Бессрочный сыск беглых. Введение бессрочного сыска беглых крестьян

Наказание плетьми крепостного крестьянина. Гравюра по рис.Гейслера Х. 1805

Их требования наиболее ярко прозвучали на заседаниях Земского собора 1649 . Сыск даже посадского населения становился бессрочным: "А которые московские и городовые посадские тяглые люди сами, или отцы их в прошлых годех живали на Москве, и в городех на посадех и в слободах в тягле, и тягло платили, а иные жили на посадех же и в слободах у тяглых людей в сиделцах и в наймитах, а ныне оне живут в заклатчиках за патриархом же и за митрополиты, и за архиепископы, и за епископом, и за монастыри, и за бояры, и за околничими, и за думными, и за ближними и за всяких чинов людми на Москве и в городех, на их дворех, и в вотчинах, и в поместьях, и на церковных землях, и тех всех сыскивати и свозити на старые их посадские места, где кто живал напередь сего, безлетно же и бесповоротно. И въпередь тем всем людем, которые взяты будут за государя, ни за ково в заклатчики не записыватися, и ничьими крестьяны и людми не называтися. А будет они въпередь учнут за ково закладыватися и называтися чьими крестьяны, или людми, и им за то чинити жестокое наказанье, бити их кнутом по торгом и ссылати их в Сибирь на житье на Лену. Да и тем людем, которые их учнут впередь за себя приимати в закладчики, по тому же быти от государя в великой опале, и земли, где за ними те закладчики впередь учнут жити, имати на государя" (гл.19, ст.13). Несколько по-иному к закрепощению относились владельцы огромных земельных угодий - бояре , монастыри и церковные иерархи . Наличие в их хозяйствах большого управленческого аппарата позволяло пресекать побеги крестьян. Кр.того, уровень эксплуатации в крупных вотчинах , нередко освобождённых от уплаты государственных налогов , был ниже, что позволяло переманивать крепостных у рядовых дворян. Постепенное увеличение срока сыска беглых завершилось в 1649 принятием "Уложения", юридически оформившего вечное и наследственное прикрепление крестьян к земле. Сыски могут быть причиной мощных антиправительственных выступлений. Напр., восстание казачества под руководством Булавина К.А. было обусловлено отправкой на Дон карательной экспедиции во главе с князем Долгоруким Ю.В. для возвращения прежним владельцам беглых крестьян. Было найдено и возвращено более 3 тыс.беглых. Жестокость, с которой проводился сыск, возмутила казацкое население. В 1721 вышел указ, штрафовавший помещиков на 100 руб .за укрывательство беглых. Однако, если крестьянин сбегал на мануфактуру и успел к тому времени, когда его найдут, овладеть мастерством, то в соответствии с указом 1722 владелец производства получал право не возвращать такого работника.

Об «урочных летах», которым впервые устанавливался пятилетний срок сыска и возвращения владельцам беглых крестьян. Согласно Указу крестьяне, бежавшие от своих хозяев «до нынешнего... году за пять лет» подлежали сыску, суду и возвращению назад. На бежавших шесть лет назад и ранее Указ не распространялся.

Процесс закрепощения крестьян в России был достаточно длительным и прошёл несколько этапов. Судебник 1497 г. ограничил срок для «выхода» крестьян и перехода к другому землевладельцу двумя неделями в году - неделя до Юрьева дня (26 ноября) и неделя после. Фиксация законом определённого краткого срока перехода свидетельствовала, с одной стороны, о стремлении феодалов и государства ограничить права крестьян, а с другой, о неспособности пока закрепить крестьян за личностью определённого феодала. Эта норма содержалась и в новом Судебнике 1550 г. Однако в 1581 г., в условиях крайнего разорения страны и бегства населения, Иван IV ввёл «заповедные лета», запрещающие крестьянский выход на территориях, наиболее пострадавших от бедствий. Эта мера являлась на тот момент временной.

В 1592-1593 гг. в общегосударственном масштабе «заповедные лета» были вновь введены Указом царя Фёдора Иоанновича, который запрещал крестьянский выход и объявлял писцовые книги юридическим основанием закрепощения крестьян. Содержавшиеся в этих книгах сведения определяли принадлежность крестьян землевладельцу. Таким образом, проводилась перепись населения, позволявшая прикрепить крестьян к месту их жительства и возвращать их в случае бегства и дальнейшей поимки старым хозяевам.

На писцовые книги ориентировались составители Указа 1597 г., установившие так называемые «урочные годы» («урочные лета») - срок сыска беглых крестьян, определённый в пять лет. По истечении пятилетнего срока бежавшие крестьяне подлежали закрепощению на новых местах, что отвечало интересам крупных землевладельцев и дворян южных и юго-западных уездов, куда направлялись основные потоки беглых. Поэтому спор из-за рабочих рук между феодалами центра и южных окраин стал одной из причин потрясений начала XVII в.

