Из книги «Праздные мысли. Годовщину запуска первого спутника космическая отрасль встречает в разобранном состоянии

Российский прикладной математик, занимался расчётами в космической фирме С.П. Королёва .

По национальности – немец, поэтому в 1942 году он был арестован и зключён в лагерь.

«… меня всё время гвоздила мысль, что я не закончил работу, начатую в Институте N 1. Никто от меня, естественно, ничего уже не ждал, но я для себя должен был её закончить, просто не мог иначе психологически. В сорок втором году я занимался расчётами движения самонаводящегося зенитного снаряда. Забрали меня, когда я уже выполнил две трети работы и знал, в каком направлении двигаться дальше. Мучился незавершенностью, места себе не находил. Делал расчёты и в пересыльном пункте на нарах, на обрывках бумаги, и в лагере. Решил задачу недели через две после прибытия в зону, решение получилось неожиданно изящным, мне самому понравилось. Написал я небольшой отчётик, приложил к решению и послал на свою бывшую фирму: ведь люди ждут! Мне, видите ли, неудобно было: работу начал, обещал закончить и не закончил. Послал, не думая, что из этого что-нибудь получится. Но в это дело вник один технический генерал, авиаконструктор Виктор Федорович Болховитинов, и договорился с НКВД, чтобы использовать меня как некую расчётную силу. И НКВД сдало меня ему в «аренду». Меня уже не гоняли, как всех, на работу, кормили, правда, не лучше, даже хуже, потому что мои солагерники получали по месту работы всякие премиальные блюда, а я не получал, сидя на самом низком уровне питания, без добавок. Пребывал я, как и все, в зоне, в бараке, единственная разница заключалась в том, что работал по заданию загадочных людей из министерства авиационной промышленности, как бы мы теперь сказали. Это меня в какой-то мере спасло, так как на кирпичном заводе я поработал только вначале - и мне ещё повезло, что я не попал на лесоповал или на угольную шахту. Потом институт дал должность старшего инженера, чисто формально - ведь статьи на меня никакой не было, я считался посланным на «работы», «мобилизованным в трудармию», мне должны были платить зарплату, но на этом всё и кончалось. Больше они ничего не могли сделать: ходатайствовали перед НКВД, чтобы я работал по их заданию; НКВД разрешил, я вкалывал на авиационную промышленность, но уже не работал на НКВД, и они перестали мне платить. Мизерную сумму мне платила авиационная промышленность, и какой-то процент с неё брал НКВД за сдачу меня в «аренду»: не бесплатно же НКВД сдавать меня на сторону!»

Раушенбах Б.В., Постскриптум,М., «Аграф», 2002 г., с.71-73.

Позже Б. В. Раушенбах вспоминал: «Вы не поверите, но все мои знания по математике я приобрёл не в институте, а в бараке; я очень много работал тогда. Сам себе устраивал экзамены, билеты составлял, тянул их и сам себе отвечал. Если я не мог ответить, я сам себе ставил двойку и назначал себе переэкзаменовку... Я увлекался тогда автоколебаниями и сам «открыл» метод гармонического баланса, который уже был открыт Боголюбовым и Крыловым, о чём я, по своему невежеству, не знал. Для Болховитинова я сделал расчёт боковой устойчивости самолёта. Меня зачислили в КБ старшим инженером, но жил я в лагере . Мне платили вполне приличную зарплату, которую пересылали в лагерь, но купить я ничего не мог и отправлял деньги жене».

Голованов Я.К., Королёв: факты и мифы, Том 2, М., «Русские витязи», 2007 г., с. 375.

Интересен подход учёного к выбору перспективных научных тем:

«Я […] работаю в областях, в которых работает не больше пяти-десяти человек во всём мире, не больше. Когда меня спрашивают почему, я отвечаю: потому что там нет литературы и её не надо читать. Это совсем не шутка. Скажем, я должен работать в области, в которой к этому времени уже трудились двадцать лет во всём мире сотни учёных, - условно говоря, это какая-то развитая область в физике. Я могу тоже встроиться и начать копать, но при этом должен знать, что делали до меня и что делают сейчас другие. Чтобы не выглядеть дураком. Значит, надо садиться за чужие работы, чего я терпеть не могу, потому что узнаю то, что им уже известно. Мне проще выдумать свое, чем читать груду уже написанного и выпаренного материала, мне проще выбрать область, где не работают, пусть она будет второстепенная, я туда влезаю и прекрасно там себя чувствую: книг нет, читать ничего не надо, сиди и высасывай из пальца. И всегда что-то находишь! Другое дело, что эта находка лежит не на главной магистрали развития области данной науки, где толкаются все жаждущие, ну их! Мне это претит, я всегда старался держаться подальше от этого. Наш знаменитый Ломоносов, когда на каком-то дворцовом рауте к нему подлетел светский хлыщ и спросил: «А кто были ваши предки?», ответил: «Я сам - предок». Вот достойный ответ. И такая позиция мне очень нравится».

Раушенбах Б.В., Постскриптум, М., «Аграф», 2002 г., с. 165.

«Академик Борис Викторович Раушенбах – родной брат моей бабушки. Фактически он заменял мне деда. Гениальный ученый, он уже в двадцать три года стал ведущим конструктором у Королёва . Раушенбах участвовал в создании «Катюши», придумал, как сфотографировать обратную сторону Луны, именно он создал системы управления на космических кораблях - те самые, которые позволили Юрию Гагарину благополучно вернуться на Землю. А ещё Борис Викторович прославился революционными открытиями в самых разных областях знаний - от математики до искусствоведения и богословия. По рождению он был немцем и гугенотом, но всю жизнь ходил в православный храм. Он был патриотом России и убеждённым противником демократии. Именно он когда-то растолковал мне, что Россия либо вернётся к монархии, либо погибнет». […] Монарху не всё равно, какую страну он оставит своему сыну …»

Дмитрий Орехов: «Я монархист в четвёртом поколении», в Сб.: Захар Прилепин, Именины сердца: разговоры с русской литературой, М., «Аст», 2009 г., с. 303-304 и 309.

«Новый Мир» 2001, №5

Из книги «Праздные мысли»

Литературная запись Инны Сергеевой

ИЗ КНИГИ «ПРАЗДНЫЕ МЫСЛИ»

Раушенбах Борис Викторович (1915 - 2001) - действительный член РАН, лауреат Ленинской и Демидовской премий, действительный член Международной Академии астронавтики, Герой Социалистического Труда. В минувшем, XX веке кроме основной работы в области космической и ракетной техники издал ряд книг мировоззренческого, философского, богословского характера. Первая книга, не относившаяся к его прямой профессии, - «Пространственные построения в древнерусской живописи» - вышла в 1975-м, вторая - включающая в себя примеры из мировой живописи - в 1980 году. Математическому обоснованию общей теории перспективы посвящена третья книга, изданная в 1986 году. Четвертая, «Геометрия картины и зрительное восприятие», опубликована в 1994 году. Сборник «Пристрастие», в который вошли документальная повесть о Германе Оберте и статьи, охватывающие круг интересов автора от иконописи до космогонии, был выпущен в свет в 1997 году. Биографическая книга «Постскриптум», завершившая столетие, издана в 1999 году. В последнее время академик Раушенбах работал над книгой с несколько ироническим названием «Праздные мысли». Литературная запись зафиксированных на магнитной ленте бесед с Б. В. Раушенбахом осуществлена ИННОЙ СЕРГЕЕВОЙ.

Реальность, наука, мечта

Читал какую-то статью в газете и наткнулся на фразу, которую автор обозначил как высказывание Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского, биолога: «Ничего, никакая наука не дает действительных знаний».

Ну, прежде всего никто никогда не утверждал, что наука дает истинные, действительные знания, ибо наука есть некое приближенное описание действительности. Все знают это, посему высказывание, приписанное Тимофееву-Ресовскому, конечно, банальность. Разумеется, он имел в виду не банальность, а что-то более серьезное; думаю, цитата выдернута из контекста, как это часто бывает, когда автору статьи не хватает «подпорки».

Но фраза запала в голову, мысль заработала...

Не знаю, как наука поэтическая, а вот точные науки и впрямь не дают истинных знаний. Ученому необходимо выразить какую-то отвлеченную истину, он передает, описывает, изучает и так далее некую объективную реальность, в которой его «я» никакого значения не имеет. Если художник неизбежно пропускает материал через себя, поэтому всегда остается в нем, даже когда пытается этого избежать, то ученый просто не обращает на это внимания, ему совершенно не важно выразить себя в материале, его «я» решающей роли, во всяком случае, не играет, и это разумная точка зрения.

Если, следя за каким-то явлением, наблюдатели увидят одно и то же, тогда это наука. Если увидят разное - не наука, а поэзия, еще что-нибудь, что угодно. Но таких идеальных ситуаций, как правило, не бывает, так как не может быть ничего совершенно независимого. И современная физика сейчас поняла, что результат наблюдения зависит и от наблюдателя, а не только от явления.

Возьмем работы физиков - не буду уточнять, кого именно, - начала XX столетия, до первой его половины, скажем, 20 - 30-е годы. В физике начала прошлого века, даже до Первой мировой войны, много занимались этим вопросом и добились интересных результатов насчет того, что мы, ученые, отображаем.

Очень многое зависит от того, кто отображает. Но есть в этом процессе кусок, который не зависит от наблюдателя, а есть кусок, который зависит и передает какое-то свойство ученого, его состояние. Когда говорят, что не бывает абсолютно объективных данных, имеют в виду именно это. Всегда во всем все объективно - так не бывает.

К примеру, берешь утверждение «дважды два - четыре», таблицу умножения, там ни от кого ничего не зависит, всегда одно и то же, но это же не наука! А если берешь какой-то большой кусок науки, то в нем всегда присутствует наблюдатель в той или иной форме. И это нормально, так и должно быть.

Хотя в физике процесс как раз не зависит от того, кто наблюдатель, а зависит от того, что наблюдает человек. Не важно, кто - англичанин, француз, африканец. Человек влез в процесс и тем самым его изменил; он вмешался и тем самым процесс «испортил». В результате процесс стал другим. И конечно, поэтому наблюдатель в результатах отражается. Отражается он, пожалуй, каким-то образом и в объективных данных.

Но оставим это тем, кто профессионально занимается философией науки. (Иногда я говорю, и, разумеется, неправильно, что, если у человека не получается ничего путного в самбой науке, он берется за историю ее, за ее философию и прочее... Шутка. Но есть в ней и доля правды.)

Когда я читаю любой ученый трактат, я чувствую не индивидуальность наблюдателя, а точку зрения эпохи, школу. И думаю: ну, это типичная школа такого-то. Или угадываю время примерного написания трактата: типично, скажем, для XIX столетия, в XX веке писали уже по-иному.

Подобные вещи видны всегда, когда знаешь эту науку и в каком-то смысле живешь в ней.

Мою последнюю книгу «Постскриптум», которая вышла в свет в 1999 году, я закончил довольно мрачным предположением: далеко не уверен, что человечество сохранится еще сто лет. Оно упрямо идет к той грани, где возможность самоуничтожения становится реальной и вероятна даже по ошибке. Люди все глубже изучают природу разрушения, ставят все больше физических опытов, и я - в который раз! - скажу сейчас глупость с точки зрения современной физики, но скажу ее, чтобы было понятно: представьте себе, что физики в процессе экспериментов сделали шаг, после которого стала гореть вся материя. И сгорела Земля, сгорели люди - сгорело все!

Это из области опасений, но не предсказаний. Пытаться угадать, куда пойдет наука, - самое дурацкое дело. Я с этим столкнулся, когда читал, как предсказывали ее развитие в конце XIX века, имея в перспективе, конечно, наш, только что ушедший, XX. Большего бреда в своей жизни не читал, хотя авторы были люди ученые и уважаемые. Но подумайте сами, что они могли предсказать, если им даже не снилось, что появятся радио, электроника, компьютеры, Всемирная Паутина - Интернет?..

Что поражало умы в XIX веке? Паровозы. В фильме братьев Люмьер - кажется, он назывался «Прибытие поезда» - паровоз с экрана буквально «наезжал» на зрителей, многие вскакивали и убегали, дамы падали в обморок. Вот ученые и предположили, что в XX веке очень большие паровозы поедут по очень большим рельсам по всему миру - дальше этого их воображение не шло. В те времена только зародилась авиация, и я помню некоторые карикатуры конца XIX века: по улицам плывут дирижабли, люди при помощи каких-то фантастических летательных аппаратов сигают с балкона на балкон в гости друг к другу... Чепуха, конечно, невообразимая, но она показывает уровень того времени, в том числе и уровень предсказаний по поводу развития науки.

Так что еще раз повторю: предсказывать - глупейшее занятие. Что бы ты ни вообразил, все будет наоборот. Человеческий разум приспособлен предвидеть на ближайшие час-два, ну, на сутки. Нужна ли была первобытному человеку способность предсказывать, что произойдет через десять лет? Ему в голову не приходило гадать - конечно, все останется, как при нем, пещерному обитателю это было очевидно. А вот на час-два он предвидел: пойду в лес, убью зверя, приволоку дров, накормлю свое племя... Мало что мог планировать наш далекий предок, и только на бытовом уровне, очень коротеньком. Потому что жизнь для него не менялась.

Сейчас, наоборот, она стремительно трансформируется. Если раньше можно было знаниями, полученными в молодости, пользоваться, условно говоря, всю жизнь, то сегодня подобный стереотип абсолютно исключен. Я учился в 20-е годы теперь уже прошлого века; представьте себе, что я так и остался бы на уровне 20-х годов, когда не существовало ни полетов в космос, ни современных электронных устройств, ни космической станции «Мир», - можно сказать, человечество вообще почти ничего не знало об этом. И я был бы дурак дураком...

Значит, раньше - и сравнительно совсем недавно, в юные годы - можно было как бы загрузиться знаниями на всю оставшуюся жизнь (я, конечно, сознательно преувеличиваю; постепенно знания приумножались опытом), а сейчас человек в течение своей жизни должен переучиваться примерно три раза, причем не по такой вот системе: каждые пятнадцать лет он куда-то идет и переучивается! Нет, он учится непрерывно все время, каждые пятнадцать - двадцать лет кардинально обновляются его знания по сравнению с тем, что он делал раньше, и, вспоминая то время, он кажется себе наивным чудаком с предельно малыми возможностями.

Человеческая жизнь развивается по очень сложным законам, нелинейным, как выражаются математики, а предсказывать мы умеем только линейно и только то, что является прямым продолжением происходящего сию минуту, а не развитием влево-вправо, вверх-вниз, туда-сюда; прямое продолжение годится на пару лет, ну, лет на десять, не больше. Поэтому ничего предсказывать нельзя даже профессионалу в научной сфере: через десять - двадцать лет появится что-то, о чем профессионал понятия не имеет, он даже придумать этого не может, настолько оно будет неожиданным. А предвидеть неожиданное невозможно, на это у человека ума не хватает.

Меня могут спросить: что же, наука развивается непредсказуемо? Наука развивается сама собой, но что касается предсказаний, то они всегда строятся по нехитрой схеме - я помню, что было в прошлом году, я знаю сегодняшнее положение вещей, значит, могу представить, что будет через год. Подобный метод годится на малые отрезки времени, он удобен, реален, ибо, разумеется, если я знаю события прошлого года, то могу предположить, какие пассажи ожидают нас в будущем году. То, что произойдет через двадцать лет, тоже можно предположить, но это наверняка окажется глупостью.

Я бы сказал так: то неожиданное, что случится через двадцать лет, я себе представить не могу, и этого никто представить не может, тем более в науке. Да, она продолжит развитие, все в ней пойдет своим чередом, люди будут активнее технизировать свой быт, свой труд. Развитие науки, как известно, остановить невозможно, и мы будем свидетелями все больших достижений и новых Нобелевских премий. То есть все будет происходить нормально, выражаясь по-современному, а вот что и как - этого ни я и никто другой не знает.

Фантастам легче предсказывать будущее и развитие науки, чем ученым; фантасты, как правило, не связаны по рукам и ногам современной наукой, над ними не маячат никакие современные законы физики, математики и прочего. Они фантазируют, фонтанируют, и никто не вправе их обругать - на то он и писатель-фантаст, чтобы придумывать самые невероятные коллизии, попробуй упрекни: «Ты, недоумок, что ты там понаписал?!» - «А я фантаст, я просто вообразил себе...» - и так далее. Если же ученый вообразит и сморозит нечто подобное, он - псих.

Французский писатель-фантаст Жюль Верн обладал хорошим чувством будущего. Не в деталях - в них он тоже наерундил, хотя, в принципе, каким-то десятым чувством ощущал направление развития науки и соответственно многое угадывал из того, что случилось на самом деле. В этом смысле он, конечно, был много выше других фантастов, которые не стремились к попытке отразить то, что будет, а тщились удивить, ошеломить читателя чем-то невероятным.

Жюль Верн был технически грамотным человеком, умел, фантазируя, отсеять явную чепуху от того, что может произойти в действительности, и, в общем, довольно верно предвидел многое, но не как ученый, а как писатель, тонко реагирующий на развитие техники, скажем так. Он все придумывал, не собираясь сам ничего делать - ни путешествовать вокруг света, ни лететь на Луну, хотя схемки для того, чтобы написать тот или иной роман, у него имелись. Чертеж межпланетного корабля приходится набрасывать даже писателю, иначе он заврется; нужно представлять себе действие аппарата, чтобы все было логично, но ничего не нужно разрабатывать. Жюль Верн ничего и не разрабатывал.

Известный ученый, пионер ракетной техники и космонавтики Герман Оберт, наоборот, все разрабатывал, считая, что в мире нет невозможного, «надо лишь обнаружить те средства, с помощью которых оно может быть осуществлено». Оберт пытался разработать ракеты сначала на бумаге, потом взялся их строить. Жюль Верн ничего не строил, никаких опытов не ставил, а Оберт ставил опыты, конструировал и так далее. То есть разные классы. Оберт был ученый тире инженер, а Жюль Верн - ученый тире писатель.

Это пример всегдашнего соприкосновения мечты, науки и реальности, о котором в свое время писал Циолковский, фигура в науке очень сложная. В детстве он перенес тяжелое заболевание, по-моему скарлатину, практически оглох, поэтому был очень замкнут, но зато обладал повышенной фантазией и придумывал - правильно или неправильно, не в этом дело - многое в области техники, в том числе и ракетной.

Сейчас вдруг возникла такая точка зрения, которую отстаивают некоторые ученые: Циолковский, мол, был в значительной мере дутой фигурой, то есть сделал-то много, но несущественно, его подняли на невероятную высоту в интересах советского государства и советской пропаганды, после чего он стал играть большую роль, а если говорить всерьез, то был пустым местом в науке.

Это крайняя точка зрения, и развивает ее в своих книгах бывший секретарь научной комиссии Циолковского, человек, профессионально изучавший его творчество и в свое время рьяно воздвигавший ему монумент. Я не говорю, что он прав или не прав, я просто рассказываю, к каким он пришел выводам: Циолковский - дутая величина.

В какой-то мере, вероятно, Циолковского незаслуженно подняли так высоко. Он не великий ученый, он просто умный, интересный человек, много сделавший в направлении ракетной техники, но написавший и много сомнительных работ. Сложная фигура, но не нулевая, не пустое место.

Возвращаясь к теме соприкосновения мечты, науки и реальности, подчеркну: Циолковский писал, что сначала идет мечта, потом разработка, потом осуществление. Три этапа. Мысль не оригинальная, почти все так перечисляют. Я предпочитаю начать с реальности, поэтому поставлю так: реальность, наука, мечта. Но кто-то иногда занимается и чем-то нереальным - это могу быть я, это можете быть вы, в некоторых случаях, например, это был Сергей Павлович Королев.

В ранней молодости, когда все мы увлекались планеризмом и ездили в Крым, в Коктебель, чтобы там, на его холмах, испытывать свои модели, помню, нас всех поразила «Красная звезда» Сергея Павловича, планёр, абсолютно неперспективный с точки зрения развития планеризма, но... способный к высшему пилотажу! «Красная звезда» - единственный планёр для высшего пилотажа до сих пор! Все удивлялись - зачем? А Королеву это и нравилось, он всю жизнь хотел удивлять мир, удивлять ученых, инженеров, коллег по работе. Ну кому, скажите на милость, понадобился бы планёр для высшего пилотажа?.. Так что мечта вполне может быть и никому не нужной. Зато множество реальных идей Сергея Павловича получили воплощение и мощно двинули вперед отечественную и мировую космонавтику.

В связи с публикацией «мрачных мыслей»* мне часто задают вопрос, не превращается ли результат научных разработок - в данном случае речь опять идет о физике - в какой-то момент из положительного в отрицательный? Нет, не превращается, но может превратиться по недомыслию: ведь с каменного века в человеческом мозгу ничего не изменилось, и теперь получается страшный раздрай - людям с интеллектом каменного века дают в руки невероятную энергию.

Сознательно никто не хочет тотального бедствия. И тем не менее была сделана и взорвана атомная бомба. Конечно, ученым, авторам этой бомбы, в процессе работы было интересно решить научную задачу, они не думали о морально-этических последствиях, а рассуждали, вероятно, так: где-нибудь «она» взорвется, мир ужаснется, враги капитулируют. Зачем иначе делать бомбу, если ее не взрывать? Глупо.

Наука не виновата, что бомба взорвалась над Хиросимой, наука ни при чем - мораль может быть у конкретного ученого, наука не моральная категория - я имею в виду физику, химию, а не этические науки, - она никакая, не знаю, к сожалению или к счастью. Нелепо ставить вопрос о морали, скажем, в таком случае: тела при нагревании расширяются - морально это или не морально? Грубый пример, но понятный всякому. А в большинстве случаев наука занимается именно такими задачами: тела при нагревании расширяются... и так далее.

Еще пример. Мы приняли решение затопить космическую станцию «Мир». Что это - вопрос нравственности? Нет, финансирования, и только финансирования. В «Мир» вбухано большое количество научных идей, труда, денег, но дальше бухать нет средств. Надо топить? Это далеко не очевидно. Здесь более чем уместна пословица «семь раз отмерь, один отрежь». Тем паче, что до сих пор не ясно, будет ли наша страна занимать достойное место в новой, интернациональной программе. Международная станция станет совершеннее, потому что ее выведут на орбиту, уже учитывая громадный опыт работы «Мира». Все равно его жалко...

