Краткая биография марии спиридоновой. «Мария Спиридонова: судьба лидера левых эсеров

Леонид Млечин, Россия

Самое страшное ожидало ее впереди, в вагоне ночного поезда, направлявшегося в Тамбов. «Холодно, темно. Чувствуется дыхание смерти. Брежу, прощу воды. Воды нет. Офицер увел меня в купе. Он пьян, руки обнимают меня, пьяные губы шепчут гадко: «Какое изящное тело…»

Начиная с того январского дореволюционного дня, когда она выстрелила в царского чиновника, и до 11 сентября 1941 года, когда ее расстреляет комендант Орловского областного управления наркомата внутренних дел, она проведет на свободе всего два года. Практически всю взрослую жизнь ей было суждено оставаться за решеткой. Менялись режимы, вожди и тюремщики, но власти предпочитала держать ее взаперти.

Невольно напрашивается вопрос: знай она наперед свою трагическую судьбу, взялась ли бы в тот январский день исполнить поручение тамбовских эсеров?

Страх бы ее точно не остановил. Неукротимый темперамент, обостренное чувство справедливости, железный характер предопределили ее жизненный путь. Ей не однажды предоставлялась возможность изменить судьбу, спастись, но она упрямо двигалась по раз и навсегда определенной в юности траектории, которую оборвала только пуля в затылок.

16 января 1906 года в город Борисоглебск в сопровождении большой охраны прибыл советник Тамбовского губернского управления Гавриил Николаевич Луженовский. Он исполнял особое поручение тамбовского губернатора – с помощью казаков беспощадно усмирял крестьянские бунты. Он знал, что революционеры охотятся за ним. Вышел из поезда в окружении казаков и полиции. Они окружали его со всех сторон, но не обратили внимания на юную девушку.

Гимназистка-семиклассница, дворянка Мария Спиридонова, член тамбовской боевой дружины эсеров, она успела четыре раза выстрелить в Луженовского, прежде чем ее схватила охрана.

«Обалделая охрана опомнилась, - писала партийцам Спиридонова, - вся платформа наполнилась казаками, раздались крики: «бей», «руби», «стреляй!» Когда увидела сверкающие шашки, подумала, что пришел мой конец, и решила не даваться им живой в руки. Поднесла револьвер к виску, но, оглушенная ударами, упала на платформу. Потом меня за ногу потащили вниз по лестнице. Голова билась о ступеньки…»

Ее отвезли в местное полицейское управление, где началось следствие: «Пришел помощник пристава Жданов и казачий офицер Абрамов. Они раздели меня и не велели топить мерзлую и без того камеру. Страшно ругаясь, избивали нагайками. Один глаз у меня ничего не видел, правая часть лица была страшно разбита. Они нажимали на нее и спрашивали: «Больно? Ну, скажи, кто твои товарищи?»

Самое страшное ожидало ее впереди, в вагоне ночного поезда, направлявшегося в Тамбов. «Холодно, темно. Грубая брань Абрамова висела в воздухе. Чувствуется дыхание смерти. Даже казакам жутко. Брежу, прощу воды. Воды нет. Офицер увел меня в купе. Он пьян, руки обнимают меня, расстегивают, пьяные губы шепчут гадко: «Какое изящное тело…»

Надругательство над Марией Спиридоновой вызвало такое возмущение, что эсеры решили наказать насильников. Тамбовский губернский комитет социалистов-революционеров приговорил ее мучителей к смертной казни. Мерзавцев расстреляли.

Симпатии многих тюремщиков были на стороне Спиридоновой. Часовые, охранявшие камеру, тайком относили ее письма сестре. Та передавала их в газеты. О Спиридоновой узнала вся Россия. Накануне суда Мария писала:

«11 марта суд и смерть. Осталось прожить несколько дней. Настроение у меня бодрое, спокойное и даже веселое, чувствую себя счастливой умереть за святое дело народного освобождения. Прощайте, дорогие друзья, желаю жить в счастливой, освобожденной вашими руками, руками рабочих и крестьян, стране. Крепко жму ваши руки».

На суде она объяснила причины, по которым стреляла в Луженовского. Партия эсеров считала своим долгом вступиться за крестьян, которых усмиряли нагайками, пороли и вешали.

«Я взялась за выполнение приговора, - объясняла судьям Спиридонова, - потому что сердце рвалось от боли, стыдно и тяжко было жить, слыша, что происходит в деревнях по воле Луженовского, который был воплощением зла, произвола, насилия. А когда мне пришлось встретиться с мужиками, сошедшими с ума от истязаний, когда увидела безумную старуху-мать, у которой пятнадцатилетняя красавица-дочь бросилась в прорубь после казацких «ласк», то никакая перспектива страшнейших мучений не могла бы остановить меня от выполнения задуманного».

Спиридонову приговорили к смертной казни через повешение, но заменили бессрочной каторгой. У нее открылось кровохарканье. Врачи составили заключение, что она нуждается в лечении, но ее все равно отправили на Нерчинскую каторгу.

Она провела на каторге 11 лет, ее освободила Февральская революция. И тут у нее неожиданно открылись ораторские и организаторские способности. Когда она выступала, в голосе звучали истерические нотки, но в те годы такой накал страстей казался естественным. В 1917-м Спиридонову даже называли самой популярной и влиятельной женщиной в России.

После Октября партия эсеров раскололась: правые эсеры выступили против захвата власти большевиками, левые поддержали Ленина, вошли в правительство, заняли важные посты в армии и ВЧК. Спиридонова стала вождем левых, Ленин дорожил союзом с левыми эсерами, которых поддерживало крестьянство. У них были крепкие позиции на местах. Но это сотрудничество постепенно сошло на нет, потому что эсеры все больше расходились с большевиками. Большевики не хотели раздавать землю крестьянам, учреждали в деревнях комитеты бедноты, откровенно грабившие зажиточных крестьян.

Окончательный раскол произошел из-за сепаратного мира с Германией. Брестский мир, с одной стороны, спас правительство большевиков, с другой – настроил против них полстраны. Спиридонова сначала была сторонницей немедленного мира с немцами, затем ее мнение изменилось. Левые эсеры провели съезд и потребовали расторжения Брестского договора, считая, что он душит мировую революцию.

Лев Троцкий возглавил Красную армию, которую еще предстояло создавать. Он лучше других знал, что военный конфликт смертельно опасен, и потребовал расстреливать всех, кто ведет враждебные действия на демаркационной линии с немцами: раз подписали мир, не надо их провоцировать.

Эсеры, призывавшие к войне до победного конца, приняли слова Троцкого на свой счет и начали действовать привычными методами. Руководителю московских эсеров, члену ЦК партии Анастасии Алексеевне Биценко поручили организовать громкий теракт. Крестьянская дочь, она сумела окончить гимназию. Как и Мария Спиридонова, вступила в боевую организацию эсеров. 6 июля 1918 года Анастасия Биценко передала сотрудникам ВЧК, эсерам Якову Блюмкину и Николаю Андрееву, бомбы. Имя изготовителя держалось в особом секрете - это был Яков Моисеевич Фишман, будущий начальник военно-химического управления Красной армии. Они с Биценко встретились утром в гостинице «Националь».

