Неуловимые: как работает украинское подполье в захваченном оккупантом Донецке. Торговля на рынке

УДК 94(47).084.8(470.61)

Курбат Татьяна Георгиевна

младший научный сотрудник Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра Российской академии наук narodURwar@mail .ru Tatyana G. Kurbat Institute of Social-economic and Humanities Researches of Southern Scientific Center of Russian Academy of Science narodURwar@mail .ru

ПОДПОЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ТАГАНРОГА: НОВЫЕ ФАКТЫ* The underground organization of Taganrog: new facts

Аннотация. Статья посвящена созданию и деятельности таганрогской подпольной организации. В исследовании использованы ранее не публиковавшиеся архивные документы, раскрывающие новые аспекты в вопросе изучения сопротивления таганрожцев в период оккупации города.

Ключевые слова. Великая Отечественная война, Таганрог, оккупация, подпольная организация Таганрога, руководители сопротивления.

Abstract. The article is devoted of foundation and activity of underground organization of Taganrog. In study used the previously untapped archival documents, which reveal the new aspects in the question of study opposition population in time of occupation city.

Keywords. The Great Patriotic War, Taganrog, occupation, underground organization of Taganrog, leaders of opposition.

Спустя шесть месяцев после начала Великой Отечественной войны г. Таганрог был захвачен войсками вермахта. С 17 октября 1941 г. он находился в оккупации, а освободить его удалось лишь 30 августа 1943 г. Одним из наиболее интересных и важных в исследовательском отношении вопросов истории оккупации Таганрога является создание и деятельность городской подпольной организации.

Статья подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 14-01-00300 «Большая излучина Дона - место решающих сражений Великой Отечественной войны (1942-1943 гг.)».

нографии историков-краеведов . Организация стала формироваться практически с начала оккупации города. Ее создателем и первым руководителем был Семен (Николай) Морозов. В ряды подпольной организации преимущественно вступали молодые люди - представители самой активной части населения города. Семен Морозов до начала Великой Отечественной войны работал первым секретарем Ленинского райкома ВЛКСМ г. Таганрога и был тесно связан с молодежью города . Первыми участниками организации стали Петр, Валентина и Раиса Турубаровы, которые привлекли в нее своих друзей и знакомых. У истоков создания организации стояло 11 чел. . В повести Г. Гофмана «Герои Таганрога» указывается, что первым делом подпольщики во главе с С. Морозовым попытались предостеречь еврейское население города от уничтожения - явки на сборный пункт 26 октября 1941г. по приказу оккупационных властей для дальнейшего «переселения в более безопасное место» .

Более подробное изучение данного вопроса и выявление новых архивных документов об организации сопротивления таганрожцев в оккупированном городе позволяет утверждать, что существовал и другой отряд, помимо группы С. Морозова. Так, в фонде «О партизанском движении в Ростовской области в годы Великой Отечественной войны», хранящемся в Центре документации новейшей истории Ростовской области (далее - ЦДНИРО), были обнаружены протоколы с «объяснительными материалами о подпольной работе» участников отряда, возглавляемого Михаилом Яковлевичем Талпой.

Отряд М.Я. Талпы был создан в декабре 1941 г. Помимо руководителя, в него входило еще 6 человек: Андрей Михайлович и Екатерина Гордеевна Талпа, Павел Иванович Бондаренко, Степан Сергеевич Давыдкин, Петр Тимофеевич Тимофеев, Харитон Васильевич Капустин . В одном из протоколов с показаниями участников данного отряда упоминается, что при отряде существовала и «комсомольская молодежная подпольная группа», в которую входили «Николай Морозов (он же - Саня Геббельс), Спиридон Щетинин, Петр, Раиса и Валентина Турубаровы, Лев Костиков, Евгений Шаров» . Упоминание активистов подпольной организации С. Морозова и его самого всего лишь как участников другого отряда позволяет предположить, во-первых, что группа М.Я. Талпы была создана раньше и затем заметно выросла в своей численности. Во-вторых, что именно ее первоначальные участники стали в последующем лидерами подпольщиков. Все это противоречит устоявшемуся мнению о том, что С. Морозов создал единственную подпольную организацию в Таганроге.

О самом М.Я. Талпе сохранилось очень мало информации. Известно только, что в предвоенное время он работал инструктором ремесленного училища и был коммунистом. Возможно, именно поэтому его избрали руководителем отряда. В самом начале своей деятельности участники отряда определили наиболее важные направления работы. Основными задачами отряда были розыск и установление мест огневых точек, складов с боеприпасами и горючим в стратегически важных районах города: на побережье Азовского моря, аэродроме, железнодорожных станциях Марцево и Кошкино .

Активную разведку вела Е.Г. Талпа, ее обязанностями являлось определение огневых точек, мест расположения военных объектов, доставка оружия и боеприпасов, в силу того, что «как женщина не так была подозрительна в такой работе, как мужчина» . В обязанности еще одного участника отряда Х.В. Капустина входили «заготовка оружия, патронов, бензина, гранат, дисков для автомата» . Другие участники группы также занималась сбором огнестрельного оружия, распространяли плакаты и листовки на немецком и румынском языках, а также рубили лед в Таганрогском заливе, чтобы помешать немецким патрулям нести службу. Все оружие, собранное молодежью, передавалось Василию Ильичу Афонову . Первоначально он был начальником штаба партизанского отряда Матвеево-Курганского района Ростовской области, а после его роспуска в декабре 1941 г. прибыл в Таганрог . С появлением В.И. Афонова таганрогская подпольная организация перешла к более решительным действиям. Он стал руководителем единой подпольной организации, а С. Морозов - комиссаром и его заместителем.

Для установления связи со штабом партизанского движения при Военном совете Южного фронта был совершен переход линии фронта по льду Таганрогского залива . Возглавил выполнение поставленной задачи М.Я. Талпа, а Е.Г. Талпа сшила маскировочные халаты для участников перехода. В своих воспоминаниях, записанных сразу после освобождения города, члены отряда писали: «25 декабря 1941 г. были направлены через линию фронта в г. Ростов-на-Дону для связи с Обкомом партии ВКП(б) и другими организациями следующие товарищи: Талпа М.Я., Давыдкин С.С. и Талпа А.М.» . Участникам перехода удалось установить связь с особым отделом 56-й армии и передать ему собранные сведения. По просьбе подпольщиков по парку было произведено три орудийных выстрела с советской стороны, чтобы дать знать их товарищам о благополучном выполнении задания . Участники перехода получили указания для дальнейшей работы и явочные имена: А.М. Талпа - Короленко, М.Я. Талпа - Минуков, С.С. Давыдкин - Логвинов. М.Я. Талпа и С.С. Давыдкин должны были постоянно оставаться в городе, а доставлять сведения поручалось А.М. Талпе . 24 января 1942 г. подпольщики предприняли очередную попытку перехода линии фронта через Таганрогский залив для передачи сведений. На обратном пути 8 февраля А.М. Талпа и четверо комсомольцев из г. Ростова-на-Дону были задержаны полицаями. Отстреливаясь, А.М. Талпа получил тяжелое ранение, впоследствии был выдан оккупантам одним из таганрожцев, во дворе которого пытался спрятаться. Вся семья М.Я. Талпы была схвачена, после допросов жену и дочь отпустили, а его расстреляли в ночь с 12 на 13 февраля 1942 г. в Пет-рушинской балке. А.М. Талпу, допросив, отправили в больницу, откуда другие участники группы планировали организовать его побег. Но сделать это они не успели, и 19 февраля 1942 г. Андрей Талпа был расстрелян .

Несмотря на первые потери среди участников сопротивления, подпольная работа в городе продолжилась. Она заключалась в распространении листовок, вербовке новых членов организации. Так, Е.Г. Талпа ходила в близлежащие села «будто что-то менять» и познакомилась там с рыбаком

Веселовского сельского совета Макаром Леонтьевичем Лахно, с помощью которого в дальнейшем переправлялись из оккупированного города спасенные военнопленные, а также подпольщики, попавшие в поле зрения карательных органов города . Еще один участник отряда М.Я. Талпы - П.Т. Тимофеев долгое время прятал мариупольских партизан А.П. и В.П. Красня-ниных. Впоследствии в своих показаниях он упомянул их как помощников в подпольной борьбе. Благодаря его разведывательной деятельности удалось установить имя предателя, работавшего на оккупантов в Порт-Катоне, которого после освобождения Тимофеев «самолично арестовал» .

Характерной чертой для подпольной организации Таганрога был стремительный рост числа ее участников. В исследованиях, посвященных этой проблеме, приводятся различные цифры. Например, в книге «Таганрог. Огненные годы» приведены следующие данные о численности участников организованного сопротивления: декабрь 1941 г. - 100 чел., январь 1942 г. -около 200 чел., май 1943 г. - 600 чел. . В книге В. Ратник и В. Волошина приводятся другие цифры. Первоначально, по данным авторов, в подполье состояло 13 чел., в декабре 1941 г. подпольщиков насчитывалось около 100 чел., а в мае 1943 г. - уже 565 чел . Численный и социальный состав организации стремительно менялся. К маю 1943 г. в подпольной организации состояли 236 рабочих, 156 служащих, 172 учащихся, 42 женщины-домохояйки . В заключительном отчете уголовного дела по расследованию деятельности подпольной организации, проведенному оккупационными властями, численность подпольщиков на конец 1942 г. определялась в 30 чел., а на момент раскрытия организации - 150 чел. .

Большое внимание подпольщики уделяли вопросам конспирации, особенно вследствие провала некоторых участников. В связи с тем, что организация действовала в рамках города, который был заполнен различными административными и карательными учреждениями оккупантов, ее структура была достаточно сложной. Она делилась на 17 боевых групп. Никто из рядовых членов не знал работников штаба в лицо, их фамилий (только клички), местонахождения секретных явок и складов оружия. Руководители местных боевых групп знали лишь одного члена штаба . Между группами имелись связные, которые доносили поручения от центра. Поэтому во время задержания группы С. Морозова оккупантам не удалось установить других участников городского подполья.

Деятельность организации осуществлялась по нескольким направлениям. Ее приоритетными задачами являлись физическое уничтожение оккупантов и предателей, нарушение городских коммуникаций. Кроме того, подпольные группы были созданы на заводах города. Они препятствовали работе предприятий, выводили из строя оставшееся оборудование, затягивали ремонт немецкой военной техники.

Для спасения жителей города от угона на принудительные работы в Германию подпольщики устроились работать на биржу труда, подделывали бланки и передавали их горожанам, доставали пропуска, разрешавшие беспрепятственно передвигаться по городу и окрестностям. Врачи и медсестры,

связанные с подпольем, помогали раненым и больным военнопленным, устраивали им побеги, находили жилье до того момента, пока не удавалось переправить их на советскую сторону.

Еще одним важным направлением было проведение разведки в оккупированном городе. Этим занималась группа С. Вайса, которая достигла больших успехов. Были установлены связи с партизанскими отрядами Не-клиновского и Азовского районов . Собирались разведывательные данные о немецких коммуникациях, складах с провизией и боеприпасами, которые затем уничтожались советской артиллерией и авиацией.

Подпольная организация города также вела пропагандистскую борьбу с немецко-фашистскими оккупантами. В противовес воззваниям, распоряжениям и объявлениям властей, а также публикациям в оккупационной газете «Новое слово», подпольщики принимали по собранному ими радиоприемнику сводки Совинформбюро, издавали бюллетень «Вести с любимой Родины». Составлением и редактированием сводок занимался Н. Морозов. В них рассказывалось о положении на фронтах, об освобождении советских городов и сел, а также о зверствах нацистов в других оккупированных частях страны. Это подтверждают показания Е.А. Емельяновой, работавшей в городской больнице № 5 в психиатрическом отделении. Рассказывая о вывозе на расстрел больных, лечившихся в ее отделении, она отметила следующее: «Из информации, полученной от таганрогской подпольной партизанской организации, мы знали о зверствах немецко-фашистских бандитов, об уничтожении ими всяческими способами советских людей» .

Активная деятельность подпольщиков не могла остаться незамеченной. Оккупационные власти прилагали большие усилия для борьбы с подпольщиками, издавали воззвания и объявления с просьбой к жителям города «помочь обезвредить этих подстрекателей». За предоставленную информацию о подпольщиках оккупанты обещали различные материальные блага: надел земли или денежное вознаграждение.

Несмотря на продолжительное и успешное противостояние немецким оккупационным властям, таганрогское подполье было выслежено, а большая часть самых активных его участников казнена. Одной из главных причин стало стремление руководителей к увеличению количества членов организации, вследствие чего в ее ряды проникли «неустойчивые элементы». Сами подпольщики отмечали, что «имеющиеся факты говорят о том, в нашей среде завелись болтуны-зазнайки. Они своей болтливостью, кроме вреда, ничего не делают» . Городской полиции удалось выследить сначала С. Морозова и его группу, участники которой были казнены в Петрушинской балке в феврале 1943 г. В мае 1943 г. были выслежены и казнены группа В.И. Афонова и члены его семьи, также принимавшие участие в работе организации. Провалу подпольного сопротивления способствовало то, что новые участники организации при вступлении в ее ряды тщательной проверке не подвергались, гарантом их преданности являлась собственноручно подписанная клятва. Во время задержания Л. Костикова, одного из первых и самых активных под-

польщиков, именно эти клятвы, хранителем которых он являлся, стали подтверждением его принадлежности к подполью.

С первых дней после освобождения города войсками Красной армии тема создания и масштабов деятельности подпольной организации Таганрога приобрела важное пропагандистское значение. В местной прессе Ростовской области постоянно появлялись материалы, рассказывающие о том, как во главе с В.И. Афоновым и Н. Морозовым подпольщики боролись с врагом. Упоминания же о М.Я. Талпе и членах его группы отсутствуют, хотя, согласно архивным документам, эти люди стояли у истоков организации борьбы с оккупантами. Этому факту можно найти следующее объяснение. К моменту освобождения города уцелело лишь небольшое количество участников сопротивления, которые, возможно, приняли участие в борьбе с врагом на заключительном этапе существования организации и не могли знать о деятельности М.Я. Талпы и его группы. Поэтому вплоть до настоящего времени изучение деятельности таганрогской подпольной организации не выходило за пределы сложившихся исследовательских традиций и корпуса источников. Введение в научный оборот материалов о деятельности отряда М.Я. Талпы позволит не только расширить сложившиеся представления о таганрогском подполье, но и внесет недостающую ясность в понимание движущих сил и этапов его формирования.

Литература:

1. Волошин В., Ратник В. Вчера была война. Таганрог в годы немецко-фашистской оккупации (октябрь 1941 - август 1943 гг.) Таганрог, 2008.

2. Волошин В., Ратник В. Указ. соч. С. 263.

3. Абрамов Л.А. Таганрог. Огненные годы. Таганрог, 1993. С. 23.

4. Гофман Г. Герои Таганрога. М., 1970. С. 47.

5. ЦДНИРО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 105. Л. 56.

6. Там же. Л. 29.

7. Там же. Л. 28об.

8. Там же. Л. 1.

9. Там же. Л. 56.

10. Волошин В., Ратник В. Указ. соч. С. 272.

11. Столбовская О.И. Судьбы партизан Матвеево-Курганского района // Коренной перелом в Великой Отечественной войне: к 70-летию освобождения Дона и Северного Кавказа: материалы международной научной конференции (г. Ростов-на-Дону, 6-7 июня 2013 г.). Ростов н/Д, 2013. С. 223229.

12. Шухмин Ю. Это было в Таганроге. URL: http://www.taglib.ru/img/2014/doc/kray/32.pdf (дата обращения: 27.05.2014).

13. ЦДНИРО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 105. Л. 28об.

14. Шухмин Ю. Указ. соч.

15. ЦДНИРО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 105. Л. 28 об.

16. Там же. Л. 29.

17. Там же. Л. 1.

18. Там же. Л. 9.

