Библиотека поэта. Как вы понимаете смысл стихотворения Иосифа Александровича Бродского "Два часа в резервуаре"? Стилистический анализ стихотворения «Два часа в резервуаре

Стихотворение И. Бродского "Два часа в резервуаре" (1965) -- лучший пример русской макаронической поэзии, включающей иноязычные слова, обороты и синтаксические решения. Обычно макароническая поэзия в Европе была университетской, пародировавшей сциентистскую схоластическую речь профессоров, или придворной, смешивающей специализированные языки. Здесь макаронический принцип направлен на критику университетского мифа, который и породил нового Фауста -- эстета, который оправдывает свой коллаборационизм ученой всеядностью. Новый Фауст выступает, как и Гётевский Фауст, преобразователем природы: только он осуществляет не ирригацию, а колонизацию культурных языков, переводя содержание различных языков культуры на общий язык своих страхов. Также этот новый Фауст, как и доктор Фаустус Томаса Манна, понимает искусство как область расчетов, продавая душу за артистический успех -- и соблазнение Маргариты тогда отождествляется с гламуром успешного артиста. Миру этого героя противопоставлено богословское рассуждение, утверждающее, вслед за английскими метафизиками, невозможность торговли между плотью и духом. В конце концов, даже сам Гёте оказывается в конце стихотворения создателем мифов, в частности, мифа о бессмертии поэта, который для Бродского несет в себе тоталитарную угрозу. Фауст должен превзойти Гёте, расширив возможности поэтического языка, а Бог английских метафизиков -- превзойти Фауста, показав ограниченность поэтического языка.

Я задала этот вопрос, но уже самостоятельно пришла к некому выводу.

"Два часа в резервуаре" - одно из моих самых любимых произведений Бродского (после "Полторы комнаты"). Оно меня влекло и продолжает влечь своим макароническим стилем написания, когда автор использует два языка... в этом случае, конечно же, ему пришлось немного исковеркать как русский, так и немецкий, родной язык Доктора Фауста, о котором и идет, собственно, речь.

Стихотворение начинается с эпиграфа Александра Сергеевича Пушкина "Мне скушно, бес..". Небольшой намек на то, о чем пойдёт речь дальше.

Главный герой стихотворения, безусловно, - Доктор Фауст, "сверхчеловек", типичный немец 18 века. Он пунктуален, педантичен, его разум преобладает над чувствами. Он любит жизнь, но обожает хаос ("...Их либе жизнь и обожаю хаос."). Он хочет получить все, что только возможно. Фауст был воспитанным, порядочным мужчиной, ухаживал за девушками, усердно учился. Собственно, думаю, кто такой Фауст вы знаете.

Бродский ему явно не симпатизирует, он буквально ненавидит этого героя, сравнивая его с фашистом. Бродский не верил в магию и Высшие Силы, как это делал Фауст. Бродский, просто говоря, его высмеивает. Высмеивает пороки человека, которые присущи каждому.

Но лично мне кажется, что Фауст - собирательный образ. Фауст - это человек, самый обычный человек. Говорят, что мы замечаем в чужих глазах опилку, а в своих не замечаем и бревна. Эту фразу можно применить и к этому стихотворению. Человек жалок, беспомощен. Человек смахивает все на что-то иное, на то, что призирает автор, как я написала раньше. Моя любимая часть стихотворения. Он напрямую затрагивает тему Б-га и, прямо говоря, унижает человека.

"...Есть мистика. Есть вера. Есть Господь./ Есть разница меж них. И есть единство./ Одним вредит, другим спасает плоть./ Неверье - слепота. А чаще - свинство..."

"...Б-г смотрит вниз. А люди смотрят вверх./ Однако, интерес у всех различен./ Б-г органичен. Да. А человек?/ А человек, должно быть ограничен..."

И такими были и являются все "сверхлюди", как считает Бродский:

"...Таков был Фауст. Таковы/ Марло и Гёте, Томас Манн и масса/ певцов, интеллигентов унд, увы,/ читателей в среде другого класса..."

