Советская номенклатура и постсоветское чиновничество. Советская партноменклатура, как общественный феномен

1 августа 1978 года у Грибоедовского дворца бракосочетаний в Москве появилась толпа западных журналистов, сдерживаемая милицией и сотрудниками КГБ в штатском. В этот день брак заключал советский служащий Сергей Каузов. Но репортёров интересовал не он, а его избранница.

Чиновник из советской страны, где брак с иностранным гражданином был почти невозможен, женился не на простой иностранке, а на наследнице многомиллионного состояния Кристине Онассис. Которая была одной из богатейших женщин мира. Нетрудно догадаться, что эта свадьба рассматривалась как событие государственной важности, ходили даже слухи, что вся эта история была спецоперацией КГБ, чтобы прибрать к рукам танкерный флот семьи Онассис.

Дочь хозяина морей

Кристина Онассис родилась в 1950 году в семье знаменитого бизнесмена Аристотеля Онассиса. Он был выходцем из богатой греческой семьи, которой удалось сколотить крупный табачный бизнес международного уровня в Османской империи. Но после окончания Первой мировой для них всё изменилось.

Огромная империя распадалась на части, соседи стали предъявлять претензии на те или иные территории, Мустафа Кемель сколотил армию националистов, которая огнём и мечом утверждала новую Турцию, светскую и республиканскую.

Одним из эпизодов распада империи стала греко-турецкая война, в ходе которой греки оккупировали город Смирна, в котором проживала огромная греческая диаспора. Турки выбили их из города, после чего устроили в нём кровавое побоище. Христианские кварталы города были полностью сожжены, погибли десятки тысяч человек, остальные бежали из города, чтобы никогда не вернуться.

Одними из уцелевших беженцев стала семья Онассис. Им удалось бежать (хотя несколько членов клана погибли), но они потеряли всё, что имели, и им пришлось начинать всё с нуля. Молодой Аристотель перебрался в Аргентину, где при помощи старых связей семьи начал табачный бизнес, в чём весьма преуспел. К началу 30-х Аристотель уже был преуспевающим бизнесменом с обширными международными связями.

В этот период он перебрался в США и начал строить свою морскую империю. Он приобрёл несколько танкеров. Затем несколько более крупных. И ещё несколько. Флот Онассиса постоянно увеличивался за счёт того, что он выставлял выгодные цены.

Его танкеры плавали под панамским флагом, и он мог позволить себе выставлять за перевозку товара минимальные цены, за счёт чего выигрывал конкуренцию у других перевозчиков. Вскоре его услугами стали пользоваться крупнейшие мировые компании типа нефтяников Mobil.

К концу 50-х Онассис владел флотом из более чем 70 танкеров, национальным греческим авиаперевозчиком, элитной недвижимостью в разных частях света и имел доли почти в ста крупных корпорациях на всех континентах. Онассис был настолько богат, что вдова убитого президента Кеннеди Жаклин посчитала незазорным выйти замуж за этого бизнесмена.

От первого брака с Афиной Ливанос (дочерью другого греческого корабельного магната) родилось двое детей магната - сын Александр и дочь Кристина. Сын должен был стать преемником отца во главе его колоссальной империи, с 16 лет он работал вместе с ним, вникая в тонкости его бизнеса.

Однако в 1973 году 24-летний Александр погиб в авиакатастрофе, случившейся с его личным самолётом. Аристотель отказывался верить в случайность и подозревал в причастности к аварии то ЦРУ, то лидера греческой хунты Пападопулоса. Бизнесмен обещал выплатить пять миллионов долларов (в нынешних ценах) тому, кто предоставит доказательства того, что авария самолёта его сына была спланирована.

После смерти Александра единственной наследницей Онассиса осталась его дочь Кристина. Она получила хорошее образование в престижных учебных заведениях в Англии, но у отца было мало времени, чтобы ввести её в курс дела и растолковать все нюансы. Аристотель умер в 1975 году, через два года после гибели сына.

По условиям завещания Кристина стала наследницей половины (55%) имущества Аристотеля, которое оценивалось в общей сложности более чем в миллиард долларов. Чуть меньшая часть (45%) перешла под управление созданного Аристотелем фонда Александра Онассиса, который занимался судоходным бизнесом и часть доходов отправлял на благотворительные и культурные программы. Руководил фондом старый и доверенный сподвижник Онассиса Стелиос Пападимитриу.

Кристина вмиг оказалась звездой СМИ. Справиться с рухнувшими на её плечи заботами (за два года скончались все её близкие родственники, а Жаклин Кеннеди она не признавала в качестве мачехи) было непросто, Кристина была классическим «золотым ребёнком». Получив внимание СМИ, она стала комплексовать из-за своей фигуры, изнуряла себя диетами и в конце концов угодила в больницу с тяжёлой депрессией и передозировкой снотворными препаратами.

Но если с отцовской империей она постепенно разобралась, то в личной жизни дела складывались хуже. Впервые она вышла замуж за девелопера Джозефа Болкера, который был старше её. Аристотель брак не одобрил и потребовал развода. Меньше чем через год супруги расстались.

Вторым супругом стал богатый наследник другой судовладельческой династии - Александр Андреадис, за которого она вышла замуж после смерти отца. Но и этот брак продлился всего год и два месяца.

Неожиданный брак

Со времени второго развода Онассис прошло совсем немного времени. Как вдруг произошло событие, в буквальном смысле слова поставившее на уши всю мировую прессу. Одна из богатейших женщин собралась замуж в третий раз. И не за какого-нибудь богатенького наследника, а за обычного и ничем не примечательного советского чиновника.

Избранником эксцентричной мультимиллионерши стал 37-летний сотрудник «Совфрахта» Сергей Каузов. Впрочем, обычным чиновником его можно назвать только по меркам западного мира. И, конечно, по меркам окружения самой Кристины. В СССР Каузова простым служащим никто не назвал бы. Он работал в достаточно крупной и влиятельной организации «Совфрахт». Будучи подразделением Министерства морского флота, «Совфрахт» был советским монополистом в области фрахтования.

В той или иной степени в состав компании входило несколько сотен предприятий, филиалов и представительств во многих странах мира. Кроме того, деятельность «Совфрахта» была тесно связана с заграничными странами, поэтому компания была на особом счету.

Сам Каузов как раз работал на одном из международных направлений (греческом), регулярно выезжал в заграничные командировки. По меркам закрытого советского общества у него была блестящая карьера, которой могли позавидовать десятки миллионов советских граждан.

Мать Каузова в своё время работала на «Мосфильме» ассистентом режиссёра. В частности, помогала Юлию Райзману на съёмках знаменитого фильма «А если это любовь?», в котором свою первую большую роль сыграл Андрей Миронов.

Онассис и Каузов познакомились на переговорах. «Совфрахт» был заинтересован в использовании танкерной империи греческой семьи, предоставлявшей выгодные расценки для перевозки советской нефти. Однако на пути этого романа было серьёзное препятствие.

Советским служащим категорически запрещались близкие контакты с иностранцами. Тем более любовные отношения. Всегда существовали опасения, что советского чиновника завербуют через постель. Поэтому при малейшем намёке на такие отношения они моментально отзывались из заграничных командировок, а то и могли распрощаться с партбилетом.

Понятно, что никакого романа быть не могло, если бы добро на него не дали в КГБ и в Кремле. Если бы это был обычный роман, его бы никогда не одобрили. Но здесь речь шла об одной из богатейших женщин планеты. И когда она начала проявлять знаки внимания к Каузову, об этом сразу же сообщили «наверх».

Очевидно, что решение принималось на самом высшем уровне, поскольку советскому гражданину жениться на иностранке было очень трудно, а советскому служащему в заграничной командировке и вовсе невозможно.

Но потенциальный брак открывал грандиозные перспективы. Теперь СССР имел возможность оказывать влияние на огромную морскую империю, а в случае рождения ребёнка он становился бы наследником колоссального состояния и одновременно советским гражданином. Конечно, не стоит думать, что советская сторона сразу же начала бы распоряжаться флотом через Каузова.

В конце концов, значительная доля наследства оставалась под управлением доверенного Стелиоса Пападимитриу, которому Аристотель завещал присматривать за дочерью, и он жёстко пресекал любые попытки ослабить его контроль. Тем не менее можно было рассчитывать на ещё более выгодные условия сотрудничества.

Роман развивался бурно, и дело быстро дошло до брака. У 37-летнего Каузова были жена и дочь, но развод ему оформили очень быстро. Чтобы не обижать бывшую семью будущего супруга, Кристина купила им большую кооперативную квартиру и обеспечила дочери содержание до достижения совершеннолетия.

В ожидании регистрации брака Онассис жила в самом дорогом номере гостиницы «Интурист» под охраной греческих телохранителей, которые не пускали к ней никого, кроме будущего супруга.

1 августа 1978 года состоялась свадьба. С утра у Грибоедовского дворца бракосочетаний толпились иностранные журналисты, однако внутрь их не пустили. Единственным фотографом на свадьбе был сотрудник АПН Дунаевский. Позднее его снимки агентство с большой выгодой для себя продало иностранным изданиям.

Гостей на свадьбе почти не было. Со стороны жениха было несколько человек. Со стороны невесты не было никого. В итоге свидетелем со стороны невесты выступал известный советский драматург и сценарист Иосиф Прут.

Западные читатели были сильно удивлены, увидев фотографии со свадьбы. Вероятно, они ожидали увидеть кого-то вроде русского Алена Делона, совратившего богатую наследницу. А увидели непримечательного отца семейства с типичной внешностью советского служащего-интеллигента.

Уже тогда в жёлтой прессе была достаточно популярна версия о том, что вся эта история с женитьбой с самого начала была коварной спецоперацией советских спецслужб. А сам Каузов был агентом КГБ. Даже сейчас можно найти публицистов, придерживающихся этой версии.

Действительно, советские спецслужбы очень плотно опекали все внешнеторговые организации в стране. Но речь шла скорее о наблюдении, чем об управлении. Сотрудников КГБ редко назначали на должности, подобные той, что была у Каузова.

Конечно, в спецслужбах всех стран иногда используются такие приёмы, как соблазнение, с целью получения информации. Но трудно представить, что на роль героя-любовника, который должен уметь соблазнить любого человека, независимо от его возраста, социального положения и т.д., могут выдвинуть такого человека. Всё же почти 40-летний почтенный отец семейства, уже начавший лысеть, с косящим левым глазом и заурядной внешностью плохо подходит на роль покорителя сердец.

В спецоперацию верится с трудом. Тем более что в СССР явно понимали, что значительная часть активов Онассис находится под управлением специального фонда, которым руководит цепкий Пападимитриу, и прибрать к рукам танкерный флот вряд ли получится.

Скорее всего, это был счастливый случай. Заскучавшая и взбалмошная миллионерша захотела чего-то необычного и экзотического. Мужчина из запретной страны, где воюют с капиталом, подходил для этого просто идеально. А советское руководство оценило ситуацию и решило, что от неё можно что-то выиграть, и дало добро на брак. Ну а потом принцессе морей это быстро надоело - и она упорхнула обратно.