19. Абрамов Л.А. Указ. соч. С. 24.

20.Волошин В., Ратник В. Указ. соч. С. 335.

21. Маркусенко И.С. Дон в Великой Отечественной войне. Ростов н/Д, 1977. С. 65.

22. Таганрогский филиал Государственного архива Ростовской области. Ф. Р-600. Оп. 2. Д. 64. Л. 15.

24. Абрамов Л.А. Указ. соч. С. 25.

25.Государственный архив Ростовской области. Ф. Р-3613. Оп. 1. Д. 1.

26. Абрамов Л.А. Указ. соч. С. 24. Literature:

1. Voloshin V., Ratnik V. Vchera byila voyna. Taganrog v godyi nemetsko-fashistskoy okkupatsii (oktyabr 1941 - avgust 1943 gg.) Taganrog, 2008.

2. Voloshin V., Ratnik V. Ukaz. soch. Р. 263.

3. Abramov L.A. Taganrog. Ognennyie godyi. Taganrog, 1993. Р. 23.

4. Gofman G. Geroi Taganroga. M., 1970. Р. 47.

5. TsDNIRO. F. 3. Op. 1. D. 105. L. 56.

7. Ibid. L. 28об.

10. Voloshin V., Ratnik V. Ukaz. soch. Р. 272.

11. Stolbovskaya O.I. Sudbyi partizan Matveevo-Kurganskogo rayona // Ko-rennoy perelom v Velikoy Otechestvennoy voyne: k 70-letiyu osvobozhdeniya Dona i Severnogo Kavkaza: materialyi mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii (g. Ros-tov-na-Donu, 6-7 iyunya 2013 g.). Rostov n/D, 2013. Р. 223- 229.

12. Shuhmin Yu. Eto byilo v Taganroge. URL: http://www.taglib.ru/img/2014/doc/kray/32.pdf (data obrascheniya: 27.05.2014).

13. TsDNIRO. F. 3. Op. 1. D. 105. L. 28ob.

14. Shuhmin Yu. Ukaz. soch.

15. TsDNIRO. F. 3. Op. 1. D. 105. L. 28 ob.

16. Ibid. L. 29.

19. Abramov L.A. Ukaz. soch. Р. 24.

20. Voloshin V., Ratnik V. Ukaz. soch. Р. 335.

22. Taganrogskiy filial Gosudarstvennogo arhiva Rostovskoy oblasti. F. R-600. Op. 2. D. 64. L. 15.

23. Komsomolskaya pravda. 1944. 14 yanvarya (№ 12).

24. Abramov L.A. Ukaz. soch. Р. 25.

25. Gosudarstvennyiy arhiv Rostovskoy oblasti. F. R-3613. Op. 1. D. 1. L.

26. Abramov L.A. Ukaz. soch. Р. 24.

беларусь подполье минск коммунистический

Минское коммунистическое подполье в годы Великой Отечественной войны действовало в оккупированном немецко-фашистскими захватчиками Минске с июня 1941 по июль 1944. В 1941 г. в городе и его пригородах возникло более 50 подпольных групп. В том числе железнодорожников (руководители Ф. С. Кузнецов, И. И. Матусевич), рабочих завода им. Мясникова (руководитель К. И. Трус), студентов и преподавателей юридического института (М. Ф. Малокович, М. Б. Осипова, А. А. Соколова), группы коммунистов С. И. Зайца (Зайцева) и С. К. Омельянюка (Чернышевского), И. П. Казинца, А. Ф. Арндта, В. Ф. Матюшко, М. Екельчика и др. Вначале связи между группами не было. Подпольщики вели политическую работу среди населения, освобождали из плена воинов Красной Армии, налаживали связи с партизанами. На конспиративных квартирах принимали по радио сводки Совинформбюро, размножали и распространяли их среди населения.

Фашистская контрразведка и не предполагала о наличии целой системы мер, направленных на обеспечение конспирации в условиях жестокого оккупационного режима. Возникла эта система в ответ на коварство и зверства врага как мера самозащиты. И действовала она до дня освобождения Минска от фашистов.

Примечательно такое обстоятельство. В первое время оккупации минчане всячески уклонялись от работы на предприятиях и в фашистских учреждениях, чтобы не помогать врагу. Расчет был на то, что скоро наши вернутся, до их прихода надо как-то продержаться. Но когда стало ясно, что держаться придется не неделю и не две, а средства к существованию иссякали, тактика изменилась - надо идти на предприятия, в учреждения, но делать все, чтобы вредить врагу: устраивать диверсии, саботировать мероприятия фашистов, вести разведку в стане противника. Условия диктовали такую тактику.

Некоторых подпольщиков комитет направлял даже в полицию. Так, в штат полиции проник комсомолец С. А. Благоразумов, владевший немецким языком. Он добывал там и передавал комитету ценнейшие сведения о положения дел в стане врага.

Члены группы, которую возглавляли К. И. Трус и О. Ф. Щербацевич, организовывали побеги из лазарета и обеспечивали документами раненых командиров Красной Армии. 26 октября 1941г. фашисты повесили 12 подпольщиков, в том числе К. И. Трус, О. Ф. и В. Щербацевичей, Н. Ф. и П. Ф. Янушкевичей. Осенью 1941 г. подпольщики установили связь с партизанской группой «Дяди Васи» (Логойский район, командир В. Т. Воронянский), отрядами Н. П. Покровского, А. Д. Сергеева (Руденский район) и др. Они посылали партизанам пополнение, оружие, литературу, листовки, продовольствие, медикаменты. С ноября 1941 г. по апрель 1942 г. в отряд «Дяди Васи» из Минска переправлено более 130 рабочих, 9 командиров Красной Армии. В декабре 1941 г. в отряды А. Д. Сергеева и Н. П. Покровского на машине переправлено 19 человек, которые 31 декабря 1941г. объединились с партизанами в 208-й партизанский отряд.

Для активизации деятельности подпольных групп в конце ноября - начале декабря 1941 г. по инициативе И. П. Казинца на конспиративной квартире по ул. Луговой проведено совещание представителей нескольких групп. В основу утверждённой на совещании организационной структуры подпольной организации был положен принцип звеньев (десятки). Возглавили звенья секретари, которые через уполномоченных городского партийного комитета (ГПК) были связаны с городским партийным центром. В декабре 1941г. в ГПК вошли И. П. Казинец (секретарь комитета), К. Д. Григорьев, Г. М. Семёнов, позже С. И. Заяц, В. С. Жудро и др. К концу декабря 1941 г. в Минске создано 12 партийных звеньев, 6 комсомольских групп, в том числе на электростанции, радиозаводе, на фабриках им. Крупской, обувной, войлочной, табачной и др. Городской партийный комитет работал в тесной связи с партией, организацией Минского железнодорожного узла, группами на Комаровке и в гетто, с группой бывших советских военнослужащих. Подпольщики М. П. Воронов, С. А. Гордей, Н. И. Иванов, И. П. Казинец, М. С. Полонейчик, Е. Н. Ревинская, Г. В. Суслова и др. организовали подпольную типографию (ул. Островского), в которой издан 1-й номер листка «Вестник Родины» (18.1.1942), напечатано «Обращение к гражданам временно оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории», печатались листовки (тираж отдельных изданий около 3 тыс. экз.). Под руководством ГПК работал Дзержинский антифашистский комитет, создавался Ратомский партизанский отряд и т. д. Подпольная группа А. А. Маркевича наладила выпуск на шапирографе листовок и газ. «Патриот Родины» (в январе-августе 1942 г. вышло 8 номеров). Члены этой группы 20 раз нарушали телефонно-телеграфную связь, совершали диверсии на железнодорожном узле, саботировали мероприятия оккупантов, уничтожали на улицах города гитлеровцев. Зимой 1941-42 гг. подпольщики: А. Д. Балашов, И. В. Гомельский, Е. К. Горица, Ф. К. Живалёв, И. И. Иващенок, А. И. Корсеко, И. И. Матусевич, А. А. Островский, К. А. Павлечко, Н. Ф. Шнляревский и др. систематически проводили диверсии на железной дороге, затягивали и некачественно производили ремонт паровозов. В декабре 1941 М. Ю. Буримский и Ф. К. Живалев вывели из строя две водокачки и заморозили водонапорную сеть. В результате Минский железнодорожный узел остался без воды, было заморожено 50 паровозов. Подпольщик Ю. Ю. Крыживец направил паровоз о котлован и повредил поворотный круг.

В декабре 1941 года подпольный горком партии стал готовить вооруженное восстание против оккупантов. О размахе этой работы можно судить по документу гитлеровской комендатуры Белоруссии от 5 января 1942 года: «В конце декабря в Минске удалось арестовать руководство абсолютно готового к выступлению восстания. Среди них штурмовая группа в составе 300 человек. В настоящее время аресты продолжаются, и надо полагать, что предстоят еще большие аресты... Найдено большое количество оружия, умело спрятанного в подземных отопительных каналах.

Восстание было назначено на 4 января 42 года, на 4 часа утра. Существует мнение, насколько можно судить, что восстание удалось бы на сто процентов. В районе восточнее Минска стояла наготове партизанская бригада для нападения на казармы танковых войск».

В результате провокации были казнены сотни советских патриотов. В марте-мае 1942 года - опять аресты. 9 мая на улицах Минска гитлеровцы повесили 28 человек. Среди них И. Казинец, А. Никифоров, Н. Толкачев.

Там, где действовали подпольщики, выпускались печатные издания, совершались диверсии, там неизбежно оставались следы, по которым гитлеровские контрразведчики пускали своих ищеек - провокаторов и шпионов. Именно так случилось и в январе 1942 г. Одним из таких агентов оказался бывший шифровальщик воинской части Борис Рудзянко. Во время отступления он был ранен, попал в окружение, отправлен в госпиталь для пленных. Оттуда его и еще несколько человек вызволила и долечивала на своей квартире медицинская сестра Ольга Федоровна Щербацевич. Подлечившись, воины отправлялись в лес, вступали в ряды партизан. Рудзянко, задержанный фашистским патрулем на улице, выдал оккупантам семью Щербацевичей, спасшую его от верной гибели. Потом его внедрили в лагерь военнопленных, и он помог фашистам раскрыть готовившееся там восстание.

Рудзянко и некоторым другим агентам абвер и СД поручили раскрыть руководство подполья. Наиболее уязвимым местом в подполье оказался Военный совет партизанского движения, который не соблюдал правила конспирации. Штаб его охранялся вооруженными людьми, приказы, распоряжения размножались на машинке. Руководители совета порой открыто собирались в штабе большими группами. Велись списки членов организации. Предупреждениями руководителей подполья о необходимости соблюдать конспирацию руководители Военного совета пренебрегали.

Этим и воспользовались агенты врага. Они выкрали у машинистки штаба списки подпольщиков, связанных с Военным советом партизанского движения. В марте 1942 г. начались массовые аресты. В руки врага попали и руководители городской партийной организации: секретарь горкома Исай Казинец, члены горкома Степан Заяц, Георгий Семенов.

Гитлеровцы хватали не только участников подполья, но и их семьи, чтобы под корень истребить тех, кто пытался сопротивляться оккупантам. Как свидетельствуют донесения СД из Минска в Берлин, фашистской контрразведкой было арестовано в марте-мае 1942 г. 404 человека. «9 мая 1942 г., - говорится в донесении № 5, - в Минске были публично казнены через повешение 28 человек, принадлежавших к организации партизан Белоруссии. В этот же день был расстрелян 251 человек... В Минске была проведена кампания против группы на железной дороге. Было арестовано 126 человек». .

1.Партизанская и подпольная борьба на оккупированной территории.

Борьба населения Беларуси против захватчиков на­чалась сразу же после оккупации. Она выливалась не только в невыполнение установленных оккупантами порядков, но и в вооруженном сопротивлении. Пар­тизанские отряды и группы создавались как из мест­ного населения, так и из военнослужащих-окруженцев. Одним из первых начал борьбу Пинский отряд под командованием В. Коржа, в котором было около 60 человек. Всего в 1941 г. самостоятельно возникло 60 партизанских отрядов и групп. В то же время в июле-сентябре партийно-советскими органами было сформировано 430 партизанских отрядов и групп, в которые входило 8300 человек. Многие из этих отря­дов стали организационным ядром для крупных бое­способных формирований. В трудных условиях зимы 1941/42 г. продолжали действовать 200 партизанских отрядов и групп.

Разгром немцев под Москвой не только вселил оп­тимизм в тех патриотов, которые уже вели борьбу, но и содействовал росту рядов народных мстителей. Весной-летом 1942 г. партизанское движение в Бе­ларуси получило дальнейшее развитие. В результате боевых действий партизан от оккупантов освобожда­лись значительные территории, на которых создава­лись свободные партизанские зоны. В Октябрьском районе такую зону контролировал гарнизон Ф. Пав­ловского в составе 13 отрядов (более 1300 человек). Центром партизанского движения в Могилевской об­ласти стал Кличевский район. 20 марта 1942 г. пар­тизаны после напряженного боя взяли районный центр Кличев. С апреля 1942 г. в Кличевской зоне действовал отряд В. Ничипоровича, бывшего командира 208-й стрелковой дивизии. По его инициативе было прове­дено совещание командиров отрядов, создан опера­тивный центр по руководству объединенными силами. В сентябре 1942 г. в подчинении оперативного центра было 17 отрядов, объединявших три тысячи человек.

В январе 1943 г. численность белорусских партизан превысила 56 тыс. человек. 220 отрядов были объеди­нены в 56 бригад, 292 отряда действовали самостоя­тельно. Партизанский резерв в это время составлял более 150 тыс. человек.

С сентября 1942 г. стал действовать Белорусский штаб партизанского движения. Это сыграло положи­тельную роль в улучшении руководства, обеспечении его необходимым вооружением, снаряжением и т. п. Только созданная ЦК КП(б)Б Северо-Западная группа по оперативному руководству партизанским движени­ем переправила в Беларусь 4250 винтовок, 630 авто­матов, свыше 400 пулеметов, 138 противотанковых ру­жей, 280 минометов, 18 тыс. гранат и др. Из-за линии фронта в Беларусь направлялись специально подготовленные группы, которые комплектовались преиму­щественно из белорусов. В течение 1943 г. из совет­ского тыла прибыло 13 партизанских отрядов и 111 организаторских и диверсионных групп общей чис­ленностью почти 2 тыс. человек. Среди них преобла­дали подрывники и инструкторы подрывного дела. В 1943 г. партизанам Беларуси с Большой земли было доставлено 20,5 тыс. винтовок, более 11 тыс. автома­тов, 973 ПТР, 1235 пулеметов и минометов, около 100 тыс. диверсионных мин, почти 400 тонн взрыв­чатки и другого вооружения.

Продолжались концентрация партизанских сил, создание зон, контролировавшихся крупными парти­занскими соединениями. Любанско-Октябрьское сое­динение, возникшее в апреле 1942 г., контролировало междуречье Птичи и Случи. Наиболее значительными были Барановичское, Белостокское, Брестское, Вилей-ское, Гомельское, Могилевское, Полесское, Пинское областные соединения.

Налаживалось взаимодействие партизан с Красной Армией. Летом 1942 г., когда шли тяжелые оборони­тельные бои в районе Сталинграда, Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) обратился к партизанам Беларуси с призывом срывать переброску резерва врага, уничтожать воинские эшелоны. Пар­тизаны ответили на этот призыв крупными боевыми и диверсионными операциями. Подрывались мосты, уничтожались железнодорожное полотно и линии свя­зи. Бригада С. Короткина, например, 29 августа 1942 г. за ночь при помощи 250 местных жителей разобрала несколько километров пути. В результате железнодо­рожная линия Полоцк-Витебск не действовала 6 суток.

