Какую землю осваивал брежнев. "малая земля", леонид ильич брежнев

Во времена Советского Союза по стране ходило немало анекдотов, в которых Леонид Ильич интересуется у своих референтов, о чем говорится в книге «Малая земля», которую официально он же сам и написал. Сегодня уже не вызывает сомнение тот факт, что книга написана другими людьми. История даже приоткрыла имя одного из числа нескольких публицистов, работавших «литературными неграми» у Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева.

Солдат, но не писатель

Если внимательно посмотреть на библиографию Леонида Ильича, то окажется, что его перу принадлежит не одно, а три литературных произведения: «Возрождение», «Малая земля» и «Целина». При этом сложно себе представить, что человек, который и речи-то говорил исключительно по бумажке, сумел самостоятельно создать три достаточно не плохих литературных произведения. Да, и время у него на это, по большому счету не было, нужно было управлять огромным государством. В то же время хорошо известно, что Л.И. Брежнев безумно любил ордена и различные почести. Не удивительно, что он с завистью смотрел на внушительное литературное наследие В.И. Ленина и И.В. Сталина, каждое из которых составляло по нескольку десятков томов. При этом после Леонида Ильича остался лишь миниатюрный четырехтомник с его по большому счету поздравительными речами по случаю советских праздников. Разумеется, Л.И. Брежневу тоже хотелось, хоть как-то выделиться на литературном поприще. Расторопные референты подсказали идею создания трех художественных книг. Возник вопрос, кто их будет писать на самом деле. Наиболее подробное исследование относительно истинных авторов книг Л.И. Брежнева провел историк Рой Медведев. Он даже организовал по этому поводу специальную пресс-конференцию.

Журналисты, ставшие писателями

Рассказывая об авторах книг, которые вместо Л.И. Брежнева создали «Малую землю» и остальные два произведения, стоит непременно отметить, что нельзя ни в коем случае принижать военные заслуги Леонида Ильича, проявленные им во время боев за Малую землю. Не секрет, что однажды взрывом снаряда его даже выкинула с борта катера. Бесчувственного будущего Генерального Секретаря ЦК КПСС, спасли его сослуживцы. При этом стоит отметить, что Л.И. Брежнев имел несколько настоящих боевых наград. Генерала он получил в 1944 году во время освобождения Украины, и даже участвовал в Параде Победы в Москве. Леонид Ильич действительно прошел всю войну, не запятнав честь офицера. Тот же факт, что его книга была написана другими людьми, по воспоминаниям, говорит лишь о том, что он плохо владел пером. Подобным образом в наши дни поступают многие известные люди. Тем не менее, точный по фамильный список настоящих авторов «Малой земли» не известен до сих пор.

Исследователи, включая Роя Медведева, утверждают только то, что это были не писатели, а несколько популярных газетных журналистов тех лет. Это не удивительно. Нужно было создать не столько хороший исторический роман, сколько строго выверенное литературное произведение, выдвигающее на главную роль в освобождении Малой Земли Л.И. Брежнева. Доподлинно известно только то, что одним из авторов книги был сотрудник «Известий» А.Б. Аграновский. Об этом известный журналист в кулуарах газетных издательств говорил лично. Остальные молчали. Очевидно крупный гонорар, бытовые привилегии и страх возможного преследования КГБ, не позволили им рассказать о своем участии в написании «Малой земли» и остальных книг Л.И. Брежнева. При этом стоит отметить, что наряду с книгой, вышедшей из-под пера Леонида Ильича и группы авторов, в те же годы была издана повесть «Малая земля» другого популярного военного писателя Георгия Соколова, которую поклонники военной беллетристики восприняли значительно лучше.

О забытых книгах принято говорить в режиме сожаления: мол, sic transit. На самом деле, забвение иной книги может рассказать об окружающем мире не меньше, чем ее популярность. Именно это берется доказать Константин Мильчин в рубрике под витиеватым названием «Заслуженно забытые книги, которые, однако, могут быть интересны читателю и естествоиспытателю».

Апрельской ночью 1943 года из Геленджика вышел караван судов: сейнер «Рица», катера, мотоботы, морские охотники. Они везли подкрепление на крошечный плацдарм на мысе Мысхако. Там красноармейцы вгрызлись в берег и отбивают атаки противника. Враг силен, хитер и коварен, но наши бойцы держатся. Этот клочок суши прозвали «Малой землей». Над Цемесской бухтой светло, как днем, немцы жгут небо ракетами, прожекторами и трассирующими пулями. Начинается авианалет. Со стороны Новороссийска выскакивают два торпедных катера и завязывают бой с морскими охотниками. Полковник Б. на флагманском сейнере, он вглядывается в берег с ходового мостика. Удар, взрыв, вселенная разлетелась на мелкие кусочки. Немцы достали сейнер торпедой, полковник Б. летит в черную холодную воду, корабль идет на дно. К человеку за бортом спешит мотобот. Не разглядев погон, старшина второй статьи Зимода грубо кричит: «Ты что, оглох? Руку давай!» Полковник забирается на борт лодки, он ежится от холода.

На мотоботе матросы и пехотинцы жмутся к бортам, бомбы и снаряды ложатся все ближе. Но вот один из матросов запевает: «На тех деревянных скорлупках железные плавают люди». Эту песню сложили прямо здесь, на Малой земле. Красноармейцы начинают подпевать, люди распрямляют плечи, поднимают головы, лодка утыкается в гальку, солдаты и матросы под пулями и снарядами несутся в окопы. «Горела земля, дымились камни, плавился металл, рушился бетон, но люди, верные своей клятве, не попятились с этой земли». Шли 72-е сутки обороны Малой земли, оставалось еще 153 дня.

Военные мемуары Леонида Ильича Брежнева «Малая земля» вышли в 1978 году. Книга должна была объяснить читателям, что именно Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев выиграл Великую Отечественную войну. Поскольку самый важный эпизод в его военной карьере был именно в 1943 году под Новороссийском, на плацдарме «Малая земля», то книга должна была закрепить новую картину мира: основной вклад в Великую Победу был внесен именно там, на берегах Черного моря.

Вообще-то это было скорее поражение, чем победа. В начале 1943 года, после капитуляции немцев под Сталинградом, у Красной Армии появился шанс окружить все вражеские войска на Кавказе. Советские части стояли в пригородах Новороссийска: если взять город, то откроется дорога на Тамань, а значит, появится возможность отрезать немцам пути отступления через Крым. Мышеловка захлопнется, немецкие потери будут даже больше, чем под Сталинградом. Врагу нечем будет защищать Украину.

Заманчивая перспектива. Но для этого надо брать Новороссийск, который Вермахт превратил в неприступную крепость. Так возник план зайти с тыла: высадить морской десант на побережье западнее города. Десантов было задумано два - основной и отвлекающий. Но с самого начала что-то пошло не так: основной десант был плохо организован и немцы его разгромили. Зато вспомогательный, под командованием майора Цезаря Куникова, смог зацепиться за пляж на мысе Мысхако. Куников вскоре погиб, но его десантники продержались 225 дней, пока, наконец, в сентябре 1943 года не началось наступление. После яростной битвы за цементные заводы, включая тот самый, что восстанавливали в романе Федора Гладкова «Цемент», Новороссийск пал, вслед за ним и Тамань, но немцы к тому моменту уже успели вывести войска с Кавказа. При Сталине и Хрущеве этому эпизоду войны не придавали особого значения, при Брежневе он медленно стал выходить на первый план. Книга «Малая земля» должна была закрепить славу, но эффект вышел совершенно обратный.

