Чужая кровь шолохов герои и их характеристики. Михаил шолохов - чужая кровь. Основный моральный конфликт. Раскрытие главной проблематики произведения

Шолохов Михаил

Чужая кровь

Михаил Шолохов

Чужая кровь

В Филипповке, после заговенья, выпал первый снег. Ночью из-за Дона подул ветер, зашуршал в степи обыневшим краснобылом, лохматым сугробам заплел косы и догола вылизал кочковатые хребтины дорог.

Ночь спеленала станицу зеленоватой сумеречной тишиной. За дворами дремала степь, непаханая, забурьяневшая.

В полночь в ярах глухо завыл волк, в станице откликнулись собаки, и дед Гаврила проснулся. Свесив с печки ноги, держась за комель, долго кашлял, потом сплюнул и нащупал кисет.

Каждую ночь после первых кочетов просыпается дед, сидит, курит, кашляет, с хрипом отрывая от легких мокроту, а в промежутках между приступами удушья думки идут в голове привычной, хоженой стежкой. Об одном думает дед - о сыне, пропавшем в войну без вести.

Был один - первый и последний. На него работал не покладая рук. Время приспело провожать на фронт против красных,- две пары быков отвел на рынок, на выручку купил у калмыка коня строевого, не конь - буря степная, летучая. Достал из сундука седло и уздечку дедовскую с серебряным набором. На проводах сказал:

Ну, Петро, справил я тебя, не стыдно и офицеру с такой справой идтить... Служи, как отец твой служил, войско казацкое и тихий Дон не страми! Деды и прадеды твои службу царям несли, должен и ты!..

Глядит дед в окно, обрызганное зелеными отсветами лунного света, к ветру,- какой по двору шарит, неположенного ищет,- прислушивается, вспоминает те дни, что назад не придут и не вернутся...

На проводах служивого гремели казаки под камышовой крышей Гаврилиного дома старинной казачьей песней:

А мы бьем, не портим боевой порядок.

Слу-ша-ем один да приказ.

И что нам прикажут отцы-командиры,

Мы туда идем - рубим, колем, бьем!..

За столом сидел Петро, хмельной, иссиня-бледный, последнюю рюмку, "стременную", выпил, устало зажмурив глаза, но на коня твердо сел. Шашку поправил и, с седла перегнувшись, горсть земли с родимого база взял. Где-то теперь лежит он и чья земля на чужбинке греет ему грудь?

Кашляет дед тягуче и сухо, мехи в груди на разные лады хрипят-вызванивают, а в промежутках, когда, откашлявшись, прислонится сгорбленной спиной к комелю, думки идут в голове знакомой, хоженой стежкой.

Проводил сына, а через месяц пришли красные. Вторглись в казачий исконный быт врагами, жизнь дедову, обычную, вывернули наизнанку, как порожний карман. Был Петро по ту сторону фронта, возле Донца, усердием в боях заслуживал урядницкие погоны, а в станице дед Гаврила на москалей, на красных вынашивал, кохал, нянчил - как Петра, белоголового сынишку, когда-то - ненависть стариковскую, глухую.

Назло им носил шаровары с лампасами, с красной казачьей волей, черными нитками простроченной вдоль суконных с напуском шаровар. Чекмень надевал с гвардейским оранжевым позументом, со следами ношенных когда-то вахмистерских погон. Вешал на грудь медали и кресты, полученные за то, что служил монарху верой и правдой; шел по воскресеньям в церковь, распахнув полы полушубка, чтоб все видали.

Председатель Совета станицы при встрече как-то сказал:

Сыми, дед, висюльки! Теперь не полагается.

Порохом пыхнул дед:

А ты мне их вешал, что сымать-то велишь?

Кто вешал, давно небось в земле червей продовольствует.

И пущай!.. А я вот не сыму! Рази с мертвого сдерешь?

Сказанул тоже... Тебя же жалеючи, советую, по мне, хоть спи с ними, да ить собаки... собаки-то штаны тебе облагают! Они, сердешные, отвыкли от такого виду, не признают свово...

Была обида горькая, как полынь в цвету. Ордена снял, но обида росла в душе, лопушилась, со злобой родниться начала.

