И снова - о немецкой оккупации киева - и свет во тьме светит, и тьма не объяла его
Оккупация 1941-1944 годов стала самой долгой и самой трагической страницей истории города
Псков в своей долгой истории был оккупирован трижды. И трижды это были немцы. Про первую оккупацию в 1240 году в Пскове помнили «легендарно», без особых подробностей. Тогда основные силы псковичей были разбиты под Изборском. Следом ливонские отряды начали осаду Псковской крепости. Осада длилась неделю и трудно сказать, чем могла бы закончиться, если бы не предательство посадника Твердилы. Так началась первая немецкая оккупация Пскова. Когда и чем закончилась - это известно.
Вторая немецкая оккупация Пскова - с февраля по ноябрь 1918 года. Кайзеровские войска тогда заняли Псков и часть Псковского уезда, Остров и часть Островского уезда. Вся полнота власти на оккупированной территории принадлежала немецкому командованию. В этой оккупации и оккупации периода Великой Отечественной войны много общего - обширная система поборов, разграбление и вывоз материальных ценностей, бесправие местного населения.
Третья оккупация Пскова оставила свой обширный след и в документах, и в фотографиях, и в воспоминаниях очевидцев.
«Ужасный запах от горящей шерсти и живых существ заражал целые кварталы города»
9 июля 1941 года - первый день третьей немецкой оккупации . Вряд ли тогда кто из псковичей мог предположить, что это будет за жизнь. Что такое немецкая оккупация, в Пскове еще помнили те, кому пришлось в 1918 году видеть на улицах Пскова кайзеровских солдат. Но по степени жестокости по отношению к людям, размаху грабежа третья оккупация не имела себе равных.
Объявление городского главы Пскова В. М. Черепенькина об установлении единовременного налога на восстановительные работы. Декабрь 1941 года.
Всё, что высказывалось нацистскими вождями о войне против Советского Союза, давно известно. Адольф Гитлер заявлял об уничтожении не только государства с названием «Советский Союз», но и об уничтожении русских как народа (здесь под «русскими» понимался не один этнос, а совокупность всех этносов, населяющих Россию). «Я намереваюсь грабить и, именно, эффективно», - это уже Герман Геринг. Подобных политических заявлений было множество.
А вот что думал об этой войне рядовой немецкий солдат, ставший оккупантом? Что двигало им, какие «высокие идеи» привели его в чужую страну? Ответы можно найти в письмах Иоганна Хайнриха Вике, немецкого священника . В письмах к жене он делится впечатлениями о походе на Восток. Несколько выдержек из этих писем:
10 июня 1941 года: «Вот теперь начинается… Итак, начнем с радостной верой борьбу, которую придется вести с потом и кровью (нашими кровью и потом), но и с духами тьмы».
16 июня 1941 года: «Вот мы и едем. Судя по направлению, поездка принесет прекрасные впечатления. Я вчера разговаривал с двумя дамами, которые рассказали мне о родственниках, которые ждут нас, и внушенного нами освобождения как «мессии». Когда слышишь подобное, то вновь хочется войны, которую возложили на нас».
12 июля 1941 года: «Город, у которого мы теперь располагаемся (Псков) ужасно разорен, а именно преимущественно бомбами и пожарами. Он был взят как раз в тот день, когда мы прибыли к вечеру. Солдаты осматривали улицы и дома с карабинами и приставленными штыками.
Еще горели большие магазины, а чудесные старые православные церкви с их тонко обработанными известковыми стенами и зелеными медными куполами стояли частью неповрежденными, частью же ужасно разрушенными среди развалин, смотрелись чуждо в гуле машин и беготне любопытных и взволнованных людей.
Прекрасная высокая церковь, несущая 5 куполов как корону, возвышается над городом, видная издалека… Мы опять здесь красиво живем. Я весь день просидел в большой прямоугольной палатке, которую мы построили из 8 новеньких русских палаточных полотен. Боковины мы высоко подняли, так что слабый ветерок охлаждал вспотевшие тела. На школьной парте (реквизированной) тыльной стороной вверх лежала наклеенная на белое полотно настенная карта из ближайшей школы, и когда она запачкается, наступит очередь другой.
«Последнее приглашение» для получения рабочего паспорта немецких властей Пскова. 21 ноября 1941 года.
В городе Пскове вчера оставшиеся бедные люди копошились, как в муравейнике. Они тащили из разрушенных магазинов и из частных квартир наобум все, что можно было схватить: продукты в огромных пакетах, развешанные в сетках, рейки в мешках за спиной, инструменты и всевозможные устройства.
…Ужасный запах от горящей шерсти и живых существ заражал целые кварталы города. И среди всей этой суматохи, порчи, борьбы за жизнь, добычу и собственность, гармоничные белые церкви в их непорочном спокойствии и мире. Хорошо, что люди здесь, несмотря на пуговицы с советскими звездами на рубашках и кителях, имеют в своих городах и деревнях церкви.
И крестьянин, рядом с домом которого мы расположились, и который сегодня тотчас появился при первых звуках Интернационала из нашего граммофона и благоговейно слушал Интернационал вместе со словами Сталина а при 36-м повторении пластинки еще раз вышел из дома и присоединился к нам, захваченным услышанным, - мы проиграли 36 пластинок с речью Сталина! - у него пуговицы с советскими звездами на зеленой рубашке, при этом у него в комнате есть красный угол с 3 иконками!».
Территория Псковщины была окончательно оккупирована лишь к концу лета 1941 года. Что же такое «оккупация»? Из словаря: «Оккупация (от лат. оccupatio) - захват, временное занятие вооруженными силами территории противника». Оккупация Советского Союза в 1941 году должна была продлиться вечно, она не планировалась как временная.
Оккупированная территория СССР была поделена на зоны административно-хозяйственного управления. Псков был отнесен к Северной России (граница территории проходила по линии Псков - Дно - Старая Русса).
С началом оккупации Псковская земля стала глубокой тыловой зоной двух группировок - «Север» и «Центр», «замиренной» территорией. Когда группа армий «Север» в составе 16-й, 18-й армий и 4-й танковой группы достигла пределов Ленинграда, то Псков и близлежащие районы стали для нее опорным тыловым районом, ее административным, хозяйственным и военным центром.
Размещение командования северной группировки и 18-й армии в Пскове наложило свой отпечаток на характер оккупации. В городе разместились: командование и хозяйственная инспекция группы армий «Север», командование 18-й армии, штаб оперативной команды 1-а (служба безопасности СД), военно-строительная организация рейхсминистра вооружения и боеприпасов Фрица Тодта (ее команды разместились на территории Довмонтова города), немецкие госпитали (гарнизонный госпиталь, здания школ), разведшколы (в городе и окрестностях), командование охранных дивизий, эстонские комендатура и полиция, штаб железнодорожных войск, пересыльные пункты.
Псковщина входила в оккупационную зону рейхскомиссариата «Остланд» . Вся полнота власти принадлежала военному командованию. Военная власть в Пскове была представлена начальником окружной военно-полевой комендатуры, городским военным комендантом, начальником полиции безопасности.
Постоянный гарнизон насчитывал около 20 тысяч, а временами доходил, по некоторым сведениям, до 70 тысяч.
«Новый порядок» («Die Neu Ordnung») был основан на жесточайшей эксплуатации, насилии над мирными гражданами, на культивировании постоянного страха за свою жизнь, на жестокости, убийствах, на грабеже «всего и вся».
В городе появились эмигранты из-за границы. Многие из них вошли в состав городского управления, главой которого был назначен бывший учитель математики В. М. Черепенькин. Городская управа находилась на переименованной улице Ленина, рядом размещалась и биржа труда. Именно сюда, по адресу ул. Плаунер, д. №11 (Дом специалистов), до 01.12.1941 должно было явиться взрослое население города, в первую очередь, мужчины (от 14 до 65 лет) для получения рабочих паспортов.
Саботаж трудовой повинности карался суровыми мерами, вплоть до расстрела (саботажем считалось отсутствие рабочего паспорта или соответствующей отметки в советском паспорте).
Монумент на площади Жертв Революции был перестроен, на нем укреплена свастика и доска с надписью «В память освобождения г. Пскова от большевизма германскими войсками 9 июля 1941 г.»
Все распоряжения немецкого командования должны были беспрекословно выполняться каждым «сознательным гражданином города», т. к. это его долг - трудиться в пользу тех, «кто не пожалел сил и своей жизни для освобождения русского народа от двадцатичетырехлетнего гнета и насилия».
Комендантский час с 20 часов до 5 часов утра (таким он был установлен с осени 1942 года, а до этого с 19 часов до 6 часов утра) ограничил передвижение жителей по городу. Обязательным было затемнение окон. Кроме того, с сентября 1942 года Псков был объявлен зоной с заградительными мерами, т. е. всякое самовольное переселение в город для постоянного проживания запрещалось.
Многие псковские улицы были переименованы: Октябрьская улица (до стены Окольного города в Летнем Саду) - в улицу Гитлера, Пролетарский бульвар (после стены Окольного города в сторону Крестов) - в Хауптштрассе, Ленина - в Плаунер, Свердлова - в Берлинерштрассе, Поземского - в Гдофферштрассе, Советская - в Берхрессаденерштрассе, К. Маркса - Фребель, Гоголя - в Главную. Некоторые улицы сохранили свои названия, но писались немецкими буквами. Население города в повседневной жизни пользовалось привычными довоенными названиями.
Сняты были два памятника - Ленину и Кирову - возле Дома Советов. Перенесены к зданию тюрьмы, потом и вовсе увезены для использования в качестве цветного металла. Кстати, цветной металл в обмен на продукты охотно принимали от населения города (приемные пункты находились возле Троицкого моста, на улице К. Маркса).
В первые дни оккупации для всех был открыт Псковский музей, потом его посетителями стали только немецкие солдаты. Здание музея позже, когда началось разграбление пригородов Ленинграда, стало перевалочно-сортировочным пунктом для привозимых ценностей из дворцовых музеев.
В период оккупации многие городские здания использовались по прямому своему назначению: тюрьма, ТЭЦ, почта, радиоцентр, театр, типография, аэродром, парикмахерские, столовые.
В Доме Советов разместились полевые комендатура и жандармерия, в левом крыле - госпиталь. В первой советской гостинице - «Октябрьской» - разместились штабы группы армий «Север» и 18-й армии (весь квартал был оцеплен колючей проволокой).
На углу Некрасова и Октябрьской улиц в кирхе рядом с храмом Анастасии в Кузнецах - Дом офицеров «Хаус Остланд». Здание бывшей Псковской Городской Думы (до войны Дом Красной Армии, находился на месте дома 1/3 по нынешней ул. Советской), был превращен в солдатский клуб.
На подворье Печерского монастыря около храма Одигитрии была открыта поликлиника для русских (с платным лечением). Детский прием стоил 3 рубля, для взрослых - 5 руб., вызов врача на дом - 8 руб., койко-день в больнице - 15 руб.
Во время оккупации месячная зарплата чернорабочего в Пскове составляла 220-230 руб., рабочего высокой квалификации - от 300 до 500 руб., учителя - от 300 до 1000 руб., сотрудника музея - 750 руб., городской глава В. М. Черепенькин получал 2000 руб. в месяц.
