Последыш кому на руси жить хорошо кратко.  Некрасов Н.А. Кому на Руси жить хорошо. Последыш

II

Помещик наш особенный:
Богатство непомерное.
Чин важный, род вельможеский,
Весь век чудил, дурил.
Да вдруг гроза и грянула...
Не верит: врут, разбойники!
Посредника, исправника
Прогнал! дурит по-старому.
Стал крепко подозрителен,
Не поклонись - дерет!
Сам губернатор к барину
Приехал: долго спорили,
Сердитый голос барина
В застольной дворня слышала;
Озлился так, что к вечеру
Хватил его удар!
Всю половину левую
Отбило: словно мертвая
И, как земля, черна...
Пропал ни за копеечку!
Известно, не корысть,
А спесь его подрезала.
Соринку он терял. -

«Что значит, други милые,
Привычка-то помещичья! -
Заметил Митродор.

«Не только над помещиком,
Привычка над крестьянином
Сильна, - сказал Пахом. -
Я раз, по подозрению
В острог попавши, чудного
Там видел мужика.
За конокрадство, кажется,
Судился, звали Сидором,
Так из острога барину
Он посылал оброк!
(Доходы арестантские
Известны: подаяние,
Да что-нибудь сработает,
Да стащит что-нибудь.)
Ему смеялись прочие:
„А ну, на поселение
Сошлют - пропали денежки!“
«Всё лучше, - говорит...»

Соринка - дело плевое,
Да только не в глазу:
Пал дуб на море тихое,
И море всё заплакало -
Лежит старик без памяти
(Не встанет, так и думали!)
Приехали сыны,
Гвардейцы черноусые
(Вы их на пожне видели,
А барыни красивые -
То жены молодцов).
У старшего доверенность
Была: по ней с посредником
Установили грамоту...
Ан вдруг и встал старик!
Чуть заикнулись... Господи!
Как зверь метнулся раненый
И загремел, как гром!
Дела-то всё недавние,
Я был в то время старостой,
Случился тут - так слышал сам,
Как он честил помещиков,
До слова помню всё:
«Корят жидов, что предали
Христа... а вы что сделали?
Права свои дворянские,
Веками освященные,
Вы предали!..» Сынам
Сказал: «Вы трусы подлые!
Не дети вы мои!
Пускай бы люди мелкие,
Что вышли из поповичей
Да, понажившись взятками,
Купили мужиков,
Пускай бы... им простительно!
А вы... князья Утятины?
Какие вы У-тя-ти-ны!
Идите вон!.. подкидыши,
Не дети вы мои!»

Оробели наследники:
А ну как перед смертию
Лишит наследства? Мало ли
Лесов, земель у батюшки?
Что денег понакоплено,
Куда пойдет добро?
Гадай! У князя в Питере
Три дочери побочные
За генералов выданы,
Не отказал бы им!

А князь опять больнехонек...
Чтоб только время выиграть,
Придумать: как тут быть,
Которая-то барыня
(Должно быть, белокурая:
Она ему, сердечному,
Слыхал я, терла щеткою
В то время левый бок)
Возьми и брякни барину.
Что мужиков помещикам
Велели воротить!

Поверил! Проще малого
Ребенка стал старинушка,
Как паралич расшиб!
Заплакал! пред иконами
Со всей семьею молится,
Велит служить молебствие,
Звонить в колокола!

И силы словно прибыло,
Опять: охота, музыка,
Дворовых дует палкою,
Велит созвать крестьян.

С дворовыми наследники
Стакнулись, разумеется,
А есть один (он давеча
С салфеткой прибегал),
Того и уговаривать
Не надо было: барина
Столь много любит он!
Ипатом прозывается.
Как воля нам готовилась,
Так он не верил ей:
«Шалишь! Князья Утятины
Останутся без вотчины?
Нет, руки коротки!»
Явилось «Положение», -
Ипат сказал: «Балуйтесь вы!
А я князей Утятиных
Холоп - и весь тут сказ!»
Не может барских милостей
Забыть Ипат! Потешные
О детстве и о младости,
Да и о самой старости
Рассказы у него
(Придешь, бывало, к барину.
Ждешь, ждешь... Неволей слушаешь,
Сто раз я слышал их):
«Как был я мал, наш князюшка
Меня рукою собственной
В тележку зяпрягал;
Достиг я резвой младости:
Приехал в отпуск князюшка
И, подгулявши, выкупал
Меня, раба последнего,
Зимою в проруби!
Да как чудно! Две проруби:
В одну опустит в неводе,
В другую мигом вытянет -
И водки поднесет.
Клониться стал я к старости.
Зимой дороги узкие,
Так часто с князем, ездили
Мы гусем в пять коней.
Однажды князь - затейник же! -
И посади фалетуром
Меня, раба последнего.
Со скрипкой - впереди.
Любил он крепко музыку.
„Играй, Ипат!“ А кучеру
Кричит: „пошел живей!“
Метель была изрядная,
Играл я: руки заняты,
А лошадь спотыкливая -
Свалился я с нее!
Ну, сани, разумеется,
Через меня проехали,
Попридавили грудь.
Не то беда: а холодно.
Замерзнешь - нет спасения.
Кругом пустыня, снег...
Гляжу на звезды частые
Да каюсь во грехах.
Так что же, друг ты истинный?
Послышал я бубенчики.
Чу, ближе! чу, звончей!
Вернулся князь (закапали
Тут слезы у дворового.
И сколько ни рассказывал.
Всегда тут плакал он!),
Одел меня, согрел меня
И рядом, недостойного,
С своей особой княжеской
В санях привез домой!»

Похохотали странники...
Глонув вина (в четвертый раз).
Влас продолжал: «Наследники
Ударили и вотчине
Челом: «Нам жаль родителя,
Порядков новых, нонешних
Ему не перенесть.
Поберегите батюшку!
Помалчивайте, кланяйтесь,
Да не перечьте хворому,
Мы вас вознаградим:
За лишний труд, за барщину,
За слово даже бранное -
За все заплатим вам.
Недолго жить сердечному,
Навряд ли два - три месяца,
Сам дохтур объявил!
Уважьте нас, послушайтесь,
Мы вам луга поемные
По Волге подарим;
Сейчас пошлем посреднику
Бумагу, дело верное!»

Собрался мир, галдит!

Луга-то (эти самые),
Да водка, да с три короба
Посулов то и сделали,
Что мир решил помалчивать
До смерти старика.
Поехали к посреднику:
Смеется! «Дело доброе,
Да и луга хорошие,
Дурачьтесь, бог простит!
Нет на Руси, вы знаете,
Помалчивать да кланяться
Запрета никому!»
Однако я противился:
«Вам, мужикам, сполагоря,
А мне-то каково?
Что ни случится - к барину
Бурмистра! что ни вздумает,
За мной пошлет! Как буду я
На спросы бестолковые
Ответствовать? дурацкие
Приказы исполнять?»

Ты стой пред ним без шапочки,
Помалчивай да кланяйся,
Уйдешь - и дело кончено.
Старик больной, расслабленный,
Не помнит ничего! -

Оно и правда: можно бы!
Морочить полоумного
Нехитрая статья.
Да быть шутом гороховым,
Признаться, не хотелося.
И так я на веку,
У притолоки стоючи,
Помялся перед барином
Досыта! «Коли мир
(Сказал я, миру кланяясь)
Дозволит покуражиться
Уволенному барину
В останные часы,
Молчу и я - покорствую,
А только что от должности
Увольте вы меня!»

Чуть дело не разладилось.
Да Климка Лавин выручил:
«А вы бурмистром сделайте
Меня! Я удовольствую
И старика, и вас.
Бог приберет Последыша
Скоренько, а у вотчины
Останутся луга.
Так будем мы начальствовать,
Такие мы строжайшие
Порядки заведем,
Что надорвет животики
Вся вотчина... Увидите!»

Долгонько думал мир.
Что ни на есть отчаянный
Был Клим мужик: и пьяница,
И на руку нечист.
Работать не работает,
С цыганами возжается.
Бродяга, коновал!
Смеется над трудящимся:
С работы, как ни мучайся,
Не будешь ты богат,
А будешь ты горбат!
А впрочем, парень грамотный,
Бывал в Москве и в Питере,
В Сибирь езжал с купечеством,
Жаль, не остался там!
Умен, а грош не держится,
Хитер, а попадается
Впросак! Бахвал мужик!
Каких-то слов особенных
Наслушался: Атечество,
Москва первопрестольная,
Душа великорусская.
«Я - русский мужичок! -
Горланил диким голосом
И, кокнув в лоб посудою,
Пил залпом полуштоф!
Как рукомойник кланяться
Готов за водку всякому,
А есть казна - поделится,
Со встречным все пропьет!
Горазд орать, балясничать,
Гнилой товар показывать
С хазового конца.
Нахвастает с три короба,
А уличишь - отшутится
Бесстыжей поговоркою,
Что «за погудку правую
Смычком по роже бьют!»

Подумавши, оставили
Меня бурмистром: правлю я
Делами и теперь.
А перед старым барином
Бурмистром Климку назвали,
Пускай его! По барину
Бурмистр! перед Последышем
Последний человек!

У Клима совесть глиняна,
А бородища Минина,
Посмотришь, так подумаешь,
Что не найти крестьянина
Степеннеи и трезвей.
Наследники построили
Кафтан ему: одел его -
И сделался Клим Яковлич
Из Климки бесшабашного,
Бурмистр первейший сорт.

Пошли порядки старые!
Последышу-то нашему,
Как на беду, приказаны
Прогулки. Что ни день.
Через деревню катится
Рессорная колясочка:
Вставай! картуз долой!
Бог весть с чего накинется,
Бранит, корит; с угрозою
Подступит - ты молчи!
Увидит в поле пахаря
И за его же полосу
Облает: и лентяи-то,
И лежебоки мы!
А полоса сработана,
Как никогда на барина
Не работал мужик,
Да невдомек Последышу,
Что уж давно не барская,
А наша полоса!

