Биография максима танка. Максим танк, биография, творчество, библиография, награды и звания, память

Биография

Творчество

Первый поэтический сборник - «На этапах» (Вильно) - вышел в 1936 году. В ранних книгах поэт выступает певцом борьбы белорусского народа за национальное освобождение.

Среди наиболее известных книг поэта - «След молнии» (1957), «Глоток воды» (1964), «Да будет свет» (1972). Творчеству М. Танка характерны тематическая широта и разнообразие форм.

Широта его не огра­ничивает себя и в поисках выражения. Вместе со стро­го классическим, рифмованным и белым стихом он всё чаще пользуется и свободным, так называемым верлиб­ром. И если многих обезличивает этот стих, то у Макси­ма Танка он свой, он отличает его от всех других тем, что не влечет за собою ни бесплотного и холодного кос­мизма, ни условной отвлеченности, нарочитой и рассу­дочной замудренности, ни дробящего сознание и как бы изгоняющего чувство рафинированного символа.

Библиография

Книги поэзии

• белор. «На этапах» («На этапах») (1936, факсимильное в 1983)
• белор. «Журавінавы цвет» («Клюквенный цвет») (1937)
• белор. «Пад мачтай» («Под мачтой») (1938)
• белор. «Выбраныя вершы» («Избранный стихи») (1940)
• белор. «Вастрыце зброю» («Точите оружие») (1945)
• белор. «Праз вогненны небасхіл» («Через огненный горизонт») (1945)
• белор. «Выбраныя вершы» («Избранные стихи») (1947)
• белор. «Вершы» («Стихи») (1947, 1948)
• белор. «Каб ведалі» («Чтоб знали») (1948)
• белор. «На камні, жалезе і золаце» («На камне, железе и золоте») (1951)
• белор. «Выбраныя творы» («Избранные произведения») (1952, 1954)
• белор. «У дарозе» («В дороге») (1954)
• белор. «След бліскавіцы» («След молнии») (1957)
• белор. «Мой хлеб надзённы» («Мой хлеб ежедневный») (1962)
• белор. «Лірыка» («Лирика») (1963)
• белор. «Глыток вады» («Глоток воды») (1964)
• белор. «Вершы» («Стихи») (1967)
• белор. «Ключ жураўліны» («Журавлиный клин») (1972)
• белор. «Хай будзе святло» («Пусть будет светло») (1972)
• белор. «Дарога, закалыханая жытам» («Дорога, убаюканная рожью») (1976)
• белор. «Вершы» («Стихи») (1979)
• белор. «Прайсці праз вернасць» («Пройти через верность») (1979)
• белор. «Лірыка» («Лирика») (1982)
• белор. «За маім сталом» («За моим столом») (1984)
• белор. «Лірыка» («Лирика») (1987)
• белор. «Дарога і хлеб» («Дорога и хлеб») (1988)
• белор. «Збор калосся: Вершы 1983-1988» («Собрание колосьев: Стихи 1983-1988») (1989)
• белор. «Паслухайце, вясна ідзе» («Послушайте, весна идёт») (1990)
• белор. «Мой каўчэг» («Мой ковчег») (1994)

Поэмы

• белор. «Нарач» (1937)
• белор. «Янук Сяліба» (1943)

Поэтические сборники для детей

• белор. «Галінка і верабей» («Веточка и воробей») (1946)
• белор. «Кніжка пра мядзведзя» («Книжка о медведе») (1947)
• белор. «Вершы» («Стихи») (1948)
• белор. «Урачыстае абяцанне» («Торжественная клятва») (1949)
• белор. «Сярод лясоў наднёманскіх» («Среди лесов наднёманских») (1951, 1987)

Книги сказок

• белор. «Ехаў казачнік Бай» («Ехал сказочник Бай») (1955, 1984)
• белор. «Конь і леў» («Конь и лев») (1955)
• белор. «Казкі. Легенды» («Сказки. Легенды») (1960)
• белор. «Светлячок» («Светлячок») (1970)
• белор. «Быліна пра касмічнае падарожжа мураша Бадзіні» («Быль о космическом путешествии муравья Бадини») (1979)

Сборник юмора

• белор. «Селядцы з вершамі» («Селёдка со стихами») (1966)

Воспоминания

• белор. «Лісткі календара: Кніга-дзённік» («Листки календаря: Ежедневник») (1970)

Собрание сочинений

• белор. «Збор твораў у 2-х тамах» (1958)
• белор. «Збор твораў у 4-х тамах» (1966-1967)
• белор. «Збор твораў у 6-ці тамах» (1978-1981)
• белор. «Збор твораў у 13-ці тамах» (2006-2012)

Переводы

Переводил на белорусский язык с русского, украинского, польского, литовского, латышского, болгарского отдельные произведения А. Пушкина , В. Маяковского , П. Тычины , М. Рыльского , Т. Венцловы , Я. Судрабкална , А. Мицкевича , Ю. Словацкого , Ю. Тувима , В. Броневского , С. Р. Добровольского , Т. Ружевича , А. Германова. Перевёл либретто оперы «Страшный двор» С. Монюшки (1952).