По Уложению 1607 г. срок сыска беглых крестьян был увеличен до пятнадцати лет. При царе Михаиле Фёдоровиче снова был введён в действие пятилетний срок сыска. В 1630-х гг. «урочные лета» были увеличены до девяти лет, а в 1640-х гг. - до десяти лет для беглых крестьян, и до пятнадцати лет - для крестьян, насильно увезённых другими землевладельцами. По Соборному уложению 1649 г. вводился бессрочный сыск беглых крестьян, что означало окончательное юридическое оформление крепостного права.

Лит.: Глухов В. П. Россия в XVI - XVII вв. М., 2001; Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времён до XVII в. Кн. 2. М., 1954; Корецкий В. И. Новое о крестьянском закрепощении и о восстании И. И. Болотникова Вопросы истории. 1971. № 5. С. 130-152; Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978. Гл. 8. Заповедные и урочные годы; Скрынников Р. Г. Россия накануне «смутного времени». М., 1985.

Одной из важнейших проблем, решавшихся Разрядом на южных рубежах, оказалась проблема, казалось бы, непосредственно не входившая в компе­тенцию этого ведомства - сыск беглых крепостных крестьян и холопов, а также расследование дел о служилых людях, записанных в крепостные крестьяне, но считавших себя вольными.

Так, 5 сентября в Разряде от остро­гожского воеводы И. Саса были получены книги высылки острогожцев в полк Г.Г. Ромодановского. В сопутствующей отписке И. Сас извещал Раз­ряд, что солдат К. Резанцев не был выслан в полк, так как в 182 г. бывший острогожский воевода А. Соковнин отдал его в крестьянство. В.Г. Семенов потребовал допросить А. Соковнина, и тот был доставлен в Разряд. Кроме допроса А. Соковнина в Разряде были подготовлены выписки из разборных книг 183 г., после чего В.Г. Семенов вынес решение: послать грамоту к ост­рогожскому воеводе И. Сасу, чтобы он тотчас прислал в Разряд судное дело и другие документы969. Как это нередко происходило в приказной практике XVII в., частный случай выявил, “потянул” за собой крупную проблему, ко­торая и разрешиться должна была в более крупных масштабах.

Проблема комплектования гарнизонов южных рубежей остро стояла перед правительством уже давно. Границы государства неуклонно продви­гались на юг и нуждались в укреплении - не только строительством новых крепостей и городков, но и заселением их постоянными жителями, готовы­ми охранять новые рубежи. При решении этого вопроса правительство в целом делало выбор в пользу выгоды всего государства, а не его отдель­ных сословных групп. Для крепости границ необходимо было удерживать имеющееся уже там население и привлекать новое.

Крепость Острогожск. Реконструкция.

(Каришов Г.А. Крепости Коротояк и Острогожск в XVII веке // Воронежский край на южных рубежах России (XVII-XVIII вв.) Воронеж, 1981).

До середины 30-х годов XVII в. иски в крестьянстве к служилым людям по отечеству и по прибору рассматривались и решались по “судным грамо­там”, которые выдавались истцам в Разряде, воеводами украинных городов и только в спорных случаях направлялись в Москву. Суды на местах без указа из Москвы расценивались как самоуправство. По закону воевода дол­жен был арестовать беглого крестьянина или холопа и не выдавать его слу­жилому человеку до указа из Разряда. На месте у служилого человека бы­ло больше возможностей оказать влияние на решение дела в свою пользу. C указанного времени, когда на юге России началось строительство новых городов, прежний порядок рассмотрения и решения дел о крестьянстве и холопстве мог замедлить или даже свести на нет усилия правительства по укреплению южной границы государства, поскольку значительную часть населения окраинных городков составляли выходцы как раз из этих катего­рий людей. Поэтому постепенно выработалась практика переноса дел о крестьянстве с мест в Москву. Рассмотрение таких дел в Разряде, разуме­ется, не означало решение их только против служилых людей. Однако в це­лом служилые люди по прибору и дети боярские украинных горо­дов были ограждены новым зако­нодательством от “разволоки” в крестьянство и холопство. Именно этим обстоятельством объясняется большое количество челобитных украинных служи­лых людей низших категорий о переносе их дел в Разряд - в этом они видели гарантию сво­ей неприкосновенности. А.А. Но­восельский относит время утверждения этих законов к концу 1649 или на­чалу 1650 гг.970 Через три года, 5 марта 1653 г. возврат беглых в городах Белгородской черты был вообще запрещен, если они бежали туда до Уло­жения, то есть до 1649 г. Основание в указе было изложено прямо: “чтобы черты не запустошить”. В 1656 г. срок возврата беглых с украины был от­несен еще дальше, на 1653 г. (по старому исчислению 7161 г.).

