В 1960 году самоходная баржа. «Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин съел второй сапог

Друзья мои! Давно уже скачиваю всякие фильмы и сериалы (сезоны) о выживании в различных условиях. И все никак мне не дает покоя мысль, что во всех этих фильмах только и идет речь о мясной белковой пище. То бедняги без мяса слабеют и худеют, то в обмороки падают, то предрекают сами себе голодное истощение. Ну еще бы! Оторвать свой толстый зад от компьютера и малость топором лес порубить, ну как тут не устать и не похудеть? Но нет, у них виной всему отсутствие мяса!!! Похоже что все эти люди даже не слышали что такое ПОСТиться. А уж вот такое почти нигде не практикуется: survinat.ru/2010/01/dve-nedeli-bez-edy/#ixzz1P6LH3LVe
Не понимаю кто и зачем втемяшевает эти мысли в ихние и наши головы! У них делают героями людей съевших собственных товарищей! Хотя людоедство является великим грехом во всех религиях! И вот на фоне всех этих размышлений мне попалась статья о которой я в первый раз услышал, хотя об этом когда-то гудела вся страна Советов, да и весь мир! Полагаю что многие из вас об этом случае знают, но проведя опрос среди многих людей я убедился в обратном и теперь с великой гордостью за своих соплеменников я считаю своим долгом довести эту информацию до тех кто не слышал.
Эти строки были написаны мною примерно месяц назад, и я даже не представлял когда все-таки закончу эту статью, но сегодня я прочитал статью камрада mamont и понял что это время пришло!

Это не копипаст, а своего рода реферат собранный по крупицам из десятка статей. Хотелось более полно освятить эту тему. Надеюсь что мне это удалось.

В январе 1960 года, в штормовую погоду самоходная баржа Т-36, стоявшая на разгрузке на Курильских островах, была сорвана с якоря и унесена в море. На её борту находилось четверо военнослужащих инженерно-строительных войск Советской Армии: младший сержант Асхат Зиганшин и рядовые Филипп Поплавский, Анатолий Крючковский и Иван Федотов.
49 суток провели эти люди в открытом море без воды и еды. Но они выжили! Умирающих от голода моряков, съевших семь пар кожаных сапог, спас экипаж американского авианосца «Кирсардж». Тогда, в 1960-м, им рукоплескал весь мир.

ПОБЕДИТЕЛИ ОКЕАНА
Весь мир знает о подвиге четырех. Беспримерный дрейф Зиганшина, Поплавского, Федотова, Крючковского стал синонимом крепости духа молодого поколения Советской страны. Мысли людей неизменно возвращаются к этому событию, и каждый стремится дать оценку тому, что произошло.
«Их эпическое мужество потрясло мир. Они не только солдаты Советской Армии, эти четыре парня. Они также - солдаты человечества», - сказал американский писатель Альберт Кан. «Россия рождает железных людей. Этими людьми нельзя не восхищаться», - заявил секретарь профсоюза итальянских моряков. «Это совершенно изумительная эпопея», - отозвался отважный француз доктор Ален Бомбар, автор известной книги «За бортом по своей воле». «В истории мореплавания - это единственный случай». «Их подвиг является прекрасным проявлением выносливости человека». «Это прекрасный пример для всех моряков мира». «Наряду с его героическим значением дрейф баржи с четырьмя воинами на борту представляет большой научный интерес». «Главное значение здесь имела нервная выдержка, их духовная сила, их товарищеская спайка, взаимная помощь и поддержка в трудные минуты. Они потеряли по 30 килограммов веса, ослабли физически, но не потеряли силы духа»…
Таких высказываний, идущих из самых глубин сердца, можно привести сотни.

Иван Федотов

Анатолий Крючковский

Филипп Поплавский

Асхат Зиганшин

Они не были пограничниками, эти ребята. Не были они и военными моряками. Они вообще не были моряками - служили в стройбате и занимались погрузочно-разгрузочными работами: принимали грузы на баржу и перевозили их на берег.
К ночи заштормило. Ночью подул шквалистый ветер. Он достигал 50-70 метров в секунду. Сыпал снег. Как вспоминал потом, через много лет, Анатолий Фёдорович Крючковский, «в считанные секунды поднялись огромные волны, нашу баржу оторвало от швартовочной мачты и Вздыбленный океан давай швырять её по заливу, как щепку». Пришлось спешно обрубить капроновый конец, соединявший «Т-36» с другой баржей, которую вскоре выбросило на берег. Началась борьба отважной четверки с разъяренной стихией… По радио поступило указание: укрыться от урагана в бухте. Тогда они предприняли попытку вместе с баржей выброситься на берег, но неудачно: только получили пробоину, которую тут же, в 18-градусный мороз, пришлось заделывать, да разбили рацию. Погас сигнальный огонь на мачте, сорвало антенну. Связь с берегом прекратилась. Волной смыло за борт бочонок с маслом для двигателя, а также ящики с углем для печки…
Их не разбило о камни, нет. Их просто вынесло в океан…
- Нас оторвало от берега и понесло в море, - наверное, в тысячный раз рассказывает он о тех невероятных событиях. - Бухта Касатка совершенно открытая, а погода на Курилах не шутит. Ветер 30-35 метров в секунду - там дело привычное. Но мы не очень расстроились, думали: день-два, ветер переменится, и нас пригонит к берегу. Такое с нами уже бывало.

Баржу уносило в открытый океан. И вот они одни среди студеных волн и непроглядной тьмы. Суденышко покрылось толстой коркой льда, задубела на холоде одежда. Асхат Зиганшин и Иван Федотов стояли за рулем, подменяя друг друга. Поплавский и Крючковский боролись с ледяной водой, которая затопила машинное отделение. По пояс в воде, в кромешной темноте они старались отыскать пробоину. А когда ее в конце концов удалось обнаружить и заделать, пришлось еще двое суток откачивать воду. Потянулись томительные дни, наполненные беспрерывной тревогой. Ветер дул с невероятной силой, по-прежнему вихрился снег.

Они еще надеялись, еще верили, что их все же скоро прибьет к берегу, к какому-нибудь островку. Не сомневались они и в том, что их ищут.
Разумеется, их искали… когда позволили метеоусловия. Но вот едва ли те поиски отличались особенной настойчивостью: мало кто сомневался в том, что судёнышко типа Т-36 выдержать океанский шторм было не в состоянии.
Когда ветер чуть стих, взвод солдат прочесал берег. Были обнаружены обломки сметенного с палубы бочонка для питьевой воды и доски, на которых четко читалась надпись «Т-36». Путая фамилии и имена, командование ТОФ поспешило разослать родственникам «пропавших» телеграммы, с уведомлением об их гибели. Ни один самолет и корабль не был направлен в район бедствия. До сих пор открыто не говорилось, что причиной тому были не погодные условия, а совсем иные обстоятельства: в судьбу четверки солдат вмешалась глобальная политика.

Ракета Р-7

А баржа «Т-36» вместе с экипажем бесследно исчезла. Ни Зиганшин, ни Федотов, ни Крючковский, ни Поплавский не знали, что их судно, выйдя из холодного течения Оясио, было подхвачено одним из потоков теплого течения Куросио, названного японскими рыбаками не без основания «течением смерти». Редко кому удавалось вырваться из плена «синего течения». Известны случаи, когда попавшие в Куросио японские джонки после многих месяцев дрейфа находили у берегов Мексики, Калифорнии, северо-западных берегов США. Даже рыбы и птицы не отваживаются пересекать «течение смерти».

На второй день дрейфа экипаж баржи «Т-36» продолжал бороться за живучесть судна. Приходилось постоянно скалывать намерзающий лед. Несчастные надеялись, что очередной вал не опрокинет плоскодонное речное судно. Спать было невозможно: волны перекатывали людей от борта к борту. Лишь на четвертые сутки дрейфа экипажу «Т-36» удалось немного поспать. Их лица и руки от ударов о стенки кубрика кровоточили, соль разъедала ссадины. Но это было полбеды.
Асхат нашел на барже номер «Красной звезды», в котором сообщалось, что в районе Гавайских островов - то есть как раз там, куда, судя по всему, несло баржу, проходят стрельбы - испытания советских ракет. В газете было четко сказано, что с января по март судам запрещено двигаться в этом направлении Тихого океана, поскольку весь район объявлен небезопасным для мореплавания. Значит, их искать тут никто не будет.