Награды и звания

• Сталинская премия второй степени () - за стихотворный сборник «Каб ведалі» ()
• Государственная премия БССР имени Янки Купалы (1966) - за сборник «Мой хлеб надзённы»
• Народный поэт Белорусской ССР ()
• Герой Социалистического Труда ()
• Ленинская премия () - за книгу стихов «Нарачанскія сосны» (1977)
• Литературная премия имени А. А. Фадеева (1980) за книгу «Прайсці праз вернасць»
• четыре ордена Ленина
• орден Отечественной войны II степени (6.4.1985)
• орден Возрождения Польши IV степени [когда? ]

Память

Напишите отзыв о статье "Максим Танк"

Примечания

Литература

• Бугаёў, Д. Я. Паэзія Максіма Танка / Д. Я. Бугаёў. - Мінск: Навука і тэхніка, 1964. - 159 с. (2003 - 2-е издание)
• Калеснік, Ул. А. / Ул. А. Калеснік. - Мінск: Дзяржаўнае выдавецтва БССР, 1959. - 252 с.
• Рагойша, В. П. Паэтыка Максіма Танка / В. П. Рагойша; [пад рэд. М. Р. Ларчанкі]. - Мінск: Выд-ва БДУ імя У. І. Леніна, 1968. - 227 с.

Ссылки

Сайт «Герои Страны ».

• на сайте Беларуская палічка (белор.)
• в базе данных «История белорусской науки в лицах» Центральной научной библиотеки им. Я.Коласа НАН Беларуси

Предшественник: Шауро Василий Филимонович

Председатель Верховного Совета БССР 21 декабря 1965 года -15 июля 1971 года

Преемник: Шамякин Иван Петрович

Отрывок, характеризующий Максим Танк

– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m"est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n"est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.

Настоящее имя Максима Танка - Евгений Скурко, или же Скỳрко, именно так, с ударением на первый слог, произносят эту фамилию его односельчане.

Родился он в 1912 году в семье крестьян, в деревне Пильковщина. В своей автобиографии он так вспоминает о родных местах: «Родился в глухой деревне, от которой далеко было и до волостного центра - Мяделя, и до ближайшей железнодорожной станции - Княгинина. Деревня лежала в развилке двух болотных речушек - Слободской и Шиповки, которые каждой весной срывали мосты и размывали гребли. И пока не спадёт вода, пильковчане сидели на своих островках, отрезанные не только от всего света, но и от ближайших соседей».

Во время I Мировой войны (1914 - 1918 гг.) отца призвали в армию, он служил солдатом в железнодорожном батальоне, затем - в военной швейной мастерской в Москве. В Москву же приехала и его жена с сыном Женей. Они спасались от немецкой оккупации. Здесь семью Скурко настигла революция 1917 года. В Москве будущий поэт пошёл в русскоязычную школу.

Рижский мирный договор 1921 года между Россией и Польшей разделил Беларусь на две части. В той части, которая отошла к Польше, оказалась и родная деревня поэта. Казалось бы, о возвращении на родину не могло быть и речи. Однако страшный голод 1921 - 1922 гг. охватил значительную территорию России, и тем самым вынудил белорусских эмигрантов искать дорогу домой. Осенью 1922 года семья Скурко вернулась в родную Пильковщину.

В 1923-м (через год) Женя Скурко пошёл в первый класс польской начальной школы, которую закончил через три года. В дальнейшем он обучался в школе деревни Сватки. Дальнейшее образование получал в Вилейской русской частной гимназии, Родошковичской белорусской гимназии.

Первое стихотворение написал Евгений Скурко едва достигнув 19 лет, а псевдоним Максим Танк впервые использовал в 1932 году, когда в газете «Беларусскае жыццё» во Львове появилось его стихотворение «Заштрыйкавалi гiганты-комiны».

Потом был арест, виленская тюрьма в Лукишках. Нужно отметить, что аресты следовали один за другим, в общей сложности он провёл в тюрьмах около двух лет. Из-под его пера в это время выходят стихотворения, поэмы, повести, статьи, в которых М. Танк призывает к национальному освобождению родного края.

После событий 1939 года (присоединение Западной Беларуси к БССР) грянула Великая Отечественная война, она забрасывает поэта на Брянский фронт. По окончании войны М. Танк соединяет свою творческую деятельность с журналистикой. Он редактор журналов «Вожык» и «Полымя».

В 1978 году за книгу «Нарочанские сосны» ему была присвоена самая высокая на то время премия страны - Ленинская. В конце 80-х - начале 90-х М. Танк, к сожалению, практически не пишет, хотя всё ещё интересуется новыми культурными и политическими событиями. 7 августа 1995 года его не стало. Если мы вспоминаем образ Максима Танка , то обязательно рядом встанет деревня Пильковщина, Мядельщина, весь Нарочанский край. Всплывут в памяти строки о Нарочи:

Люблю твае, Нарач, затокі і тоні,
Як вецер густыя туманы развесіць.
Ці снежная пена на хвалях зазвоніць,
Цалуючы зоры, калышучы месяц.

