Центр предвосхищения

Ранние годы

В январе 1927 года Уайтхед был приглашён с лекциями в Эдинбургский университет . К этому времени его метафизическая «философия организма» стала слишком сложной для понимания рядовых студентов, и он был вынужден разработать замысловатый понятийный аппарат для её корректного и внятного изложения. В эдинбургских лекциях Уайтхед ополчился против мнения Дэвида Юма о том, что чувственный опыт не может служить основой долговечного философского учения, а может лишь поверять его истинность. Он нарисовал картину вселенной, состоящей из сущностей в процессе становления, то есть впитывания и освоения бесчисленного числа объектов, исходящих от предвечного Бога (постоянный источник новых возможностей).

В окончательном виде эдинбургские лекции появились в печати в 1929 году под названием «Процесс и реальность», и эта книга замкнула собой череду великих европейских трактатов на метафизические темы. В отличие от великих метафизиков прошлого - Спинозы , Лейбница , Гегеля - Уайтхед считал своё философское учение лишь приближением к пониманию беспредельной сложности бытия. Став свидетелем крушения казавшейся непреложной ньютоновской системы мироздания, Уайтхед отказывался принимать догматизм в философии, науке либо теологии. Свои религиозные взгляды он выразил в сжатой форме в работе «Религия в созидании» (1926), выступив с оправданием религии как отношения индивида не к иным индивидам и их группам, а к вселенной в целом. Тем самым религия, по Уайтхеду, представляет собой самый глубокий срез человеческого одиночества.

Уайтхед продолжал лекционную деятельность в Гарварде до 1937 года. Большим успехом пользовались и философские вечера в его доме. После смерти его тело было кремировано, неопубликованные рукописи и письма сожжены, похорон не было. Его последней крупной работой был трактат «Приключения идей» (1933), в котором он продемонстрировал, как одни и те же идеи, несмотря на их кажущийся антагонизм, являются отражением единой сущности. Резюмируя свою метафизическую теорию, Уайтхед высказал оригинальные мнения по поводу содержания таких понятий, как красота, истина, искусство, приключение и мир. У него не осталось прямых учеников, но его идеи получили развитие, в частности, в трудах влиятельного американского теолога Чарльза Хартшорна .

Книги А. Н. Уайтхеда

Уайтхед, А. Н. Основания математики: в 3 т. / Альфред Н. Уайтхед, Бертран Рассел; пер. с англ. Ю. Н. Радаева, И. С. Фролова; под ред. Г. П. Ярового, Ю. Н. Радаева. - Самара: Книга, 2005-2006.
Уайтхед, А. Н. Избранные работы по философии / Пер. с англ. Общ. ред. и вступ. ст. М. А. Кисселя. - М. : Прогресс, 1990.
Уайтхед, А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. - Томск: Водолей, 1999.
Уайтхед А. Н. Приключение идей М.: ИФРАН, 2009.-383 с. ISBN 978-5-9540-0141-9

Работы о А. Н. Уайтхеде

Whitehead und der Prozeßbegriff / Whitehead and The Idea of Process. Beiträge zur Philosophie Alfred North Whiteheads auf dem Ersten Internationalen Whitehead-Symposion 1981. Proceedings of The First International Whitehead-Symposion. Edited by Harald Holz and Ernest Wolf-Gazo. Verlag Karl Alber, Freiburg i. B. / München 1984. ISBN 3-495-47517-6
Whiteheads Metaphysik der Kreativität. Internationales Whitehead-Symposium Bad Homburg 1983. Edited by Friedrich Rapp and Reiner Wiehl. Verlag Karl Alber, Freiburg i. B. / München 1986. ISBN 3-495-47612-1
Богомолов, А. С. Неореализм и спекулятивная философия (А. Н. Уайтхед) // Современный объективный идеализм. - М.: 1963.
Хилл, Т. И. Современные теории познания. - М.: 1965. - C. 258-278.
Юлина, Н. С. Проблема метафизики в американской философии XX века. - М.: 1978. - C. 84-116.
Корнфорт, М. Ответ на письма читателей по поводу Александра и Уайтхеда // Вопросы философии. - 1957. - № 1. - С. 237-239.
Якушев, А. А. Субъективно-идеалистический смысл теории символизма А. Уайтхеда // Вопросы философии. - 1962. - № 12. - С. 117-128.
Саенкова, Е. С. Философия науки в контексте метафизики А. Н. Уайтхеда: Дис. … канд. филос. наук: 09.00.03 - Мурманск, 2006.
John Berthrong , Concerning Creativity-A Comparison Of Chu Hsi, Whitehead, And Neville. Albany: SUNY Press, 1998. 254 p. ISBN 0-7914-3944-5 .

Примечания

Категории:

Персоналии по алфавиту
Родившиеся 15 февраля
Родившиеся в 1861 году
Родившиеся в Рамсгите
Умершие 30 декабря
Умершие в 1947 году
Умершие в Кембридже (Массачусетс)
Выпускники Кембриджского университета
Учёные Кембриджского университета
Математики Великобритании
Математики XX века
Математики по алфавиту
Философы Великобритании
Философы XX века
Философы по алфавиту
Философы-аналитики

Wikimedia Foundation . 2010 .

Альфред Норт Уайтхед (англ. Alfred North Whitehead; 1861-1947) — британский математик, логик, философ, который вместе с Бертраном Расселом написал фундаментальный труд «Principia Mathematica» (1910—13), составивший основу логицизма и теории типов. После Первой мировой войны преподавал в Гарвардском университете, разработал собственное платоническое учение с элементами бергсонианства («философия процесса»).

Педагогическая деятельность Уайтхеда заставила его критически переосмыслить господствовавшую в Европе систему образования. Будучи избранным президентом Ассоциации математиков, он выступил в 1916 году с докладом о целях образования, где заявил: «Культура состоит в активности мысли и восприимчивости к красоте и человечности чувств. Лоскуты информации не имеют ничего общего с нею» . Он настаивал на том, что задача преподавателя — не в том, чтобы вбить в голову ученика как можно больше сведений, а в том, чтобы способствовать его саморазвитию. Интересны мысли Уайтхеда о соотношении свободы и дисциплины в образовательном процессе.

