Советские историки - какие они? Самые известные историки россии

Историческая победа Великого Октября открыла новую эру в истории человечества, она ознаменовала раскол мира на две противоположные социальные системы, начало перехода от капитализма к социализму. Ликвидация старого общественного строя и создание на его развалинах строя качественно нового явились наглядной демонстрацией торжества марксистско-ленинских идей. Уже с первых лет существования советского общества были созданы самые широкие возможности для развития науки. «Наука стала общегосударственным делом, предметом постоянной заботы партии и народа»". Это полностью относится и к исторической науке, и к одной из ее составных частей - историографии.

В первые годы после Великой Октябрьской социалистической революции количество исследований советских авторов по проблематике истории нового времени стран Европы и Америки было-незначительным. Продолжали издаваться работы буржуазных историков, ощутимы были следы воздействия на некоторых советских историков правосоциалистической историографии II Интернационала. В этих условиях перед советской исторической наукой была поставлена конкретная и четкая задача борьбы против носителей буржуазных, меньшевистских и эсеровских идей.

Борьбу на идеологическом фронте возглавила партия под руководством ЦК РКП (б). Огромную роль сыграла статья В. И. Ленина «О значении воинствующего материализма», опубликованная в марте 1922 г. в журнале «Под знаменем марксизма». В ней были определены задачи в области идеологической работы на целую историческую эпоху.

Первым марксистским центром научно-исследовательской работы в области общественных наук стала Социалистическая (в дальнейшем с 1923 г. Коммунистическая) академия общественных наук, основанная по предложению В. И. Ленина и в соответствии с декретом ВЦИК от 25 июня і 918 г. В состав ее действительных членов наряду с советскими учеными вошли О. В. Куусинен, К. Либкнехт, Р. Люксембург, Ю. Мархлевский, Ф. Меринг, Сен Катаяма, К. Цеткин и многие другие выдающиеся деятели международного рабочего и коммунистического движения.

Осенью 1918 г. в академии была образована специальная комиссия для рассмотрения перспективного плана изданий (научных и популярных) трудов К. Маркса. Ф. Энгельса, В. И. Ленина. С декабря 1922 г. академия стала издавать свой периодический орган «Вестник Социалистической академии» (в дальнейшем «Вестник Коммунистической академии»), опубликовавший ряд материалов по истории нового и новейшего времени. В 1929 г. в системе академии был основан отраслевой Институт истории.

Другими новыми научно-исследовательскими центрами явились Институт К. Маркса и Ф. Энгельса и Институт В. И. Ленина. Первый из них был организован в январе 1921 г. благодаря повседневной заботе партии и личному участию В. И. Ленина. Институт собирал рукописи и письма основоположников марксизма, фотокопии их произведений, отсутствующих в его фондах, первые издания трудов и собрания переводов их работ.

Важнейшие задачи были поставлены и перед Институтом В. И. Ленина, созданным на основании решения пленума МК РКП (б) от 31 марта 1923 г. институт стал основным центром по сбору, изданию и распространению ленинских трудов. Состоявшийся после смерти В. И. Ленина XIII съезд РКП (б) в резолюции «О работе Института Ленина» отметил, что перед институтом в области публикации ленинского литературного наследия выдвинуты огромные задачи, подчеркнув, что неоценимую помощь в их решении могут оказать ему коммунистические партии зарубежных стран. В развитие этих решений советские историки развернули огромную работу по изданию произведений основоположников марксизма-ленинизма.

Существенное место в деле пропаганды марксистской мысли заняли печатные органы Института К. Маркса и Ф. Энгельса - сборник «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса» (осн. в 1924 г.) и «Летописи марксизма» (осн. в 1926 г.). В Институте В. И. Ленина с 1927 г. стали выходить «Записки Института Ленина».

В 1922 г. возникла Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН), в состав которой наряду с другими вошел и Институт истории. В его штатах оказался ряд ведущих специалистов по истории нового времени. Одна из основных задач института заключалась в подготовке аспирантских кадров. В апреле 1924 г. был организован специальный институт по изучению международных отношений и современных экономических проблем - Институт мирового хозяйства и мировой политики. С 1926 г. он начал издавать свой периодический печатный орган «Мировое хозяйство и мировая политика», ставший основной трибуной советских экономистов и историков, исследовавших проблемы мировой экономики и международных отношений новейшего времени.

Организуя исследовательские центры исторической науки, Коммунистическая партия и Советское правительство решали также задачу коренной перестройки системы преподавания в высших учебных заведениях и создания качественно новых учебных заведений и нозых кадров высшей квалификации по общественным наукам. С этой целью для подготовки «рабочих преподавателей и рабочих профессоров» начали функционировать Курсы марксизма при Коммунистической академии, Институт красной профессуры (ИКП), организованный в феврале 1921 г. в Москве на основании правительственного декрета, подписанного В. И. Лениным. При крупнейших университетах страны были образованы факультеты общественных наук (ФОНы).

Для перестройки системы высшего образования необходима было также последовательное и целенаправленное опровержение антимарксистских концепций всемирно-исторического процесса. В области изучения и пропаганды истории нового времени стран Запада и после Октябрьской революции продолжали сохранять немалое влияние буржуазные ученые либеральной школы - Н. И. Кареев, Е. В. Тарле и некоторые другие. Деятельность их выражалась, в частности, в публикации тенденциозно составленных сборников документов, историографических трудов, а также иных произведений, методологически весьма далеких от марксизма. Для этой цели широко использовался и журнал «Анналы», выходивший в 1922-1924 гг. под редакцией Е. В. Тарле и Ф. И. Успенского. Однако под воздействием советской действительности ряд крупных ученых, в том числе Е. В. Тарле, Н. И. Кареев, стали на путь пересмотра своих прежних исторических воззрений. Уже к исходу 20-х годов буржуазная историография потерпела полное поражение. Появление работ И. И. Скворцова-Степанова, Н. М. Лукина, Ф. А. Ротштейна, В. П. Волгина, В. А. Быстрянского и других свидетельствовало об укреплении позиций и дальнейшем росте плодотворного направления марк-ситских исследований. Его представители являлись историками, которые сочетали научную и педагогическую деятельность с участием в пролетарском движении и еще в дореволюционный период занимались разработкой проблематики истории нового времени.

С 1925 г. начало функционировать Общество историков-марксистов, а с 1926 г. стал выходить его орган «Историк-марксист». Состоявшаяся 28 декабря 1928 г. - 4 января 1929 г. первая Всесоюзная конференция историков-марксистов способствовала проведению ряда дискуссий, значительная часть которых была непосредственно посвящена проблематике новой и новейшей истории2. Они показали определенные (хотя далеко не по всем дискутируемым вопросам) достижения советских историков Запада в борьбе против различных буржуазных, мелкобуржуазных и реформистских концепций, направленных против марксистско-ленинского понимания исторического процесса.

Стремление как можно быстрее выбить почву из-под ног историков-идеалистов и вместе с тем нехватка методологически подготовленных преподавателей высшей школы и учителей, остро ощущавшаяся в 20-е годы, явились одной из причин временной замены в программе средней школы курса истории курсом обществоведения. Это решение затормозило подготовку кадров ис-риков.

В 30-е годы советская историческая наука добилась значительных успехов в разработке важнейших проблем социально-экономической истории в новое и новейшее время. В середине 30-х годов были приняты постановления и решения СНК. СССР и ЦК ВКЩб) о преподавании исторических дисциплин в средней и высшей школах, которые имели самое непосредственное отношение и к научно-исследовательским учреждениям. В 1934 г. было введено преподавание гражданской истории в высших учебных заведениях и созданы исторические факультеты в Московском, Ленинградском и других университетах страны. А ранее (1931) был основан Московский институт философии и истории (МИФИ) - в дальнейшем Московский институт истории, философии и литературы (МИФЛИ), который совместно с аналогичным институтом в Ленинграде (ЛИФЛИ) в течение десяти лет подготовил значительное количество дипломированных историков, в частности и нового времени.