Расставание

В брежневской Москве трудно было обеспечить приемлемый уровень комфорта для человека, который с пелёнок рос в роскоши и не привык ни в чём себе отказывать. Лучшее жильё, которое можно было найти в Москве, - какой-нибудь элитный дом в центре столицы. Сталинские высотки не подходили по идеологическим соображениям, поэтому молодожёнам решили выделить две смежные квартиры в одном из элитных домов в центре города.

Однако возникла проблема. Одну из квартир занимал известный писатель Валентин Сорокин, на тот момент занимавший пост главного редактора издательства «Современник». И квартиру он не желал покидать. Из-за упрямства у писателя начались проблемы, его даже прорабатывали в комитете партийного контроля, и в итоге он всё же вынужден был съехать.

Но брак оказался недолгим. Онассис явно не могла привыкнуть к советскому образу жизни. Хотя в Москве она почти не жила, постоянно находясь в разъездах по бизнес-делам. О её недолгой жизни в Москве до сих пор ходят самые невероятные слухи.

Например, что они ютились в двушке с матерью Каузова и ежедневно сражались за возможность посетить туалет первыми. Или что она пыталась договориться с московским обкомом о переносе трамвайной ветки, проходившей у неё под окнами, чтобы трамваи не мешали своим шумом.

Этот необычный брак продлился немногим дольше предыдущих. Через год и четыре месяца супруги развелись. В качестве компенсации Каузов получил долю в одной из дочерних компаний, входивших в империю Онассисов. После распада СССР Каузов перебрался на Запад, где живёт до сих пор, ни в чём не нуждаясь и избегая журналистов.

Онассис через некоторое время вновь вышла замуж. Её последним супругом стал француз Тьерри Руссель - выходец из богатой семьи фармацевтических магнатов. В этом браке родился единственный ребёнок Кристины - Афина, унаследовавшая империю Онассисов.

Брак продлился около трёх лет. Супруги расстались в 1987 году. Через год 37-летняя Кристина Онассис скончалась в столице Аргентины от сердечного приступа. Расследование не выявило в её смерти ничего подозрительного.

Формирование после прихода партии большевиков к власти в октябре 1917 г. новой государственности, получившей название советской и просуществовавшей более семи десятилетий, привело к коренным изменениям в принципах управления страной и организации государственной службы.

Из "царства свободы" в "царство необходимости":

первые годы советской власти

Большевистская партия, став правящей, под влиянием постулатов марксизма о самоуправлении трудящихся, при котором исчезает понятие управления как профессиональной сферы, первоначально ориентировалась на отказ от услуг дореволюционной ("старой") бюрократии и чиновников вообще, заменив их выборными от народа. Декрет ВЦИК и СНК от 24 ноября 1917 г. ликвидировал прежнюю иерархию госслужащих и зафиксировал, что "все гражданские чины упраздняются" и "наименования гражданских чинов (тайные, статские и проч. советники) уничтожаются" . Однако мечта о государстве-коммуне, в котором не будет профессиональной бюрократии и все станут управленцами ("каждая кухарка будет управлять государством"), осталась нереализованной. Очень скоро выяснилось, что в распадающейся, охваченной гражданской войной стране для овладения ситуацией необходима четкая система организации власти и управления.

Становление жестко централизованной системы власти происходило на базе аппарата партии большевиков. В.И. Ленин был убежден, что в России нет другой политической силы, кроме партии большевиков, способной возглавить и повести народ от раскола к единству, а затем - к социализму. Партийный аппарат стал становым хребтом системы власти, собирающей рассыпавшееся в ходе революции и гражданской войны общество. В условиях развала партия большевиков сохранила всероссийскую организацию: ячейки на фабриках, заводах, на селе (хотя и не в таком масштабе, как в городе), в армии, в массовых организациях (профсоюзы. Советы и т. п.), работоспособные партийные структуры на всех уровнях - ЦК, областные бюро (области объединяли несколько губерний), губернские, городские, районные комитеты. В силу этого она выступала готовой основой для формирования структур власти. Кадровый корпус государственных служащих формировался прежде всего из членов РКП(б). Принципы отбора кадров первоначально были простыми: личные контакты видных большевиков с будущим назначенцем по революционной деятельности; выяснение социального происхождения и степени политической преданности целям большевистской партии. В 1920 г. 53\% коммунистов являлись служащими советских учреждений. Власть по форме оставалась советской. Советы продолжали функционировать, однако советские органы постепенно теряли значение. Происходит сращивание партийного (большевистского) и советского аппаратов с переходом прерогативы принятия решений к партийным органам. Утверждается принцип единоначалия вместо провозглашенного первоначально безграничного советского коллегиального самоуправления. В.И. Ленин писал: "Советский социалистический демократизм единоличию и диктатуре нисколько не противоречит... Волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим" .

Сфера управления независимо от ее уровня требует квалификации, компетентности, соответствующих навыков и качеств. Коммунистическая система власти призвала к управлению страной новую элиту, которая в большинстве не имела образования и навыков в управлении. И.В. Парамонов, работавший в 1920 г. в Донсовнархозе, вспоминал: "Мы, советские хозяйственники, в подавляющем большинстве в то время еще не доросли до теоретического понимания своих задач. Действовали больше по здравому пролетарскому смыслу" . Отсутствие у большинства большевиков-партийцев элементарных управленческих знаний и опыта заставило, преодолевая сопротивление и нежелание сотрудничать с новой властью ("саботаж"), привлечь в государственный аппарат значительную часть старого чиновничества. Управленцы соглашались работать не только под давлением властей (оно было значительным, включая методы ВЧК), но и в силу необходимости - госслужба была для них единственным источником средств для жизни. Согласно первой переписи служащих, проведенной в Москве в августе 1918 г., удельный вес старого чиновничества среди служащих в советских государственных ведомствах составлял: в ВЧК - 16,1\%, в НКИДе - 22,2, во ВЦИК, Ревтрибунале при ВЦИК, Наркомнаце и Управлении делами Совнаркома 36,5-40, в НКВД 46,2, в ВСНХ 48,3, Наркомюсте - 54,4, Наркомздраве - 60,9, в Наркомате по морским делам - 72,4\% и т. д. Среди руководящих сотрудников центральных государственных органов число служащих с дореволюционным стажем колебалось от 55,2\% в Наркомвоене до 87,5\% в Наркомфине . Старые специалисты работали под неусыпным контролем представителей коммунистической партии. Вот как писал В.И. Ленин в 1922 г. по поводу специалистов, работавших в Госплане: "...Подавляющее большинство ученых, из которых, естественно, составлялся Госплан, по неизбежности заражено буржуазными взглядами и буржуазными предрассудками. Проверка их с этой стороны должна составлять задачу нескольких лиц, которые могут образовывать президиум Госплана, которые должны состоять из коммунистов и следить изо дня в день во всем ходе работы за степенью преданности буржуазных ученых и за их отказом от буржуазных предрассудков, а также за их постепенным переходом на точку зрения социализма" .

Таким образом, в первые годы советской власти корпус государственных служащих состоял как бы из двух частей: новая, советская управленческая бюрократия, которая исповедовала коммунистические принципы, и старая, которая постепенно размывалась (либо полностью принимала новые принципы, либо вытеснялась, в том числе репрессивными методами, по мере обретения квалификации и знаний управленцами советской генерации). В неруководящем составе значительную, а во многих ведомствах и преобладающую часть служащих составляли рабоче-крестьянские представители или, во всяком случае, люди, не имевшие в прошлом отношения к управленческой деятельности. Развернулась подготовка квалифицированных управленческих кадров, соответствующих коммунистической системе власти, в Социалистической академии (переименованной в 1924 г. в Коммунистическую), коммунистических университетах, в разветвленной сети совпартшкол по всей стране и других учебных заведениях. К началу 30-х годов необходимость в старых "спецах" практически отпала и бюрократия стала единой.

При происходившем быстрыми темпами тотальном огосударствлении (национализация банков, земли, промышленности, жилья, системы распределения материальных благ и т. д.) требовалось большое количество служащих, которые бы все это учитывали, контролировали, распределяли и всем управляли. Госаппарат разбухал с ужасающей быстротой. В.Д. Бонч-Бруевич писал по этому поводу: "Не прошло и нескольких месяцев нового бытия, как Петроград и Москва, а за ними все города и веси необъятной России битком были набиты новым чиновным людом. Кажется, от самого сотворения мира до наших дней не было нигде под солнцем такого колоссального, вопиющего числа чиновников, как в дни после Октябрьской революции". Согласно переписи 1920 г., в Москве числилось не менее 230 тыс. служащих государственных учреждений. В 1921 г. бюрократия в Советской России составляла 5,7 млн при численности населения 61 млн. человек . Для сравнения: в 1913 г. в Российской империи при численности населения в 174 млн. человек на государственной службе находилось 253 тыс. чиновников .

Население Советской России превратилось в подданных чиновничества. Бесконтрольность бюрократии при отсутствии демократических институтов, неразработанность правовой и нормативной базы для работы госорганов порождали злоупотребления властью, самоуправство, протекционизм, коррупцию, волокиту и другие неизбежные язвы. Уже в первые годы большевистской власти все это проявилось в полной мере. Сводка ВЧК №1 за 1918 г. только по 10 губерниям (без Москвы и Петрограда) зафиксировала 2533 дела по должностным преступлениям. Распространены были дела, связанные со спекуляцией, в которых были замешаны работники госорганов, распределяющие те или иные товары. С момента возникновения ВЧК важнейшей ее функцией стал контроль за работой государственного аппарата. Уже в начале 1918 г. был организован подотдел, а затем отдел по борьбе с должностными преступлениями. Контроль и чистка быстро разбухающего госаппарата превратились в важную часть деятельности и других отделов ВЧК (по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и т. д.).

Первоначально лидеры большевиков провозгласили, что заработная плата чиновников не должна превышать зарплаты среднего квалифицированного рабочего. Соответствующим декретом всем членам Совнаркома (высшие служащие) была установлена невысокая зарплата - 500 руб. в месяц (средняя зарплата квалифицированного рабочего в 1917 г. была равна 450 руб.). Однако уже весной 1918 г. для специалистов и высших чиновников оплата труда была повышена и были введены различные льготы для партийного и государственного руководства. Поскольку в годы гражданской войны в стране бушевала гиперинфляция, деньги потеряли свое значение, возрос объем привилегий неденежного характера. Если для большинства госслужащих невысокого ранга привилегии ограничивались правом получать небогатый паек (что было очень важно в условиях голода и разрухи), то положение высших чиновников значительно отличалось от основной массы бюрократии. В конце гражданской войны, когда в стране был голод, чиновники высокого ранга в центральных органах власти получали в месяц 12 кг мяса, 1,2 кг сливочного масла, столько же сахара, 1,3 кг риса. На их санаторное обслуживание было ассигновано 360 млрд. руб. Кроме этого им предоставлялся отпуск с выездом за границу вместе с лечащим врачом, для чего выдавалось 100 руб. золотом "на устройство и мелкие расходы". Те же 100 руб. золотом полагались им в конце последнего месяца года. Ответственные партийные работники, имевшие семью из трех человек, получали зарплату, увеличенную на 50\%, и еще 50\% выплачивалось за работу в неслужебное время. Рост материального благосостояния ответственных работников вызывал недовольство среди членов партии, особенно "ленинской гвардии". IX Всероссийская конференция РКП(б) поставила задачу "...выработать вполне годные практические меры к устранению неравенства (в условиях жизни, в размере заработка и т. п.) между "спецами" и ответственными работниками, с одной стороны, и трудящимися массами, с другой стороны" . Х съезд РКП(б) подтвердил "курс на уравнительность в области материального положения членов партии". Однако практически это мало что изменило.