Немецкое командование вынуждено было выделять значительные силы на борьбу с партизанами. В мае- ноябре 1942 г. фашисты провели 40, а в 1943 г. более 60 крупных карательных операций против партизан и населения с применением самолетов и танков. Всего за годы оккупации немцы и их пособники провели 140 таких операций. Они отличались исключительной жестокостью: гибли тысячи людей, горели белорусские города, поселки и деревни. Трагическую судьбу Ха­тыни, все жители которой были заживо сожжены ка­рателями, разделило 627 населенных пунктов Беларуси. Если бы не широкое всенародное сопротивление партизан и подпольщиков, последствия злодеяний фа­шистских захватчиков были бы еще более ужасными. Партизаны сдерживали отряды карателей, давая воз­можность населению уйти в леса, а то и не допускали врага в определенные регионы. В 1943 г. под контро­лем партизан находилось 60% территории Беларуси.

После успешного завершения Сталинградской бит­вы, победы на Курской дуге численность партизан ста­ла быстро увеличиваться. Всего в течение 1943 г. ко­личество народных мстителей возросло с 56 до 153 тыс. человек, т. е. в 2,7 раза. С целью распространения пар­тизанского движения и на западные области Беларуси сюда к зиме 1943/44 г. боевыми рейдами прошли 12 бригад и 14 отдельных отрядов общей численностью около 7 тыс. человек. В результате число партизан в западных областях возросло до 37 тыс.

Подпольное движение.

Существенной составной частью всенародного со­противления оккупантам явилось антифашистское подполье. В подпольной деятельности участвовало бо­лее 70 тыс. белорусских патриотов. Становлению и развитию подполья способствовал тот факт, что на­кануне оккупации партийно-советские органы подго­товили и оставили законспирированными группы ор­ганизаторов подпольной работы, определили явки, виды их связи и т. д. В 89 районах были оставлены подпольные партийные органы в виде райкомов, групп, троек, как правило, во главе с партработника­ми. Всего для нелегальной работы в тылу врага оста­лось 8500 коммунистов, 73 руководящих комсомоль­ских работника. Почти все они сразу же приступили к политической и диверсионно-боевой деятельности. Это выражалось в саботаже мероприятий оккупаци­онных властей, антифашистской пропаганде, распро­странении листовок, во взрывах складов, коммуника­ционных и производственных объектов.

Уже в последние дни июня 1941 г. в Минске были созданы первые подпольные организации, которые за­тем объединил Минский подпольный городской комитет КП(б)Б. Антифашистское подполье объединило свыше 9 тыс. жителей столицы тридцати националь­ностей, а также представителей девяти европейских стран. За годы оккупации подпольщики вывели из го­рода в партизанские отряды более 10 тыс. семей мин­чан, в том числе около тысячи семей смертников из минского гетто.

Диверсия на Минском железнодорожном узле в де­кабре 1941 г., во время боев под Москвой, снизила его пропускную способность почти в 20 раз. В Гомеле подпольщики взорвали ресторан с находившимися там немецкими офицерами. В Оршанском железнодорож­ном депо активно действовала группа К. Заслонова. Ею было выведено из строя разными способами не­сколько десятков паровозов и неоднократно парали­зовывалась работа станции.

Большое внимание уделялось морально-политичес­кой работе среди населения. В январе 1942 г. в Минске было налажено издание периодического листка «Вест­ник Родины», газеты «Патриот Родины», листовок. К концу года в Беларуси издавалось около 20 подполь­ных газет. В мае 1942 г. было налажено издание газеты «Звязда». Массовым тиражом в Беларусь доставлялись газеты «Савецкая Беларусь», агитплакат «Раздав1м фа-шысцкую гадзшу!», фронтовая газета «За Савецкую Беларусь». 1 января 1942 г. начала работать радио­станция «Советская Белоруссия». 18 января 1942 г. в Москве был проведен антифашистский митинг бело­русского народа, который транслировался по радио. На митинге выступили писатели М. Танк, К. Чорный, секретарь ЦК комсомола С. Притыцкий и др.

В марте-апреле 1942 г. в Минске немцы аресто­вали более 400 подпольщиков, а том числе и несколько членов подпольного горкома партии. 7 мая 1942 г. был нанесен новый удар по подполью, в результате чего погибли сотни патриотов, в том числе секретари под­польного горкома и райкомов КП(б)Б. В борьбе с за­хватчиками гибли целые семьи подпольщиков. Погиб­ли, например, семьи Щербацевичей, Герасименков, Сосиных, Цветковых, Янушкевичей, Клумовых, Кор-женевских и др.

Но сопротивление продолжалось. 21 октября 1942 г. более чем в 300 местах г. Минска были расклеены листовки с призывом бить оккупантов. Вскоре были сфор­мированы новый подпольный горком КП(б)Б и его филиалы. Всего в рядах минского подполья боролись свыше 9 тыс. человек, в том числе более тысячи ком­мунистов и двух тысяч комсомольцев. За время окку­пации ими было проведено более 1500 диверсий.

В Витебске в 1941-1942 гг. действовало 56 под­польных групп. Более 400 человек насчитывали под­польные организации Гомеля. Их деятельностью ру­ководил оперативный центр. В Могилеве более 40 под­польных групп объединились в «Комитет содействия Красной Армии». С весны 1942 г. на железнодорожной станции Оболь Витебской области действовала под­польная комсомольская организация «Юные мстите­ли» в составе 40 человек. Молодые патриоты совер­шили 21 диверсию. Активным было подпольное дви­жение в Борисове, Орше, Жлобине, Мозыре, Калин-ковичах и других населенных пунктах. 30 июля 1943 г. подпольщики Осиповичей совершили одну из самых крупных диверсий второй мировой войны - уничто­жили 4 эшелона с военной техникой, боеприпасами, горючим. Один из этих эшелонов был загружен тан­ками «Тигр».

Антифашистские организации действовали и в за­падных областях Беларуси. В мае 1942 г. на базе ан­тифашистских групп Василишковского, Щучинского, Радунского, Скидельского районов был создан «Ок­ружной белорусский антифашистский комитет Барановичской области». Он объединял 260 подпольщиков. В Брестской области в это время был создан «Комитет борьбы с немецкими оккупантами».

Политика захватчиков на оккупированной территории изменилась

Встретившись с сопротивлением и всенародным неприятием оккупационного режима, фашистские за­хватчики попытались склонить население на свою сто­рону, создать антибольшевистское движение, убедить людей в том, что будто бы война ведется в полити­ческих, идеологических целях. С февраля 1943 г. в фашистских средствах массовой информации стали мень­ше говорить о необходимости колонизации, а больше о перспективах расцвета восточных территорий под немецким руководством, о хорошо обеспеченном бу­дущем всего населения.

Менялась и экономическая политика оккупантов. Сначала в целях более эффективного грабежа и экс­плуатации населения оккупационные власти сохраня­ли колхозно-совхозную систему, затем была возобнов­лена частная собственность на землю. Но фашисты не спешили с передачей земли крестьянам, заявляя, что она будет осуществляться как поощрение «после определения заслуг перед властями». В феврале 1943 г. был издан приказ о возвращении национализирован­ного советской властью имущества бывшим владель­цам. Разрешалось частное владение мастерскими, ма­газинами и т. п.

Одновременно фашисты прибегли к формирова­нию национальных административных образований, опираясь на определенные круги эмиграции и местно­го населения которые в силу разных причин стано­вились на путь сотрудничества с ними. В Беларуси эти силы не были однородными. На коллаборацио­нистский путь стали те, кто всегда составлял оппози­цию советской власти и делал ставку на Германию (в том числе и после прихода в ней к власти фашистов) в деле, как они считали, возрождения Беларуси. На правом фланге этих сил находилась Белорусская на­ционал-социалистическая партия (белорусские фашис­ты) во главе с Ф. Акинчицем, созданная еще в начале 30-х гг. После захвата немцами Польши к сотрудни­честву с фашистами стали склоняться И. Ермаченко, В. Захарко, В. Годлевский, Я. Станкевич и др. Эта группа имела периодические издания, вела агитацию за создание самостоятельной Беларуси под эгидой гит­леровской Германии. Сознательно пошла на службу к оккупантам часть белорусской эмиграции во главе с Р. Островским, а также иные лица, считавшие себя обиженными советской властью. В их числе оказались и те, кто в силу тех или иных обстоятельств оказался связанным с названными группами и вынужден был служить немцам, не видя другого выхода.

В октябре 1941 г. была создана «Белорусская на­циональная самопомощь». Главной целью ее провоз­глашалась помощь «белорусам, потерпевшим от во­енных действий, большевистского и польского пре­следования...отстроить разрушенный чужаками бело­русский край...». В округах, районах и волостях соз­давались ее отделы. Руководство этой организации стремилось превратить ее в орган белорусского госу­дарственного управления, создать вооруженные отря­ды для борьбы с партизанами и Красной Армией, ор­ганизовать при оккупационных органах белорусские отделы и т. п. Однако немцы всесторонне контроли­ровали деятельность БНС, не позволяли ей практи­чески никаких самостоятельных действий.

В июне 1942 г. рейхскомиссар генерального округа Беларуси В. Кубе разрешил создать при главной раде БНС ведомственные отделы, в том числе политичес­кий, административный, военный, школьный, охраны здоровья и др. Кроме этого, были созданы профсоюзы, белорусский судебный аппарат. Особое значение как вооруженной силе при БНС придавалось корпусу Бе­лорусской самоохраны. В каждом районе планирова­лось создать от роты до батальона этих сил, которые должны были составить три дивизии. Организовыва­лись курсы по переподготовке офицеров-белорусов.

Однако осенью 1942 г. немцы потеряли интерес к этой затее и решили вместо самоохраны создавать бело­русские полицейские батальоны.

В июне 1943 г. оккупационные власти разрешили коллаборационистам создать антисоветскую моло­дежную организацию «Союз белорусской молодежи». Вступить в него мог белорус в возрасте от 10 до 20 лет, предоставивший письменные доказательства «чис­тоты» своего происхождения и желания служить фа­шизму. В союз было зачислено несколько тысяч юно­шей и девушек, из которых готовили будущих фун­кционеров националистического движения.

Однако все эти усилия оккупационных властей су­щественно не повлияли на позицию белорусского на­рода, отрицательно относившегося ко всем меропри­ятиям оккупантов и их помощников. Белорусы видели и чувствовали на себе всю жестокость оккупационного режима, его антинародный, антибелорусский харак­тер. Красноречивей красивых обещаний была та сис­тема массового уничтожения людей в тюрьмах и кон­центрационных лагерях, которая 6ыла создана захват­чиками на территории Беларуси.

Наступал новый, 1942-й, год… Расквартированные в селе Бессергеновка солдаты и офицеры немецкого гарнизона, а также помогавшие им предатели из числа местных жителей, служившие во вспомогательной полиции, готовились к празднику. Благо продуктами гитлеровские части обделены не были, да и самогона в селе хватало. Никто из гитлеровцев и полицаев и не догадывался, что в эти предновогодние часы их существование на белом свете, принесшее столько горя мирным советским людям, подходит к концу… Бесстрашными подпольщиками, ворвавшимися в Бессергеновку, гитлеровские солдаты и полицаи были перебиты. Герои сопротивления захватили автоматы, пистолеты, а в качестве бонуса - продукты с неплохого новогоднего стола оккупантов.

Таганрог был оккупирован надолго

Налет на Бессергеновку был только одним из эпизодов отчаянной, героической борьбы таганрогских подпольщиков против гитлеровских оккупантов и их пособников. Город Таганрог, расположенный в Ростовской области, на берегу одноименного залива Азовского моря, как порт и относительно крупный населенный пункт имел стратегическое значение. На протяжении лета 1941 года, когда Красная Армия терпела поражения от превосходящих в военно-техническом отношении сил противника и отступала на восток, из Таганрога, как и из других советских городов, отправлялись на фронт эшелоны с тысячами мобилизованных мужчин, с добровольцами, имевшими «бронь», но не сомневавшимися в том, надо ли ехать на запад, на защиту своей Родины. Однако в целом город продолжал, даже под бомбежками, жить своей жизнью. Работали предприятия, дети ходили в школы, врачи и учителя, рабочие и инженеры исправно выполняли свои обязанности.

Немецкие солдаты на улице оккупированного Таганрога. 1942 г.

В сентябре 1941 г. в Таганроге было объявлено осадное положение. Гитлеровцы, рвавшиеся на Кавказ, подходили все ближе к этому красивому южному городу. После того, как оккупанты вступили в Вареновку - большое село в окрестностях Таганрога, был отрезан путь для эвакуации людей и материальных ценностей в соседний Ростов-на-Дону. 17 октября 1941 г., после жестокого боя, длившегося четыре часа, части вермахта прорвали оборонительные позиции, которые держал истребительный полк Красной Армии, и ворвались в город. Центр Таганрога, с его уютными небольшими зданиями и зелеными улицами, оказался в руках оккупантов. Прорвавшись к заливу, гитлеровцы открыли артиллерийский огонь по дивизиону катеров, который прикрывал отход крупных кораблей из таганрогского порта. Погибли сотни советских моряков. Началась гитлеровская оккупация Таганрога. Помимо немецких частей, в Таганроге были расквартированы подразделения румынской армии, выступавшей в союзе с гитлеровцами, а также части русской вспомогательной полиции, набранные из предателей Родины и всевозможного уголовного и маргинального отребья.

Как и в других советских городах и селах, попавших под власть гитлеровцев, в Таганроге начались зверства оккупантов против мирного населения. Первым делом гитлеровские палачи взялись за решение «еврейского и цыганского вопроса». Если в Ростове-на-Дону в октябре 1941 г. гитлеровцы смогли продержаться всего неделю, в связи с чем не успели организовать полномасштабное уничтожение мирного населения и совершили массовые убийства советских граждан лишь в 1942 году, во время повторной оккупации города, то в Таганроге оккупанты укрепились основательно и уже осенью 1941 г. приступили к уничтожению мирного населения.

30 октября 1941 г. со сборных пунктов на Владимирской площади (ныне - площадь Мира) гитлеровцы погнали в балку у села Петрушино, что в окрестностях Таганрога, более двух тысяч евреев. В свою очередь, из сельской местности в ту же балку пригнали колонну в несколько сотен цыган. В балке было организовано массовое уничтожение мирных жителей, после чего она получила название «Балка смерти». Непосредственная организация уничтожения мирных жителей Таганрога и окрестностей была возложена на зондеркоманду СС 10-а, которой руководил оберштурмбанфюрер СС Курт Кристман. В 1942 году именно эта зондеркоманда будет уничтожать тысячи советских граждан в Ростове-на-Дону - в Змиевской балке. Неподалеку от Таганрога бойцами вспомогательной полиции, прикомандированными к зондеркоманде, был расстрелян из пулеметов цыганский колхоз. Женщины, дети, старики - все погибли, а гитлеровцы после совершенного смертоубийства сожгли дома и хозпостройки колхоза.

В отличие от соседнего Ростова-на-Дону, который немцы брали дважды и дважды Красная Армия освобождала город, Таганрог прожил под властью оккупантов почти два года. Все это долгое время в городе не прекращалась деятельность отважных подпольщиков, пытавшихся нанести хоть какой-то урон гитлеровским захватчикам. Подпольщики проводили диверсии против немецких войсковых частей и местной полиции, разрушали транспортную инфраструктуру, взрывали склады с немецким вооружением и боеприпасами. Так, 19 ноября 1941 г. в центре Таганрога прозвучал сокрушительный взрыв. Это подпольщики отметили очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, подорвав трехэтажный дом, в котором размещалась оккупационная комендатура. Погибло 147 гитлеровцев - военнослужащих, жандармов, военных и гражданских администраторов. В ответ гитлеровские оккупационные власти распространили обращение коменданта Таганрога, в котором он угрожал всевозможными репрессиями мирному населению города.