В два часа дня Блюмкин и Андреев на машине прибыли в германское посольство (Денежный пер., 5), предъявили мандат с подписью Дзержинского и печатью ВЧК, потребовав встречи с послом Мирбахом. Графу Вильгельму Мирбаху несколько раз угрожали, и появление в посольстве сотрудников ВЧК он воспринял как запоздалую реакцию советских властей. Посол принял чекистов в малой гостиной.

«Я беседовал с послом, смотрел ему в глаза, - рассказывал потом Блюмкин, - и говорил себе: я должен убить этого человека. В моем портфеле среди бумаг лежал браунинг. «Получите, - сказал я, - вот бумаги», - и выстрелил в упор. Раненый Мирбах побежал через большую гостиную, его секретарь рухнул за кресло. В большой гостиной Мирбах упал, и тогда я бросил гранату на мраморный пол...»

…Июльский мятеж эсеров 1918 года имел трагические последствия. Они были изгнаны из политики и из государственного аппарата и уже не имели возможности влиять на судьбы страны. Российское крестьянство лишилось своих защитников. Позднее, уже при Сталине, всех видных эсеров уничтожили.

Спиридонова взяла на себя ответственность за убийство германского посла. Характерно, что кляла она себя за непредусмотрительность, за недальновидность, за то, что поставила под удар партию, а вовсе не за то, что приказала убить невинного человека. А ведь была разница между ее выстрелом в советника Луженовского и убийством немецкого посла.

В любом случае казнь без приговора суда – преступление. Но царского чиновника, в которого стреляла она сама, многие справедливо называли палачом. Оправдывали ее теракт тем, что о правосудии в ту пору не могло быть и речи – чиновник исполнял высшую волю. Остановить его можно было только пулей... Но немецкий посол не совершал никаких преступлений! Его убили из политических соображений, и Спиридонова считала это справедливым. Она тоже была отравлена этим ядом. Придет время, и ее тоже убьют из соображений все той же политической целесообразности.

С каждым годом ее положение ухудшалось. Сначала Спиридонову выслали в Самарканд, оттуда вместе с мужем перевели в Башкирию, наконец, последний арест в феврале 1937 года. Тяжело больной женщине предъявили нелепое обвинение в подготовке терактов против руководителей советской Башкирии. Она содержалась в Орловской тюрьме, причем в неизмеримо худших условиях, чем в царских тюрьмах.

В ноябре 1937-го легендарная Мария Александровна Спиридонова написала большое письмо своим мучителям. Она писала, что в царское время ее личное достоинство не задевалось. В царское время она ощущала незримую поддержку народа. Та страшная ночь в поезде не прошла бесследно. Она не выносила не только прямого насилия над собой, но и даже грубого прикосновения к своему телу.

Но в сталинские времена Марию Спиридонову сознательно унижали: «Бывали дни, когда меня обыскивали по десять раз в день. Обыскивали, когда шла на оправку и с оправки, на прогулку и с прогулки, на допрос и с допроса. Ни разу ничего не находили на мне, да и не для этого обыскивали. Чтобы избавиться от щупанья, которое практиковалось одной надзирательницей и приводило меня в бешенство, я орала во все горло, вырывалась и сопротивлялась, а надзиратель зажимал мне потной рукой рот, другой притискивал к надзирательнице, которая щупала меня. Чтобы избавиться от этого безобразия и ряда других, мне пришлось голодать, так как иначе просто не представлялось возможности какого-либо самого жалкого существования. От этой голодовки я чуть не умерла...»

Жалобы были бесполезны. Никто не собирался их выслушивать. Она была врагом, подлежащим уничтожению. Марию Спиридонову убили осенью сорок первого. Немецкие войска наступали, Сталин не знал, какие города он сумеет удержать, и велел наркому внутренних дел Берии уничтожить «наиболее опасных врагов» в тюрьмах.

6 сентября Берия представил вождю список. Сталин в тот же день подписал совершенно секретное постановление Государственного комитета обороны:

«Применить высшую меру наказания – расстрел к 170 заключенным, разновременно осужденным за террор, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу. Рассмотрение материалов поручить Военной Коллегии Верховного Суда».

В Военной коллегии приговоры оформили за один день. Всех перечисленных Берией заочно признали виновными по статье 58-10, часть вторая, приговор – расстрел. 11 сентября 1941 года чекисты расстреляли 157 политзаключенных Орловского централа. Обреченных вызывали по одному. Запихивали в рот кляп и стреляли в затылок. Тела на грузовиках вывезли в Медведевский лес и закопали.

Среди них была Мария Спиридонова, ее муж Илья Майоров, разработавший эсеровский закон о земле, а также несколько десятков немцев-коммунистов и других политэмигрантов.

Мария Спиридонова потеряла в жизни все, включая свободу, поскольку выступала против сотрудничества с Германией, и, тем не менее, ее уничтожили под нелепым предлогом, что она может перейти к немцам!..

История знает множество женщин, отдавших жизнь за идеалы свободы и справедливости. Эсерка Мария Спиридонова занимает в этом списке особое место. Ей было отпущено прожить на этом свете 57 лет. Из них 32 года она провела в заключении.

Спиридонова боролась всю жизнь: вначале против самодержавия, потом — против буржуазии и тех, кто спускал революцию на тормозах, а затем — против политического деспотизма и чиновничьего произвола бывших союзников — большевиков.

В судьбе Марии Спиридоновой, как в капле родниковой воды, отразилась русская революция со всеми её надеждами, победами, разочарованиями и поражениями. Однако Спиридонова никогда не отрекалась от революции. Она стойко вынесла все мучения. И умерла она, веря в будущее революционного народного социализма. Точнее — погибла. С чекистской пулей в затылке.

Начало пути

Спиридонова Мария Александровна (16 октября 1884, Тамбов — 11 сентября 1941, Медведевский Лес, близ Орла). Из дворян. Родилась в семье коллежского советника. В Тамбовской гимназии в 6-м классе включилась в работу местной эсеровской организации. В 1902-м ушла из 8-го класса гимназии (по другой версии, была исключена за политическую неблагонадежность). Работала конторщицей в губернском дворянском собрании. С 1905 года — активистка боевой дружины Партии социалистов-революционеров (ПСР). Впервые арестована за участие в демонстрации в 1905-м, наказания не понесла.

16 января 1906 года по решению Тамбовского комитета эсеров совершила террористический акт — смертельно советника Тамбовского губернского правления Гавриила Луженовского — создателя в Тамбовской губернии отделения национально-монархической организации «Союз русских людей» и усмирителя крестьянский волнений в Тамбовской губернии. Спиридонова выслеживала Луженовского на станциях и поездах несколько дней, пока не предоставился случай убить его. Она выпустила в него, в этого полного человека, пять пуль. Что было потом, точно неизвестно. По одной из версий, у 22-летней Спиридоновой случился нервный срыв, и она бегала по железнодорожной платформе, крича: «Я убила его!» По другой версии, она попыталась застрелиться, но но не успела: подбежавший казак оглушил её ударом приклада.

В полицейском участке жандармы, раздев Марию донага, жестоко избивали её, а потом истязали, туша о её грудь окурки, затем в вагоне, по пути в Тамбов, изнасиловали… Врач, осматривавший Спиридонову в тюрьме, засвидетельствовал многочисленные повреждения — следы изнасилования.