Можно ли было предсказать, что «Мир» когда-нибудь окончит свое существование? Бесспорно. Можно ли было предсказать развал такой мощной державы, как Советский Союз, и то, что мы окажемся с пустыми карманами? Вряд ли. Прямого отношения к науке это не имеет. Имеет косвенное. И не в области предсказаний.

«Ненаписанная биография» Леонида Леонова

Это были годы, когда я еще работал на королёвской фирме. Своих ближайших сотрудников Сергей Павлович распределил по газетам, каждого на определенный орган печати, с тем, чтобы его доверенное окружение давало соответствующую информацию о запусках или о каких-то форс-мажорных обстоятельствах в космическом деле без всякой «развесистой клюквы». Себе Королев взял газету «Правда», где писал под псевдонимом «профессор Сергеев», а меня, понятия не имею почему, прикрепил к «Известиям». Именно так я познакомился с Евгенией Николаевной Манучаровой, ведущим корреспондентом отдела науки, которая тогда занималась космической тематикой: освещала в «Известиях» пуски спутников и ракет, в связи с этим частенько звонила мне. Как правило, мы с ней встречались на собраниях Академии наук, короче, работали, как тогда говорилось, в тесном контакте.

На одном из таких собраний Евгения Николаевна спросила меня: «Хотите, познакомлю с Леоновым?» - «С каким Леоновым?» (Я думал, что это может быть кто угодно, ведь и космонавт такой есть, фамилия-то расхожая.) - «С писателем Леонидом Леоновым». - «А-а, - несколько неопределенно сказал я, - хочу». И она действительно подводит меня к Леониду Максимовичу, знакомит нас, конечно, формально, потому что он обо мне ровным счетом ничего не знал, я, к стыду своему, знал о нем еще меньше, далеко не все его произведения читал и вообще мало интересовался советской литературой. Но сам факт знакомства состоялся.

Надо сказать, что в Академии наук с давних времен существует традиция избирать в члены академии крупного писателя. Разряд «изящной словесности» был основан при академии в апреле 1899 года по случаю 100-летия со дня рождения Пушкина. Первыми академиками стали Лев Толстой, Чехов, Владимир Галактионович Короленко и поэт А. М. Жемчужников. В феврале 1902 года почетными академиками по разряду изящной словесности были избраны Максим Горький и драматург А. В. Сухово-Кобылин. На сообщении об избрании Горького царь Николай II начертал: «Более чем оригинально», и президенту академии, великому князю Константину Константиновичу, было велено от имени академии составить заявление о признании избрания Горького недействительным: дескать, академия не знала, что писатель состоял под следствием по политическому обвинению. Два академика, Короленко и Чехов, сразу же в знак протеста сложили с себя звание, демонстративно вышли из академии: вот какие традиции были заложены в существование нынешнего Отделения языка и литературы РАН - кроме знатоков литературы, литературоведов иметь в своем составе еще и крупного живого писателя. Всегда искали такого достойного человека, который не испортил бы лица академии, и было решено - не мною, конечно, - что Леонид Леонов подходящая фигура, что он пройдет, его все признают, и действительно, так и получилось. Избран он был в Академию наук СССР на семьдесят четвертом году своей жизни.

Не помню сейчас, как и почему мы с ним сблизились. Сначала это были обычные: «Здравствуйте!» - «Здравствуйте!» - «Как сегодня чай?» - «Неплохо заварен». Потом наметились контакты по двум вопросам. Первый - устройство мироздания, вопросы космогонии. Леонова страшно волновала проблема Большого Взрыва, после которого возникла наша Вселенная, и, таким образом, мир был сотворен, а не существовал вечно. Это его очень будоражило, потому что идею сотворения мира он, как писатель, воспринимал поэтически, а не грубо математически, как мы, ученые.

Это была одна линия нашего общения, я назвал бы ее астрономической. Он на эту тему любил порассуждать, поспорить со мной, говорил, например: «Как это так, не может быть скорости, превосходящей скорость света!.. Нет, здесь у вас в науке что-то не то...» Его собственные физические теории были, как правило, несостоятельны, ему все время, как писателю, хотелось изменить законы физики, так что у нас было много пустых для науки разговоров, но по сути очень интересных. Я был представителем иного, не литературного мира, и именно это Леонову было во мне занятно.

А другая линия была, как это ни странно, богословская. Леонов считал меня знатоком богословия. Не я его, а он - меня! Правда, к этому времени у меня вышел ряд книг, в которых, в частности, речь шла о древнерусской живописи, об иконописи. Иконы, да и классическую живопись, во многом основанную на евангельских сюжетах, нельзя понять, не занимаясь богословием, и я углубился в богословские трактаты, напечатал несколько работ в этой области - к 1000-летию крещения Руси, о Троице и по некоторым вопросам богословия иконопочитания. И был хорошо знаком с ректором Духовной академии, который помог мне консультациями.

Леонид Максимович об этом знал, поэтому у меня дома часто раздавались его телефонные звонки, и он спрашивал, к примеру: «Если бы священник такой-то сделал то-то, а дьякон бы сделал то-то, как вы думаете, может такое быть или нет?» Это ему было нужно для романа «Пирамида», над которым он тогда усиленно работал. «Могут ли они сказать такое, или это нелепость?» И я ему отвечал: «Не лезет ни в какие ворота потому-то и потому-то...» Или наоборот: «Очень хорошо получается!» - «А если вот так?» - «Надо подумать...»

В общем, мы с ним многое обсуждали по телефону, но, конечно, не художественную суть. Я его консультировал по части того, что допускает и чего не допускает традиционное православие, потому что у него в «Пирамиде» герой-то священник, а персонажи - дьявол, ангел и прочее; то есть ему это надо было знать досконально, а он разбирался нетвердо. Плохо даже, к моему удивлению. Может быть, он знал это дело практически, ну, как, скажем, вести себя при посещении церкви. Меня всегда умиляло, как он перед входом в церковь крестился и кланялся. А более тонкие вещи, теоретические, ему были ни к чему, когда он посещал церковь как прихожанин, но для работы над романом они ему понадобились.

Кроме этих двух линий он «использовал» меня еще следующим образом: ему очень хотелось бывать в Троицкой Лавре, в монастыре. Но как член Союза писателей, да еще один из секретарей Союза, он находился под бдительным оком, и ему несподручно было ехать туда одному - он просто не имел права этого делать. Как так - известный писатель Леонов вдруг пошел молиться! Это ужасно было, немыслимо в те годы. Это конец! А со мной оказалось очень удобно, потому что я в Сергиев Посад - тогда Загорск - ездил часто, моему начальству было плевать, что я туда наведываюсь, потому что я занимался ракетами, а не идеологической работой. Вот Леонов и «примкнул» ко мне: формально еду я, а он как бы в моей «свите». Это смешно звучит, но фактически мы с ним так и ездили - я и какая-то странная, никому неведомая персона. И когда мы приезжали в Лавру, то, входя в храм или выходя из него, он крестился - незаметно, но крестился, показывая, таким образом, с каким великим почтением относится к этому делу. Я бы сказал, это делало ему честь.

Я всегда предупреждал в Духовной академии, что приеду с Леоновым, и нам устраивали шикарный прием, потому что я часто там бывал - к тому времени, повторяю, я уже серьезно работал над темой иконописи, иконопочитания, занимался проблемами богословия, коротко сошелся не только с ректором Духовной академии, но и с его помощниками, ко мне хорошо относились не потому, что я такой замечательный человек, а потому, что ни один нормальный советский ученый к ним не ездил, боясь за свою репутацию. А я был неким выродком, который ездит и не боится - во-первых, потому, что не работает в идеологической сфере, а во-вторых, мне уже пришлось хлебнуть разных разностей и побывать за решеткой - страха я не испытывал. Тем более, что нашим ракетчикам было решительно все равно, езжу я в Лавру или нет, главное, чтобы ракеты взлетали. Поэтому и получалось, что я - неподотчетный субъект, которому ни перед кем не надо «тянуться», не член Союза писателей, для которого подобная поездка могла означать гибель карьеры. Поэтому Леонов и ездил со мной как бы случайно: академик, мол, ехал и меня захватил. Все это сейчас звучит смешно, но так было на самом деле.

Обитатели Лавры были польщены тем, что их посещает известный писатель, - меня-то они мало принимали во внимание, просто знали: вот, появляется у них какой-то чудак, имеет отношение к ракетам... Это ведь Церкви не столь уж интересно, а вот знаменитый писатель!.. Леонова встречали с почетом, кормили нас вкуснейшими обедами, потом мы часами сидели в кабинете ректора Духовной академии, ходили по церковному музею, посещали ректорские апартаменты в частной квартире ректора, прямо из музея, даже на улицу не надо было выходить.

Ректором тогда был Александр, до него - Филарет, потом еще кто-то. Я там подвизался много лет, и за время моего пребывания ректоры академии менялись не потому, что плохо работали, а, наоборот, их повышали за хорошую работу. Ректор Духовной академии обычно бывал архимандритом, то есть в высоком чине, но не в епископском. Не «генералом», если выразиться более понятным нам языком, а полковничьего звания, скажем так. И когда он созревал для получения генеральского звания, ему приходилось оставлять академию и получать епархию, потому что, лишь работая в епархии, он удостоивался епископского чина. Александра отправили куда-то на юг, и я его потерял из виду. А Филарет из ректоров академии стал сейчас митрополитом Белорусским.

Служил среди них и очень, я бы сказал, практичный клирик - не помню, был ли он ректором или кем-то в ректорате, - так он, чтобы занять высокое положение, согласился стать епископом в Южной Америке, в русских приходах. Климат оказался для него губительным, нездоровое сердце дало себя знать, и уже через год он оказался епископом в России, правда не в центральной губернии, а где-то в удалении.

Так что всякие движения и передвижения в Духовной академии происходили на моих глазах, я в них косвенно участвовал как свидетель. Таким свидетелем невольно стал в ряде случаев и Леонид Леонов, «нечаянный» мой попутчик, который всегда мог сослаться на академика Раушенбаха: поехал, мол, с ним, и невзначай завернули в Лавру...

Леонова интересовала не только внутренняя жизнь Церкви, как интересует она всякого православного человека, его все интересовало как материал для творчества, он хотел наблюдать эту жизнь, видеть ее, говорить о ней. Возможно, он получал какие-то полезные советы, потому что задавал, помню, епископу вопросы: «А может ли быть так вот и так?» - и епископ укорял его: «Ну что вы, нельзя, потому что это обусловлено тем-то и тем-то».

Леонида Максимовича тяготила его церковная безграмотность, он не хотел, чтобы в романе (в той же «Пирамиде») была написана богословская или церковная чушь. Чтобы какой-нибудь священник, читая, сказал: «Да что он, с ума сошел, что ли? Разве такое может быть!» Писатель этого опасался, он недостаточно знал жизнь Церкви изнутри, чтобы самому доходить до всех тонкостей, часть этих тонкостей он узнавал от меня, звоня по телефону и расспрашивая об устройстве мироздания и о церковных правилах. Ну, и кроме того, еще больше он получал от прямого контакта с Церковью. Не просто с рядовыми священниками, а с профессорами Духовной академии. Самый высокий уровень. Но тем не менее постоянно упрекал меня, что я редко звоню и редко у него бываю.

Тогда я был очень плотно занят своей работой, и мне было, честно говоря, не до визитов. А сейчас я жалею, потому что очень много интересного пропустил, не узнал от него. Помню, например, фразу из его романа «Скутаревский», которая меня зацепила, там один брат говорит другому, что наука открывает только то, что душа уже знает. Очень тонкое наблюдение, и хотелось бы с ним об этом подробно потолковать, но... И еще, помню, меня поразило его умозаключение о том, что у каждого человека есть как бы две биографии: одна, которой он живет, - его должность, семья, дача, машина, квартира, карьера; другая - его ненаписанная биография. И такие ненаписанные биографии есть у всех. Как я понимаю, те, которые человек проживает внутри себя, в воображении, но не может прожить в реальности по ряду обстоятельств. Мне это очень понравилось. И конечно, если бы не моя немыслимая загруженность по работе, я общался бы с ним чаще, а так - я жил на окраине Москвы, он в центре, у Никитских ворот, а дача у него была в Переделкине. То есть нужно было долго и далеко добираться, особенно обратно. У меня же времени всегда катастрофически не хватало, и при всем желании чаще с ним видеться у нас получалось вынужденно редкое общение. Хотя Леонид Максимович явно стремился к общению.

При таком взаимном стремлении нам все-таки удавалось встречаться несмотря на всякие препятствия, не идеологические, а житейские, несколько раз в год. И проводить время в беседах или поехать в Лавру или в Переделкино. Причем, когда мы ехали за город, он всегда говорил: «Я вас довезу, я вас довезу!» - и мы добирались не электричкой, а машиной, очевидно, обслуживающей его как секретаря Союза писателей.

Дома у него была вполне заурядная обстановка, единственно, что поражало, так это растения. Цветы. Даже в городской квартире. Цветы и растения были необыкновенные, хотя, конечно, главный цветник располагался у него на даче. И об этом постоянно велись разговоры - он был страстным растениеводом, цветоводом. Не знаю, можно ли его назвать профессионалом в этой области, но большим любителем - бесспорно, что, может быть, даже важнее. Тут можно было бы многому у него научиться, если бы меня это интересовало, но, увы, эта сфера мне совершенно неинтересна, и когда Леонид Максимович показывал свою знаменитую оранжерейку с коллекцией кактусов в Переделкине, мне все это было явно ни к чему, а он ею так гордился! И придавал всему растущему особое значение.

Леоновы у нас никогда не бывали, ибо мы с женой жили очень скромно и не были убеждены, что можем принять их достойным образом. А недостойно жена не хотела их принимать. Такая вот ситуация. Моя супруга, Вера Михайловна, была знакома с писателем по Историческому музею, где она занимала пост директора музея по науке, а Леонов там много работал и был членом разных комитетов по охране памятников русской старины. Поэтому, когда мы с ним встречались, он всегда передавал приветы моей жене.

Звонили мы друг другу только по мере необходимости, то есть не на тему, как вы себя нынче чувствуете, какая погода... Чаще звонил он, всегда по делу: «Вот у меня такой вопрос: может ли быть скорость больше скорости света?» Я привел эту фразу просто в качестве примера, но скорость света его действительно почему-то очень волновала. Не исключаю, что после моих консультаций он что-то менял в своем романе, в «Пирамиде», которую толком и не кончил. Жаловался иногда, что всю жизнь пишет этот трудный роман, где один из персонажей - дьявол. Хотелось бы наделить его высшей мудростью, да нельзя: он антипод Богу. Поэтому приходится изобретать особый строй речи, особую лексику для дьявола, чтобы показать его высокомерие.

Наверное, у него имелось много подобных источников информации, и я был только узко направленный информатор. Мы с ним болтали о чем угодно, это само собой разумелось, но как источник информации и непрямой участник в его творчестве я был консультантом по особым вопросам. Консультантов по вопросам литературного, художественного творчества в те годы, когда мы с ним познакомились, ему не требовалось: он был абсолютно в себе уверен, за его плечами уже стояли десятки опубликованных книг, он был удивительно тонким художником-стилистом, на редкость точно чувствовал слово. Даже писатели-эмигранты отмечали яркость его роскошного русского языка, пышность и свежесть его речи, редкие, диковинные присловья. Кто-то даже выразился так: его узорный язык напоминает старинные русские вышивки.

Удивительно! Взять хотя бы фамилии: Грацианской, Шатаницкий... Вихров... Какой подтекст. Или вот такая фраза: «Огорчение ремесла с мотивировкой - с наилучшими связаны наихудшие последствия». Огорчение ремесла с мотивировкой! Разве сейчас кто-нибудь так напишет? Разве кто-нибудь из писателей интересуется сейчас всерьез проблемой метагалактики? Может быть, поэтому Леонова так мало сейчас переиздают, так невнимательно читают, если вообще читают.

Конечно, «Пирамида» - первоначально роман, по-моему, назывался иначе - задумывалась как более впечатляющее произведение. Но автор вдруг понял, что не успевает завершить работу над своим произведением так, как его задумал, и незадолго до смерти кое-как, с чужой помощью, не всегда попадающей в цель, собрал роман, что называется, из кусочков, стремясь к тому, чтобы швов не было видно. Как у хирурга, говаривал он, который пришивает оторванный палец: нужно не только соединить суставы, кожу, мышцы, но и сшить мельчайшие сосуды, чтобы по ним запульсировала кровь и палец ожил. И остается впечатление, что роман все-таки не кончен. Это было не то, что задумывал Леонов и написал бы сам от начала до конца. Но все пересилило предсмертное желание кончить то, что должен был сделать в жизни, что всю жизнь мечтал сделать, но так и не успел, и решил хоть как-то, хоть чем-нибудь завершить. Все ждали выхода этого романа, и когда он вышел - а издавался он при жизни Леонова, - то наступило некое разочарование. Растерянность.

Сказалось, конечно, постороннее вмешательство, пусть и с добрыми намерениями; но разве нашелся бы редактор, соответствующий по уровню такому писателю? Поэтому существование «Пирамиды» странное: роман есть - и его как бы нету. За ним не гоняются, не обсуждают, не переиздают. Тем более в наши дни, когда читатель не желает или не может вникать в нутро произведения, смаковать его лексику, стиль, усваивать не торопясь мысль автора, проникаться замыслом Леонова в истинном смысле этого слова. Теперь ведь проскакивают по сюжету, не обращая внимания на пейзаж, портрет, нюансировку чувств - все, что подарила мировой литературе литература русская, русская классика. Теперь это считается даже не модным, стыдным, как в мои юные годы считалось неприличным писать безупречно грамотно, что свидетельствовало о непролетарском происхождении.

Иные времена. О богатстве языка и невероятном многообразии прозы, ее приемов, тонкостей почти никто не думает.

Вот был крепкий писатель, очень популярный в свое время, хоть и не великий мастер, Алексей Николаевич Толстой. Кто сейчас его помнит, кто гоняется за его книгами? В лучшем случае смотрят по телевизору «Гиперболоид инженера Гарина» или «Хождение по мукам». Горького вообще растоптали, и это несправедливо, он хороший писатель. Думаю, растопчут и Пушкина. Его даже не нужно растаптывать, он как бы вычеркнут из жизни молодого поколения, потому что в школе изучение Пушкина ведется, как правило, формально, только немногочисленные энтузиастки словесницы заставляют учеников читать что-то пушкинское сверх той скудной программы, которая отпущена на «эту тему». Можно сказать, что Пушкин уже не присутствует в сознании юного человека. Уж не говорю о Лермонтове... Поэтому судьба «Пирамиды» в общем-то закономерна.

По-моему, отрывки из нее были опубликованы чуть ли не в журнале «Новый мир»**, причем эти опубликованные фрагменты, мне кажется, в окончательный текст романа не вошли, а, на мой взгляд, они очень интересны. Думаю, были в романе какие-то линии, с которыми Леонид Максимович уже не мог в отпущенное ему время справиться.

Одна из таких линий - история Ангела, который прилетел на Землю в командировку как некто Дымков. Это Леоновым очень хорошо придумано, особенно то, что Ангел рассказывает студенту, выгнанному из учебного заведения за неуспеваемость, устройство мироздания, рисуя схему его пальцем на снегу! И при этом рассказчик говорит, что не может отвечать за ее истинность, потому что студент вроде как шибко неумный, да еще и схема-то рисуется пальцем на снегу, так что возможно, что все в пересказе напутано.

Леонову надо было выразить свое представление о мироздании, которое он, конечно, придумал сам, надо было эту выдумку защитить, потому что она входила в явное противоречие с наукой. И Леонов не мог сказать: а я считаю, что это так! Это было бы нелепо, его бы высмеяли. Но если некий тип рассказывает все бездарному студенту, от имени которого ведется повествование, автор не несет никакой ответственности, потому что студент мог здесь все переврать.

Бедный Ангел, посланный в командировку из небесных сфер, замерз, пошел, чтобы согреться, в планетарий - хороший ход, что и говорить! В окончательном варианте романа я не помню этого эпизода в том виде, в каком мне рассказывал автор, а позже - в каком это было напечатано отрывком из будущего романа. Значит, какие-то потери есть.

На мой непросвещенный взгляд, первую главу романа просто нужно отрезать от всего остального текста, и получится независимая повесть. Потому что то, что происходит дальше, к первой главе отношения не имеет, намечены только весьма косвенные связи через некоторых действующих лиц. То есть они действуют и тут и там, но по делу не сочетаются.

Конечно, в романе описываются вещи, которые Леонов, наверное, сам переживал, наблюдал, о которых слышал. Недаром же Берия про Леонова сказал: «Неясный человек!» Еще бы! В «Пирамиде» дьякона совершенно затюкали, ему ни туда ни сюда, и чтобы сохранить свою жизнь, свою семью, он вынужден отречься от сана, причем не просто отречься, а публично, на большом собрании. Отрекся. Пришел за справкой, что он отрекся, а ему сказали, что бланков нет, кончились бланки, приходите в другой раз. Можно себе представить, что творилось в душе у этого дьякона. И можно понять фразу Леонова, которую я однажды от него слышал: скользить или врать неохота. Он часто говорил о себе, что вечно ходит с подмоченным задом - возьмите хотя бы историю с его молодым произведением «Вор». В конце 30-х годов этот роман был запрещен и изъят из библиотек, переиздали его только уже после смерти Сталина. И кто-то видел, что роман «Вор» лежал в 30-е годы на столе у вождя, весь исчерканный красным карандашом.

И это при том, что внешняя сторона биографии Леонова сложилась как бы благополучно: Леонид Максимович был лауреатом Ленинской и Сталинской премий, имел ордена, был избран депутатом Верховного Совета, много издавался, занимал солидное место в руководстве Союза писателей, уже при жизни считался классиком... И одновременно - «неясный человек», «вечно хожу с подмоченным задом», «неохота скользить или врать»... И эпизод, рассказанный когда-то мне Леоновым - потрясающий эпизод! - уж не знаю, знаком ли он широкой писательской общественности: Сталину не понравились пьесы Леонова «Унтиловск», «Волк» и «Половчанские сады». Автор, конечно, сразу почувствовал это: «Унтиловск» был снят с репертуара, а на «Волка» и «Половчанские сады» были написаны беспощадные по тем временам рецензии. И Леонов почувствовал, что его могут взять «под белы руки». И все писатели это поняли, по каким-то неведомым признакам.