Со второй половины 50-х годов под давлением служилых людей по отечеству отношение правительства к бежавшим на юг крестьянам и холо­пам начало меняться в пользу их хозяев. однако в связи с возникновением новой угрозы на юге - ожидавшейся войны с Турцией, правительство долж­но было вновь озаботиться усилением людских ресурсов на южной грани­це. Поэтому частный случай с отданием в крестьянство солдата К. Резанце- ва стал прецедентом для усиления деятельности правительства в этой области. В грамоте И. Сасу В.Г. Семенов предписывал воеводе “то судное дело” и все относящиеся к нему документы прислать в Разряд “тотчас”, указ о таком порядке решения дела записать в острогожской приказной избе в записную книгу. При возникновении новых подобных ситуаций помета

В.Г. Семенова предписывала воеводам украинных городов возвращать лю­дей такого “неясного” происхождения в службу, перевозя на своих собст­венных подводах, а убытки этих отданных в крестьяне или в холопы людей доправлять на сославших их воеводах и приказных людях вдвое971. По об­разцу грамоты И. Сасу были составлены грамоты почти во все города Бел­городской черты. В них было приказано никого из службы и из тягла без государева указа и грамот в холопство или в крестьянство не отдавать, а суд в холопстве и в крестьянстве давать только в Москве.

Города Белгородской черты находились в ведении Московского стола Разряда, и всю документация по делу К. Резанцева готовилась именно там. Чтобы яснее представить себе объем работы сотрудников стола и число ох­ваченных предписанием городов Белгородской черты, приведем роспись городов, куда по эстафете должны были передаваться грамоты о суде в хо­лопстве и крестьянстве над приборными служилыми людьми украинных го­родов. В росписи четко расписана схема пересылки грамот и поименно на­званы ответственные за каждый этап курьеры. После грамоты в Острогожск была написана еще одна, образцовая грамота в один из глав­ных городов Белгородской черты, Козлов, к воеводе C.C. Колтовско- му. Суть ее была та же, что и в грамоте И. Сасу. Указ С. Колтовско- му был подписан через четыре дня после грамоты И. Сасу, но все грамоты были посланы одновременно: “Таковы ж великого государя грамоты по­сланы Белогородского полку в городы: с чюгуевскиї виноградныи садов- никої Федкою Ситниковыи в Мценеск, Обоянь, Карпов, Болховом, Хар- ков, Чугуев; велено сослать с Тулы на Епифань, изо Мценска в Новосиль, ис Курска на Боровль, в Мирпол, в Краснополье, в Суджу, из Белгорода в Нежегольском, Хотмышском, Вольном, Корочю, Олешню, Яблонов. Ор­лова городка с драгуної Константиної Глотовыи в Ефремов, Елец, Воро­неж, Орлов; сослат с Елца в Донков, Лебедянь, Чернавском, Талецком; с Воронежа на Коротояк, Усмонь, Сокольском, Костенском, Землянском, Урыв, Острогожском, Олшанском, Усерд. C курчениної Полуехтої Обра- мовыш на Чернь, Салтов. C Козлова с детми боярскими Дмитрееш Жерде- выш, Игнатиеш Кокревыш в Козлов, Доброе, Белоколоцкои. C волуискиш пушкареш Стенкою Потемкиныш на Ливны, Старом Оскол, Новом Оскол, Верхососенской, Волуйку”972.