Судя по воспоминаниям, даже самые наивные и лояльные режиму люди в 1978 году не верили, что Брежнев сам писал «Малую землю». Как-то не вязалась телекартинка плохо двигающегося и с трудом говорящего старика с автором, который пишет мемуары по памяти. Ведь книга начинается со слов «дневников на войне я не вел». «Малая земля» вышла гигантским тиражом - 20 миллионов экземпляров, ее проходили в старших классах, ее читал по радио артист Тихонов. И это было очень скучно. Есть много ностальгирующих по СССР. Но нет никого, кто ностальгирует по бестселлеру «Малая земля». За ним последовали мемуары о мирном времени - «Возрождение» и «Целина». Но в легенды вошла именно «Малая земля».

На самом деле экшена там мало. Переправы, падения с сейнеров, перебежки по пляжу под пулями занимают лишь малую часть от общего объема. В основном книга состоит из рассуждений вроде: «Надо полагать, читатель ждет от меня рассказа о партийно-политической работе, но, в сущности, именно о ней я давно уже веду речь. Потому что стойкость воинов Малой земли была итогом этой работы». Или вот: «Снова и снова убеждаешься, как прав был В. И. Ленин, указывая на огромное значение связи с массами, общения с рабочими, крестьянами, солдатами». Или из хвастовства: как Брежнев спас жизнь командующему 18-й армии генералу Константину Леселидзе. Или как генерал Леселидзе слушал советы Леонида Ильича по тактике и стратегии. В итоге, книга имела обратный эффект: авторитет Брежнева и советской власти только упал. Зато появились новые анекдоты: «Где вы провели войну? Отсиживались под Сталинградом или бились на Малой земле?». Или: «- Товарищ Жуков, начинаем наступление на Берлин? - Подождите, надо сперва с полковником Брежневым посоветоваться».

С другой стороны, история публикации «Малой земли» лишь подтверждает литературоцентричность России. Во Франции времен мушкетеров король должен быть первым фехтовальщиком страны. В России лидер должен быть писателем номер один. Брежнев публикует книгу не где-нибудь, а в главном литературном журнале - «Новом мире», Брежнева принимают в Союз Писателей, Брежневу вручают Ленинскую премию. Без книги ты никто, только книга придает власти легитимность.

Что в книге правда, а что нет? Ну Брежнев точно был в тех краях, ведь он служил начальником политотдела 18-й армии. Сам он утверждал, что 40 раз переправлялся на Малую и обратно, был на передовой. Рой Медведев утверждал, что в реальности Брежнев был на Малой земле два раза и в бой не ходил. Впрочем, Медведев вряд ли может считаться непредвзятым экспертом. Давал ли Брежнев советы генералу Леселидзе? Леселидзе ничего не может сказать, он умер от ран в 1944-м, превратился в улицу в самом центре Тбилиси. Кто написал «Малую землю»? Обычно в таких случаях пишут о «коллективе авторов». Леонид Замятин, в те годы директор ТАСС, в интервью журналу «Власть» утверждал, что «Малую землю» написал журналист и писатель Анатолий Аграновский. И что Брежнев плакал, когда читал свои мемуары.

При Горбачеве культ «Малой земли» быстро сошел на нет. Книгу убрали из школьной программы. Остался памятник на Малой земле, там стоит мемориал - гранитный треугольник, с которого спрыгивают бронзовые солдаты. В 2015 году он попал в новости: местные девицы станцевали около него тверк и выложили фотографии в сеть. Преступниц нашли, арестовали и дали по 15 суток ареста.

Имя Брежнева носил город Набережные Челны, а в Москве Брежневским назывался Черемушкинский район. В перестройку оба названия поменяли на исторические. Улицу Леселидзе при Саакашвили переименовали, теперь она носит имя другого генерала - Коте Апхази, который воевал с большевиками и был расстрелян ЧК в 1923 году. И только погибший первым бесстрашный командир десантников Цезарь Куников остался и на карте, и в военных сводках. В Москве в честь него названа маленькая площадь на углу Покровки и Садового кольца, а в Новороссийске его улица проходит там, где в 1943 году находилась линия фронта. И он продолжает воевать: большой десантный корабль «Цезарь Куников» возил российских десантников в Косово в 1999-м, участвовал в бою с грузинскими катерами в 2008-м, а сейчас он возит оружие и припасы с черноморских баз в Латакию в рамках «Сирийского экспресса» - снабжает российскую армию. У истории свое представление о том, кто герой и как его награждать.

- Что такое скромность?

- Выиграть войну, поднять целину, возродить страну - и 20 лет об этом молчать!

(Анекдот брежневской эпохи)

Они издавались миллионными тиражами, их включали в школьную программу, навязывали «в нагрузку» к художественной литературе, комсомольцев и партийцев обязывали их читать и конспектировать, а в конце 80-х годов они были массово изъяты из магазинов и списаны в макулатуру - где, по мнению многих, им было и место...

Даже тем, кто об эпохе правления Леонида Ильича Брежнева знает разве из кинофильмов, книг и рассказов старших членов семьи, известно о знаменитых книгах, автором которых значился сам генсек. Но чьему перу принадлежали на самом деле эти выдающиеся памятники советской пропаганды?

В то, что знаменитый генсек, любитель поцелуев и обладатель всех возможных наград, самостоятельно создавал все свои опусы, верили, наверное, только очень наивные жители страны Советов. Сторонники курса «дорогого Леонида Ильича» оправдывали его и ссылались на невероятную занятость вождя, через которую он был вынужден обращаться к услугам «литературных негров».

Да и в конце концов, разве не делали того же такие литературные корифеи, как Александр Дюма? Противники же советского строя соревновались в остроумии, создавая анекдоты, каламбуры и песенки, посвященные Брежневу и якобы его литературной деятельности - в период «брежневского застоя» такие развлечения были безопаснее, чем подобные шутки во времена сталинизма, хотя и за них можно было нажить себе неприятности.

Когда наступила перестройка, власть уже не пыталась скрывать тот факт, что на литературном поприще при Брежневе трудились другие люди - в первую очередь, речь шла о знаменитой трилогии - мемуарах, в которую входили книги «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Как сохранившиеся документы в архивах Политбюро, так и воспоминания непосредственных участников, свидетельствовали, что авторами трилогии есть другие люди.

Леонид Замятин, генеральный директор ТАСС (Телеграфного агентства Советского Союза) позже писал: «Эта книга представляет собой исторический документ. Леонид Ильич не писал эту книгу, но она написана с его слов и на основе дневников его помощника по политчасти. Когда меня спрашивают по поводу «Малой земли», писал ли Леонид Ильич эту книгу, я говорю, что не писал, но он является ее автором, поскольку она написана с его слов, но литературно обработана людьми, которые владели пером. Брежнев же пером не владел... .

Наиболее распространенной является версия, что автором «Малой земли» является известный советский публицист Аркадий Сахнин, работавший в газетах «Известия», «Правда» и «Комсомольская правда», «Возрождение» написал Анатолий Аграновский - публицист, писатель и кинодраматург, а «Целину» - корреспондент газеты «Правда» Александр Мурзин. Это подтверждает и сам Мурзин, который после распада Советского Союза охотно поделился с общественностью своими подробными воспоминаниями о «кухне», на которой создавалась знаменитая трилогия.