Сойдемся - смех! У каждого
Свой сказ про юродивого
Помещика: икается,
Я думаю, ему!
А тут еще Клим Яковлич.
Придет, глядит начальником
(Горда свинья: чесалася
О барское крыльцо!),
Кричит: «Приказ по вотчине!»
Ну, слушаем приказ:
«Докладывал я барину,
Что у вдовы Терентьевны
Избенка развалилася,
Что баба побирается
Христовым подаянием,
Так барин приказал:
На той вдове Терентьевой
Женить Гаврилу Жохова,
Избу поправить заново,
Чтоб жили в ней, плодилися
И правили тягло!»
А той вдове - под семьдесят,
А жениху - шесть лет!
Ну, хохот, разумеется!..
Другой приказ: «Коровушки
Вчера гнались до солнышка
Близ барского двора
И так мычали, глупые,
Что разбудили барина, -
Так пастухам приказано
Впредь унимать коров!»
Опять смеется вотчина.
«А что смеетесь? Всякие
Бывают приказания:
Сидел на губернаторстве
В Якутске генерал.
Так на́ кол тот коровушек
Сажал! Долгонько слушались
Весь город разукрасили.
Как Питер монументами,
Казненными коровами,
Пока не догадалися,
Что спятил он с ума!»
Еще приказ: «У сторожа,
У ундера Софронова,
Собака непочтительна:
Залаяла на барина,
Так ундера прогнать,
А сторожем к помещичьей
Усадьбе назначается
Еремка!..» Покатилися
Опять крестьяне со смеху:
Еремка тот с рождения
Глухонемой дурак!

Доволен Клим. Нашел-таки
По нраву должность! Бегает,
Чудит, во все мешается,
Пить даже меньше стал!
Бабенка есть тут бойкая,
Орефьевна, кума ему,
Так с ней Климаха барина
Дурачит заодно.
Лафа бабенкам! бегают
На барский двор с полотнами,
С грибами, с земляникою:
Все покупают барыни,
И кормят, и поят!

Шутили мы, дурачились,
Да вдруг и дошутилися
До сущей до беды:
Был грубый, непокладистый
У нас мужик Агап Петров.
Он много нас корил:
«Ай, мужики! Царь сжалился,
Так вы в хомут охотою...
Бог с ними, с сенокосами!
Знать не хочу господ!..»
Тем только успокоили,
Что штоф вина поставили
(Винцо-то он любил).
Да черт его со временем
Нанес-таки на барина:
Везет Агап бревно
(Вишь, мало ночи глупому,
Так воровать отправился
Лес - среди бела дня!),
Навстречу та колясочка
И барин в ней: «Откудова
Бревно такое славное
Везешь ты, мужичок?..»
А сам смекнул откудова.
Агап молчит: бревешко-то
Из лесу из господского,
Так что тут говорить!
Да больно уж окрысился
Старик: пилил, пилил его,
Права свои дворянские
Высчитывал ему!

Крестьянское терпение
Выносливо, а временем
Есть и ему конец.
Агап раненько выехал,
Без завтрака: крестьянина
Тошнило уж и так,
А тут еще речь барская,
Как муха неотвязная,
Жужжит под ухо самое...

Захохотал Агап!
«Ах шут ты, шут гороховый!
Никшни!» - да и пошел!
Досталось тут Последышу
За дедов и за прадедов,
Не только за себя.
Известно, гневу нашему
Дай волю! Брань господская
Что жало комариное,
Мужицкая - обух!
Опешил барин! Легче бы
Стоять ему под пулями,
Под каменным дождем!
Опешили и сродники,
Бабенки было бросились
К Агапу с уговорами,
Так он вскричал: «Убью!..
Что брага, раскуражились
Подонки из поганого
Корыта... Цыц! Никшни!
Крестьянских душ владение
Покончено. Последыш ты!
Последыш ты! По милости
Мужицкой нашей глупости
Сегодня ты начальствуешь,
А завтра мы Последышу
Пинка - и кончен бал!
Иди домой, похаживай,
Поджавши хвост, по горницам,
А нас оставь! Никшни!..»

«Ты - бунтовщик!» - с хрипотою
Сказал старик; затрясся весь
И полумертвый пал
«Теперь конец!» - подумали
Гвардейцы черноусые
И барыни красивые;
Ан вышло - не конец!

Приказ: пред всею вотчиной,
В присутствии помещика,
За дерзость беспримерную
Агапа наказать.
Забегали наследники
И жены их - к Агапушке,
И к Климу, и ко мне!
«Спасите нас, голубчики!
Спасите!» Ходят бледные:
«Коли обман откроется,
Пропали мы совсем!»
Пошел бурмистр орудовать!
С Агапом пил до вечера,
Обнявшись, до полуночи
Деревней с ним гулял,
Потом опять с полуночи
Поил его - и пьяного
Привел на барский двор.
Все обошлось любехонько:
Не мог с крылечка сдвинуться
Последыш - так расстроился...
Ну, Климке и лафа!

В конюшню плут преступника
Привел, перед крестьянином
Поставил штоф вина:
«Пей да кричи: помилуйте!
Ой, батюшки! ой, матушки!»
Послушался Агап,
Чу, вопит! Словно музыку,
Последыш стоны слушает;
Чуть мы не рассмеялися,
Как стал он приговаривать:
«Ка-тай его, раз-бой-ника,
Бун-тов-щи-ка... Ка-тай!»
Ни дать ни взять под розгами
Кричал Агап, дурачился,
Пока не допил штоф:
Как из конюшни вынесли
Его мертвецки пьяного
Четыре мужика,
Так барин даже сжалился:
«Сам виноват, Агапушка! -
Он ласково сказал...»

«Вишь, тоже добрый! сжалился», -
Заметил Пров, а Влас ему:
- Не зол... да есть пословица:
Хвали траву в стогу,
А барина - в гробу!
Все лучше, кабы бог его
Прибрал... Уж нет Агапушки... -

«Как умер?»

Да, почтенные:
Почти что в тот же день!
Он к вечеру разохался,
К полуночи попа просил,
К белу свету преставился.
Зарыли и поставили
Животворящий крест...
С чего? Один бог ведает!
Конечно, мы не тронули
Его не только розгами -
И пальцем. Ну а все ж
Нет-нет - да и подумаешь:
Не будь такой оказии,
Не умер бы Агап!
Мужик сырой, особенный,
Головка непоклончива,
А тут: иди, ложись!
Положим, ладно кончилось,
А все Агап надумался:
Упрешься - мир осердится,
А мир дурак - доймет!
Все разом так подстроилось:
Чуть молодые барыни
Не целовали старого,
Полсотни, чай, подсунули,
А пуще: Клим бессовестный,
Сгубил его, анафема,
Винищем!..

Вон от барина
Посол идет: откушали!
Зовет, должно быть, старосту,
Пойду взгляну камедь! -

Странники идут, видят сенокос. Давно не косили, захотелось поработать. Взяли у баб косы, начали косить. Внезапно с реки слышится музыка. Седой мужик по имени Влас объясняет, что это катается помещик в лодке. Подгоняет баб, говорит, что главное - не огорчить помещика. К берегу причаливают три лодки, в них старый седой помещик, приживалки, челядь, три барчонка, две красивые барыни, два усатых барина. Старый помещик обходит сенокос, придирается к одной скирде, что сено сырое, требует пересушить. Все перед ним заискивают и пытаются услужить. Когда помещик со своей свитой уходит завтракать, странники пристают с расспросами к Власу, который оказался бурмистром, интересуются, почему помещик распоряжается, хотя крепостное право отменено, а значит, и сено, и луг, что косят, - не его. Влас рассказывает, что помещик у них «особенный» - «весь век чудил, дурил, да вдруг гроза и грянула». Помещик не поверил. К нему приезжал сам губернатор, они долго спорили, а к вечеру барина хватил удар - отнялась левая половина тела, лежит без движения. Приехали наследники - сыновья, «гвардейцы черноусые», с женами. Но старик выздоровел, а как услышал от сыновей об отмене крепостного права, назвал их предателями, трусами и т. д. Сыновья, опасаясь, как бы он не лишил их наследства, решают во. всем ему потакать. Одна из «барынь» сказала старику, что мужиков приказано помещикам снова вернуть. Старик обрадовался, велел служить молебен, звонить в колокола. Наследники уговаривают крестьян ломать комедию. Но были и такие, которых и уговаривать не пришлось. Один, Ипат, сказал: «Балуйтесь вы! А я князей Утятиных холоп - и весь тут сказ!» Ипат с умилением вспоминает, как князь запрягал его в телегу, как выкупал в проруби - в одну прорубь кунал, в другую вытаскивал и тут же давал водки, как посадил его на козлы играть на скрипке. Лошадь споткнулась, Ипат упал, сани переехали его, князь уехал. Но через некоторое время вернулся - Ипат до слез был благодарен князю, что не оставил его замерзать. Постепенно все соглашаются на обман - делать вид, будто крепостное право не отменено, только Влас отказывается быть бурмистром. Тогда бурмистром быть вызывается Клим Лавин:

Бывал в Москве и в Питере, В Сибирь езжал с купечеством, Жаль, не остался там! Умен, а грош не держится, Хитер, а попадается Впросак! Бахвал мужик! Каких-то слов особенных Наслушался: Атечество, Москва первопрестольная, Душа великорусская. «Я - русский мужичок!» - Горланил диким голосом И, кокнув в лоб посудою, Пил залпом полуштоф!

У Клима совесть глиняна, А бородища Минина, Посмотришь, так подумаешь, Что не найти крестьянина Степенней и трезвей.

Пошли старые порядки. Старый князь ходит по вотчине, распоряжается, крестьяне за его спиной смеются. Князь отдает глупые приказы: узнав, что у одной вдовы развалился дом и она пробивается подаянием, приказывает поправить дом и женить ее на соседском Гавриле; впоследствии оказывается, что вдове под семьдесят, а «жениху» - шесть лет. Только мужик Агап Петров не хотел подчиняться старым порядкам, и когда его помещик застал за воровством леса, высказал Утятину все прямо, назвал его шутом гороховым и т. д. Утятина хватил второй удар. Но надежды наследников и на этот раз не оправдались: старик очнулся и стал требовать наказания бунтовщика - публичной порки. Наследники начинают уговаривать Агапа, уговаривают всем миром, Клим сутки с ним пил, потом, уговорив, повел на барский двор. Старый князь не может ходить - сидит на крыльце. Агапа отвели на конюшню, поставили перед ним штоф вина, попросили погромче кричать. Тот кричал так, что даже Утятин сжалился. Пьяного Агапа отнесли домой. Но вскоре он умер: «Клим бессовестный сгубил его, анафема, винищем!»