Пропал сын - некому стало наживать. Рушились сараи, ломала скотина базы, гнили стропила раскрытого бурей катуха. В конюшне, в пустых станках, по-своему захозяйствовали мыши, под навесом ржавела косилка.

Лошадей брали перед уходом казаки, остатки добирали красные, а последнюю, лохмоногую и ушастую, брошенную красноармейцами в обмен, осенью за один огляд купили махновцы. Взамен оставили деду пару английских обмоток.

Пущай уж наше переходит! - подмигивал махновский пулеметчик.Богатей, дед, нашим добром!..

Прахом дымилось все нажитое десятками лет. Руки падали в работе; но весною,- когда холостеющая степь ложилась под ногами, покорная и истомная, манила деда земля, звала по ночам властным, неслышным зовом. Не мог противиться, запрягал быков в плуг, ехал, полосовал степь сталью, обсеменял ненасытную черноземную утробу ядреной пшеницей-гиркой.

Приходили казаки от моря и из-за моря, но никто из них не видал Петра. В разных полках с ним служили, в разных краях бывали,- мала ли Россия? - а однополчане-станичники Петра полком легли в бою со Жлобинским отрядом на Кубани где-то.

Со старухой о сыне почти не говорил Гаврила.

Ночами слышал, как в подушку точила она слезы, носом чмыкала.

Ты чего, старая? - спросит кряхтя.

Помолчит та немного, откликнется:

Должно, угар у нас... голова что-то прибаливает.

Не показывал виду, что догадывается, советовал:

А ты бы рассольцу из-под огурцов. Сем-ка, я слазю в погреб, достану?

Спи уж. Пройдет и так!..

И снова тишина расплеталась в хате незримой кружевной паутиной. В оконце месяц нагло засматривал, на чужое горе, на материнскую тоску любуясь.

Но все же ждали и надеялись, что придет сын. Овчины отдал Гаврила выделать, старухе говорит:

Мы с тобой перебьемся и так, а Петро придет, что будет носить? Зима заходит, надо ему полушубок шить.

Сшили полушубок на Петров рост и положили в сундук. Сапоги расхожие скотину убирать - ему сготовили. Мундир свой синего сукна берег дед, табаком пересыпал, чтобы моль не посекла, а зарезали ягненка - из овчинки папаху сшил сыну дед и повесил на гвоздь. Войдет с надворья, глянет, и кажется, будто выйдет сейчас Петро из горницы, улыбнется, спросит: "Ну как, батя, холодно на базу?"

Дня через два после этого перед сумерками пошел скотину убирать. Сена в ясли наметал, хотел воды из колодца почерпнуть - вспомнил, что забыл варежки в хате. Вернулся, отворил дверь и видит: старуха на коленях возле лавки стоит, папаху Петрову неношеную к груди прижала, качает, как дитя баюкает...

В глазах потемнело, зверем кинулся к ней, повалил на пол, прохрипел, пену глотая с губ:

Брось, подлюка!.. Брось!.. Что ты делаешь?!

Вырвал из рук папаху, в сундук кинул и замок навесил. Только стал примечать, что с той поры левый глаз у старухи стал дергаться и рот покривило.

Текли дни и недели, текла вода в Дону, под осень прозрачно-зеленая, всегда торопливая.

В этот день замерзли на Дону окраинцы. Через станицу пролетела припозднившаяся ватага диких гусей. Вечером прибежал к Гавриле соседский парень, на образа второпях перекрестился.

Стали предвестниками «Тихого Дона». Написанные в 1925-1926 годах, они передавали трагизм Гражданской войны, кровавой полосой прошедшей через семьи казаков. Война сталкивала между собой отца и сына – именно такой конфликт объединяет эти рассказы. Шолохов выносит своими рассказами приговор гражданской войне в своем отечестве. Она страшна и противоестественна. В этой войне нет ни правых, ни виноватых.

Война уводит родных людей навсегда – они не возвращаются. В рассказе «Чужая кровь», который завершает «Донские рассказы», не возвращаются два сына старика Гаврилы - один «белый», другой «красный», один родной, один чужой. Сначала проводил родного сына Петра – первого и единственного. Работал на него не покладая рук. Отправляя на фронт против красных, отец Гаврила продал две пары быков, достал дедовскую уздечку и седло, а на прощанье дал наказ: не срамить тихий Дон и служить, как «деды и прадеды службу царям несли» .