.

По его словам, идея создания серии книг от имени Брежнева принадлежала Леониду Замятину и Константину Черненко - будущему генсеку - в рамках работы Политбюро над увеличением авторитета и популярности вождя среди населения. Это было необходимо, учитывая то, что состояние здоровья 70-летнего Леонида Ильича - в том числе и умственного - непрерывно ухудшалось, из-за чего в глазах людей он все больше превращался в карикатурного персонажа, главного героя острот и шуток разной степени приличия.

Очевидно, авторы проекта воспринимали действительность слишком оптимистично и не думали, что этим только подольют масла в огонь народной критики - ибо кто поверит во внезапный всплеск творческих сил у старика, больного человека, который едва бормочет слова и зачастую вообще не понимает, где он, и что происходит вокруг?

Мурзин рассказывает, что для реализации проекта были собраны ведущие советские журналисты, между которыми распределили обязанности в зависимости от специализации. Ему самому, специалисту по сельскохозяйственной тематике, досталась «Целина» - рассказ о годах, когда Брежнев занимал должность председателя компартии Казахстана, что совпало с освоением целинных земель - одной из самых грандиозных авантюр в народном хозяйстве СССР.

Несмотря на то, что формально журналистов просили лишь «помочь» со сбором материала и уверяли, что впоследствии Брежнев лично будет писать или диктовать свои воспоминания, работу они выполняли сами от начала до конца, под бдительным оком руководителей партии.

«Это было скучно, и в то же время сложно. - вспоминал Александр Мурзин. - Я сам искал бывших целинников, секретарей райкомов, директоров совхозов, казахстанских министров и руководителей той поры, множество других людей, включая летчиков Брежнева и официантку, которая кормила его во время поездки целиной. А прошли же годы, наслоилась путаница, сдобренная похвалами и откровенной ложью... ».

.

Но этим «мемуары Брежнева» не ограничились. «Жизнь по заводскому гудку», «Чувство Родины», «Молдавская весна», «Космический октябрь», «Слово о коммунистах» - эти своеобразные продолжения увидели свет уже после смерти своего «автора» в сборнике «Воспоминания», куда вошла и знаменитая предыдущая трилогия. Имена их настоящих создателей точно не известны до сих пор. Исключением является Владимир Губарев - настоящий автор части «Воспоминаний» Брежнева, что носит название «Космический октябрь».

В отличие от своих коллег, которые откровенно посмеивались над собственной работой, Губарев подошел к этой работе с искренней заинтересованностью. Ему, известному научному журналисту, было доверено написать часть «мемуаров» генсека, посвященную космическим достижениям СССР и ядерно-космической гонке двух супердержав: Советского Союза и Соединенных Штатов.

«Я работал над этим разделом с большим удовольствием. - писал позже Губарев. - Дело в том, что я понял: появилась реальная возможность рассказать о нашей космонавтике и людях, работающих в этой области, правдиво и открыто... Я думал, что цензура не станет вмешиваться в текст, над которым стоит грозное и всесильное «Л. И. Брежнев »...»

Но не тут-то было. «Космический октябрь», публикация которого планировалась ко дню рождения Брежнева, уже был завершен и отправлен в Центральный Комитет партии. Автору сообщили, что «верхушка партии» в лице помощников генсека ознакомилась с его творением и дала добро. Губарев, уверенный в том, что выполнил свою работу добросовестно, с нетерпением ждал выхода «Космического октября" в свет, однако все планы пошли кувырком после известия о внезапной смерти Брежнева.

Рукопись подвергли повторному редактированию, после чего из нее было исключено все, что касалось обороны страны и деятельности ведущих конструкторов и ученых в этой сфере. В таком виде этот фрагмент «Воспоминаний» Брежнева и увидел свет. «Сокращения были сделаны механически, с какой-то даже злобой...

В результате вмешательства произошло смещение времени и событий, образовалось много неточностей и даже ошибок...» - с грустью вспоминает Губарев, которому, после того как имена настоящих создателей произведений Брежнева начали раскрываться, пришлось выслушать от коллег в свой адрес много обид и насмешек за ошибки, которые он сам не допускал.

.

Александр Мурзин не уверен, читал ли сам генсек вообще «свои собственные» воспоминания. Журналист утверждает также, что Брежнев никогда не видел и не имел представления о том, кто пишет за него «его мемуары». По его словам, напрямую с генсеком общались только его партийные помощники.

Исключение было только одно - сотрудник «Комсомольской правды», чье имя осталось неизвестным, все время находился рядом с вождем - сопровождал его, наблюдал. Для чего? Дело в том, что партийное руководство не собиралось останавливаться на достигнутом и вынашивало планы по созданию следующего тома «мемуаров Брежнева» под названием «На посту Генсека». Но смерть вождя, смена общественно-политического строя и перестройка, призрак которой уже кружил над страной Советов, помешали их осуществлению.

Какой же была плата за работу «литературного негра» при самом Брежневе? Александр Мурзин уверяет, что лично Константин Черненко обещал им денежную компенсацию, однако этого так никогда и не было сделано. Сам Леонид Брежнев как официальный автор трилогии в 1979 году получил Ленинскую премию по литературе.

Что же касается настоящих авторов, то они, если верить Мурзину, за свою кропотливую работу не получили ни денег, ни привилегированного жилья, ни автомобилей - ничего из того, что им приписывали как благодарность за успешное «лизоблюдство». Александр Мурзин был награжден орденом Дружбы Народов - «за многолетнюю и плодотворную работу и в связи с 50-летием», Аркадий Сахнин получил орден Октябрьской революции. По мнению авторов, эти ордена и были их вознаграждением, своеобразным гонораром за хорошо выполненную творческую работу.

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Леонид Ильич Брежнев
Малая Земля

– 1 -

Дневников на войне я не вел. Но 1418 огненных дней и ночей не забыты. И были эпизоды, встречи, сражения, были такие минуты, которые, как и у всех фронтовиков, никогда не изгладятся из моей памяти.

Сегодня мне хочется рассказать о сравнительно небольшом участке войны, который солдаты и моряки назвали Малой землей. Она действительно «малая» – меньше тридцати квадратных километров. И она великая, как может стать великой даже пядь земли, когда она полита кровью беззаветных героев. Чтобы читатель оценил обстановку, скажу, что в дни десанта каждый, кто пересек бухту и прошел на Малую землю, получал орден. Я не помню переправы, когда бы фашисты не убивали, не топили сотни наших людей. И все равно на вырванном у врага плацдарме постоянно находилось 12-15 тысяч советских воинов, 17 апреля 1943 года мне надо было в очередной раз попасть на Малую землю. Число запомнил хорошо, да и ни один малоземелец, думаю, не забудет его: в тот день гитлеровцы начали операцию «Нептун». Само название говорило об их планах – сбросить нас в море. По данным разведки мы знали об этом. Знали, что наступление они готовят не обычное, а решающее, генеральное.

И мое место было там, на передовой, в предместье Новороссийска, мысом входившем в Цемесскую бухту, на узком плацдарме Малой земли.