Сейчас-то мы знаем, что без санкции Фадеева пишущего человека не сажали, а тогда об этом можно было только догадываться. И вот Леонов поведал мне, что решил узнать у Фадеева, насколько плохи его дела: чтбо, уже все или есть еще какая-то надежда? Фадеев побоялся пустить его в дом, и Леонов стоял в саду, а мэтр говорил с ним с балкона второго этажа своей дачи. Многие утверждают, что под балконом стояла жена Леонида Максимовича, а не он сам, но мне он рассказывал об этом эпизоде именно от себя, видимо, как художник, приняв все унижение, пережитое женой, в свою душу.

Позже Леонид Максимович включил эту сцену в роман «Русский лес», помню, что, читая этот эпизод, всегда мысленно усмехался и вспоминал реплику Леонова, что Фадеев поступил так, чтобы никто не мог его обвинить в личном контакте с сомнительным коллегой.

А потом Сталин позвонил Леонову домой и сказал: что-то я давно ваших пьес на театре не видел... Как будто от Леонова это зависело! И тут же, рассказывал мне Леонов, к нему мгновенно выстроилась очередь из писателей, и первым в этой очереди стоял Фадеев!

Мои воспоминания о Леонове для прекрасной книги, которую собрала дочь Наталия к 100-летию со дня рождения отца, получились совершенно скудные и неинтересные, гораздо суше, чем то, о чем я вспоминаю сейчас. Память капризная штука - когда надо, она умолкает, и ничего путного сказать или написать не можешь, а когда сидишь на досуге, в праздности, вдруг перед тобой встают картины, которые ты и сам-то давно забыл, а все так ярко и живо, как будто происходило вчера.

Леонов производил на меня впечатление ужасно одинокого человека, казалось, что рядом с ним никого нет, кроме семьи, жены. Поэтому-то он так трагически и воспринял ее смерть и последние пятнадцать лет своей жизни вдовел. Он был одинокий человек, сознательно желающий быть одиноким. Поставил на дачном участке деревянную башню, уединялся там для работы, весь поселок ядовито подшучивал, называя ее «башней из слоновой кости». Это еще сильней подчеркивало его желание уйти, отгрести от себя все ненужное.

Разумеется, он мог заполучить в друзья - искренние или неискренние, это другой вопрос - почти любого человека. Всякий почел бы за честь быть с писателем Леоновым в близких отношениях: «Я - друг Леонида Леонова!» Любой бы ходил, выставив пузо. Кроме того, он был очень интересный человек, незаурядный собеседник, так что с ним было не скучно любому, не только мне. Но он почти никого не хотел видеть в друзьях, я так понимаю.

Кроме того, он хорошо знал и видел жизнь, остро наблюдал за всем, что происходило вокруг, видел, как исчезают внезапно люди, сам слышал в трубке голос вождя после того, как подвергся необъяснимой опале, поэтому я чувствовал в нем элемент некой осторожности. Тогда все боялись, так или иначе. А если учесть его родословную, то было чего бояться.

Деды Леонова были купцами, причем не мелкими: Леон Леонович Леонов, дед по отцу, владел бакалейной лавкой в Китай-городе; другой дед - по матери предки Леонида Максимовича были Петровы из Ярославской губернии - предприятием под названием «Торговый дом Петрова». Женился Леонид Максимович на дочери Сабашникова, Татьяне Михайловне, тогда было два брата Сабашниковых, создавших знаменитое по сей день издательство. До Октябрьской революции они считались людьми весьма состоятельными, потом, конечно, у них все отобрали, издательство разорили, и судьба Сабашниковых в конце концов закончилась трагически.

С такими родственниками, да еще будучи беспартийным, удивительно, что Леонов уцелел, ни разу не был посажен, хотя есть сведения, что доносы на него писались регулярно, пьесы, как я уже сказал, снимались с репертуара многих театров. Удивительно и то, что в такой обстановке он полностью сохранился как художник, ни в чем не уступая требованиям литературных канонов того времени. И среди писателей был не просто стилистом или «мовистом», как выразился бы Катаев, он был художником с парадоксальным порой мышлением, но всегда знающим, ради чего он пишет именно так, а не иначе.

Любопытно, что всем, в том числе и мне, особенно нравится его повесть «Evgenia Ivanovna». Я считаю ее лучшей не потому, что она лучшая на самом деле, а потому, что она наиболее мне доступна, скажем так. Написана очень просто, бесхитростно, для самых непритязательных читателей. Любая домохозяйка, которая в руки не брала произведений Леонова (а читать его романы - это интеллектуальная работа!), прочтет «Evgenia Ivanovna» с большим интересом. Это, конечно, «выпавшая точка» в его творчестве. Она не похожа на классического Леонова. И он даже мне как-то объяснял, что это как у Ромена Роллана, который после тяжелого, вязкого по стилю «Жана Кристофа» почувствовал потребность освободиться и написал блестящего, остроумного «Кола Брюньона», замечательную книгу, как бы разрядку, реакцию на предыдущую сложную и во многом утомительную работу.

Да, «Жан Кристоф» - сложная, мучительная вещь, где описаны отношения французов и немцев через судьбу композитора, которую Ромен Роллан смог написать еще и потому, что сам был хорошим музыкантом. А «Кола Брюньон» как бы блистательный перевод со старофранцузского на современный французский, веселый, легкий, легкомысленный, с соблазнительной Ласочкой, с воспеванием земной крестьянской любви.

Леонов считал, что его «Evgenia Ivanovna» - это как бы отдохновение от плотности и некоторой мучительности «Барсуков», «Вора», «Соти», «Скутаревского», «Дороги на Океан», «Русского леса»... Интересно, что повесть эта написана Леоновым в 1938 году, а опубликована в 1963-м. Он не спешил печатать свои произведения, тщательно их дорабатывал, перерабатывал. Как говорил он о «Пирамиде», «писал всю жизнь».

Он многое рассказывал по этому поводу, надо было бы записывать, но раньше я не придавал этому значения, поэтому многое забыл, но то, что «Evgenia Ivanovna» была как бы разрядкой, прыжком в сторону, чтобы отдохнуть, оглянуться на сделанное, он говорил часто. Эту повесть и нельзя поставить в ряд его крупных произведений, что вот она стоит между этим и этим. Просто прыжок в сторону; у немцев есть такое понятие «Seiten Sprung», то есть отпрыгнул в сторону и сделал что-нибудь другое.

Можно сказать, что на моих глазах происходили и трагедии его жизни. Не в прямом смысле, а косвенно. Я был знаком с его женой Татьяной Михайловной - когда мы приглашались к Леоновым на обед, она всегда за столом тактично держалась «на втором плане», и только если ей хотелось о чем-то меня спросить, говорила: «А вот можно...» Меня это всегда трогало и чуть смешило, потому что Леонид Максимович серьезно отвечал: «Можно». Когда ее не стало, это в какой-то мере сказалось и на наших отношениях, ну, не прямо, конечно. Просто у Леонова изменился общий тонус жизни. Если живешь с человеком рядом десятки лет, то потом, когда он умирает, многое ломается в собственной душе. Поэтому, наверное, Грин часто кончает свои рассказы: «Они умерли в один день». Это мечта: «Они жили счастливо и умерли в один день». По-моему, так кончается его рассказ «Пятьдесят верст по реке»...

Несколько раз Леонид Максимович ездил к знаменитой прорицательнице Ванге. Он был крупным человеком в Болгарии, возглавлял советское общество дружбы с этой страной, был награжден болгарским орденом Кирилла и Мефодия. Но не все высокие чины, которые тогда охотно ездили в Болгарию, стремились к Ванге. Леонов много слышал о ней еще до пика ее популярности, поэтому, когда он выразил желание с ней встретиться, болгарские власти пошли ему навстречу. Они были по-своему правы, всячески оберегая Вангу от ненужных посетителей, от беспрерывных журналистов, любителей сильных ощущений и прочих. Болгары сделали ее, формально, конечно, старшим научным сотрудником какого-то научно-исследовательского института, по-моему, психологии. Она получала там зарплату, имела статут, ее можно было «закрыть», к ней можно было «не пускать» случайных людей. Если бы она оставалась частным лицом, государство не смогло бы так ее охранять. А так она была научным сотрудником специального института, и ее ограждали. Все равно у нее был огромный ежедневный прием, но введенный в разумные рамки. Не думаю, что государство с этого что-то получало в свой карман или как-то ее затирало, специально ориентировало - ни в коем случае! Просто все было разумно организовано.

По рассказам Леонида Максимовича, а он посещал Вангу трижды, она его потрясла. Прежде всего тем, что знала о нем больше, чем он сам. Например, спросила про сестру: «Где Ленча (Лена по-болгарски) твоя?» Он удивился: «Какая Ленча?» Забыл, что в раннем детстве у него была сестра, которая умерла маленькой. И тогда Ванга ему говорит: «Ну что ты врешь, я же вижу, что она рядом с матерью стоит!» И он вспомнил! И рассказывал, что был совершенно сражен этим обстоятельством - Ванга знала, а он забыл.

Он не был дубово-глупым материалистом, каким у нас тогда полагалось быть, поверил Ванге вполне, ее слова убедили его лишний раз, что Ванга не просто какая-то шарлатанка, легенда, созданная досужей молвой. Ведь он приехал к ней, чтобы убедиться, жульничает она или нет, грубо говоря. Хотел посмотреть - что же это такое? Одни говорят взахлеб, другие, пятые-десятые... Ему, как писателю, было даже просто интересно посмотреть на эту чудо-женщину, о которой столько говорили и писали. И она его убила своими словами о сестре - это даже не предвидение, не провидение, это что-то необъяснимое. Ну откуда ей было знать, что у него в детстве была сестра, которая умерла совсем маленькой и которую звали Лена?

По поводу скончавшейся жены Ванга ему сказала: «Она недовольна, что ты убрал цветок. Поставь его на место». Откуда ей было знать, что Леонов убрал с подоконника постоянно красовавшийся там большой цветок? Конечно, ей могли рассказать о советском писателе Леониде Леонове, сообщить какие-то подробности его биографии, но не могла же она знать то, что он сам забыл? И как только Леонов вернулся домой, он поставил цветок на место.

Все это произошло за несколько лет до его смерти. Он еще видел, но уже с трудом. В последние годы жаловался, что писать сам не может, приходится диктовать, ему это очень трудно, ведь он даже машинкой пишущей никогда не пользовался, все писал от руки. Считал, что машинка - это механическое творчество, неживое, а диктуя, он не чувствует материала.

Без возможности писать, что главное для меня, часто повторял Леонов, приходит пустота и бесцельность жизни, и это ее укорачивает...

Сложное было время, и можно понять Леонова с его стремлением к одиночеству и нежеланием иметь друзей в писательских кругах. Как-то я сказал одному человеку, который возмущался, что его подвели почти под арест или по крайней мере под увольнение какие-то приятели. Я спросил: зачем же он треплется? Как же так, ответил он мне, я же говорю только ближайшим приятелям! А что такое предатель? - парирую я. Предатель - это приятель. Врага вы знаете, опасаетесь его, потому что он должен вам вредить. А предателем, обратите внимание, может быть только близкий вам человек. Враг действует по законам врага. Предатель только тот, кому вы доверились, то есть приятель.

Если бы Леонов откровенничал и приятельствовал со своими друзьями по перу, не сомневаюсь, что его посадили бы. Но он не откровенничал, и это его спасло. Спасло его и заступничество Горького, который его как бы «благословил» в молодости, на Капри. Леонов рассказывал об этом скупо и отрывисто, потому что Горький его хвалил, и передавать эти похвалы другому человеку Леонову было неудобно. Поэтому рассказывал он о своих поездках в Сорренто фрагментарно и неэмоционально. Но Горький заметил его сразу, по первым произведениям, выделил среди всей молодой писательской поросли. Тогда ведь много народа хлынуло в литературу, но только о Леонове Горький сказал Сталину: «Имейте в виду, Иосиф Виссарионович, Леонов имеет право говорить от имени русской литературы...»

Невооруженным глазом видно, что у Леонова была очень сложная жизнь. Не зря незадолго перед смертью он сказал, что ему о жизни известно все: смерть - это уже кульминация человеческого познания, когда известно все и остается последнее, таинственное...

__________________________________

* Эссе «Мрачные мысли» см. в кн.: Раушенбах Б. В. Пристрастие. М., 1997.

** Леонов Леонид. Мироздание по Дымкову. Фрагмент романа. - «Новый мир», 1984, № 11.

РАУШЕНБАХ (Rauschenbach) Борис Викторович (Борис Ивар) (5 января 1915, Петроград - 27 марта 2001, Москва), один из основоположников советской космонавтики, создатель систем управления ориентацией космических аппаратов, философ, общественный деятель, академик АН СССР (с 1991 РАН) по Отделению механики и процессов управления (1984; член-корреспондент с 1966). Отец - Виктор Яковлевич Раушенбах, родился в Екатериненштадте (ныне г. Маркс Саратовской обл.), получил образование в Германии, работал кожевенным мастером обувной фабрики "Скороход", после Октябрьской революции 1917 стал ее техническим директором. Мать - Леонтина Христина, урожденная Халлик (Hallik), из семьи прибалтийских немцев, живших в г. Аренсбург (ныне г. Курессааре). Согласно семейной хронике дальнего родственника Р. (Валентина Эдуардовича Раушенбаха), родоначальником фамилии Раушенбахов в России был Карл Фридрих Раушенбах, женившийся в 1766 на Софии Фридерике Грунен.

Р. был крещен в евангелическо-реформатской церкви. После окончания школы (№ 34, бывшая "Reformierte Schule", Ленинград), один год отработал "столяром-сборщиком" на Ленинградском заводе № 23 и в 1932 поступил в Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота. Досрочно сдав выпускные экзамены экстерном, переехал в Москву и в 1937 поступил на работу в Ракетный научно-исследовательский институт (РНИИ, с 1938 - НИИ-3, с 1944 - НИИ-1 наркомата / министерства авиационной промышленности) в группу С. П. Королева. Занимался проблемами устойчивости крылатых ракет в полете, а с 1938 (после ареста Королева и сворачивания в наркомате оборонной промышленности проектов, требовавших для своей реализации более трех лет) - работами, связанными с созданием систем полевой ракетной артиллерии ("Катюша").

В сентябре 1941 сумел избежать депортации по национальному признаку, оформив мнимую командировку в Центральный аэрогидродинамический институт. В ноябре 1941 эвакуировался вслед за институтом в Свердловск. Однако в марте 1942 мобилизован в "Трудовую армию", направлен в "Стройотряд № 18-74" Тагиллага НКВД СССР. Более полугода работал мастером ОТК кирпичного завода, затем был "арендован" у Тагиллага (за определенную плату) своим институтом: оставшись в лагере, выполнял по заданиям института теоретические расчеты (занимался автоколебаниями зенитного снаряда, боковой устойчивостью самолета, устойчивостью горения в жидкостных ракетных двигателях). Жил в одном бараке с будущими профессорами историком О.Н. Бадером и химиком А.Г. Стромбергом, доктором Берлинского университета химиком и минералогом П.Э. Рикертом, специалистом по турбинам В.Ф. Рисом.

В январе 1946, как и другие "трудармейцы", Р. переведен на режим спецпоселения, жил в г. Нижний Тагил, работал по-прежнему на свой институт и одновременно был консультантом Нижнетагильского краеведческого музея по Древнему Египту. В 1948 направлен на подведомственный ГУЛАГу авиазавод в г. Щербаков (ныне Рыбинск). Оказавшись проездом в Москве, добился разрешения быть вновь зачисленным в штат НИИ-1.

Защитил кандидатскую (1949) и докторскую (1958) диссертации по процессам колебания горения в ракетном двигателе. С 1955 руководил лабораторией № 6 НИИ-1, которая впервые в СССР занималась созданием систем управления ориентацией космических аппаратов. Лаборатория выпустила большое количество книг, научных трудов и отчетов. Разработка теоретических вопросов сочеталась непосредственно с технической реализацией. В начале 1960 Р. вместе со своей лабораторией перешел в ОКБ-1 С.П. Королева (ныне Ракетно-космическая корпорация "Энергия"), стал первым руководителем Отдела систем ориентации и управления космическими аппаратами. Возглавляемые Р. отделы работали чрезвычайно напряженно. Ими созданы системы ориентации следующих космических аппаратов: Е2А ("Луна-3"), сфотографировавшего 4 октября 1959 обратную сторону Луны (в 1960 Р. награжден Ленинской премией); первого возвращаемого на Землю спутника, на основе которого разработан первый пилотируемый корабль "Восток" (1961; награжден орденом Ленина) и первый советский космический разведчик "Зенит" (1962); более 10 различных типов автоматических межпланетных станций (АМС), в частности "Марс", "Венера" и "Зонд" (1961-66); первый спутник связи "Молния" (1963-66); корабли "Восход"; лунный посадочный космический аппарат Е-2 (посадка на Луну в марте 1966). Для нового корабля "Союз" под руководством Р. разработаны системы ориентации, сближения и стыковки. Отношения с новым руководством ОКБ-1 после смерти С. П. Королева (1966) у Р. не сложились. В 1973 он отстранен от руководства отделом, а в 1978 уволился из ОКБ-1, назвав причиной ухода потерю интереса к работе из-за отсутствия новизны проблематики. В ОКБ-1 Р. создал научную школу, ученики и последователи которой занимают ключевые позиции в ракетно-космической промышленности России.

Одновременно с основной работой Р. читал разработанные им курсы по газовой динамике, гироскопии, теории регулирования, по управлению движением и динамике космического полета на физико-техническом факультете МГУ (1947-51), в Московском физико-техническом институте (МФТИ) с момента его образования (1951). Возглавлял кафедры МФТИ "Динамика полета и управления" и "Теоретической механики" (1978-98).

Р. был удивительно разносторонне образован (иногда его называют "последним энциклопедистом 20 столетия"). Вернувшись со спецпоселения в Москву, он увлекся древнекитайской литературой. Его интересовали и другие проблемы. В книге "Пространственные построения в древнерусской живописи" (1975) соединились его давний интерес к иконописи и найденные им пути решения проблем адекватности передачи объемного изображения на плоский экран, которые возникли при разработке системы управления стыковкой космических аппаратов. В этой и других сходных по теме работах ("Пространственные построения в живописи", 1980; "Системы перспективы в изобразительном искусстве. Общая теория перспективы", 1986; "Геометрия картины и зрительное восприятие", 1994) Р. показал принципиальную невозможность адекватной передачи геометрических характеристик изображаемого предмета на плоскость картины без каких-либо искажений.

В 1978 Р. назначен первым председателем Комиссии АН СССР по разработке научного наследия пионеров освоения космического пространства. Несколько работ в этой области опубликованы им самим (его книга "Герман Оберт" переведена на немецкий и английский языки).

В большой статье о 1000-летии крещения Руси ("Коммунист", 1987, № 12) Р. обосновал положительную роль крещения в истории России. В работе "Логика троичности" ("Вопросы философии", 1993, № 3) продемонстрировал логическую непротиворечивость догмата о Троице. Для легализации работ по церковным колоколам Р. создал под эгидой АН СССР Ассоциацию колокольного звона.

В 1987 Р. вошел в Комиссию по правам человека Верховного Совета СССР. Выступал в качестве консультанта по вопросу о религиозных свободах при подготовке Закона 1990 "О свободе совести и вероисповедании", настаивал на предоставлении полной свободы вероисповеданий и равноправии всех конфессий.

Р. был сопредседателем Фонда Сороса в СССР (России) со дня его основания (1987), после преобразования Фонда стал председателем наблюдательного совета Института "Открытое общество" - Россия. В 2001 Институтом учреждена стипендия имени Р., которая выплачивается студентам российских университетов, проявившим незаурядные научные способности.

Избран председателем Оргкомитета по подготовке съезда немцев СССР (1990). Во время проведения последующих съездов пытался примирять конфликтующие стороны немецкого национального движения.

С 1997 председатель Научного совета РАН по истории мировой культуры.

Награжден АН СССР золотой медалью имени Б. Н. Петрова за цикл работ по теории и системам автоматического управления и экспериментальным исследованиям по освоению космического пространства (1986). За большие заслуги в развитии отечественной науки, подготовке высококвалифицированных специалистов для народного хозяйства был награжден орденом Трудового Красного Знамени, а затем удостоен звания Героя Социалистического Труда (1990). Лауреат Демидовской премии (1990, раздел "Механика"). За заслуги перед российскими немцами и выдающиеся научные достижения Р. удостоен Командорского креста ордена "За заслуги перед Федеративной Республикой Германия" (февраль 2001).

После перенесенной в 1997 тяжелой операция принял православие.

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

С 1941 был женат на Вере Михайловне, урожденной Иванченко. Их дочери - Оксана и Вера.

– продолжает автор. –

Наш космический первенец весил 83,6 кг....

День начала космической эры – 4 октября – российская космонавтика отмечает со шлейфом накопившихся проблем. Это и отверстие в обшивке «Союза», и пустоты в железобетонных конструкциях космодрома Восточный (подрядчик должен их устранить до 5 октября). Это и обострившиеся отношения двух главных космических держав, соперничество которых началось 60 лет назад.

Один из крупнейших специалистов космической отрасли академик Борис Раушенбах называл космическую гонку СССР и США «спортивно-романтическим» процессом.

«Спортивный характер процесса имел две стороны.

Во-первых, все мы, работавшие в области создания космических аппаратов, испытывали эмоции, близкие спортсменам – прийти первыми к финишу, – пишет он в своей книге «Пристрастие». – Ведь одновременно нечто похожее делалось в США, и всем нам хотелось не пропустить вперед наших американских коллег. Во-вторых, результаты соревнования имели и политическое значение: в случае успеха руководство страны могло пользоваться интернациональным престижем, и поэтому щедро помогало нам».

«Романтический характер придавало нашей деятельности то, что все делалось впервые, – продолжает автор. – Ничего не было известно, отсутствовал какой-либо предшествующий опыт, и мы чувствовали себя мореплавателями времен Колумба, отправившимися открывать новые земли».

Действительно, СССР и США практически одновременно начали осуществлять свои космические программы, но Советский Союз завладел пальмой первенства, сделав 4 октября 1957 года шаг в космос.

Быть впереди во всем! Такую цель озвучил еще в сентябре 1955 года основоположник отечественной практической космонавтики Сергей Королев. Выступая в Московском высшем техническом училище им. Баумана на юбилейной сессии, посвященной 125-летию МВТУ, главный конструктор сказал: «Наши задачи заключаются в том, чтобы советские ракеты летали выше и раньше, чем это будет сделано где-либо еще... Наши задачи состоят в том, чтобы советский человек первым совершил полет на ракете... Наши задачи состоят в том, чтобы первый искусственный спутник Земли был советским, создан советскими людьми».

