Блокадный ребенок. История Ирины Константиновны Потравновой. Дорога, возвращающая к жизни

Лида Федосеева (Шукшина) с братом Германом Федосеевым. Ленинград, 1942.

Ленинградская коммуналка. Кухня семь метров, длиннющий коридор, который позже Василий Макарыч назовет "Невский проспект" и… 44 человека соседей. В такой квартире жила Лида Федосеева, которой к началу блокады еще не исполнилось и трех лет.
Вспоминает, что став постарше, иногда выпрашивала у прохожих деньги. Не нищенствовала, как говорит Лида, а попрошайничала.
Не на хлеб. На кино.

Лида с мамой в той самой коммуналке. Ленинград, май 1995 года.(моё фото)

Алиса Фрейндлих. В июне 1941-го ей шесть с половиной лет.
1 сентября она пошла в первый класс 239 школы на Исаакиевской площади, а 8 сентября началась блокада Ленинграда.

Алиса Фрейндлих:
- У бабушки с довоенных времен оставалась горчица. Роскошь! С ней казался вкусным даже студень из столярного клея, который тогда все в Ленинграде варили. Еще у нас оставалась сода, мы бросали ее в кипяток, и получалась шипучка. Топили в основном мебелью, в итоге сожгли всю, кроме того, на чем нужно было спать и сидеть. В буржуйке сгорело полное собрание сочинений Толстого, прижизненное издание. Но тут так: или смерть, или книжки в огонь…
Сначала уехал папа - он эвакуировался с ТЮЗом, где к тому времени работал. Улетел буквально последним самолетом, после чего кольцо блокады окончательно сомкнулось. Мы с мамой почему-то с ним не поехали. Не знаю, в чем была причина. Может быть, потому, что всех взять не могли. Кстати, к нам отец так и не вернулся – в эвакуации у него появилась новая семья. Зимой 1941-го не стало нашей квартиры - в нее попал снаряд. Причем, по слухам, это был наш снаряд - то ли недолет, то ли перелет… Я очень хорошо запомнила, как мы вернулись домой и увидели выбитые стекла и двери, рояль, бедный, весь в штукатурке, все разметано…

Бабушка - Шарлотта Фёдоровна… Фридриховна она была, но по-русски уже Фёдоровна. Их выслали потом в двадцать четыре часа, и мы с мамой остались вдвоём.
Бабушка умерла в эшелоне. Их везли куда-то под Красноярск или Свердловск. Не доехала. Мы даже не знаем, где её могила...
Помню, когда мама провожала их на вокзале, там стояли большие котлы. Под ними были костры, и в них варились макароны, и они вываривались до состояния теста. Это тесто тут же замерзало, его рубили на буханки и выдавали вместо хлеба... Ну, естественно, бабушка тут же отрезала кусок и дала маме...

Галя Вишневская. К началу войны ей 15 лет. Все 900 дней блокады она провела в Ленинграде.
Жила с бабушкой, матери рядом не было - та оставила ее, когда Гале не было и года, а отец с новой женой успел вырваться из блокадного города.

Выжила, но бабушку потеряла:
- Я даже не страдала от голода, а просто тихонько слабела и всё больше и больше спала. Мучило лишь вечное ощущение холода, когда ничем нельзя согреться...
Описать состояние человека в блокаде трудно. По-моему, просто невозможно найти нужные слова…Мне кажется, до сих пор так никто и не описал того ужаса, который был в блокаду. Мало быть свидетелем и пережить это, надо ещё обладать невероятным даром, чтобы рассказать, как человек теряет своё человеческое лицо.

- Я жила в каком-то полусне. Опухшая от голода, сидела одна, закутанная в одеяла, в пустой квартире и мечтала… Не о еде. Плыли передо мной замки, рыцари, короли. Вот я иду по парку в красивом платье с кринолинами, как Милица Корьюс в американском фильме "Большой вальс"; появляется красавец герцог, он влюбляется в меня, он женится на мне… Ну и, конечно, я пою - как она в том фильме (я ещё до войны смотрела его раз двадцать)...

К слову, недосягаемая Милица Корьюс из "Большого вальса", которой бредила маленькая Галя, была ближе, чем казалась.
Все детство она провела в Москве, училась в гимназии в Лялином переулке, да и имя свое получила в честь великой княжны Милицы Николаевны – жены брата императора Николая II. Остальные ее четыре сестры носили славянские имена - Нина, Тамара, Анна, Татьяна. Был еще брат Николай.
Все шестеро детей Корьюсов были крещены в православие.

Вот они на фото в 1914 году: первый ряд (слева направо) - Милица, Таня, Аня; второй ряд - Нина, Тамара, Николай.
Мама Милицы и сестра Тамара умерли в блокадном Ленинраде от голода.

Илья Резник. К началу войны - 3 года:
- Папа в 1944-м погиб, в 41-42-м я с бабушкой и дедушкой блокаду ленинградскую пережил.
Потом эвакуация была в Свердловск - в 43-44-м, затем обратно вернулись...

- Мама от меня отказалась: вышла второй раз замуж и родила тройню - трагическая для меня, маленького, история... Когда во втором классе мы с другом Эриком по Ковенскому шли переулку, я увидел маму впереди - вдали, на тротуаре: она коляску везла, в которой лежали Вера и Марина, две девочки, а домработница вторую, с маленьким Вовкой, катила. Естественно, я навстречу бросился, потому что маму давно не видел: с нами она уже не жила, но мама, заметив меня, резко на другую сторону перешла...

Один из известных эпизодов блокадной кинохроники - дети на каменных ступенях: страшно худенький мальчик с книгой и спящий второй. Даже непонятно - мальчик или девочка...

Вот так случайно в кадр попали два брата - Леня и Витя Харитоновы, оба будущие артисты. Лене там 11 лет, Вите - 4 года.
По воспоминаниям Вити, брат получил язву желудка тогда, во время блокады, когда приходилось от голода есть мыло. В картине "Солдат Иван Бровкин" Леонид играл как раз во время обострения язвенной болезни, много сцен приходилось переснимать из-за его постоянно красных глаз...

Илья Глазунов с мамой Ольгой Константиновной.

Потерял всех родных, живших в одной квартире в блокадном Ленинграде.
Они умерли на глазах мальчика: в январе-феврале 1942 года - дядя, потом папа, бабушка, тетя. Мама умерла в апреле 1942-го.
Илью в 11-летнем возрасте вывезли из осажденного города через Ладогу по "Дороге жизни".

Лена Образцова. К началу блокады - 2 года:
- Помню воздушные тревоги, бомбоубежища, очереди за хлебом в 40-градусный мороз, больницу под окном, куда свозили трупы, страшный голод, когда варили и ели все, что было сделано из натуральной кожи.

В то же время бабушка Лены, получая 100 граммов хлеба на руки в сутки, сумела сохранить в осажденном городе кошку Кенку.
Эвакуировали их по Ладожскому озеру в Вологодскую область только весной 1942-го.

Иосиф Бродский. Родился в 1940-м, к началу войны ему - год и месяц:
- Мать тащит меня на саночках по улицам, заваленным снегом. Вечер, лучи прожекторов шарят по небу. Мать протаскивает меня мимо пустой булочной. Это около Спасо-Преображенского собора, недалеко от нашего дома. Это и есть детство...
Эвакуировались в апреле 1942 года.

Валя Леонтьева (первая на фото). К началу войны - 17 лет.

Во время блокады Валя с сестрой записались в отряд ПВО, но вскоре в городе стало не хватать продовольствия, и их 60-летний отец стал донором, чтобы получить дополнительный паек для дочерей. Однажды во время разбора мебели на дрова Михаил Леонтьев повредил руку, и у него началось заражение крови. Девочки отвезли его в больницу, но там он умер. Не от заражения, а от голодного психоза.

О том времени Валентина Леонтьева рассказывала:
- В 1942-м открыли "Дорогу жизни", и нам удалось уехать. Я, мама и сестра Люся выбрались. Мама нас спасла, заставляя курить, чтобы меньше хотелось есть, а вот Люсин сыночек, которого она родила в начале войны, умер в дороге, сестре даже не дали его похоронить. Она закопала тело малыша в ближайшем сугробе…

Лариса Лужина с мамой Евгенией Адольфовной и бабушкой. К началу блокады - 2 года.

Лариса с мамой пережили блокаду: когда была открыта "Дорога жизни", их по Ладоге эвакуировали в город Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области. Старшая шестилетняя сестра и вернувшийся с фронта после ранения отец умерли от голода, бабушка погибла от осколка снаряда.

Кира Крейлис-Петрова (на фото самая маленькая в центре). В 1941 году ей 10 лет.

Считается, что комики в обычной жизни - мрачные и скучные. Но я совсем не такая. Люблю смешить. Еще в блокадном Ленинграде, в бомбоубежище, стараясь успокоить ревущих от страха малышей, рисовала себе сажей усы и распевала: "Сверху сыплется горох, хоть бы Гитлер скоро сдох!"

Маме предлагали эвакуироваться на последней барже, но она отказалась: "Война не сегодня завтра кончится". И все восемьсот семьдесят два дня блокады мы оставались в Ленинграде. Мы - это я, мама Екатерина Николаевна и старшая сестра Надя. Отец Александр Николаевич был на фронте.