Зиганшин, проверив запасы продовольствия и воды, сказал: «Нужно экономить!..» Две банки консервов, банка жира, буханка хлеба и немного крупы, тоже в баночках, отыскалось ещё и ведра два картошки, но она во время шторма рассыпалась по машинному отделению и пропиталась мазутом - двухсуточный аварийный запас… Тогда же опрокинуло и бачок с питьевой водой, а к пресной воде для охлаждения двигателей примешалась вода солёная. - И мы начали экономить наши скудные запасы с таким расчетом, чтобы продержаться до марта, - вспоминает Асхат Рахимзянович. Да! вот ещё что: было несколько пачек «Беломора». Не поесть, так хотя бы покурить…
Они и курили. Папиросы у них закончились первыми. Очень быстро закончились тушёнка и свиной жир. Попробовали было сварить картошку, но не смогли заставить себя её съесть. Из-за того самого мазута.
Ещё через несколько дней та пропитанная мазутом картошка стала казаться им деликатесом… Оставшиеся продукты и воду решили строжайше экономить. Авторитет их командира Зиганшина был для всех троих непререкаем, ребята доверили ему самое главное: готовить еду и распределять порции. А он пытливо наблюдал за товарищами и постепенно успокоился: понял, что они выдержат любые испытания! Расчёт был - продержаться до конца объявленных ракетных пусков. Вначале на каждого в день приходилось по две ложки крупы и по две картофелины. Потом - по картофелине на четверых. Один раз в день. Потом - через день…
Пили ту самую воду из системы охлаждения. Вначале они её пили трижды в день, каждому по три глотка. Потом эта норма сократилась вдвое. Потом закончилась и эта вода, и они стали собирать воду дождевую. Каждому доставалось её по глотку раз в двое суток…
Последняя картофелина была съедена на другой день после праздника 23 февраля. Прошёл уже месяц их одиночества в океане. Баржу за это время унесло от их берега на сотни миль… И никаких продуктов у них больше не оставалось.
Почти полвека спустя Асхат Зиганшин вспоминал:
… Голод мучил всё время. Из-за холода крыс на барже не было. Если б были, мы бы их съели. Летали альбатросы, но мы не могли их поймать. Пытались делать рыболовные снасти, рыбу ловить, но и это нам не удалось - выйдешь на борт, волной тебе как даст, и ты быстро бежишь обратно… Я как-то лежал, сил уже почти не осталось, теребил ремень. И вдруг вспомнил, как в школе учительница рассказывала про матросов, севших на мель и страдавших от голода. Они сдирали кожу с мачт, варили и ели. Ремень-то у меня был кожаный. Мы его порезали мелко, как лапшу, и стали варить из него «суп». Потом от рации ремешок срезали. Потом думали, что у нас ещё есть кожаного. И, кроме кирзовых сапог, ни до чего больше не додумались…. Но кирзу так просто не съешь, слишком жесткая. Варили их в океанской воде, чтобы выварился гуталин, потом резали на кусочки, бросали в печку, где они превращались в нечто похожее на древесный уголь и это ели…
«А какая на вкус кожа сапог?» - спросили Анатолия Крючковского через полвека.
… Очень горькая, с неприятным запахом. Да разве тогда до вкуса было? Хотелось только одного: обмануть желудок. Но просто кожу не съешь - слишком жёсткая. Поэтому мы отрезали по маленькому кусочку и поджигали. Когда кирза сгорала, она превращалась в нечто похожее на древесный уголь и становилась мягкой. Этот «деликатес» мы намазывали солидолом, чтобы легче было глотать. Несколько таких «бутербродов» и составляли наш суточный рацион…
И ни один из них не мог знать, как скоро и откуда подоспеет помощь. А может быть, ее и вовсе не будет, помощи… Но не могли они предполагать, что их будет носить по пустынному океану сорок девять суток!

Они попали в тяжелое положение и твердо решили, что будут держаться до последнего.
Можно было бы еще раз напомнить, с какой теплотой и заботой относились они друг к другу, как поддерживали друг в друге бодрость и уверенность. Пересказывали содержание ранее прочитанных книг, вспоминали родные места, пели песни. Когда кончилась пресная вода, пытались собирать дождевую. Мастерили из консервной банки блесны, из гвоздей - рыболовные крючки, но рыба не ловилась. Охота на акулу также не увенчалась успехом.
Удивительно, но не то чтобы драк между ними не было - никто из них ни разу даже голоса на другого не повысил. Наверное, каким-то непостижимым инстинктом они чувствовали, что любой конфликт в их положении - это верная смерть. А они жили, жили надеждой. И работали, сколько им позволяли силы: стоя по пояс в холодной воде, мисками вычерпывали постоянно поступавшую в трюм воду.
Они голодали, страдали от жажды, постепенно стали терять слух и зрение.
Но даже в самые критические моменты человеческого облика они не потеряли.
Друзья не забыли, что 27 января Анатолию Крючковскому исполнился 21 год, и отметили это событие. Виновнику торжества была предложена двойная порция воды. Но Анатолий от двойной порции отказался. Только судорожный комок подкатил к горлу.
23 февраля члены экипажа поздравили друг друга с Днем Советской Армии и Флота. Обедать в этот день не пришлось, так как осталась всего лишь одна ложка крупы и одна картофелина. Ограничились перекуром, скрутив цигарку из остатков табака.
Теперь они двигались мало, так как ослабели до крайней степени. Кожа сапог, ремни - все пошло в общий котел. На вываренные кусочки намазывали технический вазелин и все это проглатывали.
Бывалые люди рассказывают, что в том положении, в котором оказалась эта четвёрка, люди нередко сходят с ума и перестают быть людьми: впадают в панику, выбрасываются за борт, убивают из-за глотка воды, убивают, чтобы поесть. Эти же ребята держались из последних сил, поддерживая друг друга и себя надеждой на спасение. На 45-е сутки дрейфа терпящие бедствие впервые увидели судно.
- Мы кричали, развели костер. Но нас не увидели…
Три раза видели они вдалеке пароходы, но никто не заметил сигналов с баржи, терпящей, бедствие.
Спасение пришло 7 марта, ближе к вечеру, когда жить им оставалось уже совсем немного: срок их жизни отмеряли тогда всего лишь три спички, да полчайника пресной воды, да последний несъеденный сапог.
На сорок девятые сутки дрейфа, совершенно обессиленные, они грелись солнечным днем на палубе.

Спасение пришло к ним буквально с неба, в образе двух вертолётов Невдалеке - корабль, американский авианосец «Карсардж».

Американцы с вертолета сбросили на палубу верёвки и… и наступила пауза. Асхат Зиганшин:
… Они кричат, а мы ждём, когда кто-нибудь из них на палубу спустится, и мы свои условия поставим: «Дайте нам продуктов, топлива, и мы сами до дому доберёмся». Одни вертолёты повисели, топливо кончилось - улетели. Прилетели другие. Смотрим - на горизонте огромный корабль появился, авианосец. Когда и у этих вертолётов топливо кончилось, они исчезли вместе с кораблём. И вот тут нам по-настоящему страшно стало. Так что, когда через пару часов корабль к нам вплотную подошёл, мы уже дуру не гнали. Я первый залез…
На авианосце «Kearsarge», им дали по мисочке бульона, а от большего ребята сами отказались. Асхат предупредил, что с голодухи много есть нельзя. Американцев поразило то, как они брали еду - каждый сначала заботливо передавал тарелку другому. Никто не тянул к себе. Именно за это команду баржи и оценили. Наблюдающие за истонченными от голода людьми поняли, что перед ними - настоящие герои.

Советских солдат встретили на американском авианосце с исключительной заботой. Буквально вся команда, от капитана и до самого последнего матроса, ухаживала за ними, как за детьми, и старалась сделать для них всё возможное.

Потеряв в весе «от 35 до 40 фунтов», (каждый день они теряли в весе почти по килограмму), ребята всё ещё могли, хотя и с большим трудом, стоять на ногах и даже самостоятельно передвигаться. Их сразу же переодели, покормили и отнесли в душ. Там Зиганшин попытался было побриться, но потерял сознание.
Очнулся он уже в лазарете, где увидел рядом своих товарищей, мирно спавших на соседних кроватях…

Авианосец же тем временем взял курс на Сан-Франциско. Через три дня, когда наши парни отоспались и немного пришли в себя, на корабль прибыл специально вызванный с Гавайских островов переводчик. И первым же вопросом, который ему задал Асхат Зиганшин, был вопрос: «Что с нашей баржей?». Американцы охотно подтвердили своё прежнее обещание позаботиться о ней. (Разумеется, они заботились лишь о том, чтобы Зиганшин не волновался. Баржа давно была уничтожена, поскольку, с точки зрения американцев, она не представляла собой никакой ценности, а оставлять её на плаву и без присмотра было просто небезопасно).
После долгих недель одиночества, безысходности, отчаянного голода и жажды наступили для четырёх наших неизбалованных жизнью пареньков поистине счастливые дни. Они были под постоянным наблюдением врача, кормили их чуть ли не с ложечки и по специальной диете. Каждое утро их навещал сам командир авианосца, справлялся о здоровье. Зиганшин как-то спросил у него, почему авианосец не подошёл к барже сразу же, как только их обнаружили. «А мы вас боялись» - отшутился адмирал. Американцы, предупредительные и улыбчивые, сделали всё возможное, чтобы им на корабле не было скучно. Ребята не оставались в долгу и показывали американцам уникальный фокус: это когда троё обхватывают себя одним солдатским ремнём.

Здесь придётся сделать небольшое отступление, чтобы напомнить читателям, что всё это происходилов 1960 году, в последний год президентства Дуайта Эйзенхауэра, в самый разгар «холодной войны». Когда через переводчика им сказали: «Если вы боитесь возвращаться на родину, то мы можем оставить вас у себя», - парни ответили: «Хотим вернуться домой, что бы с нами потом ни случилось»…
И пока баржа Т-36 совершала своё беспримерное океанское плавание, её загадочное исчезновение отнюдь не было у нас излюбленной журналистской темой. Ничего не зная о судьбе экипажа судна, компетентные органы тщательно проверяли версию о возможном дезертирстве четырёх военнослужащих. Их родственникам сообщили о том, что ребята пропали без вести, а места их возможного появления были взяты под наблюдение. Не исключалась также и версия о побеге всей четвёрки на Запад.
И это только на первый взгляд странным выглядит ответ Асхата Зиганшина на вопрос о том, какой же момент во всей этой их эпопее был лично для него самым страшным:
… Это были даже не 49 дней на барже. Настоящий страх пришёл после того, как нас спасли. Сначала я отходил дня три. Потом сел и задумался. Я же русский солдат. Чью помощь мы приняли? Из Москвы за нами тоже поэтому долго не ехали. Не могли решить, как с нами правильнее поступить. Очень тяжело было. Я чуть даже в петлю не полез…
Вот так. Кошмарные полсотни дней в океане, страшнее которых и придумать-то трудно, - а «настоящий страх» пришёл к ним в тепле и уюте американского авианосца. Такое было время.
О счастливом спасении всей четвёрки госдепартамент США известил советское посольство в Вашингтоне уже через несколько часов после того, как ребята оказались на борту авианосца «Kearsarge». И всю ту неделю, пока авианосец шёл к Сан-Франциско, в Москве колебались: кто они - предатели или герои? Всю ту неделю советская пресса молчала, а корреспондент «Правды» Борис Стрельников, связавшийся с ними по телефону на третий день их идиллии на авианосце, настоятельно посоветовал ребятам держать «язык за зубами». Они и держали, как могли…
К моменту прибытия авианосца в Сан-Франциско, взвесив все «за» и «против», в Москве, наконец, определились: герои они!! И статья «Сильнее смерти», появившаяся в «Известиях» 16 марта 1960 года, дала старт грандиозной пропагандистской кампании в советских средствах массовой информации. Разумеется, американская пресса стартовала ещё раньше. Отважной четвёрке была теперь уготована поистине мировая слава.
Сплоченность, скромность и отвага, с какой они пережили тяжкое испытание, вызвали по всему миру настоящий восторг. Встречи, пресс-конференции, доброжелательность и восхищение незнакомых людей. Губернатор Сан-Франциско вручил героям символический ключ от города.

