В этот день:

Самый молодой нарком СССР

30 октября 1908 года родился Дмитрий Федорович Устинов (ум. 1984), советский политический и военный деятель, самый молодой сталинский нарком вооружения (в 32 года от роду), Маршал Советского Союза (1976).

Самый молодой нарком СССР

30 октября 1908 года родился Дмитрий Федорович Устинов (ум. 1984), советский политический и военный деятель, самый молодой сталинский нарком вооружения (в 32 года от роду), Маршал Советского Союза (1976).

Дважды Герой Социалистического Труда (1942, 1961), Герой Советского Союза (1978), министр обороны СССР (1976—1984).

Родом из Самары из рабочей семьи. В 22 года вступил добровольцем в Красную армию, уаствовал в боевых действиях с басмачами. Осенью 1929 года стал студентом механического факультета Иваново-Вознесенского политехнического института. Работал секретарём комсомольской организации, являлся членом партийного бюро института. Затем перешел в

Ленинградский военно-механический институт, который закончил в 1934 году. C 1934 года — инженер, начальник бюро эксплуатации и опытных работ в Ленинградском артиллерийском научно-исследовательском морском институте. С 1937 года — инженер-конструктор, заместитель главного конструктора, директор Ленинградского завода «Большевик». С 9 июня 1941 года по 14 декабря 1957 года — нарком вооружения СССР, министр вооружения СССР, министр оборонной промышленности СССР. 14 декабря 1957 года — 13 марта 1963 года — заместитель Председателя Совета Министров СССР, председатель Комиссии Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам. За подготовку первого полёта человека в космос (Ю. А. Гагарин, 12 апреля 1961 года) удостоен звания Героя Социалистического Труда. 13 марта 1963 года — 26 марта 1965 года — первый заместитель председателя Совета министров СССР, председатель Высшего Совета народного хозяйства СССР. 26 марта 1965 года — 26 октября 1976 года — секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам. 29 апреля 1976 года — 20 декабря 1984 года — министр обороны СССР. Среди членов Политбюро 1970—1980-х гг. отличался тем, что спал по 4—4,5 часа. Был исключительно энергичен, предприимчив, очень быстро решал задачи управления и руководства предприятиями.

Д. Ф. Устинов, простудившись во время учений новой боевой техники, умер 20 декабря 1984 года от скоротечного тяжёлого воспаления лёгких. Генерал-лейтенант Иван Устинов (однофамилец) вспоминал: "На последнем учении, после которого его на самолете отправили больным, мы сидели в его резиденции с 9 до 3 утра. Он всем интересовался - и делами, и в персональном плане... В конце концов я ему напомнил: "Дмитрий Федорович, пора и отдохнуть, ведь по плану в 9 часов утра начало учения". - "Иван Лаврентьевич, не беспокойтесь я сталинской закалки". Да вот видите..."

Похоронен на Красной площади (кремирован, урна с прахом замурована в Кремлёвскую стену).

Первая оборона Севастополя 1941 года

30 октября 1941 года начался первый штурм Севастополя фашистскими полчищами.

Крым имел стратегическое значение, как один из путей к нефтеносным районам Кавказа (через Керченский пролив и Тамань). Кроме того, Крым был важен как база для авиации. С потерей Крыма советская авиация лишилась бы возможности налётов на нефтепромыслы Румынии, а немцы смогли бы наносить удары по целям на Кавказе.

Севастопольский оборонительный район (СОР) к началу Великой Отечественной войны был одним из самых укреплённых мест в мире. Сооружения СОР включали десятки укреплённых орудийных позиций, минные поля и др. В систему обороны входили также две так называемые «бронебашенные батареи» (ББ), или форты, вооружённые артиллерией крупного калибра. Форты ББ-30 (командир — Г. А. Александер) и ББ-35 (командир — А. Я. Лещенко) были вооружены орудиями калибра 305 мм.

В советской историографии первым штурмом Севастополя принято считать попытки немецких войск с ходу захватить город в течение 30 октября — 21 ноября 1941 года. С 30 октября по 11 ноября велись бои на дальних подступах к Севастополю, со 2 ноября начались атаки внешнего рубежа обороны крепости. Сухопутных частей в городе не оставалось, защита осуществлялась силами морской пехоты Черноморского флота, береговыми батареями, отдельными (учебными, артиллерийскими, зенитными) подразделениями при огневой поддержке кораблей. Советская группировка насчитывала вначале около 20 тысяч человек.

В конце октября Ставка ВГК решила усилить гарнизон Севастополя силами Приморской армии (командующий — генерал-майор И. Е. Петров), до тех пор защищавшей Одессу. 16 октября оборона Одессы была прекращена и Приморская армия была морем переброшена в Севастополь. Силы подкрепления составили до 36 тысяч человек, около 500 орудий, 20 тысяч тонн боеприпасов, танки и другие виды вооружений и материалов. Таким образом, к середине ноября гарнизон Севастополя насчитывал, — по советским данным, — около 50-55 тысяч человек. 9—10 ноября вермахту удалось полностью окружить крепость с суши, однако в течение ноября к своим пробивались силы арьергарда, в частности, части 184-й стрелковой дивизии НКВД, прикрывавшей отход 51-й армии.

11 ноября с подходом основной группировки 11-й армии вермахта завязались бои по всему периметру. В течение 10 дней наступавшим удалось незначительно вклиниться в передовую полосу обороны после чего в сражении наступила пауза.

30 октября 1961 года СССР произвёл взрыв самой мощной бомбы в мировой истории: 58-мегатонная водородная бомба («Царь-бомба») была испытана на полигоне на острове Новая Земля.

30 октября 1961 года СССР произвёл взрыв самой мощной бомбы в мировой истории: 58-мегатонная водородная бомба («Царь-бомба») была испытана на полигоне на острове Новая Земля.

Она была разработана в 1954—1961 годах группой физиков-ядерщиков под руководством академика Игоря Курчатова.

Бомбардировщик Ту-95В с "Царь- бомбой" на борту, пилотируемый экипажем в составе: командир корабля А. Е. Дурновцев, штурман И. Н. Клещ, бортинженер В. Я. Бруй, вылетел с аэродрома Оленья и взял курс на Новую Землю. В испытаниях участвовал также самолёт-лаборатория Ту-16А. Через 2 часа после вылета бомба была сброшена с высоты 10 500 метров на парашютной системе по условной цели в пределах ядерного полигона «Сухой Нос». Подрыв бомбы был осуществлён барометрически через 188 секунд после сброса на высоте 4200 м над уровнем моря (4000 м над целью). Самолёт-носитель успел улететь на расстояние 39 километров, а самолёт-лаборатория — на 53,5 километра. Огненный шар взрыва достиг радиуса примерно 4,6 километра. Теоретически он мог бы вырасти до поверхности земли, однако этому воспрепятствовала отражённая ударная волна, подмявшая и отбросившая шар от земли. Световое излучение потенциально могло вызывать ожоги третьей степени на расстоянии до 100 километров. Ионизация атмосферы стала причиной помех радиосвязи даже в сотнях километров от полигона в течение около 40 минут. Ощутимая сейсмическая волна, возникшая в результате взрыва, три раза обогнула земной шар. Свидетели почувствовали удар и смогли описать взрыв на расстоянии тысячи километров от его центра. Ядерный гриб взрыва поднялся на высоту 67 километров; диаметр его двухъярусной «шляпки» достиг (у верхнего яруса) 95 километров. Звуковая волна, порождённая взрывом, докатилась до острова Диксон на расстоянии около 800 километров. Однако о каких-либо разрушениях или повреждениях сооружений даже в расположенных гораздо ближе (280 км) к полигону посёлке городского типа Амдерма и посёлке Белушья Губа не сообщалось.

Основной целью, которая ставилась и достигнута этим испытанием, была демонстрация владения Советским Союзом неограниченным по мощности оружием массового поражения — тротиловый эквивалент наиболее мощной термоядерной бомбы из числа испытанных к тому моменту в США был почти вчетверо меньше, чем у АН602. Крайне важным научным результатом стала экспериментальная проверка принципов расчёта и конструирования термоядерных зарядов многоступенчатого типа. Было экспериментально доказано, что максимальная мощность термоядерного заряда, в принципе, не ограничена ничем.

Интересно, что тогда еще любивший советскую власть академик А. Д. Сахаров (впоследствии проамериканский диссидент) предложил проект по тайному размещению нескольких десятков сверхмощных ядерных боеголовок мощностью от 200 или даже 500 мегатонн вдоль американских морских границ, что, по мнению учёного, позволило бы отрезвить неоконсервативные круги политической элиты США, не втягиваясь в разорительную гонку вооружений. В случае нападения США на СССР можно было затопить береговые города Америки — с помощью искусственного цунами. Гигантская волна высотой более 300 м приходит со стороны Атлантики и обрушивается на Нью-Йорк, Филадельфию, Вашингтон, Аннаполис. Волна достигает крыш небоскребов. Друга волна накрывает западное побережье в районе Чарльстона. Еще две волны обрушиваются на Сан-Франциско и Лос-Анджелес. Всего одной волны хватает, чтобы на побережье Мексиканского залива смыло низко расположенный Хьюстон, Новый Орлеан, Пенсаколу.

К сожалению, Хрущев отклонил этот проект . Подобную идею сегодня вынашивает академик Игорь Острецов: уничтожение США с помощью направленного взрыва, вызывающего гигантскую волну в заданном направлении.

30 октября 1967 года впервые в истории человечества в космосе была произведена автоматическая стыковка космических кораблей. Это были аппараты серии «Космос» - «Космос-186» и «Космос-188», являвшиеся прототипами космического корабля «Союз».

Первая космическая стыковка кораблей

30 октября 1967 года впервые в истории человечества в космосе была произведена автоматическая стыковка космических кораблей. Это были аппараты серии «Космос» - «Космос-186» и «Космос-188», являвшиеся прототипами космического корабля «Союз».

Первым был запущен «Космос-186». Он являлся «активным» кораблём, то есть он должен был найти с помощью радиолокационной антенны «пассивный» корабль «Космос-188», сблизиться и пристыковаться.

30 октября 1967 года во время пролёта корабля «Космос-186» над космодромом был запущен «Космос-188» в той же плоскости орбиты, но с опережением на 24 км. Для осуществления стыковки необходима высокая точность вывода на орбиту, так как автоматическая система стыковки может работать только до определённой величины расстояния между кораблями. Расстояние в 24 км не превышало этого предела. Командой из центра управления были активированы системы ориентации, системы автоматического управления и счётно-решающие устройства. После обнаружения «пассивного» корабля «Космос-186» стал корректировать свою орбиту в вертикальной и горизонтальной плоскостях, приближаясь к «Космосу-188» на скорости 90 км/ч. Когда расстояние между кораблями составило 300 м, отключился главный двигатель, и начали свою работу двигатели малой тяги. Последний этап стыковки называется причаливанием. Во время причаливания скорость сближения кораблей составила 0,5—1 м/с. Затем произошла сама стыковка: штанга стыковочного узла «Космоса-186» попала в конусообразный захват «Космоса-188». Состыкованными корабли летали 3,5 часа, совершив около 2 витков вокруг Земли. Затем по команде с Земли они расстыковались и последовательно приземлились: сначала «Космос-186», потом «Космос-188».

