Герои и оборотни. Руководство управления «2-н» мгб усср

История

Впервые Народный комиссариат государственной безопасности СССР образован 3 февраля 1941 г. путём разделения Народного комиссариата внутренних дел СССР (НКВД СССР) на 2 наркомата: НКГБ СССР, в ведение которого передавались подразделения, непосредственно занятые вопросами государственной безопасности (разведка, контрразведка, охрана правительства и т. д.), и НКВД СССР, в ведении которого оставались войсковые и тюремные подразделения, милиция, пожарная охрана и ряд других. Почти через месяц после начала войны - 20 июля 1941 г. - НКГБ и НКВД были вновь объединены в НКВД СССР. Народным комиссаром государственной безопасности СССР в феврале - июле 1941 г. был В. Н. Меркулов.

Повторное создание НКГБ СССР состоялось 14 апреля 1943 г. путём выделения из НКВД СССР тех же подразделений, что и в феврале 1941 года. Наркомом государственной безопасности СССР вновь стал В. Н. Меркулов.

В июле 1945 г. специальные звания работников НКГБ заменены воинскими званиями. Нарком В. Н. Меркулов, имевший звание комиссара государственной безопасности I ранга, стал генералом армии, его первый заместитель Б. З. Кобулов - генерал-полковником, а заместитель по кадрам М. Г. Свинелупов - генерал-майором.

15 марта 1946 г. все народные комиссариаты были переименованы в министерства, соответственно Народный комиссариат государственной безопасности СССР стал Министерством государственной безопасности СССР, а приказом № 00107 от 22 марта 1946 г. соответствующим образом были переименованы и территориальные управления (УНКГБ превратились в УМГБ).

4 мая 1946 г. наркомом государственной безопасности стал начальник ГУКР «Смерш» В. С. Абакумов. С его приходом началось перетекание функций МВД СССР в ведение МГБ. В 1947-1952 гг. из МВД в МГБ переданы внутренние войска, милиция, пограничные войска и другие подразделения (в составе МВД остались лагерные и строительные управления, пожарная охрана, конвойные войска, фельдъегерская связь).

С другой стороны, из ведения МГБ была изъята внешняя разведка. 30 мая 1947 г. было принято решение о создании Комитета информации (КИ) при Совете Министров СССР во главе с В. М. Молотовым, который объединил внешнюю политическую и военную разведки. В феврале 1949 г. КИ при СМ СССР был реорганизован в КИ при Министерстве иностранных дел СССР, в ведение МГБ была возвращена внешняя контрразведка в советских загранучреждениях. В ноябре 1951 г. внешняя разведка целиком возвращена в МГБ.

31 декабря 1950 г. в МГБ создана коллегия из 19 человек в составе министра, его заместителей и руководителей основных управлений.

4 июля 1951 г. нарком В. С. Абакумов был отстранён, а 11 июля - освобождён от должности решением ЦК ВКП(б) (12 июля арестован). 9 августа наркомом назначен С. Д. Игнатьев. Осенью 1951 года прошли массовые аресты руководящих работников МГБ (в том числе заместителей министра Питовранова, Селивановского и Королёва).

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 августа 1952 года воинские звания сотрудников МГБ были отменены, а вместо них введены специальные звания госбезопасности. Однако указ реализован не был, и сотрудники МГБ и его правопреемников продолжили носить воинские звания.

5 марта 1953 г. на совместном заседании ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР принято решение об объединении МГБ и МВД в единое МВД СССР под руководством Л. П. Берии.

Руководство НКГБ СССР в феврале - июле 1941 г.

Меркулов Всеволод Николаевич (3 февраля - 20 июля 1941 г.) - народный комиссар государственной безопасности СССР
Серов, Иван Александрович - 1-й заместитель наркома государственной безопасности СССР
Грибов, Михаил Васильевич - заместитель наркома государственной безопасности СССР по кадрам
Кобулов, Богдан Захарович - заместитель наркома государственной безопасности СССР

Руководство НКГБ СССР в 1943-1953 гг.

Министр государственной безопасности СССР (до 19 марта 1946 г. - народный комиссар)

Меркулов Всеволод Николаевич (14 апреля 1943 - 4 мая 1946 г.)
Абакумов Виктор Семёнович (4 мая 1946 - 4 июля 1951 г.)
Огольцов Сергей Иванович (и.о. министра 4 июля - 9 августа 1951 г.)
Игнатьев Семён Денисович (9 августа 1951 - 5 марта 1953 г., представитель ЦК ВКП(б) в МГБ СССР с 4 июля по 9 августа 1951 г.)

1-е заместители министра (до 19 марта 1946 г. - наркома) государственной безопасности СССР

Кобулов, Богдан Захарович (14 апреля 1943 - 4 декабря 1945 г.)
Огольцов, Сергей Иванович (4 декабря 1945 - 7 мая 1946 г.)
Гоглидзе, Сергей Арсентьевич (26 августа - 10 ноября 1951 г.)
Огольцов, Сергей Иванович (26 августа 1951 - 13 февраля 1952 г.)
Огольцов, Сергей Иванович (20 ноября 1952 - 11 марта 1953 г.) - «по разведывательным делам»
Гоглидзе, Сергей Арсентьевич (20 ноября 1952 - 11 марта 1953 г.) - «по остальным делам»

Заместитель министра государственной безопасности СССР по общим вопросам

Огольцов, Сергей Иванович (7 мая 1946 - 26 августа 1951 г.)

Заместители министра (до 19 марта 1946 г. - наркома) государственной безопасности СССР по кадрам

Свинелупов, Михаил Георгиевич (11 мая 1943 - 31 декабря 1950 г.)
Макаров, Василий Емельянович (31 декабря 1950 - 26 августа 1951 г.)
Епишев, Алексей Алексеевич (26 августа 1951 - 11 марта 1953 г.)

Заместители министра (до 19 марта 1946 г. - наркома) государственной безопасности СССР

Блинов, Афанасий Сергеевич (7 мая 1946 - 26 августа 1951 г.)
Ковальчук, Николай Кузьмич (7 мая 1946 - 24 августа 1949 г.)
Селивановский, Николай Николаевич (7 мая 1946 - 26 августа 1951 г.)
Федотов, Пётр Васильевич (7 сентября 1946 - 26 июня 1947 г.)
Аполлонов, Аркадий Николаевич (31 декабря 1950 - 26 августа 1951 г.) - по войскам
Королёв, Николай Андрианович (31 декабря 1950 - 26 августа 1951 г.) - по милиции

Михаилу Дмитриевичу Рюмину в сентябре 1951 года исполнилось тридцать восемь лет. Надменный, низкого роста, жестокий, грубый, глупый, лысоватый подполковник с животом не нравился многим коллегам. Больше всего их раздражала его вычурная надменность. В анкетах он с важным видом и не моргнув глазом записывал себе незаконченное высшее образование, а потом не мог объяснить, какие экзамены сдавал в вузе. Например, вот как характеризовал Рюмина оперативный секретарь МГБ майор Бурлака в докладной записке, датированной 15 мая 1953 года:

«У меня сложилось впечатление, что Рюмин малограмотный человек, часто спрашивал, как пишется то или иное слово или какие знаки препинания надо ставить. У него очень маленький словарный запас. От начала до конца не прочитал ни одной книги. Пристрастие к спиртным напиткам, вовремя и плотно пообедать - вот, пожалуй, и весь круг интересов Рюмина».

Родился Миша Рюмин в 1913 году в селе Кабаньем Шадринского уезда Пермской губернии в семье крестьянина-середняка. Окончил восемь классов школы. С мая 1929 года работал сначала счетоводом, а потом бухгалтером сельскохозяйственной артели «Ударник» в Уральской области. С апреля по июнь 1930 года - слушатель Шадринских бухгалтерских курсов районного Союза потребительских обществ. С февраля 1931 года - бухгалтер-инструктор Кабаниевского райколхоза, районного отделения связи. После окончания Шадринских курсов связи (обучался с июня по сентябрь 1931 г.) - бухгалтер, старший бухгалтер, бухгалтер-инструктор Уральского областного управления связи (сентябрь 1931 г. - июнь 1933 г.).

Также в личном деле Рюмина зафиксирована учеба на комсомольском отделении Коммунистического университета имени В. И. Ленина в 1931–1932, 1934 годах (Свердловск).

С мая 1934 года по сентябрь 1935 года Рюмин уже главный бухгалтер Свердловского областного управления связи.

В сентябре 1935 года Михаила Дмитриевича призвали в армию. Но и там он не пропал: служил рядовым в штабе Уральского военного округа, затем там же - бухгалтером-экономистом. По окончании службы, в июле 1937 года, Рюмин вернулся к прежней работе - главного бухгалтера Свердловского областного управления связи.

Но очень скоро бывшего защитника Родины обвинили в неправильном расходовании денежных средств и в том, что он пользовался покровительством начальника облуправления связи, арестованного к тому времени как «враг народа». Как считает, не без юмора конечно, Н. Петров «Рюмин поступил толково. Он понял, как спастись. Тут же снялся с места и уехал в Москву. Здесь, после месяца поиска работы, он 13 сентября 1937-го устроился бухгалтером-ревизором» Финансового сектора Центрального управления речных путей Наркомвода СССР, а с сентября 1938-го и вплоть до начала войны работал главбухом и начальником планово-финансового отдела Управления канала Москва - Волга в Тушине. Здесь в 1939-м его приняли в кандидаты в члены ВКП(б).

После начала войны Рюмина, учитывая его «редкую специальность», в июле 1941 года направили на учебу в Высшую школу НКВД СССР.

С сентября 1941-го Рюмин - следователь, старший следователь, заместитель начальника, начальник IV отделения Особого отдела НКВД - Отдела контрразведки Народного комиссариата обороны Архангельского военного округа.

28 декабря 1941 года ему присвоено специальное звание «младший лейтенант государственной безопасности», 11 февраля 1943 г. - «старший лейтенант государственной безопасности», 18 июня 1943 года - «капитан», 3 марта 1944 года - «майор». В 1943 году Рюмина приняли из кандидатов в члены партии.

В Особом отделе НКВД, а затем в Отделе контрразведки СМЕРШ Архангельского ВО работы хватало. Кроме всего прочего, в Архангельске в годы войны разместилась британская военно-морская миссия, а также была расквартирована 126-я база ВМС и группа ВВС. Например, на октябрь 1943 года британская военно-морская миссия в Архангельске состояла из 52 человек: 18 старших и средних офицеров, 34 младших офицера и рядовых. Аппарат английской 126-й портовой базы состоял из 49 человек: 10 старших и средних офицеров, 39 младших офицеров и рядовых. При этом в составе миссии было много офицеров, непременно владеющих русским языком. Вскоре контрразведчики установили, что присланные англичанами на работу в Архангельский порт «военспецы» в большинстве своем не соответствовали своему назначению, работы по «присвоенным» им специальностям не знают, а поэтому от участия в ремонте вооружения и от консультаций по тем или иным техническим вопросам стараются уклоняться. Словом, прибыли настоящие разведчики, которые занимались военной, экономической и политической разведкой, пропагандой антисоветской идеологии, созданием сети агентурных источников из числа советских граждан. Правда, вся агентурно-оперативная работа по англичанам и американцам была сосредоточена в контрразведывательном отделе УНКВД по Архангельской области. Особым же отделам Архангельского ВО и Беломорской военной флотилии было приказано передать в областное управление все разработки и агентуру по англичанам и американцам, не связанным с разработкой военнослужащих Красной Армии, и ВМФ и только по согласованию с КРО проводить мероприятия по связям советских военнослужащих с иностранцами. И в этом был определенный смысл: по данным контрразведки на 1 сентября 1943 года из 1000 советских граждан, чьи контакты с иностранцами были зафиксированы наружным наблюдением, 90 % составляли женщины.

Все же контрразведывательная работа СМЕРШ была и строилась она против английской разведки в основном по двум направлениям: выявление британских разведчиков, их связей и пресечение их деятельности на объектах армии и флота. При этом принимался во внимание тот факт, что по роду своей служебной деятельности и в быту англичане имели широкое общение с военнослужащими и гражданским населением. Все точки соприкосновения англичан с нашими гражданами учитывались в оперативной работе военных контрразведчиков.

Всего же за годы войны контрразведчики выявили на советском Севере 100 кадровых сотрудников союзнических спецслужб, но только 6 из них были выдворены из страны.

Однако, несмотря на такое широкое поле деятельности, офицер СМЕРШ Рюмин осваивал прежде всего искусство фальсификации дел.

«В конце концов его, на свою беду, заметил главный армейский контрразведчик Абакумов, весьма нуждавшийся в профессиональных выбивателях показаний, - подчеркивает Н. Петров. - Ведь не все же самому избивать подследственных. Надо и смену растить.

В Архангельске Рюмин вел следствие по делу арестованного в декабре 1944-го фотокорреспондента газеты «Патриот Родины» И. П. Ермолина, поводом для ареста которого была лишь сводка наружного наблюдения, что он посетил английскую военно-морскую миссию. Абакумов заинтересовался делом. Как показал позднее на допросе Рюмин: «Когда я прибыл с делом Ермолина в Москву, в Главное управление контрразведки был доставлен и сам арестованный. На первом же допросе у Абакумова Ермолин заявил, что дал вымышленные показания в результате избиений. Абакумов вызвал меня, и я рассказал ему, как было сфальсифицировано дело Ермолина. Абакумову, видимо, понравилась моя откровенность, потому что, когда на его вопрос: «Сильно ли били Ермолина?» - я ответил: «Били, сколько было сил», он усмехнулся и сказал, чтобы я явился к начальнику следственного отдела Главного управления контрразведки Леонову, который объявил мне, что я остаюсь в центральном аппарате на правах прикомандированного».

Так Рюмин стал старшим следователем СМЕРШ уже непосредственно под крылом у Абакумова».

Стоит отметить и один маленький штрих к биографии этого «офицера». 31 июля 1944 года его наградят орденом «Отечественной войны» II степени - «За образцовое выполнение особых заданий Верховного главного командования Красной Армии», а 13 сентября 1945-го орденом Красной Звезды с той же самой формулировкой. Думаю, нетрудно догадаться, что стояло за этими красивыми словами…

Но вернемся к рассказу Н. Петрова: «С мая 1946-го он занял должность заместителя начальника 2-го отделения 6-го (следственного) отдела 3-го Главного управления МГБ. В 1948 году Рюмин участвовал в затеянном Абакумовым по приказу Сталина следствии по делу «Маршал» - по подготовке материалов для ареста Георгия Жукова. Он вел дело арестованного Героя Советского Союза майора П. Е. Брайко, избивая, принудил его подписать показания в отношении «одного из Маршалов Советского Союза». Также, добиваясь показаний на Жукова и Серова, прижег язык папиросой арестованному бывшему кладовщику Берлинского оперсектора НКВД A.B. Кузнецову.

В общем, «работал с огоньком», старался. 19 марта 1948-го ему присвоили звание подполковника. Улучшились жилищные условия. Причем вполне традиционным для того времени образом. Примерно в 1949-м Рюмин перебрался в более просторную квартиру № 4 в доме № 4 по Старопименовскому переулку, которую раньше занимал отправленный на понижение в Крым замначальника следчасти Родос. В сентябре 1949-го Рюмина перевели на должность старшего следователя в следственную часть МГБ, и он принял участие в допросах арестованных по «Ленинградскому делу». Избивал арестованного Соловьева (бывшего председателя Ленгорисполкома, а к моменту ареста секретаря Крымского обкома). В своих оправдательных заявлениях в военную коллегию в 1954-м Рюмин прямо указал, что, как и в ряде других случаев, команду «побить Соловьева» дал сам Сталин, следивший за ходом следствия.

Вместе с тем Рюмин оставался в должности старшего следователя. Его карьера, несмотря на все старания, как-то буксовала. А в мае 1951-го дала сбой. Как показал на следствии Рюмин: «Управление кадров МГБ СССР заинтересовалось неправильными сведениями, которые я давал о своих родственниках. От меня потребовали объяснений - почему я скрываю известные мне о них компрометирующие данные». Оказалось, Рюмин скрыл истинное имущественное положение отца (а он был весьма зажиточным), кроме того, отец жены Рюмина служил в армии Колчака. Ну и, наконец, Рюмин потерял в автобусе следственное дело. Помимо этого, ему объявили партийный выговор за то, что не зафиксировал показания арестованного врача, профессора Я. Г. Этингера, умершего под следствием у Рюмина. В общем, положение почти безвыходное».

Таким образом, ему явно грозило увольнение из органов. Несколько лет спустя Михаил Дмитриевич вспомнит: «Я все тщательно обдумал и взвесил. Дело в том, что к лету 1951 г. я очутился в довольно неприятном, шатком положении».

Так что же делает «шибздик», как называл его Сталин? Он обращается в приемную ЦК к помощнику товарища Маленкова Суханову. Как писал П. А. Судоплатов, «результат этой встречи стал роковым для судьбы советской еврейской интеллигенции».

Подполковник Рюмин одиннадцать раз переписывал свое письмо-донос, находясь в приемной около шести часов. Об этом свидетельствует Судоплатов, который при этом добавляет: Суханов «сам вел переговоры по поводу содержания письма Сталину с Маленковым».