Особенно проникновенным и трепетным предстаёт со страниц произведений Максима Танка образ «роднага кута». Своей малой родине на склоне лет песняр посвятил отдельное произведение, назвав его «Гiсторыя вёскi Пiлькаỳшчына», некоторые моменты которой перекликаются с историей всей Беларуси, а за внешней юмористической формой подачи материала просматриваются вовсе не смешные, более того - драматические факты этой истории, которые волнуют и сегодня…

Так прошлое родной деревни стало воплощением исторической судьбы всей Беларуси.

Макси́м Танк (Максім Танк, имя при рождении Евгений Иванович Скурко ) (1912-1995) - белорусский советский поэт, переводчик, государственный деятель. Народный поэт Белорусской ССР (1968). Герой Социалистического Труда (1974). Лауреат Ленинской (1978) и Сталинской премии второй степени (1948). Член КПЗБ с 1936 года. Председатель Верховного Совета БССР (1965-1971).

Биография

Родился 4а в селе Пильковщина (ныне Мядельского района Минской области Беларусь).

Принимал активное участие в политической жизни Западной Белоруссии во время польской оккупации. Арестовывался польскими властями в 1933 и в 1934 годах.

После воссоединения Западной Белоруссии и БССР Максим Танк являлся корреспондентом в газете «Вилейская правда». В 1940 году принят в СП СССР. В годы Великой Отечественной войны продолжал работать во фронтовой печати. В 1942 году написал поэму «Янук Сялиба», в 1945 году издал два поэтических сборника.

В 1945-1948 годы Максим Танк работал редактором в юмористическом журнале «Вожык». В 1948-1966 годы - главный редактор белорусского литературного журнала «Полымя».

Председатель Верховного Совета БССР (1965-1971). Депутат ВС СССР с 1969 года. Академик АН БССР с 1972 года.

Имел правительственные награды.

Творчество

Первый опубликованный сборник стихотворений в биографии Максима Танка вышел в 1936 году - «На этапах». За ним последовал сборник «Клюквенный цвет» в 1937 году, затем - «Под мачтой» в 1938 году. Во всех этих книгах поэт поддерживал борьбу народа за освобождение родной земли.

Максиму Танку принадлежит множество книг, поэм, сборников. Среди известных книг поэта - «След молнии» (1957), «Глоток воды» (1964), «Да будет свет» (1972), «Ave Мария» (1980). Творчеству Танка характерны тематическая широта и разнообразие форм.

Широта его не огра­ничивает себя и в поисках выражения. Вместе со стро­го классическим, рифмованным и белым стихом он всё чаще пользуется и свободным, так называемым верлиб­ром. И если многих обезличивает этот стих, то у Макси­ма Танка он свой, он отличает его от всех других тем, что не влечет за собою ни бесплотного и холодного кос­мизма, ни условной отвлеченности, нарочитой и расу­дочной замудренности, ни дробящего сознание и как бы изгоняющего чувство рафинированного символа.

Библиография

• Поэма «Янук Сялиба» (1943)
• сборник лирических стихов «Кабы ведали» (1948)
• «След молнии» (1957)
• «Глоток воды» (1964)
• «Да будет свет» (1972)
• «Ave Мария» (1980)

Награды и звания

• Сталинская премия второй степени (1948) - за стихотворный сборник «Кабы ведали…» (1948)
• Народный поэт Белорусской ССР (1968)
• Герой Социалистического Труда (1974)
• Ленинская премия (1978)
• четыре ордена Ленина
• орден Октябрьской Революции
• орден Красного Знамени
• два ордена Трудового Красного Знамени
• орден Отечественной войны II степени
• орден Дружбы народов
• орден Возрождения Польши IV степеникогда
• медаль Франциска Скорины

Память

• Именем писателя назван Белорусский государственный педагогический университет.
• Улица Максима Танка (Минск, прежние названия: Новая, Ново-Красная, Танковая)

105 лет назад, 17 сентября 1912 года в деревне Пильковщина на Мядельщине родился Евгений Скурко, который вошел в историю белорусской литературы как поэт Максим Танк. TUT.BY актуализировал собственный архивный материал, в котором сын классика Максим Евгеньевич Скурко рассказал об отношениях отца с Машеровым и партийной элитой, необычных хобби и секретах творчества.

Как дядька Танка объездил полмира и видел «Титаник»

— Максим Евгеньевич, Максима Танка знают все, а вот о его родне почти ничего не известно…

— Мой дед Иван Скурко был грамотный, интеллигентный человек, пчеловод. Вместе с братом у них было зажиточное хозяйство, не один гектар земли.

Его брат Фадей — вообще уникальный человек. В царское время стоял часовым у Кремля. Потом уехал в Чехословакию, где окончил высшую ветеринарную школу. Работал в Германии. Когда начался массовый выезд белорусов на заработки в США и Латинскую Америку, дядька отца отправился в Аргентину, где прожил целых 10 лет. Кем там только ни работал — и таксистом, и на автозаводе. Заработал много денег и вернулся домой, чтобы купить землю. Но тут уже была советская власть, и все богатство пропало.

Интересно, что из Аргентины он привез с собой книги, многие из которых до сих пор лежат на хуторе. Хорошо знал чешский, немецкий, испанский языки. Работал в колхозе и выполнял роль ветеринара всей округи.