Теперь мы знаем, что экипаж баржи «Т-36» совершил небывалый в истории мореплавания дрейф: в общей сложности маленьким суденышком пройдено около тысячи миль.

Американцы парней приодели - купили пальто, костюмы, шляпы, остроносые ботинки.

- С тех пор у меня всю жизнь так и спрашивают: что же ты в Америке не остался? Никак оправдаться не могу, - смеется Асхат Рахимзянович. Он просто знает, что «здесь все равно лучше», вот только объяснить этого не может.

Через несколько дней, когда команда баржи покидала Сан-Франциско, оглянулись на бухту. Командир авианосца «USS Kearsarge» выстроил на верхней палубе весь экипаж корабля. Военные моряки двух держав готовые уничтожить друг друга в ядерной схватке, теперь понимали друг друга без слов.
Потом был Нью-Йорк, трансатлантический переход на лайнере «Куин Мери», Париж, самолёт в Москву, торжественная встреча во аэропорту: цветы, генералы, толпы людей, транспаранты и плакаты. Их невероятное, их почти кругосветное путешествие закончилось.

Повсюду висели плакаты: «Слава отважным сынам нашей Родины!» По радио о них шли передачи, про них снимали фильмы, писали газеты.
Зиганшину сразу присвоили звание старшего сержанта.

Слава опережала героев. Вернувшись в Советский Союз, высшим военным руководством были подписаны приказы о присвоении всем четверым солдатам орденов Красной Звезды.

Вскоре отважная четверка вернулась дослуживать на Курилах, Герои даже не подозревали, что главная их заслуга не в том, что выжили, а в том, что вернулись на Родину.

Сейчас из тех, кто 49 дней дрейфовал на барже «Т-36» осталось двое. Теперь их разделяет государственная граница и уже не узнают на улицах. Анатолий Крючковский живет в Киеве.

Асхату Зиганшину сейчас 70 лет, он пенсионер, живет в Стрельне, опекаемый детьми и внуками. Асхат Рахимзянович - почетный гражданин Сан-Франциско

- работает сторожем яхт и катеров.

Как вы думаете, почему вы не погибли тогда в океане? - спрашивают его.
- Во-первых, не теряли присутствия духа. Это главное. Мы верили, что помощь придет. В тяжелые минуты жизни нельзя даже думать о плохом. Во-вторых, помогали друг другу, никогда не ругались. За все время того экстремального путешествия никто из нас голос друг на друга не повысил.

Родившись в СССР и прожив столько лет, я впервые услышал об этих героях, а вот об американских людоедах слышал не однократно! Что-то в этом мире не так..……

44-х минутный видеоматериал, подготовленный телеканалом «Россия», об этих событиях, можно посмотреть здесь

7 марта 1960 года американский авианосец спас советских моряков, 49 дней дрейфовавших в океане без еды и воды. В невыносимых условиях, с которыми не совладать и опытным морякам, молодым солдатам удалось сохранить лицо и стать героями

Рискованная попытка Если прослушать историю об океанском дрейфе 1960 года, не вдаваясь в подробности, то создается впечатление, что четыре молодых моряка с самого начала оказались на совершенно неуправляемой барже в открытом море. Однако это не так. Первое время, судно было на ходу, но из-за разбушевавшейся стихии матросы просто не рисковали приближаться к берегу – корабль бы разнесло в клочья. Тем не менее, после девяти часов непрерывной борьбы со штормом, топливо начало подходить к концу. Держаться на безопасно-удаленном расстоянии они больше не могли. Решили рискнуть – выброситься на берег, то есть совершить сложнейший морской маневр, в ходе которого судно гарантированно погибает. Но неудачно – баржа осталась на плаву, получив пробоину. Пришлось в штормовую погоду, в 18-ти градусный мороз ее заделывать. К отсутствию топлива добавилась еще и течь.

Течение смерти

Судно все дальше уносило от Курильских островов на юго-восток, где баржу подхватило теплое течение Куросио, которое японские рыбаки кличут «течением смерти»: «Еще несколько веков назад было замечено, что иногда японские рыбаки, уйдя даже в тихую погоду на промысел, не возвращались домой. Подхваченные мощными потоками Куросио восточнее островов Рюкю, где его скорость достигает 78 миль в сутки, их уносило в Тихий океан», - писал российский моряк Скрягин. В скорости Куросио заключалась и другая опасность – в нем не водилось рыбы, а это грозило морякам голодной смертью: «Рыбы не поймали ни одной, хотя все время пытались этим заниматься, готовили снасти из подручного материала, что нашли на борту. Потом узнали, что никакой живности в тех местах не водилось из-за мощного океанского течения», - вспоминал потом Асхат Зиганшин, один из участников дрейфа.

Мартин Иден и гармошка

Людей, дрейфующих в океане, убивает ни голод, ни жажда, а страх – паника, переходящая в безумие. «Ужас овладевает человеком, который затерян в бескрайном водном пространстве. В прошлую войну многие моряки в одиночестве носились по океану в шлюпке или на плоту после того, как их товарищи погибли от ран или голода», - писал о таких случаях американский путешественник Вильям Вильямс. Случай с советскими моряками уникален именно тем, что им удалось сохранить себя. Несмотря на страшный голод, никто из них ни разу не покусился на долю другого. «Мы поддерживали друг друга как могли», - рассказывал потом Поплавский. Кстати, помогали им в этом герои Джека Лондона. Когда океан бушевал особо неистово, открывали Мартина Идена. Образ этого мужественного человека придавал новые силы. Устраивали даже концерты – на барже чудом оказалась гармошка, правда, дрейф она не пережила – сварили и съели.

Праздник 23 февраля

Еще в начале дрейфа был тщательно проведен учет имеющегося провианта. На барже нашлись: ведро картошки, килограмм свиного жира, начатая и нераспечатанная банка свиной тушенки, буханка хлеба и питьевой воды в баке. В системе охлаждения была пресная вода. Пищу принимали раз в два дня. Когда съели последнюю картошину, в ход пошла кожа – ремни, ботинки, гармошка. Даже кирзовые сапоги пригодились – «варили их в океанской воде, чтобы выварился гуталин, потом резали на кусочки, бросали в печку, где они превращались в нечто похожее на древесный уголь и это ели…Кусочки варева жевали, намазав на них технический вазелин...». Но голод голодом, а традиции святое. 23 февраля – день Советской армии матросы не могли пропустить, а ведь шел уже второй месяц их «блуждания»: «Никогда не забыть нам 23 февраля. День Советской Армии. Мы решили отметить его обедом. Решить-то решили, а отмечать нечем! Можно было в последний раз сварить «суп». Но Зиганшин сказал: «Суп мы варили вчера. Давайте растянем праздник. Давайте покурим, а пообедаем завтра». Мы согласились. Зиганшин скрутил цигарку, и мы по очереди покурили. Это был наш последний табак».

«Ловушка в квадрате»

Так почему же моряков так долго не могли найти ни советские, ни иностранные суда, ведь они дрейфовали в океане целых 49 дней. Неужели их сочли погибшими сразу после шторма, и никто из части даже не попытался найти их? На самом деле нет. Спасательные экспедиции были предприняты еще во время шторма, когда удалось вызволить из лап стихии другие унесенные корабли. Но когда баржу Т-36 унесло в открытый океан, поиски прекратились. Почему? На судне, помимо еды потерпевшие бедствие матросы нашли номер газеты «Красная звезда», в которой рассказывалось о планируемых испытаниях советских ракет именно в тех краях, куда уносили их воды Куросио. Они попали в квадрат, который до 1 марта 1960 года был запрещен для судоходства. На дворе стоял январь… Долгое время их единственными спутниками оставались акулы. Тем не менее, матросам повезло. Волею случая их отнесло прочь от безлюдных вод, в сторону судоходных путей. Но они с отчаянием проводили несколько уплывающих вдаль кораблей, перед тем, как их заметили американские вертолеты.

Идеология холодной войны

Когда 6 марта над баржей зашумели лопасти вертолета, матросы уже были на грани истощения. Но даже несмотря на это, они побоялись сразу принять помощь американцев – шел 60-й год, разгар холодной войны. «Я услышал шум и вышел посмотреть. Оказалось, над нами был вертолет. Мы еще не понимали, кто это, но попытались объяснить, что нам нужны продукты, топливо и карта. Мы могли пойти своим ходом», - рассказывает Зиганшин. Ответа не последовало, авианосец уплывал, унося с собой последнюю надежду на спасение. Но на следующий день, корабль вернулся, и изнеможенные матросы услышали на ломаном русском: «Помощь нужна?» На авианосце матросам понадобилось какое-то время, чтобы восстановиться и прийти в себя. Вместе с вернувшимися силами пришло и осознание: «Мать честная! Мы же на американском авианосце!» Вдруг дезертирами объявят? Или, того хуже, предателями. Эта тревога не оставляла их еще год после чудесного спасения. Зиганшин вспоминал потом, что даже когда вернулся в свою часть на Курилы, долго не верил, что все закончится без последствий. Ведь еще когда американский авианосец доставил группу в Сан-Франциско, им позвонил журналист из «Правды» и намекнул, как бы не сболтнули они чего лишнего. А во время дрейфа к семьям пропавших приходили на обыск – искали дезертиров! Но на Родине, их встретили как героев, а в Сызрани именем Асхата даже улицу назвали.

Популярнее «битлов»

Возращение команды, которую считали погибшей, было триумфальным. После удивительного кругосветного путешествия – Курилы, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Париж, в Москве их ждала торжественная встреча: толпы людей, поздравления, цветы. Еще до возвращения советские газеты успели в самых ярких красках рассказать о героическом дрейфе и человеческом благородстве. В СССР матросы стали популярнее «битлов». По радио шли передачи, про них снимали фильмы. Владимир Высоцкий посвятил им один из своих рок-н-рольных хитов: «Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин съел свой сапог». Они стали звездами. Их осаждали толпы поклонниц. Асхат вспоминал: по двести-триста писем в день приходило. Девушки жаждали более близкого знакомства с храбрым моряком. Предлагали даже жениться. Некоторые завлекали приданным: «квартирой, машиной», а у кого-то, напротив, был корыстный интерес. Вспоминали о ключе от Сан-Франциско, который преподнес героям мэр города, спрашивали из золота ли, сколько весит. «Они не знали, что ключ только так называют, на самом деле он из прессованного картона», - смеялся потом Зиганшин.