Как раз в апреле я был назначен начальником политотдела 18-й армии. Учитывая предстоящие бои, ее преобразовали в десантную, усилили двумя стрелковыми корпусами, двумя дивизиями, несколькими полками, танковой бригадой, подчинили ей в оперативном отношении Новороссийскую военно-морскую базу Черноморского флота.

На войне не выбираешь, где воевать, но, должен признаться, назначение меня обрадовало. 18-ю все время бросали на трудные участки, приходилось уделять ей особое внимание, и я там, как говорится, дневал и ночевал. С командующим К. Н. Леселидзе и членом Военного совета С. Е. Колониным давно нашел общий язык. Так что перевод в эту армию из политуправления фронта лишь узаконил фактическое положение дел.

Переправы мы осуществляли только ночью. Когда я приехал на Городскую пристань Геленджика, или, как ее еще называли, Осводовскую, у причалов не было свободного места, теснились суда разных типов, люди и грузы находились уже на борту. Я поднялся на сейнер «Рица». Это была старая посудина, навсегда пропахшая рыбой, скрипели ступеньки, ободраны были борта и планширь, изрешечена шрамами от осколков и пуль палуба. Должно быть, немало послужила она до войны, несладко приходилось ей и сейчас.

С моря дул свежий ветер, было зябко. На юге вообще холод переносится тяжелее, чем на севере. Почему – объяснить не берусь, но это так. Сейнер обживался на глазах. В разных местах на разных уровнях бойцы устанавливали пулеметы и противотанковые ружья. Каждый искал себе закуток поуютнее, пусть хоть тонкой дощатой перегородкой, но закрытый со стороны моря. Вскоре поднялся на борт военный лоцман, и все пришло в движение.

Как-то странно это выглядело, будто толпой повалили на рейд. Но так было в первые минуты. Каждое судно точно знало свое место. «Рица» шла первой, за ней пыхтели, как мы называли их, мотоботы – э 7 и э 9. Сейнер взял их на буксир, остальные суда вытянулись в караван с расстоянием 400-500 метров друг от друга, и мы взяли курс на Малую землю. Шли под охраной «морских охотников».

За три часа хода я думал побеседовать с бойцами пополнения, хотел лучше узнать людей. Общей беседы не вышло. Десантники уже заняли на палубе свои места, и не хотелось их поднимать. Решил пройти от группы к группе. Кому-то задавал вопросы, с кем-то перебрасывался большей частью репликами, присаживался к бойцам для разговора. Убедился, что народ в основном обстрелянный, настроение боевое. Я хорошо знал, что нужен разговор с солдатами, но я знал и другое: иной раз важнее бесед было для солдат сознание, что политработник, политический руководитель, идет вместе с ними, претерпевает те же тяготы и опасности, что и они. И это было тем важней, чем острее складывалась боевая обстановка.

Далеко впереди, над Новороссийском, светило зарево. Доносились гулкие удары артиллерии, это было уже привычно. Значительно левее нас шел морской бой. Как мне сказали позже, это сошлись наши и немецкие торпедные катера. Я стоял на правом открытом крыле ходового мостика рядом с лоцманом: фамилия его, кажется, была Соколов.

– Бойцы,– рассказывал он,– идут в десант один раз, а катерники каждую ночь. И каждая ночь – это бой. Привыкли. Мы, лоцманы, чувствуем особую ответственность за всех. По существу, часто приходится, как говорится, на ощупь вести суда. На земле саперы разведают минное поле, сделают в нем проходы и уверенно ведут за собой людей. А наш путь немцы все время минируют заново – и с самолетов, и с судов. Где вчера прошел спокойно, там сегодня можно напороться на мину.

Чем ближе подходили к Цемесской бухте, тем сильнее нарастал грохот боя. Ночью плацдарм не часто бомбили, а тут волнами со стороны моря накатывали вражеские бомбардировщики, гул их заглушался грохотом взрывов, и от этого казалось, что самолеты подкрадываются бесшумно. Они пикировали и тут же, разворачиваясь, уходили в сторону. Люди у нас подтянулись, суровее стали лица бойцов, вскоре мы и сами оказались на свету.

Ночная тьма во время переправ была вообще понятием относительным. Светили с берега немецкие прожекторы, почти непрерывно висели над головой «фонари» – осветительные ракеты, сбрасываемые с самолетов. Откуда-то справа вырвались два вражеских торпедных катера, их встретили сильным огнем наши «морские охотники». Вдобавок ко всему фашистская авиация бомбила подходы к берегу.

То далеко от нас, то ближе падали бомбы, поднимая огромные массы воды, и она, подсвеченная прожекторами и разноцветными огнями трассирующих нуль, сверкала всеми цветами радуги. В любую минуту мы ожидали удара и, тем не менее, удар оказался неожиданным. Я даже не сразу понял, что произошло. Впереди громыхнуло, поднялся столб пламени, впечатление было, что разорвалось судно. Так оно в сущности и было: наш сейнер напоролся на мину. Мы с лоцманом стояли рядом, вместе нас взрывом швырнуло вверх.

Я не почувствовал боли. О гибели не думал, это точно. Зрелище смерти во всех ее обличьях было уже мне не в новинку, и хотя привыкнуть к нему нормальный человек не может, война заставляет постоянно учитывать такую возможность и для себя. Иногда пишут, что человек вспоминает при этом своих близких, что вся жизнь проносится перед его мысленным взором и что-то главное он успевает понять о себе. Возможно, так и бывает, но у меня в тот момент промелькнула одна мысль: только бы не упасть обратно на палубу.

Упал, к счастью, в воду, довольно далеко от сейнера. Вынырнув, увидел, что он уже погружается. Часть людей выбросило, как и меня, взрывом, другие прыгали за борт сами. Плавал я с мальчишеских лет хорошо, все-таки рос на Днепре, и в воде держался уверенно. Отдышался, огляделся и увидел, что оба мотобота, отдав буксиры, медленно подрабатывают к нам винтами.

Я оказался у бота э 9, подплыл к нему и лоцман Соколов. Держась рукой за привальный брус, мы помогали взбираться на борт тем, кто под грузом боеприпасов на плечах с трудом удерживался на воде. С бота их втаскивали наверх. И ни один, по-моему, оружия не бросил.

Прожекторы уже нащупали нас, вцепились намертво, и из района Широкой балки западнее Мысхако начала бить артиллерия. Били неточно, но от взрывов бот бросало из стороны в сторону. Грохот не утихал, а снаряды вокруг неожиданно перестали рваться. Должно быть, наши пушки ударили по батареям противника. И в этом шуме я услышал злой окрик:

– Ты что, оглох? Руку давай!

Это кричал на меня, протягивая руку, как потом выяснилось, старшина второй статьи Зимода. Не видел он в воде погон, да и не важно это было в такой момент. Десантные мотоботы, как известно, имеют малую осадку и низко сидят над водой. Ухватившись за брус, я рванулся наверх, и сильные руки подхватили меня.

Тут только почувствовал озноб: апрель даже на Черном море не самое подходящее время для купания. Сейнера уже не было. Бойцы выжимали одежду и негромко ругались: «Чертов фриц, проклятый!» Постепенно все поутихли, устраиваясь за ящиками и тюками. Ложились согнувшись или ничком, будто это могло спасти. А ведь главное было впереди. Главное – бой, куда вступить нам предстояло сейчас же.

