных вопросах.

253. Конкордат

В первые же годы консульства Наполеон устроил и церковные дела Франции. Лично он относился к религии более, чем равнодушно, и даже обнаруживал некоторое вольномыслие, а потому смотрел на религию лишь как на политическое средство. Гражданское устройство духовенства, изданное учредительным собранием, и преследование католицизма якобинцами совсем расстроили церковную жизнь Франции и породили между французами религиозный раскол и смуту. Директория прекратила религиозные гонения и возвратила католическому богослужению около 40 тысяч церквей, но из-за обладания ими поднялись раздоры между присяжным и неприсяжным духовенством, при чем большую силу обнаруживали неприсяжные священники, бывшие в союзе с Римом. Наполеон прекратил эту борьбу, заключив во втором году своего консульства (1801) конкордат с папою Пием VI1 . Католицизм был признан религией лишь большинства французских граждан (а не господствующей церковью), но отправление общественного богослужения ставилось в зависимость от полицейских распоряжений, как правительство найдет нужным для поддержания порядка. Епископы стали назначаться первым консулом и потом уже получать каноническое постановление; священников стали назначать епископы, но опять-таки с согласия правительства. Духовенству определено было жалованье, но бывшие церковные земли были объявлены бесповоротно принадлежащими новым их владельцам. Конкордат 1801 г. (действующий во Франции и поныне) подчинил духовенство светской власти, и в благодарность за восстановление религии духовенство ревностно поддерживало Наполеона всем своим влиянием на народ.

254. Кодекс Наполеона

Наполеон сам был в юности революционером, но рано отказался и от революционной «идеологии», и от участия в народных волнениях. Политическая свобода ему была непонятна, но он хорошо видел, как дорожили французы гражданским равенством. Совершая государственный переворот 18 брюмера, он оправдывал его необходимостью спасти принципы 1789 года и главные приобретения революции; тем же самым он мотивировал необходимость установления во Франции наследственной монархии, которая одна, говорил он, могла упрочить новый порядок вещей. Успех Наполеона внутри Франции объясняется не одним утомлением нации от революции, но и тем, что он создал прочную и крепкую власть, которая взяла на себя охрану нового общественного строя от возвращения к старому порядку. Наполеон оставил в полной неприкосновенности равенство всех перед законом, равноправность всех вероисповеданий, отмену десятины и феодальных прав, а также совершившуюся при революции распродажу церковных имуществ и т. п. Ему пришлось даже довершить в этом отношении дело, начатое революцией. Реформы Учредительного собрания совсем расшатали старое гражданское право Франции, но революция не успела выработать нового кодекса законов, за который думало приняться еще Учредительное собрание. Наполеон в первые же времена консульства взялся за осуществление этой задачи и, поручив ее опытным юристам, сам принимал иногда участие в их занятиях. В 1804 г. был готов гражданский кодекс, получивший имя Кодекса Наполеона . По форме он отличался простотою, ясностью и законченностью, в основу же его содержания были положены равенство всех граждан перед законом и уважение к воле отдельных лиц в их взаимных отношениях, частного характера (особенно в делах имущественных). Кроме того, с самого начала Наполеон решил примирить с новым порядком вещей тех эмигрантов, которые способны были отказаться от полного возвращения к старому порядку. В самом же начале консульства он прекратил преследования эмигрантов и разрешил желающим вернуться на родину, не возвратив им, однако, конфискованных имуществ.

255. Наполеоновский режим

Охраняя гражданский строй, вышедший из революции, Наполеон менее всего думал о том, чтобы дать Франции внутреннюю свободу. Он не терпел никакой независимой силы в обществе . Периодическая печать, изящная литература, театральные представления, научное преподавание, словом, вся культурная деятельность общества были донельзя стеснены строгостями произвольно действовавшей цензуры, полицейского надзора и прямого вмешательства правительственных чиновников. Особенно много потратил Наполеон усилий на устройство государственной полиции, которая должна была за всем следить, все знать, обо всем доносить. С наибольшим подозрением относился он к закоснелым роялистам и непримиримым республиканцам. Впрочем, Наполеон охотно принимал на службу и старых монархистов, и прежних революционеров, если они обещали ему быть верными. Из многих якобинцев вышли даже наиболее ревностные слуги его деспотизма; таков был, например, министр полиции Фуше. Против непреклонных, наоборот, принимались самые суровые меры. В 1800 г. на жизнь первого консула было сделано покушение при помощи адской машины, и Наполеон воспользовался этим, чтобы сослать многих якобинцев, хотя заговор был устроен роялистами, видевшими в Наполеоне помеху для восстановления законной монархии. Через несколько лет был открыт полицией другой роялистский заговор (в который замешался генерал Моро , высланный после двухлетнего заключения в Америку). Как бы в отместку Наполеон велел своим жандармам схватить на чужой территории (в Германии) одного из французских принцев (герцога Энгиенского ) и расстрелять его в Париже. Вообще в случае надобности и он был не прочь прибегать к террору.