Партийная номенклатура и государственная служба

С окончанием гражданской войны и формированием СССР многие черты государственного управления, сложившиеся в первые годы советской власти, были упрочены. Вся власть сосредоточивалась в руках вождя - лидера правящей коммунистической партии. Со времен И.В. Сталина превращение в вождя ассоциируется с занятием партийной должности Генерального секретаря ЦК. Государственные посты вождь мог занимать или не занимать. Так, В. И. Ленин был председателем Совнаркома, председателем СТО, а И.В. Сталин длительное время (с 1922 по 1941 г.) имел только партийную должность Генерального секретаря ЦК и лишь в годы второй мировой войны занял государственные посты. Вождь партии, поднятый над обществом, имел фактически неограниченную власть и приобрел в общественном мнении харизматические черты. Сталин, ставший бесспорным вождем после смерти Ленина, в течение почти трех десятилетий определял единолично как персональный состав высшего эшелона управления, так и принципы государственной службы.

Коммунистическая партия оставалась ядром системы власти и инструментом государственного управления. Конституции 1936 г. и особенно 1977 г. прямо говорили о руководящей роли компартии в обществе. Важнейшими задачами партийных органов были подбор, воспитание и расстановка кадров, связанных с организацией и руководством людьми: от колхозного бригадира до Председателя Совета Министров СССР, от председателя сельского Совета до Председателя Верховного Совета СССР. Партия вырабатывала политику и "правила игры", которые обеспечивали устойчивость системы. Кадровыми вопросами занимались Секретариат и организационно-распределительный отдел (орграспредотдел) ЦК. Учетно-распределительные отделы существовали во всех других партийных органах - от ЦК республик до райкома, занимаясь кадрами соответствующего уровня "во всех без исключения областях управления и хозяйствования". В основе такой практики лежало принятое еще в 1923 г. на XII съезде РКП(б) решение наряду с партийными кадрами подбирать "...руководителей советских, в частности, хозяйственных и других органов, что должно осуществиться при помощи правильно и всесторонне поставленной системы учета и подбора... работников советских, хозяйственных, кооперативных и профессиональных организаций".

Постепенно был создан четкий механизм отбора, воспитания и проверки управленческих кадров. Для ответственных работников, занятых на разных этажах государственного управления, была введена категория номенклатуры. Номенклатура представляла собой перечень наиболее важных должностей в государственном аппарате и в общественных организациях, кандидатуры на которые рассматривались и утверждались партийными комитетами - от райкома до ЦК. Номенклатурные работники - это замкнутый социальный слой "начальников" всех уровней. Он существовал на основе жестких принципов и правил, определенных коммунистическими вождями. В 1923 г. были сформулированы в соответствующих документах, которые никогда не публиковались, основные принципы отбора и назначения работников номенклатуры. Списки таких должностей являлись строго секретными. И. В. Сталин так определил требования к номенклатуре: "...Люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять директивы, как свои родные, и умеющие проводить их в жизнь" . Контролировались все стороны жизни номенклатуры. Сталин утверждал: "...Необходимо каждого работника изучать по косточкам" .

Номенклатурный принцип начал складываться сразу после прихода большевиков к власти, но в полном своем виде оформился к концу 30-х годов и просуществовал до конца 80-х - полстолетия (номенклатура была упразднена постановлением Секретариата ЦК КПСС от 22 августа 1990 г.). Он охватывал всю сферу управления, хотя не имел правового оформления. Руководящие посты могли быть заняты только членами компартии, рекомендованными на эти должности соответствующими партийными комитетами. Рекомендация на руководящие должности беспартийных являлась исключением, которое лишь подтверждало правило. Характерные черты номенклатурной бюрократии: секретность, закрытость, строгий отбор по принципу преданности коммунистической партии и деловым качествам, военизированный характер (долгое время номенклатура в буквальном смысле была вооружена - имела личное оружие). Номенклатура не является классом, хотя подобная точка зрения имеет распространение . Она не имела частной собственности (ее не было и не могло быть вообще в советский период), но от имени народа распоряжалась огромным пирогом общественного достояния, сосредоточенного в руках государства. Общество, лишенное собственности и независимости от власти, целиком зависело от бюрократии, которая находилась у "крана" материальных и социальных благ.

Сталинская и послесталинская номенклатура была более образованна, чем при В.И. Ленине. Стало велением времени и престижа иметь высшее образование. В 1946 г. была создана Академия общественных наук при ЦК ВКП(б), в которой готовились ответственные управленческие кадры для районных, городских, областных и республиканских органов власти. Характерно, что из высшей номенклатуры оказались фактически исключенными профессиональные юристы и экономисты. Преобладали специалисты с техническим и военным образованием.

Распределение управленцев по "этажам" управления было не менее, а может быть, и более жестким, чем в царской России в соответствии с "Табелью о рангах". Властная иерархия в советском государстве, естественно, тесно переплеталась с партийной иерархией. Номенклатура ЦК была высшим разрядом и насчитывала в 1980 г. примерно 22,5 тыс. человек, но затем последовательно сокращалась: в 1988 г. - 18 тыс., в 1990 г. - 15 тыс. (бывший секретарь ЦК КПСС Е. Лигачев, выступая в Конституционном Суде на процессе коммунистической партии, утверждал, что "потом" - видимо, он имел в виду после 1990 г. - номенклатуру ЦК сократили до 3 тыс. человек). Далее шла номенклатура обкомов, райкомов, горкомов. Точных данных о численности этих разрядов нет. В некоторых изданиях приводилась общая цифра: до 2 млн. (эта цифра звучала и в Конституционном Суде).

Все без исключения вопросы жизни управленцев решались в партийных органах. Коммунистическая партия выступала как патронирующая организация по отношению к государственным служащим. Знакомство с лидерами и видными функционерами компартии (совместная работа в прошлом, "вместе воевали в гражданскую", родственные отношения и т. п.) давало преимущества при продвижении по службе и занятии должностей. В связи с этим кадровую политику советского времени называют иногда номенклатурно-патронажной системой. В Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории, в личном фонде крупного государственного деятеля советской эпохи Ф.Э. Дзержинского, имеется документ, который на первый взгляд может показаться незначительным, а на самом деле дает представление о механизмах функционирования власти, может быть, более ярко, чем документы общегосударственные.

"В ЦК РКП(б).

Здоровье, работоспособность и плановость работы наших ответственных работников поднялась бы во много раз, если бы они имели свободным от всяких заседаний и приемов, кроме воскресенья, еще один свободный день в неделю - среду или четверг. Тогда они в состоянии были бы продумать свою работу, просмотреть материал и прочее... Если мое предложение будет ЦК одобрено, то необходимо назначить комиссию, которая выработала бы текст постановления с указанием дня и перечня работников, по отношению к которым эта мера обязательна. 12.Х.1925 г. Ф.Э. Дзержинский" . Обратите внимание: частный вопрос о необходимости введения второго выходного дня для ответственных работников ставился председателем ВСНХ Ф.Э. Дзержинским не перед правительством, а перед ЦК партии большевиков. Комментарии излишни.

Слой советской бюрократии был неоднороден. Иногда всю управляющую бюрократию советского периода называют номенклатурой, но это не точно. Номенклатурой являлась лишь часть бюрократии, занятая на ответственной управленческой работе разного уровня. Основная масса чиновников была занята на рядовой работе в отделах, канцеляриях и т. п. Бюрократия советского периода отличалась особой "чистотой" с точки зрения происхождения, воспитания, социальной принадлежности. Она не была отягощена сословными, наследственными наслоениями, как, впрочем, и образованием. Она происходила в основном из низов. Советская бюрократия жила по жестким правилам, которые касались всех сторон жизни, включая личную. Выделение из общего унифицированного фона осуждалось. Унификация социальной жизни выражалась даже в одежде, которая играла роль знаковой принадлежности к определенному слою в социальной иерархии. А.А. Сольц в докладе о партийной этике, прочитанном в Коммунистическом университете им. Я.М. Свердлова в 1925 г., говорил: "...Если человек внешне будет, так сказать, резко отходить от тех масс, которые он представляет, то мы сами затрудним себе борьбу и отдалим время проведения наших идей в жизнь" . Жизнь коммунистов должна была соответствовать провозглашенным общим принципам хотя бы внешне. В парторганизациях были созданы бытовые комиссии, которые занимались проверкой жизни коммунистов. В Сибири, например, обследования быта коммунистов проводились по заранее разработанной программе, в которой учитывались обстановка жилища, наличие библиотеки (с коммунистической литературой), использование свободного времени, употребление спиртных напитков и т. д. Факты личной жизни, не укладывающиеся в стандарт, являлись предметом публичного обсуждения с очными ставками, допросами в парторганизации . XVI конференция ВКП(б) (апрель 1929 г.) осудила излишнее копание в личной жизни, но сам контроль и стандартизация поведения и образа жизни коммунистической элиты не вызывали сомнений и сохранялись на всем протяжении периода, когда компартия была правящей.

В стране, в которой юридически все принадлежало государству и государством контролировалось, численность бюрократии была огромной и постоянно росла. В социальной статистике данные об этом размывались посредством включения бюрократии в безличный разряд служащих, к которому относили также врачей, учителей и т. д., поэтому точную ее численность определить сложно. Но все же есть цифры, которые дают представление об этом. Общая численность рабочих и служащих в народном хозяйстве достигла к началу 1954 г. 44,8 млн. человек, из них административно-управленческий персонал составлял 6 млн. 516 тыс. человек, т. е. в среднем каждый седьмой являлся работником управленческого аппарата . В 80-е годы управленческий слой, по некоторым оценкам, составлял вместе с семьями 18 млн. человек.

