Николай Старшинов. Запевала. Николай константинович старшинов

(1924–1998 гг.), поэт, переводчик, критик. Детство прошло в Подмосковном селе Рахманове. С 12 лет начал писать стихи. В 1942 г. со школьной скамьи был призван в армию, стал курсантом 2-го Ленинградского военного пехотного училища. В начале 1943 г. получил звание старшего сержанта, воевал на Западном фронте, был помощником командира пулеметного взвода. В августе 1943 г. в боях под Спас-Деменском получил тяжёлое ранение. Его первые стихи были напечатаны во фронтовых газетах. В 1944 г. демобилизовался и поступил в Литературный институт им. А.М. Горького. Уже во время учебы его начинают печатать крупные издательства. В 1947 г. в журнале «Октябрь» выходит его поэма «Гвардии рядовой», а в 1951 г. издательство «Молодая гвардия» публикует книгу стихотворений «Друзьям». В следующее десятилетие увидели свет еще три сборника: «В нашем общежитии» (1954 г.), «Солдатская юность» (1956 г.), «Песня света» (1959 г.) и др. С 1955 г. заведовал отделом поэзии в журнале «Юность», совмещая эту работу с должностью руководителя литературного объединения в МГУ. С 1972 г. двадцать лет был редактором альманаха «Поэзия», выходившего в издательстве ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Издал около сорока книг поэзии, прозы, статей. Особое место в его творчестве занимают переводы литовской и финской поэзии. Писал детские стихи и прозу. Стихи Николая Старшинова переведены на многие языки мира. Лауреат премии Ленинского комсомола (1983 г.) и Государственной премии РСФСР им. А.М. Горького (1984 г.). Награжден орденами Отечественной войны 2-й степени, «Знак Почёта», Дружбы народов, медалями «За оборону Москвы», «За боевые заслуги» и др.

Начало семидесятых. Служу в армии. Каким-то чудом в роте оказались ещё несколько любителей стихов. Выходя в увольнение, покупаем тоненькие книжечки «Библиотеки лирической поэзии» издательства «Молодая гвардия», читаем, обмениваемся, спорим. Так попадает ко мне впервые сборник поэта Николая Старшинова. Чеканные, пронзительные строки о войне, любви, природе сразу западают в душу. Пройдут годы и мы встретимся, подружимся, будем работать рядом в том самом легендарном издательстве. Жизнь всё-таки удивительная штука!

6 декабря поэту, фронтовику, Николаю Константиновичу Старшинову исполняется 90 лет. Уже полтора десятилетия его нет с нами. И надо бы следом писать о том, что, мол, не забыт, что слово его поэтическое востребовано и звучит, но, увы, это будет неправдой. Да, помнят друзья и ученики (Старшинов вёл семинар в Литинституте), но переизданий нет, а публикации крайне редки. Касается это не только Николая Константиновича, но и многих иных блестящих поэтов его поколения. Ну а плоды того, чем оборачивается беспамятство, видим каждый день…

Старшинов – коренной москвич с деревенскими корнями. В семье был восьмым. Жили бедно, но никто не пропал. Все выучились, стали военными, учёными, инженерами, руководителями, а младший вот даже большим поэтом. И как не стать! Вот строки из воспоминаний самого Николая Константиновича:

«Каждый день после ужина за прибранным столом собиралась вся наша семья. И кто-то из старших братьев или сестра читали нам вслух стихи. Два, а то и три часа.

Зато к четырнадцати-пятнадцати годам я очень неплохо знал русскую поэзию. Да и не только русскую.

Пушкин, Лермонтов, Крылов, Кольцов, Некрасов, Тютчев, Фет, Никитин, Суриков, А.К.Толстой, Полонский, Апухтин, Бунин, Блок, Есенин, Маяковский и другие поэты с тех пор остались в моей памяти. А ещё Лонгфелло, Беранже, Гейне и даже «Фауст» Гёте.»

Любопытно, кто из этих имён и в каком объёме остался в современной школьной программе? Вопрос, конечно, риторический…

Университеты в своей жизни Старшинов прошёл разные, но главный всё-таки война. В семнадцать лет, не успев даже сдать все экзамены за девятый класс, он встал в солдатский строй. Старший сержант, помощник командира пулемётного взвода. Сохранилась фотография, где он уже в гимнастерке с пилоткой на голове, но ещё без погон. Курсантская, очевидно. Худенький мальчик с открытым, ясным и каким-то беззащитным взглядом.