Цены на основные продукты и товары были следующими: порция щей в столовой - 20 руб., коробок спичек - 50 руб., десяток яиц - 100 руб., билет в театр - 15-20 руб., номер газеты «За Родину» - 50 коп., подписка на месяц (при 6 выходах в свет в неделю) - 12 руб., 100 г соли - 130 руб., пуд хлебного зерна - 1100 руб., пуд муки - от 1000 до 1500 руб., пуд картофеля - от 500 до 700 руб., 1 литр молока - 30-40 руб., сахарин - 40 руб. за 100 таблеток, пара мужских сапог - 10 000 руб., туфли женские - от 1500 до 2000 руб., мужские шерстяные брюки - от 300 до 1000 руб., табак - 150 руб. за 50 г., воз дров - от 300 до 400 руб., кусок мыла - 150 руб., расчёска - 120 руб.
Работали бани: Гельдтова - для немцев, на Плехановском посаде - для русских.
Снетогорский монастырь с весны 1942 года стал узлом связи и фактически резиденцией командующего группы армий «Север». Псков видел пятерых командующих армейской группой: фельдмаршалов Вильгельма фон Лееба, Георга фон Кюхлера, Вальтера Моделя, генерал-полковников Георга Линдемана и Иоханнеса Фриснера.
Осенью 1941 года в Пскове оказалось 10-12 тысяч человек. До войны в городе проживало 62 тысячи. С началом войны мобилизовано в Красную Армию около 15 тысяч человек. Многим удалось выехать, уйти в советский тыл. К 1942 году население города возросло до 30 тысяч, в основном, за счет тех, кто не успел в начале войны уйти от наступающей немецкой армии и осенью-зимой 1941 года вынужден был вернуться домой.
Основными обязанностями местного населения были: трудовая повинность (в основном для мужчин в возрасте от 14 до 65 лет, но женщины также получали рабочие паспорта), обеспечение поставок для немецкой армии (войска, расквартированные в зоне Остланд, обеспечивались всем необходимым, в первую очередь, продовольствием, за счет местного населения), обеспечение безопасности немецкой армии (в том числе охрана объектов военного значения, в частности, охрана железных дорог от партизан).
Неотъемлемой частью «нового порядка» была широкая система налогов. Были налоги «разовые», например обязательный единовременный налог в размере 10 рублей с каждого жителя города Пскова, независимо от возраста, в декабре 1941 года - «на продолжение восстановительных работ по благоустройству Пскова».
Система налогов определялась «Предварительным порядком взимания налогов Командира войск безопасности и Командующего войск Северной области от 19 апреля 1942 года», который постоянно «совершенствовался».
С податного населения (от 18 до 60 лет, вне зависимости от пола) взималась подушная подать в размере 120 рублей в год с человека, от него освобождались инвалиды. Был введен подоходный налог в размере 10% и налог с продаж также в размере 10% (при легальной торговле).
С 5 июня 1942 года в Пскове появился налог на собак, разумеется, домашних. Налог за собаку составлял 25 рублей в год. Если у хозяина была вторая собака, то за нее налог составлял уже 35 руб. в год, с каждой последующей собаки - по 45 рублей, за кошку - 30 руб. в год. В Стругах Красных введен налог «на бороду», т. е., заплатив в год 10 рублей, можно было ходить спокойно, не боясь, что могут принять за партизана. Но желательно при этом иметь документ об уплате этого налога.
Нарушение любого пункта «Постановления…» каралось тюрьмой или денежным штрафом в размере от 500 до 800 руб.
Надо заметить, что рубли, которыми платили налоги, это были советские деньги, с советскими символами и портретом В. И. Ленина. Курс германской марки к рублю составлял 1:10.
Существовал еще один вид денежных знаков для местного населения - т. н. «пункты». Ими, как правило, расплачивались с сельским населением за проданные сельскохозяйственные продукты и сырье (например, лён).
Сельское население, помимо денежного, облагалось еще и натуральным налогом. Каждое хозяйство должно было поставлять определенное количество яиц, мяса, молока, картофеля, овощей, сена в пользу новых властей. За отказ или неуплату, недоплату виновник сажался в тюрьму, за него ответчиками были его односельчане. Использовался принцип круговой поруки.
В начале оккупации новая власть отказалась от ликвидации колхозов, т. к. собирать продналог с коллективного хозяйства легче, чем с единоличников. Колхозы были ликвидированы только весной 1942 года.
По специальным распоряжениям немецких властей жители обязаны были сдавать оружие, радиоприемники, велосипеды, лыжи с палками (даже детские). За неисполнение - наказание вплоть до расстрела.
Возобновили работу некоторые псковские предприятия. Заработала электростанция, ремзавод, возобновилось движение трамвая (трамвайные рельсы в конце оккупации были сняты и увезены в Германию).
Было запущено крупнейшее предприятие города - меховая фабрика (бывший кожевенный завод «Пролетарий», чье оборудование и сырье советские власти при эвакуации вывезти не успели). Здесь шили и ремонтировали меховую одежду и обувь для немецкой армии. На фабрике в трех цехах (скорняжном, трикотажном, сапожном) трудилось около 600 псковичей. Именно здесь известны случаи массовых публичных порок рабочих «за плохую работу», «за брак», «за вредительство» - 15 ударов плетьми).
На углу Новгородской (бывшая Карла Маркса) и Пушкинской улиц работала прядильно-ткацкая фабрика с числом работников около 370 человек.
Среди мест работы числились Крыпецкое торфопредприятие и Ваулинские гравийные разработки (к Ваулиным горам была проведена узкоколейка, высокого качества песок увозился в Германию). Труд был каторжным, зарплата - мизерной, условия работы - очень тяжелыми, недаром в Пскове Ваулинское предприятие называли не иначе, как «Ваулинская каторга».
Источников заработка в городе было мало, население существовало кое-как, перебиваясь за счет выменянных на вещи продуктов. Меняли вещи на продукты, покупали их на Торговой площади (нынешняя пл. Ленина) в базарные дни (с сентября 1941 года базарным днем был понедельник).
В первые дни оккупации базар на Торговой площади в Пскове не работал. Только в первой половине августа 1941 года базару было разрешено собираться. На базаре часто устраивали облавы, выискивая партизан. Иногда во время облав отбирали молодежь, чтобы отправить на работы в Германию. Властям приходилось прибегать к облавам, так как желающих ехать в Германию добровольно было немного (хотя объявления печатались в газетах регулярно с начала 1942 года).
Псковская газета периода оккупации «За Родину» называла базар «главным нервом жизни Пскова»: «Три длинных ряда двойных прилавков, подведенных под крышу… Большинство продуктов, как ягоды, мука, сахар, разная крупа, мак, мед продаются только стаканами. Картофель продается «мерой», а зимой и весной горшками, по 20-25 картофелин».
Обилие продуктов в газетной статье не дает полной картины в обеспечении продовольствием жителей и города и псковской деревни. Население голодало. В городе была введена карточная система на получение продовольствия: работающие получали 300 грамм хлеба в день (в блокадном Ленинграде - 250 г), неработающие - 175 г. Кроме этого, полагалось 200 кг картофеля в год работающим, неработающим - 100 кг.
Голод в Пскове спровоцировал эпидемию сыпного тифа, начавшуюся в январе 1942 года. Эпидемия охватила и городское, и сельское население. Если в городе немецкие власти принимали меры по лечению и профилактике тифа (тиф лечили бесплатно), то на селе принимались крутые меры - деревню просто огораживали колючей проволокой, запрещая въезд и выезд.
Все меры немецких властей по благоустройству Пскова: по расчистке завалов, разборке развалин, ремонту дорог, восстановлению водопровода, трамвайных путей, снабжению продовольствием и т. д., и т. п. проводились отнюдь не из чувства жалости и сострадания к местному населению. Город был наводнен оккупационными войсками, штабными учреждениями, которым хотелось более-менее сносных условий существования.
«Родной язык. Четвертая книга для чтения»
Важная роль в работе с местным населением отводилась пропаганде германского образа жизни. Формированию положительного образа немецкой нации призваны были способствовать статьи в прессе, передачи по радио, школьные учебники.
Так, в учебнике «Родной язык. Четвертая книга для чтения» размещены несколько рассказов о Германии. Это - «Земледелие в Германии», «На заводе в Германии», «В немецкой деревне». В рассказах главная тема - трудолюбие, практичность, рационализм немецкой нации.
Небольшой немецкий рассказ на русском языке «На государственной трудовой повинности в Германии» дает удивительно «трогательную» картину из жизни остарбайтеров в Германии: «В Германии все знают девушек государственной трудовой повинности. Каждый с радостью смотрит на них и читает в их ясных и открытых лицах радость труда, гордое сознание своего долга и пользы своей работы. …Где бы вы ни встретили такую девушку - в городе, в поезде или в деревне - всегда с восторгом рассказывает о своей работе, своем лагере и своих подругах».
Трудно сказать, мог бы кто-то из 11 тысяч вывезенных из Пскова остарбайтеров вспоминать о жизни «в неметчине» с такой радостью. Да, было в Германии то, что поражало многих, когда попадали в Германию - это условия быта хозяев. Правда, по возвращении на Родину об этом особо не распространялись. Для большинства это было рабство. В рассказе не упомянуто об обязательном ношении на одежде нагрудного знака «OST», клейма раба.
О полном бесправии вывезенной в Германию рабочей силы поведала в Опросном листе псковичка Катя Борисова, вывезенная на работу в Германию в 1942 году. Тогда ей было 16 лет. В Германии была отдана в работницы владельцу строительной фирмы Оскару Кальмусу.
Из Опросного листа К. Борисовой: «Вставала к 6 часам, убирала 27 помещений, приготовляла завтрак для 7 человек семьи, убирала тротуары, стирала, топила кочегарку. Кормили для такой работы плохо и недостаточно. За проступки 5-летнего сына хозяев фрау Кальмус неоднократно избивала и обзывала партизанкой и русской свиньей».
Система народного образования на оккупированной территории практически была уничтожена. Если вспомнить, что говорилось вождями нацизма об образовании для русских (4-х классное образование, минимум предметов: русский и немецкий языки, счет до 500, четыре арифметических действия, Закон Божий, пение, труд, рисование), то неудивительно, что в Пскове с перерывами работало несколько школ для детей 8-12 лет (около 200 учащихся).
В сентябре 1941 года была открыта детская художественная школа, где рисованию обучалось 45 детей.
В оккупированном Пскове в мае 1942 года возобновил регулярную работу радиоузел. Передавались русские народные песни (3-4 раза в день), читались лекции о Германии, Гитлере, передавались сводки с фронта (до 6 раз в день).
Периодическая печать на оккупированной Псковщине представлена была газетами двадцати наименований («Свобода», «Путь к счастью», «Радость» «Новое время», «Псковский вестник» и др.) Самыми читаемыми были «Правда» и «За Родину».
Газета «За Родину» печаталась на типографском оборудовании фронтовой газеты Северо-Западного фронта «За Родину» (оборудование типографии не успели вывезти при отступлении). Первый номер газеты вышел 10.09.1942 года.
В целях идеологической «обработки» местного населения были созданы круглогодичные т. н. «политические школы». Их в обязательном порядке должны были посещать представители интеллигенции - врачи, учителя, как «основные носители идеологии».
Темы лекций: «Хозяйство СССР и Германии», «Биография Гитлера», «Новая Европа», «Расы и расовая теория», «Две революции» (Октябрьская революция в России и приход к власти в Германии национал-социалистов), «Забота германских властей о честных советских гражданах», «Поддержка германских войск - забота о будущем своем счастье», «Адольф Гитлер и дети» и др.