И вдруг в этой трагической обстановке, при свете взрывов и огненных трасс родилась песня. Пел один из матросов, помнится, очень большого роста; это была песня, рожденная на Малой земле, в ней говорилось о несгибаемой воле и силе таких вот бойцов, какие были сейчас на боте. Я знал эту песню, но теперь мне кажется, что именно тогда впервые ее услышал. Врезалась в память строка: «На тех деревянных скорлупках железные плавают люди».

Медленно стали приподниматься головы, лежавшие садились, сидевшие вставали, и вот уже кто-то начал подпевать. Никогда не забуду этот момент: песня распрямила людей. Несмотря на только что пережитое, все почувствовали себя увереннее, обрели боевую форму.

Вскоре бот зашуршал по дну, и мы начали прыгать на берег. Резко зазвучали команды, бойцы сгружали ящики с боеприпасами, другие подхватывали их на плечи и бегом – тут подгонять не надо, огонь торопит – несли к укрытиям. Свалив груз, тотчас бежали обратно, все это под обстрелом, под грохот непрекращавшейся бомбежки. А с берега уже несли на носилках раненых, приготовленных к эвакуации, которых наше пополнение должно было сменить.

Пологая прибрежная полоса была покрыта галькой, дальше вздымалась круча, изрытая нишами. К ним-то и надо было проскочить, чтобы укрыться от огня, а затем, забравшись еще десятка на полтора метров вверх, прыгнуть в траншею, ведущую в глубь Малой земли, И хотя, повторяю, главное было еще впереди, тут уж люди чувствовали себя спокойно. По ходам сообщения отсюда можно было пробраться к любой воюющей на плацдарме части, едва ли не к любому подразделению.

Переправы всегда были опасны, само плавание не обходилось без риска, и выгрузка, и перебежка, и подъем покруче, но всякий раз, прибывая на Малую землю, я возвращался к мысли: а как же высаживались здесь наши люди, когда на месте нынешних спасительных укрытий стояли немецкие пулеметы, а по ходам сообщения бежали невидимые десантникам гитлеровцы с автоматами и гранатами? У каждого, кто вспоминал, что тем, первым, было намного труднее, наверняка прибавлялось сил.

Все же, как известно, мы удерживали Малую землю ровно столько, сколько требовалось по планам советского командования, – 225 дней. Как мы их тогда прожили – я и хочу рассказать.

– 2 -

Нам война была не нужна. Но когда она началась, великий советский народ мужественно вступил в смертельную схватку с агрессорами.

Помню, в 1940 году Днепропетровский обком партии собирал совещание лекторов. Я тогда уделял особое внимание военно-патриотической пропаганде, о чем и шел у нас разговор. А был, как известно, заключен договор о ненападении с Германией, в газетах публиковались снимки встреч Молотова с Гитлером, Риббентропа со Сталиным, договор обеспечивал нам необходимую передышку, давал время для укрепления обороноспособности страны, но не все это понимали. И вот, как сейчас вижу, встал один из участников совещания, хороший лектор по фамилии Сахно, и спросил:

– Товарищ Брежнев, мы должны разъяснять о ненападении, что это всерьез, а кто не верит, тот ведет провокационные разговоры. Но народ-то мало верит. Как же нам быть? Разъяснять или не разъяснять?

Время было достаточно сложное, в зале сидело четыре сотни человек, все ждали моего ответа, а раздумывать долго возможности не было.

– Обязательно разъяснять, – сказал я. – До тех пор, товарищи, будем разъяснять, пока от фашистской Германии не останется камня на камне!

В ту пору я был секретарем Днепропетровского обкома по оборонной промышленности. И если кто и мог позволить себе благодушие, то я каждодневно должен был думать о том, что нам предстоит. На мою долю выпало немало важных и срочных дел по организации и координации такого мощного комплекса обороны, каким был в то время юг Украины, и в частности Приднепровье.

Заводы, изготовлявшие сугубо мирную продукцию, переходили на военные рельсы, наши металлурги осваивали специальные марки стали, мне приходилось связываться с наркоматами, вылетать в Москву, бесконечно ездить по области. Выходных мы не знали, в семье я бывал урывками, помню, что и в ночь на 22 июня 1941 года допоздна засиделся в обкоме, а потом еще выехал на военный аэродром, который мы строили под Днепропетровском. Этот стратегически важный объект был на контроле в ЦК, работы шли днем и ночью, только под утро я смог вернуться со строительной площадки.

Подъехав к дому, увидел, что у подъезда стоит машина К. С. Грушевого, который замещал в то время первого секретаря обкома. Я сразу понял: что-то случилось. Горел свет в его окнах, и это было дико в свете занимавшейся зари. Он выглянул, сделал мне знак подняться, и я, еще идя по лестнице, почувствовал что-то неладное и все-таки вздрогнул, услышав: «Война!» Вот в эту минуту, как коммунист, я твердо и бесповоротно решил, где не надлежит быть. Обратился в ЦК с просьбой направить меня на фронт – и в тот же день моя просьба была удовлетворена: меня направили в распоряжение штаба Южного фронта.

Я благодарен Центральному Комитету нашей партии за то, что одобрено было мое стремление быть в действующей армии с первых дней войны. Благодарен за то, что в 1943 году, когда часть нашей территории была освобождена, посчитались с просьбой – не отзывать меня в числе партийных работников-фронтовиков, направляемых на руководящую работу в тыл. Благодарен и за то, что в 1944 году была удовлетворена просьба не назначать на более высокий пост, который отдалил бы меня от непосредственных боевых действий, а оставить до конца войны в 18-й десантной армии. Мной руководило одно чувство – защитить нашу землю, бить врага везде и повсюду, дойти до конца, до полной победы. Только так можно было вернуть мир на земле.

С 18-й армией связана моя фронтовая жизнь, и она навсегда сделалась для меня родной. В рядах 18-й я сражался в горах Кавказа в момент, когда там решались судьбы Родины, воевал на полях Украины, одолевал карпатские хребты, участвовал в освобождении Польши, Румынии, Венгрии, Чехословакии. С этой армией был и на Малой земле, роль которой в освобождении Новороссийска и всего Таманского полуострова значительна.

Бывает, попадет человек в такие обстоятельства, когда за год увидит, узнает, прочувствует столько, чего в иное время не вместит и целая жизнь. Насыщенность событий на этом плацдарме была так велика, а бои столь жестоки и непрерывны, что, казалось, шли они не 225 дней, а целую вечность. И это все мы пережили.

В географическом смысле Малая земля не существует. Чтобы понять дальнейшее, надо ясно представить себе этот каменистый клочок суши, прижатый к воде. Протяженность его по фронту была шесть километров, глубина – всего четыре с половиной километра, и эту землю во что бы то ни стало мы должны были удержать.

Как появился плацдарм? Новороссийск расположен на берегах Цемесской бухты, которая глубоко врезается в горы. Там два цементных завода – «Пролетарий» и «Октябрь». С одной стороны были мы, а с другой – немцы. К началу 1943 года левый берег весь был у противника, с высот он контролировал движение нашего флота, и надо было этого преимущества его лишить. Вот и родилась мысль: давайте попробуем высадить десант и захватить предместье Новороссийска. Это не только надежнее прикрывало бы бухту от проникновения врага в ее воды, но и облегчило бы нам все последующие бои.