Когда вождь прочитал заявление Рюмина, он сказал:

Вот, простой человек, а насколько глубоко понимает задачи органов госбезопасности. А министр не в состоянии разобраться.

«Товарищу СТАЛИНУ И. В.

От старшего следователя МГБ СССР

подполковника Рюмина М. Д.

В ноябре 1950 года мне было поручено вести следствие по делу арестованного доктора медицинских наук профессора Этингера.

На допросах Этингер признался, что он являлся убежденным еврейским националистом, и вследствие этого вынашивал ненависть к ВКП(б) и советскому правительству.

Далее, рассказав подробно о проводимой вражеской деятельности, Этингер признался также и в том, что он, воспользовавшись тем, что в 1945 году ему было поручено лечить тов. Щербакова, делал все для того, чтобы сократить последнему жизнь.

Показания Этингера по этому вопросу я доложил заместителю начальника следственной части тов. Лихачеву, и вскоре после этого меня и тов. Лихачева вместе с арестованным Этингером вызвал к себе тов. Абакумов.

Во время «допроса», вернее беседы с Этингером, тов. Абакумов несколько раз намекал ему о том, чтобы он отказался от своих показаний о злодейском убийстве тов. Щербакова. Затем, когда Этингера увели из кабинета, тов. Абакумов запретил мне допрашивать Этингера в направлении вскрытия его практической деятельности и замыслов по террору, мотивируя тем, что он - Этингер - «заведет нас в дебри». Этингер понял желание тов. Абакумова и, возвратившись от него, на последующих допросах отказался от всех своих признательных показаний, хотя его враждебное отношение к ВКП(б) неопровержимо подтверждалось материалами секретного подслушивания и показаниями его единомышленника арестованного Брозолимского, который, кстати сказать, на следствии рассказал и о том, что Этингер высказывал ему свое враждебное отношение к тов. Щербакову.

Используя эти и другие уликовые материалы, я продолжал допрашивать Этингера, и он постепенно стал восстанавливаться на прежних показаниях, о чем мною ежедневно писались справки для доклада руководству.

Примерно 28–29 января 1951 года меня вызвал к себе начальник следственной части по особо важным делам тов. Леонов и, сославшись на указания тов. Абакумова, предложил прекратить работу с арестованным Этингером, а дело по его обвинению, как выразился тов. Леонов, «положить на полку».

Вместе с этим я должен отметить, что после вызова тов. Абакумовым арестованного Этингера для него установили более суровый режим, и он был переведен в Лефортовскую тюрьму, в самую холодную и сьфую камеру. Этингер имел преклонный возраст - 64 года, и у него начались приступы грудной жабы, о чем 20 января 1951 года в следственную часть поступил официальный врачебный документ, в котором указывалось, что «в дальнейшем каждый последующий приступ грудной жабы может привести к неблагоприятному исходу».

Учитывая это обстоятельство, я несколько раз ставил вопрос перед руководством следственной части о том, чтобы мне разрешили по-настоящему включиться в дальнейшие допросы арестованного Этингера, и мне в этом отказывалось. Кончилось все это тем, что в первых числах марта Этингер внезапно умер и его террористическая деятельность осталась не расследованной.

Между тем Этингер имел обширные связи, в том числе и своих единомышленников среди крупных специалистов-медиков, и не исключено, что некоторые из них имели отношение к террористической деятельности Этингера.

Считаю своим долгом сообщить Вам, что тов. Абакумов, по моим наблюдениям, имеет наклонности обманывать правительственные органы путем замалчивания серьезных недочетов в работе органов МГБ.

Так в настоящее время в моем производстве находится следственное дело по обвинению бывшего заместителя генерального директора акционерного общества «Висмут» в Германии Салиманова, который в мае 1950 года убежал к американцам, а затем через 3 месяца возвратился в советскую зону оккупации Германии, где был задержан и арестован.

Салиманов показал, что в мае 1950 года его сняли с работы и он должен был возвратиться в СССР, однако этого не сделал и, воспользовавшись отсутствием наблюдения со стороны органов МГБ, перебежал к американцам.

Далее Салиманов рассказал, что, изменив Родине, он попал в руки американских разведчиков и, общаясь с ними, установил, что американская разведка располагает подробными сведениями о деятельности акционерного общества «Висмут», занимающегося добычей урановой руды.

Эти показания Салиманова говорят о том, что органы МГБ плохо организовали контрразведывательную работу в Германии.

Вместо того, чтобы информировать об этом правительственные инстанции и использовать показания арестованного Салиманова для устранения серьезных недостатков в работе органов МГБ в Германии, тов. Абакумов запретил фиксировать показания Салиманова протоколами допросов.

Министерством государственной безопасности в разное время арестовывались агенты американской и английской разведок, причем многие из них до ареста являлись негласными сотрудниками органов МГБ и двурушничали.

В своих информациях по таким делам тов. Абакумов писал: «Мы поймали, мы разоблачили», хотя в действительности: - нас поймали, нас разоблачили, и к тому же долгое время нас водили за нос.

Попутно несколько слов о методах следствия.

В следственной части по особо важным делам систематически и грубо нарушается постановление ЦК ВКП(б) и Советского правительства о работе органов МГБ в отношении фиксирования вызовов на допрос арестованных протоколами допроса, которые, кстати сказать, почти по всем делам составляются нерегулярно и в ряде случаев необъективно.

Наряду с этим Абакумов ввел практику нарушений и других советских законов, а также проводил линию, в результате которой, особенно по делам, представлявшим интерес для правительства, показания арестованных под силой принуждения записывались с недопустимыми обобщениями, нередко искажающими действительность.

Я не привожу конкретных фактов, хотя их очень много, поскольку наиболее полную картину в этом отношении может дать специальная проверка дел с передопросом арестованных.

В заключение я позволю себе высказать свое мнение о том, что тов. Абакумов не всегда честными путями укреплял свое положение в государственном аппарате, и он является опасным человеком для государства, тем более на таком остром участке, как Министерство государственной безопасности. Он опасен еще и тем, что внутри министерства на наиболее ключевые места и, в частности, в следственной части по особо важным делам поставил «надежных», с его точки зрения, людей, которые, получив карьеру из его рук, постепенно растеривают свою партийность, превращаются в подхалимов и угодливо выполняют все, что хочет тов. Абакумов.

«Начало кампании кадровой чистки системы МГБ, сопровождавшейся арестами высокопоставленных сотрудников, было положено специальным решением Сталина и Политбюро ЦК ВКП(б) после рассмотрения заявления М. Д. Рюмина - старшего следователя следственной части по особо важным делам (ОВД) МГБ СССР, - комментирует письмо Рюмина Н. Петров. - Вернее будет сказать, что заявление Рюмина было скорее поводом, ибо мысль о проведении чистки и арестов в МГБ… зрела у Сталина давно. После того как Сталин получил в руки заявление Рюмина, настала пора действовать. Что же писал этот следователь? В письме Рюмина, датированном 2 июля 1951 года, содержался ряд обвинений против Абакумова. Во-первых, он «погасил» очень перспективное, с точки зрения автора письма, дело арестованного МГБ врача Я. Г. Этингера, который мог дать важные показания о «врачах-вредителях». Во-вторых, Абакумов скрыл от ЦК важную информацию о недостатках в контрразведывательной работе в Германии на предприятиях «Висмута», где добывалась урановая руда. И, наконец, в-третьих, грубо нарушал установленные решениями партии и правительства правила ведения следствия. В письме Рюмин назвал Абакумова «опасным человеком» на важном государственном посту».

Л. П. Берия

Родился 29 марта 1899 г. в селе Мерхеули, мигрельском селе на территории Абхазии. Его партийный стаж исчислялся с 1917 г. Несколько месяцев он был солдатом первой мировой войны. На службу в ЧК он поступил в 1921 г., служил в Азербайджане и в Грузии. В 1931-1938 гг. Берия назначен первым секретарем Закавказского крайкома партии, потом - первым секретарем ЦК КП(б) Грузии и Тбилисского горкома партии . Был женат на Нине Теймуразовне Гегечкори, племяннице Ноя Жордания, бывшего министра иностранных дел грузинского меньшевистского правительства.

В период "большого террора" Берия стал одним из наиболее усердных исполнителей сталинских установок о борьбе с "врагами народа". В 1937 г. впервые обозначилось сотрудничество первого секретаря ЦК компартии Грузии и сотрудника Орграспредотдела ЦК ВКП(б) Маленкова. Они вместе оставили кровавый след в Ереване, вместе участвовали в допросах и пытках обвиненных . Значительная часть этих людей была расстреляна.

Взлет политических карьер Маленкова и Берии пришелся на 1938 г. Именно тогда Маленков стал начальником управления кадрами ЦК ВКП(б) 115 , 22 августа 1938 г Л.П.Берия был назначен на должность первого заместителя наркома внутренних дел.

24 ноября 1938 г. последовало решение Политбюро ЦК ВКП(б) об освобождении Ежова от обязанностей Народного комиссара внутренних дел СССР. 25 ноября 1938 г. Позже он был арестован и расстрелян. 25 ноября 1938 г. на должность Наркома внутренних дел СССР был назначен Л.П.Берия. Он сохранил за собой этот пост до конца 1945 г.

В феврале 1941 г. Л.П. Берия был по совместительству назначен заместителем председателя СНК СССР, где ему поручили курировать работу НКВД, Наркоматов госбезопасности, лесной промышленности, цветных металлов, нефтяной промышленности и речного флота.

В началом войны Берия вошел в состав Государственного Комитета Обороны (ГКО) СССР. Решением ГКО от 4 февраля 1942 г. о распределении обязанностей между членами ГКО Л.Берие был поручен контроль за выполнением решений ГКО по производству самолетов и моторов, вопросам формирования ВВС, кроме того в дальнейшем на Л.Берию был возложен контроль за выполнением решений о производстве вооружения, минометов, боеприпасов, танков, а также наблюдение за работой наркоматов нефтяной промышленности, угольной промышленности, путей сообщения. В 1944 г. Л.Берия назначен заместителем председателя ГКО и председателем Оперативного бюро ГКО, на котором рассматривались все текущие вопросы деятельности ГКО. 30 сентября 1943 г. Берия был награжден званием Героя Социалистического Труда "за особые заслуги в области усиления производства вооружения и боеприпасов". 9 июля 1945 г. Берие было присвоено военное звание "Маршал Советского Союза".

В годы войны Берия оказался непосредственно причастным к созданию советского ядерного оружия. С момента начала работ по созданию в СССР атомного оружия на Л.Берию было возложено руководство этой работой. В принятом 3 декабря 1944 г. постановлении ГКО СССР о лаборатории И.Курчатова Л.Берии поручалось "наблюдение за развитием работ по урану". 20 августа 1945 г. был образован Специальный комитет при ГКО (с 1946 г. - Специальный комитет при Совмине СССР в составе Л.Берия, Г.Маленкова, Н.Вознесенского, Б.Ванникова, А.Завенягина, И.Курчатова, П.Капицы, В.Махнеева, и М.Первухина. На комитет возлагалось "руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана". Председателем комитета был назначен Л.Берия. 29 октября 1949 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) и Совмина СССР, в котором "за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытания атомного оружия" Л.Берии выражалась благодарность. Он был награжден орденом Ленина, ему была вручена Почетная грамота и присвоено звание лауреата Сталинской премии первой степени. В марте 1953 г. на Спецкомитет было дополнительно возложено руководство всеми специальными работами "по атомной промышленности, системам "Беркут" и "Комета", ракетам дальнего действия".

Жестокий, циничный человек был и способным организатором, как это отмечали ветераны советской ядерной программы - академики А.Сахаров и Ю.Харитон. Берие принадлежит выражение, которое он не уставал повторять, подгоняя подчиненных - превратить их в "лагерную пыль". И те, кому адресовались эти слова, прекрасно знали, что это - не пустые угрозы.

6 сентября 1945 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) было образовано Оперативное Бюро СНК СССР в составе Л.Берия (председатель), Г.Маленкова (заместитель председателя), А.Микояна, Л.Кагановича, Н.Вознесенского и А.Косыгина. Бюро ведало вопросами работы промышленных предприятий и железнодорожного транспорта.

Однако вскоре после окончания войны положение Берии пошатнулось. 29 декабря 1945 г. Л.П. Берия был освобожден от обязанностей Наркома внутренних дел СССР, хотя остался заместителем председателя Совнаркома (Совмина) СССР. В официальном сообщении о его отставке, поразительно напоминавшей такое же сообщение об отставке Ежова, сообщалось: "Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу заместителя Председателя СНК СССР т. Л.П. Берия об освобождении его от обязанностей Наркома внутренних дел СССР ввиду перегруженности его другой центральной работой. Народным комиссаром внутренних дел СССР назначен т. С.Н. Круглов."

В последние месяцы жизни Сталина над Берией нависла новая угроза. В Грузии расследовалось так называемой "мингрельской националистической группе", возглавляемой секретарем ЦК КП(б) Грузии М.Барамия, сфальсифицированное органами МГБ Грузинской ССР. Группа обвинялась в подготовке ликвидации советской власти в Грузии с помощью империалистических государств, с обвинениями во взяточничестве и национализме части грузинского партийного аппарата.

В ноябре-декабре 1951 г. были приняты постановления ЦК ВКП(б) "О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т.Барамия" и Совмина СССР "О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов", после чего 37 партийных и советских работников Грузии было арестовано, а более десяти тысяч человек высланы с территории Грузинской ССР в отдаленные районы Казахстана.

"Большой мингрел", как Сталин иногда именовал Берию, сам мог попасть в орбиту следствия.

Но главное в Берии, пожалуй, его роль "министра страха". Подчиненные ему, как заместителю Председателя Совмина СССР ведомства были способны контролировать жизнь практически каждого человека, расправиться и превратить в "лагерную пыль" (термин самого Берии) любого человека в СССР вне зависимости от его должности и положения. "Без Берии буквально ничего уже нельзя было решить, - писал в своих мемуарах Хрущев. - Даже Сталину почти ничего нельзя было доложить, не заручившись поддержкой Берии. Все равно Берия, если станешь докладывать при нем, обязательно любое твое дело обставит вопросами и контрвопросами, дискредитирует в глазах Сталина и провалит" 116 . Заметим только, что Никита Сергеевич, сам прекрасно знавший порядки при Сталине, почему-то не упомянул, что кроме Берии правом прямого доклада по важнейшим вопросам внешней и внутренней политики обладал и Абакумов - министр госбезопасности, и Маленков, функции которого в партийном аппарате еще нуждаются в изучении, но даже при первом анализе они напоминают роль "министра безопасности в партии", и остававшийся в тени Берии его давний сослуживец, получивший портфель министра госконтроля Меркулов. Но эти люди не стали героями хрущевских мемуаров. Необходимо отметить и личную, прямую заинтересованность Хрущева взвалить именно на Берию ответственность за проведение репрессий, переложить, таким образом, ответственность за исправное выполнение установок Главы Советского государства, как его именовали в документах МГБ, или Хозяина, как он сам себя иногда именовал в шифрованной переписке, только на одного человека и выгородить ту СИСТЕМУ, исправным деятелем которой был сам Никита Сергеевич.

Напомним, что именно с Маленковым был связан другой, без сомнения, очень важный эпизод - попытка управлять репрессиями - не только расширять их масштабы, но и, при политической необходимости, осудить непосредственных исполнителей репрессий, выводя из-под критики их подлинных организаторов. Именно он выступил на январском (1938 г) Пленуме ЦК ВКП(б) с докладом "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к Приход в НКВД Берии к 17 ноября 1938 г. В.М.Молотов и И.В.Сталин подписали совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия", в котором были отмечены крупные недостатки и извращения в работе органов НКВД. Ответственность за "перегибы" в деле борьбы с врагами народа возлагалась на Ежова. апелляциям из ВКП(б) и о мерах по устранении этих недостатков". В замаскированной форме осуждались репрессии против коммунистов, отсюда возникало нарицательное понятие "ежовщина" - как произвол карательных органов, вышедших из-под контроля партии. Все это было ложью. Никакие карательные органы не выходили из-под партийного контроля, если под последним понимать аппарат ЦК ВКП(б), а Н.И.Ежов абсолютно не соответствовал роли политического деятеля, противостоящего партийному руководству. Но возможность направить недовольство репрессиями по "обводному каналу", найти "козлов отпущения" среди примерных исполнителей была тогда опробована впервые.

Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // ВИ, 1992, 2-3, с.89

Государственный антисемитизм

Начатая Ждановым борьба "против низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной" в исполнении его и Маленкова стала быстро трансформироваться в кампанию против "космополитизма". Первые аресты, положившее начало уголовно-политическому преследованию еврейских организаций после Отечественной войны, приходятся на конец 1947 г. Когда, в декабре 1947 г. были арестованы Гольдштейн и Гринберг, от которых из-под пыток были получены обвинительные показания против руководства Еврейского антифашистского комитета.

На заседании Секретариата ЦК 3 февраля 1948 г., происходившего под председательством Маленкова было принято постановление "О роспуске объединений еврейских писателей и о закрытии альманахов на еврейском языке".

По личному указанию Сталина было подготовлено убийство руководителя еврейского антифашистского комитета СССР, великого актера С.М.Михоэлса.