Но пропал единственный сын, а в Филипповку пришли красные, «вторглись в казачий исконный быт» , «вывернули наизнанку» обычную дедову жизнь, как порожний карман. Зол был Гаврила на новую власть, погубившую его единственного сына, ведь теперь кормильца нет, а сил уже нет, вот и рушилось хозяйство. А когда вернулся с фронта Прохор Лиховидов, служивший вместе с Петро, узнали страшную правду: «срубили Петра насмерть» . После этого стал примечать хозяин, что левый глаз у жены подергиваться начал и рот покривило – чуть с ума не сошла от горя. Да и сам старик долго не мог принять тяжелую правду. Глаза налились кровью и слезами, и застонал, запрокидывая голову: «Одного сына убить?! … Не верю!...»

Так и доживали бы свой век осиротевшие старики, если бы не трагические события, развернувшиеся прямо во дворе. Злой на новую власть, на продотрядников, забиравших «очищенную, смугло-золотую пшеницу» , Гаврила все же был потрясен стычкой, которая произошла прямо на его глазах: кубанские казаки напали на отряд красноармейцев и жестоко расправились со всеми.

Глядя на мертвые тела, старик уже не ощутил в сердце прежней злобы. Вместо сердитого, с колючими глазами, продкомиссара он увидел мальчишку лет девятнадцати, а «сквозь леденящий холодок» голой груди прощупал «потухающее тепло» . Не смог Гаврила оставить умирать на морозе чьего-то чужого сына – приволок в избу, обмыл, растер руки, ноги и грудь. И пусть пока была она для него «гадливо-холодной» , но четверо суток не отходили старики от постели молодого парня, «шафранно-бледного, похожего на покойника» . Через камышинку вливали в рот теплое молоко и навар из бараньих костей.

Так выхаживали вновь обретенного сына до самой весны. Понял Гаврила, что невыплаканная любовь матери к Петру, покойному сыну, «пожаром перекинулась на этого смертью зацелованного, чьего-то чужого сына» . Да и сам он, поговорив с очнувшимся юношей и узнав, что зовут того Николаем, сказал, что для них он будет Петро, как их рано погибший сын.

Далее автору психологически точно удается передать, как Гаврила привязывается к новому сыну, а образ первого, родного, тускнеет. Это вызывает ужас в душе старика, но он не может противиться новому чувству. При этом жена, неотступно сидящая у постели названого сына, вызывала ревнивое чувство. Когда же встал новый Петро на свои ноги, провожал его Гаврила беспокойным взглядом: как бы не оступился да не упал. Вскоре между Гаврилой и Николаем «увязались простые и любовные» отношения. Юноша рассказал, что он сирота, родом с Урала и до войны работал на чугунолитейном заводе.

Так потеряв родного сына, старый донской казак Гаврила привязывается сердцем к чужому человеку, заменившему родного сына: «Белокурый, веселый, работящий, заслонил собой образ покойного Петра» . Пригласили тогда старики остаться его с ними навсегда, чтобы не бросил их. Ничего не стал обещать им Николай-Петро, но Гаврила с женой надеялись на чудо, даже невесту стали присматривать.

Однако чуда не случилось: с почти принесли конверт, «ревниво хранивший чужую тайну» , отчего старый казак «невольно чувствовал нарастающую злобу к этому письму, изломавшему привычный покой» . Даже изорвать хотел, но не смог – отдал нареченному сыну. Предчувствия не обманули: понял старик, что «не жить Петру в станице, не лохматить плугом степную целинную чернозёмь» . Тянет его на завод, который удерживали от Колчака, а теперь рабочие голодают, но снова поднимают его на ноги.

И вновь с поразительной силой передает Шолохов трагедию расставания - старик, «с усилием задушив рыдание» и «кривя изуродованное болью, мокрое лицо» крикнул:

- Прощай, родимый!.. Солнышко ясное смеркнется без тебя у нас…

Название рассказа очень точно передает отношение автора к описываемым событиям. Когда Гаврила предлагал Николаю стать новым сыном, сказал: «Хучь и чужая в тебе кровь…, сколько горя натерпелись, от этого и полюбился ты нам» . Так на первый план выступает не кровная, родственная связь, а те человеческие отношения. Всепоглощающая ненависть к красным сменилась в душе старого казака Гаврилы любовью, и он смог изменить свое отношение к врагам.