Гитлеровцы хорошо это понимали. Цифрами я постараюсь не злоупотреблять, но одну сейчас приведу. По плацдарму, когда мы заняли его, фашисты били беспрерывно, обрушили гигантское количество снарядов и бомб, не говоря уж об автоматно-пулеметном огне. И подсчитано, что этого смертоносного металла на каждого защитника Малой земли приходилось по 1250 килограммов.

На плацдарме сражалось почти две трети 18-й десантной армии, и большую часть своего времени я проводил на Малой земле. Так что и на мою долю из тех килограммов смертоносного металла тоже кое-что предназначалось.

Думается, что десант на Малую землю и бои на ней могут служить образцом военного искусства. Мы тщательно подбирали людей, специально готовили их. На Тонком мысу в Геленджике тренировали штурмовые группы, учили их прыгать в воду с пулеметами, взбираться по скалам, бросать гранаты из неудобных положений. Бойцы освоили все виды трофейного оружия, научились метать ножи и бить прикладами, перевязывать раны и останавливать кровь. Запоминали условные сигналы, наловчились с завязанными глазами заряжать диски автоматов, по звуку выстрелов определять, откуда ведется огонь. Без этой выучки дерзкий десант и особенно самая первая ночная схватка были немыслимы – все предстояло делать в темноте, на ощупь.

В первую группу, названную отрядом особого назначения, брали только добровольцев. И только таких, кто уже проявил героизм. Командиром десанта назначили майора Ц. Л. Куникова. На этого умного и сильного человека я обратил внимание еще в предыдущих сражениях, когда он командовал батальоном морской пехоты. Заместителем по политчасти шел старший лейтенант Н. В. Старшинов, а начальником штаба – майор Ф. Е. Котанов, тоже хорошо показавшие себя в боевых делах. Все трое получили впоследствии звание Героя Советского Союза. Куников – посмертно (он был смертельно ранен 12 февраля 1943 года), а Старшинов и Котанов – в боях, которые были уже после Малой земли.

При формировании отряда им предоставили право отбирать людей из любых частей Новороссийской военно-морской базы. Право, конечно, исключительное, но продиктованное необходимостью. Мы понимали, что в таком десанте слишком велика роль буквально каждого бойца. Так собрано было пять штурмовых групп, объединенных в отряд численностью в 250 человек. В тяжелейшем испытании им предстояло быть впереди, и они выполнили свой долг.

В 1974 году в Новороссийском музее я обратил внимание на примечательный документ. Это был рапорт старшего лейтенанта В. А. Ботылева, высадившегося на плацдарме в ту же ночь, что и Куников. Он писал: «Доношу, что в первой штурмовой группе убитых – 1 человек, раненых – 7 человек. Из них кандидатов ВКП (б) убитых – 1 человек, кандидатов ВКП (б) раненых – 4 человека, комсомольцев раненых – 2 человека, беспартийных раненых – 1 человек. Первая боевая задача, поставленная командованием, выполнена. Политико-моральное состояние группы высокое».

Здесь уместно будет вспомнить, что на фронтах Великой Отечественной войны пали смертью храбрых три миллиона коммунистов. И пять миллионов советских патриотов пополнили ряды партии в годы войны. «Хочу идти в бой коммунистом!» – эти ставшие легендарными слова я слышал едва ли не перед каждым сражением, и тем чаще, чем тяжелее были бои. Какие льготы мог получить человек, какие права могла предоставить ему партия накануне смертельной схватки? Только одну привилегию, только одно право, только одну обязанность – первым подняться в атаку, первым рвануться навстречу огню.

Перед высадкой отряд принял клятву. Коммунист Куников построил всех на небольшой площади, еще раз напомнил, что операция будет смертельно опасная, и предупредил: кто считает, что не выдержит испытаний, может в десант не идти. Он не подал команды, чтобы эти люди сделали, скажем, три шага вперед. Щадя их самолюбие, сказал:

– Ровно через десять минут прошу снова построиться. Тем, кто не уверен в себе, в строй не становиться. Они будут отправлены в свои части как прошедшие курс учебы.

Когда отряд построился, мы недосчитались всего лишь двух человек.

Торжественную клятву, принятую перед выходом в море, и сейчас, спустя десятилетия, нельзя читать без волнения. «Идя в бой, – говорилось в ней, – мы даем клятву Родине в том, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом. Волю свою, силы свои и кровь свою капля за каплей мы отдадим за счастье нашего народа, за тебя, горячо любимая Родина… Нашим законом есть и будет только движение вперед».

Мысленно возвращаясь к тем штормовым дням, вспоминая суровую клятву, я всегда испытываю душевное волнение и гордость. История знает немало героических подвигов одиночек, но только в нашей великой стране, только ведомые нашей великой партией, советские люди доказали, что они способны на массовый героизм.

На этой странице сайта выложена бесплатная книга Малая Земля автора, которого зовут Брежнев Леонид Ильич . На сайте сайт вы можете или скачать бесплатно книгу Малая Земля в форматах RTF, TXT, FB2 и EPUB, или же читать онлайн электронную книгу Брежнев Леонид Ильич - Малая Земля, причем без регистрации и без СМС.