В годы Первой мировой войны Уайтхеда занимала проблема общефилософских основ физики в свете ревизионистского учения Эйнштейна о времени, пространстве и движении. В «Исследовании принципов естествознания» (1919) он выступил с альтернативной эйнштейновской теорией относительности.... В общих чертах, Уайтхед стремился объяснить время, пространство и движение исходя из данных человеческого опыта и восприятия внешнего мира, а не из гипотетических предположений относительно параметров, существование которых допустимо, но находится вне нашего опыта.

С 1915 года он активно дискутирует с философами относительно опытных основ научного знания, а в 1920 году публикует нематематический трактат «Понятие природы», в котором впервые пишет об изменчивости бытия и вводит понятие события как вторжения в поток времени неких «надвременных компонентов» . Отчетливо проявившиеся в метафизике Уайтхеда элементы платонизма и бергсонианства вызвали отторжение многих его коллег-математиков, в том числе и Рассела.

В начале 1925 году в Бостоне Уайтхед прочёл восемь лекций по теме «Наука и современный мир», в которых подверг беспощадной критике «научный материализм» как господствующее в современном мире воззрение, согласно которому природа сводится к материи в движении, либо к перетекающей из одного состояния в другое физической энергии.

В январе 1927 года Уайтхед был приглашён с лекциями в Эдинбургский университет. К этому времени его метафизическая «философия организма» стала слишком сложной для понимания рядовых студентов, и он был вынужден разработать замысловатый понятийный аппарат для её корректного и внятного изложения. В эдинбургских лекциях Уайтхед ополчился против мнения Дэвида Юма о том, что чувственный опыт не может служить основой долговечного философского учения, а может лишь поверять его истинность. Он нарисовал картину вселенной, состоящей из сущностей в процессе становления, то есть впитывания и освоения бесчисленного числа объектов, исходящих от предвечного Бога (постоянный источник новых возможностей).

В окончательном виде эдинбургские лекции появились в печати в 1929 году под названием «Процесс и реальность», и эта книга замкнула собой череду великих европейских трактатов на метафизические темы. В отличие от великих метафизиков прошлого — Спинозы, Лейбница, Гегеля — Уайтхед считал своё философское учение лишь приближением к пониманию беспредельной сложности бытия. Став свидетелем крушения казавшейся непреложной ньютоновской системы мироздания, Уайтхед отказывался принимать догматизм в философии, науке либо теологии. Свои религиозные взгляды он выразил в сжатой форме в работе «Религия в созидании» (1926), выступив с оправданием религии как отношения индивида не к иным индивидам и их группам, а к вселенной в целом. Тем самым религия, по Уайтхеду, представляет собой самый глубокий срез человеческого одиночества.

Книги А. Н. Уайтхеда

Уайтхед, А. Н. Основания математики: в 3 т. / Альфред Н. Уайтхед, Бертран Рассел; пер. с англ. Ю. Н. Радаева, И. С. Фролова; под ред. Г. П. Ярового, Ю. Н. Радаева. — Самара: Книга, 2005—2006.
Уайтхед, А. Н. Избранные работы по философии / Пер. с англ. Общ. ред. и вступ. ст. М. А. Кисселя. — М. : Прогресс, 1990.
Уайтхед, А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. — Томск: Водолей, 1999.
Уайтхед А. Н. Приключение идей М.: ИФРАН, 2009.-383 с. ISBN 978-5-9540-0141-9

По материалам -http://ru.wikipedia.org/wiki/Уайтхед,_Альфред_Норт.

Уайтхед Альфред Норт о событии и будущем

По мнению Уайтхеда материя как самотождественная субстанция, пространство-время как неподвижный субстрат физических изменений должны быть сведены к взаимоотношениям становящихся событий как единственной реальности.

Уайтхед исходит из того, что пространственно-временные отношения не являются внешними. "Концепция внутренних отношений требует идеи субстанции" как синтезирующей деятельности возникающего события <…>. Процесс осуществления представляет собой согласование синтетических активностей, посредством которых различные события становятся осуществленными субъектами. Это согласование есть согласование основных деятельных субстанций, посредством чего эти субстанции проявляют себя как индивидуализации или модусы единой спинозовской субстанции. Это согласование вводит временной процесс."

Уайтхед свидетельствует, что его учение "следует из концепции событий и природы устойчивых объектов". "Благодаря внутренней устойчивости событие оказывает значительное влияние на изменение окружающей среды. Именно в этой устойчивости структуры время отделяет себя от пространства". Событие в процессе самоосуществления выявляет структуру, внутренне присущую событию, "и эта структура требует определенной длительности, которая определяется некоторым значением одновременности. Каждое такое значение одновременности связывает структуру (в том виде, в каком он выявляет себя), с определенной пространственно-временной системой. Действительность пространственно-временных систем конституируется в ходе реализации структуры". Важно, что у Уайтхеда время в некотором смысле выходит за рамки природного пространственно-временного континуума "благодаря своей способности согласования процесса синтетического осуществления".
Уайтхед главным образом философ пространства. Уайтхед не считал время чем-то изначальным, существующим до и независимо от дискретных вещей. Но сосредоточенность на пространстве и геометрических соотношениях не привела его к попыткам редуцировать темпоральность и опыт течения времени к пространственно-подобным соотношениям, и в этом состоит отличие позиции Уайтхеда от взглядов Эйнштейна и Рейхенбаха.

В книге "Понятие природы" Уайтхед вводит существенные для своей философской системы понятие события как становления и понятия объекта. "Я даю имя "событие" пространственно-временному происшествию". "Событие начинается как следствие, обращенное в прошлое, а заканчивается как причина, обращенная в будущее" . "Объекты суть те элементы в природе, которые непреходящи. Объекты суть те элементы в природе, которые могут "быть снова"".

Уайтхед часто пользуется определением времени как "нескончаемой бренности" (a perpetual perishing). Он полагает, что темпоральность, ход времени и то, что называют "стрелой времени" возникают как следствие более фундаментального природного фактора. Основой является становление и бренность эпизодических событий или дискретных эпизодов опыта, которые Уайтхед, называет актульными вещами. Каждое событие актуально в прямом смысле как возникающее, оно конституирует себя в качестве субъекта из элементов (или объективных данных), извлеченных из собственного прошлого. Эту первичную активность Уайтхед описывает как сращение, формирование особенного существования. Сращение движется к своей целевой причине, которая есть ее субъективная цель.