55 лет назад началась знаменитая "одиссея" советских солдат-стройбатовцев. 49 дней провели они в Тихом океане без еды и воды. После чудесного спасения о них снимали фильмы и сочиняли песни.

"Зиганшин-рок, Зиганшин-буги, Зиганшин сорок дней на юге. Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин слопал свой сапог", - слова этой незатейливой песенки были когда-то известны всей детворе Советского Союза. Пелась она на мотив знаменитого рок-н-ролльного шлягера Clock Around the World. Слова в разных версиях шуточной песенки менялись, но подвиг российских военных описан до мельчайших подробностей: история про съеденные сапоги и гармонь, путешествие в стан идеологического врага - вовсе не выдумка.

История эта началась на острове Итуруп, где 17 января 1960 года ураганный ветер сорвал со швартовки самоходную танкодесантную баржу Т-36. В этот момент на борту находилось четверо солдат - младший сержант Асхат Зиганшин и рядовые Иван Федотов, Анатолий Крючковский и Филипп Поплавский, - все они занимались погрузочно-разгрузочными работами, а баржа могла удаляться от берега максимум на 200-300 метров. Несмотря на то, что все они служили в стройбате, небольшой "морской" опыт у каждого из солдат все же имелся. Да и кто из юношей в то время не мечтал стать моряком? Асхат Зиганшин, например, еще до армии окончил морское учебное подразделение и даже имел право самостоятельно управлять небольшими судами. Поэтому поначалу ветру, поднявшемуся в небольшом заливе, они не придали большого значения. Однако очень быстро небольшой, казалось, ветер перерос в настоящую бурю. "В считанные секунды поднялись огромные волны, нашу баржу оторвало от швартовочной мачты и давай швырять её по заливу", - так много лет спустя вспоминал начало своей "одиссеи" Анатолий Крючковский. Они запустили двигатели и попытались зайти в бухту, но попытка не удалась. Многометровые волны, бросавшие небольшое суденышко как щепку, "пощадили" солдат - баржу, хотя она и получила пробоину, не разбило о камни, но вынесло в океан. К этому моменту закончилось топливо, за борт смыло и бочонок с маслом для двигателя, и дрова для печки, сорвало антенну, погас сигнальный огонь на мачте, но команда не отчаивалась. Сначала надеялись, что ветер переменится, и их суденышко прибьет к берегу, а когда ветер усилился - надеялись на то, что их найдут.

Поисковая операция действительно проводилась, и сейчас уже сложно сказать, почему она оказалась безуспешной. Может быть, виной тому метеоусловия, которые не позволяли тщательно исследовать прибрежную зону, может быть, - обнаруженные на берегу обломки бочонка для питьевой воды, а может быть, и ракетные стрельбы, из-за которых всем судам было запрещено выходить в море. Словом, поиски закончились, едва успев начаться. Родственникам военнослужащих сообщили, что они пропали без вести, но все места, где могли объявиться солдаты, взяли под наблюдение. "Пока нас швыряло по океану, у родителей проверяли подвалы и чердаки - вдруг мы дезертировали тогда в шторм и скрываемся от военной службы", - рассказывал в одном из интервью Асхат Зиганшин.

Между тем шторм не унимался, ветер только усиливался, унося баржу в океан, все дальше от берега. Много позже Зиганшин с товарищами узнают, что за время их одинокого плавания, их полузатопленное суденышко преодолело более тысячи морских миль.

Первые дни они практически не спали: Зиганшин с Федотовым по очереди стояли за штурвалом на пронизывающем ветру, а Крючковский с Поплавским мисками вычерпывали из трюма воду и пытались залатать пробоину. Но отсутствие сна стало не самым страшным испытанием для молодых советских солдат. Проверив запас продуктов и пресной воды, они поняли, что еды хватит ровно на двое суток. "Стало жутковато. У нас была буханка хлеба, пара ведер картошки, банка тушенки, немного крупы и несколько пачек "Беломора", - рассказывал Асхат Зиганшин. За несколько дней до того злополучного дня, Т-36 поставили на ремонт и неприкосновенный запас продовольствия сдали на склад. Однако 16 января баржу пришлось срочно спускать на воду для разгрузки прибывающего рефрижератора. В суматохе, видимо, просто забыли вернуть так называемый НЗ.

Решили экономить. Но закончились папиросы, быстро не стало и тушенки… Картошка во время шторма рассыпалась и пропиталась мазутом, однако, спустя некоторое время, уже и она казалась "пищей богов". Бочонок с питьевой водой так же опрокинуло. Пили воду из системы охлаждения двигателей, а когда и она подошла к концу - собирали дождевую.

Впрочем, надежда на спасение оставалась. Спустя несколько дней после начала незапланированного путешествия они нашли в рубке номер газеты "Красная звезда" с сообщением об учебных ракетных пусках в том районе океана, куда их унесло. Надеялись, что суда, направляющиеся на учения, заметят одинокую баржу. Вывесили на мачте флаг бедствия и установили дежурства. Урезали пайки для того, чтобы продержаться до 1 марта.

Но последняя картофелина была съедена 24 февраля. Воду пили по глотку раз в двое суток. По воспоминаниям участников этой страшной "одиссеи", самыми трудными были первые две недели - голод и жажда были мучительными. "Из-за холода крыс на барже не было. Если б были, мы бы их съели. Летали альбатросы, но мы не могли их поймать. Пытались делать рыболовные снасти, рыбу ловить, но и это нам не удалось — выйдешь на борт, волной тебе как даст, и ты быстро бежишь обратно", - рассказывал потом Асхат Зиганшин. Именно он и вспомнил рассказ своей школьной учительницы о матросах, питавшихся во время голода кожей, содранной с мачт. "Ремень-то у меня был кожаный. Мы его порезали мелко, как лапшу, и добавляли в суп вместо мяса. Потом от рации ремешок срезали. Потом думали, что у нас ещё есть кожаного. И, кроме сапог, ни до чего больше не додумались", - вспоминал младший сержант. Спустя годы на вопрос, какая она на вкус, кожа кирзовых сапог, Крючковский отвечал: "Очень горькая, с неприятным запахом. Да разве тогда до вкуса было? Хотелось только одного: обмануть желудок". А Асхат Зиганшин почти через 50 лет говорил, что помнит этот вкус до сих пор.

"Дни плывут, плывут недели,

Судно носит по волнам,

Сапоги уж в супе съели

И с гармошкой пополам.

Зиганшин-буги, Крючковский-рок,

Поплавский съел второй сапог.

Пока Зиганшин рок кидал,

Гармонь Федотов доедал".

…К этому моменту их носило по океану уже больше месяца. Впереди - лишь неизвестность. Но ни паники, ни драк, даже ссор среди экипажа не было - поддерживали друг друга, как могли. Пока была цела гармошка, Филипп Поплавский даже иногда играл на ней. Съели и кожаные ремни, и мыло, и даже зубную пасту - оставался один кирзовый сапог. Когда их спасли, весили они не больше 40 килограммов, каждый потерял в весе как минимум по 30 килограммов.

Из воспоминаний Анатолия Крючковского: "В последние дни начались галлюцинации. Мы договорились: если кто-то из нас почувствует, что не сможет дальше жить, то просто попрощаемся и всё. Оставшийся последним напишет наши имена. Как раз в тот день мимо нас проходил корабль. Мы стали подавать ему сигналы, но из-за большого расстояния нас не заметили. Это было 2 марта. Еще одно судно мы увидали 6 марта. Но оно тоже прошло мимо…"

Спасение пришло на следующий день, что называется, откуда не ждали. Их заметили самолеты американского авианосца Kearsage. Однако, когда прилетели вертолеты и сбросили на палубу спасательные веревки, никто из команды не двинулся с места - ждали, когда кто-нибудь спустится. Истощенные, обессиленные, они собирались выставить свои условия - был разгар "холодной войны". По словам Зиганшина, требовать они намеревались продуктов и топлива, а возвращаться хотели самостоятельно. "Одни вертолёты повисели, топливо кончилось — улетели. Прилетели другие. Смотрим — на горизонте огромный корабль появился, авианосец. Когда и у этих вертолётов топливо кончилось, они исчезли вместе с кораблём. И вот тут нам по-настоящему страшно стало, - рассказывал командир экипажа много лет спустя. - Так что, когда через пару часов корабль к нам вплотную подошёл, мы уже дуру не гнали". В общей сложности советские солдаты провели в океане 49 дней…

На борту авианосца думали о барже - в те времена потеря вверенного им социалистического имущества сурово каралась. Даже пытались договориться, чтобы перегнать баржу следом. Баржа практически сразу была уничтожена, но, чтобы не волновать солдат, американцы пообещали, что за судном придет другой корабль. Несмотря на непримиримые идеологические разногласия, экипаж американского авианосца заботился, выхаживал четырех "мореплавателей", даже командир авианосца ежедневно справлялся об их здоровье. Их кормили с ложечки по специальной диете, за их состоянием следил врач, а чтобы "гостям" не было скучно, постоянно показывали кино и крутили музыку. Когда Зиганшин, Поплавский, Крючковский и Федотов немного окрепли, на борту авианосца провели пресс-конференцию. Советских журналистов, конечно, на ней не было. Но дозвонился по телефону корреспондент газеты "Правда" Борис Стрельников - предупредил отважную четверку, чтобы держали язык за зубами. Они и не распространялись. Один из американских журналистов спросил, не боятся ли они возвращаться в СССР и предложил остаться в Америке. "Хотим вернуться домой, что бы потом ни случилось", - решение экипажа баржи Т-36 было общим и однозначным.