В начале 1948 г. Сталин дал срочное указание министру госбезопасности СССР Абакумову организовать ликвидацию Михоэлса. За актером уже давно существовала слежка. Сталин знал, что Михоэлс должен был выехать в Минск. Именно в этом городе, по словам Абакумова, Сталин приказал организовать инсценировку несчастного случая - дорожного происшествия . Непосредственное осуществление операции по уничтожению Михоэлса было возложено на заместителя министра госбезопасности С.И.Огольцова, начальника 2 управления МГБ Ф.Г.Шубнякова и министра госбезопасности Белоруссии Л.Ф.Цанаву . Попытки подстроить дорожную катастрофу, предпринимавшиеся несколько раз, оказались неудачными. Тогда был разработан план, включавший приглашение Михоэлса поздно вечером в гости. Машина, на которой он должен был ехать, подставлялась госбезопасностью. Михоэлса и сопровождавшего его агента МГБ Голубова около 10 вечера доставили на дачу Цанавы на окраине Минска. Там Михоэлс и Голубов были убиты, их трупы бросили под грузовую машину. Двумя часами позже, в полночь, изуродованные останки Михоэлса и Голубова были выброшены на одной из глухих улиц Минска. Участникам этой операции по выполнению задания Сталина были вручены правительственные награды .

В конце 1948 г. был распущен Еврейский антифашистский комитет, его участники в были обвинены в том, что они "проводят антисоветскую националистическую деятельность, поддерживают связь с реакционными еврейскии кругами за границей и занимаются шпионажем" 120 .

24 декабря 1948 г. был арестован секретарь Еврейского антифашистского комитета поэт Фефер, от него были получены показания о якобы преступной деятельности его самого, Михоэлса, С.А.Лозовского - тогда - члена ЦК ВКП(б), бывшего начальника Совинформбюро и ряда других лиц, сотрудничавших с Еврейским антифашистским комитетом. 13 января 1949 г. к Маленкову был вызван Лозовский. При разговоре-допросе, который Маленков вел вместе со Шкирятовым, Лозовскому было вменено в вину то, что он вместе с Фефером и Михоэлсом направлял в 1944 г. письмо Сталину с предложением создать в Крыму Еврейскую социалистическую республику, что среди американских корреспондентов, с которыми он встречался, были американские разведчики .

18 января 1949 г. Лозовский был исключен из партии, а 26 января - арестован. Тогда же, в январе 1949 г. были арестованы поэты Квитко и Маркиш, главный врач Боткинской больницы Шимелиович, художественный руководитель Еврейского театра Зускин, академик Л.Штерн.

Антисемитский характер дела набирал обороты. Эта кампания прошлась по Еврейской автономной области, где были репрессированы ее руководители. Далее последовали решения секретариата ЦК "О заявлениях, поступивших в ЦК ВКП(б) о деятельности антипатриотической группы театральных критиков", которые "охаивали" "лучшие произведения советской драматургии", к которым ЦК относил творения Б.Ромашова, Н.Вирты, А.Софронова.

Антисемитская кампания стала причиной еще одного постановления - "О буржуазно-эстетских извращениях в театральной критике" и редакционной статьи в "Правде" с людоедским названием - "До конца разоблачить космополитов - антипатриотов". Дальше шло систематическое преследование "космополитов" - в издательстве "Советский писатель", (его преступление состояло в публикации книг И.Ильфа и Е.Петрова "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок", в которых, по словам А.Фадеева, "содержатся издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям"), в Институте мировой экономики АН СССР, в Госполитиздате... Эта кампания коснулась ВСЕХ учреждений страны - от школ и фабрик игрушек до научных учреждений и обкомов . Исследовавший этот вопрос Ю.С.Аксенов справедливо отмечает, что "антисемитская направленность ряда репрессивных мер, несомненно, отражала точку зрения и настроения самого Сталина" 123 .

К делу о Еврейском антифашистском комитете была привлечена и обвинена жена В.М.Молотова - Жемчужина. Кроме очевидного антисемитизма, ставшего частью политики ЦК ВКП(б), полагаем, это имело отношение и к преследованию того народа, который, проживая на территории СССР, имел свою государственность, отдельную и независимую от "вождя всего прогрессивного человечества". Напомним, что уже в во второй половине 30-х гг. преследованию подверглись корейцы, эстонцы, проживавшие на территории СССР, в годы войны и ПОСЛЕ войны - немцы и финны.

Антисемитизм Сталина становился фактором борьбы за власть в Кремле, исключал возможность активного в ней участия Л.Кагановича. Л.М.Каганович, ревностный участник всех акций Сталина-Ежова-Берии - от проведения насильственной коллективизации и создания голода на Украине до решения Политбюро ЦК ВКП(б) 4 марта 1940 г. о расстреле более 20 т. поляков в Катыни и других лагерях и тюрьмах - непрерывно укреплял свое положение среди "власть предержащих" в Кремле и на Старой площади. В Великую Отечественную войну он стал членом Государственного Комитета Обороны (ГКО), в 1942-1943 гг. - заместителем председателя ГКО, являясь при этом наркомом путей сообщения. После войны его положение пошатнулось. Формально его статус сохранялся, он был с 1946 г. назначен заместителем председателя Совмина СССР, но реально его удалили от политически важных должностей. Каганович стал министром промышленности строительных материалов (1946 - 1947 гг.). С марта по декабрь 1947 г. Л.Каганович был первым секретарь ЦК КП(б) Украины. Вернувшись в Москву, он занял важный, но отнюдь не ключевой пост председателя Госснаба СССР (1947-1952 гг.).

Росло подозрение Сталина к женатым на еврейках Ворошилову и Молотову. Жена Молотова - Жемчужина - была арестована в связи с делом о Еврейском антифашистском комитете. Тлело подозрение о их причастности к западным разведкам. Сталин говорил в своем узком кругу 1 декабря 1952 г., что "любой еврей-националист - это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачем, бржуа и т.д.) Они считают себя обязанными американцам" 125 .

Вернемся, однако, к делу о Еврейском антифашистском комитете. Формальная сторона обвинений оказывалась недостаточной. Карательная же сторона процесса охватила весьма широкие круги московской культурной и политической элиты. МГБ свою задачу не выполнил - не выполнил так, как от него требовалось. Несмотря на постоянно применявшиеся "незаконные методы следствия" - а попросту - систематические избиения - сделать из арестованных преступников, которые бы могли предстать даже перед не слишком щепетильным советским судом, не удавалось. Формально следствие должно было завершиться в марте 1950 г., но, по словам С.Д.Игнатьева, "просмотром материалов следствия по обвинению Лозовского С.А., Фефера И.С., и их сообщников установлено, что это дело находится в запущенном состоянии, и почти совершенно отсутствуют документы, подтверждающие показания арестованных о проводившейся ими шпионской и националистической деятельности под прикрытием Еврейского антифашистского комитета" 126 . Дело следовало заканчивать, и был найден выход. Выход невероятный, но соответствовавший советско-кафкианской организации общества.

Техника планируемого убийства была традиционна для НКВД-МГБ. Так были, например, убиты в июле 1939 г. посол СССР в Китае Бовкун-Луганец и его жена. Им проломили головы молотком, а потом имитировали автокатастрофу. См.: Архив Главной военной прокуратуры, архивное уголовное дело 0029, ОП, л.220-221

АП РФ, ф.3, оп.58, д.536, л.103-107. В этом описании событий, основанном на письме Л.П.Берии в Президиум ЦК КПСС на имя Г.М.Маленкова и датированном апрелем 1953 г. МОГУТ БЫТЬ ОПУЩЕНЫ ВАЖНЫЕ ДЕТАЛИ, невыгодные и автору письма, и его адресату.

Там же, л.206

Разгром Министерства государственной безопасности

МГБ, руководимое В.С.Абакумовым, выполняло наиболее важные поручения Сталина по политическому контролю над высшими должностными лицами страны. МГБ провело расследование "дела авиаторов", руками сотрудников этого ведомства подготавливалась расправа над Г.К.Жуковым, собирался компромат на Маленкова, других партийных и государственных деятелей. МГБ осуществляло совместно с ЦК КПСС и КПК при ЦК КПСС следствие над обвиненными по "ленинградскому делу".

Напомним, что в конце 1945 г. Л.П.Берия был освобожден от должности наркома внутренних дел "ввиду перегруженности другой центральной работой". Это само по себе снижало роль НКВД-МВД среди центральных министерств. Свидетельством расширения полномочий МГБ за счет Министерства внутренних дел стало то, что в начале 1946 г. из НКВД в НКГБ был передан отдел "с" - отдел спецзаданий (диверсии, терроризм, активные действия), руководимый генерал-лейтенантом П.А.Судоплатовым (заместители - генерал-майор Н.И.Эйтингон, генерал-лейтенант Н.С.Сазыкин, и генерал-лейтенант А.З.Кобулов), в начале 1947 г. в стуктуру МГБ были переданы внутренние войска МВД, его транспортное управление, охрана правительственных обьектов в Крыму - Ливадийский, Воронцовский и Юсуповский дворцы. В ведение МГБ перешли в этом же году правительственная связь и воинские подразделения, обслуживавшие эту связь. В октябре 1949 г. из МВД в МГБ были переданы пограничные войска и милиция.

Министерству внутренних дел, возглавляемому С.Н.Кругловым, кроме рутинных полицейских обязанностей, оставили Главное управление лагерей (ГУЛАГ), Главное управление военнопленных и интернированных (ГУПВИ) , Тюремное управление (заместитель министра В.В.Чернышов), участие в управлении советской зоной оккупации в Германии (первоначально - замминистра МВД И.А.Серов), борьба с детской беспризорностью (замминистра Б.П.Обручников), Главное архивное управление, огромное число промышленных предприятий и строек, которые велись с участием МВД (геологические проекты, строительство гидросооружений, лесная промышленность, Дальстрой - комплекс геологических, промышленных и строительных предприятий на Колыме) - замминистра С.С.Мамулов, а также так называемое 9 управление (советский атомный проект), возглавляемое заместителем министра МВД, генерал-лейтенантом А.П.Завенягиным. Ему же подчинялся Главпромстрой - строительство обьектов оборонного значения.

Между В.С.Абакумовым и И.А.Серовым - первым заместителем министра МВД были лично враждебные отношения, не составлявшие тайны для окружающих. Абакумов немало постарался для того, чтобы обвинить Серова в дружбе с Г.К.Жуковым, что само по себе в 1946-1947 гг. служило достаточным обвинением, а Серов обращался к Сталину с письмами, где содержались сведения о причастности Абакумова к служебным злоупотреблениям, а главное, по словам Серова, "Ведь между органами МГБ и МВД никаких служебных отношений, необходимых для пользы дела - не существует. Такого враждебного периода в истории органов никогда не было. ...Товарищ Сталин! - обращался Серов к Сталину, - Прошу Вас, поручите проверить факты, приведенные в этой записке, и все они подтвердятся. Я уверен, что в ходе проверки вскроется очень много других фактов, отрицательно влияющих на работу Министерства государственной безопасности" 127 .

В 1948-1950 гг. можно отметить стремление Сталина ослабить его зависимость от исполнителей МГБ, создать своего рода альтернативные и МВД, и МГБ структуры, опирающиеся непосредственно на аппарат ЦК КПСС. Так функции внешней разведки были переданы в созданное в структуре Министерства иностранных Бюро информации, фактически подчиненное ЦК КПСС. Недоверием Сталина можно объяснить его план создания своеобразной "партгосбезопасности", расширения практики непосредственного вмешательства партаппарата в следственные процедуры. Ключевая роль в осуществлении этого замысла Сталина принадлежала секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову и председателю Комиссии партконтроля М.Ф.Шкирятову. Причем речь шла не об обычном вмешательстве партаппарата в ход следствия, что само по себе было самой обычной практикой, никогда не прекращавшейся в СССР, а именно об осуществлении следственных функций во всем их объеме.

Идея создания особой, не подчиненной ни МГБ, ни МВД тюрьмы для самых важных политических обвиняемых неоднократно предлагалась Сталиным. Позже, уже в 1958 г. в КПК при ЦК КПСС Н.А.Булганин сообщал: "Когда мы бывали у т.Сталина, то там были Маленков, Берия, я, Микоян. Я не буду утверждать, был ли Никита Сергеевич, (Хрущев. - Авт.) но много раз Сталин говорил об этой тюрьме и говорил о том, что надо создавать такую тюрьму.

Шатуновская (член комиссии КПК при ЦК КПСС). Зачем?

Булганин. Для партийных преступников. Сталин так ставил вопрос. Я был свидетелем, сам слышал...

Шверник (председатель КПК при ЦК КПСС): "Он хотел изолироваться от органов МГБ?

Булганин. Видимо, да. После смерти Сталина все стало более ясным.

Я думаю, что он даже и не доверял МГБ" 128 .

Маленков непосредственно участвовал в допросах, причем использовал для них комнату на 5 этаже ЦК, рядом с залом заседания Оргбюро ЦК ВКП(б), в "святая святых" ЦК, в его наиболее охраняемой зоне. В допросах участвовали и сотрудники ЦК, переодетые в форму офицеров госбезопасности .

28 февраля 1950 г. начальник тюремного управления МВД СССР приказал своему заместителю Клейменову прибыть в секретариат Маленкова в ЦК, на Старую площадь. Там в приемной уже были министр МВД - С.Н.Круглов, заместитель министра по кадрам - Обручников и начальник отделения тюремного управления Пуговкин. Их пригласили в кабинет Маленкова. Тот задал несколько вопросов Клейменову, поинтересовался его биографией, прежней воинской службой.

Вернувшись на службу, вечером того же дня Клейменов узнал, что назначен начальником особой тюрьмы. Заместителем к нему был направлен Шестаков, работавший в административном отделе ЦК ВКП(б)инструктором. Маленков подробно проинформировал их, что тюрьма не подчиняется ни министру внутренних дел, ни министру госбезопасности, а непосредственно Маленкову и Комитету партийного контроля при ЦК ВКП(б). На следующий день - 1 марта 1950 г. Клейменов в кабинете Маленкова встретил Абакумова.

Сталиным было дано поручение о создании специальной тюрьмы на 30-40 заключенных для ведения специальных следственных политических дел. Тюрьма эта создавалась "с особыми условиями режима, ускоренной оборачиваемостью, специальной охраной и большим штатом, насчитывавшем до 100 человек . Особая тюрьма была на улице Матросская тишина, 18, на базе тюрем УМВД Москвы.

В особую тюрьму были переведены главные обвиняемые по "ленинградскому делу". Здесь находился поэт Фефер, один из руководителей Советского еврейского антифашистского комитета и давний секретный осведомитель НКВД, что не избавило его от ареста, и подполковник Федосеев, служивший в охране Сталина.к начальнику сталинского секретариата Поскребышеву. В сейфе Маленкова позже будет обнаружен конспект вопросов и ответов, которые следовало задать и получить от Федосеева. Этот конспект хранился рядом с маленковскими записями о создании особой тюрьмы, сведениями об организации подслушивания высшего командного состава и проектом постановления Президиума ЦК КПСС о назначениях на государственные должности сразу же после смерти Сталина. Сам Маленков объяснял, что конспект допроса и ответы были продиктованы ему непосредственно Сталиным .

В марте 1950 г. Федосеева допрашивают лично Маленков. Клейменов вспоминал: "...мы доставляли в ЦК КПСС на допрос т.Маленкову заключенного И.И.Федосеева. Везли на машине "Победа" вдвоем, заезжали с Ипатьевского переулка и поднялись особым лифтом. Доставляли в комнату. Комната была без окон.

Маленков. Возле Оргбюро.

Клейменов. ...Так Федосеева доставляли на допрос к Маленкову в здание ЦК КПСС дважды... 17 марта у меня была поставлена вертушка...(телефон правительственной связи. - Авт.)" 133

Федосеева жестоко избивали, он жаловался, что в "особой тюрьме, где он сидел, были созданы такие условия, когда из разных углов все время был шепот, шорох, кто-то все время говорил: "признайся, признайся, ты предатель" 134 . Жестокие допросы Федосеева несомненно были связаны с попыткой собрать "компромат" на руководство МГБ СССР. Как показали последующие события, не случайно в особую тюрьму заключили и Фефера...

12 июня 1951 г. к особой тюрьме подъехала машина. Из машины вышли генерал-лейтенант Н.П.Стаханов - тогда - начальник Главного управления погранвойск МГБ, С.А.Гоглидзе - заместитель министра госбезопасности - и два сотрудника военной прокуратуры. Вместе с ними был, как отметил начальник тюрьмы, одетый легко министр госбезопасности Абакумов. Гоглидзе обратился к Клейменову: "Вы знаете этого человека?

Я, - говорил Клейменов, - говорю - знаю.

n Примите его как арестованного.

Несколько камер было освобождено и я сажаю Абакумова в камеру" 135 .

На следующий день в особой тюрьме были заключены сотрудники следственного отдела МГБ Леонов, Лихачев и Шварцман.

Арест состоялся. Но формальных обвинений предъявлено не было. Абакумов даже не был освобожден от должности министра.

На роль непосредственного обвинителя Абакумова был определен следователь по особо важным делам МГБ СССР М.Д.Рюмин. Ему поручалось "озвучить" обвинения, уже подготовленные в "особой тюрьме". 2 июля 1951 он обратился с письмом на имя И.В.Сталина . В этом письме содержалось утверждение, что Абакумов сознательно тормозил расследование дела о "еврейском националисте" враче Я.Г.Этингере, позволявшее, по словам Рюмина, получить сведения о вредительской деятельности врачей.

