Дочь маршала Малиновского Наталья Родионовна: «Цыганка предупредила отца, чтобы он берегся… пятницы. Маршал малиновский

Сотрудницы районной библиотеки Лодейного поля, 1935 год (слева в первом ряду Раиса Кучеренко)

Раиса Кучеренко на отдыхе в Крыму. Май 1941 года

В Венском зоопарке. Май 1945 года

Р.Я. Малиновская с мужем и сыном Германом

М.ПЕШКОВА: 22 июня скоро. Готовя передачу о маршале Малиновском в цикле передач о 65-летии Победы, поинтересовалась у Натальи Родионовны, дочери маршала, о ее маме, маршальской жене, Раисе Яковлевне Малиновской, уроженке Украины, приехавшей перед войной к своей старшей сестре, офицерской жене, в Ленинград. Рассказывает Наталья Малиновская.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Моя мама очень хотела учиться, осталась с сестрой в Ленинграде и поступила учиться сначала на библиотечные курсы, потом в библиотечный институт. А к этому времени оказалось, что их куда-то переводят, и мама совсем 15-летней девчонкой осталась одна в Ленинграде. Ничего, не пропала. Выучилась, закончила библиотечные курсы, библиотечный институт, стала работать - сначала библиотечным инспектором по северу, в Мончегорск она ездила библиотечным инспектором, по деревням. Вот она говорит, что, как ни тяжко было на Украине, а она ведь и голод украинский тоже застала…

М.ПЕШКОВА: Голодомор на ее глазах был, да.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Да, и там у нее была первая дистрофия. Все-таки ей показалось, что как-то тяжелее люди жили вот там, на севере. Ощущение было немотивированное ничем. Может быть, просто потому что там места были родные и вроде бы юг, а там было так неуютно, так северно и так холодно. И вот на лошаденке они ездили с другим библиотечным инспектором с какими-то лекциями, ездили в 30-е годы бог знает по каким глухим деревням. Потом она обосновалась уже в прелестном, как она говорила, месте с красивым названием - Лодейное Поле, она уже была там заведующей библиотекой. Она фанатично любила свою работу, любила книги, любила работу такую, не просто выдавать книги, она устраивала читательские конференции. Она очень гордилась тем, что к ней на читательскую конференцию приезжали писатели из Ленинграда. Вот венец ее восторгов - это был приезд Юрия Германа. Сумела его уговорить, сумела устроить. И, в конце концов, она вышла замуж и уехала с мужем в Ленинград. И вот тут она оказалась в очень интеллигентной семье, где ее звали слегка пренебрежительно - «наша комсомолка Рая». Они все были люди очень образованные, архитекторы, переводчики, с университетским образованием далеко не в первом поколении, а вот она была как-то им совершенно не ко двору. Но так уж случилось. У нее родился сын, которого она назвала Германом в честь своей любимой оперы, «Пиковая дама». Это бедному моему брату доставило столько потом неприятностей в жизни. Ну представьте себе, мальчик 36-го года рождения, а его зовут Герман. Как Геринга. Он так хотел переименоваться в Александра. Полжизни хотел переименоваться в Александра. Война маму застает уже в Ленинграде. Она работает в библиотеке механического техникума. И, естественно, муж уходит на фронт сразу, и скоро она получает похоронку. Начинается блокада, и вся его многочисленная семья, там все были постарше ее, в блокаду вымирает у нее на руках. Она самая здоровая, она самая молодая. А сына у нее забирают, его эвакуируют вместе с детскими садами, как большинство детей Ленинграда, и ей не разрешают уехать вместе с ним. Но в тот момент еще никто не понимает, что происходит. Кажется, два месяца дети побудут где-то, пока здесь опасно, и вернутся. Они не могли себе представить, что они прощаются с детьми - кто навсегда, кто на долгие 4-5, может быть, больше, лет. Ведь потом еще нужно было найти друг друга. Об этой сцене она часто потом в старости вспоминала, как это было ужасно. Ни такие маленькие, совсем дети, и их увозят, и ей не разрешают уехать, и говорят: «А кто будет защищать Ленинград?» Боже мой, как я буду защищать Ленинград? Я библиотекарь. Что я буду делать? Но стало вскоре ясно, что - копать окопы, стоять на посту, потом хватать эти бомбы, совать их куда-то в песок.

Н.МАЛИНОВСКАЯ: О блокаде вспоминала нечасто. Я помню, когда вышла «Блокадная книга» Гранина, я еще очень долго думала, прочитав книгу, дать маме это или это будет как-то слишком для нее тяжело. В конце концов, я принесла ей «Блокадную книгу», потом приезжаю, говорю: «Ну как тебе это?» Она говорит: «Это все правда, но такая малая часть правды». Про «Блокадную книгу» больше ничего она не сказала. Потом какие-то невероятные совершенно детали иногда проскальзывали. Вот как фронтовики почти ничего не рассказывали, вот так она ничего не рассказывала о блокаде, почти ничего, и только один раз ее при мне кто-то спросил, она ведь потом была и на фронте, и на передовой: «Раиса Яковлевна, на фронте страшно было?» Она так помолчала и сказала: «Да после блокады уже почти что и нет». Вот страшнее, чем там, не было ничего. Она точно знала, что нельзя ложиться - это верная смерть. Вот об одном страшном моменте блокады она мне рассказывала. Она пришла домой, уже из близкой родни мужа ее не было никого, но вместе с ней в этой квартире жили двоюродные, может, троюродные родственники его. Когда она однажды пришла домой, она обнаружила, что нету ни родственников, ни печки-буржуйки. Вот куда-то они подались. И вот тут вот она села, холодно было, голодно, это даже уже не обсуждается, и вот так она просидела в остолбенении несколько часов, а потом сказала себе: «Ну, сволочи, я назло вам выживу!» и стала думать, что она теперь продаст, чтобы обогреться, что-то купить. И вот тут, она говорит, это была судьба. Тут она за разрубленным на дрова буфетом нашла - туда завалилось много-много коробок гомеопатических лекарств ее свекрови. Та лечилась гомеопатически. И вот она довольно долго была уверена, что эта гомеопатия, которую она ела, ее спасла. Второй случай такой. И очень примечательно, что я не от мамы о нем узнала. Мне, наверное, лет было уже 14, и к нам из Ленинграда приехала в гости женщина. Я ее видела впервые. Ну, знаете как, приезжают из деревни из маминой, это называется «наши родственники». Кто бы они там ни были, они наши родственники. А тут вот появились еще какие-то ленинградские, тоже вроде как бы родственники. И мне было как-то очень странно видеть, как это взрослая женщина смотрит на маму, как на икону, вот абсолютно так. И потом она мне одной сказала: «Ты даже не понимаешь, что за человек твоя мама. Вот я тебе расскажу, чтобы ты понимала, что это за человек». Вот тогда она была девочкой, и был у нее брат. Оказалась какая-то отдаленная по мужу мамина родня. У них умерла бабушка, мама, у них умерли все, они оказались двое с вот этим братиком. И им деваться некуда. Они помнили, где живут другие родственники. И вот, оказалось, они пришли к маме, когда она была уже одна, уже брошенная теми. Вот у этой девочки Люси не было ничего, кроме одного от мамы оставшегося колечка. Она пришла к маме с этим колечком и с братом и сказала: «Тетя Рая, возьмите нас. Вот мамино колечко, у нас ничего больше нет». «Заходите, будем как-то жить. А колечко я у тебя не возьму. Этого нельзя делать. Это твоя память о маме. И если я его возьму, я его немедленно пойду сменяю и мы сразу это все съедим, и потом, если мы останемся живы, тогда ты вспомнишь, и мне нехорошо будет, что я твое колечко сменяла. Давай мы не будем его менять. Мы забудем о том, что оно у тебя есть». И вот они стали жить втроем. Мальчик не выжил. Девочка выжила, и ее тоже эвакуировали. Но маму взрослую эвакуировали уже в дистрофии в апреле 42-го года. Они прожили зиму, самую тяжелую блокадную зиму, вместе, самую трудную, самую голодную. Вот тут они потерялись. Нашлись они много позже, намного позже войны.