Утятин в это время сидит за столом - вокруг угодливая челядь, лакеи мух отгоняют, все во всем поддакивают. У крыльца стоят крестьяне. Все ломают комедию, внезапно один мужик не выдерживает - смеется. Утятин вскакивает, требует наказания бунтовщика. Но засмеявшийся мужик - «богатый питерщик», приехал на время, местные порядки на него не распространяются. Крестьяне уговаривают кого-нибудь из странников повиниться. Те отпираются. Спасает всех бурмистрова кума - бросается в ноги барину, говорит, что рассмеялся ее сын - мальчишка несмышленый. Утятин успокаивается. Пьет шампанское, балагурит, «красивых снох пощипывает», приказывает музыкантам играть, заставляет снох и сыновей плясать, осмеивает их. Одну из «барынь» принуждает петь, засыпает. Его уносят. Клим говорит, что ни за что бы не взялся за такое дело, если бы не знал, что «последыш» куражится по его воле. Влас возражает, что еще совсем недавно все это было всерьез, а « не в шутку и за денежки». Здесь приходит известие, что Утятин умер - новый удар хватил как раз после еды. Крестьяне с облегчением вздохнули. Но радость их была преждевременна:

Со смертию Последыша Пропала ласка барская:

Опохмелиться не дали Гвардейцы вахлакам! А за луга поемные Наследники с крестьянами Тягаются доднесь. Влас за крестьян ходатаем, Живет в Москве... был в Питере... А толку что-то нет!

Нужно скачать сочиненение? Жми и сохраняй - » Краткое содержание: «Кому на Руси жить хорошо» — Часть 2 Последыш . И в закладках появилось готовое сочинение.

Страница 3 из 3

Часть третья
ПОСЛЕДЫШ
Главы 1-III

На Петров день, (29/VI), пройдя деревни, пришли странники к Волге. А здесь огромные сенокосные просторы, и весь народ на покосе.
По низменному берегу,
На Волге травы рослые,
Веселая косьба.
Не выдержали странники:
“Давно мы не работали,
Давайте - покосим!”
Натешившись, усталые,
Присели к стогу завтракать...
Приплыли на трех лодках помещики со свитою, детьми, собаками. Все обошли покос, приказали разметать огромный стог сена, якобы сырой. (Попробовали странники:
Сухохонько сенцо!)
Удивляются странники, почему помещик так себя ведет, ведь уже порядки новые, а он дурит по-старому. Крестьяне объясняют, что и сено не его,
а “вотчины”.
Странники, развернув скатерть самобранную, беседуют со стариком Вла-сушкой, просят объяснить, почему крестьяне ублажают помещика, и узнают: “Помещик наш особенный,
Богатство непомерное,
Чин важный, род вельможеский,
Весь век чудил, дурил...”
И когда узнал о “воле”, его хватил удар. Теперь левая половина в параличе. Кое-как оправившись после удара, старик поверил, что крестьян вернули помещикам. Его обманывают наследники, чтобы он в сердцах не лишил их богатого наследства. Крестьян наследники уговорили “потешить” барина, а холопа Ипата и уговаривать не надо, он барина любит за милости и служит не за страх, а за совесть. Какие же “милости” вспоминает Ипат: “Как был я мал, наш князюшка
Меня рукою собственной
В тележку запрягал;
Достиг я резвой младости:
Приехал в отпуск князюшка
И, подгулявши, выкупал
Меня, раба последнего,
Зимою в проруби!..”
А потом в метель заставил ехавшего на лошади Прова играть на скрипке, а когда тот упал, переехал князь его санями:
“...Попридавили грудь”
С вотчиной наследники договорились так:
“Помалчивайте, кланяйтесь
Да не перечьте хворому,
Мы вас вознаградим:
За лишний труд, за барщину,
За слово даже бранное -
За все заплатим вам.

Не долго жить сердечному,
Навряд ли два-три месяца,
Сам дохтур объявил!
Уважьте нас, послушайтесь,
Мы вам луга поемные
По Волге подарим;..”
Чуть дело не разладилось. Влас, будучи бурмистром, не хотел кланяться старику, ушел с должности. Тут же нашелся доброволец - Климка Лавин, - но он такой вороватый и пустой человек, что бурмистром оставили Власа, а перед барином вертится и кланяется Климка Лавин.
Каждый день ездит помещик по деревне, придирается к крестьянам, а они:
“Сойдемся - смех! У каждого
Свой сказ про юродивого...”
От барина поступают приказы один глупее другого: женить на вдове Те-рентьевой Гаврилу Жохова: невесте семьдесят, а жениху - шесть лет. Проходящее утром стадо коров разбудило барина, так он приказал пастухам “впредь унимать коров”. Не соглашался только крестьянин Агап потакать барину, а "потом среди дня попался с господским бревном. Надоело Агапу выслушивать барскую ругань, он и ответил. Помещик приказал при всех Агапа наказать. Барин не мог с крыльца сдвинуться, а Агап на конюшне просто орал:
“Ни дать ни взять под розгами
Кричал Агап, дурачился,
Пока не допил штоф:
Как из конюшни вынесли
Его мертвецки пьяного
Четыре мужика,
Так барин даже сжалился:
"Сам виноват, Агапушка!" -
Он ласково сказал...”
На что Влас-рассказчик заметил:
“Хвали траву в стогу,
А барина - в гробу!”
“Вон от барина
Посол идет: откушали!
Зовет, должно быть, старосту,
Пойду взгляну камедь!”
Помещик спросил бурмистра, скоро ли закончат сенокос, тот ответил, что дня за два-три уберут все сено господское. “А наше - подождет!” Помещик целый час говорил, что крестьяне век будут помещичьи: “зажату быть в горсти!..” Бурмистр произносит верноподданнические речи, понравившиеся помещику, за это Климу поднесли стакан “заморского вина”. Затем Последыш захотел, чтобы его сыновья и снохи танцевали, приказал белокурой барыне: “Спой, Люба!” Хорошо пела барыня. Под песню уснул последыш, его сонного унесли в лодку, и уплыли господа. Вечером крестьяне узнали, что умер старый князь,
Но радость их вахлацкая
Была непродолжительна.
Со смертию Последыша
Пропала ласка барская:
Опохмелиться не дали
Гвардейцы вахлакам!
А за луга поемные
Наследники с крестьянами
Тягаются доднесь.
Влас за крестьян ходатаем,
Живет в Москве... был в Питере...
А толку что-то нет!

Часть четвертая
ПИР - НА ВЕСЬ МИР

Посвящается
Сергею Петровичу Боткину
Вступление
На окраине села “Шел пир, великий пир1” С дьячком Трифоном пришли его сыновья, семинаристы: Саввушка и Гриша.
...У Григория
Лицо худое, бледное
И волос тонкий, вьющийся,
С оттенком красноты
Простые парни, добрые.
Косили, жали, сеяли
И пили водку в праздники
С крестьянством наравне.
Сидят и думают мужики:
Свои луга поемные
Сдать старосте - на подати.
Мужики просят Гришу спеть. Он поет “веселую”.

Глава I
ГОРЬКОЕ ВРЕМЯ - ГОРЬКИЕ ПЕСНИ

Веселая
Помещик свел со крестьянского двора себе корову, кур забрал и съел земский суд. Чуть подрастут ребята: “Царь возьмет мальчишек, // Барин -
дочерей!”
Потом все вместе грянули песню
Барщинная
Битый мужик ищет утешения в кабаке. Ехавший мимо мужик рассказал, что их били за бранные слова, пока не добились молчания. Потом свою историю рассказал Викентий Александрович, дворовый человек.
Про холопа примерного - Якова верного
Жил тридцать лет в деревне Поливанов, на взятки купивший деревеньку, не знавшийся с соседями, а только со своей сестрой. С родными, не только с крестьянами, был он жесток. Дочь обвенчал, а потом, поколотив, вместе с муженьком выгнал без всего. Холопа своего Якова в зубы бил каблуком.

Люди холопского звания -
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания
Тем им милей господа.
Яков таким объявился из младости,
Только и было у Якова радости:
Барина холить, беречь, ублажать
Да племяша-малолетка качать.
Всю жизнь Яков при барине, вместе состарились. У барина ноги отказались ходить.
Вынесет сам его Яков, уложит,
Сам на долгушке свезет до сестры,
Сам до старушки добраться поможет.
Так они жили ладком - до поры.
Подрос племянник Якова, Гриша, и бросился в ноги к барину, просясь жениться на Ирише. А барин сам ее приглядел для себя. Гришу он сдал в рекруты. Обиделся Яков - задурил. “Мертвую запил...” Кто не подойдет к барину, а угодить ему не могут. Через две недели Яков вернулся, якобы пожалел помещика. Все пошло по-старому. Собрались ехать к сестре барина. Яков свернул в бездорожье, в Чертов овраг, распряг лошадей, а барин испугался за свою жизнь и стал умолять Якова пощадить его, тот ответил:
“Нашел душегуба!
Стану я руки убийством марать,
Нет, не тебе умирать!”
Сам повесился Яков перед барином. Всю ночь барин маялся, утром его охотник нашел. Барин вернулся домой, каявшись:
“Грешен я, грешен! Казните меня!”
Еще рассказав пару страшных историй, мужики заспорили: кто грешней - кабатчики, помещики иль мужики? Доспорились до драки. А потом Ионушка, молчавший весь вечер, сказал:
И так вас помирю!”

Глава II
СТРАННИКИ И БОГОМОЛЬЦЫ

Много нищих на Руси, целыми селеньями ходили по осени “на подаяния”, есть много среди них проходимцев, умеющих подладиться к помещикам. Но есть и верующие богомольцы, чьими трудами собираются деньги на церкви. Вспомнили юродивого Фомушку, живущего по-божески, был и старообрядец Кропильников:
Старик, вся жизнь которого
То воля, то острог.
А была еще Евфросиньюшка, посадская вдова; она появлялась в холерные года. Всех крестьяне принимают, долгими зимними вечерами слушают рассказы странников.
Такая почва добрая -
Душа народа русского...
О сеятель! приди!..
Иона, почтенный странник, поведал рассказ.
О двух великих грешниках
Он слышал эту быль в Соловках от отца Питиртма. Было двенадцать разбойников, их атаман - Кудеяр. Много разбойники награбили и погубили людей
Вдруг у разбойника лютого
Совесть господь пробудил.
Совесть злодея осилила,
Шайку свою распустил,
Роздал на церкви имущество,
Нож под ракитой зарыл.
Ходил на богомолье, но не отмолил грехи, жил в лесу под дубом. Посланник бога указал ему путь к спасению - тем ножом, что убивал людей,
он должен срезать дуб:
“...Только что рухнется дерево -
Цепи греха упадут”.
Проезжал мимо пан Глуховский, насмехался над стариком, говоря:
“Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!”
Взбешенный отшельник воткнул свой нож в сердце Глуховскому, упал
пан, и рухнуло дерево.
Рухнуло древо, скатилося
С инока бремя грехов!..
Господу богу помолимся:
Милуй нас, темных рабов!