Обмен информацией

Если у вас есть информация о каком-либо событии, соответствующем тематике нашего сайта, и вы хотите, чтобы мы её опубликовали, можете воспользоваться специальной формой:

В 1973 году я с отличием окончил училище и по моему выбору, как отличника учебы, меня направили служить в 11 дивизию 1-й Флотилии атомных подводных лодок Северного Флота, базирующуюся в губе Западная Лица, в которую входили пла второго поколения пр. 670. В отделении кадров меня определили для дальнейшей службы во второй, 302-й экипаж, командиром гидроакустической группы, инженером РТС. В те годы каждая атомная подводная лодка 2-го поколения имела 2 экипажа, первый и второй. Свое заведование я принимал от капитан-лейтенанта Кириллова Юрия Васильевича, который был назначен в экипаж пла «К-201», уходившей на Камчатку южным путем, вокруг Африки. Сейчас Юрий Васильевич контр-адмирал, на пенсии. Он закончил службу заместителем командующего 2-й флотилии пл ТОФ.

302-й экипаж являлся 2-м экипажем подводной лодки «К-87», и поэтому оба экипажа этой подводной лодки проживали в одной казарме на одном этаже. Так было принято на флоте, поселять 1-й и 2-й экипажи одной подводной лодки вместе. В то время «К-87» проходила средний ремонт на СРЗ-10 в г. Полярном, и поэтому наш 302-й экипаж занимал весь этаж казармы 11-й дивизии.

Кто бы мог подумать, что через несколько лет я буду служить именно в экипаже «К-87», и пройду путь от командира БЧ-4, начальника РТС до командира этой подводной лодки. В то время командовал подводной лодкой «К-87» кап. 1 ранга Суворов Николай Михайлович. Да, тот самый, под командованием которого пла «К-429» в ночь с 24 на 25 июня 1983 года «легла» на дно бухты Саранная на Камчатке при дифферентовке. Это была трагедия, но об этом - позже.

В то время о прибывающих на флот молодых офицерах проявляли, на мой взгляд, исключительную заботу. Со мной побеседовали командир дивизии контр-адмирал Голосов Р.А., (извините, я забыл некоторые имена и отчества), и заместитель начальника политического отдела дивизии и пожелали мне хорошей службы.

В 302 экипаже меня приняли хорошо. Экипаж только что прибыл из отпуска после боевой службы в Средиземном море.

Подводные лодки пр. 670 горьковской постройки были в то время грозой американских авианосцев, и мы этим гордились. Они несли на своем борту 8 крылатых самонаводящихся ракет с подводным стартом с дальностью стрельбы - 70 км. и 14 самонаводящихся торпед. Из этого количества оружия до 6 ед. имели ядерную «начинку».

Первым моим командиром был строгий, но справедливый капитан 1 ранга Копейкин Аркадий Алексеевич. Замполитом – капитан 2 ранга Спицин Николай Николаевич. Моим непосредственным начальником был начальник РТС, командир БЧ-4 капитан 3 ранга Цулимов Лев Семенович, который помогал мне в первые дни моей службы и в моем становлении, как офицера – подводника. Иногда перед переходом на обед на камбуз нашей дивизии он предлагал мне пропустить рюмочку для аппетита, но я скромно отказывался. Пили в то время на флоте, конечно, разбавленное «шило». Так называли спирт, который шел на обслуживание техники.

Меня поселили в казарме вместе командиром электронавигационной группы лейтенантом Цыганковым, тоже только что прибывшим на флот по окончанию училища, выделив нам отдельное помещение в казарме. Получив зачетные листы на допуск к самостоятельному управлению по занимаемой должности и дежурству по кораблю и срок сдачи – 2 месяца мы со «штурманенком» все вечера проводили на подводной лодке, где изучали заведование по своей специальности и устройство подводной лодки, чтобы затем нести дежурство по кораблю. Качественно изучить подводную лодку нам помогло докование подводных лодок на СРЗ-10 в г. Полярном «К-25», а затем «К-325» на СРЗ-35 в г.Роста. В доке с Цыганковым мы были назначены «комбригами», то есть командирами бригад по чистке и покраске цистерн главного балласта подводной лодки. В каждую бригаду входило до 5-и матросов и мичманов. Работа была опасная, можно было задохнуться от краски, так называемого сурика, разведенного этинолью, и поэтому цистерны постоянно вентилировались. У лазов в цистерну постоянно находился страхующий человек, а время работы в цистерне составляло 30 мин. и прерывалось небольшим отдыхом с «проветриванием» легких на 10 мин.

Со сроками сдачи зачетов мы справились успешно, был издан приказ по кораблю о нашем допуске, и мы с гордостью почувствовали себя полноценными членами экипажа. С выходом из докового ремонта мне удалось сходить со своим экипажем в море на после доковые испытания. В начале 1974 года не без помощи жены моего непосредственного начальника кап. 3 ранга Льва Семеновича Цулимова, (она была заведующей общежитием), мне выделили койку в офицерском общежитии в комнате для холостяков, (в то время я был неженатым, моя будущая жена заканчивала учебу в г. Горьком). Лейтенант Цыганков получил комнату в жилом доме, т.к. он был уже женатым.

302-й экипаж был дружный, сплоченный. Я назову лишь несколько фамилий, которых помню. Командиром БЧ-5 был кап. 2 ранга Воронцов Иван Алексеевич, командиром 1 дивизиона - кап. 3 ранга Тесленко, командиром 2-го дивизиона - кап.3 ранга Зайченко, командиром ЭТГ был ст. л-т Александр Яшенин, командиром группы БЧ-2 – ст.л-т Ледовской Владимир Михайлович. С ними я еще не раз пересекусь в своей службе.

Новый, 1974 год, мы встречали весело. Замполит назначил меня экипажным Дедом Морозом, и я 31 декабря 1973 года ходил по квартирам, где жили семьи наших офицеров и мичманов, поздравлял их детей с Новым годом и вручал подарки. Ходил один без Снегурочки с мешком небольших подарков. Почти все, кого я посещал, стремились угостить меня рюмкой, и я с трудом вернулся в коллектив нашего экипажа к новогоднему столу, но поставленную задачу выполнил.

Но здесь только что начатое, казалось бы, спокойное течение службы и жизни на постоянном месте нарушается необходимостью перевода меня в другой экипаж, на новое формирование, на такую же должность, но на новую подводную лодку «К- 479» пр. 670М с более совершенным оружием и вооружением. Новый экипаж должен был пройти обучение в знаменитом 1-м учебном центре ВМФ для подводников в г.Обнинске. В последствии я узнал, что мой новый командир, капитан 2 ранга Ворошнин Владимир Николаевич, специально в отделе кадров нашей 1-й Флотилии отбирал на свой экипаж офицеров с отличием окончивших училище, что в последствии сказалось на высокой выучке и подготовке экипажа. Не все офицеры желали уходить служить на новые формирования, даже те, кто шел с повышением по должности, так как у них терялись все надбавки к должностному окладу, (северные, морские и т.п.). Кроме того, надо было сдавать жилье, собирать контейнер, срывать детей с учебы и т. д.

В феврале 1974 года я был назначен командиром ГАГ, инженером РТС на пла пр. 670М «К-479» и убыл в составе экипажа в учебный центр г. Обнинск.

Пла пр. 670М была продолжением пла пр. 670 и в отличие от нее имела дополнительный жилой отсек, лучшие жилые условия для л/состава и удобный, просторный для ведения боевых действий центральный пост. Мы с большим желанием и энтузиазмом принялись за изучение нового корабля, его оружия и нового вооружения.

Перед прибытием в УЦ нас в Москве во флотском экипаже переодели в «зеленую» форму, форму внутренних войск, для маскировки от иностранной разведки, чтобы никто не знал, что в УЦ г. Обнинска обучаются экипажи пла. Это было смешно, потому что все горожане знали о нас и о нашей профессии, да и черные ботинки нас выдавали, т.к. сухопутные офицеры носили коричневые ботинки. Единственным плюсом в этом переодевании для нас было то, что зеленые рубашки можно было реже стирать, чем флотские кремового цвета. Командиром УЦ ВМФ в г. Обнинске был в то время наш знаменитый 1-й командир первой атомной подводной лодки 1-го поколения пр.627 «К-3» контр-адмирал Осипенко Леонид Гаврилович, (его в кругах командиров называли нашим советским «адмиралом Риковером»). Американский адмирал Риковер считают отцом атомного подводного флота США.

Мне опять повезло с коллективом, в который я попал. Это были замечательные люди, классные специалисты – подводники, любившие свою специальность, свой экипаж, свою подводную лодку. Некоторые члены нашего экипажа стали известными подводниками и адмиралами.

Командиром экипажа был капитан 2 ранга Ворошнин Владимир Николаевич. Это был грамотный и вдумчивый офицер, интеллигентный, терпеливый, заботливый и спокойный в общении с подчиненными начальник. Он постоянно заботился о сплочении экипажа, участвовал и возглавлял все праздничные вечера, проводившиеся в составе экипажа, был хорошим психологом и педагогом, корректен в своей воспитательной работе с подчиненными. Он требовал от нас добросовестного и внимательного отношения к изучению нового корабля и его вооружения. Им была также поставлена задача каждому офицеру подготовить себя к службе на корабле на одну ступень выше по занимаемой должности. То есть мы должны были быть готовыми исполнять обязанности наших непосредственных начальников.

Старшим помощником был капитан 3 ранга Лушин Владимир Петрович, прибывший к нам с командирских классов. Впоследствии он стал командиром пла, Героем Советского Союза, депутатом Государственной Думы. Недавно он ушел из жизни.

Помощником командира был капитан-лейтенант Пасиницкий Анатолий Павлович, по национальности белорус. Это был требовательный, дотошный, педантичный офицер, всегда доводивший свое решение до конца, а некоторых офицеров до истерики.

Замполитом был кап. 3 ранга Якубовский Николай Степанович, прибывший к нам служить после работы в ЦК ВЛКСМ. Он был заботливым и требовательным воспитателем, принципиальным коммунистом. В 1974 году он привез из Москвы из отдела ЦК ВЛКСМ пригласительный билет на заключительное мероприятие Всесоюзной 14-й комсомольской конференции – концерт, и вручил его мне, как секретарю нашей комсомольской организации. Это был великолепный концерт для делегатов конференции, незабываемое по зрелищу мероприятие.