Меж тем, авианосец приближался к Сан-Франциско. "[Я] сел и задумался. Я же русский солдат. Чью помощь мы приняли? Из Москвы за нами тоже поэтому долго не ехали. Не могли решить, как с нами правильнее поступить", - вспоминал позже младший сержант Зиганшин. И действительно, в Москве неделю решали - герои эти ребята, или предатели. Когда определились, в "Известиях" появилась статья "Сильнее смерти".

Баржа, тип Т-36

17 января 1960 года в заливе острова Итуруп разыгрался сильный ураган; в 9 утра по местному времени ветром, достигавшим скорости 60 м/с, была сорвана со швартовки самоходная баржа Т-36. На её борту находилось четверо военнослужащих инженерно-строительных войск Советской Армии, приписанных к барже: младший сержант Асхат Зиганшин и рядовые Филипп Поплавский, Анатолий Крючковский и Иван Федотов. Экипаж боролся со стихией десять часов; около 7 часов вечера мотористы доложили, что запасы топлива на барже заканчиваются. Зиганшин предложил выброситься на берег, но ни одна из трёх попыток результата не дала; одна из таких попыток привела к тому, что баржа получила пробоину. Волны достигали высоты в 15 метров; одной из таких волн, ударившей в рубку баржи, была выведена из строя радиостанция. Около 22:00 лишённую хода баржу вынесло в открытый океан.

Асхат Зиганшин, Филипп Поплавский, Анатолий Крючковский, Иван Федотов

На берегу было известно о борьбе баржи со стихией, однако больше сообщений с баржи не поступало. Как только ветер несколько стих, солдаты прочесали берег. Обнаруженные обломки бочонка для питьевой воды, сметённого с палубы волной, дали основание считать, что баржа была потоплена ураганом. Поисковые работы были остановлены также и по причине запрета выхода в море спасательным и другим судам в связи с проводившимися в те дни ракетными стрельбами.

На второй день дрейфа экипаж баржи провёл инвентаризацию запасов провизии. Их запасы составляли 15-16 ложек крупы, немного хлеба, банка консервов и 2 ведра картошки, которая находилась в машинном отделении, и в шторм оказалась пропитанной дизельным топливом. Первоначально хотели выкинуть, но потом в ход пошла и картошка. Через пару недель они съедали одну картофелину в день на четверых. Пресная вода имелась в системе охлаждения двигателей баржи; когда она закончилась, собирали дождевую. Скудные запасы еды со временем закончились. В пищу пошло всё, что хотя бы отдалённо напоминало съестное - кожаные ремни, несколько пар кирзовых сапог, мыло, зубная паста.

Почти полвека спустя Асхат Зиганшин вспоминал:
… Голод мучил всё время. Из-за холода крыс на барже не было. Если б были, мы бы их съели. Летали альбатросы, но мы не могли их поймать. Пытались делать рыболовные снасти, рыбу ловить, но и это нам не удалось - выйдешь на борт, волной тебе как даст, и ты быстро бежишь обратно… Я как-то лежал, сил уже почти не осталось, теребил ремень. И вдруг вспомнил, как в школе учительница рассказывала про матросов, севших на мель и страдавших от голода. Они сдирали кожу с мачт, варили и ели. Ремень-то у меня был кожаный. Мы его порезали мелко, как лапшу, и добавляли в суп вместо мяса. Потом от рации ремешок срезали. Потом думали, что у нас ещё есть кожаного. И, кроме сапог, ни до чего больше не додумались… Стали искать, что ещё у нас есть кожаного. Обнаружили несколько пар кирзовых сапог. Но кирзу так просто не съешь, слишком жёсткая. Варили их в океанской воде, чтобы выварился гуталин, потом резали на кусочки, бросали в печку, где они превращались в нечто похожее на древесный уголь и это ели…

Дрейф продолжался 49 дней. Люди теряли в весе до 800 граммов в день - Зиганшин, ранее весивший 70 кг, похудел до 40 кг. В тяжелейших условиях солдаты смогли не только выжить, но и сохранить человеческое достоинство. Бывалые люди рассказывают, что в том положении, в котором оказалась эта четвёрка, люди нередко сходят с ума и перестают быть людьми: впадают в панику, выбрасываются за борт, убивают из-за глотка воды, убивают, чтобы поесть. Эти же ребята держались из последних сил, поддерживая друг друга и себя надеждой на спасение. Беспросветный голод и жажду труднее всех переносил Иван Федотов. Иногда его охватывал безумный страх, и под подушкой у него, на всякий случай, лежал топор. В такие минуты на помощь приходили другие: подбадривали, вселяли надежду, пусть даже и у самих её оставалось уже немного…

Анатолий Федорович Крючковский:
… В последние дни начались галлюцинации. Слышалось, будто где-то рядом кузница, разговаривают люди, гудят машины. А когда поднимаешься на палубу, видишь - вокруг пустота, сплошная вода, вот тут-то становилось по-настоящему страшно. Мы договорились: если кто-то из нас почувствует, что не сможет дальше жить, то просто попрощаемся и всё. Оставшийся последним напишет наши имена. Как раз в тот день мимо нас проходил корабль. Мы стали подавать ему сигналы, но из-за большого расстояния нас не заметили. Это было 2 марта. Еще одно судно мы увидали 6 марта. Но оно тоже прошло мимо…

Авианосец ВМФ США «Kearsarge»

7 марта истощённые и обессиленные люди были подобраны американским авианосцем «Кирсердж» в 1930 км от атолла Уэйк. Советских солдат встретили на американском авианосце с исключительной заботой. Буквально вся команда, от капитана и до самого последнего матроса, ухаживала за ними, как за детьми, и старалась сделать для них всё возможное. О счастливом спасении всей четвёрки госдепартамент США известил советское посольство в Вашингтоне уже через несколько часов после того, как ребята оказались на борту авианосца «Kearsarge». И всю ту неделю, пока авианосец шёл к Сан-Франциско, в Москве колебались: кто они - предатели или герои? Всю ту неделю советская пресса молчала, а корреспондент «Правды» Борис Стрельников, связавшийся с ними по телефону на третий день их идиллии на авианосце, настоятельно посоветовал ребятам держать «язык за зубами». Они и держали, как могли…

Советские моряки на американском авианосце

Авианосец доставил военнослужащих в Сан-Франциско, где они были неоднократно интервьюированы, а также была устроена пресс-конференция, где члены экипажа Т-36, одетые в гражданские костюмы, предоставленные правительством США, отвечали на многочисленные вопросы, связанные с данным происшествием и с чудесным спасением. Губернатор Сан-Франциско вручил героям символический ключ от города. Каждому из четверых было выдано по 100 долларов, которые они потратили во время экскурсии по городу. На неоднократные предложения остаться в США советские моряки отвечали категорическим отказом.

Экскурсия по городу

Затем военнослужащих отправили в Нью-Йорк, где они встретились с представителями советского посольства и неделю отдыхали на даче. Лишь на девятые сутки пребывания солдат в Америке советские газеты известили об их чудесном спасении. Статья «Сильнее смерти» появилась в «Известиях» 16 марта 1960 года и дала старт мощной пропагандистской кампании в советских СМИ. Из Нью-Йорка они отплыли на корабле «Куин Мэри» в Европу. Из Европы участников дрейфа, уже в военной форме, доставили в Москву, а затем, после медицинского обследования, их вернули в свою часть. Таким образом герои совершили кругосветное путешествие.

1960 г. Асхат Зиганшин выходит из самолёта.

Асхат Зиганшин:
«Прилетаем, отрапортовали военному комндованию, привозят в гостиницу. Мы думаем -когда же нас пытать начнут? Действительно такое было ощущение. Я чувствовал ответственность, что нет баржи, что оказались с командой у врагов своих. Вот этот у меня был страх».

Герои на митинге

По возвращении домой им был организован торжественный приём, они были награждены орденами Красной Звезды и получили широкую известность (в том числе и в популярной культуре). Министр обороны Родион Малиновский подарил спасённым штурманские часы, «чтобы они больше не блуждали»; Асхату Зиганшину было присвоено внеочередное звание старшего сержанта, его именем названа улица в Сызрани. Путешествие закончилось, но пропагандистская кампания ещё только начиналась. Имена Зиганшина, Поплавского, Крючковского и Федотова были на слуху у каждого. Их портреты знали все. Их ждали бесчисленные приёмы, встречи, митинги, интервью. Ежедневно они получали буквально мешки писем. Открывались музеи и выставки. На родине Зиганшина его именем назвали улицу. О них говорила вся страна. Вся страна гордилась своей «четвёркой отважных». Их слава не померкла даже через год, когда страна узнала имя Юрия Гагарина. Одним из первых газеты опубликовали тогда поздравление, которое было подписано Зиганшиным, Поплавским и Крючковским - курсантами мореходного училища под Ленинградом:
… Удалось же нам, простым советским парням, устоять в 49-дневном дрейфе в бушующей стремнине Тихого океана. Именно поэтому и наш первый посланец в космос летчик Юрий Алексеевич Гагарин преодолел все трудности первого в мире полета в космос…

Экипажу баржи посвящена ранняя песня В. С. Высоцкого «Сорок девять дней» (1960).
Снят художественный фильм «49 дней». (1962).
Снят документальный фильм «Их могли не спасти. Узники Курильского квадрата» (2005).
Среди стиляг того времени была популярна фольклорная переделка буги-вуги «Зиганшин буги, Зиганшин рок»

Владимир Высоцкий - Сорок девять дней

Суров же ты, климат охотский,-
Уже третий день ураган.
Встает у руля сам Крючковский,
На отдых — Федотов Иван.

Стихия реветь продолжала —
И Тихий шумел океан.
Зиганшин стоял у штурвала
И глаз ни на миг не смыкал.

Суровей, ужасней лишенья,
Ни лодки не видно, ни зги,-
И принято было решенье —
И начали есть сапоги.

Последнюю съели картошку,
Взглянули друг другу в глаза…
Когда ел Поплавский гармошку,
Крутая скатилась слеза.

Доедена банка консервов
И суп из картошки одной,-
Все меньше здоровья и нервов,
Все больше желанье домой.

Сердца продолжали работу,
Но реже становится стук,
Спокойный, но слабый Федотов
Глотал предпоследний каблук.

Лежали все четверо в лежку,
Ни лодки, ни крошки вокруг,
Зиганшин скрутил козью ножку
Слабевшими пальцами рук.