Конец этих "сверхлюдей" очевиден. Да и оказывается, что эти "сверхлюди" - обычные смертные люди. Немец из стихотворения достаёт из тёплых брюк вальтер и уходит в мир иной.

Мне кажется, что Бродский показывает, что не надо стремиться к тому, что человеку знать не нужно, у всего есть своеобразное ограничение, а, даже возможно, что сам Бродский, всей душой не принимая идиллию "сверхлюдей", относил себя к ним. Стихотворение - некая утопия и в тот же момент антиутопия. Человек сам строит свою судьбу. Сам же рушит жизнь.

Мне скучно, бес…
А. С. Пушкин

Я есть антифашист и антифауст.
Их либе жизнь и обожаю хаос.
Их бин хотеть, геноссе официрен,
дем цайт цум Фауст коротко шпацирен.

Но подчиняясь польской пропаганде,
он в Кракове грустил о фатерланде,
мечтал о философском диаманте
и сомневался в собственном таланте.
Он поднимал платочки женщин с пола.
Он горячился по вопросам пола.
Играл в команде факультета в поло.

Он изучал картежный катехизис
и познавал картезианства сладость.
Потом полез в артезианский кладезь
эгоцентризма. Боевая хитрость,
которой отличался Клаузевиц,
была ему, должно быть, незнакома,
поскольку фатер был краснодеревец.

Цумбайшпиль, бушевала глаукома,
чума, холера унд туберкулЈзен.
Он защищался шварце папиросен.
Его влекли цыгане или мавры.
Потом он был помазан в бакалавры.
Потом снискал лиценциата лавры
и пел студентам: «Кембрий… динозавры…»

Немецкий человек. Немецкий ум.
Тем более, когито эрго сум.
Германия, конечно, юбер аллес.
(В ушах звучит знакомый венский вальс.)
Он с Краковом простился без надрыва
и покатил на дрожках торопливо
за кафедрой и честной кружкой пива.

Сверкает в тучах месяц-молодчина.
Огромный фолиант. Над ним - мужчина.
Чернеет меж густых бровей морщина.
В глазах - арабских кружев чертовщина.
В руке дрожит кордовский черный грифель,
в углу - его рассматривает в профиль
арабский представитель Меф-ибн-Стофель.

Пылают свечи. Мышь скребет под шкафом.
«Герр доктор, полночь». «Яволь, шлафен, шлафен».
Две черных пасти произносят: «мяу».
Неслышно с кухни входит идиш фрау.
В руках ее шипит омлет со шпеком.
Герр доктор чертит адрес на конверте:
«Готт штрафе Ингланд, Лондон, Франсис Бекон».

Приходят и уходят мысли, черти.
Приходят и уходят гости, годы…
Потом не вспомнить платья, слов, погоды.
Так проходили годы шито-крыто.
Он знал арабский, но не знал санскрита.
И с опозданьем, гей, была открыта
им айне кляйне фройляйн Маргарита.

Тогда он написал в Каир депешу,
в которой отказал он черту душу.
Приехал Меф, и он переоделся.
Он в зеркало взглянул и убедился,
что навсегда теперь переродился.
Он взял букет и в будуар девицы
отправился. Унд вени, види, вици.

Их либе ясность. Я. Их либе точность.
Их бин просить не видеть здесь порочность.
Ви намекайт, что он любил цветочниц.
Их понимайт, что даст ист ганце срочность.
Но эта сделка махт дер гроссе минус.
Ди тойчно шпрахе, махт дер гроссе синус:
душа и сердце найн гехапт на вынос.

От человека, аллес, ждать напрасно:
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно».
Меж нами дьявол бродит ежечасно
и поминутно этой фразы ждет.
Однако, человек, майн либе геррен,
настолько в сильных чувствах неуверен,
что поминутно лжет, как сивый мерин,
но, словно ГЈте, маху не дает.

Унд гроссер дихтер ГЈте дал описку,
чем весь сюжет подверг а ганце риску.
И Томас Манн сгубил свою подписку,
а шер Гуно смутил свою артистку.
Искусство есть искусство есть искусство…
Но лучше петь в раю, чем врать в концерте.
Ди Кунст гехапт потребность в правде чувства.