Глава III
И СТАРОЕ И НОВОЕ

Крестьянский грех
Был “аммирал-вдовец”, за верную службу наградила его государыня восемью тысячами душ. Умирая, “аммирал” передал старосте Глебу ларец с вольной на всех восемь тысяч душ. Но наследник соблазнил старосту, дав ему вольную. Завещание сожгли. И до последней поры были восемь тысяч душ крепостными.

“Так вот он, грех крестьянина!
И впрямь страшенный грех!”
Опять упали бедные
На дно бездонной пропасти,
Притихли, приубожились,
Легли на животы;
Лежали, думу думали
И вдруг запели. Медленно,
Как туча надвигается,
Текли слова тягучие.

Голодная
О вечном голоде, работе и недосыпании мужика. Крестьяне убеждаются, что всему виною “крепостное право”. Оно множит грехи помещиков и несчастья рабов. Гриша сказал:
“Не надо мне ни серебра,
Ни золота, а дай господь,
Чтоб землякам моим
И каждому крестьянину
Жилось вольготно-весело
На всей святой Руси!”
Увидели сонного Егорку Шутова и стали бить, за что не знают сами. Приказано “миром” бить, вот и бьют. Едет на возу старый солдат. Останавливается и поет.
Солдатская
Тошен свет,
Правды нет,
Жизнь тошна,
Боль сильна.
Клим ему подпевает про горькое житье.

Глава IV
ДОБРОЕ ВРЕМЯ - ДОБРЫЕ ПЕСНИ

“Великий пир” кончился только к утру. Кто разошелся по домам, а странники улеглись спать тут же на берегу. Возвращаясь домой, пели Гриша с Саввою:
Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!
Жили они беднее бедного крестьянина, не имели даже скотины. В семинарии Гриша голодал, только на вахлатчине отъедался. Дьячок хвалился сыновьями, но не думал, чем они питаются. Да и сам вечно голодал. Жена была куда заботливее его, поэтому и умерла рано. Вечно думала она о соли и пела песню.
Соленая
Не хочет сынок Гришенька есть несоленую еду. Господь посоветовал “посолить” мукой. Мать сыпет мукой, а солится еда ее обильными слезами. В семинарии часто Гриша вспоминал мать и ее песню.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлатчине
Слились - и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Что будет жить для счастия
Убогого и темного.
Родного уголка.
Есть два пути у России: одна дорога - “вражда-война”,"другая дорога честная. По ней идут лишь “сильные” и “любвеобильные”.
...На бой, на труд.
Грише Добросклонову
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.
Гриша поет:
“В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.
Была и в рабстве, и под татарами:
“...Еще ты в семействе - раба;
Но мать уже вольного сына”.
Григорий идет к Волге, видит бурлаков.
Бурлак
Григорий рассуждает о тяжелой доле бурлака, а потом его мысли переходят и на всю Русь.
Русь
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка Русь!
Сила народная,
Сила могучая -
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!..
Автор убежден, что Гриша истинно счастливый:
Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею.
1865-1877 гг.

Петровки. Время жаркое.

В разгаре сенокос.

Минув деревню бедную,

Безграмотной губернии,

Старо-Вахлацкой волости,

Большие Вахлаки,

Пришли на Волгу странники…

Над Волгой чайки носятся;

Гуляют кулики

По отмели. А по лугу,

Что гол, как у подьячего

Щека, вчера побритая,

Стоят «князья Волконские»

И детки их, что ранее

Родятся, чем отцы.

«Прокосы широчайшие! -

Сказал Пахом Онисимыч. -

Здесь богатырь народ!»

Смеются братья Губины:

Давно они заметили

Высокого крестьянина

Со жбаном - на стогу;

Он пил, а баба с вилами,

Задравши кверху голову,

Глядела на него.

Со стогом поравнялися -

Всё пьет мужик! Отмерили

Еще шагов полста,

Все разом оглянулися:

По-прежнему, закинувшись,

Стоит мужик; посудина

Дном кверху поднята…

Под берегом раскинуты

Шатры; старухи, лошади

С порожними телегами

Отава подкошенная,

Народу тьма! Там белые

Рубахи баб, да пестрые

Проворных кос. «Бог на помочь!»

- «Спасибо, молодцы!»

Остановились странники…

Размахи сенокосные

Идут чредою правильной:

Все разом занесенные,

Сверкнули косы, звякнули,

Трава мгновенно дрогнула

И пала, пошумев!

По низменному берегу

На Волге травы рослые,

Веселая косьба.

Не выдержали странники:

«Давно мы не работали,

Давайте - покосим!»

Семь баб им косы отдали.

Проснулась, разгорелося

Привычка позабытая

К труду! Как зубы с голоду,

Работает у каждого

Проворная рука.

Валят траву высокую,

Под песню, незнакомую

Вахлацкой стороне;

Под песню, что навеяна

Метелями и вьюгами

Родимых деревень:

Заплатова, Дырявина,

Разутова, Знобишина,

Горелова, Неелова -

Неурожайка тож…

Натешившись, усталые,

Присели к стогу завтракать…

«Откуда, молодцы? -

Спросил у наших странников

Седой мужик (которого

Бабенки звали Власушкой). -

Куда вас бог несет?»

«А мы…» - сказали странники

И замолчали вдруг:

Послышалась им музыка!

«Помещик наш катается, -

Промолвил Влас и бросился

К рабочим: - Не зевать!

Коси дружней! А главное:

Не огорчить помещика.

Рассердится - поклон ему!

Похвалит вас - „ура“ кричи…

Эй, бабы! не галдеть!»

Другой мужик, присадистый,

С широкой бородищею,

Почти что то же самое

Народу приказал,

Надел кафтан - и барина

Бежит встречать. «Что за люди? -

Оторопелым странникам

Кричит он на бегу. -

Снимите шапки!»

К берегу

Причалили три лодочки.

В одной прислуга, музыка,

В другой - кормилка дюжая

С ребенком, няня старая

И приживалка тихая,

А в третьей - господа:

Две барыни красивые

(Потоньше - белокурая,

Потолще - чернобровая),

Усатые два барина,

Три барченка-погодочки

Да старый старичок:

Худой! Как зайцы зимние,

Весь бел, и шапка белая,

Высокая, с околышем

Из красного сукна.

Нос клювом, как у ястреба,

Усы седые, длинные,

И - разные глаза:

Один здоровый - светится,

А левый - мутный, пасмурный,

Как оловянный грош!

При них собачки белые,

Мохнатые, с султанчиком,

На крохотных ногах…

Старик, поднявшись на берег,

На красном мягком коврике

Долгонько отдыхал,

Потом покос осматривал:

Его водили под руки

То господа усатые,

То молодые барыни, -

И так, со всею свитою,

С детьми и приживалками,

С кормилкою и нянькою,

И с белыми собачками,

Всё поле сенокосное

Помещик обошел.

Крестьяне низко кланялись,

Бурмистр (смекнули странники,

Что тот мужик присадистый

Бурмистр) перед помещиком,

Как бес перед заутреней,

Юлил: «Так точно! Слушаю-с!» -

И кланялся помещику

Чуть-чуть не до земли.

В один стожище матерый,

Сегодня только сметанный,

Помещик пальцем ткнул,

Нашел, что сено мокрое,

Вспылил: «Добро господское

Гноить? Я вас, мошенников,

Самих сгною на барщине!

Пересушить сейчас!..»

Засуетился староста:

«Не досмотрел маненичко!

Сыренько: виноват!»

Созвал народ - и вилами

Богатыря кряжистого,

В присутствии помещика,

По клочьям разнесли.

Помещик успокоился.

(Попробовали странники:

Сухохонько сенцо!)

Бежит лакей с салфеткою,

Хромает: «Кушать подано!»

Со всей своею свитою,

С кормилкою и нянькою,

И с белыми собачками,

Пошел помещик завтракать,

Работы осмотрев.

С реки из лодки грянула

Навстречу барам музыка,

Накрытый стол белеется

На самом берегу…

Дивятся наши странники.

Пристали к Власу: «Дедушка!

Что за порядки чудные?

Что за чудной старик?»

«Помещик наш: Утятин-князь!»

«Чего же он куражится?

Теперь порядки новые,

А он дурит по-старому:

Сенцо сухим-сухохонько -

Велел пересушить!»

«А то еще диковинней,

Что и сенцо-то самое

И пожня - не его!»

«А чья же?»

{!V6!- «Нашей вотчины».

«Чего же он тут суется?

Ин вы у бога нелюди?»

«Нет, мы, по божьей милости,

Теперь крестьяне вольные,

У нас, как у людей,

Порядки тоже новые,

Да тут статья особая…»

«Какая же статья?»

Под стогом сена лег старинушка

И - больше ни словца!

К тому же стогу странники

Присели; тихо молвили:

«Эй! скатерть самобранная,

Попотчуй мужиков!»

И скатерть развернулася,

Откудова ни взялися

Две дюжие руки:

Ведро вина поставили,

Горой наклали хлебушка

И спрятались опять…

Налив стаканчик дедушке,

Опять пристали странники:

«Уважь! скажи нам, Власушка,

Какая тут статья?»

«Да пустяки! Тут нечего

Рассказывать… А сами вы

Что за люди? Откуда вы?

Куда вас бог несет?»

«Мы люди чужестранные,

Давно, по делу важному,

Домишки мы покинули,

У нас забота есть…

Такая ли заботушка,

Что из домов повыжила,

С работой раздружила нас,

Отбила от еды…»

Остановились странники…

«О чем же вы хлопочите?»

«Да помолчим! Поели мы,

Так отдохнуть желательно».

И улеглись. Молчат!

«Вы так-то! а по-нашему,

Коль начал, так досказывай!»

«А сам, небось, молчишь!

Мы не в тебя, старинушка!