Дело Спиридоновой получило международную огласку и имело заметный общественный резонанс. 12 марта 1906 выездная сессия Московского военного окружного суда приговорила Спиридонову к смертной казни через повешение, но затем приговор был заменён бессрочной каторгой, которую она отбывала в Нерчинских острогах. Длительное время Спиридонова, как и другие заключённые социалистки, провела в Мальцевской тюрьме, где содержали уголовных преступниц.

Против торможения революции

3 марта 1917 года была освобождена по распоряжению Александра Фёдоровича Керенского , который в первом составе Временного правительства был министром юстиции. С именем Спиридоновой связано создание в Чите эсеровского комитета, стоявшего на позициях интернационализма и максимализма. До середины мая Спиридонова принимала участие в работе Читинского Совета Рабочих и солдатских депутатов. 13 мая после речи Спиридоновой исполком Читинского Совета принял решение о ликвидации Нерчинской каторги.

31 мая Мария Александровна прибыла в Москву в качестве делегата от Забайкальской области на 3-й съезд ПСР, на котором её избрали в почётный президиум. Тогда же она вошла в Северный комитет партии, в котором преобладали сторонники углубления революции. Кандидатура Спиридоновой выдвигалась при выборах в ЦК ПСР, но необходимого количества голосов не набрала.

На 3-м съезде ПСР чётко обозначился раскол этой партии на левое и правое крылья. Правое крыло представлял, в частности, Николай Авксентьев , который «При таких методах действия, при такой тактике, какую рекомендуют социал-демократы-большевики, которые говорят о захвате власти Советом, мы стоим перед опасностью того максимализма, той поспешности революционного созидания, которые рискуют изолировать революционную демократию, рискуют отбросить те слои, которые идут вместе с ней, и пробудить контрреволюционное чувство… Когда завоёванная революция недостаточно закреплена, рискованно создавать ту пропасть между отдельными силами, в которой может погибнуть и смысл русской революции», — объяснял он.

Однако Спиридонова в ходе партийного съезда Спиридонова присоединилась к левому крылу ПСР и вошла в состав его Оргбюро. Затем она участвовала в работе 1-го Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов. Её избрали в Исполком Всероссийского Совета крестьянских депутатов от 12-й армии.

В июне Спиридонова включилась в деятельность петроградской организации эсеров и начала сотрудничать в органе Северного комитета — газете «Земля и Воля». 4 июля, по свидетельству большевика Фёдора Раскольникова, Спиридонова приветствовала кронштадтских моряков, прибывших в Петроград для участия в вооруженной демонстрации (см.: Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. 2 ИЗД., М, 1990, с. 132). В августе 7-й Совет партии включил Спиридонову в список обязательных кандидатов от ПСР на выборах в Учредительное Собрание. В августе-сентябре Спиридонова участвовала в работах губернских съездов и конференций ПСР. 16 августа на Петроградском губернском съезде выступила с речью «О современном моменте».

С августа под её редакцией начал выходить журнал «Наш Путь», в первом номере которого была опубликована её программная статья «О задачах революции» , ставшая своего рода «руководством к действию» для левого крыла ПСР:

«Революционный социализм — это мерка, которой должны быть отмечены все акты Партии Социалистов-Революционеров… — писала Спиридонова. — С этой точки зрения наша программа не может изменяться и не должна приспособляться к условиям места и времени, наоборот, до неё должна быть поднята всякая действительность… В настоящее время утверждать действенно теоретически и практически, что наша революция буржуазная, сотрудничать с буржуазией в области и политической и экономической — это значит укреплять окончательно расшатавшийся буржуазный строй, это значит помогать ему продержаться годы, десятки годов на сгорбленных плечах трудящегося класса…

Партия Социалистов-Революционеров идёт во главе социальной революции, её программа в своём осуществлении взрывает один из прочнейших устоев современного строя (землевладение), нарушает один из священнейших принципов буржуазного строя — частную собственность… И вот… Партия Социалистов-Революционеров, под давлением заполнивших правое крыло партии обывательских, ничего общего с социализмом не имеющих элементов, отклоняется всё дальше от своего единственно верного пути — тесной неразрывной связи и единения с народом… она включает в свою тактику меры и принципы, не только не освящаемые общими принципами нашей программы, но резко противоречащие им, посягающие на их логическую и моральную целостность».

С одной стороны, Спиридонова была права, критикуя руководство партии за то, что сразу после Февраля оно открыло её двери всем желающим, отчего партия разбухла, насчитывая более миллиона членов, и далеко не все из них хотели продолжения и углубления революции; с другой стороны, Спиридонова ударилась в морализм и идеализм, призывая поднимать действительность до уровня партийной программы — а сама действительность была далека от принципов программы ПСР. В этом смысле правда была на стороне Авксентьева, а не Спиридоновой.

В этой же статье Спиридонова, оценив политику Временного правительства, определяла дальнейшие шаги ПСР: «Политика официальных правящих кругов бесконечно далеко отошла от политики народной, как извне, так и внутри, и Партии Социалистов-Революционеров нечего там делать… Но на всех скорбных путях русской и мировой жизни наше место… должно определяться в свете нашей Идеи, в духе нашей программы — всегда под знаменем социализма, всегда революционным методом, всегда через народ, с народом и для народа».

Вместе с большевиками

«Революционный социализм - это мерка, которой должны быть отмечены все акты Партии Социалистов-Революционеров…» - доказывала Мария Спиридонова.

Во время корниловского выступления Спиридонова пыталась наладить связь с ЦК РСДРП (б), резко критиковала политику ЦК ПСР, публично заявляя, что спасением революции является переход власти к рабочим и крестьянам. В этот период Спиридонова выступала с резкими нападками на политику Временного правительства и Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов. По словам члена Исполкома Георгия Константиновича Покровского , она публично заявляла: «Если крестьянам не передают помещичью землю, то только благодаря продажному президиуму, вошедшему в стачку с продажным Керенским и буржуазией» (см. : Год русской революции (1917-1918 гг.). Сб. ст. М. 1918. с. 431). Так же решительно протестовала она против введения смертной казни. 10 сентября Спиридонова была избрана в петроградский горком ПСР, вошла в редколлегию его органа газеты «Знамя Труда». 15 сентября она была избрана делегатом Петроградского Совета.

В качестве делегата от Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов Спиридонова участвовала в работе Демократического совещания; на нём 18 сентября в своей речи осудила коалицию с кадетами ; по вопросу о власти заявила: «Долой коалицию, и да здравствует власть народа и революции!» (см.: Безбережьев С. В., М. А Спиридонова / в кн: Россия на рубеже веков. Исторические портреты. М. 1991. с. 342). Как представитель Совета крестьняских депутатов Мария Александровна вошла во Временный Совет Российской Республики (Предпарламент), а также избрана гласным Петроградской городской думы.

Спиридонова настойчиво добивалась созыва 2-го Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, участвовала в борьбе за власть Советов, но при этом не во всём соглашалась с большевиками. По свидетельству Надежды Крупской , за «пару часов до открытия съезда В [ладимир] И [льич]. Ленин встречался со Спиридоновой и другими представителями левых эсеров и пытался убедить их войти в правительство, однако желаемого результата не достиг (см.: Крупская Н.К. Воспоминания о В.И. Ленине. М. 1957. с. 319). Левые эсеры вошли в советское правительство, но немного позже.