Донос немедленно возымел действие. Его ждали. Уже 4 июля 1951 г. было принято постановление Политбюро, которым поручалось создать комиссию по проверке заявления Рюмина. В комиссию вошли: Маленков (председатель), Берия, Шкирятов и С.Игнатьев. Комиссия должна была в течение 3-4 дней проверить факты, сообщенные Рюминым .

Спираль следствия стала стремительно раскручиваться. Были допрошены: начальник следственной части по особо важным делам Леонов и его заместители - Лихачев и Комаров, начальник второго главного управления (контрразведки) Шубняков, его заместитель Тангиев, помощник начальника следственной части Путинцев, заместители министра МГБ СССР Огольцов и Питовранов.

Комиссия установила следующее: Этингер, врач, арестованный МГБ, "без какого-либо нажима" признал, что при лечении первого секретаря Московского горкома ВКП(б) А.С.Щербакова "имел террористические намерения". Комиссия подчеркнула преемственность этого дела с политическими процессами 30-х гг.; с обвинениями врачей Плетнева и Левина в злоумышлении против здоровья Куйбышева и Горького.

Абакумов, по мнению комиссии, проявил здесь по крайней мере преступную халатность. Он считал эти показания надуманными, "заявил, что это дело заведет МГБ в дебри". Министра обвинили в том, что он приказал перевести Этингера в холодную тюремную камеру, что стало причиной смерти важного подследственного, наступившей 2 марта 1951 г.

Министру поставили в вину и другие происшествия - бегство весной 1950 г. в американскую зону оккупации в Германии заместителя генерального директора акционерного общества "Висмут" Салиманова, связанного с советской ядерной программой, упущения в организации деятельности министерства - долго ведется следствие по делам, протоколы допросов оформляются "задним числом".

Чрезвычайно опасным стало обвинение Абакумова, что он, зная об аресте участников "еврейской антисоветской молодежной организации", зная о их показаниях о "террористических планах против руководства партии и государства", не настоял о включении этих показаний в протоколы допроса .

Сталин не доверял не только евреям - он утратил доверие и к самому министерству государственной безопасности. 1 декабря 1952 г. на встрече со соим ближайшим окружение (скорее всего - на своей даче) он диктовал: "чем больше у нас успехов, тем больше враги будут стараться вредить. Об этом наши люди забыли под влиянием наших больших успехов, явилось благодушие, ротозейство, зазнайство". Малышев записывал антисемитские высказывания "хозяина": "Среди врачей много евреев националистов". Но в этот вечер Сталина не меньше волновала другая тема - ситуация в органах государственной безопасости. "Неблагополучно в ГПУ, - (так Сталин по-старинке именовал МГБ), - Притупилась бдительность. Они сами признались, что ситдят в навозе, в провале. Надо лечить ГПУ. ... ГПУ не свободно от опасности для всех организаций - самоуспокоение от успехов, головокружение. ... Контроль со стороны ЦК над работой МГБ. Лень, разложение глубоко коснулись МГБ" 139 .

Комиссия Политбюро по проверке деятельности МГБ почти точно повторила письмо Рюмина Сталину. Деятельность Абакумова оценивалась как совершение преступления против партии и государства. Министерству госбезопасности предписывалось возобновить следствие "по делу о террористической деятельности Этингера и еврейской антисоветской молодежной организации". В МГБ был послан заведующий отделом партийных и комсомольских органов С.Д.Игнатьев в качестве представителя ЦК ВКП(б). На основании выводов комиссии Маленкова (заметим - загодя подготовленным тем же Маленковым) 11 июля было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) "О неблагополучном положении в МГБ СССР", а двумя днями позже - 13 июля 1951 г. по партийным организациям страны было разослано закрытое письмо ЦК ВКП(б), ставшее, по сути, первым обвинительным заключением против Абакумова .

В жернова следственной мельницы затягивали все новых и новых людей. После каждой серии допросов составлялся отчет на имя Сталина, копия этого отчета посылалась Маленкову. В каждом протоколе допросов фамилии арестованных, упоминавшихся при допросах, впечатывались крупными буквами. Фамилии же людей, находившихся на свободе вписывались от руки. Проходило несколько дней, и машинистке добавлялись новые фамилии.

В этой дьявольской механике не так-то просто понять смысл. На роль "козла отпущения" был предназначен В.С.Абакумов. Виктор Семенович Абакумов родился в 1908 году в Москве. В его анкете можно было прочитать: "происхождение - из рабочих, образование - низшее, специальности не имеет, воинское звание - генерал-полковник, член ВКП(б) с 1930 г. чекистский стаж с 1932 г." 141 Начал работать с 12 лет, 19 лет стал стрелком военизированной охраны, 24 лет начал свою карьеру в НКВД, сначала - уполномоченным, потом оперуполномоченным ГУЛАГа. В 1937-1938 гг. служил в Главном управлении госбезопасности НКВД, оттуда получил назначение на должность начальника НКВД Ростовской области в 1939-1940 гг. 38 лет - в 1940 г. он стал заместителем наркома внутренних дел, за восемь лет пройдя путь от уполномоченного до заместителя наркома. В войну - начальник управления особых отделов НКВД, начальник управления контрразведки "СМЕРШ" Наркомата обороны.

В 1946 г. он был назначен министром государственной безопасности. Его доклады и справки регулярно поступали и внимательно изучались Сталиным.

43-летний генерал-полковник мало чем отличался от своих коллег из карательных ведомств - разве только тем, что располагал редкими даже в этом кругу возможностями. Две квартиры в Москве, в одной из которых - 120 метровой, украшенной дубовыми панелями, красным деревом, старинной мебелью, бесчисленными коврами жила его жена, в другой - трехсотметровой, в Колпачном переулке - он сам со своей любовницей. Для того, чтобы министру госбезопасности вселиться в эту квартиру, потребовалось отселить 16 семей. Квартиры ломились от столовых и спальных гарнитуров, невиданных в тогдашней Москве заграничных холодильников, спальных и столовых гарнитуров, в квартире было 13 радиоприемников и радиол. 30 наручных часов и сотни метров ткани - отрезов - символов послевоенного благополучия - дополняют картину того быта, который создавался при личном участии и в соответствие со своими представлении о счастливой жизни министра госбезопасности, генерал-полковника с низшим образованием. Если к тому же добавить ящик с тремястами(!) корнями женьшеня и имевшемся по существу в его личном распоряжении гараже со многими десятками легковых автомобилей, то можно считать, что Виктор Абакумов основательно готовился к долгой и счастливой жизни .

Он был типичен для исполнителей своего времени. За что же ему была отведена роль в политическом процессе, насколько она была самостоятельна? Был ли он лишь актером, игравшим по чужой партитуре, или, научившись у своих режиссеров, попытался сам поставить свою пьесу? И так ли прост был этот генерал, у которого в "большой спальной, в платяном шкафу, в белье, - цитирую допрос, - была обнаружена папка с большим числом совершенно секретных документов, содержащих сведения особой государственной важности" 143 .

Сам Абакумов, понимая всю тяжесть предъявляемых ему обвинений, пытался оправдаться, отправив письма Сталину, Маленкову, Берие, Шкирятову, Игнатьеву. В них Абакумов попытался изложить свою версию случившегося.

Согласно ей, в поле зрения 2 Главного управления МГБ Этингер попал не позднее 1949 г. Он "неоднократно допускал враждебные выпады против Вождя, что было зафиксировано оперативной техникой" 144 . Уже в ноябре 1949 года рассматривалась возможность ареста Я.Г.Этингера. Однако руководитель личной охраны Сталина генерал-лейтенант Власик передал установку: Этингера и другого крупного ученого - биохимика, специалиста-онколога, Героя Соцтруда И.Збарского (кстати - одного из ученых, мумифицировавших тело Ленина) - перевести на менее заметные должности и уже потом арестовать.

Абакумов напоминал, что именно МГБ 15 апреля 1950 г. просило у ЦК ВКП(б) разрешение на арест Этингера. Санкцию на арест тогда вновь не получили. "Такие аресты, как аресты ученых, - писал в свое оправдание Абакумов, - всегда являлись важными и к ним по указанию ЦК ВКП(б) мы подходили всегда с особой тщательностью" 145 . 16 ноября Абакумов вновь направил записку, на этот раз - Сталину, в Сочи, с просьбой ждать разрешение на арест Этингера. Эта записка была у Поскребышева, затем попала Булганину. Тот запросил Абакумова, "как быть?", и "я, - писал опальный министр госбезопасности, - ему ответил, что Этингер большая сволочь и его следует арестовать, после чего тов. Булганин дал согласие на арест".

Во время допросов Этингера, проходивших с участием самого Абакумова, министр требовал от подследственного признаться, "как он залечил Щербакова". Этингер же пытался объяснить, что Щербаков был тяжко болен, сообщал всякие непонятные и раздражавшие Абакумова медицинские сведения, из которых, однако, следовало, что врачем, лечившим Щербакова, был не Этингер, а Виноградов (Этингер был только консультантом),"а называя Виноградова, он ничего отрицательного о нем не показал" 146 . Абакумов отвел все обвинения в том, что по его приказу арестованного перевели в холодную камеру, что стало, якобы, причиной его смерти. Содержание заключенного определял сам следователь, которым был Рюмин, "и умер Этингер, прийдя с допроса от тов. Рюмина" 147 .

Однако объяснения Абакумова не принимались в расчет его следователями. Рюмин, служивший в ведомстве Абакумова следователем (кстати, лично выдвинутый для работы в центральном аппарате МГБ самим Абакумовым за несомненные палаческие достижения) предъявил новые обвинения против своего бывшего министра. Рюмин утверждал, что от него требовали при допросах собирать компроментирующие данные против руководящих государственных и партийных работников. Среди тех, против кого собирался компромат, были Ванников и Завенягин, организаторы работы по созданию советского ядерного оружия, тесно связанные с Л.П.Берией .

В ходе расследования было установлено, что по личному распоряжению подчиненного Абакумову министра госбезопасности Грузии Н.М.Рухадзе был организован сбор компромата на самого Л.П.Берию. В квартире у матери Берии в Тбилиси была установлена подслушивающая аппаратура, МГБ "разрабатывал" казавшиеся подозрительными связи мужа сестры Л.П.Берии .

Абакумову предъявлялись и другие обвинения - нарушение процедуры следствия, фальсификация допросов. Здесь оправдания бывшего министра были более убедительными. На допросе 10 августа 1951 г. он сообщил: "В ЦК ВКП(б) меня и моего заместителя Огольцова неоднократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к арестованным - шпионам и другим преступникам" 150 .

В системе всеобщей слежки действия Абакумова были до известной степени санкционированы высшим политическим руководством страны. 9 сентября 195О г., менее чем за год до начала "дела Абакумова", было принято Постановление Политбюро п77/310, по которому в структуре МГБ создавалось Бюро 2: которому поручалось: как гласил этот документ: "выполнять специальные задания внутри Советского Союза по пресечению особыми способами вражеской деятельности: проводимой отдельными лицами". Функции этого отдела были исключительно широки: это "наблюдение и подвод агентуры к отдельным лицам", а "также пресечение преступной деятельности" путем "компроментации, секретного изъятия, физического воздействия и устранения". Агентуру для этого Бюро подбирали шоферов такси, парикмахеров, служащих и врачей поликлиник, официантов. В сущности, узаконивалась (если это понятие здесь вообще применимо) та практика, которая привела к политическому убийству Михоэлса. Вместе с тем, тщательный, глубоко засекреченный механизм слежки распространялся и на высшее руководство страны. Абакумов становился таким образом опасным для многих участником борьбы за власть.

В конце-концов Абакумову были предъявлены формальные обвинения - в измене Родины - в связи с отказом расследования деятельности еврейских террористических организаций, и за утрату секретных документов. Последнее обвинение, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1947 г., устанавливавшим ответственность за разглашение секретных сведений и утраты документов, совпадало с таким же обвинением, несколько раньше предъявлявшимся Н. А. Вознесенскому, обвиненному по "ленинградскому делу".

Вместе с Абакумовым были арестованы большинство руководителей МГБ. В извечном соперничестве карательных органов - в данном случае - абакумовского МГБ и МВД - верх явно брало МВД в союзе с Маленковым. Арестованы были заместители министра МГБ Огольцов и Питовранов, руководитель начальника следственной части Леонов и его заместители - Лихачев, Комаров и Соколов, начальник отдела "Д" МГБ А.М.Палкин, бывший начальник 1 Главного управления МГБ Г.В.Утехин, помощник Абакумова Броверман. Среди многочисленных обвинений, предъявленных им, обратим внимание на то, что они допускали "в следственной работе грубые нарушения социалистической законности.., по большинству дел допросы арестованных не фиксировались протоколами,... применялись к арестованным извращенные методы следствия и, в частности, широко было распространено применение к арестованным физических мер воздействия, санкционированные во всех случаях бывшим министром Абакумовым".

В расследовании "дела Абакумова", которое велось С.Д.Игнатьевым под непосредственным контролем Маленкова и Сталина, наметилось два основных направления, впрочем, связанных между собой.

Там же, л.95

Дело врачей и МГБ

Безусловно, главным среди них становилось дело "о шпионской и террористической деятельности врачей-вредителей", имевшее отчетливую антисемитскую окраску и ставшее продолжением политических процессов конца 40-х гг. - "Шпионского центра в Еврейском антифашистском комитете". Вторая линия следствия - это разгром МГБ, за которым стояла возможность (частично реализованная в следующие годы) вмешаться в борьбу за власть. 23.июля 1957 г. заместитель министра госбезопасности С.Огольцов подал в Политбюро записку "о законспирированной группе врачей-вредителей".

Допросы врачей, по многу лет лечивших "власть имуших" в СССР, позволяли превратить, при желании, "дело кремлевских врачей" в "кремлевское дело", в процессы против их пациентов. Отмечу одну немаловажную особенность: со времени "большого террора" дела врачей включались в крупнейшие политические процессы. Это было своего рода необходимой составной частью подготовки подобных акций сталинского Политбюро и НКВД-МГБ-МВД. Связь между событиями конца 30-х гг. и тем, что происходило в начале 50-х хорошо осознавалась и организаторами, и исполнителями. Ссылки на аналогии между действиями "врагов народа Плетнева и Левина", якобы сокративших жизнь Куйбышева, Горького и его сына М.Пешкова, как уже отмечалось, нередко присутствуют в документах следствия. На поверхности следствия находилось "дело врачей". Были проведены аресты крупнейших врачей, связанных с лечебным управлением Кремля.

В тюрьме оказались проф. М.С.Вовси, М.И.Певзнер, И.Г.Лембергский, Н.А.Шерешевский, В.М.Виноградов, Б.С.Левин, С.Е.Карпай, Егоров, В.Х.Василенко. Рюмин, непосредственно занимавшийся допросами, сообщал позже, что его "куратор" из ЦК ВКП(б) С.Д.Игнатьев дал указание "бить их "смертным боем"37. Более того, Рюмина даже обвиняли в том, что он недостаточно применял такие методы следствия. В письме Сталину, направленному в конце ноября 1951 гг., Рюмин, оправдываясь, писал:" я признаю только то, что в процессе следствия НЕ ПРИМЕНЯЛ КРАЙНИХ МЕР (Здесь и дальше - курсив подлинника - Р.П.), но эту ошибку после соответствующего указания, Я ИСПРАВИЛ" 151 .

Линия доказательства преступной деятельности "врачей-вредителей" натолкнулась на очевидную нехватку фактов. Да, смерть Жданова, Щербакова, Калинина можно было объяснить как результат террористической деятельности. Однако такое объяснение было не очень убедительным. Не высока была цена и личных "признаний", цену которым хорошо знали. И тогда в дело пошло давняя оправдательно- объяснительная записка Тимашук. Ее попытка доказать справедливость ее диагноза и снять с себя обвинение во врачебной ошибке, приведшая к конфликту с врачами Кремлевской больницы, ее письма охране Жданова, а через него - к руководству МГБ становились едва ли не главным, медицински сформулированным , аргументом в пользу обвинения.

Заявление Тимашук было подвергнуто экспертизе еще в 1948 г., его нашли необоснованным. Уже в 1952 г., спустя четыре года, письму Тимашук дали ход. Причина такого решения, очевидно, в отсутствии других аргументов, которые могли использоваться следствием. В обвинительном заключении по делу Абакумова этот аргумент использовался на полную меру. Это не только должно было доказать преступную деятельность врачей Кремлевской больницы и существование еврейской террористической организации, но и могло служить для обвинения самого руководства.

Мы еще вернемся к тому, как "дело врачей" превратилось в дело террористов в МГБ. Выводы по "делу врачей" содержатся в подробном отчете С.Д.Игнатьева, направленном в ноябре 1952 г. Сталину. В нем находится и история расследования, и та официальная позиция, которую представляло следствие. Этот отчет содержит следующие сведения: На основании решения ЦК от 11 июля 1951 г. "О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности" была создана специальная следственная группа, которая просмотрела все сведения о медицинском персонале, в разное время причастном к работе в Лечебно-санитарном управлении Кремля.