Бесплатная раздача брошюр о жизни Германии, о сельском хозяйстве, промышленности, о вождях германской нации, демонстрация передвижных фотовыставок, киносборников - все это должно было убедить оккупированное население в самых «чистых» намерениях оккупантов.
В Пскове в августе 1941 года появились представители Русской Православной миссии, созданной в Риге. Возглавлял миссию Прибалтийский экзарх Митрополит Сергий (Воскресенский).
Задача миссии была определена как возрождение духовной жизни на освобожденной (от большевизма) территории. Возрождение подразумевало открытие храмов, закрытых при Советской власти, восстановление приходов. Около 300 священников прибыли из Прибалтики на Псковщину в составе миссии. У миссии в Пскове было свое печатное издание - «Православный христианин».
Тема Псковской Православной миссии нуждается в более подробном освещении. Отношение к ней до сих пор нельзя назвать однозначным. Кто-то считает Миссию неотъемлемой частью Русской Православной Церкви, кто-то - относит ее участников к разряду коллаборационистов.
С началом оккупации в Пскове были открыты 10 храмов, в том числе Троицкий собор. Правда, некоторые храмы в Пскове потом снова были закрыты, в них разместились конюшни, склады торфа, угля. В конце концов в Пскове в течение всего периода оккупации действовало два храма - Троицкий собор и церковь Дмитрия Солунского (на бывшем Петровском, нынешнем Плехановском посаде).
1 января 1942 года верующих псковичей обрадовала передача Псковской Православной миссии чудотворного образа - Тихвинской иконы Божьей Матери. Хранилась икона в кладовой комендатуры. На службу в Троицкий собор икону сопровождали немецкие часовые. Именно из Пскова эта православная святыня отправилась заграницу на долгие шесть с лишним десятков лет.
22 июня в Пскове отмечался оккупационными войсками как день начала борьбы за освобождение России. В этот день в Пскове проводился военный парад. В 1943 году парад немецких войск возглавила рота гвардейской бригады Русской Освободительной Армии (РОА), дислоцировавшейся в Стремутке. По некоторым сведениям, это был единственный парад РОА на оккупированной территории СССР.
Возглавивший РОА генерал А. А. Власов в апреле 1943 года предпринял агитационную поездку по тыловому району группы армий «Север». Выехав из Риги, Власов по пути заехал в Псково-Печерский монастырь, побывал в Пскове, Дно, Порхове, Дедовичах, Сольцах, Гдове, Луге, Сиверской.
В поездке генерала сопровождали члены т. н. «Русского комитета», созданного в начале 1943 года в Пскове для сбора средств на создание РОА и вербовки добровольцев. В состав комитета входили городской глава Пскова В. М. Черепенькин, бывший городской глава Новгорода Пароменский, редактор газеты «За Родину» Г. Д. Хроменко. Комитет способствовал организации в Пскове курсов пропагандистов и курсов медсестер для РОА.
Эта поездка генерала Власова дорого ему обошлась: выступления Власова в тылу группы армий «Север», его заявления в псковском театре и в Сольцах типа: «Мы не хотим коммунизма, но мы также не хотим быть немецкой колонией», «В Москве мы примем немцев как гостей, а не поработителей и захватчиков» не были одобрены немецким командованием. В результате А. А. Власов был отозван в Берлин.
«Здесь сидела Тося (11 лет), за скрывательство на чердаке»
Немецкие указатели на Торговой площади Пскова.
Псковское подполье приступило к борьбе с оккупантами уже в начале августа 1941 года. Первые листовки Псковского райкома ВКП (б) «Не верьте фашистской брехне» появились в Пскове 6 и 7 августа 1941 года. Они призывали к борьбе против захватчиков. Псковский городской комитет ВКП (б) включился в борьбу позже - осенью 1941 года.
Руководители райкома и горкома ВКП (б) (Иван Григорьевич Киселев и Андриан Васильевич Гущин), несмотря на трудности с оружием, продовольственными базами, организационные проблемы, создали межрайонный подпольный партийный центр, объединивший подпольные группы на территориях близлежащих районов и в городе Пскове.
К осени 1941 года в Пскове уже действовали 18 подпольных групп, которые объединяли более 100 человек.
С первых дней оккупации стали обычными публичные казни, расстрелы. 7 августа 1941 года на Торговой площади были повешены два брата: Ефим Федорович Пучков и Кузьма Федорович Фёдоров - «за саботаж».
Спустя 10 дней, 17 августа (в воскресенье) на той же площади были расстреляны 10 заложников . Псковичи были казнены за одного убитого в Пскове немецкого солдата, которого нашли мёртвым в канализационном люке на ул. Гоголя .
По предположению родственников убитых, список кандидатур был составлен кем-то в городской управе и, предположительно, мог быть предметом сведения счетов.
Многих взяли прямо на улице, за работником паспортного стола Иваном Ивановичем Фоминым приехали домой в Завокзальный район.
Дворник, не владевший грамотой, Дмитрий Ионович Ионов был взят прямо на рабочем месте (во дворе немецкой воинской части на ул. Гоголя), в рабочем фартуке, с метлой в руках.
По радио было объявлено, что если убийца немецкого солдата добровольно объявится и сдастся властям в течение суток, то заложников отпустят. Никто не явился.
Казнь была публичной, на нее приказано было явиться всем жителям города. Тела расстрелянных висели на столбах два дня, а потом были вывезены за город, на Палкинскую дорогу.
Перрон Псковского железнодорожного вокзала в период оккупации.
Тело парикмахера Александра Ивановича Янчевского (работавшего в том числе в тюрьме), которого также забрали дома, выпросила у немцев его вдова, которая нашла знакомых, которые свели с немецким офицером, который показал ей место общего захоронения, было дано разрешение на вскрытие могилы, и супруга перезахоронила тело мужа на Дмитриевском кладбище в Пскове. О судьбе тел других казненных ничего не известно.
Страшные снимки казни хранил три года немецкий офицер, попавший в плен под Ригой, где фотографии были изъяты и переданы в Псковское управление Министерства государственной безопасности. Территориальная принадлежность фотографий была установлена по одинаковым аккуратным надписям на обороте на немецком языке: «Расстрел десяти партизан. Плескау. 17 августа 1941 года». Две фотографии были переданы управлением МГБ в Псковский музей-заповедник, одна - в государственный архив Псковской области.
Столбы на месте казни перед магазинами на тротуаре Торговой площади сохранялись до конца оккупации как напоминание.
Тогда же, в августе 1941 года, уже после расстрела, на Торговой площади Пскова было собрано около трех тысяч псковичей - мужчин от 16 до 55 лет. Сначала было объявлено «явиться на регистрацию», но почти никто не пришел. Тогда немцы провели облаву, по всему городу арестовывали людей и сводили на площадь. К вечеру колонну пешком отправили в фильтрационный лагерь под Печорами (на окраине города) .
В лагере немцы выявляли неблагонадежных: партийных и комсомольских деятелей, руководителей предприятий. По воспоминаниям выживших, заключенных концлагеря выстраивали в шеренги, перед которыми медленно шла девушка-блондинка в черных очках, которую привозили из Пскова, и указывала на узнанных ею людей. Там же проводились расстрелы.
| Центр Пскова в период оккупации. Аэрофотосъемка. 1943 год. |
За побег одного человека расстреливали десять человек. В лагере жили под открытым небом, людей кормили один раз в день баландой. Из лагеря в Псков вернулись не все, а из тех, кто вернулся, многие стали инвалидами.
Массовому уничтожению подверглись цыгане и евреи. Все жители Пскова еврейской национальности осенью 1942 года были вывезены за город и расстреляны (в Ваулинском карьере и около деревни Подборовье Псковского района) .
Все условия «нового порядка» ложились бременем на гражданское население. Но самым ужасным было отношение к человеческой жизни - террор в отношении к мирному населению, к военнопленным.
Любое неисполнение распоряжений властей, уклонение от трудовой повинности рассматривалось как саботаж и строго наказывалось - от штрафа до тюрьмы и расстрела. За отказ от работы полагался штраф от 500 до 800 рублей, принудительные работы, отправка в лагерь.
Псковские концлагеря для советских военнопленных стали местом гибели не менее чем 220 тысяч наших солдат .
Псковская тюрьма (в этом здании на углу нынешних ул. Некрасова и Спегальского, там и сейчас следственный изолятор) была переполнена, в камерах заключенные иногда могли только стоять. В тюрьму попадали за неуплату налогов, нарушение комендантского часа, паспортного режима, за вредительство, за участие в сопротивлении.
Стены псковской тюрьмы были испещрены надписями узников: камера № 6: «4 ночи стояли, а теперь не знаем куда повезут», «Был расстрелян за надпись на стенах 23 февраля 1942 года», «Вася Богачев (10 лет) и Люся Богачева (9 лет)», камера № 15: «Здесь сидела Тося (11 лет), за скрывательство на чердаке. Долой с русской земли фашистов», камера № 10: «Стволова Клава здесь держала пытки» .
С 1942 года массовые расстрелы немецкие власти перенесли в окрестности Пскова. Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Пскове установила в 1944-1946 гг., что расстрелы производились в Крестах, у Рижского железнодорожного моста, в районе салотопенного завода (в районе лесхоза), у деревни Андрохново. Комиссия установила, что в результате расстрелов, казней, истязаний за период немецкой оккупации Пскова было уничтожено свыше 3500 мирных граждан.
Тема немецкой оккупации - не простая. Отношение к ней не однозначное, как со стороны обывателей, так и со стороны историков. Часто можно услышать мнение о том, что оккупация - дело не страшное, её можно пережить, но не дай Бог кому-либо, когда-либо пережить хотя бы сотую долю того, что пережили наши земляки в годы последней войны.
Марина САФРОНОВА,
старший научный сотрудник исторического отдела Псковского государственного музея-заповедника, специально для «Псковской губернии».
1 См. подробно первую часть серии: М. Сафронова. Псков сорок первого // «ПГ», № 26 (548) от 6-12 июля 2011 г.
2 И. Х. Вике (1908-1996) - армейский пастор, участник похода вермахта во Францию, в составе 18-й армии группы армий «Север» участвовал во вторжении на территорию Советского Союза по маршруту Тильзит - Якобпилс - Остров - Псков - Струги Красные - Оз. Самро - Петергоф. На Восточном фронте находился до весны 1942 года.
3 Перевод писем передан в 2004 году Петером Вике в комитет по культуре администрации г. Пскова.
4 Рейхскомиссариат Остланд (центр — Рига) включал территорию прибалтийских республик СССР и Белоруссии (рейхскомиссар Генрих Лозе), а также оккупированную часть Ленинградской области.
5 Это была первая ежедневная русская газета на оккупированной территории, выходила с 10 сентября 1942 до начала 1944 года. Она пришла на смену газете «Псковский вестник».
6 Опросный лист - специальная форма КГБ СССР для лиц, вернувшихся из Германии после принудительных работ.
