Война еще не началась. "Война еще не началась": актуальная российская пьеса на английской сцене

О ежедневной «войне» вокруг нас: в быту, телевизоре, государственных структурах и даже разговорах с друзьями. «Сноб» поговорил с режиссером спектакля Семеном Александровским, художественным руководителем «Практики» Дмитрием Брусникиным и актером Василием Буткевичем об их личной «войне» и узнал, как они справляются с обилием негативной информации

Ɔ. С чем вы воюете внутри себя и в окружающем мире?

Семен Александровский:

У каждого человека есть люди, с которыми он постоянно ведет внутренний диалог. Чаще всего это его близкие, а диалог этот очень сложный, и в нем много войны. Он возникает неизбежно, потому что мы часто раним друг друга, а после переживаем это наедине с собой. И вот эту войну внутри себя я пытаюсь преодолеть, потому что нет ничего важнее, чем мир с близкими. Я пытаюсь сделать так, чтобы эта война не выходила наружу.

Я стараюсь не воевать с тем, что вокруг меня, наоборот, выстраиваю отношения с окружающей миром на обоюдном согласии. Если есть почва для диалога, договариваюсь. Если же нет, то не воюю — просто ухожу.

Семен Александровский Фото: Владимир Яроцкий

Дмитрий Брусникин:

Я не воюю. Ни с окружающим миром, ни внутри себя. Я разговариваю. С собой — о лени, нетерпении, каких-то проблемах. И веду диалог с внешним миром. Там очень много раздражающих факторов и агрессивных проявлений, но воевать с ними не надо.

Василий Буткевич:

Я ежедневно воюю со своими комплексами: с детскими или приобретенными позже. Все это я выражаю на сцене — 90 процентов переживаний идет туда.

В окружающем мире я сражаюсь с несправедливостью. Не люблю ее проявления ни по отношению ко мне, ни к другим людям. Не могу спокойно воспринимать это: часто вступаю в контры, даже лезу на рожон — и очень из-за этого страдаю.

Сцена из спектакля «Война еще не началась» Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Как вы справляетесь с обилием негативной информации вокруг?

Семен Александровский:

Самые сильные мои потрясения происходят в связи с материалом, над которым я работаю. Как-то мы делали эскиз по делу о демонстрации 1968 года на Красной площади, и я вынужден был читать протоколы следствия — это был очень болезненный опыт.

Я стараюсь ограничивать информационный поток — иногда читаю новости, но не очень этим увлекаюсь. Если чувствую агрессию или гнев внутри, пытаюсь отключиться. Я для себя давно сделал вывод: на негатив нельзя отвечать негативом — нужно создавать альтернативу.

Василий Буткевич Фото: Владимир Яроцкий

Дмитрий Брусникин:

Я стараюсь не воспринимать негатив и не пускать его в себя. Читаю меньше новостей, мало смотрю фейсбук, ограничиваю себя таким образом. Нужно компенсировать этот негатив, больше читать. И классическую литературу, и стихи. И музыку слушать.

Василий Буткевич:

Меня спасает профессия. Если я что-то услышал, то могу прийти на спектакль или репетицию и выплеснуть эти эмоции, как-то отгородиться от них.

Если случилась какая-то трагедия, то стараюсь избегать соцсетей, телевизор я вообще не смотрю. Да и из соцсетей хочу вообще удалиться: каждое утро я открываю их и получаю поток грязи. Надеюсь, когда-нибудь я найду в себе силы это сделать.
Ɔ.

Война, что еще не началась, но конца и края ей нет, кроется тут не в точных словах, а в паузах, в улыбках, в том, с какой жадностью брусникинцы хватаются за свои пищалки и трещотки, пытаясь выпищать и вытрещать тот ужас, что мы не можем или боимся объяснить.

КоммерсантЪ, Алла Шендерова

Здесь нет героев и людей, есть только текст, очень симптоматичный. Бороться с этим тотальным недоверием, ханжеством, глупостью и полной потерей ориентиров можно только так, проговаривая это вслух и желательно, как здесь - в гипертрофированном виде, яростным глаголом и с эмоциями на лице. Иначе от этой бациллы не избавиться. Потому и форма такая клоунада и цирк. Вообще, клоуны - это же не только развлечение, это еще ужас, страх и ненависть, про что этот спектакль. Боевые действия теперь у нас на кухне, потому и военная риторика в телевизоре так хорошо откликается в сердцах россиян. Она своя, родная.