При этом обладал огромной физической силой. В 70 лет поднимал бидон с молоком. Уже в старости мы привезли его в Минск, чтобы вырезать аппендицит. Так он велел доктору делать операцию без наркоза. Вырезали, зашили, доктор пошел руки мыть, а дядька встал со стола и пошел как ни в чем не бывало.

Я очень любил деда Фадея, часто ночевал с ним на сеновале и по Нарочанскому краю на коне ездил. Такие байки травил, что я не знал, чему верить, а чему нет. «Видел, — говорит, — „Титаник“. Можешь себе представить, он такой огромный, что по нему трамвай ходил!»

А вот сестра деда погибла во время войны. Раньше говорили, что ее убили немцы. В это слабо верится, ведь они на хутор почти не заходили. В основном были так называемые партизаны. О них у Быкова хорошо написано.

— Ваш дед был «заможным» селянином. Как он относился к коллективизации?

— В Западной Беларуси в колхозы начали загонять уже после войны, и дед воспринял это однозначно отрицательно. Хозяйство их было большое и сильное, но землю-то они когда-то купили с лесами и болотами. Своими усилиями все выкорчевывали, потом поливали. Каждый день вставали в четыре утра и до захода солнца так рачковали, что ай-ай-ай.

Очень плохо к советам относился и дядька. Приезжает в колхоз секретарь райкома и начинает учить селян, как и что делать. В конце выступления встает Фадей и говорит: «Слухайце, усё, што ён гаварыў, гэта гаўно». А авторитет у него был огромный. Интересно, что в самом начале его даже сделали председателем колхоза, в котором он все наладил по принципу Аргентины: рынок, конкуренция… В короткое время колхозы в округе обеднели, и его сняли. У отца из-за него были большие проблемы, даже в ЦК партии вызывали.

— А как дед с братом смотрели на коммунистические убеждения вашего отца?

— В семье никогда о политике не говорили. Причем пошло это еще с польских времен, когда батька жил в Вильне и был одним из лидеров Компартии Западной Беларуси. Любое слово тогда могло навредить.

— Но он на самом деле верил в светлые идеи коммунизма?

— Создавалось впечатление, что исключительно. Его любимой книгой был старый сборник поэзии Маяковского, подаренный моей мамой. Знал его наизусть с любой строчки. Правда, трудно сказать, что было внутри. Ведь когда я читаю его стихи, резко видно разграничение поэзии до 1939-го и после. Помню такие эпизоды, когда раздавался звонок и в трубке звучал приказ: к 1 мая написать стихотворение в газету. А если вдохновения нет? Твои проблемы. Такие были жесткие рамки.

— Но дома политику никогда не обсуждали?

— Они с мамой, может, и говорили — оба же были из Западной Беларуси. Но при нас — никогда.-

— Один из руководителей Виленского края Иван Климов, руководивший уничтожением белорусской интеллигенции в Вильне, уже в советские времена говорил с сожалением про Танка: «Эх, не дабраўся я да гэтага цыбатага!..»

— Насчет Климова не знаю. Но как-то в 1960-е Машеров пригласил Танка в ЦК и говорит: «Евгений Иванович, эмигранты из Канады и других стран пишут, что вы невыездной. Если не поедете, их обвинения подтвердятся». А отец в то время сильно болел — пришлось делать перед самолетом укол. Прилетает в Канаду, а там его встречает дикое количество эмигрантов. Заказан дорогой ресторан, где должен пройти его творческий вечер. Плакаты висят. А у него денег с собой почти не было. Что делать? Звонит в Москву. «Ну, пускай будет по их программе», — советуют ему. И вот на этом вечере подходит к нему человек: «Яўген Іванавіч, ці памятаеце мяне? У 1937 годзе вы мусілі прыйсці на явачную кватэру ў Вільні. У мяне было даручэнне вас застрэліць, але вы не прыйшлі. Дык давайце вып’ем за ваша здароўе!»

Танк за океаном

Будущий поэт с сестрой Верой. Фото: Википедия

— В начале 1960-х Максим Танк несколько раз ездил в Америку представлять БССР в ООН. Во времена «холодной войны» подобные выезды за пределы «железного занавеса» были уникальными. Что он вам рассказывал?

— Отец трижды бывал в США на сессии ООН в составе делегации БССР. Каждый раз по три месяца.

Конечно, самая известная поездка — в сентябре 1960 года. Тогда он плыл через Атлантику на корабле «Балтика» вместе с 1-м секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым, который на юбилейной 15-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН стучал ботинком по трибуне.

— А как американцы их встречали?

— Нормально встречали. Говорил, к Никите приставили двух телохранителей — таких амбалов, что к ним боялись подойти.

Интересно, что отец привез журнал Life, посвященный визиту, так они засняли Хрущева в позах, когда он похож то ли на свинью, то ли еще на кого.

Еще отец рассказывал про эпизод в гостинице, когда он почувствовал гордость за страну. Возле двери его номера всегда стоял двухметровый чернокожий полисмен, вооруженный до зубов. Каждое утро он приветствовал отца: «Good morning, Sir!» Однажды отец выходит, а полисмен ему: «Здравствуйте, сэр!» Это Гагарин в космос полетел.

— А что на него произвело наибольшее впечатление в США?