Сложно назвать точную дату, с которой часть дел о крестьянстве и хо­лопстве была передана в Разрядный приказ, но в 185 г. компетенция в этой области Разряда и других приказов была уже строго разграничена: если ис­тец или ответчик судного дела о закрепощении были по сословной принад­лежности или по территориальному признаку подведомственны Разрядно­му приказу, то дело в нем и рассматривалось. Ярко иллюстрирует такое положение дел комплекс внутренних документов Разрядного приказа - вы­писки о нерешенных делах по закрепощению, составленные подьячим для себя или для представления разрядному руководству. Выписки являют со­бой отдельные листочки, озаглавленные именем главного фигуранта дела: “елчанин малом Оска Васильев”973, “елченин ж сын боярском Киприян Ни- чеников”974, “елченин ж Лучка Степанов сын Очкасов”975, “Митка Леонть­ев”976. В выписках сжато, но с необходимой полнотой информации изложе­на суть дела и его состояние на момент составления выписки, например: “Елчанин малом Оска Васильев. Взят з двора Иноземского приказу у по­дьячего у Афанасья Дехтерева по челобитью елчанина Филипа Кузмина во крестьянстве. И тот подьячем к суду в Розряд в тош деле по многиш памя- тяш из Ыноземского приказу не прислан и крепостем на тово малова не по- ложилъ”977. Как явствует из заголовков большинства выписок, одной из тя­жущихся сторон в этих судных делах были жители Ельца - города, ведомого в Разряде во всех отношениях. Очевидно, по этой причине Л. Оч­касов, который считал себя елецким служилым человеком, а окольничий Б.Г. Юшков объявил своим крепостным, был прислан в Разряд по памяти из Московского Судного приказа, где было начато дело. В документе, посвя­щенном делу М. Леонтьева, было записано, что этот человек был прислан в Разряд из приказа Холопья суда, так как “поимался за него в кабальнош холопстве торопчанин Митрофан Болшев”. Торопец, город Новгородского разряда, был ведом в Новгородском столе Разрядного приказа только слу­жилыми людьми и оборонительными сооружениями в военном отношении, но это явилось достаточным основанием для передачи дела о холопстве из “профильного” приказа Холопья суда в Разряд.

Дела о беглых крестьянах и холопах попадали в Разряд не только в свя­зи с отписками воевод украинных городов, но и по челобитным помещиков и вотчинников с просьбами выдать грамоту о сыске бежавших от них кре­постных. Такие грамоты Разряд или отправлял воеводе тех мест, куда, по сведениям владельца крестьян, бежали крепостные (причем грамота могла быть послана как самим Разрядом, так и через Сыскной приказ), или выдавал самим челобитчикам, чтобы они могли предъявлять ее (грамо­та с прочетом) городовым воеводам или приказным людям.

Челобитные, поступившие в Разряд, фиксировались в специальной запис­ной книге челобитным и тем самым получали статус официального запроса; с даты записи в книге начинался отсчет времени по решению дела в приказе. Именно поэтому некоторые помещики, сообщая в Разряд о бегстве своих кре­постных, ограничивались просьбой зафиксировать челобитье в приказных до­кументах. Так, в челобитной Р.М. Селиванова о том, что 16 января от него убежал холоп со всем домашним архивом и ювелирными украшениями, содер­жится только просьба записать челобитье в Разряде, о чем и распорядился разрядный дьяк П.И. Ковелин: “Записать челобитье”978.

Решение по челобитным о сыске беглых принималось в обычном по­рядке. Если вопросов не возникало, то решение о посылке соответствую­щей грамоты в города, указанные челобитчиком, принималось немедлен­но979. Например, на челобитной стольника С.Е. Алмазова о сыске его крестьян в Севске В.Г. Семенов записал свое заключение: “185-го марта в 29 день государь пожаловал велел ему дат свою государеву грамоту в Се- веск к столнику к Левонтью Неплюеву и к дьяку, велет им дат ему на тех людем в крестьянстве суд, а с суда розыскат и указ учинит по крепостеї, по Уложенью, будет в службе не писаны”980.

Если же требовалось прояснить ситуацию, на челобитной помечалось указание сделать выписку, на основании которой принималось окончатель­ное решение. Так, по челобитной лебедянца Мальцева о сыске двух его кре­стьян, бежавших на Урыв, и даче ему прочетной грамоты на Урыв к при­казному человеку, была сделана выписка, и по ней принято решение о даче челобитчику грамоты о сыске его беглых крестьян981. Так же после состав­ления выписки было решено дело о беглых крестьянах рыльского Николь­ского монастыря982. Вопросы, которые мог разрешить Разряд, основываясь на своих документах, относились к тем случаям, когда беглый крестьянин или холоп заявлял, что его закрепостили насильно и раньше он принадле­жал к другой социальной категории - служилым людям (по прибору или по отечеству). Сведения такого рода могли быть проверены только по разряд­ным архивам, например, по городовым разборным книгам и спискам983, пе­реписным драгунским книгам 154 г. (даже 31-летней давности!), смотрен­ным спискам 166 г.984, а также по запросам, которые при необходимости посылал Разряд в другие московские приказы, например, Поместный, в ко­тором имелись сведения о прикрепленных к земле крестьянах985, княжест­ва Смоленского, где хранились списки казаков городов Смоленского разря­да986 и т.п. Именно на основании этих материалов и делались выписки.