М.ПЕШКОВА: Так это она к вам приезжала?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Это она к нам приезжала. И историю я знаю не от мамы. Она мне не рассказала. Но раз мне не рассказала, значит, и никому не рассказывала. Как ей про себя такое рассказывать? А колечко матери вот этой Люси пропало, потому что она его отдала воспитательнице, увозившей их, уже на большой земле, уже не в Ленинграде, после эвакуации. Ну и… Уже бог судья, кто попользовался. Но не мама моя. Хотя все равно дети были готовы все это поделить, естественно. Потом, когда я с мамой уже много лет спустя разговаривала об этом, она мне сказала, что, наверное, не у всех, но у многих людей, которых она знала, в блокаду была такая убежденность - вот если ты переступишь этот человеческий закон, вот тогда ты обязательно умрешь. Или с ума сойдешь. В ней было это чувство. Она была уверена, что она вот этим выжила.

М.ПЕШКОВА: Маршальская жена, Раиса Яковлевна Малиновская, воспоминания дочери, Натальи Малиновской, в «Непрошедшем времени» на «Эхо Москве» в цикле «Победа. Одна на всех».

Н.МАЛИНОВСКАЯ: И что меня очень поразило в ее рассказе о блокаде. Вернее, не о самой блокаде, а о том, как их увозили, как они ехали оттуда. Это было 4 апреля 42 года, последний день, когда существовала ледовая Дорога жизни. И проваливались через одну машины. Их машина прошла. И потом полтора месяца их везли вот в этих теплушках, в вагонах, из Ленинграда примерно в район Грозного. А у них нечего было уже менять, у них совсем ничего не было. И меня поразило то, что эти полтора месяца они все еще голодали, вот эту дорогу. Она помнила, как выходили на остановках люди, ей они казались такие благополучные, что просто уж дальше некуда - крестьянки с какими-то продуктами в сумках. Может быть, это все было далеко не так лучезарно, как казалось тем, кого только что вынули из голода самого крайнего. Но вот ей казалось, что они очень благополучные. И им нечего сменять. И как их покормят, так их покормят. Не каждый день, говорила она. Вот это меня поразило - что их не каждый день кормили во время этой дороги. И они в той же дистрофии приехали куда-то там, в какую-то деревеньку в районе Грозного. Еле-еле их покормили, за месяц они более или менее отошли. Лето 42-го - крушение Южного фронта, и вот-вот пойдет эта местность под оккупацию. И она говорит, что вот это был второй тяжелейший момент за всю войну, когда она поняла, что - да пусть хоть все останутся, с кем она приехала, а вот я не останусь. Ни за что не останусь. В армию не берут.

М.ПЕШКОВА: По возрасту?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Да какой возраст? В армию никого не берут - боятся шпионов, лазутчиков, бог знает кого. Фронт откатывается. Нельзя ни в коем случае никого брать в армию, строжайший запрет. Тем более, вот тут вот.