2-й Съезд Советов избрал Спиридонову в Президиум. После того как ЦК ПСР исключил оставшуюся на съезде левую оппозицию из партии, Спиридонова выступила за созыв Всероссийского съезда левых эсеров. 28 октября стала одним из членов Временного Центрального Оргбюро левых эсеров, а 6 ноября была избрана членом Президиума ВЦИК: в дальнейшем избиралась членом Президиума ВЦИК 3-4-го созывов. 11 ноября Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов (11-25 ноября) избрал Спиридонову своим председателем.

Выступая 15 ноября на совместном заседании ВЦИК Петроградского Совета и Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов, Спиридонова сказала:

«Пусть знает русский крестьянин, что, не связав себя с русским рабочим, не связав себя с рабочим и крестьянином Франции, Англии, Австралии и Германии и всех остальных стран мира, он не добьётся не только свободы и равенства, но даже того клочка земли, который так жизненно ему необходим».

Спиридонова призвала также к единению левых сил: «Пусть единая революционная демократия выступает единым фронтом. Оставим наши споры… Да здравствует братский союз рабочих, солдат и крестьян!» (см.: Протоколы заседаний ВЦИК Советов рабочих, солд., крестьянских и казачьих дел. II созыв. М. 1918. с. 65-66).

На пленуме ВЦИК 17 ноября Спиридонова сделала заявление, что фракция левых эсеров считает «нецелесообразным и грубо ошибочным политическим шагом» декрет большевистского СНК о роспуске Петроградской городской думы. В то же время она подчеркнула «неизбежность» для левых эсеров принять участие в «создании ответственной перед Центральным Исполнительным комитетом власти и в самих органах этой власти» (там же. с. 71)

19 ноября открылся Всероссийский съезд левых эсеров, избравший Спиридонову своим почётным председателем. В речи на съезде 21 ноября она резко критиковала руководство ПСР за отрыв от старой партийной программы и заявила, что в эту партию входят лица, «чуждые социализму». Обращаясь к съезду, она говорила: «Нам необходимо как молодой партии завоевать крестьянство». Противопоставив «советскую» демократию «буржуазной», Спиридонова утверждала: «Путём парламентской борьбы мы не можем прийти к социализму» (см.: Протоколы 1-го съезда Партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов); М. 1918. с. 34-351).

Спиридонова вошла в ЦК ПЛСР. 26 ноября открылся 2-й Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов, расколовшийся затем на две части и избравший два альтернативных исполкома: во главе «левого» была Спиридонова, а во главе «правого» — , идеолог ПСР. 13 декабря Спиридонова была избрана почётным председателем Петроградского Совета. Почетным председателем её избрал и Всероссийский съезд железнодорожников; выступив на нём 14 декабря с речью, она признала «социалистический характер» Октябрьской революции (см.: Безбережьев С.В. указ. соч. в кн; Россия на рубеже веков. с. 344).

Как член Учредительного Собрания (от Владимирского избирательного округа) Спиридонова 5 января 1918 былана его открытии. Кандидатуру Спиридоновой выдвинули в председатели Учредительного Собрания фракции левых эсеров и большевиков. Спиридонова (153 голоса) проиграла выборы Чернову (244 голоса). Вместе с другими левыми эсерами она покинула Учредительное Собрание. Выступая 6 января в Тенишевском училище, она «объяснила необходимость роспуска Учредительного Собрания, говорила о роли Советов… и призывала товарищей рабочих и работниц теснее сплотиться вокруг знамени Советской власти» (см.: «Революционная Работница». 1918. N 1. с. 16).

7 января Спиридонова участвовала в работе 1-го Всероссийского съезда профсоюзов, также избравшего её в почётные председатели, и выступила на нем с речью. 10-12 января прошли совместные заседания ЦК РСДРП (б) и ЦК ПЛСР, обсуждавшие вопросы дальнейшей тактики. По свидетельству Спиридоновой, «долгие часы, несколько дней проходило у нас в закулисных заседаниях, в бесконечных спорах с большевиками для отвоевания того или иного пункта нашей программы» [см.: Разгон А.И. Правительств, блок большевиков и левых эсеров (окт. 1917 — янв. 1918), Ист. записки. т. 117. М. 1989. с. 144).

13 января Спиридонова участвовала в открытии 3-го Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов и вечером того же дня выступила на объединенном заседании съездов Советов крестьянских депутатов и рабочих и солдатских депутатов. В своей речи она сказала:

«Чрезвычайно важно собрать все силы революционной России, чтобы из них создать единое революционное целое, сплошной ком единой социальной энергии и продолжать борьбу, без всякой пощады и без всяких колебаний, отметая всё, что будет встречаться на пути нашей борьбы, которая должна привести нас в светлое царство социализма».

Противопоставив советскую форму организации Учредительному Собранию, она заявила о необходимости утвердить Советы «Трудовым Учредительным Собранием, которому должны принадлежать во всей полноте все исполнительные, и законодательные функции, все решения которого должны почитаться для всех одинаково обязательным и незыблемым законом» (см.: 3-й Всерос. съезд Советов РСКД. Пг. 1918. с. 45-46).

Она также призвала съезд принять закон о социализации земли. Съезд на заседании 18 января без прений утвердил первый раздел закона и принял за основу остальные разделы. 27 января объединенный ВЦИК утвердил закон в целом. В числе других советских руководителей его подписала и Спиридонова. Её перу принадлежит предисловие к тексту «Основного закона», опубликованному в 1918 году издательством левых эсеров «Революционный социализм». По завершении работы 3-го съезда Советов Спиридонова возглавила Исполком крестьянской секции ВЦИК, которая взяла на себя многие функции упразднённого Исполкома Совета крестьянских депутатов.

В статье «Письма в деревню» Спиридонова изложила левоэсеровские взгляды на крестьянство: «…Крестьянство за короткое время революционизировалось настолько, что без прений и колебаний Крестьянский Съезд пошёл в Таврический дворец, чтобы поддержать и одобрить Советскую власть так же искренне и с силой, как представители воинства и пролетариата»; «Третий Крестьянский Съезд был уже новым этапом на Пути тернистого и великого исторического прохождения крестьян к социализму»: «Крестьянство — не только материал для истории, не только пережиток известного строя, подлежащий глубочайшей социологической трансформации, и даже уничтожению, но класс будущего, жизнеспособный и устойчивый исторически, класс, несущий миру и новый строй и новую правду» («Наш Путь». 1918. № 1. С. 16-17).

С её точки зрения, «в настоящее время главнейшим социальным фактом нашей революции является земля и земельный вопрос, и движущей силой нашей социальной революции является крестьянство».

В конце февраля Спиридонова участвовала в ряде заседаний ВЦИК, ЦК ПЛСР, а также объединённых заседаний последнего с ЦК РСДРП(б) по вопросу о подписании Брестского мира . Её позиция в этом вопросе совпадала с точкой зрения той части большевистского ЦК, которая поддерживала Ленина (см.: Безбережьев С.В. Указ. соч., в кн.: Россия на рубеже веков.… с. 346).