В 1936 г. на базе Института истории Коммунистической академии после передачи ее в состав Академии наук был создан Институт истории АН СССР. В результате принятых мер значительно возросло число монографий и коллективных трудов, в том числе по новой и новейшей истории. Большое значение имела организация новых периодических изданий («Борьба классов», «Исторический сборник» и др.), в которых достаточно широко была представлена эта проблематика.

Внимание историков нового и новейшего времени было направлено на подготовку учебников и учебных пособий для высшей и средней школ. Определенную роль в формировании концепции исторического процесса в период нового времени сыграли отдельные лекции, а затем и курс лекций, прочитанный в Высшей школе пропагандистов им. Я. М. Свердлова и в Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б). Схема, разработанная А. В. Ефимовым и И. С. Галкиным, была в основном принята во всех изданных в последующие годы учебниках и учебных пособиях по истории нового времени.

В 1939 г. вышел учебник по новой истории для вузов в двух частях под редакцией Е. В. Тарле, А. В. Ефимова и др. В 1940 г. появился учебник по новой истории колониальных и зависимых стран. В нем впервые была сделана попытка дать обобщающую марксистскую характеристику истории стран Центральной и Южной Америки. Эти учебники в течение ряда лет являлись основным пособием для советского студенчества. Несколькими годами ранее были опубликованы сборники документов по новой истории для студентов высших учебных заведений.

С 1928 г. советские историки включились в работу Международной ассоциации историков. В августе они приняли участие в VI Международном конгрессе историков в Осло. Оценивая это выступление советских ученых на международном форуме, глава делегации М. Н. Покровский отмечал, что оно явилось первой разведкой в совершенно новой области.

Успешным было участие советских историков и в VII Международном конгрессе историков в Варшаве (август 1933 г.). На нем советские делегаты В. П. Волгин, Н. М. Лукин, П. Ф. Преображенский выступили с докладами по новой истории. Большое принципиальное значение имели также выступления Лукина и Волгина в секции методологии и теории истории, где советские ученые противопоставили платформу исторического материализма «идеалистическому хаосу», царившему, по образному выражению Волгина, среди буржуазных историков.

В 1938 г. в Цюрихе должен был состояться очередной международный конгресс. Но принять в нем участие советским ученым не пришлось. Сложная обстановка предвоенных лет и начавшаяся в 1939 г. вторая мировая война на длительное время затормозили развитие международных контактов советских историков. Однако и в этот предельно напряженный период конца 30-х годов советская историография продолжала вести решительную борьбу против всех попыток извращения исторического процесса, исходивших от представителей зарубежной буржуазной историографии. Естественно, что решающий удар был направлен против главного врага - германского фашизма и его идеологии. В ряде работ, изданных тогда, последовательно разоблачались фальсификаторские приемы гитлеровских «историков». Большую роль сыграл содержательный сборник статей «Против фашистской фальсификации истории», в котором на основе анализа большого фактического материала Ф. И. Нотович и другие авторы раскрыли сущность, методы и приемы «научного творчества» ученых прислужников германского рейха по таким вопросам, как виновники первой мировой войны, истинный характер фашистской геополитики, давние захватнические тенденции германского милитаризма и т. д.

В годы Великой Отечественной войны Советского Союза против фашистских захватчиков было опубликовано много брошюр и документальных сборников, в которых обнажались исторические корни агрессивной политики германского милитаризма в средние века, новое и новейшее время, разоблачались захватнические планы Пруссии и Германии на протяжении многих десятилетий, рассказывалось о боевых традициях свободолюбивых народов.

Наибольшее число исследований советских историков было посвящено прежде всего проблеме буржуазных революций. Логика первых послеоктябрьских лет была такова, что именно в изучении опыта революций прошлого (в первую очередь), а затем истории рабочего, социалистического и коммунистического движения и, наконец, в экономической истории и истории современных международных отношений авторы видели целевую задачу создаваемых ими работ. Вместе с тем подобный подход не мог не привести к образованию существенных пробелов в сфере познания всемирной истории, из которой почти целиком была изъята внутриполитическая и культурная тематика.

Одним из них являлась книга А. Е. Кудрявцева «Великая английская революция» (1925). Ценный вклад в освоение малоизученной аграрной истории внесло исследование С. И. Архангельского (1882-1958) «Аграрное законодательство Великой английской революции» (2 ч., 1935-1940). Именно в аграрном законодательстве 40-50-х годов он находил объяснение тех сдвигов, которые Англия совершила на пути капиталистического развития. Изучение советскими историками важнейших проблем Английской революции, особенно активизировавшееся со второй половины 30-х годов, способствовало созданию коллективного труда «Английская буржуазная революция XVII века», который в значительной степени был подготовлен еще накануне Великой Отечественной войны и должен был войти как один из томов в 28-томную «Всемирную историю», но увидел свет только в 1954 г.

Особенно пристально советские историки изучали Великую французскую буржуазную революцию конца XVIII т. Первым приступившим к ее исследованию на основе первоисточников был Н. М. Лукин (1885-1940). Его книга «Максимилиан Робеспьер» неоднократно переиздавалась. В ней содержался очерк истории революции и была предпринята попытка показать значение ее якобинского этапа. Среди проблем, раскрывавших сущность этого этапа, советская историческая наука уделила особое внимание движению «бешеных». Буржуазная историография извращала или в лучшем случае замалчивала все вопросы, связанные с действиями этой самой левой революционной группировки, выражавшей интересы плебейских масс и предпролетариата. Советский историк Я. М. Захер опубликовал монографию о «бешеных» (1930), но не избежал ряда серьезных ошибок, связанных прежде всего с тем, что он находился в плену концепций Ж. Жореса, Г. Кунова и Н. И. Кареева. Интерес советской науки вызвал и термидорианский переворот, что способствовало появлению двух серьезных работ о нем П. П. Щеголева и К. П. Добролюбского. Большой вклад в исследование народных движений жерминаля и прериаля 1795 г. был внесен Е. В. Тарле (1874-1955), изучавшим ряд лет материалы парижского Национального архива, которые легли в основу его выдающейся марксистской монографии «Жерминаль и прериаль» (1937).

Успехи советской науки в изучении истории социально-политических идей связаны в первую очередь с именем В. П. Волгина. В его исследовании «Социальные и политические идеи во Франции перед революцией (1748-1789)», опубликованном в 1940 г., дана цельная картина развития социально-политической мысли во Франции во второй половине XVIII в.

Эти работы во многом подготовили появление обобщающего коллективного труда Института истории АН СССР «Французская буржуазная революция. 1789-1794» (1941), не утратившего своего значения и сейчас. В монографии было введено в научный оборот много неизданных архивных документов по русско-французским отношениям накануне и в годы революции. При анализе особенностей классовой борьбы в период революции авторский коллектив, раскрыв различие между революцией буржуазной и социалистической, показал вместе с тем глубоко демократический характер Великой французской революции.

К середине 30-х годов в СССР оформилась марксистско-ленинская школа историков Французской революции 1789-1794 гг. В короткие сроки она создала немало ценных исследований в этой области.

Уделяя особое внимание Великой французской буржуазной революции, советская историография обращалась также к изучению буржуазных и буржуазно-демократических революций первой половины XIX в. Много нового о революции 1848 г. содержали исследования А. И. Молока (например, «Июньские дни. Очерк истории восстания парижских рабочих 23-26 июня 1848 года», 1933), основанные на материалах французского Национального архива.