Изволь, мы скажем: видишь ли,

Мы ищем, дядя Влас,

Непоротой губернии,

Непотрошенной волости,

Избыткова села!..»

И рассказали странники,

Как встретились нечаянно,

Как подрались, заспоривши,

Как дали свой зарок

И как потом шаталися,

Искали по губерниям

Подтянутой, Подстреленной,

Кому живется весело,

Вольготно на Руси?

Влас слушал - и рассказчиков

Глазами мерял: «Вижу я,

Вы тоже люди странные! -

Сказал он наконец. -

Чудим и мы достаточно,

А вы - и нас чудней!»

«Да что ж у вас-то деется?

Еще стаканчик, дедушка!»

Как выпил два стаканчика,

Разговорился Влас:

2

«Помещик наш особенный:

Богатство непомерное,

Чин важный, род вельможеский,

Весь век чудил, дурил,

Да вдруг гроза и грянула…

Не верит: врут, разбойники!

Посредника, исправника

Прогнал! дурит по-старому.

Стал крепко подозрителен,

Не поклонись - дерет!

Сам губернатор к барину

Приехал: долго спорили,

В застольной дворня слышала;

Озлился так, что к вечеру

Хватил его удар!

Всю половину левую

Отбило: словно мертвая

И, как земля, черна…

Пропал ни за копеечку!

Известно, не корысть,

А спесь его подрезала,

Соринку он терял».

«Что значит, други милые,

Привычка-то помещичья!» -

Заметил Митродор.

«Не только над помещиком,

Привычка над крестьянином

Сильна, - сказал Пахом. -

Я раз по подозрению

В острог попавши, чудного

Там видел мужика.

За конокрадство, кажется,

Судился, звали Сидором,

Так из острога барину

Он посылал оброк!

(Доходы арестантские

Известны: подаяние,

Да что-нибудь сработает,

Да стащит что-нибудь.)

Ему смеялись прочие:

„А ну, на поселение

Сошлют - пропали денежки!“

Соринка - дело плевое,

Да только не в глазу:

Пал дуб на море тихое,

И море всё заплакало -

Лежит старик без памяти

(Не встанет, так и думали!),

Приехали сыны,

Гвардейцы черноусые

(Вы их на пожне видели,

А барыни красивые -

То жены молодцов).

У старшего доверенность

Была: по ней с посредником

Установили грамоту…

Ан вдруг и встал старик!

Чуть заикнулись… Господи!

Как зверь метнулся раненый

И загремел, как гром!

Дела-то всё недавние,

Я был в то время старостой,

Случился тут - так слышал сам,

Как он честил помещиков,

До слова помню всё:

«Корят жидов, что предали

Христа… а вы что сделали?

Права свои дворянские,

Веками освященные,

Вы предали!..» Сынам

Сказал: «Вы трусы подлые!

Не дети вы мои!

Пускай бы люди мелкие,

Что вышли из поповичей

Да, понажившись взятками,

Купили мужиков,

Пускай бы… им простительно!

А вы… князья Утятины?

Какие вы У-тя-ти-ны!

Идите вон!.. подкидыши,

Не дети вы мои!»

Оробели наследники:

А ну как перед смертию

Лишит наследства? Мало ли

Лесов, земель у батюшки?

Что денег понакоплено,

Куда пойдет добро?

Гадай! У князя в Питере

Три дочери побочные

За генералов выданы,

Не отказал бы им!

А князь опять больнехонек…

Чтоб только время выиграть,

Придумать, как тут быть,

Которая-то барыня

(Должно быть, белокурая:

Она ему, сердечному,

Слыхал я, терла щеткою

В то время левый бок)

Возьми и брякни барину,

Что мужиков помещикам

Велели воротить!

Поверил! Проще малого

Ребенка стал старинушка,

Как паралич расшиб!

Заплакал! пред иконами

Со всей семьею молится,

Велит служить молебствие,

Звонить в колокола!

И силы словно прибыло,

Опять: охота, музыка,

Дворовых дует палкою,

Велит созвать крестьян.

С дворовыми наследники

Стакнулись, разумеется,

А есть один (он давеча

С салфеткой прибегал),

Того и уговаривать

Не надо было: барина

Столь много любит он!

Ипатом прозывается.

Как воля нам готовилась,

Так он не верил ей:

«Шалишь! Князья Утятины

Останутся без вотчины?

Нет, руки коротки!»

Явилось «Положение», -

Ипат сказал: «Балуйтесь вы!

А я князей Утятиных

Холоп - и весь тут сказ!»

Не может барских милостей

Забыть Ипат! Потешные

О детстве и о младости,

Да и о самой старости

Рассказы у него

(Придешь, бывало, к барину,

Ждешь, ждешь…Неволей слушаешь,

Сто раз я слышал их):

«Как был я мал, наш князюшка

Меня рукою собственной

В тележку запрягал;

Достиг я резвой младости:

Приехал в отпуск князюшка

И, подгулявши, выкупал

Меня, раба последнего,

Зимою в проруби!

Да как чудно! Две проруби!

В одну опустит в неводе,

В другую мигом вытянет -

И водки поднесет.

Клониться стал я к старости.

Зимой дороги узкие,

Так часто с князем ездили

Мы гусем в пять коней.

Однажды князь - затейник же! -

И посадил фалетуром

Меня, раба последнего,

Со скрипкой - впереди.

Любил он крепко музыку.

„Играй, Ипат!“ А кучеру

Кричит: пошел быстрей!

Метель была изрядная,

Играл я: руки заняты,

А лошадь спотыкливая -

Свалился я с нее!

Ну, сани, разумеется,

Через меня проехали,

Попридавили грудь.

Не то беда: а холодно,

Замерзнешь - нет спасения,

Кругом пустыня, снег…

Гляжу на звезды частые

Да каюсь во грехах.

Так что же, друг ты истинный?

Послышал я бубенчики,

Чу, ближе! чу, звончей!

Вернулся князь (закапали

Тут слезы у дворового,

И сколько ни рассказывал,

Всегда тут плакал он!)

Одел меня, согрел меня

И рядом, недостойного,

С своей особой княжеской

В санях привез домой!»

Похохотали странники…

Глотнув вина (в четвертый раз),

Влас продолжал: «Наследники

Ударили и вотчине

Челом: „Нам жаль родителя,

Порядков новых, нонешных

Ему не перенесть.

Поберегите батюшку!

Помалчивайте, кланяйтесь,

Да не перечьте хворому,

Мы вас вознаградим:

За лишний труд, за барщину,

За слово даже бранное -

За всё заплатим вам.

Недолго жить сердечному,

Навряд ли два-три месяца,

Сам дохтур объявил!

Уважьте нас, послушайтесь,

Мы вам луга поемные

По Волге подарим;

Сейчас пошлем посреднику

Бумагу, дело верное!“

Собрался мир, галдит!

Луга-то (эти самые),

Да водка, да с три короба

Посулов то и сделали,

Что мир решил помалчивать

До смерти старика.

Поехали к посреднику:

Смеется! „Дело доброе,

Да и луга хорошие,

Дурачьтесь, бог простит!

Нет на Руси, вы знаете,

Помалчивать да кланяться

Запрета никому!“

Однако я противился:

„Вам, мужикам, сполагоря,

А мне-то каково?

Что ни случится - к барину

Бурмистра! что ни вздумает,

За мной пошлет! Как буду я

На спросы бестолковые

Ответствовать? дурацкие

Приказы исполнять?“

„Ты стой пред ним без шапочки,

Помалчивай да кланяйся,

Уйдешь - и дело кончено.

Старик больной, расслабленный,

Не помнит ничего!“

Оно и правда: можно бы!

Морочить полоумного

Нехитрая статья.

Да быть шутом гороховым,

Признаться, не хотелося.

И так я на веку,

У притолоки стоючи,

Помялся перед барином

Досыта! „Коли мир

(Сказал я, миру кланяясь)

Дозволит покуражиться

Уволенному барину

В останные часы,

Молчу и я - покорствую,

А только что от должности

Увольте вы меня!“

Чуть дело не разладилось.

Да Климка Лавин выручил:

„А вы бурмистром сделайте

Меня! Я удовольствую

И старика, и вас.

Бог приберет Последыша

Скоренько, а у вотчины

Останутся луга.

Так будем мы начальствовать,

Такие мы строжайшие

Порядки заведем,

Что надорвет животики

Вся вотчина… Увидите!“

Долгонько думал мир.

Что ни на есть отчаянный

Был Клим мужик: и пьяница,

И на руку нечист.

Работать не работает,

С цыганами возжается,

Бродяга, коновал!

Смеется над трудящимся:

С работы, как ни мучайся,

Не будешь ты богат,

А будешь ты горбат!

А впрочем, парень грамотный,

Бывал в Москве и Питере,

В Сибирь езжал с купечеством,

Жаль, не остался там!

Умен, а грош не держится,

Хитер, а попадается

Впросак! Бахвал мужик!

Каких-то слов особенных

Наслушался: Атечество,

Москва первопрестольная,

Душа великорусская.

„Я - русский мужичок!“

И, кокнув в лоб посудою,

Пил залпом полуштоф!

Как рукомойник кланяться

Готов за водку всякому,

А есть казна - поделится,

Со встречным всё пропьет!

Горазд орать, балясничать,

Гнилой товар показывать

С хазового конца.

Нахвастает с три короба,

А уличишь - отшутится

Бесстыжей поговоркою,

Что „за погудку правую

Смычком по роже бьют!“

Подумавши, оставили

Меня бурмистром: правлю я

Делами и теперь.

А перед старым барином

Бурмистром Климку назвали,

Пускай его! По барину

Бурмистр! перед Последышем

Последний человек!

У Клима совесть глиняна,

А бородища Минина,

Посмотришь, так подумаешь,

Что не найти крестьянина

Степенней и трезвей.

Наследники построили

Кафтан ему: одел его -

И сделался Клим Яковлич

Из Климки бесшабашного

Бурмистр первейший сорт.

Пошли порядки старые!

Последышу-то нашему,

Как на беду, приказаны

Прогулки. Что ни день,

Через деревню катится

Рессорная колясочка:

Вставай! картуз долой!

Бог весть с чего накинется,

Бранит, корит; с угрозою

Подступит - ты молчи!

Увидит в поле пахаря

И за его же полосу

Облает: и лентяи-то,

И лежебоки мы!