Командирами боевых частей и дивизионов были молодые, но грамотные и преданные своему делу офицеры, в воинском звании старший лейтенант или капитан-лейтенант, большинство из которых закончили военные училища с отличием. В дальнейшем с некоторыми из них мы встретились и продолжили службу на Камчатке.

Это, командир БЧ-1 – ст.л-т Фомин Иван, (сегодня его нет в живых), командир БЧ-2- ст.л-т Александр Скирдонов, командир БЧ-3 л-т Александр Зорохов, командир БЧ-4, начальник РТС – ст.л-т Ягодкин Владимир Иванович - мой непосредственный начальник, командир БЧ-5 - кап. 3 ранга Белов Анатолий Кузьмич, начальник хим. службы – л-т Реджеб Нурсахатов, начальник мед. службы – л-т Журбий, командиры дивизионов кап.- л-т Анатолий Холодков, ст. л-т Александр Яшенин, кап. л-т Николай Гонцерюк. И командиры групп: л-т Плишкин Александр Федорович, (с ним мы вместе послужили и на Камчатке, а сегодня уже закончили службу и ушли в запас уже здесь, в УЦ ВМФ г. Сосновый Бор), л-т Константин Завада, л-т Виктор Петрыкин, л-т Сергей Лисицкий, л-т Иван Черевичный, л-т Валерий Веденеев.

В соревновании с другими обучавшимися в УЦ экипажами наш экипаж постоянно занимал ведущие места не только в учебе, но и в спорте.

Летом 1974 года во время отпуска я и л-т Сергей Лисицкий женились , (до этого мы были единственными среди офицеров экипажа холостяками). Мы привезли в Обнинск своих жен, но жилья в общежитии мы не получили. На этой почве я даже повздорил с зам.политом кап. 3 ранга Якубовским Николаем Степановичем.

В Уставе внутренней службы ВС СССР в 1-й статье записано, что служба в Вооруженных Силах является особым видом государственной службы . У меня никак не укладывалось в голове, как это так, что офицеров, состоявшими на государственной службе, не могут обеспечить жильем, и почему об этом не докладывают командованию в Москву вплоть до Министра Обороны. В то время преподавателям УЦ жилья не давали годами, и они занимали комнаты в общежитии, где должны были жить подводники, прибывшие на обучение.

Жилья до окончания обучения мы так и не получили и снимали с женой комнаты у жителей города Обнинска. С одной семьей из Обнинска, где мы снимали комнату, Мерзликиными мы до сих пор общаемся, как близкие родственники. Лейтенант в УЦ получал в то время 200 руб., а за комнату платили 30 руб., но на жизнь вполне хватало. До отъезда в Обнинск по старому месту службы на Севере я получал до 400 руб. со всеми надбавками.

Хочется выразить особую благодарность преподавателям учебного центра за наше обучение. Ведь преподавателями УЦ были люди, которые стояли у истоков создания атомного подводного флота страны и прошли нелегкую службу на 1-м поколении атомных подводных лодок. Они с честью выходили из аварийных ситуаций, не один раз горели, облучались и тонули на своих подводных лодках и имели большой опыт в их эксплуатации. Благодаря им мы получили хорошие знания и твердые навыки в обслуживании вооружения и техники, в боевом применении оружия подводной лодки и просто хорошей морской практике. Прибыв после обучения в 11 дивизию, мы уверенно выходили в море и выполняли свои обязанности на высоком организационном и техническом уровне.

В 1975 году экипаж успешно закончил обучение и вернулся к постоянному месту базирования, в Западную Лицу. В состав 11 дивизии уже вошла головная пла пр. 670М – «К-452». Но строительство других корпусов данной серии пла застопорилось из-за низкого качества стали для прочного корпуса. Наш экипаж был вынужден заниматься хозяйственными работами на дивизии. Хочется отдать должное нашему командиру, кап. 2 ранга Ворошнину В.Н., который не хотел распада и деградации экипажа. Он убедил командование 11-й дивизии в необходимости сохранить боеспособный экипаж и отработать хотя бы курсовую задачу № 1 на единственной на то время пла пр. 670-М «К-452» и береговые элементы других курсовых задач, что и было сделано. Экипаж был сохранен, но уже во главе с другим командиром, кап. 2 ранга Лукашенко. О причине смены командира я скажу ниже.

В Западной Лице мне опять, как и в Обнинске, жилья не дали. Мы с женой смирились с этой «бедой». Эта вечная проблема всех Вооруженных сил страны не решена до сих пор. Помните, как в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», главный вопрос всех проблем – квартирный. Но мы были молоды, и у нас было уже много друзей в двух экипажах, где мне приходилось служить. Мне везло на хороших людей. Нас на время своего отпуска пустили пожить в свою комнату мой бывший подчиненный с 302 экипажа, старшина команды гидроакустиков м-н Володя Катков. Затем мы жили в квартире офицера, тоже с 302 экипажа, ракетчика ст.л-та Ледовского Владимира Михайловича, добрейшей души человек. Сам он в то время жил в казарме в г. Полярном, где проходила ремонт пла «К-87» и куда он был назначен командиром ракетной боевой части.

Большая часть л/состава нашего экипажа прикомандировывалась на другие пла пр. 670 11 дивизии для отработки задач в море. Отзывы на прикомандированный л/состав экипажа кап. 2 ранга Ворошнина В.Н. были самые хорошие, мы старались держать свою марку и высокий авторитет экипажа «К-479». Даже ремонт «аварийного» туалета на причальной стенке был выполнен нашим экипажем с высоким качеством.

Весной 1975 года головная пла пр. 670М «К-452» готовилась в первую свою автономку в Средиземное море. Для несения полноценной трехсменной вахты на всех боевых постах и для практической отработки на подводную лодку была прикомандирована и часть л/состава экипажа кап. 2 ранга Ворошнина В.Н..

Сам Ворошнин В.Н. был назначен командиром этой подводной лодки в связи с болезнью бывшего ее командира кап. 1 ранга Осипова. В 1-й боевой поход от нашего экипажа были прикомандированы СПК кап.3 ранга Лушин В.П., я и еще около десяти человек. Старшим на походе был ЗКД 11-й дивизии кап. 1 ранга Хвощ, требовательный, грамотный, профессионал – подводник, человек, написавший в свое время прекрасное учебное пособие для всех подводников, выпустив книгу «Тактика подводных лодок ». Фактически, мы называли эту книгу несекретным вариантом ТР-ПЛа. На боевой службе он часто сидел в кресле командира в центральном посту, зорко следил за действиями экипажа и постоянно подкручивал свои пышные, как у Семена Буденного, усы.

На походе я исполнял свои прямые обязанности командира ГАГ, инженера РТС, а по готовности № 2 нес вахту в 1-й боевой смене на БИПе. Моим непосредственным начальником был опытный, надежный и хорошо подготовленный офицер, кап.3.ранга Валентин Бледный, (сегодня он преподает во ВВМИРЭ им А.С. Попова).

Вахтенным офицером 1-й боевой смены был кап. 3 ранга Горбунов Георгий Игоревич, командир БЧ-2 этой пла, грамотный специалист, эрудированный офицер, имевший прекрасную память, знавший множество анекдотов, смешных историй и флотских баек, одним словом – душа 1-й боевой смены. В настоящее время он адмирал запаса, проживает в Москве, мы дружим семьями и часто встречаемся.

Помощником командира был кап. 3 ранга Сорокин Геннадий Александрович, грамотный, веселый и общительный человек. Он был вахтенным офицером 3-й боевой смены, у которой мы принимали вахту при ее смене. Он постоянно заботился о качестве питания л/состава, разнообразии меню и доведении до каждого подводника положенного довольствия. Наши пути еще не раз пересекутся, и мы будем дружить семьями.

Перед выходом в море мы получили информацию о том, что по «пути» в Средиземное море в Атлантическом океане нашим вероятным противником развернута какая-то новая гидроакустическая система поиска подводных лодок с излучателями типа «квакер», как тогда их называли. Но, пройдя путь в Средиземное время и обратно, проведя сотни исследований шумов океана, мы пришли к выводу, что это были биологические шумы. В настоящее время некоторые моряки предполагают, что это возможно инопланетные источники излучения.

За время похода, находясь на вахте по БГ № 1 и № 2 в ЦП, я впитывал и запоминал все команды, все действия вахтенных начальников, что потом пригодилось мне в дальнейшей службе, но я об этом еще не знал.

Семидесятые годы – это годы разгара «холодной» войны на новом витке гонки вооружений и на новом техническом уровне. Мы начинали наступать американцам на пятки, наши надводные корабли и подводные лодки не уступали кораблям НАТО в вооружении и в техническом отношении. Автономка прошла на отлично, экипаж проявил высокий профессионализм и выдержку. В Средиземном море мы следили за боевыми кораблями ВМС США, в том числе и за авм «Саратога». Неоднократно выходили по ним в условную ракетную и торпедную атаки, о чем доносили по радио в Москву.

Дальний поход проверил каждого, на что он способен и чего он стоит, экипаж стал по-настоящему единой дружной семьей. Мы и по сегодняшний день бережем нашу дружбу, встречаемся, общаемся, помогаем друг другу.

Через 2 месяца мы вернулись в базу. Радость встречи с родными и близкими, с честью выполненная боевая задача переполняли наши сердца. Я почувствовал вкус и романтику подводной службы, хотелось после небольшого отдыха снова идти в поход. Но такого праздника для души, как дальний поход, пришлось мне ждать очень долго.

Начались суровые будни береговой службы. На берегу подводник сам себя обслуживает. Кроме поддержания боевой готовности своего корабля и своего профессионализма подводник в нашей стране вынужден заниматься ремонтом своей подводной лодки, ремонтом казармы, несением береговых нарядов, хозяйственными работами и т.д. и т. п.

С прибытием из похода флагманский специалист РТС 11 дивизии предложил мне повышение по службе - место командира БЧ-4,начальника РТС на одной из подводных лодок нашей дивизии, но какой, было еще не известно. Строительство нашей пла «К-479» отодвигалось на неопределенный срок, и я согласился.

Через месяц, сдав отчеты за поход в штаб, а корабль другому экипажу, мы с женой улетели в отпуск. Но сначала был обязательный отдых в санатории в п. Мардакяны Аз.ССР на берегу теплого Каспийского моря. На Севере в то время еще шел снег, а в Каспийском море мы уже купались. В санатории дружба экипажа в составе семей стала еще крепче и надежнее.