Таганрогское подполье создавали, как и в других городах, захваченных немцами, коммунисты и комсомольцы. Через два месяца после захвата города гитлеровскими войсками, в Таганроге действовала мощная подпольная организация с централизованным руководством. Во главе организации стоял Василий Ильич Афонов (1910-1943), бывший до войны секретарем Матвеево-Курганского районного исполкома советов. В Матвеево-Курганском районе Афонов пытался создать собственный партизанский отряд, но для его развертывания у него не было никаких организационных и материальных ресурсов, поэтому секретарю райисполкома не оставалось иного выхода, как прибыть в Таганрог, где было проще создать подпольную организацию, действующую в городских условиях. Комиссаром подполья был Семен (Николай) Морозов, до войны занимавший должность секретаря Таганрогского городского комитета комсомола.

Товарищ Морозов - железный стержень подполья

Семен Григорьевич Морозов, настоящая «душа» таганрогского подполья, родился 12 сентября 1914 года в Таганроге. Коренной таганрожец, он был сыном железнодорожника, но после окончания семилетки выбрал для себя путь педагогической деятельности. Он работал на станции юных натуралистов при школе № 2, был старшим пионервожатым в школе № 16. В 1938 г. Морозов окончил Высшую коммунистическую сельскохозяйственную школу в Ростове-на-Дону и некоторое время проработал заведующим отделом агитации и пропаганды райкома ВЛКСМ в Верхнедонском районе Ростовской области. Параллельно секретарь комсомола преподавал в местной школе курс географии. В 1939 г. Морозов вернулся в Таганрог, где работал во Дворце пионеров и школьников заместителем директора. Параллельно Морозов учился в Таганрогском учительском институте, возглавил отдел агитации и пропаганды горкома ВЛКСМ.

Двадцатисемилетнему Морозову было проще находить общий язык с молодыми таганрожцами, среди которых он пользовался авторитетом. После начала Великой Отечественной войны Семен Морозов, получивший известность под своим псевдонимом «Николай», был избран первым секретарем Таганрогского городского комитета ВЛКСМ. Он остался в городе, перейдя на нелегальное положение, и поселился в землянке на окраине Таганрога. Примечательно, что обком партии сначала не хотел ставить Морозова во главе подполья. Нет, Семену Григорьевичу доверяли и даже очень доверяли, но он был публичным, хорошо известным в Таганроге человеком. С юных лет он участвовал в общественной деятельности, был пионервожатым, комсомольским организатором, секретарем комсомола. Морозова знала в лицо практически вся таганрогская молодежь и большое количество старших таганрожцев. Поэтому оставить Морозова руководить подпольем значило фактически подставить человека, чье лицо знал весь город. Но, в конце концов, именно Морозов стал комиссаром таганрогского подполья - возможно потому, что более подходящей кандидатуры просто не нашли. А Морозов подкупал своей идейностью, моральными качествами, бесстрашием. И, что не менее важно, - Морозов обладал разветвленными связями в молодежной среде, прекрасно знал городских комсомольских активистов, знал, кто из них что собой представляет и мог легко создать разветвленную сеть антифашистского сопротивления в городе.

В организацию Морозов набирал своих недавних воспитанников - за несколько лет до войны он работал пионервожатым. Теперь пионеры, помнившие его как вожатого, подросли и стали юношами и девушками 17-18-летнего возраста. В конце 1941 г. Морозову удалось сколотить организацию таганрогских подпольщиков, клятву которой приняло более двухсот юных жителей города. В клятве говорилось: «Я, вступая в ряды борцов Советской власти против немецких захватчиков, клянусь, что буду смел и бесстрашен в выполнении доверенных мне заданий; буду бдителен и не болтлив; беспрекословно буду выполнять даваемые мне поручения и приказы. Если я нарушу эту клятву, пусть мне будет всеобщее презрение и смерть». Среди подпольщиков выделялись самые бесстрашные активисты - Юрий Пазон, Анатолий Назаренко, Лева Костиков, Николай Кузнецов, Петр Турубаров и его сестры Рая и Валя, Алла Варфоломеева, Рая Капля, Валя Хлопова, Нонна Трофимова, Анастасия Возыка, Нина Жданова, Женя Шаров.

Научный сотрудник Таганрогского военно-исторического музея Валентина Ивановна Ратник в интервью работникам прессы подчеркивала, что «база, ячейки, все это понятия сегодняшнего дня. Тогда ничего этого не было. Тогда Морозов просто встретил двух-трех ребят, которых хорошо знал по своей комсомольской и пионерской работе. Это не были первые встречные с улицы… Морозов хорошо знал Костикова. Он хорошо знал Турубаровых. Это были ребята, которые составляли ядро городского комсомола, лидеры городской молодежи. Это потом в комсомол вступали целыми классами. А тогда вступить в комсомол было великое дело, честь, поэтому удостаивались такой чести лучшие, те, кто был, как говорят, неформальным лидером еще до войны…в своих школах, в своих классах, в какой-то военно-патриотической работе. И, конечно, Морозов хорошо их знал» (Цит. по: Лабутина Ж. Будет ли Родина помнить о них? - Интервью с научным сотрудником Таганрогского историко-литературного музея Валентиной Ивановной Ратник // http://fire-of-war.ru/podpolie/p0753.htm).

Подпольщики начинали безоружными

Поражает, что в начале своего боевого пути таганрогское подполье не имело никакого необходимого оснащения. Ни , ни радиостанций, ни фонарей, ни даже часов наручных у подпольщиков не было. Радиоприемник собрали сами. Первым боевым оружием организации стал парабеллум, который Морозов лично стащил из грузового автомобиля гитлеровцев, воспользовавшись моментом, пока солдаты отвлеклись. Взрослый состав организации был представлен, преимущественно, учителями, а молодежный - старшеклассниками. Организация Морозова объединяла 27 групп, действовавших автономно, но в постоянном контакте со штабом таганрогского подполья. Общая численность подпольной организации достигала 500-600 человек. Одной из групп руководил учитель физики В.И. Шаролапов. Связной подпольного штаба была Луиза Иост, которой было всего лишь 13 лет.

Собрания группы проходили в доме рыбаков Турубаровых. Эта замечательная семья советских патриотов жила в доме на переулке Исполкомовском, 107. Старшим был Петр Кузьмич Турубаров (1918-1943). Он работал на заводе им. Димитрова слесарем, когда пришло время - пошел в армию, в пограничные войска НКВД СССР. Во время нападения немцев на советскую границу был контужен и попал в плен. Пытаясь бежать из плена, Петр был схвачен гитлеровцами. Но вторая попытка побега все же оказалась удачной - отважному пограничнику удалось добраться до Таганрога, который уже находился под властью немецких оккупантов. В родном городе Петр Турубаров сразу включился в борьбу подпольной организации. Он возглавил группу, перед которой стояли задачи по сбору оружия и подготовке бутылок с зажигательной смесью. Не менее героическим было поведение родной сестры Петра - Валентины Кузьминичны Турубаровой (1919-1943). Как и брат, до войны она работала на заводе им. Димитрова - техником-конструктором. В подпольную организацию вступила и самая младшая девушка из семьи Турубаровых - шестнадцатилетняя Раиса Кузьминична Турубарова (1926-1943). До войны она училась в школе № 29, как и миллионы других советских юношей и девушек - ее ровесников, состояла в ВЛКСМ. В подпольной организации Рая Турубарова выполняла множество ответственных заданий.

Активисты созданной Морозовым подпольной организации работали по всем возможным направлениям деятельности. Важнейшим направлением была диверсионная деятельность против военных и гражданских объектов противника. Во время оккупации Таганрога подпольщики - «морозовцы» 68 раз выводили из строя военно-полевую и штабную связь вермахта. Был совершен целый ряд поджогов и взрывов на немецких объектах. Так, в декабре 1941 г. на заводе «Гидропресс» подпольщики сожгли гараж с сорока автомобилями и мотоциклами оккупантов. Были подожжены портовые склады, взорвана комендатура. В июне 1942 г. подпольщики организовали крушение железнодорожного состава, перевозившего войсковое подразделение гитлеровцев. Погибло несколько десятков солдат и офицеров оккупационных войск. Дважды были подорваны составы с боеприпасами на станции «Таганрог». В декабре 1942 г. подпольщиками был перебит нацистский гарнизон в деревне Маяковка. Во время налета было захвачено четыре пулемета и освобождена большая группа советских военнопленных. Про нападение на Бессергеновку в новогоднюю ночь 1942 г. мы уже рассказали выше.

Подпольщик К. Афонов вывел из строя станок, с помощью которого осуществлялся ремонт подбитых и вышедших из строя вражеских танков. На другом заводе подпольщики облили моторы десятков автомобилей азотной кислотой, выведя автотехнику из строя. Свои люди у подпольщиков работали в железнодорожном депо. Но однажды гитлеровский офицер, контролировавший работу депо, заподозрил, что молодые ребята - рабочие насыпают песок в буксы. Нацист попытался задержать подпольщиков, но парни раскроили ему череп кувалдой, а труп сожгли в топке паровоза. Также подпольщики выступали в роли авианаводчиков - с помощью фонарей они подавали сигналы советским самолетам и наша авиация трижды уничтожала вражеские склады боеприпасов меткими ударами с воздуха.

Помимо диверсий против объектов инфраструктуры и воинских частей противника, важным направлением деятельности была агитация и пропаганда среди населения города и военнопленных. Ведь сохранить в людях веру в победу советского оружия, в то, что приход гитлеровцев в город временный и в скором будущем советская армия выбьет фашистов из Таганрога и восстановит советскую власть, представлялось не менее важной задачей, чем прямое вооруженное противостояние оккупантам. Практически с самого начала оккупации Таганрога штаб подпольной организации приступил к выпуску и распространению листовок. Позже появилась подпольная газета «Вести с любимой Родины». Поскольку подпольщики располагали самодельным радиоприемником, они имели возможность получать сводки Совинформбюро и затем, распечатав их, распространять среди жителей Таганрога. 4 марта 1942 г. письмо таганрогских подпольщиков было напечатано в газете «Молот». Оно называлось «Мы не сложим оружия! (Письмо из вражеского тыла от молодежи города Таганрога)». В воззвании говорилось: «Дорогие отцы и братья, находящиеся в рядах Красной Армии! Шлем вам горячий боевой привет и вести о том, что мы не сложим оружия, и никакие зверства фашистов не сломят нашей воли к борьбе, к победе над ненавистными насильниками». Разоблачая фашистскую ложь о падении советской столицы, подпольщики писали: «Москва невредима. Кремлевские звезды по-прежнему горят, бросая свой огненный свет во все уголки нашей широкой и необъятной Родины».

Занимались подпольщики и менее видной, но не менее важной для организации антифашистского сопротивления, работой. Так, в организации активно работала врач Нина Ивановна Козубко. Она выдавала юношам и девушкам, которых немцы собирались угонять в Германию, фиктивные справки о заболеваниях. Это было очень актуально, поскольку немцы угнали из Таганрога пятнадцать тысяч человек, большую часть которых составляла молодежь допризывного возраста. Кстати, угон такого большого количества молодежи из города стал возможен, в том числе потому, что в самом начале штурма Таганрога гитлеровцам удалось перерезать пути отступления в Ростов, и составы с материальными ценностями и эвакуируемыми подростками не смогли покинуть город. В результате, молодые советские граждане оказались в оккупированном Таганроге и этим тут же воспользовались фашисты, нуждавшиеся в молодых и здоровых рабах, подлежащих угону в Германию.

Герои пятнадцатой школы - группа Толстова

Автономно от подпольной организации Морозова действовала группа юных советских патриотов - комсомольцев из средней школы № 15. В нее входили Анатолий Толстов, Владимир Стуканов, Николай Симаньков, Геннадий Лызлов, Виктор Кизряков, Владимир Чернявский, Вадим Лохтин, Юрий Фисенко. Неформальным лидером группы был Анатолий Толстов. В отличие от других комсомольцев, он перед войной прошел подготовку в истребительном батальоне, в который отбирали старшеклассников. Толя Толстов собрал своих друзей и знакомых, после чего приступил к подпольной работе. Юноши занимались разведкой расположения немецких и румынских стратегических объектов, включая склады боеприпасов, артиллерийские батареи. Все разведанные объекты наносили на специальную карту. Также комсомольцы старались использовать любую возможность для того, чтобы украсть у замешкавшегося немецкого или румынского солдата оружие. В доме юного подпольщика Володи Чернявского прятались военнопленные, сбежавшие из лагеря. Затем отец Володи, рыбак, прекрасно знавший побережье, переправил беглых военнопленных на другую сторону Таганрогского залива, где уже стояли советские войска. Через мать и тетю Юрия Фисенко, работавших медсестрами в немецком госпитале, юные подпольщики доставали медикаменты и переправляли их военнопленным.

Однако группа учащихся школы № 15 просуществовала не столь долго, как организация Морозова. Сказалось отсутствие опыта и полноценной подготовки, да и возрастной максимализм часто играл против юных патриотов. Уже в декабре 1941 г., спустя два месяца после оккупации, арестовали Анатолия Толстова и Владимира Стуканева. В начале января 1942 г. расстреляли Виктора Кизякова и других школьников. Николай Симаньков «засыпался» случайно. Он хранил украденное оружие на чердаке дома в общем дворе. Там немецкий автомат случайно обнаружил соседский мальчик, который принес его своей матери. На следующий день арестовали Колю, его тетю, соседку. Колю избили в гестапо до неузнаваемости.

«Ребят просто истязали в немецких застенках, без всякой скидки на то, что это по сути дети еще… Ведь есть много способов развязать язык человеку, приведя ее в такое состояние, когда он уже не контролирует себя. Им, например, насильно вливали самогон, спаивали до такого состояния, когда человек полностью теряет ощущение реальности. И специалист спецслужбы сказал, что в таком состоянии человек, не желая того, может назвать именно те имена, которые больше всего боится произнести… Но, насколько мы знаем, ни один из мальчишек не предал товарищей» - рассказывала педагог Людмила Анатольевна Бырдина, руководитель юношеского клуба «Патриот» (Лабутина Ж. Они были совсем дети, но ни один не предал товарищей // http://fire-of-war.ru/podpolie/p0753.htm). После ареста Толстова и Стуканева, остальные ребята решили уйти из Таганрога морем. Надеялись на рыбака Чернявского-старшего. Но по пути к Чернявским юношей уже ждала засада. Симанькову удалось вырваться и убежать. Вернувшись домой, он увидел заплаканную мать. Она рассказала, что приходили немцы и поставили условие - или Коля сдается, или они расстреливают мать и шестилетнего брата Коли. Николай Симаньков пошел в гестапо сдаваться… Несмотря на юный возраст, ему пришлось сделать очень тяжелый выбор.

Казни в «Балке смерти»

Что касается организации Морозова, то она держалась несоизмеримо дольше. Естественно, что гитлеровское гестапо предпринимало титанические усилия по розыску и поимке бесстрашных подпольщиков. Чтобы избежать возможного внедрения провокаторов, подпольная организация была организована по сетевому принципу, с минимальным знакомством активистов между собой. С руководителями подполья контачили только руководители групп, входивших в состав организации. И, тем не менее, провокаторы в организацию внедрялись. За разведку и контрразведку в таганрогском подполье отвечала особая группа, в которой состоял и сын венгерского эмигранта Сергей Вайс. Было ему всего двадцать лет, но он успел поработать газосварщиком, руководить авиамодельным кружком во Дворце пионеров. В 1942 г. Вайса угнали на работы в Германию, но он сумел бежать и вернуться в Таганрог, войдя в состав подпольной организации Морозова. Бывшим красноармейцем был и Юрий Пазон - двадцатидвухлетний студент физико-математического факультета Ростовского государственного университета, Пазон был призван в армию в первые дни войны, получил ранение и вернулся в Таганрог лечиться. Здесь он встретил оккупацию и присоединился к подпольной организации Морозова.