7 Точный список казненных до сих пор не ясен, по нему есть разногласия исследователей. На сегодня в списке находятся (при значительной неполноте сведений): школьник Владимир Архипов (юноша 15-16-17 лет), Богданов, Владимир Дмитриев (1924 г. р.), дворник Дмитрий Ионович Ионов (1886 г. р.), Александр Тимофеевич Молчанов (60 лет, портной), Владимир Сметанин, Алексей Кузьмич Тех(р)ников, работник паспортного стола Иван Иванович Фомин (1901 г. р.), парикмахер Александр Иванович Янчевский, Озолин Бейк. Псковский государственный музей-заповедник и редакция газеты «Псковская губерния» будут признательны за любые дополнительные сведения. В первую очередь просим откликнуться родственников.
8 Согласно приказу немецкого командования, за одного убитого немецкого солдата должны быть казнены 10 жителей оккупированной территории, за одного убитого офицера - 20 человек. Этот порядок действовал в течение всего периода оккупации.
9 Частично список находившихся в фильтрационном лагере восстановлен по ходатайствам родственников в Псковскую городскую управу. Это всего лишь немногим более 100 человек, имена остальных остаются неизвестными. Точное число казненных неизвестно. Памятный знак на месте массовых казней до сих пор не установлен.
10 Точное место казней евреев на Ваулиных горах не установлено, место расположения памятника выбрано по топониму. Место массовых казней у дер. Подборовье памятным знаком не отмечено.
11 См. подробно: М. Киселев. На псковских могилах не ставят крестов // «ПГ», № 33 (302) от 30 августа - 5 сентября 2006 г.; Е. Ширяева. Живые и мертвые // «ПГ», № 19 (388) от 14-20 мая 2008 г.; Е. Ширяева. Город мёртвых // № 37 (406) от 17-23 сентября 2008 г.; А. Старков. Дважды убитые // № 24 (495) от 23-29 июня 2010 г.; Редакция. Хоронить нельзя строить // «ПГ», № 27 (498) от 14-20 июля 2010 г.; Л. Шлосберг. Главное - достроить дом? // «ПГ», № 34 (505) от 1-7 сентября 2010 г.; Л. Шлосберг. Пески забвенья // «ПГ», № 18 (540) от 11-17 мая 2011 г.; Л. Шлосберг. Сильнее звука // «ПГ», № 21 (543) от 1-7 июня 2011 г.
12 Надписи были зафиксированы в 1944 году при осмотре тюрьмы после освобождения города.
Несмотря на приказ командования удерживать город любой ценой, 19 сентября 1941 года
в Киев вошли немецко-фашистские войска. Большая часть предприятий и организаций была эвакуирована, но сотни тысяч киевлян оставались в городе фактически заложниками. Оккупация продлилась 778 дней
, однако именно в сентябре-октябре 1941 года город и его жители понесли самые большие потери.
К тому моменту, как в Киев вступили гитлеровские войска, в городе оставалось примерно четыреста тысяч горожан, остальные либо ушли на фронт, либо эвакуировались. Эвакуация производилась на пяти вокзалах, однако, хотя желающих уехать и было изрядно, всех увезти не могли. Вокзалы полностью были оцеплены, на них функционировали особые пропускные пункты, за ограждение которых пропускали лишь тех, кто имел бронь. С началом войны 200 тысяч киевлян ушли на фронт, 325 тысяч были эвакуированы. Но в городе осталось 400 тысяч брошенных жителей.
С началом эвакуации сперва опустели дома, а за ними - и целые районы Киева. К примеру, на Липках, - там обитали в основном члены НКВД, - не осталось никого. После отступления советских войск население в панике принялось грабить магазины. Началось это семнадцатого сентября, и закончилось девятнадцатого: именно в тот день в город вошли немецкие войска. 19 сентября 1941 года, к 13 часам дня, с Подола, по ул. Кирова, в город начали входить передовые немецкие части. Толпа антисоветски настроенных лиц, в количестве до 300 человек, на площади Калинина встречала входящие немецкие части с цветами и звоном колоколов Печерской лавры. «Торжественная» встреча немецких войск была нарушена взрывом колокольни Печерской лавры, от которого погибло до 40 немцев.
Люди старались взять всё равно что, начиная с иголок и заканчивая увесистыми шкафами. Взятое позже предполагалось обменивать на еду, так как все продукты были вывезены из города. То же, что вывезти по каким-либо причинам не смогли, было утоплено в Днепре. Свидетели рассказывают, что немцы пришли в город без стрельбы, грабежей и насилия: тихо, мирно, как к себе. Многие люди просто наблюдали за тем, как на улицах постепенно становится больше людей, одетых в серые шинели. На улице Крещатика и Прорезной, где раньше был магазин, немцы устроили пункт сдачи таких вещей, как радиоприёмники. Делалось это по вполне понятным причинам: чтобы лишить население информации от Совинформбюро. С этого всё и началось. Всего за время оккупации погибло около 200 тысяч киевлян.
В объективе - первые дни Киева при немцах, также последующие тяжелые дни до освобождения. Ныне привычные для нас места в 1941 году выглядели вот так.
Оборонительные и противотанковые сооружения возле гастронома на пересечении Брест-Литовского проспекта (ныне - проспект Победы) и 2-го Дачного переулка (ныне - улица Индустриальная), 1941 год. Сейчас на этом месте находится станция метро Шулявская.
Оборонительные сооружения на улице Ленина (ныне - Богдана Хмельницкого) возле пересечения с улицей Лысенко, 1941 год. Справа от этого места сейчас находится Зоологический музей.
Оборонительные сооружения на улице Крещатик, 1941 год. Фото сделано со стороны Бессарабской площади. В центре фотографии, с левой стороны улицы видно высотное здание ЦУМа.
Оборонительные сооружения на пересечении бульвара Шевченко с улицами Саксаганского и Дмитриевской, то есть в районе современной площади Победы, 1941 год.
Пылающий завод Большевик, результат немецких бомбежек, 23 июня 1941 года.
Строительство земляных оборонительных сооружений поперек улицы Лютеранской в районе Крещатика, 1941 год.
Немецкий бронетранспортер SdKfz-231, захваченный солдатами 1-го дивизиона 4-го батальона особого назначения НКВД.
Т-26 на Цепном мосту, тогда мост назывался им. Е. Бош, 1941 год. Цепной мост был взорван в сентябре 1941-го отступающими красноармейцами и восстановлен уже никогда не был. На этом месте сейчас стоит мост Метро.
Трофейная самоходно-артиллерийская немецкая установка StuG-III у входа в оперный театр, 1941 год.
Разграбленный мародерами магазин "Газированная вода" на Крещатике, 19 сентября 1941 года. В этот день немецкие войска вошли в город
Разгромленный "Красный уголок" в Павловском садике на пересечении улиц Ново-Павловской и Гоголевской, 19 сентября 1941 года.
Немецкая аэрофотосъемка Киева, июнь 1941 года. Цифрами обозначены: 3 - здание старого Арсенала, 5 - Подольский ж/д мост, 6 - мост Е. Бош и его продолжение - Русановский мост, 7 - еще не законченный деревянный Наводницкий мост, сейчас на его месте мост им. Патона, 8 - Дарницкий ж/д мост.
Первые немецкие машины на Крещатике, сентябрь 1941 года. Снимок сделан в районе Бессарабского рынка. В 41-ом на этом месте была бакалея, а сейчас там несколько спортивных магазинов.
Интересно, что немец ведет машину сидя на дверце, таким образом, улучшая себе обзор. В руках некоторых киевлян пакеты с продуктами, последнее, что удалось забрать из разгромленных магазинов.
Автомобиль "Ауди" стоит напротив дома №47 по улице Крещатик, в то время там находился отель "Национальный", сентябрь 1941 года. На снимке видно, что у женщины на ногах тапочки, плетенные из камыша.
Немецкий мотоциклист на Крещатике, киевляне с интересом смотрят на него, сентябрь 1941 года. Справа - здание ЦУМа, впереди - Бессарабка. Это фотография из американского журнала "Life" за 3 ноября 1941 года.
Старик наблюдает за идущими немцами, 19 сентября 1941 года.
Разведывательное подразделение Вермахта, 19 сентября 1941 года. Слева - здание старого Арсенала, справа - башня Ивана Кушкина со сделанной в ней амбразурой, в глубине видно Святотроицкие ворота лавры. На тротуаре - рельсы трамвая №20, сейчас на этом месте - маршрут троллейбуса №20. Фото из журнала "Life".
Немецкие солдаты на четвертом ярусе колокольни в Печерской Лавре. На дальнем плане горит еще не достроенный деревянный Наводницкий мост, сейчас на его месте мост Патона. Фото из журнала "Life".
Фото сделано с лаврской колокольни. Внизу - сад и оборонительные стены лавры с башней Ивана Кушкина, справа - старый Арсенал (сейчас там Украинский Исторический Центр), в центре снимка - церковь Святого Феодосия Печерского, чуть выше видно здание обувной фабрики №1 (сейчас там обувная фабрика "Киев").
Немецкий часовой на лаврской колокольне, на Днепре горит Наводницкий мост, 20 сентября 1941 года. Фотография из журнала "Volkischer Beobachter".
Немецкий связист на территории Лавры, сентябрь 1941 года. Дымит колокольня, ее подожгли подпольщики или отступающие красноармейцы. Слева виднеется крест на могиле Столыпина.
Немцы во дворе Верхней Лавры возле Троицкой церкви, сентябрь 1941 года.
Площадь Сталина (ныне - Европейская), сентябрь 1941 года. Немецкие колонны движутся вверх по улице Грушевского. Слева - Публичная библиотека (теперь - Парламентская), в глубине - Музей украинского искусства, чуть выше - здание Совнаркома (теперь - Кабинет Министров Украины).
Немецкие колонны идут на Печерск, вверх по улице Грушевского. На заднем плане виднеется здание Костела, сентябрь 1941 года.
Немецкая Pak-35 ведет огонь из Мариинского парка по отступившим в Дарницу частям РККА, 20 сентября 1941 года.
Немцы на Липках, 20 сентября 1941 года. Справа - Мариинский парк, слева - Дом Красной Армии (ныне - Дом Офицеров), а в глубине - церквушка дворцового ансамбля (сейчас на ее месте гостиница "Киев"). Фото из журнала "Volkischer Beobachter".
Немцы осматривают укрепления на пересечении улиц Жилянской и Кузнечной, 20 сентября 1941 года.
Немецкий патруль на улице Франко. Видны противотанковые ежи и бочки с водой для тушения возможных пожаров, сентябрь 1941 года.
Фашисты разворачивают зенитную батарею на смотровой площадке в Пионерском парке (бывшем Купеческом), сентябрь 1941 года. Сейчас на этом месте знаменитая арка "Дружбы народов" и все та же смотровая площадка.
Немецкие войска продолжают входить в город, колонна движется по улице Саксаганского, это квартал между улицами Паньковской и Льва Толстого, сентябрь 1941 года. Слева от фотографа находится дом-музей Леси Украинки.
Бульвар Шевченко, впереди Бессарабский рынок, сентябрь 1941 года.
Угол бульвара Шевченко и улицы Владимирской, за спиной фотографа парк Шевченко. Груды земли на тротуарах - очевидно, остатки баррикад.
Отступающие красноармейцы полностью разрушили водопровод и канализацию. На фотографии немецкие солдаты достают воду - себе и киевлянам - на месте бывшего Михайловского Златоверхого (сейчас он восстановлен). На заднем плане здание ЦК КП(б)У (ныне - здание МИД).
Беженцы в сквере у Золотых ворот возле всем известного чугунного фонтана.