С прибытием из отпуска мне объявили приказ о моем назначении на должность командира БЧ-4, начальника РТС на подводную лодку «К-87», проходившую тогда средний ремонт на СРЗ-10 в г.Полярном в губе Пала. Командиром лодки был капитан 1 ранга Суворов Николай Михайлович. Я уже упоминал выше об этом экипаже. Подводная лодка уже 3 года стояла в ремонте. Это был первый средний ремонт подводных лодок 2-го поколения. Экипаж жил в казарме. Жилье экипажу не выделялось. Семьи л/состава экипажа жили в Западной Лице, и 1 раз в месяц офицеров и мичманов посменно отпускали на неделю к семьям на побывку. Добирались домой через г. Мурманск или напрямую на попутках по грунтовым дорогам через полярные сопки.

Сначала я не сразу осознал и понял, куда попал. После бурной служебной деятельности в боевой дивизии – тихий спокойный плановый вялотекущий ремонт, жизнь в казарме, холостяцкий быт, по вечерам - тихое бытовое пьянство некоторых офицеров и, как мне показалось, превращение л/состава пла в работяг. Для меня это был сильный стресс и трагедия в полном смысле этого слова. Я много раз пожалел, что согласился на повышение. Хотелось вернуть все обратно, но … служба есть служба, и надо было выдержать этот удар судьбы.

Я стал еженедельно звонить в Западную Лицу и просить моего бывшего командира кап. 1 ранга Ворошнина В.Н. помочь мне с переводом на любую другую, боевую пла нашей дивизии. Но на дивизии не было свободной должности по моей специальности.

Мне пришлось смириться с судьбой, продолжать ремонт своего заведования и корабля и ждать возможности своего перевода в Западную Лицу.

Экипаж кап. 1 ранга Суворова Н.М. в целом был молодой и неплохой. В нем царил уставной порядок. По недельному распорядку у нас проходили и политические занятия, и занятия по специальности в виде ремонтной подготовки, и комсомольские и партийные собрания, и культ. походы в кинотеатр г. Полярного и т.д. Но отсутствие рядом семьи и свободные вечера меня тяготили. Хочется вспомнить и назвать фамилии офицеров экипажа пла «К-87», с которыми мне пришлось связать свою судьбу и с которыми пришлось пережить много нелегких событий, таких как окончание ремонта, сдача корабля, переименование экипажа во второй, унизительные разборки и упреки за некачественный ремонт корабля со стороны нового командования 11-й дивизии. Командиром дивизии в то время был кап.1 ранга Томко Е.А., начальником политотдела - кап.1 ранга Васильев Б.М.

А ведь наш экипаж был первым на 11 дивизии, кто прошел и закончил средний ремонт пла в г. Полярном. На подводной лодке было проведено более 120-и модернизационных работ. После ремонта наша подводная лодка совершила переход подо льдами Северного Ледовитого океана на Камчатку, где успешно выполняла длительное время задачи боевой подготовки и боевой службы до постановки ее в 1990 году в «отстой» с последующим списанием и утилизацией.

Вот офицеры экипажа «К-87»: командир кап. 1 ранга Суворов Н.М., СПК – кап.3 ранга Фомин Б.Д., ПК – кап.-л-т Владимир Владимирович Довгулевич, командир БЧ-1 кап.-л-т Мажуго Михаил Александрович, командир ЭНГ Фларид Рашитович Исангулов, ком-р БЧ-2 кап-л-т Владимир Михайлович Ледовской, командир БЧ-3 ст.л-т Геннадий Колоньков, ком-р ГАГ, И-РТС Сергей Бобриков, (на Камчатке станет командиром пла пр. 671РТМ), КД-1 кап.3 ранга Владимир Михайлович Чистоходов, (сейчас он служит в военной приемке в НПО «Рубин»), КД-2 кап.-л-т Косенко Юрий Александрович, КД-3 кап.3 ранга Чигвинцев Василий Викторович, командиры групп БЧ-5 ст.л-т Кривошеин Юрий, (он к сожалению рано ушел из жизни, он просто спился), ст.л-т Володя Рябчук, (его тоже уже нет в живых), ст.л-т Юрий Куренной, в будущем изменивший свою фамилию на Трофимова, ст.л-т Вахненко Владимир Иванович. Как потом выяснилось, все офицеры имели хорошую подготовку по специальности, многие из них закончили военное училище с отличием.

В 1977 году мне предложили пойти по командной линии и предложили должность помощника командира пла нашей 11-й дивизии. В надежде уйти из ремонта на действующую лодку я согласился, хотя постоянно спрашивал себя, а справлюсь ли я с обязанностями помощника? Но судьба опять преподнесла мне очередной сюрприз. В ноябре 1977 года меня назначают помощником командира на мою же подводную лодку «К-87» вместо кап.-л-та Довгулевича.

Я смирился со своим назначением и со своей судьбой, очевидно, стал фаталистом.

В конце 1977 года закончился средний ремонт нашей пла «К-87», и поступил приказ о передаче ее второму, 379 экипажу под командованием только что назначенного на должность командира кап. 3 ранга Гусева Алексея Алексеевича. К сожалению его уже нет в живых, он трагически погиб в море на зимней рыбалке в Приморье. Его предшественник, кап. 1 ранга Пашков Николай Григорьевич, был переведен для дальнейшей службы в УЦ г. Сосновый Бор. Этот экипаж был перволинейным, а нам предстоял большой и нелегкий период выхода в 1-ю линию из-за потери навыков морской и боевой практики за 5 лет ремонта. Кроме того, наши экипажи переименовали. Экипаж кап. 1 ранга Суворова Н.М. стал 379 экипажем, а экипаж кап.3 ранга Гусева – экипажем «К-87» и командиры обменялись печатями. Затем подводную лодку «К-87» переименовали в пла «К-212» и приказали подготовить ее к переводу на Камчатку северным путем в 1978 году.

Очень тяжело шел процесс приема-передачи подводной лодки. За 5 лет ремонта и 12-ти лет эксплуатации многое имущество пла пришло в негодность, и его необходимо было списать, сдать и получить новое. Много было недоделок по ремонту, и все претензии были к нашему, уже 379 экипажу. Наш экипаж превратился в «заложников» среднего ремонта, и мы в течение всего времени до ухода лодки на Камчатку ремонтировали ее, пополняли ЗИП и имущество, и т. д., одним словом, были экипажем по ее обеспечению. О боевой подготовке экипажа и ввода его в линию не было и речи.

На мои плечи, уже помощника командира, легла вся работа по повседневной организации, по обустройству экипажа на новом месте, плюс дежурство по столовой дивизии и др. заботы. Дежурство по столовой 11-й дивизии было в то время самым тяжелым служебным нарядом, когда в твои обязанности вмешивались все, от оперативного дежурного по флотилии до начальника политического отдела дивизии. Все что-то и чего-то требовали от тебя помимо выполнения инструкций.

Меня, как офицера, идущего по командной линии, вызвали в штаб дивизии и вручили зачетную книжку офицера на допуск к самостоятельному управлению (СУ) подводной лодкой и установили срок сдачи – 2 года. Зачетная книжка состояла из 3-х разделов: зачетный лист, на помощника командира, зачетный лист на СПК, зачетный лист на командира пл. Каждый из этих 3-х зачетных листов состоял фактически из 3-х - 4-х листов.

В начале, я даже растерялся, не знал, за что хвататься, что в первую очередь делать, времени суток не хватало. В штаб дивизии, даже по служебным делам, идти не хотелось. Там не очень-то жаловали младший офицерский состав с их вопросами и заботами, чувствовалось какое-то барство и высокомерие со стороны командования и офицеров штаба, (на это жаловались многие офицеры дивизии). Поэтому сдача моих зачетов на СУ казалась мне нереальной мечтой. Порой служба меня так доставала, что хотелось жить.

Спасибо офицерам и всему 379-му экипажу, который мне всегда оказывал помощь и поддержку. Я все-таки находил время на изучение морского театра, МППСС-72, других боевых документов и понемногу готовился к сдаче зачетов на СУ.

Вскоре я узнал, что была большая программа по переводу всей серии подводных лодок пр. 670 на Камчатку, им на смену уже приходили пла пр. 670М. На Камчатку уже ушли пла «К-201» и «К-429». Готовилась и наша пла, но уже «К-212» и пла «К-325», которой командовал мой бывший старпом по «К-479» капитан 2 ранга Лушин Владимир Петрович.

Многие офицеры не хотели уходить служить на Камчатку, срываться с насиженных мест, уезжать за многие тысячи километров от центра России. И в дивизии начались перемещения л/состава. С экипажа на другую пла ушел наш штурман кап.-л-т Михаил Александрович Мажуго. Но он все равно затем окажется на Камчатке, правда уже в должности командира пла.

В конце 1978 года обе лодки в составе тактической группы ушли северным путем на Камчатку.

Пришел приказ и на наш экипаж, в конце 1978 году убыть самолетом на Камчатку. Служба на Севере в 11 дивизии в последнее время нас так достала, что мы без особого сожаления стали собираться в далекий путь, хотя никакого представления о службе на Камчатке не имели, а отдаленность от родительского дома пугала. В дивизии нам настоятельно советовали, оставить свои семьи в Западной Лице и лететь без них, а потом, будучи в отпуске, прилететь за ними. Но мы не согласились, решили лететь семьями и стали собирать и отправлять на Камчатку контейнеры с домашними вещами.

Экипаж доукомплектовали недостающим л/составом. К нам назначили нового СПК кап.2 ранга Юрия Белоцерковского, замполита кап. 3 ранга Пузика Виктора Тимофеевича, командира БЧ-4, начальника РТС кап.л-та Гавриша Владимира Владимировича, (он уше из жизни в 2011 году), начальника хим. службы ст.л-та Родионова Олега Юрьевича и начальника мед. службы майора Беляева А.А. Врача мы называли ласково «батенька» за его отцовское отношение к каждому члену экипажа. Но пил он сильно. Сборы, отправка контейнеров и имущества экипажа из казармы, покупка авиационных билетов, расчет экипажа, организация сборов, легла на мои плечи. Жилье на Севере я так и не получил, детей еще не было, поэтому мои личные сборы с женой были короткими.

В самом конце 1978 года, накануне Нового 1979 года, наш 379 экипаж вместе с семьями и матросами четырмя группами убыл самолетами на Камчатку с пересадками в Ленинграде, а одна группа с пересадкой в Москве. Новый 1979 год мы с женой встретили в Ленинграде, ожидая самолет на Камчатку. Ночевали у родственников нашего командира БЧ-2 кап.-л-та Ледовского В.М. Этот Новый год запомнился нам с женой очень сильными за 30 град. морозами.

Прощай, угрюмый, с полярными ночами Север. 5 лет службы в 11 дивизии научили меня многому, а главное – терпению и смирению с судьбой. Я приобрел хороший опыт службы и на подводной лодке, и на берегу. Спасибо всем северянам, с кем я служил!