Вайс и Пазон, переодевшись в гитлеровскую форму, казнили предателя, работавшего на гитлеровское гестапо. Но город оставался наводненным наводчиками, которые за небольшое денежное вознаграждение были готовы выдать гитлеровцам собственных земляков, героически сражающихся за освобождение Таганрога. Известно, что за донос на комсомольца гитлеровцы платили десять рублей, на коммуниста - двадцать пять рублей, на партизана или подпольщика - сто рублей. Находились подонки, не видевшие никаких моральных преград на пути получения этих кровавых денег, и без зазрения совести сдававшие советских патриотов гитлеровским карателям. Поэтому удивительно, что подпольная организация сумела продержаться почти два года - все время, пока Таганрог оставался оккупированным гитлеровскими войсками.

Помимо организованного подполья, гитлеровцам противостояли и многие не входившие ни в какие подпольные группы жители Таганрога - как сказали бы сейчас, обыватели. Многие порядочные и смелые таганрожцы, несмотря на смертельный риск (в случае разоблачения казнь была практически неминуема) занимались укрывательством военнопленных, евреев, коммунистов, срывали фашистские листовки. Так, ученика школы № 4 В. Романенко расстреляли за распространение антифашистских листовок в городе. Помимо молодежи, участвовали в сопротивлении и взрослые, даже пожилые люди. Они прятали у себя военнопленных и евреев, спасая множество человеческих жизней. Эти рядовые советские граждане в большинстве своем не получили после войны никаких орденов и медалей, но лучшей наградой для них стала добрая память в сердцах спасенных ими людей и всех патриотов страны в целом.

14 февраля 1943 г. был освобожден от гитлеровских захватчиков Ростов-на-Дону. Скорого освобождения ожидали и таганрожцы. Возможно, именно поэтому несколько сократилась бдительность членов таганрогского подполья. Как гитлеровцам удалось выйти на след подпольщиков - до сих пор точно неизвестно. В середине февраля 1943 г. в Таганроге начались массовые аресты членов и сочувствующих подпольной организации. Петр Турубаров при задержании застрелился. 18 февраля 1943 г. был арестован сам Николай Морозов. Его подвергли страшным пыткам - зажимали голову стальными тисками, били плетками из телефонного кабеля. Бесстрашный секретарь комсомола не вымолвил ни слова. 23 февраля 1943 г. товарищ Морозов и группа из 18 его соратников была расстреляна на берегу Таганрогского залива. После пыток и зверских издевательств были расстреляны и сестры Валентина и Раиса Турубаровы. Герои таганрогского подполья были похоронены в братской могиле возле села Петрушино. Исполнителями расстрела советских патриотов были советские же в прошлом граждане - полицаи, перешедшие на службу гитлеровцам. Немцы наградили палачей орденами «Служащих восточных народов» второго класса. Нижним чинам полиции раздали по бутылке водки. Вот так, за бутылку и за медальку бывшие советские граждане - русские, украинцы, казаки, представители других народов - расстреливали вчерашних соотечественников.

Однако даже казнь руководителя подпольной организации и ее ведущих активистов не привела к прекращению деятельности таганрогского подполья. Диверсии против гитлеровцев, распространение листовок, акты саботажа продолжались. Комендатура оккупированного Таганрога, гестапо, вспомогательная полиция - все сбились с ног в поиске героев подполья. В конце концов, гестапо удалось внедрить в организацию предателей, которые выдали практически всех участников таганрогского подполья. В мае - июне 1943 года в Таганроге начались массовые аресты подпольщиков и граждан, подозревавшихся в связях с подпольными группами. Гитлеровцами было арестовано более 200 таганрожцев, среди которых было много женщин и несовершеннолетних.

12 июня 1943 г. в балке возле села Петрушино казнили 120 подпольщиков. Среди них были люди разных возрастов и социального положения - шестидесятичетырехлетняя Ф.Р. Перцева, ее сын Ф.П. Перцев, И.В. Перцева, А.В. Перцева, К.П. Сусенко, Степан Мостовенко, Нина Жданова, Нина Козубко, муж и жена Ю. А. и Т. И. Каминские, представители молодого поколения Георгий Пазон, Сергей Вайс, Николай Кузнецов, Анатолий Назаренко, Виктор Шевченко, Алла Варфоломеева, Валентина Хлопова, Рая Капля, Лида Лихолетова, Нонна Трофимова, Мария Кущенко, десятки других замечательных патриотов своей страны. Толику Назаренко, расстрелянному в балке, было на момент казни всего лишь 13 лет. За плечами этого бесстрашного, не по годам ответственного подростка, была не только учеба в школе, но и работа литературным сотрудником в газете «Таганрогская правда» и участие в подпольной организации в качестве автора и распространителя агитационных материалов. Толик Назаренко был выдан предателем вскоре после того, как похитил важную схему у немецкого офицера. Непосредственно перед освобождением Таганрога спешно эвакуировавшиеся гитлеровцы приняли решение убить всех заключенных, содержавшихся в подвальной тюрьме. Расстреливали их по личному приказу начальника русской вспомогательной полиции Таганрога Бориса Стоянова. После казни последних подпольщиков и их родственников, Стоянов с группой подчиненных ему полицаев подожгли здание полиции с целью уничтожения архивов, и покинули Таганрог вместе с отступавшими немецкими подразделениями.

Но, несмотря на казни и пытки схваченных гитлеровцами советских патриотов, отдельные группы подпольщиков продолжали сопротивление гитлеровским оккупантам до самого последнего дня оккупации Таганрога, и с радостью встретили воинов - освободителей Красной Армии. Ю. Лихонос и А. Афонов принимали участие в разминировании таганрогского депо, вокзала, электростанции, поскольку, пока находились в оккупации, получили достоверные сведения о расположении мин, оставленных гитлеровцами в качестве «подарка» для красноармейцев. Части 130-й и 416-й стрелковых дивизий, разгромив гитлеровские соединения, вступили на территорию Таганрога 30 августа 1943 г. в 7 часов 30 минут. После освобождения Таганрога был подсчитан ущерб, нанесенный городу оккупацией. Он был оценен в 782 млн. рублей - в городе насчитывалось 858 полностью разрушенных зданий, среди которых было 15 школ, 7 больниц, 302 жилых помещения, Дом пионеров г. Таганрога. Население Таганрога за время оккупации сократилось со 189 тысяч человек до 90 тысяч человек. Конечно, масштабы убийств мирного населения, хотя и были колоссальными, но не достигали ста тысяч человек. Сокращение численности населения объяснялось тем, что значительная часть жителей города покинула его территорию, взрослые мужчины ушли на фронт, пятнадцать тысяч человек было угнано в Германию.

Память о героях Таганрога

8 мая 1965 года, в честь двадцатилетия Великой Победы, Президиум Верховного Совета СССР присвоил лидеру таганрогского подполья Семену Григорьевичу Морозову высокое звание Героя Советского Союза посмертно. Петр, Валентина и Раиса Турубаровы были награждены орденами Красного Знамени посмертно. В том же 1965 году 8-ю линию Стахановского городка в Таганроге назвали улицей Турубаровых, а на их доме была установлена мемориальная доска. Всего в 1965 г. орденами и медалями было награждено 126 человек - участников таганрогского подполья. Медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» получили также школьники из группы Толстова, отдавшие свои жизни в борьбе против оккупантов. В память о героях таганрогского подполья и мирных жителях, погибших от рук оккупантов, в 1973 г. в «Балке смерти» у села Петрушино был установлен обелиск работы скульпторов В.М. и В.П. Грачевых.

Некоторым героическим участникам подполья, как уже отмечено выше, удалось уцелеть. Так, участница подполья Антонина Петровна Бринцева (1912-1998) смогла бежать из города за линию фронта и продолжила службу в РККА командиром отделения связи, а после войны занималась педагогической деятельностью. Долгое время, с 1946 по 1974 гг., она возглавляла таганрогский Дом пионеров, прожила достойную и долгую жизнь и скончалась в 1998 году в возрасте 86 лет. Кстати, еще во второй половине 1920-х гг. юная Бринцева была организатором первых пионерских ячеек в Таганроге, а затем избиралась делегатом Х съезда ВЛКСМ.

В отечественной литературе память о таганрогском подполье была увековечена писателем Генрихом Гофманом, который в 1970 г. опубликовал документальную повесть «Герои Таганрога». Известно, что еще в 1943 г., после освобождения Таганрога, в город приехал знаменитый советский писатель Александр Фадеев. Он собирался написать о борьбе таганрогских подпольщиков с гитлеровскими оккупантами. Но поскольку в тот период еще не были выяснены все нюансы провала организации и были подозрения, что среди подпольщиков действовали предатели, Фадеев уехал в Краснодон и написал о краснодонском подполье легендарную «Молодую гвардию». Спустя почти три десятилетия вышла книга Гофмана. Кстати, сам Генрих Борисович Гофман (1922-1995), хотя и уступал Фадееву в известности как писатель, был участником Великой Отечественной войны - боевым летчиком, закончившим войну командиром авиаэскадрильи штурмового авиаполка. До 1962 г. Гофман преподавал на офицерских курсах «Выстрел», затем вышел в запас в звании полковника авиации.

Судьбы полицаев

Что касается лиц, непосредственно участвовавших в раскрытии и уничтожении таганрогского подполья с вражеской стороны, то их судьбы также известны. Вспомогательной полицией Таганрога во время оккупации руководил предатель Борис Стоянов. После отступления немцев он продолжал службу в РОА генерала Власова, дослужился до есаула. В горах Италии он участвовал в операциях против итальянских партизан, был схвачен англичанами и передан в руки советской контрразведки. Бориса Стоянова приговорили к смертной казни и привели приговор в исполнение. Провокатор Николай Кондаков был арестован уже после войны и также приговорен к расстрелу. Удалось спастись от советского правосудия другим полицаям, игравшим важную роль в разоблачении подполья. Начальник политического отдела вспомогательной полиции Александр Петров, в годы Гражданской служивший у «белых», а в войну снюхавшийся с гитлеровцами, доживал свои дни в ФРГ. Следователь Александр Ковалев также жил в ФРГ, затем уехал в Канаду. Еще один следователь Алексей Ряузов после войны осел в США, в Майами.

26-01-2007

Каким было подполье на оккупированной территории? 1

Подполье? А было ли оно?

Начнем с другого.

В меньшей степени, в областях, подчиненных армии, в большей степени, в тех местностях, которые были подчинены министерству восточных областей, немцы пытались опереться не на идейных принципиальных антибольшевиков, а на тех, кого считали уже готовыми кадрами надсмотрщиков.

В проявлении российского патриотизма немцы усматривали такую же опасность, как и в проявлении коммунизма. Люди, не скрывавшие своих взглядов на будущее независимой, целостной России, - открыто не преследовались, но на них смотрели с недоверием, и они, несомненно, были на учете в Гестапо, несмотря на то, что немцы знали таких людей, как убежденных антибольшевиков.

Официальным критерием людей, занимавших руководящие посты в администрации и печати, считалась политическая благонадежность в смысле отношения к коммунизму, однако, главную ставку немцы делали все-таки не на честных антибольшевиков, русских патриотов, а на беспринципных карьеристов и авантюристов, глубоко безразличных к судьбам России.

Коммунисты очень быстро разобрались в сложившейся в немецком тылу обстановке, так же быстро поняли, что именно немецкая политика спасет их: усилия советских агентов направлялись к поддержанию и еще большему углублению антирусской политики немцев.

В романе-документе моего друга Анатолия Васильевича Кузнецова “Бабий Яр”, в одной из лучших книг, правдиво отобразившей время немецкой оккупации на Украине, повествуется о событиях в городе Киеве.

Дом немецкой комендатуры с “Детским миром” на первом этаже взорвался. Взрыв был такой силы, что вылетели стекла не только на самом Крещатике, но и на параллельных ему улицах Пушкинской и Меринга Стекла рухнули со всех этажей на головы немцев и прохожих, и многие сразу же были поранены.

На углу Прорезной поднялся столб огня и дыма Толпы побежали - кто прочь от взрыва, кто, наоборот, к месту взрыва, смотреть”..2

Профессор Борис Касьянович Жук вспоминает:

“На третий день прихода немцев мне пришлось быть по делам в части города, носящей название Липки. Около 2-х часов дня я услышал сильный взрыв со стороны Крещатика. Оказывается, был взорван угол дома, в котором находилось отделение комендатуры. От взрыва погибло около 20 немецких офицеров и много киевлян, стоявших в очереди за получением пропусков.

Этот взрыв был сигналом для начала другого действия большевиков. Вскоре после этого взрыва, вдруг загорелся на Крещатике жилой четырехэтажный дом № 7 (в начале Крещатика, считая от Царского сада) и загорелся в среднем этаже.3

Анатолий Кузнецов пишет в “Бабьем Яре”:

Поднялась невероятная паника. Крещатик действительно взрывался.

Взрывы раздавались через неравные промежутки в самых неожиданных и разных частях Крещатика, и в этой системе ничего нельзя было понять.

Взрывы продолжались всю ночь, распространяясь на прилегающие улицы. Взлетело на воздух великолепное здание цирка, и его искореженный купол перекинуло волной через улицу. Рядом с цирком горела занятая немцами гостиница “Континенталь”.

Никто никогда не узнает, сколько в этих взрывах и пожаре погибло немцев, их снаряжения, документов, а также мирных жителей и имущества, так как никогда ничего на этот счет не сообщалось ни большевиками, ни фашистами.

Стояла сухая пора, и потому начался пожар, который можно сравнить, пожалуй, лишь со знаменитым пожаром Москвы во время нашествия Наполеона в 1812 году.

На верхних этажах и чердаках зданий было заготовлено множество ящиков боеприпасов и противотанковых бутылок с горючей смесью, ибо советское военное командование собиралось драться в Киеве за каждую улицу, для чего весь город был изрыт рвами и застроен баррикадами. Теперь, когда к ним подбирался огонь, эти ящики ухали с тяжким характерным взрывом-вздохом, обливая здания потоками огня. Это и доконало Крещатик.

Немцы, которые так торжественно сюда вошли, так удобно расположились, теперь метались по Крещатику, как в мышеловке. Они ничего не понимали, не знали, куда кидаться, что спасать.

Надо отдать им должное: они выделили команды, которые побежали по домам всего центра Киева, убеждая жителей выходить на улицу, эвакуируя детей и больных. Много уговаривать не приходилось. Жители - кто успел схватить узел, а кто в чем стоял - бежали в парки над Днепром, на Владимирскую горку, на бульвар Шевченко, на стадион. Было много обгоревших и раненых.

Немцы оцепили весь центр города Пожар расширялся: горели уже и параллельные Пушкинская и Меринга, поперечные улицы Прорезная, Институтская, Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Пассаж. Было впечатление, что взрывается весь город.

До войны в Киеве начинали строить метро, и теперь поползли слухи, что то было не метро, а закладка чудовищных мин под всем Киевом. Но более правдоподобными были запоздалые воспоминания, что по ночам во дворы приезжали грузовики, и люди в форме НКВД что-то сгружали в подвалы. Но куда в те времена не приезжали по ночам машины НКВД и чем только они ни занимались! Кто и видел из-за занавески - предпочитал не видеть и забыть. И никто понятия не имел, где произойдет следующий взрыв, поэтому бежали из домов далеко от Крещатика”.

“Борьба с пожаром продолжалась в доме № 7, но вдруг начался следующий пожар в доме № 11. Стало ясным: несомненно, поджог.

Как было после установлено немецкими следственными органами большевики, покидая город, оставили в нем целую армию своих агентов. Эти агенты (чины НКВД), располагая квартирными ордерами, занимали комнаты в домах центра города по особому плану. Согласно этому плану, почти в каждом доме на Крещатике и в прилегающих к нему улицах комнаты в средних этажах оказались за агентами; возможно, что и один агент мог занимать комнаты в ряде домов. Техника поджога была очень проста: днем, в служебное время, когда многие квартиранты отсутствовали, агент НКВД приходил в комнату, обливал керосином мебель и пол, поджигал и выходил из комнаты, заперев ее на ключ. Огонь быстро распространялся по переборкам на другие этажи, и весь дом пылал.