Телеканал Дождь, Денис Катаев

Режиссер в программке обращает внимание, что хотел достигнуть терапевтического эффекта, пережить травматичные события через сочетание смеха и ужаса. Это ему удалось. Но только спектакль сейчас больше напоминает диагноз. Ценность пьесы совсем не в ее политической позиции и направленности. Самое важное, что драматургу удалось зафиксировать окружающий его пейзаж в том самом 2014-м году, той точке невозврата, когда все были раскалены и взрывоопасны настолько, что достаточно было малейшей искры, чтобы разнести все в клочья.

Парадигма онлайн-абсурда резко, без паузы продолжается нон-фикшн-новеллами, их рассказчики то ли злые клоуны, то ли наивные дети на шумном утреннике. Красочная одежда и искусственные сине-желто-фиолетовые кудри, пищалки и трещотки в руках, бойкая и остервенело-радужная мелодия на фисгармонии создают то однозначное противопоставление, которого требуют все эти черные или бесцветные истории «из телевизора». «В принципе залипать – это, наверное, самое сейчас главное удовольствие».

Независимая газета, Елизавета Авдошина

Пока Юрий Поляков безрезультатно сетует по статусным закоулкам на отсутствие современной (то есть его, Полякова) драматургии в репертуарах сколько-нибудь значимых театров, у Михаила Дурненкова выходит вторая за неделю премьера, и после технически и визуально изощренной "Утопии" Марата Гацалова в Театре Наций -

Еще сильнее смахивает на детсадовский утренник вчерашних студентов "Война еще не началась", но вот такое концептуальное решение сознательно предлагают режиссер Семен Александровский вместе с художником по костюмам Лешей Лобановым, нарядившим "брусникинцев" (необходимо теперь делать уточнение: старших, тем более что среди них уже настоящие кинозвезды, на которых прицельно идет публика - Василий "Тряпичный союз" и "Хороший мальчик" Буткевич, обросший бородой, но узнаваемый Петр "Ученик" Скворцов) в кислотно-яркие хипстерские одежки и до кучи в совсем уж ядовитых расцветок синтетические парики.

"Я люблю такие вещи, от которых залипаешь" - говорит безымянный персонаж пьесы, да они все тут безымянные, и пьеса-то состоит из набора монологов или дуэтных сценок-скетчей, к тому же повторяющихся, и перемежающихся "музыкальными" отбивками, когда молодые актеры среди шариков и флажков стучат молоточками-пищалками, дуют в свистульки и бренчат на полуразломанном ("препарированном") пианино что-то незамысловатое и не слишком благозвучное.

У Карена Шахназарова в фильме "Курьер" молодые герои вот точно так же бренчали и орали песню про козла, выражая через нее - и не имея, не находя других сколько-то легальных способов - крайнюю степень раздражения тем, что окружающая затхлая действительность их достала. В том же 1986 году, когда вышел "Курьер", на эстраду вышла с номером "Не пойдем сегодня на пляж" Клара Новикова, ее героиня, актриса, затюканная убогим совковым бытом, по роли должна была играть сатиру на загнивающий запад, но вместо разоблачения буржуев срывалась в истерику и, прежде чем взять себя в руки, успевала "разоблачить" ту же самую действительность, что доставала и шахназаровских малолеток. Прошли, что называется, годы, я бы даже сказал, десятилетия - но действительность затхлая и достала всех, у кого еще не до конца протухло содержимое черепной коробки, в первую очередь, естественно, опять-таки малолеток. "Война еще не началась", будучи памфлетом на злобу дня, напомнила мне сразу и эпизод из фильма, и эстрадно-юмористический номер тридцати-с-лишним-летней давности.