Одной из центральных в советской историографии стала тема Парижской коммуны 1871 г. Уже в первые послеоктябрьские годы рядом авторов о ней были созданы работы и научного и научно-популярного характера. К рассмотрению тактических вопросов истории Коммуны обратился И. И. Скворцов-Степанов. Особое внимание он уделил кардинальным проблемам: класс-гегемон в революции, роль массового движения и т. д. Из трудов Молока особенно большое значение имела монография о германской интервенции против Коммуны (1939) - на тему, ранее почти не изученную в советской историографии. К 70-летию со времени возникновения во Франции первого правительства рабочего класса был издан обобщающий труд видного советского историка и государственного деятеля П. М. Керженцева «История Парижской коммуны 1871 г.» (1940). Доступный различным категориям читателей, он основан на первоисточниках и большом круге литературы.

В изучении истории Парижской коммуны советская историография к началу 40-х годов достигла серьезных успехов.

Усвоение советскими учеными марксистско-ленинской методологии требовало глубокого анализа исторических источников и составных частей марксизма. Кроме того, именно в области изучения истории социалистических идей советская наука располагала уже тогда марксистски подготовленными кадрами, к ним относился В. П. Волгин (1879-1962). В 1923 г. были изданы его «Очерки по истории социализма», куда вошли работы Волгина о Мелье и Морелли и о создателях уравнительных теорий XVIII в. - Руссо, Мабли, об идейном наследии бабувизма, о Сен-Симоне и т. д. Это была первая в советской марксистской историографии попытка осветить важнейшие этапы развития социалистической мысли до середины XIX в. Вскоре Волгин опубликовал общий университетский курс «История социалистических идей» (2 ч., 1928-1931) от зарождения элементов социализма в древнем мире до 40-х годов XIX в.

В 1920 г. в соответствии с Постановлением IX съезда РКП (б) развернулась работа по выпуску первого 20-томного издания Сочинений В. И. Ленина, завершенного в 1926 г. В него вошли произведения, в основном уже ранее опубликованные. Новый этап в деле изучения ленинского научного наследия начался после организации Института В. И. Ленина. Институт приступил к изданию полного собрания Сочинений В. И. Ленина, а также трудов, посвященных его жизни и деятельности. По решению II съезда Советов СССР и XIII съезда партии в 1925-1932 гг. институт выпустил 30-томное второе и третье (идентичные) издания Сочинений В. И. Ленина, в которые были включены 1265 его не публиковавшихся ранее работ.

В 1928 г. стало выходить на русском языке первое научное издание Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса в 29 томах. Одновременно Институт К. Маркса и Ф. Энгельса приступил к подготовке международного 40-томного издания их произведений на языке оригинала - Marx- Engels Gesamtausgabe (MEGA).

Важное место в советской историографии заняла литература о создании К. Марксом и Ф. Энгельсом I Интернационала, их роли в руководстве его деятельностью, их взаимоотношениях с Парижской коммуной. В 30-е годы началась публикация документов Базельского конгресса и Лондонской конференции I Интернационала. Ряд работ советских историков раскрывал борьбу Маркса и Энгельса против оппортунистических течений в I Интернационале (прудонизма, лассальянства, бакунизма). Разработка социаль- Одним из важнейших направлений в изучении но-экономической ис- нового и новейшего времени явилась эконо-тории. Рабочее и со- мическая история зарубежных стран и мас-циалистическое дви- совые выступления трудящихся, а также рост рабочего и социалистического движения в XIX - начале XX в.

Специальному исследованию подверглась история промышленного и аграрного переворота в европейских странах в трудах Ф. В. Потемкина (1895-1973) («Лионские восстания 1831 и І834 гг.», 1937), В. М. Лавровского («Основные проблемы аграрной истории Англии конца XVIII и начала XIX века», 1935), а также в США в книге А. В. Ефимова (1896-1971) «К истории капитализма в США» (1934). Труд Ефимова показал всю несостоятельность утверждений буржуазных историков об «исключительности» развития Соединенных Штатов.

В рассматриваемый период советской историографии еще не удалось воссоздать цельной картины истории рабочего и социалистического движения в новое время, но внимание к этой проблематике возрастало. Цикл работ советских историков, посвященных этому этапу истории международного рабочего движения, появился в годы, когда в ВКП(б) и зарубежных секциях Коммунистического Интернационала развернулась острая идейно-политическая борьба против троцкистов и других антиленинских групп и течений. Известно, что не только меньшевики, но и Л. Троцкий, Г. Зиновьев и Л. Каменев в 1917 г. считали, что Россия не созрела для социалистической революции3. Троцкизм «сеял неверие в силы рабочего класса СССР, утверждая, что без предварительной победы пролетарской революции на Западе победа социализма в нашей стране невозможна» 4.

Эти взгляды прямо или косвенно отразились в работах некоторых историков, что проявилось, в частности, в недооценке сил социалистической революции в нашей стране, в умалении роли большевизма на международной арене, в преувеличении теоретической и тактической зрелости немецких левых социал-демократов, преуменьшении оппортунизма ряда вождей II Интернационала и т. д. В 1930 г. названные ложные концепции нашли свое выражение в выступлениях и статье А. Слуцкого «Большевики о германской социал-демократии в период ее довоенного кризиса». Историки-марксисты дали решительный отпор попыткам троцкистской ревизии истории большевизма.

Проблемы истории II Интернационала изучались в работе Г. С. Зайделя «Очерки по истории Второго Интернационала, 1889-1914» (1 т., 1930), где была дана характеристика основных этапов его развития, а также его организационных и теоретических принципов. Значительное место автор отводил истории германской социал-демократии. При этом он принижал международную роль большевизма и преувеличивал зрелость левых группировок в западноевропейских социал-демократических партиях. Ошибки Зайделя были подвергнуты критике.

Существенное внимание советские историки уделяли международному значению первой русской революции 1905-1907 гг., обогатившей мировое революционное движение ценнейшим опытом. В их статьях было показано огромное воздействие революционных событий в России на зарубежное массовое движение трудящихся и деятельность II Интернационала, оппортунистические вожди которого замалчивали первую в истории народную буржуазно-демократическую революцию эпохи империализма или рассматривали ее как чисто русское явление.

26 октября 1917 г. в своем «Докладе о мире» на заседании II Всероссийского съезда Советов В. И. Ленин заявил, что Советское правительство приступает «...немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября" 1917 года»5. Началом этого разоблачения тайной дипломатии вскоре явилось издание «Сборника секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел» (1917-1918), осуществленное под руководством Н. Г. Маркина.

Существенным стимулом к углублению изучения истории внешней политики послужило начало выхода (с 1931 г.) многотомной публикации дипломатических документов «Международные отношения в эпоху империализма». Документы из архивов царского и Временного правительств. 1878-1917. Серия 3-я, 1914-1917; Серия 2-я, 1900-1913 (1931 - 1940). Построенная по хронологическому принципу, она отвечала самым высоким требованиям специалистов-исследователей и своей полнотой и научной объективностью резко отличалась от аналогичных изданий дипломатических документов, предпринятых буржуазными правительствами. Большая заслуга в организации публикаторской деятельности в области истории международных отношений принадлежала М. Н. Покровскому (1868-1932).

Советские историки создали ряд трудов о возникновении ми-" литаристских блоков, подготовивших первую мировую империалистическую войну. В 1928 г. вышло исследование С. Д. Сказкина (1890-1973) «Конец австро-русско-германского союза»- одна из выдающихся в советской историографии работ в этой области. На основе множества неопубликованных архивных материалов автор осветил отношения России с Германией и Австро-Венгрией в связи с Восточным вопросом в 80-х годах XIX в. Много места в монографии отведено политике Бисмарка в отношении России.

