Походы на Новгород Василия II и Ивана III

Еще при жизни своей объявил старшего сына своего Ивана великим князем и своим наследником. Таким образом укреплялся новый порядок престолонаследия – от отца к старшему сыну. Хотя Василий завещал волости и остальным четырем своим сыновьям (Юрию, Андрею Большому, Борису и Андрею Меньшому), но старший получил городов гораздо больше, чем все остальные братья вместе, и являлся, таким образом, настоящим великим князем, государем, а братья сравнительно с ним были только большими помещиками.

Это был настоящий потомок Калиты. Всеми свойствами, какими отличались лучшие московские князья-скопидомы – собиратели Русской земли, обладал он: холодный, скрытный, осторожный, расчетливый, Иван III обдумывал каждый свой шаг, каждое слово; принимался за дело только тогда, когда знал, что можно действовать наверняка, без промаха; во всяком деле он, казалось, держался пословицы: «Семь раз смерь, а раз отрежь!» Но когда все было обдумано, взвешено да смеряно, и дело было надежным и выгодным, – тогда Иван III вершил его смело, не глядя уж ни на что...

С детских лет он видел вокруг себя злобу, вероломство, обман и зверство; одним своим видом слепой отец мог постоянно ему напоминать о них. Мудрено ли, что он с юных лет уже очерствел сердцем, затаился в самом себе?.. Смолоду же Иван III мог возненавидеть и удельные порядки, принесшие столько бед и горя его отцу. Уничтожение уделов стало заветною задачею его княжения.

Новгород и Тверь были наиболее сильными из них.

Новгород во времена Ивана III

Богат был Новгород во времена Ивана III; бойко шла торговля его; на вече новгородцы свободно могли толковать о своих нуждах и делах; излюбленные выборные люди творили суд и расправу. Казалось бы, тут ли не быть правде и благополучию! На деле выходило, однако, не то. В торговом Новгороде немало было людей, которые сызмала привыкли ставить свою выгоду выше всего, вовсе не ценить благополучия других. Много жило в Новгороде богатых людей, но гораздо более было бедняков и лихих людей, способных за деньги на все. Нередко здесь богатые люди нанимали себе из них крикунов-вечников, готовых на вече за какое угодно дело кричать. Бывало, богатые люди наберут из лихих людей шайки головорезов и нападают на своих соперников и врагов, творят всякие насилия, грабежи и убийства. Иногда целые улицы, целые части Новгорода (концы) враждовали между собою, отстаивая того или другого старшину. Победит какая-нибудь сторона, вожак ее становится посадником или тысяцким и мстит, чем только может, противникам, а своим доброхотам всячески потакает и мирволит. Грубы и невежественны были даже и лучшие, т. е. именитые люди тогда в Новгороде: жили изо дня в день, следуя только своим грубым страстям и порывам, не думали о том, что во всем нужны строгий порядок и законность; что неправды, насилия и всякие неурядицы рано или поздно обрушатся пагубою если не на них самих, то на их детей.

Сила и корысть брали верх над правдой – вот в чем была главная беда Новгорода при Иване III!

«Не стало в Новгороде, – сокрушается летописец, – ни правды, ни суда. В городе, по селам и волостям – грабеж, неумеренные поборы с народа, вопль, рыдания, проклятия на старейших и на весь Новгород, и стали новгородцы предметом поругания для соседей».

Митрополит Иона пишет в своем послании к архиепископу Новгорода: «Слышал я, некое богоненавистное, богомерзкое и злое дело сотворяется в вашем православном христианстве, не токмо от простых людей, но и от знатных, великих людей, от наших духовных детей: за всякую большую и малую вещь зачинаются и гнев, и ярость, и свары, и прекословия, и многонародное сбирание с обеих сторон. Мало этого, нанимают на то злое и богоненавистное дело сбродней пьянчивых и кровопролитных человеков и бои замышляют и кровопролитие и души христианские губят».

Пока Русская земля дробилась на уделы и князья постоянно враждовали между собой, Новгород мог без труда удерживать свою независимость; но дело изменилось, когда северо-восточные русские области стали объединяться около Москвы, а юго-западные земли слились с Литвою. Чем больше крепло Московское государство, тем сильнее сказывалась охота у московских князей прибрать к своим рукам Новгород. Поводов к вражде было довольно: московские люди и новогородцы часто сталкивались и враждовали в Двинской области, где у тех и у других были владения, притом чересполосные. Московским князьям давно уже хотелось оттянуть от Новгорода эту землю, богатую пушным товаром, и при Иване III желание это усилилось. Кроме того, новгородская вольница, ушкуйники, часто разбойничали по рекам и вредили московской торговле. Наконец, Новгород не выполнял, как следует, своих договоров с великим князем, не чтили его наместников, не держали имени его честно и грозно. Новгородские вечевые порядки, при которых воля великого князя ставилась часто ни во что, были совсем не по душе сильным московским князьям, а властолюбие их, в свою очередь, очень не нравилось новгородцам-вечникам.

Союз Новгорода с Литвой

Уже Василий Темный, как сказано раньше, заставил Новгород больше чтить великокняжескую власть; а Ивану III пришлось совсем покончить с новгородской вольностью. Понимали новгородцы, что им грозит беда со стороны Москвы, а бороться с нею им было не под силу. Где же было искать помощи? У северных русских князей, подручников московского великого князя, нечего было и пытаться. Оставался литовский князь. Он назывался также и русским: в его руках были все земли юго-западной Руси; к нему обыкновенно обращались за помощью или и вовсе отъезжали князья северо-восточной Руси, которым приходилось слишком жутко от властных московских князей; к нему же задумали обратиться и те новгородцы, которым дорог был старый вечевой склад и быт «Господина Великого Новгорода». Литовские князья и раньше были очень не прочь оказать богатому Новгороду свое покровительство и даже предлагали его. Но прежде новгородцы не слишком-то поддавались на эти предложения: особенной нужды в посторонней помощи тогда еще не было. Теперь не то. При Иване III сильная гроза надвигалась на Новгород со стороны Москвы. И вот нашлись в Новгороде люди, большею частию именитые и богатые, сердцу которых очень была дорога новгородская старина. Порешили они, что лучше поддаться Литве, да сохранить свой старый вечевой быт. Во главе этих людей стояли два сына умершего посадника Исаака Борецкого; мать их – Марфа, женщина весьма твердого нрава, умная, властолюбивая, орудовала всем. Но сторонникам Литвы нелегко было склонить новгородцев на свою сторону.

Великий князь литовский, он же и король польский, был католик; латинство господствовало в Литве и теснило православие; поддаться Литве в глазах народа в Новгороде значило изменить православию, отступить от древнего благочестия, – вот почему большинство новгородцев держалось Москвы; но все же богачи Борецкие и их сторонники имели большую силу во всех новгородских делах и тянули к Литве. Начали в Новгороде утаивать великокняжеские пошлины и ни во что ставить московских наместников.

Переговоры новгородцев с Иваном III

Иван III зорко следил за всем, что творилось здесь. Новгородцы целовали крест великому князю Василию Темному и старшему его сыну-соправителю, и потому отпадение их от Москвы было бы нарушением присяги, изменою. Хорошо понимал Иван III, в чем его сила в Новгороде, и послал новгородскому владыке напомнить, что киевский митрополит не тверд в православии и что он, новгородский владыка, должен свято блюсти веру, внушать своей пастве, чтобы она не поддавалась киевскому митрополиту, и держаться крепко своего обета – подчиняться Ионе, митрополиту московскому, и всем его преемникам.

Иван III послал без гнева кротко напомнить Новгороду о его обязанностях:

– Люди новгородские, исправьтесь; не забывайте, что Новгород – отчина великого князя. Не творите лиха, живите по старине.

Но враги Москвы в Новгороде не унимались, оскорбляли послов московских, кричали на вече:

– Новгород не отчина великого князя! Новгород сам себе господин!

И после этого Иван III не показал гнева; снова послал напомнить:

– Отчина моя, великий Новгород, люди новгородские! Исправьтесь, держите имя мое честно и грозно, посылайте ко мне бить челом, и я хочу жаловать свою отчину и держать по старине.

Бояре дивились терпению Иван III, что он сносит так долго дерзость Новгорода.

– Волны бьют о камни, спокойно сказал им Иван, – и ничего камням не сделают, а сами разбиваются в пену и исчезают. Так будет и с новгородцами.

Но сторонники Литвы действовали в Новгороде все смелее и смелее. По просьбе их прибыл в Новгород один из литовских князей, Михаил Олелькович. Это, впрочем, не было новостью: и раньше русские и литовские князья и именитые люди приезжали, чтобы послужить великому Новгороду, и получали в управление города и области. В это же время скончался новгородский владыка Иона, сторонник Москвы. Стали выбирать по старому обычаю, по жребию, нового владыку из трех лиц, избранных на вече. Избран был Феофил. Надо было ему ехать в Москву – посвящаться у митрополита в архиепископы. Послали просить у великого князя для Феофила соизволения и опасной (охранной) грамоты для проезда. Получен был от Ивана III такой ответ:

– Отчина моя, великий Новгород, прислал ко мне бить челом, и я его жалую, нареченному владыке Феофилу велю быть у себя и у митрополита для поставления без всяких зацепок, по старому обычаю, как было при отце моем, деде и прадедах.

Но в это время с этим милостивым ответом пришла к новгородцам и весть, что Иван III напоминал псковичам об их обязанности идти вместе с Москвою на Новгород – в случае его непокорности.

Эта весть дала сторонникам Литвы в Новгороде предлог к восстанию против Ивана III. На вече они подняли крики:

– Не хотим за великого князя московского, не хотим зваться его отчиною. Мы люди вольные. Не хотим терпеть обиды от Москвы. Хотим за короля Казимира! Московский князь присылает опасную грамоту владыке, а в то же время подымает псковичей на нас и сам хочет идти!

– Хотим по старине к Москве, – кричали в ответ новгородские сторонники Ивана III, – не хотим отдаться за короля и поставить у себя владыку от митрополита-латинца.

Раздоры на вече кончились, как это нередко бывало, схваткой. На беду для московской стороны, богатство было на стороне литовских приверженцев. Стали они нанимать худых мужиков-вечников, которые не жалели ни горла, ни рук, когда надо было постоять за щедрых плательщиков. Эти наемные крикуны принялись поднимать в Новгороде смуту и кричать: «Хотим за короля!». На вече своими криками они заглушали противную сторону, стали даже камни бросать в доброхотов Ивана III. Наконец литовская сторона осилила. Снарядили посла к королю с челобитьем и поминками – заключили договор, по которому Новгород поступал под верховную власть короля; а он обязывался ни в чем не нарушать новгородских порядков, ни его бытовых, ни церковных обычаев, и оборонять от Москвы.

Иван III, узнав обо всем этом, не изменил своему хладнокровию, отправил опять посла в Новгород с увещанием, чтобы отчина его – новгородцы от православия не отступали, лихую мысль из сердца выкинули и ему по старине челом били и пр.

Московский митрополит послал в Новгород и от себя увещательную грамоту. Напирая в ней особенно на измену православию, он, между прочим, говорит: «...и о том, дети, подумайте: царствующий град Константинополь до тех пор непоколебимо стоял, пока соблюдал православие; а когда оставил истину (т. е. подчинился требованиям папы), то и впал в руки поганых. Сколько лет ваши прадеды неотступно держались своей старины; а вы при конце последнего времени, когда человеку нужно душу свою спасать в православии, вы теперь, оставя старину, хотите за латинского господаря закладываться!» В то время, по расчетам книжников, ожидали скорого светопреставления; на это и указывает митрополит в своем увещании.

Но все эти убеждения Иван III и митрополита не подействовали на новгородцев.

– Мы не отчина великого князя, – кричали они на вече. – Великий Новгород – вольная земля! Великий Новгород – сам себе государь!

Послов великокняжеских отослали с бесчестием.

Но терпению Ивана III, казалось, не было меры. Он еще раз послал посла с кратким увещанием. Успеха, конечно, не было. Иван III несомненно и предвидел это, но хотел, видно, показать, что он очень долго сносил дерзость Новгорода, употреблял все меры кроткого напоминания и увещания и за оружие взялся только тогда, когда уж совсем не осталось других способов уладить дело.

Новгородцы уже чуяли беду. Недобрые знамения пугали суеверный народ. Ходила молва, что преподобный Зосима, соловецкий отшельник, на пиру у Марфы Борецкой видел видение: четыре боярина, главные противники Москвы, сидели пред ним за столом, а голов на них не было... Буря сломила крест на св. Софии. В Хутынском монастыре колокола сами собой стали перезванивать. На иконе Богородицы в другом монастыре из очей полились слезы. Говорили и о других зловещих предзнаменованиях...

Поход Ивана III на Новгород 1471 года и битва на реке Шелони

В мае 1471 года Иван III послал в Новгород разметные грамоты (объявление войны), в Тверь просьбу о помощи, во Псков и Вятку приказ идти ратью на новгородские владения. Иван III придал войне священное значение: он шел в Новгород прежде всего, чтобы спасти православие, которому грозила беда, а затем уже, чтобы принудить новгородцев не отпадать от старины, не изменять присяге. В день съезда из Москвы государь посетил один за другим кремлевские соборы, усердно помолился пред образом Владимирской Богородицы в Успенском соборе, в Архангельском соборе припадал к гробам своих предков, начиная от Ивана Калиты до отца своего Василия. Все эти князья вели борьбу с Новгородом; Иван III теперь готовился довершить их дело.

– О прародители мои, – взывал он, – помогите мне молитвами вашими на отступников православия державы вашей!..