Спиридонова активно участвовала в подготовке 2-го съезда ПЛСР, входя в комиссии по его организации и открытию. 17 апреля 1918 года съезд избрал Спиридонову в президиум. 19 апреля она выступила на нём с докладом по текущему моменту. Полемизируя с другим докладчиком, Борисом Камковым , Спиридонова призвала левых эсеров разделить с большевиками ответственность за Брестский мир :

«Мир был подписан не нами и не большевиками: он был подписан нуждой, голодом, нежеланием всего народа — измученного, усталого — воевать. И кто из нас скажет, что ПЛСР, представляй она одна власть, поступила бы иначе, чем поступила партия большевиков?» (см.: «Знамя Труда». 1918. 19 апр.).

«Главнейшей задачей текущего дня» было, по её мнению, «реальное воплощение в жизнь закона о социализации земли, а воплощение это, как показала практика, невозможно без участия в аппарате власти» (там же). Ввиду этого Спиридонова принципиально осуждала левых эсеров за выход из центрального правительства: «Как партия классовая, народная, ПЛСР не имеет права строить политику на основании личных переживаний, и в эпоху социальной революции играть в политическую игру. Уходом от власти левые с-р. предали крестьянство» (там же). Однако позиция Спиридоновой не получила поддержки большинства. Выдвинутая в ЦК, она взяла самоотвод, но он не был удовлетворен.

Отстаивая идеалы

Среди членов ЦК ПЛСР Спиридонова дольше других выступала за политический союз с большевиками. Но в период с мая по июль 1918 в своих публичных выступлениях Спиридонова решительно осудила внешнюю и внутреннюю политику Совета народных комиссаров (СНК), критиковала аграрную политику большевиков, говоря, что социализация земли подменяется национализацией.

Вместе с Камковым Спиридонова вела переговоры с членами исполкома «Революционной интернационально-социалистической организации иностранных рабочих и крестьян» по вопросу об организации антинемецкого выступления на Украине. 24 июня она председательствовала на заседании ЦК ПЛСР, принявшего решение «в интересах русской и международной революции положить конец т.н. передышке»; «В этих целях — организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма» (см.: «Красная книга ВЧК». т. 1, 2 изд. М. 1989, с. 185).

Для проведения этого плана ЦК ПЛСР выделил Бюро, в которое вошли Лазарь Голубовский, Илья Майоров и Спиридонова. В протоколе заседания, подписанном Спиридоновой, оговаривалось: «Мы рассматриваем свои действия как борьбу против настоящей политики Совета Народных Комиссаров и ни в коем случае как борьбу против большевиков» (там же. с. 186).

Состоявшийся 28 июня 1918 года 3-й съезд ПЛСР предоставил ЦК свободу действий. Спиридонова высказалась на съезде за то, чтобы ПЛСР стала правящей партией. 4 июля при открытии 5-го Всероссийского съезда Советов Спиридонова была избрана в его Президиум. 5 июля она выступила на съезде с отчётным докладом о работе Крестьянской секции, в котором поставила под сомнение дальнейшее её существование:

«Сначала мы работали рука об руку с большевиками, часто делая уступки в партийных вопросах, …чтобы не было разногласий. Но по вопросу о Брестском договоре произошло разногласие… и с этого времени начинаются совершенно другие условия работы… Нашей секции не давали проводить её проектов. Ей старались устроить всякие препятствия… Я считаю… что уже на этом Съезде Советов пройдёт вопрос об уничтожении Крестьянской секции…» (см.: 5-й Всерос. съезд Советов рабочих, крест., солд. и казачьих депутатов. Стенографич. отчёт. М. 1918. с. 53-54).

Также резко Спиридонова критиковала продовольственную политику большевиков, а о комбедах прямо заявила: «Мы будем бороться на местах, и комитеты деревенской бедноты места себе иметь не будут» (там же. с. 59). Она подвергла критике и другие мероприятия СНК, особенно декрет о смертной казни.

В событиях 6-7 июля Спиридонова проявила максимальную активность. Вечером 6 июля при её непосредственном участии в штабе отряда ВЧК команда эсера-чекиста Дмитрия Попова арестовала Феликса Дзержинского. Затем Спиридонова вместе с Голубовским отправилась на съезд Советов для оглашения декларации ЦК ПЛСР об убийстве Вильгельма Мирбаха. В Большом театре под руководством Спиридоновой проходили совещания фракции левых эсеров. Тем временем верные большевикам части латышских стрелков подавили восстание левых эсеров в Москве.

В ночь с 7 на 8 июля Спиридонова была арестована и препровождена на гауптвахту в Кремль. На допросе в следственной комиссии при ВЦИК 10 июля она взяла вину за выступление левых эсеров на себя и показала: «Я организовала дело убийства Мирбаха с начала до конца. Блюмкин (Яков Блюмкин — чекист, на момент восстания левых эсеров — левый эсер — прим. SN) действовал по поручению моему» (см.: «Красная книга ВЧК». с. 268-69).

Жертва произвола

27 ноября Верховный революционный трибунал при ВЦИК приговорил Спиридонову к 1 году тюрьмы, «принимая во внимание особые заслуги перед революцией». 29 ноября Президиум ВЦИК амнистировал её, она была освобождена из-под стражи.

В декабре 1918 года — феврале 1919 года Спиридонова включилась в политическую деятельность. Участвовала в работе 2-го Совета ПЛСР, редактировала партийный журнал «Знамя». Одна на свободе она пробыла недолго. В РСФСР царствовал красный террор. И 18 февраля 1919-го Спиридонова была вновь арестована и приговорена Московским революционным трибуналом к изоляции от общественной и политической деятельности сроком на 8 месяцев. 2 апреля ей удалось бежать из-под стражи. Перейдя на нелегальное положение, вернулась к партийной работе и возглавила меньшинство ЦК, выступавшее за активное противодействие политике РКП (б).

В октябре 1920-го Спиридонова была задержана чекистами, некоторое время провела в лазарете ВЧК и в тюремной психиатрической лечебнице. С сентябре 1921-го жила в изоляции и под контролем ВЧК в подмосковной Малаховке. С 1925 года находилась в ссылке (Самарканд, затем Уфа). В ссылке вышла замуж за Майорова, работала экономистом-плановиком и на другой хозяйской работе. В 1937-м вновь арестована органами НКВД .

7 января 1938-го Военная коллегия Верховная суда СССР приговорила её к 25 годам тюремного заключения. Отбывала срок в Ярославской и Орловской тюрьмах. 11 сентября 1941 года, когда немцы наступали на Москву, по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Спиридонову расстреляли . В 1990-м она реабилитирована по делу 1941-го, в 1992-го по делам 1918-го, 1923-го, 1924-го, 1937-го. Из 57 лет жизни Спиридонова провела на свободе всего 25 лет.

Текст подготовлен редакцией Sensus Novus. Использованы материалы статьи Ярослава Леонтьева в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993 год.

Литература:

Письмо ЦК партии большевиков, Петроград. 1818;

Из воспоминаний о Нерчинсхой каторге, М, 1926.

Владимиров В. Левые эсеры в 1817-1818 гг. «Пролет. революция». 1927. N 4;

Steinberg I.Z. M. Spirelonova. London.1935;

Гусев К. Д. Эсеровская богородица. M. 1992;

Безбережьев С. В. Мария Александровна Спиридонова // Россия на рубеже веков: Исторические портреты. М. 1991.