Рассказ «Чужая кровь» помогает увидеть слезы оставшихся без поддержки стариков, разрушившийся уклад жизни, «прахом дымящееся хозяйство» - всё, что приносит с собой война, где бы она ни происходила.

«Чужая кровь»

Рассказ М.А. Шолохова «Чужая кровь» открывается поэтичной картиной зимней донской степи. Уже в этом небольшом описании читатель угадывает ключевой эпитет - «степь непаханая». Герой рассказа дед Гаврила стар, болен и все время думает о сыне, пропавшем в войну без вести.

По старинным казачьим обычаям снарядил Г аврила сына на фронт, на прощание отдал ему седло и дедовскую уздечку с серебряным набором - дорогую семейную реликвию, из поколения в поколение передававшуюся от отца к сыну - своеобразный оберег. Да еще взял с собой Петро горсть родной земли.

С пропажей сына пришло в упадок у Гаврилы все хозяйство: «Рушились сараи, ломана скотина базы, гнили стропила раскрытого бурей катуха. В конюшне, в пустых станках, по-своему захозяйствовали мыши, под навесом ржавела косилка».

С брлью пишет М.А. Шолохов о трагедии деда Гаврилы, которого новая власть заставила снять полученные при царе кресты и медали, хотя он заслужил эти знаки военной доблести, честно и достойно выполнил свой долг перед родиной. А в старости, оказалось, что нет у него ни моральных, ни материальных опор. Лишь сама земля заставляла деда пахать и сеять. Символом горя и запустения в рассказе становится образ тиши-им. расплетавшейся по хате «незримой кружевной паутиной».

Мучаясь и плача по ночам, Гаврила и его жена заставляют себя верить в то, что сын вернется. Шьют ему папаху и полушубок, берегут от моли мундир. Но проходит время, и надежды на то, что Петро вернется, остается все меньше и меньше. Символом быстротечного хода времени, как и во многих других произведениях М.А. Шолохова, в рассказе «Чужая кровь» становится течение Дона. Автор при этом использует харак-геримй для устного народного творчества прием параллелизма: «Текли дни и недели, текла вода в Дону, под осень прозрачно-зеленая, всегда торопливая».

Вскоре возвращается в родные края Прохор Лиховидов, служивший с Петром в одном полку. От него и узнают убитые горем старики подробности о гибели единственного сына.

Во время продразверстки забирают у Гаврилы пшеницу. Прямо во дворе у него происходит стычка, в ходе которой кубанские казаки нападают на продотрядников и убивают председателя. Так в мирную жизнь хуторян входят реалии братоубийственной борьбы. Глядя на мертвые тела, Гаврила понимает, что кого-то из этих продотрядников тоже не дождутся домой старики. Внезапно обнаруживается, что один из красноармейцев еще жив. Осознав это, Гаврила забывает про личное горе, про убитого красными сына и спасает парня. Выхаживая больного, дед мучается: в душе его происходит борьба ненависти с жалостью. Постепенно Гаврила и его жена привязываются к спасенному Николаю, который напоминает им погибшего Петра. Отдают ему сшитую для сына одежду. Выясняется, что у парня тоже никого нет: отец умер, а мать его бросила в детстве. Постепенно старики привязываются к спасенному красноармейцу все больше и больше. Он даже начинает заслонять образ погибшего сына. Вдруг Николаю приходит письмо с далекого Урала: его зовут на родной завод. Старик понимает, что парень не будет вместо Петра пахать донскую землю. Тяжело переживает Гаврила прощание с приемным сыном, когда тот решает уехать. «Солнышко ясное смеркнется без тебя у нас», - говорит он ему на прощанье. Так, едва обретя утраченного сына, старики вновь теряют его.

Солнце - один из ключевых символов в творчестве М.А. Шолохова. Для Гаврилы и его жены отъезд Николая означает одинокую старость, жизнь без цели и без радости.

Рассказ «Чужая кровь», несомненно, помогает постичь суть и последствия гражданской войны. Однако социальноисторический аспект нельзя отделить в нем от общефилософского содержания. Для М.А. Шолохова важно показать тему преемственности поколений как основу всего человеческого бытия. Человек может быть счастлив, лишь осознавая, что вся его жизнь оставит на земле определенный след, все лучшее, что создано им, будет наследовано потомками. Потребность в продолжении рода - одна из важнейших потребностей человеческой жизни. И еще одна связанная с этим понятием тема важна в рассказе - тема бескорыстной родительской любви, неиссякаемого источника доброты на свете.