В конце концов, он мог бояться смерти.
Он точно знал, откуда взялись черти.
Он съел дер дог в Ибн-Сине и в Галене.
Он мог дас вассер осушить в колене.
И возраст мог он указать в полене.
Он знал, куда уходят звезд дороги.

Но доктор Фауст нихц не знал о Боге.

Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье - слепота, а чаще - свинство.

Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх.
Однако, интерес у всех различен.
Бог органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, ограничен.

У человека есть свой потолок,
держащийся вообще не слишком твердо.
Но в сердце льстец отыщет уголок,
и жизнь уже видна не дальше черта.

Таков был доктор Фауст. Таковы
Марло и ГЈте, Томас Манн и масса
певцов, интеллигентов унд, увы,
читателей в среде другого класса.

Один поток сметает их следы,
их колбы - доннерветтер! - мысли, узы…
И дай им Бог успеть спросить: «Куды?!» -
и услыхать, что вслед им крикнут Музы.

А честный немец сам дер вег цурюк,
не станет ждать, когда его попросят.
Он вальтер достает из теплых брюк
и навсегда уходит в вальтер-клозет.

Фройляйн, скажите: вас ист дас «инкубус»?
Инкубус дас ист айне кляйне глобус.
Нох гроссер дихтер ГЈте задал ребус.
Унд ивиковы злые журавли,
из веймарского выпорхнув тумана,
ключ выхватили прямо из кармана.
И не спасла нас зоркость Эккермана.
И мы теперь, матрозен, на мели.

Есть истинно духовные задачи.
А мистика есть признак неудачи
в попытке с ними справиться. Иначе,
их бин, не стоит это толковать.
Цумбайшпиль, потолок - предверье крыши.
Поэмой больше, человеком - ницше.
Я вспоминаю Богоматерь в нише,
обильный фриштик, поданный в кровать.

Опять зептембер. Скука. Полнолунье.
В ногах мурлычет серая колдунья.
А под подушку положил колун я…
Сейчас бы шнапсу… это… апгемахт.
Яволь. Зептембер. Портится характер.
Буксует в поле тарахтящий трактор.
Их либе жизнь и «ФЈлькиш Беобахтер».
Гут нахт, майн либе геррен. Я. Гут нахт.

* Краткий немецко-русский словарь к стихотворению; указаны также не
немецкие слова и выражения.

a ganze - (искаж.), здесь: больша«я (срочность)
abgemacht - решено
alles - все
cher - дорогой (франц.)
cogito, ergo sum - я мыслю, значит, я существую (лат.)
das ist ganze - это целая
das Wasser - вода
dem Zeit - времени (искаж.)
der grosse - большой
der Weg zurueck - обратный путь
die Kunst - искусство
Dog - собака (англ.)
Donnerwetter - чЈрт возьми (устар. проклятие)
eine kleine - маленькая
Fraeulein - девушка
Fruestueck - завтрак
gehabt - имеет
Genosse - товарищ
Gott strafe England - Боже, покарай Англию
grosser Dichter - великий поэт
gute Nacht, meine liebe Herren - спокойной ночи, господа
ich (bin) - я (есть)
ich liebe - я люблю
ja - да
jawohl - да, ладно
juedisch - еврейский
macht - делает
Matrosen - матросы
nein gehabt - не имеет (искаж.)
nichts - ничего
Ofizieren - офицеры
schlafen - спать
schwarze - черные
September - сентябрь
spazieren - прогуливаться
Sprache - язык (речь)
ueber alles - превыше всего
und - и
Vater - отец
Vaterland - отечество
veni, vidi, vici - пришЈл, увидел, победил (лат.)
»Voelkisch Beobachter\» - немецкая газета «Народное обозрение»
was ist das - что\» это
zum Faust - к Фаусту
zum Beispiel - например

Мне скучно, бес...

А. С. ПушкинI

Цумбайшпиль, бушевала глаукома,
чума, холера унд туберкулезен.
Он защищался шварце папиросен.
Его влекли цыгане или мавры.
Потом он был помазан в бакалавры.
Потом снискал лиценциата лавры
и пел студентам: «Кембрий... динозавры...»