На них обрушилась агентурное наблюдение и секретное подслушивание. Были изучены истории болезней пациентов Кремлевской больницы. Следователи оценили работу крупнейших медицинских специалистов страны как совершенно неудовлетворительную. "При изучении материалов на медицинских работников Лечсанупра вскрылась большая засоренность кадров этого ответственного лечебного учреждения лицами, не внушающими политического доверия по своим связям с антисоветскими элементами прошлой враждебной деятельности". В результате такого медико-политического чекистского исследования был сделан вывод, что там "не создавались необходимые условия для надежного лечения больных, не было обеспечено добросовестное лечение и необходимый уход... за... руководителями зарубежных компартий и стран народной демократии, в том числе за товарищами Токуда, Торезом и Димитровым".

Внимание следствия привлекли смерть А.С.Щербакова и А.А.Жданова. "Лечение тов. Щербакова, - утверждал С.Д.Игнатьев, - велось рассчитанно преступно". Были арестованы заместитель директора санатория "Барвиха" Рыжиков, начальник Лечсанупра Кремля Бусалов, консультант Лечсанупра Виноградов, лечившие Щербакова Ланг и Этингер умерли под следствием. Их обвинили в том. что врачи "не использовали возможности сердечной терапии, неправильно применяли сильнодействующие средства, как морфий, пантопин, симпатол и различные снотворные". Щербакову после инфаркта "злонамеренно разрешили" вставать с постели. "Лечение товарища Жданова велость также преступно" - утверждалось в отчете Игнатьева. Были арестованы все врачи, лечившие Жданова в последние годы его жизни - профессора Егоров, Виноградов, Василенко, врачи Майоров и Карпай, патологоанатом Федоров, обвиненный в том, что умышленно скрыл сведения об инфаркте Жданова.

"Следствием установлено, что Егоров и Федоров - морально разложившиеся люди, Майоров - выходец из помещичьей среды, Виноградов - примыкавший в прошлом к эсерам, Василенко - скрывший с 1922 г. свое исключение из ВКП(б), и связанная с ними еврейская националистка Карпай - все они составляли вражескую группу, действовавшую в Лечсанупре Кремля и стремились при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь" - такой вывод содержался в докладе Игнатьева Сталину.

Все арестованные дали показания о том, что они плохо относились к Советской власти, что они уже несколько лет существуют как организованная террористическая группа, что руководитель этой группы - професор П.И.Егоров - "враждебно относясь к партии и Советской власти, действовал по указаниям врага народа А.А.Кузнецова, который в связи со своими вражескими замыслами был заинтересован в устранении товарища Жданова". Таким образом, "дело врачей" непосредственно оказывалось связанным с "ленинградским делом". Но не только!

Обвинение было выдвинуто против руководителя личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика, который, оказывается, видел письмо Тимашук, написанное 29 августа 1948 г. уже 30 или 31 августа и передал это письмо Абакумову. В проекте обвинительного заключения, направленному Сталину, этот факт излагался следующим образом: "Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу... иностранным шпионам-террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову". Сталин, редактируя этот документ, не согласился: "Он (Жданов - Р.П.) не просто умер, а был убит Абакумовым"39.

Так оказались связанными обе линии следствия. "Дело о врачах- вредителях" переходило в "дело о террористах" в Министерстве госбезопасности. В свою очередь, они непосредственно касались "ленинградского дела" и "дела о еврейском антифашистском комитете".

В арестах сотрудников МГБ просматривалась определенная логика. Первоначально арестованы были люди, непосредственно причастные к делу Этингера. Это были, по-преимуществу, сотрудники следственной части по особо важным делам - уже упоминавшийся начальник этого подразделения Леонов и его многочисленные сотрудники, а также ближайшее окружение Абакумова.

Однако логика организаторов дела вскоре подсказала еще одну группу сотрудников МГБ, на которых обрушились репрессии. Начались аресты евреев-чекистов. Были арестованы начальник спецбюро МГБ генерал-майор Н.Эйтингон, руководитель подразделения, отвечавшего за разработку техники радиосвязи Е.Анциелович, начальник отдела "К" МГБ А.Свердлов, заместитель начальника 1 Главного управления МГБ генерал-лейтенант М.Белкин, непосредственно перед арестом - заместитель начальника 2 главка МГБ, руководитель спецлаборатории, где разрабатывались яды Г.Майрановский, тесно сотрудничавший с МГБ начальник следственного отдела прокуратуры Л.Шейнин и другие40.

За каждым из них стояли многие годы службы в карательных ведомствах и немалые, с точки зрения их начальников, заслуги - подготовка убийства Троцкого, участие в организации политических процессов, в диверсионных группах во время недавней войны.

Это не помешало их коллегам из МГБ под руководством представителя ЦК ВКП(Б) в этом министерстве С.Д. Игнатьева сделать из заслуженных чекистов опасных террористов. Прекрасный повод к такому преображению дал А.Я.Свердлов. В его квартире был обнаружен целый арсенал диверсанта. В нем находились несколько ампул сильнодействующего яда, взрывные устройства с часовыми механизмами, замаскированные в шкатулку, коробку духов, пресс-папье, 5 пистолетов разных калибров, автомат, пару винтовок, патроны, гранаты...

Сын Якова Михайловича Свердлова, двадцать с лишним лет служивший "по чекистской линии", оправдывался тем, что это оружие было получено им в 1941 г., для организации диверсионной деятельности в Москве в случае ее сдачи немцам. Свердлову поручалось руководить такой группой, а оружие ему передали по распоряжению будущего начальника спецбюро МГБ Судоплатова. В 1946 г. были предприняты меры по сбору розданного оружия, по за годы войны оно растерялось, у Судоплатова обнаружили большую недостачу сильнодействующих ядов . Сам Свердлов попытался объяснить факт наличия у него этого арсенала собственной забывчивостью и любовью к оружию. Но для следствия у Свердлова было несколько уязвимы страниц биографии - его обвиняли в причастности к троцкизму в конце 20-х гг., в том, что его уже дважды арестовывали - в 1935 и 1938 гг. 153

В сентябре 1952 г. следователи, допрашивая заместителя начальника следственной части по особо важным делам Л.Л.Шварцмана. Его сломили, он дал показания против большинства руководителей государства и партии, карательных ведомств страны. Он, по выражению его следователей, клеветал против Кагановича и Хрущева, против Меркулова, В.В.Кобулова, Мамулова и Фитина. Эти линии в данный момент не интересовали С.Д.Игнатьева, Г.М.Маленкова и Сталина.

Более перспективной для них были признания Шварцмана о том, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова. Шварцман сообщил, что о его террористических замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. Причиной их должны были стать, в первом случае - в 1950 г. - был "разгром националистов, орудовавших под прикрытием еврейского антифашистского комитета", во втором - в 1951 г. - "когда в июне 1951 г. ЦК КПСС при участии Г.М.Маленкова разоблачил вражескую деятельность Абакумова" "в силу своего озлобления, вызванного националистическими взглядами и участием с 1937 г. в заговорщической организации" 154 .

Цена этим показаниям известна - их вышибали многодневными "конвейнерными" допросами, когда подследственному не давали спать, жестоко пытали. Жуткая логика тоталитаризма привела к тому, что в роли жертв оказались вчерашние усердные палачи...

Показания Шварцмана оказались настолько своевременными, что само дело Абакумова впредь стало именоваться делом Абакумова-Шварцмана, оно становилось оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы.

Усиленно разрабатывалась версия о причастности Абакумова к "ленинградскому делу". Напомню, что такой вариант содержался в "деле врачей". Доказать это было сложно: именно следователи МГБ "выколачивали" показания из Кузнецова, Попкова, родственников заместителя председателя Совмина СССР Н.А.Вознесенского. Кстати, одним из таких следователей был сам Шварцман.

Тогда в ход пошло обвинение, что следователи МГБ под давлением Абакумова умышленно игнорировали связь обвиняемых по "ленинградскому делу" с иностранными разведками. Абакумову припомнили, что он говорил: "Какой тут может быть шпионаж, если все арестованные являлись руководящими партийными работниками и никто из них, кроме Капустина, с иностранцами не встречался".

Обвинение выдвигалось и против одного из заместителей Абакумова - Огольцова, "который сидел (на допросах обвиняемых - Р.П.) молча... и чувствовал себя несколько стесненно, поскольку в прошлом он сам работал в Ленинграде заместителем начальника управления МГБ".

Расследование в МГБ затронуло его разведывательную деятельность. Был арестован генерал-лейтенант М.Белкин, служивший ряд лет заместителем начальника 1 Главного управления МГБ. Будучи обвиненным в принадлежности к еврейской террористической группе в составе МГБ, Белкин под жестокими пытками дал показания о том, что по воле Абакумова на всех ключевых постах Министерства госбезопасности были расставлены лица еврейской национальности . якобы давнем сотрудничестве агентуры МГБ с западными разведками. Он же сообщил о связи с западными разведками начальника Управления госбезопасности Венгрии Петера Габора . Кампания на исключение евреев из органов госбезопасности приобретала в этом случае характер кампании для всего социалистического лагеря. Началось преследование евреев во внешнеполитических службах, госбезопасности, в правительствах ряда восточноевропейских стран.

Из редакционных помет Сталина на проекте обвинительного заключения очевидно, что он ЛИЧНО руководил следствием и определял степень виновности. Он использовал дело Абакумова-Шварцмана для того, чтобы найти в нем объяснение и оправдание большинства политически репрессий послевоенного времени. Суть редакционных помет Сталина сводилась к стремлению выделить и особенно подчеркнуть роль Абакумова как человека, приложившего усилия для того, чтобы спрятать от следствия связи врага народа Кузнецова с иностранной разведкой.

В обвинительном заключении "дело о врачах-вредителях" объединялось с делом о террористах из числа сотрудников МГБ и заливалось густым антисемитским соусом. В нем сообщалось, что Власик - начальник личной охраны Сталина видел письмо врача-кардиолога Тимашук, несогласной с официальным диагнозом А.А.Жданова, датированное 29 августа 1948 г.; 30 или 31 августа он передал это письмо Абакумову. Отсюда следовало заключение: "Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу... иностранным шпионам террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову". На полях Сталин дописал: "Он (Жданов. - Авт.) не просто умер, а был убит Абакумовым" 157 .

Редактор обвинительного заключения стремился подчеркнуть личную виновность Абакумова. Вместо первоначальной формулировки: "Действуя как подрывники, Абакумов и его соучастники Леонов и Комаров - (Выделенное курсивом здесь и дальше - вычеркнуто при редактировании. - Авт.) игнорировали указания ЦК КПСС о расследовании связей (вписано Сталиным - спрятать от следственных властей неоднократные уловки ) - с иностранной разведкой, врага народа Кузнецова и участников его изменнической группы, орудовавшей в партийном и советском аппарате (вписано Сталиным - в Ленинграде ). В преступных целях они (Сталин - он ) ориентировали (Сталин - ориентировал ) следователей на то, чтобы рассматривать дело Кузнецова и его единомышленников в виде отдельной локальной обособленной группы, не имеющей связей с заграницей" 158 .

Абакумов также обвинялся в попытках организации убийства Маленкова . Таким образом, его напрямую связали с показаниями Шварцмана о якобы готовившимся им покушении на Маленкова.

В январе 1952 Игнатьев проинформировал Сталина о якобы имевших место утечках информации из Политбюро в Англию в конце 30-начале 40-х гг. 160 Сведения об этой утечке стали известны вскоре после войны, делом занимался один из руководителей МГБ, Райхман, заместитель начальника 2 Главного управления МГБ, однако расследование не дало положительных результатов.

Эта информация непосредственно касалась высшего политического руководства в стране, потому что утечка информации, по оценке С.Д.Игнатьева, происходила как минимум из секретариата одного из членов Политбюро ЦК.

Политические процессы, имевшее прямое отношение к верхушке партаппарата, отразились в итогах последнего сьезда и пленума ЦК КПСС при жизни Сталина. Х1Х сьезд шел в октябре 1952 г. - в те самые дни, когда полным ходом шло расследование (если этот термин вообще может быть здесь употреблен) дела Абакумова-Шварцмана. В стенограмме сьезда практически невозможно найти какие-то следы этого процесса.

Однако результаты "дела Абакумова-Шварцмана" и "ленинградского дела" нашли свое отражение в решениях сьезда, точнее - Пленума ЦК от 16 октября 1952 г. , одного из наименее известных пленумов в истории партии . Этот Пленум относится к числу наименее изученных. Он не попал в официальные издания по истории партии . Выступление И.Сталина с критикой В.Молотова на пленуме ЦК не стенографировалось и в протоколе пленума отсутствует. Его материалы, в отличие от распространенной в аппарате ЦК практики, не стенографировались. Однако сохранился "сухой остаток" словопрений - решения по кадровым вопросам, изменения в руководстве партии и страны. Если по решению ХУШ сьезда в составе Политбюро было 9 членов и 2 кандидата, а в Секретариате - 4 члена, то по на Пленуме 16 октября 1952 г. состав Президиума, сменившего Политбюро, включал 25 членов и 11 кандидатов, а Секретариат - 10 человек. Знакомство с проектом постановления Пленума, испещренным многими карандаными пправками, позволяет утверждать, что до последнего момента проходили перестановки и уточнения в составе высших партийных органов. В результате всех изменений членами Президиума ЦК КПСС стали В. М. Андрианов, А. Б. Аристов, Л. П. Берия, Н. А. Булганин, К. Е. Ворошилов, С. Д. Игнатьев, Л. М. Каганович, Д. С. Коротченко, В. В. Кузнецов, О. В. Куусинен, Г. М. Маленков, В. А. Малышев, Л. Р. Мельников, А. И. Микоян, Н. А. Михайлов, В. М. Молотов, М. Г. Первухин, П. К. Пономаренко, М. 3. Сабуров, И. В. Сталин, М. А. Суслов, Н. С. Хрущев, Д. И. Чесноков, Н. М. Шверник, М. Ф. Шкирятов кандидатами в члены Президиума - Л. И. Брежнев, А. Я. Вышинский, Н. Г. Зверев, И. Г. Игнатов, И. Г. Кабанов, А. Н. Косыгин, Н. С. Патоличев, Н. М. Пегов, А. М. Пузанов, И. Ф. Тевосян, П. Ф. Юдин; секретарями ЦК - А.Б.Аристов, Л.И.Брежнев, Н.Г.Игнатов, Г.М.Маленков, Н.А.Михайлов, Н.М.Пегов, Н.М.Пегов, П.К.Пономаренко, И.В.Сталин, М.А.Суслов, Н.С.Хрущев .

Сравнительно многочисленный Президиум ЦК становился своего рода питомником новых "руководящих кадров". Однако реальная власть в партии оказывалась в непредусмотренном уставом КПСС Бюро Президиума ЦК. В первоначальный состав Бюро были включены Сталин, Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Сабуров и Хрущев. Позже, от руки, туда были вписаны фамилии Ворошилова и Первухина . В списке членов Бюро отсутствовал ветераны партийного руководства - Молотов и Андреев. Несомненно и то, что и кандидатура Ворошилова возникла уже позже, по ходу работы съезда или пленума. Это свидетельствовало, что роль "старой партийной гвардии" в сталинском окружении явно сходила на убыль.

В Президиуме ЦК оказалось много новых людей. Такое расширение состава объективно ослабляло позиции той руководящей группировки в партии, которая сложилась после войны. На высшие посты партии пришли люди, возглавлявшие местные партийные организации и относительно новые для аппарата ЦК.

После Х1Х сьезда прошли новые аресты, на этот раз - в ближайшем окружении Сталина. Среди них были А.Н.Поскребышев, бессменный секретарь и помощник Сталина, генерал-лейтенант Н.С.Власик, начальник личной охраны Сталина, генерал-майор С.Ф.Кузьмичев, служивший в личной охране Сталина. В январе 1953 г. были арестованы 5 людей из ближайшего окружения Сталина по обвинению в шпионаже .

9 января 1953 г. Бюро Президиума ЦК, собравшееся практически в полном составе, (не было только самого Сталина), утвердило текст сообщения в прессе об аресте группы врачей-вредителей.

13 января 1953 г. в "Правде", в разделе хроники, появилось сообщение ТАСС, где сообщалось, что "некоторое время тому назад органами Государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза". Цековско-тассовская хроника утверждала, что большинство участников террористической группы были связаны с "международной еврейской буржуазно-националистической организацией "Джойнт", созданной американской разведкой...". "Следствие будет закончено в ближайшее время" - многозначительно-угрожающе заканчивалось это сообщение.

Параллельно с этими процессеми продолжался еще один, остающийся и по сей день наименее изученным - "менгрельское дело". 4 февраля 1953 г. Игнатьев направил Сталину протоколы допросов арестованного министра госбезопасности Грузии Н.М.Рухадзе .

Материалы допросов свидетельствовали об острейшем соперничестве в Грузии, о смене нескольких секретарей ЦК КП Грузии по обвинению в национализме, о широких масштабах сбора компромата на руководителей республики, о том, что компроментирующие материалы разыскивали на самого Л.П.Берию. Существует устойчивая традиция связывать "менгрельское дело" с "заказом" самого Сталина против Берии. Ясно только то, что "менгрельское дело" шло вместе с другими политическими процессами конца 40-начала 50-х гг.