На службе он воин заправский,
И штурман заправский он тут.
Зиганшин, Крючковский, Поплавский —
Под палубой песни поют.

Зиганшин крепился, держался,
Бодрил, сам был бледный как тень,
И то, что сказать собирался,
Сказал лишь на следующий день.

Друзья!.. Через час: Дорогие!..
Ребята!- Еще через час.-
Ведь нас не сломила стихия,
Так голод ли сломит ли нас!

Забудем про пищу — чего там!-
А вспомним про наш взвод солдат…
Узнать бы,- стал бредить Федотов,-
Что у нас в части едят?

И вдруг: не мираж ли, не миф ли —
Какое-то судно идет!
К биноклю все сразу приникли,
А с судна летел вертолет.

…Окончены все переплеты —
Вновь служат,- что, взял, океан?!-
Крючковский, Поплавский, Федотов,
А с ними Зиганшин Асхан!

«Зиганшин буги, Зиганшин рок»

Как на Тихом океане
Тонет баржа с чуваками.
Чуваки не унывают,
Рок на палубе кидают.

Зиганшин-рок, Зиганшин-буги,
Зиганшин - парень из Калуги,
Зиганшин-буги, Зиганшин-рок,
Зиганшин слопал свой сапог.

Поплавский-рок, Поплавский-буги,
Поплавский съел письмо подруги,
Пока Поплавский зубы скалил,
Зиганшин съел его сандали.

Дни плывут, плывут недели,
Судно носит по волнам,
Сапоги уж в супе съели
И с гармошкой пополам.

Зиганшин-буги, Крючковский-рок,
Поплавский съел второй сапог.
Пока Зиганшин рок кидал,
Гармонь Федотов доедал.

Три недели пролетели,
Абсолютно всё поели.
Как добрались до гармошки,
От нее остались крошки.

Вот к ним мистер подплывает,
Чуваков на борт сажает.
Катер едет на восток -
Посмотреть на русский рок.

Москва, Калуга, Лос-Анжелос
Объединились в один колхоз.
Зиганшин-буги, Зиганшин-рок,
Зиганшин скушал второй сапог.

"Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин съел второй сапог!"

Солдат-орденоносец и кумир советского рок-н-рола Асхат Зиганшин спустя 55 лет открыл непричесанную правду о дрейфе баржи "Т-36" по Тихому океану.

Пятьдесят пять лет назад эта четверка была популярнее ливерпульского квартета. О парнях с Дальнего Востока писали и говорили по всему миру. Но музыка легендарных Beatles жива и поныне, а слава Асхата Зиганшина, Анатолия Крючковского, Филиппа Поплавского и Ивана Федотова осталась в прошлом.

Их имена помнят сегодня лишь люди старшего поколения. Молодым же нужно с чистого листа рассказывать, как 17 января 1960 года баржу "Т-36" с командой из четверых солдат-срочников унесло от курильского острова Итуруп в открытый океан, в эпицентр мощного циклона. Предназначенное для каботажного плавания, а не для океанских походов суденышко 49 суток болталось по воле волн, преодолев в дрейфе около полутора тысяч морских миль. На борту с самого начала почти не было еды и воды, но парни устояли, не потеряв человеческий облик.

Спустя полвека с гаком в живых остались двое участников беспримерного рейда. Зиганшин живет в Стрельне под Питером, Крючковский - в незалежном Киеве...

Похоже, Асхат Рахимзянович, те сорок девять дней - главное, что было в вашей жизни?

Может, и хотел бы забыть о походе, так ведь напоминают постоянно! Хотя сейчас внимание далеко не то, что прежде. В 1960 году дня не проходило, чтобы мы где-нибудь не выступали - на заводах, в школах, институтах. Обошли почти все корабли Черноморского флота, Балтийского, Северного...

Со временем попривык говорить со сцены, везде рассказывал примерно одно и то же, даже не задумывался. Как стишок читал.

И мне прочтете?

Вам могу прозой. Раньше приходилось все же немного приукрашивать, округлять детали, подпускать пафос. Действительность не так романтична и красива, в жизни все скучнее и банальнее. Пока дрейфовали, ни страха не было, ни паники. Не сомневались, что обязательно спасемся. Хотя и не думали, что проведем в океане почти два месяца. Если бы дурная мысль забрела в голову, дня не прожили бы. Прекрасно понимал это, сам не раскисал и ребятам не давал, пресекал любые пораженческие настроения. В какой-то момент Федотов пал духом, стал срываться на крик, мол, хана, никто нас не ищет и не найдет, но я быстро менял пластинку, переводил разговор на другое, отвлекал.

В нашей команде было два украинца, русский и татарин. У каждого свой характер, манера поведения, но, поверите, до ссор ни разу не доходило. С мотористами Поплавским и Крючковским я служил второй год, Федотова знал хуже, он пришел из учебки и почти сразу попал к нам вместо загремевшего в лазарет матроса Володи Дужкина: тот наглотался угарного газа из печки-буржуйки. В начале дрейфа Федотов держал топор под подушкой. На всякий случай. Может, опасался за жизнь...

Оборудованных причалов на Итурупе отродясь не водилось. В заливе Касатка суда привязывали к рейдовым бочкам или мачте затопленного японского корабля. Жили мы не в поселке Буревестник, где базировался наш отряд, а прямо на барже. Так было удобнее, хотя на борту особо не развернешься: в кубрике помещались лишь четыре койки, печка да переносная радиостанция РБМ.

В декабре 59-го все баржи уже вытащили тракторами на берег: начинался период сильных штормов - в заливе от них не укрыться. Да и ремонт кое-какой предстоял. Но тут пришел приказ о срочной разгрузке рефрижератора с мясом. "Т-36" вместе с "Т-97" опять спустили на воду. Наша служба и состояла в том, чтобы перебрасывать на сушу грузы со стоявших на рейде больших кораблей. Обычно на барже был запас продуктов - галеты, сахар, чай, тушенка, сгущенка, мешок картошки, но мы готовились к зимовке и все перенесли в казарму. Хотя по правилам на борту полагалось держать НЗ на десять суток...

Около девяти утра шторм усилился, трос оборвался, нас понесло на скалы, но мы успели сообщить командованию, что вместе с экипажем "Т-97" попробуем укрыться на восточной стороне залива, где ветер тише. После этого рацию залило, и связь с берегом пропала. Старались держать вторую баржу в поле зрения, но в снегопад видимость упала почти до нуля. В семь вечера ветер резко переменился, и нас потащило в открытый океан. Еще часа через три мотористы доложили, что запасы топлива в дизелях на исходе. Я принял решение выброситься на берег. Шаг рискованный, но выбора не оставалось. Первая попытка оказалась неудачной: столкнулись со скалой под названием Чертова сопка. Чудом не разбились, смогли проскочить между камней, хотя пробоину получили, вода стала затапливать машинное отделение. За скалой начинался песчаный берег, на него я и направил баржу.

Мы почти дошли, уже касались днищем грунта, но тут закончилась солярка, двигатели заглохли, и нас понесло в океан.

А если вплавь?

Самоубийство! Вода ледяная, высокая волна, минусовая температура... И пару минут не продержались бы на поверхности.Да нам и мысль в голову не приходила о том, чтобы бросить баржу. Разве можно разбазаривать казенное имущество?!

Стать на якорь при таком ветре не получилось бы, да и глубина не позволяла. К тому же на барже все обледенело, цепи смерзлись. Словом, ничего не оставалось, как смотреть на исчезающий вдали берег. Снег продолжал идти, но в открытом океане волна чуть снизилась, не так трепала.

Страха мы не испытывали, нет. Все силы бросили на откачку воды из машинного отделения. С помощью домкрата залатали пробоину, устранили течь. Утром, когда рассвело, первым делом проверили, что у нас с едой. Буханка хлеба, немного гороха и пшена, ведро перемазанной мазутом картошки, банка с жиром. Плюс пара пачек "Беломора" и три коробка спичек. Вот и все богатство. Пятилитровый бачок с питьевой водой разбился в шторм, пили техническую, предназначенную для охлаждения дизелей. Она была ржавая, но главное - пресная!

Сперва рассчитывали, что нас быстро найдут. Или ветер переменится, пригонит баржу к берегу. Тем не менее я сразу ввел жесткие ограничения по еде и воде. На всякий случай. И оказался прав.

В обычных условиях командир не должен стоять на камбузе, это обязанность рядовых, но на второй или третий день Федотов стал кричать, что мы умрем с голоду, вот ребята и попросили, чтобы я взял все в свои руки, контролировал ситуацию.

Вам доверяли больше, чем себе?

Наверное, им так было спокойнее... Ели раз в сутки. Каждому доставалось по кружке супа, который я варил из пары картофелин и ложки жира. Еще добавлял крупу, пока не закончилась. Воду пили трижды в день - по крохотному стаканчику из набора для бритья. Но вскоре и эту норму пришлось урезать вдвое.

На такие меры экономии я решился, случайно обнаружив в рубке обрывок газеты "Красная Звезда", где сообщалось, что в указанном районе Тихого океана Советский Союз будет проводить запуски ракет, поэтому из соображений безопасности до начала марта там запрещено появляться любым судам - гражданским и военным. К заметке прилагалась схематичная карта региона. Мы с парнями по звездам и направлению ветра прикинули и поняли, что... дрейфуем аккурат в эпицентр ракетных испытаний. А значит, была вероятность, что нас искать не станут.

Так и получилось?

Да, как потом оказалось. Но мы-то надеялись на лучшее, не знали, что на второй же день на берег Итурупа выбросило спасательный круг с нашей баржи и разбитый ящик из-под угля с бортовым номером "Т-36". Обломки нашли и решили, что мы погибли, налетев на скалы. Родным командование отправило телеграммы: так, мол, и так, ваши сыновья пропали без вести.

Хотя, может, никто и не думал напрягаться, организовывая масштабные поиски. Из-за несчастной баржи отменять пуск ракет? Успешные испытания для страны были гораздо важнее четверых исчезнувших солдат...