Сверкает в тучах месяц-молодчина.
Огромный фолиант. Над ним – мужчина.
Чернеет меж густых бровей морщина.
В глазах – арабских кружев чертовщина.
В руке дрожит кордовский черный грифель,
в углу – его рассматривает в профиль
арабский представитель Меф-ибн-Стофель.

Приходят и уходят мысли, черти.
Приходят и уходят гости, годы...
Потом не вспомнить платья, слов, погоды.
Так проходили годы шито-крыто.
Он знал арабский, но не знал санскрита.
И с опозданьем, гей, была открыта
им айне кляйне фройляйн Маргарита.

Унд гроссер дихтер Гете дал описку,
чем весь сюжет подверг а ганце риску.
И Томас Манн сгубил свою подписку,
а шер Гуно смутил свою артистку.
Искусство есть искусство есть искусство...
Но лучше петь в раю, чем врать в концерте.
Ди Кунст гехапт потребность в правде чувства.

Но доктор Фауст нихц не знал о Боге.

Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье – слепота, а чаще – свинство.

Таков был доктор Фауст. Таковы
Марло и Гете, Томас Манн и масса
певцов, интеллигентов унд, увы,
читателей в среде другого класса.

Один поток сметает их следы,
их колбы – доннерветтер! – мысли, узы...
И дай им Бог успеть спросить: «Куды?!» -
и услыхать, что вслед им крикнут Музы.

Фройляйн, скажите: вас ист дас «инкубус»?
Инкубус дас ист айне кляйне глобус.
Нох гроссер дихтер Гете задал ребус.
Унд ивиковы злые журавли,
из веймарского выпорхнув тумана,
ключ выхватили прямо из кармана.
И не спасла нас зоркость Эккермана.
И мы теперь, матрозен, на мели.

Есть истинно духовные задачи.
А мистика есть признак неудачи
в попытке с ними справиться. Иначе,
их бин, не стоит это толковать.
Цумбайшпиль, потолок – предверье крыши.
Поэмой больше, человеком – ницше.
Я вспоминаю Богоматерь в нише,
обильный фриштик, поданный в кровать.

Опять зептембер. Скука. Полнолунье.
В ногах мурлычет серая колдунья.
А под подушку положил колун я...
Сейчас бы шнапсу... это... апгемахт.
Яволь. Зептембер. Портится характер.
Буксует в поле тарахтящий трактор.
Их либе жизнь и «Фелькиш Беобахтер».
Гут нахт, майн либе геррен. Я. Гут нахт.

8 сентября 1965, Норенская

Под занавес

А. А. Ахматовой

Номинально пустынник,
но в душе – скандалист,
отдает за полтинник -
за оранжевый лист -
свои струпья и репья,
все вериги – вразвес, -
деревушки отрепья,
благолепье небес.

Отыскав свою чашу,
он, не чувствуя ног,
устремляется в чащу,
словно в шумный шинок,
и потом, с разговенья,
там горланит в глуши,
обретая забвенье
и спасенье души.

На последнее злато
прикупив синевы,
осень в пятнах заката
песнопевца листвы
учит щедрой разлуке.
Но тому – благодать -
лишь чужбину за звуки,
а не жизнь покидать.

20 сентября 1965

Не тишина – немота.
Усталость и ломота:
голова, голова болит.
Ветер в листве.
Ветер волосы шевелит
на больной голове.

Пой же, поэт,
новой зимы приход.
Без ревности, без
боли, пой на ходу,
ибо время в обрез,
белизну, наготу.

Пой же, поэт,
тело зимы, коль нет
другого в избе.
Зима мила и бела.
Но нельзя догола
раздеваться тебе.

октябрь – ноябрь 1965

В канаве гусь, как стереотруба,
и жаворонок в тучах, как орел,
над барвинком в лесу, как ореол,
раздвоенная заячья губа.
Цветами яркими балкон заставь
и поливать их молоком заставь
сестренку или брата.