А полоса сработана,

Как никогда на барина

Не работал мужик,

Да невдомек Последышу,

Что уж давно не барская,

А наша полоса!

Сойдемся - смех! У каждого

Свой сказ про юродивого

Помещика: икается,

Я думаю, ему!

А тут еще Клим Яковлич.

Придет, глядит начальником

(Горда свинья: чесалася

О барское крыльцо!),

Кричит: „Приказ по вотчине!“

Ну, слушаем приказ:

„Докладывал я барину,

Что у вдовы Терентьевны

Избенка развалилася,

Что баба побирается

Христовым подаянием,

Так барин приказал:

На той вдове Терентьевой

Женить Гаврилу Жохова,

Избу поправить заново,

Чтоб жили в ней, плодилися

И правили тягло!“

А той вдове - под семьдесят,

А жениху - шесть лет!

Ну, хохот, разумеется!..

Другой приказ: „Коровушки

Вчера гнались до солнышка

Близ барского двора

И так мычали, глупые,

Что разбудили барина, -

Так пастухам приказано

Впредь унимать коров!“

Опять смеется вотчина.

„А что смеетесь? Всякие

Бывают приказания:

Сидел на губернаторстве

В Якутске генерал.

Так на кол тот коровушек

Сажал! Долгонько слушались:

Весь город разукрасили,

Как Питер монументами,

Казненными коровами,

Пока не догадалися,

Что спятил он с ума!“

Еще приказ: „У сторожа,

У ундера Софронова,

Собака непочтительна:

Залаяла на барина,

Так ундера прогнать,

А сторожем к помещичьей

Усадьбе назначается

Еремка!..“ Покатилися

Опять крестьяне со смеху:

Еремка тот с рождения

Глухонемой дурак!

Доволен Клим. Нашел-таки

По нраву должность! Бегает,

Чудит, во всё мешается,

Пить даже меньше стал!

Бабенка есть тут бойкая,

Орефьевна, кума ему,

Так с ней Климаха барина

Дурачит заодно!

Лафа бабенкам! бегают

На барский двор с полотнами,

С грибами, с земляникою:

Всё покупают барыни,

И кормят, и поят!

Шутили мы, дурачились,

Да вдруг и дошутилися

До сущей до беды:

Был грубый, непокладистый

У нас мужик Агап Петров,

Он много нас корил:

„Ай, мужики! Царь сжалился,

Так вы в хомут с охотою…

Бог с ними, с сенокосами!

Знать не хочу господ!..“

Тем только успокоили,

Что штоф вина поставили

(Винцо-то он любил).

Да черт его со временем

Нанес-таки на барина:

Везет Агап бревно

(Вишь, мало ночи глупому,

Так воровать отправился

Лес - среди бела дня!),

Навстречу та колясочка

И барин в ней: „Откудова

Бревно такое славное

Везешь ты, мужичок?..“

А сам смекнул откудова.

Агап молчит: бревешко-то

Из лесу, из господского,

Так что тут говорить!

Да больно уж окрысился

Старик: пилил, пилил его,

Права свои дворянские

Высчитывал ему!

Крестьянское терпение

Выносливо, а временем

Есть и ему конец.

Агап раненько выехал,

Без завтрака: крестьянина

Тошнило уж и так,

А тут еще речь барская,

Как муха неотвязная,

Жужжит под ухо самое…

Захохотал Агап!

„Ах шут ты, шут гороховый!

Никшни!“ - да и пошел!

Досталось тут Последышу

За дедов и за прадедов,

Не только за себя.

Известно, гневу нашему

Дай волю! Брань господская

Что жало комариное,

Мужицкая - обух!

Опешил барин! Легче бы

Стоять ему под пулями,

Под каменным дождем!

Опешили и сродники,

Бабенки было бросились

К Агапу с уговорами,

Так он вскричал: „Убью!..

Что брага, раскуражились

Подонки из поганого

Корыта… Цыц! Никшни!

Крестьянских душ владение

Покончено. Последыш ты!

Последыш ты! По милости

Мужицкой нашей глупости

Сегодня ты начальствуешь,

А завтра мы Последышу

Пинка - и кончен бал!

Иди домой, похаживай,

Поджавши хвост, по горницам,

А нас оставь! Никшни!..“

„Ты - бунтовщик!“ - с хрипотою

Сказал старик; затрясся весь

И полумертвый пал!

„Теперь конец!“ - подумали

Гвардейцы черноусые

И барыни красивые;

Ан вышло - не конец!

Приказ: пред всею вотчиной,

В присутствии помещика,

За дерзость беспримерную

Агапа наказать.

Забегали наследники

И жены их - к Агапушке,

И к Климу, и ко мне!

„Спасите нас, голубчики!

Спасите!“ Ходят бледные:

„Коли обман откроется,

Пропали мы совсем!“

Пошел бурмистр орудовать!

С Агапом пил до вечера,

Обнявшись, до полуночи

Деревней с ним гулял,

Потом опять с полуночи

Поил его - и пьяного

Привел на барский двор.

Всё обошлось любехонько:

Не мог с крылечка сдвинуться

Последыш - так расстроился…

Ну, Климке и лафа!

В конюшню плут преступника

Привел, перед крестьянином

Поставил штоф вина:

„Пей да кричи: помилуйте!

Ой, батюшки! ой, матушки!“

Послушался Агап,

Чу, вопит! Словно музыку,

Последыш стоны слушает;

Чуть мы не рассмеялися,

Как стал он приговаривать:

„Ка-тай его, раз-бой-ника,

Бун-тов-щи-ка… Ка-тай!“

Ни дать ни взять под розгами

Кричал Агап, дурачился,

Пока не допил штоф:

Как из конюшни вынесли

Его мертвецки пьяного

Четыре мужика,

Так барин даже сжалился:

„Сам виноват, Агапушка!“ -

Он ласково сказал…»

«Вишь, тоже добрый! сжалился», -

Заметил Пров, а Влас ему:

«Не зол… да есть пословица:

Хвали траву в стогу,

А барина - в гробу!

Всё лучше, кабы бог его

Прибрал… Уж нет Агапушки…»

«Как! умер?»

- «Да, почтенные:

Почти что в тот же день!

Он к вечеру разохался,

К полуночи попа просил,

К белу свету преставился.

Зарыли и поставили

Животворящий крест…

С чего? Один бог ведает!

Конечно, мы не тронули

Его не только розгами -

И пальцем. Ну а всё ж

Нет-нет - да и подумаешь:

Не будь такой оказии,

Не умер бы Агап!

Мужик сырой, особенный,

Головка непоклончива,

А тут: иди, ложись!

Положим, ладно кончилось,

А всё Агап надумался:

Упрешься - мир осердится,

А мир дурак - доймет!

Всё разом так подстроилось:

Чуть молодые барыни

Не целовали старого,

Полсотни, чай, подсунули,

А пуще: Клим бессовестный,

Сгубил его, анафема,

Винищем!..

Вон от барина

Посол идет: откушали!

Зовет, должно быть, старосту,

Пойду взгляну камедь!»

3

Пошли за Власом странники;

Бабенок тоже несколько

И парней с ними тронулось;

Был полдень, время отдыха,

Так набралось порядочно

Народу - поглазеть.

Все стали в ряд почтительно

Поодаль от господ…

За длинным белым столиком,

Уставленным бутылками

И кушаньями разными,

Сидели господа:

На первом месте - старый князь,

Седой, одетый в белое,

Лицо перекошенное

И - разные глаза.

В петлице крестик беленький

(Влас говорит: Георгия

Победоносца крест).

За стулом в белом галстуке

Ипат, дворовый преданный,

Обмахивает мух.

По сторонам помещика

Две молодые барыни:

Одна черноволосая,

Как свекла губы красные,

По яблоку - глаза!

Другая белокурая,

С распущенной косой,

Ах, косонька! как золото

На солнышке горит!

На трех высоких стульчиках

Три мальчика нарядные,

Салфеточки подвязаны

Под горло у детей.

Учительницы, бедные

Дворянки. Против барина -

Гвардейцы черноусые,

Последыша сыны.

За каждым стулом девочка,

А то и баба с веткою -

Обмахивает мух.

А под столом мохнатые

Собачки белошерстые.

Барчонки дразнят их…

Без шапки перед барином

Стоял бурмистр:

      «А скоро ли, -

Спросил помещик, кушая, -

Окончим сенокос?»

«Да как теперь прикажете:

У нас по положению

Три дня в неделю барские,

С тягла: работник с лошадью,

Подросток или женщина,

Да полстарухи в день.

Господский срок кончается…»

«Тсс! тсс! - сказал Утятин-князь,

Как человек, заметивший,

Что на тончайшей хитрости

Другого изловил. -

Какой такой господский срок?

Откудова ты взял его?»

И на бурмистра верного

Навел пытливо глаз.

Бурмистр потупил голову.

«Как приказать изволите!

Два-три денька хорошие,

И сено вашей милости

Всё уберем, бог даст!

Не правда ли, ребятушки?..»

(Бурмистр воротит к барщине

Широкое лицо.)

За барщину ответила

Проворная Орефьевна,

Бурмистрова кума:

«Вестимо так, Клим Яковлич,

Покуда вёдро держится,

Убрать бы сено барское,

А наше - подождет!»

«Бабенка, а умней тебя!»

Помещик вдруг осклабился

И начал хохотать.

«Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха!

Дурак! дурак! дурак!

Придумали: господский срок!

Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха!

Господский срок - вся жизнь раба!

Забыли, что ли, вы:

Я божиею милостью,

И древней царской грамотой,

И родом и заслугами

Над вами господин!..»

Влас наземь опускается.

«Что так?» - спросили странники.

«Да отдохну пока!

Теперь не скоро князюшка

Сойдет с коня любимого!

С тех пор, как слух прошел,

Что воля нам готовится,

У князя речь одна:

Что мужику у барина

До светопреставления

Зажату быть в горсти!..»

И точно: час без малого

Последыш говорил!

Язык его не слушался:

Старик слюною брызгался,

Шипел! И так расстроился,

Что правый глаз задергало,

А левый вдруг расширился

И - круглый, как у филина -

Вертелся колесом,

Права свои дворянские,

Веками освященные,

Заслуги, имя древнее

Помещик поминал,

Царевым гневом, божиим

Грозил крестьянам, ежели

Взбунтуются они,

И накрепко приказывал,

Чтоб пустяков не думала,

Не баловалась вотчина,

А слушалась господ!