В августе 1943, под Спас-Деменском, Николай Старшинов был тяжело ранен: обе ноги оказались перебиты. Всю ночь полз к своим, волоча за собой винтовку и оставляя кровавый след. Чудом удалось избежать ампутации, но раны эти мучили до конца жизни.

Конечно, война отразилась в поэзии Старшинова. Несколько его стихотворений стали по сути классическими и входят во все поэтические антологии, посвящённые Великой Отечественной. В них нет особенного пафоса, как не бывало его никогда и в самом авторе, но есть подлинность чувства.

В Москву Старшинов вернулся в феврале 1944 года на костылях. Стал учиться в литинституте. Писал, но с публикациями, а тем более с признанием, как поэта, всё складывалось непросто. Его, как и некоторых других молодых, только входящих в литературу, обвиняли в «преувеличенной поэтизации автобиографических «мелочей жизни».

Разгромную внутреннюю рецензию на рукопись первого сборника Николая Старшинова в издательстве «Советский писатель» сочинила в 1947 году Вера Инбер. Среди упрёков был и такой: «В результате неправильно понятых «уроков войны» мы наблюдаем порой своеобразный «неоимажинизм», явление вреднейшее, глубоко чуждое нашей поэзии.»

Ярлыки в то время вешались легко, а отмыться от них было непросто, да и по характеру Старшинов, несмотря на внешнюю мягкость, не слишком был склонен к компромиссам. Конфликтовать не любил, но в убеждениях был твёрд и на всё имел собственную точку зрения. На заседании редколлегии «Юности» он единственный выступил против публикации поэмы Евгения Евтушенко «Считайте меня коммунистом!», назвав её конъюнктурной и неинтересной, хотя Валентин Катаев, бывший в то время главным редактором, Евтушенко горячо поддерживал.

«Юность» при Катаеве была журналом сверхпопулярным и работа там в качестве заведующего отделом поэзии многому Старшинова научила. Многому, кроме одного, менять мнение в зависимости от обстоятельств. В своих воспоминаниях о Катаеве приводит Николай Константинович такой эпизод:

«- Послушайте,- сказал он мне как-то в коридоре. – Вот вам стихи Александра Жарова, пошлите их в набор. Сразу! Там стихотворений пять – отправьте все!

Я прочитал стихи и пришёл к нему:

Валентин Петрович, а стихи-то у Жарова очень слабые…

Послушайте, конечно слабые,- согласился он. – Что же вы от него хотите – хороших он не писал никогда, откуда же они у него вдруг возьмутся?

А зачем же тогда нам их печатать?

Послушайте, он встретил меня на лестнице – мы живём в одном подъезде- и сунул мне свои стихи… Куда же их теперь девать?

Вернуть ему, Валентин Петрович.

Послушайте, но ведь он после этого будет нас поливать грязью на каждом углу…

Ну и пусть поливает!

Он недовольно и брезгливо поморщился, а потом согласился:

Ну ладно, я верну ему рукопись… Но, послушайте, вы ещё совсем молодой человек и ничего не понимаете в литературных делах… Литература – это цепь компромиссов!..»

Вот уж эту позицию Старшинов так никогда и не принял. Может, потому и в партию не вступил, хотя предлагали и настойчиво.

Нет, я совсем не собираюсь представлять Николая Константиновича Старшинова святым. Был он человеком земным, со всеми страстями и заблуждениями. Долго и тяжело пил. В загуле не успел проститься с умирающей матерью и всю жизнь корил себя за это. Перечитайте стихотворение «А тут ни бронзы, ни гранита…» - боль непереносимая. Отчасти из-за пьянства распался первый брак с Юлией Друниной. Но сумел победить себя и последние лет двадцать пять жизни не брал в рот ни капли.

Было у него увлечение, которое он пронёс через всю жизнь: рыбалка. Отсюда, наверное, тонкое и трепетное чувство природы в его стихах. Даже книгу написал: «Моя любовь и страсть рыбалка».

Большая и отдельная история – руководство Старшиновым альманахом «Поэзия» в издательстве «Молодая гвардия». У Николая Константиновича был редкий дар учительства – ненавязчивый, уважительный и глубокий. Не перечесть имён поэтов, которые благодарны ему и за бескорыстную помощь, и просто за человеческое тепло. Николай Дмитриев, Геннадий Касмынин, Геннадий Красников (он тоже был редактором альманаха), Нина Краснова, Григорий Калюжный, Евгений Артюхов, Нина Стручкова… Список можно длить и длить.