Первый приказ немецкой власти - всем киевлянам зарегистрироваться и начать работать. Незарегистрировавшиеся объявляются саботажниками и расстреливаются. Этот чистильщик обуви начал работать с первого дня, на табличке написано: "Артель "Чистильщик", лоток №158".
Железнодорожный вокзал, снимок сделан в первые дни оккупации. Частично вокзал был разрушен немецкими авианалетами и окончательно - отступавшими красноармейцами.
Противотанковый ров и стрелковые амбразуры на Дегтяревской улице
Разбор баррикад на улице Ленина (сейчас - Богдана Хмельницкого). Справа видно здание театра им. Леси Украинки.
Киевляне в присутствии немецкого фельджандарма разбирают завалы на улице Институтской, недалеко от Крещатика. Слева - немецкие штабные автобусы (в здании Октябрьского дворца находился немецкий оккупационный штаб), справа - киевляне читают оккупационные листовки и газеты, 21-23 сентября 1941 года.
Здание штаба Киевского военного округа занято немцами. Сейчас в этом здании находится секретариат президента Украины.
Немцы перед Оперным театром
Дети в оккупированном Киеве, сентябрь 1941. 
Киевляне на Крещатике слушают немецкую радиопередачу, передаваемую с радиомашин, осень 1941 года. Слева - дома №6-12, справа - №5-7.
Br>
Начало бульвара Шевченко, сентябрь 1941 года. Слева - отель "Палас" (сейчас - "Украина"). На трансформаторной будке еще висит советский плакат "Бей гадину" и довоенное объявление "Набор на курсы счетоводов и бухгалтеров". Со временем немцы здесь поставили виселицу, на которой казнили "врагов Рейха", и только в 1946 году на этом месте поставили памятник Ленину.
Плакат "Гитлер освободитель" на фасаде оперного театра, сентябрь 1941. Плакат наклеен прямо на довоенные театральные афиши оперы "Запорожец за Дунаем", "Наталка-Полтавка" и т.д.
Раздача газеты "Украинское слово" на улицах Киева, 4 октября 1941 года. 
На въезде в город.
Немецкий офицер позирует на фоне Андреевской церкви, осень 1941.
Колокольня Покровской церкви на Подоле и Андреевская церковь, осень 1941.
Двор здания ЦК КП(б)У (теперь - здание МИДа), осень 1941.
Тот же двор, дети войны.
Вестибюль здания Верховного Совета УССР, осень 1941 года.
Зал заседаний Верховного Совета УССР, осень 1941 года. Как и вестибюль, зал почти не изменился. Убрали только скульптуру Сталина во весь рост, барельефы классиков коммунизма и гербы СССР и УССР.
Дом на подоле, осень 1941 года. 
Остатки баррикад на пересечении улиц Жилянской и Коминтерна, дальше - Вокзальная площадь и вокзал. Унизительно висят бюсты Ленина и Сталина, наверное, вынесенные из соседнего завода "Ленинская кузня". Ниже указатель "Feldgend. Zug Doebert" - "Фельджандармерия. Взвод Доберта".
Стадион Динамо.
Музей В. И. Ленина.
Возле Аскольдовой могилы.
Немецкое кладбище, вдали - Аскольдова могила.
Красный корпус Университета Шевченко.
Здание филармонии на площади Сталина, 1941 год.
Торговец граммофонными пластинками беседует с немецким солдатом.
Площадь Калинина (ныне - Майдан Незалежности - Площадь Независимости), сожженная органами НКВД, конец сентября или начало октября 1941 года. 
Советские военнопленные проходят по Михайловской площади, сейчас это здание МИД, сентябрь 1941 года. 
Угол улиц Крещатик и Прорезная, 24 - 25 сентября 1941 года. Так выглядел центр Киева. 
Это и следующее фото - немецкие пожарные тушат горящий центр города. 
Мост им. Е. Бош, взорванный отступающими красноармейцами, конец сентября 1941 года. 
Русановский мост, также взорван красноармейцами.
Вид на Крещатик с Бессарабской площади, один из первых взрывов и пожаров, 24 сентября 1941 года.
Горящий центр Киева.
Горит здание бывшей гостиницы "Националь."
Разрушенный дом Гинзбурга. Двенадцатиэтажный дом был построен в 1912 году и почти 30 лет был самым высоким зданием в Киеве. В первые дни оккупации Киева немцами, в доме находилась подпольная штаб-квартира сотрудника НКВД Ивана Кудри, который руководил сентябрьскими взрывами центрального Киева. Дом Гинзбурга оказался в числе взорванных.
Успенский собор Киево-Печерской Успенской лавры, ноябрь 1941 года.
Проспект Науки в районе улицы Лысогорской, осень 1941 года. Здание в глубине снимка и сейчас еще стоит на углу этих улиц. 
Угол улиц Мельникова и Пугачева, осень 1941 года.
Улица Банковая, осень 1941 или весна 1942 года. Вдали несколько охранников у занятого немцами здания штаба Киевского военного округа, сейчас там находится Секретариат Президента Украины.
Здание Верховного Совета УССР, конец 1941 или начало 1942 года. 
.jpg)
Угол Красноармейской (ныне - Большая Васильковская) и Жилянской, осень 1941 года. 
Угол бульвара Шевченко и нынешней улицы Михаила Коцюбинского, предположительно 1942 год. Во времена немецкой оккупации бульвар Шевченко назывался Ровноверштрассе. 
.jpg)
Вниз по бульвару Шевченко.jpg)
Улица Коминтерна (ныне - Симона Петлюры), точная дата неизвестна. Снимок сделан чуть ниже развилки у памятника Щорсу, впереди - железнодорожный вокзал. 
Евбаз (еврейский базар) - это место между бульваром Шевченко и Брест-Литовским проспектом (ныне - проспект Победы), теперь на месте базара находится цирк, дом на заднем плане справа сохранился, сейчас в нем международные авиакассы. 
Еще один снимок Евбаза. 
Немецкая открытка времен оккупации, взорванный мост им. Евгении Бош.
Площадь Сталина (ныне - Европейская площадь), предположительно 1942 год. Справа на фото - филармония, на месте дома слева сейчас находится бывший музей Ленина.
Три фото ниже - фашистские объйвления во время оккупации 
Сооруженные немцами временные переправы, 1942 год. Сейчас здесь проходит Днепровская набережная. 
Наводницкий мост, 1942 год.
Немецкие указатели.
Несколько распоряжений немецкого командования из газеты "Українське слово" за октябрь 1941 года.
Продуктовый магазин только для фашистов, улица Большая Житомирская, 40. 
Биржа труда на улице Смирнова-Ласточкина, дом 20, это здание Национальной Художественной академии.
Биржа труда, очередь на регистрацию.
Объявление об отправке в Германию
Очередь к сборному пункту перед отправкой в Германию.
Отправка киевлян на работу в Германию, конец 1941 или начало 1942 года.
Крещатик, здание ЦУМа, 1942 год.
Улица Гончара, дом 57, здесь размещался немецкий штаб, 1942 год.
Ресторан "Театральный", угол Фундуклеевской и Владимирской. Надпись на входе: "Только для немцев".
Еще два объявления.
Улица Дмитриевская, немцы что-то покупают на стихийном рынке. 
Парк им. Шевченко, 1 мая 1942 года.
Газета "Нове українське слово" за 1 мая 1942 года, Киев. Оригинал
Ограда вокруг Сырецкого концлагеря.
Сырецкий лагерный плац и бараки.
Окно барака.
Военнопленные в Сырецком лагере.
Разрушенный мост им. Е. Бош, зима 1942 года.
Немецкая карта Киева, 1943 год. 
Празднование второй годовщины освобождения Киева от большевиков, немецкий чиновник раздает флажки, 19 сентября 1943 года.
Улица Банковая.
Софиевская площадь, 1942 или 1943 год. 
Улица Воровского (ныне - Бульварно-Кудрявская), фотограф смотрит вниз, в сторону Евбаза. Это уже немецкие оборонительные баррикады. В октябре 1943 года, перед советским наступлением, приведшим к освобождению Киева, районы, прилегающие к Днепру, были объявлены "зоной боевых действий", огорожены и эвакуированы. Этот снимок был сделан агентством Acme Radiophoto и передан по фототелеграфу из Стокгольма в Нью-Йорк.
Немецкие позиции на берегу Днепра, 1943 год.
Это фото и следующее - красноармейцы форсируют Днепр возле села Зарубинцы, Переяслав-Хмельницкого района, октябрь 1943 года.
Понтонный мост.
Предположительно Святошино, начало ноября 1943 года. Бой за Киев. 
Район площади Сталина (ныне - Европейская), начало ноября 1943 года. Фашисты оставляют город.
Танкисты Красной Армии на "Валентайнах" движутся по Крещатику, киевляне приветствуют освободителей, ноябрь 1943 года. 
Временная переправа в районе моста Е. Бош сооруженная советскими войсками, ноябрь 1943 года.
Советские солдаты идут по улице Киева, 6 ноября 1943 года. На тротуаре горы награбленных вещей, их не успели вывезти немцы 
Уцелевшие киевляне возвращаются в город.
Еще не восстановленный Наводницкий мост, 1944 год. 
Жуков, Ватутин и Хрущев.
Разрушенный корпус фабрики им. Боженко.
Крещатик. Справа видны временные трамвайные рельсы, установленные для подвоза стройматериалов и вывоза мусора, 1944 год. 
Работы по восстановлению города.
Сооружение нового коллектора на Крещатике.
Ул.Владимирская (тогда - Короленко)
Улица Владимирская, так ездили на трамваях в освобожденном Киеве, начало 1944 года. 
Софиевская площадь, конец 1943 или начало 1944 года.
Пленных немцев ведут по центральным улицам города, 1943 или 1944 год. 
Крещатик, первый послевоенный парад в Киеве, 1945 год.
Оккупация и освобождение Киева. (Видео)
Вход немецких войск в Киев 19 сентября 1941 года. (Видео)
Освобождение Киева. Союзкниожурнал №70-71.(Видео)
Светлая память героям Великой Отечественной!
Моя любимая песня, посвященная теме войны - "Журавли" в исполнении Марка Бернеса (стихи Расула Гамзатова, музыка Яна Френкеля).
Как вспоминал Ян Френкель, Марк Бернес предчувствовал свою смерть и точку в своей жизни хотел поставить именно этой песней. Запись для Бернеса была неимоверно тяжела, но он мужественно вынес всё и записал "Журавли". Песня вышла лишь после смерти М.Бернеса. Марк Бернес умер в 1969г. от рака лёгких.
Расул Гамзатов написал стихи к этой песне после посещения расположенного в Хиросиме памятника японской девочке по имени Садако Сасаки, страдавшей от лейкемии после атомного взрыва. Девочка надеялась, что вылечится, если смастерит тысячу бумажных «журавликов», пользуясь искусством оригами. В Азии существует поверье, что желание человека исполнится, если он сложит из цветной бумаги тысячу оригами — журавлей.
Через несколько лет после появления песни «Журавли» в СССР, в местах боёв 1941—1945 годов, стали возводить стелы и памятники, центральным образом которых были летящие журавли.