Среди сценок-рефренов в "Войне..." - диалог мамы и папы, увидевших сына в репортажах с "митинга мира" и, помимо животного родительского волнения за отпрыска, искренне недоумевающих, что "ребенок" там делает, под "вражескими" флагами - ну да, это злободневно. Или фантасмагорический "робот с блоком абсурда"... В то же время попытка вникнуть в отношения парочки после клубного знакомства и случайного секса вроде бы ни к конкретным историческим (да и географическим, ситуация-то универсальная - он "нашел свою единственную", а она про "мужа и детей" наутро вспомнила) реалиям не привязана, ни в характеры персонажей, тоже безымянных, разумеется, не углубляется - а тоже проходит лейтмотивом. Я бы не стал преувеличивать ни литературные достоинства материала (собрать по дюжине обрывочных записей из фейсбука Евгения Казачкова или Валерия Печейкина - и пожалуй что еще и получше пьеса готова!), ни оригинальность сценического воплощения текста, но через рефрены показать, как наращивается через каждое "проведение темы" на пустом, в общем-то, месте, градус агрессии, актерам Мастерской Брусникина (в некоторых сценках мальчики выступают за девочек, а актрисы берут на себя текст персонажей мужчин, для пущего "остранения", не иначе) удается.

Материал же, как и в случае с "Утопией", чересчур уж прямолинеен и даже для памфлета схематичен. Особенно что касается сценки (но она, впрочем, не повторяется, хватает одного раза для доходчивости) с участием мужа и жены, когда супруг, по всей видимости, ведущий теленовостей, приходит домой и не обнаруживает там ребенка, жена отправила сына к бабушке с испуга, увидев в передаче мужа репортаж о сожженном публично ребенке (ну привет "распятому мальчику" читается без подсказок); и хотя муж объясняет, что это фейк, что не было никакого мальчика - жена предпочитает верить тому, что увидела по телевизору, а не словам мужа, сказанным ей в интимной обстановке: мол, если хочешь, чтоб я успокоилась - иди и по телевизору скажи, что сожженный мальчик - выдумка; ну а он, конечно, не пойдет и не скажет, ему не за то платят... Ну а размноженный на четыре голоса монолог про попытку бросить курить, вероятно, призван оттенять политическую публицистику - а звучит ни к селу ни к городу.

То, что и с эстрады звучало бы "в лоб", спектакль "Практики" старается доносить не сразу, не вдруг, и не проясняя (тут нечего прояснять), но заглушая, в том числе и буквально, кричалками-вопилками-сопелками, плакатный пафос пьесы. Какой бы целевой аудитории это высказывание (а высказывания тут явно больше, чем образа) не предназначалось, я в нее очевидно не попадаю - не "залипаю" - при том что пафос готов разделить заранее, просто мне для этого спектакль смотреть необязательно. Нехитрая, хотя и броская форма - тоже слегка мимо меня пролетает, при том что смотреть на костюмы, на молодых актеров в них, на то, как под конец они меняются одеждами с простоявшими битый час без дела на площадке ряжеными манекенами, все-таки несколько увлекательнее, чем вслушиваться в слова, которые они при том произносят. За счет энергии исполнителей вся эта "агитбригада "бей врага" как-то и держится - но вот ей-богу, не стесняясь прибегать к штампам, невольно подумаешь: вашу бы энергию - да в мирных целях.

В театре «Практика» вышел спектакль Семена Александровского по пьесе Михаила Дурненкова «Война еще не началась». Рассказывает Алла Шендерова .

За последние две недели это вторая московская премьера, основанная на тексте Михаила Дурненкова. Первой была «Утопия», поставленная в Театре наций Маратом Гацаловым (см. “Ъ” от 26 июня). «Война еще не началась» - цикл диалогов для трех актеров, персонажи так и названы: Первый, Второй, Третий. Пол и возраст актеров, как пишет драматург, не имеют значения, а последовательность сцен можно менять. И хотя в «Утопии» все более традиционно (есть единый сюжет, в котором существуют мама-папа-сын и заезжий бизнесмен), у двух текстов легко заметить общность.

В обоих действуют члены одной семьи, обменивающиеся скупыми, схематичными репликами («Ты с ума сошел? - Мы чуть с ума не сошли! - Мы звонили в школу! - Я чуть не поседел!»), но в этих скомканных диалогах есть секрет. Вот, скажем, у Чехова с его знаменитыми подтекстами слова служат ширмами: герои специально говорят не о том, что у них болит. Герои Дурненкова говорят почти как роботы, их речь не окрашена индивидуальностью, и в то же время за каждым словом четко видна их (точнее, наша) жизнь со всеми подробностями.

Диалоги из «Война еще не началась» разыгрывают не три, а девять молодых, но вполне искушенных артистов - те самые брусникинцы (выпускники мастерской Дмитрия Бусникина при Школе-студии МХАТ), что уже довольно давно обосновались в «Практике» и чьи «Чапаев и Пустота», «Это тоже я» и «Конармия» стали хитами.