Размер архива с книгой Малая Земля равен 70.33 KB

Леонид Ильич Брежнев
Малая Земля
– 1 -
Дневников на войне я не вел. Но 1418 огненных дней и ночей не забыты. И были эпизоды, встречи, сражения, были такие минуты, которые, как и у всех фронтовиков, никогда не изгладятся из моей памяти.
Сегодня мне хочется рассказать о сравнительно небольшом участке войны, который солдаты и моряки назвали Малой землей. Она действительно «малая» – меньше тридцати квадратных километров. И она великая, как может стать великой даже пядь земли, когда она полита кровью беззаветных героев. Чтобы читатель оценил обстановку, скажу, что в дни десанта каждый, кто пересек бухту и прошел на Малую землю, получал орден. Я не помню переправы, когда бы фашисты не убивали, не топили сотни наших людей. И все равно на вырванном у врага плацдарме постоянно находилось 12-15 тысяч советских воинов, 17 апреля 1943 года мне надо было в очередной раз попасть на Малую землю. Число запомнил хорошо, да и ни один малоземелец, думаю, не забудет его: в тот день гитлеровцы начали операцию «Нептун». Само название говорило об их планах – сбросить нас в море. По данным разведки мы знали об этом. Знали, что наступление они готовят не обычное, а решающее, генеральное.
И мое место было там, на передовой, в предместье Новороссийска, мысом входившем в Цемесскую бухту, на узком плацдарме Малой земли.
Как раз в апреле я был назначен начальником политотдела 18-й армии. Учитывая предстоящие бои, ее преобразовали в десантную, усилили двумя стрелковыми корпусами, двумя дивизиями, несколькими полками, танковой бригадой, подчинили ей в оперативном отношении Новороссийскую военно-морскую базу Черноморского флота.
На войне не выбираешь, где воевать, но, должен признаться, назначение меня обрадовало. 18-ю все время бросали на трудные участки, приходилось уделять ей особое внимание, и я там, как говорится, дневал и ночевал. С командующим К. Н. Леселидзе и членом Военного совета С. Е. Колониным давно нашел общий язык. Так что перевод в эту армию из политуправления фронта лишь узаконил фактическое положение дел.
Переправы мы осуществляли только ночью. Когда я приехал на Городскую пристань Геленджика, или, как ее еще называли, Осводовскую, у причалов не было свободного места, теснились суда разных типов, люди и грузы находились уже на борту. Я поднялся на сейнер «Рица». Это была старая посудина, навсегда пропахшая рыбой, скрипели ступеньки, ободраны были борта и планширь, изрешечена шрамами от осколков и пуль палуба. Должно быть, немало послужила она до войны, несладко приходилось ей и сейчас.
С моря дул свежий ветер, было зябко. На юге вообще холод переносится тяжелее, чем на севере. Почему – объяснить не берусь, но это так. Сейнер обживался на глазах. В разных местах на разных уровнях бойцы устанавливали пулеметы и противотанковые ружья. Каждый искал себе закуток поуютнее, пусть хоть тонкой дощатой перегородкой, но закрытый со стороны моря. Вскоре поднялся на борт военный лоцман, и все пришло в движение.
Как-то странно это выглядело, будто толпой повалили на рейд. Но так было в первые минуты. Каждое судно точно знало свое место. «Рица» шла первой, за ней пыхтели, как мы называли их, мотоботы – э 7 и э 9. Сейнер взял их на буксир, остальные суда вытянулись в караван с расстоянием 400-500 метров друг от друга, и мы взяли курс на Малую землю. Шли под охраной «морских охотников».
За три часа хода я думал побеседовать с бойцами пополнения, хотел лучше узнать людей. Общей беседы не вышло. Десантники уже заняли на палубе свои места, и не хотелось их поднимать. Решил пройти от группы к группе. Кому-то задавал вопросы, с кем-то перебрасывался большей частью репликами, присаживался к бойцам для разговора. Убедился, что народ в основном обстрелянный, настроение боевое. Я хорошо знал, что нужен разговор с солдатами, но я знал и другое: иной раз важнее бесед было для солдат сознание, что политработник, политический руководитель, идет вместе с ними, претерпевает те же тяготы и опасности, что и они. И это было тем важней, чем острее складывалась боевая обстановка.
Далеко впереди, над Новороссийском, светило зарево. Доносились гулкие удары артиллерии, это было уже привычно. Значительно левее нас шел морской бой. Как мне сказали позже, это сошлись наши и немецкие торпедные катера. Я стоял на правом открытом крыле ходового мостика рядом с лоцманом: фамилия его, кажется, была Соколов.
– Бойцы,– рассказывал он,– идут в десант один раз, а катерники каждую ночь. И каждая ночь – это бой. Привыкли. Мы, лоцманы, чувствуем особую ответственность за всех. По существу, часто приходится, как говорится, на ощупь вести суда. На земле саперы разведают минное поле, сделают в нем проходы и уверенно ведут за собой людей. А наш путь немцы все время минируют заново – и с самолетов, и с судов. Где вчера прошел спокойно, там сегодня можно напороться на мину.
Чем ближе подходили к Цемесской бухте, тем сильнее нарастал грохот боя. Ночью плацдарм не часто бомбили, а тут волнами со стороны моря накатывали вражеские бомбардировщики, гул их заглушался грохотом взрывов, и от этого казалось, что самолеты подкрадываются бесшумно. Они пикировали и тут же, разворачиваясь, уходили в сторону. Люди у нас подтянулись, суровее стали лица бойцов, вскоре мы и сами оказались на свету.
Ночная тьма во время переправ была вообще понятием относительным. Светили с берега немецкие прожекторы, почти непрерывно висели над головой «фонари» – осветительные ракеты, сбрасываемые с самолетов. Откуда-то справа вырвались два вражеских торпедных катера, их встретили сильным огнем наши «морские охотники». Вдобавок ко всему фашистская авиация бомбила подходы к берегу.
То далеко от нас, то ближе падали бомбы, поднимая огромные массы воды, и она, подсвеченная прожекторами и разноцветными огнями трассирующих нуль, сверкала всеми цветами радуги. В любую минуту мы ожидали удара и, тем не менее, удар оказался неожиданным. Я даже не сразу понял, что произошло. Впереди громыхнуло, поднялся столб пламени, впечатление было, что разорвалось судно. Так оно в сущности и было: наш сейнер напоролся на мину. Мы с лоцманом стояли рядом, вместе нас взрывом швырнуло вверх.
Я не почувствовал боли. О гибели не думал, это точно. Зрелище смерти во всех ее обличьях было уже мне не в новинку, и хотя привыкнуть к нему нормальный человек не может, война заставляет постоянно учитывать такую возможность и для себя. Иногда пишут, что человек вспоминает при этом своих близких, что вся жизнь проносится перед его мысленным взором и что-то главное он успевает понять о себе. Возможно, так и бывает, но у меня в тот момент промелькнула одна мысль: только бы не упасть обратно на палубу.
Упал, к счастью, в воду, довольно далеко от сейнера. Вынырнув, увидел, что он уже погружается. Часть людей выбросило, как и меня, взрывом, другие прыгали за борт сами. Плавал я с мальчишеских лет хорошо, все-таки рос на Днепре, и в воде держался уверенно. Отдышался, огляделся и увидел, что оба мотобота, отдав буксиры, медленно подрабатывают к нам винтами.
Я оказался у бота э 9, подплыл к нему и лоцман Соколов. Держась рукой за привальный брус, мы помогали взбираться на борт тем, кто под грузом боеприпасов на плечах с трудом удерживался на воде. С бота их втаскивали наверх. И ни один, по-моему, оружия не бросил.
Прожекторы уже нащупали нас, вцепились намертво, и из района Широкой балки западнее Мысхако начала бить артиллерия. Били неточно, но от взрывов бот бросало из стороны в сторону. Грохот не утихал, а снаряды вокруг неожиданно перестали рваться. Должно быть, наши пушки ударили по батареям противника. И в этом шуме я услышал злой окрик:
– Ты что, оглох? Руку давай!
Это кричал на меня, протягивая руку, как потом выяснилось, старшина второй статьи Зимода. Не видел он в воде погон, да и не важно это было в такой момент. Десантные мотоботы, как известно, имеют малую осадку и низко сидят над водой. Ухватившись за брус, я рванулся наверх, и сильные руки подхватили меня.
Тут только почувствовал озноб: апрель даже на Черном море не самое подходящее время для купания. Сейнера уже не было. Бойцы выжимали одежду и негромко ругались: «Чертов фриц, проклятый!» Постепенно все поутихли, устраиваясь за ящиками и тюками. Ложились согнувшись или ничком, будто это могло спасти. А ведь главное было впереди. Главное – бой, куда вступить нам предстояло сейчас же.