М.ПЕШКОВА: Это приказ главнокомандующего?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Наверное. Я знаю о том, что не брали, с маминых слов. Она, тем не менее, уходит из этого селения. Вот это она мне рассказывала не раз. И у нее узелок, в этом узелке - кусок хлеба, кусок мыла и туфельки, которые она привезла с собой из Ленинграда и не сменяла ни в каких обстоятельствах. Туфельки, которые она купила для сына. Потом она мне говорила: «Господи боже мой, ну о чем я думала? Ведь он же уже должен был вырасти из этих туфелек». Вот это в голову не приходило. Она их несла, как залог встречи. И вот, как в сказке, перекресток трех дорог. И куда ей идти по этим трем дорогам, ей совершенно все равно. Она не знает. И почему-то этот момент выбора был так внутренне тяжел. Она говорит: «Я села на этом перекрестке и так плакала, как никогда не плакала». А потом - что делать? - вытерла слезы и пошла. И вот буквально вскоре набрела на какую-то воинскую часть, стала врать, что отбилась от своей части и все такое. А лейтенант и говорит: «Девушка, вы врете». «Вру! - и зарыдала горько. - Вот мой ленинградский паспорт. Я не за тем жила под блокадой целую зиму, я не затем голодала в Ленинграде, чтобы теперь пойти под оккупацию. Возьмите кем угодно. Я все что угодно буду делать. Я ничего не умею военного. Я библиотекарь». «Ладно, - говорит, - возьмем мы вас. Вот вы идите туда, там живут наши девушки. Вы скажите, что вы наша», и назвал какой-то номер части. И она пошла туда, показали, где ей ночевать. И вот тут вот пришел сержант с каким-то котелком и говорит хозяйке: «Где тут у вас наша девушка?» Она говорит: «Да вот она там, моется». Он ей принес в котелке гречневой каши, и она рыдала над этой кашей. И вот так она оказалась в армии. Поначалу ее определили в самую тяжелую работу при армии - она была в банно-прачечном комбинате. Потом уж она выучилась всему на свете. И все-таки грамотный человек, закончивший институт. Там и много работы такой вот уже цивилизованной, грамотной, для такого человека найдется. Но вот первой ее работой был банно-прачечный комбинат. И вот так она оказалась в армии. Эта армия вскорости попала в окружении. И вот она выходила из окружения, ничего не боясь уже после блокады. Она принесла какие-то разведданные, выйдя из окружения, причем долго они блуждали в окружении - наверное, с неделю. Ее как-то отметило командование, что она не просто вышла из окружения, но что-то там такое могла рассказать - какие дороги уже заняты немцами, какие свободны. И это имело какой-то военный смысл. Командарм их погиб, армию расформировали. И вот следующая армия, в которой она потом была, тут же немедленно снова попала в окружение. Она дважды за это лето 42-го года выходила из окружения. Второй раз она посчитала там какие-то танки. Второй раз ее уже за то, как она с толком вышла из окружения, командование ее армии представило к Ордену Красной звезды. И вот этот орден вручал ей папа, когда заметил ее. Но она еще очень долго, хоть и была им замечена, воевала, как обыкновенный человек, а вовсе даже не как маршальская жена. Сами понимаете, большая разница. Тем более и он тогда не был маршалом. А лето 42-го года что для мамы было тяжелейшим, что для него было тяжелейшим. Об этом отдельный рассказ. Папа ей стал передавать приветы. А так как отчество у них одинаковое - Родион Яковлевич и Раиса Яковлевна, то у многих было на сей счет подозрение, что они брат и сестра. И вот мне рассказывала мама: «Ох, насколько ж мне легче жить-то стало после того, как заподозрили, что я его сестра!»

Это уже совсем где-то перед войной близко - 38-39гг., может быть, даже 40-й - мама записалась в планерный кружок. Она объясняла, что не столько потому, что ей очень уж хотелось на планере летать, потому что она не знала, как это, летать на планере, но ей понравилось, а потому что там давали комбинезон и форму. К комбинезону какие-то там тапочки специфические. И вот когда она надевала этот комбинезон и отправлялась куда-то к черту на рога на этот аэродром, где их планер стоял, она говорила: «Мне казалось, весь город на меня смотрит - какая я иду, в этом комбинезоне». А потом летать очень понравилось. Она никогда ни о чем не жалела, что у нее пропало во время блокады. Понятное дело, что пропало все, что было, до последней кофточки. Но жалела она об одном - что пропала газета с фотографией, где была она на планере не то около планера, и было написано: «Рая собирается в полет». Вот эту фотокарточку с «Рая собирается в полет» - господи, как же ей хотелось показать мне и папе. Вот не знаю, если бы каким-то чудом мне попала в руки эта газета, а ведь она существует, районная, многотиражная, не знаю, какая. Про это вот «Рая собирается в полет» я и хотела еще отдельно сказать.

Мы уже дошли до конца войны, до того времени, когда после Парада Победы в гостинице «Москва» собрались попраздновать узким кругом - папа, мама, несколько генералов, офицеров. Маме во время подготовки к Параду Победы все казалось странным, что что-то еще происходит, помимо подготовки к Параду Победы. Вот как-то уж слишком папа озабочен, слишком он сосредоточен. Вот ну не в параде здесь только дело. Когда уж все так сидели и разговаривали, пели, вдруг один из этих офицеров запел песенку - «Мама, я Сибири не боюся, Сибирь ведь тоже русская земля!» И вот тут она поняла, что для них война не кончилась, что они поедут на Восточный фронт и что у них все еще будет впереди. А впереди был и Забайкальский фронт, и поразительный совершенно штурм Хингана, впереди было еще десять, как они с папой считали, счастливейших лет их жизни на Дальнем Востоке. А вот по дороге на эту японскую войну маме нужно было найти сына. Она знала только одно - что он в детском доме где-то в Сибири, где-то там, куда увозили ленинградских детей. И ничего больше она о нем не знала. Она могла узнать, где располагаются, в каких деревеньках, эти детские дома, куда отвозили ленинградских детей. И вот пока шел эшелон, папа разрешал ей на каких-то станциях отлететь на По-2 в расположение этого детского дома, проверить, есть он там или нет. И вот где-то в девятом или в десятом детском доме мама нашла сына и привезла его с собой. И он, совсем девятилетний мальчишка, оказался с ней вместе на войне. Ведь она же воевала. Это был штаб фронта. У нас есть фотографии. Понятное дело, что все любили ребенка, который оказался здесь поневоле. Солдаты его очень любили. Он там стоял с ружьем, они его фотографировали. Забавно очень было, когда она его наконец нашла, посадила его в По-2, а это же открытый самолетик, она его прижала к себе, сделали они круг над этим селом, где детский дом располагался. И брат мой Гера стал говорить: «Подождите, подождите, вы не летите дальше. Мне надо тапочки кинуть». «Какие тапочки, о чем ты?» «Ребята дали мне тапочки, чтобы я из самолета их кинул». И вот он стал эти тапочки, даденные ему товарищами, раскидывать, чтобы они их ловили, эти во тапочки, побывавшие на самолете. Мама была страшно потрясена тем… Когда она его увидела, а он того же роста, каким она его отправляла. Там тоже дети голодали. У них тоже была, конечно, не в такой степени - в Ленинграде они были бы обречены, но там тоже была дистрофия. И вот брат уже рассказывал, что в старших группах, где ему было уже лет 8-9, их отправляли, как говорили, сторожить поле с морковкой, и он говорил: «Я только сейчас понимаю, что нас отправляли туда чуть-чуть подкормиться».

М.ПЕШКОВА: А они учились?