Космический первенец Страны Советов

Ветераны космической отрасли помнят, как Королев, опекая свое детище, требовал исключительной стерильности. В те годы Олег Ивановский (1922–2014) работал в ОКБ-1 и был заместителем ведущего конструктора 1-го и 2-го искусственных спутников. В своей книге «Наперекор земному притяжению» он рассказывал, как главный конструктор распорядился выделить для будущего спутника отдельное помещение:

«Запомнился один из дней августа, когда в цех, где должны были вести сборку и первые испытания спутника, зашел Сергей Павлович. Опуская подробности, скажу только одно: через день в цехе появилась специальная комната для этих работ – со свежевыкрашенными стенами, с шелковыми белыми шторами на окнах и бордовыми, очень модными тогда, плюшевыми шторами на входной двери.

Подобного на нашем заводе за все годы его существования не видели. А уж когда наши слесари-сборщики надели белые халаты и белые перчатки, поняли: заказ предстоит выполнять особый. И действительно, скоро появились тоже до той поры невиданные подставки под «изделие», обтянутые бархатом. На них клали полированные детали и полусферы спутника».

Наш космический первенец весил 83,6 кг. Он представлял собой шар диаметром 58 см из алюминиевого сплава. Снаружи к нему были прикреплены четыре стержневые антенны длиной 2,4–2,9 м. Они передавали в эфир сигналы двух радиопередатчиков.

Радиоаппаратура и аккумуляторы находились внутри герметического корпуса, заполненного азотом. Его перемешивал маленький вентилятор, поддерживая теплообмен между аппаратурой и корпусом. Запаса электроэнергии хватало на работу аппаратуры в течение трех недель.

Однако для запуска мощных ракет и спутника полигона Капустин Яр в Астраханской области было уже недостаточно. Поэтому 12 февраля 1955 года ЦК КПСС и Совет министров СССР принимают постановление о создании для Минобороны нового испытательного полигона Тюра-Там, ставшего впоследствии главной космической гаванью Советского Союза – космодромом Байконур.

Его строительство велось ударными темпами. К началу 1957 года были готовы стартовая (площадка № 1) и техническая позиции, что позволило приступить к испытаниям первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты Р-7. Той самой знаменитой королевской «семерки», которая по сей день остается единственной «рабочей лошадкой», выводящей в космическое пространство российские пилотируемые корабли. 21 августа 1957 года Р-7 успешно стартовала, открыв путь в космос искусственному спутнику Земли.

И человечество шагнуло в неизвестное 4 октября 1957 года в 22 часа 28 минут 04 секунды по московскому времени. С первого в мире космодрома ракета-носитель (РН) «Спутник» вывела на околоземную орбиту первое искусственное небесное тело, называвшееся в технических документах «простейшим спутником» – ПС-1.

«Почему советский спутник оказался первым в космосе? – задавался вопросом академик Раушенбах в книге ««Штрихи к судьбе народа».

– Да потому что у американцев были базы в Европе для военно-воздушных сил. Они могли бомбить Москву с европейских баз обычными самолетами. А мы не могли ответить Америке никак... У нас был огромный стимул. Единственная возможность ответить американцам на удар по Москве – это ответный удар по Вашингтону и Нью-Йорку... И запуск первого спутника, который мы провели в спешном порядке, имел целью вовсе не изучение космоса. Главное было показать американцам, что мы их можем накрыть. И они это поняли. Раз мы можем запускать спутники, значит, любой город Америки может быть, увы, поражен... Я считаю, что это очень сильно способствовало сохранению мира».

Иначе говоря, спутник, способный совершать орбитальный полет вокруг Земли, служил еще и одним из самых надежных индикаторов, указывающих на наличие у страны межконтинентальных баллистических ракет. Это означало выход соперничества, в том числе и военного, на космический уровень.

Мы – первые

Многое в отечественной космонавтике делалось впервые: искусственный спутник Земли и полет человека в космос; космические аппараты, запущенные к Луне, Венере и Марсу; выход человека в космическое пространство и мягкая посадка на Луну; стыковка двух космических кораблей...

До середины шестидесятых годов СССР удавалось лидировать в космической гонке. Лишь в конце 1965 года, когда американские корабли «Джемини-6» (Gemini ) и «Джемини-7» осуществили маневрирование в космосе относительно друг друга, США тоже смогли применить к себе слово «впервые». Тогда-то и закончился период очевидного преимущества советской космонавтики, но гонка продолжалась и по-прежнему имела два вектора – политический и технический.

«Нам было не до политики, нас интересовало соревнование разработчиков , – рассуждал академик Раушенбах в книге «Постскриптум». – У них мыслили разработчики, и у нас они мыслили, и вот, не вступая в прямой контакт, мы изредка обменивались информацией на ученых конференциях и при этом старались – и они, и мы – все-таки обойти друг друга.

Очень увлекательно. И до сих пор увлекает. Не потому, что у них одно правительство, а у нас другое – тогда и у них принимали решения, и у нас ЦК требовал «животы положить» на алтарь Отечества. То был спортивный интерес: всегда приятно кого-то обставлять».

Обставляли друг друга с переменным успехом

У нас – долговременные орбитальные станции «Салют» (начали свою работу в 1971 году, а завершили через двадцать лет – последний «Салют-7» прекратил свое существование в плотных слоях атмосферы над Южной Америкой в районе Чили 7 февраля 1991 года).

У них – «Скайлэб» (Skylab ), первая и единственная национальная орбитальная станция (пробыла шесть лет в космосе, приняла три экспедиции, летом 1979 года сошла с орбиты и разрушилась).

В США – космические челноки «Спейс-Шаттл» (Space Shuttle ). Последний полет в рамках программы «Космическая транспортная система» состоялся в 2011 году, а катастрофы шаттлов «Челленджер» (Challenger)

и «Колумбия» (Columbia) унесли жизни 14 астронавтов.

В СССР – своя система «Буран-Энергия» (орбитальный корабль советской многоразовой транспортной космической системы (МТКС) «Буран» совершил первый и единственный полет 15 ноября 1988 года в автоматическом режиме и без экипажа на борту).

У нас – четыре аварийных запуска ракетно-космического комплекса Н1–Л3 для Лунной пилотируемой экспедиции.

У них – «Аполлон-11» (Apollo 11) и высадка на Луну Нила Армстронга (Neil Armstrong, 1930–2012) и Эдвина Олдрина (Edwin Aldrin) .

В России – ракетные двигатели РД-180, производимые Научно-производственным объединением «Энергомаш» им. академика Глушко и поставляемые в США;

В Соединенных Штатах – разработка компанией «Блу Ориджин» (Blue Origin) новых двигателей ВЕ-4, способных составить конкуренцию российским РД-180 (газета ВЗГЛЯД подробно об этом рассказывала).

Рукопожатие в космосе

Но были в советско-российско-американском космическом противостоянии проекты, когда противники шли рука об руку. Достаточно вспомнить ЭПАС – экспериментальный полет «Аполлон – Союз» или, как иногда говорят, «рукопожатие в космосе».

Летом 1975 года космические корабли «Союз-19» с космонавтами Алексеем Леоновым и Валерием Кубасовым (1935–2014) и «Аполлон» с астронавтами Томасом Стаффордом (Thomas Stafford) , Вэнсом Брандом (Vance Brand) и Дональдом Слейтоном (Donald Slayton, 1924–1993)

провели в состыкованном состоянии 46 часов 36 минут, а экипажи осуществили в космосе несколько научных и технических экспериментов.

По мнению Томаса Стаффорда, «ЭПАС заложил фундамент будущего сотрудничества между США и Советским Союзом, а потом и Россией. В результате состоялись полеты американских шаттлов на станцию «Мир», а дальнейшим развитием сотрудничества стало создание Международной космической станции».

Начало девяностых годов – не лучшее время для отечественной космонавтики, переживавшей период болезненного безденежья.

Перспектива возникает летом 1994 года, когда Российское космическое агентство (ныне – госкорпорация «Роскосмос») и НАСА подписали контракт о развертывании Международной космической станции и взаимных обязательствах России и США.

МКС: быть или не быть

На рубеже веков затопили в океане станцию «Мир», которая находилась в космосе почти 15 лет. На этой станции провели исследования в рамках своих национальных программ, кроме наших космонавтов, экипажи США, Франции, Германии, Японии, Англии и многих других стран. Опыт, полученный при эксплуатации «Мира», сегодня способствует работе Международной космической станции, но... Уже решено, что МКС отработает на орбите еще несколько лет – до 2025 года – и тоже перестанет существовать.

Прогнозировал это еще в 2009-м академик Борис Черток.

По его мнению, «будущее космонавтики тесно связано с национальной и государственной социально-политической стратегией. США при всех своих внутренних проблемах до 30-х годов XXI века останутся самой мощной державой, как в военном отношении, так и в области науки и технологий».

Видный ученый-конструктор считал, что работа МКС будет поддерживаться за счет транспортных систем России и Европы, а

сама по себе космическая станция для США уже особого интереса не представляет.

«Через 10–15 лет, побив 15-летний рекорд «Мира», МКС затопят.

Россия, Европа и Япония без экономической поддержки США обеспечить работу МКС не смогут», – отмечал Черток. И академик, как видим, не ошибался.

Ранее Европейское космическое агентство, Россия, США, Япония и Канада договорились об эксплуатации МКС до конца 2024 года. Если работа станции продлена не будет, российский сегмент может быть отстыкован от МКС для дальнейшей работы в качестве национальной орбитальной станции.

Сейчас на Международной космической станции завершается работа 56-й длительной экспедиции. Члены российско-американского экипажа транспортного пилотируемого корабля «Союз МС-08» космонавт Роскосмоса Олег Артемьев, астронавты НАСА Эндрю Фойстел и Ричард Арнольд готовятся к возвращению на Землю. Как сообщается на сайте Роскосмоса, приземление спускаемого аппарата ожидается 4 октября в 14.45 мск.

На МКС остаются члены 57-й экспедиции: космонавт Сергей Прокопьев, германский астронавт Европейского космического агентства Александр Герст и астронавт НАСА Серина Ауньен-Чэнселлор. 11 октября к ним присоединится экипаж очередной длительной экспедиции МКС-58 в составе россиянина Алексея Овчинина и американца Ника Хейга. Планируется, что 15 ноября космонавты Сергей Прокопьев и Алексей Овчинин выйдут в открытый космос, чтобы осмотреть отверстие в корабле «Союз МС-09».

Напомним, что комиссия по расследованию причин появления отверстия в корабле «Союз МС-09» установила, что дыра появилась не в результате производственного брака, а преднамеренно. Об этом 1 октября в эфире Первого канала сообщил глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин и отметил, что в рамках договоренности с НАСА не может комментировать ход расследования до его завершения.

«Скажу что-то лишнее, будет дыра в отношениях, скажу аккуратно – будет просто дыра в облике. Я предпочитаю сказать о дыре в облике», – подчеркнул Дмитрий Рогозин.

Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, академик Российской академии наук.

«А.С. Пушкин писал: «И с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю...» Не трепещу и не проклинаю, но свидетельствую, что моя жизнь – весьма не простая картина, в ней сложно все до ужаса. Однако оглянуться все равно интересно! Есть вещи, которые сейчас мне кажутся нереальными, как будто это было не со мной. А ведь все было со мной...»

Таково высказывание Бориса Викторовича Раушенбаха о себе в его недавно вышедшей книге воспоминаний «Постскриптум». Автор предупреждает читателей, что название книги вовсе не говорит о прощании с жизнью: наоборот, он полон всяческих планов, работает над очередной книгой, очень широкой по тематике, много выступает по телевидению и в прессе, встречается с разными людьми.

Р одился Раушенбах 18 января 1915 года в Петрограде. Семья жила в одном из корпусов крупной обувной фабрики «немецкого капитала» – «Скороход». Название это уцелело и при советской власти, живо оно и в нынешнем Санкт-Петербурге; предприятия французского и немецкого капитала строились основательно, на долгие века. Окна дома, в котором начал свою жизнь мальчик, получивший при крещении по немецкому обычаю двойное имя Борис-Ивар, упирались в Московские ворота, где в феврале 1917 года состоялись особенно крупные волнения и перестрелка. Двухлетний ребенок запомнил это на всю жизнь. История семьи Раушенбахов уходит корнями в далекое прошлое, во времена царствования Екатерины II в России, и того глубже – в Германии: предок Бориса Викторовича, Карл Фридрих Раушенбах (в переводе на русский «журчащий ручей»), переселился на земли Поволжья в 1766 году по приглашению российской императрицы уже женатым человеком, о чем у его пра-пра-пра-пра... внука бережно хранится соответствующий документ. Мать Раушенбаха, Леонтина Фридриховна, урожденная Галлик, происходила из прибалтийских немцев, из Эстонии, получила общепринятое по тем временам для девушек образование, владела, кроме русского, немецким, французским и эстонским языками, играла на фортепьяно; как и многие ее сверстницы, перебралась, в Россию и устроилась бонной в состоятельную семью. Отец, Виктор Яковлевич (деда по отцовской линии звали Якоб, значит, на русский лад – Яков; мать тоже со временем стала не Фридриховной, а Федоровной), родом был из Саратовской губернии, с Поволжья, где когда-то обосновалась и теперь процветала крупная немецкая колония. Образование получил, уехав в Германию, а потом вернулся на родину, в Россию, и более двадцати лет занимал на «Скороходе» довольно высокую должность технического руководителя кожевенного производства – выпуская фирменную обувь, фабрика предпочитала иметь собственную сырьевую базу. Отец зарабатывал деньги, мать хозяйничала дома, растила Бориса-Ивара и его младшую сестру Карин-Елену. Поскольку дети родились в гугенотской семье, как шутит Борис Викторович, перешедший сравнительно недавно в православную конфессию, Бориса отдали в школу той конфессии, к которой он формально принадлежал, Реформирте-шуле, известную всему Петрограду наряду с Петер-шуле и Аннен-шуле. К тому времени семья переехала на Исаакиевскую площадь, и юный Раушенбах ходил в школу по набережной реки Мойки, мало обращая внимания на красоты городской архитектуры. «В этом городе я родился, и мне казалось, что другим он и быть не может. Красивый город, но родной, привычный для меня, я считал, что таким он и должен быть. Не восторгался. Восторг – это когда что-нибудь неожиданное, а мне в Петрограде все было знакомо до мелочей. Главным языком в нашей семье был русский, и мать часто со мной говорила по-русски. Я не отдавал себе отчета, что нас в семье учат немецкому языку, он вошел в мое сознание совершенно естественно, оба языка в нашем доме переплетались. Позже учили меня и французскому, считалось, что в приличной семье ребенок должен владеть французским и уметь играть на фортепьяно». Ш колу Борис окончил слишком рано, поступив туда семи лет и сразу во второй класс – таков был уровень его знаний, – и для института ему, во-первых, не хватало возраста, во-вторых, туда принимали только с рабочим стажем, желательно пятилетним. И мальчик пошел работать на Ленинградский авиационный завод N23, расположенный тогда на Черной речке, недалеко от места дуэли Пушкина. «О том, что я, когда вырасту, буду работать в авиации, я знал лет с восьми. Это была не мода, а серьезное решение, принятое в какой-то мере благодаря моему приятелю Борису Иванову, крестнику моего отца. Однажды он показал мне в журнале «Нива», вышедшем в военное время, году в четырнадцатом-пятнадцатом, снимок английских кораблей, сделанный с английского самолета. Снимали с небольшой высоты, поэтому крупные корабли были хорошо видны. «Смотри-ка, – сказал мне Борис, – сфотографировано с самолета, а смотреть не страшно». Меня это так поразило, что зацепилось на всю жизнь – только летать, только летать!

Единственное, что я все-таки сообразил, что просто летать неинтересно, а интересно строить самолеты. Так я пришел в авиацию. Совершенно случайно, в общем-то. Но это первая любовь, самая горячая и вечная».

Н а заводе столяр-сборщик Раушенбах проработал около года; самолеты тогда были деревянные и обтягивались тканью, инструменты были соответствующие – молоток, гвозди, отвертка, сверло, дрель. И руки. С серийного, довольно скучного производства «столяру-сборщику» удалось перейти на сборку опытных самолетов, где каждый день происходило что-то новое и проводились испытания на аэродроме. По воле случая, досрочно, в 1932 году Раушенбах поступает в военизированное учебное заведение – Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота, с азартом учится, увлекается планеризмом. «Занятия в институте шли своим чередом, и кроме буквальной учебы у меня была учеба творческая, требовавшая и опыта, и соображения. Надо было, строя планеры, делать расчеты на прочность, надо было обладать знаниями, которые мы получали не на первом, а на третьем курсе. И мы уже не только строили, но испытывали наши планеры, ездили в Крым, там на них летали настоящие летчики, а мы смотрели и мотали себе на ус.

Традиционным местом для испытания планеров был Коктебель, где есть подходящие холмы, с которых можно планировать; туда съезжались и конструкторы, и летчики, и планеристы, и целый месяц длился этот радостный цирк».

И менно там, на коктебельских холмах, впервые встретились Борис Раушенбах и Сергей Королев, увлеченные одним делом – планеризмом. Только много позже случайное знакомство станет сотрудничеством на долгие годы в ракетной и космической технике. Строительство планеров и их испытания позволили Раушенбаху написать и опубликовать в популярном тогда московском журнале «Самолет» первые научные статьи о продольной устойчивости бесхвостых самолетов. И хотя статьи эти сам автор считал элементарными (они были написаны без применения высшей математики), в то время они оказались единственными на русском языке по избранной автором теме. О незаурядности этих статей говорит то, что коллектив, издающий учебники для авиационных институтов под руководством известного ученого В.С.Пышнова, в книге об устойчивости самолетов сослался на статьи студента Б.Раушенбаха. «Года за полтора до окончания института я понял, что в Ленинграде мне оставаться бессмысленно, там нет авиационной промышленности, работать мне будет негде, и я подался в Москву, не защитив даже дипломного проекта, – тогда брали на работу, даже на инженерные должности, с незаконченным высшим образованием. Найдя должность в Москве, я работал одновременно делал дипломный проект. Через год вернулся в Ленинград, защитился вместе со своей группой и получил диплом об окончании института.

В Ленинграде меня обязательно бы посадили, потому что меня там все знали, в тридцать седьмом многих сажали, почему бы и меня, немца, не посадить? А в Москве на меня некому было писать доносы, потому что я только что туда приехал, в начале тридцать седьмого года. Растворился и исчез. Высшие силы позаботились обо мне и отправили в Москву, чтобы меня в тот раз не схватили с моей национальностью, с моей выразительной фамилией: немец, да еще проник в авиационную промышленность! Конечно, с целью вредительства, не иначе».

Ч ерез знакомых по планерным слетам в Крыму Раушенбах узнает о том, что Королеву нужен человек, разбирающийся в проблеме устойчивости полета. Так Борис Викторович попадает в Ховринский институт N3, РНИИ, как его еще называли, в отдел Королева, который занимался тогда крылатыми ракетами и был весьма немногочисленным. Королев быстро понял, что новый сотрудник, умеющий точно разобраться в капризах техники, нужен в отделе как ведущий конструктор. Должности такой тогда не существовало, но уже просматривалась будущая грандиозная картина работы космического КБ. Крылатая ракета 212, самая большая жидкостная ракета, созданная Королевым до войны, была пограничным летательным аппаратом, за которым уже начиналась пилотируемая ракетная техника. За этой ракетой было будущее. БВ, как стали называть Бориса Викторовича сослуживцы-ракетчики и называют до сих пор, успел разобраться с автоматикой ракеты к 1938 году, когда Сергея Павловича Королева посадили. Раушенбаха отстранили от негласного поста ведущего конструктора, работы над жидкостными ракетами постепенно сворачивались, и БВ занялся новым для себя делом – теорией горения в воздушно-реактивных двигателях. Близилась война. За месяц до Великой Отечественной Борис Раушенбах женился на Вере Иванченко, которая в ту пору училась на историческом факультете МГУ. У нее были свои друзья, у Бориса – свои. Они долго присматривались друг к другу, прежде чем соединить свои судьбы 24 мая 1941 года. А осенью институт N3 был эвакуирован в Свердловск, и с ноября сорок первого до марта сорок второго БВ в полную силу трудился на своем номерном предприятии, под которое им был выделен в Свердловске один из корпусов Уральского индустриального института. Когда Раушенбах получил повестку, предписывающую ему явиться с вещами в военкомат, он ни о чем не подозревал, полагая, что его призывают в армию. Через несколько дней после сборов их посадили в поезд и через два часа пути выгрузили в Нижнем Тагиле. «Уже в Свердловске мы начали кое о чем догадываться. Когда я явился с вещичками, то в толпе увидел профессора Московского университета Отто Николаевича Бадера, и жена, которая меня провожала в армию, сказала: «Вот, обрати внимание, Бадер страшный лопух, и если ты не поможешь ему там, куда вы едете, он неминуемо погибнет». Она все поняла! Собственно, и понимать было нечего, вокруг нас стояли немцы, одни немцы, – все стало ясно. Было много немцев-крестьян с Поволжья, полуграмотных тружеников, была интеллигентная публика: Лой, директор Днепропетровского завода, профессор-химик Стромберг, берлинец Павел Эмильевич Риккерт, защитивший в Берлинском университете докторскую диссертацию, коммунист, голову которого в фашистской Германии оценили очень дорого, и ему пришлось оттуда удрать... В Нижнем Тагиле нас высадили, на грузовике привезли в зону и – все. Статьи нет, ничего нет. Немцы. А это означало бессрочный приговор: национальность человека с годами никаких изменений не претерпевает. Формально я считался мобилизованным в трудармию, в «стройотряд 18-74», а фактически трудармия была хуже лагерей, нас кормили скудней, чем заключенных, а сидели мы в таких же зонах, за той же колючей проволокой, с тем же конвоем и всем прочим. В самом начале попавшие в отряд жили под навесом без стен, а морозы на северном Урале 30-40 градусов! В иной день умирало по 10 человек. Трудились на кирпичном заводе. Мне повезло, что я не попал на лесоповал или на угольную шахту, но тем не менее половина наших на кирпичном заводе умерли от голода и непосильной работы. Я уцелел случайно, как случайно все на белом свете». В 1942 году, еще работая в эвакуированном РНИИ, БВ занимался расчетами самонаводящегося зенитного снаряда. Его взяли, когда он уже выполнил две трети работы и знал, в каком направлении двигаться дальше. В пересыльном пункте на нарах, на обрывках бумаги, и в лагере Раушенбах продолжал расчеты. Решил задачу недели через две после прибытия в лагерь и послал на свою бывшую фирму: ведь коллеги ждут! Ему было неудобно, что он обещал сделать работу и не окончил ее. Посылая, не думал, что из этого что-то получится, но на его расчеты обратил внимание один технический генерал, Виктор Федорович Болховитинов, и договорился с НКВД об использовании заключенного в качестве некой расчетной силы. И НКВД «сдало» будущего академика в аренду. «Я вообще странный человек со странной судьбой, такое впечатление, что обо мне кто-то явно печется. Вот и тогда Болховитинов увидел, что я могу что-то сделать, и мы с ним хорошо сработались, с его фирмой. Одновременно, в процессе расчетов, я хорошо выучил чистую математику, которую не знал; поэтому, считаю, мне повезло вдвойне. После выхода из лагеря я знал математику вполне прилично. В бараке стоял один стол на всех, за ним я трудился, пока остальные уходили на смену. Когда они возвращались, я освобождал стол, и за ним ели, играли в карты, домино, читали. Но мне хватало дневного времени на то, чтобы продуктивно работать, и я многое успевал сделать. Писал отчеты по разным темам, сразу по нескольким: одна работа была посвящена устойчивости полета, другая – испарению капель: что с ними происходит, когда топливо испаряется. Были и другие работы, но в основном я работал по этим каплям проклятым и по устойчивости полета.»