Он даже взял с собою в поход одного дьяка-начетчика, который знал хорошо летописи и мог напомнить ему в случае надобности обо всех старых договорах Новгорода с князьями, обо всех изменах новгородских. Раньше государь являлся как бы любящим отцом, который напоминает и увещевает; теперь Иван III шел на Новгород, как грозный судья, творить суд и расправу над изменниками и клятвопреступниками. Немедля двинул он войска на запад несколькими отрядами. Воеводам было велено без милости пустошить земли Новгорода и не давать пощады никому. На Двинскую область также была послана рать. Началась война со всеми ужасами, какие были тогда в обычае. На беду новгородцев, лето в тот год стояло жаркое; дождей не выпадало; болота, которыми изобиловала новгородская земля, высохли, и рать Ивана III могла без особой помехи совершать поход. Воеводы московские нещадно разоряли все на пути, попадавшихся в плен с оружием или убивали, или уродовали – резали им носы и губы и отпускали этих несчастных, чтобы они своим видом наводили ужас на всех изменников.

Сам Иван III двинулся с главными силами в конце июня. К нему с разных сторон шли на помощь отряды. Новгороду же не было ниоткуда помощи. Казимир и не тронулся, а князь Михаил Олелькович уехал еще раньше из Новгорода. Пришлось ему своими силами обороняться. Псков, «меньший брат Новгорода», тоже шел на него ратью по приказу Ивана III. Новгородцы спешили собрать как можно больше войска. Но что это были за воины?! Погнали в поход силою плотников, гончаров и других ремесленников и чернорабочих; тут было много таких, что никогда раньше на лошадь не садились, отроду оружия в руки не брали. Кто не хотел идти, тех в Новгороде грабили, били, бросали в Волхов; собрали таким образом тысяч сорок войска, и степенный посадник Дмитрий Борецкий повел его навстречу псковской рати. Но это нестройное полчище встретил на берегу реки Шелони воевода Ивана III Даниил Холмский. У него было всего четыре тысячи воинов, но он смело ударил на новгородцев и разбил их наголову. Двенадцать тысяч их легло на поле, более полуторы тысячи забрано в плен; попались в руки победителя и посадник Борецкий, и другие воеводы. Новгородский летописец говорит, что сначала новгородцы одержали было верх над ратью Ивана III и стали теснить ее; но конный отряд татар внезапно ударил на них, и они в ужасе обратили тыл.

Иван III велел отрубить голову Дмитрию Борецкому, сыну Марфы, и еще трем боярам, а других пленников разослать по разным городам и держать в темницах. Народ в Новгороде заволновался. Сторонники Москвы стали действовать смелее; но все же противная сторона еще была сильнее; стали готовить город к защите, пожгли около него все посады. Иван III с главными силами был уже недалеко. Хлеб в Новгороде сильно поднялся в цене, рожь исчезла на торгу. Бедному люду трудно стало жить. Народ завопил... Сторонники Москвы взяли в вече верх. Владыка (архиепископ) с послами был послан к великому князю просить от имени Новгорода пощады.

Новгородский Кремль (Детинец)

Владыка был допущен в шатер к великому князю и умолял его не губить вконец своей отчины.

Братья Ивана III и бояре, щедро одаренные новгородскими послами, кланялись своему государю и тоже просили за Новгород. Незадолго пред этим пришла из Москвы к великому князю грамота от митрополита. Он также молил о пощаде виновных. Просьба братьев, бояр и митрополита, казалось, смягчила сердце грозного судьи – Иван III сменил гнев на милость.

– Отдаю нелюбие свое, – сказал он, – унимаю меч и грозу в земле новгородской и отпускаю полон без откупа.

Заключен был договор. Новгород отрекался от всякого союза с литовским князем, уступал Москве часть двинской земли (там московская рать тоже одолела новгородцев) и обязался выплатить «копейное» (военная контрибуция) – пятнадцать с половиною тысяч. Все остальное оставалось в Новгороде «по старине».

У Новгорода не отнимали ни веча, ни посадника; не нарушалась ни в чем новгородская старина. Не в нраве Ивана III было сразу кончать дело; мешкотна, но зато прочна была его работа в его руках. Покончи он сразу с вольностью Новгорода – оправдались бы слова врагов Москвы, что он искал только случая погубить Новгород, – и вражда новгородцев к Москве окрепла бы, число приверженцев сильно поубавилось бы, а там и ведайся с постоянными заговорами да мятежами. Теперь же, не нарушив ни в чем новгородской старины, но грозно наказав изменников, Иван III являлся в глазах новгородцев только праведным судьей. Число сторонников его должно было увеличиться, ему оставалось понемногу, исподволь, приручать жителей Новгорода, усыплять вражду к себе, а затем, когда привыкнут держать его имя честно и грозно, тогда и совсем прибрать к рукам.

Приезд Ивана III в Новгород в 1475

В Новгороде было все-таки еще не мало сильных противников Москвы. Одному из них, Василию Ананьину, удалось попасть в посадники. Он и его соумышленники питали, конечно, вражду к сторонникам Ивана III, винили их в измене и подняли в Новгороде снова смуту. Начались снова ссоры и драки. Дело дошло до того, что сторонники Литвы сделали набег на улицы, где жили их противники, избили некоторых из них и ограбили их имущество. Где было искать сторонникам Москвы суда и управы на обидчиков своих, как не в Москве? Иван III был очень рад, когда явились к нему жалобщики.

В 1475 г. он отправился со своими боярами в Новгород. На пути его встречали новые жалобщики, просили у него суда и защиты. Ему устраивали торжественные встречи, подносили, по обычаю, разные подарки. Приехав в Новгород, Иван III начал творить суд, не нарушая старого обычая – в присутствии владыки и старых посадников. Он внимательно выслушивал, подробно расспрашивал и ответчиков, и истцов, порешил, что жалобы были справедливы, и присудил виновных уплатить пострадавшим за разорение полторы тысячи рублей. Но этим дело не кончилось: главных зачинщиков смуты, Василия Ананьина, Федора Борецкого и др., он приказал сковать и отправить из Новгорода в Москву. Не помогли никакие просьбы.

– Что ни есть лиха в нашей отчине, – сказал он, между прочим, владыке в ответ на его просьбы, – все от них чинится. Как же мне их за то лихо миловать?!

Простил Иван III только нескольких менее виновных. Принимал он и другие жалобы на бояр новгородских, судил по справедливости, защищал бедных против богатых, слабых против сильных.

Уладивши все дела, Иван III несколько времени пожил в Новгороде. Богатые новгородцы, по обычаю, задавали ему роскошные пиры, подносили ему при этом богатые подарки: золотые монеты – по двадцати и по тридцати, сукна, рыбьи зубы (моржовые клыки), золотые ковши, кубки, меха, бочки заморского вина. Иван Васильевич был большой скопидом и любил собирать всякие ценные вещи. В свою очередь и он отдаривал своих гостей. Бояре, бывшие с Иваном III, также щедро были одарены. Затем Иван Васильевич простился дружелюбно с новгородцами и отправился в Москву.

В Новгороде многим суд великого князя полюбился. Стали новгородцы ездить к нему в Москву судиться. Это было уже прямым нарушением новгородской старины: новгородца, вольного человека, по старому обычаю, можно было судить только в Новгороде; но обычай этот нарушал не Иван III – сами новгородцы по своей воле ехали к нему на суды: знали, что он не мирволит богатым и знатным людям, а действует по правде. Те, которые приезжали в Москву искать управы, должны были давать присягу великому князю, как своему государю, «задавались за государя», как тогда говорили. Таким образом, новгородцы сами мало-помалу отдавались в полную власть великого князя. Наконец Иван III увидел, что настала пора закрепить такой порядок – совсем покончить со старыми новгородскими порядками. Нужен был ему только предлог. За ним дело не стало.

Поход Ивана III на Новгород 1477–1478

В 1477 г., 27 февраля, прибыли в Москву два посла из Новгорода. Обращаясь к великому князю, новгородцы обыкновенно называли его господином , а эти послы называли его государем . Этим словом означался полный властитель. Было ли это случайной обмолвкой или сделано нарочно сторонниками Москвы – неизвестно; но Иван III ухватился за этот случай. Посланы были немедленно в Новгород московские послы. Они явились на вече и сказали:

– Великий князь приказал спросить новгородцев: какого хотят они государства ? Хотят ли, чтобы в Новгороде был один государев
суд, чтобы тиуны государя сидели по всем улицам? Хотят ли очистить для великого князя Ярославов двор?

Эти вопросы озадачили новгородцев. Вече зашумело:

– Никакого государства не хотим, – раздавались крики, – хотим быть по старине!

Многим в Новгороде старый вечевой порядок был еще очень дорог; поняли они, что ему приходит конец, и пришли в ярость.

– Как смели ходить в Москву судиться, – кричали они, – как смели присягать великому князю, как государю?!

Плохо пришлось некоторым сторонникам Москвы, ездившим туда на суд: одного побили камнями, другого изрубили топорами в куски; несколько человек было убито; но московских послов не оскорбляли; продержали их шесть недель. Наконец новгородцы дали ответ, что не желают ничего нового, хотят, чтобы старина их ни в чем не была нарушена. Когда дошел этот ответ до Ивана III, он выразил негодование.

– Я не хотел у них государства, – говорил он, – сами прислали, а теперь отговариваются, выставляют меня лжецом!

Объявлен был поход на Новгород. Осенью 1477 года московская рать, поделившись на отряды, опять вступила в Новгородскую область. На пути к Ивану III являлись многие новгородцы, били челом, чтобы он принял их в службу. Псковичам приказано было также идти на Новгород. В 30-ти верстах от него явился к великому князю Феофил, новгородский владыка, с посадниками и стал бить челом и умолять:

– Господин великий князь всея Руси, Иван Васильевич, – говорил он, – я, богомолец твой, и архимандриты, и игумены, и все священники семи новгородских соборов бьем тебе челом. Твой меч и огонь ходят по землям Новгорода, христианская кровь льется. Смилуйся над отчиной твоей: уйми меч, угаси огонь!

Умоляли Ивана III о том же люди всех сословий Новгорода, бывшие с владыкою в посольстве, предлагали ему уплачивать дань, лишь бы только не рушилась вконец новгородская вольность. Все было напрасно: на этот раз Иван Васильевич не шел ни на какие сделки.

– Захочет великий Новгород бить челом, то он знает, как ему бить челом, – твердил он.

Между тем рать Ивана III со всех сторон охватила Новгород. Монастыри, села вокруг города были захвачены. Из сел народ бежал в Новгород. Скоро он переполнился народом. 3 декабря город был замкнут со всех сторон. Начались волнения: одни хотели покориться великому князю, другие – защищаться до последней капли крови. Через два дня явились новгородские послы в стан к великому князю с повинной головой.

– Хотим такого же государства в Новгороде, – сказал им Иван III, – какое в Москве.

Послы просили князя отпустить их в город подумать; попробовали они еще раз выговорить кое-какие льготы своему городу. Все было напрасно!

– Сказано вам, – твердил великий князь, – что хотим государства в великом Новгороде такого же, как у нас в низовой земле, в Москве!

Послы ответили, что низовых обычаев новгородцы не знают, не ведают, как великий князь держит там свое государство.

– Государство наше таково, – отвечал Иван III, – вечевому колоколу в Новгороде не быть, а государство все держать нам; волостями, селами нам владеть, вывода не бойтесь, а суду быть по старине!

Шесть дней думали новгородцы об этом ответе великого князя. Наконец владыка и посадники явились с согласием Новгорода. Послы думали, что по-прежнему великий князь заключит с Новгородом договор и скрепит его своим крестным целованием. Они просили великого князя об этом.

– Не быть моему целованию! – отвечал Иван III.

Просили, чтобы бояре целовали крест, – последовал отказ. Просили, чтобы присягнул, по крайней мере, будущий наместник, – отказано и в этом. Просили, наконец, позволения великого князя вернуться в город – не позволил...

А между тем Новгороду день ото дня становилось тяжелее. Стены и укрепления города были хороши, и взять его силою было бы нелегко. Иван III, не любивший делать ничего на авось, порешил истомить осажденных голодом. Пути были все переняты московскими отрядами: новгородцам ни входу, ни выходу не было; запасы у них истощились; настал голод; затем начались повальные болезни, мор. Неурядица поднялась страшная.

– Идем биться! Умрем за св. Софию! – кричали в Новгороде одни.

– Остается нам только покориться великому князю! – кричали другие.

Присоединение Новгорода к Москве (1478)

Чернь восстала на бояр, а бояре на чернь. Крики, вопли раздавались по улицам Новгорода. Многие умирали с голоду. Ссоры, драки и убийства шли, по словам летописца, беспрерывно. Наконец, новгородцам дольше терпеть осаду стало невмочь. В 1478 году, 13 января, владыка пришел со многими новгородскими боярами и купцами к Ивану III и принес присяжную запись. На ней была подпись самого владыки, печать его и печати всех пяти концов Новгорода. На этой записи и целовали крест новгородские послы. Своею присягою они теперь не договор с Иваном III скрепляли, как бывало в прежние времена, а отдавались ему в полную власть, как своему повелителю и самовластному государю.

Иван Васильевич поставил в Новгороде своих наместников, велел схватить нескольких лиц, враждебных Москве, в том числе Марфу Борецкую с внуком, и отвезти их в Москву. Имение их было отписано на великого князя.

После присяги новгородцев москвичи явились на Ярославово дворище и сняли вечевой колокол. Сильно плакали жители Новгорода, говорит летописец, но сказать не смели ничего. Иван III отправился в Москву, за ним повезли туда и вечевой колокол. Подняли его на колокольню на кремлевской площади.