Н.МАЛИНОВСКАЯ: Нет-нет. Какая школа? Ничего. Их ничему не учили. Оказалось, что он не научен ничему. А возраст-то уже подходит. И вот такие ускоренные классы были только в суворовском училище. И таким образом он сразу после войны попал в суворовское училище, учился он в киевском суворовском. И вот его он и кончал.

М.ПЕШКОВА: Воспоминания о маме, Раисе Яковлевне Малиновской, в рассказах дочери маршала Малиновского, Натальи Малиновской. Как война прошлась по судьбам родных семьи Малиновских, в продолжениях цикла «Победа. Одна на всех» воскресным утром. Режиссер - Алексей Нарышкин. Я - Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

Дочь Маршала Советского Союза, дважды Героя Советского Союза Родиона Малиновского передала в дар Российскому историческому обществу уникальную подборку документов из личного архива своего отца .

Речь идёт о десятках писем, дневников, постановлений и редких фотографий, охватывающих период , в России, борьбы с режимом Франсиско Франко в Испании и, конечно, Второй мировой войны.

«Ваш отец - человек удивительной судьбы. Он прошёл дорогами Первой мировой войны в составе Русского экспедиционного корпуса, он сражался и в двух гражданских войнах - в России и Испании. И конечно же, защищал нашу Родину в годы Великой Отечественной войны. При этом он понимал, что принимает участие в событиях большой исторической важности. И поэтому собирал документы, дневники, делал фотографии. Безусловно, этот архив - это наше большое достояние»,

Сказал в ходе встречи с Натальей Родионовной Малиновской Председатель Российского исторического общества .

Среди этих бесценных архивных материалов - рукопись написанной в юности пьесы о восстании в лагере Ла-Куртин, письма бывших сослуживцев, подлинные фотографии с фронтов Первой мировой, а также огромный массив документов, связанных с периодом Великой Отечественной: неотправленные письма на родину, найденные у убитого немецкого ефрейтора , и ещё целый ряд документов, переведённых с немецкого на русский, которые маршал Малиновский тщательно изучал.

«Здесь представлены документы, касающиеся войны, - документы немецких штабов, их взгляд на Никопольскую операцию. Это поразительно интересные документы! Там есть один текст, инструкция немецкая, как нужно вербовать наших пленных во власовскую армию, их психологический портрет, методы вербовки. И папиной рукой подписано: «Познание врага. В мою особую папку». Вот этот гриф очень значимый»,

Отметила в ходе встречи Наталья Малиновская .

Часть документов касается и периода «холодной войны». На одной из фотографий запечатлены Никита Хрущёв, министр иностранных дел СССР Андрей Громыко и Родион Малиновский - на тот момент министр обороны Советского Союза. Спустя почти полвека после окончания Первой мировой Малиновский прибыл в Париж на международную конференцию и, конечно, заехал в небольшую деревушку, где некогда служил в составе Русского экспедиционного корпуса. На фотографии вместе с высокопоставленными государственными деятелями из СССР стоит пожилая француженка - в годы Первой мировой она работала в таверне, где бывали солдаты Русского экспедиционного корпуса.

«После возвращения из этой поездки журнал «Огонёк» написал об этом большой очерк, и папе стали писать те, кто служил когда-то в корпусе. Прелестные письма, которые начинаются словами: «Привет тебе, месье Малиновский, мой однополчанин и товарищ незабываемых лет». Это огромный рассказ - совершенно драгоценные человеческие свидетельства»,

Рассказала Наталья Малиновская .

Эти истории войдут в книгу, над которой сейчас работает Наталья Малиновская. По её словам, в книге предполагается показать судьбоносные исторические события сквозь призму отдельных человеческих судеб. Сейчас ведётся большая работа в архивах, однако в силу закрытости некоторых из них даже дочь Маршала Советского Союза сталкивается с определёнными сложностями и ограничениями.

«Здесь мы Вам поможем, это все возможно»,

Пообещал Сергей Нарышкин .

Копии переданных документальных материалов уже доступны на официальном сайте Российского исторического общества. Однако, безусловно, это лишь часть документов, хранящихся в семейном архиве Малиновских. В ходе встречи с Натальей Малиновской предложил подготовить отдельную историко-документальную выставку на основе семейного архива Малиновских ко Дню Победы.

Текст: Анна Хрусталева

Дочь Родиона Малиновского поведала о том, как ее отец освобождал Францию от немцев в годы Первой мировой войны.

22 апреля 2018 года в коммуне Курси (департамент Марна, Франция) пройдет серия мероприятий, приуроченных к 101-й годовщине освобождения коммуны солдатами Русского экспедиционного корпуса (РЭК).

В годы Первой мировой войныкоммуна Курси была освобождена от немецких войск силами Русского экспедиционного корпуса, воевавшего во Франции в рамках союзнических обязательств. С 16 по 19 апреля 1917 года 1-я и 3-я бригады РЭК полностью выполнили поставленные перед ними задачи, захватив ряд пунктов немецкой обороны, взяв в плен значительное число солдат и офицеров. За проявленный героизм многие бойцы РЭК были удостоены высоких французских и российских наград. Апрельское наступление стало последним для Русского экспедиционного корпуса участием в военных действиях. Из 20 000 солдат РЭК - четверть погибла (только за освобождение Курси отдали жизнь более 800 наших воинов). Часть выживших бойцов вернулись на Родину, некоторые - остались во Франции.

В этот день состоится возложение цветов к памятнику «Русскому солдату», награждение памятной медалью активных участников мероприятий, посвященных 100-летию освобождения Курси.

Одним из воевавших в Курси был хорошо известный полководецРодион Яковлевич Малиновский. В Русский экспедиционный корпус он попал совсем мальчишкой - ему едва исполнилось 16 лет.