Из интервью Киры журналу "7 дней":

"Свидетелей тех событий осталось немного, и как никогда важно, чтобы услышан был каждый голос.
Но на блокадников нападают со всех сторон, обвиняют во вранье. Договорились до того, что Ленинград следовало сдать, а все наши мучения были напрасны. Но блокадники самой своей жизнью приближали победу. Суметь остаться человеком в нечеловеческих условиях - это уже подвиг. А сколько людей находили силы помогать ближним!
Вот досталось Даниилу Гранину, который писал о том, как жировали тогда советские начальники. Уже в блокаду ходили разговоры о том, что секретарю Ленинградского обкома Жданову пекли ромовые бабы и привозили персики и он так отъелся, что бегал по коридору Смольного, надеясь похудеть. О войне надо говорить правду, лишь в этом случае она больше не повторится. Поэтому расскажу все так, как помню сама.

Блокада - не только постоянное, ежесекундное, раздирающее чувство голода. Это еще и анестезия к чужому горю. Я дружила с соседскими детьми, Люсей и Колей. Их отец однажды собрал семейные карточки, враз отоварил, а дома разложил еду на столе и съел все до последней крошки на глазах жены и детей. Гибель этой семьи врезалась в память яркими кадрами, будто из кинохроники. Их окна находились почти вровень с землей, я часто туда заглядывала. Щелк: впавший в безумие отец сгорбился перед буржуйкой, собирает с одежды вшей. Он умер первым. Щелк: Колька лежит у трупа матери, протягивая руки, как будто в мольбе о помощи. Щелк: Люся стоит, прижавшись к оконному стеклу, и вдруг хватает и запихивает в рот дохлую муху. Ее забрали в детский дом, выдали паек, но не уследили. Она съела все сразу и тут же умерла.

Я помню блокадный дух - запах смерти. От него нельзя избавиться, зажав нос, он просачивался под кожу... У нас за стенкой жила старенькая учительница Серафима Антоновна с сыном Борисом. Он работал железнодорожником, их на фронт не брали. Уже зимой 1941-го мать с сыном так истощали, что слегли. В один из дней молодая Борина жена Вера сообщила, что они переезжают. Дверь забили. Прошло несколько дней, мама слышит глухой стук в стену. Говорит сестре: «Пойдем посмотрим, по-моему, там кто-то есть». Оторвали доски, вошли... Господи! И Борис, и Серафима Антоновна оказались в квартире. Обессилевшие, они лежали в оледеневших испражнениях - стояли страшные морозы, все в огромных белых вшах. Но оба были еще живы!

Старуха рассказала, что невестка украла у них карточки и сбежала. Мама принесла им супу: так мы называли дуранду - коричневые засохшие куски жмыха, которые замачивали в соленой воде. Помню, когда тарелку ставили на стул у кровати и чуточку пролили, Серафима Антоновна так страшно закричала... Боря умер почти сразу, мы завернули его в простыню и стащили волоком по лестнице. А старушка еще пожила, даже завещание написала. Говорила маме:
- Я завещаю тебе все наше добро. Чтобы Верке не досталось.
- Зачем? - искренне удивлялась мама. - Мы и сами скоро умрем.

Но она и так не взяла бы, считала, что не имеет на это права. Принципиальная была, с характером. Помогала людям. Однажды шли по улице, перед нами упала женщина и не могла встать. Мы спросили, где она живет, подхватили под руки, довели, передали родным. Помогали многие. Но встречались и те, кто переступал некий внутренний барьер и переставал быть человеком.

До сих пор не могу забыть жуткие плотоядные взгляды, которые ловила на себе. Всегда была крепенькой, румяной, в детстве меня даже звали Помидорчик. Однажды вечером только вошла домой - стук в дверь. Смотрю в дырочку, а там - глаз. Жуткий, сумасшедший. Я затаилась, а мужик начал биться с глухим криком «Открой, открой!» Видимо, выследил на улице. Мама вот-вот должна была вернуться, и больше всего меня напугало, что она с ним столкнется. К счастью, обошлось. Но однажды, пойдя в булочную, увидела на дороге мертвую женщину. Когда возвращалась, с несчастной кто-то уже срезал куски плоти.

Хоронили тогда на кладбище Памяти жертв Девятого января. На выходе солдаты протыкали санки штыками. Если находили мясо, расстреливали на месте. Людоедов уничтожали без суда и следствия. Как нам удалось уцелеть?"

На фото: Съемки фильма "Лес", 1980 год. Кира Крейлис-Петрова (Улита), Владимир Ильин (оператор фильма), Станислав Садальский (Буланов), Людмила Целиковская (Гурмыжская), Владимир Мотыль (режиссер фильма).

К годовщине снятия блокады Ленинграда.

Войны 1941-1945 годов хватает драматических, трагических страниц. Одним из самых страшных была блокада Ленинграда. Кратко говоря, это история настоящего геноцида горожан, который растянулся едва не до самого конца войны. Давайте еще раз вспомним, как все это происходило.

Наступление на «город Ленина»

Наступление на Ленинград началось сразу же, в 1941 году. Группировка немецко-финских войск успешно продвигалась вперед, взламывая сопротивление советских частей. Несмотря на отчаянное, ожесточенное сопротивление защитников города, уже к августу того же года все железные дороги, которые связывали город со страной, были перерезаны, в результате чего основная часть снабжения оказалась нарушена.

Так когда началась блокада Ленинграда? Кратко перечислять события, которые этому предшествовали, можно долго. Но официальной датой считается 8 сентября 1941 года. Несмотря на жесточайшие по своему накалу бои на подступах к городу, «с наскока» взять гитлеровцы его не смогли. А потому 13 сентября начался артиллерийский обстрел Ленинграда, который фактически продолжался всю войну.

У немцев был простой приказ относительно города: стереть с лица земли. Все защитники должны были быть уничтожены. По другим сведениям, Гитлер просто опасался того, что при массированном штурме потери немецких войск будут неоправданно высоки, а потому и отдал приказ о начале блокады.

В общем, суть блокады Ленинграда сводилась к тому, чтобы “город сам упал в руки, подобно созревшему плоду”.

Сведения о населении

Нужно помнить, что в блокированном городе на тот момент оставалось не менее 2,5 миллиона жителей. Среди них было около 400 тысяч детей. Практически сразу начались проблемы с пропитанием. Постоянный стресс и страх от бомбежек и обстрелов, нехватка медикаментов и продовольствия вскоре привели к тому, что горожане стали умирать.

Было подсчитано, что за все время блокады на головы жителей города было сброшено не менее сотни тысяч бомб и около 150 тысяч снарядов. Все это приводило как к массовым смертям мирного населения, так и к катастрофическим разрушениям ценнейшего архитектурного и исторического наследия.

Самым тяжелым оказался первый год: немецкой артиллерии удалось разбомбить продовольственные склады, в результате чего город оказался практически полностью лишенным запасов продуктов питания. Впрочем, существует и прямо противоположное мнение.

Дело в том, что к 1941 году количество жителей (зарегистрированных и приезжих) насчитывало порядка трех миллионов человек. Разбомбленные бадаевские склады просто физически не могли вместить такое количество продуктов. Многие современные историки вполне убедительно доказывают, что стратегического запаса на тот момент вовсе не было. Так что даже если бы склады не пострадали от действий немецкой артиллерии, это отсрочило наступление голода в лучшем случае на неделю.

Кроме того, буквально несколько лет назад были рассекречены некоторые документы из архивов НКВД, касающиеся предвоенного обследования стратегических запасов города. Сведения в них рисуют крайне неутешительную картину: “Сливочное масло покрыто слоем плесени, запасы муки, гороха и прочих круп поражены клещом, полы хранилищ покрыты слоем пыли и пометом грызунов”.

Неутешительные выводы

С 10 по 11 сентября ответственные органы произвели полный переучет всего имевшегося в городе продовольствия. К 12 сентября был опубликован полный отчет, согласно которому в городе имелось: зерна и готовой муки примерно на 35 дней, запасов круп и макаронных изделий хватало на месяц, на этот же срок можно было растянуть запасы мяса.

Масел оставалось ровно на 45 дней, зато сахара и готовых кондитерских изделий было припасено сразу на два месяца. Картофеля и овощей практически не было. Чтобы хоть как-то растянуть запасы муки, к ней добавляли по 12% размолотого солода, овсяной и соевой муки. Впоследствии туда же начали класть жмыхи, отруби, опилки и размолотую кору деревьев.

Как решался продовольственный вопрос?

С первых же сентябрьских дней в городе были введены продовольственные карточки. Все столовые и рестораны были сразу же закрыты. Скот, имевшийся на местных предприятиях сельского хозяйства, был тут же забит и сдан в заготовительные пункты. Все корма зернового происхождения были свезены на мукомольные предприятия и перемолоты в муку, которую впоследствии использовали для производства хлеба.

У граждан, которые во время блокады находились в больницах, из талонов вырезали пайки на этот период. Этот же порядок распространялся на детей, которые находились в детских домах и учреждениях дошкольного образования. Практически во всех школах были отменены занятия. Для детей прорыв блокады Ленинграда был ознаменован не столь возможностью наконец-то поесть, сколько долгожданным началом занятий.

В общем-то, эти карточки стоили жизней тысячам людей, так как в городе резко участились случаи воровства и даже убийств, совершаемых ради их получения. В Ленинграде тех лет были нередкими случаи налетов и вооруженных ограблений булочных и даже продовольственных складов.