В Филипповку, после заговенья, выпал первый снег. Ночью из-за Дона подул ветер, зашуршал в степи обыневшим краснобылом, лохматым сугробам заплел косы и догола вылизал кочковатые хребтины дорог.

Ночь спеленала станицу зеленоватой сумеречной тишиной. За дворами дремала степь, непаханая, забурьяневшая.

В полночь в ярах глухо завыл волк, в станице откликнулись собаки, и дед Гаврила проснулся. Свесив с печки ноги, держась за комель, долго кашлял, потом сплюнул и нащупал кисет.

Каждую ночь после первых кочетов просыпается дед, сидит, курит, кашляет, с хрипом отрывая от легких мокроту, а в промежутках между приступами удушья думки идут в голове привычной, хоженой стежкой. Об одном думает дед - о сыне, пропавшем в войну без вести.

Был один - первый и последний. На него работал не покладая рук. Время приспело провожать на фронт против красных, - две пары быков отвел на рынок, на выручку купил у калмыка коня строевого, не конь - буря степная летучая. Достал из сундука седло и уздечку дедовскую с серебряным набором. На проводах сказал:

Ну, Петро, справил я тебя, не стыдно и офицеру с такой справой идтить… Служи, как отец твой служил, войско казацкое и тихий Дон не страми! Деды и прадеды твои службу царям несли, должон и ты!..

Глядит дед в окно, обрызганное зелеными отсветами лунного света, к ветру, - какой по двору шарит, не положенного ищет, - прислушивается, вспоминает те дни, что назад не придут и не вернутся…

На проводах служивого гремели казаки под камышовой крышей Гаврилиного дома старинной казачьей песней:

А мы бьем, не портим боевой порядок.

Слу-ша-ем один да приказ.

И что нам прикажут отцы-командиры,

Мы туда идем - рубим, колем, бьем!..

За столом сидел Петро, хмельной, иссиня-бледный, последнюю рюмку, «стременную», выпил, устало зажмурив глаза, но на коня твердо сел. Шашку поправил и, с седла перегнувшись, горсть земли с родимого база взял. Где-то теперь лежит он, и чья земля на чужбинке греет ему грудь?

Кашляет дед тягуче и сухо, мехи в груди на разные лады хрипят-вызванивают, а в промежутках, когда, откашлявшись, прислонится сгорбленной спиной к комелю, думки идут в голове знакомой, хоженой стежкой.

Проводил сына, а через месяц пришли красные. Вторглись в казачий исконный быт врагами, жизнь дедову, обычную, вывернули наизнанку, как порожний карман. Был Петро по ту сторону фронта, возле Донца усердием в боях заслуживал урядницкие погоны, а в станице дед Гаврила на москалей на красных вынашивал, кохал, нянчил - как Петра, белоголового сынишку, когда-то - ненависть стариковскую глухую.

Назло им носил шаровары с лампасами, с красной казачьей волей, черными нитками простроченной вдоль суконных с напуском шаровар. Чекмень надевал с гвардейским оранжевым позументом, со следами ношенных когда-то вахмистерских погон. Вешал на грудь медали и кресты, полученные за то, что служил монарху верой и правдой; шел по воскресеньям в церковь, распахнув полы полушубка, чтоб все видали.

Председатель Совета станицы при встрече как-то сказал:

Сыми, дед, висюльки! Теперь не полагается.

Порохом пыхнул дед:

А ты мне их вешал, что сымать-то велишь?

Кто вешал, давно, небось, в земле червей продовольствует.

И пущай!.. А я вот не сыму! Рази с мертвого сдерешь?

Сказанул тоже.. Тебя же жалеючи, советую, по мне, хоть спи с ними, да ить собаки… собаки-то штаны тебе облатают! Они, сердешные, отвыкли от такого виду, не признáют свово…

Была обида горькая, как полынь в цвету. Ордена снял, но обида росла в душе, лопушилась, со злобой родниться начала.