Последние годы жизни Николая Константиновича оказались не самыми счастливыми. Он тяжело переживал распад страны. Перестал выходить и альманах «Поэзия». Мучили фронтовые раны. 6 февраля 1998 года поэта не стало.

Тех, кто хочет подробнее узнать о жизни и творчестве замечательного поэта, отсылаю к книге Сергея Щербакова «Николай Старшинов», вышедшей в сери «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия»

Н. К. Старшинов родился 6 декабря 1924 года в Москве, в Замоскворечье, в многодетной семье. В 1942 году призван в армию и стал курсантом 2-го Ленинградского военного пехотного училища. В начале 1943 года в звании старшего сержанта попал на передовую. Первые стихи поэта были напечатаны во фронтовых газетах. В августе в боях под Спас-Деменском получил тяжёлое ранение. Из армии демобилизовался в 1944 году и сразу же поступил в Литературный институт имени А. М. Горького (который окончил лишь в 1955). В том же 1944 году Николай Старшинов женился на своей ровеснице, такой же фронтовичке и начинающей поэтессе Ю. В. Друниной. В 1946 году у них родилась дочь Елена, но этот брак распался в 1960 году.

В 1947 году в журнале «Октябрь» Старшинов опубликовал поэму «Гвардии рядовой». Первая книга стихотворений - «Друзьям» - вышла в 1951 году в издательстве «Молодая гвардия». В 1950-е годы увидели свет поэтические сборники: «В нашем общежитии», «Солдатская юность», «Песня света»; в 1960-е - «Весёлый пессимист», «Проводы», «Иду на свидание» и др.

Большое место в творчестве Николая Константиновича занимала тема Великой Отечественной войны. Также Старшинов, много ездя по стране, занимался собиранием частушек, которые время от времени издавал отдельными книжками. Кроме того, поэт занимался переводами.

В 1955- 1962 годы Николай Старшинов заведовал отделом поэзии в журнале «Юность», совмещая эту работу с должностью руководителя литературного объединения в МГУ. В 1972-1991 годы редактировал альманах «Поэзия».

Николай Старшинов запомнился современникам как добрый, весёлый, жизнелюбивый человек, заядлый рыбак и душа компании. Его общительность привела к злоупотреблению алкоголем, в результате чего летом 1972 года он лечился в спецотделении московской больницы им. Соловьёва, о чём впоследствии написал юмористические воспоминания "Наше житие в «Соловьёвке», опубликованные в «Литературной России» в 1996 году.
В последние годы у поэта вышли сборники: «Глагол» (1993), «Мои товарищи - солдаты», «Птицы мои» (1995) и др. В 1994 году были опубликованы литературные мемуары Старшинова - «Лица, лики и личины», в 1998, посмертно - книга воспоминаний «Что было - то было…».

Награды:
орден Отечественной войны I-й степени (06.04.1985)
орден «Знак Почёта»
орден Дружбы народов
медаль «За оборону Москвы»
медаль «За боевые заслуги» (06.11.1945)
премия Ленинского комсомола (1983) - за произведения последних лет и многолетнюю плодотворную работу с молодыми писателями
Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1984) - за книгу стихов «Река любви»

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Никола́й Константи́нович Старшино́в ( -) - русский советский поэт. Участник Великой Отечественной войны , представитель фронтового поколения советских поэтов.

Биография

Творчество

Поэтическое дарование Старшинова критики оценивают по-разному - одни считают его малоталантливым, посредственным поэтом , другие - замечательным лириком . Однако все сходятся на том, что Николай Константинович был глубоко порядочным человеком и всегда поддерживал коллег по перу: оказывал немалую помощь начинающим поэтам, а также, например, Николаю Глазкову , чьи публикации были затруднены из-за несоответствия поэзии этого автора официальным идеологическим установкам - при том, что творчество самого Н. К. Старшинова вполне им отвечало.

В последние годы у поэта вышли сборники: «Глагол» (), «Мои товарищи - солдаты», «Птицы мои» () и др. В 1994 году были опубликованы литературные мемуары Старшинова - «Лица, лики и личины», в 1998, посмертно - книга воспоминаний «Что было - то было…».