РНИИ вернулся в Москву, ставший научным руководителем Мстислав Всеволодович Келдыш добился вызова БВ в столицу, и ссыльный делал доклад на Научно-техническом совете оборонного института. Народный комиссариат государственной безопасности выдал ему допуск к секретной документации, но милиция все равно считала его приезд побегом из-под стражи! Раушенбах вынужден был вернуться в Нижний Тагил. Официально он покинул места не столь отдаленные в сорок восьмом году и сразу попал под крылышко к Главному теоретику, как загадочно именовали тогда М.В.Келдыша. Жизнь стала обретать нормальные очертания. В 1950 году у Б.В. и В.М. Раушенбах родились девочки-близнецы.

«У меня часто спрашивали: вы столько лет женаты, почему у вас нет детей? И я отвечал шутя, что у меня все идет по плану, что в пятидесятом году у нас родятся девочки-близнецы. И когда все так и случилось, на работе не поверили – слишком все походило на розыгрыш. Когда девочки родились, Оксана была моей копией, а Вера – копией матери. Примерно в восемь лет они поменялись местами, и Оксана стала копией матери, а Вера – моей копией; поменялись и характеры: Оксана спокойная и выдержанная, как я, а Вера порывистая, вся в мать. Теоретически нам хотелось еще одного ребенка, сына, но не было никакой материальной возможности, мы жили очень скромно, и это длилось много лет.» З абегая вперед, отметим, что в предстоящие годы Вера Михайловна Раушенбах защитила кандидатскую диссертацию по эпохе неолита и бронзового века, стала директором по научной части Исторического музея; Оксана окончила Физико-технический институт, работает специалистом-программистом по статистике в НИИ имени Семашко; Вера окончила факультет биологии МГУ и осталась там на преподавательской работе. Обе дочери защитили кандидатские диссертации. Подросло и юное поколение Раушенбахов: внучка Верочка и внук Борис. В 1949 году Борис Викторович защитил кандидатскую диссертацию, в 1958-м – докторскую. У Келдыша он занимался теорией вибрационного горения, акустическими колебаниями в прямоточных двигателях. У него было негромкое, но прочное научное имя. «Уже будучи профессором, уже имея возможность «отрастить пузо», я... все бросил и начал сначала. Занялся новой тогда темой – теорией управления космическими аппаратами. Еще и в помине не было никакого спутника, но я знал, что это перспективное направление, с него я начинал до войны, оно меня всегда интересовало, и Келдыш меня поддерживал, хотя моя работа никакого отношения к тематике института не имела. Разработанная нами система позволила тогда сфотографировать обратную сторону Луны, пошли новые заказы, институт с ними уже не справлялся, и было принято решение перейти к Королеву.

Это не было разрывом с Келдышем. Просто работы, которые я вел, выходили за рамки его института, и Келдыш сам договорился с Королевым, что я со своей «командой» – сто человек – перехожу к нему. Тем более тогда уже понадобились многие новые системы управления космическими аппаратами, и оказалось, что наша группа – единственная в стране, всерьез занимающаяся подобными проблемами».

С ергей Павлович Королев, прошедший Бутырки, Новочеркасскую пересылку, колымский прииск Мальдяк, «шарашку» Туполева, авиазаводы в Омске и Казани, полигон Капустин Яр и космодром Байконур, уже запустил три первых в истории искусственных спутника Земли. Когда Раушенбах приехал в Подлипки, Королев встретил его так, как будто они не расставались. Ни слова о прииске Мальдяк или о «стройотряде 18-74» – СП (так называли Сергея Павловича) сразу заговорил о деле: нужна система, которая позволила бы космическому объекту сохранять строго определенное положение относительно Земли и других небесных тел. Раушенбах взялся решить эту задачу. 1955-1959 годы были, пожалуй, самыми новаторскими для Раушенбаха на том этапе развития ракетной техники и космонавтики. Ведь ориентацией космических аппаратов и движением их в мире, лишенном тяжести, никто никогда не занимался. «Моя задача заключалась в управлении космическим аппаратом во время полета, надо было поворачивать его так, чтобы объективы фотокамер смотрели на Луну, а не на что-нибудь другое, и сняли что следует. То есть я делал маленький кусочек работы, хотя Марк Галлай и утверждает, что я слишком сдержанно говорю о своем участии в этом деле и что фактически внес в создание систем управления ракетами и космическими кораблями вклад без преувеличения решающий – «менее чем за десять лет под его (моим!) руководством были реализованы системы фотографирования обратной стороны Луны, системы ориентации и коррекции полета межпланетных автоматических станций «Марс», «Венера», «Зонд», спутников связи «Молния», автоматического и ручного управления космическими кораблями, пилотируемыми человеком. Значение этих систем не требует доказательств – полет неуправляемого или не ориентированного нужным образом космического летательного аппарата вообще теряет всякий смысл». Привожу эту цитату в качестве взгляда со стороны и комплимента, который сделал мне мой старый друг и коллега, а не для того, чтобы похвалиться, какой я умный. Хотя в некотором смысле это была уникальная работа. Мы опередили американцев, в 1960 году получили Ленинскую премию. Астрономы еще в XIX веке мечтали увидеть обратную сторону Луны, но утверждали, что ее никто не увидит. Мы увидели ее первыми.» В начале 1960 года организовался первый – «гагаринский», как сейчас его называют, – отряд космонавтов, и Раушенбах вместе с заместителями Королева Тихонравовым и Бушуевым, а также с молодыми, но уже опытными инженерами ОКБ, которые сами рвались в космос, – Константином Феоктистовым, Олегом Макаровым, Виталием Севастьяновым, Алексеем Елисеевым принимал активное участие в подготовке первого полета человека в космос. БВ читал летчикам специальный курс по ракетной технике, динамике полета и отдельным системам корабля. В частности, рассказывал им, как осуществляется ручное и автоматическое управление.

Королев всегда хотел запускать в космос живые организмы и запустил собачек, черепах, еще кого-то. После удачных беспилотных запусков наступил наконец момент, когда мы могли рискнуть человеком. Это был сложный момент. У Королева имелось естественное желание, чтобы все произошло как можно быстрее, чтобы это случилось при его жизни, а не после смерти. Тем более, что американцы тоже готовили запуск человека, и нам надо было их опередить. По этому поводу шла нормальная спешная работа.

«Гагарин действительно стал первым, до него никого не запускали, все слухи об этом – ерунда. С Гагариным не случилось никаких накладок, «бобов» и «бобиков» на нашем языке, полет шел, как задумывали, и, собственно, ничем не отличался от обычного полета с живым организмом. Слишком он был прост и хорошо отработан, чтобы что-то могло случиться. Гагарин в управление не вмешивался, его задача заключалась в радиосвязи и медицинских экспериментах. Я обычно шутил, что полетная инструкция Гагарину состояла из четырех слов: «Ничего не трогай руками». Первые и столь яркие успехи в космосе сразу привлекли много желающих подвизаться на этом поприще, «отхватить» орден, получить высокое звание, иметь возможность выдвинуться. Крупная, мощная фигура Сергея Павловича Королева многим была не по нутру, в последние годы жизни его явно «зажимали», поэтому коллектив, им возглавляемый, особенно старался продемонстрировать свои успехи, четкое выполнение замыслов Главного конструктора, иначе – и это теперь ни для кого не секрет – эти замыслы могли и перехватить. Я в свое время долго размышлял о Королеве, фон Брауне, которые действительно совершили крупные открытия, я бы сказал, открытия общемирового значения, и думал, как их назвать одним словом: великий ученый, великий инженер? Все это ерунда. Великих ученых много, много и великих инженеров, а эти люди были явлениями уникальными. И я не придумал лучшего слова, чем полководец. Если я, человек совершенно иного склада, могу представить себя начальником штаба, но никак не полководцем, то Сергей Павлович был именно полководцем в освоении космической техники, по-моему, это самое точное определение; я могу, например, представить себе Королева в маршальском мундире, командующим фронтом. И мечтал он, конечно, о большем, нежели запуск в космос человека, он мечтал о покорении космоса в широком смысле этого слова. Не одного человека отправить, а много людей, создать на Луне несколько баз, слетать пилотируемым полетом на Марс... Мало ли что можно придумать. Все это его очень интересовало, он старался сделать как можно больше и быстрее, поэтому и говорил мне: нам с тобой осталось немного. То есть ничего нельзя откладывать на столетие. Не чувствовал смерти, но понимал, что нужно все делать очень быстро, по сравнению со стоящими задачами времени отпущено не так много.

В конце декабря 1965 года Сергей Павлович Королев ненадолго лег в больницу на пустяковую операцию. Он планировал совещания, которые проведет после выписки, коллеги ездили к нему перед операцией и обсуждали текущие проблемы; он давал поручения со сроками исполнения. Во время операции выяснилось, что у него запущенный рак, самый страшный вид его, саркома...

Его смерть была для нас всех ударом, потому что он ушел буквально на лету. Нельзя представить себе, что было бы, останься он жить. Его уход был тяжелой потерей для ракетно-космической техники. Если бы он остался жить, мы бы сделали больше. Ушел полководец, и армия стала менее боеспособной.» П осле смерти С.П.Королева обстановка в его фирме стала быстро меняться. БВ еще продолжал там работать, но исчезла новизна, иссяк азарт, и интересы Раушенбаха переместились в иную сферу. К этому времени началась «академическая стезя» Бориса Викторовича: в 1966 году его избирают членом-корреспондентом, а в 1986 году – действительным членом Академии наук СССР. «Еще при жизни Сергея Павловича я начал преподавать на физтехе МГУ, а потом уже на Долгопрудной, когда факультет выделился в специальный институт. Года через два после смерти Королева я ушел из фирмы и стал только преподавать. Наступил конец спортивно-романтической эпохи в космосе; для себя я в свое время поделил всю космическую деятельность на полет мечты и фантазии, спортивно-романтическую эпоху, нормальную инженерную деятельность. Когда началась рутинная инженерная работа, мне стало скучно, и я рванул, смотался. Ведь без романтики вряд ли что имеет для меня смысл. Но романтика умирает медленно, не сразу кончается, образуется некое пространство, в это пространство залезает нечто другое, чем я начинаю заниматься параллельно с прежним делом, и так у меня происходило всегда. Я начал заниматься искусством, еще продолжая активно работать в области ракетной техники. Искусство поначалу казалось интересной мелочью в моей жизни – я имею в виду профессиональную жизнь, в обыденной жизни каждого человека искусство всегда занимает большое место, – но постепенно эта мелочь стала увеличиваться, разрастаться и «съела» интерес к космосу. Но вот что забавно: все, чем я начал заниматься в искусстве, было связано с космосом, который мне осточертел как не знаю что. Первоначальный толчок был дан размышлениями о стыковке космических аппаратов с помощью ручного управления. В конструкции наших космических аппаратов космонавт может видеть происходящее перед ним только на специальном экране. И я задался вопросом: насколько правильно изображение на экране передает действительную обстановку (можно ли по нему управлять?)? Это привело меня к теории перспективы, а потом к искусству. И я углубился в дебри искусства безболезненно и естественно, не чувствуя никакой депрессии или дискомфорта при этом переходе. Просто потеря интереса к одному и проявление интереса к другому – мягкое перевоплощение. Никогда это не имеет характера решений: вот я сидел, долго думал и решил, что с завтрашнего дня буду заниматься искусствоведением, тем, что увлекло меня после космоса. Но толчок, повторяю, в этом направлении я получил благодаря космосу, и то, чем я занимался более десяти лет, захватило меня целиком и держало крепко, может быть, и до сих пор держит. В этом не было ни спорта, ни романтики, потому что искусство и искусствознание, вера и религия существуют вечно, и в человеке всегда живет и будет жить какое-то беспокойство, желание проникнуть как можно глубже в сущность всего этого. Поэтому я ни с кем не вступал в соревнование, садясь за книги по теории перспективы в изобразительном искусстве или за статьи о смысле троичности в религии.» П ервый труд Б.В.Раушенбаха – «Пространственные построения в древнерусской живописи» вышел в свет в 1975 году, второй, включающий уже примеры из мировой живописи, «Пространственные построения в живописи» – в 1980-м. Строгий математический анализ выявил, что никогда не существовала и не могла быть разработана научная система перспективы, адекватно передающая геометрические характеристики изображаемого пространства на плоскости картины без каких-либо условностей и искажений. Это получило окончательное математическое обоснование в третьей книге – «Системы перспективы в изобразительном искусстве. Общая теория перспективы» 1986 года издания, где дана общая теория проблемы. Четвертая, «Геометрия картины и зрительное восприятие», вышла в 1994 году.

Что видит наш глаз, и что видит наш мозг? Раушенбах пришел к выводу, что это не одно и то же. Вывод в свою очередь потребовал математического описания работы мозга, которое было дополнено психологическими доказательствами. Изучая законы зрительного восприятия, академик Раушенбах приходит к выводу, что законы эти различны применительно к интерьеру и к пейзажу; и настоящий мастер, сам того не ведая, обязательно внесет в картину элементы, противоречащие собственному зрительному восприятию.

«Меня не привлекли в живописи проблемы светотени или колористики; то есть, конечно, меня это интересует, но не как специалиста, я просто не имею для этого нужных данных, а дилетантства не признаю. Все предельно ясно: для восприятия художественного произведения необходимо обладать известным талантом, которым обладают художники и люди, тонко чувствующие искусство. Этот талант внелогического характера, логикой тут ничего не возьмешь. У меня же развита логическая часть мозга, а та, которая занимается внелогическим восприятием мира, явно «отстает». Поэтому, скажем, хороший искусствовед, искусствовед от Бога, смотрит и видит то, чего я не вижу. Он может отличить хорошую картину от плохой, а я не могу. Эта способность получать информацию на внелогическом пути иногда называется вкусом. Есть разные способы восприятия мира. Леонардо да Винчи мог и то, и другое, он одинаково чувствовал и искусство, и точные науки, был математиком и механиком, а, кроме того, крупным художником. Или Гете с его естествоиспытательскими трактатами «Опыт о метаморфозе растений», «Учение о цвете» – многие считают, что если бы он ничего не создал как поэт, то остался бы в истории как ученый. Мало кто знает, что он был крупным натуралистом, обычно помнят, что он «Фауста» написал. Так что есть люди, которые могут и одно, и другое, – я в этом смысле явно «не тяну». Может быть, я предпочел бы второе, но вынужден заниматься логическими построениями в живописи, потому что заниматься другим просто не в состоянии. Ничего не поделаешь.» Н азывая себя дуалистом, т.е., человеком, признающим одинаково первичными и дух, и материю, Раушенбах стремится смотреть на это как бы со стороны, быть не «внутри», а «снаружи» процесса. Только так можно сохранить объективность при изучении любого феномена общественной жизни – быть верующим и атеистом одновременно. «Тягу к религии я почувствовал на определенном этапе своей жизни. Почему возникло это чувство, рассказ отдельный, считаю, что о религии я еще ничего не написал, не исключено, что ей будет посвящена моя следующая книга. Но иконописью, иконопочитанием я занялся уже на излете моей работы в фирме Королева, и новое развитие «вбок» косвенно, не впрямую, может быть, и связано с моей основной профессией. Повлияло и мое детство, когда меня водили в церковь, приобщали святых таин, а детские впечатления – это не такая вещь, которая забывается и исчезает бесследно. Во все времена моей жизни мне была весьма неприятна антирелигиозная пропаганда, я всегда считал ее чушью и болел за религию. В богословии меня интересует логическая сторона, и мне удалось доказать одно положение, которое до сих пор не было известно. Понятие Троицы всегда считалось алогичным – три Бога составляют одного Бога, как это может быть одновременно: три и один? Когда мы говорим о святости Троицы, нам не с чем из повседневной жизни ее сравнивать, святость свойственна лишь божественному. Но когда речь заходит о триединости, то человеческий ум невольно ищет аналогии в повседневной жизни, хочет увязать это понятие с формальной логикой. Я сказал себе: будем искать в математике объект, обладающий всеми логическими свойствами Троицы, и если такой объект обнаружится, то тем самым будет доказана возможность логической непротиворечивости структуры Троицы и в том случае, когда каждое Лицо является Богом. И четко сформулировав логические свойства Троицы, сгруппировав их и уточнив, я вышел на математический объект, полностью соответствующий перечисленным свойствам, – это самый обычный вектор с его тремя ортогональными составляющими. Остается лишь поражаться, что отцы Церкви сумели сформулировать совокупность свойств Троицы, не имея возможности опираться на математику. Они совершенно справедливо называли любые отклонения от этой совокупности ересями, как бы ощущая внутренним зрением их разрушительную пагубность. Лишь теперь становится понятным величие отцов Церкви и в смысле интуитивного создания безупречной логики триединости. Сегодня совершенно разумна формулировка догмата о Троице, которая точно следует Символу Веры: «Лица Троицы составляют единое Божество, в котором каждое Лицо в свою очередь является Богом». В 1997 году в издательстве «Аграф» вышла в свет книга Бориса Викторовича «Пристрастие», в которой немалое место уделено как проблемам науки, так и проблемам религии. Здесь большой очерк-биография пионера ракетной техники и космонавтики Германа Оберта, воспоминания о скульпторе-антропологе М.М. Герасимове и о Главном конструкторе ракетно-космических систем С.П.Королеве; здесь обширная статья, написанная Раушенбахом к 1000-летию крещения Руси, и ряд статей мировоззренческого характера; здесь, наконец, два материала, посвященных иконам и иконописи. «Иконы, да и классическую живопись, во многом основанную на евангельских сюжетах, нельзя понять, не занимаясь богословием, – это вполне естественно. И я занялся богословием. Надо сказать, что после первых космических запусков происходили регулярные приемы в Кремле, на самом высоком уровне, необычайно торжественно, державно; приглашались и представители всех существующих в нашей стране конфессий. Я обратил внимание, что столик, за которым становились наши пастыри, находился тогда как бы в «санитарной зоне», и никто не переступал невидимой черты, ограничивающей эту зону. Пожалуй, именно из чувства протеста я пересекал эту границу и беседовал со священнослужителями. Таким образом я вступил в контакт с православной Церковью, а так как я уже увлекался живописью, в частности иконописью, работал над книгой об иконах и не хотел, чтобы она была богословски безграмотной, я попросил, чтобы меня познакомили с ректором Духовной академии и он помог мне с консультациями.» Ч итая «Пристрастие», академик Никита Николаевич Моисеев, ныне уже покойный, отметил, что пристрастия его и Раушенбаха постепенно смещались в гуманитарную сферу, как будто они, люди науки, чувствовали, что будущность человечества станет зависеть в гораздо большей степени от состояния его духовного мира, от умения жить с Природой, чем от технического могущества, и страсть к стяжательству однажды придется заменить добрым отношением друг к другу. «Не будучи в массе своей людьми религиозными, мы все больше и больше думали о том, что слова Нагорной проповеди должны звучать не только в пустыне, но и в мегаполисах». «История человечества – от времен античности до наших дней – полна примеров, когда интересы Родины ставились выше интересов отдельного гражданина, когда отдельный гражданин сознательно жертвовал жизнью или состоянием на пользу Родине. Сегодня, опираясь на «Права человека», ничего не стоит не считаться с интересами родной страны, и эгоист не преминет воспользоваться такой возможностью. В прошлые времена права человека (а они существовали всегда, пусть и не оформленные, и не такие полные) уравновешивались его обязанностями. Человек мог пользоваться своими правами, лишь выполняя свои обязанности. Сегодня эти два принципа поменялись местами. Формальные права человека выше его обязанностей (разных в разных странах), и эгоист никогда не упустит случая утверждать: «я имею право...», не считаясь с тем, что вредит сообществу (общине, государству). Эта трансформация имеет экономическое обоснование: раньше человек не мог прожить в одиночку, сегодня ему это не составит никакого труда. Ему никто не нужен, а если и нужен, то, может быть, лишь для развлечений. Конечно, такой человек в процессе производства вступает в соответствующие отношения с другими людьми, но эти отношения приобретают характер контактов, не обязательно влекущих за собой более тесную близость. Этот общий процесс захватил даже такую область, как семья. Высокие в прошлом этические нормы заменяются и здесь временными соглашениями, о чем говорит, в частности, огромное число разводов. Иногда складывается впечатление, что современное демократическое государство, пекущееся о правах каждого отдельного гражданина, сознательно ведет политику уничтожения такого уходящего в далекую древность института, как семья. Надо, чтобы люди перестали вести себя как сегодня, когда каждый считает себя центром Вселенной, а всех других людей – чем-то второстепенным. Надо дать новую жизнь традиционным сообществам – семье, общине, государству, делающим из населения Народ. И надо, чтобы интересы сообщества ценились бы всегда выше, чем интересы индивидуума, и не только с точки зрения закона. Надо, чтобы каждый индивидуум искренне считал свои права менее существенными, чем интересы сообщества. И еще – надо, чтобы общим мнением стало то, что обязанности человека выше его прав. Достижимо ли это? Трудно сказать, но ясно, что выживут в конечном итоге лишь те народы, которые пойдут по этому нелегкому пути. » В 1999 году издательство «Пашков дом» опубликовало новую книгу Б.В.Раушенбаха «Постскриптум», диапазон которой, при небольшом объеме, очень широк: от массы событий уходящего XX века – житейских, бытовых впечатлений, биографических событий, включивших в себя и любовь, и «суму», и тюрьму, и работу на космос, – до философских обобщений, размышлений о нашем обществе и мироустройстве, о Петре I и его реформах, о Востоке древнем и современном, о проблемах образования в России и за ее пределами, о судьбе русской науки, о нацизме и национализме. «Нет плохого и хорошего времени, есть время, в котором мы живем, и в этом отведенном нам времени надо жить «на полную катушку». Только полнота жизни заключается не в набивании карманов и желудка, а в том, чтобы жить достойно. Не дай Бог, если кто-то расценит мои слова как «послание к потомкам». Никаких посланий писать не собираюсь, а то потомки лет через 50 прочтут и скажут: «Ну и нагородил!» Но мы все-таки должны помнить, что мощь человека растет с каждым годом, в особенности в последнее столетие, и если раньше кто-то мог «насолить» только своей семье, деревне, городу, наконец, стране, то сейчас один человек может, в принципе, уничтожить весь мир. Я не говорю, что такой человек сегодня есть. Важно, чтобы он не появился. Человечество упрямо идет к той грани, где возможность самоуничтожения становится реальной и вероятна даже по ошибке. Люди все глубже изучают природу разрушения, ставят все больше физических опытов, и я сейчас скажу глупость с точки зрения современной физики, но я скажу ее, чтобы было понятно: представьте себе, что физики в процессе экспериментов сделали шаг, после которого стала гореть вся материя, и сгорела Земля, сгорели люди, сгорело все! Дорасщеплялись...» Н еоценим вклад Бориса Викторовича Раушенбаха в развитие науки и культуры нашей страны: действительный член Российской академии наук, Международной Академии астронавтики, академии космонавтики имени Циолковского, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Демидовской премий, профессор и экс-заведующий кафедрой Московского физико-технического института; член Комитета ученых в защиту мира против ядерной угрозы, председатель Научного совета Российской академии наук по комплексной проблеме «История мировой культуры», возглавлявший в недавнем прошлом движение российских немцев за национальное возрождение, член редколлегий многих журналов и книг, президент Ассоциации колокольного звона и многое другое, Борис Викторович Раушенбах продолжает активно работать на благо нашей страны. Поздравляя Бориса Викторовича с 85-летием, Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II написал: «Восхищаюсь неутомимой работой пытливого ума этого «мужа желаний» (Дан. 9,23). Ему тесно на проторенных путях, ибо его влекут все новые пространства мысли. Удивительная разносторонность талантов и творческих интересов Бориса Викторовича, привыкшего достигать высоты во всем, за что бы он ни принимался, заставляет вспоминать имена мудрецов эпохи Возрождения ».