К. Лебедев. Марфа Посадница. Уничтожение новгородского веча

Поход Ивана III на Новгород в 1479

Но этим дело не кончилось. Трудно народу отвыкать от тех порядков и обычаев, с которыми он сжился, тяжело ему менять тот склад жизни, какой был у отцов, дедов и прадедов. Немало было в Новгороде людей, которые дорожили еще новгородской стариной, а московские порядки были им совсем не по душе. И вот, когда Москве стала грозить опасность от татар, с которыми заодно была и Литва, заговорили в Новгороде о возвращении к старому вечевому строю, стали пересылаться с литовским князем. Иван III вовремя проведал об этом. С небольшим отрядом немедля отправился он к Новгороду, – хотел застать новгородцев врасплох и распустил слух, будто идет на немцев. Но новгородцы затворились в городе, восстановили у себя вече и порешили не пускать великого князя к себе.

Когда подошли подкрепления к Ивану III, он осадил Новгород и стал громить его пушками. Здесь поднялась снова большая смута. Многие из приставших раньше к мятежу теперь толпами передавались великому князю. Скоро пришлось покориться силе. Послали осажденные просить у великого князя опасной (охранной) грамоты своим послам, хотели вести с ним переговоры... Но прошли для Новгорода времена переговоров с великим князем. Иван III смотрел на них, как на простых мятежников, и требовал, чтобы они отдались без всяких условий на милость ему как самовластному государю.

– Я сам опас (охрана) невинным! – сказал он. – Я ваш государь: отворяйте ворота. Войду – никого невинного не обижу!

Наконец ворота Новгорода отворились. Владыка, посадник, тысяцкий (новгородцы восстановили было эти должности), старосты, бояре и множество народа вышли из города. Владыка и духовенство с крестами выступили вперед. Все пали ниц и с плачем молили Ивана III о пощаде и прощении.

– Я, государь ваш, – сказал Иван Васильевич, – даю мир всем невинным, не бойтесь ничего!

В тот же день 50 человек главных врагов Москвы были схвачены и пытаны. Под пыткою многие признались в своей вине и назвали своих сообщников. Оказалось, что и Феофил, новгородский владыка, двоил совестью. Иван III велел его отправить в заточение в московский Чудов монастырь. Сто главных заговорщиков было казнено. Много семейств боярских и купеческих было выслано из Новгорода и водворено в разных московских городах.

Упадок значения Новгорода

Не раз еще после этого по доносам производил Иван Васильевич высылку из Новгорода подозрительных и влиятельных людей. В 1488 г., когда здесь был открыт заговор против великокняжеского наместника, по приказу Ивана III было выселено снова по разным московским городам более семи тысяч людей; а на место их были водворены в Новгороде поселенцы из московской земли. Когда не стало в Новгороде старинных родов, богатых и сильных людей, хранивших старые предания, не стало и вожаков, заводивших смуты против Москвы, – новгородцы начали легко осваиваться с московскими порядками, а новые поселенцы из Московской области других порядков и не знали. В это же время, вследствие столкновения с городом Ревелем, по приказу Ивана III, были отобраны товары у ганзейских купцов, бывших в России, а сами они заключены в тюрьмы. Этим был нанесен сильный удар заграничной торговле Новгорода, она после этого почти прекратилась.

Присоединение Вятки к Москве (1489)

Вятка, новгородская колония, пыталась было сохранить свою независимость. Вятчане позволяли себе иногда не слушаться великого князя, надеялись на то, что Москва далеко и идти походом на них нелегко. Но в 1489 г. Иван III послал на них большое войско под начальством Даниила Щени. Вятка покорилась, и главные виновники, подбивавшие народ к неповиновению, были выданы и повешены. Отсюда так же, как из Новгорода, более опасные люди были высланы.

Только один Псков сохранил еще на время свою старину: псковичи выказывали постоянную покорность Ивану III, угождали ему, держали имя его честно и грозно.

Переговоры тянулись три года. 12 ноября года невеста наконец приехала в Москву .

Свадьба состоялась в тот же день. Брак Московского государя с Греческой царевной был важным событием русской истории. Он открыл путь связям Московской Руси с Западом. С другой стороны, вместе с Софьей при московском дворе утвердились некоторые порядки и обычаи византийского двора. Церемониал стал величественнее и торжественнее. Сам великий князь возвысился в глазах современников. Они заметили, что Иван после брака на племяннице императора византийского явился самовластным государем на московском великокняжеском столе; он первый получил прозвание Грозного , потому что был для князей дружины монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание. Он возвысился до царственной недосягаемой высоты, перед которою боярин, князь и потомок Рюрика и Гедимина должны были благоговейно преклониться наравне с последними из подданных; по первому мановению Грозного Ивана головы крамольных князей и бояр ложились на плаху.

Именно в то время Иван III стал внушать страх одним своим видом. Женщины, говорят современники, падали в обморок от его гневного взгляда. Придворные, со страхом за свою жизнь, должны были в часы досуга забавлять его, а когда он, сидя в креслах, предавался дремоте, они неподвижно стояли вокруг, не смея кашлянуть или сделать неосторожное движение, чтобы не разбудить его. Современники и ближайшие потомки приписали эту перемену внушениям Софии , и мы не имеем права отвергать их свидетельства. Немецкий посол Герберштейн, бывший в Москве в княжение сына Софии, говорил о ней: "Это была женщина необыкновенно хитрая, по ее внушению, великий князь сделал многое ".

Война с Казанским ханством 1467 - 1469 гг.

Сохранилось послание митрополита Филиппа к великому князю, написанное в начале войны. В нем он сулит мученический венец всем, кто прольет свою кровь «за святыя Божиа церкви и за православное хрестияньство ».

При первой же встрече с головным казанским войском русские не только не решились начать сражение, но и не сделали даже попытки переправиться через Волгу на другой берег, где стояла татарская рать, и потому просто повернули обратно; так, даже не начавшись, "поход" окончился позором и неудачей.

Хан Ибрагим не стал преследовать русских, но совершил карательную вылазку на лежавший близко от казанских границ в костромской земле русский город Галич-Мерьский и разграбил его окрестности, хотя самого укрепленного острога взять не смог.

Иван III приказал направить сильные гарнизоны во все пограничные города: Нижний Новгород , Муром , Кострому , Галич и совершить ответное карательное нападение. Из костромских пределов татарские войска выгнал воевода князь Иван Васильевич Стрига-Оболенский , а нападение на земли марийцев - с севера и запада осуществили отряды под командованием князя Даниила Холмского , дошедшие даже до самой Казани .

Тогда казанский хан отправил ответное войско в направлениях: галичском (татары дошли до р.Юга и взяли Кичменский городок и оккупировали две костромские волости) и нижегородско-мурманском (под Нижним Новгородом русские разбили татарское войско и взяли в плен предводителя казанского отряда мурзу Ходжу-Берды).

"Вся кровь христианская падет на тебя за то, что, выдавши христианство, бежишь прочь, бою с татарами не поставивши и не бившись с ними , - говорил он. - Зачем боишься смерти? Не бессмертный ты человек, смертный; а без року смерти нет ни человеку ни птице, ни звею; дай мне, старику, войско в руки, увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами! "

Пристыженный Иван не поехал в свой Кремлевский двор, а поселился в Красном сельце.

Отсюда он послал приказ сыну ехать в Москву , но тот решился лучше навлечь на себя отцовский гнев, чем ехать от берега. "Умру здесь, а к отцу не пойду ", сказал он князю Холмскому , который уговаривал его оставить войско. Он устерег движение татар, хотевших тайно переправиться через Угру и внезапно броситься на Москву: татар отбили от берега с большим уроном.

Тем временем Иван III, прожив две недели под Москвой, несколько оправился от страха, сдался на уговоры духовенства и решил ехать к войску. Но до Угры не доехал, а стал в Кременце на реке Луже. Здесь опять начал его одолевать страх и он совсем было решился уже кончить дело миром и отправил к хану Ивана Товаркова с челобитьем и дарами, прося жалованья, чтоб отступил прочь. Хан отвечал: "Жалую Ивана; пусть сам приедет бить челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду ".

Однако золотые монеты были отчеканены в небольшом количестве и по многим причинам не прижились в экономических отношениях тогдашней Руси.

В году был издан общерусский Судебник , с помощью которого стало проводиться судопроизводство. Большую роль стали играть дворянство и дворянское войско. В интересах дворян-помещиков был ограничен переход крестьян от одного господина к другому. Крестьяне получили право осуществлять переход только один раз в году - за неделю до осеннего Юрьева дня Русскую Церковь . Во многих случаях, а особенно при выборе митрополита , Иван III вел себя как глава церковной администрации. Митрополита избирал епископский собор, однако с одобрения великого князя. Однажды (в случае с митрополитом Симоном) Иван торжественно провел вновь посвященного прелата к митрополичьей кафедре в Успенском соборе , таким образом подчеркнув прерогативы великого князя.

Проблему церковных земель широко обсуждали и миряне и духовенство. Многие миряне, включая некоторых бояр, одобрительно относились к деятельности заволжских старцев , направленной на духовное возрождение и очищение церкви.

Право монастырей владеть землей ставило под вопрос и другое религиозное движение, которое фактически отрицало весь институт Православной Церкви: ".

Потин В.М. Венгерский золотой Ивана III // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972, с.289

Иван Третий и жившие до него правители Руси Московской были недовольны вольностью Новгорода и его жителей. Многие князья Московские пытались побороть непокорный город, но удалось это только Ивану Великому.
Май 1471 года была ознаменован объявлением войны Иваном Третьим Новгороду. Князю Московскому нужна была помощь, и он просил ее у Твери, Пскова и Вятки. Вятские и псковские бояре должны были отправить дружины на Новгород. Сам Иван III пошел на этот город с дьяком-летописцем, изучившим историю договоров между новгородцами и москвичами, а также множественных измен Новгорода.

Что же послужило основной причиной удавшегося похода правителя Руси Московской на Великий Новгород? Ответ довольно прост: религия Руси - православие - находилась под угрозой. Желание вынудить жителей Новгорода быть верными истории и следовать присяге - это уже так, по мелочи, чтобы причин было больше.
И москвичи пошли на Новгород. Приказ был жесток: следовало опустошать земли Великого Новгорода без прощения, без милости, убивать невинных и виноватых, ибо виновны в непокорности были все. Ратное войско отправилось в Двинскую область, в стан строптивых новгородцев.

Поход начался в мае, а пик его выпал на лето, которое выдалось очень засушливым и жарким. Болота, спасающие Великий Новгород от нападений, высохли, люди Ивана Великого могли пройти, не боясь утонуть.
Как и наказывал царь, ратники вели себя преужасно - они не щадили никого: убивали множество пленных, оставляя за собой горы трупов, оставшихся же пленных отпускали. Только не просто так они их отпускали: отрежут ногу или руку (или еще что-нибудь) и отпустят: пусть своим видом стращает новгородцев, ибо кара за строптивость будет жестока!

Основные войска с Иваном Третьим во главе отправились из Москвы только в самом конце июля, чтобы идти, так сказать, по проторенной дорожке. В течение всего пути в их войско вливались множественные отряды, в том числе и псковский. Надежды Великого Новгорода на спасение таяли с каждой минутой: король польский Казимир Четвертый так и не отправил своих отрядов в помощь новгородцам.

Великий Новгород пытался собрать как можно больше воинов в свою армию, но их нигде не было. Все плотники да ремесленники, гончары да чернорабочие. Их заставили пойти на эту войну, но никто и не мог воевать: кто-то садился на лошадь впервые, кто-то впервые видел оружие. Над уклоняющимися от воинской обязанности была жестокая расправа: их били, грабили, топили в реке Волхв. Всего получилось набрать около сорока тысяч людей. Главой этого непонятного отряда был посадник Борецкий Дмитрий.

Пошел Дмитрий со своим войском на Ивана Третьего, но не смог дойти. На пути его встретился бравый да смелый воевода Даниил Холмский, у которого воинов было всего лишь тысячи четыре, зато храбрых да умелых. Он-то и разбил своим отрядом новгородцев: двенадцать тысяч воинов Борецкого умерли, больше тысячи оказались в плену. В том числе и сам Борецкий.