Пропал сын - некому стало наживать. Рушились сараи, ломала скотина базы, гнили стропила раскрытого бурей катуха. В конюшне, в пустых станках, по-своему захозяйствовали мыши, под навесом ржавела косилка.

Лошадей брали перед уходом казаки, остатки добирали красные, а последнюю, лохмоногую и ушастую, брошенную красноармейцами в обмен, осенью за один огляд купили махновцы. Взамен оставили деду пару английских обмоток.

Пущай уж наше переходит! - подмигивал махновский пулеметчик. - Богатей, дед, нашим добром!..

Прахом дымилось все нажитое десятками лет. Руки падали в работе; но весною, - когда холостеющая степь ложилась под ногами покорная и истомная, - манила деда земля, звала по ночам властным неслышным зовом. Не мог противиться, запрягал быков в плуг, ехал, полосовал степь сталью, обсеменял ненасытную черноземную утробу ядреной пшеницей-гиркой.

Приходили казаки от моря и из-за моря, но никто из них не видал Петра. В разных полках с ним служили, в разных краях бывали - мала ли Россия? - а однополчане станичники Петра полком легли в бою со Жлобинским отрядом на Кубани где-то.

Со старухой о сыне почти не говорил Гаврила.

Ночами слышал, как в подушку точила она слезы, носом чмыкала.

Ты чего, старая? - спросит кряхтя.

Помолчит та немного, откликнется:

Должно, угар у нас… голова что-то прибаливает. Не показывал виду, что догадывается, советовал:

А ты бы рассольцу из-под огурцов. Сем-ка я слазю в погреб, достану?

Спи уж. Пройдет и так!..

И снова тишина расплеталась в хате незримой кружевной паутиной. В оконце месяц нагло засматривал, на чужое горе, на материнскую тоску любуясь.

Но всё же ждали и надеялись, что придет сын. Овчины отдал Гаврила выделать, старухе говорит:

Мы с тобой перебьемся и так, а Петро придет, что будет носить? Зима заходит, надо ему полушубок шить.

Сшили полушубок на Петров рост и положили в сундук. Сапоги расхожие - скотину убирать - ему сготовили. Мундир свой синего сукна берег дед, табаком пересыпал, чтобы моль не посекла, а зарезали ягнока - из овчинки папаху сшил сыну дед и повесил на гвоздь. Войдет с надворья, глянет, и кажется, будто выйдет сейчас Петро из горницы, улыбнется, спросит: «Ну, как, батя, холодно на базу?»

Дня через два после этого перед сумерками пошел скотину убирать. Сена в ясли наметал, хотел воды из колодца почерпнуть - вспомнил, что забыл варежки в хате. Вернулся, отворил дверь и видит: старуха на коленях возле лавки стоит, папаху Петрову неношенную к груди прижала, качает, как дитя баюкает…

Трудно написать проникновенный роман о чем-то простом, например о юношеской влюбленности, или о любви человека к животным, или о вечной привязанности родителей к своему ребенку. Но еще сложнее написать об этом рассказ, чтобы в нем не было ничего лишнего, а только то, что нужно для сюжета. Антон Павлович Чехов утверждал: в рассказе не должно быть декоративных деталей, каждый из его элементов обязан «работать» на авторский замысел. Именно такое произведение удалось с неповторимым писательским блеском создать Михаилу Александровичу Шолохову. В фокусе внимания - его краткое содержание. «Чужая кровь» - рассказ, опубликованный в 1926 году.

Главный герой

Рассказ «Чужая кровь», краткое содержание которого мы сейчас рассмотрим, начинается с описания жизни главного героя повествования - деда Гаврилы. Он ждет своего сына с гражданской войны 1917 года. Живет дед не один, а вместе с женой, чье имя не раскрывается читателю. Она в сочинении остается просто «старухой». Родители не теряют надежды. Они всячески готовятся к возможному приезду сына и морально, и материально. Дед не хочет думать, что одного из самых близких людей его больше нет, что его ребенок умер в беспощадной и бессмысленной «мясорубке» гражданской войны. Но каждодневные ночные пробуждения говорят: Гаврила все же знает правду, но тщательно ее скрывает и от себя, и от старухи своей. Таков авторский замысел рассказа «Чужая кровь». Краткое содержание экспозиции произведения нельзя пересказать без упоминания этих душевных мук героя.