Другой вид становления - переход от одного отдельно существующего к другому. Прекращение процесса в случае формирования отдельно существующего конституирует это существующее как изначальный элемент конституирования других отдельно существующих, которые выявляются при повторении процесса. Переход является механизмом действующей причины, которая есть бессмертное прошлое. "Вещи, протекающие во времени, возникают благодаря своей причастности к вещам, которые вечны".

Став однажды вполне конституированным и определенным, событие наполняется "бренностью", теряет активность. Однако вполне сложившееся событие остается актуальным во втором, не менее важном, смысле - как эффективное. Каждая определившая себя вещь в свою очередь служит в качестве данной или элемента для построения последующих активных случаев опыта. Этот процесс становления актуальных вещей и последующего наполнения их бренностью, т.е. переход из состояния активности, субъективной безотлагательности к одному из фиксированных, пассивных, неизменяющихся объектных определенностей задает "поток становления" и дает вклад в копилку опыта хода времени. Этот переход из субъективности настоящего в объективность прошлого определяет, таким образом, "стрелу" или векторную асимметрию хода времени.

Благодаря тому, что объективированные прошлые события являются в буквальном смысле материальной причиной (по Аристотелю) активности в настоящем между "актуальными вещами" можно проследить связь по аналогии с В-рядами Мак-Таггарта (раньше-позже). Эта причинная связь от прошлого к настоящему асимметрична в еще большей мере: связи вещей настоящего (поздних) с их предшественниками ("ранними") всегда внутренние (конститутивные), тогда как вещи прошлого всегда связаны с пребывающими в настоящем внешним образом. Онтология настоящего и будущего событий у Уайтхеда не такова как в А-рядах Мак-Таггарта. Будущее, согласно Уайтхеду, это центр нереализованных возможностей, которые могут стать, а могут и не стать действительностью. Момент настоящего "так далеко впереди во времени" как только можно, поскольку для наличной активности самопостроения или сращения актуальных возможностей "ничего более отдаленного или позднего не имеется". Уайтхед представляет течение времени не в образе прокрутки готовой кинопленки, а как непрерывно действующее производство череды сменяющих друг друга кадров еще незавершенного фильма.

"В настоящем объективно существует лишь необходимость появления будущих реальных событий и необходимость того, что эти будущие события будут соответствовать условиям, заложенным в сущность события настоящего. Будущее принадлежит сущности факта настоящего и не обладает иной реальностью, нежели реальность факта настоящего".

Уайтхед, философ становления, используя аристотелевскую триаду "потенция - энергия - энтелехия", сближает свободную энергию стихии с потенцией. "Субъективные формы концептуальных схватываний несут энергию Вселенной, посредством которой каждое событие частично переносит себя в будущее". Учение Уайтхеда, его "органический реализм", заменяет понятие "статического вещества понятием текучей энергии. У этой энергии есть определенная структура действия и протекания. Вне которой ее невозможно понять". Примат свободной энергии сближает время со становлением и сообщает картине мира динамику, допускающую множественность сценариев будущего . "Осуществление является становлением времени в поле протяженности".

По материалам -http://www.chronos.msu.ru/biographies/gansvind_whitehead.html

УАЙТХЕД, АЛФРЕД НОРТ (Whitehead, Alfred North) (1861–1947), английский математик и философ, родился в Рамсгите (графство Кент) 15 февраля 1861 в семье, члены которой традиционно становились учителями или священниками. Его отцом был достопочтенный каноник Кентерберийского собора. Поступив в 1880 в Тринити-колледж Кембриджского университета, Уайтхед посвятил себя занятиям математикой, однако в «Клубе апостолов», членом которого он состоял с 1884, предметами обсуждения часто были проблемы философии, литературы, истории, политики и религии. В 1885 Уайтхед стал членом совета Тринити-колледжа и преподавателем математики. Благодаря своему Трактату об универсальной алгебре он был избран членом Королевского общества в 1903. В результате десятилетнего сотрудничества Уайтхеда с его бывшим учеником Б. Расселом появился монументальный совместный труд Начала математики (Principia Mathematica, в 3-х тт., 1910–1913).

В 1910 Уайтхед переехал из Кембриджа в Лондон, где глубоко заинтересовался проблемами образования, особенно математического и естественнонаучного. В 1911 он стал сотрудником Юниверсити-колледжа Лондонского университета. Связанный с 1914 главным образом с Имперским колледжем науки и техники Лондонского университета (в котором он был профессором прикладной математики, а затем деканом факультета естественных наук), Уайтхед принимал активное участие в деятельности многих других образовательных учреждений Англии. Его взгляды на проблемы образования изложены в статьях и выступлениях, впоследствии объединенных в сборники Цели образования и другие очерки (The Aims of Education and Other Essays, 1929) и Эссе о науке и философии (Essays in Science and Philosophy, 1947).

Во время своего пребывания в Лондоне Уайтхед разработал и опубликовал теорию философских оснований физики. В 1924 ему была предложена должность профессора философии Гарвардского университета; деятельность Уайтхеда в этом качестве была чрезвычайно успешной, и он оставил Гарвард только в 1937 (оставшись членом совета университета). В 1925–1932 разработал метафизическую систему, получившую название «органической философии». Публикация грандиозной трилогии – Наука и современный мир (Science and the Modern World, 1925); Процесс и реальность: очерк космологии (Process and Reality: An Essay in Cosmology, 1929); Приключения идей (Adventures of Ideas, 1933) – сделала его наиболее видным метафизиком своего времени. Уайтхед был избран в Британскую академию в 1931 и награжден орденом «За заслуги» в 1945. Умер Уайтхед в Кеймбридже (шт. Массачусетс) 30 декабря 1947.

Трактат об универсальной алгебре (A Treatise on Universal Algebra, 1898), пионерская работа в области, ныне называемой абстрактной алгеброй, является незавершенной попыткой объединить «различные системы символизма, связанные с обычной алгеброй». Единственный вышедший в свет первый том представляет собой подробный разбор исчисления протяженности Г.Грассмана (Ausdehnungslehre, 1844) и алгебры логики Дж.Буля, которые привлекали внимание Уайтхеда смелостью в распространении алгебраических методов за традиционные пределы числовых систем. Уайтхед дал новую формулировку исчислению Грассмана и использовал его для объединения различных областей геометрии; так, теоремы проективной геометрии были представлены как следствия из дефиниций, содержавшихся в исчислении. Были предложены и некоторые добавления к общей структуре математики, однако главным результатом следует считать попытку унификации, сравнительная неортодоксальность которой ограничила ее влияние на математиков.