Пытаясь аналитическими методами познать Вселенную, некоторые физики почувствовали невозможность объяснения ее только с точки зрения материализма. Я также считаю, что материализм, который учит, что материя первична, все остальное вторично, – чепуха. Академик Сахаров, которого считаю человеком исключительной честности и смелости, писал, что существует нечто вне материи и ее законов, отепляющее мир, это чувство можно назвать религиозным. Ген, носитель наследственной информации, материален. Но сама она необъяснима с материалистических позиций. А что важнее – информация или ее носитель? Следовательно, в мире объективно существует то, что нематериально.

Газета "Слово" 4(122) от 21.01.2000

Б.В. РАУШЕНБАХ

Вопросы философии.– 1993.– №3.– С. 63–70.

Догмат о Пресвятой Троице является однимиз центральных в христианстве. Как известно, его становление было связано с борьбой различных богословских точек зрения, в конце концов приведшей к единому мнению. Это мнение удалось сформулировать в виде догмата, нашедшего свое выражение в никео-цареградском Символе веры.

Однако даже этот символ веры несет на себе следы споров и недоумений. Сказанное видно из 8-го члена Символа веры, где третье Лицо Троицы названо Господом, а не Богом. Возможно, здесь проявилась осторожность и дипломатичность Василия Великого, не желавшего неосторожной формулировкой вновь раздуть костер еще не вполне остывших споров. Конечно, термины Господь и Бог не являются синонимами, однако в истории Церкви известно, что иногда синонимам давалось разное значение. Так, греческим терминам усия (сущность) и ипостась (Лицо), которое ранее всегда рассматривались как синонимы, отцами Церкви было придано разное значение. Указанная особенность текста Символа веры, которую недостаточно твердые в православии люди начинали трактовать по-своему, привела к необходимости дополнительного уточнения. На 6-м Вселенском соборе было одобрено послание Софрония, патриарха Иерусалимского, в котором говорилось, что Святой Дух вечно от Бога и Отца исходит и признается Светом и Богом. Поскольку во втором члене Символа о предвечном рождении Сына от отца говорится: "Свет от Света, Бога истинна от Бога истинна", то возникает строгая картина единосущпости трех Лиц Троицы, каждое из которых является Светом и Богом. Указанное уточнение Софрония не могло, однако, быть внесено в Символ, поскольку еще на 3-м Вселенском соборе (его седьмым правилом) было запрещено вносить изменения в текст никео-цареградского Символа веры.

В учении о Троице отцы Церкви дали догматически безупречное решение стоявшей перед ними проблемы выразить одновременность в Боге и монады и триады. Эта триединость очень сжато и четко выражена в первом послании апостола Иоанна: "Ибо три свидетельствуют о небе: Отец, Слово и Святой Дух; и Сии три суть едино" (1 Ин., V, 7). Неудивительно, что эту триединость не уставали подчеркивать и отцы Церкви. Св. Григорий Богослов в своем Слове на Крещение говорит: "Я еще не начал думать об Единице, как Троица озаряет меня Своим Сиянием. Едва я начал думать о Троице, как Единица снова охватывает меня". В последнем высказывании хотелось бы обратить внимание на слово "думать". Триединость была для того времени понятием отсутствовавшим у классиков философии и требовала серьезных размышлений, чтобы постичь ее суть, насколько это вообще возможно, когда говорят о принципиально непостижимом, о Боге.

Размышления о триединости вызвали целый поток недоумении, сомнений и ересей. Человеческий ум всегда стремится понять высказываемое утверждение. "Понять" означает включить это утверждение в совокупность истин, подтверждаемых повседневной человеческой практикой, в конечном счете согласовать его с рациональной формальной логикой. Кажущаяся несогласованность догмата с формальной логикой толкала многих на еретические построения.

Здесь не место обсуждать возникавшие в течение столетий недоумения и ереси, об этом можно узнать из истории Церкви. Здесь достаточно зафиксировать состояние проблемы к XX в. Прежде всего хотелось бы обратить внимание на то, что свойства Троицы можно разбить на два класса: логические и внелогические. К логическим можно отнести такие, как триединость, единосущность и т.д., а к внелогическим такие, как живоначальность, святость. Ниже будут рассматриваться лишь логические свойства Троицы и вовсе не потому, что они важнее, а потому, что именно они вызывали недоумения и ереси. И это вполне естественно. Когда мы говорим о святости Троицы, то нам не с чем из повседневной жизни сравнивать ее, святость свойственна лишь божественному. Но когда речь заходит о триединости, то человеческий ум невольно ищет аналогии в повседневной жизни, хочет увязать это понятие с формальной логикой. Возвращаясь к высказанному выше желанию охарактеризовать состояние проблемы к началу XX в., естественно обратиться к обсуждению разногласия, возникшего между П.А. Флоренским и Е.Н. Трубецким по поводу толкования понятия "триединство", которое о. Павел Флоренский дал в своей книге "Столп и утверждение истины". Их разногласия являются весьма характерными – это две точки зрения существующие и сегодня.

Спор возник по поводу того, можно ли тезис о существовании трех Лиц, которые составляют единого Бога согласовать с обычной формальной логикой. Позиция о. Павла Флоренского хорошо видна из его слов: "Троица в Единице и Единица в Троице для рассудка ничего не означает" 2 . Он считает это положение антиномичным (противоречивым по форме) и не видит в этом ничего плохого, считая, что это противоречие и не надо снимать, а надо преодолевать его подвигом веры. Антиномичность становится здесь своеобразной неизбежностью, по мысли о. Павла Флоренского, ."Тезис и антитезис вместе образуют выражение истины. Другими словами, истина есть антиномия и не может не быть таковою". Следовательно по о. Павлу на формально-логические "нелепости" просто не следует обращать внимания, их наличие скорее подтверждает истинность высказывания, чем опровергает его.

Е.Н. Трубецкой придерживается прямо противоположного взгляда. Вот что он говорит в докладе, прочитанном 26 февраля 1914 г. на заседании Религиозно-философского Общества в Москве относительно высказываний о. Павла: "Вопреки уважаемому автору, вовсе не антиномичен догмат св. Троицы, ибо никакого внутреннего противоречия в нем не заключается... в церковном догмате "единство" относится к Существу, а "троичность" – к Лицам". И далее: "Когда грубое человеческое понимание превращает трех Лиц в трех Богов, догмат действительно превращается в антиномию, ибо тезис, гласящий, что Бог един, никак не может быть согласован с антитезисом, что есть три Бога".

Как уже говорилось, подобная точка зрения встречается и сегодня. В современном изложении основ православной веры говорится: "Лица Троицы неслиянны, но составляют единое Божество, в котором каждая Ипостась имеет одинаковое Божеское достоинство с каждой другой. Ипостаси св. Троицы не являют собою трех Богов, но одного Бога" 6 .

При всей внешней убедительности последних утверждений бросается в глаза отход в них от Символа веры. Ведь в Символе четко говорится о том, что каждое из трех Лиц является Богом. Об этом же свидетельствует и практика молитвы. Достаточно вспомнить, например, что- вечерня начинается пением священнослужителей в алтаре, где есть и такие слова: "Приидите, поклонимся и припадем Христу Цареви нашему Богу". Конечно, всегда возможно трактовать нужным образом и Символ и молитвы, но, безусловно, предпочтительнее не заниматься трактовками, а понимать тексты в их прямом смысле. Вероятно, это соображение сыграло свою роль в том, что о. Павел предпочел антиномию даже едва заметному отходу от Символа веры.

Ниже будет показано, что утверждение "Бог един" при известных условиях вполне может быть согласовано с утверждением "есть три Бога" без возникновения какой-либо антиномии. Это открывает дорогу тому, чтобы учение о Троице не вошло даже в малейшее формальное противоречие с Символом веры. Прежде чем приступить к изложению соответствующих соображений, необходимо показать, в чем заключалась формально-логическая ошибка Е.Н. Трубецкого (для краткости ниже будет говориться лишь о Трубецком, понимая, что это относится ко всем занимающим аналогичную позицию), когда он говорил о том, что триединость, если считать каждое Лицо Богом, приводит к антиномии. Для того чтобы придать последующим рассуждениям наглядность, рассмотрим два простых примера.

Утверждение – три цветка составляют один букет – логически безупречно, поскольку "цветок" и "букет" разные понятия. Антиномия немедленно возникла бы если бы утверждение звучало так: три цветка составляют один цветок. Рассуждая по этой схеме, утверждение: "три Лица составляют одного Бога" вполне допустимо до тех пор, пока считается, что Лицо не Бог. Именно этот ход мыслей и характерен для Е.Н. Трубецкого. Рассмотрим теперь более сложный пример – три капли воды. Каплей будем называть частицу воды со всех сторон окруженную воздухом. Утверждение – три капли составляют одну каплю – может оказаться справедливым, если допустить, что капли могут сливаться воедино. При этом можно так же допустить, что исходные капли различаются окраской, после слияния не смешиваются, а сохраняют свою индивидуальность, короче – по возможности приблизить их к общепринятому логическому представлению о Троице. В чем различие в рассмотренных примерах с цветками и каплями? Основное логическое различие заключается в том, что три цветка не взаимодействовали, в то время как взаимодействие капель имело место – они сливались. Следовательно, элементарное рассуждение Е.Н. Трубецкого для взаимодействующих объектов может оказаться неприменимым. Дело в том, что приведенное выше рассуждение о цветках опиралось на логический закон тождества, согласно которому в процессе рассуждения всякий предмет надо мыслить одним и тем же, в неизменном содержании его признаков. В случае с цветками это было действительно так, чего нельзя сказать о примере с каплями. В последнем случае в процессе рассуждения содержание признаков изменилось, вначале речь шла о частицах воды, окруженных со всех сторон воздухом, а в конце эти частицы в одних местах граничили с воздухом, а в других – граничили друг с другом. Из этого видно, что цепь логических рассуждении Трубецкого в данном случае, не применима, так как закон тождества здесь нарушается. Если не допустить взаимодействия капель (слияния), то каждая частица оставалась бы всегда окруженной воздухом, т.е. в процессе рассуждения не меняла бы этого существенного признака, рассуждения Трубецкого обрели бы законность, а антиномия немедленно возникла бы. Приведенные примеры наглядно свидетельствуют о том, что, рассматривая взаимодействующие объекты, надо проявлять большую осторожность, чтобы не впасть в логические ошибки.

Возвращаясь к Троице, можно сразу утверждать, что Лица в ней не просто сосуществуют, а взаимодействуют – Сын и Св. Дух связаны с Отцом рождением и исхождением, и уже поэтому элементарные рассуждения Е.Н. Трубецкого могут оказаться ошибочными. Если попытаться решить вставшую логическую проблему "в лоб", как с каплями, то немедленно возникают непреодолимые трудности, связанные с тем, что надо будет уточнить характер взаимодействия трех Лиц Троицы, что, конечно, невозможно. Поэтому ниже будет использован другой метод: будем искать в математике объект, обладающий всеми логическими свойствами Троицы и если такой объект будет обнаружен, то этим самым будет доказана возможность логической непротиворечивости структуры Троицы (отсутствие в ней каких-либо антиномий) и в том случае, когда каждое Лицо считается Богом. Это связано с тем, что вся математика построена на законах формальной логики. Метод, который здесь будет использован, сводится, как видно из сказанного, к доказательству изоморфности (обладания одинаковой логической структурой) Троицы и некоторого математического объекта. Прежде чем приступить к этой операции, надо четко сформулировать логические свойства Троицы. Они, безусловно, хорошо известны, но здесь их необходимо сгруппировать вместе и уточнить.

1. Триединость. Это свойство совершенно очевидно, оно говорит о том, что единый Бог и Троица одно и то же.

2. Единосущность. Здесь утверждается, что три Лица Троицы имеют одинаковую Друг с Другом сущность. Иногда (об этом уже говорилось) эта сущность определяется как Божеское достоинство. Однако выше подчеркивалось, что такую формулировку можно трактовать как некоторое отклонение от Символа веры с целью избежать возникновения кажущейся антиномии. Не желая даже в мелочах отклоняться от Символа, будем считать, что единосущность сводится к тому, что каждое Лицо является Богом.

3. Нераздельность. Подчеркивание того, что Троица нераздельна, становится особенно важным после утверждения, что каждое Лицо является Богом. Тут невольно может возникнуть впечатление, что существует три Бога и если каждый из них будет действовать независимо, то возникает троебожие. Хотя такое никогда прямо не утверждалось, в истории Церкви известны ереси, уклонявшиеся в эту сторону, в частности субордионистские ереси, в которых проявляется ослабление троичной взаимосвязанности, как об этом пишет В.Н. Лосский 7 . По учению Церкви, Ипостаси всегда выступают вместе и совершенно исключено, чтобы какое-то Лицо действовало отдельно от других. В XVII в., например, в России появились иконоподобные иллюстрации к тексту Священного Писания, среди которых можно встретить и изображения семи дней творения мира Богом. Они назывались "Деяния Троицы", что говорит о большом значении, которое придавалось принципу нераздельности.

4. Соприсносущность. Это свойство пришлось специально оговорить, поскольку в погоне за тем, чтобы сделать догмат о Троице "понятным", родилась ересь модализма. Ее связывают с именем Савеллия, который в III в. утверждал, будто единый Бог троичен в том смысле, что попеременно обретает облик Отца, Сына или Св. Духа в зависимости от обстоятельств. Эра Отца была до грехопадения, затем началась эра Сына, а после Вознесения наступила эра Св. Духа. Поскольку, по учению Савеллия, Бог меняет в зависимости от обстоятельств свой модус (образ бытия), ереси было присвоено наименование модализма. По учению Церкви Отец, Сын и Св. Дух существуют совместно и всегда, т.е. обладают свойством соприсносущности.

5. Специфичность. Указанное свойство странным образом обычно не подчеркивается, возможно потому, что кажется очевидным. Однако, анализируя логику троичности, его следует сформулировать и обязательно учитывать при поиске подходящего математического объекта, который еще предстоит провести. Суть этого свойства сводится к тому, что, несмотря на единосущность, три Лица не сводимы друг к другу, а каждое обладает своей спецификой. О. Сергей Булгаков в своей монографии "Православие" так, например, пишет о триедином Боге: "... В.этом триединстве соединяется самобытность и раздельность трех божественных Ипостасей с единством божественного самосознания" (подчеркнуто С. Булгаковым) 8 . Эти специфичность, самобытность трех Лиц хорошо видна из практики богослужения, молитв и песнопений. В молитве к Св. Духу "Царю небесный" есть слова: "Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны", прошение, с которым во время молитвы обращаются лишь к Св. Духу. Иисусова молитва "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного" обращена к Сыну (а не к какому-либо другому Лицу), потому что по Символу веры именно Христос грядет "со славою судити живым и мертвым". Специфичность трех Лиц особо подчеркивается в ежедневной молитве к Троице, где прошения к трем Лицам формулируются совершенно различно: "Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша...". Даже когда просьбы по существу совсем одинаковые, они выражаются разными словами, как бы выявляя специфичность Лиц. Так, в молитве "Сподоби Господи", читаемой на вечерней службе говорится: "Господи, научи мя…, Владыко, вразуми мя…, Святый, просвети мя…".

Прекрасно понимая неуместность такого термина, рискну сказать, что каждое Лицо Троицы выполняет свою "работу", не свойственную другим Лицам.

При желании последние два свойства – соприсносущность и специфичность – можно было бы объединить в одно: неслиянность (неслиянность Лиц и неслиянность их действий). Это позволило бы придать формулировке логических свойств Троицы такую форму: Троица триединая, единосущная, неразделенная и неслиянная, однако здесь этого делаться не будет, чтобы иметь возможность более точного подбора соответствующего математического объекта. Несколько отвлекаясь от обсуждения логических свойств Троицы, обратим внимание на то, что понятия "нераздельная" и "неслиянная" не являются противоположными и не создают, как многие думают, непостижимости. Первое говорит о том, что три Лица существуют лишь вместе, а второе – о том, что они качественно различны в упомянутом выше смысле (ведь "слить" воедино можно лишь полностью, но однотипное).

В заключение следует сформулировать еще одно, последнее, свойство Троицы, которое лишь с известными оговорками может быть названо логическим.

6. Взаимодействие. Как уже говорилось, три Лица находятся в предвечном взаимодействии, о котором нам известно лишь то, что сын рождается, а Св. Дух исходит от Отца. Свойство взаимодействия следует особо подчеркнуть, ведь рассмотренные выше примеры с тремя цветками и тремя каплями показали, что у взаимодействующих и невзаимодействующих объектов логика может оказаться совершенно различной.

Свойство взаимодействия стоит несколько отдельно, отличаясь от всех других, поскольку первые пять свойств обладают качеством определенности и "статичности", они четко говорят о состоянии, в то время как последнее отражает факт существования некоторого "процесса". Шестое свойство нельзя назвать чисто логическим и потому, что оно отражает жизнь Бога в Себе. Неизбежная неопределенность термина "взаимодействие" не препятствует, однако, тому, чтобы понимать, в каком направлении следует анализировать логику троичности.

Математический объект, полностью соответствующий перечисленным шести свойствам, действительно существует и широко используется в математике, механике, физике и других аналогичных науках. Это самый обычный вектор с его тремя ортогональными составляющими. Для определенности будем считать этот конечный вектор имеющим начало в ортогональной системе декартовых координат, а его составляющие направленными по осям. Оценим, насколько точно его логические свойства соответствуют одноименным свойствам Троицы.

1. Триединость. Она почти очевидна, поскольку сам вектор с одной стороны и три его составляющие с другой – одно и то же. Это "одно и то же" надо понимать так. Пусть, например, имеется некоторое инженерное сооружение, на которое действует вектор силы. В результате в конструкции возникнут напряжения и деформации, которые можно измерить. Если теперь заменить вектор его тремя составляющими, приложив их в той же точке, то все распределение напряжений и деформаций в конструкции не изменится. Наблюдающий за состоянием конструкции по приборам никогда не сможет определить, действует ли на сооружение сам вектор или его составляющие. Их действия являются абсолютно эквивалентными. Для лиц, знакомых с векторной алгеброй, особо хотелось бы подчеркнуть, что в приведенном рассуждении не используется понятие векторной суммы; при определении триединости это не нужно.

2. Единосущность – тоже почти очевидное свойство, поскольку три составляющие вектора сами являются векторами. Полезно заметить, что никто и никогда не говорил, что это обстоятельство ведет к антиномии.

3. Нераздельность. Каждая составляющая вектора связана с ним абсолютно, поскольку является его векторной проекцией на соответствующую ось. Но тогда они столь же абсолютно связаны и друг с другом, что и является нераздельностью.

4. Соприсносущность. Это тоже очевидное следствие того, что составляющие вектора существуют всегда одновременно и вместе, иначе они не составили бы систему векторов, в любой момент времени полностью эквивалентную исходному вектору.

5. Специфичность требует более подробного рассмотрения. При перечислении свойств Троицы было сказано, что в соответствии с этим свойством каждое Лицо Троицы выполняет свою "работу". Это скорее всего неуместное по отношению к Троице понятие теперь становится весьма подходящим. Пусть для определенности рассматриваемый вектор является силой, смещающей материальную точку из начала координат. Понятно, что каждая составляющая может сместить ее только вдоль "своей" оси и никак не может сделать этого по "чужим" осям. Это показывает, что три составляющие вектора принципиально не способны заменить друг друга, что и говорит обих специфичности.

6. Взаимодействие. Взаимодействие составляющих сводится к тому, что они суммируются по правилам векторной алгебры. (В пункте 1 говорилось об эквивалентности монады и триады, здесь же указывается процесс, ведущий к этой эквивалентности.)