Приказ Ивана Великого не миловал этих людей: всех отправили в темницы по разным городам Руси-матушки, а посаднику Дмитрию отрубили буйну голову. Новгородцы были разбит, а его послы пошли просить князя Московского пощадить Великий Новгород

«Христианским царем Русьских стран» называл Ивана III ростовский архиепископ и его духовник Вассиан. В тяжкие дни осени 1480 г., когда судьба государства была на волоске, ростовский владыка укреплял решимость своего духовного сына в его противостоянии ордынскому хану (т.е. царю). А «улусником», притом непокорным, Иван III был именно для хана. Но все это случилось поздней осенью 1480 г., нам же надо вернуться в 1472 г. Обратим внимание на малозаметный как будто бы факт: во время похода в обозе у хана находился московский посол. Из этого сообщения извлекается важная информация. Во-первых, это означает, что вплоть до 1471 г. между Ордой и Москвой поддерживался обмен посольствами. В соответствии с традицией русско-ордынских отношений это подразумевало уплату выхода и признание верховенства ордынского правителя. Еще существеннее другое: поход 1472 г. также не привел к перерыву привычных сношений. В 1472—1476 гг. налицо регулярные посольства в Москву и Орду. Московские политики опасались решительных шагов до окончательного решения проблем с Новгородом, до изменения ситуации в Восточной Европе. Ликвидация новгородской автономности прошла в два приема. В поездке «миром» в конце 1475—начале 1476 г. Иван III ввел прецедент княжеского суда над степенным посадником по коллективному челобитью горожан двух улиц, укрепив авторитет княжеской власти. Толчок к решающим шагам дали события весны 1477 г. То ли по собственной инициативе, то ли по подсказке московских политиков новгородские послы на переговорах в Москве назвали Ивана III «государем», а не «господином» Великого Новгорода. Маловажное, казалось бы, различие имело принципиальное значение: признание титула «государь» значило уравнять Новгород с другими подвластными московскому великому князю областями. Когда этот факт стал известен в Новгороде из уст московских послов, он вызвал внутриполитический кризис. Была учинена расправа над несколькими боярами из «московской» партии, были изгнаны московские купцы, заявление новгородских послов о титуле было дезавуировано. Иван III решил покончить дело силой.
Новый общероссийский поход на Новгород начался в октябре 1477 г. Военных действий, строго говоря, не было. Войска взяли Новгород в плотную осаду с конца ноября, а уже 7 декабря начались переговоры. Московская позиция, заявленная
одной из ближайших к Ивану III персон, князем И.Ю. Патрикеевым, была жесткой. Вечу, посадникам и вечевому колоколу — не быть, Новгород уравнивается в отношении к великокняжеской власти с иными частями Российского государства, подлежат розыску и конфискации в пользу государя бывшие княжеские вотчины в Новгородской земле. Практически все решающие требования были приняты новгородцами быстро. Торг шел по относительно второстепенным вопросам. Уладили и эти проблемы: великокняжеский фонд восстанавливался за счет вотчин архиепископа и кончанских монастырей, служба же ограничивалась собственно новгородскими и псковскими границами.
15 января 1478 г. состоялся парадный въезд в «свою отчину» «государя и великого князя всеа Руси» Ивана Васильевича. Он назначил четырех наместников (по два на каждую половину Новгорода — Софийскую и Торговую), по его приказу арестовали восемь бояр. Месяц провел торжествующий победитель в столице поверженной боярской республики, демонстрируя рачительное отношение хозяина к своей «отчине». 17 февраля 1478 г. Иван III отправился в Москву, за ним везли вечевой колокол — зримый символ государственной самостоятельности Новгорода.
В правовых понятиях Орды принципиальное изменение государственного статуса одного из подвластных столов (выход с которого учитывался отдельно) требовал безусловной санкции хана. У нас нет данных о том, что Иван III обращался по этому поводу к Ахмаду. Москвичи осенью 1480 г. были уверены в том, что великий князь вообще прекратил уплату дани в Орду и что это случилось незадолго до 1480 г. Но тогда выстраивается следующая логика политических действий московского государя. Окончательное включение Новгорода в Российское государство не повлекло немедленной реакции ни Литвы, ни Орды. Затем Иван III решил испытать на прочность саму Орду.
На рубеже 1478—1479 гг. в Крыму на ханском престоле в очередной раз утвердился Менгли-Гирай. История Крымского ханства в 60—70-е годы переполнена переворотами, внутренними усобицами, сложным лавированием между Османской империей и Литвой. Несколько раз сменяли друг друга на троне сыновья Хаджи-Гирая — старший Нур-Даулят и следующий по старшинству, Менгли-Гирай. При установлении протектората Османской империи над Крымом в 1475 г. последний был свергнут. Затем в борьбу вмешался хан Большой Орды Ахмад, в 1476 г. посадивший в Крым своего племянника Джанибека. Впрочем, уже в мае 1477 г. с помощью османов власть вновь захватывает Нур-Даулят. В свою очередь, недовольство крымской знати вынудило старшего сына Хаджи-Гирая к бегству в Литву, что привело на трон в третий и теперь последний раз Менгли-Гирая. Еще в 1474 г. он вел интенсивные переговоры с Москвой о союзе. В изменившейся ситуации крымский хан весной 1480 г. пошел на соглашение: главным «недругом» для Крыма назывался хан Большой Орды Ахмад (и Москва обязывалась помочь в случае нападения Большой Орды на Крым), а для Москвы — литовский великий князь Казимир (Крым должен был оказать военную помощь Москве в случае литовско-русской войны). Так образовались два противостоящих союза: Литва — Большая Орда, Москва — Крым.
Ближайшее развитие событий проявило международные противоречия, обнажило накопившиеся конфликты в России и поставило Ивана III перед самыми тяжкими проблемами за все время его правления. Внешнеполитические сложности стали ясными еще до того момента, как крымский хан принес присягу в соблюдении обязательств по договору перед московским послом в мае 1480 г. Интенсивный обмен посольствами между Вильно и Ордой состоялся в 1478—1480 гг. Был предварительно согласован срок начала военных действий против Руси — лето 1480 г., и в обеих странах шла реальная подготовка к ним. Литва, в частности, намеревалась нанять в Польше отряды тяжеловооруженной конницы. Но самые
серьезные намерения были у Ахмада: хан на протяжении многих лет пытался воссоздать Золотую Орду в ее прежних размерах. Он возглавил коалицию сил, разгромивших войска узбекского хана Шейх-Хайдера, и подчинил астраханского хана Касыма (племянника Ахмада). Ахмад вывел в Поле из Средней Азии многие кочевья примкнувших к нему племен, включая часть калмыцких улусов, временно посадил своего ставленника в Крыму. В его великодержавных планах Россия занимала, надо полагать, видное место. Совсем не случайно посол из Орды в Москве летом 1476 г. звал великого князя «ко царю в Орду» — речь шла о личном присутствии московского государя «при царском стремени». Налицо желание хана вернуться к архаичным и наиболее тяжким формам зависимости.
Поэтому сравнение начавшегося похода Ахмада на Русь с нашествием Батыя, пришедшее на ум московским политикам и зафиксированное летописцами, не было пропагандистским преувеличением. Намерения Ахмада грозили отбросить Русь на многие десятки лет назад. В самом начале 1480 г. обострились псковско-орденские отношения, так что Иван III, находившийся в январе 1480 г. в Новгороде, отправил во Псков своего воеводу с войсками. Конфликт не был улажен, он вновь обострился в конце лета. Нельзя говорить о наличии антирусского союза Ливонского ордена и Литвы, но что власти Ливонского ордена пытались использовать реальные затруднения великого князя и совершить агрессию против Пскова — несомненно.
Первые внутренние затруднения Ивана III стали очевидными осенью 1479 г., когда произошло острое столкновение между митрополитом Геронтием и государем: он обвинил первосвятителя в неправильном обряде освящения Успенского собора. Митрополит отверг эти укоры, настаивая на неправомерности вмешательства Ивана III в эти дела. Споры происходили публично, что придавало им политическую окраску.
Еще ранее постепенно набрал силу конфликт между московским государем и его братьями, удельными князьями — Андреем Большим и Борисом. Главной причиной стало нежелание Ивана III делиться «примыслами». При этом братья подчеркивали исправность несения службы своими войсками: они участвовали в кампаниях против Казанского ханства. Большой Орды, дважды против Новгорода и т.п. Впрочем, конкретный предлог для открытого неудовольствия был иным: отъезд к Борису князя И.В. Лыко-Оболенского, великокняжеского наместника в Великих Луках. Великий князь неоднократно через послов требовал от брата возвращения Лыко, но получил отказ. Его настояния шли вразрез с нормами межкняжеских договоров. По приказу Ивана III Лыко был арестован в его вотчине и заточен в тюрьму. Это дало толчок к открытому мятежу братьев: 1 февраля 1480 г. Борис с семьей и всеми своими вассалами направляется к Андрею в Углич. Оттуда их объединенные войска направились к Ржеву. Известия о мятеже застали великого князя в Новгороде — там был третий узел внутренних осложнений.
В Новгород Иван III отправился в самую распутицу, в конце октября, далеко не разрешив своего конфликта с митрополитом. Пробыл там почти три месяца. Значит, причины поездки были очень серьезными. Скорее всего, дело было не просто в оппозиционных настроениях новгородского боярства. Арест Феофила ослабил позиции антимосковского движения. Информация о выступлении удельных князей вынудила государя срочно вернуться в столицу. Оказалось, что мятеж принял самые грозные очертания.
Удельные князья уклонились от собственно военных действий. Движение их войск к западной границе вызывало у Ивана III законные опасения другого рода: в какой мере их действия были согласованы с Казимиром? По-видимому, на первом этапе мятежа Андрей и Борис искали опоры против старшего брата внутри страны — они явно хотели опереться на оппозиционные круги в Новгороде. Когда это не удалось, а трехраундные переговоры с Иваном III не дали результата, братья со
своими войсками расположились в Великих Луках, отправив семьи в Витебск (его предоставил в качестве убежища Казимир). Литовский великий князь пытался взять на себя функции гаранта завещания Василия Темного и посредника в конфликте. В реальности же он укреплял позиции мятежных удельных князей. Понятно почему — весной 1480 г. его союзник хан Ахмад уже закончил приготовления к наступлению на Москву. Так переплелись в один клубок внутренние неурядицы и внешние угрозы.
По подсчетам венецианских дипломатов, в середине 70-х годов хан Большой Орды мог выставить войско численностью более ста тысяч воинов. Эту цифру надо увеличить: в поход на Русь Ахмад повел выведенные из Средней Азии улусы (включая калмыков), отряды Астраханского ханства. Стратегической целью хан поставил соединение с литовской ратью и только затем вторжение в центр страны. Начав кампанию, он отправил в Литву своего посла вместе с литовским посланником и стал медленно продвигаться к русским границам. В июле основные его силы кочевали в междуречье Северского Донца и Дона. Еще летом Ахмад регулярно высылал отряды к Оке, прощупывая крепость позиций русских войск на ее берегу, а заодно подвергая грабежу волости на правобережье Оки. «Разведка боем» выявила готовность русских отразить наступление ордынцев. Выдвижение «скорых воевод» по «первым вестям» произошло в конце мая, в начале июня отправились к привычному рубежу отряды из двух уделов, 8 июня выступил в поход великий князь Иван Иванович (старший сын Ивана III от первой жены) во главе основной армии. Центром расположения этих ратей стал Серпухов. Наконец, 23 июля на театр военных действий направился сам московский государь.
Убедившись в плотности обороны в среднем течении Оки, Ахмад в первой половине сентября направился к устью Угры, левому притоку верхней Оки, служившей тогда границей между Россией и Литвой. Хан все еще лелеял надежду на выступление Казимира, так что он шел навстречу его ратям. Хан полагал также, что изменение маршрута станет известным русской стороне не сразу, а перемещение больших масс войск Ивана III по лесистому левому берегу Оки не будет быстрым. Кроме того, сама Угра представлялась менее сложной для переправы больших масс конницы. Наконец, кочевая армия в принципе не могла долго находиться на одном месте.
Расчеты ордынского властителя не оправдались. Литва так и не начала войны против России, русские войска поспели к Угре пятью днями ранее ордынцев, а потому имели время для основательной подготовки к отражению их атак. Ранним утром 8 октября Ахмад перешел к решительным действиям: по его приказу главные силы Орды предприняли попытку форсировать Угру в ее нижнем течении. Сражение длилось несколько часов, продолжалось в последующие дни, но желанного для хана результата не было. Ордынские отряды пытались переправиться по перевозам выше по течению Угры, но везде они натыкались на крупные силы русской армии. Ее успех был обеспечен широким применением полевой артиллерии и огнестрельного оружия, удачным расположением войск, эффективным их маневрированием. Главные заслуги принадлежали виднейшему воеводе Московского княжества в 70—80-е годы XV в., князю Д.Д. Холмскому и великому князю Ивану Ивановичу Молодому.
Сам Иван III в эти тревожные дни находился в Москве, куда он приехал 30 сентября. Его уже ждали послы от мятежных братьев. Ни весной, ни летом они не сумели ничего добиться от старшего брата. Теперь же, в решающий момент противостояния Орде, не найдя поддержки внутри страны (их попытка обосноваться во Пскове была отвергнута псковскими властями), они были вынуждены идти на уступки. Иван III также склонялся к компромиссу: в преддверии главных событий он нуждался в полках удельных князей. Его обещания удовлетворили братьев. В дни, когда на Угре начался ледостав, Андрей и Борис со своими войсками влились в
русскую армию. Почти двухнедельное пребывание великого князя в столице было вызвано еще и другими обстоятельствами. В окружении Ивана III вспыхнули с новой силой споры о целесообразности решительного противостояния Орде. Кое-кто из политиков предпочел зависимость от Орды в прежнем виде риску тяжелого поражения.
Определенные резоны за такой позицией были: в 1480 г. прекрасно помнили поражения 1437 и 1445 гг., набег 1451 г., а кто мог дать гарантии победного исхода в противоборстве с Ордой (тем более в союзе с Литвой), проявлявшей невиданную ранее настойчивость? Кампания длилась уже более трех месяцев. Обсуждения переросли узкие рамки великокняжеского совета: среди горожан начались волнения, порожденные и видимой нерешительностью великого князя, и отъездом его семьи с казной, и самим фактом споров в верхах. Последовавшие известия о начале решающих боев на Угре подтолкнули Ивана III: с собранными подкреплениями он срочно прибыл в Кременец, находившийся вблизи от главных сил.
Ордынцы не оставляли надежд на победу, но хан, тем не менее, приступил к переговорам. Быстро выявилась внутренняя слабость Орды: столь длительных операций ее войска в лесных районах Руси в XV в. не вели. Требования хана о явке «у своего стремени» самого Ивана III, а затем его сына или брата московской стороной были отвергнуты. На нее не подействовали угрозы хана о новом наступлении после того, к ак река окончательно замерзнет (это произошло в конце октября). В начале второй декады ноября хан начал отступление, предварительно тотально разорив территории в верховьях Оки, принадлежавшие тогда Литве. Он выместил на населении свой гнев на неверного, вторично обманувшего е го союзника. Русские войска успешно преследовали ордынцев, не позволив разграбить московские волости на правобережье Оки.
Значение событий 1480 г. было осознано в Москве далеко не сразу. Даже убийство хана Ахмада его врагами в Орде в январе 1481 г. не давало русским политикам полной уверенности в том, что долгой, тяжелой эпохе ордынской зависимости пришел конец. Формировавшееся Российское централизованное государство, наконец, обретало полную суверенность. Да и то сказать — само становление российской государственности было немыслимым без окончательной ликвидации подневольности Орде. Эта задача, равно как и задача включения Новгорода в состав Российского государства осмыслялись в 60—70-е годы XV в. как главные, фундаментальные цели российской политики. Об этом свидетельствуют официальные летописные рассказы и в особенности послание ростовского архиепископа Вассиана Ивану III 1480 г. Об этом же говорят сами действия московского правительства.
Все оставшееся прошло как бы по инерции. Братья действительно получили в феврале 1481 г. приращения к своим уделам (впрочем, серьезным оно было только у Андрея Большого, ему достался Можайск). Но они были вынуждены согласиться с новым принципом в их взаимоотношениях с государем: отныне любые прнмыслы великого князя не подлежали родственному разделу даже при активном соучастии удельных войск. В том же 1481 г. умер Андрей Меньшой, его удел был включен в состав Московского государства. В несколько приемов произошла ликвидация Верейско-Белозерского удела. Князь Михаил Андреевич умер в 1486 г., завещав свои владения московскому великому князю.
Уделы родных братьев Ивана III имели разную судьбу. Борис скончался своей смертью в 1494 г., разделив княжение между двумя сыновьями. После их кончины в начале XVI в. Рузский и Волоцкий уделы (последний уже при Василии III) поступили в распоряжение московского государя. Андрей Большой умер в ноябре 1493 г. в заточении, его сыновья были пострижены. Арест произошел двумя годами ранее, в сентябре 1491 г. Официальная причина опалы — неучастие Андрея и его войск в
походе против сыновей Ахмада. Реальные же мотивы включали всю сумму неудовольствий и подозрений к нему великого князя. Как бы то ни было, к моменту подведения жизненных итогов Иван III оставил на политической карте страны только один удел из числа тех, которые он унаследовал.
В Рязани в январе 1483 г. произошла смена князей. Новый рязанский великий князь, которому было всего 15 лет, правил под контролем матери (родной сестры Ивана III), причем Рязанское княжение уже не имело прав на самостоятельную дипломатию. Оставалось последнее относительно независимое государственное образование в Северо-Восточной Руси — Тверское великое княжение.
Еще в конце 70-х годов произошел первый случай массового отъезда тверских бояр и детей боярских на службу к московскому князю. Выезжали тверичи целыми родами и семьями. Окончательный баланс подвели в 1485 г. Тверской князь Михаил Борисович предпринял попытку резкой смены внешнеполитической ориентации, замыслив женитьбу на внучке Казимира (это был его второй брак). Намерения его были жестко пресечены Москвой, причем по новому соглашению тверской князь признавал себя «молодшим братом» Ивана III. Тем не менее Михаил не прекратил сношений с Литвой, в чем его обвиняли московские власти. В августе 1485 г. начался поход московских войск против Твери. Собственно, военных действий практически не было: московская рать беспрепятственно осадила Тверь. 12 сентября Михаил бежит в Литву, на следующий день с депутацией от Тверского княжества было подписано соглашение, а 15 сентября состоялся торжественный въезд в Тверь Ивана III и Ивана Молодого. Тверское княжение было включено в состав единого Российского государства, но сохраняло при этом в первые годы определенную автономию. Тверским великим князем стал Иван Молодой (напомним, его матерью была родная сестра князя Михаила Борисовича), при нем существовали тверская Боярская дума, свой государев двор, обособленная в служебном отношении тверская корпорация служилых людей по отечеству. Не было и массовых переселений.
Иначе все происходило в Великом Новгороде. Там дело не ограничилось конфискацией половины вотчин владыки, крупнейших монастырей, казненных или попавших в опалу посадников и новгородских бояр. Оппозиционность новгородских землевладельцев представлялась Ивану III столь массовой и столь опасной, что он прибегнул к крайним мерам. Уже зимой 1483—1484 гг. началось массовое переселение новгородских бояр и житьих людей в центральные и Юго-восточные уезды страны, где они получали земли на поместном праве. В свою очередь, в новгородских пятинах испомещались представители служилых фамилий из центра страны, а кроме того боевые холопы попавших в опалу московских и новгородских бояр. К концу XV в. новгородская корпорация превратилась в наиболее многочисленную и едва ли не самую боеспособную часть российской армии.
И последнее. В 1489 г. состоялся поход больших сил на Вятку, итогом которого стало ее окончательное включение в состав Российского государства. Претензии Казанского ханства, оппозиция сепаратистски настроенной местной верхушки (по крайней мере, ее большинства) растянули присоединение этого региона на тридцать лет: вспомним экспедиции против вятских городов в конце 50-х годов. Иван III и здесь применяет уже испытанные способы укрепления московской власти: самые активные противники были публично казнены, многих вятчан, «лучших людей», переселили в уезды к юго-западу от Москвы. Все вятские города перешли под твердый контроль назначенных из Москвы наместников.
Коренные изменения произошли за первые тридцать лет правления Ивана III с политической картой Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Множественность политических рубежей и суверенитетов, пестрота форм государственного устройства — все это сменилось на глазах одного поколения современников быстро кристаллизующимся единством суверенной власти одного монарха, территории и
границ, государственного и административного устройства. Титул «великий князь всеа Руси» Иван III употреблял в особенных случаях задолго до 1478 г. или 1485 г. по только после 1478, 1480 и 1485 гг. такое титулование московского государя приобрело всю полноту правовых и политических смыслов, которые сопрягались тогда с этим понятием. Страна обрела единство, монарха, самостоятельность и независимость. Впрочем, только что обретенный полный суверенитет необходимо было отстаивать и укреплять в очень сложной и переменчивой международной обстановке.