С лицами, которых уличали в чем-то подобном, особо не церемонились, расстреливая на месте. Судов не было. Это объяснялось тем, что каждая украденная карточка стоила кому-то жизни. Эти документы не восстанавливались (за редчайшими исключениями), а потому кража обрекала людей на верную смерть.

Настроения жителей

В первые дни войны мало кто верил в возможность полной блокады, но готовиться к такому повороту событий начали многие. В первые же дни начавшегося немецкого наступления с полок магазинов было сметено все мало-мальски ценное, люди снимали все свои сбережения из Сберкассы. Опустели даже ювелирные магазины.

Впрочем, начавшийся голод резко перечеркнул старания многих людей: деньги и драгоценности тут же обесценились. Единственной валютой стали продовольственные карточки (которые добывались исключительно путем разбоя) и продукты питания. На городских рынках одним из самых ходовых товаров были котята и щенята.

Документы НКВД свидетельствуют, что начавшаяся блокада Ленинграда (фото которой есть в статье) постепенно начала вселять в людей тревогу. Изымалось немало писем, в которых горожане сообщали о бедственном положении в Ленинграде. Они писали, что на полях не осталось даже капустных листьев, в городе уже нигде не достать старой мучной пыли, из которой раньше делали клей для обоев.

К слову говоря, в самую тяжелую зиму 1941 года в городе практически не осталось квартир, стены которых были бы оклеены обоями: голодные люди их попросту обрывали и ели, так как другой еды у них не было.

Трудовой подвиг ленинградцев

Несмотря на всю чудовищность сложившегося положения, мужественные люди продолжали работать. Причем работать на благо страны, выпуская немало образцов вооружения. Они даже умудрялись ремонтировать танки, делать пушки и пистолеты-пулеметы буквально из «подножного материала». Все полученное в столь сложных условиях вооружение тут же использовалось для боев на подступах к непокоренному городу.

Но положение с продуктами питания и медикаментами осложнялось день ото дня. Вскоре стало очевидно, что только Ладожское озеро может спасти жителей. Как же связано оно и блокада Ленинграда? Кратко говоря, это знаменитая Дорога жизни, которая была открыта 22 ноября 1941 года. Как только на озере образовался слой льда, который теоретически мог выдержать груженные продуктами машины, началась их переправа.

Начало голода

Голод приближался неумолимо. Уже 20 ноября 1941 года норма хлебного довольствия составляла всего лишь 250 граммов в день для рабочих. Что же касается иждивенцев, женщин, детей и стариков, то им полагалось вдвое меньше. Сперва рабочие, которые видели состояние своих родных и близких, приносили свои пайки домой и делились с ними. Но вскоре этой практике был положен конец: людям было приказано съедать свою порцию хлеба непосредственно на предприятии, под присмотром.

Вот так проходила блокада Ленинграда. Фото показывают, насколько же были истощены люди, которые на тот момент находились в городе. На каждую смерть от вражеского снаряда приходилась сотня людей, которые умерли от страшного голода.

При этом нужно понимать, что под “хлебом” в этом случае понимался небольшой кусок клейкой массы, в которой было намного больше отрубей, опилок и прочих наполнителей, нежели самой муки. Соответственно, питательная ценность такой пищи была близка к нулевой.

Когда был осуществлен прорыв блокады Ленинграда, люди, впервые за 900 дней получившие свежий хлеб, нередко от счастья падали в обморок.

В довершение всех проблем полностью вышла из строя система городского водоснабжения, в результате чего горожанам приходилось носить воду из Невы. Кроме того, сама зима 1941 года выдалась на редкость суровой, так что медики просто не справлялись с наплывов обмороженных, простывших людей, иммунитет которых оказался неспособен противостоять инфекциям.

Последствия первой зимы

К началу зимы хлебная пайка была увеличена почти вдвое. Увы, но этот факт объяснялся не прорывом блокады и не восстановлением нормального снабжения: просто к тому времени половина всех иждивенцев уже погибла. Документы НКВД свидетельствуют о том факте, что голод принял совершенно невероятные формы. Начались случаи людоедства, причем многие исследователи считают, что официально было зафиксировано не более трети из них.

Особенно плохо в то время приходилось детям. Многие из них были вынуждены подолгу оставаться одни в пустых, холодных квартирах. Если их родители умирали от голода на производстве или же в случае их смерти при постоянных обстрелах, дети по 10-15 дней проводили в полном одиночестве. Чаще всего они также умирали. Таким образом, дети блокады Ленинграда многое вынесли на своих хрупких плечах.

Фронтовики вспоминают, что среди толпы семи-восьмилетних подростков в эвакуации всегда выделялись именно ленинградцы: у них были жуткие, уставшие и слишком взрослые глаза.

Уже к середине зимы 1941 года на улицах Ленинграда не осталось кошек и собак, даже ворон и крыс практически не было. Животные уяснили, что от голодных людей лучше держаться подальше. Все деревья в городских скверах лишились большей части коры и молодых веток: их собирали, перемалывали и добавляли в муку, лишь бы хоть немного увеличить ее объем.

Блокада Ленинграда длилась на тот момент меньше года, но при осенней уборке на улицах города было найдено 13 тысяч трупов.

Дорога Жизни

Настоящим “пульсом” блокадного города стала Дорога Жизни. Летом это был водный путь по акватории Ладожского озера, а зимой эту роль исполняла его замерзшая поверхность. Первые баржи с продовольствием прошли по озеру уже 12 сентября. Судоходство продолжалось до тех пор, пока толщина льда сделала невозможным проход судов.

Каждый рейс моряков был подвигом, так как немецкие самолеты не останавливали охоту ни на минуту. Выходить в рейсы приходилось ежедневно, при любых погодных условиях. Как мы уже и говорили, по льду груз впервые был отправлен 22 ноября. Это был конный обоз. Спустя всего пару дней, когда толщина льда стала более-менее достаточной, в путь двинулись и грузовики.

На каждую машину клали не более двух-трех мешков с продовольствием, так как лед все равно был слишком ненадежным и автомобили постоянно тонули. Смертельно опасные рейсы продолжались до самой весны. “На вахту” заступили баржи. Конец этой смертельно опасной карусели положило только освобождение Ленинграда от блокады.

Дорога номер 101, как тогда называли этот путь, позволила не только поддерживать хотя бы минимальную продовольственную норму, но и вывезти из блокированного города многие тысячи людей. Немцы постоянно старались прервать сообщение, не жалея для этого снарядов и горючего для самолетов.

К счастью, им это не удалось, а на берегах Ладожского озера сегодня стоит монумент “Дорога Жизни”, а также открыт музей блокады Ленинграда, в котором собрано множество документальных свидетельств тех страшных дней.

Во многом успех с организацией переправы объяснялся тем, что Советское командование быстро привлекло для обороны озера истребительную авиацию. В зимнее время зенитные батареи монтировались прямо на льду. Заметим, что принятые меры дали очень положительные результаты: так, уже 16 января в город было доставлено более 2,5 тысячи тонн продовольствия, хотя запланирована была доставка только двух тысяч тонн.

Начало свободы

Так когда произошло долгожданное снятие блокады Ленинграда? Как только под Курском немецкой армии было нанесено первое крупное поражение, руководство страны стало думать о том, как освободить заточенный город.

Непосредственно снятие блокады Ленинграда началось 14 января 1944 года. Задачей войск был прорыв немецкой обороны в самом тонком ее месте для восстановления сухопутного сообщения города с остальной территорией страны. К 27 января начались ожесточенные бои, в которых советские части постепенно одерживали верх. Это был год снятия блокады Ленинграда.

Гитлеровцы были вынуждены начать отступление. Вскоре оборона была прорвана на участке длиной около 14 километров. По этому пути в город немедленно пошли колонны грузовиков с продовольствием.

Так сколько длилась блокада Ленинграда? Официально считается, что она продолжалась 900 дней, но точная продолжительность - 871 день. Впрочем, этот факт ни в малейшей степени не умаляет решимости и невероятного мужества его защитников.

День освобождения

Сегодня день снятия блокады Ленинграда - это 27 января. Эта дата - не праздничная. Скорее, это постоянное напоминание о тех ужасающих событиях, через которые были вынуждены пройти жители города. Справедливости ради стоит сказать, что настоящий день снятия блокады Ленинграда - 18 января, так как коридор, о котором мы говорили, получилось пробить именно в тот день.

Та блокада унесла более двух миллионов жизней, причем умирали там в основном женщины, дети и старики. Пока память о тех событиях жива, ничего подобного не должно повториться в мире!

Вот вся блокада Ленинграда кратко. Конечно, описать то страшное время можно достаточно быстро, вот только блокадники, которые смогли его пережить, вспоминают те ужасающие события каждый день.

Война началась внезапно, на второй день после выпускного вечера. Все сразу изменилось, стало тревожным, людей интересовали только фронтовые сводки. Началась мобилизация. Правительство предоставляло возможность эвакуироваться, но этим воспользовались не все: люди надеялись, что враг не дойдет до города. (Аксенова Тамара Романовна).

До ухода на фронт я встретился только с дядей Сережей. Он находился на призывном пункте на Бородинской улице, уже носил форму солдата. Офицер отпустил его, и мы, выйдя на Загородный проспект, имели возможность поговорить. На прощание он сказал: «Ленька, не ходи в армию. Там сейчас такой беспорядок и такая растерянность командиров, что трудно представить. Воевать в такой обстановке — самоубийство». Это были его последние слова. (Васильев Леонид Георгиевич).