Первая часть грандиозной Principia Mathematica представляет собой разработку формальной логики с помощью дедукции из нескольких аксиом; все остальное представляет собой тщательно выполненную дедукцию из одной лишь логики основных понятий и принципов, вначале арифметики кардинальных чисел, а затем и других математических дисциплин; сформулированные определения благодаря их широте намечали и многие новые дисциплины. На всем протяжении работы используется точный и детально разработанный символизм, частично заимствованный у Дж.Пеано. Principia остается фундаментальным трудом по основаниям математики, несмотря на то что первая его часть, написанная по большей части Расселом, связана с трудностями, до сих пор бросающими вызов экспертам в этой области, а четвертый том (о геометрии), который должен был написать Уайтхед, так и не увидел света.

Уайтхед применял символический аппарат Principia к математической физике уже в 1905 в статье О математических понятиях материального мира (On Mathematical Concepts of the Material World). Эмпирическим основаниям этой науки посвящены несколько его книг: Исследование принципов естествознания (An Enquiry Concerning the Principles of Natural Knowledge, 1919); Понятие природы (The Concept of Nature, 1920); Принцип относительности и его применения к физике (The Principle of Relativity, with Applications to Physical Science, 1922).

Уайтхед первым изобрел логическую технику – «метод экстенсивной абстракции» – для определения идеальных сущностей, например точек и моментов времени, как сложных классов пересечений наблюдаемых явлений. Понятия движения, временных систем, событий пространства-времени и конгруэнтности также были переформулированы на основе всего нескольких отношений, которые, по мнению Уайтхеда, проявляются во всяком наблюдении природы. Полагая, что истолкование Эйнштейном этих понятий не учитывало данных отношений, он предложил отличную от эйнштейновской специальную и общую теорию относителности, из которой выводил результаты либо идентичные эйнштейновским, либо незначительно от них отличавшиеся. Эта работа не нашла признания, поскольку шла вразрез с принятой физиками операционалистической философией.

Убежденный в том, что ньютоновская концепция природного факта – эта «высокая абстракция» от нашего конкретного восприятия природы, должна не заземляться сведением ее понятий к физическим операциям и конвенциям, но уступить место более широко понятой космологии, Уайтхед разработал т.н. метафизику процесса. Она должна была заменить не только ньютоновское понимание природы, но также дуализм – инертной материи и воспринимающего, оценивающего разума, – который был тем самым навязан современному мышлению. Уайтхед предложил новое понятие «опыта», обобщенное до такой степени, что из него устранены все свойства (такие, как сознание, мышление или чувственное восприятие), которые могли бы быть приписаны лишь высшим животным. Новая космология была построена на основе гипотезы, что последней реальностью являются только события опыта.

Уайтхед резко критиковал распространенное мнение, идущее от Д.Юма, что опыт представляет собой ряд дискретных чувственных впечатлений и идей. Событие опыта является скорее органическим единством чувства; это – процесс, «сращение» прошлого опыта и внешних качеств и энергий, которые ассимилируются (говоря языком Уайтхеда – «схватываются») его собственным внутренним единством. Носитель опыта как физическое существо бессознательно ощущает окружающий мир как что-то причинно воздействующее на него; как ментальное существо он отвечает новой (опять-таки не обязательно сознательной) интегрирующей реакцией, так что отчасти это самопорождающийся процесс, индивидуальное эстетическое достижение. Не существует никакой неизменной субстанции, которая бы лежала в основе этого процесса становления, и не существует процессов, лишенных внутренней ценности, т.е. структуры чувства. Полупостоянные вещи, включая личности, состоят из связанных в последовательность атомов этого процесса, и различные виды вещей в мире могут быть поняты как разнообразие противоположностей, повторений, разделений и союзов среди того, что «схватывается» опытом. Атомам процесса не отводится каких-либо временных пределов, однако из примеров, которые приводит Уайтхед, можно заключить о существовании временных величин трех порядков: кванты физической энергии, длительность, представленная в «животном» опыте, и вечность божественного опыта.

С помощью концепции «схватывания» Уайтхед избегал парадокса: каким образом личный опыт может давать знание об общем мире? Понимание опыта как активного интегрирующего процесса преодолевало антитезу причин и целей, а также все другие дуалистические противоположения современной философии. Эти понятия, вероятно, являются наиболее ценным вкладом Уайтхеда в метафизику.

В его идеях можно заметить также сильные платонические и теологические мотивы, не принимаемые некоторыми поклонниками его философии. Определенный характер опыта-события, считал Уайтхед, есть результат выборочного присвоения чистых форм или возможностей, которые он называл «вечными объектами». (Примерами могут служить краснота и округлость.) Эти объекты, хотя и не существуют сами по себе, в других отношениях подобны «формам», или «идеям» Платона. Новые явления объясняются как схватывание форм, которые, хотя и не могут быть найдены во внешнем физическом мире, вечно присутствуют в Боге, ожидая своего осуществления. Имеется и другая сторона бытия Бога – Он получает и преобразует в своем сознательном опыте всякое конечное событие временнуго мира. Уайтхед считал, что из существования зла должно следовать отрицание всемогущества Бога. Бог – не «небесный деспот», а источник истинных идеалов и новых возможностей. Бог находится со всем существующим, но не предшествует ему. Богу нужен мир в той же мере, в какой Он нужен миру. Это лишь один из примеров настойчивого отрицания Уайтхедом того, что независимые, самодостаточные реальности могут быть где-либо обнаружены. Его метафизика – это плюрализм, согласно которому отдельный атом процесса становится имманентным другому атому, а Бог становится имманентным всему существующему. Хотя Уайтхед продолжает рассуждать в платоническо-христианской традиции, полагая существование двух миров, временное и вечное в его философии входят в тесное соприкосновение друг с другом.

В центре эпистемологии Уайтхеда – тезис о том, что чувственные данные первоначально получаются от внешнего мира как импульсы ощущений-качеств, которые человеческое тело усиливает и преобразует в конкретные чувственные качества (например, цвета, звуки, запахи), определенным образом упорядоченные во внешнем пространстве; высшие животные научились их истолковывать как символы процессов, происходящих в окружающем мире. Философия Уайтхеда исходит по большей части из ощущения противоположности изменчивых, поверхностных элементов, ясно видимых в человеческом опыте, и непреходящего, смутно чувствуемого основания, которое имеет существенное значение, но которое трудно описать. По мнению Уайтхеда, позитивистские философы достигают ясности, игнорируя самое основное.