4.2. «Крестовый» поход великого князя Ивана III на Новгород

Через четыре дня после смерти владыки Ионы в Новгород приехал «на стол князь Михаило Олелкович князей киевскых ис королевы роукы новогородци испросен, а с ним на похвалоу людей много силно; и новогородци их приаше честно». Прежний служебный князь Новгорода Василий Горбатый-Суздальский отправился на Заволочье вместе с новгородским воеводой Василием Никифоровичем. Возможно, эту поездку следует рассматривать как военно-оборонительное мероприятие, поскольку новгородцы ожидали войны с великим князем и озаботились укреплением своих Двинских владений.

Возможно, владыка Иона до последних своих дней возражал против союза с Литвой. Но само по себе приглашение князя Михаила нельзя рассматривать как открытый «перевет» владыки и новгородцев к великому князю Литовскому и польскому королю Казимиру. Приглашение служебных князей из Литвы было в порядке вещей для Новгорода. Тем более что через два года истекал срок договора с немцами, заключенного в 1448 г. в Нарве на двадцать пять лет. В 1470 г. началась торговая блокада Новгорода со стороны Ганзы, следовательно, новгородцы могли опасаться войны с немцами и пригласить князя Михаила Олельковича для своей защиты.

Вскоре после приезда князя Михаила в Новгороде состоялись выборы владыки: «Посадники новогородскии и тысяцкии и весь Великои Новъгород, оу святого Софеа поставя вече пред святым Софеем, и положишя 3 жеребьи на престоле оу святей Софеи, един Варфонофьев, доуховника владычня, а дроугои Поуминов, ключника владычня, а третей Фефилактов с Вежищи, протодиакона и ризника владычня, а ркруще тако: кои себе жребии изберет на престоле дом святого Софея, тоя всемоу Великомоу Новоугороду преосвященный архиепископ. И избрабог и святыи Софеи премудрость божия слоужителя своемоу престолоу, а Великому Новоугородоу преосвященного архиепископа, и осташе на престоле жребеи Фифилактов протодиакона и ризника владычня; и весь Великои Новъгород тымы часы гнавше на Вежища, преведше и и възведше в владычен двор на сени честно, и нарекше и преосвященным архиепископом».

На первый взгляд, процедура избрания владыки сохранилась неизменной, как и в прежние времена. Но обратим внимание на кандидатуры - все трое претендентов на пост архиепископа были ближайшими доверенными лицами прежнего владыки. Один - духовник, второй - ключник, третий - протодиакон и ризник. Следовательно, новгородский «совет господ» мог рассчитывать, что любой из кандидатов продолжит политическую линию архиепископа Ионы, причем не только во внешней политике, но и во внутренних республиканских делах.

Типографская летопись называет Феофила «новопостриженным мнихом»: «Ноугородци избраша собе на владычество некоего новопостриженного монаха, диакону ему мирскому бывшу у Ионы архиепископа и нарекоша его собе отцом на место его».

То есть Феофил лишь незадолго до избрания принял постриг в Вежищском монастыре. Естественно, что, будучи простым монахом, а до того дьяконом, то есть принадлежа к низшим слоям церковнослужителей, новоизбранный владыка поспешил упрочить свое положение скорым поставлением. Феофил явно придерживался прежнего курса на мирные взаимоотношения с Москвой. Московская летопись сообщает, что новгородцы послали к великому князю Ивану Васильевичу «посла своего Никиту Ларионова бити челом и опаса просити, чтобы нареченому черньцю Феофилу пожаловал, повелел быти к собе на Москву и поставите бы его велел своему отцю митрополиту Филиппу на архиепископью Великого Новагорода и Пскова, яко же и преже сего было при прежних великих князеих».

Несмотря на верноподданический тон московского автора этих строк, все же можно сделать вывод, что в Новгороде в этот период у власти стояли сторонники мирных отношений с Москвой. Однако среди правителей Республики Святой Софии уже не было единства, великие бояре разделились на сторонников и противников московской великокняжеской власти.

Новгородские источники подтверждают, что новгородцы действительно послали к Ивану Васильевича посла за «опасными грамотами», чтобы «их Феофилу нареченому быти поставлену на владычество Великому Новугороду и Пскову, и в белом клобуце, и отъехати всем доброволно». Белый клобук архиепископа, особо выделенный летописцем, видимо, подчеркивал прежние завоевания новгородской церкви, напоминал о ее особом положении в составе русской митрополии.

Великий князь дал новгородскому послу благожелательный ответ: «Что отчина моя, Великий Новъгород, прислали ко мне бити челом о том, что взял бог отца их, а нашего богомолца архиепископа Иону, а избрали себе по своему обычаю по жребием священноинока Феофила, и яз их, князь великий, жалую, и того нареченного Феофила. И велю ему быти к собе на Москву и к отцю своему, митрополиту Филипу, стати на архиепископью Новагорода и Пьскова безо всяких зацепов, но по прежнему обычаю, как было при отци моем, великом князе Василье, и при деде, и при прадеде моем, и преже бывших всех великых князех, их же род есмы, володимерских, и Новагорода Великого, и всея Руси».

Обращает на себя внимание многократное повторение в московских источниках одной главной идеи: Новгород - это «отчина» великих князей Владимирских, к роду которых принадлежит и князь Иван III. Следовательно, все действия Ивана Васильевича по отношению к своей «отчине» правомерны и направлены на сохранение священной «старины».

Митрополит от себя также дал грамоту новгородским послам, в которой писал: «Приехать нареченному на владычество священноиноку Феофилу добровольно по старой пошлине, да и кто с ним приедет посадников, или тысяцких, или бояр, или кто с ним ни будет, и отъехати добровольно, по Божию изволению им путь чист безо всякого слова и безо всякого опаса и без перевода».

По возвращении посла в Новгороде «мнози же тамо сущий людие лучши, посадници их, и тысяцкие, и житие люди велми о сем ради быша, и Феофил их». То есть власти Новгорода вновь проявили лояльность по отношению к великому князю. Благожелательное отношение московских источников к Феофилу свидетельствует, что князь Иван Васильевич и митрополит Филипп явно рассчитывали обрести в новом архиепископе опору для проведения своей политики в Новгороде.

Главными возмутителями новгородцев против князя Московского в «Словесах избранных» названы бояре Исаковы, которые якобы действовали вместе с князем Литовским Михаилом Олельковичем. В действительности же литовская партия в Новгороде была значительно большей, в нее входили многие «великие» бояре (Лошинский, Офонасов, Есипов и др.), как, впрочем, и в «московскую партию» (Овинов, Никифоровы, Клементевы, Туча и др.). Чтобы оценить доводы обеих новгородских партий, разберем подробнее политическую обстановку в этот период.

В Литве в то время власть монарха была ограниченной. Русские земли, подчиненные власти великого князя Литовского, имели значительную автономию. Следовательно, для Новгорода было выгоднее политическое объединение с Литвой, чем признание власти великого князя Московского, который проводил политику централизации и стремился стать самовластным государем на всей подчиненной ему территории. Однако с экономической точки зрения Новгород был теснее связан с Москвой, нежели с Литвой. Именно через Новгород «Низовские земли» получали западноевропейские товары. К тому же главный путь на Восток по Волге контролировался Москвой, и новгородские купцы могли получать восточные товары, имеющие большую ценность на Западе, в основном через Московию. Что же касается балтийской торговли, западнорусские и литовские города имели собственные выходы на Балтику и были в определенном отношении соперниками Новгорода.

Отношения Литвы и Новгорода осложняла еще и религиозная проблема. Объединение с Литвой означало для Новгорода одновременное объединение и с Польшей - оплотом католицизма в Восточной Европе. Между 1447 и 1567 г. Польско-Литовская уния существовала только на уровне правителей. За немногими исключениями, Польша и Литва избирали на собственные троны одного и того же человека, который именовался «король Польши и великий князь Литовский». Во внутренней политике Литва была самостоятельным государством, но внешняя литовская политика учитывала польские интересы.