Как хорошо нам жить вдвоем,
мне – растворяться в голосе твоем,
тебе – в моей ладони растворяться,
дверями друг от друга притворяться,
чревовещать,
скучать,
молчать при воре,
по воскресеньям церковь навещать,
священника встречать
в притворе.

1965

Зимним вечером на сеновале

Снег сено запорошил
сквозь щели под потолком.
Я сено разворошил
и встретился с мотыльком.
Мотылек, мотылек,
от смерти себя сберег,
забравшись на сеновал.
Выжил, зазимовал.

Выбрался и глядит,
как «летучая мышь» чадит,
как ярко освещена
бревенчатая стена.
Приблизив его к лицу,
я вижу его пыльцу
отчетливей, чем огонь,
чем собственную ладонь.

Среди вечерней мглы
мы тут совсем одни.
И пальцы мои теплы,
как июльские дни.

1965

Мужчина, засыпающий один,
ведет себя как женщина. А стол
ведет себя при этом как мужчина.
Лишь Муза нарушает карантин
и как бы устанавливает пол
присутствующих. В этом и причина
ее визитов в поздние часы
на снежные Суворовские дачи
в районе приполярной полосы.
Но это лишь призыв к самоотдаче.

Умеющий любить, умеет ждать
и призракам он воли не дает.
Он рано по утрам встает.
Он мог бы и попозже встать,
но это не по правилам. Встает
он с петухами. Призрак задает
от петуха, конечно, деру. Дать
его легко от петуха. И ждать
он начинает. Корму задает
кобыле. Отправляется достать
воды, чтобы телятам дать.
Дрова курочит. И, конечно, ждет.
Он мог бы и попозже встать.
Но это ему призрак не дает
разлеживаться. И петух дает
приказ ему от сна восстать.
Он из колодца воду достает.
Кто напоит, не захоти он встать.
И призрак исчезает. Но под стать
ему день ожиданья настает.
Он ждет, поскольку он умеет ждать.
Вернее, потому что он встает.
Так, видимо, приказывая встать,
знать о себе любовь ему дает.
Он ждет не потому, что должен встать
чтоб ждать, а потому, что он дает
любить всему, что в нем встает,
когда уж невозможно ждать.

Мужчина, засыпающий один,
умеет ждать. Да что и говорить.
Он пятерней исследует колтуны.
С летучей мышью, словно Аладдин,
бредет в гумно он, чтоб зерно закрыть.
Витийствует с пипеткою фортуны
из-за какой-то капли битый час.
Да мало ли занятий. Отродясь
не знал он скуки. В детстве иногда
подсчитывал он птичек на заборе.
Теперь он (о не бойся, не года) -
теперь шаги считает, пальцы рук,
монетки в рукавице, а вокруг
снежок кружится, склонный к Терпсихоре.

Вот так он ждет. Вот так он терпит. А?
Не слышу: кто-то слабо возражает?
Нет, Муз он отродясь не обижает.
Он просто шутит. Шутки не беда.
На шутки тоже требуется время.
Пока состришь, пока произнесешь,
пока дойдет. Да и в самой системе,
в системе звука часики найдешь.
Они беззвучны. Тем-то и хорош
звук речи для него. Лишь ветра вой
барьер одолевает звуковой.
Умеющий любить, он, бросив кнут,
умеет ждать, когда глаза моргнут,
и говорить на языке минут.

Вот так он говорит со сквозняком.
Умеющий любить на циферблат
с теченьем дней не только языком
становится похож, но, в аккурат
как под стеклом, глаза под козырьком.
По сути дела взгляд его живой
отверстие пружины часовой.
Заря рывком из грязноватых туч
к его глазам вытаскивает ключ.
И мозг, сжимаясь, гонит по лицу
гримасу боли – впрямь по образцу
секундной стрелки. Судя по глазам,
себя он останавливает сам,
старея не по дням, а по часам.

Мне скучно, бес...
А. С. Пушкин

Пылают свечи. Мышь скребет под шкафом.
"Герр доктор, полночь". "Яволь, шлафен, шлафен".
Две черных пасти произносят: "мяу".
Неслышно с кухни входит идиш фрау.
В руках ее шипит омлет со шпеком.
Герр доктор чертит адрес на конверте:
"Готт штрафе Ингланд, Лондон, Франсис Бекон".