Органическая философия, несмотря на свою новизну, представляет собой не радикальный разрыв с предшествующей мыслью, но грандиозное построение, в котором отдельные метафизические идеи Платона, а также более современные понятия «опыта» и «процесса» изощренным образом соединяются во всеохватывающую космологическую систему. Одной из импликаций этой космологии является идея греков о совпадении морали и красоты: благо есть вид гармонии.

Хотя философия Уайтхеда в каких-то моментах сопоставима со взглядами А.Бергсона, У.Джемса и С.Александера, ее невозможно поставить в один ряд с системами других мыслителей. Уайтхед не принадлежал к какой-либо школе, не было у него и учеников. Одной из причин этого несомненно является необычайная широта его мышления. Математик, в высшей степени чувствительный к качественным аспектам опыта, он разработал космологию, опираясь на которую мыслящий человек мог вновь насладиться, подобно Вордсворту, своей органической связью с природой. Его метафизика получила выражение и в мудрых мыслях Уайтхеда о смысле человеческой истории (книга Приключения идей).

Преподавал в Гарвардском университете , разработал собственное платоническое учение с элементами бергсонианства («философия процесса »).

Ранние годы

В январе 1927 года Уайтхед был приглашён с лекциями в Эдинбургский университет . К этому времени его метафизическая «философия организма » стала слишком сложной для понимания рядовых студентов, и он был вынужден разработать замысловатый понятийный аппарат для её корректного и внятного изложения. В эдинбургских лекциях Уайтхед ополчился против мнения Дэвида Юма о том, что чувственный опыт не может служить основой долговечного философского учения, а может лишь поверять его истинность. Он нарисовал картину вселенной, состоящей из сущностей в процессе становления, то есть впитывания и освоения бесчисленного числа объектов, исходящих от предвечного Бога (постоянный источник новых возможностей).

В окончательном виде эдинбургские лекции появились в печати в 1929 году под названием «Процесс и реальность », и эта книга замкнула собой череду великих европейских трактатов на метафизические темы. В отличие от великих метафизиков прошлого - Спинозы , Лейбница , Гегеля - Уайтхед считал своё философское учение лишь приближением к пониманию беспредельной сложности бытия. Став свидетелем крушения казавшейся непреложной ньютоновской системы мироздания, Уайтхед отказывался принимать догматизм в философии, науке либо теологии. Свои религиозные взгляды он выразил в сжатой форме в работе «Религия в созидании» (1926), выступив с оправданием религии как отношения индивида не к иным индивидам и их группам, а к вселенной в целом. Тем самым религия, по Уайтхеду, представляет собой самый глубокий срез человеческого одиночества.

Уайтхед продолжал лекционную деятельность в Гарварде до 1937 года. Большим успехом пользовались и философские вечера в его доме. После смерти его тело было кремировано, неопубликованные рукописи и письма сожжены, похорон не было. Его последней крупной работой был трактат «Приключения идей » (1933), в котором он продемонстрировал, как одни и те же идеи, несмотря на их кажущийся антагонизм, являются отражением единой сущности. Резюмируя свою метафизическую теорию, Уайтхед высказал оригинальные мнения по поводу содержания таких понятий, как красота, истина, искусство, приключение и мир. У него не осталось прямых учеников, но его идеи получили развитие, в частности, в трудах влиятельного американского теолога Чарльза Хартшорна . Позже мысли Уайтхеда вызвал большой интерес представителей акторно-сетевой теории в социологии (Бруно Латура , Джона Ло) и в идеях спекулятивного реализма.

Книги А. Н. Уайтхеда

Уайтхед, А. Н. Основания математики: в 3 т. / Альфред Н. Уайтхед, Бертран Рассел; пер. с англ. Ю. Н. Радаева, И. С. Фролова; под ред. Г. П. Ярового, Ю. Н. Радаева. - Самара: Книга, 2005-2006.
Уайтхед, А. Н. Избранные работы по философии / Пер. с англ. Общ. ред. и вступ. ст. М. А. Кисселя. - М. : Прогресс, 1990.
Уайтхед, А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. - Томск: Водолей, 1999.
Уайтхед А. Н. Приключение идей М.: ИФРАН, 2009.-383 с. ISBN 978-5-9540-0141-9

Напишите отзыв о статье "Уайтхед, Альфред Норт"

Примечания

Литература

на русском языке

Балагушкин Е. Г. Уайтхед А. Н. // Культурология. Энциклопедия. В 2-х т. / Гл. ред. и авт. проекта С. Я. Левит . - М .: «Российская политическая энциклопедия » (РОССПЭН), 2007. - Т. 2. - С. 754-755. - 1184 с. - (Summa culturologiae). - ISBN 978-5-8243-0838-9 , ISBN 978-5-8243-0840-6 .
Богомолов, А. С. Неореализм и спекулятивная философия (А. Н. Уайтхед) // Современный объективный идеализм. - М.: 1963.
Корнфорт, М. Ответ на письма читателей по поводу Александра и Уайтхеда // Вопросы философии . - 1957. - № 1. - С. 237-239.
Саенкова, Е. С. Философия науки в контексте метафизики А. Н. Уайтхеда: Дис. … канд. филос. наук: 09.00.03 - Мурманск, 2006.
Хилл, Т. И. Современные теории познания. - М.: 1965. - C. 258-278.
Юлина, Н. С. - М.: 1978. - C. 84-116.
Якушев, А. А. Субъективно-идеалистический смысл теории символизма А. Уайтхеда // Вопросы философии. - 1962. - № 12. - С. 117-128.