О том, как проходила служба будущего маршала СССР во Франции, рассказала его дочь - Наталья Родионовна Малиновская:

«Когда началась Первая мировая война, он пошел на вокзал посмотреть, как уезжают на фронт солдаты. И, возможно неожиданно для себя самого, забрался в вагон и спрятался так, чтобы его подольше не нашли. Его нашли где-то уже на середине пути к фронту и стали обсуждать, что делать с парнишкой. Он объяснил, что он самостоятельный человек, что его никто не ждет, дома у него нет. И солдаты решили, что они покажут его начальству, когда доедут до фронта. А там уже вместе с командирами решили, что его оставят до первого боя, и если он не испугается, то тогда ему дадут форму, солдатскую книжку и выпишут довольствие. И вот так после первого боя в Елисаветградском полку появился подносчик патронов к пулемету - так сказать, первый сын полка. Так с 1 сентября 1914 года началась его военная служба. Он прошел буквально все ее стадии, и, думаю, это одна из важных и главных особенностей его биографии, как, впрочем, и многих его соратников по Второй мировой войне, которые тоже начинали не с офицерских чинов. Он был ранен и где-то через полгода получил своего первого «Георгия» (Георгиевский крест - Прим. ред. ), и после госпиталя служащих его полка стали отбирать в особые бригады, предназначенные для Русского экспедиционного корпуса во Франции. Куда их отбирают, они не знали. К этому времени отец уже был пулеметчик, Георгиевский кавалер - в общем, уже опытный вояка. Его отобрали в числе прочих, и они направились через Сибирь, на Дальний Восток, а дальше морским путем. Это было очень трудное, но очень интересное для него, такого молодого парнишки, путешествие. Он увидел другие страны, южные моря… Русские солдаты были поражены укладом жизни в других странах. Наконец, они прибыли в Марсель. Их встретили с большим восторгом.

Временное правительство, которое, по сути дела, продало этих людей за снаряды, послало туда цвет своего воинства. Там был замечательный список, где говорилось, как нужно отбирать бойцов: они должны были быть грамотные, православные, ростом не меньше 175 сантиметров и отличаться общей приятностью облика. Облика славянского, чтобы не было никаких черт инородцев - никаких раскосых глаз, кавказских усов и так далее. Царскому правительству хотелось потрясти французов. И оно достигло своих целей: французы были потрясены не только тем, как воевали русские солдаты (тогда они еще не знали, как они будут воевать), но и их красотой.

Когда их послали на фронт, выяснилось, что воюют они замечательно, как и ожидалось. Французы, понятное дело, наши части не жалели и жалеть не могли (естественно, жалеют всегда своих!). Но они были восхищены тем, как русские воюют, и стали награждать отличившихся французским крестом с мечами. У отца было две французских награды и еще французская военная медаль - тоже очень уважаемая солдатская награда. Несомненно, он их очень ценил, да и как же не ценить то, что было заслужено солдатской доблестью?

Р.Я. Малиновский в каске слева

С французами у наших солдат были очень хорошие отношения до самого Ла-Куртина, когда у нас начались смутные времена. Представьте себе: полтора года эти люди воюют во Франции; естественно, они не знают, что делается на Родине. И, когда выясняется, что там революция, конечно, их первое желание - вернуться на Родину. Но не затем, чтобы к кому-то примкнуть, а чтобы посмотреть своими глазами, что происходит, и, соответственно, решить, что делать.

Их не хотели отправлять в Россию: во Временном правительстве шла речь о том, чтобы вернуть их на фронт. Но, так как в нашем корпусе стали тоже, как и в России, образовываться солдатские комитеты и произошла такая микрореволюция в масштабах корпуса, французы, во избежание дурного влияния на свою армию, хотели изолировать русских. Так они попали в лагерь Ла-Куртин и там продолжали требовать возвращения на Родину. Французы старались не вмешиваться; они предпочитали, чтобы русские с русскими разобрались сами…

Впоследствии корпус, а потом и Иностранный легион стали такой нелегальной страницей биографии. И все, кто вернулся оттуда, на всякий случай лишний раз не упоминали об этом эпизоде своей биографии, хоть он и был боевой и героический. Долгое время белая армия непроизвольно приравнивалась к РЭК, и поэтому об этом помалкивали. Только в 1920-е годы вышло несколько книг, печатали какие-то воспоминания, а потом, к 30-м годам, о корпусе напрочь забыли, и забыли очень надолго - вспоминали в частных беседах. И вот что переменило ситуацию. В 1960-е годы папа вместе с Хрущевым ехал в Париж на встречу “в верхах”. Когда у них там выдался свободный день, папа за завтраком рассказывал о корпусе. А Хрущев говорит: “У нас сегодня свободный день, давайте съездим в эту деревушку, про которую вы рассказываете!” И вот таким экспромтом началась новая история корпуса. Они поехали туда, и папа рассказывал Хрущеву, где что происходило. И потом все французские газеты написали о том, что папа там воевал, что там были русские солдаты, что у них был ручной медведь (солдаты привезли с собой живого медвежонка из Екатеринбурга, который прошел с ними всю кампанию, остался жив и доживал свой век в местном зоопарке; на памятнике, установленном РВИО в Курси, русский солдат держит французскую девочку и плюшевого мишку. - Прим. ред. ). А вскоре об этом написал и наш журнал “Огонек”, и папе стали отовсюду приходить письма…»

Полная версия интервью с дочерью знаменитого полководца скоро появится на нашем . Следите за обновлениями!

В Первую мировую войну Малиновский был тяжело ранен и лежал в госпитале в Польше. В госпиталь пришла подзаработать цыганка. Будущему маршалу в ту пору было 17. Цыганка гадала всем подряд и, как водится, на хорошие вести из будущего не скупилась. А когда дошла до Малиновского, то сказала: "Будет в твоей судьбе и маршальский жезл, и высший военный пост, но берегись пятницы, этот день для тебя дурной…"

"Войска Южного фронта покрыли свои знамена позором"

Все три ранения - в пятницу, последний день жизни - пятница. Спустя 30 лет в пятницу умерла и жена маршала. Даже начало военных операций Родион Яковлевич Малиновский никогда не назначал на пятницу. Конечно, если это зависело от него. Но пятницу из недели не выбросишь. Поэтому все, что должно было недоброго в судьбе маршала в этот день случиться, - случилось.

24 июля 42-й. Ростов-на-Дону. Малиновский, тогда командующий Южным фронтом, сдает город немцам без приказа Ставки Верховного Главнокомандования, четко понимая, что его не удержать, а солдат можно положить немало.

Через четыре дня после сдачи Ростова выходит знаменитый сталинский приказ № 227 "Ни шагу назад!"