Согласно условиям первого договора об объединении Польши и Литвы (1385), римский католицизм официально стал государственной религией Великого княжества Литовского, и лишь католики могли обладать политическими правами. В результате литовцы были обращены в римский католицизм. Западнорусская знать, однако, сопротивлялась любой попытке своего обращения в римско-католическую веру или отмены ранее имевшегося политического статуса. В 1432 г. великий князь Литовский должен был пойти на уступки своим русским подданным и отменить статью, лишавшую их политических прав. Таким образом, получило косвенное признание существование в Литве православной церкви. Казнь православного митрополита Герасима в 1435 г. была обусловлена политическими, а не религиозными соображениями.

Великий князь литовский и король польский Казимир был сторонником Флорентийской унии. Он в свое время признал власть митрополита всея Руси Исидора над Западной русской церковью. А впоследствии Казимир принял утвержденного папой митрополита Григория, ученика Исидора. Однако западнорусские православные епископы неохотно согласились сотрудничать с Григорием. Один из них даже отказался признать Григория и бежал в Московию. Фактически никто из западнорусских епископов не принял от всего сердца унию, а общины были прямо против нее. После десяти лет безуспешных попыток укоренить идею унии среди своей паствы Григорий наконец сдался и в 1469 г. отправил посланника в Константинополь, прося о благословении греческого православного патриарха. Это не вызвало возражений со стороны короля Казимира. Русская православная церковь оказалась разделенной на две половины: автокефальную Московскую церковь и Киевский диоцез Константинопольского патриархата.

Таким образом, король Казимир лояльно относился к православию. Однако положение русских в Литовском княжестве было сложным. Численно русские составляли большинство населения великого княжества. Политически, однако, их положение было ослаблено после объединения Литвы с Польшей и обращения литовцев в римский католицизм. Несмотря на «Привилеи» 1432 г., лишь немногие русские были допущены к какому-либо высокому посту в государстве. Православные епископы не входили в раду (совещательный орган при великом князе), хотя римско-католические епископы играли в раде важную роль.

В начале своего правления, в 1441 г., Казимир признал своего дядю Свидригайло, популярного среди русского населения Литвы, князем Волыни, а своего двоюродного брата Александра (Олелько) - князем киевским. Эти уступки были результатом слабого положения Казимира на престоле и существования претендентов на трон. Позднее Казимир и литовские магнаты попытались воспрепятствовать подъему русского движения в великом княжестве, что создало оппозицию по отношению к Казимиру со стороны многих защитников прав русских.

Несмотря на все сложности в новгородско-литовских отношениях, сторонники отложения Новгорода к Литве подготовили проект договора с польским королем и великим литовским князем Казимиром, в котором поименно был перечислен весь «совет господ» Новгорода, во главе с нареченным владыкой Феофилом. В договоре специально оговаривалась гарантированная защита Новгорода со стороны короля против московского князя.

Никакой измены православию в договоре с Казимиром не было. Напротив, новгородцы всячески оговаривали сохранение на своей земле православия: «Держати тобе, честному королю, своего наместника на Городище от нашей веры от греческой, от православнаго хрестьянства»; «А у нас тебе, честны король, веры греческие православные нашей не отъимати. А где будет нам, Великому Новугороду, любо в своем православном хрестьянстве, ту мы владыку поставим по своей воли. А римских церквей тебе, честны король, в Великом Новегороде не ставити, ни по пригородом новогородцким, ни по всей земли Новогородцкои».

Неясно, как отнесся к договору князь Михаил Олелькович, который находился с Казимиром не в дружественных отношениях. Однако очевидно, что в Новгороде князь не прижился, и защищать раздираемую внутренними противоречиями республику не пожелал. 15 марта 1471 г., узнав о смерти своего старшего брата - киевского князя, Михаил Олелькович покинул Новгород. Причем по пути пограбил новгородские земли. Это наводит на мысль, что князю и его дружине не предоставили обещанных средств на их содержание.

Что же касается владыки Феофила, то он, видимо, одобрил договор лишь на условии, что в текст документа будет внесен пункт о том, что архиепископ новгородский будет поставляться в сан там, где пожелает («где будет нам… любо в своем православном хрестьянстве»). Таким образом, Феофил по-прежнему не считал возможным поставляться у бывшего униата Григория и оговорил для себя возможность ставиться у московского митрополита. Если бы Феофил полностью примкнул к литовской партии, не произошел бы вскоре скандал с Пименом. Бывший владычный ключник, не прошедший на выборах, открыто заявил, что «хотя на Киев мя пошлите, и тамо аз на свое постав ление еду».

Впервые Пимен появился на страницах летописи в 1463 г., когда «подписываша церков святого Николы на Островке, повелением и тщанием и верою еже к святому Николе робом Божиим Пумином, ключника влодычня архиепископа Ионы, но неуспеша написать зимы ради». В 1468 г. Пимен заказал переписать Евангелие, о чем сохранилась запись в рукописи: «Написанабысть книга сиа святое Еуангелие в Великом Новеграде при великом князи Иване Васильевиче и при архиепископе Великого Новограда и Пскова владыкы Ионы, повелением раба божия священноинока Пимина, владычня ключника хлебного». В 1469 г. Пимен оставался замещать Иону в Новгороде во время путешествия архиепископа в Псков: «А в дому ся оста Пумин ключник на вся дела».

То есть у Пимена уже был опыт административной работы, были и сторонники в городе. И все же произошедшее было неслыханным для Новгорода скандалом - при живом выбранном «честным жребием» владыке литовская боярская партия выдвинула своего кандидата, готового ехать на поставление к митрополиту Григорию. Следовательно, правители Новгорода уже относились без уважения к прежним обычаям республики и ради своих политических интересов готовы были пренебречь даже выбором святой покровительницы города - Софии. Филофей был избранником Софии, однако это не остановила литовскую партию.

По свидетельству «Словес избранных», Пимен был связан с Марфой Борецкой, даже давал ей деньги на подкуп новгородцев, чтобы набрать себе достаточно сторонников. Но в результате столкновения двух политических интересов перевес оказался на стороне умеренной партии, склоняющейся к компромиссу с московским князем. «По неколичех днех Великои Новъгород ключника владычня Пимина великим, силным избещестовав бесчестием, на кръпости издержав, самого измоучив, и кажноу вшоу в него розграбили, и кончее самого на 1000 роублев телом его продали; и яко же в притчи речеше: инде на едином месте честь не стоит, в мудрости разоумных ищет, а на гордых и безоумных пребыти не может».

Официально Пимена обвинили в растрате владычной казны - «казну… собе выносил». Но очевидно, что были еще и чисто политические причины наказания «гордого и безумного» претендента на архиепископство.

Однако полной победы у Феофила и его сторонников не получилось. «Литовская партия» не сдалась, - «и смутишася мнози от народа соблазном их». Владыка Феофил так и не смог поехать в Москву на поставление. Митрополит Филипп по этому поводу упрекал новгородцев: «Вы пак то великое дело… церковное и земское, заложили, а к моему господину… великому князю и ко мне есте по тем опасным грамотам не поехали».

Следовательно, «опасные грамоты» у нареченного владыки были, но поездка по каким-то причинам не состоялась.

В Москве в это время еще могли надеяться, что Феофил успокоит новгородцев, убедит их подчиниться великому князю Московскому. Однако авторитет владыки в конце XV в. был уже не тот, что в XIV- первой половине XV в. Да и Феофил по характеру явно не был политическим лидером, подобным архиепископам Василию Калике или Алексию. Несмотря на неоднократные повеления нареченного владыки «яко да престануть оттаковагозлаго начинания», новгородцы «не послушаху словес его».

В отчаянии Феофил «сам многажды покушашеся о сих, дабы от них сшел в монастырь, в келью свою». Но владыка был нужен как знамя Республики Святой Софии, особенно тем новгородцам, кто придерживался стороны великого князя. Феофила в монастырь не отпустили.

Несомненно, что в Пскове знали о смуте в Новгороде. Неустойчивое положение новоизбранного архиепископа привело к тому, что в Пскове светские власти принялись самостоятельно решать церковные дела, не обращаясь к новому владыке. В Псковской летописи говорится о произошедшем в городе очередном церковном «неустроении». Некие монахи «отрекшеся мира яже в мире, и пришедше в мир» начали поднимать народ на главный собор Пскова - Святую Троицу, «истязуя от нея воды и земля даноя в наслъдье божиа в дом святыа Троица, а мир облеская лживыми словесы, а ркя тако: несть в том вам никакова греха, толко вы оттням тоую землю и воду от дому святыа Троица, да мне дайте в монастырь, а то яз ведаю. И посадники и весь Псков, месяца априля в 7 неделю цветноую, даше им на вече тоую землю и воду от домоу святыа Троица, Матоутину землю, его прадеда Нежятино данье преждьного посадника псковского старого».

Но не успело вече разойтись, как «загореся во Пскове за стеной того же Матоуте дворе; и бысть пламе и зной велике, показуя начало нашему бестрашью, божиею помощью егда вгасиша. А той Матута преже того за 4 месяци преставися…»

Можно лишь предполагать, кто так вовремя поджег Матутин двор. Нас больше интересует сам факт отъема и передачи церковных земель по решению городского вече.

Архиепископу Феофилу в это время было не до проблем псковской церкви. Митрополит Филипп 22 марта 1471 г. отправил в Новгород грамоту, в которой упрекал Феофила, что тот ничего не сообщает своему непосредственному начальству о новгородской смуте: «А ты ми, сыну, того не възвестишь и не опишешь… занеже… то есть попечение наше святительское». Митрополит предостерегал новгородцев от опасности «латынския прелести», из-за которой, якобы и Константинополь погиб, и Новгород та же участь ожидает: «Ныне слышю в детех ваших, в ноугородцех, да и в многых у вас в молодых людех, которые еще не навыкли доброй старине… да и нынеча деи те несмысленные, копячася в сонмы, да поостряются на многая стремления и на великое земное неустроение, нетишину, хотяче ввести мятежь велик и расколу в святей Божьей церкви, да оставя провославие и великую старину да приступи к латыном… А вы, сынове, православные старые посадници ноугородстии и тысяцкие, и бояре, и купцы, и весь Великый Новъгород, живучи в провославьи, сами того поберезите, да старии младых понакажите, да лихих вьсчюните от злаго начинания». Филипп призвал новгородцев смириться «под крепкую руку благоверного и благочестиваго Русских земель государя великого князя Ивана Васильевича всеа Руси, вашего отчича и дедича».

Новгородцы не вняли уговорам - «писания не послушавше, но пребываста, по реченному, якоже аспида глуха, затыкающи уши свои», - с возмущением пишет автор «Словес избранных».

Псков, оказавшись между двух огней, попытался выступить посредником между Москвой и Новгородом, но новгородские правители отказались от переговоров. В Псков приехал послом владычный стольник Родион с требованием выступить совместно против великого князя. Заносчивый тон новгородского посла возмутил псковичей, особенно тех, которые еще совсем недавно были ограблены новгородцами и «сидели в железах» в Новгороде. Новгородский посол подвергся оскорблениям на вече, у него отняли его людей и 35 рублей серебра. Но все же Псков прямо не отказал Новгороду, псковичи ответили уклончиво: «Как вам князь великои отслет возметную грамоту, тогда нам явите, а мы, о том огадав, вам отвечаем».

По свидетельству «Словес избранных», великий князь еще присылал в Новгород своего посла, то ли надеясь решить дело миром, то ли стремясь переговорами выиграть время для подготовки к войне. Скорее всего, второе, поскольку война уже была неизбежна. Решимость великого князя в переговорах с Новгородом объясняется изменившимся положением Московского княжества. Затяжная война с Казанью (1467–1469) закончилась полной победой Москвы, что, естественно, укрепило веру московских войск в свою силу. Великий князь отныне мог, не опасаясь удара с восточных и юго-восточных рубежей, сосредоточить свои основные военные силы на северо-западном направлении.

В 1471 г. великий князь Московский начал войну против Новгорода под предлогом стремления новгородцев «за короля… датися, и архиепископа поставити от его митрополита… латининасуща». Под «латинским» митрополитом подразумевается ученик Исидора, митрополит Григорий. Заметим, что хотя он и был ранее приверженцем унии, но к тому времени уже отрекся от прежних убеждений и был рукоположен в Константинополе. Так что предлог был явно надуманным.

Московские летописцы оправдывали поход своего князя «благородным» желанием сохранить русское благочестие: «Мужи Новгородсти не послушаху своего государя великого князя, еже о благочестии великоя старины глаголемых им. И того ради слава их смирися, и студ лица их покры их, зане бо свет оставльше мужие Новгородци и ко тме невидения прилагахуся, рекше к Латыном отступающе прилепляхуся…»

Великий князь хорошо подготовился к походу, причем не только в военном плане, но и идеологически. В обозе московского войска находился дьяк с особыми полномочиями - Степан Бородатый, умеющий «говорити по летопсцем руским», вычитывая из них «измены давние» новгородцев великим князьям. В «Словесах избранных» утверждалась идея справедливости действий Ивана III против преступных новгородцев: «Они же Новгородские мужи и вся их земля Новгородцкая, будучи государева отчина великого князя Иоанна Васильевича всеа Руси, и яко забывше своея великия старины, тако в начале от преже бывших государей, благочестивых святых князей великих, его прародителей, и пречестных его родителей великих князей, еще от святаго… великого князя Владимера… даже и до самого того князя и государя великого князя Ивана Васильевича, всея Руския зеля очича и дедича».