Художник Леша Лобанов устроил на крошечной сцене «Практики» карнавал: развесил в глубине флажки с названием спектакля, надул шарики, установил манекены, витринные позы которых портят у кого маска мертвеца, у кого - пояс шахидки. Между рослыми манекенами притулились живые актеры - в цветных джинсах и майках и вырви-глаз париках. Двое из девяти в перерывах между репликами успевают побыть таперами - в глубине под флажками стоит пианино, прочие вторят их игре трещотками и пищалками: аккорды, написанные питерским композитором Настасьей Хрущевой, напоминают джинглы из музыкальных автоматов, как если бы их исполняли доведенные до отчаяния клоуны. Впрочем, «злость» и «отчаяние» - эмоции, которые Семен Александровский не пускает в свой спектакль. Они остаются за скобками - как и все подробности жизни Первого, Второго и Третьего, которые мы, к сожалению, знаем и так.

В спектакле есть пролог, взятый режиссером из новостей. Самое трудное для актеров - прочесть с экрана телефона новость, сняв парик и не прикрываясь образом. Потому пролог выходит слегка затянутым: зал не сильно веселится, слушая, как полиция арестовала австралийца, написавшего на пакетике с наркотой свой адрес - а вдруг потеряется; или как власти Нижнего Новгорода заделали на дороге яму, заметив, что она стала местом фотосессии для иностранцев.

Куда сильнее действуют диалоги Дурненкова, разыгранные от лица дурашливых паяцев: кто-то кричит, рвет страсти в клочья, кто-то красит текст в неуместно радужные краски. И спектакль вдруг расцветает. Исполнителей в три раза больше, чем героев, так что диалоги повторяются, а тут еще один из персонажей вдруг признается, что он (точнее, она - Анастасия Великородная) - робот с блоком абсурда, но блок сбоит, сгенерировать абсурд не получается; на смену роботу выходит семейка, в которой сын построил родителям дом, заехал навестить и теперь уезжает. Мать благодарит, тыркает молчащего отца: ты бы хоть слово сказал. Отец, дождавшись ухода сына, говорит, что сожжет этот дом - в пять утра, когда нет ветра. «И тогда он опять приедет. Ко мне» - эту фразу все та же Анастасия Великородная произносит, наполняя паузы между словами такой звенящей радостью прозрения, что эффект выходит сильнее, чем от целого спектакля об отношениях отцов и детей.

Есть среди эпизодов и такие, что хотелось бы, как говорят, «развидеть»: диалог жены тележурналиста, поверившей в фейковую новость про убитого ребенка, ведь ее с экрана озвучил муж. Придя домой и узнав, что жена в панике спрятала собственного сына у матери, он пытается ее разуверить: этого не было, тот ребенок жив - «чтобы они этого не сделали, мы сказали, что это было». «Тссс! Я… смотрю… новости!» - восторженно перебивает жена (Мария Крылова) - и зал накрывает волна отчаяния.

Словом, может, это и не самый совершенный спектакль Семена Александровского, на счету которого обаятельный хит «Топливо» и эстетский золотомасочный «Cantos» с Теодором Курентзисом. Но пищат, трещат и делают паузы в его спектакле очень точно.

Правообладатель иллюстрации Theatre Royal Plymouth Image caption На афише спектакля пьеса "Война еще не началась" представлена как "черная комедия"

На этой неделе в Театре Royal Plymouth начались премьерные показы пьесы российского драматурга Михаила Дурненкова "Война еще не началась".

Это не первое представление Дурненкова-драматурга английской публике – в 2009 году его пьеса "Пьяные" (The Drunks), написанная им в соавторстве с братом Вячеславом, была поставлена Королевским Шекспировским театром в Стратфорде и получила неплохие рецензии.

Переведенная на английский язык Ноа Биркстед-Брином, "Война еще не началась" в январе этого года была включена в , которые прошли в лондонском Frontline Club, но тогда это была лишь читка текста со сцены, теперь – полновесная постановка.

"Война еще не началась" – это пьеса для трех актеров, состоящая из 12 диалогов. В ней практически отсутствуют какие-либо авторские ремарки: мы не знаем ни когда, ни где происходят диалоги героев, ни даже кто, собственно, эти герои - кто из них мужчины, кто женщины. "Пол и возраст значения не имеют", - сообщает нам автор, что, как представляется, одновременно и упрощает, и усложняет режиссерскую задачу.