Началась война, отца забрали на фронт — он был капитаном медицинской службы. Служил на Северном фронте, там, где финны стояли. ...Однажды он приехал домой на полуторке с солдатами и сказал матери: «Собирай вещи и езжай в Лугу». То есть, по сути, навстречу к немцам - мы уже потом только узнали, что многих чуть ли не в приказном порядке отвозили в Новгородскую, Псковскую области. Отвозили почему-то к фронту, а не от фронта. Чье это было распоряжение?.. Не знаю. (Гогин Адриан Александрович).

Мальчикам ввели уроки боя, и не позже ноября они ушли на фронт добровольцами. Они попали в окружение в болоте, и из нашего и параллельного классов домой вернулось всего человек десять. 7 ноября 1941 года я слышала речь Сталина из Москвы по радио, в которой он говорил, что ничего страшного не произошло. (Аншелес Ирина Иосифовна).

Голод

Блокада Ленинграда продолжалась 900 дней: с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года, два с половиной года. ...8 сентября 1941 года немцы разбомбили крупные продовольственные Бадаевские склады, и трехмиллионное население города было обречено на голодное вымирание. (Букуев Владимир Иванович).

Наступила самая тяжелая для ленинградцев зима 1941-42 годов , когда морозы достигали 40 градусов, а не было ни дров, ни угля. Съедено было все: и кожаные ремни, и подметки, в городе не осталось ни одной кошки или собаки, не говоря уже о голубях и воронах. Не было электричества, за водой голодные, истощенные люди ходили на Неву, падая и умирая по дороге. Трупы уже перестали убирать, их просто заносило снегом. Люди умирали дома целыми семьями, целыми квартирами. Все питание для работающего на производстве человека составляли 250 граммов хлеба, выпеченного пополам с древесными и другими примесями и оттого тяжелого и такого маленького. Все остальные, в том числе и дети, получали 125 граммов такого хлеба. (Алешин Евгений Васильевич).

В хлеб добавляли и жмых из хлопковых семян, предназначенный для сжигания в корабельных топках . Четыре тысячи тонн этого жмыха, содержащего ядовитые вещества, нашли в порту и добавили к пищевым запасам. Эта смесь спасла тысячи человеческих жизней. (Алехина Антонина Павловна).

...Покупали клей в плитках, одна плитка столярного клея стоила десять рублей, тогда сносная месячная зарплата была в районе 200 рублей. Из клея варили студень, в доме остался перец, лавровый лист, и это все добавляли в клей. (Бриллиантова Ольга Николаевна).

Еще делали четверговую соль: ее надо было бросить в мешочке в золу, чтобы она почернела, и тогда она приобретала запах сваренного вкрутую яйца. Ее сыпали на хлеб, и казалось, как будто ешь хлеб с яйцом. (Айзин Маргарита Владимировна).

...Однажды дядя Володя пришел к нам домой и принес пачку дрожжей по килограмму каждая. Бабушка удивилась, зачем нам они, ведь муки нет, печь нечего. Он объяснил, что дрожжи можно употреблять в пищу — прокручивать в мясорубке, подсушивать и затем варить как макароны. До сих пор вспоминаю, какое это было удовольствие, есть не просто слегка мутную теплую водичку, а с дрожжами. Запах этой похлебки напоминал грибной суп! Потом оказалось, что дрожжи очень хорошо способствуют восстановлению сил. (Григорьев Владислав Григорьевич).

Передать эти ощущения просто невозможно: утром открываешь глаза, и тут же начинает ныть в животе. Затем это ощущение нарастает, и появляется ноющая, непрекращающаяся боль, будто какой-то зверь когтями рвет. Многие люди сходили из-за этой боли с ума. Постоянно старались хоть что-нибудь съесть, наполнить желудок. Если есть кипяточек — уже хорошо, выпьешь и чувствуешь, как он внутри все заполняет. (Гущина Зинаида Петровна).

Недалеко, на Обводном канале, была барахолка, и мама послала меня туда поменять пачку «Беломора» на хлеб. Помню, как женщина там ходила и просила за бриллиантовое ожерелье буханку хлеба. (Айзин Маргарита Владимировна).

Мать, практичная деревенская женщина, в отличие от нашего «мудрого вождя», знала, что война будет, и заранее насушила мешок сухарей и мешок картошки. Сушить сухари было опасно. Сосед все время грозился донести на мать «куда следует» за то, что она сеет панику. Тем не менее сухари были насушены, и благодаря этому мы выжили. (Иванов Юрий Ильич).

В блокаду я ходила в детский сад на Каменном острове. Там же работала моя мама. ...Однажды один из ребят рассказал другу свою заветную мечту — это бочка с супом. Мама услышала и отвела его на кухню, попросив повариху придумать что-нибудь. Повариха разрыдалась и сказала маме: «Не води сюда больше никого... еды совсем не осталось. В кастрюле одна вода». От голода умерли многие дети в нашем саду — из 35 нас осталось только 11. (Александрова Маргарита Борисовна).

Работникам детских учреждений пришло специальное распоряжение: «Отвлекать детей от разговоров и рассказов о пище». Но, как ни старались это делать, не получалось. Шести- и семилетние детишки, как только просыпались, начинали перечислять, что им варила мама, и как было вкусно. В итоге все шишки сыпались на нашего повара. Тогда она придумала свой рецепт и назвала его «витаминчики». Повар жила у лесопарка и по дороге на работу рвала сосновые иголки, кипятила их. Я же вечерами ходила в госпиталь, который располагался в здании Лесотехнической академии, помогала раскладывать порционно для раненых бойцов сахарный песок и масло. За это мне давали две столовых ложки песку, который мы добавляли в «витаминчики». (Айзин Маргарита Владимировна).

Это был особенный детский сад: за всю блокаду там не умер ни один ребенок, ни у одного ничего не украли! ...В детских учреждениях давали не 125 грамм, а 150, заведующая делила этот хлеб на три части, и дети получали его трижды в день. Печка, старинная изразцовая, еще дореволюционная, всегда была горячая, к ней подходили по несколько детишек и грели спины и ручки. Погреется одна группа, потом другая, и затем их всех укладывали под одеяло. ...Детский сад находился в большой коммунальной квартире, и на лестнице сидели бабушки и мамы, у которых не было сил подняться к ребенку. Некоторые так и умирали на лестнице. (Батенина (Ларина) Октябрина Константиновна).

Помню одного мужчину, который ходил в столовой и облизывал за всеми тарелки. Я поглядела на него и подумала, что он скоро умрет. Не знаю, может, он карточки потерял, может, ему просто не хватало, но он уже дошел до такого. (Батенина (Ларина) Октябрина Константиновна).

На пятые сутки привозят хлеб. Навсегда перед моими глазами сохранилась сцена, когда старый обросший мужчина, качающийся от дистрофии, с обезумевшими глазами, схватил с весов кусочек чужого хлеба и запихнул его в рот. Он его не жевал, а глотал. Толпа молча била его, но он ел чужой хлеб, хлеб того, кто где-то тоже умирал. Его били, пытаясь отобрать хлеб, из носа двумя струйками текла кровь, а он трясущимися руками ел хлеб вместе с кровью и слезами. (Грязнова Валентина Васильевна).

Я выглядел маленьким тощим старичком с глубоко ввалившимися глазами и скулами, с висящей на лице, руках и даже на пальцах кожей. Через кожу отчетливо проступали кости. (Букуев Владимир Иванович).

Однажды наша соседка по квартире предложила моей маме мясные котлеты, но мама ее выпроводила и захлопнула дверь. Я была в неописуемом ужасе — как можно было отказаться от котлет при таком голоде. Но мама мне объяснила, что они сделаны из человеческого мяса, потому что больше негде в такое голодное время достать фарш. (Болдырева Александра Васильевна).

Однажды на обед нам подали суп, а на второе котлету с гарниром. Вдруг сидящая рядом со мной девочка Нина упала в обморок. Ее привели в чувство, и она снова потеряла сознание. Когда мы ее спросили, что происходит, она ответила, что не может спокойно есть котлеты из мяса своего брата. Оказалось, что в Ленинграде во время блокады ее мать зарубила сына и наделала котлет. При этом мать пригрозила Нине, что если она не будет есть котлеты, то ее постигнет та же участь. (Дерезова Валентина Андреевна).

...Спасла меня моя мамочка. Она умудрилась (неизвестно за какие средства, наверное за свое обручальное кольцо, которого я позже у нее не видел) достать бутылку токайского вина. Мама давала мне утром, перед уходом на работу, и вечером, возвратившись с работы, по столовой ложке вина. (Васильев Леонид Георгиевич).

Чувства стали тупыми. Я иду через мост, впереди медленно, шатаясь идет высокий мужчина. Шаг, другой — и он падает. Я тупо прохожу мимо него, мертвого, — мне все равно. Я вхожу в свой подъезд, но подняться по лестнице не могу. Тогда беру двумя руками одну ногу и ставлю на ступеньку, а затем - вторую ногу на следующую ступеньку... Тетя открывает дверь и тихо спрашивает: «Дошла?» Я отвечаю: «Дошла». (Аксенова Тамара Романовна).