Пожары, начавшись в стороне Крещатика, прилегающей к Царскому саду, постепенно продвигались в сторону Бессарабки, захватывая части Думской площади и улиц: Институтской, Николаевской, Прорезной, Лютеранской, Фундуклеевской.

Немцам, по-видимому, сначала не приходило в голову, что эти пожары производятся советской агентурой. Желая приостановить распространение пожаров, они взрывали соседние с горящим дома, но, конечно, эта мера пожаров не останавливала. Горела лучшая часть города, пяти-шестиэтажные дома: две самые лучшие громадные гостиницы – “Гранд Отель” и “Континенталь”, цирк, одиннадцатиэтажный дом Гинсбурга и т. д. Сначала горела левая сторона Крещатика (если считать со стороны Царского сада), а затем были подожжены дома и с правой стороны. Конечно, при таких условиях ни остановить пожаров, ни потушить их не было никакой возможности, так как вода из Днепра подавалась в ограниченном количестве, а пожары возникали один за другим”.

Профессор Ф.П.Богатырчук вспоминает:

“24-го сентября, возвращаясь с профессором ПСШидловским с работы, и ещё будучи на окраине города, мы услыхали несколько взрывов и увидели столбы чёрного дыма, поднявшиеся, по нашим предположениям, где-то в районе Крещатика. Придя домой, мы узнали, что взрывы произошли в домах на углу Прорезной и Крещатика, и там сразу же возникли пожары, которые начали распространяться во все стороны. Потом мы узнали, что взрывы и пожары начались и в других домах Крещатика. Так как водопроводная станция была при отступлении большевиками взорвана, то тушить пожары было нечем, и скоро весь Крещатик превратился в бушующее море огня. Через день из Германии бьши доставлены по воздуху длинные шланги, и появилась возможность тушить водой, накачиваемой прямо из Днепра”.

А,В.Кузнецов.

“Откуда-то немцы срочно доставили длинные шланги, протянули их от самого Днепра через Пионерский парк и стали качать воду мощными насосами. Но до Крещатика вода не дошла: среди зарослей парка кто-то шланги перерезал”.

Уходя из города, красные взорвали водопроводную станцию, и поэтому борьба с огнем представляла особые трудности. Очевидно, предвидя это, немцы доставили на самолете из Германии нагнетательные насосы со шлангами, чтобы качать воду для тушения пожаров непосредственно из Днепра. Но, когда насос стал подавать воду на Крещатик, случилась авария: шланги у Днепра оказались разрезанными. Немцы немедленно предприняли облаву и захватили семь человек, которые эти шланги разрезали, немедленно расстреляли их у входа в Царский сад. Среди расстрелянных один был пожилого возраста, лет пятидесяти, по внешнему виду - рабочий, а остальные - в возрасте 19-25 лет. Рядом с убитыми валялись на земле их документы, в том числе и комсомольские билеты”.

Ф.П.Богагырчук.

“Оставленные большевиками люди, стали прорезать шланги, препятствуя подаче воды. Нескольких таких комсомольцев, у которых на подошвах ботинок были специальные гвозди, которыми они наступали на шланги, прокалывая их, - немцы расстреляли и их трупы оставили лежать на месте преступления. Но это помогало мало, прокалывания продолжались.

Сначала немцы решили, что спасти город вряд ли удастся и предупредили население через радиорупоры быть готовым к поголовной эвакуации, но потом нашли разрушительный, но эффективный метод борьбы, взрьюая дома, находящиеся рядом с горевшими. Всеми этими мерами пожары в три дня удалось остановить. Я ушам своим не поверил, когда услышал, что большевики обвиняют немцев в намеренном разрушении Киева Из всех ложных пропагандных обвинений это было самым возмутительным и нелепым”.

Над чудовищным костром, каким стал центр Киева, образовались мощные воздушные потоки, в которых как в трубе, высоко взлетали горящие щепки, бумаги, головни, посыпая то Бессарабку, то Печерск. Поэтому на все крыши взбирались немцы, полицейские, дворники, добровольцы, засыпали головни песком, затаптывали угли. Погорельцы ночевали в противовоздушных щелях, в кустах бульваров и парков.

Немцы не могли вызволить из огня трупы своих погибших или жителей, они сгорали дотла Горело все, что награбили немцы, горели шестикомнатные квартиры, набитые роялями, горели радиокомитет, кинотеатры, универмаги.

После нескольких отчаянных дней борьбы с пожаром немцы прекратили сопротивление, вышли из этого пекла, в котором, кажется, уже не оставалось ничего живого, и только наблюдали пожар издали.

Крещатик продолжал гореть в полном безлюдье, только время от времени в каком-нибудь доме с глухим грохотом рушились перекрытия или падала стена, и тогда в небо взлетало особенно много углей и факелов.

Город насквозь пропитался гарью; по ночам он был залит красным светом, и это зарево, как потом говорили, было видно за сотни километров и служило ориентиром для самолетов.

Взрывы закончились 28 сентября. Пожар продолжался еще две недели, и две недели стояло оцепление из автоматчиков.

А когда оно было снято и немцы вернулись в город, то улиц уже не было: падавшие с двух сторон здания образовали завалы. Примерно месяц шли работы по прокладке проездов. Раскаленные развалины дымились еще долго; даже в декабре я своими глазами видел упрямо выбивающиеся из-под кирпича струи дыма”.

Взрыв и пожар Крещатика, нигде и никем до сего не описанные, должны, по-моему, войти в историю войны особой вехой.

Во-первых, это была первая в истории строго подготовленная акция такого порядка и масштаба

Нужно уяснить, что значил Крещатик для Киева

При соответствующем масштабе это все равно, как если бы взорвался центр Москвы в пределах Бульварного кольца Невский проспект в Ленинграде с окружающими улицами, или, скажем, сердце Парижа до Больших бульваров. До Крещатика такое и вообразить было трудно, а вот НКВД вообразило и, так сказать, открыло в войнах новую страницу. Только после Крещатика и у немцев, и у советских родилось это правило: обследовать каждое занятое здание и писать “Проверено. Мин нет”. Понятным было уничтожение при отступлении мостов, военных и промышленных объектов. Но здесь взрывалось сердце города сугубо мирное, с магазинами и театрами.

Во-вторых, многие приняли эту акцию с Крещатиком, как первое такого размаха проявление подлинного патриотизма. Ни одна столица Европы не встретила Гитлера так, как Киев. Город Киев не мог больше обороняться, армия оставила его, и он, казалось, распластался под врагом. Но он сжег себя сам у врагов на глазах и унес многих из них в могилу. Да, они вошли, как привыкли входить в западноевропейские столицы, готовясь пировать, но вместо этого получили такой отпор, что сама земля загорелась у них под ногами.

С другой стороны, уничтожение древнего центра столицы ради одного патриотического шага, погубившее мирных жителей, - это слишком большая цена? И вот тут начинаются веши странные.

Если мы проанализируем источники, ни в то время, ни после после войны советские власти не признались во взрыве Крещатика, а наоборот, приписали этот взрыв немцам . Это факт в советской печати отражался как акт особого варварства фашистов. После войны на развалинах вывешивались плакаты: “Восстановим гордость Украины Крещатик, зверски разрушенный фашистскими захватчиками”.

Весь Киев, вся Украина, весь народ прекрасно знали, что Крещатик разрушен советскими, а ему продолжали внушать, что это сделали проклятые немцы. Да, фашисты есть варвары, с этим никто не спорит, фашисты - варвары, но Крещатик взорвали большевики.

Только в 1963 году КГБ выдало для публикации небольшую Справку КГБ при Совете Министров УССР о диверсионно-разведывательной деятельности группы подпольщиков г. Киева под руководством ИД.Кудри”. В этой справке не говорится об уничтожении Крещатика, а лишь об отдельных взрывах”, замалчивая слово “Крещатик”.

Из нее ясно, что ИД.Кудря, под кличкой “Максим”, был работником НКВД по их заданию был оставлен в городе вместе с группой, в которую входили Д.Соболев, А-Печенев, Р.Окипная, Е.Бремер и другие. Цитирую:

“В городе... не прекращались пожары и взрывы, принявшие особенный размах в период с 24 по 28 сентября 1941 года, в числе других был взорван склад с принятыми от населения радиоприемниками, немецкая военная комендатура, кинотеатр для немцев и др. И хотя утвердительно никто не может сказать, кто конкретно осуществлял подобные взрывы, уносившие в могилу сотни “завоевателей”, нет сомнения, что к этому приложили руку лица, имевшие отношение к группе “Максима”. Главное же состояло в том, что заносчивым фашистским “завоевателям” эти взрывы давали понять, что хозяином оккупированной земли являются не они”.

Далее сообщается, что Д Соболев погиб в одной из своих операций, А. Печенев застрелился раненый в постели, когда его хватали гестаповцы. Кудря-“Максим”, Р.Окипная и Е.Бремер были схвачены в Киеве в июле 1942 года, но где они умерли, достоверно неизвестно.

Потом появились фильм, книги, боевики, панегирики судоплатовых...

А.Кузнецов пишет в своей книге:

“Подробности эпопеи Крещатика могло бы осветить только КГБ, но оно хранит тайну. И остается масса неясного, непроверенного.

Несомненно одно: мины закладывались основательно, обдуманно, задолго до взятия немцами Киева и по крайней мере в основной своей части имели систему взрывания, позволявшую их взрьшать выборочно и в намеченное время.

Живы свидетели, видевшие доставку взрывчатки на грузовиках НКВД за месяц-полтора до взрывов. Им тогда и в голову не приходило, что это закладываются мины, потому что немцы были далеко от Киева, а газеты и радио захлебывались, заявляя, что Киев ни за что не будет отдан врагу. Но видимо органы безопасности лучше отдавали себе отчет в ситуации.

Так зачем же все-таки был взорван Крещатик? Я выскажу мнение свое и мнение большинства киевлян, а вы судите сами.

Взорван был центр, принадлежавший аристократии, бюрократии и самим чекистам. Им, конечно, не хотелось покидать свои квартиры, свои мягкие кресла И они решили устроить сюрприз. Взорвав Крещатик вместе с немцами, они так злорадно потирали руки, что даже не догадались придать этому патриотическую окраску, а немедленно свалили вину на врагов. В этом смысл слов из их вымученной справки-признания: “заносчивым фашистским завоевателям” эти взрывы давали понять, что хозяином оккупированной земли являются не они.

Взрывая мирный Крещатик, они, однако, действительно наносили немцам и ощутимый военный урон, а то, что при этом погибнет втрое больше мирных жителей, это советскую власть никогда не волновало. Тем более, что по советским понятиям люди, оставшиеся на оккупированной территории, - не патриоты, значит и не люди.

Чекисты выжидали целых пять дней, держа руки на взрывателях, чтобы побольше немцев разместилось на Крещатике, чтобы определить порядок взрывов. Первой была взорвана комендатура. И еще эти пять дней давали возможность все свалить на немцев.

Но был еще один, самый зловещий аспект Крещатика: обозлить немцев для того, чтобы, озверев, они сняли чистые перчатки в обращении с народом. Госбезопасность СССР провоцировала немцев на беспощадность. Благо, в беспощадности они были хорошими учениками.

И немцы на это клюнули. Свой ответ на Крещатик они обнародовали тоже спустя пять дней, а именно - 29 сентября 1941 года

Нет, они официально в связи с Крещатиком ничего не объявили и никого не казнили публично. Но они стали мрачны и злы, начисто исчезли улыбки. На них, закопченных и озабоченных, жутковато было смотреть, и похоже, они к чему-то готовились”.

Нацисты готовились к Бабьему Яру.

Смею предположить, что не будь сталинской провокации с Крещатиком, первой взлетела бы на воздух Лавра (она взлетела-таки) вместе с немецкими солдатами-экскурсантами.

Нужен был предлог, чтобы разозлить немцев.

Тех немцев, которых киевляне встречали цветами, как освободителей.

Через некоторое время пригодилась и заранее заминированная Лавра.

Профессор Б.К. Жук рассказывает:

“На территории Лавры, в так называемом Музейном городке, был расположен ряд музеев - Антирелигиозный, Исторический, Театральный и др. Здесь же, на территории Лавры, жили служащие музеев. Еще до прихода немцев НКВД предложило администрации музеев сдать ключи от всех помещений, а частным лицам в трехдневный срок выбраться из занимаемых ими квартир, на том основании, что на территории Лавры будет находиться штаб обороны Киева. Когда это распоряжение было выполнено, около всех ворот, ведущих на территорию Лавры, были поставлены часовые, и вход был строжайше воспрещен. Что там делало НКВД - неизвестно, но оно располагало и временем, и полным отсутствием посторонних свидетелей.

Когда немцы заняли Киев, распространился слух, что жители Киева хотят в ближайшие дни устроить в Лавре торжественное богослужение с молебном об избавлении от большевиков с присутствием высшего немецкого командования”.

Накануне Борис Касьяныч встретил старшего научного сотрудника Лаврского музея Н.Черногубова. Тот советовал предупредить немецкое командование о том, что Успенский Собор минирован, и что необходимо отменить богослужение. Видимо, Черногубов сделал это, и богослужение было отменено. Взрыв произошел как раз в тот час, на который оно было назначено. Взрыв был сильным: взрывчатку заложили в разных местах под Великой Успенской церковью. Мусор, образовавшийся после взрыва, представлял собой громадную, довольно правильную коническую форму. По всему погосту были разбросаны крупные камни, около Святых Ворот лежал большой кусок деревянной балки, отлетевший примерно шагов на сто от места взрыва. От здания Собора остался небольшой угол строения высотой приблизительно в два этажа.

Все здание церкви было воздвигнуто капитально: стены, арки, все сделано основательно. Однако под церковью было проведено отопление, была целая система ходов, и для НКВД заминировать это здание не представляло особых затруднений. Вообще большевики достигли в области разрушений святынь больших “достижений”. Так, при взрыве в Киеве Златоверхого Михайловского монастыря все строение сразу как бы осело на землю, и кирпичи здания отлетали в сторону недалеко; то же самое можно было наблюдать в Харькове, при взрыве Собора и в других местах”.4

Уничтожив Успенский Собор, советские агенты продолжали и дальше разрушать Лавру.

Во время немецкой оккупации у населения возникли затруднения с топливом. Ордеры на получение топлива выдавала особая комиссия при Городской Управе.

Заведующим отделом топлива при Городской Управе оказался бывший сотрудник НКВД, что после было установлено специальной комиссией, образованной немцами.

Чекист выдавал жителям ордера на топливо, которое владелец ордера мог получить, разбирая в Лавре не пострадавшие от взрыва дома (одноэтажные старинные строения, в которых находились ранее кельи монахов), стоявшие по обеим сторонам дороги, ведущей от Св. Ворот к Великой церкви. И только, когда этот агент был разоблачен, выдача подобных ордеров была прекращена.

Детская память сохраняет подчас удивительные подробности потрясающих нас событий.

Анатолий Кузнецов вспоминает уничтожение Лавры:

“Мы вышли на свое любимое место, и перед нами открылась Лавра. Она горела

Все пролеты главной лаврской колокольни светились ярким оранжевым светом, словно она была иллюминирована, а дыма было немного. Успенского собора не было - гора камней, из которой торчали остатки стен, расписанных фресками. Горели все музеи, весь городок-монастырь, заключенный в стенах.

Бабка так и села там, где стояла Оттуда, от Лавры, бежали люди, и все говорили, что взорвался Успенский собор.

А в нем было сложено много старинных рукописей и книг. Горящие листы ветер понес, и они сыпались дождем, все поджигая. Немцы изо всех сил стараются потушить, но воды нет. А кто взорвал, кому это понадобилось - неизвестно. Наверное, всё те же взрывники, что и на Крещатике. Теперь ясно, что Крещатик взрывали не жиды. Это было 3 ноября 1941 года. Я видел, как горела Лавра

На бабку это подействовало слишком сильно, она долго сидела, изредка крестясь, я с трудом уговорил ее уйти. В ней будто что-то оборвалось, сломалось и до смерти уже не восстановилось.