…На чистом теле след нагайки,
И кровь на мраморном челе…
И крылья вольной белой чайки
Едва влачатся по земле…

Она парила гордо, смело,
И крыльям нужен был простор…
Но - вот, в грязи трепещет тело,
И вольной птицы меркнет взор…

Максимилиан Волошин

В вагоне ночного поезда, направлявшегося в Тамбов:

«Холодно, темно. Чувствуется дыхание смерти. Брежу, прощу воды. Воды нет. Офицер увел меня в купе. Он пьян, руки обнимают меня, пьяные губы шепчут гадко: «Какое изящное тело…»

Неукротимый темперамент, обостренное чувство справедливости, железный характер предопределили ее жизненный путь. Ей не однажды предоставлялась возможность изменить судьбу, спастись, но она упрямо двигалась по раз и навсегда определенной в юности траектории, которую оборвала только пуля в затылок.

16 января 1906 года в город Борисоглебск в сопровождении большой охраны прибыл советник Тамбовского губернского управления Гавриил Николаевич Луженовский. Он исполнял особое поручение тамбовского губернатора - с помощью казаков беспощадно усмирял крестьянские бунты. Он знал, что революционеры охотятся за ним. Вышел из поезда в окружении казаков и полиции. Они окружали его со всех сторон, но не обратили внимания на юную девушку.

«Обалделая охрана опомнилась, вся платформа наполнилась казаками, раздались крики: «бей», «руби», «стреляй!» Когда увидела сверкающие шашки, подумала, что пришел мой конец, и решила не даваться им живой в руки. Поднесла револьвер к виску, но, оглушенная ударами, упала на платформу. Потом меня за ногу потащили вниз по лестнице. Голова билась о ступеньки…»

Ее отвезли в местное полицейское управление, где началось следствие:

«Пришел помощник пристава Жданов и казачий офицер Абрамов. Они раздели меня и не велели топить мерзлую и без того камеру. Страшно ругаясь, избивали нагайками. Один глаз у меня ничего не видел, правая часть лица была страшно разбита. Они нажимали на нее и спрашивали: «Больно? Ну, скажи, кто твои товарищи?»

Надругательство над Марией Спиридоновой в арестантском вагоне вызвало такое возмущение, что эсеры решили наказать насильников. Тамбовский губернский комитет социалистов-революционеров приговорил ее мучителей к смертной казни. Мерзавцев расстреляли.

На суде она говорила:

«Я взялась за выполнение приговора, потому что сердце рвалось от боли, стыдно и тяжко было жить, слыша, что происходит в деревнях по воле Луженовского, который был воплощением зла, произвола, насилия. А когда мне пришлось встретиться с мужиками, сошедшими с ума от истязаний, когда увидела безумную старуху-мать, у которой пятнадцатилетняя красавица-дочь бросилась в прорубь после казацких «ласк», то никакая перспектива страшнейших мучений не могла бы остановить меня от выполнения задуманного».

Мария Спиридонова с конвоем, этап

Она провела на каторге 11 лет, ее освободила Февральская революция.
И тут у нее неожиданно открылись ораторские и организаторские способности.
Когда она выступала, в голосе звучали истерические нотки, но в те годы такой накал страстей казался естественным. В 1917-м Спиридонову даже называли самой популярной и влиятельной женщиной в России.

Окончательный раскол произошел из-за сепаратного мира с Германией. Брестский мир, с одной стороны, спас правительство большевиков, с другой - настроил против них полстраны. Спиридонова сначала была сторонницей немедленного мира с немцами, затем ее мнение изменилось. Левые эсеры провели съезд и потребовали расторжения Брестского договора, считая, что он душит мировую революцию.

Спиридонова, Школьник, Биценко, Измайлович, Фиалка, Езерская.

Эсеры, призывавшие к войне до победного конца, приняли слова Троцкого на свой счет и начали действовать привычными методами. Руководителю московских эсеров, члену ЦК партии Анастасии Алексеевне Биценко поручили организовать громкий теракт. Крестьянская дочь, она сумела окончить гимназию.
Как и Мария Спиридонова, вступила в боевую организацию эсеров. 6 июля 1918 года Анастасия Биценко передала сотрудникам ВЧК, эсерам Якову Блюмкину и Николаю Андрееву, бомбы. Имя изготовителя держалось в особом секрете - это был Яков Моисеевич Фишман, будущий начальник военно-химического управления Красной армии. Они с Биценко встретились утром в гостинице «Националь».

Блюмкин

граф Вильгельм фон Мирбах-Харф

«Получите, - сказал я, - вот бумаги», - и выстрелил в упор. Раненый Мирбах побежал через большую гостиную, его секретарь рухнул за кресло. В большой гостиной Мирбах упал, и тогда я бросил гранату на мраморный пол...»

В любом случае казнь без приговора суда - преступление. Но царского чиновника, в которого стреляла она сама, многие справедливо называли палачом. Оправдывали ее теракт тем, что о правосудии в ту пору не могло быть и речи - чиновник исполнял высшую волю. Остановить его можно было только пулей...
Но немецкий посол не совершал никаких преступлений! Его убили из политических соображений, и Спиридонова считала это справедливым. Она тоже была отравлена этим ядом. Придет время, и ее тоже убьют из соображений все той же политической целесообразности.

Первый ряд в середине - Мария Спиридонова, амнистированная вместе с Каплан в 1917 году.

Но в сталинские времена Марию Спиридонову сознательно унижали:

«Бывали дни, когда меня обыскивали по десять раз в день. Обыскивали, когда шла на оправку и с оправки, на прогулку и с прогулки, на допрос и с допроса. Ни разу ничего не находили на мне, да и не для этого обыскивали. Чтобы избавиться от щупанья, которое практиковалось одной надзирательницей и приводило меня в бешенство, я орала во все горло, вырывалась и сопротивлялась, а надзиратель зажимал мне потной рукой рот, другой притискивал к надзирательнице, которая щупала меня. Чтобы избавиться от этого безобразия и ряда других, мне пришлось голодать, так как иначе просто не представлялось возможности какого-либо самого жалкого существования. От этой голодовки я чуть не умерла...»

«Применить высшую меру наказания - расстрел к 170 заключенным, разновременно осужденным за террор, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу. Рассмотрение материалов поручить Военной Коллегии Верховного Суда».

В Военной коллегии приговоры оформили за один день. Всех перечисленных Берией заочно признали виновными по статье 58-10, часть вторая, приговор - расстрел.
11 сентября 1941 года чекисты расстреляли 157 политзаключенных Орловского централа. Обреченных вызывали по одному. Запихивали в рот кляп и стреляли в затылок. Тела на грузовиках вывезли в Медведевский лес и закопали.

Кто она - террористка, героиня, фанатка или просто несчастная женщина?

Жанна д`Арк из сибирских колодниц,
Каторжанка в вождях, ты из тех,
Что бросались в житейский колодец,
Не успев соразмерить разбег.

Ты из сумерек, социалистка,
Секла свет, как из груды огнив.
Ты рыдала, лицом василиска
Озарив нас и оледенив.