Как видно из проведенного анализа, логическая структура Троицы и вектора с его тремя ортогональными составляющими полностью совпадает, что доказывает их изоморфность. Следовательно, поскольку в случае с вектором никаких антиномий не возникает, аналогичное можно допустить и для Троицы. Но тогда разногласие между Трубецким и о. Павлом Флоренским теряет смысл – оба исходили из того, что тезис "Бог един" не может быть согласован с антитезисом "есть три Бога" без нарушения законов логики. Теперь видно, что это не так. Правда, для вектора все проведенное рассмотрение совершенно "прозрачно", что, конечно, нельзя требовать при попытке постичь Троицу – Бог в принципе непознаваем; и центральным является здесь характер взаимодействия трех Лиц в Боге, которое бесконечно сложнее простого геометрического суммирования. Однако Символ веры, назвав каждоеиз трех Лиц Богом, дает нам основание считать, что это взаимодействие имеет нужный для этого характер.

Многие богословы предупреждали, что попытки рационализации догмата о Троице очень опасны, так как, в конечном счете, ведут к возникновению различных ересей. Не была ли и здесь произведена такая попытка рационализации? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Векторная модель, о которой шла речь, никакого отношения к богословию и догматам не имеет, она имеет отношение только к формальной логике. Целью рассмотрения было показать, что формальная логика допускает существование триединых объектов, по своей логической структуре аналогичных Троице и при этом никаких антиномий не возникает. Это резко противоречит привычным взглядам.

В силу сказанного представляется, что сегодня совершенно разумна формулировка догмата о Троице, которая точно следует Символу веры: "Лица Троицы составляют единое Божество, в котором каждое Лицо, в свою очередь является Богом".

Построение и анализ математической модели троичности были необходимы и потому, что правильность (отсутствие антиномий) логической структуры Троицы казалась далеко не очевидной; существует известная разница между правильным и очевидным. То, что сумма углов треугольника составляет 180°, безусловно правильно, по далеко не очевидно. Очевидное видно сразу, его не надо доказывать, правильное требует, напротив, иногда достаточно длинной цепи логических ходов. Именно поэтому доказательство правильности логики триединости потребовало известных усилий. Теперь понятно, почему раньше те, кто стремился логически осмыслить триединость (пытаясь при этом остаться на уровне очевидного), излишне упрощали проблему и приходили к ошибочным выводам.

У кого-либо может возникнуть впечатление, что векторная модель троичности является еще одной из возможных иллюстраций триединства Бога. Это совершенно не так. Многочисленные известные сегодня иллюстрации троичности, которые начали возникать одновременно с формулированием троичного догмата и которые должны были приблизить человеческое понимание к существу Троицы, носят поэтически-образный характер. Как правило, они очень красивы (три свечи, разливающие нераздельный свет; корень, ствол и плод единого дерева; солнце, его лучи и полученный на Земле свет и тому подобное), но совершенно не доказательны. В этом легко убедиться, проверив их на наличие в любой из таких иллюстраций полной совокупности шести свойств Троицы, сформулированных выше. Каждая из известных иллюстраций поясняет, как правило, какое-либо одно качество Троицы, оставляя другие без внимания. И тем не менее их красота и образность делает их по-прежнему привлекательными. Что касается векторной модели, то это не модель Троицы, а лишь модель логической троичности, по зато это не иллюстрация, а доказательство (что много больше).

Обнаружение того факта, что формальная логика не запрещает существования объектов аналогичных Троице, важно по ряду соображений. Прежде всего теперь невозможны тринитарные ереси, пытавшиеся путем рационализации догмата, его упрощения, сообщения ему наглядности, сделать догмат о Троице "понятным". Здесь важно еще раз отметить, что именно поэтому проведенное доказательство не только не является попыткой рационализации догмата, но, напротив, делает попытки малоперспективными. Ведь теперь исчезла причина, порождавшая это стремление к рационализации догмата: кажущаяся нелепость догмата о триединстве. Это во-первых. Во-вторых, кажущаяся логическая абсурдность триединости была излюбленной темой атеистической и скептической критики догмата. Цепь этих критических умозаключений строилась обычно по следующей схеме: понятие триединости – это логический абсурд – никакие абсурдные объекты не могут существовать – следовательно, не существует и Троица. Сегодня в этой, казалось бы, доказательной цепи умозаключений утеряно главное звено: такие объекты существуют, например, в математике, и всеми признаются разумными и полезными.

Из всего сказанного не следует, что теперь Троица не является более тайной и для принятия этой тайны более не нужен подвиг веры. Просто теперь тайное сместилось туда, где оно и должно быть – в сущность Бога. Подвиг веры вовсе не нужен для принятия структурно-логического свойства Троицы – триединости.Он нужен для принятия того свойства, которое было названо "взаимодействие", и о котором нам известно слишком мало – только о рождении второго и исхождении третьего Лица Троицы от Отца. Не говоря уже о том, что точный смысл терминов "рождение" и "исхождение" нам неизвестен, взаимодействие Лиц может, как уже говорилось, быть бесконечно многостороннее и сложнее и мы должны верить, что это взаимодействие приводит от Триады к единосущной Монаде.

Глубокие размышления о Троице были всегда характерны для русской Церкви и не могли не сказаться на иконописи, которая в православной Церкви не исполняет функцию простого иллюстрирования Священного Писания и Священного Предания, а, как известно, органически входит в ее литургическую жизнь. ВXV в, когда русское богословие и иконопись стояли высоко, под непосредственным влиянием Преподобного Сергия Радонежского появились прекрасные иконы Троицы, вершиной которых безусловно является "Троица" Преподобного Андрея Рублева. Представляется интересным проследить, насколько точно в этой иконе передаются те качества Троицы, о которых была выше речь. Это становится особенно поучительным, если сравнивать "Троицу" Рублева с так называемыми иконами "Новозаветной Троицы", получившими в XVII в. большое распространение. XVII в. характерен резким падением богословской глубины икон, и это не могло не сказаться и на иконах Троицы. П.А. Флоренский, говоря о "Троице" Рублева, так характеризует ее: "Теперь она уже перестала быть одним из изображений лицевого жития, и ее отношение к Мамвре – уже рудимент. Эта икона показывает в поражающем видении Самоё Пресвятую Троицу – новое откровение, хотя и под покровом старых и, несомненно, менее значительных форм". Именно потому, что она показывает "Самоё Пресвятую Троицу", ее рассмотрение с точки зрения проведенного выше анализа особенно поучительно. Для сравнения с нею можно взять тот вариант "Новозаветной Троицы", который известен как "Сопрестолие".

Триединость показана в обеих иконах в принципе одинаково – изображены совместно три Лица Троицы. Но у Рублева эта триединость подчеркнута еще и тем, что у ангелов нет надписей и остается лишь гадать, какой ангел кого представляет. Тем самым подчеркивается, что здесь изображена Троица Монада, а не три Лица отдельно друг от друга. Сегодня существует много работ, в которых делаются попытки "разгадать", какойиз ангелов какое Лицо Троицы изображает. Эти работы полны интересных мыслей и наблюдений, однако не исключено, что Рублев сознательно не дал нам четких признаков Лиц, подчеркивая тем самым, что показанная на иконе Триада одновременно является и Монадой. Известная неопределенность в конкретизации Лиц лишь усиливает ощущение, что на иконе видна Монада.

Разница двух икон становится еще более разительной при передаче единосущности. У Рублева это передано изображением совершенно однотипных ангелов, в передаче которых чувствуется что-то нематериальное. В "Сопрестолии" это не так. Три Лица показаны совершенно различными и по возможности как бы "во плоти".

Второе Лицо в виде Христа (это вполне допустимо). Отец в виде пожилого человека (что является, строго говоря, нарушением догмата иконопочитания, поскольку Отец никогда не воплощался в человека), а Св. Дух в виде голубя (что тоже ошибочно, и раньше это понимали, ведь, по определению Большого московского Собора XVI в., Святой Дух не голубь и может изображаться в виде голубя лишь на иконе "Крещение"). К тому же передача единосущности здесь ослаблена или, может быть, даже нарушена. Если о единосущности изображенных в виде людей Отца и Сына еще можно говорить, то единосущность человека и голубя вызывает естественное сомнение. И все это сделано из "лучших" соображений приближения догмата к обыденному сознанию: "чтобы было понятней". Этим стремлением к никому не нужной "понятности" следует объяснить и появление на многих иконах "Новозаветной Троицы" различных нимбов у Лиц (восьмиконечного у Отца, крестчатого у Сына и обычного, круглого у Св. Духа). В этом можно видеть своеобразный способ выполнить запрещенное – надписать нимбы у Лиц Троицы.

Нераздельность у Рублева видна из того, что изображенные ангелы объединены престолом с жертвенной чашей на нем, символом евхаристической жертвы. Как известно, именно евхаристия объединяет людей в Церковь, поэтому нераздельность весьма уместно передать именно так. Что касается "Сопрестолия", то совместное расположение Отца и Сына на сопрестолии может быть в некоторой, значительно более слабой мере, и говорит о нераздельности, но витающий в воздухе голубь свидетельствует об обратном. Он явно независим от Отца и Сына.

Соприсносущность наглядно передать нельзя, поскольку это связано с неизменностью бытия Троицы во времени, а время изобразить невозможно; применяемые иногда в изобразительном искусстве приемы передачи течения времени достаточно искусственны. И тем не менее Рублев и здесь сделал то, что было возможно. У него все три ангела, условно говоря, "одного возраста". В отличие от этого на иконах "Новозаветной Троицы" Отец всегда показан старым человеком, а Сын – молодым. Это невольно создает ощущение того, что было время, когда Отец уже существовал, а Сын – еще пет, что невозможно (хотя ереси такого толка существовали), ибо тогда второе Лицо Троицы не было бы "присносущным".

Специфичность Лиц передана у Рублева очень тонко. Три ангела у него различны. Различны их позы, одеяния и в этом отношении икона Рублева резко отличается от более древних, так называемых изокефальных икон Троицы, где все три ангела абсолютно одинаковы. Представляется важным обратить внимание на то, что специфичность, различие Лиц не бросается у Рублева в глаза, как это и должно быть. Отцы Церкви в IV в. поняли, что следует различать сущность (усию) и ипостась (хотя в прошлом это были синонимы) и, использовав синонимы в их новом значении, добились того, что, по словам о. Павла Флоренского, оказалось возможным сделать Лица различаемыми, но по сути неразличными 10 . Поэтому видимые на иконе сдержанные различия при подчеркнутой единосущности очень тонко свидетельствуют об одной из важнейших сторон догмата. Икона "Сопрестолие" не может в этом отношении даже сравниваться с рублевской "Троицей", в ней скорее излишне подчеркнута специфичность в ущерб передаче единосущности.

Взаимодействие является важнейшим свойством, которое снимает антиномичность утверждения, что Бог един и в то же время составлен из трех Лиц, каждое из которых является Богом. У Рублева это взаимодействие показано в виде безмолвной беседы, которую ведут три ангела, отличаясь этим от изокефальных композиций, где ангелы как бы абсолютно независимы. На иконах "Сопрестолие" тоже используется этот прием, но опять в ослабленном виде, в беседе Отца и Сына Св. Дух – голубь участия принимать не может.

Из этого, более чем краткого анализа "Троицы" Рублева, видно, как точно и тактично передал преподобный Андрей логику троичности. Однако было бы большой ошибкой считать, что он ставил себе задачей передачу лишь логических свойств Троицы, ведь ее внелогические свойства (которые выше не рассматривались и не обсуждались) ничуть не менее важны. Изобразив на втором плане гору, дерево и палаты, Рублев тем самым указал на эти внелогические свойства: Святость (гора), живоначальность (древо жизни) и домостроительство Св. Троицы (палаты). Ничего этого на иконе "Сопрестолие", конечно, пет. Нелишне отметить и то, что Рублев не изображает непостижимое – рождение и исхождение, – хотя на некоторых типах икон "Новозаветной Троицы" намеки на такую излишнюю конкретизацию есть (речь идет здесь об иконах "Отечество"). Конечно, передаче внелогического знания о Троице у Рублева служат не только предметы, показанные на втором плане; хотя бы изображение жертвенной чаши имеет значительно более глубокий и многосторонний смысл, чем говорилось выше, но в настоящей работе обсуждается только логическая сторона триединости.

Подводя итог проведенному рассмотрению, можно лишь выразить восхищение высотой богословской мысли преподобного Андрея и его изумительному умению передать эту мысль живописными средствами. Воистину прав был Е.Н. Трубецкой, когда назвал русскую иконопись "умозрением в красках"! Правда, эти слова с полным основанием можно отнести только к высокой иконописи XV в. Позже, как известно, высота богословской мысли в русской Церкви стала падать, что не могло не отразиться и на иконописи. Свидетельство тому – икона "Сопрестолие".

В заключение хочется отметить одно обстоятельство. Математическая модель триединости не была придумана специально для согласования ее с логической структурой Троицы. Даже если она и была специально придумала, то доказательная сила от этого не уменьшилась бы. Однако она была не придумана, а обнаружена в математике и это может говорить о многом. Вектор, как известно, лежит в основе многих естественных наук. Вектором является сила, скорость, ускорение, механический момент, на векторах держится учение об электричестве и магнетизме и т.д. Но это означает, что триединость буквально пронизывает всю природу. Эта свойственная природе триединость не есть что-то формально-правильное, но мало кому нужное. Люди постоянно опираются на то, что при известных условиях монада и триада одно и то же. При общих теоретических рассуждениях нередко пользуются понятием монады, например, говорят о силе действующей на конструкцию, но когда возникает необходимость расчета этой конструкции на прочность, то для осуществления таких расчетов приходится переходить к триаде – к трем составляющим этой силы. Когда самолету в воздухе нужно совершить некоторый маневр, то к его корпусу необходимо приложить соответствующий механический момент, но практически делают это, приложив эквивалентную совокупность трех моментов с помощью трех рулей (рулей высоты, направления и элеронов). Подобных примеров можно было бы привести сколько угодно.

Во многих сочинениях, связанных с Троицей, в частности, в книге о. Павла Флоренского, приводится ряд интересных мыслей о той роли, которую играют триады в пашей жизни. Он приводит примеры пространства (три измерения), времени (прошедшее, настоящее, будущее), указывает на то, что существует три грамматических лица, что жизнь разума тоже троична (тезис, антитезис, синтез). Приводит о. Павел и другие примеры 11 . Теперь к этому можно добавить, что особую роль в мире играют не только триады, но и триединость, проявляющаяся буквально повсюду.

Примечания

1 Цит. по: Лосский В.Н. Мистическое богословие // Богословские труды. Вып. 8. М.. 1972. С. 28.

2 Свящ. Павел Флоренский. Столп и утверждение истины. М., 1914. С. 59. 3 Там же. С. 147.

4 Трубецкой Е.Н. Свет Фаворский и преображение ума//Вопросы философии, 1989, № 12. С. 119. 5 Там же. С. 120

6 Прот. Владимир Глиндский. Основы христианской православной веры. Zaria Publ., London, Ontario – Canada. С. 127.

7 Лосский В.Н. Догматическое богословие. Богословские труды. Вып. 8. М., 1972. С. 137. 8 Прог. Сергей Булгаков. Православие. YMCA–Press. С. 227.

9 Свящ. Павел Флоренский. Иконостас. Богословские труды. Вып. 9. М.,1972. С. 108.

10 Свящ. Павел Флоренский, Столп и утверждение Истины. М., 1914. С. 52.

11 Свящ. Павел Флоренский. Указ. соч. С. 595–599.

Б. В. Раушенбах.

ЛОГИКА ТРОИЧНОСТИ.

Как известно, становление догмата о Пресвятой Троице было связано с борьбой различных богословских точек зрения, в конце концов, приведшей к единому мнению. Это мнение удалось сформулировать в виде догмата, нашедшего свое выражение в никео-цареградском Символе веры.

Однако даже этот символ веры несет на себе следы споров и недоумений. Это подтверждает 8-ой член Символа веры, где третье Лицо Троицы названо Господом, а не Богом. Возможно, здесь проявилась осторожность и дипломатичность Василия Великого, не желавшего неосторожной формулировкой вновь раздуть костер еще не вполне остывших споров. Конечно, термины Господь и Бог являются синонимами, однако в истории Церкви известно, что иногда синонимам давалось разное значение. Так, греческим терминам «усия» (сущность) и «ипостась» (Лицо), которые ранее всегда рассматривались как синонимы, отцами Церкви было придано разное значение. Указанная особенность текста Символа веры, которую недостаточно твердые в православии люди начинали трактовать по-своему, привела к необходимости дополнительного уточнения. На 6-м Вселенском соборе было одобрено послание Софрония, патриарха Иерусалимского, в котором говорилось, что Святой Дух вечно от Бога и Отца исходит и признается Светом и Богом. Поскольку во втором члене Символа о предвечном рождении Сына от отца говорится: «Свет от Света, Бога истинна от Бога истинна», то возникает строгая картина единосущности трех Лиц Троицы, каждое из которых является Светом и Богом. Указанное уточнение Софрония не могло, однако, быть внесено в Символ, поскольку еще на 3-м Вселенском соборе (его седьмым правилом) было запрещено вносить изменения в текст никео-цареградского Символа веры.

В учении о Троице отцы Церкви дали догматически безупречное решение стоявшей перед ними проблемы – выразить одновременность в Боге и монады и триады. Эта триединость очень сжато и четко выражена в первом послании апостола Иоанна: «Ибо три свидетельствуют о небе: Отец, Слово и Святой Дух; и Сии три суть едино» (1 Ин., V, 7). Неудивительно, что эту триединость не уставали подчеркивать и отцы Церкви. Св. Григорий Богослов в своем Слове на Крещение говорит: «Я еще не начал думать об Единице, как Троица озаряет меня Своим Сиянием. Едва я начал думать о Троице, как Единица снова охватывает меня». В последнем высказывании хотелось бы обратить внимание на слово «думать». Триединость была для того времени понятием, отсутствовавшим у классиков философии, и требовала серьезных размышлении, чтобы постичь ее суть, насколько это вообще возможно, когда говорят о принципиально непостижимом, о Боге.

Размышления о триединости вызвали целый поток недоумений, сомнений и ересей. Человеческий ум всегда стремится понять высказываемое утверждение. «Понять» означает включить это утверждение в совокупность истин, подтверждаемых повседневной человеческой практикой, в конечном счете, согласовать его с рациональной формальной логикой. Кажущаяся несогласованность догмата с формальной логикой толкала многих на еретические построения.

Здесь не место обсуждать возникавшие в течение столетий недоумения и ереси, об этом можно узнать из истории Церкви. Здесь достаточно зафиксировать состояние проблемы к XX в. Прежде всего, хотелось бы обратить внимание на то, что свойства Троицы можно разбить на два класса: логические и внелогические. К логическим можно отнести такие, как триединость, единосущность и т.д., а к внелогическим – такие, как живоначальность, святость. Ниже будут рассматриваться лишь логические свойства Троицы, и вовсе не потому, что они важнее, а потому, что именно они вызывали недоумения и ереси. И это вполне естественно. Когда мы говорим о святости Троицы, то нам не с чем из повседневной жизни сравнивать ее, святость свойственна лишь божественному. Но когда речь заходит о триединости, то человеческий ум невольно ищет аналогии в повседневной жизни, хочет увязать это понятие с формальной логикой. Возвращаясь к высказанному выше желанию охарактеризовать состояние проблемы к началу XX в., естественно обратиться к обсуждению разногласия, возникшего между П. А. Флоренским и Е. Н. Трубецким по поводу толкования понятия «триединство», которое о. Павел Флоренский дал в своей книге «Столп и утверждение истины». Их разногласия являются весьма характерными – это две точки зрения, существующие и сегодня.

Спор возник по поводу того, можно ли тезис о существовании трех Лиц, которые составляют единого Бога, согласовать с обычной формальной логикой. Позиция о.Павла Флоренского хорошо видна из его слов: «Троица в Единице и Единица в Троице для рассудка ничего не означает». Он считает это положение антиномичным (противоречивым по форме) и не видит в этом ничего плохого, считая, что это противоречие и не надо снимать, а надо преодолевать его подвигом веры. Антиномичность становится здесь своеобразной неизбежностью, по мысли о. Павла Флоренского, «Тезис и антитезис вместе образуют выражение истины. Другими словами, истина есть антиномия и не может не быть таковою». Следовательно, по о. Павлу, на формально-логические «нелепости» просто не следует обращать внимания, их наличие скорее подтверждает истинность высказывания, чем опровергает его.

Е. Н. Трубецкой придерживается прямо противоположного взгляда. Вот что он говорит в докладе, прочитанном 26 февраля 1914 г. на заседании Религиозно-философского Общества в Москве, относительно высказываний о.Павла: «Вопреки уважаемому автору, вовсе не антиномичен догмат св. Троицы, ибо никакого внутреннего противоречия в нем не заключается... в церковном догмате "единство" относится к Существу, а "троичность" – к Лицам». И далее: «Когда грубое человеческое понимание превращает трех Лиц в трех Богов, догмат действительно превращается в антиномию, ибо тезис, гласящий, что Бог един, никак не может быть согласован с антитезисом, что есть три Бога».

Как уже говорилось, подобная точка зрения встречается и сегодня. В современном изложении основ православной веры говорится: «Лица Троицы неслиянны, но составляют единое Божество, в котором каждая Ипостась имеет одинаковое Божеское достоинство с каждой другой. Ипостаси св. Троицы не являют собою трех Богов, но одного Бога».

При всей внешней убедительности последних утверждений бросается в глаза отход в них от Символа веры. Ведь в Символе четко говорится о том, что каждое из трех Лиц является Богом. Об этом же свидетельствует и практика молитвы. Достаточно вспомнить, например, что вечерня начинается пением священнослужителей в алтаре, где есть и такие слова: «Приидите, поклонимся и припадем Христу Цареви нашему Богу». Конечно, всегда возможно трактовать нужным образом и Символ и молитвы, но, безусловно, предпочтительнее не заниматься трактовками, а понимать тексты в их прямом смысле. Вероятно, это соображение сыграло свою роль в том, что о. Павел предпочел антиномию даже едва заметному отходу от Символа веры.

Ниже будет показано, что утверждение «Бог един» при известных условиях вполне может быть согласовано с утверждением «есть три Бога» без возникновения какой-либо антиномии. Это открывает дорогу тому, чтобы учение о Троице не вошло даже в малейшее формальное противоречие с Символом веры. Прежде чем приступить к изложению соответствующих соображений, необходимо показать, в чем заключалась формально-логическая ошибка. Е. Н. Трубецкого (для краткости ниже будет говориться лишь о Трубецком, понимая, что это относится ко всем занимающим аналогичную позицию), когда он говорил о том, что триединость, если считать каждое Лицо Богом, приводит к антиномии. Для того чтобы придать последующим рассуждениям наглядность, рассмотрим два простых примера.