Помню февраль 1942 года, когда первый раз на карточки прибавили хлеба. В 7 часов утра открыли магазин и объявили о прибавке хлеба. Люди так плакали, что мне казалось, дрожали колонны. С тех пор прошел уже 71 год, а я не могу войти в помещение этого магазина. (Гришина Лидия Алексеевна).

...Весна. Можно есть листья деревьев. Мы проворачиваем их через мясорубку и лепим лепешки. У нас пухнут животы. (Аксенова Тамара Романовна).

Всю блокаду я, мучаясь, задавал себе вопрос, почему же я не съел до конца тот торт, который мне как-то купили. Этот торт я помню до сих пор, он был круглый и ступенчатый. (Иванов Юрий Ильич).

Смерть

Уже в конце октября можно было изредка встретить на улице горожанина, который покачивался из-за слабости от недоедания так, будто он невзначай «перебрал». А уже через месяц можно было, если не повезет, повстречаться с покойником, которого на салазках (как бурлаки) тащили на кладбище близкие ему люди. В конце ноября уже ничего необычного не было в том, чтобы увидеть лежащего на улице мертвеца. Декабрь: зима входила в свои права, и теперь частота возможных встреч с покойниками зависела от длины пройденного тобой пути и от того, шел ли ты по проспекту или же передвигался по «занюханной» боковой улочке. Трупы выносили из жилых домов, сбрасывали из окон нижних этажей, складывали в нежилых помещениях. (Васильев Валентин Леонидович).

...Умирали люди прямо на ходу. Вез саночки — и упал. Появилось отупение, присутствие смерти рядом ощущалось. Я ночью просыпалась и щупала - живая мама или нет. (Булина Ирина Георгиевна).

...Как-то раз объявили, что будет выдача крупы, и моя мама с этой женщиной, которую звали Лида, пошли получать. Спускались по лестнице, и вдруг раздался страшный крик на весь подъезд: они споткнулись о тело старшего сына этой женщины — Женьки. Он лежал на лестнице, сжимая авоську с баландой, — не дошел лишь три этажа до квартиры. Кричала его мать Лида, которая похоронила только что двух девочек, а еще раньше — старшего сына, погибшего на фронте. Она, работая на хлебозаводе, не могла принести даже кусочек хлеба своим умирающим детям. (Булина Ирина Георгиевна).

В ночь на 1 января 1942 года папа умер. Два дня мы спали с умершим отцом в одной постели. В этот же день умерли и хозяева квартиры. Три трупа находились в комнате. Уходя на работу, мама предупредила дворника, что в квартире осталось двое детей и нужно убрать тела умерших. ...Я помню, что нам с братом было не страшно находиться в одной комнате с трупами, но мы очень боялись крыс. Они обгрызали у покойников кисти рук, ноги и носы. Мы отказывались оставаться одни в комнате. Мама, плача, объясняла нам, что она на казарменном положении, и ей надо идти на работу. (Григорьева Зинаида Федоровна).

Ко мне вышла сестра, посадила меня на скамейку и сказала, что мама недавно умерла. …Мне сообщили, что все трупы они увозят в Московский район на кирпичный завод и там сжигают. …Деревянный забор почти полностью разобрали на дрова, поэтому подойти к печам можно было довольно близко. Во дворе завода стояла вереница машин с трупами, они ждали разгрузки. Рабочие укладывали покойников на транспортер, включали машины, и трупы падали в печь. Создавалось впечатление, что они шевелят руками и ногами и таким образом противятся сжиганию. Я простояла в остолбенении несколько минут и пошла домой. Такое у меня было прощание с мамой. (Григорьева Зинаида Федоровна).

Первым умер от голода мой родной брат Леня — ему было 3 года. Мама на саночках отвезла его на кладбище, захоронила в снегу. Через неделю пошла на кладбище, но там валялись лишь его останки - все мягкие места были вырезаны. Его съели. В январе 1942 года от голода умерла тетя Шура, мамина родная сестра. Ей было 32 года. Через 2 дня умерла от голода ее дочь Нюра, ей было 12 лет, через день умер сын тети Шуры — Ваня, ему было 9 лет. Трупы лежали в комнате — не было сил их вынести. Они не разлагались. В комнате были промерзшие насквозь стены, замерзшая вода в кружках и ни крупинки хлеба. Только трупы и мы с мамой. Потом дворник вынес тела - мертвецов из нашего дома складывали во дворе дома штабелями. Их была целая гора. ...Мама умерла от голода в марте 1942 года. Ей было 29 лет. Совершенно больную дистрофией, меня отвезли в детский дом. Так я осталась одна. (Грязнова Валентина Васильевна).

Будни

Транспорт в городе не работал. На улицах не было освещения, в дома не подавалась вода, электричество и паровое отопление, канализация не работала. (Букуев Владимир Иванович).

В комнате... нет ни одного стекла, окна забиты фанерой . В подвале дома капает вода, за водой стоит очередь. Люди делятся фронтовыми новостями. Поразительно: ни одной жалобы, недовольства, малодушия — только надежда. Вера и надежда на то, что прорвут блокаду, что дождемся, что доживем. (Аксенова Тамара Романовна).

Ходили в туалет тогда в ведро, и у людей потом не было сил спуститься на улицу, чтобы вынести его. Выливали прямо от дверей по лестнице, потом все это замерзало, и лестницы были покрыты замерзшими нечистотами. Запаха особого не было, стояли страшные морозы, до -30 градусов и даже ниже. (Айзин Маргарита Владимировна).

Сначала я продолжала учиться. Из-за постоянных бомбежек уроки часто прерывались. Но тяжелее было возвращаться из школы — фашисты знали, что уроки заканчиваются после 13 часов, и именно в это время начинали интенсивно обстреливать город. (Зензерова Валентина Владимировна).

Мама получила карточки, положила их на стол и на секунду отвернулась. Когда она повернулась обратно, карточки исчезли. Это означало почти верную смерть. Мать закричала страшным голосом. В столовой нашлись активные люди, которые сразу закрыли все двери и начали обыск. Первой под подозрение попала приятельница мамы, которая в тот момент была рядом. Она не признавалась. Тогда женщины начали ее раздевать. И карточки нашлись. (Иванов Юрий Ильич).

...Мама оказалась в больнице. В итоге мы с братом остались в квартире одни. В какой-то из дней пришел отец и отвел нас в детский дом, который находился около училища Фрунзе. Я помню, как папа шел, держась за стены домов, и вел двоих полуживых детей, надеясь, что, может быть, чужие люди их спасут. (Вениаминова-Григорьевская Нина Андреевна).

У меня к тому моменту были отморожены руки и ноги. ...Когда нянечка начала меня раздевать и сняла мою шапку, она ужаснулась — вшей у меня было больше, чем волос. Был не только голод, но и холод, поэтому шапку я не снимала где-то полгода. В те времена вода была в виде льда, поэтому помыть голову я не могла. Меня побрили наголо. ...На детей было невозможно смотреть, стоило им открыть рот, как сразу лилась кровь, выпадали зубы. Все эти дети были такими же дистрофиками, как и я. У них были пролежни, кости кровоточили. Это было ужасно. (Алексеева А. В.).

А потом весна. Из подтаявших сугробов торчат ноги мертвецов, город замерз в нечистотах. Мы выходили на очистительные работы. Лом трудно поднимать, трудно скалывать лед. Но мы чистили дворы и улицы, и весной город засиял чистотой. (Айзин Маргарита Владимировна).

В апреле улицы были уже чистыми и, наконец, пошел первый трамвай. Я не могу передать вам, какой это был праздник для всех! Люди выходили на стук рельсов, радовались, аплодировали. (Аншелес Ирина Иосифовна).

Город изменился. Там, где были газоны, разбили огороды: на Марсовом поле, везде, где только был кусочек земли. Делали грядки и сажали все, что только можно, — и картошку, и морковку, один раз посадили огурцы, а выросли какие-то маленькие арбузики. Потом открыли бани. Мы как-то пришли мыться: вот как показывают Освенцим, вот такое же зрелище было в этой бане. Мы мылись и наслаждались горячей водой. (Айзин Маргарита Владимировна).

Я вспоминаю, как шли мы с мамой по нашему двору уже весной. Было солнечно, тепло, на душе было весело, мы пережили зиму, мы живы. И мне захотелось побегать. Я выпустил мамину руку и попробовал побежать. Но смог сделать только несколько медленных шагов. Я очень этому удивился. В моей детской голове, как сейчас помню, пронеслось: «Ведь я же помню, что до войны я бегал! Почему я не могу сделать это сейчас?!» (Иванов Юрий Ильич).

Работа

Ситуация в Ленинграде была такая, что для того, чтобы выжить, нужно было встать и пойти работать. Это было самое главное — найти в себе мужество, силу и волю. (Иванова Зинаида Петровна).

Слов «не хочу, не буду» тогда не было. Было только слово «надо». (Калери Антонина Петровна).

Не задумываясь, ехали на рытье окопов. Полуголодные дети, с 5-го по 10-й классы. Никто никого не заставлял. Это было святое — для Родины. (Залесская Валентина Михайловна).