— Не знаю, что на него, а нас впечатляло то, что он привозил. Ехал с маленьким чемоданчиком, а возвращался с четырьмя большими. Цены там были смешные. Например, тогда в моде были нейлоновые рубашки, так одна стоила всего 95 центов. Союзу писателей он привез чемодан галстуков. «Нафига столько? — спросил я у отца. — Ну, нужно же каждому подарить».

Лекарства людям привозил такие, что у нас и в помине не было.

Размер суточных составлял 10 долларов, что было значительно меньше, чем получали члены иностранных делегаций. Потому наши на всем страшно экономили, на кефирчике сидели. А на сэкономленные деньги он, например, привез маме шубу. Отдал портному размеры, и через неделю принесли готовую — 180 «зеленых». Правда, доллар тогда был в разы выше, чем теперь.

— А в чем заключалась их работа в ООН?

— Ай, какая там работа! Все было по заказу. Хотя, как-то Life даже напечатал его фото во время доклада.

Была такая история. Один год в составе белорусской делегации поехал драматург Андрей Макаёнок, большой друг отца. Министр иностранных дел БССР заставил его писать какую-то речугу. Так он его открытым текстом и послал. «Если не напишешь, больше ты в Америку не поедешь, — пригрозил министр. — Ну и хрен с ней, с этой Америкой!»

Ездил с ними и Кулешов — его тоже не заставишь писать. Своеобразный был мужик, замкнутый. Даже по Америке не ходил.

— Как не ходил?

— Он все свободное время с вахтером в гостинице в шахматы играл!

Один раз, рассказывал отец, кто-то сказал, что шмотки дешевые подальше от центра. Пошли в какой-то магазин. Осматриваются, вдруг открывается дверь и входят два гангстера с пистолетами. Вскрыли кассу и подходят к нам. А продавец говорит: «Это рашнс!» Так те махнули рукой и пошли. «А у нас штаны уже полные», — рассказывал отец.

«А там на Нарочи три народных при лучинах стихи пишут!»

— С кем из партийной номенклатуры у него были хорошие отношения?

— Машеров тепло к нему относился и очень уважал. При нем и здание Союза писателей на улице Фрунзе в Минске было построено, вместе не раз ходили на стройку. И у нас на даче на Нарочи Машеров неоднократно был.

Как-то был очень неприятный эпизод. На Нарочи открывали ресторан и сказали, что приедет Машеров. Заасфальтировали дорогу, которую перед самым его приездом полила машина, чтобы асфальт блестел. Около бордюров собрались лужи. Так нашли школьников, и они тряпками собирали воду и выжимали на газоны! При открытии ресторана Машеров взялся за дверную ручку, а она осталась в руках. Столы ломились от угощений, но Машеров только «боржомчика» попил и поехал дальше…

С Поляковым, Кузьминым также были хорошие отношения.

Однако были и неприятные факты. Лыньков, Кулешов и Танк построили за свои деньги три дачи на Нарочи — простенькие деревянные срубы. Земли им предлагали по гектару, но батька взял только 15 соток. Так секретари обкомов, райкомов не давали спокойно жить. Каждый год обязательно какую-то подлятину сделают. То электричество отключат, то воду. Так хотели, чтобы народные к ним кланяться ходили. Был такой Тябут — он особенно старался.

С этими дачами была забавная история. Приезжает отец как-то — ни света, ни воды. Второй раз — то же самое. Отец никогда никому не жаловался, только дома повозмущается: «Представляешь, Любаша!» А тут у нас как раз были гости. Любаша, долго не думая, и рассказала за столом. Макаенок говорит: «Слушай, Любовь Андреевна, завтра будет свет!» — «Каким образом?» — «Я тебе сказал будет, значит, будет».

Хорошо поддав за столом, Макаёнок — такой хохмач был! — пошел домой. А жил он в доме работников ЦК. И кому-то из боссов — кажется, Полякову (в 1977−85 годах — председатель Президиума ВС БССР. — Прим. TUT.BY) — вырубил свет. Шум, гам, милиция, все переполошились. Наконец, нашли пробку, включили. Макаёнок выходит и вырубает пробку во второй раз. Снова шум, переполох, а Макаенок с невозмутимым спокойствием спрашивает: «Что вы тут бегаете… Это же я выключил!» — «А чего ты хулиганишь?» — «А там на Нарочи три народных при лучинах стихи пишут!» Назавтра свет на даче был. А потом Поляков пожаловался Машерову. Через неделю провели им и телефоны.

«Навошта вам праблемы з КГБ»

Фотографии Максима Танка в тюрьме Лукишки. Фото: Википедия

— С кем из литераторов отец особенно дружил?

— С Пименом Панченко еще с войны. С Михасем Лыньковым вообще не разлей вода были. Они и рыбу вместе ловили, и в ООН ездили. За любовь к воде и лодкам я называл его «белорусский Хэмингуэй».