Отметим, что все они касались высшего политического руководства страны. Это сближало их с политическими процессами 1937-1938 гг.

АП РФ, ф.3, оп.58, д.222, л.123-175

Окончание

* * *

Послевоенный период в истории Советского Союза оказался очень важным для всего будущего СССР. Прежде всего, победа в войне стала аргументом для сохранения незыблемости социально-политического и экономического строя в стране. После войны с новой силой претворялся курс на форсированное развитие тяжелой промышленности, военно-промышленного комплекса. И вновь, как в тридцатые годы, важнейшим источником средств оставалась колхозная деревня, безжалостно эксплуатировавшаяся государством.

Снова возрождался террор. Но на смену "большому террору" 30-х гг. пришло систематическое подавление даже самой возможности появления оппозиции в Советском Союзе, стремление контролировать, а при малейшем подозрении - преследовать представителей формирующейся элиты. Именно этим можно объяснить преследование маршала Жукова, многочисленные аресты в командовании военно-воздушных сил и на флоте, разгром так называемой "ленинградской группы" в ЦК ВКП(б), деятельность "судов чести" в министерствах и центральных ведомствах, "дело МГБ" и процессы против Еврейского антифашистского комитета, "дело врачей".

В послевоенном СССР влияние собственно союзного государственного аппарата было большим, чем аппарата партии. Робкие попытки расширить роль республик в жизни СССР, прежде всего, связанные с предложением о расширении прав РСФСР, были решительно пресечены в 1948 г.

В руководстве страны велась постоянная борьба за влияние, за власть, в ходе которой столкнулись две основные группировки власти - Жданова-Кузнецова и Маленкова-Берии. Сталин в значительной степени сам провоцировал конфликты в своем ближайшем окружении. В последние годы своей жизни Сталин вынашивал планы радикального изменения в высших звеньях управления. Он избавлялся от ставших уже ненужными и одиозными деятелей карательных органов. Были арестованы и дожидались суда крупные деятели Министерства государственной безопасности во главе с министром - В.Абакумовым. В последние годды жизни Сталина началось своего рода "окружение" Л.Берии. Ослабли позиции представителей "старой партийной гвардии" Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна.

Резкое расширение состава Президиума ЦК КПСС сразу же после Х1Х съезда КПСС позволило Сталину создать своего рода "команду дублеров", которая в любой момент сменить старое руководство. В этой политике Сталина нельзя не заметить продолжение все тех же политических традиций 20-30-х гг.

В послевоенные годы происходило укрепление позиций советского режима, причем, упор снова был сделан на поддержание в обществе строгой, наподобие военной, дисциплины и порядка. Ведущая роль в этом процессе отводилась органам МГБ УССР.

Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ) СССР был образован 14 апреля 1943 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) П 40/91 на базе оперчекистских управлений и отделов НКВД. Его деятельность регламентировалась «Положением о Народном комиссариате государственной безопасности СССР», утвержденном постановлением СНК СССР №621-191сс от 2 июня 1943 г. Приказом НКГБ №00107 от 22 марта 1946 г. Наркомат был переименован в Министерство госбезопасности (МГБ) СССР.

Численность органов МГБ на май 1946 г. составляла 137 672 чел (в том числе 22 008 чел. негласного состава). В течение 1946 - 1952 гг. в МГБ были дополнительно переданы из МВД внутренние войска (68582 чел.), войска правительственной связи, войска по охране особо важных предприятий промышленности и железных дорог (7301 чел.), пограничные войска, милиция и органы по борьбе с бандитизмом. Всего к июню 1952 г. аппарат МГБ насчитывал примерно 200 000 - 207 000 чел. В этот период разрабатывались планы сокращения штатов на 30 000 - 35 000 чел. Численность пограничных войск на 1 января 1953 г. составляла около 190 тыс. чел.

Агентурный аппарат НКГБ - МГБ состоял из резидентов, агентов и осведомителей. С января 1952 г. (Приказ МГБ №0015) вместо них вводились новые категории: агент и специальный агент. Все бывшие агенты и осведомители при этом переводились в категорию агентов, а наиболее квалифицированные, выполняющие особо ответственные задания - в специальные агенты. Право вербовки агентуры отныне имели только начальники отделений и вышестоящие начальники. Этим же приказом к 15 марта 1952 г. численность агентуры сокращалась в 2-3 раза.

В период немецко-фашистской оккупации аппарат НКГБ УССР находился в Купянске (Харьковская обл.), Старобельске, Харькове. После освобождения вернулся в Киев в старое здание НКВД по адресу ул. Владимирская, 33. Сейчас здесь разместился главный корпус СБУ.

После передачи в МГБ из МВД внутренних войск (январь 1947 г.), войск правительственной связи (август 1947 г.) и пограничных войск (октябрь 1949 г.) их контрразведывательное обслуживание также было возложено на МГБ.

Система МГБ СССР представляла собой разветвленную схему управлений в пределах 29 военных округов, разбросанных в пределах советских республик и за их пределами. Учитывая тот факт, что после окончания войны СССР оказался во вражеском окружении, на органы контрразведки была возложена задача противодействовать любым возможным вылазкам разведок стран НАТО.

На протяжении 1946 - 1954 гг. (за время своего существования) контрразведка, как, впрочем, и иные отделы МГБ в целом, занимались активным выявлением остатков разведовательно-диверсионной резидентуры Абвера и Гестапо, поиском агентов нелегалов иностранных разведок, осуществляли оперативное обеспечение поездок советских граждан за границу, защиту государственной тайны, контрразведывательную деятельность в промышленности и на транспорте и т. д.

ДОКУМЕНТЫ

Приказ МГБ СССР №00322 Об организации Главного управления охраны МГБ СССР на железнодорожном и водном транспорте и его органах на местах

ПОЛОЖЕНИЕ об Особом Совещании при Министре государственной безопасности Союза ССР

Наставление для советников министерства государственной безопасности СССР при органах государственной безопасности в странах народной демократии

Система МГБ в создании республиканской иерархии во многом походила на своих предшественников НКВД и НКГБ. Региональные структуры по-прежнему жестко подчинялись центральному аппарату, находившемуся в Москве. Лишь в период своего заката Л. Берия попытался осуществить децентрализацию силовых структуру, передав ряд автономных прав в регионы. Однако после его ареста все вернулось на круги своя.

РУКОВОДСТВО МГБ УССР

Наркомы - министры:

1. САВЧЕНКО Сергей Романович (7 мая 1943 - 24 августа 1949 г.), комиссар ГБ 3-го ранга, с 9 июля 1945 г. - генерал-лейтенант;

ДОСЬЕ

САВЧЕНКО СЕРГЕЙ РОМАНОВИЧ

(1904, г. Скадовск Днепровского уезда Таврической губ. - 1966, Москва). Родился в семье крестьянина. Украинец. Член партии с марта 1930 г. Депутат Верховного Совета СССР II созыва.

В 1917 г. окончил 4-классное земское училище, в 1920 г. - 4 класса гимназии. В этом году умирают родители, с ноября С.Р.Савченко начинает работать переписчиком, затем ночным сторожем, конторщиком и приемщиком зерна в отдела продснабжения 6-й армии.

В органах госбезопасности: с ноября 1921 г., оперработник Николаевской ГубЧК. В 1922 - 1924 г. служил в погранохране в родном Скадовске: оперативный сводчик, регистратор и делопроизводитель ОО по охране границы Черного и Азовского морей Николаевской ГубЧК (11 ноября 1922 - апрель 1923 г.), контролер и старший контролер пограничного пункта (апрель - октябрь 1923 г.) и помощник уполномоченного пограничного поста ГПУ (октябрь 1923 - апрель 1924 г.). В апреле - октябре 1924 г. - помощник уполномоченного комендатуры 26-го ПОГО ОГПУ, г.Очаков, затем учился в ВПШ ОГПУ. После ее окончания - уполномоченный комендатуры 25-го ПОГО ОГПУ, г.Тирасполь (сентябрь - декабрь 1925 г.), помощник коменданта по СОЧ 21-го (декабрь 1925 - февраль 1929 г.) и 22-го ПОГО ОГПУ (февраль 1929 - сентябрь 1931 г.). В сентябре 1931 - апреле 1932 г. слушатель курсов усовершенствования ВПШ ОГПУ. После их окончания преподавал на спеццикле 3-й пограничной школы ОГПУ в Москве (апрель 1932 - июнь 1933 г.), затем занимал должности:

Начальник 5-го отдела - заместитель начальника УПВ НКВД УССР (20 мая 1939 - 6 ноября 1939 г.)

Начальник 5-го отдела - заместитель начальника УПВ НКВД УССР (4 декабря 1939 - 3 октября 1940 г.)

Заместитель наркома госбезопасности Украинской ССР (1 апреля - 12 августа 1941 г.), начальник 1-го Управления НКГБ УССР

Заместитель наркома внутренних дел Украинской ССР (12 августа 1941 - 30 апреля 1943 г.), при этом с середины сентября 1941 по начало января 1942 г., фактически исполнял обязанности наркома, поскольку нарком В.Т.Сергиенко в этот период находился в окружении и на оккупированной немцами территории.

Начальник ОО МВД Управления строительных войск при Строительстве № 565 Московского района ПВО (19 декабря 1953 - март 1954 г.)

Начальник ОО КГБ Управления строительных войск при Строительстве № 565 Московского района ПВО (март - 4 ноября 1954 г.)

Приказом КГБ от 12 февраля 1955 г. уволен в запас Советской Армии по служебному несоответствию.

Награды: 2 ордена Ленина (25 июля 1949 г.,), 4 ордена Красного Знамени (20 сентября 1943 г., 3 ноября 1944 г., 10 апреля 1945 г., 29 октября 1948 г.), орден Кутузова II степени (20 ноября 1944 г.), орден Богдана Хмельницкого II степени (2 мая 1945 г.), орден Красной Звезды (14 февраля 1941 г.), знак «Заслуженный работник НКВД» (28 мая 1941 г.), 6 медалей.

Заместители наркома - министра:

ЕСИПЕНКО Даниил Иванович (16 августа 1943 - 28 мая 1952 г.), полковник ГБ, с 9 октября 1944 г. - комиссар ГБ, с 9 июля 1945 г. - генерал-майор;

ДРОЗДЕЦКИЙ Павел Гаврилович (22 марта 1944 - 13 июля 1946 г.), комиссар ГБ, со 2 июля 1945 г. - комиссар ГБ 3-го ранга, с 9 июля 1945 г. - генерал-лейтенант;

БРОВКИН Алексей Николаевич (24 октября 1951 - 16 марта 1953 г.), с 17 ноября 1951 г. - полковник;

Заместители министра - начальники следственной части:

(должность введена в 1952 г.)

Заместители министра - начальники Управление МГБ (УМГБ) по Львовской обл.:

(должность введена в 1952 г.)

Заместители наркома - министра по кадрам:

СТУПНИЦКИЙ Михаил Семенович (6 августа 1943 - 28 июня 1950 г.), майор ГБ, с 22 декабря 1943 г. - подполковник ГБ, с июля 1945 г. - подполковник, с 7 сентября 1945 г. - полковник;

Структура МГБ УССР на момент создания:

Секретариат

1-е Управление (разведка)

2-е Управление (контрразведка)

4-е Управление (диверсионно-разведывательное)

5-е Управление или отдел (шифровально-дешифровальное)

6-е Управление или отдел (охраны)

Следственная группа

Отдел «А» (учетно-архивный)

Отдел «Б» (применение оперативной техники)

Отдел «В» (перлюстрация корреспонденции)

Отдел кадров

Административно-хозяйственное управление

Впоследствии происходили следующие изменения:

В октябре 1943 г. Следственная группа была преобразована в Следственную часть;

В конце 1945 - начале 1946 г. было расформировано 4-е Управление;

В 1946 г. 6-е Управление (отдел) было преобразовано в Управление (отдел) охраны, 5-е Управление (отдел) сменило номер на 6-е, были созданы 4-е Управление (розыскное), 5-е Управление (оперативное и секретно-политическое), отделы «Д», «О», «Р» и др.

В январе 1947 г. была создана Инспекция при Министре;

В 1949 г. на базе оперативных подразделений 5-го Управления было создано 7-е Управление, из МВД УССР было передано Управление милиции, 6-е Управление (отдел) было выведено из состава МГБ и передано в ГУСС при ЦК ВКП(б);

В июне 1950 г. 1-е Управление было преобразовано в 1-й отдел.

Территориальные органы МГБ УССР:

 УНКГБ - УМГБ по Винницкой области

 УНКГБ - УМГБ по Волынской области

 УНКГБ - УМГБ по Ворошиловградской области

 УНКГБ - УМГБ по Днепропетровской области

 УНКГБ - УМГБ по Дрогобычской области

 УНКГБ - УМГБ по Житомирской области

 УНКГБ - УМГБ по Запорожской области

 УНКГБ - УМГБ по Измаильской области

 УНКГБ - УМГБ по Каменец-Подольской области

 УНКГБ - УМГБ по Киевской области

 УНКГБ - УМГБ по Кировоградской области

 УНКГБ - УМГБ по Львовской области

 УНКГБ - УМГБ по Николаевской области

 УНКГБ - УМГБ по Одесской области

 УНКГБ - УМГБ по Полтавской области

 УНКГБ - УМГБ по Ровенской области

 УНКГБ - УМГБ по Сталинской области

 УНКГБ - УМГБ по Станиславской области

 УНКГБ - УМГБ по Сумской области

 УНКГБ - УМГБ по Харьковской области

 УНКГБ - УМГБ по Черновицкой области

 УНКГБ - УМГБ по Черниговской области

УНКГБ - Управление Народного комиссариата государственной безопасности

Центральным органом военной контрразведки стало 3-е главное управление МГБ СССР. Данная пертурбация была утверждена Постановлением СМ СССР №1929-741сс от 22 апреля 1952 г. и объявлена приказом МГБ №00286 от 25 апреля 1952 г.

В центральном аппарате МГБ УССР функции контрразведки были возложены на 2-е управление, осуществлявшее общее руководство данным видом деятельности. Учитывая приграничный статус Украинской республики, контрразведке в этой зоне уделялось особое внимание.

Руководящий состав 2-го управления МГБ УССР

Начальники:

МЕДВЕДЕВ Павел Николаевич (июнь 1943 - 3 ноября 1947 г.), подполковник ГБ, с июля 1943 г. - подполковник, с 25 сентября 1945 г. - полковник;

Заместители начальника:

ГАВРИШ Василий Иванович (май 1945 - апрель 1946 г.), полковник ГБ, с июля 1945 г. - полковник;

С окончанием военных действий в Европе, фронты были переименованы в округа. На территории УССР отделы контрразведки МГБ дислоцировались в пределах Киевского, Прикарпатского, Одесского военного округов, а также на базе черноморского флота.

Управление контрразведки (УКР МГБ) по Киевскому ВО

Начальники:

Подчиненные органы:

ОКР МГБ по 1-й гв. армии

УКР МГБ по Одесскому ВО

Начальники:

3. КАРАНДАШОВ Сергей Петрович (24 мая 1950 - 24 января 1952 г.), генерал-майор береговой службы;

Отдел контрразведки (ОКР МГБ) по Черноморскому флоту

Начальники:

Заместители начальника:

УКР МГБ по Прикарпатскому ВО

Начальники:

Ковка кадров осуществлялась в закрытых учебных заведениях, разбросанных по всему Советскому Союзу. В Украине их насчитывалось четыре.

УЧЕБНЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ МГБ, СУЩЕСТВОВАВШИЕ НА ТЕРРИТОРИИ УКРАИНЫ

Школа №302 (Львов)

Школа №306 (Харьков)

Каменец-Подольская школа усовершенствования офицерского состава (с октября 1949 г.);

Харьковское среднее пограничное военно-политическое училище (с октября 1949 г.).

Цели и задачи контрразведки МГБ несколько отличались от аналогичных действий СМЕРШ в период Второй мировой войны. Глобальный конфликт сверхдержав, начавшийся с 5 марта 1946 года и вошедший в историю под названием «холодная война», заставил советское руководство существенно пересмотреть функции спецслужб, на которые была возложена контрразведывательная миссия. Кредо их деятельности стало не только упреждение, но и активное противодействие вражеским разведкам стремящихся развалить страну изнутри.

Особому Совещанию при Министре государственной безопасности СССР предоставляется право рассматривать расследованные органами МГБ СССР дела:

а) о лицах, признаваемых общественно опасными по связям с преступной средой или по своей прошлой деятельности;

б) о преступлениях, доказательства по которым в силу их характера не могут быть оглашены в судебных заседаниях;

в) другие дела — по отдельным Указам Президиума Верховного Совета СССР или постановлениям Правительства СССР.

Дела на рассмотрение Особого Совещания направляются с санкции прокурора.

По рассматриваемым делам Особое Совещание при Министре государственной безопасности СССР имело право применять:

а) высылку с постоянного места жительства под надзор органов МГБ, с запрещением проживания в режимных местностях, на срок до 5 лет;

в) лишение свободы (заключение в лагерь или тюрьму) сроком до 10 лет, а в отношении лиц, привлеченных по Указам Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года и 17 ноября 1951 года, — 20 лет каторжных работ;

д) выселение вместе с семьей на постоянное жительство в отдаленные местности (на спецпоселение) под надзор органов МГБ — в случаях, предусмотренных отдельными Указами Президиума Верховного Совета СССР или постановлениями Правительства СССР;

е) высылку за пределы Советского Союза;

ж) принудительное лечение;

з) конфискацию имущества (полную или частичную) в порядке, установленном Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28(?) декабря 1940 года.