Таким образом, утверждали московские летописцы, Иван III, ведущий свое происхождение из рода великих князей «володимерьских и Новагорода Великого и всеа Русии», имел полное право силой вернуть себе свою отчину.

Однако политических причин для легитимизации похода на Новгород явно не хватало, даже московские знатоки «старины» это понимали. Именно поэтому был выдвинут главный лозунг войны - великий князь ополчился на Новгород «не яко на христиан, но яко на иноязычник и на отступник православия».

Такая трактовка событий полностью обеляла любые действия великого князя. Выступлению Ивана III на Новгород предшествовали пышные церковные представления, организованные митрополитом Филиппом. Война с Новгородом, начавшаяся в июне 1471 г., сопровождалась большим религиозным возбуждением. Это был крестовый поход, всем участникам которого заранее было обеспечено царствие небесное и прощение всех грехов, связанных с войной. Грамоты митрополита Филиппа новгородцам, написанные в ходе этих событий, были тем «духовным мечом», который удваивал силу меча железного.

«Князь же велики Иван Васильевич, приим благословение от отца своего митрополита Филиппа и от всех епископ земля своей и от всех священник, исходит с Мосъквы того же месяца иуния в 20, в четверток, на память святого отца Мефодья, а с ним царевич Данияр и прочий вой великаго князя, князи его мнози и вси воеводы, с многою силою въоружився на противныя, яко же преже прадед его благоверный велики князь Дмитрей Иванович на безбожнаго Мамая и на богомерзкое тое воиньство татарьское, тако же и сей благоверный и велики князь Иоан на сих отступник».

Новгородская летопись свидетельствует о совсем не христианском поведении московских ратей во время войны: «Взяша преже Роусу, и святыя церкви пожгоша, и всю Русу выжгоша». Но с точки зрения московских летописцев, святая цель крестового похода Ивана III оправдывала все средства: «Братья же великого князя все со многими людьми каждый из своей отчины пойдя разными дорогами к Новгороду, беря в плен и сжигая и люди в плен уводя, также и воеводы великого князя творили, каждый в свое место послан… Псковичи со своей землей своей вышли на службу… и идучи начали Новгородские места грабить и жечь и людей сечь и в хоромы запирая жечь».

Аутодафе, устроенные псковичами, свидетельствуют, что и они расправлялись с новгородцами как с еретиками. Хотя Псковская вторая летопись о причинах войны пишет кратко и прагматично: «Нача искати на новгородцех своих прародителей старин земли и воде и всех пошлин, как пошло от великого князя Ярослава Володимировича, и хотя отмстити Великому Новугородоу древняя нечьсти и многиа грубости бывшиа от них великым князем. О сем аще хощеше оуведати, прошед Рускии летописец, вся си обрящеши».

Новгородцы не смогли организовать достойный отпор великому князю и его союзникам. Вот как пишет об этом московский летописец: «Новгородскиепосадници и тысячкие, купцы и житии люди, и мастери всякие, спроста рещи плотняци и гончары, и прочии, который родився на лошади не бывал, и на мысли которым того не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменници они силою выгнаша; а которым бы не хотети поити к бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Влъхов вметаху; сами бо глаголаху яко было их сорок тысяч в бою том».

Казнь горожан, отказавшихся участвовать в новгородском ополчении, в условиях военного времени закономерна - это наказание изменников, не желающих защищать свое государство. Другое дело, что новгородские власти к тому времени дискредитировали себя настолько, что многие горожане не сочли возможным защищать такую республику с таким Советом господ. Кроме того, новгородцы в массе своей просто разучились воевать.

Исход войны был фактически решен во время сражения на Шелони. Одной из причин поражения сами новгородцы считали отказ владычного стяга ударить по москвичам - «не хотяху оударитися на княжю рать, глаголюще: „владыка нам не велел на великого князя руки поынути, послал нас владыка на Пьскович“».

Такой странный приказ Феофила можно расценить как откровенное предательство республики. Видимо, владыка не верил в победу раздираемого внутренними усобицами Новгорода и стремился показать свою лояльность великому князю. При этом архиепископ не скрывал своей антипатии к Пскову.

Новгородцы послали за помощью в Литву, но их посол не смог проехать через земли Ордена. Объединение Новгорода с польско-литовским королем было невыгодно Ливонии. Исключительный интерес для понимания происходивших переговоров представляет письмо ливонского магистра Вольтуса фон Герзе Великому магистру от 13 августа 1471 г. Ливонский магистр сообщал, что недавно (очевидно, после Шелонской битвы, но еще до заключения Коростынского мира) в Феллипе побывали одно за другим два новгородских посольства, известивших о всех «притеснениях», которые новгородцы терпят от «московского короля» и псковичей. Они желали, чтобы мир между Ливонией, с одной стороны, и Новгородом и Псковом - с другой, был бы продлен на 10 лет или на сколько Орден захочет при условии исключения из него Пскова. По словам магистра, новгородцы настоятельно просили отказать Пскову в мире и удержать псковичей дома, в то время как сами они хотели достаточно подготовиться к войне с «московским королем».

Свое отношение к просьбе новгородцев Вольтус фон Герзе выразил так: «Мы думаем, что для блага нашего Ордена и Ливонии не следует их оставлять без помощи, ибо если Новгород будет покорен московским королем и псковичами и покорен таким образом, что московский король станет, да хранит бог от этого, неограниченным господином Новгорода, тогда… господину рижскому архиепископу, господину епископу дерптскому и нашему Ордену в Ливонии воды и земли, которые псковичи у нас отняли во время доброго мира и до сих пор удерживают за собой, не только никогда не возвратить, но нам следует ожидать все больших нападений и притеснений. Нам кажется также, что если они таким образом объединятся, то мы попадем в тяжелое положение и должны будем с ними заключить мир по их воле и отказаться от всего, что псковичи отняли у нашего Ордена и других господ, или вести войну против всех них, что для нас будет очень тяжело».

Но дать новгородцам сразу положительный ответ магистр посчитал нецелесообразным. В Новгород были отправлены его послы, которым надлежало получить от новгородских властей подтверждение их просьбы и предложить им прислать своих представителей на съезд на реку Нарову 8 сентября для окончательного решения вопроса. Магистр тем временем собирался обсудить предложение новгородцев с рижским архиепископом и дерптским и эзельским епископами, а также с рыцарством Гаррии и Вирландии. «Если новгородцы согласятся, - писал магистр, - подтвердить предложенные условия приложением печатей и крестоцелованием и если названные ливонские прелаты и рыцарство нашего Ордена в Гаррии и Вирландии их одобрят и посоветуют так поступить, то мы не сможем уклониться и начнется война». В заключение ливонский магистр просил Великого магистра прислать помощь - 300–400 лошадей и сколько возможно пеших воинов. Орден, таким образом, готовился к войне с Москвой и Псковом, чтобы помешать подчинению Новгорода великокняжеской власти.

Однако оформление новгородско-ливонского военного союза, направленного против Москвы, не состоялось. Новгород приготовился к осаде, при этом внутри города продолжалась смута - «бысть в Новегороди молва велика, и мятежь мног, и многа лжа непразнена… И разделишася людие: инеи хотяху за князя, а инии за короля за Литовьского».

Тем временем Казимир не спешил на помощь Новгороду. Прямой путь из Литвы к Новгороду шел через Псков, а этот город поддерживал в войне московского князя. Перед Казимиром стоял выбор - либо с боем прорываться через псковские земли, либо вести армию в обход Пскова, через владения ливонских рыцарей. Казимир обратился к магистру ливонцев за разрешением на проход литовских войск, но магистр после долгой проволочки отказал.

В Новгороде, переполненном беженцами, между тем стало не хватать хлеба. Отсутствие запасов можно отчасти объяснить и торговой блокадой со стороны Ганзы. Войска великого князя продолжали разорять Новгородские волости.

И Новгород запросил мира - 11 августа 1471 г. между Иваном III и новгородским правительством был подписан мирный договор. В Новгородской повести о походе Ивана III процесс заключения мирного договора изложен кратко: «Езди наречений владыка Феофил с посадники новгородцкими и с житьими людми на Коростын и докончал мир с князем великим; и даша князю великому Ивану Васильевичю новгородци полшестенацать тысячи рублев, и целоваша новгородци крест князю великому, што за короля новгородцем не задаватися и очицев из Литвы не приимать; а все то богу попущающу грех ради наших».

В Московской повести о походе Ивана III приезд новгородских послов и последующие события изложены более подробно. Интересно, что прием новгородцев великим князем во многом был построен по образцу, принятому у ордынских царей. «А в той же день на усть Шолоны в судех озером Ильменем нареченный Феофил с посадники и с тысяцскими и с житьими людьми со всех конец, и начяшя преже бити челом князем и бояром, и воеводам великого князя, чтобы печаловалися братьи великого князя, а они бы печаловалися брату своему великому князю, да и сами бы бояре печаловалися. Бояре же пришед с ними, бишя челом братьи великого князя, братья же великого князя… и бояре их биша за них челом великому князю. Князь же велики их деля пожаловал, велел тому нареченному черньцю Феофилу, и посадником, и тысячким, и прочим быти к себе на очи. Они же вшед к великому князю и начяша бити челом о своем преступлении и что руку противу его подняли, чтобы пожаловал осподарь, смиловался над ними, възвратил бы гнев свой не их ради челом битьа, но свое бо благосердие показал и согрешающим, не велел бы боле того казнити, и грабити, и жещи, и пленити. Милосердовав же, князь великий показа к ним милость свою и прият челобитье их, утоли гнев свой, и в той час повеле престати жечи и пленити, плен, которой туто есть, отпустити, а которай отслан и отведен, и тех отдати».

Согласно «Словесам избранным», митрополит Филипп в это время прислал великому князю грамоту «со многим прощением и молением и челобитием печалуяся о душах многих православных людей, даже и тишины ради хрестиянския, писа о сих: „Имет, господине, бити челом тебе отчина твоя Великии Новгород, и ты бы, господине и сын, князь велики, пожаловал о них, смиловался Господа ради, а их бы еси челобитие приял; а яз тебе, своего господина и сына, благословляю“».

Митрополит, ходатайствуя за новгородцев, явно заботился о том, чтобы великий князь «не перегнул палку» и не подтолкнул Новгород к действительной измене православию.

Мир обошелся Новгороду очень дорого. Кроме 16 тысяч рублей и подарков родственникам и боярам великого князя, новгородцы понесли неисчислимые убытки - «вся их земля Новгородцкая грозою государя великого князя воеванна и выжжена, лучши людми выбита, и вытравлена вся и опустошенна, чего над ними от века не бывало».

Видимо, зверства, сотворенные над новгородцами войсками московского князя, так потрясли современников, что автору «Словес избранных» пришлось оправдывать Ивана Васильевича: «А то все зло и пагуба их (новгородцев. - О.К .) сталося им от самех их, за их лукавство и неправду и за их отступления к Латынству, их жо прелестники лукавыми людми изменникы; и та земская их беда и вся людцкая кровь да будет изысканна от Бога Вседержителя, по писанному: Господи! Зачинающих рать погуби. И то все на тех главах на изменных и на их душах, в сем веце и в будущем, аминь».

Жестокость свойственна войне. Но обычно при описании войн с единоверцами летописцы не акцентировали внимание на подобных жестокостях. В Московской повести о походе Ивана III на Новгород описывается война с вероотступниками, и поэтому одобряются любые действия против них.

Поход великого князя на Новгород был феодальной экспансией сильного растущего государства против слабого соседа. Оправдывать действия великого князя у его современников не было бы нужды, если бы его действия были законными по понятиям того времени. Однако Новгород не входил в состав Московского великого княжества. Новгородцы тоже защищали свою «старину», привилегии, дарованные им предками того же Ивана III. Поэтому главным оправданием военного похода для современников стало «отпадение» новгородцев от православия.

Московский летописец заботился не только об оправдании великого князя перед современниками, но и постарался обелить своего государя на Страшном суде, обвинив его противников-новгородцев во всех страшных грехах. Слух о походе московского князя на новгородцев, как на еретиков, желающих перейти в католичество, распространился и за пределами Руси. Иосафат Барбаро в своих записках «Путешествие в Тану» пишет: «Великий князь [московский] покорил также Новгород… Это громаднейший город, отдаленный от Москвы на восемь дней пути в северо-западном направлении. Раньше он управлялся народом, и люди жили там без всякого правосудия; среди них было много еретиков. Теперь понемногу переходят они в католическую веру, хотя одни верят, а другие нет; но они живут по закону, и у них есть судопроизводство».

Поход 1471 г. не означал еще полного уничтожения всех новгородских порядков. Коростынский договор Великого Новгорода с великим князем Иваном Васильевичем о мире (11 августа 1471 г., Грамота новгородская) оговаривал сохранение многих вольностей новгородских, в том числе право выборов владыки: «А навладычьствонам, Великому Нвоугороду, избирати нам собе по своей старине». Впрочем, при этом особо оговаривалось, что «ставитися нашему владыце в дому Пречистые и у гроба святого Петра чюдотворца на Москве у вас, у великих князей, и у вашего отца, у митрополита, который митрополит у вас, у великих князей ни будет; а инде нам владыки, опроче московъского митрополита, нигде не ставити». То есть, по условиям договора, закреплялось подчиненное положение новгородской церкви по отношению к московскому митрополиту.

Новгородский владыка явно участвовал в составлении новгородской мирной грамоты. Особо Феофил обеспокоился сохранением прежних пошлин: «А пошлины вам, великим князьям, и вашему отцу митрополиту от владыки имати по старине; а лишнего не прибавливати. А на Волоце и на Вологде владыце церкви и десятина и пошлина своя ведати по старине».