Настало воскресенье 22-е июня 1941 года. В этот день, первый день войны, мне уже довелось увидеть над Киевом первые немецкие самолеты. Их было три, на очень большой высоте в окружении очень редких маленьких белых облачков – разрывов зенитных снарядов. Насколько я помню, за время моего пребывания в Киеве до эвакуации немцы город ни разу не бомбили, хотя их самолеты пролетали над Киевом на большой высоте целыми эскадрильями. Тем не менее, Гражданская оборона города выдала предписание во дворе каждого дома рыть укрытия. На специально рассчитанном расстоянии от дома наши мужчины за пару дней вырыли во дворе на месте цветника траншею, закрыли ее досками и сверху забросали землёй. Естественно, это сооружение при первой же бомбе стало бы могильником для всех, кто в нём бы находился. Ну, а для меня этот погреб стал местом развлечений с друзьями.
Война набирала обороты. В соответствии с положением военного времени дяде Мише пришлось расстаться с радиоприёмником и сдать его в какую-то государственную контору. Репродуктор-тарелка, которая висела в дедушкиной комнате, приносила удручающие для моих родных известия. Шел июль 41-го года. Отца уже мобилизовали, дядя Миша тоже уже получил мобилизационное предписание. Состоялся семейный совет, на котором дядя Миша настоял на том, что если мы хотим, чтобы тетя Ира и сын Юра остались живы, им, как семье коммуниста, нужно эвакуироваться до его ухода в армию. У дяди Миши был друг-сослуживец Изя Кацнельсон, который по вполне понятным соображениям тоже считал необходимым вывезти свою семью. Они скооперировались и добились у себя в Министерстве получения машины-полуторки и необходимых сопроводительных документов. И тут моя мама не выдержала и, узнав, что в машине будет место, вопреки уговорам дедушки и бабушки остаться с ними, приняла решение, что едет тоже. Естественно, со мной. Всё было решено головокружительно быстро, сборы были просто стремительными – боялись, что машину ввиду всё ухудшающегося положения на фронтах могут забрать. Тяжелое прощание с остающимися дедушкой и бабушкой, и вот мы уже в пути.
Команда, следовавшая в машине, состояла из четырех семей: мы с мамой, тётя Ира с моим двоюродным братом Юрой, тётя Лида – жена Изи Кацнельсона с сыном Валерием, и жена водителя с грудным ребенком. Если учесть, что Юре и Валере было чуть больше годика, то я в свои девять лет должен был считать себя там почти взрослым мужчиной.
Сейчас трудно себе даже представить, что пережили в дороге бедные наши матери. Сразу же каждая из них обнаружила, что забыла взять с собой что-нибудь крайне необходимое. Например, маленькие дети без горшков в подпрыгивающей машине не могли сходить ни по малой, ни по большой нужде, и из-за этого часто приходилось останавливать машину. Машина не была оборудована тентом, а лето в тот год было чрезвычайно жарким – всё время всем ужасно хотелось пить. От жары взятая с собой еда портилась, молоко, нужное детям, скисало.
В дороге в этих условиях мы пробыли целых два дня, проехав почти 900 км. Приехали в поселок Буденновку, что возле Мариуполя (тогдашнего г. Жданова), где жили родители тёти Лиды. Тётя Ира с Юрой поселилась с тётей Лидой, а мы с мамой быстро нашли для себя комнату в доме на самой окраине. Помню, что место, где стоял этот сельский дом, было просто замечательное – рядом большой зеленый луг, чуть пройти – небольшой обрыв и речушка, ещё дальше – проселочная дорога и мостик.
Кто были хозяева дома, совершенно не помню, но помню, что отношения сложились очень тёплые: мама умела налаживать дружеские отношения. Кое-какие подробности нашей жизни сохранились в памяти. Мама устроилась на работу бухгалтером на местный хлебозавод – теперь у нас всегда были свежие булочки, а это в условиях карточной системы, которая вскоре была введена в Будённовке, было большим подспорьем. Чтобы я не скучал и не бегал один по улицам, мама купила мне тетрадки и цветные карандаши, сажала меня на работе за свободный стол, и я рисовал или читал, а она работала. Иногда давала мне задание – разграфить какие-то бухгалтерские формы.
В сентябре определили меня во 2-ой класс местной школы. Но проучился я недолго – в начале октября уже ясно слышалась канонада со стороны приближающегося фронта. Вскоре через поселок потянулись отступающие советские войска, шли в основном пешим строем. Жители с ужасом обсуждали свою дальнейшую судьбу. А дальше произошли странные события: полное безвластие и повсеместное разграбление магазинов в течение двух или трех дней. На улицах валялись унесенные книги из книжных магазинов, возле продуктового магазина была рассыпана на тротуаре мука и сахар. Мы с мамой ходили по улицам и с ужасом глядели на этот бедлам. В скверике я поднял оброненную кем-то «Историю древнего мира» для 5-го класса, и она стала надолго предметом моего развлечения.
Только к концу третьего дня за речкой на проселочной дороге появились немецкие мотоциклисты. Ехали они по двое на мотоциклах с коляской, медленно, иногда останавливались, и мы поняли, что наступает какой-то неизвестный, непонятный этап в нашей жизни. Непонятным, правда, он был ещё раньше: как это без единого выстрела, за три дня до прихода немцев наши войска покинули город. До ума простых жителей не доходили планы наших великих военных стратегов.
В человеке природой заложено умение приспосабливаться к окружающей обстановке. Нам уже не казалось необычным, что под нашим домом, как и под другими, стоит немецкий грузовик, а в свободных комнатах разместились по пять-шесть немецких солдат. В подавляющем большинстве это были обычные люди с мирными профессиями, которые так же, как и мы, хотели мирной жизни и были убеждены, что война вот-вот закончится. Они показывали семейные фотографии с женами и детьми, пытались нам что-то рассказать о своем городе, кое-что даже подбрасывали нам из своих продуктов. И с обывательской точки зрения, мы уже не боялись немцев, а боялись советских самолетов.
Дело в том, что Будённовка находилась в нескольких километрах от берега Азовского моря, на противоположном берегу которого в г. Ейске был большой советский военный аэродром. И вот, как только темнело, над нашими головами раздавался гул советских бомбардировщиков, направлявшихся на бомбёжку в сторону Донецка, Луганска, Запорожья. Мы уже научились чётко различать гул моторов советских самолетов от гула самолётов немецких. Поскольку в Буденновке размещались немецкие части, то немцы открывали огонь из зенитных орудий, а в ответ получали часть бомбовой загрузки самолетов. Возле нашего дома стоял немецкий грузовик, и мы боялись оставаться дома. Приходилось с вечера отправляться в центр поселка, где население пряталось в каком-то бетонном бункере. Землю сотрясали разрывы бомб, звучала непрерывная какофония зениток – это был в моём детском представлении кромешный ад. Мама произносила шёпотом одну молитву за другой, а я, весь дрожа, упрашивал её молиться ещё и ещё, несмотря на то, что считал себя безбожником. Мы могли чувствовать себя людьми и спокойно спать только тогда, когда стояла нелётная погода, то есть небо покрывалось тучами.
Как я уже сказал, налёты бывали обычно ночью. Но однажды днём, когда мы с мамой стояли возле нашего дома и беседовали с хозяйкой, в небе на довольно большой высоте появился самолет. Мы были в полной уверенности, что это немец. И вдруг метрах в ста от нас взвился вверх фонтанчик земли, а вслед за этим раздался даже не взрыв, а громкий хлопок. Мы даже не успели испугаться, как в двух шагах от нас упали два небольших зазубренных железных осколка. Когда самолет исчез, мы подошли к месту падения бомбы. Воронка была совсем небольшая, но осколков мы нашли немало. А для того, чтобы с нами случилось несчастье, разве нужен был большой осколок?
Мама прослышала, что в Мариуполе стоят какие-то словацкие части, которые вроде бы периодически отправляют машину в Киев за медикаментами (словаки, в отличие от чехов, воевали на стороне немцев). Мысль о возможности возвращения домой, в Киев, созрела в её голове немедленно. Она тут же собралась к словакам в Мариуполь, добралась туда на попутной машине и обо всем с ними договорилась. Уже в начале января 1942 года к нашему дому подъехал большой крытый военный грузовик, и вышедший из кабины офицер в светло-зеленой форме на почти родном мне языке скомандовал нам погрузку. С нами, конечно же, ехала и тётя Ира с Юрой. Нужно отдать словакам должное, отнеслись они к нам самым наилучшим образом. В ту зиму стояли 20-тиградусные морозы, поэтому словаки выделили нам одеяла, в которые каждый из нас закутался с головой. Ночевали мы в каком-то городе в словацком лазарете. Нас накормили там картофельным пюре с мелко нарезанным солёным огурцом, и отогревали чаем с сахарином. Можно себе представить, как мы замерзли и проголодались, если я спустя столько лет помню эти подробности, а картофельное пюре с солёным огурцом осталось моим любимым блюдом на всю жизнь.
К концу второго дня пути мы приехали в Киев. Не буду долго останавливаться на встрече – были долгие объятия и слёзы радости у соскучившихся постаревших бабушки и дедушки, для которых наш приезд был полной неожиданностью. А для нас было неожиданностью, что вышел нас встречать и мой папа. Оказывается, в самом начале войны его часть попала в окружение под г. Пирятин, но отец был немцами освобожден из лагеря военнопленных, как имеющий родителей с бывшим австрийским подданством.
Мы все были огорошены кучей разных новостей. Дедушка рассказал, что на третий день после того, как Киев заняли немцы, начались страшные взрывы на Крещатике. Фактически полностью разрушены все здания по обе стороны от ул. Ленина до пл. Ленинского комсомола, включая прекрасные кинотеатры. Взорван наш любимый цирк. На Крещатике чудом уцелел лишь Центральный универмаг. Арестовали дядю Колю, мужа тети Маруси, папиной сестры. Тетя Маруся по секрету рассказала, что Жовтневый райком партии оставил его, как коммуниста, для работы в подполье на оккупированной территории, но, судя по тому, как за ним уверенно пришли немцы, на него кто-то им донёс. Больше о его судьбе никогда никто ничего не узнал.
Вид площади Калинина (сейчас – Майдан Незалежности)
В Киеве выходят две газеты: одна на украинском языке – «Нове українське слово», и одна на русском (названия не помню). Газеты пестрят карикатурами на Сталина, сообщают о решениях Городской управы. Населению выданы карточки на паек хлеба, пшена, спичек, соли. Хлеб, когда начинаешь резать, почти весь рассыпается, так как его пекут наполовину из проса. Чтобы не протянуть ноги от голода, приходится ходить на «толчок» продавать кое-какие вещи, вернее менять их на продукты. Самый популярный в этом отношении был «Евбаз» (Еврейский базар), который занимал нынешнюю площадь Победы. Однако со временем это занятие стало опасным: немцы и украинские полицаи устраивали на базарах и в других людных местах облавы и отбирали народ помоложе для отправки на работу в Германию. Кстати, сначала это предлагалось на добровольных началах через газету и уличные объявления, но ожидаемого немцами отклика среди населения не нашло.
Дедушка пошел со мной показать мне изменения в центре города. По сравнению с Будённовкой бросалось в глаза большое количество немцев на улицах. Все окна в домах были заклеены крест накрест бумажными лентами. Крещатик представлял собой сплошные развалины. В некоторых разрушенных домах сохранились части кирпичных стен без перекрытий, но в большинстве случаев от роскошных многоэтажных зданий дореволюционной застройки остались лишь огромные горы битого кирпича. Трудно себе даже представить, сколько нужно было заложить взрывчатки, чтобы получить такой ужасный результат. Посреди улицы была расчищена от развалин лишь узкая полоса для движения транспорта. Под транспортом я имею в виду «Опели» с немецкими офицерами и крытые военные грузовики.