"В нем было написано черным по белому, что войска Южного фронта, сдавшие без приказа Ставки Ростов, покрыли свои знамена позором. Я могу себе представить, что чувствовал в те дни папа, когда этот приказ, самый известный за всю Великую Отечественную, касался его настолько лично. Всю жизнь день сдачи Ростова он считал самым тяжелым днем в своей судьбе", - говорит дочь маршала Малиновского Наталья.

В феврале 43-го Малиновский вернется в оставленный им город и освободит его.

А сразу после оккупации Ростова Малиновского, уже не командующего Южным фронтом, вызывает Сталин, который не расстрелял, не отдал под трибунал, но понизил в должности, назначив командующим 66-й армией под Сталинград.

"Горячий снег"

Спустя три месяца - новое назначение. Малиновский становится командующим 2-й гвардейской армией, о подвигах которой известно благодаря роману Юрия Бондарева "Горячий снег" и одноименному кинофильму.

От успеха или неуспеха этой операции в приволжской степи в декабре 42-го в значительной степени зависел исход битвы за Сталинград.

Надежды фюрера в этом знаковом сражении и свою фамилию генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн - "Человек-камень" - оправдывал как мог. Хладнокровно и методично он прорывался к окруженной 6-й армии генерала Паулюса.

У командующего 2-й гвардейской армией Малиновского было много танков, но в них лишь четверть заправки. Они были немобильны, они могли только выйти на боевую позицию и более ничего.

"И отец приказал всем своим танкам выйти на открытое пространство, занять боевую позицию, - говорит Наталья Малиновская. - Немецкие танки и наши встали друг против друга, и так они стояли сутки. Можете себе представить это напряжение, которое испытывал тогда отец и те, кто находился в этих танках? А если бы немцы решились атаковать?"

Но Манштейн не решился, а послал за подкреплением, он же не знал, что в наших танках нет горючего. Его донесение начиналось словами: "Вся степь усеяна русскими танками, нуждаюсь в большом подкреплении". Однако подкрепление со стороны Красной армии пришло раньше.

Незаконнорожденный, безотцовщина, байстрюк

Родион Яковлевич Малиновский рос безотцовщиной. Мать прижила его от какого-то заезжего землемера. В 11 лет будущий маршал сбежал из дома. Варвара Николаевна вышла замуж, и Родион понял - в семье отчима ему не жить. Его приютила тетя Наташа, которая жила в Киеве. Жила очень бедно, но от племянника не отвернулась. Она подрабатывала тем, что обстирывала и обшивала более обеспеченных горожан.

Когда Родион начал самостоятельно зарабатывать, он очень долго откладывал деньги для того, чтобы сделать ей подарок. Он купил Наталье Николаевне швейную машинку "Зингер" и точно такую же подарил родной матери.

Он очень любил тетю Наташу. Нетрудно догадаться, что свою дочь, рождение которой предсказала все та же гадалка в госпитале, Родион Яковлевич назвал в честь Натальи Николаевны.

"Когда он узнал, что Киев освобожден от немцев, на следующий же день он полетел туда, чтобы найти тетю Наташу, - рассказывает Наталья Малиновская. - Он ее не нашел. Как рассказали соседи, она погибла, потому что приютила еврейскую семью. На тетю Наташу донесли, и ее вместе с еврейской семьей, которую она приютила, угнали в Бабий Яр".

В жизни маршала было 4 войны

Всего в жизни маршала Малиновского было четыре войны: Первая мировая, Гражданская, Испанская и Вторая мировая.

Родион Яковлевич, хотя и не собирался быть военным, просто ушел в 16 лет на фронт, чтобы не быть обузой в семье тети. С годами проявился его недюжинный полководческий талант. Он ошеломлял врага нестандартными решениями. Например, при взятии Запорожья в 43-м, не давая немцам прийти в себя, он провел ночной штурм большого города силами фронта. Запорожская операция, как и Ясско-Кишиневская, вошли во все учебники по военному искусству. Нестандартной получилась и встреча с будущей женой.

Будущей жене Малиновский вручал орден

В 43-м генерал Малиновский вручил орден Красной Звезды рядовой Раисе Кучеренко, отличившейся при сборе ценных разведданных.

"Свою армейскую жизнь мама начала в 42-м в банно-прачечном комбинате. Она дважды выходила из окружения. Второй раз был судьбоносным - они повстречались с отцом, - говорит Наталья Малиновская. - Летом 1942-го, когда выходили из окружения, она и еще два бойца пробрались через кукурузное поле и сосчитали немецкие танки. Видимо, эта информация оказалась важной - мама была представлена к ордену Красной Звезды, который ей вручал отец".

По словам дочери, Раиса Кучеренко уже тогда произвела первое впечатление на Родиона Малиновского.

Но к себе в штаб фронта он перевел ее только через год, в 44-м, и назначил заведующей столовой Военного совета. А через два года у них родилась дочь Наталья.

"У вас что, кроватей нет?"

Наталья Родионовна родилась в Хабаровске в первый послевоенный год. Малиновский тогда был командующий войсками Дальневосточного военного округа. В день рождения дочери - 7 ноября - он принимал свой первый военный парад, а потом поехал в госпиталь.

В дверях дежурный врач ему отрапортовал: "Товарищ маршал, все в порядке, ваша жена на столе. Малиновский спросил: "А у вас, что кроватей нет?".

Маршалу объяснили, где рожают детей.

Свою дочь Малиновский очень любил фотографировать сам. Фотография наряду с шахматами и рыбалкой была увлечением-страстью.

А еще в доме Малиновских всегда были животные. Кошки сибирские, собаки ушастые. Их всегда баловали. А они отвечали преданностью. В течение 40 дней после смерти Малиновского от тоски умерли все живущие тогда в доме маршала собаки и кошки.

"Кровавая свадьба"

В 37-м Малиновский привез домой из Испании прижизненное издание пьесы Федерико Гарсии Лорки "Кровавая свадьба", словно предугадывая будущую профессию еще не родившейся дочери. Пройдет 65 лет и Наталья Родионовна переведет эту пьесу на русский. Она испанист, доцент кафедры зарубежной литературы филфака МГУ, один из самых известных переводчиков поэзии Лорки и прозы Дали, лауреат многих литературных премий.

Пьеса "Кровавая свадьба" уже 10 лет идет в московском театре "Сопричастность".

Народная артистка России Светлана Мизери, исполнительница роли матери в пьесе, считает, что перевод Наталии Малиновской "самый удачный из всех существующих".