После весьма необычного «всплеска» температуры, которое произошло после возвращения домой с «этажей», несколько дней ничего особенного со мной не происходило. Я прекрасно себя чувствовала, если не считать того, что мысли о девочке с фиолетовыми глазами неотступно будоражили мой взвинченный мозг, цеплялся за каждую, даже абсурдную мысль, как бы и где бы я могла бы её снова найти... Множество раз возвращаясь на Ментал, я пыталась отыскать раннее нами виденный, но, казалось, теперь уже навсегда потерявшийся Вэйин мир – всё было тщётно... Девочка исчезла, и я понятия не имела, где её искать...
Прошла неделя. Во дворе уже ударили первые морозы. Выходя на улицу, от холодного воздуха пока ещё непривычно захватывало дыхание, а от ярко слепящего зимнего солнышка слезились глаза. Робко припорошив пушистыми хлопьями голые ветви деревьев, выпал первый снег. А по утрам, раскрашивая окна причудливыми узорами, шаловливо гулял, поблёскивая застывшими голубыми лужицами, весёлый Дедушка Мороз. Потихоньку начиналась зима...
Я сидела дома, прислонившись к тёплой печке (дом у нас в то время ещё отапливался печами) и спокойно наслаждалась чтением очередной «новинки», как вдруг почувствовала уже привычное покалывание в груди, в том же месте, где находился фиолетовый кристалл. Я подняла голову – прямо на меня серьёзно смотрели огромные, раскосые фиолетовые глаза... Она спокойно стояла посередине комнаты, такая же удивительно хрупкая и необычная, и протягивала мне в своей крошечной ладошке чудесный красный цветок. Первой моей панической мыслью было – быстрее закрыть дверь, чтобы не дай Бог, никто не вошёл!..
– Не надо, меня всё равно никто кроме тебя не видит, – спокойно сказала девчушка.
Её мысли звучали в моём мозгу очень непривычно, как будто кто-то не совсем правильно переводил чужую речь. Но, тем не менее, я её прекрасно понимала.
– Ты меня искала – зачем? – внимательно глядя мне в глаза, спросила Вэя.
Её взгляд был тоже очень необычным – как будто вместе со взглядом она одновременно передавала образы, которых я никогда не видела, и значения которых пока, к сожалению, ещё не понимала.
– А так? – улыбнувшись, спросила «звёздная» малышка.
У меня в голове что-то «вспыхнуло»... и открылось умопомрачительное видение совершенно чужого, но необыкновенно красивого мира... Видимо того, в котором она когда-то жила. Этот мир был чем-то похож на уже нами виденный (который она себе создавала на «этажах»), и всё же, чем-то чуточку отличался, как если бы там я смотрела на рисованную картину, а сейчас вдруг увидела эту картину наяву...
Над изумрудно-зелёной, очень «сочной» землёй, освещая всё вокруг непривычным голубоватым светом, весело поднималось потрясающе красивое и яркое, фиолетово-голубое солнце... Это наступало чужое, видимо инопланетное, утро... Вся буйно растущая здесь зелень, от падающих на неё солнечных лучей, сверкала золотисто-фиолетовыми бриллиантами «местной» утренней росы, и, счастливо ими умываясь, готовилась к наступающему новому чудесному дню... Всё вокруг благоухало невероятно богатыми красками, слишком яркими для наших, привыкших ко всему «земному», глаз. Вдали, по покрытому золотистой дымкой небу клубились почти «плотные», нежно-розовые кудрявистые облака, похожие на красивые розовые подушки. Неожиданно, с противоположной стороны небо ярко вспыхнуло золотым.... Я обернулась, и от удивления застыла – с другой стороны царственно поднималось невероятно огромное, золотисто-розовое, второе солнце!.. Оно было намного больше первого, и казалось, было больше самой планеты... Но его лучи, в отличие от первого, почему-то светили несравнимо мягче и ласковее, напоминая тёплое «пушистое» объятие... Казалось, это огромное доброе светило, уже устало от каждодневных забот, но всё ещё по привычке отдавало этой невероятно красивой планете своё последнее тепло и, уже «собираясь на покой», с удовольствием уступало место молодому, «кусачему» солнцу, которое ещё только-только начинало своё небесное путешествие и светило яро и весело, не боясь расплескать свой молодой жар, щедро заливая светом всё вокруг.