"Пряник" привилегий и партийный "кнут"

Постепенно бюрократия обрастала привилегиями, распределяемыми в строгом соответствии с должностной иерархией. Наибольшие привилегии имели номенклатурные работники. Благосостояние номенклатуры определялось прежде всего не зарплатой, не собственностью, а долей бесплатного общественного пирога, который находился в ее распоряжении. Привилегии бюрократии начали складываться сразу же после прихода большевиков к власти. Но если в период становления коммунистической системы власти они колебались в рамках от личного бронепоезда до личного коня, то в последующие годы была создана развитая система полного обеспечения бюрократии, но в строгой зависимости от разряда. В 1922 г. на XII партконференции была принята резолюция "О материальном положении активных партработников". К этой категории были отнесены 15 325 человек. Кроме денежного вознаграждения по высшему разряду, все эти товарищи должны быть "...обеспечены в жилом отношении (через местные исполкомы), в отношении медицинской помощи (через Наркомздрав), в отношении воспитания и образования детей (через Наркомпрос)". Одновременно XII партконференция установила для ответственных партийных работников высший предел месячной заработной платы (партмаксимум, который был отменен в 1935 г. в рабочем порядке). Суммы, превышающие этот предел, должны были поступать в партийный фонд взаимопомощи.

Но это вовсе не означало, что партийно-государственная бюрократия стала жить так же, как все. Уравнительные тенденции в отношении зарплаты привели к росту бесплатных привилегий для номенклатуры. До 1947 г. члены Политбюро ЦК, номенклатура, имевшая высший статус, не получали денежного содержания и полностью обеспечивались за счет государства по потребности. Дочь И.В. Сталина С. Аллилуева в книге "20 писем к другу" сообщала: "До тех пор (до 1947 г. - Л.С.) я существовала вообще без денег, если не считать университетскую стипендию, и вечно занимала у своих "богатых" нянюшек, получавших изрядную зарплату..." Была создана развитая, строго ранжированная система привилегий. В последующем она постоянно совершенствовалась, а привилегии расширялись как по объему, так и по качеству. Для номенклатуры за счет государства строилось лучшее жилье, обеспечивалось специальное медицинское и санаторное обслуживание, велось снабжение лучшим продовольствием, предоставлялись государственные дачи, устанавливались специальные пенсии (персональные пенсии союзного и республиканского значения), даже похороны производились на особых кладбищах по особому разряду. Важно понять, что привилегии являлись средством манипулирования номенклатурной бюрократией. Чтобы не потерять возможность жить в уютном "спецмире", надо было "играть по правилам". Привилегии рядовых государственных служащих были гораздо скромнее и выражались прежде всего в "заказах" с продовольствием, доступе к дефицитным товарам, возможности получать без очереди жилье, хорошие санаторные путевки и др.

Путь наверх по номенклатурной лестнице был сопряжен с постоянным риском. При И. Сталине за злоупотребление властью, промашки следовала суровая кара. Сталин в письме к В. Молотову писал: "Надо бы все показания вредителей по мясу, рыбе, консервам и овощам опубликовать немедля.., а через неделю дать извещение от ОГПУ, что все эти мерзавцы расстреляны. Их всех надо расстрелять" . Во времена, когда во всю мощь работал маховик репрессий и каждый госслужащий буквально просвечивался, коррупция была рискованным делом, но она неизбежно существовала в разных формах. Суровые меры помогали мало. Чиновничья система работала по своим законам.

В ходе репрессий номенклатура всех уровней несла самый крупный урон. Наиболее пострадали совнаркомовские работники, промышленные наркоматы, офицерский корпус Красной Армии, директорский корпус. Самыми серьезными были обвинения политического характера (в организации заговоров, нелегальных политических групп, шпионаже в пользу иностранных государств и т. д.), которые на самом деле не соответствовали действительности. Репрессии особенно масштабно коснулись государственных служащих в годы "большого террора". В 1937-1939 гг. партноменклатура повсеместно обновлялась не менее двух-трех раз . Даже те, кто относился к избранному кругу участвовавших в вооруженном восстании 25 октября 1917 г. и довольно долго продержался в высших эшелонах власти, оказались в числе репрессированных. А. И. Рыков, с 17 лет связавший свою судьбу с революционной деятельностью, был введен в первый состав Совнаркома, затем после смерти Ленина занял пост главы правительства. В 1930 г., обвиненный в правом уклоне, он был смещен с этого поста и назначен наркомом связи. Но это было не все. В 1938 г. он был осужден и расстрелян. Еще один пример:

В.А. Антонов-Овсеенко, участник взятия Зимнего дворца, также вошел в первый состав СНК и в последующие годы, несмотря на то что он в 1923-1927 гг. примыкал к троцкистской оппозиции, занимал высокие должности - полпред в Чехословакии, Литве, Польше, прокурор РСФСР и т. д. Взгляды его изменились, Антонов-Овсеенко порвал с оппозицией, восхищался Сталиным. Однако это не помогло ему избежать мясорубки сталинского террора. В октябре 1937 г. он был арестован, а в феврале 1938 г. приговорен к расстрелу по обвинению в принадлежности к руководству "троцкистской террористической и шпионской организации". Новая волна репрессий захватила госаппарат в конце 40-х - начале 50-х годов. Стареющий вождь (ему шел восьмой десяток) осуществил радикальные перемены в устройстве центрального партийного аппарата. Высшие эшелоны власти решено было обновить, убрать засидевшихся, а также претендующих на то, чтобы заменить Сталина на его посту.

От беспокойной "оттепели" к мнимому благополучию "эпохи застоя"

Со смертью Сталина произошли некоторые изменения в принципах существования советской бюрократии. Оформился новый механизм смены вождей, который сказывался на условиях госслужбы и составе высшего эшелона бюрократии. Теперь смена происходила чаще, занять место вождя можно было путем изнурительной и опасной борьбы группировок - кланов в верхах партийно-государственной бюрократии (допустимы были любые методы, включая арест). Победивший расставлял верных ему людей на ключевых постах (чаще всего это были люди, с которыми он работал на разных ступенях партийной карьеры). Этот механизм был запущен Н.С, Хрущевым и действовал безотказно вплоть до выборов последнего главы КПСС - М.С. Горбачева в 1985 г.

Репрессивная машина была приостановлена, и страх перестал довлеть над чиновниками. Они обрели большую самостоятельность и независимость, но одновременно даже минимальная гласность тех лет сделала их более уязвимыми, так как высветила некомпетентность, низкую культуру многих чиновников. Н.С. Хрущев добился введения в Устав партии положения об обязательной ротации кадров - при каждых выборах полагалось менять треть числа членов партийных комитетов от ЦК до райкома. Исключение делалось только для первого секретаря и небольшого круга "опытных и заслуженных работников". Высшая номенклатура встретила это недовольством, так как в партийных органах были представлены наиболее видные управленцы соответствующих уровней. Членство в партийном органе придавало собственно управляющей части бюрократии дополнительный вес, защищенность, и терять их она не хотела. В этом заключалась одна из причин единодушия при освобождении Н.С. Хрущева в октябре 1964 г. от всех постов в партии и государстве "в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья". Н.С. Хрущев, вернувшись с Пленума ЦК, сказал: "Может быть, самое главное из того, что я сделал, заключается в том, что они могли меня снять простым голосованием, тогда как Сталин велел бы их всех арестовать".

Попытки дальнейшей либерализации госслужбы были перекрыты с приходом Л.И. Брежнева на высший властный пост в государстве - Первого секретаря ЦК КПСС, переименованного вновь в 1965 г. в Генерального секретаря. Принцип ротации кадров был немедленно отменен. Малоподвижная, законсервированная система отторгала все новое. Роль бюрократии во всех сферах жизни возросла, список номенклатурных должностей расширился, увеличились сроки пребывания в должности. Сформировались устойчивые группы управленцев, которые консолидировались вокруг чиновников, занимавших более высокие должности и выступавших в роли покровителей. Система личного патронажа, сформировавшаяся в 60-80-е годы, охватывала всю бюрократию сверху донизу и строилась на основе личной преданности. Решение того или иного государственного вопроса, занятие важного поста зависели от исхода борьбы между группами-кланами и степени влияния патрона.

Некоторые министры ставили рекорды пребывания в должности - 20 лет и более. Коррупция среди чиновников приобрела значительные масштабы, государственная бюрократия смыкалась с мафиозными группировками. Появились черты, свидетельствующие о превращении бюрократии в наследственную, возросла роль родственных связей. Под некоторых членов семьи Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева создавались министерства, которые они должны были возглавить. К концу жизни Брежнева в составе ЦК КПСС оказались его сын (первый заместитель министра внешней торговли), его зять (первый заместитель министра внутренних дел). То же происходило и на других этажах управления - родственники и близкие секретарей республиканских ЦК, крайкомов и обкомов получали престижные должности в госаппарате и преимущества при продвижении по службе. Брежневское время называют золотым веком номенклатуры, когда ее жизнь отличалась стабильностью, относительно высоким уровнем материальной обеспеченности и уверенностью в прочности своего статуса. Ю. Андропов, став Генсеком, в начале 80-х годов попытался приостановить процессы разложения в управленческом слое. Громкую огласку получили дела о взяточничестве, вымогательстве на высоком уровне. Были проведены показательные процессы над взяточниками из разных министерств. Однако в стране назревал глубокий системный кризис, охватывающий все сферы: экономическую, социально-политическую, духовную, власть и управление. Обществом овладело сознание необходимости перемен. Система номенклатурного управления себя исчерпала.

Примечания

2. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 40. С. 272.

3. Цит. по: Исторический опыт и перестройка. С. 24.

4. Ирошников М.П. Председатель Совнаркома Владимир Ульянов (Ленин). Очерки государственной деятельности в 1917-1918 гг. Л., 1974. С. 424-427.

5. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 352.

6. Правительственный вестник. 1989. № 6. С. 10.

7. Россия: Энциклопедический словарь. Л., 1991. С. 265. Без военного и морского ведомства.

8. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. М., 1971. С. 302.

9. Сталин И.В. Соч. Т. 5. С. 225.

10. Там же. С. 396.

11. Впервые эта точка зрения (впрочем, вслед за Л. Троцким) была высказана М. Джиласом в знаменитой книге "Новый класс", поддержана М. Восленским в работе "Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза" с предисловием М. Джиласа.

12. РЦХИДНИ, ф. 76, on. 1, д. 189, л. 9.

13. Партийная этика: Дискуссии 20-х годов. М., 1989. С. 284.

14. См.: Исаев В.И. Быт рабочих Сибири. 1926-1937 гг. Новосибирск, 1988. С. 74.

15. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. б. С. 510.

16. Коммунист. 1990. № 11. С. 104.

17. Советское общество. Возникновение, развитие, исторический финал. М., 1997. С. 418.

Раз современные приверженцы демократии выставляют его этаким чудовищем в человеческом обличье, то и этот аспект его жизни должен быть выдающимся. И, пожалуй, лучше, чем родная дочь, Светлана Алилуева, о быте советского вождя никто не сможет рассказать.

Ни для кого не секрет, что товарищ Сталин получал огромное количество подарков буквально со всего мира. Тогда с нашей страной еще считались, и многие политические деятели, отнюдь не только местного розлива, старались умаслить грозного лидера СССР. Среди подарков было много весьма ценных, включая произведения искусства: картины, редкий фарфор, коллекционное оружие, мебель, сделанная на заказ, различные национальные изделия. Из всех присылаемых даров можно было собрать внушительную гору сокровищ, которым позавидовал бы иной сказочный дракон.