«Отцы! - сказал Клим Яковлич,

Как будто вся утроба в нем,

При мысли о помещиках,

Заликовала вдруг. -

Кого же нам и слушаться?

Кого любить? надеяться

Крестьянству на кого?

Бедами упиваемся,

Куда нам бунтовать?

Всё ваше, всё господское -

Домишки наши ветхие,

И животишки хворые,

И сами - ваши мы!

Зерно, что в землю брошено,

И овощь огородная,

И волос на нечесаной

Мужицкой голове -

Всё ваше, всё господское!

В могилках наши прадеды,

На печках деды старые

И в зыбках дети малые -

Всё ваше, всё господское!

А мы, как рыбы в неводе,

Хозяева в дому!»

Бурмистра речь покорная

Понравилась помещику:

Здоровый глаз на старосту

Глядел с благоволением,

А левый успокоился:

Как месяц в небе стал!

Налив рукою собственной

Стакан вина заморского,

«Пей!» - барин говорит.

Вино на солнце искрится,

Густое, маслянистое.

Клим выпил, не поморщился

И вновь сказал: «Отцы!

Живем за вашей милостью,

Как у Христа за пазухой:

Попробуй-ка без барина

Крестьянин так пожить!

(И снова, плут естественный,

Глонул вина заморского.)

Куда нам без господ?

Бояре - кипарисовы,

Стоят, не гнут головушки!

Над ними - царь один!

А мужики вязовые -

И гнутся-то, и тянутся,

Скрипят! Где мат крестьянину,

Там барину сполагоря:

Под мужиком лед ломится,

Под барином трещит!

Отцы! руководители!

Не будь у нас помещиков,

Не наготовим хлебушка,

Не запасем травы!

Хранители! радетели!

И мир давно бы рушился

Без разума господского,

Без нашей простоты!

Вам на роду написано

Блюсти крестьянство глупое,

А нам работать, слушаться,

Молиться за господ!»

Дворовый, что у барина

Стоял за стулом с веткою,

Вдруг всхлипнул! Слезы катятся

По старому лицу.

«Помолимся же господу

За долголетье барина!» -

Сказал холуй чувствительный

И стал креститься дряхлою,

Дрожащею рукой.

Гвардейцы черноусые

Кисленько как-то глянули

На верного слугу;

Однако - делать нечего! -

Фуражки сняли, крестятся.

Перекрестились барыни,

Перекрестилась нянюшка,

Перекрестился Клим…

Да и мигнул Орефьевне:

И бабы, что протискались

Поближе к господам,

Креститься тоже начали,

Одна так даже всхлипнула

Вподобие дворового.

(«Урчи! вдова Терентьевна!

Старуха полоумная!» -

Сказал сердито Влас.)

Из тучи солнце красное

Вдруг выглянуло; музыка

Протяжная и тихая

Послышалась с реки…

Помещик так растрогался,

Что правый глаз заплаканный

Ему платочком вытерла

Сноха с косой распущенной

И чмокнула старинушку

В здоровый этот глаз.

«Вот! - молвил он торжественно

Сынам своим наследникам

И молодым снохам. -

Желал бы я, чтоб видели

Шуты, врали столичные,

Что обзывают дикими

Крепостниками нас,

Чтоб видели, чтоб слышали…»

Задергало Последыша.

Вскочил, лицом уставился

Вперед! Как рысь, высматривал

Добычу. Левый глаз

Заколесил… «Сы-скать его!

Сы-скать бун-тов-щи-ка!»

Бурмистр в толпу отправился;

Не ищет виноватого,

А думает: как быть?

Пришел в ряды последние,

Где были наши странники,

И ласково сказал:

«Вы люди чужестранные,

Что с вами он поделает?

Подите кто-нибудь!»

Замялись наши странники,

Желательно бы выручить

Несчастных вахлаков,

Да барин глуп: судись потом,

Как влепит сотню добрую

При всем честном миру!

«Иди-ка ты, Романушка! -

Сказали братья Губины. -

Иди! ты любишь бар!»

«Нет, сами вы попробуйте!»

И стали наши странники

Друг дружку посылать.

Клим плюнул. «Ну-ка, Власушка,

Придумай, что тут сделаем?

А я устал; мне мочи нет!»

«Ну, да и врал же ты!»

«Эх, Влас Ильич! где враки-то? -

Сказал бурмистр с досадою. -

Не в их руках мы, что ль?..

Придет пора последняя:

«Нет! разбегутся все…»

«Ну, так скажите барину,

Что виноватый спрятался».

«А завтра как? Забыли вы

Агапа неповинного?»

«Что ж делать?.. Вот беда!»

«Давай сюда бумажку ту!

Постойте! я вас выручу!» -

Вдруг объявила бойкая

Бурмистрова кума

И побежала к барину,

Бух в ноги: «Красно солнышко!

Прости, не погуби!

Сыночек мой единственный,

Сыночек надурил!

Господь его без разуму

Пустил на свет! Глупешенек:

Идет из бани - чешется!

Лаптишком, вместо ковшика,

Напиться норовит!

Работать не работает,

Знай скалит зубы белые,

Смешлив… так бог родил!

В дому-то мало радости:

Избенка развалилася,

Случается, есть нечего -

Смеется дурачок!

Подаст ли кто копеечку,

Ударит ли по темени -

Смеется дурачок!

Смешлив… что с ним поделаешь?

Из дурака, родименький,

И горе смехом прет!»

Такая баба ловкая!

Орет, как на девишнике,

Целует ноги барину.

«Ну, бог с тобой! Иди! -

Сказал Последыш ласково.

Я не сержусь на глупого,

Я сам над ним смеюсь!»

- «Какой ты добрый!» - молвила

Сноха черноволосая

И старика погладила

По белой голове.

Гвардейцы черноусые

Словечко тоже вставили:

Где ж дурню деревенскому

Понять слова господские,

Особенно Последыша

Столь умные слова?

А Клим полой суконною

Отер глаза бесстыжие

И пробурчал: «Отцы!

Отцы! сыны атечества!

Умеют наказать,

Умеют и помиловать!»

Повеселел старик!

Спросил вина шипучего.

Высоко пробки прянули,

Попадали на баб.

С испугу бабы визгнули,

Шарахнулись. Старинушка

Захохотал! За ним

Захохотали барыни,

За ними - их мужья,

Потом дворецкий преданный,

Потом кормилки, нянюшки,

А там - и весь народ!

Пошло веселье! Барыни,

По приказанью барина,

Крестьянам поднесли,

Подросткам дали пряников,

Девицам сладкой водочки,

А бабы тоже выпили

По рюмке простяку…

Последыш пил да чокался,

Красивых снох пощипывал.

(«Вот так-то! чем бы старому

Лекарство пить, - заметил Влас, -

Он пьет вино стаканами.

Давно уж меру всякую

Как в гневе, так и в радости

Последыш потерял».)

Гремит на Волге музыка,

Поют и пляшут девицы -

Ну, словом, пир горой!

К девицам присоседиться

Хотел старик, встал на ноги

И чуть не полетел!

Сын поддержал родителя.

Старик стоял: притопывал,

Присвистывал, прищелкивал,

А глаз свое выделывал -

Вертелся колесом!

«А вы что ж не танцуете? -

Сказал Последыш барыням

И молодым сынам. -

Танцуйте!» Делать нечего!

Прошлись они под музыку.

Старик их осмеял!

Качаясь, как на палубе

В погоду непокойную,

Представил он, как тешились

В его-то времена!

«Спой, Люба!» Не хотелося

Петь белокурой барыне,

Да старый так пристал!

Чудесно спела барыня!

Ласкала слух та песенка,

Негромкая и нежная,

Как ветер летним вечером,

Легонько пробегающий

По бархатной муравушке,

Как шум дождя весеннего

По листьям молодым!

Под песню ту прекрасную

Уснул Последыш. Бережно

Снесли его в ладью

И уложили сонного.

Над ним с зеленым зонтиком

Стоял дворовый преданный,

Другой рукой отмахивал

Слепней и комаров.

Сидели молча бравые

Гребцы; играла музыка

Чуть слышно… лодка тронулась

И мерно поплыла…

У белокурой барыни

Коса, как флаг распущенный,

Играла на ветру…

«Уважил я Последыша! -

Сказал бурмистр. - Господь с тобой!

Куражься, колобродь!

Не знай про волю новую,

Умри, как жил, помещиком,

Под песни наши рабские,

Под музыку холопскую -

Да только поскорей!

Дай отдохнуть крестьянину!

Ну, братцы! поклонитесь мне,

Скажи спасибо, Влас Ильич:

Я миру порадел!

Стоять перед Последышем

Напасть… язык примелется,

А пуще смех долит.

Глаз этот… как завертится,

Беда! Глядишь да думаешь:

„Куда ты, друг единственный?

По надобности собственной

Аль по чужим делам?

Должно быть, раздобылся ты

Курьерской подорожною!..“

Чуть раз не прыснул я.

Мужик я пьяный, ветреный,

В амбаре крысы с голоду

Подохли, дом пустехонек,

А не взял бы, свидетель бог,

Я за такую каторгу

И тысячи рублей,

Когда б не знал доподлинно,

Что я перед последышем

Стою… что он куражится

По воле по моей…»

Влас отвечал задумчиво:

«Бахвалься! А давно ли мы,

Не мы одни - вся вотчина…

(Да… всё крестьянство русское!)

Не в шутку, не за денежки,

Не три-четыре месяца,

А целый век… да что уж тут!

Куда уж нам бахвалиться,

Недаром вахлаки!»

Однако Клима Лавина

Крестьяне полупьяные

Уважили: «Качать его!»

И ну качать… «ура!»

Потом вдову Терентьевну

С Гаврилкой, малолеточком,

Клим посадил рядком

И жениха с невестою

Поздравил! Подурачились

Досыта мужики.

Приели всё, всё припили,

Что господа оставили,

И только поздним вечером

В деревню прибрели.

Домашние их встретили

Известьем неожиданным:

Скончался старый князь!

«Как так?» - «Из лодки вынесли

Его уж бездыханного -

Хватил второй удар!»

Крестьяне пораженные

Переглянулись, крестятся…

Вздохнули… Никогда

Такого вздоха дружного,

Глубокого-глубокого

Не испускала бедная

Безграмотной губернии

Деревня Вахлаки…

* * *

Но радость их вахлацкая

Была непродолжительна.