Командировочный чемоданчик

Дочь маршала Наталья Малиновская хранит у себя дома небольшой кожаный чемоданчик. С ним маршал Малиновский любил ездить в командировки. Сегодня в нем лежат некоторые личные вещи маршала.

Вещи, которыми он любил пользоваться, которые ему были дороги. Среди них берет, привезенный с Гражданской войны из Испании.

В мирное время Родион Яковлевич ездил в нем на охоту и рыбалку. Здесь же расшитая украинская рубаха. Она напоминала маршалу о юности. И кружка, сделанная на заказ для маршала на заводе по изготовлению эмалированной посуды. Ее подарили Малиновскому жители освобожденной Украины.

"Черные сугробы"

Маршал Малиновский умирал от рака - тяжело, со страшными болями - метастазы уже пошли в кости. В госпиталь его увезли в пятницу. В нем Малиновский и умер 31 марта в 67-м, не дожив до своего 70-летнего юбилея год.

После смерти мужа Раиса Яковлевна, чтобы спастись от отчаяния, впервые в 50 лет взяла в руки кисти и краски. Она рисовала простенькие картины с такими же простенькими сюжетами.

Искусствоведы обычно это называют наивной живописью. Первую картину Раиса Яковлевна назвала "Первая годовщина. 31 марта 68 года".

Другое название - "Черные сугробы" - дал этой картине однажды пришедший в гости к Малиновским режиссер Андрей Тарковский.

45 лет назад перестало биться сердце легендарного советского полководца, подвиги армии которого легли в основу сюжета романа Юрия Бондарева «Горячий снег»

Когда министр обороны СССР Родион Малиновский пригласил к себе домой первого космонавта Юрия Гагарина, тот признался его шестнадцатилетней дочери Наталье: и мечтать не мог, что окажется в гостях у легендарного маршала. А знаменитый артист Юрий Соломин до сих пор благодарен Родиону Яковлевичу за то, что не без его поддержки состоялся как актер. А ведь они даже не были знакомы.

О малоизвестных страницах жизни маршала Малиновского, под руководством которого бойцы Советской армии освобождали от фашистских захватчиков Украину, Молдавию, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехию и Словакию, «ФАКТАМ» рассказала его дочь Наталья Родионовна.

«Заболев в 19 лет корью в тяжелой форме, я в первый и последний раз увидела на папиных глазах слезы»

— Родился папа в Одессе, — рассказывает дочь маршала Малиновского Наталья Родионовна (на фото) , филолог-испанист, доцент МГУ, переводчик испанской классики. — Мать его была горничной в графском доме, а отец неизвестен: в свидетельстве о рождении Родиона Яковлевича стояло «незаконнорожденный». Когда папе было 12 лет, мать вышла замуж. Чтобы не усложнять ей жизнь, папа ушел из дому. Отправился сначала в соседнюю деревню к тете Наташе, потом — к дяде Якову, работавшему станционным смотрителем вблизи Одессы. Дядя и устроил его мальчиком на побегушках в лавку к одесскому купцу. Так с юных лет папа стал зарабатывать на жизнь.

С тех пор у отца, кстати, осталась сноровка упаковывать подарки. Помню, как-то я собиралась на день рождения к подруге. Папа наблюдал, как я пытаюсь завернуть в красивую бумагу коробку конфет. Получалось плоховато. Он подошел, взял подарок и упаковал его так ловко и быстро, как будто давал мастер-класс. При этом сказал: «Школа купца Припускова! Всякое дело надо делать с блеском».

— Правда, что в 13 лет ваш папа брал уроки французского языка у учительницы, по соседству с которой снимал угол?

— Да, видно, не по сердцу была ему торговля — манили дальние страны. И судьба открыла ему этот мир, правда, путь туда лежал через войну. Солдатом папа стал случайно. Заболев скарлатиной, долго пролежал в больнице, а когда вышел, в лавке уже служил другой мальчишка. Забрел на вокзал, залез в военный эшелон, спрятался… Так оказался на польском фронте, где получил ранение.

— Именно тогда в госпитале цыганка предсказала вашему отцу славу полководца?

— Она нагадала высший воинский чин, два кругосветных путешествия и — последним ребенком — дочку. Все сбылось. А еще предупредила, чтобы берегся… пятницы: «Это дурной для тебя день». Поначалу он не принял предсказание всерьез, но когда именно в пятницу его настигло и второе ранение, стал обращать внимание на день недели и, принимая решения, не забывал глянуть в календарь. Понятно, что не всегда можно было избежать пятницы, и она делала свое «черное дело». Четырежды отец был ранен — в пятницу. И умер он в этот день недели. В пятницу не стало и мамы, и мужа моего. И я дважды оказывалась между жизнью и смертью — в пятницу. Первый раз еще при папе. Заболев в 19 лет корью в тяжелой форме, я в первый и последний раз увидела на папиных глазах слезы…

— Ваш отец прослыл талантливым полководцем. Многие из спланированных и проведенных им операций вошли в историю военного искусства. Однако порою Родион Яковлевич принимал и такие решения, которые шли вразрез с приказами Верховного Главнокомандующего Сталина…

— Так, без приказа отец летом 1942-го сдал Ростов. Город нельзя было удержать, и он принял решение спасти войска — уже измученные, сильно поредевшие, давно не имевшие ни передышки, ни подкрепления. После того как Ростов был сдан, Малиновский имел со Сталиным тяжелый разговор, был снят с должности командующего фронтом и назначен командующим армией.

— Тогда ведь вышел знаменитый сталинский приказ «Ни шагу назад», в котором было сказано, что знамена Южного фронта покрыли себя позором. Как считаете, почему Сталин не применил к вашему отцу высшую меру?

— Объяснение — в стенограмме телефонного разговора Сталина с отцом за пять дней до сдачи Ростова. Отец докладывал Сталину о разведданных, свидетельствующих о готовящемся наступлении, о слабости Южного фронта, просил подкрепления. «Перестаньте паниковать! — оборвал его Сталин. — Обойдетесь своими силами. Наступление будет здесь, снова под Москвой». Но через пять дней, как по нотам, разыгрался худший вариант, который прогнозировал отец. И если бы не тот разговор, трибунала Малиновский бы не избежал.