Большая же часть документов, которые обязан был представить на суд истец, являлась документами частно-правового характера, а также матери­алами расследования, проведенного местной администрацией. Все шаги по подготовке к суду неукоснительно перечислялись в грамотах Разряда к ме­стным властям: учинить сыск (то есть найти бежавших крестьян и холопов), выявить “крепости, по чему они ему крепки”987, списки со служилой каба­лы беглого крестьянина или холопа за рукой челобитчика (в Разряд пред­ставлялся и подлинник, с которым сверялся список; подлинник возвращал­ся владельцу988), списки с местных документов, например, с выписки из рязанских книг меры и дозору989 - то есть документы, которые должен был представить владелец на право иметь названных в челобитной людей в кре­постных. В сыск иногда также входил опрос свидетелей из тех мест, где жи­ли раньше или живут теперь беглые крестьяне. Наконец, по собранным сведениям и документам местной власти распоряжением Разряда разреша- лось дать суд, руководствуясь четкими указаниями, записанными в тогдаш­нем законодательном кодексе и указе 164/1656 г. о сыске беглых990.

Некоторые дела по возвращению беглых крестьян не могли решиться на местах в связи со сложностью дела, выходящего за пределы компетен­ции местной власти. Так, поначалу просьба окольничего М.Б. Милослав- ского отыскать его беглую крестьянку не вызвала осложнений. По распо­ряжению из Разряда воронежскому воеводе было велено “сыскать” ее, и уже меньше чем через месяц воевода доносил в Разряд, что крестьянка найдена, однако выяснилось, что она замужем за воронежским сыном бояр­ским, то есть представителем высшего, служилого сословия. Местная власть встала в тупик и обратилась к центральной с просьбой дать указания в существующей тогда постоянной формулировке: “Что государь укажет”. Государь в лице начальника Разряда В.Г. Семенова велел воронежскому во­еводе “тое жонку из-за пристава свободить и отдать мужу с роспискою, а мужа дать на поруки; а как ее спросят, и ему ее поставить, а за приставої ее не держать”991, то есть фактически освободил бывшую крепостную М.Б. Милославского.

В редких случаях к делам о сыске беглых подключалась верховная власть. Один из таких случаев был связан с объявлением беглым крепост­ным “слова и дела”. Однако оказалось, что столь опасную игру гулящий че­ловек Федор Шат затеял для того, чтобы его долго не держали в съезжей избе Землянска. Дело же его заключалось в том, что он был крепостным кн. Ф.И. Гагарина, бежав от него, шатался, служил в казаках и детях бояр­ских. Боярская Дума, в которую из Разряда было перенесено дело, пригово­рила Ф. Шата бить кнутом “за воровство” (сказал “государево слово и де­ло”) и освободить. Но в тот же день дело попало и к государю, и тот “для поминовения” отца, царя Алексея Михайловича, велел осужденного “бить батоги” и отпустить в Землянск, дав свою грамоту об освобождении от кре­пости Ф.И. Гагарину. Последнему же предлагалось документально дока­зать в Разряде крепостную зависимость от него Ф. Шата и его семьи (жены, детей и внуков) “и дать ево, князя Федора, в тої на поруки, а о высылке ево к Москве послать великого государя грамота в Переславль Резанском к во­еводе”, что и было исполнено992.

Челобитные с просьбой расследовать дело о закрепощении поступали в Разряд не только от помещиков, но и от самих беглых.

Такие дела прак­тически всегда решались центральным учреждением, Разрядом, даже если сначала за дело бралась местная власть. Отчасти это объяснялось сложно­стью и запутанностью подобных дел, отчасти тем, что челобитчики в этих случаях часто не имели при себе никаких документов и вся их надежда бы­ла на архив Разряда.

В XVII в. вольный человек нередко попадал в крепостную зависимость по косвенной вине татар и других кочевников, нападавших на южные рубе­жи государства. Чаще всего это происходило с детьми: малолетних пленни­ков отбивали у татар, привозили в один из русских пограничных городов, а на пути домой, воспользовавшись их беззащитностью, кто-либо из сооте­чественников обманом и силой закрепощал их. Так произошло, например, с Алексеем Ермолаевым. В возрасте шести лет в 167/1659-59 гг. он был взят в плен под Ливнами крымскими татарами. В плену он пробыл год и под Пе­рекопом был отбит черкасами (украинскими казаками) и приведен в Белго­род. По всей видимости, отбитые из плена русские люди должны были предстать перед воеводой того города, куда их приводили освободители. Воевода Белгородского полка Г.Г. Ромодановский отпустил А. Ермолаева домой к отцу, ливенскому сыну боярскому И.П. Ермолаеву. Но по дороге, в Карпове ливенский же сын боярский И. Невзоров взял мальчика, якобы для того, чтобы отвезти в Ливны к отцу, а привез к себе в поместье и дер­жал в неволе 16 лет, изменив ему имя (“назвал Демкою”) и насильно женив на своей крепостной. Каким-то образом отец и сын узнали друг о друге и обратились за помощью к местной ливенской власти, но воевода и дьяк были на стороне укрывателя молодого человека. Тогда отец, И.П. Ермола­ев, привлек к решению дела воеводу Чернавска М. Бестужева, возможно, как независимого судью, а, возможно, потому, что чернавский воевода был по положению выше ливенского.