Однако, и это отмечала не только Светлана Алилуева, но и иные очевидцы, ничего подобного нельзя было найти ни в кабинете Иосифа Сталина, ни на его даче. Максимум, что можно было увидеть в резиденции вождя - репродукции известных полотен. А где же были все многочисленные подарки? Они прямым ходом отправлялись в «Музей подарков», открытый в Москве в 1950 году. Вот что по этому говорит дочь Сталина: «Отец просто не понимал, зачем ему все это богатство, он не знал, что со всем этим делать. По его собственным словам, чувства, вкладываемые в эти вещи, были символическими, а значит, и относится к ним следует именно как к символам. Поэтому все подарки тут же передавались в музей. А что до репродукций, то отец просто не любил голых стен, однако повесить на даче хоть одно из присланных полотен не считал возможным».

Троцкисты и современность

Интересно, что в свое время Иосифа Сталина весьма критиковали троцкисты, причем в связи потворствованием бюрократическим привилегиям. Отправной точкой послужила отмена партмаксимума, то есть, верхнего предела зарплат для ВКП(б). Лев Троцкий видел в этом прямые шаги к утрате достижений, завоеванных в ходе революции.

Впрочем, если посмотреть на дом отдыха вождей, становится непонятным, чем так возмущались троцкисты. Стены, опять же, украшены репродукциями да портретами Ленина , а также жестяными гербами городов-героев, в баре присутствуют лишь напитки из братских коммунистических стран (никаких коллекционных вин), мебель - и то, отечественная. Впрочем, может быть троцкисты со своей колокольни были и правы, просто нам их сейчас не понять.

Интересно, чтобы сказал Троцкий, увидев хоромы современных чиновников? Ведь сейчас, по данным Global Wealth Report в России на долю 1% населения (чиновники и олигархи) приходится 71% всех активов страны. Вот уж кто не гнушается действительно дорогих вещей, и у кого уж точно нет репродукций в кабинетах, так это у теперешней власти. Все только подлинное, а уж речи про пожертвования музею вообще не идет. Наверное, в этом и заключается демократия.

К вопросу о привилегиях партийной номенклатуры в социалистических странах, поднятому Ланьковым , я выложу некоторые соображения о положении партийной верхушки в СССР. Частично эти соображения я уже озвучивал на «вторнике» у Маккавити, Большое спасибо Илье за ряд ценных замечаний и дополнений.
Разумеется, льготы и привилегии имеет любая правящая верхушка в любой стране мира, однако положение советской номенклатуры имело ряд фундаментальных отличий. Любой правящий класс является привилегированным в силу тех материальных благ, которые имеет: земля ли это, рабы или средства производства. Государство обеспечивает ему собственность над этими активами защищая их посягательств других групп, потому и считается марксистами «классовым». Ряд исследователей (Джилас с Восленским) считали номенклатуру («новый класс») лишь очередной элитой, захватившей в результате революции власть над собственностью, на чем и строили свои теории. Но эта посылка абсолютно ошибочна.

Номенклатурщик фактически не имел ничего, юридически все в стране принадлежало государству, а он лишь в меру своих полномочий мог управлять этим имуществом, но не могу распоряжаться им. Капиталист мог подарить или продать завод, передать по наследству, в конце концов – пропить. Член советской номенклатуры ничего этого не мог, в лучшем случае он, делая успешную карьеру, при жизни мог удерживать за собой некий набор благ, но ни закон, ни государство не могло гарантировать их сохранность. В какой-то мере, положение номенклатуры напоминало судьбу первых феодалов, которые имели землю только пока служили сюзерену. В случае потери должности советский чиновник оставался с тем, что было у него в карманах, так что в шутке о том, что «от Сталина осталась трубка и 40 рублей» есть лишь доля шутки.

Впрочем, сделав эту теоретическую оговорку перейдем к рассмотрению конкретных благ, которые имел советский номенклатурщик. Прежде всего следует оговориться, что наличие привилегий и их уровень очень сильно изменялся от периода к периоду, так что описание следует давать чуть ли не для каждого периода правления первых лиц Союза.

В первый еще «ленинский» период материальные и иные привилегии номенклатуры были минимальны. Да, паек, получаемый высокопоставленным партийным чиновником мог быть больше пайка среднего рабочего, но был далеко не изобильным. Более того размер максимального жалования члена ВКП(б) был законодательно ограничен (т.н. «партмаксимум»), а возможность приобретать товары первой необходимости на черном рынке – отсутствовала, как с точки зрения морали так и под угрозой репрессий. Вообще, в «ленинские времена» требования к партийному работнику были до крайности завышены, партия был чем-то похожим на монашеский орден, а наказание за любое нарушение могло быть неадекватно жестким. (Сохранились даже письма, где Ленин грозил местным чиновникам расстрелом за плохую организацию поставок).

После горячки ленинских лет, уже при коллективном руководстве, стала постепенно складываться система привилегий правящей верхушки. О каком-то общем стандарте речь пока не шла, фактически каждый брал в меру своего поста и потребностей. У руководства страны было много других забот помимо регулирования собственного материального положения, тем более что многие первые лица (тот же Сталин) оставались идейными аскетами «ленинской формации».

Полуофициальная система привилегий стала складываться вместе с развитием промышленности, в 1930-е годы, и приняла законченный вид с отменой карточной системы. Государство гарантировало своим служащим определенное жалование и гарантию возможности приобрести на него некий набор благ. В условиях дефицита на огромное множество товаров (а очереди в конце 1930-х были действительны страшны, в крупных городах их порой занимали с вечера), эти гарантии реализовывались с помощью спецраспредетелителей, в которые имели доступ лишь определенные группы служащих. Подчеркну, спецраспределители были не только для партийной номенклатуры, ведомственные пункты снабжения были при многих предприятиях и учреждениях, и являлись реакцией на дефицит. Работник в меру своей «полезности» освобождался от необходимости «доставать» товары, а просто приобретал их по месту работы. Система спецраспределения с тех пор стала составной частью привилегий номенклатуры, но со временем ее значение постепенно падало. Производство и достаток населения росли, и все большее число товаров можно было приобрести или достать без грубых нарушений закона и использования спецраспределителей.

Но вернемся к Сталину. Одновременно с «распределением», загородными дачами, приличным городским жильем, номенклатура получила ряд весьма жестких ограничений. Я не говорю даже об ответственности, при которой любую серьезную недоработку могли объявить «вредительством» и соответственно покарать. Речь о жестких ограничениях на потребление, которые налагала система. Под запретом была даже не роскошь, а просто множество вещей в доме. Знаменитая опала Жукова, во всяком случае формально, жестко увязывалась с вывозом им имущества из Германии. Речь и не о «вагонах» и «драгоценностях» речь о большом количестве тканей, ковров, охотничьего оружия, хранившегося у него на даче, которое при желание можно увезти за пару заездов современной легковушки. Все это были подарки или вещи купленные по бросовым ценам в послевоенной Европе, но большевик «не может» иметь столько «барахла» и Г.К. слетел с высших армейских постов. А будь его военная слава чуть поменьше, все могло бы кончится хуже. Разумеется «барахло» было не единственной причиной репрессий, но «барахольство» представлялось как тяжкое преступление для чиновника, что ставило его в очень скверное положение. Фактически складывавшееся к концу 1940-х неприятие к Сталину среди коммунистической элиты, было во многом результатом всех этих «монашеских строгостей», при которых рабочий-ударник порой мог позволите себе больше, чем нарком.

При Хрущеве ограничения постепенно стали смягчаться и в СССР сложился уже классический тип привилегий члена элиты. Под запретом оказывалась только совсем уж наглая, бьющая в глаза роскошь. Номенклатурщик имел право на загородный дом, роскошную квартиру (по меркам современности – высшая страта среднего класса), крупную дачу (до стандартов современной элиты дотягивали только дома высшего руководства), машину-иномарку (здесь не поручусь, автомобили не мой конек, но что-то уровня современного среднего москвича), жалование, возможность поездок за рубеж. Плюс всяческий элитный отдых, билеты в театр на хорошие места. До распространения видеомагнитофонов (для сверстников поясню, что в Союзе они уже были) привилегией был показ иностранных кинокартин в элитных кинозалах (как для «допущенных» работников культуры и искусства), но с распространением указанной техники эта привилегия превратилась – в пшик. Частному гражданину было труднее достать кассеты, а порнографические фильмы находились под жестким запретом, но удовлетворять свою любовь к кино реально мог житель большинства крупных городов имеющий соответствующий достаток.

Однако этот стандарт потребления относился лишь к высшей страте элиты: к членам Президиума, Совмина, ЦК. Примерно на такое же качество жизни мог рассчитывать генералитет армии и спецслужб, членкоры и академики РАН, возможно, часть чиновников аппарата этих структур. Эшелоны партийной номенклатуры, идущие ниже, легально могли вести лишь значительно более скромный образ жизни, неотличимый от достатка многих инженеров, промышленных работников с их высокими зарплатами.

Собственно даже высшее руководство не могло особо шиковать. Скандал на всю страну поднялся когда сын Брежнева, который сумел дослужиться до замминистра внешней торговли, в заграничной командировке, выпив лишнего, дал официанту на чай сто долларов. На фоне похождений невесты Абрамовича в европейских бутиках, где остаются сотни тысяч в американской валюте это смотрится просто смешно.

Да, номенклатура и хозяйственные работники имеющие доступ в денежным и иным ресурсам могли пытаться обеспечить себе лучший уровень жизни за счет тех самых «ресурсов», но это было чревато отсидкой в тюрьме, а начиная с определенных масштабов «использования» расстрелом.

В этом плане, при Брежневе сложилось «бережливое» отношение к высшим номенклатурным кадрам (уровня области или республики и выше). Как правило, мелкие прегрешения: выпивка на рабочем месте, не слишком крупные хищения, некомпетентное руководство, вели лишь к переводу на новую должность того же уровня. Если недостаток не давал возможности эффективно работать, например, человек систематически пил, его задвигали на второстепенную должность (чаще всего в парторганизацию какого-нибудь института, где всю текущую работу за человека делал зам). Тяжкими прегрешениями считались крупные хищения с участием нескольких лиц, систематическое выступление против официальной идеологии, поражение кандидата на выборах в подведомственной области, массовая неявка или беспорядки со стороны граждан. За это ответственных лиц отправляли в непрестижную глубинку (чаще всего в Северные районы) с большим понижением в должности и значительной потерей в достатке. Случаев прямого уголовного преследования номенклатурщиков за брежневскую эпоху я не знаю.

Традиция эта с блеском рухнула при Андропове и Горбачеве на множестве процессов по делам высших чиновников по обвинению во взятках и хищениях. Если называть вещи своими именами – это был второй 1937 год номенклатуры. Система неприкосновенности при Брежневе, видимо, носила все же случайный характер, так как мы встречаем обратные примеры во многих других соцстранах: современном Китае или Румынии при Чаушеску, где чиновник мог ответить головой за достаточно мелкие проступки. (Один из румынских перебежчиков приводил в воспоминаниях эпизод, когда чиновник был арестован за то, что в 11 утра, когда рабочий день уже начался, в рабочем кабинете «устраивал личную жизнь»).