У него было, может, моторов 15 лодочных. При покупке он сперва их разберет, поправит и снова соберет. Один из них — «Джонсон» — аж из Штатов привез! Причем шел он оттуда почти год. Когда в одном из двигателей что-то сломалось, написал название детали отцу перед поездкой в Америку. И отец привез. Сам Лыньков также много всего людям привозил. А еще он страшно много курил. Из США столько сигарет притянул, что они в кладовку не лезли…

Когда он был уже в возрасте, жена боялась его одного на рыбалку отпускать. Так мы вместе с ним плавали. Лодка, мотор, блесна, лески — все американское. А жена с берега смотрела в полевой бинокль, чтобы он не курил. У Лынькова же всегда кроме сигарет в загашнике была бутылка коньяка. Так мы за рыбалку не только пачку сигарет выкуривали, но и бутылку выпивали.

Короткевич часто у нас бывал дома. Это было чудо! Они все спорили с батькой по поводу исторических фактов, «Чорнага замка Альшанскага». Один раз позвонил, что придет. А я забыл и ответил ему на русском. Так он меня так обложил с ног до головы: «Як табе не сорамна!..» Правда, почти всегда под газом был. Помню, какой-то юбилей в Союзе писателей отмечали. Короткевич на таком газу уже был, что Машеров ему еле к рубашке орден прицепил.

Еще со времен Западной Беларуси он очень дружил с всемирно известным оперным певцом Михасем Забейдой-Сумицким. В 1963 году, во время «хрущевской оттепели», он приезжал к нам из Чехословакии. Красивый мужик был. Интеллигент в высшей степени и большой белорусский патриот. По-белорусски так красиво говорил! Отец предлагал ему остановиться у нас, но он отказался: «Пайду ў гатэль. Навошта вам праблемы з КГБ». Когда умирал (я читал его письма), просил, чтобы похоронили в Беларуси. Отец ходил, просил, но так и не дали.

С Рыгором Ширмой дружбаки были также с вильнюсских времен. Он у нас бывал, мы — у них.

Как в Союзе вручали Ленинские премии

Якуб Колас с писателями Максимом Лужаниным, Максимом Танком, Янкой Брылем, Иваном Шамякиным и членами польской делегации. Фото: Википедия

— А литературные дела дома обсуждали?

— Маме рассказывал, она всех знала. Дома у него не было рабочего места, чтоб он только стихами занимался. То посуду помоет, то с детьми поиграет. И это его не раздражало. Вдруг брал карандаш, блокнот и уходил писать. Как напишет стихотворение, приходит на кухню к Любаше. Первым рецензентом и критиком Танка была моя мама.

Целая эпопея была с награждением Ленинскими премиями. Все было жестко нормировано: Беларуси — одну премию, Украине — две и т.д. Никого не интересовало, что в этом году в республике могло не быть ни одного шедевра, а в следующем — наоборот, три.

Один год на премию по поэзии был выдвинут Максим Танк и россиянин. Было несколько этапов голосования. После одного из них звонит нам из Литвы народный поэт Межелайтис и поздравляет маму: «Женька получил премию! Еще один этап остался, но он уже не имеет значения». Проходит финальное голосование, и ни отец, ни россиянин ничего не получают. Как стало ясно потом, премии им просто не хватило. Для того чтобы это «оформить», в Союзе белорусских писателей проводится специальная операция. На трибуну перед последним голосованием выходит Глебка и начинает расхваливать книгу Танка, параллельно «опуская» российского поэта. Такую же работу среди кинематографистов проводит Алесь Кучер (критик-«оглобельщик», после статей которого в 1930-е были репрессированы многие литераторы; писал доносы на Танка. — Прим. TUT.BY). Конечно, все российские члены комиссии проголосовали против белоруса. Правда, на следующий год Танк уже получил.

Помню, как-то приехала к нам на дачу группа писателей. Среди них — Расул Гамзатов с женой. Батька мне говорит: «Главное, подпои его», и посадил рядом. А с другой стороны сидит его жена. Я налью рюмку, а она его ногой — раз. Потом Гамзатов мне говорит: «Максим, у меня точно, как у тебя: на нижней полке стоит Советская энциклопедия. Единственно, вся коньяком заставленная… Что ты сидишь, надо что-то делать!» Я говорю: «Пошли». Она насторожилась: «Куда?» — «Туалет покажу Расулу Гамзатовичу». Заходим на кухню, по стакану «Беловежской» шахнули. Потом еще раз. Так мы несколько раз ходили. Когда мы уже по бутылке выпили, Гамзатов говорит: «Да, этот напиток у вас очень хороший. Закажу в вашем Совмине пару ящиков отправить домой».

Я восхищался его стихами, а батька говорит: «Тысячу лет назад Омар Хайям и другие написали эти же строки лучше. Посмотри, как у них сказано о мече, вине и женщине. Притом учти, это перевод с аварского, улучшенный перевод. Ничего нового Гамзатов в поэзии не сказал».

Отец был настоящим знатоком поэзии, тонко ее чувствовал. В свое время Бэла Ахмадулина напечатала в «Юности» небольшую поэму «Ромео и Джульетта». Мой знакомый физик, большой любитель поэзии, прочитал и начал плеваться: «Что за ерунда! Кто выше Шекспира прыгнет?» А отец спокойно говорит: «Написано неплохо, но есть две строчки, которые до нее никто не сказал. Они стоят всего».

В какой-то момент он отошел от рифмы к белому стиху, говорил, что в рифме столько не скажешь, нужно воды много наливать. И добавлял: «Давай начнем с того, что в рифмованной поэзии Пушкина уже никто не переплюнет».