И вдруг в этой трагической обстановке, при свете взрывов и огненных трасс родилась песня. Пел один из матросов, помнится, очень большого роста; это была песня, рожденная на Малой земле, в ней говорилось о несгибаемой воле и силе таких вот бойцов, какие были сейчас на боте. Я знал эту песню, но теперь мне кажется, что именно тогда впервые ее услышал. Врезалась в память строка: «На тех деревянных скорлупках железные плавают люди».
Медленно стали приподниматься головы, лежавшие садились, сидевшие вставали, и вот уже кто-то начал подпевать. Никогда не забуду этот момент: песня распрямила людей. Несмотря на только что пережитое, все почувствовали себя увереннее, обрели боевую форму.
Вскоре бот зашуршал по дну, и мы начали прыгать на берег. Резко зазвучали команды, бойцы сгружали ящики с боеприпасами, другие подхватывали их на плечи и бегом – тут подгонять не надо, огонь торопит – несли к укрытиям. Свалив груз, тотчас бежали обратно, все это под обстрелом, под грохот непрекращавшейся бомбежки. А с берега уже несли на носилках раненых, приготовленных к эвакуации, которых наше пополнение должно было сменить.
Пологая прибрежная полоса была покрыта галькой, дальше вздымалась круча, изрытая нишами. К ним-то и надо было проскочить, чтобы укрыться от огня, а затем, забравшись еще десятка на полтора метров вверх, прыгнуть в траншею, ведущую в глубь Малой земли, И хотя, повторяю, главное было еще впереди, тут уж люди чувствовали себя спокойно. По ходам сообщения отсюда можно было пробраться к любой воюющей на плацдарме части, едва ли не к любому подразделению.
Переправы всегда были опасны, само плавание не обходилось без риска, и выгрузка, и перебежка, и подъем покруче, но всякий раз, прибывая на Малую землю, я возвращался к мысли: а как же высаживались здесь наши люди, когда на месте нынешних спасительных укрытий стояли немецкие пулеметы, а по ходам сообщения бежали невидимые десантникам гитлеровцы с автоматами и гранатами? У каждого, кто вспоминал, что тем, первым, было намного труднее, наверняка прибавлялось сил.
Все же, как известно, мы удерживали Малую землю ровно столько, сколько требовалось по планам советского командования, – 225 дней. Как мы их тогда прожили – я и хочу рассказать.
– 2 -
Нам война была не нужна. Но когда она началась, великий советский народ мужественно вступил в смертельную схватку с агрессорами.
Помню, в 1940 году Днепропетровский обком партии собирал совещание лекторов. Я тогда уделял особое внимание военно-патриотической пропаганде, о чем и шел у нас разговор. А был, как известно, заключен договор о ненападении с Германией, в газетах публиковались снимки встреч Молотова с Гитлером, Риббентропа со Сталиным, договор обеспечивал нам необходимую передышку, давал время для укрепления обороноспособности страны, но не все это понимали. И вот, как сейчас вижу, встал один из участников совещания, хороший лектор по фамилии Сахно, и спросил:
– Товарищ Брежнев, мы должны разъяснять о ненападении, что это всерьез, а кто не верит, тот ведет провокационные разговоры. Но народ-то мало верит. Как же нам быть? Разъяснять или не разъяснять?
Время было достаточно сложное, в зале сидело четыре сотни человек, все ждали моего ответа, а раздумывать долго возможности не было.
– Обязательно разъяснять, – сказал я. – До тех пор, товарищи, будем разъяснять, пока от фашистской Германии не останется камня на камне!
В ту пору я был секретарем Днепропетровского обкома по оборонной промышленности. И если кто и мог позволить себе благодушие, то я каждодневно должен был думать о том, что нам предстоит. На мою долю выпало немало важных и срочных дел по организации и координации такого мощного комплекса обороны, каким был в то время юг Украины, и в частности Приднепровье.
Заводы, изготовлявшие сугубо мирную продукцию, переходили на военные рельсы, наши металлурги осваивали специальные марки стали, мне приходилось связываться с наркоматами, вылетать в Москву, бесконечно ездить по области. Выходных мы не знали, в семье я бывал урывками, помню, что и в ночь на 22 июня 1941 года допоздна засиделся в обкоме, а потом еще выехал на военный аэродром, который мы строили под Днепропетровском. Этот стратегически важный объект был на контроле в ЦК, работы шли днем и ночью, только под утро я смог вернуться со строительной площадки.
Подъехав к дому, увидел, что у подъезда стоит машина К. С. Грушевого, который замещал в то время первого секретаря обкома. Я сразу понял: что-то случилось. Горел свет в его окнах, и это было дико в свете занимавшейся зари. Он выглянул, сделал мне знак подняться, и я, еще идя по лестнице, почувствовал что-то неладное и все-таки вздрогнул, услышав: «Война!» Вот в эту минуту, как коммунист, я твердо и бесповоротно решил, где не надлежит быть. Обратился в ЦК с просьбой направить меня на фронт – и в тот же день моя просьба была удовлетворена: меня направили в распоряжение штаба Южного фронта.
Я благодарен Центральному Комитету нашей партии за то, что одобрено было мое стремление быть в действующей армии с первых дней войны. Благодарен за то, что в 1943 году, когда часть нашей территории была освобождена, посчитались с просьбой – не отзывать меня в числе партийных работников-фронтовиков, направляемых на руководящую работу в тыл. Благодарен и за то, что в 1944 году была удовлетворена просьба не назначать на более высокий пост, который отдалил бы меня от непосредственных боевых действий, а оставить до конца войны в 18-й десантной армии. Мной руководило одно чувство – защитить нашу землю, бить врага везде и повсюду, дойти до конца, до полной победы. Только так можно было вернуть мир на земле.
С 18-й армией связана моя фронтовая жизнь, и она навсегда сделалась для меня родной. В рядах 18-й я сражался в горах Кавказа в момент, когда там решались судьбы Родины, воевал на полях Украины, одолевал карпатские хребты, участвовал в освобождении Польши, Румынии, Венгрии, Чехословакии. С этой армией был и на Малой земле, роль которой в освобождении Новороссийска и всего Таманского полуострова значительна.
Бывает, попадет человек в такие обстоятельства, когда за год увидит, узнает, прочувствует столько, чего в иное время не вместит и целая жизнь. Насыщенность событий на этом плацдарме была так велика, а бои столь жестоки и непрерывны, что, казалось, шли они не 225 дней, а целую вечность. И это все мы пережили.
В географическом смысле Малая земля не существует. Чтобы понять дальнейшее, надо ясно представить себе этот каменистый клочок суши, прижатый к воде. Протяженность его по фронту была шесть километров, глубина – всего четыре с половиной километра, и эту землю во что бы то ни стало мы должны были удержать.
Как появился плацдарм? Новороссийск расположен на берегах Цемесской бухты, которая глубоко врезается в горы. Там два цементных завода – «Пролетарий» и «Октябрь». С одной стороны были мы, а с другой – немцы. К началу 1943 года левый берег весь был у противника, с высот он контролировал движение нашего флота, и надо было этого преимущества его лишить. Вот и родилась мысль: давайте попробуем высадить десант и захватить предместье Новороссийска. Это не только надежнее прикрывало бы бухту от проникновения врага в ее воды, но и облегчило бы нам все последующие бои.
Гитлеровцы хорошо это понимали. Цифрами я постараюсь не злоупотреблять, но одну сейчас приведу. По плацдарму, когда мы заняли его, фашисты били беспрерывно, обрушили гигантское количество снарядов и бомб, не говоря уж об автоматно-пулеметном огне. И подсчитано, что этого смертоносного металла на каждого защитника Малой земли приходилось по 1250 килограммов.
На плацдарме сражалось почти две трети 18-й десантной армии, и большую часть своего времени я проводил на Малой земле.

Надеемся, что книга Малая Земля автора Брежнев Леонид Ильич вам понравится!
Если это произойдет, то можете порекомендовать книгу Малая Земля своим друзьям, проставив ссылку на страницу с произведением Брежнев Леонид Ильич - Малая Земля.
Ключевые слова страницы: Малая Земля; Брежнев Леонид Ильич, скачать, читать, книга и бесплатно