на других языках

John Berthrong , Concerning Creativity-A Comparison Of Chu Hsi, Whitehead, And Neville. Albany: SUNY Press, 1998. 254 p. ISBN 0-7914-3944-5 .
Whitehead und der Prozeßbegriff / Whitehead and The Idea of Process. Beiträge zur Philosophie Alfred North Whiteheads auf dem Ersten Internationalen Whitehead-Symposion 1981. Proceedings of The First International Whitehead-Symposion. Edited by Harald Holz and Ernest Wolf-Gazo. Verlag Karl Alber, Freiburg i. B. / München 1984. ISBN 3-495-47517-6
Whiteheads Metaphysik der Kreativität. Internationales Whitehead-Symposium Bad Homburg 1983. Edited by Friedrich Rapp and Reiner Wiehl. Verlag Karl Alber, Freiburg i. B. / München 1986. ISBN 3-495-47612-1

Отрывок, характеризующий Уайтхед, Альфред Норт

Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.

Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.

Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.

Альфред Норт Уайтхед

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Научная сфера:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место работы:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Учёная степень:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Учёное звание:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Альма-матер :	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Научный руководитель:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Известные ученики:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Известен как:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Известна как:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды и премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Сайт:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Произведения]] в Викитеке
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ранние годы

В январе 1927 года Уайтхед был приглашён с лекциями в Эдинбургский университет . К этому времени его метафизическая «философия организма » стала слишком сложной для понимания рядовых студентов, и он был вынужден разработать замысловатый понятийный аппарат для её корректного и внятного изложения. В эдинбургских лекциях Уайтхед ополчился против мнения Дэвида Юма о том, что чувственный опыт не может служить основой долговечного философского учения, а может лишь поверять его истинность. Он нарисовал картину вселенной, состоящей из сущностей в процессе становления, то есть впитывания и освоения бесчисленного числа объектов, исходящих от предвечного Бога (постоянный источник новых возможностей).

В окончательном виде эдинбургские лекции появились в печати в 1929 году под названием «Процесс и реальность », и эта книга замкнула собой череду великих европейских трактатов на метафизические темы. В отличие от великих метафизиков прошлого - Спинозы , Лейбница , Гегеля - Уайтхед считал своё философское учение лишь приближением к пониманию беспредельной сложности бытия. Став свидетелем крушения казавшейся непреложной ньютоновской системы мироздания, Уайтхед отказывался принимать догматизм в философии, науке либо теологии. Свои религиозные взгляды он выразил в сжатой форме в работе «Религия в созидании» (1926), выступив с оправданием религии как отношения индивида не к иным индивидам и их группам, а к вселенной в целом. Тем самым религия, по Уайтхеду, представляет собой самый глубокий срез человеческого одиночества.

Уайтхед продолжал лекционную деятельность в Гарварде до 1937 года. Большим успехом пользовались и философские вечера в его доме. После смерти его тело было кремировано, неопубликованные рукописи и письма сожжены, похорон не было. Его последней крупной работой был трактат «Приключения идей » (1933), в котором он продемонстрировал, как одни и те же идеи, несмотря на их кажущийся антагонизм, являются отражением единой сущности. Резюмируя свою метафизическую теорию, Уайтхед высказал оригинальные мнения по поводу содержания таких понятий, как красота, истина, искусство, приключение и мир. У него не осталось прямых учеников, но его идеи получили развитие, в частности, в трудах влиятельного американского теолога Чарльза Хартшорна . Позже мысли Уайтхеда вызвал большой интерес представителей акторно-сетевой теории в социологии (Бруно Латура , Джона Ло) и в идеях спекулятивного реализма.

Книги А. Н. Уайтхеда

Уайтхед, А. Н. Основания математики: в 3 т. / Альфред Н. Уайтхед, Бертран Рассел; пер. с англ. Ю. Н. Радаева, И. С. Фролова; под ред. Г. П. Ярового, Ю. Н. Радаева. - Самара: Книга, 2005-2006.
Уайтхед, А. Н. Избранные работы по философии / Пер. с англ. Общ. ред. и вступ. ст. М. А. Кисселя. - М. : Прогресс, 1990.
Уайтхед, А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. - Томск: Водолей, 1999.
Уайтхед А. Н. Приключение идей М.: ИФРАН, 2009.-383 с. ISBN 978-5-9540-0141-9

Напишите отзыв о статье "Уайтхед, Альфред Норт"

Примечания

Литература

на русском языке

Балагушкин Е. Г. Уайтхед А. Н. // Культурология. Энциклопедия. В 2-х т. / Гл. ред. и авт. проекта С. Я. Левит . - М .: «Российская политическая энциклопедия » (РОССПЭН), 2007. - Т. 2. - С. 754-755. - 1184 с. - (Summa culturologiae). - ISBN 978-5-8243-0838-9, ISBN 978-5-8243-0840-6.
Богомолов, А. С. Неореализм и спекулятивная философия (А. Н. Уайтхед) // Современный объективный идеализм. - М.: 1963.
Корнфорт, М. Ответ на письма читателей по поводу Александра и Уайтхеда // Вопросы философии . - 1957. - № 1. - С. 237-239.
Саенкова, Е. С. Философия науки в контексте метафизики А. Н. Уайтхеда: Дис. … канд. филос. наук: 09.00.03 - Мурманск, 2006.
Хилл, Т. И. Современные теории познания. - М.: 1965. - C. 258-278.
Юлина, Н. С. - М.: 1978. - C. 84-116.
Якушев, А. А. Субъективно-идеалистический смысл теории символизма А. Уайтхеда // Вопросы философии. - 1962. - № 12. - С. 117-128.

на других языках

John Berthrong , Concerning Creativity-A Comparison Of Chu Hsi, Whitehead, And Neville. Albany: SUNY Press, 1998. 254 p. ISBN 0-7914-3944-5.
Whitehead und der Prozeßbegriff / Whitehead and The Idea of Process. Beiträge zur Philosophie Alfred North Whiteheads auf dem Ersten Internationalen Whitehead-Symposion 1981. Proceedings of The First International Whitehead-Symposion. Edited by Harald Holz and Ernest Wolf-Gazo. Verlag Karl Alber, Freiburg i. B. / München 1984. ISBN 3-495-47517-6
Whiteheads Metaphysik der Kreativität. Internationales Whitehead-Symposium Bad Homburg 1983. Edited by Friedrich Rapp and Reiner Wiehl. Verlag Karl Alber, Freiburg i. B. / München 1986. ISBN 3-495-47612-1