Служебный список статей, созданный для координации работ по развитию темы. Данное предупреждение не устанавливается на информационные статьи списки и глоссари … Википедия

Эта статья предлагается к удалению. Пояснение причин и соответствующее обсуждение вы можете найти на странице Википедия:К удалению/24 октября 2012. Пока процесс обсуждения не завершён, статью можн … Википедия

Содержание 1 0 9 2 А 3 Б 4 В 5 … Википедия

Эта статья предлагается к удалению. Пояснение причин и соответствующее обсуждение вы можете найти на странице Википедия:К удалению/26 июля 2012. Пока процесс обсуждения не завершён, статью можно п … Википедия

Эта статья предлагается к удалению. Пояснение причин и соответствующее обсуждение вы можете найти на странице Википедия:К удалению/23 октября 2012. Пока процесс обсуждения не завершён, статью можн … Википедия

- … Википедия

Названия улиц в различных населённых пунктах государств бывшего СССР. Россия Улица Героев улица во Всеволожске Ленинградской области Улица Героев улица в Выборге Ленинградской области Улица Героев улица в Ельце Липецкой области Улица Героев улица … Википедия

Название площадей в различных населённых пунктах государств мира. Содержание 1 Австрия 2 Венгрия 3 Германия 4 Грузия … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Ахиллес (значения). Альбрехт Адольф Конрад Ахиллес (Albrecht Adolf Konrad Achilles) возвращение из похода … Википедия

Книги

• Герои подводного фронта , Морозов Мирослав Эдуардович. В годы Великой Отечественной войны советские подводники потопили и повредили 185 кораблей и судов противника. 96 советских подводных лодок и около 3, 5 тысяч подводников погибли. Эти цифры…
• Герои подводного фронта Они топили корабли кригсмарине 1941-1945 , Морозов М.. В годы Великой Отечественной войны советские подводники потопили и повредили 185 кораблей и судов противника. 96 советских подводных лодок и около 3, 5 тысяч подводников погибли. Эти цифры…

Мощный пиар созданный Александру Ивановичу Маринеско с «атакой века» , а ведь прав оказался я. Ну вот вчера было 75 лет с момента одного из важнейших событий в Великой Отечественной войне, в частности в войне на море которую вел наш флот. И никто и не вспомнил о нем. Любопытно, что каждое 30 января инет взрывается постами об «атаке века», а 10 августа всегда тишина. Стоит отметить, что Мирослав Морозов справедливо назвал этого человека, который отличился в тот августовский день 1941-го - забытым героем. Никто о нем не вспоминает.

Николай Иванович Петров

Николай Иванович Петров. Командир Щ-307. Советский подводник, который первым в Великой Отечественной войне открыл счет потопленным вражеским кораблям.

Из «Вишневский В.В. «Лодка („Треска“) 307». Беседа с командиром. Черновой автограф:

..10-го в 22.18 опять обнаружили подводную лодку в перископ на дистанции в 5 кабельтовых на курсовом углу 130 гр. левого борта. Похожа на нашу подводную лодку типа"С«. Я посмотрел, комиссар, и решили: «Нет, не наша! Рубка не наша. Носовое орудие далеко вынесено. Может быть финская...». По справочнику проверили: нет - типа «U-41», немецкая. Атаковать! Лодка показала корму, полное надводное положение. Я оставил над поверхностью только один перископ. Вижу, что она показывает мне левый борт, идет медленно. Дистанция - кабельтов 6. У меня - боевая тревога, все на товсь. «Боевая тревога! Торпедная атака!». Задраили переборки. В 22.10 10 августа - залп из 2 торпед из кормовых аппаратов. В перископ я видел носовую пушку немца. «Пли!». Стреляли беспузырно и в отсек приняли 1 тонну воды. Я не видел следа торпед. Через 35 секунд услышали глухой удар. Всплыли через 1 минуту, а немецкой подлодки нет. Погрузиться так быстро ей было нельзя. Большое возмущение воды, темное пятно (масло, соляр). Считаю, что потопил подводную лодку противника - один удар, одна торпеда«.

Цитата по РГАЛИ ф. 1038, оп. 1,д. 1553, л. 1-2 (документ опубликован в сборнике документов «Судьба забытого героя» в журнале Флотомастер № 1. 2007. составители М.Э. Морозов, К.Б. Стрельбицкий)

Щ-307

Впрочем для Петрова эта победа могла обернуться трагедией:

«По прибытию в Таллин, благодаря доносу комиссара, его обвинили в уничтожении нашей подлодки С-11, которая на самом деле погибла восеммью днями раньше атаки Щ-307 и совсем в другом районе. Истина быстро восстановилась, и Петрова даже представили к правительственной награде» Цитата по М. Морозов К. Кулагин. «Щуки» Легенда советского подводного флота. С. 76-77

«28-30 августа субмарина в составе 1-го конвоя принимала участие в прорыве кораблей КБФ из Таллина в Кронштад, огнем своих 45-мм пушек защищала суда от налетов немецких самолетов. Сама субмарина подверглась нескольким атакам, вблизи нее разорвалось не менее десятка авиабомб, но она так и не погрузилась. При этом было спасено 8 человек с потопленных судов. После всех вышеописанных событий у Петрова произошел нервный срыв, усугубленный употреблением алкоголя. Его кульминация пришлась на 17 сентября, когда после очередного возлияния командир заявил: „Пойдем в Ленинград, расстреляем весь боезапас по фашистам, взорвем лодку, а сами пойдем на баррикады“. Его успокоили, уложили спать, но юдительный комиссар успел доложить » куда следует«. Цитата по М. Морозов К. Кулагин. «Щуки» Легенда совесткого подводного флота. С. 77

Выдержка из "Решения Военного Совета Краснознаменного Балтийского Флота № 0089 28 сентбря 1941 года: «....Бывшие командир бригады Капитана 1 ранга т. Египко и Военком Бригадный комисал т. Обушенко [так в документе. На самом деле фамилия комиссара - Обушенков - Прим. сост.] вместо активизации боевых действий, широкого использования подводных лодок в настоящих условиях войны на театре и решительной борьбы с носителями упаднических и пораженческих настроений, попустительствовали им и либерально относились к открытым высказываниям о боязни идти в море, не принимали мер к критикующим приказы вышестоящего командования, проходили мимо фактов пьянства и разложения отдельных командиров (Капитан-лейтенант Петров и ст. лейтенант Гладилин) [В черновике документа данная фраза первоначально звучала, как «Среди личного состава бригады процветает пьянство. Тон пьянству задают командиры (Старший лейтенант Гладилин и капитан-лейтенант Петров)]

Военный Совет КБФ постановляет:

6) Командиров ПЛПЛ „М“ 102 - старшего лейтенанта Гладилина, „Щ“ 307 - капитан-лейтенант Петрова за упаднические и пораженческие настроения, критиканство действий вышестоящего командования и пьянство - снять с занимаемых должностей и отдать под суд Военного Трибунала» Цитата по АО ЦВМАб ф. 29, д. 38536, л. 85-89 (документ опубликован в сборнике документов «Судьба забытого героя» в журнале Флотомастер № 1. 2007. составители М.Э. Морозов, К.Б. Стрельбицкий)

Но командир БПЛ КБФ капитан 2-го ранга Трипольский и военный комиссар БПЛ КБФ Майоров решили подать ходотайство за Гладилина и Петрова в Военный Совет КБФ командующему КБФ вице-адмиралу Трибуцу:

«Вашим решением от 28-го сентября 1941 года отстраняются от должностей и отдаются под суд Военного трибунала КБФ командиры подводных лодок Щ-307 капитан-лейтенант Петров и М-102 страший лейтенант Гладилин. Ходотайствую о изменении Вашего решения и прошу Вас наказать командиров в дисциплинарном порядке вплоть до понижения в звании. Командир лодки Щ-307 капитан-лейтенант Петров за уничтожение фашисткой подлодки типа У-41 в районе Ристн представлен к правительственной награде, что в порядке наказания можно отменить» Цитата по АО ЦВМАб ф. 18, д. 7370, л. 193 (документ опубликован в сборнике документов «Судьба забытого героя» в журнале Флотомастер № 1. 2007. составители М.Э. Морозов, К.Б. Стрельбицкий)

Но это не помогло и в начале октября Петров был осужден и приговорен к 10 года исправительно-трудовых лагерей.

Выдержка из письма двоюродного брата командира Щ-307 капитана 1-го ранга запаса С.П. Петрова писателю С. С. Смирнову (датировано по почтовому штемпелю: Ростов-на Дону, 24.07.1966.):

«После перехода из Либавы в Кронштадт лодка долго стояла у пирса в бездействии. Уже одно это действовало на психику Николая. А тут еще водка которая была разрешена на кораблях, подлила масла в огонь. Вообще-то брат не питал пристрастия к алкогольным напиткам, но в этой обстановке он перестал пренебрегать ими. И вот, однажды, когда часть экипажа, в том числе и часть офицеров и комиссар были на берегу (в увольнении), он, будучи в нетрезвом виде, собрал остальную часть экипажа и произнес перед ними речь, примерно такого содержания: «Родина требует от нас подвигов, бить фашистов, где бы они не были, искать их и уничтожать, а мы стоим здесь и ждем, когда на нас сбросят бомбы и потопят».

Как я уже сказал, подчиненные его очень любили, все поддержали его, и он приказал готовить лодку к боевому выходу. Дежурный боцман, понимая, что делается что-то не то, послал людей на берег за командой. К моменту отхода лодки вернулись на корабль офицеры и комиссар, который, поговорив с Николаем, дал команду «Отбой» и увел его вниз. Собственно, в этом и заключалось все преступление моего брата. Это проступок, заслуживающий строгого дисциплинарного взыскания. Тем более, что лодку-то без разрешения Штаба флота никто за боны не выпустил бы. Но кому, что именно и в каких выражениях доложил об этом комиссар, я не знаю. Через несколько дней лодка перешла в Ленинград, и там однажды на плавбазу поднялись двое людей в штатском, спросили где каюта Н.И. Петрова., зашли в нее и вышли оттуда вместе с ним. Больше его никто из команды не видел. Экипаду было обьявлено, что их командир осужден на 10 лет заключения. Несколько лет назад я разговаривал с одним офицером запаса - Капитаном 2 ранга Дорониным (брата киноартиста). Он утверждал, что сидел в это время в одной камере с Николаем (не знаю за что), Николай был бодр, всех утешал, считая свой арест, как и многих других, ошибкой, говорил, что не могут их здесь долго держать, когда враг под стенами города и т.д. И только, тогда, когда ему объявили приговор, он замкнулся. Будучи глубоко оскорблен и тайно убежден в своей невиновности, Николай не найдя другого выхода, отказался от пищи и умер от голода. Кстати, эта скорпионовская черта характерна для рода Петровых. Наш общий дядя, будучи несправедливо заключен в тюрьму в 1918 г., объявил голодовку и умер от голода. Николай повторил это«. Цитата по РГАЛИ, ф. 2528, оп. 1, д. 575, л. 36-40 (документ опубликован в сборнике документов «Судьба забытого героя» в журнале Флотомастер № 1. 2007. составители М.Э. Морозов, К.Б. Стрельбицкий)

Так трагично закончилась жизнь героя-подводника Николая Ивановича Петрова. После войны стало ясно, что жертвой торпед Щ-307 стала немецкая подводная лодка типа IID U 144 капитан-лейтенанта Герта фон Мительштадта, которая 23 июня 1941 г. потопила советскую «малютку» М-78. Поэтому получается, что Петров не просто открыл боевой счет советских подводников в ВОВ, но и отомстил врагу за гибель своих товарищей, положив начало всем успешным атакам наших подводных лодок в войне. Ведь М-78 стала первой подлодкой погибшей в Великой Отечественной Войне. Петров востребовал с врага за её гибель в полной мере. Не забывайте этого!