3. Председателем Особого Совещания является Министр государственной безопасности СССР или его заместитель, членами — заместители Министра государственной безопасности СССР. В заседаниях Особого Совещания обязательно участвует Генеральный прокурор СССР или его заместитель.

Одним из главных заданий органов МГБ УССР, в частности, с января 1947 г., определялась противодействие ОУН и УПА. Координировать эту работу должно было созданное в структуре МГБ УССР Управление 2-Н, которое непосредственно возглавляли заместители министра МГБ УССР. Во всех областных управлениях МГБ западных областей Украины создавались отделы 2-Н (19 марта 1947 г.). Так, в г.Львове и области численный штат отдела 2-Н по состоянию на 10 сентября 1949 г. составлял 126 человек. МГБ было подчинено внутренние войска МВД и МГБ, Пограничные войска, истребительные батальоны, органы милиции. В Украине МГБ было передано свыше 1600 оперативников, почти 18000 агентов, 25000 бойцов ВВ МВД, 35000 бойцов истребительных батальонов.

Руководство управления «2-Н» МГБ УССР

Начальники:

АРНАУТЕНКО Петр Егорович (8 октября 1952 - май 1953 г.), подполковник ГБ, с 15 декабря 1952 г. - полковник ГБ

Заместители начальника:

ШОРУБАЛКА Иван Кириллович (1947 - на март 1950 г.), майор, подполковник;

ЧЕПАК Трофим Павлович (на март 1950 г.)

БЫКОВ Григорий Васильевич (на март 1950 г.), майор.

ДОСЬЕ

Сараев Роман Николаевич

1903 родился в г. Змиев, Харьковской губернии

1930 член ВКП(б)

Образование: 1928 г. слушатель рабочего факультета при Харьковском технологическом институте

Послужной список

8.1920 - 9.1923 в Змиевском уездном политическом бюро ЧК - ГПУ (Харьковская губерния)

10.1923 - 7.1928 в Харьковском окружном отделе ГПУ

7.1928 - 9.1930 уполномоченный, старший уполномоченный Белоцерковского окружного отдела ГПУ

9.1930 - 12.1933 старший уполномоченный, оперативный уполномоченный, начальник I-го, III-го отделения Секретно-политического отдела Винницкого оперативного сектора - областного отдела ГПУ

12.1933 - 5.1935 начальник Секретно-оперативного отдела Полтавского городского отдела ГПУ - НКВД

5.1935 - 8.1937 начальник Секретно-политического отдела Запорожского городского отдела НКВД (Днепропетровская область), старший лейтенант государственной безопасности

4.8 - 15.11.1937 начальник Отделения IV-го отдела УГБ НКВД Украинской ССР, старший лейтенант государственной безопасности

10 - 11.1937 начальник IV-го отдела УГБ Управления НКВД по Николаевской области, старший лейтенант государственной безопасности

11.1937 - 1.1939 начальник IV-го отдела УГБ Управления НКВД по Кировской области, старший лейтенант государственной безопасности

1 - 12.1939 вр. и. о. начальника Экономического отдела Управления НКВД по Кировской области, старший лейтенант -капитан государственной безопасности

1.1940 - 3.1941 начальник Экономического отдела НКВД Татарской АССР, капитан государственной безопасности

3 - 9.1941 начальник Контрразведывательного отдела НКГБ - НКВД Татарской АССР, капитан государственной безопасности

9.1941 - 7.1942 начальник Особого отдела НКВД 7-го воздушно-десантного корпуса (Западный фронт), капитан государственной безопасности

7.1942 - 5.1943 начальник Секретариата Особого отдела НКВД Волховского фронта, капитан -подполковник государственной безопасности

5 - 11.1943 начальник Отдела Управления НКВД по Челябинской области, подполковник

15.11.1943 - 13.3.1946 начальник Управления НКВД по Тарнопольской - Тернопольской области, подполковник - полковник

13.3.1946 - 28.1.1947 начальник Управления по борьбе с бандитизмом НКВД - МВД Украинской ССР, полковник

28.1 - 23.3.1947 начальник Отдела «2-Н» МГБ Украинской ССР, полковник

23.3 - .6.1937 заместитель начальника Управления «2-Н» МГБ Украинской ССР, полковник

6 - 4.9.1947 и. о. начальника Управления МГБ по Станиславской области, полковник

4.9.1947 - 12.7.1950 начальник Управления МГБ по Станиславской области, полковник

9.1947 - 6.12.1951 начальник Управления «2-Н» МГБ Украинской ССР, полковник

6.12.1951 - 19.3.1953 начальник Управления МГБ по Киевской области, полковник

19.3 - 25.9.1953 начальник Управления МВД по Ровенской области, полковник

23.10.1953 - 1954 начальник IV-го управления МВД Украинской ССР, полковник

1954 в запасе

23.3.1936 старший лейтенант государственной безопасности

21.4.1939 капитан государственной безопасности

11.2.1943 подполковник

9.10.1944 полковник

20.10.1944 орден Богдана Хмельницкого II-й степени - за борьбу с национальным сопротивлением в Западной Украине

3.11.1944 орден Красной Звезды - за выслугу лет

15.1.1945 орден Красного Знамени - за выслугу лет

10.4.1945 орден Отечественной Войны I-й степени - за борьбу с национальным сопротивлением в Западной Украине

10.12.1945 орден Ленина - за выслугу лет

23.1.1948 орден «Знак Почёта» - в связи с 50-летием Украинской ССР

29.10.1948 орден Красного Знамени - за борьбу с национальным сопротивлением в Западной Украине

24.11.1950 орден Красного Знамени - за выслугу лет

ДОСЬЕ

Дроздов Виктор Александрович

1902 родился в посёлке Ближняя Мельница Херсонской губернии

1966 умер в Москве

1927 член ВКП(б)

Послужной список

5.1920 - в РККА

9.1921 - уполномоченный уездной ЧК - уездного отдела ГПУ (Украинская ССР)

1925 - 9.1929 помощник уполномоченного, старший уполномоченный Запорожского окружного отдела, начальник Учётно-статистического отдела Херсонского окружного отдела ГПУ

9.1929 - 9.1932 уполномоченный Информационного отдела, старший уполномоченный Секретного отдела, оперативный уполномоченный Секретно-политического отдела, оперативный секретарь, начальник V-го отделения Секретно-политического отдела, заместитель управляющего делами ГПУ при СНК Украинской ССР

9.1932 - 6.1933 помощник начальника Секретно-политического отдела Донецкого областного отдела ГПУ

22.6.1933 - 7.1934 начальник Старобельского окружного отдела ГПУ

7 - 8.1934 и. о. начальника Старобельского оперативного сектора НКВД

8.1934 - 1935 начальник Старобельского оперативного сектора НКВД

1935 - 7.1937 начальник Управления рабоче-крестьянской милиции Управления НКВД по Донецкой области, майор милиции

7.1937 - 3.1938 начальник Управления рабоче-крестьянской милиции Управления НКВД по Харьковской области, майор милиции

3.1938 - 4.1941 начальник Управления рабоче-крестьянской милиции - милиции Управления НКВД по Сталинградской области, майор - старший майор милиции

4 - 8.1941 заместитель начальника Управления милиции по оперативной части Управления НКВД по Московской области, старший майор милиции

8 - 10.1941 помощник начальника Особой группы НКВД СССР, старший майор милиции

7.10.1941 - заместитель начальника I-го отдела I-го управления НКВД СССР, старший майор милиции

4.1942 помощник начальника II-го отдела НКВД СССР, старший майор милиции

4 - 1.6.1942 начальник II-го отдела IV-го управления НКВД СССР, старший майор милиции

1.6.1942 - 24.4.1943 начальник III-го отдела IV-го управления НКВД СССР, старший майор милиции

24.4 - 2.9.1943 начальник Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР, старший майор милиции

2.9.1943 - 14.4.1944 народный комиссар внутренних дел Чечено-Ингушской АССР, комиссар государственной безопасности

9.5.1944 - 22.5.1945 начальник Управления НКВД по Грозненской области, комиссар государственной безопасности

9.8.1945 - начальник Отдела военнопленных и интернированных Оперативного управления Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР, комиссар государственной безопасности - генерал-майор

2.1947 начальник I-го отдела II-го управления Главного управления по делам военнопленных и интернированных МВД СССР, генерал-майор

2.1947 - 9.9.1950 начальник Управления «2-Н» Министерства государственной безопасности Украинской ССР, генерал-майор

2.1947 - 9.9.1950 заместитель министра государственной безопасности Украинской ССР, генерал-майор

9.9.1950 - 1952 начальник Бюро № 2 МГБ СССР, генерал-майор

1952 - 3.1953 начальник Отдела II-го главного управления МГБ СССР, генерал-майор

10.1953 в запасе

1941 старший майор милиции

комиссар государственной безопасности

9.7.1945 генерал-майор

1943 орден Красного Знамени

1944 орден Суворова I-й степени

1948 орден Красного Знамени

орден Ленина

22 апреля 1947 г. был издан первый приказ «Об усилении борьбы с националистическим подпольем и его вооруженными бандами в Украинской ССР», который касался отделов 2-Н.

Главные задачи отделов 2-Н вышеуказанный приказ определял следующим образом:

 агентурное проникновение в среду подполья ОУН и УПА, его руководящих звеньев;

 захват и уничтожение руководства подполья, их «оперативная» разработка;

 выявление и ликвидация каналов поставки и связи подполья;

 моральное разложение подполье деятельностью агентуры и провокациями;

 оперативно боевые действия оперативных групп, спецгрупп.

Дополнительно в структуре отделов были созданы также специальные отделы, как:

1. Розыск и ликвидация членов Центрального и краевых проводов ОУН,

2. Оперативная разработка средних руководящих звеньев подполья,

3. Руководство спецбоевками,

4. Вербовочный.

К числу наиболее известных спецопераций Львовского отдела 2-Н относятся: ликвидация 5 марта 1950 года лидера УПА - Романа Иосифовича Шухевича (1907-1950) (агентурная кличка - «Волк»), а также полевых командиров УПА: П. Федуна («Шакал»), В. Галасы («Крот»), Д. Клячковского («Крыса»), Г. Кравчука («Бегемот»), В. Сидора («Воин»).

В контексте борьбы против ОУН - УПА, органы МГБ конкурировали со спецслужбами украинского националистического подполья, сформированного в конце 30-х - начале 40-х годов. По сути, это была война советских государственных и украинских подпольно-диверсионных спецслужб внутри страны, затянувшаяся до 1954 г.

Наряду с борьбой против националистического подполья, сотрудники и агенты МГБ УССР имеют непосредственное отношение к репрессивным действиям против мирного населения. Достаточно вспомнить массовые депортации украинцев, операцию «Висла», причастность к послевоенному голоду 1946 - 1947 гг., «травлю» представителей украинской интеллигенции в период «ждановщины» и пр.

К началу 50-х годов структура МГБ претерпела существенные изменения. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 августа 1952 года воинские звания сотрудников МГБ были отменены, а вместо них введены специальные звания госбезопасности.

В день смерти Сталина - 5 марта 1953 г. - на совместном заседании ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР было принято решение об объединении МГБ и МВД в единое МВД СССР под руководством Л.Берии: подразделения 2-х ведомств на год оказались в едином министерстве. Усиление чекистской власти произошло по инициативе Л.Берии, который стремился стать хозяином Кремля после кончины «отца народов». Партноменклатура и военные помнили о репрессиях 30-х годов, поэтому не хотели, дабы силовики снова оказались у руля государства. Внутрипартийные разборки, арест Л.Берии и В.Абакумова привели к государственному перевороту, с отстранением чекистов от управления государства. Фактическая победа партии над спецслужбами, приход к власти Н.Хрущева привели к политической трансформации. Советский Союз из тоталитарного превратился в авторитарное государство.

Очередная и последняя реорганизация спецслужб советского периода в 1954 году, в связи с ликвидацией МГБ и созданием КГБ, привела к унификации разрозненной и конкурирующей системы государственной безопасности. В таком виде она просуществует до момента распада СССР. Она с честью выдержит противоборство с западными разведками и контрразведками, но не сможет устоять против коррупции, постепенно разлагавшей «контору» изнутри.

Таким образом, переформатирование МГБ в годы хрущевской отпели привело к возникновению всемогущего КГБ, ставшего «последним орлом лубянского гнезда».

"Ленинградское дело" - одна из самых масштабных акций в череде послевоенных репрессий. Ее жертвами стали более двух тысяч человек - ленинградцев, вынесших на своих плечах все тяготы военной блокады: партийные, комсомольские, профсоюзные работники, военные, ученые, а также члены их семей и родственники. Более двухсот из них были приговорены к длительным срокам тюремного заключения и к расстрелу. Одной из жертв ленинградской трагедии стал генерал Петр Николаевич Кубаткин , бывший начальник Управления МГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Мне довелось работать с этим незаурядным человеком, настоящим асом контрразведки...

Петр Кубаткин родился в 1907 году в Донбассе, в многодетной шахтерской семье. Революцию встретил десятилетним мальчиком. Чтобы не быть никому в тягость, пошел в рудокопы - обычное дело в тех местах. Его судьба круто изменилась после того, как в 1929 году его призвали на действительную военную службу в пограничные войска. Когда пришло время демобилизации, Петру Кубаткину предложили работу в органах госбезопасности. Азы чекистской профессии он проходил в Одессе, затем его назначили заместителем начальника политотдела, а через некоторое время молодой, перспективный контрразведчик был командирован в Москву, в Центральную школу НКВД СССР. А вскоре его направили на работу в центральный аппарат Наркомата внутренних дел. Его предшественник, чье место в аппарате он занял, был к тому времени расстрелян за участие в заговоре в НКВД.

Разбирая оставшиеся после него бумаги, Кубаткин неожиданно наткнулся на подборку документов о прошлом знаменитого обвинителя А.Я. Вышинского, который, будучи прокурором СССР, свирепствовал на московских процессах 30-х годов. В этих документах, извлеченных в свое время из архивов департамента полиции, содержался явный компромат на беспощадного прокурора. Оказалось, что выступая на московских процессах, грозный Вышинский обвинял подсудимых в тех же самых действиях, к которым был лично причастен в 1917 году. Мало того, что он был связан с меньшевиками, активно трудился на видных постах в прокуратуре Временного правительства, старательно преследуя его противников, так он еще и был причастен к проводившейся властями весной 1917 года акции по выслеживанию с целью ареста скрывавшегося в подполье В.И. Ленина.

Ознакомившись с документами, Петр Кубаткин поставил в известность тогдашнего наркома внутренних дел Н.И. Ежова. Для того дореволюционная деятельность Вышинского новостью не была. Однако на этот раз он решил раскрыть глаза Сталину, который абсолютно доверял Вышинскому: пусть знает, какую змею он пригрел у себя на груди. О том, что произошло за закрытыми дверями кабинета вождя, нарком впоследствии поделился со своим ближайшим окружением. Реакция Сталина была необычной. Пробежав глазами несколько страниц справки, в которой содержался компромат на Вышинского, вождь, оставаясь внешне абсолютно спокойным, распорядился вызвать к себе прокурора. Разговор продолжали втроем. Ежов почувствовал себя уязвленным и попытался задать Вышинскому несколько вопросов, но Сталин тут же вмешался в разговор и неожиданно спросил у Вышинского, не напомнит ли тот ему время, когда оба они оказались в одной камере Бутырской тюрьмы в Баку. Вышинской мгновенно назвал дату, а также количество дней и ночей, проведенных вместе за решеткой.

Скажите, пожалуйста, а за какие такие особые заслуги администрация именно вас сделала тогда старостой тюрьмы? Вы ведь моложе меня?

Так точно, товарищ Сталин, - ответил насмерть перепуганный прокурор.

Я моложе вас на четыре года: вы родились 21 декабря 1879 года, я же - 10 декабря 83-го. Ну а в старосты меня определили, очевидно, из-за моего внешнего вида. Если вы помните, я отрастил тогда бороду и выглядел старше своих лет.

Ну, положим, бороды, строго говоря, не было. Но бороденка жидкая и редковатая, существовала, - усмехнулся Сталин, наслаждаясь замешательством прокурора. - Можете идти.

Ежов был разочарован: он понял, что Сталин и не помышлял избавляться от Вышинского. Время услужливого и хитроумного Генпрокурора еще не пришло. Сталин лишь дал понять Вышинскому, что ничто из его прошлого не забыто и его судьба в руках вождя.

Как ни странно, на Кубаткине этот прокол никак не отразился, хотя кое-кто из сослуживцев предрекал, что ему дорого обойдется его инициатива. Ежов лишь потребовал к себе дискредитирующие Вышинского материалы.

А в декабре 1938 года Ежов был смещен с поста наркома внутренних дел... Некоторое время он продолжал исполнять обязанности наркома водного транспорта, но вскоре был арестован. Всю ответственность за массовые необоснованные аресты переложили на Ежова и его подручных, превратив их в козлов отпущения. Как-то в начале войны Сталин, разоткровенничавшись за ужином с авиаконструктором Александром Яковлевым, обронил: "Ежов мерзавец! Погубил наши лучшие кадры, мы его за это расстреляли, разложившийся человек. Звонишь в ЦК, говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом, - оказывается, лежит в кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил".