Завязка

Вместо Петро (именно так зовут сына престарелых родителей) в станицу (она, естественно, находится на Дону) возвращается его однополчанин Прохор. Он сообщает деду и его старухе, что их сына больше нет. Погиб на войне, как и многие. Этот момент, когда родители узнают о смерти сына, можно считать завязкой произведения. К ней же относится и появление в станице, во дворе у деда, трех «продотрядников» в сопровождении председателя. Дед Гаврила не знал, что по стране железными ступнями «шагает» продразверстка. Ее основной смысл такой: государство отчуждает у населения продукты питания, а потом, согласно своему усмотрению и установленным нормам, выдает их обратно. Как нетрудно понять, это - антикризисная мера. Продразверстка практиковалась советской властью несколько раз, дед Гаврила стал жертвой одной из первых подобных процедур. У него отбирали только хлеб.

Но ребята, посланные новой властью, не успели забрать все то, что смогли бы унести. Неожиданно прямо рядом с гумном их расстрелял неизвестный на лошади, а потом он так же внезапно скрылся. Дед в это время направлялся к дому и просто остолбенел от такого развития событий.

Чуть погодя, когда он пришел в себя, герой пошел осмотреть поверженных приспешников Советской власти. И удивительное дело, но один из них даже после тяжелых ранений дышал.

Основный моральный конфликт. Раскрытие главной проблематики произведения

Несмотря на то что мы обсуждаем лишь краткое содержание, «Чужая кровь» Шолохова даже в сокращенном варианте побуждает читателя к осмыслению морального содержания произведения.

Именно в этом месте рассказа, где выясняется, что у одного из расстрелянных ребят все еще несмело бьется сердце, когда старик ощупывает его грудь, М.А. Шолохов и задает читателю почти христианский вопрос: "Что выбрать: добро или зло, ненависть или любовь?" Да, «красные» убили сына Гаврилы, но причина ли это для того, чтобы не спасать мальчика, упавшего на снег? Виноват ли в этом белокурый парень, застрявший между жизнью и смертью? Каждый, наверное, ответит на этот вопрос по-своему, но дед выбрал добро и любовь к ближнему, поэтому взвалил себе на спину юного ангела гражданской войны и принес в дом, чем, конечно, очень напугал свою бабку. Здесь напряжение и интрига произведения достигают апогея, это чувствуется даже тогда, когда читается краткое содержание. «Чужая кровь» (ее полная версия) захватывает еще больше.

Петро умер, да здравствует Петро

Старики трепетно ухаживали за своим врагом-другом на протяжении трех месяцев. Когда он пришел в сознание, то рассказал свою историю: звали его Николаем, он был сиротой. Работал всю жизнь (не слишком долгую) на уральском чугунолитейном заводе. Коля был убежденным коммунистом. Старики расчувствовались и сказали: «Раз никого у тебя нет, оставайся, парень, с нами, только звать тебя будут теперь Петро. Сын у нас был Петро, а теперь ты будешь вместо него». Николай легко сделал старикам такую милость, но пообещал только, что он с ними до осени поживет, а там видно будет.

Когда Коля-Петро оправился от физических и моральных потрясений, стал помогать деду по хозяйству. Старики были счастливы: они потеряли сына, но в «чужой крови» обрели еще одного.

Финал истории

Может быть, это и не очень хорошо по отношению к погибшему ребенку, но старики все более привязывались к новоиспеченному «Петро», проникаясь к нему теплыми чувствами и постепенно забывая горечь утраты. Николай же не только вызывал любовь названных родителей, но и приобрел их уважение, ибо, несмотря на травму (у него из-за ранения действовала только одна рука), работал он за двоих.

Но вот летом пришло письмо деду Гавриле на имя Косых Николая. Мужики с завода слали Коле «привет» и просили его о помощи. Коля (так как был добропорядочным коммунистом и отличным человеком) потерял покой и сон. С одной стороны, он не хотел бросать стариков на произвол судьбы, а с другой, он рвался в

Дед Гаврила был мудрым человеком, видя мытарства названного сына, прослезившись напоследок, благословил Николая-Петро и отпустил. Прощанием старика и его сына заканчивается рассказ автора, а значит, завершается и его краткое содержание. «Чужая кровь» Шолохова - поистине замечательное произведение о родительской любви.