Рубка «Щ-307» в парке Победы на Поклонной горе. Москва. Фото Евг. Чирва. сентябрь 2008 года:

Щ-307

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Шрифт:

100% +

Мирослав Эдуардович Морозов, Александр Григорьевич Свисюк, Виктор Николаевич Иващенко
Подводник № 1 Александр Маринеско
Документальный портрет

Посвящается 100-летию со дня рождения А. И. Маринеско

В газете «Красный Черноморец» в одной из статей было сказано, что на крейсер «Коминтерн» было сброшено больше 1000 бомб, в другой статье той же газеты, помещенной на 2 дня позже, уже говорилось «около 2000 бомб», и оба эти сообщения были неверными.

Вранье и ложь в пропаганде, агитации и печати дискредитируют партийно-политическую работу, флотскую печать и наносят исключительный вред делу большевистского воспитания масс.

Из директивы заместителя наркома ВМФ СССР и начальника Главного политического управления ВМФ армейского комиссара 2-го ранга И. В. Рогова

Предисловие

2013 год был ознаменован целым рядом круглых военно-исторических дат. Не остались незамеченными среди них 100-летие со дня рождения и 50-летие со дня смерти Александра Ивановича Маринеско – фигуры поистине легендарной, за которой уже давно закрепился титул «подводника № 1» отечественного ВМФ.

Любовь и вера, как правило, не имеют четко выраженных причин и объяснений – они в них просто не нуждаются. Обратной стороной этого нелогичного, но весьма распространенного подхода является создание образа предмета поклонения. Традиционно такой образ вмещает большую часть палитры человеческих добродетелей, а недостатки, если они вообще есть, представляются весьма несущественными, и их показ, как правило, преследует лишь цель очеловечить созданный образ.

При всей распространенности подобного алгоритма создания портретов народных героев, он содержит один существенный недостаток: такой образ не выдерживает столкновения с действительностью. Ведь публикация небольшой подборки или даже одного реального документа о человеке может в корне перевернуть представление общества о нем. После такого нередко возникают вопросы: кто, когда, а главное, зачем «произвел» данного субъекта в герои?

Из вышеизложенного можно вынести лишь один урок: героем следует признавать только того, о ком известно достаточно много, и не только по устным рассказам, но и из документов, того, кто в самом деле, а не по легендам совершал поступки достойные подражания и не совершал достойных осуждения. Только такой подход может уберечь общество, и в особенности наше подрастающее поколение, от негативного резонанса, который неизбежно возникает после каждого развенчания кумира. Альтернативный подход – сокрытие и искажение правды, – какими благими намерениями они бы ни объяснялись, в век информационных технологий не решает, а лишь оттягивает решение проблемы, не говоря уже о том, что в контексте военно-патриотического воспитания он безнравствен и потому совершенно недопустим.

Именно с целью восстановления исторической правды о легендарном человеке и был задуман настоящий сборник. Он содержит 144 документа, освещающих боевой и жизненный путь А. И. Маринеско, а также борьбу за посмертное присвоение ему звания Героя Советского Союза. Помимо этого на основе представленных материалов, большинство из которых публикуется впервые, авторы-составители попытались на частном примере воссоздать картину того, как жил и воевал советский подводный флот накануне и в годы Великой Отечественной войны. Мы не переоцениваем результаты своего труда и понимаем некоторую однобокость подобного подхода – недаром существует выражение «сухой язык документов», но все же считаем его лучшим из возможных.

Авторы выражают надежду, что настоящий сборник вызовет живой интерес и окажется полезным не только для профессиональных историков, но и для офицеров и матросов российского ВМФ, ветеранов и всех тех, кто интересуется историей отечественного флота в 30-40-х гг. минувшего века.

Документы в сборнике располагаются в проблемно-хронологическом порядке. Документы о боевых походах приводятся в следующей последовательности: боевое донесение командира подводной лодки (А. И. Маринеско), заключения вышестоящих начальников (в случае их отсутствия – выписки из отчетов о действиях эшелонов подводных лодок), выписки из квартальных отчетов бригад подлодок и заключения штаба КБФ по ним, различные документы, иллюстрирующие боевые столкновения, имевшие место в течение похода, документы противника по этим столкновениям, политдокументы о походе, представления к наградам по результатам похода.

Археографическая обработка выполнена в соответствии с общими требованиями, предъявляемыми к изданиям военно-исторических документов. В текстах документов сохранены все стилистические особенности, сокращенные названия и условные обозначения должностей, учреждений, войсковых частей, а также терминов, присущих военно-морской специфике. Грамматические ошибки, имеющиеся в ряде документов, исправлены без дополнительных оговорок. В научно-справочный аппарат сборника включены: предисловие, примечания по тексту в подстрочнике, приложения и список сокращений.

Авторы-составители сборника выражают искреннюю признательность за помощь в работе В. В. Абатурову, И. В. Борисенко, О. А. Балашову, В. И. Жуматию, А. Я. Кузнецову, Р. В. Кузнецовой, К. Л. Кулагину, С. А. Липатову, В. Д. Овчинникову, А. Н. Одайнику, О. Н. Ольховатскому, В. В. Павловскому, С. В. Патянину, П. В. Петрову, И. В. Щетину.

Загадка Александра Маринеско: Мнение авторов

В этом материале мы попытаемся максимально объективно, отбросив все то, что сейчас говорят и пишут об А. И. Маринеско, нарисовать образ народного героя таким, каким он нам представляется из документов. При этом мы в своей реконструкции, не претендующей никоим образом на истину в последней инстанции, исходили из той очевидной мысли, что героями не рождаются, а становятся в силу особенностей характера и воспитания, а также возникновения определенных обстоятельств, требующих героических поступков. А значит, для изучения феномена героизма и получения максимально объективного результата не может быть никаких запретных тем и заведомо недопустимых гипотез. Тем, кто считает, что авторам негоже навязывать свое мнение до ознакомления с материалом, рекомендуем пропустить данную часть и вернуться к ней позже, после ознакомления с документами.

Детство и юность А. И. Маринеско не дают оснований выделить его из десятков или даже сотен тысяч молодых людей, родившихся и выросших в приморских городах и являвшихся естественной средой пополнения кадров торгового и военного флотов. По признанию самого Александра Ивановича, «революционные традиции» его семьи, да и сама атмосфера южного портового города заставляла будущего «подводника № 1» отдавать предпочтение службе на торговых, а не военных судах. Таким образом, выбор в качестве учебного заведения Морского техникума Одессы представляется вполне закономерным. Призыв Маринеско на обязательную для всех трудящихся военную службу совпал с развертыванием в СССР массового строительства подводных лодок. Поэтому нет ничего удивительного и в том, что 20-летний молодой человек с техникумом за плечами был поставлен в строй не рядовым краснофлотцем или красноармейцем, а зачислен для обучения на Специальные классы командного состава ВМС РККА. Решение это было принято не добровольно, а, как указал в автобиографии сам Александр Иванович, «по мобилизации ЦК ВКП(б)».

По свидетельству писателя А. Крона, близко общавшегося с Маринеско, некоторые аспекты начавшейся военной службы сильно тяготили будущего героя1
«Легче всего изобразить противоречия, обуревавшие в то время слушателя спецкурсов Маринеско, как столкновение еще не утраченных «нравов одесской вольницы» с разумной воинской дисциплиной. Но это было бы ошибкой… Угнетало его другое. Возвратившись из плавания и ступивши ногой на твердую землю, торговый моряк обретает свободу. Он уже не подчинен своему капитану и волен в своих поступках. В своем неприятии казарменного быта Александр Иванович был не одинок. Среди его товарищей по курсу были люди, не менее остро переживавшие изменение привычных мерок. Будь они обычными призывниками, им было бы проще освоиться, но, несмотря на свою относительную молодость, они уже хлебнули другой жизни, ничуть не более легкой и даже более ответственной, но другой.
Через четверть века Александр Иванович записывает в тетрадку: «Учеба на курсах первое время шла у нас плохо. Военная служба многих не устраивала, больше всего не любили мы строевые занятия и всякое, даже на короткое расстояние, передвижение строем. Многие у нас стали нарочно плохо учиться в надежде, что их отчислят…» (Крон А. Капитан дальнего плавания. М., 1990. С. 73–74).

Не изменилось их восприятие и впоследствии, даже несмотря на то, что Александр Иванович стал командиром военного корабля и теперь сам должен был требовать соблюдения дисциплины подчиненными как в море, так и на берегу. О своем отношении к воинскому порядку довольно откровенно, а значит, с осознанием собственной правоты, он говорил писателю в начале 60-х гг. Не эти ли мотивы и черты характера обусловили поведение Маринеско в промежутках между боевыми походами в годы войны и, в особенности, в период базирования на порты Финляндии в 1944–1945 гг.? Впрочем, не станем забегать вперед, хотя это признание представляется весьма важным для раскрытия логики последующих событий.

Уже через год после призыва Маринеско стал командиром штурманского сектора средней подводной лодки, хотя выпускники единственного в то время Военно-морского училища имени Фрунзе по окончании 4-летнего срока обучения, как правило, назначались на нижестоящую ступень – командирами групп. Объяснялось это жестоким кадровым голодом, который испытывал подводный флот РККФ с началом массового вступления в строй серийных субмарин советской постройки. Первый период службы на военном флоте – трехлетнее пребывание штурманом подлодки Щ-306 – раскрывается в выявленных документах довольно слабо. А ведь этот период очень важен для формирования любого офицера. Первый командир, под началом которого служил Маринеско, Н. С. Подгородецкий, отмечал недостаточную дисциплинированность своего подчиненного (док. № 1.7), но второй, А. А. Косенко, составил вполне ординарную характеристику (док. № 1.8). Стал ли Маринеско иначе относиться к службе, или все дело в том, что Косенко исполнял обязанности спустя рукава и у него самого были проблемы с дисциплиной и алкоголем, из-за чего в разгар войны он попал в штрафное подразделение?