При взятии Киева пострадал университет
Почти все мои приятели из соседних домов оказались на месте: Жора из 13-го, Витька-«Хорёк» из 4-го, Роман из 3-го, Володька из 8-го дома. Кто-то из них был на год старше, кто-то – на год младше, но по интересам нас можно было всех считать одногодками. Играли мы в футбол, в «майки» (когда нужно как можно дольше продержать в воздухе кусочек меха с пришитым к нему кусочком свинца, подбивая его ногой вверх), в «коцы» (на кон в виде кирпича устанавливалась горка вносимых игроками монет, с определенного расстояния к этому кирпичу бросали участники игры специальный железный кружок и в зависимости от расстояния этого кружка от кирпича устанавливалась очередность – кому первому, а кому за ним, бить ребром пятака по кучке монет, чтобы их побольше перевернулось с решки на орел: которые перевернулись – те твои). Играли в ножика, когда кончиком ножа очерчивался на земле большой круг, который затем делился на равные части (так называемые государства) для каждого из двух-трех участников. Задача состояла в том, чтобы специальным приёмом метания ножика на территорию соседа (ножик должен был встрять в землю торчком) отхватить у него часть территории. Продолжалось это до тех пор, пока или ножик неудачно встрянет и тогда начинает играть противник, или территорию противника до того искромсают, что на ней не помещается даже его одна нога – тогда он проиграл.
Ещё было среди нас очень престижным иметь железное колесо и специально выгнутую из толстой проволоки каталку. Этой каталкой можно было толкать перед собой колесо и таким образом вести его по любым дорогам и весям. Занятие, помню, было очень популярным среди мальчишек.
Мальчишки народ очень любопытный и находчивый. На ул. Саксаганского в бывшем Дермато-венерологическом институте немцы устроили «Зондерхауз» (дом терпимости) для офицерского состава. Кто-то из моей компании летом какими-то неведомыми путями нашёл с ул. Паньковской проход к высокому дому в проходном дворе, на чердаке которого устроили наблюдательный пункт, и таким образом мы визуально приобщались к нелицеприятным занятиям, глядя через открытые окна означенного заведения.
Переехав в Киев, мы не уехали от бомбежек. Советские самолёты постоянно совершали ночные налёты на пригороды, где были сосредоточены заводы. Налёты, как правило, сопровождались сбрасыванием на парашютах осветительных ракет, от которых становилось светло, как днём, а от этого становилось ещё страшнее. А то, что произошло в начале июня, осталось в моей памяти до мельчайших подробностей. Ночью завыли сирены, все проснулись. Спустили шторы затемнения и зажгли у дедушки в комнате свечу. Начали работать зенитные орудия, установленные в Киеве в большом количестве. Сначала раздались отдаленные бомбовые разрывы, и вдруг весь наш дом как бы подпрыгнул, раздался страшный взрыв, за ним ещё один, посыпались стекла, с потолка упала часть штукатурки. И дальше наступила пронзительная тишина. Возможно, мне это показалось в эти минуты пережитого ужаса.
Все выбежали на улицу. В кромешной темноте где-то слышались крики. Утром мы обнаружили, что от трехэтажного дома №13 (вот уж действительно проклятое число) остались одни развалины – в дом попали две большие бомбы. Подвал, в котором находилось большинство жильцов, был разрушен фугасной бомбой. Собравшиеся вокруг люди говорили, что оттуда ещё слышны стоны и крики о помощи. Приехали какие-то немецкие офицеры, что-то обсуждали между собой. Во второй половине дня появилось человек тридцать немецких солдат с ломами, кирками, лопатами, дом оцепили веревками и приступили к раскопкам. Мама убрала меня оттуда и больше туда не пускала.
Но для нас самое страшное выяснилось лишь на второй день. Соседи из одноэтажного дома №11 зашли в свою кладовку и обнаружили, что в крыше зияет дыра, а в большом отверстии в полу в глубине виден стабилизатор неразорвавшейся авиабомбы. Кладовка эта была в торце дома, непосредственно прилегающего к нашим воротам. Дальнейшие подробности я не знаю, так как меня отправили к дедушке, папиному отцу. По рассказам родных, немецкие специалисты разобрали торец дома и обезвредили бомбу. Трудно предположить, что бы со всеми нами сталось, если бы она взорвалась.
Когда я через два дня вернулся от дедушки Володи домой, раскопки подвала злополучного тринадцатого дома были закончены – оттуда извлекли трупы большинства жильцов. Финал был для меня воистину ужасен – я увидел едущую по нашей улице вереницу подвод, на которых вывозили трупы погибших, извлеченных из подвала. Подводы были накрыты брезентом, но из-под него торчали руки, ноги. В одной из этих телег был, конечно, и мой приятель Жора. Я заболел какой-то душевной болезнью и страдал ею больше двух недель – не мог ничего есть, не мог уснуть, меня все время тошнило, родители не знали, что со мной делать. А причина была на поверхности – после моего благополучного беззаботного детства я впервые в жизни столкнулся лицом к лицу с настоящим ужасом, со смертью близкого мне мальчика, настоящим человеческим горем, попытался всё это осмыслить – и сразу повзрослел.
Спустя некоторое время мы узнали, что в тот же день, когда разбомбили нашу улицу, налётом было разрушено с большими жертвами два жилых дома на ул. Лысенко, ещё одна бомба попала в оперный театр, прямо на сцену, но тоже, как и в нашем случае, к счастью, не разорвалась. Так и неясно, по какому принципу производились эти, в конечном счете, варварские бомбометания. Правда, совсем недалеко от нашего дома, по ул. Саксаганского, в бывшей школе размещался венгерский госпиталь – вот и высказывались предположения, что он-то и был мишенью советских бомбардировщиков.
Наступил сентябрь 1942 года. На ул. Караваевской открыли украинскую школу, в которую я был препровожден моими родителями. Поступил я в 3-ий класс, хотя во втором проучился в Будённовке всего полтора месяца. Но меня дома заставляли постоянно работать над собой, так что я чувствовал себя во всеоружии. Учились мы, конечно, в школе без учебников, разве что пользовались задачником по арифметике, да и то с опаской, чтобы не посчитать, скажем, советских коров в советском колхозе при решении какой-нибудь задачки.
В начале 1943-го года появились слухи о разгроме немецких войск под Сталинградом, начале наступления советских войск. Даже в нашей радиотарелке в местных передачах среди старых победных реляций можно было прослышать новые заявления о временной приостановке немецкого наступления в связи с перегруппировкой войск. О том, что для немцев настали тяжелые времена, свидетельствовало появление в Киеве большого количества солдат армий союзников Гитлера. Мы, мальчишки, с интересом рассматривали серую форму итальянских солдат, которые даже в легкие морозцы, не смущаясь, кутались на улицах в одеяла. Были венгры, румыны, болгары. Мы, мальчишки, выпрашивали у них монеты, конфеты, и, как правило, не получали отказа.
Мне к этому времени было уже совсем невтерпёж узнать, что хранится в большом приземистом шкафу на первом этаже нашей веранды. Я подозревал, что там какие-то книги, которые могут мне доставить удовольствие, ибо к этому времени я уже прочел в нашем доме все, что только могло представлять для меня малейший интерес. Последним прочитанным мною шедевром был необычайно сентиментальный роман «Юность Кати и Вари Солнцевых», над которым в свое время плакала мама и тётя Ира. Автора я не помню, а речь там шла о счастливом детстве и несчастном замужестве обеих девиц.
И вот дедушка с трудом находит заветный ключ и открывает этот таинственный шкаф. Боже мой, какое там открылось моим глаза богатство! Это была литература, которую еще до революции выписывал бывший хозяин нашего дома профессор Бельговский. Литературно-художественные и научно-популярные журналы «Нива», «Вокруг света», «Природа и люди», литературно-публицистические журналы «Русская мысль» и «Вестник Европы», подписные литературные приложения к этим журналам, среди которых были полное собрание сочинений Александра Дюма, Фенимора Купера, Райдера Хаггарда, капитана Мариетта, Сельмы Лагерлёф. Это был, наверное, один из самых счастливых дней в моей жизни.
В конце августа, в преддверии трехмесячных оборонительных боев за Киев, немцы приказали всем жителям центральных районов города взять с собой самое необходимое и покинуть свои жилища. Запретной зоной был объявлен огромный район, включая часть Подола, Печерск и центр города. Мы все, включая тётю Иру с маленьким Юрой, переехали на Шулявку в дом дедушки Володи на 4-оё Дачной. Увезли все, что могло поместиться на раздобытой где-то двуколке, включая, конечно же, собрание сочинений Фенимора Купера. Ну, а перед отъездом в доме на Никольско-Ботанической две ночи кипела работа в саду, в сарае, в погребе – закапывали самое ценное из посуды, прятали зимние вещи, обувь, картины.
Трудно восстановить в памяти какие-либо подробности этого периода. Взрослые жили в ожидании грядущих событий, прислушиваясь к далёким орудийным раскатам, обсуждали перспективы дальнейшей жизни, не сомневаясь, что скоро придут наши, все же высказывали осторожные опасения, наслушавшись ужасов из немецкой пропаганды. Я был отрешен от всего окружающего мира, так как мои детские интересы были сосредоточены на судьбе героев Фенимора Купера.
В конце сентября, начале октября сильно похолодало, а все наши теплые вещи остались, в основном, в доме на Никольско-Ботанической. После семейного совета было принято решение рискнуть наведаться домой. Дело в том, что граница запретной зоны проходила по ул. Саксаганского, вернее, по той ее стороне, которая была ближе к центру города, а с ул. Саксаганского до нашего дома было, как говорится, рукой подать. Таким образом, не было необходимости подвергать себя риску, блуждая по улицам зоны: достаточно было только перейти на другую сторону ул. Саксаганского и мы, можно сказать, дома.
Отправились мы вчетвером – дедушка, мама, тетя Ира и я. Как я добился участия в этой миссии, уже не помню. Различными окольными путями мы вышли в квартал между улицами Паньковской и Тарасовской в районе больницы им. Стражеско. Поражало полное безлюдье, нигде никакой охраны – ни немцев, ни украинских полицаев. Мы быстро перебежали через дорогу и проходным двором пробрались в наш сад. Город был настолько вымершим, что просто становилось жутко от тишины, прерываемой лишь далекими орудийными залпами.
Первое, что нас неприятно поразило, было то, что входные двери были приоткрыты. Ну, а дальше уже понятно, что бывает в квартире, если туда заберется грабитель – когда мы поднялись наверх, обнаружили, что все шкафы открыты, ящики комода выдвинуты. Но самое огорчительное нас ждало ещё впереди. Когда мы спустились вниз, чтобы проверить погреб, возле входной двери почему-то лежал топор, которого там не было, когда мы пришли. То есть, пока мы были наверху, какой-то мародер уже успел ретироваться, и кто знает, чем бы закончилась для нас непосредственная с ним встреча. Украдено было немало вещей, но из одежды многое осталось – воры искали драгоценности. Погреб, все-таки, негодяи открыли, несмотря на то, что дедушка предусмотрительно забаррикадировал дверь, надвинув на неё буфет. Украли сервизы, хрусталь. У мамы был красивейший японский чайный сервиз из очень многих предметов. Можно себе представить, каково было мамино огорчение, когда мы с мамой нашли на противоположной стороне улицы лишь несколько чашек и блюдец от этого сервиза: то ли ворюге было тяжело нести, то ли узел с ворованной поклажей развязался. А вот то, что было закопано из вещей в саду возле груши и в сарае, то сохранилось.