Итак, этот набор благ сложился у партийной, административной, научной, военной и прочей советской номенклатуры к концу эпохи. Единственное в чем они превосходили любого успешного работника страны: доступ к элитной медицине и лекарствам, право на прислугу, в какой-то мере обеспечение транспортом и загородным жильем. С каждым днем эти блага переживали инфляцию, потому что многое из перечисленного номенклатурщик мог получить, занимая и менее важные посты, для получения которых не приходилось трудиться всю жизнь, занимать должности связанные со значительным трудом и ответственностью (думаю, только очень наивные люди считают, что работа крупного руководителя состоит только из привилегий).

Возникало и понимание недостатков неустранимых в рамках советской системы: все блага находились в пользовании, а не собственности, брежневский «либерализм» еще гарантировал некую стабильность, но последовавшие перемены показали, что все что он имеет может быть отнято в любой миг. Оставалась также проблема благополучия семьи. Блага ведь непередаваемы. При жизни номенклатурщик мог передавать часть «служебных» благ близким, но оставить он не мог ничего. Провести родных на номенклатурные должности было очень трудно. Любая заметная карьера родственника, пусть даже трижды нормальная и заслуженная, как в случае с Косыгиной-младшей и Аджубеем, становилась явлением чрезвычайным и воспринималась как служебное прегрешении самого чиновника. В «Затоваренной бочкотаре» был очень характерный эпизод, где герой обещает двум братьям работающим в одном райотделе милиции, что «за семейственность отношений вы ответите». По стандартам того времени – легко.

Кто-то может воспринять это описание как похвалу, но на мой взгляд я перечисляю важнейшие недостатки советского строя, при которых его высшие лидеры были не заинтересованы в его сохранении. Для рядовых граждан он имел вполне очевидные достоинства: гарантию от нищеты и безработицы, бесплатный набор социальных благ, определенный уровень правопорядка и защиту от крупных гражданских столкновений и войн. Элита любой развитой страны имеет все это по определению, но как плату за труд она должна иметь наследственную монополию на часть национального имущества как плату за хранение остального. Например, Фредерик Харрисон видит в этом гарантию подготовки квалифицированных кадров для управления страной:

«Я приведу лишь две необходимые характеристики элиты.

Во-первых, для того, чтобы сконцентрировать в своих руках непропорционально большую власть, элите необходимо было закрепить за собой жизненно важные общественные роли (религиозные, военные, политические). Такой подход обеспечивает максимальный контроль над жизнями большого количества людей.
Во-вторых, приобретенная власть должна передаваться по наследству. Это требует создания соответствующего института прав собственности. Без этих прав элите не будет доставать мотивов для накопления богатства и передачи привилегий потомкам.

Мы можем взять для сравнения элиту, занимавшую высшее положение в Коммунистической партии СССР. Эта элита извлекала для себя часть общественного богатства, ее представители пользовались многочисленными привилегиями (государственные дачи, доступ к магазинам с западными товарами, специальные развлекательные центры и больницы и т.п.). Но эта элита сдерживалась двумя особенностями советского коммунизма:

(1) социальная система управлялась идеологией, а не собственническими интересами; и

(2) члены элиты случайным образом выдвигались в высшие эшелоны власти, т.е. не существовало основы для того, чтобы расширить привилегированную позицию, персонализировав власть и передав ее родственникам.

Поэтому советская элита не могла превратиться в отдельный независимый класс за пределами идеологического аппарата, породившего ее. Она не становилась пекущимся о собственных интересах слоем, заинтересованным в передаче прав и привилегий по наследству. Без этих культурных характеристик советские лидеры не могли превратиться в устойчивое целое, обладающее полным и независимым контролем над своей личной судьбой независимо от коллективных интересов остального общества.

Это одна из причин, почему в советской цивилизации отсутствовало устойчивое руководство, способное продлить жизнь системы на срок больший, чем относительно короткий период в семьдесят лет. Второй причиной было то, что советская элита не смогла развиться до своей наиболее полной формы - самодостаточной устойчивой группы, не смогла превратиться в закрытую социальную единицу. Партия призывала свежую кровь в верхние эшелоны власти, что не давало руководству возможности приобрести те качества, которые могли появиться только с течением времени.

Изоляция элиты от посторонних необходима, если она собирается поставить себя вне социальной системы, стать независимой от нее и таким образом иметь возможность эффективно манипулировать ей ».

В этом смысле, как это ни парадоксально звучит, СССР был слишком демократичен для того, чтобы сохраниться. Его уравнительная политика была бомбой замедленного действия, которая должна была рано или поздно заставить элиту попытаться переделать страну под себя, пусть даже ценой благополучия части населения и национального могущества. Так началась перестройка, которая привела к краху СССР. Возможно, я делаю слишком крупные обобщения, но сравнительно скромный уровень жизни большинства населения Северной Кореи по сравнению с партийными бонзами ведет к тому, что режим данной страны находится, в значительной мере, законсервированном состоянии. А система удостоверений («сонъбунов»), связанных с благонадежностью предков, ведет к частичному наследованию социального положения.

Разумеется, я не считаю, что Советский Союз стоил того, чтобы полное копирование этой системы было осуществлено (хотя ее особо мрачный вид, скорей следствие бедности СК, чем объективных свойств самого режима), однако представляется интересным понять, какие меры могли бы сохранить социалистическую систему в стране. В какой мере корейский или китайский вариант развития мог бы способствовать сохранению рассматриваемого строя.

В первые годы советской власти корпус государственных служащих состоял как бы из двух частей: новая советская управленческая бюрократия, которая исповедовала коммунистические принципы, и старая управленческая бюрократия, которая либо принимала новую идеологию, либо подвергалась репрессиям, но постепенно, по мере обретения квалификации и знаний управленцы советской генерации стали доминировать.
В 1923 г. в соответствующих документах были сформулированы основные принципы отбора и назначения работников номенклатуры. Однако эти документы нигде не публиковались. Секретность, закрытость становятся отличительными признаками номенклатурной бюрократии. Не удивительно, что "этот механизм, - как верно отмечал А. Сенин, - не мог быть предметом серьезного изучения". С конца 20-х годов социология чиновничества в СССР на долгие годы оказалась под запретом.
Социологические методы анализа специфики социальной группы чиновничества, особого способа организации его управленческой деятельности постепенно вытесняются революционными идеями "борьбы с бюрократией". На этом фоне такое специфическое качество чиновничества, как корпоративность, вновь трактуется в оценках исследователей как препятствие на пути эффективного государственного управления.

ТРАДИЦИИ ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ СОЦИОЛОГИИ ЧИНОВНИЧЕСТВА

Сегодня современная российская социологическая мысль переживает процесс мощной и творчески плодотворной реактуализации многогранного теоретико-методологического наследия отечественных социологов, посвятивших свои работы социологическим проблемам чиновничества как особой социально-профессиональной группы.

Заметим, кстати, что применительно к теме нашего исследования, на наш взгляд, целесообразно использовать понятие "чиновничество". Эта целесообразность вызвана двумя ведущими обстоятельствами.

Во-первых, обращение к этимологии понятий "бюрократия" и "чиновничество" позволяет увидеть, что для российской общественной мысли более употребительным было слово "чиновничество", тогда как для западной традиции характерным является понятие "бюрократия". Интересно о "проникновении" понятия "бюрократия" на русскую почву пишет И.А. Голосенко: русские войска, войдя в 1814 г. во Францию, подарили Парижу термин "бистро", но захватили с собою местный термин "бюрократия", который сразу же вступил в конфронтацию с отечественным термином "чиновничество"1. Поэтому исследования отечественной социологии должны придерживаться существующих традиций.

Во-вторых, понятие чиновничества фиксирует внимание на особой социально-профессиональной группе, профессионально занимающейся властной административно-управленческой деятельностью, т.е. именно на чиновничестве. Понятие же "бюрократия" в нашем исследовании более многозначно: сюда включается бюрократия как социальный институт и социальная организация, бюрократия как социально-профессиональная группа, бюрократия как особая система управления и организации управленческой деятельности. Таким образом понятие "чиновничество" объединяет в себе и развитие отечественных социологических традиций, и подход к объекту исследования как особой социально-профессиональной группе.

Этот процесс реактуализации был инициирован и развивается такими известными современными авторами, как И.А. Голосенко, Г.П. Зинченко, В.А. Ядов, Г.Е. Зборовский, А.В. Оболонский, Г.Я. Миненков, Г.В. Пушкарева, О. В. Крыштановская, С.С. Новикова и др. В работах этих исследователей подчеркивается, что изучение нынешних злободневных проблем социологии российского чиновничества требует объективного, деидеологизированного обращения к истории отечественной социологической мысли, к итогам ее теоретико-методологического поиска.

Острота нынешних актуальных проблем российского чиновничества, проблем трансформации российской бюрократии в специфическом контексте тотально реформируемого социума безусловно предполагает и полномасштабное, взыскательное и в чем-то даже критическое обращение к ведущим классическим западным социологическим теориям, но упование на эксклюзивность их методологического потенциала - и в этом можно солидаризироваться с мнением С.С. Новиковой - в данном случае оказывается несостоятельным: ни одна из этих теорий не дает в достаточной мере удовлетворительных объяснительных схем и работающих методологических конструкций2.

На наш взгляд, сегодня можно говорить о том, что современная российская социология проходит этап зрелой теоретико-методологической рефлексии по отношению к своему основанию. Речь идет не о простом возвращении к истокам, не о попятном движении вспять. Сегодня российская социология с учетом исторического опыта действительно реактуализирует, т.е. вводит в полноценный научный оборот современности идеи и взгляды тех отечественных авторов, которые во многом предвосхитили своих именитых западных коллег, оказали значительное воздействие на весь ход развития мировой социологии и в то же время в силу специфики зигзагов российской истории незаслуженно оказались на периферии социологического знания.

По справедливому замечанию Г.В. Пушкаревой, аналитические исследования социологических научных и публицистических текстов российских социологов конца XIX - начала XX века показывают, что российская научная общественность - наравне с западной - была готова к осмыслению специфики бюрократии как особой группы и как особого способа организации деятельности. В этот период расцвета социологии чиновничества достаточно четко обозначились объект и предмет ее эмпирического анализа. В качестве объекта исследования социологии чиновничества различные страты чиновничества попали далеко не в равной мере. Подавляющая их часть приходилась на исследования гражданских государственных чиновников, большинство из которых находилось на низших ступенях служебной лестницы и принадлежало к непривилегированным сословиям. Именно они, рядовые чиновники гражданской службы, становятся объектом внимания российской дореволюционной социологии чиновничества.