В конце 1937 г. Маринеско был направлен на годичное обучение в Учебный отряд подводного плавания. Отряд готовил на должность помощника командира подлодки, но успешно справлявшиеся с должностями старпомов, как правило, через год или даже более становились командирами без какого-либо дополнительного обучения. Александр Иванович был назначен помощником командира на Л-1 в ноябре 38-го, а уже в мае 39-го стал командиром М-96. Причиной столь скорого выдвижения послужили не какие-то особые успехи в боевой подготовке (практически вся служба на Л-1 совпала с периодом зимнего ледостава, когда подлодки в море не выходили), а все тот же кадровый голод. Достаточно отметить такой факт: летом того же 1939 г. командирами «малюток» 3-й бригады ПЛ КБФ были назначены сразу пять лейтенантов училищного выпуска 1937 г.! По сравнению с ними Маринеско выглядел явным переростком. Несомненно, что помимо развертывания массового строительства новых кораблей причиной «голода» являлись и репрессии 1937–1938 гг. Жертвой «перегибов на местах» чуть было не стал сам Александр Иванович, но его вынужденное расставание с флотом длилось всего 19 дней и вряд ли могло всерьез отразиться на характере и привычках. По крайней мере, в последующих событиях он явно не производил впечатления робкого и подавленного офицера.

Следующим достойным внимания штрихом биографии, безусловно, стало награждение золотыми часами за отличные торпедные стрельбы в 1940 г. Еще бы, сам нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов – личность сама по себе для наших моряков легендарная – отметил молодого подводника ценным подарком. Однако, если обратиться к документу № 1.33, становится понятно, что награждение осуществлялось по разнарядке – по одному командиру субмарины от каждого флота. Выйти же в число лучших Маринеско помогло то, что новейшая М-96 занималась отработкой задач БП в течение всей кампании 1940 г., в то время как большинство подлодок КБФ более ранней постройки после окончания войны с Финляндией требовали более или менее серьезного ремонта. Это же обстоятельство, кстати, объясняет и нахождение М-96 в 1-й линии (одна из двух перволинейных лодок Балтфлота!) на момент начала Великой Отечественной войны – остальные подводные корабли не успели сдать вступительные задачи либо по выходе из ремонта, либо после смены командиров в конце 1940 г. Кстати, из пяти подлодок 26-го дивизиона в конце 1940 г. своих командиров сменили три, при этом все трое ушли на повышение – стали командирами средних «щук» и «эсок». Маринеско, согласно аттестации, тоже был достоин назначения командиром субмарины типа «С», но его все-таки не повысили. Стремились задержать на бригаде как лучшего или нашлись кандидаты достойней его?

Сама же отработка торпедных стрельб, благодаря которой Александр Иванович и выдвинулся в отличники, на наш взгляд, была далека от идеала: в течение 1940 г. пять подлодок 26-го ДПЛ выполнили 93 торпедных стрельбы, в том числе 79 «воздухом» (т. е. без фактического выпуска торпед) и 14 практическими торпедами. При этом план считался выполненным на 100%. Согласно документам, М-96 отработала его на 135% (более подробные данные найти не удалось), что в абсолютном выражении должно было составить примерно 25 торпедных атак, в том числе три-четыре практическими торпедами. Следует подчеркнуть, что сюда входили не только пуски по кораблям-целям, но и прострелка торпедных аппаратов практическими торпедами после ремонтов или монтажа системы беспузырной стрельбы. Вряд ли такое количество можно назвать впечатляющим, а ведь никакой другой возможности попрактиковаться в торпедной стрельбе у экипажа М-96 не было ни до, ни после 1940 г. А потому неудивительно, что в своей первой реальной атаке в 1942 г., произведенной в действительно сложных условиях боевой обстановки, Александр Иванович в цель не попал.

К этому же периоду службы относятся первые «легенды о Маринеско». Вот одна из них в изложении довольно известного питерского публициста: «Маринеско переделывал «под себя» и железо лодки. Александр Крон пишет, что Маринеско обкорнал заборные патрубки цистерн главного балласта так, что лодка погружалась много быстрее, чем предусмотрено проектом. В нетвердых руках такое «конструктивное улучшение» привело бы к проваливанию лодки на глубину и к гибели. В руках команды Маринеско это изменение не раз спасало моряков «С-13» от немецких бомб и торпед». Что же тут правда, а что ложь? Если не заострять внимание на технической безграмотности писавшего – цистерны заполняются не через мифические патрубки, а через кингстонные решетки, – приходится констатировать, что ничего о конструктивных переделках на субмаринах, которыми командовал наш герой, А. Крон никогда не писал. В его книге есть фрагмент прямой записи речи А. И. Маринеско (с. 88), где тот утверждал, что в дозорном патрулировании накануне войны при отработке срочных погружений М-96 удавалось погрузиться за 17 секунд. Сам по себе показатель весьма высокий, но он нигде не задокументирован2
В РГА ВМФ удалось найти лишь один документ (Ф. р-918. Оп. 1. Д. 60. Л. 17), в котором указывается время погружения М-96. Это «Заключительный протокол официальных приемо-сдаточных испытаний ПЛ М-96 (зав. № 9685) постройки завода № 112 от 16 октября 1939 г. Раздел «Погружение и всплытие», пункт а), порядковый номер 3)
«…Время погружения с момента открытия кингстонов и клапанов вентиляции всех балластных цистерн (с заранее заполненной цистерной быстрого погружения) до момента ухода топа перископа в воду (в сек.):
– задано по спецификации – около 50
– получено при испытаниях – 42
– данные по М-97 (головная ПЛ проекта. – Сост. ) – 42…»
Вероятно, за 17 секунд М-96 погружалась из позиционного, а не из крейсерского положения, но вряд ли этот показатель существенно отличался от других однотипных кораблей.

Как и конструктивные изменения в системе погружения и всплытия «малютки». Тем более нет никаких документов о технических переделках на С-13, которой Александр Иванович командовал с апреля 1943 г., а они не могли быть осуществлены без ведома командования, техотдела флота и проведения доковых работ.

А вот что не является выдумкой, так это тот факт, что именно на этот период жизни А. И. Маринеско приходятся первые упоминания о серьезных дисциплинарных проступках. Сложно поверить, что случай, имевший место в Таллине 29 мая 1941 г. (см. док. № 2.3) и приведший к срыву выхода «малютки» на мерную милю, был первым и единственным в своем роде – слишком уж большой размах для первого раза имел тот загул. Неизвестно, чем могло кончиться разбирательство по партийной линии, но начавшаяся война моментально вывела дело Маринеско из фокуса внимания парткомиссии.

В боевых действиях М-96 на первых порах оказалась в стороне от главных событий, и в этом отчасти был виноват сам командир – произошедшая днем 22 июня по вине личного состава авария лодочного дизеля (док. № 2.5) заставила поставить корабль в аварийный ремонт, а после его окончания отправить «перволинейный» экипаж на боевую подготовку в Лужскую губу. В 20-х числах июля состоялся боевой поход в Рижский залив, который в связи с отсутствием там сколько-нибудь значимого судоходства противника и неудачной нарезки позиции не принес желаемых результатов. За этим последовали новая авария, на этот раз из-за неудачной конструкции разобщительной муфты дизеля, и возвращение на ремонт в Ленинград. Он как раз завершался, когда в конце августа 41-го возникло решение об отправке двух балтийских «малюток» на Каспий для выполнения функций учебных кораблей при эвакуированном в Махачкалу Учебном отряде подводного плавания имени С. М. Кирова. М-96 была определена в качестве одной из них, и неизвестно, как сложилась бы судьба будущего «подводника № 1», если бы не начавшаяся блокада Ленинграда, не позволившая вывезти корабль.

С этим периодом связан еще один весьма неоднозначный эпизод карьеры Маринеско. Сложная обстановка и большие потери в начале войны отразились на политико-моральном состоянии подводников. Звучали пораженческие высказывания и открытая критика действий командования. Зачастую все это происходило после обильных возлияний. Ситуацию усугубил конфликт между командиром бригады ПЛ Героем Советского Союза Н. П. Египко и командующим флотом вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем, который поспешил отправить на соединение комиссию Политуправления КБФ (док. № 2.12). Всего в результате чистки в сентябре-октябре 1941 г. суду было предано восемь офицеров и политработников БПЛ, из которых четверо были приговорены к высшей мере наказания. 23 подводника из числа принадлежавших к командному и политическому составу соединения были привлечены к партийной ответственности, причем 10 исключены из рядов ВКП(б). В число снятых вошли и оба начальника Маринеско: был предан суду военком дивизиона «малюток» А. Г. Дымский, двумя месяцами позже был снят с должности комдив Н. К. Мохов. Особенно драматической представляется судьба командира Щ-307 Н. И. Петрова, которого с точки зрения знаний сегодняшнего дня можно уверенно назвать первооткрывателем боевого счета не только подводников КБФ, но и вообще всех советских подводников в Великой Отечественной войне (10 августа 1941 г. потопил немецкую субмарину U-144). За злоупотребление алкоголем и высказывание пораженческих настроений в октябре 1941 г. он был приговорен к 10 годам лагерей (док. № 2.15) и умер в заключении, не пережив первой блокадной зимы в питерских Крестах. Причем осуждению не помешало ни представление к правительственной награде, ни ходатайство командования бригады (док. № 2.14). Зачем мы заострили внимание на этом случае? Для того чтобы читателю было с чем сравнить последующие решения командования в отношении Маринеско, которые многие современные адепты народного героя называют «беспрецедентно жестокими», «издевательскими» и «несправедливыми». На наш взгляд, такие оценки свидетельствуют лишь о недостаточном знании реалий той весьма непростой эпохи.

Возвращаясь к событиям осени-зимы 1941 г., можно с удивлением отметить, что, несмотря на неоднократные упоминания Маринеско в числе нарушителей воинской дисциплины (док. № 2.12, 2.16, 3.1), сам он отделался всего лишь исключением из числа кандидатов в ВКП(б) – мерой, несомненно, достаточно мягкой в сравнении с существовавшей тогда практикой. Но сама формулировка, по которой происходило исключение, на наш взгляд, весьма примечательна и говорит о многом: «За систематическую пьянку, за развал дисциплины, за отсутствие воспитательной работы среди личного состава, за неискреннее признание своих ошибок». Тем не менее звание и должность Александра Ивановича никак не изменились, не говоря уже о предании суду. С удивлением можно отметить, что, несмотря на отсутствие боевых успехов и низкие показатели в дисциплине, Маринеско по-прежнему оставался на хорошем счету у командования и политорганов. Иначе сложно объяснить тот факт, что во всех «разгромных» документах конца 1941 г. – начала 1942 г. его имя встречается лишь мимоходом и нет ни одного документа, посвященного персонально ему. Дело дошло до того, что в весьма пространном докладе о партийной работе за 1941 г., содержащем подробные данные о мерах партийного воздействия на каждого командира и политработника БИЛ, факт исключения Маринеско из кандидатов даже не упоминался. Все это плохо вяжется с образом бунтаря против штабной некомпетентности и комиссарского произвола, каким его пытаются представить в современных публикациях и произведениях массмедиа. Если бы он на самом деле был таким, то его карьера, скорее всего, закончилась в том же 1941 г., а судьба мало отличалась бы от судьбы Н. И. Петрова. Напротив, позже на конкретных примерах мы покажем, что при разборе дисциплинарных проступков Маринеско охотно признавал свою вину, обещал исправиться, но это никак не влияло на его дальнейшее поведение. Представляется, что именно показная лояльность по отношению к руководству позволила ему сохраниться в качестве командира подлодки до того момента, как он добился реальных достижений и обрел заслуженную известность.