В течение ряда лет под влиянием ошибочной концепции М. Н. Покровского, отрицавшего прогрессивный характер Отечественной войны 1812 г., советская историография (за редким исключением) игнорировала изучение этой важнейшей темы. Но со второй половины 30-х годов положение изменилось. Вернувшись к своей дореволюционной тематике, Е. В. Тарле создал обобщающие работы о Наполеоне и его нашествии на Россию. Книга Е. В. Тарле «Наполеон» (1936), написанная в значительной степени как антитеза многочисленным сочинениям буржуазных историков-А. Тьера, А. Сореля, А. Вандаля и др., явилась выдающимся художественно-историческим произведением. На основе анализа огромного фактического материала автор показал, как в результате беззаветного мужества русского народа рухнули замыслы Наполеона об установлении мирового господства. В еще большей степени этот тезис получил отражение во второй книге Тарле «Нашествие Наполеона на Россию» (1938).

Е. В. Тарле принадлежит также фундаментальный труд «Крымская война» (2 тт., 1941-1943). Использовав огромный архивный и печатный материал, автор показал сложный клубок международных противоречий, которые назрели в Европе и в Малой Азии к середине XIX в.

Итог достижений советской историографии в области изучения проблем международных отношений нового времени был подведен в «Истории дипломатии» (т. 1-й, 1941; т. 2-й, 1945), изданной в серии «Библиотека внешней политики».

Таким образом, рассматривая историческую литературу 20- 40-х годов по истории международных отношений нового времени, можно сделать вывод, что эта тема привлекала самое пристальное внимание советской историографии. Широко используя недоступные ранее архивные фонды, советские ученые создали ряд оригинальных исследований, не потерявших своего значения до настоящего времени.

Сложность международной обстановки, мощный размах массового рабочего движения и рост под влиянием победы Великого Октября коммунистических партий в капиталистических странах, дальнейшее усиление национально-освободительного движения народов колониальных и зависимых стран, обострение противоречий между капиталистическими государствами, активизация крайне правых элементов в ряде империалистических держав Европы и Америки, приведшая в конечном счете к установлению фашистской диктатуры в Италии, Германии и Испании, борьба Советского Союза за мир и разоружение, его попытки обуздать агрессоров - все эти события, характеризовавшие ход новейшей истории, нашли свое отражение в исторических исследованиях.

На первых порах многие работы по новейшей истории носили публицистический характер. Определенная их часть не выдержала испытания временем. Однако, вопреки распространенному в буржуазной историографии тезису о правомерности изучения лишь относительно далеко отстоящих от современности событий, советская историческая наука, опираясь на труды основоположников марксизма-ленинизма и их огромный опыт в этом отношении, убедительно доказала возможность такого научного исследования.

Уже в 20-е годы стали намечаться основные линии изучения новейшей истории. В центре внимания находились вопросы международного рабочего движения и классовой борьбы в капиталистических странах, история международных отношений и в малой степени - внутренняя политика зарубежных государств.

Наибольшее внимание советской историографии привлекли революционные события в Германии в 1918-1919 и 1923 гг. К работам этого цикла относятся книга А. М. Панкратовой «Фаб-завкомы в германской революции» (1924) и основанное на широком использовании немецкой прессы, брошюр, мемуарной литературы исследование К. И. Шелавина о германской революции 1918-1919 гг. «Авангардные бои западноевропейского пролетариата» (2 ч., 1929-1930). Однако в целом в этих работах недоставало правильного понимания характера Ноябрьской революции 1918 г. в Германии как буржуазной. Авторы, исходя из неверной посылки, считали ее пролетарской.

Одно из центральных мест в советской историографии новейшего времени заняло изучение проблемы фашизма. Уже в 20-х годах фашистский переворот в Италии, попытки путча германских фашистов вызвали появление работ, пытавшихся вскрыть причины усиления фашистской опасности, а также крайне реакционные устремления различных социальных групп в капиталистических странах.

Несколько книг об итальянском фашизме - «Фашизм» (2 ч., 1923), «Закат фашизма» (1925) и др. - было опубликовано Г. Б. Сандомирским. Работы отличались живостью изложения, были основаны на личных впечатлениях автора, однако они не являлись научным исследованием проблемы и содержали много ошибочных тезисов (в первую очередь прогноз о скором крахе итальянского фашизма).

Среди работ, посвященных новейшей истории Англии, выделялась книга А. В. Лепешинской «Английская всеобщая забастовка 1926 г.» (1930), где исследуются ее причины и ход.

В 30-е годы большое внимание уделялось международному рабочему движению, экономике капиталистических стран, классовой борьбе пролетариата и другим темам.

Ценнейшим источником по истории международного коммунистического движения явились стенографические отчеты конгрессов Коммунистического Интернационала и материалы пленумов его Исполнительного комитета. Были опубликованы документы: «Борьба большевиков за создание Коммунистического Интернационала» (1934) и «Послевоенный капитализм в освещении Коминтерна» (1932). В первой половине 30-х годов было предпринято издание основных решений Коминтерна «Коммунистический Интернационал в документах» (1933) за первые 13 лет его существования.

Серьезное внимание советских историков к вопросам развития международного коммунистического и рабочего движения привело к появлению работ, критически рассматривавших деятельность II Интернационала в послевоенный период его существования. Однако догматически воспринятое положение о том, что социал-демократия объективно является умеренным крылом фашизма, а также имевший хождение в те годы термин «социал-фашизм» уводили некоторых историков в сторону от научной постановки и разрешения этой проблемы.

Среди проблем классовой борьбы принципиальное значение имел вопрос об оценке ее характера в Соединенных Штатах Америки, так как пропаганда «американской исключительности», находившая поддержку среди троцкистов США и других стран, влияла и на историческую науку. Это проявлялось, в частности, в попытках некоторых авторов доказать особое якобы положение американских рабочих по сравнению с пролетариатом других стран. Однако подобные тенденции не были типичны для общей линии исследования советскими учеными этого вопроса. Наиболее значительная среди этого цикла работ книга В. И. Лапа «Классы и партии в САСШ» (1932; изд. 2, 1937).

Анализу одного из аспектов «нового курса» было посвящено исследование С. А. Далина «Экономическая политика Рузвельта» (1936).

Внимание специалистов по истории новейшего времени привлекли процессы, происходившие и Б других странах. Захват власти германским фашизмом вызвал появление, правда, на первых порах не столь обширной, литературы по этой теме, например работы «Германский фашизм у власти» (1934). В значительной ее части имелась явная недооценка фашистской опасности6. Советские ученые сразу же откликнулись на события испанской революции 30-х годов и на борьбу испанского народа против фашистских мятежников и германо-итальянских интервентов. Были изданы сборники речей и статей руководителей Коммунистической партии Испании - Хосе Диаса и Долорес Ибаррури, а также военно-оперативные работы о ходе вооруженной борьбы в стране.

Анализом общих проблем империализма, исследованием хозяйственной конъюнктуры и кризисов, изучением экономических отношений между империалистическими странами и их политики по отношению к СССР долгое время занимался Е. С. Варга, опубликовавший много трудов по этим вопросам. Большое принципиальное значение имела его критика теории «сверхимпериализма», которой он противопоставил закон неравномерности развития капитализма.

Различные вопросы международных отношений новейшего времени были изучены Л. Н. Ивановым (1903-1957). Он исследовал взаимоотношения империалистических держав, их морское соперничество, деятельность различных международных организаций, вопросы разоружения (1964).