В домах создавались детские бригады, которые помогали взрослым гасить зажигалки. Мы были в брезентовых рукавицах и в защитных касках на голове, так как зажигательные бомбы пробивали крыши, падали на чердак и крутились, как волчок, исторгая из себя море искр, вызывая пожар и освещая огнем все вокруг. Мы — дети с 10 лет и старше — брали в рукавицах бомбы и выбрасывали их в окна чердака на брусчатку двора (тогда асфальтированных дворов еще не было), где они тухли. (Блюмина Галина Евгеньевна)

...Несмотря на бомбежки и артобстрелы, стали восстанавливать производство. В цехах было холодно, на полу лежал лед, к машинам невозможно было притронуться, но комсомольцы взяли обязательство отработать внеурочно не менее 20 часов. ...Работали здесь в основном 15-летние девочки, но норму выполняли на 150-180%. (Доценко Анна Михайловна).

Снаряд весил 23-24 килограмма. А я маленькая, худенькая, бывало, чтобы снаряд поднять, сначала укладывала его на живот, потом вставала на цыпочки, на фрезерный станок ставила, потом заверну, проработаю, потом опять на живот и обратно. Норма за смену была 240 снарядов. Вся куртка на животе у меня была рваная. Сначала, конечно, было очень тяжело, а потом я их швыряла как картошку и делала тысячу снарядов за смену. Смена была 12 часов. (Жиронкина Кира Владимировна).

Очень запомнился на всю жизнь «тракторный» Дворец Кирова . Там был ожоговый госпиталь. Мы ходили туда в 1942 и 1943 году, поили, кормили раненых, читали им письма, газеты. Был там летчик Саша, ему перестала писать его девушка. Чтобы его поддержать, мы каждую неделю писали ему письма — якобы от нее. И он всегда ждал это письмо — оно было для него как лекарство. (Богданов Юрий Иванович).

Еще одно из немногих исключений — моя учительница Екатерина Степановна Рыжова. В тяжелейшее время она собрала нас, своих учеников, обойдя сама темные глухие подъезды домов, и, единственная из преподавателей, занималась с нами в пустой, промерзшей школе (№ 26, Петроградский район). До конца, не побоюсь сказать — до последнего вздоха, исполняла она то, что почитала своим долгом, в чем видела свое призвание (умерла в середине декабря 41 года)... (Калинин Георгий (Юрий) Михайлович).

Мы дежурили на крышах, обходили квартиры и сообщали, где есть люди, где уже нет. Все ленинградцы жили надеждой! Помогали друг другу кто чем мог. На руке у каждого был записан адрес родных и близких. Однажды я тоже упала, идя на работу (или с работы), только получив карточку. Все документы и карточка, конечно, исчезли. Как только я пришла в себя, то услышала, как кто-то рядом кричит: «Прорвали блокаду!» Люди поднимались! Кто плакал, кто смеялся. (Ильина Валентина Алексеевна).

Радости

Ольга Берггольц читала свои стихи жителям города по радио в перерывах между бомбежками и артобстрелами простуженным голосом, вселяющим бодрость, ненависть к оккупантам и веру в победу. ...Знаменитая Ленинградская симфония Дмитрия Шостаковича, транслируемая из концертного зала Государственной филармонии, произвела «взрыв» в умах не только союзников, но и врагов. Войска ПВО тщательно подготовились к этому концерту: ни одному вражескому самолету не удалось в этот день прорваться к городу. Работал и один театр — Театр музыкальной комедии. Спектакли проходили в Александринке, как любовно называли, да и сейчас называют ленинградцы театр имени А. С. Пушкина. Помню, был на спектакле «Давным-давно» («Гусарская баллада»). В холодном зале голодные актеры пели и танцевали, как в мирное время. Разве это не подвиг? (Алешин Евгений Васильевич).

...Мы не играли в детские игры, мы не баловались и не хулиганили, как положено мальчишкам. Лозунг «Все для победы!» жил даже в школе: получил «пятерку» - убил Ганса (офицера), получил «четверку» — убил Фрица (солдата), получаешь «двойку» — значит, стреляешь по своим. (Алешин Евгений Васильевич).

…Любимыми занятиями у мальчишек были сбор и коллекционирование осколков от разорвавшихся снарядов и бомб. Тем, у кого были самые большие осколки, очень завидовали остальные ребята — дети всегда остаются детьми, даже на войне. (Букуев Владимир Иванович).

Перед тем как сжечь книги, я их читала. Когда на заводе не было тока и останавливалось производство, я сидела и читала. Меня спрашивали: «Ну что ты сидишь, глаза портишь при этой коптилке?» Я отвечала: «Я боюсь, что умру и так и не дочитаю Стендаля — «Красное и черное», «Пармскую обитель». Когда я взяла книжку «Последний из могикан», я сказала: «Вот интересно - последняя из ленинградцев сжигает «Последнего из могикан». Я не очень жалела западную литературу, а немцев вообще сожгла первыми. (Батенина (Ларина) Октябрина Константиновна).

31 декабря 1941 года наша мать откуда-то принесла домой маленькую елку. Мы установили ее в нашей комнате и нарядили самодельными елочными игрушками, сохранившимися у нас с довоенных лет. На ветвях елки укрепили маленькие свечи в специальных елочных подсвечниках, похожих на бельевые прищепки, — об электрических елочных гирляндах тогда еще не имели представления. На елку мы также повесили несколько маленьких кусочков хлеба и сахара. Ровно в полночь мать зажгла на елке свечи, и мы встретили Новый год, выпив горячего кипятка и съев свои порции хлеба и сахара, висевшие на елке. Свет горячих свечей разогнал сумрак от слабо горящей коптилки — привычного осветительного прибора блокадного времени. (Букуев Владимир Иванович).

Эвакуация

26 июня нас эвакуировали по Ладоге в трюме парохода. Три парохода с маленькими детьми затонули, подрываясь на минах. Но нам повезло. (Гридюшко (Сахарова) Эдиль Николаевна).

Через Ладогу нас на машине везли. …Трассирующие пули освещали дорогу, осветительные фонари висели на парашютиках, а когда снаряды падали в озеро — поднимались огромные фонтаны. Я смотрела на это все и твердила: «Прямо как Самсон». (Булина Ирина Георгиевна).

На следующий день детей блокадного Ленинграда погрузили в машины и отправили в путь. По дороге число попутчиков заметно уменьшалось. На каждой станции выносили маленькие трупики. Вагон-изолятор был полон детьми, страдающими дистрофией. (Вениаминова-Григорьевская Нина Андреевна).

Рядом с нами сидела одна семья: папа, мама и двое детей — мальчик лет восьми и младенец. Маленький ребенок рот открывает-закрывает, стали искать врача, нашли какую-то женщину, а ребенок уже умер. И эта женщина сказала, что, если бы нашли ему хоть немного водички, он бы выжил. Он пережил всю блокаду, а умер на Дороге жизни. Мы сидели с мамой в разных концах вагона, я написала ей записку, что надо им как-то помочь. И мама отрезала кусочек от нашего пайка на несколько дней и передала по вагону в наш конец. Если бы я была режиссером, я бы сняла фильм: люди передавали этот кусочек ладонью кверху, и каждый говорил: «Я этот хлеб передаю» — и следующему. Несколько минут хлеб кочевал по вагону, и представляете — голодные умирающие люди, и никто не откусил, не утаил ни крошки! Я была счастлива, что мы могли помочь хотя бы старшему брату этого умершего младенца. (Батенина (Ларина) Октябрина Константиновна).

...Когда мне дали булку, мне казалось, что я ее сейчас всю проглочу. Я запихала ее в рот, а моя сестра со слезами на глазах говорит мне: «Нельзя есть все сразу». Действительно после такого голода нельзя было съедать все сразу, надо было по чуть-чуть отламывать, жевать и потом проглатывать. Я помню, как сестра вырывала у меня изо рта эту булку. А я не могла понять, почему она плачет и делает это. (Иванова Зинаида Петровна).

Как только поезд подошел к платформе, женщины с ведрами, в которых был суп, тарелками и ложками стали заходить в вагоны, разливать нам суп и раздавать хлеб. Они плакали, смотря на нас. Потом они раздали каждому по банке сгущенки и сделали в них дырочку, чтобы мы сразу могли сосать сгущенное молоко. Для нас это было что-то невероятное! (Алексеева А. В.)

На вокзале станции Жихарево нас накормили горячим обедом. Он состоял из ячневого супа, ячневой каши с бараниной и хлеба. К тому же каждому давали по одному куску сырокопченой колбасы и по одной плитке шоколада. Люди съедали все это сразу и тут же умирали, так и не поняв причины страшных мучений. ...Мама разводила одну ложку выданной каши с кипятком и каждый час кормила нас. (Блюмина Галина Евгеньевна).

...Местные жители, зная, что мы ленинградцы, очень сердечно к нам относились, старались чем-нибудь угостить, много помогал и местный совхоз — снабжал парным молоком. Однажды нам привезли подарки из Америки. Слух быстро разнесся по селу, и все пришли посмотреть, чем пожертвовали «господа». Когда распечатали тюки, нашему удивлению не было предела. Для детей-сирот прислали туфли на каблуках, поношенные платья с кринолинами, шляпы с перьями и посуду с фашистскими знаками. Посуду мы сразу разбили, а детей нарядили и выпустили к народу, чтобы все знали, что нам дарят. (Айзин Маргарита Владимировна).

Конец блокады

Блокада была прорвана в январе 1943 года у Ладожского озера в районе Шлиссельбурга, что позволило несколько улучшить снабжение продуктами питания, а полностью Ленинград был освобожден 27 января 1944 года. В городе по этому случаю был проведен торжественный салют. ...По расчетам немцев все жители и солдаты, защищавшие Ленинград, должны были умереть от голода и холода. Но Ленинград выстоял, разгромив немцев и отбросив их от своих стен. (Букуев Владимир Иванович).