Предметное поле социологии чиновничества на этом этапе весьма многообразно: стратификация российского чиновничества, особенности социального и материального положения различных групп чиновничества; каналы пополнения и механизмы воспроизводства данной социальной группы, варианты вертикальной мобильности чиновничества; специфика их мотивации, система наказаний и поощрений, характер внутригрупповых отношений (конфликты и сплоченность) и межгрупповых отношений; специфические правила взаимодействия и взаимоотношений в бюрократической организации, которые требовали определенного типа личности; дисфункциональные моменты бюрократического управления, объясняющие причины негативного отношения населения к чиновничеству и поиски путей совершенствования работы аппарата.

Важно то, что чиновничество начинает рассматриваться не как некий статичный институт и аморфная, безликая масса, а именно как особая социально-профессиональная группа. Какова внутренняя дифференциация этой группы, каковы тенденции ее количественного роста, есть ли в ней внутренние конфликты или царит солидарность, в чем специфика отношений с другими группами и классами, специфика мотивации и каковы средства групповой защиты, в чем особенности корпоративной психологии - эти вопросы становятся в центр внимания социологии чиновничества. Только изучая специфику этой группы, используя методы научного исследования, можно найти ответы на вопросы о совершенствовании деятельности государственной службы.

Принципиально важен пафос российской социологии чиновничества, призывающей искать пути социального мира, солидарности. Приоритет отдается эволюционному способу разрешения социальных конфликтов. Не революция и классовая борьба, а путь социальной инженерии, изучение и согласование интересов, того, что сегодня становится основой корпоративного управления. Но драматизм ситуации проявился в том, что эти идеи не были услышаны обществом. Попытки внедрить в общественное сознание идею эволюционного развития страны оказались бесплодными, русская история пошла путем кровавых революций и потрясений.

В российской социологии чиновничества утверждается важнейший методологический принцип необходимости учета социальных интересов чиновничества, его особого корпоративного духа и влияния данных интересов и данной корпоративности на функционирование государственного административного аппарата. Исследователи констатируют наличие корпоративных интересов у чиновничества. Не используя понятийный аппарат, связанный с исследованием феномена корпоративности, российская дореволюционная социология чиновничества по сути очень близко подходит к содержательному анализу корпоративности чиновничества. Подтверждением тому является ее внимание к жизненной и социально-профессиональной позиции чиновничества.

Исследователи обращают внимание, что, несмотря на неоднородность социальной группы (или, в их терминологии, "класса") чиновничества, можно говорить о ее специфических особенностях, отличающих ее от других групп, консолидирующих их в единую группу, и что совместная деятельность чиновников вырабатывала набор специфических правил взаимодействия и взаимоотношений, которые требовали определенного типа личности.

В российской социологии чиновничества идет поиск оснований консолидации внутренне разнородной и в то же время единой социально-профессиональной группы чиновничества. Утверждается понимание необходимости профессионализации управленческого труда; идет поиск специфических особенностей чиновничества и как особого способа организации совместной деятельности, и как особой социальной группы.

Русские социологи во многом предвосхитили классические исследования феномена бюрократии, но в силу различных причин "пальма первенства" осталась не за ними. В частности, в работах В. Ивановского формулируются принципы бюрократической организации, во многом созвучные веберовским, но делает он это почти за двадцать лет до публикации работы М. Вебера "Хозяйство и общество".

Однако, в отличие от Запада, процесс превращения исходных научных положений в развернутые теоретические конструкции в России застопорился на долгие годы, и бюрократия, социально-профессиональная группа чиновничества, осталась в лучшем случае объектом исторических исследований3.

НА СМЕНУ СОЦИОЛОГИИ ПРИШЛА ИДЕОЛОГИЯ

Советский период оказался весьма драматичным для развития отечественной социологии чиновничества. В первые годы послеоктябрьского периода развитие социологической мысли продолжалось, однако уже начинало приобретать идеологическую окраску.

Советское правительство, вспоминал впоследствии П. Сорокин, в первые годы после революции благосклонно отнеслось к социологии и даже пыталось вводить ее в средние школы. В основе такой политики лежала мысль о единстве марксистского социализма и социологии. Обнаружив ошибку и увидев, что многие преподаватели ведут социологию, отличную от социализма и коммунизма, правительство запретило ее преподавание в школах, уволило социологов с работы и ввело изучение так называемой "политической науки", включавшей в себя ряд курсов: "Марксистско-ленинское учение истории", "Коммунизм", "История коммунизма", "История коммунистической революции" и "Конституция СССР".

Таким способом, отмечает П. Сорокин, социология была изгнана из школ, и положение ее стало хуже, чем было до революции 1917 г. Ее место заняла вышеупомянутая "политическая наука", называемая в России "коммунистической идеологией". Более того, национализация всех типографий и строжайшая цензура, введенная советским правительством, лишили возможности печатать что-либо, не укладывавшееся в коммунистическую и марксистскую идеологию4.

Социология чиновничества еще существовала, но идеологический контроль здесь жестче, чем в других областях социологии. В 1918-1922 гг. проводились анкетные исследования советского аппарата, в первую очередь в Москве и Петрограде, исследованиями были охвачены сотни тысяч чиновников. Выяснилось, что огромная часть их перешла в советские органы из старых канцелярий, привнося в административную среду навыки и психологию прошлого. Привлечение в государственный аппарат значительной части старого чиновничества было отчасти вынужденной мерой, поскольку у большинства большевиков-партийцев отсутствовали элементарные управленческие знания и опыт. Мотивы же, по которым старые кадры соглашались на сотрудничество с новой властью, также были вполне земными: госслужба была для них единственным источником средств для жизни.

О степени сплетения старого и нового чиновничества свидетельствуют следующие данные. Согласно первой переписи служащих, проведенной в Москве в августе 1918 г., удельный вес старого чиновничества среди служащих в советских государственных ведомствах составлял: в ВЧК - 16,1%, в НКИД - 22,2%, во ВЦИК, Ревтрибунале при ВЦМК, Наркомнаце и Управлении делами Совнаркома - 36,5-40%, в НКВД - 46,2%, в ВСНХ - 48,3%, в Наркомюсте - 54,4%, Наркомздраве - 60,9%, в Наркомате по морским делам - 72,4% и т.д. Среди руководящих сотрудников центральных государственных органов число служащих с дореволюционным стажем колебалось от 55,2% в Наркомвоене до 87,5% в Наркомфине5.

Таким образом, в первые годы советской власти корпус государственных служащих состоял как бы из двух частей: новая советская управленческая бюрократия, которая исповедовала коммунистические принципы, и старая управленческая бюрократия, которая либо принимала новую идеологию, либо подвергалась репрессиям, но постепенно, по мере обретения квалификации и знаний управленцы советской генерации стали доминировать.

Надо заметить, что массовые исследования чиновничества еще некоторое время продолжались, но уже не столько с научной, сколько с чисто административной целью. Были проведены довольно интересные эмпирические исследования по созданию НОТ канцелярий. Теоретических же основательных работ в 20-е годы становилось ничтожно мало. Можно назвать работу Д. Магеровского "Государственная власть и государственный аппарат", которая была построена на критике старых дореволюционных теоретиков - Н. Коркунова, Л. Петражицкого, С. Франка, Б. Кистяковского; автор признавал ценными отдельные детали их вклада, в целом заслуживающего преодоления с марксистской позиции6.

Идеологический контроль охватывает все большие сферы жизни и особую роль приобретает в государственном управлении. Подбор и расстановка управленческих кадров становятся тщательнейшим образом охраняемым таинством. Пожалуй, три фактора становятся определяющими в карьере советского чиновника: социальная принадлежность, политическая преданность коммунистической партии и личные контакты (совместная работа в прошлом, вместе воевали в гражданскую и т.п.) с лидерами и видными функционерами компартии.

Постепенно был создан четкий механизм отбора, воспитания и проверки управленческих кадров. Для ответственных работников, занятых на различных уровнях государственного управления, была введена категория номенклатуры. Номенклатура представляла собой перечень наиболее важных должностей в государственном аппарате и в общественных организациях, кандидатуры на которые рассматривались и утверждались партийными комитетами - от райкома до ЦК. В 1923 г. в соответствующих документах были сформулированы основные принципы отбора и назначения работников номенклатуры. Однако эти документы нигде не публиковались. Секретность, закрытость становятся отличительными признаками номенклатурной бюрократии. Не удивительно, что "этот механизм, - как верно отмечал А. Сенин, - не мог быть предметом серьезного изучения"7 . С конца 20-х годов социология чиновничества на долгие годы оказалась под запретом.

Социологические методы анализа специфики социальной группы чиновничества, особого способа организации его управленческой деятельности постепенно вытесняются революционными идеями "борьбы с бюрократией". На этом фоне такое специфическое качество чиновничества, как корпоративность, трактуется в оценках исследователей как препятствие на пути эффективного государственного управления.

В 20-е годы заявляет о себе оппозиция, которая инициировала критику советской бюрократии, разоблачая "бюрократические извращения". Ряд специалистов (П. Маслов, В. Штейн, С. Солнцев и другие), которые как научные работники сложились еще до революции, начинают писать о быстро растущем "советском" бюрократизме. Со ссылкой на К. Маркса они отмечают, что для бюрократии характерны подмена всеобщего интереса частным интересом власти и конкретного чиновника ("присвоение государства" чиновничеством), органическая неспособность бюрократии решать конкретные вопросы, отсутствие у нее государственного разума, иррациональное восприятие действительности, усиливающийся отрыв от нее, субъективизм, заведомая предвзятость, своекорыстный произвол, непрозрачная иерархичность, карьеризм, формализм.

Один из лидеров этой оппозиции Л.Д. Троцкий возглавил новый "крестовый поход" против бюрократии. Бюрократия, в его представлении, не только аппарат принуждения, но и постоянный источник провокаций. "Самое существование жадной и циничной касты повелителей не может не порождать затаенного возмущения"8 . "Советская бюрократия, - продолжает Л. Троцкий, - есть каста выскочек, которая дрожит за свою власть, за свои доходы, боится масс и готова карать огнем и мечом не только за каждое покушение на свои права, но и за малейшее сомнение в своей непогрешимости"9 . В работе "Неизбежность новой революции" Троцкий в ультимативной форме ставит вопрос об отмене бюрократии: "Чиновник ли съест рабочее государство или же рабочий класс справится с чиновником? Так стоит сейчас вопрос, от решения которого зависит судьба СССР. Огромное большинство советских рабочих уже и сейчас враждебно бюрократии, крестьянские массы ненавидят ее здоровой плебейской ненавистью… Пролетариату отсталой страны суждено было совершить первую социалистическую революцию. Эту историческую привилегию он, по всем данным, должен будет оплатить второй, дополнительной революцией - против бюрократического абсолютизма"10 . Троцкий подчеркивал, что после свержения буржуазии следующей целью рабочего класса станет бюрократия. Коммунистическая партия, по его мнению, должна подготовить это наступление и стать во главе масс в благоприятной исторической ситуации.