Как страна «кинула» народного поэта

Представители Беларуси на II съезде Союза писателей СССР. Слева направо: Михась Лыньков, Максим Танк, Иван Громович, Пимен Панченко. Москва, 1954 год. Из фондов БДАМЛМ

— На каком языке отец разговаривал дома и как относился к тому, что «мова» в загоне?

— Конечно, плохо к этому относился, но при этом говорил: «Я пра родную мову ў сваіх вершах напісаў. Далей залежыць не ад мяне».

Сам говорил на том языке, на котором разговаривали с ним. Мама — в основном по-русски, хоть свободно переключалась на «мову». Оба свободно по-польски говорили. Поляки отца вообще боготворили, наградили его крестом Возрождения Польши и орденоми Заслуги ПНР. Премия была дикая, так он все деньги передал на строительство Варшавы. И поляки уже не знали, как его отблагодарить. В итоге придумали показать мне, тогда студенту, Польшу. Встречали по-царски: член КПЗБ генерал Малько, один из руководителей подполья Минского гетто и редактор еврейской газеты Польши Гриша Смоляр. На машине за месяц объездил всю страну. Такой уже кайф словил!

И в Литве отца очень любили. Когда в 1980-х он заболел и нужно было ставить стимулятор сердца, у нас начали крутить, вертеть… Литовцы же сразу предложили и поставили ему в Вильнюсе бельгийский стимулятор. В больнице его навестил первый секретарь компартии, председатель Совета министров. В Беларуси его не только в Лечкомиссию не хотели брать, хоть было положено по закону, так ни одна ж…а потом не пришла.

— Человек, который 20 лет руководил Союзом писателей, председательствовал в Верховном совете, народный поэт оказался не нужен стране. Почему, на ваш взгляд, так произошло?

— Мне сам батька говорил: «Сынок, запомни, как только ты на пенсии, ты уже никому не нужен».

Когда у отцовского гроба сидели, Лукашенко (он возглавлял комиссию по похоронам) подошел, руку взял и говорит: «Обращайся, когда надо».

— Обращались потом?

— Несколько раз, но безрезультатно. Все же идет через отдел, а там сидят «туда-сюда». Один раз, правда, когда с нашего дома упала мемориальная доска, и я обратился, ее повесили на место.

Кстати, предсмертное завещание отец написал от руки на обычном листке. Запретил хоронить его на Московском кладбище — «там и так места мало», никаких оркестров, орденов на подушечках и памятников. Похоронить просил на сельском кладбище возле родной хаты, а имя дописать на надмогильной плите матери, которую мы вместе с ним ставили.

Моя мама умерла за несколько месяцев до него. Ее прах отец хранил в своей тумбочке, и похоронили их в одной могиле.

«Лучше я такси возьму, чем потом говорить будут»

— В жизни он всей этой помпы тоже не любил?

— Абсолютно. Пока председательствовал в Союзе писателей, за ним была закреплена государственная машина. За все это время шофер ни разу не ждал его ни минуты. «Евгений Иванович, а что ж вы так рано вышли?» — «Так, ничего. Я же гуляю». И ни разу эта машина не использовалась в личных целях. Мама сколько раз говорила: «Женечка, давай съездим на базар». — «Нет, Любаша, лучше я такси возьму, чем потом говорить будут». Скромный был страшно!

Когда я служил в армии, батька поехал меня раз навестить в Барановичи. Представьте себе, председатель Верховного Совета поехал на поезде! В части как узнали, кто он, переполошились: «Что делать?!» — «Что делать, что делать… Увольнительную мне дайте». Приехал, вечер провел в части небольшенький…

И вот еще что интересно: у него не было плохих людей. Я, бывало, говорю: «Этот такой засранец». — «Не, ну што ты. Добры чалавек!» В бога не верил, но по этому уставу жил. Даже к тем, кто на него доносы писал, относился, будто ничего не произошло.

— Общеизвестно, что Ваш отец за многих людей заступался, помогал.

— Когда был депутатом Верховного Совета БССР, а потом председателем, членом ЦК, к нам все время приходили люди из нарочанских деревень. Двери всегда были открыты для всех. Разговор начинал с того, что просил маму накормить гостя. В основном приходили с бытовыми вещами: у кого-то хата сгорела, кто-то кого-то убил по пьяни… И отец многим помогал — в Верховном Совете был специальный пост для помощи населению. Кроме того, он хорошо знал Громыку (министр иностранных дел СССР, родом из Беларуси. — Прим. TUT.BY), они переписывались, и уже из Москвы присылали решения.

Случалось и такое. Звонят из ЦК. Минское «Динамо» выиграло матч в чемпионате Союза. Премию команде выписал Тракторный завод, Автозавод, а Верховный Совет никак не среагировал. «Евгений Иванович, подпишите документ…»

Король преферанса

— А какие у Танка были хобби кроме рыбалки?

— Он потрясающе играл в карты. Королем преферанса был. С Кулешовым, Лужаниным и Крапивой у нас дома играли по трое суток, не вставая. Причем они дымили, как паровоз, а батька не курил и не пил. Мать приносила им за стол перекусить, и они снова расписывали пули. Причем результаты можно было не записывать, он всегда брал деньги.