Борис Пастернак

По рассказу Леонида Млечина

Эта удивительная женщина была одной из тех, кого до октября 1917 года называли неистовыми борцами за народное счастье. Из тех, кто жаждал свержения самодержавия и - революции, после которой Россия обретет, наконец-то, свободу. Но когда случилось желанное, пламенные соратники тотчас упекли ее в тюрьму и держали там почти четверть века. До расстрела...

Четыре дня она охотилась за своей жертвой, ночуя на железнодорожных станциях, где, по предположению, мог остановиться поезд, везущий губернского советника Гаврилу Луженовского. Советник, конечно же, выйдет на перрон размять ноги, и вот тогда... Мария была убеждена: даже если он окажется в толпе, ей удастся приблизиться - ну кто заподозрит в чем-либо хорошенькую гимназистку? И впрямь: гуляет себе розовощекая от морозца крохотуля в кокетливой шляпке, по виду совсем еще девочка, когда бы не каштановая коса до колен. По ней, да по озорному, дразнящему взгляду опытный мужчина мог враз понять: э, батенька, какой же это ребенок? Барышня! И в головке у нее весьма, знаете ли, игривые фантазии...

Луженовского она настигла на вокзале Борисоглебска. Он стоял на платформе, окруженный сопровождающими казаками. Мария выбрала место поудобнее - площадку вагона, извлекла из меховой муфты револьвер и выстрелила. Спрыгнула на землю и вновь выстрелила. Возникший переполох позволил ей выпустить еще три пули. И все пять - в цель: две - в живот советника, две - в грудь, одна - в руку. Шестую приберегла для себя. Однако едва она поднесла ствол к виску, кто-то из охранников оглушил ее мощным ударом.

Сначала ее били прикладами, потом схватили за ноги и поволокли, отчего юбки и прочая одежда сползли к подмышкам, совершенно обнажив тело. Позвали извозчика, и казачий офицер Аврамов, намотав косу на руку, поднял пленницу в воздух и бросил в сани.

Ее, оглушенную, привезли в полицейское управление, раздели донага и кинули на каменный пол холодной камеры. Здесь Аврамов и помощник пристава Жданов пытали ее до полуночи: хлестали нагайками, пока не отслаивалась кожа, которую затем отдирали кусками и прижигали раны горящими папиросами, каблуками сапог обрушивались на ступни одеревеневших ног... Выяснили немного: она назвалась ученицей 7-го класса тамбовской женской гимназии Марией Александровой, исполнявшей смертный приговор, вынесенный Луженовскому комитетом партии социалистов-революционеров за преступное засекание и истязание крестьян во время беспорядков.

Решено было сей же ночью отправить террористку в Тамбов, в губернскую тюрьму. В вагон ее в буквальном смысле погрузили - она не приходила в сознание, бредила. Подъесаул Аврамов заперся с девушкой в купе, выставив в коридоре караул и, объяснив подчиненным, что продолжит расследование. А потому, дескать, если раздадутся крики, внимания не обращать. Но криков никто так и не услышал - рассудок не возвращался к измученной, изувеченной арестантке, и, пользуясь этим, пьяный подъесаул до рассвета ласкал ее: обнимал бедра, целовал, ощупывал пах и гладил груди, шептал банальную чепуху. А в завершение - изнасиловал. Потом уже, позже, Мария пожаловалась тюремному врачу: мол, обнаружила у себя признаки сифилиса. Доктор, осмотрев покрасневшую сыпь, успокоил: “Вы ошиблись...”

Известие о том, что 16 января 1906 года совершено покушение на губернского секретаря Луженовского, напечатали многие, газеты. Сообщали, что Мария Спиридонова (открылась ее настоящая фамилия), эсерка, из состоятельной дворянской семьи, в прошлом первая ученица гимназии, 21 года и трех месяцев от роду, находится в ужаснейшем состоянии. Лицо - кровавая маска. И, как она сама рассказывает, “очень болит голова, ослабла память, трудно излагать логично мысли, болит грудь, иногда идет горлом кровь. Один глаз ничего не видит” . Правое ухо оглохло. На теле нет живого участка, только рубцы и кровоподтеки.

Луженовский не выжил. В апреле неизвестные мстители прикончили Аврамова, в мае - Жданова. Ответственность за устранение негодяев взяли на себя эсеры. Они же задумали морально поддержать ожидающую суда Марию Александровну - заключенный в ту же губернскую тюрьму Владимир Вольский, эсер из потомственных дворян, по совету товарищей с воли вдруг начал слать ей пылкие любовные письма, наверное, он и сам внушил себе, что без ума от Марии. Послания его переполняли страсть, томление сердца, романтическое восхищение и нежные мечтания о том часе, когда они, несомненно созданные друг для друга, соединятся в трепетном объятии. Скорее всего она тоже поверила в это, и в ее душе отзывчиво вспыхнуло ответное чувство. Спиридонова попросила начальство о свидании с Владимиром, Вольский же ходатайствовал о разрешении на бракосочетание. Разумеется, им отказали, сославшись на то, что Вольский уже женат, а его энергичные клятвы, что супруга четыре года как ушла от него, веса не имеют.

Любопытно: они встретились одиннадцать лет спустя, в мае 1917 года, и... прежнего влечения не испытали. То были два абсолютно чужих, равнодушных друг к другу человека.

Но вернемся к началу века, в Тамбов. Следствие завершилось, и военно-окружной суд приговорил Спиридонову к смертной казни через повешение. Однако, как ни странно, именно он нашел и смягчающие обстоятельства и неожиданно заменил виселицу бессрочной каторгой в Нерчинске. Путь туда пролегал через Пугачевскую башню Бутырской тюрьмы в Москве, где содержались и другие отчаянные социал-революционерки - каждая из них в разных концах империи покушалась почему-то непременно на губернатора. Но, пожалуй, лишь о Спиридоновой либеральные газеты писали столь восторженно: “Вы - символ еще юной, восставшей, борющейся, самоотверженной России. И в этом - все величие, вся красота дорогого вашего образа”.

Она трижды пыталась бежать с каторги - безуспешно! Освободил ее А. Керенский, министр юстиции Временного правительства, 3 марта 1917 года. Через одиннадцать лет она вернулась в столицу и в активную политику, сблизилась с Лениным, о чем Н. Крупская потом вспоминала: “Какая-то комната в Смольном... На одном из темно-красных диванчиков сидит Спиридонова, около нее сидит Ильич и мягко как-то и страстно в чем-то ее убеждает”. Знаменитая и авторитетная эсерка Спиридонова нередко поддерживала большевиков, а большевики - ее. Но то, как действовали они, она категорически не принимала, о чем не замедлила откровенно заявить возмущенным письмом в ЦК партии большевиков. Вы, утверждала она, извратили нашу революцию! Ваша политика - сплошное надувательство трудящихся! Ваше многочисленное чиновничество сожрет больше, чем буржуазия! Творятся, негодовала Мария Александровна, неслыханные мерзости над рабочими, крестьянами, матросами и запуганным обывателем!