Исповедовавшие "высшую мудрость" кремлевские руководители публично проклинали Ежова и разрешили отпустить кое-кого на свободу (по некоторым данным, около трех тысяч человек), но тут же затормозили процесс реабилитации. Мол, пересмотр дел отнимает у органов НКВД слишком много времени и отвлекает их от более важных задач.

С приходом в НКВД Л.П. Берии число арестованных резко сократилось, но политические репрессии и казни продолжались. Произошла и очередная, третья по счету, чистка чекистского корпуса. Почти полностью было истреблено все поколение "ежовских чекистов", составлявших руководящее звено органов. "Ежовые рукавицы" пришлись Берии впору.

Многие молодые сотрудники центрального аппарата были направлены руководить местными органами НКВД, сменив репрессированных и изгнанных со службы. А старший оперуполномоченный Кубаткин, которому было всего 32 года, весной 1939 года попал в "номенклатуру" - получил видный пост начальника Московского управления НКВД.

К приходу Кубаткина обстановка в Управлении была весьма сложной. Аппарат освобождался от тех, кто раскручивал маховик массовых политических репрессий в Москве. Были арестованы четыре начальника Управления, в их числе и свояк Сталина, С.Реденс. Пятый - В.Каруцкий - покончил с собой. Их судьбы разделили их заместители и руководители оперативных отделов. Среди них были не только сподвижники и соратники Ежова, но и нежелательные свидетели черных дел, те, кто, по выражению вождя, "знал слишком много". Каждый день, приходя на работу, мы узнавали об очередном исчезновении кого-либо из своих начальников. Кубаткин не застал практически ни одного сотрудника, звание которого было бы выше младшего лейтенанта. Большинство не имели ни соответствующего образования, ни профессиональных навыков, ни опыта.

А между тем в наследство новому начальнику Управления досталась масса незавершенных дел, преимущественно групповых. Это были дела, возбужденные, главным образом, по признакам печально известной 58-й статьи УК РСФСР, причем по всем ее пунктам: антисоветская агитация, вредительство, шпионаж, террор, членство в контрреволюционной организации и даже... недоносительство. Причем доказательства вины подсудимых ограничивались, как правило, их собственными признаниями, полученными в результате применения физического воздействия. Признание подсудимым своей вины официально возводилось в ранг "царицы доказательств" и освобождало следствие от необходимости предоставлять суду, какие бы то ни было документальные и вещественные доказательства преступления.

В общем потоке обвинений преобладали дела по антисоветской пропаганде. Рассмотрев часть этих дел, Кубаткин быстро разобрался, что они заведены без достаточных на то оснований. По более чем 100 делам, заведенным по 58-й статье, он вынес мотивированное заключение об их прекращении, и все арестованные были отпущены на свободу.

Первые шаги нового руководителя, воспринятые в коллективе как серьезная корректировка ежовской политики, спасли жизнь многим людям, но поддержки наверху не получили. Дело в том, что значительная часть арестованных была расстреляна, а обнародовать этот факт в планы Кремля, разумеется, не входило. Кроме того, сталинское руководство не без основания опасалось, что при возвращении из лагерей тысяч заключенных всплывет суровая правда о беззакониях, творившихся в лагерях и тюрьмах. Но главное - кремлевское руководство опасалось подорвать атмосферу страха, которая рассматривалась сталинскими идеологами как одна из важнейших опор тогдашнего режима. Кремлевское руководство решило ограничиться общими разговорами о кампании по пересмотру дел и о некотором облегчении режима в местах лишения свободы; ни о каких далеко идущих планах исправления "ошибок" карательной политики не было и речи.

Кубаткину сделали внушение в наркомате за увлечение "либеральной линией" и "легкий подход" к пересмотру дел. В отличие от некоторых других начальников местных органов, его это не испугало: он сумел отстоять обоснованность принятых им решений вернуть хоть какой-то части людей их доброе имя. Для Кубаткина тогда все обошлось более или менее благополучно. А вскоре молодого начальника Управления НКВД ввели в состав президиума Моссовета и бюро горкома партии, а в 1939 году избрали депутатом Верховного Совета СССР.

Кубаткин сразу же взялся за чистку аппарата Управления от сотрудников, которые фальсифицировали дела, выбивая из арестованных ложные показания. Некоторые из этих сотрудников были осуждены, других попросту выгнали из НКВД. К самим же делам, сфабрикованным ими, а главное - к судьбе невинно осужденных по ним, обычно не возвращались. Приговоры оставались в силе, и те, кому удалось уцелеть, вышли на свободу лишь через 15-18 лет. Кубаткин смог лишь выдвинуть жесткие требования: не ограничиваться признанием арестованным своей вины, а непременно подкреплять предъявленное обвинение показаниями свидетелей, актами экспертизы, документальными и вещественными уликами. Он твердо придерживался мнения: окончательную судьбу привлекаемых к уголовной ответственности должен решать суд.

В марте 1941 года, когда стало ясно, что войны не избежать, была произведена реорганизация НКВД: разведка и контрразведка были выделены в самостоятельные органы и на их базе образован Наркомат государственной безопасности. Кубаткин становится во главе Управления НКГБ по Москве и Московской области. На этом высоком посту его и застала война. Кубаткину приходилось контролировать борьбу с преступностью в столице и области. Результат его работы был налицо: за это время в Москве и области не было совершено серьезных преступлений. Наличие внутренней агентуры, завербованной в уголовной среде или внедренной в нее, позволяло своевременно раскрывать, а главное - предупреждать многие преступления.

В июле 1941 года происходит объединение наркоматов внутренних дел и государственной безопасности. Кубаткину поручается возглавить одну из важных спецслужб. Но работать в ней ему не пришлось: в конце августа 1941 года его направляют в Ленинград. Там он находится все годы войны - до мая 1943 года в качестве начальника Управления НКВД, а после повторного разделения Наркомата - в должности начальника Управления НКГБ-МГБ.

В Ленинграде Кубаткин оказался в самом водовороте грозных событий. СД и абвер засылают в город все больше своих лазутчиков с единственной целью - определить расположение продовольственных складов и баз, чтобы упростить задачи авиации и диверсионной агентуре. Перед Управлением НКВД встала задача - обеспечить защиту этих складов и баз. Надо сказать, не все удалось сделать. 8 сентября 1941 года, во время второго массированного налета авиации, противнику удалось разбить и поджечь знаменитые Бадаевские склады. Это был жестокий удар: пожаром было уничтожено 700 тонн одного только сахара.

Сюрприз за сюрпризом, которые преподносила война, требовали быстрых и неординарных решений, в короткие сроки предстояло вывезти из осажденного города в глубь страны значительную часть гражданского населения. Необходимо было перебазировать в тыл промышленные предприятия и уникальное оборудование. Практически целый город - полтора миллиона человек, промышленные предприятия, НИИ, учебные заведения, музеи, театры - нужно было эвакуировать на восток в сжатые сроки. Только в первые месяцы войны из Ленинграда были эвакуированы 961 тысяча 79 человек, вывезено свыше 90 заводов. Но в самом осажденном городе надо было обеспечить бесперебойную работу и "маскировочное прикрытие" предприятий, занятых производством оружия, мин и снарядов.

В первых числах сентября 1941 года было начато формирование на заводах 150 рабочих батальонов - на случай ведения уличных боев; во главе многих из них были поставлены сотрудники Управления.

Не остались ленинградские чекисты в стороне и от сохранения культурных и исторических ценностей: только из Эрмитажа было отправлено на Восток свыше миллиона ценнейших произведений.

Но основная деятельность Управления была связана с ходом военных действий. В 1941-1942 годах на оккупированной врагом территории были сформированы около 40 партизанских отрядов и 42 разведывательно-диверсионные группы, непрерывно наносившие удары по войскам противника.

В трудных военных условиях коллектив Управления, который традиционно составляли отличные профессионалы своего дела, обеспечивал безопасность города от действий подрывных центров абвера и СД, штаб-квартиры которых располагались по соседству с Ленинградом - в Пскове и Новгороде.

В Пскове тогда шла усиленная подготовка террористического акта против Сталина. В ноябре 43-го года там, в числе других диверсантов, проходил подготовку разоблаченный позднее на территории СССР террорист Таврин-Шило, который должен был лично осуществить покушение. Первые сведения о готовившейся акции и наводке на самого Таврина-Шило были получены через агентуру ленинградского управления, действовавшую в Пскове.

Кубаткин твердо придерживался принципа: рассчитывать на случайное выявление вражеских лазутчиков нельзя. Необходимо направлять в оккупированные районы области хорошо подготовленных агентов и доверенных лиц, способных внедриться в органы абвера и СД. В результате эффективность работы резко повысилась. Сведения о предполагаемых забросках в Ленинград вражеской агентуры, пунктах перехода ею линии фронта чекистский аппарат стал получать заблаговременно, хотя сам по себе захват вооруженных до зубов вражеских лазутчиков был труден и опасен.

Основным объектом разработки ленинградских чекистов стала резидентура немецкой разведки - группа "Абверкоманда-104"; согласно архивным документам, только в период с октября 1942 по сентябрь 1943 года она забросила в тыл Красной Армии 150 групп шпионов и диверсантов, численностью от трех до десяти человек каждая. С помощью агентуры, внедренной в разведывательную сеть абвера и СД, Ленинградскому управлению удалось не только раскрыть ее лазутчиков, но и в значительной мере обезвредить их.

Годы, проведенные Кубаткиным в блокадном городе, укрепили его репутацию в чекистском корпусе страны. Во время первых послевоенных выборов он вновь был избран депутатом Верховного Совета СССР - на этот раз от Смольнинского избирательного округа Ленинграда.

В марте 1946 года пост министра государственной безопасности СССР по предложению Сталина получает доверенное лицо Берии B.C. Абакумов. Происходит обычная в таких случаях "смена караула". Зная Кубаткина по совместной работе в центральном аппарате, новый министр поручает ему возглавить Первое главное управление МГБ - внешнюю разведку. Кубаткин отказывается, ссылаясь на отсутствие опыта зарубежной работы, незнание иностранных языков. Абакумов, уже согласовавший наверху назначение Кубаткина, пытается настоять на своем. Но переубедить упрямца ему не удалось. Министр затаил злобу. В 1946 году он освобождает Кубаткина от должности начальника Первого главного управления, на которой тот пробыл меньше полугода, и посылает начальником Управления КГБ по Горьковской области.

А вскоре Абакумов наносит ему новый жестокий удар: в марте 1949 года Кубаткина увольняют из органов с формулировкой: "за невозможностью дальнейшего использования и с передачей на общевоинский учет". Решение подтвердил Секретариат ЦК ВКП(б). Впрочем, выгнать на улицу 40-летнего генерала с безупречным послужным списком, удостоенного многих наград, было неприлично, и Кубаткина назначили заместителем председателя Саратовского облсовета.

Злоключения Кубаткина начались в 1949 году, вскоре после смерти Жданова, который лично знал его и относился к нему покровительственно. Именно в этот период в высших эшелонах власти развернулась острая борьба за место второго лица в партии, которому предстояло принять эстафету из рук уже одряхлевшего вождя. В Кремле настороженно относились к возраставшему авторитету и влиянию ленинградских руководителей. Всегда отличавшийся властолюбием Маленков, после опалы, продолжавшейся с 1946 по 1948 год, продвигается ко второму месту в партии и начинает атаки на выдвиженцев Жданова. В первую голову это коснулось ставшего к этому времени секретарем ЦК ВКП(б) бывшего руководителя ленинградских коммунистов А.А. Кузнецова, в котором Маленков видел опасного конкурента в борьбе за власть. По наветам Маленкова 15 февраля 1949 года возникло постановление Политбюро "Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) Кузнецова и кандидатов в члены ЦК Родионова и Попкова". Родионов занимал в то время пост Председателя Совета Министров РСФСР, Попков - секретаря Ленинградского обкома партии. Вскоре Кузнецов, Родионов и Попков получили партийные взыскания и были сняты со своих постов.

Министр госбезопасности Абакумов счет ситуацию походящей, чтобы выслужиться перед Сталиным в роли разоблачителя нового заговора в партии и представить отстраненных ленинградских руководителей организаторами контрреволюционного подполья. Вот тут-то, как считал коварный министр, и мог пригодиться опальный Кубаткин. Во-первых, в течение всей войны он был близок к руководителям Ленинграда, и при желании из него можно было бы выжать какой-нибудь компромат на них. Во-вторых, Кубаткин лучше других ориентировался в ленинградских архивах прошлых лет и мог подсказать, где и что искать. В-третьих, расчет строился на том, что, спасая от репрессий собственную семью, опальный генерал пойдет на сговор с совестью и "припомнит факты, изобличающие ленинградских руководителей в "местном сепаратизме".

В Ленинград срочно снаряжается группа ответственных работников МГБ, заранее сориентированная на то, чтобы тщательно перерыть все архивы Управления МГБ и партийных органов и найти там нужные материалы. Неблаговидную роль в ленинградских событиях того времени и, прежде всего, в судьбе Кубаткина и Капустина, занимавшего тогда пост второго секретаря обкома партии Ленинграда, сыграл начальник Управления МГБ генерал Д.Г. Родионов, сменивший на этом посту Кубаткина. Родионов представил Абакумову справку, сохранившуюся в оперативных учетах, в которой говорилось о том, что в 1935-1936 годах Капустин, находясь в Англии, куда был направлен на предприятие одной фирмы в качестве помощника начальника цеха турбинных лопаток Путиловского завода, якобы вступил в близкие отношения с местной жительницей, преподававшей ему английский язык. В лондонской резидентуре нашей внешней разведки возникло предположение, что эта женщина являлась агентом английской контрразведки. Об этом было доложено Жданову, но он оценил сообщение как сомнительное, и последствий оно не возымело. Об этом в сообщении Родионова умалчивалось. Зато он отметил, что в 1945 году Кубаткин, узнав об этих материалах, распорядился их уничтожить (чего, кстати, и требовала действовавшая в то время инструкция).

Абакумов переадресовал сообщение Родионова Сталину. Реакции вождя была незамедлительной: он дал указание арестовать Капустина, подозреваемого в связях с английской разведкой, и Кубаткина, допустившего служебное преступление. Оба они - депутаты Верховного Совета СССР - оказываются в тот же день в тюрьме без санкции прокурора. В постановлении на арест Кубаткина говорилось, что, "работая в 1941 -1944 годах на руководящих должностях в Ленинграде, он поддерживал преступную связь с группой лиц, враждебно настроенных против партии и правительства".

Поначалу Кубаткин не испытывал тревоги относительно своей судьбы. Когда его арестовывали, он сказал жене: "Произошло какое-то недоразумение; скоро все выяснится, и я вернусь". Его требование на встречу с министром осталось без ответа. Затем к нему пришло осознание безысходности: шантаж с угрозой репрессировать семью, жестокие истязания показали, сколь мрачны его перспективы. Хотя Кубаткин не позволял себе упасть духом. Предварительное следствие по делу Кубаткина продвигалось со скрипом и заняло в общей сложности больше года (с 23 июля по сентябрь 1950 года). За это время 15(!) раз продлевали сроки следствия. В конце концов Кубаткин был приговорен к 20 годам тюремного заключения за недоносительство - "преступное бездействие". Но вскоре последовала команда Абакумова: с исполнением приговора подождать. В это время из арестованных по "ленинградскому делу" удалось выбить ложные показания на Кубаткина как участника "антипартийной группы". И следствие по его делу возобновилось.

Каких-то документов или вещественных доказательств вины Кубаткина, так же как и "антипартийной группы" в целом, на процессе не фигурировало - их просто не было. В открытом судебном процессе по "ленинградскому делу " Кубаткин не участвовал. Его судили отдельно от основной группы. Факт ареста Кубаткина и суда над ним замалчивался. 2 октября 1950 года Военная коллегия после двадцатиминутного разбирательства вынесла приговор: расстрелять. И приведен он был в исполнение в тот же день. Торопились, следуя известной формуле иезуитов: нет человека - нет проблемы. Вместе с Кубаткиным были осуждены его жена и сын - студент, получив 15 и 10 лет исправительно-трудовых лагерей. 80-летняя мать Кубаткина была, как социально-опасный элемент, выслана из Донбасса.

В начале 1954 года Прокуратура СССР произвела проверку материалов "ленинградского дела " и установила, что оно от начала до конца сфальсифицировано. Обвинение против Кузнецова А.А., Вознесенского Н.А., Попкова П.С., Родионова М.М. и других (в их числе и Кубаткина) были сфабрикованы следственным аппаратом МГБ по команде свыше. Что касается признания подсудимых, было установлено: не выдержав пыток и истязаний, они оговорили себя и других. По протесту Прокуратуры Военная коллеги в новом составе отмела нелепые обвинения, отменила приговор, прекратила "ленинградское дело " за отсутствием в действиях осужденных состава преступления. Доброе имя Петру Николаевичу Кубаткину вернули посмертно. Мать жена, сын и сестра смогли вернуться к месту жительства.

Сергей ФЕДОСЕЕВ