Дело, и так не простое, осложнилось, видимо, проблемой территори­альной подсудности челобитчиков. Поэтому М. Бестужев обратился за по­мощью в Москву: “Что государь укажет?”993. Судя по документам, участ­ники конфликта писали в Разряд не впервые, причем исполнение решения Разряда, принятого в пользу Ермолаевых, саботировалось ливенскими вла­стями, и особенно подьячим приказной избы994. Отписку М. Бестужева взялся доставить в Разряд - и, очевидно, хлопотать о деле - один из самых заинтересованных в нем людей, И.П. Ермолаев995. Меру наказания за слу­жебные правонарушения местных властей определил разрядный думный дьяк: за неисполнение предыдущих распоряжений приказа - о воссоедине­нии отца и сына - на ливенском воеводе велено было “доправить пени де- сят рублев, а подьячего, котором в тош поноровку чинил, взять в Чернав- ском и, роспросив и розыскав подлинно, и за то ево плутовство, будет по сыску объявитца, что он так делал (укрывал ответчика от наказания. - O.H.), учинить наказанье, вместо кнута бить батоги и из съезжем избы от дела отставить, чтоб впредь неповадно было и иныш так делать”996.

Подобный случай произошел и с сыном драгуна, взятым в плен в Сев­ске в 169/1660-61 гг. в возрасте восьми лет, отбитым у татар, но захвачен­ным крапивенским помещиком, который записал его в свои крепостные и впоследствии женил на своей дворовой девке, а затем перепродал ливен­скому помещику. Челобитчик просил доставить его с приставом в Моск­ву, где дать очную ставку с помещиком, а также навести справки в драгун­ских книгах, чтобы не остаться в кабале “навечно” и “службы не отбыть”. По распоряжению В.Г. Семенова просьба челобитчика была удов­летворена997.

В самом Разряде любые дела о закрепощении людей в городах южной “украины” поступали за редким исключением к главе приказа, думному дьяку В.Г. Семенову998, что подчеркивает значение этой проблемы для го­сударства. Иногда решение по поступившим в Разряд челобитным о сыске беглых могли принять самостоятельно и другие дьяки Разряда: П.И. Кове­лин (подготовить выписку по челобитной)999, Л.А. Домнин (дать грамоту для городового воеводы о расследовании дела)1000.

Дальнейшее ведение дела, направление которому было определено по­метой В.Г. Семенова, возлагалось на разрядных дьяков, причем участие в этой сфере деятельности Разряда принимали в равной степени все товари­щи думного дьяка. Они руководили составлением выписок и принимали на их основании решения (П.И. Ковелин1001, Ф.Л. Шакловитый1002, Л.А. Дом­нин1003), руководили составлением грамот к местной администрации (П.И. Ковелин1004, Ф.Л. Шакловитый1005). Решение по выписке записыва­лось В. Семеновым в редких, самых важных случаях, например, по делу Ф. Шата1006.

В Разряде документы, связанные с делами о сыске беглых и закрепоще­нии вольных людей - выписки1007 и грамоты к местным властям1008, гото­вил подьячий Агафон Пиминов. В 185 г. А. Пиминов, видимо, служил в Приказном столе. Об этом свидетельствуют имеющиеся в архивном деле внутренние документы приказа - “письма”, которыми обменивались столы. Как обычно, они представляют собой короткие неформальные записки на маленьких листочках. Например, в связи с составлением грамоты в Севск по челобитной стольника С.Е. Алмазова о сыске беглых крестьян был на­правлен такой запрос: “Отписат в Приказном стол, в Севску кто воевода и дьякъ”. Ниже на том же листочке другими почерком и чернилами записан ответ: “столникъ и воевода Леонтем Раманов сын Неплюев да дьяки Алек- сем [...]сков1009, Клиї Судемкин”1010. Поскольку запрос был затребован в Приказный стол и вместе с ответом подклеен к другим документам по сы­ску беглых, можно предположить, что эти дела велись именно в Приказ­ном. Логично также, что из Приказного стола с вопросом о городовых вое­водах обращались в Московский стол - росписи городовых воевод ведались в первом его повытье. Кроме того, в том же деле имеются материалы о на­граждении раненых, что было несомненной прерогативой Приказного сто­ла. И, наконец, многие из представленных дел о сыске беглых крестьян включают документы о суде по этим делам, а судебная деятельность Разря­да была также сосредоточена в Приказном его столе. Таким образом, оче­видно, что старый подьячий со справой А. Пиминов служил в 185 г. в При­казном столе1011.