Видимо, с целью дистанцироваться от непопулярных мер и продемонстрировать свою "солидарность с народом" идею "борьбы с бюрократизмом" подхватывает официальная партийная идеология. Выходит коллективный сборник статей "На борьбу с бюрократизмом", который окончательно канонизирует негативистский подход к чиновничеству. В головной статье сборника С. Орджоникидзе писал о том, что все болезни бюрократии, на которые указывал Ленин, за десять лет, прошедших после революции, не только не преодолены, но даже усилились.

Тема "борьбы с бюрократизмом" и его пороками становится предметом обсуждения на съездах ВКП(б)-КПСС. Отечественное чиновничество, по образному выражению А.В. Оболонского, выполняло роль "мальчика для битья": политики любили покритиковать неумелых или своекорыстных бюрократов11 . Новая власть решила воспользоваться старым, испытанным в русской истории принципом "царь добрый, да бояре злые".

Негативистский подход к чиновничеству, отойдя от традиций дореволюционной социологии чиновничества, вновь оказывается доминирующим в советский период.

Заметим, что рецидивы этого подхода, пафос разоблачения и изгнания бюрократизма и сегодня весьма популярны не только в средствах массовой информации, но и в научных изданиях. Но как "бороться" с бюрократией, не изучая то, с чем призывали бороться? - справедливо вопрошает И.А. Голосенко. И потом, может быть, надо было бороться не с бюрократией, а "за бюрократию", только как за рациональную систему управления?12

Социологические исследования социальной группы чиновничества становятся невозможными, эмпирические исследования бюрократии практически запрещены. К социологии чиновничества в полной мере можно отнести вывод, сделанный И.А. Голосенко и В.В. Козловским: можно было изучать правящую элиту и бюрократию за рубежом, на "загнивающем" Западе или "развивающемся" Востоке, но ни в коем случае - коммунистическую номенклатуру в СССР и странах социалистического лагеря13.

В постсоветское время, замечают исследователи, ситуация мало изменилась. Пожалуй, аппарат стал еще более закрытым для исследователей.

Эти процессы происходят на фоне общего изменения отношения власти к социологии в целом, которая уже объявляется "буржуазной наукой". Социология становится глубоко идеологизированной и имела право на существование в рамках философии исторического материализма и научного коммунизма.

Переход от социально-философской тематики (исторического материализма) к собственно социологической стал возможен только со второй половины 60-х годов. Первоначально получила развитие прикладная социология. Она была ориентирована на решение частных проблем социально-политического характера, стали появляться крупные социологические труды и публикации по разделам социологической науки. Социологи все больше начинают изучать конкретные, частные стороны социальной реальности, мало-помалу расшатывая официальные каноны просто потому, что данные эмпирических исследований противоречили им. В свойственной тому времени манере маскировки реальности, - отмечает В.Ф. Ядов, - изобретая идеологически приемлемые словосочетания, исследователи приближались к научным стандартам мировой социологии и в понятийном аппарате14.

Однако социологии чиновничества повезло меньше всех. Идеологический контроль в этой области социологического знания не ослабевал, партийно-хозяйственная и административная номенклатура исследованию не подлежала, табу сохранялось. В этой ситуации уже не кажется странным, что работы, посвященные советской номенклатуре, впервые выходят не в России, а на Западе. В Советском Союзе доступ к западной литературе был весьма ограничен, лишь узкий круг людей мог познакомиться с книгами М. Джиласа "Новый класс - лицо тоталитаризма", которая была переведена на русский язык и издана под грифом "секретно", М. Восленского "Номенклатура". М. Джилас характеризует чиновников как "новый класс". Этот подход противоречил идеологическим установкам советского общества, где по-прежнему категорически отвергается идея о формировании особой социальной группы, нового класса - партийно-хозяйственной бюрократии.

Наследие русских социологов, нацеливающих на изучение социальных групп, оказалось длительное время забытым. Идеи изучения проблем "социального пространства" П. Сорокина, который предложил классификацию социальных групп на основе трех критериев: профессионального, имущественного, правового, - стали достоянием западной социологии.

Господствующими стали критерии стратификации общества, разработанные В.И. Лениным. Социальная структура общества представлялась им как отношение между экономическими классами.

В соответствии с ортодоксальной традицией классового подхода в литературе того времени господствовала установка о трехчленной структуре советского общества: рабочий класс, колхозное крестьянство и как социальная прослойка - интеллигенция, т.е. формула из сталинского "Краткого курса истории ВКП(б)"15. Именно эти социальные группы главным образом и дозволено было изучать социологам.

Исследования в 70-80-х гг. проходили преимущественно под знаком широко пропагандируемого лозунга о развитии социальной структуры социалистического общества в направлении социальной однородности. Любые идеи, отличающиеся от официальной доктрины, жестко осуждались.

Смелая идея О.И. Шкаратана и Т.И. Заславской о существовании различных форм социальной дифференциации внутри ведущих классов советского общества - о рабочих-интеллигентах, рабочих-крестьянах, работниках межведомственных организаций - оценивалась как крамола.

Позже Т.И. Заславская выделила в социальной структуре три группы: высший класс, низший класс и разделяющую их прослойку. Основу высшего слоя составила номенклатура, включающая высшие слои партийной, военной, государственной и хозяйственной бюрократии. Она является собственником национального богатства, которое использует по своему усмотрению. Низший класс образуют наемные работники государства: рабочие, крестьяне, интеллигенция. У них нет собственности и прав участвовать в распределении общественной собственности. Социальную прослойку между высшим и низшим классами образуют социальные группы, обслуживающие номенклатуру, не имеющие частной собственности и права распоряжаться общественной собственностью, во всем зависимые. Эти выводы противоречили официальной установке на исследования "социальной однородности советского общества".

Идея о формировании особой социальной группы, нового класса - партийно-хозяйственной бюрократии остается крамольной для официальной идеологии. Открытое объективное исследование социальной группы советской бюрократии, - которая приобретала все более самостоятельный характер в социальной структуре советского общества, обладала собственной качественной спецификой социальных иерархий, исключительными и натуральными правами, льготами, привилегиями, доступными на отдельных ступенях иерархии, - по-прежнему оставалось под официальным запретом.

В соответствии с установками негативистского подхода, "социалистическая бюрократия" подвергалась одиозной критике, популярность которой не ослабевает порой и сегодня. Прочно укореняется идеологема: для чиновничества устанавливается идеологический "запрет" на наличие своих интересов - оно (чиновничество) призвано обслуживать интересы государства, населения. Сам по себе вопрос о проявлении интересов чиновничества трактуется как противоречие "служилого сословия" с интересами общества, как коррупция, бюрократизм, злоупотребление служебным положением. Корпоративность предстает не иначе, как препятствие на пути эффективного управления, как нечто, от чего следует избавляться. Преодоление этой идеологемы, на наш взгляд, не утратило своей актуальности и сегодня.

ЧЕРЕЗ ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ БАРЬЕРЫ

Время перестройки открыло принципиально новые возможности для развития в России социологии чиновничества. С конца 80-х - начала 90-х гг., когда идеологические барьеры на пути объективного исследования социально-профессиональной группы чиновничества были сняты, стали появляться интересные комплексные социологические исследования российского чиновничества, нацеленные на выявление специфических особенностей бюрократии и как особого способа организации совместной деятельности, и как особой социальной группы.

В связи с начавшейся в России реформой государственной службы и органов местного самоуправления поток публикаций отечественных авторов по проблемам бюрократии увеличился. Предваряя дальнейший анализ результатов исследований наших современников, ограничимся здесь лишь перечислением некоторых имен: В.Э. Бойков, Н.Л. Захаров, Б.Н. Габричидзе, Л.Н. Понамарев, Т.Г. Калачева, А.Ф. Ноздрачев, С.Д. Мартынов, В.М. Коланда, В.Г. Попов, А.В. Новокрещенов и др. Научная ситуация стала медленно меняться, и есть все основания надеяться на преодоление идеологемы, трактующей наличие интересов у чиновничества как проявление узкоэгоистического (партикулярного) интереса аппарата управления, оторванного от реального содержательного процесса функционирования общества; на увеличение числа деидеологизированных, комплексных социологических исследований ценностей, жизненной позиции, интересов чиновничества, особой системы внутриорганизационных отношений, одним словом, на воскресение у нас социологии чиновничества.

Снятие идеологических запретов создает благоприятные внешние условия для исследования социально-профессиональной группы чиновничества. Однако длительный период запретов привел к внутренним трудностям развития современной отечественной социологии чиновничества. Обнаружился ряд пробелов, прежде всего теоретико-методологического характера. По признанию многих специалистов, комплексных социологических исследований российского чиновничества явно недостаточно. Сегодняшний анализ позволяет схватить достаточно определенно лишь то, что выступает на поверхности, - глубинные основания только нащупываются.

Сегодня, когда приходит понимание того, что успех реформирования системы государственного и муниципального управления должен учитывать внутренние процессы, происходящие в аппарате, потребность в изучении специфики жизненного мира чиновничества, его социально-профессиональной позиции становится настоятельной необходимостью. Для современной социологии чиновничества методологически значимым оказывается процесс реактуализации наследия отечественной социологии чиновничества, учет опыта преодоления препятствий, достижений в исследовании специфической социальной группы - российского чиновничества.

2 См.: Новикова С.С. Социология: история, основы, институционализация в России. М.: Московский психолого-социальный институт; Воронеж: Издательство НПО "МОДЭК", 2000.

3 См.: Пушкарева Г.В. Государственная бюрократия как объект исследования // Общественные науки и современность. 1997. № 5. С. 77-86.

4 См. подробнее: Sorokin P.A. Russian Sociology in the Twentieth Century // American Journal of Sociology. 1927. Vol. 31. Pp. 57-69 // Сорокин П.А. Русская социология в XX веке // Сорокин П.А. О русской общественной мысли. СПб.: Алетейя, 2000. 221 с.

5 Мельников В.П., Нечипоренко В.Г. Государственная служба в России. М.: РАГС, 2003.

6 Магеровский Д.А. Государственная власть и государственный аппарат. М.: Новая Москва, 1924. С. 10-30.

7 Архипова Т.Г., Румянцева М.Ф., Сенин А.С. История государственной службы в России XVIII-XX веков. М.: Рос. гуманит. ун-т, 1999. С. 178.

8 Троцкий Л.Д. Неизбежность новой революции // Перепечатано из книги "Что такое СССР и куда он идет". Париж: Изд-во "Слово", 1936 // Вопросы экономики. 1989. №12. С. 123-125.

9 Троцкий Л.Д. Что такое СССР и куда он идет. Париж: Изд-во "Слово", 1936. С. 252.

10 Троцкий Л.Д. Неизбежность новой революции // Перепечатано из книги "Что такое СССР и куда он идет". Париж: Изд-во "Слово", 1936 // Вопросы экономики. 1989. №12. С. 123-125.

11 Оболонский А.В. На службе государевой: к истории российского чиновничества // Общественные науки и современность 1997. №5.

14 Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Изд-во Ин-та социологии РАН, 1998.

15 См. в частности: Изменение классовой структуры общества в процессе строительства социализма и коммунизма / Гл. ред. Г.Е. Глезерман. М.: ВПШ и АОН, 1961.