Первым шагом на пути к этому стал августовский 1942 г. поход М-96 на позицию между Таллином и Хельсинки. И хотя Маринеско не удалось подкрепить декларируемый успех фактическим потоплением (док. № 3.10), этот поход представляется наиболее сложным и опасным за всю карьеру героя. Послевоенный анализ показал, что субмарина форсировала 39 линий мин и однажды даже коснулась минрепа, но благодаря правильным действиям командира избежала встречи с миной. Особенно примечательным это достижение становится, если принять во внимание, что однотипные М-95 и М-97, ходившие этим же маршрутом до и после «96-й», в базу так и не вернулись…

Весьма важное значение лично для Александра Ивановича имели награждение орденом Ленина и повторный прием в кандидаты в ВКП(б). Награждение орденом перевешивало в глазах командования не только неприятный осадок от склонности к частым выпивкам на берегу (док. № 3.21), но и снова выдвигало Маринеско в число кандидатов на вышестоящую должность – назначение командиром подлодки среднего водоизмещения. Оно состоялось в апреле 1943 г. с назначением командиром С-13. По счастливому стечению обстоятельств этот корабль не участвовал в предпринимавшихся весной и летом 43-го попытках вырваться за пределы Финского залива, что, скорее всего, окончилось бы трагически. Достаточно сказать, что из пяти выходивших в море средних подлодок вернулась в базу лишь одна, а в число погибших вошли две «эски», включая С-9, которой командовал закадычный друг Маринеско А. И. Мыльников. Еще раньше погиб другой товарищ – командир М-102 П. В. Гладилин. Поминки по погибшим друзьям вылились в очередной «эксцесс» (док. № 4.2) с последовавшими за ним служебным и партийным взысканиями. Затем в течение нескольких месяцев – с августа 1943 г. до октября 1944 г. – никаких громких происшествий за Маринеско не числилось. Зато именно в этот период экипаж С-13, возглавляемый своим командиром, отработал на рейдах вблизи Кронштадта большинство задач курса боевой подготовки, что создало неплохой фундамент для будущих побед. За это, а также за быстрое и качественное проведение зимнего судоремонта новый комдив-1 капитан 1-го ранга А. Е. Орел дважды пытался представить командира «эски» к правительственным наградам, но хода эти документы не получили – к тому времени сложилось негласное положение награждать командиров только за успешные боевые походы, а их по не зависящим от Маринеско причинам пока не было.

В целом же период с декабря 1942 по сентябрь 1944 г. в развитии личности нашего героя можно оценить скорее отрицательно, чем положительно. 22 месяца вынужденного безделья, когда Маринеско не ходил в боевые походы, пришлись на период коренного перелома в Великой Отечественной войне и не могли пройти для деятельной натуры бесследно. И она нашла для себя дела достойные внимания, вот только служба при этом, к сожалению, отошла на второй план. Справедливости ради заметим, что командирские тактические навыки Александра Ивановича, благодаря интенсивной боевой подготовке, по сравнению с началом войны заметно выросли и находились, можно сказать, на пике своего развития.

Весной 44-го в Ленинград из эвакуации вернулась семья Александра Ивановича, но позже Нина Ильинична узнала, что муж в ее отсутствие жил с другой женщиной, к которой он окончательно ушел в конце 45-го, – блокадницей, некой Анной Ивановной3
Интервью Л. Маринеско порталу «Моряк Украины (http://moryakukrainy.livejournal.com/190669.html).

Чисто по-человечески понять Маринеско можно – испытание разлукой и войной выдерживали далеко не все. Но последующие события наглядно показали, что он не хранил верность и своей новой любви. Так, может, дело было и не в любви вовсе?

К осени 1944 г., когда подлодки КБФ вновь получили возможность выйти на просторы Балтики, А. И. Маринеско оценивался командованием как вполне способный командир, который в силу объективных обстоятельств не успел пока проявить себя в должной мере. На его злоупотребление спиртным, самовольные отлучки, а также начавшие отмечаться с 1943 г. «аморальные явления» (под этим подразумевались случайные сексуальные связи женатого Маринеско с другими женщинами) смотрели если не сквозь пальцы, то достаточно спокойно. Объяснялось это в значительной степени тем, что морально-психологическое состояние экипажей подводных лодок в 1943–1944 гг. оставалось довольно сложным (док. № 5.4), а резерв подготовленных командиров-подводников, которыми можно было бы заменить нарушителя дисциплины, был давно исчерпан. В то же время с весны 44-го отношение командования к злоупотреблению спиртным стало ужесточаться. 30 апреля вышел Приказ НК ВМФ Н. Г. Кузнецова № 0349 «О запрещении выдачи и распития винно-водочных изделий на кораблях, в частях и учреждениях ВМФ», которым прямо запрещалось распитие алкоголя на службе сверх установленных «наркомовских» граммов. В появившейся вслед за этим директиве начальника Главпура ВМФ И. В. Рогова подчеркивалось, что «пьянство на флоте приняло недопустимые размеры, и оно, как правило, является причиной совершения военнослужащими почти всех крупных правонарушений и проступков». Впрочем, эти сигналы восприняли далеко не все…

«Кадровый голод» заставлял командование КБФ и соединений закрывать глаза и на недостаточно высокую результативность ряда подлодок, продемонстрированную в боевых походах последнего квартала 1944 г. (док. № 5.9). Вошла в их число и С-13 А. И. Маринеско. Увы, анализ его действий в крейсерстве между 5 октября и 11 ноября 1944 г. говорит не в пользу будущего «подводника № 1». Фактически за 38 суток нахождения в море С-13 смогла обнаружить всего четыре потенциальные цели, и лишь одна из таких встреч завершилась атакой. Налицо были факты плохой работы акустика и шифровальщика подлодки, причем в результате ошибок последнего «эска» дважды занимала не те позиции, где ей следовало патрулировать (док. № 5.7). Не случайным представляется тот факт, что в своем заключении командир дивизиона капитан 1-го ранга А. Е. Орел уклонился от оценки результатов похода, а комбриг капитан 1-го ранга С. Б. Верховский оценил их как удовлетворительные, отметив при этом «недостаточную настойчивость в поиске транспортов противника после обнаружения шумов по ШП». Намного жестче в своей декабрьской директиве прокомментировал действия С-13 Военный совет КБФ (док. № 5.8). Конкретно в вину ее командиру ставились редкие всплытия под перископ (через каждые полчаса вместо 10 минут), что шло вразрез с требованиями боевого наставления, а также двукратная грубая ошибка в определении элементов движения транспорта при торпедной стрельбе. При разборе этого эпизода комдив Орел фактически упрекнул Маринеско в очковтирательстве: «Заявление командира, что ТР в момент трехторпедного залпа застопорил ход, а в момент одиночного выстрела дал ход и этим объясняя промахи, неверно, т. к. торпеда должна была бы попасть в ТР через 32 секунды, а ТР застопорил ход и сразу же, погасив энергию (чего быть не может ), не дошел бы до точки встречи с торпедой только 90 метр., что при стрельбе веером с растворением 2°20′ в обе стороны при такой дистанции все равно привело бы к попаданию, такой же подсчет можно сделать и для повторного выпуска по стоящему ТР одной торпеды» (док. № 5.6). Можно не сомневаться, что, если бы командованию стали известны истинные результаты атаки на транспорт «Зигфрид» (док. № 5.12), который Маринеско объявил потопленным, не имея на то формальных оснований (не убедился в погружении тонущего судна, что дало возможность экипажу спасти его), оценка оказалась бы еще ниже.

С другой стороны, мало кто из командиров бригады ПЛ Балтфлота в первых походах 1944 г. смог добиться большего – сказывались длительный перерыв в плавании и, несомненно, определенная неуверенность перед лицом сильного и опытного противника, каким для нас на протяжении всей войны оставался немецкий военно-морской флот. Впрочем, вскоре наши подводники убедились в том, что немцы далеко не так всемогущи на море, как это казалось ранее, – в течение последнего квартала 1944 г. бригада потерь не имела, зато, по докладам, потопила 29 торговых судов и 3 боевых корабля. Реальные цифры были ощутимо меньше, но истина заключалась в том, что немцы не имели сил не только для эффективной борьбы с подлодками, но даже для непосредственной защиты своих конвоев – в них, как правило, число охраняемых судов превышало число эскортных кораблей, причем иногда даже в 1,5–2 раза. Самый эффективный способ защиты коммуникаций и главная причина потерь наших субмарин – постановка оборонительных минных заграждений вдоль трасс движения конвоев – не мог быть использован немецким командованием по целому ряду причин. Для действий подлодок КБФ сложилась благоприятная ситуация, извлечь полную выгоду из которой мешали слабость разведки, отсутствие современных приборов обнаружения и целеуказания, а в определенной мере и пассивность ряда командиров, понимавших, что исход войны решается не на море, а на сухопутном фронте, и стремившихся избежать ненужного, с их точки зрения, риска.

Из вышеизложенного можно прийти к заключению, что к началу 1945 г. А. И. Маринеско, имевший на своем официальном счету две победы, явно не возглавлял список наиболее результативных и прославленных командиров подлодок. Из 18 командиров боевых подлодок БПЛ КБФ восемь официально засчитанных побед на тот момент имел А. М. Матиясевич (командир «Лембита»), по шесть – С. И. Богорад (Щ-310) и М. С. Калинин (Щ-307), пять И. В. Травкин (в 1942 г. в период командования Щ-303), по четыре – А. А. Клюшкин (С-4) и Р. В. Линденберг (Д-2), три – И. П. Попов (К-56). Равное с Маринеско количество имели П. П. Ветчинкин (Щ-309), П. И. Бочаров (Щ-407), В. А. Дроздов (К-51) и В. К Коновалов (Л-3), причем по потопленному тоннажу все они, за исключением Коновалова, превосходили показатели командира С-13. Зато фамилия будущего «подводника № 1» в списках нарушений воинской дисциплины занимала совсем другую позицию, а чувствительность со стороны командования к данному вопросу в конце 1944 г. резко повысилась.