Сроки исполнения Разрядом и местными властями дел по сыску беглых крестьян и холопов восстановить со всей полнотой затруднительно, по­скольку в приказной делопроизводственной практике датировка докумен­тов, как уже отмечалось, была принята в трех случаях: обязательно - при записи решения по делу, почти всегда - при получении входящего докумен­та и, реже, - при отправлении исходящего на остававшемся в архиве черно­вике-отпуске. Тем не менее, и таких дискретных временных показателей достаточно, чтобы представить общую картину сроков, в которые реша­лись эти дела в приказе.

Естественно, быстрее всего было решено дело по объявлению “госуда­рева слова и дела” Ф. Шатом - выписка для представления верховной влас­ти была подготовлена в приказе за 4 дня1012. Единственное столь же быст­рое решение дела, не относящееся к делам государственным, состоялось по челобитной стольника С.Е. Алмазова - грамота местному воеводе была подготовлена на следующий день после решения по челобитной. Возмож­но, это объясняется тем, что местным властям уже посылались предписа­ния, на которые они не отреагировали1013.

В делах по насильственному закрепощению бывших полонянников сро­ки решения их были примерно одинаковыми: в деле А. Ермолаева от пода­чи челобитной до ответной грамоты городовому воеводе прошло две неде­ли1014; выписку по челобитной драгунского сына, также бывшего пленника, в Разряде готовили две недели; место, где на черновике грамоты городово­му воеводе указана дата, оторвано, так что можно предположить, что от по­дачи челобитной до составления грамоты прошло несколько более двух не-

Грамота по челобитью о сыске беглых кн. М.Я. Черкасского была го­това уже через неделю после принятия решения по челобитной, однако по каким-то причинам задержана в Разряде на два месяца1016. Также через не­делю было принято решение по выписке о сыске беглых крестьян лебедян­ского помещика Мальцева1017. Несколько больше времени понадобилось для подготовки выписки по челобитной рыльского Никольского монасты­ря - почти три недели, еще столько же готовили грамоту по решению на выписке1018. Таким образом, общий срок решения дела монастыря от пода­чи челобитной до отсылки грамоты к местным властям составил полтора месяца. Возможно, это объяснялось сложностью дела - крепостные кресть­яне монастыря разбежались по многим городам украины: в Курск, Рыльск, Обоянь, Хотмышский, Севск, Кромы, Орел, и сотрудники Разряда не сразу решили, каким образом лучше организовать дело на месте. Первоначально грамота с прочетом была подготовлена к воеводам всех перечисленных го­родов, но затем надзор за делом решили, так сказать, централизовать в ме­стном масштабе и передали все полномочия военному и административно­му главе края, воеводе Белгородского полка Г.Г. Ромодановскому1019. Около месяца прошло от подачи челобитной до принятия мер по ней в де­ле С.В. Сатина о бежавшем от него дворовом человеке1020. Выписка по от­писке острогожского воеводы И. Саса была составлена через две с неболь­шим недели, грамота в Острогожск отправлена из Разряда еще через неделю, а грамоты к местным властям разосланы через полторы недели по­сле решения по выписке1021.

В отличие от воеводы, на которого было возложено дело по сыску кре­постных стольника С.Е. Алмазова, воронежский воевода исполнил поруче­ние по сыску беглой крестьянски окольничего М.Б. Милославского быст­ро - его отписка была доставлена в Разряд чуть меньше, чем через месяц после отправления грамоты в Воронеж. Подготовка ответной грамоты на эту отписку с момента решения по ней заняла в Разряде три недели, причем дело было не простым (см. выше). Следует отметить, что грамоту в Воро­неж по делу М.Б. Милославского было поручено отвезти разрядному по­дьячему С. Баташеву (3 мая)1022 - возможно, с оказией, поскольку С. Бата­шеву было дано поручение из Разряда в Воронеж.

Таким образом, решение дел по сыску беглых крестьян и холопов зани­мало в Разряде в среднем от двух недель до месяца.

Каждый год Разряд составлял один из своих главных документов - обзор ведомых в приказе городов (то есть практически всей Европейской России) в отношении их обороноспособности. Для этого в первых числах сентября Разряд рассылал воеводам “своих” городов распоряжения о подготовке и присылке в Разряд так называемых городовых сметных росписей - по­дробного описания состояния городовых укреплений, гарнизона и боевых и продовольственных запасов. Подготовка росписей в разных городах зани­мала в среднем от недели до трех1023, возможно, в числе прочего это зави­село и от количества подьячих в приказной избе города - большими их си­лами справлялись с задачей быстрее.