Уже вскоре после 18 брюмера первый консул окружил себя придворным штатом . Дарование ему пожизненного консульства в награду за великие дела войны и мира было только первым шагом к установлению империи, состоявшемуся в 1804 г. (хотя официально Франция даже в 1806 г. считалась еще республикой, как это значилось и на монетах). На торжественную коронацию нового императора, возведенного на престол волею державного народа, приезжал в Париж сам папа. С монархией был восстановлен пышный двор, где блистала императрица Жозефина (вдова генерала Богарне, вышедшая замуж за Наполеона еще до первого его итальянского похода). Вместе с этим были восстановлены (но без всяких привилегий) аристократические титулы баронов, графов, герцогов, князей, которыми Наполеон стал награждать выдающихся государственных деятелей и военачальников; для последних был восстановлен и титул маршала. (Кроме того, Наполеон учредил еще орден почетного легиона ).Новая знать была, однако, в пренебрежении у старой аристократии, но тем охотнее император унижал последнюю. Чем выше поднимался Наполеон, тем высокомернее и грубее делался он в обращении с людьми, не терпя ни малейшего противоречия и держа всех в страхе перед вспышками своего гнева. Он особенно охотно давал чувствовать бывшим своим товарищам всю разницу их положений; самые знатные и титулованные его сподвижники должны были знать, что возвеличены они, лишь благодаря одной его милости. Особенно хотелось Наполеону породниться со старыми династиями. Для этого он женил своего пасынка Евгения Богарне и одного из братьев (Иеронима (Жерома) ) на немецких принцессах, выдал замуж племянницу императрицы за одного немецкого принца и т. п., а потом и сам вступил в брак с дочерью австрийского государя. Своим братьям, близким родственникам и наиболее видным помощникам он раздавал завоеванные королевства и герцогства. Блеском своей империи Наполеон вообще хотел затмить все бывшие до него царства.

Главною силою, на которую опирался Наполеон, была армия . Унаследовав от революции войну с целою Европою, он продолжал эту борьбу со страстью первого знатока военного дела и гениального полководца. Еще во время итальянских походов солдаты, сражавшиеся под его знаменами, более думали о славе и добыче, чем о свободе народов. Наполеон широко развил систему контрибуций для обогащения французской казны и раздавал богатые подарки генералам и офицерам. Солдаты, на которых он сам смотрел лишь как на «пушечное мясо», его боготворили. Его армия по своему составу, по своей организации и дисциплине была лучшею в Европе, и в ней было множество замечательных военных талантов, вышедших из недр демократии.

Десять лет народ Франции воевал, руководствуясь знаменитой формулой «Liberté, Égalité, Fraternité». Кровавые перевороты, масса людей, отправленных на гильотину, казнь короля Людовика XVI и главного революционера Максимилиана Робеспьера, войны с соседними государствами – все это и многое другое уместилось в крохотный по историческим меркам срок с 1789 по 1799 годы

С чего все началось?

В конце 80-х годов 18-го столетия Францию поразил экономический кризис. Собственное производство оказалось не в состоянии конкурировать с товарами из Англии, а из-за природных катаклизмов погибли посевы и виноградники. Денег на восстановление не было, поскольку королевский двор сильно потратился на войны, оказавшиеся провальными и поддержку заокеанской революции.

Правительство видело один выход из катастрофы – лишить всех налоговых привилегий первое и второе сословия. Но дворянские парламенты встали на дыбы и не позволили хоть в чем-то ущемить себя.

Пришлось в экстренном порядке созвать Генеральные штаты, куда вошли представители всех трех сословий. Но любое собрание напоминало сюжет басни Крылова «Лебедь, рак и щука». Бедное дворянство требовало финансовой помощи и надеялось на ограничение королевской власти. Крестьяне просили землю в собственность, а заодно лишь привилегий элиту. А горожане высказывались за равенство перед законами, вне зависимости от сословия.

От слов к делу

5 мая 1789 года в Версале началось заседание Генеральных штатов, которое и стало катализатором всех последующих событий. Три сословия никак не могли между собой договориться. А правительство вообще вынесло на рассмотрение лишь проекты возможного финансового преобразования.

В середине июня к активным действиям перешли представители третьего сословия. Они объявили себя представителями всей французской нации, став депутатами Национального собрания и пообещали разработать новую конституцию. Правда, вскоре они переименовались в Учредительное собрание и объявили, что ратуют за смену государственного строя.

Кто-то пустил слух, что король решил разогнать Учредительное собрание и отдал приказ войскам идти на Версаль. Горожане возмутились. Началось восстание.

Официальной начальной точкой Великой французской революции считается 14 июля – день взятии Бастилии. Никакого особого толка от этого не было, народ просто хотел разжиться оружием. Но на Людовика это произвело сильное впечатление. Король, стараясь избежать кровопролития, проявил слабость, отдав власть в руки Учредительного собрания. Итог очевиден: крестьяне получили свободу, а два сословия потеряли привилегии.