А мы продолжали дрейфовать. Мысли все время крутились вокруг еды. Я стал варить суп раз в два дня, используя одну картофелину. Правда, 27 января в свой день рождения Крючковский получил повышенный паек. Но Толя отказался в одиночку есть дополнительную порцию и пить воду. Мол, именинный торт делят между всеми гостями, поэтому угощайтесь!

Как ни пытались растянуть припасы, 23 февраля закончились последние. Такой вот праздничный обед в честь Дня Советской Армии получился...

Знаете, за все время никто не попытался стащить что-то с общего стола, урвать лишний кусок. Да это не получилось бы, если честно. Все было наперечет. Пробовали есть мыло, зубную пасту. С голодухи все сгодится! Чтобы не думать без конца о жратве и не сойти с ума, я старался загрузить ребят работой. В начале рейда недели две - день за днем! - пытались вычерпать воду из трюма. Под ним располагались цистерны с топливом, теплилась надежда: вдруг там осталась солярка и мы сможем запустить двигатели. В светлое время суток гремели ведрами, сколько было сил, в темноте открывать люк не решались, чтобы не допустить разгерметизации отсека, а за ночь забортная вода опять накапливалась - осадка-то баржи чуть выше метра. Сизифов труд! В итоге добрались до горловин цистерн, заглянули внутрь. Увы, топлива не обнаружили, лишь тонкую пленку на поверхности. Задраили все наглухо и больше туда не совались...

Счет дням вели?

У меня были часы с календарем. Поначалу даже катерный журнал заполнял: настроение экипажа, чем кто занимался. Потом писать стал реже, поскольку ничего нового не происходило, болтались где-то в океане, да и все. Спасли нас 7 марта, а не 8-го, как мы решили: просчитались на сутки, позабыв, что год високосный и в феврале 29 дней.

Лишь на последнем отрезке дрейфа потихоньку начала отъезжать "крыша", пошли галлюцинации. Мы почти не выходили на палубу, лежали в кубрике. Сил совсем не осталось. Пытаешься подняться, и словно получаешь удар обухом по лбу, чернота в глазах. Это от физического истощения и слабости. Голоса какие-то слышали, звуки посторонние, гудки кораблей, которых в действительности не было.

Пока могли шевелиться, пробовали ловить рыбу. Точили крючки, мастерили примитивные снасти... Но океан бушевал почти без перерыва, за все время ни разу не клюнуло. Какая дура полезет на ржавый гвоздь? А мы и медузу съели бы, если бы вытащили. Правда, потом вокруг баржи стали кружить стаи акул. Метра по полтора в длину. Мы стояли и смотрели на них. А они - на нас. Может, ждали, что кто-нибудь за борт без сознания свалится?

К тому времени мы уже съели ремешок от часов, кожаный пояс от брюк, взялись за кирзовые сапоги. Разрезали голенище на кусочки, долго кипятили в океанской воде, вместо дров используя кранцы, автомобильные покрышки, прикованные цепями к бортам. Когда кирза чуть размякала, начинали жевать ее, чтобы хоть чем-то живот набить. Иногда обжаривали на сковородке с техническим маслом. Получалось что-то вроде чипсов.

В русской народной сказке солдат кашу из топора варил, а вы, значит, из сапога?

А куда деваться? Обнаружили кожу под клавишами гармошки, маленькие кружочки хрома. Тоже съели. Я предложил: "Давайте, ребята, считать это мясом высшего сорта..."

Поразительно, но даже расстройствами желудка не маялись. Молодые организмы все переваривали!

До самого конца не было ни паники, ни депрессии. Уже потом механик пассажирского теплохода "Куин Мэри", на котором мы после спасения плыли из Америки в Европу, рассказывал, что оказывался в подобной ситуации: его судно в сильный шторм на две недели осталось без связи. Из тридцати человек экипажа несколько погибли. Не от голода, а из-за страха и постоянных драк за пищу и воду... Да разве мало случаев, когда моряки, оказавшись в критической ситуации, с ума сходили, бросались за борт, съедали друг друга?

Как вас нашли американцы?

Первый корабль мы заметили только на сороковые сутки. Далеко, почти на горизонте. Махали руками, кричали - без толку. Тем же вечером увидели огонек в отдалении. Пока разводили костер на палубе, судно скрылось вдали. Еще через неделю мимо прошли два корабля - тоже безрезультатно. Последние дни дрейфа были очень тревожными. У нас оставалось полчайника пресной воды, один сапог да три спички. С такими запасами протянули бы пару суток, вряд ли больше.

7 марта услышали какой-то шум снаружи. Сначала решили: опять галлюцинации. Но не могли же они начаться одновременно у четверых? С трудом выбрались на палубу. Смотрим - над головами кружат самолеты. Набросали на воду сигнальных ракет, пометили район. Потом вместо самолетов появились два вертолета. Спустились низко-низко, кажется, рукой дотянуться можно. Тут уже мы окончательно поверили, что мучениям конец, помощь пришла. Стоим, обнявшись, поддерживаем друг друга.

Из люков высунулись пилоты, сбросили веревочные трапы, показывают знаками, как подниматься, что-то кричат нам, а мы ждем, когда кто-нибудь спустится на баржу, и я как командир поставлю свои условия: "Дайте продукты, топливо, карты, и мы сами домой доберемся". Так и переглядывались: они - сверху, мы - снизу. Вертолеты повисели-повисели, топливо кончилось, они улетели. Их сменили другие. Картина та же: американцы не спускаются, мы не поднимаемся. Смотрим, авианосец, с которого вертолеты взлетели, разворачивается и начинает удаляться. И вертолеты следом. Может, американцы подумали, что русским нравится болтаться посередине океана?

В этот момент мы по-настоящему струхнули. Поняли: сейчас сделают нам ручкой и - тю-тю. Хотя даже тогда мысли не было, чтобы бросить баржу. Пусть хоть на борт к себе поднимают! Из последних сил начали подавать американцам знаки, мол, дурака сваляли, не бросайте на погибель, заберите. К счастью, авианосец вернулся, подошел поближе, с капитанского мостика на ломаном русском нам прокричали: "Рomosh vam! Pomosh!" И опять вертолеты в небо подняли. На этот раз мы не заставляли себя уговаривать. Я влез в спущенную на палубу люльку и первым поднялся на борт вертолета. Мне сразу сунули в зубы сигарету, я с удовольствием закурил, чего не делал много дней. Потом и ребят подобрали с баржи.

На авианосце тут же повели на кормежку. Налили по миске бульона, дали хлеб. Мы взяли по небольшому кусочку. Показывают: берите еще, не стесняйтесь. Но я парней сразу предупредил: хорошего - понемногу, поскольку знал, что с голодухи нельзя обжираться, это плохо заканчивается. Все-таки вырос в Поволжье в послевоенное время...

Наверное, до сих пор не оставляете в тарелке несъеденный кусок, выбираете до крошки?

Наоборот, во вкусах я привередлив: то не ем, это не хочу. Скажем, вареные овощи так и не полюбил - морковку, капусту, свеклу... Страха голода у меня не было и нет.

Но продолжу рассказ про первые часы на авианосце. Американцы выдали чистое белье, бритвенные приборы, отвели в душ. Только я начал мыться и... рухнул без сознания. Видимо, организм 49 суток работал на пределе, а тут напряжение спало, и сразу такая реакция.

Очнулся через три дня. Первым делом поинтересовался, что с баржей. Санитар, присматривавший за нами в корабельном лазарете, лишь плечами пожал. Тут у меня настроение и упало. Да, здорово, что живы, но кого мы обязаны благодарить за спасение? Американцев! Если не злейших врагов, уж точно не друзей. Отношения у СССР и США в тот момент были не ахти. Холодная война! Словом, впервые за все время я откровенно сдрейфил. На барже так не боялся, как на американском авианосце. Остерегался провокаций, опасался, что нас в Штатах оставят, не разрешат вернуться домой. А если отпустят, что ждет в России? Не обвинят ли в измене Родине? Я же советский солдат, комсомолец и вдруг попал в пасть акулам мирового империализма...

Сказать по совести, американцы относились к нам исключительно хорошо, даже специально вареники с творогом сварили, о которых мы мечтали на барже. Коком на авианосце служил потомок эмигрантов с западной Украины, он знал толк в национальной кухне... И все же в первые дни после спасения я всерьез подумывал о самоубийстве, примерялся к иллюминатору, хотел выброситься. Или на трубе повеситься.

А правда, что к вашим родителям приходили с обыском, пока вы дрейфовали?

Об этом я узнал через 40 лет! В 2000 году пригласили в родные края, в Самарскую область, устроили что-то вроде торжеств по случаю юбилея плавания. В райцентре Шентала ведь и улица моего имени есть...

После окончания официальной части ко мне подошла женщина и, сильно смущаясь, попросила прощения за мужа-милиционера, который вместе с особистами в 60-м шастал у нас в доме по чердакам да подвалам. Наверное, думали, что мы с ребятами дезертировали, уплыли на барже в Японию. А я и не догадывался об обыске, родители ничего тогда не сказали. Они всю жизнь были скромными людьми, тихими. Я самый младший в семье, еще есть две сестры, живут в Татарии. Старший брат давно умер.

Что я нашелся, не погиб и не пропал без вести, в марте 60-го родные услышали по "Голосу Америки". Точнее, не они сами, а соседи прибежали и сказали, мол, про вашего Витьку по радио передают. Асхатом меня звали только домашние, а остальные именовали Виктором. И на улице, и в школе, и потом в армии.

Кинохроника, снятая на авианосце "Кирсардж" в 1960 году.

Американцы сразу сообщили, что выловили в океане четверых русских солдат, а наши власти неделю решали, как реагировать на новость, что с нами делать. Вдруг мы предатели или перебежчики? Лишь на девятый день, 16 марта, в "Известиях" на первой полосе появилась заметка "Сильнее смерти"...

К этому времени мы успели дать пресс-конференцию. Прямо на борту авианосца. С Гавайских островов прилетел переводчик, неплохо знавший русский, с ним - несколько десятков журналистов. С телекамерами, фотоаппаратами, прожекторами... А мы - деревенские парни, для нас это все дико. Может, поэтому и разговор получился коротким. Посадили нас в президиум, мороженое каждому принесли. Какой-то корреспондент спросил, говорим ли по-английски. Вскочил Поплавский: "Thank you!" Все рассмеялись. Потом поинтересовались, откуда мы родом, из каких мест. Ребята ответили, я тоже сказал, и вдруг у меня из носа ручьем хлынула кровь. Наверное, от волнения или перенапряжения. На том пресс-конференция и закончилась, толком не начавшись. Отвели обратно в каюту, поставили у дверей часовых, чтобы никто без спросу не ломился.