Ленинград был фронтом, и каждая улица была передовой позицией. Нас нещадно бомбили и обстреливали из орудий почти непрерывно. Мы гибли не только от бомб и снарядов, но и от страшного голода. ...800 тысяч из нас похоронено только на Пискаревском кладбище. А всего из трехмиллионного города к концу блокады осталось лишь около 900 тысяч. (Алешин Евгений Васильевич).

Не стало электричества — писали при свете коптилки, замерзли чернила — писали карандашом. Зачем? Чтобы дети и внуки знали: в экстремальных ситуациях открываются запредельные силы человеческой души, силы, о которых мы и не подозреваем в относительно благополучное время. Чтобы поняли нас. (Евстигнеева Надежда Викторовна).

Сейчас стесняются писать и говорить о многом: например, правду о количестве детей и взрослых, лежащих на дне Ладожского озера, о массовой вшивости и дистрофических поносах. Но для нас, работников детских учреждений, это навсегда осталось в памяти. (Айзин Маргарита Владимировна).

Когда наступает 27 января, или 8 сентября, или 9 мая, я всегда думаю - неужели это я? Я жива? Страшные были дни. ...До сих пор я не оставляю еду на тарелке. Мои дети, особенно старший, всегда хлебцем еду с тарелки собирают, так и говорят: «Вы меня извините, но моя мама терпеть не может оставлять пищу в тарелках». Да, хлеб - это святое, каждая крошка. (Винер Валентина Шарифовна).

Мы остались живы, чтобы помнить о них, скорбеть, поклоняться им, возлагать цветы на Пискаревском кладбище. И рассказывать правду о блокаде, о том, как она подорвала наше здоровье, о том, как блокада исковеркала наши судьбы. Ни один из нас не может даже сегодня, спустя 60 лет, спокойно говорить о блокаде, мы все плачем. (Грязнова Валентина Васильевна).

Иванова Ольга
Конспект НОД «Блокада Ленинграда» для детей старшего дошкольного возраста

Цель : формирование интеллектуальной компетентности дошкольников на примерах жизни детей и взрослых в тылу врага во время Великой Отечественной Войны.

Интеграция образовательных областей : «Познание» , «Коммуникация» , «Социализация» , «Здоровье» , «Художественное творчество» .

Задачи :

Познавательные :

Дать детям знания о значении средств коммуникации в информировании людей и положении в стране и на фронтах ВОВ;

развивать представление об организации жизни и быта взрослых и детей во время войны ;

расширять знания детей об истории города-героя Ленинграде , о героизме людей, детей переживших блокаду ;

учить видеть состояние города, воспитывать умение сочувствовать, сопереживать;

способствовать формированию умений в установлении простейших связей и отношений между фактами и событиями военного времени;

содействовать развитию слухового и зрительного восприятия через атмосферу, царящую в группе, видео фильм и музыкальные композиции.

Речевые :

активизировать словарный запас детей по лексической теме «Блокада Ленинграда » ;

развивать умение отвечать на вопросы полным ответом.

Социально-коммуникативные :

воспитывать уважение к ветеранам ВОВ и труженикам тыла, к женщинам и детям, пережившим все ужасы и тяготы военного времени;

воспитывать любовь к Отчизне, гордость за свою Родину, за свой народ.

Художественно- эстетические :

закрепить умение собирать целое изображение из частей;

учиться выражать полученные эмоции через рисунок.

Физические :

Развивать двигательную активность, связанную с выполнением упражнений.

Пособия и оборудование :

презентация о блокаде , разрезные картинки, электронный носитель с музыкальными композициями, кусочек черного хлеба.

Предварительная работа :

разучивание стихов о блокаде , разучивание песни , тематическое рисование, лепка.

Ход непосредственно образовательной деятельности.

Воспитатель :

В одном прекрасном городе жила-была девочка. Звали ее Таня. Таня Савичева. Жила девочка на Васильевском острове, в доме, который и сейчас еще стоит. Была у нее большая и дружная семья : мама, бабушка, братья, сестры и два дяди. Жила Танечка очень счастливо. Все ее любили и баловали, ведь она была самая младшая. В праздники семья собиралась за большим столом, всем было весело и радостно, они любили гулять по Невскому проспекту.

Вы догадались в каком городе жила девочка? (Санкт-Петербурге)

В то время, когда жила Таня наш город назывался Ленинград . И вдруг в один день все это счастье оборвалось.

Дети читают наизусть стихи :

Киев бомбили, нам объвили,

Что началась война.

Однажды летом на рассвете

Гитлер дал войскам приказ

И послал солдат немецких

Против русских, против нас.

И грозные тучи фашистской блокады

Изверглись над городом Ленинградом .

Запись песни «Вставай, страна огромная» .

Воспитатель :

На нашу страну напала фашистская Германия. Началась война. Страшная, беспощадная. Рушились города, горели деревни, взрывались мосты и заводы. Все мужчины, старики и дети с 15 лет которые могли держать в руках оружие уходили на фронт. Там они копали окопы, делали землянки и конечносражались с немецкими войсками, вели бой, но в моменты затишья, они сидели у костра, вспоминали о своих близких и родных, детях, женах, матерях и пели песни.

Давайте и мы сейчас сдем у нашего костра и споем песню военных лет «Бьется в тесной печурке огонь.»

Дети под музыкальную фонограмму исполняют песню.

Воспитатель :

Фашистская армия так близко подошла к Ленинграду , что могла спокойно просматривать улицы и проспекты нашего города. Но не только рассматривать, а и стрелять по ним. Сверкающая на солнце Адмиралтейская иглапомогала немцам прицеливаться. Они с радостью говорили : «Великолепный ориентир! Смотри и стреляй!» . И тогда решили позвать на помощь альпинистов, которые смогли забраться так высоко и закрыть Адмиралтейскую иглу маскировочными чехлами. Золотой купол Исаакиевского собора покрасили зеленой краской. Скульптуры укротителей коней с Аничкова моста сняли и закопали в землю. Закопали в землю и скульптуры в Летнем саду. Все вокруг приняло военный вид. Фашисты хотели не только захватить Ленинград , а полностью его уничтожить. Осенью 1941 года они окружили город со всех сторон, захватили железную дорогу, которая связывала Ленинград со страной .

Посмотрите (карта, на что это похоже? (круг, кольцо) . Так и говорили : «Кольцо вокруг города сомкнулось» . Еще это кольцо называют блокадой . Все дороги ведущие к нашему городу были перерезаны. Осталась одна - по Ладожскому озеру. Потянулись страшные 900 дней. Каждую ночь гул самолетов, разрывы бомб. Очень рано грянули морозы. Наверное, никогда еще не было так холодно. Всю зиму в домах не было отопления , воды и света.

Давайте сделаем круг, который напомнит нам кольцо блокады , а потом подойдем друг к другу поближе, обнимемся и согреем друга своим теплом.

Дети читают стихи :

Фанерой забито наше окно

В городе тихо, очень темно

Звук самолетов слышен,

Низко летят над крышей.

Тихо одними губами,

Шепчу понятное маме :

«Мама мне страшно,

Мама 125 и больше не грамма».

Свой хлеб разрезает мама

И делит его пополам.

Воспитатель :

В самый тяжелый период блокады нормы выдачи хлеба были очень маленькими. Вот такой кусочек хлеба выдавали жителю блокадного Ленинграда на целый день (показ) . И все, больше ничего - только вода, за которой ходили на Неву. Из последних сил везли воду домой, ведь там ждали те, кто уже совсем не мог ходить. Город погрузился в тишину, темноту, холод и голод.

Вышла Танечка на улицу и не узнала свой город. Что изменилось? (дети сравнивают фотографии с видами города и черно-белые времен блокады ).

И даже тогда работали заводы, с Кировского завода на фронт уходили танки. Работало радио : передавали новости с фронта, музыку, стихи. Часто артист или диктор терял сознание от голода, но передачи не прекращали, ведь это была единственная связь со страной.

Страна не забыла Ленинград . По Ладожскому озеру была проложена дорога, названная -дорогой жизни. По ней под огнем противника перевозили хлеб в город, а обратно эвакуировали стариков и детей , раненых. Эвакуировали и Танечку, потому что от голода и холода умерли все ее родственники и осталась она одна. Дорогу заметало, во льду образовывались трещины, вражеская авиация обстреливали машины - но дорога существовала.

Когда сошел лед, хлеб стали перевозить на баржах. В январе 1944 года наши войска перешли в наступление . 18 января 1944 годаблокада была прорвана , а 27 января Ленинград был полностья освобожден от блокады .

Дети читают стихи :

В блокадные дни

Под обстрелом в снегу

Не сдался, не сдался

Наш город врагу.

Здесь гордые, смелые люди живут.

И славится всюду их доблестный труд!

Воспитатель :

Многие здания в освобожденном городе были разрушены. Давайте попробуем их восстановить.

Игра «Разрезные картинки» .

Воспитатель :

На том месте, где было прорвано кольцо блокады , сейчас установлен памятник, который называется «Разорванное кольцо» . За мужество и героизм наш город получил звание «Города- героя» . Подвиг наших земляков мы никогда не забудем. На Пискаревском кладбище, где захоронены тысячи ленинградцев , погибших в годы блокады возвышается скорбная фигура Матери - родины.