В конце августа Учредительное собрание утвердило Декларацию прав человека и гражданина, но требовалось, чтобы ее одобрил непосредственно монарх. К Версалю отправилась толпа, чтобы заставить Людовика перебраться в Париж. Король согласился, убив таким образом абсолютную монархию. Этот факт Учредительное собрание вскоре внесло в конституцию.

Теперь законы в стране одобряло специальное Законодательное собрание. Король стал обычным чиновником, которым «рулил» народ. А эти самые чиновники и священники теперь избирались. Более того, все имущество церкви быстренько национализировали и распродали. По Декларации прав человека все «люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». Заодно была закреплена свобода слова, печати и вероисповедания.

Интересно вот что еще: формула «Liberté, Égalité, Fraternité», принадлежащая Максимилиану Робеспьеру, была заготовлена для важной речи. Но революционер ее так и не произнес. А «Свобода, равенство, братство» ушло в народ 5 декабря 1790 года.

Казнь короля и свержение конституционной монархии

Французская аристократия, массово эмигрировавшая из страны, не сидела сложа руки. Под ее давлением король Пруссии Фридрих Вильгельм II и император Священной Римской империи Леопольд II пообещали помочь (даже войсками) королю Франции. Этим воспользовались сторонники республики – жирондисты. Они сумели убедить Законодательное собрание в целесообразности военных действий против Австрии.

Началась война. Вот только протекала она не по сценарию французов. Когда чаща терпения дала течь, жирондисты во всех неудачах обвинили короля. Людовика посчитали предателем национальных интересов. Его арестовали, а Законодательное собрание распустили (как орган, который не справился с возложенными на него обязанностями).

Чтобы принять новую конституцию, жирондисты «сколотили» Национальный конвент. Он-то и провозгласил, то Франция отныне – республика. А несчастного короля вскоре казнили.

Эти события оттеняет появление марша Клода Жозефа Руже де Лиля. 25 апреля 1792 года он написал Марсельезу, которая спустя 3 года стала национальным гимном Франции.

«Смутные времена»

Но, вопреки ожиданием, казнь короля никак не повлияла на ситуацию как в стране, так и на поле боя. И там, и там Франция продолжала терпеть неудачи. Кризис лишь усугублялся. От осознания собственной беспомощности Конвент пошел на радикальные меры – создал Революционный трибунал. Новый орган отвечал за судебные процессы над «предателями, заговорщиками и контрреволюционерами». Вслед за ним появился Комитет общественного спасения. Этот государственный аппарат вел внешнюю и внутреннюю политику страны.
Но внутри самого Комитета царила раздробленность. Многие были недовольны политикой жирондистов. Особенно их главные оппоненты – монтаньяры. Воспользовавшись моментом, они настроили против сторонников республики нищих горожан.

План сработал на все «сто». 31 мая 1793 года народная толпа признала жирондистов предателями «светлых идей». Спустя несколько дней почти все они оказались под арестом. А 31 октября многих отправили на гильотину по решению Революционного трибунала.

Но из-за этого обстановка только ухудшилась. Франция оказалась в буре гражданской войны. Монтаньяры, почувствовав растущую силу, под шумок принялись избавляться от соперников, приговаривая их к казни. И хоть в конце 1793 года ситуация в стране начала успокаиваться, монтаньяры не сбавляли обороты террора. Так, например, они приняли «Закон о подозрительных». Он предписывал арестовывать всех людей, которые не обвинялись ни в каком преступлении, но теоретически могли его совершить.

27 июля 1794 года (9 термидора II года по революционному календарю) Максимилиан Робеспьер и большинство его сторонников были арестованы. На следующий день их казнили.

Внезапный переворот пошел Франции на пользу. Термидорианцы (участники переворота) быстро объявили амнистию и отказались от политики террора.

В августе 1795 года произошло знаковое событие – Конвент все-таки принял новую конституцию. Отныне законодательная власть переходила в руки 2-палатному Законодательному корпусу. А исполнительную доверили Директории.

Но слабые успехи в стабилизации экономической и политической обстановки привели к новой волне бунтов. Главный из которых возглавил генерал Наполеон Бонапарт. Благодаря военным успехам в Италии он стал очень популярным у народа, поэтому ему никто не мешал реализовывать свои амбициозные планы.

4 сентября 1797 года он совместно с Директорией объявил в столице военное положение и отменил результаты выборов в Законодательный корпус практически по всем регионам страны. Но у Наполеона оставались сильные враги – роялисты. И их требовалось устранить.

18 брюмера VIII года Республики (9 ноября 1799 года) Бонапарт и два директора провернули очередной государственный переворот. Его итог: Директория потеряла власть. На ее месте появилось Консульство, состоящее из 3 человек (Наполеон и два его помощника).

Это событие считается финальной точкой в истории Великой французской революции. Десять лет борьбы за «свободу, равенство и братство» завершились приходом к власти даже не короля, а будущего императора.