От человека, аллес, ждать напрасно:
"Остановись, мгновенье, ты прекрасно".
Меж нами дьявол бродит ежечасно
и поминутно этой фразы ждет.
Однако, человек, майн либе геррен,
настолько в сильных чувствах неуверен,
что поминутно лжет, как сивый мерин,
но, словно ГЈте, маху не дает.

Унд гроссер дихтер ГЈте дал описку,
чем весь сюжет подверг а ганце риску.
И Томас Манн сгубил свою подписку,
а шер Гуно смутил свою артистку.
Искусство есть искусство есть искусство...
Но лучше петь в раю, чем врать в концерте.
Ди Кунст гехапт потребность в правде чувства.

Но доктор Фауст нихц не знал о Боге.

Один поток сметает их следы,
их колбы - доннерветтер! - мысли, узы...
И дай им Бог успеть спросить: "Куды?!" -
и услыхать, что вслед им крикнут Музы.

Фройляйн, скажите: вас ист дас "инкубус"?
Инкубус дас ист айне кляйне глобус.
Нох гроссер дихтер ГЈте задал ребус.
Унд ивиковы злые журавли,
из веймарского выпорхнув тумана,
ключ выхватили прямо из кармана.
И не спасла нас зоркость Эккермана.
И мы теперь, матрозен, на мели.

Опять зептембер. Скука. Полнолунье.
В ногах мурлычет серая колдунья.
А под подушку положил колун я...
Сейчас бы шнапсу... это... апгемахт.
Яволь. Зептембер. Портится характер.
Буксует в поле тарахтящий трактор.
Их либе жизнь и "ФЈлькиш Беобахтер".
Гут нахт, майн либе геррен. Я. Гут нахт. 1

1 Краткий немецко-русский словарь к стихотворению; указаны также не
немецкие слова и выражения.

a ganze -- (искаж.), здесь: больша"я (срочность)
abgemacht -- решено
alles -- все
cher -- дорогой (франц.)
cogito, ergo sum -- я мыслю, значит, я существую (лат.)
das ist ganze -- это целая
das Wasser -- вода
dem Zeit -- времени (искаж.)
der grosse -- большой
der Weg zurueck -- обратный путь
die Kunst -- искусство
Dog -- собака (англ.)
Donnerwetter -- чЈрт возьми (устар. проклятие)
eine kleine -- маленькая
Fraeulein -- девушка
Fruestueck -- завтрак
gehabt -- имеет
Genosse -- товарищ
Gott strafe England -- Боже, покарай Англию
grosser Dichter -- великий поэт
gute Nacht, meine liebe Herren -- спокойной ночи, господа
ich (bin) -- я (есть)
ich liebe -- я люблю
ja -- да
jawohl -- да, ладно
juedisch -- еврейский
macht -- делает
Matrosen -- матросы
nein gehabt -- не имеет (искаж.)
nichts -- ничего
Ofizieren -- офицеры
schlafen -- спать
schwarze -- черные
September -- сентябрь
spazieren -- прогуливаться
Sprache -- язык (речь)
ueber alles -- превыше всего
und -- и
Vater -- отец
Vaterland -- отечество
veni, vidi, vici -- пришЈл, увидел, победил (лат.)
"Voelkisch Beobachter" -- немецкая газета "Народное обозрение"
was ist das -- что" это
zum Faust -- к Фаусту
zum Beispiel -- например

у стихотворения ДВА ЧАСА В РЕЗЕРВУАРЕ аудио записей пока нет...

Два часа в резервуаре

Мне скучно, бес...
А. С. Пушкин

Цумбайшпиль, бушевала глаукома,
чума, холера унд туберкул?зен.
Он защищался шварце папиросен.
Его влекли цыгане или мавры.
Потом он был помазан в бакалавры.
Потом снискал лиценциата лавры
и пел студентам: "Кембрий... динозавры..."