В годы второй мировой войны советские историки завершили и опубликовали фундаментальное исследование «История гражданской войны в СССР» (т. 2), в котором раскрыто всемирно-историческое значение победы Великой Октябрьской социалистической революции и разгрома империалистической интервенции в Советской России. Крупным научным и теоретическим явлением в историографии новейшего времени было издание «Истории дипломатии» (т. 3-й, 1945). Общественно-политическое значение этого коллективного труда было огромно. В нем убедительно показаны тяжелейшие последствия политики «умиротворения» агрессоров, уступок и сговора с ними, которую проводили правительства Англии, Франции и США, рассчитывавшие направить фашистскую агрессию в сторону СССР и не желавшие создания единого фронта демократических стран против поджигателей войны. Большой заслугой авторов явилось освещение борьбы СССР за мир, его стремления выполнить свои обязательства, касающиеся коллективной безопасности и противодействия агрессорам.

В годы войны Н. М. Дружинин, Ф. В. Потемкин, В. М. Хвостов и другие создали работы, популяризирующие героическую борьбу русского парода против иноземных захватчиков.

Поступательное движение советской историографии нового и новейшего времени встретило на своем пути немало трудностей, но глубокая вера в торжество ленинских идей вдохновляла советских историков. Создав к исходу рассматриваемого периода ряд крупных монографических и коллективных трудов, учебников и учебных пособий, советская историография 30-40-х годов подготовила почву для дальнейших успехов в развитии этой отрасли исторического знания.

Фигура Сталина в советской истории, пожалуй, самая обсуждаемая и противоречивая. Период его единоличного правления связывают как с Великой победой и успехами в индустриализации, так и с масштабными репрессиями и массовым голодом. А какой могла быть наша страна без Сталина?

Перегнать Германию

Российский экономист Николай Шмелев и американский историк Стив Коэн считают, что без Сталина мог бы реализоваться план экономического развития, предложенный Николаем Бухариным. Согласно бухаринской программе НЭПа, должна была сохраняться доминирующая роль товарно-денежных отношений при рыночном механизме хозяйствования.

При таком подходе, который был научно обоснован и экономически оправдан, как полагают специалисты, реформы не только привели бы к заметному улучшению благосостояния населения, но и имели бы минимальный побочный эффект, в отличие от сталинской индустриализации. А в 1930-е годы СССР бы вошел в период «золотого десятилетия».

Публицист Владимир Попов указывает, что «при сохранении НЭПа советская промышленность к концу 30-х годов как минимум превзошла бы немецкую по объему производства, в том числе и по объему производства военного». И тогда, по словам Попова, мы бы смогли обогнать Германию по выпуску танков, самолетов и артиллерийских стволов не в 1943 году, а значительно раньше.

Многие эксперты уверены, что при продолжении политики НЭПа страна прожила бы 30-е годы XX века без крестьянских сверхналогов, изъятия у деревни хлеба, коллективизации, раскулачивания и массового голода.

Однако вместо бухаринской экономической политики мог вступить в силу и план Льва Троцкого, согласно которому рост национальной экономики должен был быть достигнут при опоре исключительно на внутренние ресурсы, без привлечения иностранных капиталов и специалистов.

Но при таком раскладе по замыслу Троцкого все издержки индустриализации оплатило бы крестьянство. Не исключено, что воплощение в жизнь концепции Троцкого обернулось бы для страны куда большими перегибами и жертвами, чем сталинская индустриализация.

Долго и неэффективно

По мнению некоторых экономистов, обладая несомненными преимуществами, НЭП не смог бы обеспечить главного – форсированной индустриализации. Они обращают внимание на то, что при аналогичных условиях промышленный переворот в Англии XIX столетия занял 70-80 лет при средних темпах роста 6,3% в год, а индустриализация в Германии затянулась с 1855 года по 1923 год при среднегодовом росте в 5%. У СССР не было такого запаса времени.

Писатель Борис Сидоров отмечает, что, учитывая длительный срок становления индустриализации в странах Запада, можно предположить, что у нас этот процесс, начавшись в конце 1920-х годов, завершился бы только на исходе ХХ века. Впрочем, писатель не исключает, что под влиянием факторов технологического ускорения и в связи с тем, что в СССР в основном собственность была в руках государства, индустриализация могла завершиться и к 1960 году. Но даже при таких темпах СССР не имел бы развитой тяжелой промышленности и не смог бы подготовиться к войне с Германией, отставая от нее по уровню развития военно-промышленного потенциала на два десятилетия.

Сохранить население

Без Сталина не нужно было бы прибегать к усилению репрессивного аппарата, и страна не испытала бы все ужасы, которые последовали за секретным приказом НКВД под номером 00447, унесшего жизни почти 400 тысяч человек и еще столько же отправившего в исправительно-трудовые лагеря. Не было бы «ежовщины» и «бериевщины», под террористический маховик которых попали тысячи ни в чем не повинных граждан.

Ряд экспертов придерживается точки зрения, что без Сталина людские потери в 1930-х годах могли быть сокращены по крайней мере на 10 миллионов человек, в результате чего сохранилась бы наиболее трудоспособная часть населения среди интеллигенции, рабочих и крестьян. Благодаря этому к 1940 году был бы достигнут значительно более высокий уровень благосостояния жителей страны.

Социолог Элла Панеях убеждена, что не будь Сталина, скорее всего, не получила бы такой поддержки плановая система экономики, которая породила коррупцию и стала причиной неэффективности управления.

СССР без Сталина, возможно, не познал бы массовый голод, который в 1932-1933 годах охватил территории Белоруссии, Украины, Северного Кавказа, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири и Северного Казахстана. Тогда жертвами голода и болезней, связанных с недоеданием, по официальным данным, стали около 7 млн человек.

Многие исследователи возлагают главную ответственность за голодомор именно на Сталина, приводя в доказательство его собственные высказывания, например, в письме от 6 августа 1930 года: «Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут».

Историк Виктор Кондрашин по этому поводу пишет: «В контексте голодных лет в истории России своеобразие голода 1932-1933 годов заключается в том, что это был первый в её истории «организованный голод», когда субъективный, политический фактор выступил решающим и доминировал над всеми другими».

Альтернативы террору нет

Португальский политик и экономист Франсишку Лоуса не склонен полагать, что насилие и репрессии – это сталинское порождение. Их родоначальниками следует считать Ленина и Троцкого. Если бы власть в стране наследовал кто-то другой, то система не стала бы менее жестокой, уверен Лоуса.

В качестве одного из примеров «ленинского» подхода к делу построения социализма можно привести выдержку из телеграммы Владимира Ильича: «Повесить (непременно повесить, чтобы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. Опубликовать их имена. Отнять у них весь хлеб».

«Гуманизм» Троцкого показал себя при подавлении в марте 1918 года Кронштадтского мятежа матросов, большинство из которых были разочарованы диктатурой пролетариата. А в работе «Терроризм и коммунизм» Троцкий красноречиво писал:

«Кто отказывается принципиально от терроризма, тот должен отказаться от политического господства рабочего класса, от его революционной диктатуры. Кто отказывается от диктатуры пролетариата, тот отказывается от социальной революции и ставит крест на социализме».

По другому сценарию

При оценке итогов Великой Отечественной войны мы слышим разные голоса. Одни убеждены, что мы победили во многом благодаря стратегическому гению Сталина, другие утверждают, вождь здесь не причем, так как вся тяжесть войны легла на плечи простого народа.

К примеру, директор Международного центра истории и социологии Второй мировой войны Олег Будницкий отмечает, что многие эксперты не обращают внимания на просчеты Иосифа Виссарионовича во внешней политике, из-за которых СССР фактически остался один на один с Германией.

Как бы там ни было, можно утверждать, что Вторая мировая война без Сталина развивалась бы по иному сценарию. Вероятно, не было бы высадки англо-американского десанта в Нормандии, скорее всего, он вторгся бы в Европу через Балканы, как и планировалось. Но Сталин заблокировал предложение союзников. Фактически это решение не позволило распространиться англо-американской гегемонии в Восточной Европе.