Правда, в Сан-Франциско, куда мы прибыли на девятые сутки, пресса свое наверстала, сопровождала на каждом шагу. О нас и по американскому телевидению рассказывали. Я раньше про это чудо техники лишь слышал, а тут включаю - идет сюжет о нашем спасении. Мы обросшие, исхудавшие... Я почти 30 килограммов сбросил, и ребята примерно по столько же. Помню, потом показывали "фокус": становились втроем и обхватывали себя одним солдатским ремнем.

Год спустя. Полёт Гагарина

Принимали нас в Штатах по высшему разряду! Мэр Сан-Франциско подарил символические ключи от города, произвел в почетные жители. Ко мне потом в Союзе девушки долго приставали с расспросами: "А правда, что ключ золотой?" Не станешь ведь объяснять: нет, деревянный, золотистой краской покрытый... В посольстве нам выдали по сто долларов на карманные расходы. Я набрал подарков маме, отцу, сестрам. Себе ничего не взял. Отвели в модный магазин и приодели: купили каждому пальто, костюм, шляпу, галстук. Правда, в узких брюках и остроносых туфлях дома я ходить не решился, не понравилось, что стали обзывать стилягой. Брюки отдал брату Мише, а ботинки - Крючковскому. Тот родным отправил. Еще нам подарили яркие трусы с ковбоями. Сейчас бы запросто носил, а тогда дико стеснялся. Потихоньку запихнул за батарею отопления, чтобы никто не видел.

По пути из Сан-Франциско в Нью-Йорк каждому подарили в самолете по шкалику виски. Я пить не стал, привез домой, брату отдал. Кстати, на авианосце был забавный эпизод, когда переводчик принес нам две бутылки русской водки. Говорит: по вашей просьбе. Мы сильно удивились, а потом посмеялись. Видимо, хозяева перепутали воду и водку...

Остаться за океаном не предлагали?

Спрашивали аккуратно, не боимся ли возвращаться. Мол, если хотите, предоставим убежище, условия создадим. Мы категорически отказывались. Боже упаси! Советское патриотическое воспитание. До сих пор не жалею, что не соблазнился никакими предложениями. Родина одна, другой мне не надо. Про нас потом и говорили: эти четверо прославились не тем, что гармошку съели, а что в Штатах не остались.

В Москве в первые дни опасался, как бы не упекли на Лубянку, не упрятали в Бутырку, не начали пытать. Но в КГБ нас не вызывали, допросов не устраивали, наоборот, встретили у трапа самолета с цветами. Вроде бы даже звание Героев Советского Союза хотели дать, но все ограничилось орденами Красной Звезды. Мы и этому были рады.

А за границей вы потом бывали?

В Болгарии. Два раза. Ездил в Варну в гости к знакомому, жил у него с женой. Но это уже значительно позже. А тогда, в 60-м, у нас началась веселая жизнь. Когда прилетели в Москву, нам выдали программку: в девять утра быть в Доме радио, в одиннадцать - на телевидении на Шаболовке, в два часа - встреча с пионерами на Ленинских горах... Помню, ехали по городу, а вдоль улиц - плакаты: "Слава отважным сынам нашей Родины!" Утром у гостиницы ЦДСА садились в присланную машину, вечером возвращались в свои номера. Никакого инструктажа, о чем говорить. Каждый рассказывал что хотел.

Нас принял министр обороны маршал Малиновский. Подарил всем штурманские часы ("Чтобы больше не заблудились"), присвоил мне звание старшего сержанта, дал каждому двухнедельный отпуск на родину. Погостили мы дома, встретились в Москве и отправились в Крым, в военный санаторий в Гурзуфе. Опять все по первому классу! Там генералы да адмиралы отдыхали - и вдруг мы, солдаты! Номера с видом на Черное море, питание усиленное... Позагорать, правда, не получилось. Только разденешься, туристы со всех сторон бегут с фотоаппаратами. Просят снимок на память и автограф. Уже прятаться от людей стали...

В Гурзуфе нам предложили поступать в училище ВМФ в Ломоносове под Ленинградом. Все, кроме Федотова, согласились.

Страх перед морем не возник после полуторамесячного дрейфа?

Абсолютно никакого! Другое волновало: у нас было по 7-8 классов образования, вступительные экзамены мы сами не сдали бы. Месяц ударно занимались с прикрепленными преподавателями русским языком и математикой, кое-какие пробелы в знаниях заполнили, и все же зачисление прошло в льготном режиме. Политуправление похлопотало... И потом, откровенно говоря, учились мы так себе. "Хвосты" случались, зачеты не с первого раза сдавали. На занятия мы ведь ходили в перерывах между выступлениями. Я даже делегатом съезда комсомола успел побывать.

Долго вокруг вас водили хороводы?

Считай, до полета Юрия Гагарина мы шумели, а потом у страны и всего мира появился новый герой. Конечно, мы и приблизиться не могли к его славе. Даже не пытались.

А встречались с космонавтом номер один?

Как-то обедали вместе. Но это нельзя считать знакомством. Правда, в модной тогда детской считалке наши фамилии стояли рядом:

"Юрий - Гагарин.
Зиганшин - татарин.
Герман - Титов.
Никита - Хрущев".

Про нашу четверку сняли художественный фильм, Владимир Высоцкий написал к нему песню.

Был момент, начал крепко выпивать. Научили. У нас ведь как? Любая встреча заканчивается застольем. А звали часто. Сперва мое выступление, потом банкет. И отказать людям нельзя, обижаются... Но в последние 20 лет ни капли спиртного в рот не беру. Даже пиво не пью. Спасибо медицине, помогла.

55 лет спустя. Почётный гражданин

Вы вот говорите: те 49 дней - главное событие жизни. Да, эпизод яркий, с этим не поспоришь. Но у кого-то и такого нет. Люди умирают, что называется, не родившись. И самим вспомнить нечего, и их никто не знает.

А наша четверка, как ни крути, и после того дрейфа жила достойно. Судьба, конечно, побросала, но не сломала. Я с марта 1964 года по май 2005-го бороздил воды Финского залива. Сорок один год прослужил на одном месте. В аварийно-спасательном дивизионе Ленинградской военно-морской базы. Как говорится, в тридцатиминутной готовности. Суда, правда, менял. Сначала работал с пожарными, потом с водолазами. Много было разных историй. В Москву на парад в честь Дня ВМФ четырежды ходил. Одиннадцать суток по рекам и каналам шли, месяц репетировали, чтобы выдать перед ВИП-зрителями струю воды высотой сто метров. С Северного флота боевую подлодку на парад специально тащили! Впрочем, это уже для другого рассказа...

Федотов служил в речфлоте, плавал по Амуру. Кстати, о том, что у него родился сын, Иван узнал, когда нас американский авианосец подобрал. Вернувшись в Москву и получив отпуск, сразу рванул на Дальний Восток к семье...

Поплавский, окончив училище в Ломоносове, никуда уезжать не стал, там и осел навсегда. Участвовал в экспедициях в Средиземном море, Атлантике, вел наблюдение за космическими аппаратами. Он, как и Федотов, к сожалению, уже умер. Остались мы с Крючковским. Толя после учебы попросился на Северный флот, но пробыл там недолго - жена приболела и он перебрался на родную Украину, в Киев. Всю жизнь проработал на судостроительном заводе "Ленинская кузница". В последний раз мы виделись в 2007 году. Летали на Сахалин. Сделали нам такой подарок - пригласили. Пробыли неделю.

Опять штормило?

Не то слово! По программе планировался полет на Курилы, но аэродром Итурупа три дня не принимал. Летчиков почти уговорили, но в последний момент они отказались, говорят, мы же не самоубийцы. Полосу на Итурупе японцы строили для камикадзе: тем важно было взлететь, о посадке не думали...

Так больше и не довелось побывать в местах, в которых мы служили. Теперь не выберемся. Здоровья нет, да и дорогу некому оплачивать. Крючковский в конце прошлого года перенес инсульт, долго лежал в госпитале, я тоже на аптеку работаю, хронических болячек развелось без счета. Хотя до 70 лет держался, почти не хворал. Пенсии не хватает, на лодочной станции сторожу, частные яхты да катера охраняю. Живу с дочкой и внуком Димой. Жену Раю похоронил семь лет назад. С Крючковским иногда созваниваемся, стариковскими новостями обмениваемся.

О политике говорите?

Не люблю этого. Да и что обсуждать? Была одна страна, которую развалили. Теперь вот на Украине война... Когда-нибудь она закончится, только, боюсь, нам не дожить.

Вы же почетный житель города?

Да, не только Сан-Франциско... В 2010 году избрали. Сначала Владимира Путина, потом - меня. Удостоверение N 2 выдали. Правда, звание в буквальном смысле почетное, никаких льгот не предполагает. Даже на оплату коммунальных услуг. Но я не жалуюсь. Вот на пятидесятилетие дрейфа мне холодильник подарили. Импортный, большой...

P.S. Все думаю над вашим вопросом о главном событии жизни. Честно говоря, лучше бы их не было, тех сорока девяти дней. Во всех смыслах - лучше. Если бы тогда нас не унесло в море, после службы вернулся бы я в родную Шенталу и продолжал бы работать трактористом. Именно тот шторм сделал из меня моряка, всю жизнь перевернул...

А с другой стороны, о чем бы мы с вами разговаривали сегодня? Да и не приехали бы вы ко мне. Нет, глупо сожалеть.

Куда несло, туда, как говорится, и вынесло...

В 1960 году появилась песня "О четырех героях". Музыка: А.Пахмутова Слова: С.Гребенников, Н.Добронравов. Эта песня в исполнении Константина Рябинова, Егора Летова и Олега Судакова вошла в альбом "На советской скорости" - первый магнитоальбом советского андеграундного проекта "Коммунизм".