Сверкает в тучах месяц-молодчина.
Огромный фолиант. Над ним -- мужчина.
Чернеет меж густых бровей морщина.
В глазах -- арабских кружев чертовщина.
В руке дрожит кордовский черный грифель,
в углу -- его рассматривает в профиль
арабский представитель Меф-ибн-Стофель.

Унд гроссер дихтер Г?те дал описку,
чем весь сюжет подверг а ганце риску.
И Томас Манн сгубил свою подписку,
а шер Гуно смутил свою артистку.
Искусство есть искусство есть искусство...
Но лучше петь в раю, чем врать в концерте.
Ди Кунст гехапт потребность в правде чувства.

I"m bored, I"m ...
AS Pushkin

I am an antifascist and an antifaust.
Their liberal life and I adore chaos.
Their bean wants, the genosse is seasoned,
dem Zeit tzum Faust is short-spaced.

But obeying Polish propaganda,
He was in Krakow sad about the Fatherland,
dreamed of a philosophical diamond
and doubted his own talent.
He raised the women"s handkerchiefs off the floor.
He was hot on matters of sex.
I played in the team of the faculty in polo.

He studied the map catechism
and learned the Cartesian sweetness.
Then he climbed into the artesian pit
egocentrism. Battle cunning,
which differed Clausewitz,
he must have been unfamiliar to him,
since the wind was a porter.

Tsumbayshpil, raging glaucoma,
plague, cholera und tuberculosis.
He defended the Schwarz cigarette.
He was attracted to Gypsies or Moors.
Then he was anointed with bachelors.
Then he got the licensee of laurels
and sang to students: "Cambrian ... dinosaurs ..."

The German man. The German mind.
Especially, kogito ergo sum.
Germany, of course, a yuber alley.
(A familiar Viennese waltz sounds in my ears.)
He said good-bye to Cracow without tearing
and drove on the droshky hurriedly
behind the pulpit and honest mug of beer.

The month is bright in the clouds.
A huge volume. Above him is a man.
The wrinkles between the thick brows.
In the eyes of Arab lace, devilry.
In his hand, the cord of Kordov"s black lead,
in the corner - it is viewed in profile
the Arab representative Mef-ibn-Stofel.

The candles are burning. The mouse scraped under the cupboard.
"Herr doctor, midnight". "Jawol, shlafen, slapfen."
Two black mouths say: "meow."
Yiddish Frau comes in quietly from the kitchen.
She has an omelet with a spike in her hands.
Herr the doctor spells out the address on the envelope:
"Gott"s fine Ingland, London, Francis Bacon."

The thoughts come and go, devils.
Come and go, guests, years ...
Then do not remember dresses, words, weather.
So years passed shito-covered.
He knew Arabic, but did not know Sanskrit.
And with a delay, gay, was opened
They are Aine Kleine Fraulein Marguerite.

Then he wrote to Cairo a dispatch,
in which he denied the devil"s soul.
Meph arrived, and he changed his clothes.
He looked in the mirror and was convinced,
that forever has been reborn.
He took a bouquet and in the boudoir of the girl
went. Und veni, you see, Vici.

Their liberty is clear. I. Their liberty is accuracy.
Their bin to ask not to see here viciousness.
We hint that he loved the flower girls.
They understand, which will lead to an early urgency.
But this deal maht der grossse minus.
Di tightly sprahe, maht der grosse sinus:
the soul and heart of Nain Gehapt to takeaway.

From a man, an alley, wait in vain:
"Stop, moment, you are fine."
Between us the devil wanders hourly
and every minute this phrase is waiting.
However, a man who is liberal,
so strong in feelings is uncertain,
that every minute lies, like a gray gelding,
but, like G? te, does not give a mah.

Und Grosser Dichter Göte gave a cliche,
than the whole plot was subjected to hazz and risk.
And Thomas Mann ruined his subscription,
And Gounod"s sperm confused his actress.
Art is art is art ...
But it"s better to sing in paradise than to lie in a concert.
Di Kunst gehapt need for the truth of feeling.

In the end, he could be afraid of death.
He knew exactly where the devils came from.
He ate the dern in Ibn Sina and Galena.
He could das vasser to drain in the knee.
And he could indicate the age in the log.
He knew where the stars of the roads go