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Уайтхед, Альфред Норт

– А разве то, что ты здесь видишь, располагает к счастью? – удивилась её вопросу я. – Даже сама здешняя «реальность», заранее убивает любые надежды!.. Как же здесь можно быть счастливым?
– Не знаю. Когда я с мамой, мне кажется, я и здесь могла бы быть счастливой... Правда, здесь очень страшно, и ей здесь очень не нравится... Когда я сказала, что согласна с ней остаться, она на меня сильно накричала и сказала, что я её «безмозглое несчастье»... Но я не обижаюсь... Я знаю, что ей просто страшно. Так же, как и мне...
– Возможно, она просто хотела тебя уберечь от твоего «экстремального» решения, и хотела, только лишь, чтобы ты пошла обратно на свой «этаж»? – осторожно, чтобы не обидеть, спросила Стелла.
– Нет, конечно же... Но спасибо вам за хорошие слова. Мама часто называла меня не совсем хорошими именами, даже на Земле... Но я знаю, что это не со злости. Она просто была несчастной оттого, что я родилась, и часто мне говорила, что я разрушила ей жизнь. Но это ведь не была моя вина, правда же? Я всегда старалась сделать её счастливой, но почему-то мне это не очень-то удавалось... А папы у меня никогда не было. – Мария была очень печальной, и голосок у неё дрожал, как будто она вот-вот заплачет.
Мы со Стеллой переглянулись, и я была почти уверенна, что её посетили схожие мысли... Мне уже сейчас очень не нравилась эта избалованная, эгоистичная «мама», которая вместо того, чтобы самой беспокоиться о своём ребёнке, его же героическую жертву совершенно не понимала и, в придачу, ещё больно обижала.
– А вот Дин говорит, что я хорошая, и что я делаю его очень счастливым! – уже веселее пролепетала малышка. – И он хочет со мной дружить. А другие, кого я здесь встречала, очень холодные и безразличные, а иногда даже и злые... Особенно те, у кого монстры прицеплены...
– Монстры – что?.. – не поняли мы.
– Ну, у них страшенные чудища на спинах сидят, и говорят им, что они должны делать. А если те не слушают – чудища над ними страшно издеваются... Я попробовала поговорить с ними, но эти монстры не разрешают.
Мы абсолютно ничего из этого «объяснения» не поняли, но сам факт, что какие-то астральные существа истязают людей, не мог остаться нами не «исследованным», поэтому, мы тут же её спросили, как мы можем это удивительное явление увидеть.
– О, да везде! Особенно у «чёрной горы». Во-он там, за деревьями. Хотите, мы тоже с вами пойдём?
– Конечно, мы только рады будем! – сразу же ответила обрадованная Стелла.
Мне тоже, если честно, не очень-то улыбалась перспектива встречаться с кем-то ещё, «жутким и непонятным», особенно в одиночку. Но интерес перебарывал страх, и мы, конечно же, пошли бы, несмотря на то, что немного побаивались... Но когда с нами шёл такой защитник как Дин – сразу же становилось веселее...
И вот, через короткое мгновение, перед нашими широко распахнутыми от изумления глазами развернулся настоящий Ад... Видение напоминало картины Боша (или Боска, в зависимости от того, на каком языке переводить), «сумасшедшего» художника, который потряс однажды своим искусством весь мир... Сумасшедшим он, конечно же, не был, а являлся просто видящим, который почему-то мог видеть только нижний Астрал. Но надо отдать ему должное – изображал он его великолепно... Я видела его картины в книге, которая была в библиотеке моего папы, и до сих пор помнила то жуткое ощущение, которое несли в себе большинство из его картин...
– Ужас какой!.. – прошептала потрясённая Стелла.
Можно, наверное, было бы сказать, что мы видели здесь, на «этажах», уже многое... Но такого даже мы не в состоянии были вообразить в самом жутком нашем кошмаре!.. За «чёрной скалой» открылось что-то совершенно немыслимое... Это было похоже на огромный, выбитый в скале, плоский «котёл», на дне которого пузырилась багровая «лава»... Раскалённый воздух «лопался» повсюду странными вспыхивающими красноватыми пузырями, из которых вырывался обжигающий пар и крупными каплями падал на землю, или на попавших в тот момент под него людей... Раздавались душераздирающие крики, но тут же смолкали, так как на спинах тех же людей восседали омерзительнейшие твари, которые с довольным видом «управляли» своими жертвами, не обращая ни малейшего внимания на их страдания... Под обнажёнными ступнями людей краснели раскалённые камни, пузырилась и «плавилась» пышущая жаром багровая земля... Сквозь огромные трещины прорывались выплески горячего пара и, обжигая ступни рыдающим от боли людским сущностям, уносились в высь, испаряясь лёгким дымком... А по самой середине «котлована» протекала ярко красная, широкая огненная река, в которую, время от времени, те же омерзительные монстры неожиданно швыряли ту или иную измученную сущность, которая, падая, вызывала лишь короткий всплеск оранжевых искр, и тут же, превратившись на мгновение в пушистое белое облачко, исчезала... уже навсегда... Это был настоящий Ад, и нам со Стеллой захотелось как можно скорее оттуда «исчезнуть»...
– Что будем делать?.. – в тихом ужасе прошептала Стелла. – Ты хочешь туда спускаться? Разве мы чем-то можем им помочь? Посмотри, как их много!..
Мы стояли на чёрно-буром, высушенном жаром обрыве, наблюдая простиравшееся внизу, залитое ужасом «месиво» боли, безысходности, и насилия, и чувствовали себя настолько по-детски бессильными, что даже моя воинственная Стелла на этот раз безапелляционно сложила свои взъерошенные «крылышки» и готова была по первому же зову умчаться на свой, такой родной и надёжный, верхний «этаж»...
И тут я вспомнила, что Мария вроде бы говорила с этими, так жестоко судьбой (или ими самими) наказанными, людьми...
– Скажи, пожалуйста, а как ты туда спустилась? – озадачено спросила я.
– Меня Дин отнёс, – как само собой разумеющееся, спокойно ответила Мария.
– Что же такое страшное эти бедняги натворили, что попали в такое пекло? – спросила я.
– Думаю, это касается не столь их проступков, сколько того, что они были очень сильные и имели много энергии, а этим монстрам именно это и нужно, так как они «питаются» этими несчастными людьми, – очень по-взрослому объяснила малышка.