Часть историков ставит в упрек Сталину низкий уровень обороноспособности, массовые чистки среди высшего командного состава, а также игнорирование донесений разведки о скором начале войны, что обернулось трагедией в первые месяцы конфликта.

Начальник Генерального штаба во время войны маршал Александр Василевский писал: «Без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел».

Маршал Советского Союза Андрей Еременко считал, что именно на Сталине лежит значительная доля вины в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии. По словам военачальника, Сталин это прекрасно понимал, а поэтому нашел стрелочников.

«А кто виноват, - робко задал я вопрос Сталину, - что эти бедные, ни в чём не повинные люди были посажены?» - «Кто, кто… - раздражённо бросил Сталин. - Те, кто давал санкции на их арест, те, кто стоял тогда во главе армии, и тут же назвал товарищей Ворошилова, Будённого, Тимошенко», – вспоминал в своих мемуарах Еременко.

Многие уверены, что не будь лозунга «победа любой ценой», который поддерживал Сталин, война закончилась бы позже, но с меньшими жертвами. Однако затянувшийся конфликт вынудил бы американцев сбросить уже готовые атомные бомбы не на Хиросиму и Нагасаки, а на Берлин и Гамбург.

Писатель Владимир Войнович полагает, что некорректно говорить о Сталине, как о символе Победы, потому что если бы не было Сталина, не было бы и войны. А народ в любом случае одолел бы фашизм.

Прежде чем говорить о советских историках, необходимо сказать несколько слов о двух авторах, которых в просторечье называют «историческими романистами». Они – поставщики «легкого чтения», и часто не без таланта рассказывают увлекательные истории из прошлого, с диалогами и бутафорией, когда герои их то «задумываются, почесывая затылок», то «многозначительно покашливают», то шепчут что-то любимой женщине, так что никто не слышит, кроме нее самой.

Роман М. Касвинова «23 ступени вниз» о Николае II написан именно в таком стиле: когда царь принимает Столыпина по серьезному государственному делу у себя в кабинете, то горит камин, собеседники сидят в уютных креслах, а царица в углу штопает царю носки.

Роман Н. Яковлева «1 августа 1914 года» несколько более реален. В нем мы даже находим кое-что о масонстве: автор встречал министра Временного правительства Н.В. Некрасова (имеется пример прямой речи героя); автор дает нам понять, что имеется также документ, а может быть и не один, с которым он ознакомился. Но вместо любопытства, читатель начинает смутно чувствовать медленный прилив скуки: в тот момент, когда Н. Яковлев на страницах романа заставил своего героя заговорить, оказалось, что это вовсе не Некрасов, а только сам Яковлев.

В писаниях этих романистов-фельетонистов трудно отличить фантазию от истины, и читатель иногда бывает не совсем уверен: действительно ли царица не штопала царю носки, а Некрасов не говорил Яковлеву о каких-то своих записках, мемуарах и документах, не то где-то зарытых, не то им замурованных. Читателю предложен кусок прошлого, и он не прочь узнать о нем побольше, даже если оно слегка искажено и приукрашено. Хуже, когда поставлены кавычки и начинается цитата, которая нигде не кончается, так как автор забыл кавычки закрыть. «Некрасов рассказывал мне тогда много интересного», - пишет Яковлев, но не говорит, когда он это записал: тогда же? или через двадцать лет? или он пишет по памяти? И можно ли в этом случае ставить кавычки? Было ли то, что началось кавычками, взято из зарытого материала, или что-то другое?

Фамилии близких друзей Некрасова и его братьев по масонской ложе полны ошибок, которые Некрасов сделать не мог: вместо Колюбакина – Колюбякин, вместо Григорович-Барский – Григорович-Борский. Изредка Яковлев поясняет: «слово неясно в документе». В каком документе? И почему этот документ не описан? Разговор Яковлева с Шульгиным никакого интереса не представляет: Шульгин никогда не был масоном, а Яковлев – историком. Но не за это, а за другие грехи советская критика обошлась с ним жестоко.

Когда советские историки справедливо жалуются на скудость материала о масонстве , и некоторые из них надеются, что многое еще может выйти наружу, я не могу разделить их оптимизма: слишком многое было уничтожено во время красного террора и гражданской войны людьми, имевшими даже отдаленное касательство к дореволюционному масонству России, не говоря уже о самих братьях тайного общества. А что не было уничтожено тогда, то постепенно уничтожалось в 1930-х гг., так что после 1938 г. вряд ли что-нибудь могло уцелеть на чердаках и в подвалах. Художница Удальцова в начале 1930-х гг. в Москве сама сожгла свои картины, а Бабель – часть своих рукописей, как и Олеша. Что можно еще сказать после этого? С.И. Бернштейн, современник и друг Тынянова и Томашевского, уничтожил свою коллекцию пластинок, наговоренную поэтами в начале 1920-х гг. Бернштейн был первый в России, тогда занимавшийся «орфоэпией».

Советские историки не располагают нужными им масонскими материалами не потому, что они засекречены, а потому что их нет. Масоны не вели масонских дневников и не писали масонских воспоминаний. Они соблюдали клятву молчания. В Западном мире частично уцелели протоколы «сессий» (возможно, что протоколы начали вестись только в эмиграции). В каком же состоянии находится сейчас советская масонология?

Начну издалека: две книги, изданные Б. Граве в 1926 и 1927 гг., я нахожу до сих пор очень ценными и значительными. Это – «К истории классовой борьбы» и «Буржуазия накануне февральской революции». Они не много сообщают нам о масонстве, но дают некоторые характеристики (например – Гвоздева). В этих книгах дана прекрасная канва событий и некоторые краткие, но важные комментарии: «У министра Поливанова были связи с буржуазной оппозицией», или рассказ о визите Альбера Тома и Вивиани в Петербург в 1916 г., и о том, как П.П. Рябушинский, издатель московской газеты «Утро России» и член Государственного Совета, информировал французов о том, куда царское правительство ведет Россию (с Распутиными, Янушкевичами, и прочими преступниками и дураками). Это происходило, когда все собирались в усадьбе А.И. Коновалова под Москвой, на секретных заседаниях. Между 1920-ми гг. и работами академика И. Минца прошло почти тридцать лет. Минц писал о масонстве, которое то ли было, то ли нет, а если и было, то никакой роли не играло. Он, тем не менее, цитирует воспоминания И.В. Гессена, где бывший лидер кадетов, не-масон, писал, что «масонство выродилось в общество взаимопомощи, взаимоподдержки, на манер «рука руку моет». Справедливые слова. Но Минц их понимает так, что масонство вообще было явлением незначительным и скептически цитирует письмо Е. Кусковой, опубликованное Аронсоном, о том, что движение «было огромно», всерьез принимая ее утверждение, что «русское масонство с заграничным ничего общего не имело» (типичный масонской камуфляж и ложь во спасение), и что «русское масонство отменило весь ритуал». Мы теперь знаем из протоколов масонских сессий, что это все неправда. Минц так же твердо уверен, что никакого «Верховного Совета Народов России» никогда не было, и что ни Керенский, ни Некрасов не стояли во главе русского масонства. Позиция Минца – не только преуменьшить масонство в России, но и осмеять тех, которые думают, что «что-то там было». Заранее предвзятая позиция никогда не придает историку достоинства.

Работы А.Е. Иоффе ценны не тем, что он сообщает о масонстве, но тем фоном, который он дает для него в своей книге «Русско-французские отношения» (М., 1958). Альбера Тома собирались назначить «надзирателем» или «Особоуполномоченным представителем» союзных держав над русским правительством в сентябре 1917 г. Как и Минц, он считает, что русское масонство не играло большой роли в русской политике и, цитируя статью Б. Элькина, называет его Ёлкиным.