Утверждение – три цветка составляют один букет – логически безупречно, поскольку «цветок» и «букет» разные понятия. Антиномия немедленно возникла бы, если бы утверждение звучало так: три цветка составляют один цветок. Если рассуждать по этой схеме, утверждение: «Три Лица составляют одного Бога» – вполне допустимо до тех пор, пока считается, что Лицо не Бог. Именно этот ход мыслей и характерен для Е. Н. Трубецкого. Рассмотрим теперь более сложный пример – три капли воды. Каплей будем называть частицу воды, со всех сторон окруженную воздухом. Утверждение: «Три капли составляют одну каплю» – может оказаться справедливым, если допустить, что капли могут сливаться воедино. При этом можно также допустить, что исходные капли различаются окраской, после слияния не смешиваются, а сохраняют свою индивидуальность, короче – по возможности приблизить их к общепринятому логическому представлению о Троице. В чем различие в рассмотренных примерах с цветками и каплями? Основное логическое различие заключается в том, что три цветка не взаимодействовали, в то время как взаимодействие капель имело место – они сливались. Следовательно, элементарное рассуждение Е. Н. Трубецкого для взаимодействующих объектов может оказаться неприменимым. Дело в том, что приведенное выше рассуждение о цветках опиралось на логический закон тождества, согласно которому в процессе рассуждения всякий предмет надо мыслить одним и тем же, в неизменном содержании его признаков. В случае с цветками это было действительно так, чего нельзя сказать о примере с каплями. В последнем случае в процессе рассуждения содержание признаков изменилось: сначала речь шла о частицах воды, окруженных со всех сторон воздухом, а в конце эти частицы в одних местах граничили с воздухом, а в других -- друг с другом. Из этого видно, что цепь логических рассуждений Трубецкого в данном случае не применима, так как закон тождества здесь нарушается. Если не допустить взаимодействия капель (слияния), то каждая частица оставалась бы всегда окруженной воздухом, т.е. в процессе рассуждения не меняла бы этого существенного признака, рассуждения Трубецкого обрели бы законность, а антиномия немедленно возникла бы. Приведенные примеры наглядно свидетельствуют о том, что, рассматривая взаимодействующие объекты, надо проявлять большую осторожность, чтобы не впасть в логические ошибки.

Возвращаясь к Троице, можно сразу утверждать, что Лица в ней не просто сосуществуют, а взаимодействуют – Сын и Св. Дух связаны с Отцом рождением и исхождением, и уже поэтому элементарные рассуждения Е. Н. Трубецкого могут оказаться ошибочными. Если попытаться решить вставшую логическую проблему «в лоб», как с каплями, то немедленно возникают непреодолимые трудности, связанные с тем, что надо будет уточнить характер взаимодействия трех Лиц Троицы, что, конечно, невозможно. Поэтому ниже будет использован другой метод; будем искать в математике объект, обладающий всеми логическими свойствами Троицы, и если такой объект будет обнаружен, то этим самым будет доказана возможность логической непротиворечивости структуры Троицы (отсутствие в ней каких-либо антиномий) и в том случае, когда каждое Лицо считается Богом. Это связано с тем, что вся математика построена на законах формальной логики. Метод, который здесь будет использован, сводится, как видно из сказанного, к доказательству изоморфности (обладания одинаковой логической структурой) Троицы и некоторого математического объекта. Прежде чем приступить к этой операции, надо четко сформулировать логические свойства Троицы. Они, безусловно, хорошо известны, но здесь их необходимо сгруппировать вместе и уточнить.

1. Триединость . Это свойство совершенно очевидно, оно говорит о том, что единый Бог и Троица одно и то же.

2. Единосущность . Здесь утверждается, что три Лица Троицы имеют одинаковую Друг с Другом сущность. Иногда (об этом уже говорилось) эта сущность определяется как Божеское достоинство. Однако выше подчеркивалось, что такую формулировку можно трактовать, как некоторое отклонение от Символа веры с целью избежать возникновения кажущейся антиномии. Не желая даже в мелочах отклоняться от Символа, будем считать, что единосущность сводится к тому, что каждое Лицо является Богом.

3. Нераздельность . Подчеркивание того, что Троица нераздельна, становится особенно важным после утверждения, что каждое Лицо является Богом. Тут невольно может возникнуть впечатление, что существует три Бога, и если каждый из них будет действовать независимо, то возникает троебожие. Хотя такое никогда прямо не утверждалось, в истории Церкви известны ереси, уклонявшиеся в эту сторону, в частности субордионистские ереси, в которых проявляется ослабление троичной взаимосвязанности, как об этом пишет В.Н.Лосский. По учению Церкви, Ипостаси всегда выступают вместе, и совершенно исключено, чтобы какое-то Лицо действовало отдельно от других. В XVII в., например, в России появились иконоподобные иллюстрации к тексту Священного Писания, среди которых можно встретить и изображения семи дней творения мира Богом. Они назывались «Деяния Троицы», что говорит о большом значении, которое придавалось принципу нераздельности.

4. Соприсносущность . Это свойство пришлось специально оговорить, поскольку в погоне за тем, чтобы сделать догмат о Троице «понятным», родилась ересь модализма. Ее связывают с именем Савеллия, который в III в. утверждал, будто единый Бог троичен в том смысле, что попеременно обретает облик Отца, Сына или Св. Духа – в зависимости от обстоятельств. Эра Отца была до грехопадения, затем началась эра Сына, а после Вознесения наступила эра Св. Духа. Поскольку, по учению Савеллия, Бог меняет в зависимости от обстоятельств свой модус (образ бытия), ереси было присвоено наименование модализма. По учению Церкви, Отец, Сын и Св.Дух существуют совместно и всегда, т.е. обладают свойством соприсносущности.

5. Специфичность . Указанное свойство странным образом обычно не подчеркивается, возможно, потому, что кажется очевидным. Однако, анализируя логику троичности, его следует сформулировать и обязательно учитывать при поиске подходящего математического объекта, который еще предстоит провести. Суть этого свойства сводится к тому, что, несмотря на единосущность, три Лица не сводимы друг к другу, а каждое обладает своей спецификой. О. Сергий Булгаков в своей монографии «Православие» так, например, пишет о триедином Боге: «...в этом триединстве объединяется самобытность и раздельность трех божественных Ипостасей с единством божественного самосознания» (подчеркнуто С. Булгаковым). Эта специфичность, самобытность трех Лиц хорошо видна из практики богослужения, молитв и песнопений. В молитве к Св. Духу «Царю небесный» есть слова: «Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны», прошение, с которым во время молитвы обращаются лишь к Св. Духу. Иисусова молитва «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного» обращена к Сыну (а не к какому-либо другому Лицу), потому что по Символу веры именно Христос грядет со славою «судити живым и мертвым» . Специфичность трех Лиц особо подчеркивается в ежедневной молитве к Троице, где прошения к трем Лицам формулируются совершенно различно: «Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша...» Даже когда просьбы по существу совсем одинаковые, они выражаются разными словами, как бы выявляя специфичность Лиц. Так, в молитве «Сподоби Господи», читаемой на вечерней службе, говорится: «Господи, научи мя... Владыко, вразуми мя... Святый, просвети мя...»

Прекрасно понимая неуместность такого термина, рискну сказать, что каждое Лицо Троицы выполняет свою «работу», не свойственную другим Лицам.

При желании последние свойства – соприсносущность и специфичность – можно было бы объединить в одно: неслиянность (неслиянность Лиц и неслиянность их действий). Это позволило бы придать формулировке логических свойств Троицы такую форму: Троица триединая, единосущная, неразделенная и неслиянная, однако здесь этого делаться не будет, чтобы иметь возможность более точного подбора соответствующего математического объекта. Несколько отвлекаясь от обсуждения логических свойств Троицы, обратим внимание на то, что понятия «нераздельная» и «неслиянная» не являются противоположными и не создают, как многие думают, непостижимости. Первое говорит о том, что три Лица существуют лишь вместе, а второе – о том, что они качественно различны в упомянутом выше смысле (ведь «слить» воедино можно лишь полностью, но однотипное).

В заключение следует сформулировать еще одно, последнее, свойство Троицы, которое лишь с известными оговорками может быть названо логическим.

6. Взаимодействие . Как уже говорилось, три Лица находятся в предвечном взаимодействии, в котором нам известно лишь то, что сын рождается, а Св. Дух исходит от Отца. Свойство взаимодействия следует особо подчеркнуть, ведь рассмотренные выше примеры с тремя цветками и тремя каплями показали, что у взаимодействующих и невзаимодействующих объектов логика может оказаться совершенно различной.

Свойство взаимодействия стоит несколько отдельно, отличаясь от всех других, поскольку первые пять свойств обладают качеством определенности и «статичности». Они четко говорят о состоянии, в то время как последнее отражает факт существования некоторого «процесса». Шестое свойство нельзя назвать чисто логическим и потому, что оно отражает жизнь Бога в Себе. Неизбежная неопределенность термина «взаимодействие» не препятствует, однако, тому, чтобы понимать, в каком направлении следует анализировать логику троичности.

Математический объект, полностью соответствующий перечисленным шести свойствам, действительно существует и широко используется в математике, механике, физике и других аналогичных науках, Это самый обычный вектор с его тремя ортогональными составляющими. Для определенности будем считать этот конечный вектор имеющим начало в ортогональной системе декартовых координат, а его составляющие – направленными по осям. Оценим, насколько точно его логические свойства соответствуют одноименным свойствам Троицы.

1. Триединость . Она почти очевидна, поскольку сам вектор, с одной стороны, и три его составляющие – с другой – одно и то же. Это «одно и то же» надо понимать так. Пусть, например, имеется некоторое инженерное сооружение, на которое действует вектор силы. В результате в конструкции возникнут напряжения и деформации, которые можно измерить. Если теперь заменить вектор его тремя составляющими, приложив их в той же точке, то все распределение напряжений и деформаций в конструкции не изменится. Наблюдающий за состоянием конструкции по приборам никогда не сможет определить, действует ли на сооружение сам вектор или его составляющие. Их действия являются абсолютно эквивалентными. Для лиц, знакомых с векторной алгеброй, особо хотелось бы подчеркнуть, что в приведенном рассуждении не используется понятие векторной суммы; при определении триединости это не нужно.

2. Единосущность – тоже почти очевидное свойство, поскольку три составляющие вектора сами являются векторами. Полезно заметить, что никто и никогда не говорил, что это обстоятельство ведет к антиномии.

3. Нераздельность . Каждая составляющая вектора связана с ним абсолютно, поскольку является его векторной проекцией на соответствующую ось. Но тогда они столь же абсолютно связаны и друг с другом, что и является нераздельностью.

4. Соприсносущность . Это тоже очевидное следствие того, что составляющие вектора существуют всегда одновременно и вместе, иначе они не составили бы систему векторов, в любой момент времени полностью эквивалентную исходному вектору.

5. Специфичность требует более подробного рассмотрения. При перечислении свойств Троицы было сказано, что в соответствии с этим свойством каждое Лицо Троицы выполняет свою «работу». Это, скорее всего неуместное по отношению к Троице понятие теперь становится весьма подходящим. Пусть для определенности рассматриваемый вектор является силой, смещающей материальную точку из начала координат. Понятно, что каждая составляющая может сместить ее только вдоль «своей» оси и никак не может сделать этого по «чужим» осям. Это показывает, что три составляющие вектора принципиально не способны заменить друг друга, что и говорит об их специфичности.

6. Взаимодействие . Взаимодействие составляющих сводится к тому, что они суммируются по правилам векторной алгебры. (В пункте 1 говорилось об эквивалентности монады и триады, здесь же указывается процесс, ведущий к этой эквивалентности.)

Как видно из проведенного анализа, логическая структура Троицы и вектора с его тремя ортогональными составляющими полностью совпадает, что доказывает их изоморфность. Следовательно, поскольку в случае с вектором никаких антиномий не возникает, аналогичное можно допустить и для Троицы. Но тогда разногласие между Трубецким и о. Павлом Флоренским теряет смысл – оба исходили из того, что тезис «Бог един» не может быть согласован с антитезисом «есть три Бога» без нарушения законов логики. Теперь видно, что это не так. Правда, для вектора все проведенное рассмотрение совершенно «прозрачно», что, конечно, нельзя требовать при попытке постичь Троицу – Бог в принципе непознаваем; и центральным является здесь характер взаимодействия трех Лиц в Боге, которое бесконечно сложнее простого геометрического суммирования. Однако Символ веры, назвав каждое из трех Лиц Богом, дает нам основание считать, что это взаимодействие имеет нужный для этого характер.

Анализ векторной модели триединости, который здесь опущен, показывает, что совокупность шести свойств, приводящая к логически безупречной триединости, является необходимой. Достаточно изменить хотя бы одно из них, чтобы вся логическая структура триединости оказалась разрушенной. Можно допустить, что аналогично все эти свойства как совокупность являются необходимыми и для существования логической структуры Троицы, что и тут нарушение хотя бы одного из них тоже недопустимо, ибо оно обязательно приведет к распаду этой сложной и гармоничной логической структуры. Остается лишь удивляться тому, что отцы Церкви сумели сформулировать эту совокупность свойств, не имея возможности опираться на математику. Они совершенно справедливо называли любые отклонения от этой совокупности ересями, как бы ощущая внутренним зрением их разрушительную пагубность. Лишь сегодня становится понятным величие отцов Церкви и в смысле интуитивного создания безупречной логики триединости.

Многие богословы предупреждали, что попытки рационализации догмата о Троице очень опасны, так как, в конечном счете, ведут к возникновению различных ересей. Не была ли и здесь произведена такая попытка рационализации? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Векторная модель, о которой шла речь, никакого отношения к богословию и догматам не имеет, она имеет отношение только к формальной логике. Целью рассмотрения было показать, что формальная логика допускает существование триединых объектов, по своей логической структуре аналогичных Троице, и при этом никаких антиномии не возникает. Это резко противоречит привычным взглядам.

В силу сказанного представляется, что сегодня совершенно разумна формулировка догмата о Троице, которая точно следует Символу веры: «Лица Троицы составляют единое Божество, в котором каждое Лицо в свою очередь является Богом».

Построение и анализ математической модели троичности были необходимы и потому, что правильность (отсутствие антиномий) логической структуры Троицы казалась далеко не очевидной; существует известная разница между правильным и очевидным. То, что сумма углов треугольника составляет 180 градусов, безусловно правильно, но далеко не очевидно. Очевидное видно сразу, его не надо доказывать, правильное требует, напротив, иногда достаточно длинной цепи логических ходов. Именно поэтому доказательство правильности логики триединости потребовало известных усилий. Теперь понятно, почему раньше те, кто стремился логически осмыслить триединость (пытаясь при этом остаться на уровне очевидного), излишне упрощали проблему и приходили к ошибочным выводам.

У кого-либо может возникнуть впечатление, что векторная модель троичности является еще одной из возможных иллюстраций триединства Бога. Это совершенно не так. Многочисленные известные сегодня иллюстрации троичности, которые начали возникать одновременно с формулированием троичного догмата и которые должны были приблизить человеческое понимание к существу Троицы, носят поэтически-образный характер. Как правило, они очень красивы (три свечи, разливающие нераздельный свет; корень, ствол и плод единого дерева; солнце, его лучи и полученный на Земле свет и тому подобное), но совершенно не доказательны. В этом легко убедиться, проверив их на наличие в любой из таких иллюстраций полной совокупности шести свойств Троицы, сформулированных выше. Каждая из известных иллюстрации поясняет, как правило, какое-либо одно качество Троицы, оставляя другие без внимания. И, тем не менее, их красота и образность делают их по-прежнему привлекательными. Что касается векторной модели, то это не модель Троицы, а лишь модель логической троичности, но зато это не иллюстрация, а доказательство (что много 6ольше).

Обнаружение того факта, что формальная логика не запрещает существования объектов, аналогичных Троице, важно по ряду соображений. Прежде всего, теперь невозможны тринитарные ереси, пытавшиеся путем рационализации догмата, его упрощения, сообщения ему наглядности, сделать догмат о Троице «понятным». Здесь важно еще раз отметить, что именно поэтому проведенное доказательство не только не является попыткой рационализации догмата, но, напротив, делает попытки малоперспективными. Ведь теперь исчезла причина, порождавшая это стремление к рационализации догмата: кажущаяся нелепость догмата о триединстве. Это во-первых. Во-вторых, кажущаяся логическая абсурдность триединости была излюбленной темой атеистической и скептической критики догмата. Цепь этих критических умозаключений строилась обычно по следующей схеме: понятие триединости – это логический абсурд – никакие абсурдные объекты не могут существовать – следовательно, не существует и Троица. Сегодня в этой, казалось бы, доказательной цепи умозаключений утеряно главное звено: такие объекты существуют, например, в математике и всеми признаются разумными и полезными.

Из всего сказанного не следует, что теперь Троица не является более тайной и для принятия этой тайны более не нужен подвиг веры. Просто теперь тайное сместилось туда, где оно и должно быть, – в сущность Бога. Подвиг веры вовсе не нужен для принятия структурно-логического свойства Троицы – триединости. Он нужен для принятия того свойства, которое было названо «взаимодействие» и о котором нам известно слишком мало – только о рождении второго и исхождении третьего Лица Троицы от Отца. Не говоря уже о том, что точный смысл терминов «рождение» и «исхождение» нам неизвестен, взаимодействие Лиц может, как уже говорилось, быть бесконечно многостороннее и сложнее, и мы должны верить, что это взаимодействие приводит от Триады к единосущной Монаде.

В заключение хочется отметить одно обстоятельство. Математическая модель триединости не была придумана специально для согласования ее с логической структурой Троицы. Даже если она и была специально придумана, то доказательная сила от этого не уменьшилась бы. Однако она была не придумана, а обнаружена в математике, и это может говорить о многом. Вектор, как известно, лежит в основе многих естественных наук. Вектором является сила, скорость, ускорение, механический момент, на векторах держится учение об электричестве и магнетизме и т.д. Но это означает, что триединость буквально пронизывает всю природу. Эта свойственная природе триединость не есть что-то формально-правильное, но мало кому нужное. Люди постоянно опираются на то, что при известных условиях монада и триада одно и то же. При общих теоретических рассуждениях нередко пользуются понятием монады, например, говорят о силе, действующей на конструкцию, но когда возникает необходимость расчета этой конструкции на прочность, то для осуществления таких расчетов приходится переходить к триаде – к трем составляющим этой силы. Когда самолету в воздухе нужно совершить некоторый маневр, то к его корпусу необходимо приложить соответствующий механический момент, но практически делают это, приложив эквивалентную совокупность трех моментов с помощью трех рулей (высоты, направления и элеронов). Подобных примеров можно было бы привести сколько угодно.

Во многих сочинениях, связанных с Троицей, в частности в книге о. Павла Флоренского, приводится ряд интересных мыслей о той роли, которую играют триады в нашей жизни. Он приводит примеры пространства (три измерения), времени (прошедшее, настоящее, будущее), указывает на то, что существует три грамматических лица, что жизнь разума тоже троична (тезис, антитезис, синтез). Приводит о. Павел и другие примеры. Теперь к этому можно добавить, что особую роль в мире играют не только триады, но и триединость, проявляющаяся буквально повсюду.

Раушенбах Б.В.

Вопросы философии. 1990. №11. С. 166.

Тематика материала: наука и религия; наука и культура; история математики.

Реферат: В статье рассмотрена проблема логической правильности учения о троичности Бога, введенного на Втором Вселенском соборе. Понятие Троицы нередко считается логически абсурдным, что является, по мнению атеистов, свидетельством бессмысленности этого понятия, а, по мнению верующих, - свидетельством содержащейся в нем божественной тайны. Между тем, понятие Троицы является логически безупречным с точки зрения самой обычной формальной логики. Для того чтобы это показать, необходимо найти математический объект, логически изоморфный Троице, т.е. обладающий теми же логическими свойствами. Поскольку математика целиком построена на формальной логике, мы получим доказательство логической правомерности данного понятия. Искомый математический объект должен обладать основными логическими свойствами Троицы. 1. Триединость. Бог, с одной стороны, един, а с другой, - является Троицей. 2. Единосущность. Единый Бог составляется из трех Лиц, каждое из которых является Богом. 3. Неслиянность. Парадоксальность триединости и единосущности можно снять, если предположить, что единый Бог может попеременно приобретать облик Отца, Сына и Святого Духа. Это означало бы "слиянность" Ипостасей. Однако каноническое учение исключает такую возможность. Все три ипостаси существуют одновременно и всегда, при этом они качественно различны и не могут заменять друг друга или сводиться друг к другу. 4. Нераздельность. Если не ввести требование нераздельности, то всегда сохраняется возможность трактовать три Лица как три независимых Бога. Смысл нераздельности заключается в том, что три лица выступают всегда вместе и все, что делается, делается ими совместно. По мнению автора статьи перечисленными логическими свойствами обладает обычный ВЕКТОР, которому соответствуют три его составляющие, расположенные на осях координат. Сам вектор и его составляющие являются одним и тем же (триединость). Составляющие вектора сами тоже являются векторами (единосущность). Аналогично интерпретируются свойства неслиянности (одна составляющая вектора не может заменить другую) и нераздельности - составляющие вектора связаны с ним абсолютно (т.к. являются его проекциями на оси), а следовательно, абсолютно связаны и с друг с другом. Таким образом, обыкновенный вектор в трехмерном пространстве и его три ортогональные составляющие дают логически безупречный пример объекта, обладающего совокупностью необходимых свойств. Обычные же сомнения в логической корректности понятия Троицы возникают из-за того, что в своих рассуждениях сомневающиеся не поднимаются выше самой примитивной арифметики типа 3=1 или 1=3. В статье также отмечается, что рассмотренная выше совокупность четырех логических свойств является необходимой и нарушение любого из них делает невозможным существование введенного объекта. Так, нарушение триединости говорит о том. Что пространство перестало быть трехмерным; единосущности - что объект не является более вектором, а, например, стал кватернионом; неслиянности - что система координат уже не ортогональна; нераздельности - что три введенных вектора перестали быть составляющими исходного вектора. В то же время, автор подчеркивает, что, по аналогии с понятиями теоретической физики, учение о Троице и Ее внутренней структуре можно сформулировать и описать, но наглядно представить себе нельзя. Что же касается непостижимой тайны Троицы, то к ней относится не логическая структура Троицы (она вполне разумна), а внутренняя жизнь Бога.