Учитывая, что пьесы современных зарубежных драматургов не часто ставятся на британской сцене, выбор для постановки столь многослойного произведения – большое достижение для его автора.

За несколько дней до премьеры живущий в Москве Михаил Дурненков дал интервью журналисту Русской службы Би-би-си Катерине Архаровой .

__________________________________________________________________

Правообладатель иллюстрации Theatre Royal Plymouth Image caption Режиссер спектакля Майкл Фентиман разъясняет на репетиции сценическую задачу

К.А.: В каком году написана эта пьеса? Я, читая ее, с одной стороны, думала, что она совсем свежая, с другой, что и 10 лет назад могла быть написана?

М.Д.: Она написана в 2014 году, а 10 лет назад - нет, наверное, не могла бы. Дело в том, что явления, которые меня интересовали как драматурга, всегда находились в разрезе общества, морали, отношений. Потому что драматург – это такой наблюдатель за обществом и за изменениями, и мне казалось, мы мало чем отличаемся от других стран подобного экономического социального статуса. А вот в последние три-четыре года у нас стало все стремительно меняться, и события просто несутся вскачь, я бы сказал. Сейчас появился уникальный срез общества и того, что происходит с нами, поэтому мне кажется, эта пьеса не могла быть написана лет 10 назад.

К.А.: В каком смысле "стремительно меняться", в какую сторону?

М.Д.: Мы жили под гнетом этих нефтяных денег, и все социальные явления и всё, что происходило, было придавлено и приглушено какой-то если не обеспеченностью, то по крайней мере каким-то ощущением роста экономики, жизни, интеграции в Европу, какой-то европеизации России - видимой, по крайней мере. Кто воровал, тот воровал по-прежнему, но денег хватало всем, поэтому никто особо этим не возмущался. А в 2012 году произошел вот этот слом, когда люди вышли на улицу, начались эти демонстрации с Болотной площади, а потом остальные события – война на Украине, Крым, санкции, кризис, политическое завинчивание гаек, выступления художников, посадки в тюрьмы (все это стало происходить просто валом), "воцерковление" - много, на самом деле, событий. Вот так начинаешь перечислять - и замолкаешь просто от ощущения какого-то вала этого всего, что произошло с нами за эти четыре года. Просто страна стала другая. Может быть, подлинная в каком-то смысле. Может быть, обнажились процессы, которые всегда были – и то, что европейцы мы весьма условные, и то, что общество у нас не совсем еще готово воспринимать идеи либеральные и демократические. Вот это всё вдруг стало понятно.

Правообладатель иллюстрации Theatre Royal Plymouth Image caption В спектакле заняты актеры Тамзин Гриффин и Дэвид Биррелл

К.А.: Вы сказали, что уникальный срез общества образовался или стал образовываться, а в то же время вам не кажется, что люди не меняются, и в вашей пьесе это весьма очевидно, поскольку она вневременная во многом?

М.Д.: Думаю, да. Знаете, у меня было желание запечатлеть это в пьесе - момент того, что происходило вокруг, и мне как раз показалось, что такая форма – много небольших новелл – наиболее подходящая для этого. Но когда я написал, то получилось, что она, конечно же, о вечных каких-то механизмах или процессах: разжигание ненависти, использование страха, использование человеческих отношений для того, чтобы возбудить эту ненависть, для разжигания жестокости – вот это все было и до и после, но просто как-то эти все процессы шли подспудно, а здесь они обнажились настолько бесстыдно, скажем так, что невозможно было на них внимания не обращать.

И общество у нас... я вот помню, лет пять назад оно довольно монолитное было в каком-то смысле – арт-сообщество или еще что-то, - а потом вдруг оно раскололось на две части. Вдруг вот эта спящая парадигма западников-славянофилов стала настолько очевидной, что эти люди не подают друг другу руки. Раньше это было скорее эстетическим расхождением, нежели идеологическим, а сейчас это прямо вот идеологическое – люди рядом не сядут, на конференции даже.

Правообладатель иллюстрации Theatre Royal Plymouth Image caption Каждый из героев пьесы ведет свою собственную войну

К.А.: Интересно, что у вас в пьесе "Война еще не началась" все расхождения общечеловеческие, то есть вы все-таки приняли отстраненность авторскую, хотели вы того или нет. Может быть, поэтому ее и поставили в Англии?