В трудах А.В. Игнатьева (1962, 1966 и 1970-е гг.) можно найти интересные подробности о планах английского посла Бьюкенена, в начале 1917 г., повлиять через английских парламентариев-лейбористов, «наших левых», на Петроградский Совет, чтобы продолжать войну против «германского деспотизма». Он уже в это время предвидел, что большевики возьмут власть. Игнатьев говорит об изменивших свое мнение о продолжении войны, и медленно и тайно переходящих к сторонникам «хоть какого-нибудь», но если возможно, не сепаратного мира (Нольде, Набоков, Добровольский, Маклаков). Он дает подробности о переговорах Алексеева с Тома по поводу летнего наступления и нежелания Г. Трубецкого пускать Тома в Россию летом 1917 г.: будучи масоном, Трубецкой отлично понимал причины этой настойчивости Тома. Советский историк сознает важность встреч ген. Нокса, британского военного атташе, с Савинковым и Филоненко в октябре 1917 г. - оба были в некотором роде союзниками Корнилова, - и рассказывает, сознавая всю безнадежность положения Временного правительства, о последнем завтраке 23 октября у Бьюкенена, где гостями были Терещенко, Коновалов и Третьяков.

В этом же ряду серьезных ученых стоит и Е.Д. Черменский. Название его книги «IV Дума и свержение царизма в России», не покрывает ее богатого содержания. Правда, большая часть ее посвящена последнему созыву и прогрессивному блоку, но уже на стр. 29 мы встречаем цитату из стенографического отчета 3-й сессии Гос. Думы, по которому видны настроения Гучкова в 1910 г.: 22 февраля он сказал, что его друзья «уже не видят препятствий, которые оправдывали бы замедление в осуществлении гражданских свобод».

Особенно интересны описания тайных собраний у Коновалова и Рябушинского, где далеко не все гости были масонами, и где нередко попадаются имена «сочувствующих» чиновных друзей (слова «арьергард» он не употребляет). Картина этих встреч показывает, что Москва была «левее» Петербурга. Им описано конспиративное собрание у Коновалова, 3 марта 1914 г., где участники представляли спектр от левых октябристов до социал-демократов (хозяин дома в это время был тов. председателя Гос. Думы), а затем и второе – 4 марта у Рябушинского, где, между прочим, присутствовал один большевик, Скворцов-Степанов (известный сов. критик, о котором в КЛЭ нет сведений). Кадет Астров сообщает (ЦГАОР, фонд 5913), что в августе 1914 г. «все (прогрессисты) прекратили борьбу и устремились на помощь власти в организации победы». Видимо, вся конспирация прекратилась до августа 1915 г., когда началась катастрофа на фронте. И тогда же, 16 августа, у Коновалова опять собрались (между другими – Маклаков, Рябушинский, Кокошкин), для новых разговоров. 22 ноября в доме Коновалова были и трудовики, и меньшевики (среди первых – Керенский и Кускова). Там было одно из первых обсуждений «апелляции к союзникам». Черменский напоминает, что генералы были всегда тут же, близко, и что Деникин в своих «Очерках русской смуты», много лет спустя, писал, что «прогрессивный блок находил сочувствие у ген. Алексеева». В это время Меллер-Закомельский был постоянным председателем на совещаниях «прогрессивного блока» с представителями Земгора.

Черменский ходит рядом с масонством, но еще ближе подходят к нему нынешние более молодые историки, работающие в Ленинграде над эпохой 1905-1918 гг. Так, один из них ставит вопрос о «генералах» и «военной диктатуре» летом 1916 г., «после того, как царь будет свергнут». «Протопопов никогда не доверял Рузскому», говорит он, и переходит к письму Гучкова, распространявшемуся по российской территории, к кн. П.Д. Долгорукову, который предвидел победу Германии еще в мае 1916 г. Знания этого автора может оценить тот, кто внимательно вникнет в ход его мышления, тщательность его работ и умение подать материал большого интереса.

Есть среди этого поколения советских историков и другие талантливые люди, значительные явления на горизонте советской исторической науки. Многие из них обладают серьезными знаниями и нашли для них систему, некоторые награждены и литературным талантом повествователя. Они отличают «важное» от «неважного», или «менее важного». У них есть чутье эпохи, которым обладали в прошлом наши большие историки. Они знают, какое большое значение имели (неосуществленные) заговоры – они дают картину масонского и не-масонского сближения людей, партии которых не имели причин сближаться между собой, но члены этих партий оказались способными на компромисс. Это сближение и – у некоторых из них – соборное видение Апокалипсиса, идущего на них с неизбежностью, от которой нет спасения, вызывают у нас теперь, как в трагедии Софокла, ощущение ужаса и совершающейся судьбы. Мы понимаем сегодня, чем был царский режим, против которого пошли великие князья и меньшевики-марксисты, на краткий срок соприкоснувшиеся, и вместе раздавленные.

В одной из недавних книг мы находим рассуждения о западничестве и славянофильстве на таком уровне, на каком они никогда не были обсуждены в закупоренной реторте 19 столетия. Автор находит «цепочку следов» (выражение М.К. Лемке). Она ведет от ставки царя через его генералов к монархистам, которые хотят «сохранить монархию и убрать монарха», к центристам Думы, и от них – к будущим военным Петроградского Совета.

Беседы А.И. Коновалова с Альбером Тома, или оценка ген. Крымова, или званый вечер в доме Родзянко – эти страницы трудно читать без волнения, которое мы испытываем, когда читаем трагиков, и которое мы не привыкли испытывать, читая книги ученых историков. Здесь есть то «творческое заражение», о котором писал Лев Толстой в своем знаменитом письме к Страхову, и которым обладают далеко не все люди искусства. Советские историки, специалисты по началу 20 века, касаются изредка в своих работах и русского масонства. Это дает мне право, работая над моей книгой, думать не только о том, как ее примут и как оценят молодые европейские и американские (а также русско-американские и американо-русские) историки, но и о том, как ее прочтут советские историки, которые за последние годы все больше направляют свое внимание в сторону русских масонов XX столетия. Прочтут ее, или услышат о ней.

Примечания:

Он был двоюродным братом Александра III, а не Николая II, как ошибочно называют его многие историки, в том числе Г. Катков в «Февральской революции».

Первый состав Временного правительства: кн. Львов, Гучков, Керенский, Терещенко, Некрасов, Шингарев, Коновалов, Мануйлов, Годнев, В. Львов и Милюков. Кроме Милюкова, всех остальных можно найти в Биографическом словаре. «Состав наметился как-то сам собой». (Шидловский. Воспоминания, т. 2, с. 61).

«Известны многие примеры, что целые масонские архивы увозились после смерти выдающихся масонских деятелей, иногда лицами совершенно незнакомыми близким родственникам, но предъявлявшими неоспоримые доказательства своих прав на масонское наследие…

От опасно больного брата старается он (т.е. пришедший) отобрать все масонские бумаги и вещи, которые у него могут быть, для доставления их после смерти его, в великую ложу, или по крайней мере, обязан он сохранить их…

Вот почему нам неизвестны имена всех масонов, состоявших звеньями длинной орденской цепи Александровского времени, вот почему так не полны и немногочисленны членские списки, дошедшие до нас». (Тира Соколовская. Голос Минувшего, 1914, март, № 3, с. 246).

Вот как, еще накануне Первой войны, жаловался историк старого масонства в журнале С.П. Мельгунова на скудость масонских архивных материалов!

История русского народа является частью всемирной, поэтому важность ее изучения понятна каждому. Человек, знающий историю своего народа, может адекватно ориентироваться в современном пространстве и грамотно реагировать на возникающие трудности. Изучать науку, повествующую о делах прошедших веков, помогают историки России. Остановимся подробнее на тех, кто сыграл значительную роль в научных исследованиях этого направления.

Первые летописи

Пока не существовало письменности, исторические знания передавались из уст в уста. И такие предания имелись у разных народов.