В принципе для составления годовой сметы города существовал некий общий формуляр, который включал все возможные пункты по описанию военно-административного состояния города. В смете должны были быть перечислены крепостные строения города, артиллерия с боеприпасами, “стратегические” продовольственные запасы (хлеб в зерне и(или) в муке, сухари, соль), личный состав местной администрации, куда входили не толь­ко приказные люди (к ним в списках причисляли и городских нотариусов - площадных подьячих), но и выборные управленцы - таможенные и земские головы и т.п. В сметный список, разумеется, следовало включить и личный состав гарнизона с указанием имеющегося у людей оружия. Жители города также рассматривались с военной точки зрения - как военнообязанные “за­паса”, причем после перечисления обывателей, тяглых и жилецких людей, отдельной цифрой указывалось число вооруженных людей, которые реаль­но могли принять участие в возможной обороне города с их собственным оружием. Так, в Ярославле “людем с боеї, кроме малых робят” было 3 520 человек, “а у них бою” 778 пищалей, 1 918 копей и бердышей1024.

Однако на деле в годовые сметы все указанные разделы вносили не всегда. Так, в перечневой росписи “с тетрадем ростовские годовые сметы” были указаны сведения только о казне, хранящейся в съезжей избе, и не­полные данные о гарнизоне города - перечислены отставные дворяне и представители местной администрации, в том числе четыре подьячих съезжей избы и десять рассыльщиков “с пищалми”1025. В одних случаях это зависело от старательности и квалификации приказных людей, в других - от объективных обстоятельств. Например, новый костромской воевода

А. Тушин сам указывал на то, что в сметной росписи отсутствует раздел, со­держащий сведения о личном составе городовой корпорации, и называл причину: в приказной избе нет списка костромских служилых людей, из-за чего воевода и дьяк не могут провести им смотр1026.

В Разряде сметные росписи городов принимали к рассмотрению, по-ви­димому, все дьяки приказа. Обычной резолюцией было распоряжение взять документ “к отпуску”, то есть отправить его в разрядный архив, и внести

данные из присланного документа в сводную годовую смету: “К отпуску и написать в годовую смету”1027, “К отпуску и о городе из сеи отписки, а о людех ис книг написать в годовую смету”1028, “К отпуску, а списки напи­сать в годовую смету”1029. Возможно, В.Г. Семенов рассматривал те городо­вые росписи, которые требовали разрешения какой-либо проблемы. Так, на росписи А. Тушина помимо указания “к отпуску”, помета В.Г. Семенова содержала распоряжение разрядным служащим “выписать, сколко костро­мич дворян и детеи боярских отставных по списку”1030.

По принятой в приказной канцелярской работе “экономному” стилю на том же входящем документе, то есть отписке, сопровождавшей годовую сметную роспись, подьячим делалась помета об исполнении распоряжения дьяка: “в книгу записана”1031, “в книгу писана”1032, “в книгу пис.”1033, “в кни­гу спис.”1034 “в книги пис.”1035. В этих пометах, как обычно, не указаны ни дата исполнения, ни лицо, ответственное за него. Для руководства Разряда, для правильной работы приказа важна была только суть - распоряжение исполнено, информация из росписи занесена в соответствующий приказный документ и находится в работе.

C точки зрения приказной административной, а, значит, и канцеляр­ской логики, на документе следовало указывать дату его получения - точ­ку отсчета его пребывания в приказе, и лицо, подавшее документ - как от­ветственное за его сохранность и своевременную доставку. Для контроля сам отправитель нередко отмечал на отписке дату ее отправки и имя курь­ера. Обычно это были городовые служилые люди по прибору или по оте­честву - пушкари1036, приставы1037, рассыльщики1038, стрельцы1039, подья­чие городовой съезжей избы1040, дети боярские1041, реже - московские служилые люди, например, жильцы1042. По этим записям можно видеть, что иногда, очевидно, в последний момент, курьера заменяли. Так, в отписке из Переславля Залесского сказано, что роспись выслана 27 сентября с пере- славским “розсылщикош” А. Микулиным. Но в Разряде на отписке отмети­ли, что подана она 3 октября приставом Переславля Залесского “Сидоркои Юровыш”1043. В отписке галицкого воеводы В.А. Ордина-Нащокина бы­ло отмечено, что документы из Галича посланы 3 ноября с галицким при­ставом “Тишкою Савиныш”, причем эта фраза была вписана в отписку поз­же, другими чернилами. В Разряд же отписку подал 24 ноября “галицкои россылщик” С. Михайлов1044.