Судя по усиливающейся канонаде, звучавшей и днём и ночью, фронт был всё ближе. Однако всё говорило о том, что немцы оказывают ожесточённое сопротивление нашим войскам. У родных возникло опасение, что дело дойдёт до уличных боёв. Посоветовавшись с семьёй дедушкиного брата, решили вместе с ними пробираться к своим знакомым в селе Колонщина Макаровского р-на. Село это носило символическое название, так как было населено, в основном, чешскими колонистами. Транспорта, естественно, никакого не было, поэтому шли пешком, посадив трёхлетнего Юру на двухколёсную тележку и, в расчете на скорое возвращение, погрузив на неё только самые необходимые вещи. Кстати, среди этих вещей сидела в ведре курица. Это было бы преступлением бросить на произвол судьбы или просто зарезать на мясо эту выдающуюся представительницу птичьей фауны. Она попала к нам цыпленком, благодаря моим стараниям стала совершенно ручной, откликалась на присвоенное ей имя Маша, и, что самое удивительное, несла через день крупные яйца с двумя желтками.
По обочине вдоль шоссе тянулись вереницы таких же, как мы, беженцев. Подобная картина была впоследствии отражена во многих фильмах, посвященных войне. Путь нам предстояло пройти немалый – по Житомирскому шоссе километров 25 и пару километров по проселочной дороге вправо от шоссе. Как бы то ни было, но в селе этом мы побывали – это я знаю точно. Потому что в свои 11 лет там впервые влюбился и до сих пор помню Марушку Лингарт, дочку хозяев, у которых мы остановились. Были мы одногодки, сразу нашли общий язык и подружились. Время в Колонщине прошло для меня совершенно незаметно. Но вот в начале ноября пришли в село наши войска, и нам можно было возвращаться домой. Расставание с Марушкой было настоящей трагедией. Сейчас для меня странно, что с моим отъездом наши отношения навсегда прервались. Кажется, связано это было с тем, что их семья уехала на постоянное жительство в Чехословакию.
Обратная дорога была намного тяжелее, потому что навстречу тянулись бесконечные вереницы машин с нашими войсками, танки, бронетранспортеры. Приходилось надолго сворачивать с дороги, используя эти перерывы в движении для отдыха. В память мне врезался один эпизод. Уже на подходе к речке Ирпень из-за лесного массива вынырнул огромный немецкий транспортный самолет с черными крестами на фюзеляже. Летел он на небольшой высоте, очевидно, опасаясь зениток, и при подлете к мосту через Ирпень из него буквально на наших глазах высыпалось пять или шесть небольших бомб. Все бросились врассыпную к кюветам, падая прямо в осеннюю грязь. Раздались близкие разрывы. Всю дальнейшую дорогу все нет-нет да поглядывали на небо, опасаясь очередного наглого налёта. А мост остался в целости и сохранности – немец промазал.
Стоит сказать, что задолго до этого печального события жители города поняли, что оккупации Киева уже не миновать. Тогда уже через месяц после начала военных действий киевляне начали покидать город и уезжать в деревни, которые должны были спасти жителей от гибели. Однако стоит сказать, что большинство людей остались в Киеве и были готовы к скорому сражению. Отважные киевляне продолжали работать, строить укрепления и готовиться к нападению.
Причины боя под Киевом
После того как немецкие войска захватили территорию под Смоленском, Гитлер принял решение о нападении на Киев, для того чтобы в скором времени завоевать все украинские земли. Он хотел захватить Украину потому, что на её территории находились угольные месторождения. Гитлер считал, что это помогло бы обеспечить немецкие войска теплом и едой для того, чтобы они могли продолжать военные действия на территории Советского Союза.
После захвата украинских земель планировалось взять в кольцо Москву, после чего добиться капитуляции от СССР.
Оборона Киева 1941. Кратко о военных действиях
Великая Отечественная война унесла огромное количество жизней героев. Никто не сможет забыть, как войска Красной Армии обороняли свою родину от противника.
Оборона Киева в 1941 году стала очень тяжёлым периодом для Красной Армии и горожан. Несмотря на неравные силы, красноармейцы стояли до последнего и совершали отчаянные поступки для того, чтобы не дать немецким войскам продвинуться дальше. Большинство подразделений Красной Армии потеряло связь с высшим командованием, а также с соседними подразделениями. Многие из них попали в окружение и уже не могли вырваться из него. Стоит сказать, что большая часть солдат умирала либо попадала в плен врага.
Недостача боеприпасов, численность войск и помощь горожан Советской Армии
Уже в первых боях была хорошо ощутима недостача оружия и боеприпасов. Гитлер планировал молниеносный захват столицы, однако, несмотря на превосходство немецких войск в численности, а также недостаток военной техники, солдаты Красной Армии героически сражались с врагом. Героическая оборона Киева 1941 г. не забудется никогда, потому что солдаты Красной Армии и жители города объединились и мужественно сражались за столицу.
Оборона Киева 1941. Краткое содержание нападения на столицу
Главной задачей Гитлера была оккупация территории Донбасса, а также Крыма. Во-первых, эти развитые сельскохозяйственные промышленные районы обеспечивали бы армию и тыл ресурсами. Во-вторых, взятие украинских земель обеспечило бы беспрепятственное продвижение немецкой армии к своей главной цели - Москве.
После овладения Смоленском немецкое командование приняло решение о захвате СССР. Гитлер планировал захватить Киев молниеносно, однако мужественные и свободолюбивые войска Красной Армии не дали сбыться его мечтам.
Уже 11 июля немецкие войска попытались ворваться в Киев и захватить столицу, но стойкая оборона и контрудары Красной Армии не дали захватить город молниеносно. После этого враг решил обойти Киев с двух сторон и уже 30 июля возобновил боевые действия и наступление на город.
7 августа воздушно-десантной бригадой А.И. Родимцева была проведена контратака. Это помогло стабилизировать положение, но лишь на короткий срок. Стоит отметить, что опыта десантники не имели, а также у них отсутствовало тяжёлое оружие. Сильной немецкой пехоте они могли противопоставить только лишь боевой дух, смелость и мужество.
Советское командование приняло решение о формировании новых дивизий и о введении их в бой. Только это помогло избежать катастрофической ситуации.
К 10 августа противнику удалось прорваться к юго-западным пригородам, однако и здесь их постигла неудача: героическое сопротивление 37-й армии заставило немецкие войска вновь остановиться.
Несмотря на героическое сопротивление, продолжалось наступление немецких войск, а также оборона Киева. Июль-сентябрь 1941 г. стали для города очень тяжёлым периодом, потому что все три месяца враг продолжал наступать и разбивать Красную Армию.
Окружение Киева
Из-за того что войска Красной Армии упорно и мужественно сопротивлялись, Гитлер решил повернуть на юг 2-ю полевую армию, а также 1-ю танковую группу, которые двигались в Московском направлении. Нужно сказать, что в это время немецкие войска прорвались к Днепру южнее. Однако в конце августа войска противника форсировали реку севернее Киева, и уже в районе Чернигова они соединились со своими частями, которые наступали с севера.
Несмотря на то что существовала угроза окружения, Сталин всё равно принял решение о продолжении обороны столицы. Это отразилось на трагичности дальнейших событий, ведь если бы советские войска отступили после первого предупреждения об окружении, человеческих жертв не было бы так много.
Оборона Киева 1941 года запомнилась всем на долгое время. Героизм и мужество солдат Красной Армии не могут не восхищать. Несмотря на то что численность немецких войск практически в три раза превосходила красноармейцев, они не отступали и продолжали оборонять столицу.
9 сентября немецкие войска подошли к Киеву и окружили его. Несмотря на то что красноармейцы были практически разбиты, они всё равно предпринимали отчаянные попытки прорыва.
Уже 19 сентября немецким войскам удалось войти в город, а киевская группировка советских войск вынуждена была отступить. Советское командование совершило попытку деблокирования окружённой группировки войск Красной Армии, однако она не увенчалась успехом. Очень много солдат и командиров погибли, а также попали в плен противника. Оборона Киева 1941 г. забрала невероятное количество жизней отважных и мужественных красноармейцев, которые были готовы на всё ради освобождения своей родины. Они отдали свои жизни для того, чтобы остаться на своей земле и не отдавать её в руки противника.
Стоит сказать, что до начала обороны Киева Г. К. Жуков сообщал Сталину о том, что советские войска необходимо перевести из излучины Днепра.
Человеческие потери и мужество Красной Армии
Каждый школьник и взрослый человек знает, сколько длилась оборона Киева 1941 г. Никто не сможет забыть кровопролитных битв, мужество, а также героизм Красной Армии. Все будут помнить, как солдаты сражались за столицу и обороняли её, как только могли. Ни у одного солдата не было и мыслей о том, чтобы покинуть поле боя и отдать столицу в руки противника. Эти события навечно останутся в памяти, потому что забыть их просто невозможно.
Нужно сказать, что поражение красноармейцев стало огромным ударом для всей страны и сильно повлияло на дальнейшее развитие Великой Отечественной войны. Военные действия унесли жизни свыше 700 000 человек. Помимо огромнейших человеческих потерь, СССР потерял практическую всю Из-за этого дорога в Донбасс, в Приазовье, а также на Восточную Украину стала для немецких войск открытой.
Срыв планов Гитлера
Немаловажно, что оборона Киева 1941 г. стала для немецких войск неожиданностью. Боевые действия на территории города сорвали планы Гитлера о молниеносной войне и о немедленном взятии столицы. Также стоит сказать, что это помешало их продвижению к столице, тем самым помогло подготовиться советским войскам к обороне Москвы. За 3 месяца советским войскам удалось укрепить позиции для того, чтобы мужественно и героически отражать удар немецких войск.
Поражение Красной Армии привело к тому, что дорога на Восточную Украину, Приазовье и Донбасс для немецких войск стала открытой. Стоит сказать, к чему же привело отступление красноармейцев:
- 17 октября немецкие войска заняли Донбасс.
- 25 октября войска противника захватили Харьков.
- 2 ноября немецким войскам удалось захватить Крым, а также блокировать Севастополь.
Всем надолго запомнилась оборона Киева 1941. 1942 год стал для Украины кровавым: Харьковская операция и т. д. Тяжело представить, что пережила и жители страны в то время.
В период обороны Киева принимались все возможные меры для того, чтобы усилить боевую способность советских войск. Они героически отстаивали свою территорию и отражали удары противника. Нужно сказать, что человеческие потери были огромными. Многие советские солдаты попали в плен к врагу, но, несмотря на это, их мужеству не было предела.
Оборона Киева в 1941 году - событие, которое запомнится надолго абсолютно всем. Мужество и героизм советских солдат не оставили равнодушным абсолютно никого. Они со всех сил пытались отражать удары противника и с гордостью отвоёвывали Киев. Поражение сказалось на дальнейшем развитии боевых действий и планов немецкого командования по отношению к городам Украины, а также к Москве.
Education in Great Britain - Образование в Великобритании (5), устная тема по английскому языку с переводом
Иван петрович павлов, открытия
Мария значение имени - характер и судьба