— На деньги играли?

— На большие! Сотни рублей. Мама ему говорила: «Табе лепей гуляць, чым пісаць».

Даже был такой случай. Ехал в Москву, заходит в купе, а там три генерала, среди которых командующий Минским войсковым округом Третьяк. Стали батьку упрашивать сыграть в карты, а он к тому времени уже давно не играл. В результате три генерала приехали в Москву и все взяли у него в долг — свои деньги, командировочные. Полностью голые были.

Такая память на карты была! Зато он совершенно не запоминал имена и телефоны.

Еще в шахматы любил играть, в бильярд и городки. Они часто приезжали в Дом творчества в Королищевичах в Раубичах — там все это было.

— Вы сказали, что отец не курил и не пил. А что есть любил?

— Самая лучшая еда для него — молоко, сало и лук. Сам ходил и покупал на базаре. На кухне всегда стояла тарелка с нарезанным луком и салом, и он время от времени приходил и жевал. А молоко как любил! Раз пошли с ним на базар на Нарочи. Покупает у бабки три литра молока, а она требует банку на замену. «Зараз», — говорит отец, залпом выпивает три литра и отдает ей пустую банку.

Евгений Иванович Скурко (1912 1995), поэт, народный поэт БССР (1968), академик Национальной АН Беларуси (1972), Герой Социалистического Труда (1974). Поэма «Янук Сялиба» (1942), сборники лирических стихов «Чтобы ведали» (1948), «След молнии»… … Энциклопедический словарь

Максим Адамович Богданович - Максім Адамавіч Багдановіч Имя при рождении: Максім Адамавіч Багдановіч Дата рождения: 27 ноября (9 декабря) 1891 Место рождения: Минск Дата смерти: 25 мая … Википедия

Максим Богданович - Максим Адамович Богданович Максім Адамавіч Багдановіч Имя при рождении: Максім Адамавіч Багдановіч Дата рождения: 27 ноября (9 декабря) 1891 Место рождения: Минск Дата смерти: 25 мая … Википедия

Танк (значения) - Танк: Танк (от англ. tank) большая ёмкость для жидкости, цистерна, обычно для хранения горючего (также см. танкер); в частности, одно из очистных сооружений называется аэротанк. Танк гусеничная, либо колёсная бронированная боевая … Википедия

Танк Максим - (псевдоним; настоящие имя и фамилия Евгений Иванович Скурко) [р. 4(17).9.1912, деревня Пильковщина, ныне Мядельского района Минской области], белорусский поэт, народный поэт БССР (1968), академик АН БССР (1972), Герой Социалистического Труда… … Большая советская энциклопедия

Танк Максим - (настоящие имя и фамилия Евгений Иванович Скурко) (1912—1995), поэт, народный поэт БССР (1968), Герой Социалистического Труда (1974). Поэма «Янук Сялиба» (1942), сборники лирических стихов «Чтобы ведали» (1948), «След молнии» (1957), «Глоток … Большой Энциклопедический словарь

ТАНК Максим - (наст. имя и фам. Евгений Иванович Скурко) (р. 1912), народный поэт БССР (1968). Герой Соц. Труда (1974). Чл. КПСС с 1936. Сб. стихов «На этапах» (1936), «Клюквенный цвет» (1937), «Под мачтой» (1938), «Острите оружие» (1945), «Чтобы ведали»… … Литературный энциклопедический словарь

Танк М. - ТАНК Максим (наст. имя и фам. Евгений Иванович Скурко) (1912–95), поэт, нар. поэт БССР (1968), Герой Соц. Труда (1974). Поэма Янук Сялиба (1942), сб ки лирич. стихов Чтобы ведали (1948), След молнии (1957), Глоток воды (1964), Да будет свет… … Биографический словарь

Танк М. - ТАНК Максим (р. 1912), нар. поэт БССР (1968), Герой Соц. Труда (1974). Чл. КПСС с 1936. В годы войны корреспондент газ. За Советскую Белоруссию! (орган ЦК КПБ и Политич. управления Зап., с апр. 1944 3 го Белорус. фр.), редактор агитплаката… … Великая Отечественная война 1941-1945: энциклопедия

ТАНК - Максим (наст. имя и фам. Евгений Иванович Скурко) (1912–95), поэт, нар. поэт БССР (1968), Герой Соц. Труда (1974). Поэма Янук Сялиба (1942), сб ки лирич. стихов Чтобы ведали (1948), След молнии (1957), Глоток воды (1964), Да будет свет… … Биографический словарь

Книги

• Танк № 1 «Рено ФТ-17». Первый, легендарный , Максим Коломиец. Этот легендарный танк совершил настоящую революцию в военном деле, став «законодателем мод» и образцом для подражания, определив классическую танковую компоновкус вращающейся башней. Именно с… Купить за 149.9 руб электронная книга
• Тяжелый танк КВ-2. «Неуязвимый» колосс Сталина , Максим Коломиец. Это случилось в Белоруссии на шестой день войны. 263 пехотная дивизия Вермахта стремительно наступала на восток, когда у деревни Лесняки дорогу ей преградил одинокий советский танк с огромной…