Ответом на яростные обличения стало спешное решение Верховного ревтрибунала при ВЦИК, датированное 27 ноября 1918 года: подвергнуть М. А. Спиридонову тюремному заключению на один год. Правда, через два дня ВЦИК, учитывая ее “особые заслуги перед революцией”, объявил об амнистии. Попытка угомонить несгибаемую каторжанку не удалась, она продолжала темпераментно выступать на рабочих митингах. Сохранился конспект ее речи на заводе “Дукс”, сделанный каким-то сотрудником ВЧК для доклада наверх: “Рабочие задушены, связаны по рукам и ногам, вынуждены подчиняться декретам, кои издаются кучкой темных лиц во главе с Лениным, Троцким... Все комиссары - мерзавцы, жиреющие на бешеных жалованиях. В партию коммунистов записываются проходимцы, чтобы получать лучший паек, лучшую одежду, галоши...” И каждое обвинение, честно отмечал чекист, вызывало шумные аплодисменты.

Естественно, Спиридонову опять арестовали, теперь - “за контрреволюционную агитацию и клевету на советскую власть”. Ревтрибунал постановил: изолировать ее на год “посредством заключения в санаторий”.

Санаторием оказался узенький закуток при караульном помещении в... Кремле, сырой и промозглый, часовые чуть ли не ежеминутно заглядывали к узнице: сидит? Лежит? Пристроилась на ведро по естественной надобности? Их и это не смущало, да и подстражную - тоже. Но густой, удушающий дым махры, врывавшийся в закуток, когда распахивалась дверь, повергал ее в затяжной кашель. У Марии Александровны возобновилось обильное кровохарканье - кровь просто лилась изо рта безостановочно. Вдобавок онемели руки, не подчинялись ноги, она страшно зябла. Мужики из караулки забеспокоились: “Амба! Сейчас отойдет!” - и вызвали фельдшерицу. Та вызвонила санитаров, и умирающая Мария очутилась ненадолго в больнице.

Ей посчастливилось - с помощью жалостливого, из рязанских крестьян, охранника бежала. Полтора года скрывалась в Москве, но это была лишь краткая передышка. ГПУ, по горькому признанию Спиридоновой, уже не выпускало ее из своих лап. Когда ее, сраженную брюшным тифом, но успевшую сдать товарищам по партии перечень явочных адресов, рукописи злых статей и шифры, снова арестовали, карательные санкции следовали одна за другой. Спиридонову упрятали в психушку под фамилией “Онуфриева” и создали такую невыносимую обстановку, что у нее началось помутнение разума. Чтобы не сломиться, она объявила двухнедельную сухую голодовку и лежала неподвижно с исхудавшим лицом и застывшими в выражении тоски и ужаса глазами. Доктора говорили, что она умирает. И лишь тогда ее освободили под условие: отныне - никаких статей для подпольных газет, никакой политики! Никаких публичных выступлений! Отныне Спиридонова должна заниматься только собственным здоровьем, подорванным тифом, туберкулезом, цингой и нервным расстройством. Соответствующие условия будут ей созданы.

Марию Александровну отправили в подмосковную Малаховку вместе с давней и верной подругой по каторге А. Измаилович. На двоих, по описи, у них было: две старые юбки, одни старые ватные брюки, одна рваная кофта, две старые телогрейки, одно ватное одеяло, вязаная шапка, одно рваное полотенце, эмалированная тарелка и две железные кружки, три деревянные ложки, одна кастрюля... Жили впроголодь, зато под явным надзором местного ЧК, накапливающего против них “компромат”. Знать бы несчастным женщинам, что нищее “малаховское сидение” очень скоро им покажется раем.

Впрочем, судьба подарила Спиридоновой и короткую радость - в Самарканде, куда она с А. Измаилович была выслана без суда, Мария Александровна обрела “друга любимого и мужа”, бракосочеталась с Ильёй Андреевичем Майоровым, членом ЦК левых эсеров. Член коллегии наркомата земледелия, автор проекта закона о социализации земли, он тоже был репрессирован - за несогласие с методами коллективизации. Двое гонимых образовали семью, куда входили старик отец Майорова, 17-летний сын Ильи Андреевича, а также две беспомощные приятельницы Спиридоновой - бывшие политкаторжанки. Майоров как-то не тяготел к семейным хлопотам, все заботы о прокорме, об одежке-обувке взяла на себя Мария Александровна, умудрявшаяся еще и рассылать посылки бедствующим единомышленникам: варенье - в Суздаль, изюм - в Соловки, деньги - в Казань и Тулу... Невесть откуда взявшаяся энергия, заглушая прилипчивые болезни, помогала ей крутиться, словно белке в колесе. Кажется, она вновь ощущала себя молодой, желанной, единственной, потому что рядом был самый близкий человек, вроде бы не замечающий, как она дряхлеет... Думается, она была признательна ему за эту “близорукость”. И в Уфе (теперь их сослали сюда) устроилась на две работы, чтобы не только по праздникам покупать забытые белый хлеб, молоко, сахар.

Когда в феврале 1937 года всех их снова арестовали, следователь не без ехидства сказал Марии Александровне, что у Майорова изъята значительная сумма денег - он скрывал от жены случайные заработки. Это ее не обидело, не возмутило - экая мелочь в сравнении с пытками, которым ее подвергали в тюрьме Башкирского НКВД, обвинив в подготовке покушения на Ворошилова. Допросы продолжались по два-три дня без перерыва, с матерщиной и рукоприкладством. Сесть не позволяли, отчего ноги Спиридоновой превратились в нечто бревнообразное, черно-лилового цвета, и не умещались в ботинки. Увидев, сколь неприятны ей личные досмотры, обыскивали непрестанно - надзирательница лезла даже в задний проход и во влагалище и корявым пальцем что-то выискивала там.

Однажды устроили очную ставку с Майоровым и вслух зачитали его признание: да, он замышлял теракт против Сталина, и Спиридонова об этом знала. Это была чудовищная нелепость, ни у кого из них подобная идея никогда не возникала.

Ах, Илюша! - укоризненно прошептала она. - Лучше бы ты изменил мне с десятком женщин, с целым гаремом, а не так... Какое низкое падение!

Она не догадывалась, что фантастическое “признание” супруг сделал под пыткой крысами.

В начале января следующего года военная коллегия Верховного суда СССР утвердила приговор: М. А. Спиридоновой - 25 лет тюремного заключения, Майорову - 10 лет. Мария Александровна приговор не расслышала - она оглохла.

Историк В. Лавров, в наши дни проследивший ее жизненный путь по архивным документам и впервые составивший из них впечатляющую ужасами книгу, приводит страшные свидетельские показания: 11 сентября 1941 года содержащаяся в Орловской тюрьме НКВД заключенная М. Спиридонова была “препровождена в особую комнату, где специально подобранные лица из числа личного состава тюрьмы вкладывали в рот осужденному матерчатый кляп, завязывали его тряпкой, чтобы он не мог его вытолкнуть”. Затем ей объявили: “Именем Союза Советских Социалистических Республик... Спиридонову Марию Александровну... подвергнуть высшей мере наказания - расстрелу без конфискации имущества за отсутствием такового”.

В этот день прозвучало 157 похожих приговоров. 157 человек (в том числе и И. А. Майорова) вывезли на грузовиках в Медведевский лес, что в десяти километрах от Орла, к которому приближались немцы. Накануне чекисты выкапывали здесь с корнями деревья. В образовавшиеся ямы спихнули расстрелянных, сверху поставили деревья, насыпали землю и утрамбовали...

Место захоронения не найдено до сих пор.