«Портреты Сталина у нас дома не висели. И когда он умер, в нашей семье никто не рыдал»

— В каких отношениях отец был со Сталиным?

— Когда папы не стало, мне было только 20 лет — и я не успела о многом расспросить его подробно. Могу одно сказать: портреты Сталина у нас в доме не висели. И когда он умер, в нашей семье никто не рыдал.

— Как отец познакомился с вашей мамой?

— Они встретились в годы войны. Мама прожила самую тяжелую первую блокадную зиму в Ленинграде, а с лета 1942-го находилась в действующей армии. Год спустя папа вручал маме орден Красной Звезды — за то, что дважды выходя из окружения принесла ценные разведданные. Видимо, тогда ее и заметил: светловолосую, с косами, уложенными короной, кареглазую, статную. Мама была на семнадцать лет младше отца. Родители прожили вместе почти четверть века. Это была настоящая любовь.

— Ваш отец, будучи министром обороны СССР, часто ездил с визитами в разные страны и нередко брал с собой вас и маму.

— В некоторые поездки отцу полагалось ехать с семьей. Я побывала с родителями во всех странах социалистического лагеря, во Франции, Финляндии, в Марокко. Благодаря папе видела и много замечательных людей. Например, Юрия Гагарина. Примерно через неделю после его полета родители взяли меня в Звездный городок — на банкет по случаю этого знаменательного события. Там присутствовал и Сергей Павлович Королев с женой Ниной Ивановной. Заметив, что я во все глаза гляжу на Гагарина, папа тронул меня за локоть и сказал: «Да ты на других посмотри! Они все полетят». Говорили тосты, речи, а потом начались танцы. И я танцевала с Юрием Гагариным. Мне было тогда 16 лет.

*Дважды Герой Советского Союза маршал Малиновский был министром обороны с 1957-го до самой своей кончины в 1967 году

— Думаю, мало кто из ваших ровесниц удостоился подобной чести — танцевать с первым космонавтом…

— Юрий Гагарин был и у нас дома. Папа пригласил его на обед. Когда мама позвала папу к телефону, Гагарин мне вдруг сказал: «Я и мечтать не мог о том, что когда-нибудь окажусь в гостях у легендарного маршала, у министра обороны!» Признаться, я поразилась: оказывается, мой папа — легенда для самого Гагарина(!). Еще мне, девчонке, запомнилась свадьба Терешковой и Николаева.

— Представляю, какое грандиозное было торжество. Наряд невесты помните?

— Конечно. Самое обыкновенное платье. Это же не теперешний гламур, тогда люди не были зациклены на роскоши. Торжественность — да, была, но как иначе, если празднуется свадьба в Кремле? Думаю, для жениха и невесты такая публичность стала не меньшим испытанием, чем полет в космос.

«Резолюция министра обороны, направленная в военкомат, гласила: «Оставить Ю. Соломина в театре. Актером он принесет армии больше пользы!»

— Правда, что ваш отец был большим театралом?

— Театр он любил, и даже сам играл в самодеятельном, созданном при военном госпитале во Франции. Было это еще в Первую мировую. Для этого театра он и пьесу сочинил. А последние десять лет считал своим служебным долгом смотреть все, что ставилось в театре Советской Армии. Как-то после спектакля к нам в ложу зашли исполнители главных ролей и режиссер. Владимир Зельдин посетовал, что разыгравшийся радикулит мешал ему играть. На другой день папин адъютант привез в театр пакет для Зельдина с французским чудодейственным средством от радикулита. Об этом много позже мне рассказал сам Владимир Михайлович.

С театром связана и необыкновенная история, произошедшая в 1944 году. В королевской ложе бухарестской оперы на концерте, посвященном освобождению Румынии, присутствовал весь Военный совет Второго Украинского фронта и, естественно, папа с мамой. Зрителями были воины фронта, среди них — солдат Алексей Кучеренко, мамин родной брат. И вот он видит в королевской ложе девушку, как две капли воды похожую на его сестру Раю. Не может быть — она же погибла в блокаде! И все-таки он идет к ложе, объясняя часовому, что хотел бы поговорить с девушкой, похожей на сестру. Ее зовут… А дальше все было, как в кино.

— К слову, о кино. Правда, что Юрий Соломин, сыгравший адъютанта его превосходительства, считал Превосходительством вашего отца?

— Мы с Юрием Мефодиевичем встретились в московском театре «Сопричастность», где шла пьеса в моем переводе — «Кровавая свадьба» Федерико Гарсиа Лорки. Нас познакомили, и Соломин рассказал мне: только-только получив серьезную роль в Малом театре, он был призван в армию. Об этом узнала народная артистка СССР Елена Гоголева, сама позвонила отцу и попросила его освободить от службы талантливого юношу. Резолюция министра обороны, направленная в военкомат, гласила: «Оставить Ю. Соломина в театре. Актером он принесет армии больше пользы!» А буквально через неделю Соломину предложили первую роль в погонах, потом военные роли посыпались одна за другой, а уж когда Соломину предложили роль адъютанта его превосходительства, он, по его собственным словам, «точно знал, кто это — Его Превосходительство». Жаль, отцу не пришлось увидеть этот фильм. Когда он вышел на экраны, папы уже не было в живых.

К слову, роман Юрия Бондарева «Горячий снег», где рассказано о подвигах Второй гвардейской армии, которой отец командовал под Сталинградом, тоже был написан уже после смерти отца.

— Правда, что маршал Малиновский составлял шахматные задачи и публиковал их в журналах?

— Папа действительно был хорошим шахматистом и считал, что военному человеку играть в шахматы полезно и даже необходимо. У него была богатейшая шахматная библиотека, книги с автографами Ботвинника и других легендарных шахматистов. После смерти отца мама передала эти книги в Одесский шахматный клуб. Другим увлечением отца была фотография. Еще во Франции он сумел скопить деньги на первый фотоаппарат. Освоил искусство съемки, научился печатать фотографии. Фотоаппарат всегда был при нем.

— Наталья Родионовна, в вашем доме живут две кошки. Ваш отец тоже любил домашних животных?

— Очень. В нашем доме они всегда были. Когда папа умер, жившие у нас две кошки и две собаки затосковали по нему и все четверо умерли к сороковому дню, который пришелся на 9 мая 1967 года.