Ребята, мы с вами сегодня узнали много нового, вы молодцы. Мне бы хотелось, чтобы вы сейчас нарисовали, то что вам больше всего запомнилось. Мы создадим альбом из ваших рисунков.

Дети садятся рисовать под музыку «Алые закаты.»

Дети в блокадном Ленинграде: просто воспоминания разных людей...

«К началу войны мне не исполнилось еще и 7 лет. В октябре 1941-го после бомбежки и ранения мама водила меня на перевязку в поликлинике на Красной улице. Всю дорогу она наставляла меня, что надо не плакать, когда медсестра будет снимать, а точнее отдирать старую повязку: „Стыдно плакать. Всем трудно, тяжело, больно, не только тебе, сожми кулачки и молчи“.

»… Горожане быстро съели все свои запасы в домах. Варили похлебку из плиток столярного клея… В городе исчезли все коши и собаки… Родные уходили на работу, а я оставалась одна в пустой квартире и лежала на кровати. Уходя, взрослые оставляли мне кружку с водой и маленький кусочек хлеба. Иногда за ним приходили крысы, я называла их «кисками»
".«Мы не знали другой жизни, не помнили ее. Казалось, что это и есть нормальная жизнь – сирена, холод, бомбежки, крысы, темнота по вечерам… Однако я с ужасом думаю, что должны были чувствовать мама и папа, видя, как их дети медленно движутся к голодной смерти. Их мужеству, их силе духа я могу только позавидовать.»


«Однажды в октябре мама взяла меня с собой в булочную за хлебом… Я вдруг увидела муляж булки в витрине и закричала, что хочу ее. Очередь стала объяснять мне, что это не настоящая „булка“ и есть ее нельзя, можно сломать зубы. Но я уже ничего не слышала, не понимала, я видела булку и хотела ее. Я начала вырываться, бросаться к витрине, со мной началась истерика…»
«Школы закрывались одна за другой, потому что учеников становилось все меньше. А ходили в школу в основном из-за того, что там давали тарелку супа. Помню переклички перед занятиями, на каждой из которых звучало - умер, умер, умер…»


«Мама призналась, что не могла смотреть в наши ввалившиеся глаза, и приглушив совесть, выловила однажды в подвале такого же голодного кота. И чтоб никто не видел, – тут же его и освежевала. Я помню, что еще долгие годы после войны мама приносила домой несчастных бездомных кошек, раненых собак, разных бесхвостых пернатых, которых мы вылечивали и выкармливали.»
У мамы пропало молоко, и Верочку нечем было кормить. Она умерла от голода в августе 1942 года (ей был всего 1 год и 3 месяца). Для нас это было первое тяжелое испытание. Я помню: мама лежала на кровати, у нее распухли ноги, а тельце Верочки лежало на табуретке, на глазки мама положила ей пятаки".


«С каждым днем есть хотелось все сильнее. В организме накапливался голод. Вот и сегодня, я пишу эти строчки, а мне так хочется есть, как будто я давно не ела. Это ощущение голода всегда преследует меня. От голода люди становились дистрофиками или опухали. Я опухла и мне это было забавно, я хлопала себя по щекам, выпуская воздух, хвастаясь, какая я пухлая».
«Из всей нашей густонаселенной коммуналки в блокаду нас осталось трое – я, мама и соседка, образованнейшая, интеллигентнейшая Варвара Ивановна. Когда наступили самые тяжелые времена, у нее от голода помутился рассудок. Каждый вечер она караулила мою маму с работы на общей кухне. „Зиночка, – спрашивала она ее, – наверное, мясо у ребеночка вкусное, а косточки сладенькие?“.
»Умирали люди прямо на ходу. Вез саночки - и упал. Появилось отупение, присутствие смерти рядом ощущалось. Я ночью просыпалась и щупала – живая мама или нет".


"… Мама оказалась в больнице. В итоге мы с братом остались в квартире одни. В какой-то из дней пришел отец и отвел нас в детский дом, который находился около училища Фрунзе. Я помню, как папа шел, держась за стены домов, и вел двоих полуживых детей, надеясь, что, может быть, чужие люди их спасут".


«Однажды на обед нам подали суп, а на второе котлету с гарниром. Вдруг сидящая рядом со мной девочка Нина упала в обморок. Ее привели в чувство, и она снова потеряла сознание. Когда мы ее спросили, что происходит, она ответила, что не может спокойно есть котлеты из мяса своего брата…… Оказалось, что в Ленинграде во время блокады ее мать зарубила сына и наделала котлет. При этом мать пригрозила Нине, что если она не будет есть котлеты, то ее постигнет та же участь.»
«Ко мне вышла сестра, посадила меня на скамейку и сказала, что мама недавно умерла. …Мне сообщили, что все трупы они увозят в Московский район на кирпичный завод и там сжигают. …Деревянный забор почти полностью разобрали на дрова, поэтому подойти к печам можно было довольно близко. Рабочие укладывали покойников на транспортер, включали машины, и трупы падали в печь. Создавалось впечатление, что они шевелят руками и ногами и таким образом противятся сжиганию. Я простояла в остолбенении несколько минут и пошла домой. Такое у меня было прощание с мамой».

«Первым умер от голода мой родной брат Леня - ему было 3 года. Мама на саночках отвезла его на кладбище, захоронила в снегу. Через неделю пошла на кладбище, но там валялись лишь его останки – все мягкие места были вырезаны. Его съели».
«Трупы лежали в комнате - не было сил их вынести. Они не разлагались. В комнате были промерзшие насквозь стены, замерзшая вода в кружках и ни крупинки хлеба. Только трупы и мы с мамой».
«Однажды наша соседка по квартире предложила моей маме мясные котлеты, но мама ее выпроводила и захлопнула дверь. Я была в неописуемом ужасе - как можно было отказаться от котлет при таком голоде. Но мама мне объяснила, что они сделаны из человеческого мяса, потому что больше негде в такое голодное время достать фарш».
«Дед сказал отцу, уходившему на фронт: „Ну что, Аркадий, выбирай – Лев или Таточка. Таточке одиннадцать месяцев, Льву шесть лет. Кто из них будет жить?“. Вот так был поставлен вопрос. И Таточку отправили в детский дом, где она через месяц умерла. Был январь 1942-го, самый трудный месяц года. Плохо было очень – страшные морозы, ни света, ни воды…»
«Однажды один из ребят рассказал другу свою заветную мечту - это бочка с супом. Мама услышала и отвела его на кухню, попросив повариху придумать что-нибудь. Повариха разрыдалась и сказала маме: „Не води сюда больше никого… еды совсем не осталось. В кастрюле одна вода“.От голода умерли многие дети в нашем саду - из 35 нас осталось только 11».

«Работникам детских учреждений пришло специальное распоряжение: „Отвлекать детей от разговоров и рассказов о пище“. Но, как ни старались это делать, не получалось. Шести- и семилетние детишки, как только просыпались, начинали перечислять, что им варила мама, и как было вкусно».

«Недалеко, на Обводном канале, была барахолка, и мама послала меня туда поменять пачку „Беломора“ на хлеб. Помню, как женщина там ходила и просила за бриллиантовое ожерелье буханку хлеба».
«Зима 1942 года была очень холодная. Иногда набирала снег и оттаивала его, но за водой ходила на Неву. Идти далеко, скользко, донесу до дома, а по лестнице никак не забраться, она вся во льду, вот я и падаю… и воды опять нет, вхожу в квартиру с пустым ведром, Так было не раз. Соседка, глядя на меня, сказала своей свекрови: „эта скоро тоже загнется, можно будет поживиться“
.»Помню февраль 1942 года, когда первый раз на карточки прибавили хлеба. В 7 часов утра открыли магазин и объявили о прибавке хлеба. Люди так плакали, что мне казалось, дрожали колонны. С тех пор прошел уже 71 год, а я не могу войти в помещение этого магазина".


«А потом весна. Из подтаявших сугробов торчат ноги мертвецов, город замерз в нечистотах. Мы выходили на очистительные работы. Лом трудно поднимать, трудно скалывать лед. Но мы чистили дворы и улицы, и весной город засиял чистотой».
«Когда в пионерский лагерь, где я оказался, приходила почта, это было великое событие. И мне пришло долгожданное письмо. Я открываю его и замираю. Пишет не мама, а моя тетя: „…Ты уже большой мальчик, и ты должен знать. Мамы и бабушки больше нет. Они умерли от голода в Ленинграде…“. Внутри все похолодело. Я никого не вижу и ничего не слышу, только слезы льются рекой из широко раскрытых глаз».
«Работала я в войну в семье одна. Получала по 250 граммов хлеба. Мама и старшая сестра со своей маленькой дочерью лишь по 125 граммов. Я худела, мама худела, племянница худела, а сестра пухла. Я в 17 лет весила немногим более 30 кг. Утром встанем, я каждому отрежу по полосочке хлеба, припасу по маленькому кусочку на обед, остальное - в комод… Снаряд весил 23-24 килограмма. А я маленькая, худенькая, бывало, чтобы снаряд поднять, сначала укладывала его на живот, потом вставала на цыпочки, на фрезерный станок ставила, потом заверну, проработаю, потом опять на живот и обратно. Норма за смену была 240 снарядов».