Памятуя о неизменной лояльности Феофила, великий князь принял это условие. А вскоре по благословению Феофила новгородцы на вече подписали грамоту Двинской земле о сложении крестного целования на подданство Новгороду ряда земель, отходящих во владение великого князя Ивана III. Это были земли, захваченные ушкуйниками-новгородцами в 1471 г. и приведенные к присяге Новгороду. Земли эти возвращались обратно Москве.

По возвращении Ивана III в Москву «срете его Филипп митрополит со кресты близ церкве, толико с мосту с болшего сшед каменаго да клядязя площаднаго со всем освященым собором. А народ московстий и многое их множество далече за градом стречали его: ини за 7 верст пеши, а инии ближе, малии и велици, славнии, неславнии, безчисленое их множество… Велья же бысть радость тогда в граде Москве».

В эту же зиму владыка Феофил в сопровождении боярского посольства отправился в Москву, где и был торжественно «поставлен преосвященным митрополитом всея Руси в Новгород на архиепископство… и были на поставлении его… епископы русские, и архимандриты, и протопопы, и игумены честные, и весь освященный собор славного града Москвы. После же своего поставления бил челом великому князю от себя и от всего Великого Новгорода с посадниками, и с тысяцкими, и со всеми теми, что пришли с ним, о пленных, о Казимире и о других товарищах, его. Князь же великий принял их челобитье и всех отпустил с честью, а было их всех в Москве тридцать. Самого же архиепископа отпустил того же месяца в двадцать третий день».

В Новгород архиепископ Феофил вернулся 7 января, «и выидоша на поле много священьска чину и множество народа, радованною ногою, на сретение владыке Феофила, и бысть радость велика, и благословением и богомолнею бысть в Новегороди всякого блага обилно и хлеб дешев».

Мирная жизнь в Новгороде постепенно налаживалась. Хлеб подешевел после продления в 1472 г. мира с немцами еще на десять лет. Торговая блокада была снята. До 1480 г. в источниках нет каких-либо упоминаний о конфликтах между Новгородом и Ливонией.

Неизвестно, как отразилось на авторитете Феофила его «промосковское» поведение во время войны. Несомненно, в Новгороде понимали, что такой владыка им необходим для переговоров с великим князем. Но показательно, что и новгородские, и псковские летописи очень скупо сообщают о деятельности владыки после возвращения из Москвы.

Из сохранившихся грамот 1471–1472 гг. можно узнать, что Феофил благословил возобновление торговых и судебных льгот для Троице-Сергиева монастыря при проезде через Двинские владения Новгорода. При этом жалованная грамота не просто повторяла форму, принятую при Евфимии II, но была несколько расширена, за счет увеличения льгот.

В Пскове владыку Феофила продолжали игнорировать. В том же 1471 г. «попи невкоупнии биша челом Псковоу, что печалоуася били челом великому князю и митрополиту Филиппу о 6-м сборе». То есть, с важным вопросом о создании шестого собора в псковской церковной организации псковичи обратились напрямую к великому князю и митрополиту, минуя архиепископа.

В следующем, 1472 г., единая православно-католическая церковь предприняла еще одну попытку утвердить на Руси унию. В Соборе Святого Петра в Риме состоялось бракосочетание по латинскому обряду греческой принцессы Софьи Палеолог, наследницы византийского императорского дома, через доверенное лицо с московским князем Иваном III. Кортеж великой княгини отправился в Москву в сопровождении папского легата епископа Аячского Антония Бонумбре.

Путь византийской царевны пролегал через Псков и Новгород. Во Пскове невесту великого князя встречали с поистине сказочной пышностью: «начаша мед сытити и корм сбирати… И посадники псковский и бояре… изналивавши коубци и роги злащеныя с медом и с вином, и пришедши к ней челом оудариша. И она же приемши от них в честь и в любовь великоу… Тако же и тоу предо Псковом ей велика честь: священником бо противу ея с кресты и посадником псковскым вышедшим; она же из насада вышед на новогородском береге, и от священников благословение приемши, тако же и от посадников и от всего Пскова челобитие…»

Особо отмечено псковским летописцем, что при Софье находился католический священник: «Свои владыка с нею не по чиноу нашему оболчен бе весь черьвленым платьем, имъя на собе коуколь червлен же, на главе обвит глоухо, яко же каптоур литовскои, толко лице его знати и перстатици на роуках его имеяи непременно, яко роук его никомоу же видти, и в той благословляет, да тако же и крест пред ним и распятье осязаемоу, яко же всем человеком видети вылитое носять пред ним, на высокое древо восткноуто горе; не имея же поклонениа к святым иконам, и креста на собе роукою не прекрестяся, и в домоу святей Троици толко знаменася к пречистеи, и то по повелению царевне».

Католические обряды латинского епископа вызвали в Пскове удивление и некоторое смущение, но не возмутили народ и священнослужителей. Псков вновь, как и в 1439 г., проявил готовность принять унию, если таково будет решение великого князя.

Как отнеслись к католическому епископу в Великом Новгороде, летопись умалчивает, в ней лишь кратко упоминается, что Софья побывала в Новгороде «и от владыке Феофила благословение приемши и от посадников и от тысяцкых и от всего Великого Новагорода честь и дарове, и поеха скорее к Москве».

Известно, что Иван III легко относился к религии, а в церкви видел лишь орудие для воплощения своих замыслов. Но не таков был митрополит Филипп. Когда на Москве узнали о намерениях епископа войти в столицу с преднесением легатского креста, Филипп безапелляционно заявил, что в таком случае он навсегда покинет Москву. Бонумбре вынужден был отказаться от этой церемонии. Его дальнейшие переговоры с Иваном III о союзе против турок и церковном единстве также не принесли результатов. Взаимоотношения с Западом свелись к тому, что Иван III позднее пригласил в Москву итальянских архитекторов для возведения кремлевских храмов и башен.

В 1473 г., после грандиозного пожара, испепелившего митрополичий двор в Москве, скончался митрополит Филипп. Глава Русской православной церкви так и не успел закончить начатое им строительство нового Успенского храма. Собором русских архиереев при участии великого князя и его братьев новым митрополитом был избран коломенский владыка Геронтий.

О деятельности новгородского владыки Феофила в эти годы известно лишь, что в 1472 г. он ездил в Псков «месяца декабря в 9… на свои подъезд, и сборовав, и Псков своих детей благословил; и поехал в Новгород декабря, и проводиша его с честью».

В сохранившемся летописании 1470-х гг. владыка Феофил вообще упоминается крайне редко, что позволило исследователю новгородских летописей А. Г. Боброву предположить, что «с 1470 г. ведение летописания передается в руки магистрата. Возможно, конечно, что „владычная летопись“ за последние годы новгородской независимости существовала, но просто не дошла до нас». Интересно, что летописец не просто не считал нужным упоминать о деятельности владыки Феофила, но в тех редких случаях, когда упомянуть его было просто невозможно, сохранял подчеркнуто нейтральный тон, а в описании Шелонской битвы даже позволил себе осудить распоряжения архиепископа. Подобное отношение летописца к человеку, который по новгородскому законодательству являлся главой республики, ярко демонстрирует отношение сведущих в политике новгородцев к своему владыке.

Вскоре в Новгороде произошли новые столкновения противников и сторонников великого князя Московского. Осенью 1475 г. степенной посадник Василий Ананьин в сопровождении четырнадцати других бояр и их слуг организовал нападение на жителей Славковой и Никитиной улиц. Были избиты, а некоторые до смерти, многие уличане, разграблено их имущество - «животов людских на тысячу рублев взяли, а людей многих до смерти перебили». Приблизительно в это же время староста Федоровской улицы Памфил, в сопровождении двух бояр (принадлежавших к группе поддержки посадника Ананьина) напал на дом бояр Полинарьиных в Плотницком конце. Двор братьев Полинарьиных подвергся разграблению: «Людей у них перебили, а животы разграбили, а взяли на 500 рублев».

Пострадавшие новгородцы послали жалобщиков в Москву - искать справедливости у Ивана III. Великий князь с готовностью откликнулся на жалобы и отправился в Новгород лично вершить там свой суд. Псковские летописи подтверждают, что «новгородцы, люди житии и молодшии, сами его призвали на тые управы, на них насилье… посадники творили».

автора Платонов Сергей Федорович

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Предварительные исторические сведения. – Киевская Русь. – Колонизация Суздальско-Владимирской Руси. – Влияние татарской власти на удельную Русь. – Удельный быт Суздальско-Владимирской Руси. – Новгород. – Псков. – Литва. – Московское княжество до

Из книги Полный курс лекций по русской истории автора Платонов Сергей Федорович

Время великого князя Ивана III Значение эпохи.Преемником Василия Темного был его старший сын Иван Васильевич. Историки смотрят на него различно. Соловьев говорит, что только счастливое положение Ивана III после целого ряда умных предшественников дало ему возможность смело

Из книги История Средних веков автора Нефедов Сергей Александрович

КРЕСТОВЫЙ ПОХОД Мечи обнажив, рыскают франки по городу, Они никого не щадят, даже тех, кто молит пощады… Хроника Фульхерия Шартрского. Римский папа поручил всем монахам и священникам проповедовать крестовый поход для освобождения Гроба Господня в Иерусалиме. Епископы

автора Соловьев Сергей Михайлович

Поход на Новгород (1471 год) Князь всея Руси, как он себя именовал, ходил на Новгород двумя походами. Первый, в 1471 году, был под водительством двух тверских воевод – князя Юрия Андреевича и Ивана Никитича Жито. Новгородцы в битве на реке Шелонь были разбиты. Поводом к походу

Из книги Полный курс русской истории: в одной книге [в современном изложении] автора Соловьев Сергей Михайлович

Поход на Новгород (1478 год) В 1475 году случилась новая склока между людьми посадника Анании и сторонниками Москвы, в драке московских приверженцев поубивали. Великий князь тут же отправился в Новгород, потребовал суда над убийцами (повод великолепный), суд был произведен,

Из книги История Крестовых походов автора Харитонович Дмитрий Эдуардович

Поход рыцарства, или собственно Первый крестовый поход Историки традиционно отсчитывают начало Первого крестового похода с отправления в путь рыцарского войска летом 1096 г. Впрочем, в состав этого войска входило также немалое количество простонародья, священники,

Из книги Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами «древних» греков автора Носовский Глеб Владимирович

6.2. Казанский поход Ивана Грозного - это и есть Египетский поход «античного» царя Камбиса КАМБИС ИДЕТ НА ЕГИПЕТ, ВЫПОЛНЯЯ СВОЕ ОБЕЩАНИЕ, ДАННОЕ В ЮНОСТИ. МОЛОДОЙ ЦАРЬ ИВАН IV ГРОЗНЫЙ НАЧИНАЕТ ВОЙНУ С КАЗАНЬЮ.По Геродоту, МОЛОДОЙ Камбис обещает своей матери, что когда

Из книги Альгамбра автора Ирвинг Вашингтон

Крестовый поход великого магистра ордена Алъкантара Как-то утром, перелистывая в университетской библиотеке старинные хроники, я напал на небольшой эпизод истории Гранады, столь характерный для того неуемного рвения, с каким христиане порою ополчались против этого

Из книги Ледовое побоище и другие «мифы» русской истории автора Бычков Алексей Александрович

Крестовый поход Ивана III на неверных Новгорода (1471 г.) «Пошел великий князь Иван на этих отступников. Ибо хотя и христианами назывались они, по делам своим были хуже неверных; всегда изменяли они крестному целованию, преступая его, но и хуже того стали сходить с ума, как уже

Из книги Том 4. От Княжения Василия Дмитриевича Донского до кончины великого князя Василия Васильевича Темного, 1389-1462 гг. автора Соловьев Сергей Михайлович

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ВНУТРЕННЕЕ СОСТОЯНИЕ РУССКОГО ОБЩЕСТВА ОТ КОНЧИНЫ КНЯЗЯ МСТИСЛАВА МСТИСЛАВИЧА ТОРОПЕЦКОГО ДО КОНЧИНЫ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ ВАСИЛЬЕВИЧА ТЕМНОГО (1228–1462) Общий ход событий. – Причины усиления Московского княжества. – Московские волости. – Их судьба по

Из книги Клан Гамбино. Новое поколение мафии автора Винокур Борис

Крестовый поход До того как Рудольф Джулиани прибыл в Нью-Йорк, он много лет работал в Вашингтоне, занимая высокие должности в департаменте юстиции США. Карьера выпускника юридического факультета Нью-Йоркского университета шла успешно, продвигая его по карьерной

автора Автор неизвестен

69. ДОГОВОРНАЯ ГРАМОТА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДИМИТРИЯ ИВАНОВИЧА И БРАТА ЕГО КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА АНДРЕЕВИЧА С ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ ТВЕРСКИМ МИХАИЛОМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ Договор между Димитрием Донским, Владимиром Андреевичем, князем Серпуховским и Михаилом Александровичем Тверским

Из книги Хрестоматия по истории СССР. Том1. автора Автор неизвестен

87. СУДЕБНИК ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИВАНА III (1497 Г.) Судебник 1497 г., в отличие от второго Судебника 1550 г., называется первым или великокняжеским. В подлиннике Судебник Ивана III разделен киноварными (красными) заголовками на 36 статей, но для учебных целей принято деление Судебника на

Из книги История Малороссии - 3 автора Маркевич Николай Андреевич

VI. Новия статьи, котория по Указу Великого Государя, Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всея Великия, и Малыя, и Белия России Самодержца, постановлены свсрх прежних статей: 1.По Указу и по повелению Великого Государя, Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всея