Со смертию Последыша

Пропала ласка барская:

Опохмелиться не дали

Гвардейцы вахлакам!

А за луга поемные

Наследники с крестьянами

Тягаются доднесь.

Влас за крестьян ходатаем,

Живет в Москве… был в Питере…

А толку что-то нет!

«Кому на Руси жить хорошо» — произведение, являющееся апогеем в писательской деятельности Некрасова. Работа над поэмой была реализована спустя 3 года после такого знаменательного события как отмена крепостного права. Именно оно определило проблематику книги, посредством которой автор выразил весь быт народа, потрясенного данной ему свободой. Ниже мы приводим краткое содержание рассматриваемого текста по главам и его , чтобы вам, дорогие читатели, было легче ориентироваться в этом непростом, философском, но невероятно интересном и удивительном произведении.

Пролог

Повествование начинается со встречи семи мужчин из деревень с говорящими названиями (например, Дырявина, Горелова, Разутова и т. д.), которые задаются вопросом о том, кому счастливо на земле русской живется. Каждый из них выдвигает свою версию, тем самым завязывается спор. Тем временем уже наступает вечер, мужики решают сходить за водкой, разжечь костер и продолжают выяснять, кто же из них прав.

Вскоре вопрос заводит мужчин в тупик, они начинают драку, а в это время Пахом ловит маленького птенчика, следом прилетает мама птенца и просит отпустить, обещая взамен рассказать о том, где можно взять скатерть-самобранку. Крестьяне сделали все, как пеночка поведала, и перед ними развернулась скатерть со всеми яствами. Решили они за пиром, что пока ответа на вопрос не найдут, не успокоятся. И пошли они в дорогу – искать счастливца на горемычной родине.

Глава I. Поп

Крестьяне начинают поиск счастливого человека. Идут они по степям, полям, мимо прудов и рек, встречают людей разных: от бедных до богатых.

Встречают солдат, задают им свой вопрос, а в ответ получают, что «солдаты шилом бреются, Солдаты дымом греются - Какое счастье тут? ». Проходят мимо попа и ему этот же вопрос задают. Он утверждает, что счастье не заключается в роскоши, спокойствии и благополучии. Говорит, что этих благ у него нет, что сын грамоту освоить не может, что постоянно видит плачи у гробов – какое уж тут благополучие? Поп объясняет, что раньше он по свадьбам богатым ходил, на этом и зарабатывал, а теперь это исчезло. Закончил тем, что настолько трудно бывает, что придешь в семью крестьян кормильца хоронить, а взять у них нечего. Поп речь закончил, поклонился и дальше побрел, а мужики в смятении оказались.

Глава II. Сельская ярморка

Нестерова Елена:

Вскоре я наткнулась на один сервис эти курсы.

Узнать больше>>

Как написать итоговое сочинение на максимальный балл?

Нестерова Елена:

К учебе всегда подходила очень ответственно, но с русским языком и литературой с первого класса были проблемы, по этим предметам все время были тройки. Ходила к репетиторам, часами занималась сама, но все давалось очень тяжело. Все говорили, что мне просто "не дано"...

За 3 месяца до ЕГЭ (2018) начала искать различные курсы по подготовке к экзамену в интернете. Чего я только не пробовала и вроде небольшой прогресс был, но русский язык и литература давались ооочень тяжело.

Вскоре я наткнулась на один сервис , где профессионально готовят к ЕГЭ и ГИА. Не поверите, но за 2 месяца, занимаясь на данной платформе мне удалось написать ЕГЭ по литературе на 91 балл! Уже потом я узнала, что эти курсы распространяются в федеральных масштабах и являются самыми эффективными в России на текущий момент. Больше всего понравилось то, что подготовка идет легко и непринужденно, а преподаватели курсов становятся чуть ли не друзьями, в отличие от обычных репетиторов с завышенным чувством собственной значимости. В общем если вам нужно подготовиться к ЕГЭ или ГИА (по любому предмету), то однозначно рекомендую эти курсы.

Узнать больше>>

Жаркий день. Мужики идут и меж собой разговаривают, отмечают, что пусто вокруг. Встречают на реке моющего лошадь паломника и узнают, куда народ с села ушел, а тот отвечает, что все на ярмарке в Кузьминской деревне. Идут туда крестьяне и видят, как народ гуляет.

Замечают старика, просящего у народа две гривны. Внучке на подарок не хватает. Видят и барина, которые покупает внучке нищего сапожки. Все можно отыскать на ярмарке этой: продукты, книги, украшения.

Глава III. Пьяная ночь

Семь мужиков путь продолжают, ведь ответ на вопрос все еще не найден. Слышат они рассуждение разные крестьян опьяненных.

Внимание семи крестьян обращает на себя Павлуша Веретенников, который записывает в блокнот все услышанные от крестьян истории, поговорки и песни. Завершив работу, парень стал порицать народ за пьянство и развязное поведение, в ответ услышал, что наступит грусть и печальным будет честный люд, если пить перестанет.

Глава IV. Счастливые

Не успокаиваются мужики и поиски продолжают. Так, заманивают они народ, крича: «Выходи счастливые! Мы водочки нальем! ». Собрался вокруг честный люд, стали узнавать, кто счастливым является. В итоге понимают, что счастье для простого мужика в том, чтобы хоть изредка был он полностью сыт, и Бог в трудное время помог, остальное сладится.

Далее мужикам советуют найти Ермилу Гирина, перед этим рассказав им историю о том, как всем народом Ермиле на мельницу деньги собирали, как каждую копеечку он потом вернул, как был честен с ними. Путешественники решают идти к Гирину, но узнают, что он в остроге. Далее рассказ об этом человеке прерывается.

Глава V. Помещик

Путешественники на своем пути встречают помещика Оболта Оболдуева, который поначалу принял их за воров и стал угрожать пистолетом, но потом завел рассказ о своем роде.

Стал вспоминать он богатые пиры, грезить о прислуге, и своей власти, но теперь такая жизнь невозможна. Жалуется помещик на наступившие томительные годы, что не может он по такому распорядку жить, а народ тем временем сопереживает.

Часть вторая

Последыш. Глава (I; II; III)

Бредут мужики дальше, не отступают от стремления счастливого найти. Выходят они на берег Волги и видят перед собой сенокосный луг. Замечают три лодки, в которых семья барина уселась. Смотрят на них и удивляются: крепостное право отменили уже, а у них все так, будто не было реформы.

Седой старик Утятин, узнав про волю крестьян, обещал лишить средств своих сыновей, а те, чтобы этого не случилось, придумали нехитрый план: упросили крестьян себя за крепостных выдавать, а взамен после смерти барина им лучшие луга отдадут. Узнав о том, что люди остаются во власти Утятина, он сразу подобрел и оживился. Все свою роль приняли, но Агап Петров не сумел свое недовольство скрыть и помещику нажаловался, за это был к порке приговорен. Разыграли крестьяне с ним сценку, но после такого унижения Агап напился и помер.

Так барин устроил пир, где расхваливал крепостную зависимость, после герой лег в лодку испустил дух. Народ радуется, что князь помер, крестьяне стали исполнения обещаний ждать, однако лугов так никто и не подарил.

Часть третья

Крестьянка: Пролог и главы 1-8

Продолжая поиски человека, познавшего счастье человеческое, 7 мужиков решили искать такового среди женщин. Их направляют к одной бабе по имени Корчагина Матрена Тимофеевна. От нее крестьяне узнают очень печальную и тяжелую судьбу героини. Из рассказа мужики понимают, что только в отчем доме она сумела познать счастье, а выйдя замуж, обрекла себя на трудную жизнь, ибо новые родственники ее невзлюбили. Настоящие любовные чувства недолго царили между Матреной и ее возлюбленным: он уехал на заработки, а жену оставил на хозяйство. Матрена не знает усталости, день и ночь работает, чтобы содержать свою семью и сыночка Демушку- лучик надежды и радости в ее тяжкой женской доле. За ним смотрит дел Савелий – единственный человек, который в новой семье ее поддерживал. Его участь не легче: когда-то он вместе с товарищами убил управляющего из-за того, что тот разорил их деревню. За убийство мужик пошел на каторгу, откуда явился больным и немощным. Родня упрекала его за это.

Однажды с ним приключается беда: мальчика съедают свиньи. Дед недосмотрел за ним. Настоящий удар для женщины! Не может забыть она сыночка своего, хоть и другие дети уже появились. Однажды она даже принимает порку, выручая сына. Он уступил овцу голодной волчице из жалости, и его, восьмилетнего мальчишку, хотели прилюдно пороть.

А тут новая беда! Мужа забирают в рекруты, и некому заступиться. Тогда идет Матрёна к чиновнику просить за супруга, ведь он для семьи единственный кормилец. Находит она его жену, и госпожа помогает крестьянке – семейство оставили в покое. За этот инцидент прозвали героиню счастливицей.

Теперь Матрена Тимофеевна, как и в прежние времена, жертвует собой ради растущих деток. Нелегка жизнь у «счастливицы». Постоянная борьба за свою семью, мужа и детей «помотала» Матрену Корчагину. В итоге она восклицает: «Не дело - между бабами счастливую искать!».

Пир на весь мир

Действие происходит на берегу Волги, возле села Вахлачина. Организовывается здесь великий пир, где останавливаются 7 мужиков, ищущих счастливого человека.

Встречаются здесь самые разнообразные герои, которые повествуют о своих судьбах. У каждого за плечами тяжелый груз жизненных событий, который, словно незаживающий шрам, дает о себе знать. Они придаются рассуждениям о том, что такое жизнь, каков путь обычного крестьянина и чем народ жив.

Эпилог. Гриша Добросклонов

Значительным героем данного фрагмента является Гриша Добросклонов. Его насыщенную историю также читатель узнает из главы «пир на весь мир». Рассматриваемую главу писатель завершает рассуждениями героя о судьбе народа, о том, что будет с ним дальше. И все эти мысли стали выливаться в песни о народе и Руси, опору которой он видел в единении людей, потому что оно заключает в себе великую силу, которой не страшны самые большие невзгоды.

Это и есть счастливый человек, ведь он живет ради высокой и чистой цели – облегчить тяжелую долю соотечественников. Хоть судьба готовит ему ссылку, изгнание, чахотку, он все равно готов принять эту ношу ради исполнения мечты – благоденствия родины.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!