Когда появилась письменность, события стали фиксироваться в летописях. Специалисты считают, что первые источники датируются X-XI веками. Более древние писания не сохранились.

Первая сохранившаяся летопись принадлежит перу монаха Киево-Печорского монастыря Никона. Наиболее полная работа создана Нестором, это «Повесть временных лет» (1113 год).

Позже появился «Хронограф», составленный монахом Филофеем в конце XV-начале XVI века. В документе предоставлен обзор всемирной истории и изложена роль Москвы в частности и России в целом.

Конечно, история - это не просто изложение событий, перед наукой стоит задача осмыслить и объяснить исторические повороты.

Появление истории как науки: Василий Татищев

Формирование исторической науки в России началось в XVIII века. В это время русский народ пытался осознать себя и свое место в мире.

Первым историком России считается Это выдающийся мыслитель и политик тех лет. Годы его жизни - 1686-1750. Татищев был весьма одарённым человеком, и ему удалось сделать успешную карьеру при Петре I. После участия в Северной войне, Татищев занимался государственными делами. Параллельно он собирал исторические хроники и приводил их в порядок. После его смерти был издан 5-томный труд, над которым Татищев трудился в течение всей жизни, - «История Российская».

В своей работе Татищев устанавливал причинно-следственные связи происходивших событий, опираясь на летописи. Мыслитель по праву считается родоначальником Российской истории.

Михаил Щербатов

Историк России Михаил Щербатов также жил в XVIII веке, он был членом Российской академии.

Щербатов родился в богатой дворянской семье. Этот человек обладал энциклопедическими знаниями. Он создал «Историю Российскую от древнейших времен».

Ученые более поздних эпох критикуют исследования Щербатова, обвиняя в некоторой торопливости при написании и пробелах в знаниях. Действительно, Щербатов принялся за изучение истории уже тогда, когда начал трудиться над ее написанием.

История Щербатова не пользовалась спросом у современников. Екатерина II считала его и вовсе лишенным дарования.

Николай Карамзин

Среди историков России Карамзин занимает ведущее место. Интерес к науке у писателя сформировался в 1790 году. Александр I назначил его историографом.

Карамзин на протяжении всей жизни трудился над созданием «Истории государства Российского». Эта книга представила историю широкому кругу читателей. Поскольку Карамзин был более писателем, чем историком, в своей работе он трудился над красотой выражений.

Основной идеей «Истории» Карамзина была опора на самодержавие. Историк сделал выводы, что только при сильной власти монарха страна процветает, а при ее ослаблении - приходит в упадок.

Константин Аксаков

Среди выдающихся историков России и известных славянофилов свое почетное место занимает родившийся в 1817 году. Его работы продвигали идею противоположности путей исторического развития России и Запада.

Аксаков положительно относился к возвращению к традиционным русским корням. Вся его деятельность призывала именно к этому - возврату к истокам. Сам Аксаков отпустил бороду и носил косоворотку и мурмолку. Подвергал критике западную моду.

Аксаков не оставил ни одного научного труда, но его многочисленные статьи стали существенным вкладом в русскую историю. Известен также как автор филологических работ. Проповедовал свободу слова. Считал, что правитель должен слышать мнение народа, но не обязан его принимать. С другой стороны, народу не нужно вмешиваться в правительственные дела, а нужно сосредоточиться на своих нравственных идеалах и духовном развитии.

Николай Костомаров

Еще один деятель из числа историков России, трудившийся в XIX веке. Был другом Тараса Шевченко, имел знакомство с Николаем Чернышевским. Трудился в должности профессора в Киевском университете. Издал «Русскую историю в жизнеописаниях ее деятелей» в нескольких томах.

Значение работы Костомарова в отечественной историографии огромное. Он продвигал идею народной истории. Костомаров изучал духовное развитие россиян, эта идея была поддержана учеными более поздних эпох.

Вокруг Костомарова образовался кружок общественных деятелей, романтизировавших идею народности. По донесению все члены кружка были арестованы и подвергнуты наказаниям.

Сергей Соловьев

Один из самых известных историков России XIX века. Профессор, а позже и ректор Московского университета. На протяжении 30 лет работал над «Историей России». Этот выдающийся труд стал гордостью не только самого ученого, но и исторической науки России.

Весь собранный материал был изучен Соловьевым с достаточной полнотой, необходимой для научного труда. В своей работе он обратил внимание читателя на внутреннем наполнении исторического вектора. Своеобразие русской истории, по мнению ученого, заключалось в некотором опоздании развития - по сравнению с Западом.

Сам Соловьев признавался в своем горячем славянофильстве, которое немного остыло при изучении им исторического развития страны. Историк выступал за разумную отмену крепостничества и реформу буржуазного строя.

В научной работе Соловьев поддержал реформы Петра I, тем самым отходя от идей славянофилов. С течением лет взгляды Соловьева переходили от либеральных к консервативным. В конце своей жизни историк поддерживал просвещенную монархию.

Василий Ключевский

Продолжая список историков России, следует сказать и о (1841-1911 гг.) Он трудился профессором Московского университета. Считался талантливым лектором. На его лекциях присутствовало множество студентов.

Ключевский интересовался основами народной жизни, изучал фольклор, записывал пословицы и поговорки. Историк является автором курса лекций, который получил всемирное признание.

Ключевский изучал суть сложных отношений крестьян и землевладельцев, уделял этой мысли большое значение. Идеи Ключевского сопровождались критикой, впрочем, историк не вступал в полемику на данные темы. Он говорил, что выражает свое субъективное мнение по многим вопросам.

На страницах «Курса» Ключевский дал множество блестящих характеристик и ключевым моментам русской истории.

Сергей Платонов

Говоря о великих историках России, стоит вспомнить и о Сергее Платонове (1860-1933 гг.) Он был академиком, лектором университета.

Платонов развивал идеи Сергея Соловьева о противодействии родового и государственного начал в развитии России. Он видел причину современных несчастий в приходе к власти дворянского сословия.

Сергей Платонов приобрел известность благодаря изданным лекциям и учебнику по истории. Октябрьскую революцию он оценивал с отрицательной точки зрения.

За сокрытие важных исторических документов от Сталина Платонов был арестован вместе с друзьями, имевшими антимарксистские взгляды.

Наше время

Если говорить о современных историках России, можно назвать следующих деятелей:

• Артемий Арциховский - профессор исторического факультета МГУ, автор работ по древнерусской истории, создатель Новгородской экспедиции археологов.
• Степан Веселовский - ученик Ключевского, в 1933 году вернулся из ссылки, трудился профессором и лектором МГУ, занимался антропонимикой.
• Виктор Данилов - принимал участие в Отечественной войне, занимался историей российского крестьянства, удостоился награждения Золотой медалью имени Соловьева за выдающийся вклад в изучение истории.
• Николай Дружинин - выдающийся советский историк, изучал декабристское движение, пореформенную деревню, историю крестьянских хозяйств.
• Борис Рыбаков - историк и археолог XX века, изучал культуру и быт славян, занимался раскопками.
• Руслан Скрынников - профессор Санкт-Петербургского университета, специалист по истории XVI-XVII веков, исследовал опричнину и политику Ивана Грозного.
• Михаил Тихомиров - академик Московского университета, занимался изучением истории России, исследовал многочисленные общественные и экономические темы.
• Лев Черепнин - советский историй, академик Московского университета, изучал русское Средневековье, создал собственную школу и сделал важнейший вклад в отечественную историю.
• Серафим Юшков - профессор МГУ и ЛГУ, историк государства и права, участвовал в дискуссиях по Киевской Руси, занимался изучением ее строя.

Итак, мы рассмотрели самых знаменитых историков России, посвятивших науке значительную часть своей жизни.