М.Д.: Я думаю, да, потому что понятно, о чем идет речь, несмотря на то, что я о своих каких-то рассказываю вещах. Но знаете, это в любом произведении есть. Был такой художник современный, Акилле Бонито Алива [итальянский искусствовед и критик – К.А.], который разработал термин "gloucal" – и global (глобальный), и local (местный) одновременно: когда ты пишешь о чем-то частном, о какой-нибудь жизни пастухов высоко в горах, где они далеко от социума - и когда ты описываешь их жизнь, ты понимаешь, что рассказываешь вечные человеческие темы, которые точно так же касаются людей, живущих в крупных мегаполисах.

Здесь то же самое – описывая время, которое происходит с нами, ты не можешь не оперировать терминами и не касаться того, что происходит, наверное, сейчас везде.

К.А.: Насколько хорошо ставятся ваши пьесы в России и ставятся ли?

М.Д.: Ставятся, но в последнее время реже - последние два-три года, - потому что я, наверное, стал более резким в своих высказываниях и стал писать о вещах, о которых, наверное, не принято говорить в публичном пространстве - вот, вроде этой пьесы "Война еще не началась". Я, честно сказать, сомневаюсь, что ее поставят в России, потому что она идет вразрез с государственной идеологией, а театры у нас государственные...

К.А.: В чем она идет вразрез?

М.Д.: В ней описывается точка зрения на события, которая не принята, наверное.

К.А.: Но там ничего конкретно нет, только диалоги. Практически нет сценических указаний никаких, и состав актеров может быть произвольный...

М.Д.: Есть история, например, - довольно документальная - про то, как по телевизору показали распятого мальчика. Потом оказалось, что это фейк, но по телевизору никто не опроверг. Он так и остался в сознании миллионов, это осталось настоящим фактом "жестокости украинских карателей", которые злобствуют и зверствуют на территории бывшей России, условно говоря. И в целом эта пьеса – это такая большая фига в кармане, в том смысле, что она конечно совершенно не про то, о чем сейчас показывают по телевизору в России. Такие пьесы точно ставить не будут. Я ее писал по заказу Николы Маккартни, драматурга и куратора программы театра Oran Mor в Глазго, и я понимал, что это будет поставлено в Глазго, и никак себя не ограничивал в своем творчестве. То, что ее сейчас не ставят в России - я на это и не рассчитывал.

Правообладатель иллюстрации Theatre Royal Plymouth Image caption Молодой актер Джошуа Джеймс на сцене театра Royal Plymouth

К.А.: Вы как ее видите – как вербатим или как постановочную пьесу?

М.Д.: Мне кажется, она постановочная. Я даже указывал в ремарках, что актеры "разыгрывают" персонажей, то есть там степень отстраненности – это важная вещь. Это то, что выводит историю на всеобщий пласт. То, что любого пола и возраста актер может сыграть любого персонажа из этой пьесы, указывает на то, что между актером и персонажем должна быть большая дистанция.

К.А.: Вы еще в начальных ремарках указали, что в зависимости от сценической задачи режиссер может по-разному подойти к порядку сцен, к выбору актеров – то есть их возрасту, полу и так далее. Интересно, как она может варьироваться, как вы думаете, - эта сценическая задача?

М.Д.: Я немножко лукавлю, поскольку я же предлагаю всё-таки довольно удачный порядок новелл, там есть ритмическая структура – в том, как они составлены. Но конечно, режиссер, даже не спрашивая меня, может все это переставить местами. Я знаю, что в Англии всегда стараются ставить буквально и близко к тексту - это мы тут, в России, к этому не привыкли, у нас тексты драматургов перекраиваются как угодно. Тем не менее я счел необходимым такую ремарку оставить. Но мне казалось важным оставить последней эту метафору с Украиной...

К.А.: Да, это сильный момент: "Вспомню, почему не надо его убивать... это какое-то очень простое слово..."

М.Д.: Да, я где-то прочитал, я помню, меня поразило, что Россия относится к Украине, как к своей жене, которая полюбила другого, и не может ей этого простить, как жестокий муж такой. В свое время меня потрясла точность этого сравнения и поведение сторон в этом случае.

Спектакль The War Has Not Yet Started идет в театре Royal Plymouth до 28 мая