Только дома она привычно зашуровала в печи; наливая суп, сказала:

Как же Бог терпит? И Десятинную снесли, и Михайловский монастырь, и в нашей Петра и Павла, где я тебя крестила, завод устроили. А теперь и саму Лавру сгубили... Ох, и насмотришься ж ты, дитя моё, другой не увидит столько за всю жизнь. Господь, сохрани тебя, несчастный ты на этом свете”.

Лавра была слишком велика для сноса С ней поступили иначе: ее превратили в антирелигиозный музейный городок, сосредоточив там главные музеи Киева

Во время обороны Киева музейный городок закрылся, и Лавра стояла безлюдная; кое-что из музеев удалось эвакуировать на восток.

А через полтора месяца после прихода немцев Лавра таинственным образом взорвалась и сгорела дотла, причем немцы отчаянно пытались ее потушить.

Вскоре после этого Молотов апеллировал ко всему миру, обвиняя немцев в уничтожении исторических и культурных святынь.

Такова официальная версия, подтвержденная правдивым показанием матерого бандита Из взрыва Лавры немцы не делали никаких пропагандистских выводов, достаточно перелистать газеты тех дней.

Немцы взрывали и жгли много, но при отступлении в 1943 году

В 1941 году взрывали, отступая, только русские.

Это общие размышления. Подлинные данные и документы, если они вообще существуют, вряд ли когда-нибудь будут обнародованы.

Но до сих пор живы свидетели - жители нескольких домов на территории монастыря. Вот что они помнят, вот как это было.

Сама Лавра, как бывший центр православия, для советской власти была бельмом на глазу. Можно было разогнать монахов, устроить дикие репрессии, распотрошить лаврские богатства именем национализации, устроить в ней антирелигиозный музейный центр. Но когда началась война и немцы шли на Киев, оставшиеся в живых монахи стали готовиться возрождать монастырь, и поползли слухи, что: “Вот де придут немцы. Лавра снова встанет во своем сиянии”.

19 сентября 1941 года, вступив в Киев, немцы сразу же направились в Лавру и долго, торжественно, ликующе звонили в колокола

Затем стали открывать все помещения, музеи, кельи, стали тащить ковры, серебряные чаши, ризы, но тут немецкое командование подняло шум, и люди видели, как испуганных солдат заставляли нести ризы обратно.

Лавра стоит на самой высокой точке Киева, окружена крепостными стенами, являясь таким образом отличной оборонительной крепостью. Немцы установили в ней орудия, в том числе зенитные для защиты переправы через Днепр, а в многочисленных кельях расположились на постой солдаты.

Прошло полтора месяца Уже взорвался и сгорел Крещатик, и достреливали последних евреев в Бабьем Яре. И вдруг в Лавре раздался сильный взрыв. Рухнула часть крепостной стены - прямо на орудия, но из обслуги, кажется, никто не пострадал. Это был явно диверсионный акт.

Не успели немцы опомниться, как раздался второй взрыв - в огромном, казематного вида здании у главных Лаврских ворот. Последние годы там был советский склад боеприпасов, и видимо они оставались, потому что рвались в огне. Здание стало так сильно гореть, такие от него разлетались фонтаны искр и головней, что начался пожар по всей Лавре.

Немцы поспешно выкатывали из Лавры орудия, бросались тушить возникающие тут и там очаги пожара, но не было воды. Вдруг они оставили это занятие, бросились врассыпную с криками:

“Мины!” Организовали команду, которая побежала по домам, выселяя жителей: “Уходите! В Лавре мины Советов!” Потом, правда, выяснилось, что под жилыми домами мин не было, но в тот момент жители побежали все, спасаясь точно так же, как на Крещатике. Казалось, Крещатик повторяется.

Действительно, раздался третий взрыв, глухой, от которого заходила ходуном земля. Это был взрыв в Успенском соборе. Но собор устоял. Он был сложен в И веке из особых плоских кирпичей красной глины, таких прочных, что их невозможно разбить молотком. Прослойки особого связующего раствора были толще самих кирпичей, а раствор этот на Киевской Руси умели делать еще крепче. Это была кладка на тысячелетия.

Через небольшой промежуток (совершенно так же, как с комендатурой на Крещатике) в соборе раздался новый взрыв, и был он такой силы, что красные плоские кирпичи летели на расстояние до километра и посыпали весь Печерск, а сам собор рухнул, превратясь в гору камня.

Как вспоминает один свидетель:

“Первые три взрыва нам показались тогда игрушками, вот в четвертый раз уж дало так дало!..” Сколько же это надо было грузовиков взрывчатки?

Территория Лавры оказалась усеяна кусками мозаик, фресок, алтарной резьбы, горящими листами древних рукописей, разнесенными в куски фолиантами с медными застежками.

И загорелось всё - Трапезная церковь, Архиерейский дом в стиле барокко, древняя типография, все музеи, библиотеки, архивы, олокольня.

Некоторое время выждав и убедившись, что взрывы кончились, немцы опять бросились тушить. Чудом им удалось, разбирая горящие балки перекрытий, загасить пожар на колокольне, и то потому, что она каменная, с высокими пролетами. Уцелел верхний ярус с курантами. Но это и всё, что удалось отстоять.

Как показывают жители, накануне отступления советских войск из Киева, опустевшая Лавра была оцеплена войсками НКВД. Туда никого не пускали. Приезжали и уезжали грузовики. Затем оцепление было снято.

Пятьдесят лет чекисты отрицали, что это ими взорвана святыня русского народа. Пятьдесят лет продолжалось вранье. Закончилось время (казалось!) советской власти, наступила перестройка. А за ней гласность. Вскоре появился Ельцин со своей семейкой. Менялись режимы, а правду о том, кто и почему взорвал Лавру, не говорили.

Сегодня у власти в России все тот же чекист, Путин, а с ним получили такую же власть и представители кровавого ведомства. Им теперь власть, им теперь - почет и уважение, им теперь нечего скрывать. И для чего скрывать, если кровавое злодеяние можно и назвать.

И вот в вышедшей недавно в Москве книжке сотрудники пресс-отдела нынешнего НКВД (КГБ, ФСБ), птенцы лубянского гнезда, А.И.Колпакиди (ныне по совместительству главный редактор издательства “Яуза”) и Д.П.Прохоров гордо сообщают, что:

“21 сентября 1941 в Киеве была взорвана заранее заминированная смотровая площадка “Вид” Верхней лавры.

А 3 ноября спецгруппа НКВД под командованием капитана Лутина взорвала радиофугас, заложенный в киевском Успенском соборе”5.

Они с гордостью сообщили о своем преступлении.

Ни капли раскаянья.

Ни капли сожаления.

Но вернемся к основной теме.

Как же проходила организация подполья в немецком тылу?

“До выступления Сталина по радио 3 июля 1941 года, - пишет в своих воспоминаниях секретарь Черниговского подпольного обкома Федоров, - у нас в области никто не готовил коммунистического подполья, не работал над созданием партизанских отрядов. Не думал над этим, признаюсь, и я”.

“Нам, руководящим работникам Черниговщины, казалось невероятной возможность вторжения немцев сюда, вглубь Украины”.

Федоров сам просил Хрущева оставить его в подполье.

ЦК удовлетворил просьбу - и Федоров принял руководство подпольным обкомом партии. Всю вторую половину июля и часть августа подпольный обком занимался подготовкой к деятельности на нелегальном положении и формированием партизанских отрядов и групп подполья в разных концах Черниговской области.

В первый период, организационный, подполье создавалось вместе с партизанскими отрядами, руководил и тем и другим один центр. В 1941 году в подполье и партизанские отряды брали людей без тщательной проверки, что явилось одной из причин деконспирации в ряде районов подполья и провала его.

В отдельных городах подполье организовывалось на базе истребительных отрядов, задачей которых было уничтожение складов с продовольствием, заводов, шахт, мостов, крупных зданий и т. д. Нередко истребительные отряды автоматически превращались в партизанские, оставались в немецком тылу. Такой способ создания партизанского движения и подполья не мог не привести к тому, что в подполье попадали совершенно неподготовленные люди, не имевшие даже представления о работе в подполье.

Есть свидетельства бывших подпольщиков, порвавших с коммунизмом и перешедших в антикоммунистический лагерь. Их свидетельствами нетрудно корректировать другой источник - советскую мемуарную литературу, устанавливая, таким образом, истину.

Вот что пишет один из бывших участников киевского подполья:

“Приблизительно 8-9 июля 1941 года в Киеве началась организация, так называемых, истребительных батальонов, задача которых, как думали организаторы, должна была состоять в подавлении десантных отрядов противника. Организовывали эти батальоны райкомы комсомола и партии. Такой отряд организовал и Сталинский райком, который находился на бульваре им. Шевченко. Секретарь райкома партии Овчаренко и секретарь райкома комсомола Ада Манзон лично принимали вступавших. Состав батальона был в основном из студенческой молодежи. Политруки, старшины и командиры взводов почти все из работников НКВД. Приблизительно 25 июля, совершенно неожиданно, на 2 часа дня назначается сбор всех отрядов Сталинского района в помещении Педагогического института, тоже на бульваре Шевченко.

Два часа дня. Зал переполнен. Командиры отрядов шёпотом, ожидая оратора, передают о высадившемся около города крупном немецком десанте.

Наконец, на сцене появляются: секретарь райкома партии Овчаренко и здоровый детина в гражданском костюме с орденом Ленина, на груди - красный партизан.

Красный партизан молчит. Овчаренко произносит короткую речь: “Товарищи! Внезапно высадившиеся десанты временно оккупировали ряд населенных пунктов в некоторых частях, прилегающих к городу Киеву, где население оказывает ожесточенное сопротивление. Мы собрались сюда для того, чтобы добровольно вступить в ряды партизанского движения и тем самым помочь оставшемуся советскому населению в оккупированных немцами областях вести борьбу за освобождение нашей Родины. Кто за вступление в партизанский отряд - встаньте!”

На этом кончилась так долго ожидаемая речь секретаря Сталинского райкома партии Овчаренко. Реакция после призывных слов секретаря произошла следующая: весь зал, кроме группы студентов мелиоративного института, поднялся. После этого последовало указание секретаря: переписать добровольно вступивших, и списки немедленно передать в райком партии. В числе добровольно вступивших был и я. На следующее утро было объявлено, что к четырем часам дня все зачисленные в партизанский отряд (и женщины и мужчины) должны быть готовы для отправки на сборный пункт, куда съедутся добровольцы со всего города. Приблизительно за час до прихода машин некоторых из нас вызвали в райком комсомола. Из райкома комсомола по одиночке, в сопровождении секретаря райкома Манзон, отправлялись в кабинет секретаря райкома партии Овчаренко, где в присутствии Манзон происходила беседа. Каждый получал особое назначение. Меня назначили старшиной третьей роты особого назначения при штабе центрального сектора обороны города Киева. Итак, добровольцы уехали, а я остался.

Всего добровольцев, вместе с присланными курсантами училища НКВД, которые руководили отрядами, было около двух тысяч. После выдачи военного обмундирования и документов бойцов 177-ой, насколько помню, пехотной стрелковой дивизии, которая была разбита немцами и бродила где-то в лесах, после проводов, на которых присутствовал Буденный, отряд в районе Звенигородки переправили через линию фронта.

Первое боевое крещение отряд получил около Клавдиево, после чего разделился на несколько групп.

Каждая получила свое назначение и место, где она должна оперировать. Так отправился первый партизанский бывший истребительный отряд из Киева.

Роты, в которую я получил назначение, еще не было: она только организовывалась. На другой день я познакомился с командиром. Это был коренастый мужчина с небольшой бородкой, бывший моряк, член партии, по фамилии Мозур. В дни формирования мы находились в помещении райкома. Еще через день прибыл политрук роты - женщина лет тридцати восьми, с орденом Ленина на груди, секретарь райкома партии одного из занятых немцами городов, по фамилии Юрко. В здании инженерно-строительного института, на ул. Пиропаской, нам отвели помещение. В течение 10 - 12 дней рота была укомплектована. Всего в ней было 87 мужчин и женщин, в возрасте от 18 до 38 лет, в основном, бывшие комсомольские и партийные работники, бежавшие с занятых немцами территорий. Роты особого назначения подготавливались для подпольной работы в Киеве, если город будет взят немцами.

Подготовка была следующая: во-первых, все носили гражданскую одежду, старались держаться законспирировано, изучали подробно всю территорию города, во-вторых, знакомились с конспиративными квартирами, начинали изучать методы подпольной работы. Командир Мозур держался довольно странно. Появлялся часов в одиннадцать ночи, пьяный, изредка приносил тысячные пачки денег, передавал их своему заместителю по фамилии Корженко, который фактически руководил ротой. Корженко, тоже бывший партийный работник, энкавадист, начальник спецчасти во время прорыва немцев в районе Сталинки, куда нас ночью привезли на, так называемую, линию обороны. Поскольку наша рота называлась ротой особого назначения, нам и дали особое задание: расположившись в одном из домов в конце Красноармейской улицы, мы должны были стрелять в отступающих красноармейцев, если такие появятся. Всей этой “операцией командовал командир батальона Солоткин и комиссар Горецкий (бывший директор Мелиоративного института).

18 сентября 1941 года без единого выстрела советские войска оставляют Киев. Я в это время нахожусь в здании Сталинского райкома партии и наблюдаю следующее явление: первый и второй секретарь райкома давно покинули город, оставшиеся работники райкома наскоро уничтожают бумаги.

О ротах особого назначения все забыли. Только двое, Охременко и Комаров, специально оставленные обкомом партии, вывозят с райкомовского склада куда-то имущество. Насколько мне известно, от Сталинского райкома партии остались только эти двое, остались по приказу обкома. Остался и я, но, так сказать, не у дел.

Проходит около двух месяцев после занятия немцами Киева. В одно воскресное утро, когда я проходил через еврейский базар, меня неожиданно кто-то толкнул. Оглянувшись, я увидел командира четвертого батальона, до войны работника НКВД, а теперь как я узнал, работающего заведующим отделом кадров при Киевской бирже труда - Миролюбова. От него я узнал, что он организует подпольную группу, в которую осторожно потребовал моего вступления.

Последующие наши свидания происходили у него на квартире. Через некоторое время я перешел на работу в штат-комиссариат, где получил должность заведующего хозяйством, на которой и пробыл до марта 1942 года, до ареста гестаповцами. Вместе с Миролюбовым было арестовано еще 8 подпольщиков. В то время в гестапо Охременко работал по заданию подполья. Занимался Охременко тем, что уничтожал антибольшевиков, создавая на них провокационные дела. Однако Охременко не удалось выручить Миролюбова.

Вот как организовывалось в Киеве подполье. Я вскоре с ним порвал”6.

Продолжу об Охременко теперь уже я.

Охременко, расправлялся не только с антибольшевиками, не только с бандеровцами и другими украинскими борцами за свободу, но и с коммунистами, которые уклонялись от активного участия в подполье.

Так, в 1942 году киевское Гестапо арестовало бывшего сотрудника НКВД Кожемякина. Просидев а тюрьме около двух месяцев, он согласился работать в Гестапо. Его выпустили. А на следующий день нашли мёртвым на его квартире.

Вернувшийся в Киев после скитаний второй секретарь Сталинского райкома партии Остахов на предложение руководства подполья начать в нем работать ответил отказом.

Через неделю, по материалам Охременко, был арестован Гестапо и пропал без вести.

Охременко же принимал участие в аресте первого секретаря Сталинского райкома партии Овчаренко, который тоже уклонился от работы в подполье. Овчаренко погиб в Гестапо.

Охременко продержался в Гестапо до 1943 года, до самой эвакуации Киева.

Разоблачили его случайно, при выполнении особого задания.