– Что?!.. – чуть ли не подпрыгнули мы. – Получается – они их просто «кушают»?
– К сожалению – да... Когда мы пошли туда, я видела... Из этих бедных людей вытекал чистый серебристый поток и прямиком заполнял чудищ, сидящих у них на спине. А те сразу же оживали и становились очень довольными. Некоторые людские сущности, после этого, почти не могли идти... Это так страшно... И ничем нельзя помочь... Дин говорит, их слишком много даже для него.
– Да уж... Вряд ли мы можем что-то сделать тоже... – печально прошептала Стелла.
Было очень тяжко просто повернуться и уйти. Но мы прекрасно понимали, что на данный момент мы совершенно бессильны, а просто так наблюдать такое жуткое «зрелище» никому не доставляло ни малейшего удовольствия. Поэтому, ещё раз взглянув на этот ужасающий Ад, мы дружно повернули в другую сторону... Не могу сказать, что моя человеческая гордость не была уязвлена, так как проигрывать я никогда не любила. Но я уже также давно научилась принимать реальность такой, какой она была, и не сетовать на свою беспомощность, если помочь в какой-то ситуации мне было пока ещё не по силам.
– А можно спросить вас, куда вы сейчас направляетесь, девочки? – спросила погрустневшая Мария.
– Я бы хотела наверх... Если честно, мне уже вполне достаточно на сегодня «нижнего этажа»... Желательно посмотреть что-нибудь полегче... – сказала я, и тут же подумала о Марии – бедная девчушка, она ведь здесь остаётся!..
И никакую помощь ей предложить мы, к сожалению, не могли, так как это был её выбор и её собственное решение, которое только она сама могла изменить...
Перед нами замерцали, уже хорошо знакомые, вихри серебристых энергий, и как бы «укутавшись» ими в плотный, пушистый «кокон», мы плавно проскользнули «наверх»...
– Ух, как здесь хорошо-о!.. – оказавшись «дома», довольно выдохнула Стелла. – И как же там, «внизу», всё-таки жутко... Бедные люди, как же можно стать лучше, находясь каждодневно в таком кошмаре?!. Что-то в этом неправильно, ты не находишь?
Я засмеялась:
– Ну и что ты предлагаешь, чтобы «исправить»?
– А ты не смейся! Мы должны что-то придумать. Только я пока ещё не знаю – что... Но я подумаю... – совершенно серьёзно заявила малышка.
Я очень любила в ней это не по-детски серьёзное отношение к жизни, и «железное» желание найти положительный выход из любых появившихся проблем. При всём её сверкающем, солнечном характере, Стелла также могла быть невероятно сильным, ни за что не сдающимся и невероятно храбрым человечком, стоящим «горой» за справедливость или за дорогих её сердцу друзей...
– Ну что, давай чуть прогуляемся? А то что-то я никак не могу «отойти» от той жути, в которой мы только что побывали. Даже дышать тяжело, не говоря уже о видениях... – попросила я свою замечательную подружку.
Мы уже снова с большим удовольствием плавно «скользили» в серебристо-«плотной» тишине, полностью расслабившись, наслаждаясь покоем и лаской этого чудесного «этажа», а я всё никак не могла забыть маленькую отважную Марию, поневоле оставленную нами в том жутко безрадостном и опасном мире, только лишь с её страшным мохнатым другом, и с надеждой, что может наконец-то её «слепая», но горячо любимая мама, возьмёт да увидит, как сильно она её любит и как сильно хочет сделать её счастливой на тот промежуток времени, который остался им до их нового воплощения на Земле...
– Ой, ты только посмотри, как красиво!.. – вырвал меня из моих грустных раздумий радостный Стеллин голосок.
Я увидела огромный, мерцающий внутри, весёлый золотистый шар, а в нём красивую девушку, одетую в очень яркое цветастое платье, сидящую на такой же ярко цветущей поляне, и полностью сливавшуюся с буйно пламенеющими всеми цветами радуги невероятными чашечками каких-то совершенно фантастических цветов. Её очень длинные, светлые, как спелая пшеница, волосы тяжёлыми волнами спадали вниз, окутывая её с головы до ног золотым плащом. Глубокие синие глаза приветливо смотрели прямо на нас, как бы приглашая заговорить...
– Здравствуйте! Мы вам не помешаем? – не зная с чего начать и, как всегда, чуть стесняясь, приветствовала незнакомку я.
– И ты здравствуй, Светлая, – улыбнулась девушка.
– Почему вы так меня называете? – очень удивилась я.
– Не знаю, – ласково ответила незнакомка, – просто тебе это подходит!.. Я – Изольда. А как же тебя по правде зовут?
– Светлана, – немного смутившись ответила я.
– Ну вот, видишь – угадала! А что ты здесь делаешь, Светлана? И кто твоя милая подруга?
– Мы просто гуляем... Это Стелла, она мой друг. А вы, какая Изольда – та, у которой был Тристан? – уже расхрабрившись, спросила я.
У девушки глаза стали круглыми от удивления. Она, видимо никак не ожидала, что в этом мире её кто-то знал...
– Откуда ты это знаешь, девочка?.. – тихо прошептала она.
– Я книжку про вас читала, мне она так понравилась!.. – восторженно воскликнула я. – Вы так любили друг друга, а потом вы погибли... Мне было так жаль!.. А где же Тристан? Разве он больше не с вами?
– Нет, милая, он далеко... Я его так долго искала!.. А когда, наконец, нашла, то оказалось, что мы и здесь не можем быть вместе. Я не могу к нему пойти... – печально ответила Изольда.
И мне вдруг пришло простое видение – он был на нижнем астрале, видимо за какие-то свои «грехи». И она, конечно же, могла к нему пойти, просто, вероятнее всего, не знала, как, или не верила что сможет.
– Я могу показать вам, как туда пойти, если вы хотите, конечно же. Вы сможете видеть его, когда только захотите, только должны быть очень осторожны.
– Ты можешь пойти туда? – очень удивилась девушка.
Я кивнула:
– И вы тоже.
– Простите, пожалуйста, Изольда, а почему ваш мир такой яркий? – не смогла удержать своего любопытства Стелла.
– О, просто там, где я жила, почти всегда было холодно и туманно... А там, где я родилась всегда светило солнышко, пахло цветами, и только зимой был снег. Но даже тогда было солнечно... Я так соскучилась по своей стране, что даже сейчас никак не могу насладиться вволю... Правда, имя моё холодное, но это потому, что маленькой я потерялась, и нашли меня на льду. Вот и назвали Изольдой...