Заключалось задание в следующем: когда немцы заняли Киев, они, как всегда, собрали крупных инженеров, в частности, авиаконструкторов, установили для них полу-тюремный режим и заставили работать по специальности. То есть, создали подобие советской “шарашки”.

Перед эвакуацией Киева инженеров отправили специальным поездом в Германию. В охране поезда оказался и Охременко. Он должен был взорвать эшелон.

Около Львова комендант поезда случайно обнаружил приготовления Охременко к взрыву вагонов, в которых находились инженеры.

Вообще, так называемое “киевское подполье” и его “великие дела” ждут своего историка. Здесь сплелись в один клубок интересы Москвы, Берлина, украинских националистов, разведок, контрразведок.

Например, как стало известно, чекистской агентурной сетью руководил в Киеве некто Александр Коваленка, он же барон фон Мантейфель.

На самом же деле под этими именами скрывался известный чекистский провокатор Стауниц-Опперпут. Еще в 20-е годы он был одним из организаторов и участников гигантской чекистской провокации против русских эмигрантов под названием “Трест”.

Но “как веревочке не виться”…

Стауниц-Опперпут-Коваленка-Мантейфель был схвачен, опознан и расстрелян. 7

Туда ему и дорога.

О советской агентуре в оккупированных городах можно говорить много. (Но это тема – другой книги).

П.Д.Ильинский описывает ситуацию в Полоцке, когда, приехав в город, он разговорился со случайным попутчиком-железнодорожником.

П.Д.Ипьинааай описывает ситуацию в Полоцке, когда приехав в город, он разговорился со случайным попутчиком-железнодорожником.

“НКВД действительно больше нет, - говорит он, - но сотрудники НКВД остались и работают в полиции и в Гестапо по-прежнему. Горсовета тоже нет; но в Городской Управе работают те же сотрудники Горсовета и другие бывшие коммунисты. Люди, подвергавшиеся при большевиках преследованиям, подвергаются им и сейчас Ранее административно-высланные принуждены скрываться и прятаться до сих пор, ибо городские коммунисты, занимающие лучшие административные посты в русских учреждениях, боятся разоблачений; горе тому лицу, которое может им показаться в этом отношении подозрительным. Люди, освобожденные немцами из советских тюрем, боятся прописываться в городе; вернувшиеся из ссылок - не идут за получением продовольственных карточек и т. д. и т. п. Сходите на базарную площадь, - посоветовал нам в заключение собеседник, - полюбуйтесь на повешенного. Вот уже несколько недель болтается он на перекладине с доской на шее. На доске надпись: “советский шпион и бандит”. А его знает весь город - убежденный противник советской власти, много лет подвергавшийся преследованиям НКВД, не имеющий даже права проживания в родном городе. Уже при немцах вернулся он домой и вздумал протестовать против коммунистического засилья. В результате - арест, зверское избиение в, так называемой, русской полиции резиновыми палками и бессмысленное обвинение в шпионаже”.

Много подобного рассказал нам тогда добрый человек, желая ввести нас в курс местной жизни и предостеречь от вынужденного путешествия на базарную площадь через Горуправу, в русскую полицию и Гестапо. Дай ему, Бог, здоровья!

В глубоко подавленном состоянии начали мы “оформляться в городе”,

Перейдем на Кубань и посмотрим, как здесь действовало подполье.

Немцы издали приказ: за одного убитого офицера подлежали расстрелу 121 человек из местного населения, а за солдата - 60.

Этим воспользовался НКВД.

Отступая, энкаведисты оставляли или забрасывали свою агентуру на оккупированные территории. Цель у них была одна: ожесточить население против немцев путем взаимного озлобления (выше я уже писал о сталинском приказе 0428), вызвать репрессии, жертвами которых станет ни в чем неповинное местное население.

Приведу несколько примеров.

13 августа 1942 года в центре станицы Славянской Краснодарского края, выстрелом из револьвера был убит немецкий унтер-офицер.

Убийцу не обнаружили.

Сейчас же немецкие и румынские солдаты окружили несколько кварталов вокруг места убийства. Солдаты, обыскивая дома и дворы, арестовали всех мужчин и подростков мужского пола. 158 арестованных отвели под строгой охраной на окраину станицы - к хлопковому заводу. Здесь их заставили вырыть себе могилу, а потом, выстроив шеренгу, отсчитали каждого третьего. Затем 58 человек на глазах оставшихся, а также наблюдавших издали жителей, - расстреляли из пулемета.

Спустя несколько дней, в центре той же станицы опять был убит немецкий солдат.

К счастью, убийцу сразу поймали. Ею оказалась сотрудница паспортного стола станичной полиции, бывшая комсомолка, оставленная по заданию НКВД. Ее повесили на дереве, возле станичного базара.

Были и другие случаи, оставившие страшный след в сердцах людей. Через несколько месяцев после прихода немцев возле одного из хуторов Ростовской области был убит немецкий солдат. Убийцу обнаружить не удалось. По требованию немецкой комендатуры староста хутора должен был составить список на 60 человек, которых он считал подозрительными.

К несчастью, тогда же на хутор возвратились коренные жители из кулаков и раскулаченных, сбежавших в период большевистских репрессий или отбывших сроки ссылки и проживавших до прихода немцев вдали от родных мест.

Староста хутора и внес в список этих людей, случайно попавших сюда. Немцы их арестовали и расстреляли, а когда разобрались, то было уже поздно.

Воспользовавшись глупостью и жестокостью немцев, староста хутора их руками сделал дело, порученное ему НКВД, а затем скрылся. Подобные люди прилагали все усилия к тому, чтобы внедриться на руководящие посты при немцах, дабы лучше выполнять большевистские задания.

НКВД действовал по схеме, которая просматривается, когда сравниваешь происшествия в разных городах. Вот как было в Полоцке.

П.Д.Ильинский вспоминает:

“В один из ясных августовских дней к зданию фельдкомен-датуры подъехали на своей машине ортскомендант с переводчиком, бургомистром города и начальником полиции. Вид у всей четверки был мрачный и озабоченный. Ортскомендант приехал для того, чтобы договориться о посылке карательной экспедиции против нескольких мятежных деревень. Обстоятельства дела были следующие. Накануне русская полиция случайно наткнулась около одной из этих деревень на изуродованный труп немецкого солдата. Все указывало на то, что это дело местных крестьян. Полиция уже давно наблюдала за ними, им приписывались тяжкие преступления: укрывательство советских парашютистов, незаконное хранение оружия и неоднократные попытки взрыва близлежащего железнодорожного полотна. Не менее убедительным доказательством виновности несчастных деревень, чем труп солдата, уже привезенный в город, служило несколько перехваченных писем от какого-то начальника партизанского отряда к одному крестьянину деревни.

Дело было ясное и простое. Все четверо представителей власти во главе с ортскомендантом требовали самых срочных мер, жестокого наказания в назидание прочим. Они считали нужным послать для расправы хорошую строевую воинскую часть. Если при обыске она обнаружит в деревнях, упоминаемых в письме партизанского начальника, оружие, - деревни должны быть сметены с лица земли. Если же оружия не окажется, полиция арестует только наиболее подозрительных, и сама произведет дальнейшее расследование.

Полковник забрал все “вещественные доказательства” для доклада в Штаб Армии. Затем он распрощался со своими гостями, вызвал к себе старшего врача гарнизона и поехал с ним осматривать труп. Когда вечером того же дня мы, я, о. Иоанн и М.Е.Зуев - по срочному вызову входили в кабинет фельдкоменданта, он, как можно предполагать, уже принял какое-то определенное решение. Он изложил нам суть дела, как она была ему самому преподнесена ортскомендантом, и задал несколько отрывочных вопросов. Видно было, что он взбешен до последней степени. Полковнику было ясно, что это - грубая фальшивка, рассчитанная на неприхотливый немецкий вкус. Осмотр трупа только подтвердил эту уверенность: труп был не свежий, а немецкий военный мундир, слишком большой и широкий, был одет на него уже много спустя после смерти. Очень многое указывало на то, что покойник вообще не немец.

Дом, в котором я тогда жил в Полоцке, стоял как раз напротив ворот двора, в глубине которого была квартира начальника русской полиции. На другой день утром, завязывая галстук перед отходом на службу, я увидел в окно небольшую группу немецких солдат с винтовками, которые под командой унтер-офицера быстро прошли через ворота во двор. У них был какой-то не совсем обычный, слишком уж деловой вид. За чашкой чая я всё посматривал и посматривал во двор, но группа не возвращалась. Так и не дождавшись ее, я пошел на службу. Чем дальше я шел, тем больше мне попадалось вооруженных солдат. В центре города они стояли уже правильными, хотя и не очень плотными, шпалерами по обеим сторонам улицы, куда только хватал глаз. Было совершенно очевидно, что в городе находится какое-то новое крупное войсковое соединение. Люди были пыльные, они пришли издалека. Прохожие стояли кучками, недоумевающе поглядывали и шушукались между собой. Как раз в тот момент, когда я переступил порог Городской Управы, всё пешеходное движение было приостановлено: каждый должен был оставаться там, где его застала эта операция. Началась поголовная проверка документов. У проверяющих в руках были большие списки, с которыми они постоянно справлялись. Несколько человек из числа сотрудников арестовали тут же, в магистрате. Затем, к дверям здания приставили караул и ушли. Время в ожидании и неизвестности тянулось медленно. Кое-кто сел было от скуки за работу. И вдруг, часа через два, от окна закричали, что солдаты уходят. Они исчезли из города так же быстро, как и появились, Караул у дверей был тоже снят. Большинство служащих сейчас же разбрелось по домам.

Число арестованных, конечно, не было еще известно в городе, но оно измерялось сотнями. Переводчик Ортскомендатуры, бургомистр города, начальник полиции, все заведующие отделами Горуправы и многие переводчики при немецких учреждениях оказались под замком. Обыски у них продолжались почти всю ночь: поднимали полы, разламывали печи и потолки, переворачивали чердаки и сараи. Тут же или несколько позднее мы узнали и о результатах некоторых обысков. Например, при обыске у переводчика ортскоменданта нашли под полом списки всей коммунистической организации города, диспозиции немецких войск, перечень воинских соединений и частей, а также военных грузов, проследовавших через город за последний месяц. Кроме того, у него, как и бургомистра города, были найдены свежие советские инструкции и предписания, партизанские явки, шифры, всевозможные документы, немецкие бланки, штампы и печати. Среди прочих интересных вещей у переводчика было найдено также и его собственное советское удостоверение личности, выданное из Ленинградского Окружного отделения НКВД. Немцы руководствовались при первых арестах, главным образом, списками городской организации ВКПб времени 1941 г., которые, благодаря окружению, целиком попали к ним в руки. С тех пор многое, конечно, изменилось. Целый ряд видных местных коммунистов к осени 1942 г. уже ушли в партизаны; и наоборот - много новых, неизвестных до того в городе людей, как, например, начальник банка или сам переводчик ортскомендатуры, прибыли неизвестно откуда. Поэтому списки, найденные у переводчика, были особенно важны: они дали немцам самые свежие сведения, чрезвычайно ценные и при последующих самые свежие сведения, чрезвычайно ценные и при последующих арестах и, особенно, при производстве следствия. После получения списков, общая картина и все детали стали для немцев яснее, чем для нас”8.

Пользовалось подполье и другими методами. Дело в том, что вслед за продвигающимися вперед немецкими войсками, пришли немцы-колонизаторы, офицеры хозяйственного управления, так называемые, зондерфюреры, набранные из бывших мясников, колбасников, купцов и прочих, негодных к строевой службе, немцев.

Для зондерфюреров было совершенно безразлично, кто назначен на должность старосты села, начальника полиции или начальника колхоза. Для них важно было то, чтобы назначенное лицо выполняло распоряжения хозяйственного управления о поставке сельскохозяйственных продуктов, рабочих для отправки в Германию и на прочие хозяйственные работы.

До сознания зондерфюреров долго не доходило, за счет кого и в чьих интересах усердствует подобный староста. А он, смотришь, назначил для отправки на работы в Германию детей высланного в Сибирь кулака, а деток удравшего секретаря райкома оставил дома. А не то и единственную корову отберет у вдовы расстрелянного “врага народа”, а потом, договорившись с зондерфюрером, отдаст ее случайно застрявшей в селе жене командира-пограничника, отступившего с частями красной армии.

Это не вымысел, а факт, к сожалению, встречавшийся нередко. Такое произошло в селе Арнаутовка, возле Вознесенска, на Украине. К счастью, радетель” был разоблачен и расстрелян. Но за два с половиной года работы много вреда принес людям села.

С горечью описывает свидетель, что “окружив себя гаремом из комсомолок или жен коммунистов, зондерфюреры сразу же попали в расставленные сети”. Как хотели, так и переводили такие переводчицы, что хотели, то и делали. Много бывших “кулаков” и прочих, случайно уцелевших “из чуждых людей” погибло при активном содействии таких переводчиц.

Надо же было уничтожать недобитых еще “ кулаков” и прочих врагов народа”, которые после отступления большевиков, осмотревшись, стали появляться из мест, в которых им удалось уцелеть.

Бывало и так, что на должность зондерфюреров попадали бывшие немецкие коммунисты, как в г. Мариуполе, на консервном заводе. Герр-геноссе” Бендер, окружив себя бывшими коммунистами, раньше работавшими на этом заводе, безжалостно избивал рабочих.

Немцы набирали из военнопленных добровольцев в свои военные команды, предназначенные для охраны и конвоирования. Этим воспользовались товарищи”, помня инструкции о диверсионной работе в тылу у немцев.

Так, в январе 1943 года, перед своим отступлением из Краснодара, немцы перегоняли из краснодарских лагерей десятки тысяч военнопленных по маршруту Краснодар-Славянская-Варениковская-Тамань. Конвоирами были, в основном, такие “добровольцы”. Пользуясь оружием и правом конвоира, они устлали трупами расстрелянных военнопленных путь следования.

Каждый раз моя покойная теща, Мария Федоровна, не могла вспоминать об этом без слез.

В станице Славянской на глазах у жителей, на главной улице конвоиры расстреляли без всякой причины десятки военнопленных.

Администрация района и станицы, рискуя жизнью, обратилась к немецкому военному коменданту с просьбой о прекращении этого зверства и о наказании виновных. Страшным был ответ из уст немцев:

Мы здесь не при чем - это делают сами же ваши, русские.

Немцы разрешили их похоронить. Трупы военнопленных, убитых советскими агентами в немецкой военной форме, в тот же день были собраны и привезены на нескольких подводах на кладбище, где и похоронены.

С точки зрения людоеда - действовал отлично.

Есть книга-“воспоминание” П.Игнатова “В подполье Краснодара”. В ней едва ли пятая часть - правда, остальное - вымысел.

Из всей советской мемуарной литературы, касающейся подполья, наибольший интерес представляет книга “В крымском подполье”, принадлежащая перу И.А.Козлова, бывшего руководителем Крымского подполья, правдивее других рассказывающего о своей деятельности.

Каковы же были результаты деятельности Козлова и его подчиненных? Почти вся эта “подпольная” деятельность в Керчи, вплоть до сдачи города немцами в январе 1942 года, свелась к составлению “черных списков предателей”. Крымское подполье не имело до 1943 года даже своей радиостанции.

Продолжение следует

1. Из готовящегося к печати второго издания 2 тома эпопеи "Власов".
2. А.Кузнецов. Бабий Яр. Франкфурт-на-Майне, 1972, с.81.
3. Вестник Института изучения СССР. Мюнхен, 1956, № 2, с.106.
4. Вестник Института по изучению СССР, Мюнхен, 1956, 2, с. 108
5. КГБ: спец. операции советской разведки. М., "Олимп", "Астрель", АСТ, 2000, с. 315
6. "Грани", Франкфурт-на-Майне, № 17,1953, сс.109-111
7. "Новый журнал" (Нью-Йорк), 1978 № 132 с.223
8. "Грани" (Франкфурт-на-Майне), № 30, 1956, сс.119-121